Рейес стоял на крыше Будапештской крепости — пять этажей в высоту — рискованно балансируя на краю наивысшего карниза. Над ним луна проливала с небес красно-желтый свет, напоминая кровь с проблесками золота, тьму вперемешку со светом, свежие раны на тянущемся в бесконечность черном бархатном пологе. Он взирал на мрачную, поджидающую его пустоту — насмешливая твердь земли раскидывала руки в стороны, стремясь обнять его.
— Тысячи лет, а я по-прежнему опускаюсь до этого.
Порыв ледяного ветра разметал его волосы в разные стороны, щекоча обнаженную грудь, так что проклятая бабочка запульсировала на шее, напоминая о запекшейся там крови. Но это была не его кровь. Нет, не его, но его друга. Каждое прикосновение волос к этому явному доказательству жизни и смерти подбрасывало дров в искрящийся костер его вины.
Он столько раз приходил сюда, желая того, что никогда не случится. Столько раз он молил об отпущении, освобождении от ежедневных терзаний. От причиняющего их демона. Освобождения от полной зависимости от самобичевания.
Его мольбы никогда не удостаивались ответом. И не удостоятся.
Таков он, и это не изменится. Агония его будет только нарастать. В прошлом — бессмертный воин богов, теперь же — Повелитель Преисподней, одержимый одним из духов, что некогда были заточены в ларце Пандоры. От почета — к бесчестью, от любви — к презрению. От счастья — к непрерывному страданию. Такую нить соткала для него мойра Клото.
Мужчина стиснул зубы. Смертным был известен ларец Пандоры, как нечто из легенд; он же знал его как источник своего вечного грехопадения. Много веков назад они с друзьями бросили вызов, открыв его; теперь сами они стали сосудами, вмещающими демонов.
«Прыгай», — взмолился его демон.
Его демон — Боль. Его постоянный спутник. Соблазнительный шепот в глубинах мозга, темное создание, жаждущее зла. Сверхъестественная сила, с которой он борется каждую чертову минуту каждого проклятого дня.
«Прыгай».
— Еще нет.
Еще пару секунд предвкушения, осознания того, что большинство его костей разлетятся на осколки от удара. Он ухмыльнулся этой мысли. Острые как бритвы, они проткнут его поврежденные, набухшие органы, которые лопнут точно шарики с водой; кожа не выдержит внутреннего давления и на этот раз он будет перепачкан собственной кровью. Агония, блаженная агония поглотит его.
Хотя бы на некоторое время.
Его улыбка медленно угасла. Через пару дней — часов, если он не сумеет пораниться достаточно сильно — его тело целиком и полностью исцелится. Он снова очнется в полном здравии, демон Боли снова будет отдавать ему мысленные приказы, слишком громкие, чтобы их не замечать. Но в течение тех благословенных минут, прежде чем его кости начнут срастаться, органы восстанавливаться, а кровь вновь заструится по венам, он погрузиться в нирвану. Попадет в рай. Придет в неописуемый восторг. Будет извиваться в несказанном наслаждении, которое приносит с собой боль — единственный источник его наслаждений. Демон заурчит от крайнего довольства, опьяненный и оглушенный ощущениями, и на Рейеса снизойдет благословенный покой.
На краткий миг. Всегда только на один краткий миг.
— Мне не надо напоминать насколько быстротечно мое спокойствие, — пробормотал он, отмахиваясь от гнетущей мысли. Ему известно, как стремительно течет время. Год кажется днем. А день — минутой.
Все же порой и дни, и годы становились чем-то относительным для него. Просто еще одной условностью жизни для Повелителя Преисподней.
«Прыгай», — приказал демон Боли. Затем более настойчиво: «Прыгай! Прыгай!»
— Сказал же. Через пару секунд.
Рейес опять осмотрелся по сторонам. Зазубренные камни поблескивали в лунном свете, их окружали лужицы прозрачной воды, подернутые рябью от ветра. Туман вздымался точно пальцы призрака, подзывающего его ближе.
«Твой враг умрет, если ты вонзишь кинжал в его глотку, да», — мысленно сказал он демону, — «но покончив с ним, ты уже не сможешь смаковать предвкушение битвы».
«Прыгай!»
Приказ-рев, нетерпеливый и нуждающийся, как каприз младенца.
«Скоро».
«Прыгайпрыгапрыгай!»
Да уж, временами демоны напоминали скулящих человеческих детенышей. Рейес взъерошил свои запутанные волосы, вырывая парочку прядей. Он знал лишь один способ заткнуть рот своей второй половине. Повиновение. Зачем он вообще пытался противиться и наслаждаться моментом, он и сам не знал.
«Прыгай!»
— Может быть, на этот раз тебя отправят обратно в ад, — пробормотал он.
Надеяться никто не запрещал. Наконец-то он раскинул руки в стороны. Закрыл глаза. Нагнулся…
— Спустись оттуда, — услышал он голос позади себя.
Веки Рейеса распахнулись от непрошеного вторжения, и он замер. Восстановил равновесие, но не обернулся. Знал, зачем пришел Люциен, и стыдился взглянуть в лицо другу. Хотя воин понимал, с чем ему приходилось иметь дело из-за своего демона, но понимания для другого своего поступка он вряд ли дождется.
— Как раз намеревался спуститься. Уйди, и я покончу с этим.
— Ты знаешь, что я имел в виду, — в тоне Люциена не было ни намека на смех. — Мне надо поговорить с тобой.
Густой аромат роз внезапно наполнил воздух, пьянящий и свежий и столь не характерный для поздней зимы, что Рейес поклялся бы, что его перенесли на весеннюю лужайку. Смертный счел бы его гипнотическим, убаюкивающим, почти наркотическим, и сделал все, о чем бы ни попросил воин.
Рейеса же он просто раздражал. После тысяч проведенных вместе лет, Люциен должен был знать, что его аромат не имеет власти над ним.
— Поговорим завтра, — напряженно сказал он.
«Прыгай!»
— Говорить будем сейчас. После — делай, что заблагорассудится.
После того, как Рейес сознается в своем последнем преступлении? Ну, уж нет. Чувство вины, стыд и скорбь доставляют эмоциональную боль, но ничто из этого не смягчит его демона. Лишь только физические страдания приносят облегчение, именно потому Рейес всегда столь усердно оберегал свое эмоциональное самочувствие.
«Да уж, ты об этом замечательно позаботился».
Он провел языком по зубам, не будучи уверен в том, кто прошептал это саркастическое замечание. Он сам или демон Боли.
— Не в духе я сейчас, Люциен.
— Как и все остальные. Как и я.
— У тебя, по крайней мере, для утешения имеется женщина.
— У тебя есть друзья. Есть я.
Люциен, хранитель демона Смерти, сопровождал души умерших до места последнего пристанища, будь то небеса или глубины геенны огненной. Он был всегда спокойным стоиком — почти всегда. Он стал их лидером, к которому каждый живущий в Будапеште воин обращался за советом и помощью.
— Поговори со мной.
Рейес не любил отказывать другу, но убеждал себя, что лучше Люциену не ведать о его недостойном проступке.
Думая об этом, Рейес осознал истинную причину подобной лжи: свою постыдную нехватку смелости.
— Люциен, — начал он, умолк. Зарычал.
— Маячок был извлечен и никто не знает, где находится Аэрон, — сказал Люциен. — Чем он занимается, убил ли он всех тех смертных в Штатах. Мэддокс сказал, что звонил тебе сразу после Аэронового побега. Потом Сабин сказал, что ты поспешно покинул Храм Неназываемых в Риме. Не хочешь рассказать, куда ты ездил?
— Нет, — он на самом деле не хотел. — Но ты можешь спать спокойно — Аэрон больше не способен убивать смертных.
Повисла пауза, в течение которой аромат роз усиливался.
— Почему ты так уверен?
Люциен хотел задеть его этим вопросом.
Рейес передернул плечами.
— Сказать, что я думаю по этому поводу? — если ранее тон Люциена был резким, то сейчас он звенел ожиданием. И страхом? — Ты направился за Аэроном в надежде защитить девушку.
Девушку. Аэрон похитил девушку. Аэрон получил приказ от новых богов, Титанов, убить девушку. Рейес бросил лишь один взгляд на девушку и позволил ей вторгнуться в самые свои потаенные мысли, присутствовать в каждом своем движении и превратить себя во влюбленного дурачка.
Одним лишь только взглядом она изменила его жизнь, и не в лучшую сторону. И все же тот факт, что Люциен отказывался называть ее по имени, выводило Рейеса из себя. Рейес желал эту девушку сильней, чем удара топором по черепу. Для одержимого демоном Боли это что-то да значило.
— Ну? — напомнил Люциен.
— Ты прав, — сквозь зубы процедил Рейес.
«Почему бы не признаться?» — внезапно подумалось ему.
Он находился в смятении, и игра в молчанку лишь усиливала его. К тому же друг не смог бы возненавидеть его сильнее, чем он сам ненавидел себя.
— Я отправился на поиски Аэрона.
Соперничающее тяжестью с железными оковами признание повисло в воздухе, и он умолк.
— Ты нашел его.
— Я нашел его, — Рейес приподнял плечи. — И я… уничтожил его.
Камни крошились под ботинками Люциена, когда он ринулся вперед.
— Ты убил его?
— Хуже, — Рейес по-прежнему не обернулся. Он тоскливо взирал вниз, на поджидающую его землю. — Я похоронил его.
Звук шагов внезапно стих.
— Ты похоронил его, но не убил? — замешательство слышалось в тоне Люциена. — Не понимаю.
— Он намеревался убить Данику. Я видел муку в его глазах и знал, что он не хочет делать это. Я сбил его с ног, чтобы помешать этому, и он поблагодарил меня, Люциен. Поблагодарил меня. Он умолял меня остановить его навсегда. Умолял забрать его голову. Но я не смог выполнить просьбу. Занес меч, но не смог этого сделать. Потому попросил Кейна привезти мне Мэддоксовы цепи. Поскольку Мэддоксу они больше не нужны, я использовал их, чтобы запереть Аэрона под землей.
Когда-то Рейесу приходись каждую ночь приковывать Мэддокса к кровати, наносить ему шест ужасных ран в живот, выполняя проклятие и зная, что воин проснется утром и ему придется убивать его снова и снова. Такой вот он друг.
За сотни лет Мэддокс смирился с проклятием. Однако необходимость сковывать его не отпала. Будучи хранителем демона Насилия, Мэддокс имел обыкновение нападать без предупреждения. Даже на друзей. И будучи весьма силен, он за считанные секунды освободился бы от сделанных руками человека оков. Потому им были посланы цепи, выкованные богами, цепи которые никто, даже бессмертный, не смог бы открыть без соответствующего ключа.
Подобно Мэддоксу Аэрон был беспомощен пред ними. С самого начала Рейес отказывался использовать их, не желая отбирать оставшиеся у друга крупицы свободы. К сожалению, как и с Мэддоксом, это оказалось необходимым.
— Рейес, где Аэрон?
Вопрос маскировал приказ, отданный воином, который привык мгновенно добиваться желаемого. Воином, который обещал неприятные последствия при малейшем промедлении.
Рейес не был испуган. Просто ему не хотелось разочаровывать воина, которого он любил как брата.
— Этого я тебе не скажу. Аэрон не желает освобождения. А если б и захотел, не думаю, что я освобожу его.
Таков крест Рейеса.
Новая минута молчания повисла меж ними, наполненная еще большим напряжением и ожиданием.
— Я и сам могу его отыскать. Ты же знаешь.
— Ты уже пытался и потерпел неудачу, иначе тебя бы здесь не было, — Рейес знал, что Люциен умел проникать в спиритуальное измерение и выслеживать человека по его уникальному энергетическому следу. Правда временами след тускнел или становился нечетким.
Рейс подозревал, что Аэронов след не был отчетлив, поскольку воин был не в себе.
— Ты прав. Его след обрывается в Нью-Йорке, — мрачно сознался Люциен. — Я могу продолжить поиски, но это потребует времени. А лишним временем никто из нас сейчас не располагает. Уже две недели потрачены впустую.
Рейес отлично знал об этом, поскольку каждый день ощущал, как тугая петля затягивается на его шее. Ловцы, их главный враг, даже сейчас искали ларец Пандоры, надеясь с его помощью удалить демонов из всех воинов, уничтожая мужчин и заключая в плен монстров.
Если воины желали и далее здравствовать, они должны были отыскать ларец первыми.
Хотя сейчас в его жизни царил хаос, Рейес не был готов распрощаться с ней на веки вечные.
— Скажи мне, где он, — сказал Люциен, — и я верну его в крепость. Помещу его в подземелье.
Рейес фыркнул.
— Однажды он сбежал. Сделает это снова. Полагаю даже из Мэддоксовых оков. Его жажда крови придает ему такую мощь, с какой я прежде не сталкивался. Пусть остается там, где он есть.
— Он твой друг. Он — один из нас.
— Сейчас он — «гнилой фрукт», и тебе это известно. Большую часть времени он не отдает отчета своим действиям. Он убил бы тебя, подвернись такой случай.
— Рейес…
— Он уничтожит ее, Люциен.
Ее. Данику Форд. Девушку.
Рейес видел ее лишь только пару раз, еще меньше говорил с ней, но все же жаждал ее всеми фибрами души. Этого он не понимал. Он — мрак, она — свет. Он был отвратителен, она — воплощение невинности. Он не подходил ей по всем параметрам, но все же когда она смотрела на него, весь его мир обретал смысл и порядок.
Он не сомневался, что стоит Аэрону приблизится к ней еще раз, и воин жестоко с ней расправится. Ничто его не остановит. Аэрон получил приказ убить Данику — а также ее мать, сестру и бабушку — и он был беспомощен пред могуществом богов, как и все остальные. Он сделает это.
Гнев Рейеса вспыхнул с новой силой, и ему пришлось глянуть на лежащие внизу камни, чтобы успокоиться. Поначалу Аэрон сопротивлялся злому приказу богов. Он был хорошим воином. Но с каждым уходящим днем его демон набирал силу, громче звучал в его голове, пока наконец-то не завладел его разумом. Теперь Аэрон превратился в демона. Он стал Гневом. Подчинялся. Убивал. Пока эти четыре женщины не умрут, он будет существовать только лишь ради погони и убийств.
Хотя во временной квартире Даники — четырнадцать дней, четыре часа и пятьдесят шесть минут назад — ничтожная часть Аэрона осознавала совершенные им преступления. Ничтожная часть ненавидела то, во что он превратился, и жаждала смерти. Желала покончить с муками. Иначе, зачем бы Аэрон просил Рейеса убить его?
«А я отказал ему».
Рейес не смог заставить себя убить другого воина. Только не это. Но какое же чудовище бросит друга страдать? Друга, который сражался за него, убивал за него? Любил его?
«Должен быть способ спасти обоих: Аэрона и Данику», — подумал он, должно быть, в тысячный раз. Он раздумывал над этим не поддающиеся исчислению часы, но по-прежнему не видел выхода.
— Ты знаешь, где девушка? — врываясь в его размышления, поинтересовался Люциен.
— Нет, не знаю, — истина. — Аэрон нашел ее, я нашел Аэрона, и тогда мы сразились. Она сбежала. Я не последовал за ней. Она может быть где угодно.
Так будет лучше. Он знал это, но также отчаянно хотел узнать о ее местонахождении, о том, чем она занята… жива ли она вообще.
— Люциен, мужик, почему ты медлишь, черт побери?
Второе вторжение — Рейес наконец-то обернулся. Парис, хранитель демона Разврата, оказался стоящим возле Люциена. Оба, прищурившись, взирали на него. Багряные лучи лунного света обтекали их, словно опасаясь притронуться к злу, которое даже сам Ад не сумел удержать.
Будучи бессмертным, Рейес отчетливо их видел, прорезая взглядом темноту ночи.
Парис был высок — самый высокий среди них, в волосах его смешивались оттенки черного и коричневого, кожа светилась благородной белизной, а глаза были настолько кристально голубыми, что казались потусторонними. Смертные женщины находили его прекрасным, не могли пред ним устоять, постоянно падая к его ногам и умоляя хотя бы об одном прикосновении. Страстном поцелуе.
Люциен, хотя и обретший уже пару, не был столь удачлив. Женщины держались от него на расстоянии. Его лицо покрывали отвратительные шрамы, что придавало ему вид кошмарного монстра из сказок. В придачу ко всему у него были разноцветные глаза — карий, который видел осязаемый мир, и голубой, чтобы ориентироваться в спиритуальном измерении — и в обоих затаилось предупреждение о скором приходе смерти.
Мужчины были весьма мускулисты, вооружены до зубов и готовы вступить в бой в любую секунду. Это было необходимостью.
— Не припоминаю, что бы я устраивал здесь вечеринку, — пробурчал Рейес.
— Знаешь, возвращение старых добрых времен так же запросто сотрет твою память, — ответил Парис. — Не забыл, что нам надо обсудить план следующих действий? Среди всего прочего.
Он вздохнул. Воины делали, что вздумается и когда им вздумается, и никакие язвительные замечания не смогут их остановить. Он знал об этом не понаслышке, так как сам был таким.
— Так почему же ты не ищешь, где прячутся Гидры?
Пухлые губы, что лучше смотрелись бы на женском лице, вытянулись тонкой линией. В Парисовых глазах вспыхнула та же агония, что обычно приветствовала Рейеса из собственного отражения в зеркале, однако ее быстро вытеснило обычное нахальство.
— Ну? — напомнил Рейес когда ответа не последовало.
Наконец-то его друг ответил:
— Даже бессмертные нуждаются в передышке.
Очевидно, было нечто большее, но Рейес не настаивал. Не только у него имелись секреты. Несколько недель назад воины разделились в поисках Гидры — причудливой полузмеи, полуженщины, которая охраняла любимые «игрушки» Царя Титанов. Эти игрушки — оружие на самом деле — как предполагалось, должны привести их к ларцу Пандоры. Пока что они умудрились раздобыть одну. Клеть Принуждения. По поводу местонахождения остальных у них имелись весьма смутные подсказки.
— Да, но под угрозой смерти, передышка становиться не актуальной. И, конечно же, я понимаю, что должен сделать для тебя нечто большее. Так и будет. После.
Парис пожал плечами.
— Я делаю, что в моих силах. США громадная территория и изучать ее на расстоянии так же трудно, как и пробираться по ней среди толп местного населения.
Каждый из воинов отправился в разные страны на поиски подсказок по поводу ларца, потерпел неудачу и поспешно вернулся, чтобы искать информацию отсюда. Не переключая внимания с Рейеса, Парис поинтересовался у Люциена:
— Он сказал тебе, где Аэрон или как?
Люциен изогнул бровь.
— Нет. Не сказал.
— Я же говорил, что с ним будет не просто, — нахмурился Парис. — Он сам не свой последние пару недель.
Рейс мог сказать то же самое и о Парисе, замечая морщинки усталости и напряжения вокруг его обычно искрящихся оптимизмом глаз. Возможно, ему стоит надавить на Париса и получить кое-какие ответы. Очевидно, нечто стряслось с его другом. Нечто важное.
— Наше время истекает, Рейес, — сказал Парис обвинительным тоном. — Помоги же нам.
— Ловцы, как никогда ранее, серьезно намерились покончить с нами, — добавил Люциен. — Смертные нашли Храм Неназываемых, ограничивая нам доступ и тем самым играя на руку Ловцам. Мы же нашли только один артефакт из четырех, а для находки ларца предположительно нужны все.
Рейс изогнул бровь, подражая манере Люциена.
— Думаешь, Аэрон может помочь?
— Нет, но междоусобицы нам не нужны. Также как и беспокойство за него.
— Можешь перестать беспокоиться, — сказал Рейес. — Он не желает быть найденным. Он ненавидит самого себя и не желает, чтобы мы видели его таким. Клянусь, что он доволен своей участью, иначе я бы не оставил его там.
Дверь на крышу распахнулась, и Сабин, хранитель демона Сомнений, прошествовал сквозь нее. Волосы его темной волной танцевали на ветру.
— Черт побери, — воскликнул он, воздевая руки. — Что происходит? — заметил Рейеса и мгновенно сообразил. Закатил глаза. — Проклятье, Боль, ты наверняка знаешь, как испортить встречу.
— Почему ты не проводишь поиски в Риме? — спросил у него Рейес.
Неужели все прекратили заниматься делом за те полчаса, что он провел на крыше?
Гидеон, хранитель демона Лжи, следовал по пятам за Сабином и не дал тому ответить.
— Ой, ой, ой, как забавно это смотрится, — надрывно произнес он.
Если Гидеон говорил «забавно», он имел в виду «скучно». Мужчина не мог произнести ни словечка истины, не испытывая нестерпимой боли. Именно той боли, в которой нуждался Рейес. Если бы ему всего лишь надо было солгать, чтобы заполучить ее, насколько легкой была бы его жизнь.
— Разве ты не должен помогать Парису в изучении Штатов? — поинтересовался Рейес. Не дожидаясь ответа, он продолжил. — Это начинает напоминать треклятый балаган. Мужчина уже не может побыть наедине с самими собой в плохом настроении и самоуничижении?
— Нет, — ответил Парис, — не может. Хватил изворачиваться и менять тему. Дай нужные нам ответы или, богами клянусь, я поднимусь и вставлю тебе прямо в рот. Мой малыш голоден и ищет, чем бы поживиться. Он думает, что ты прекрасно подойдешь.
Рейес не сомневался, что демон Разврата хотел его, но он знал Париса и знал, что воин предпочитает женщин.
«Избавься от них».
Рейс пристально осматривал своих новых гостей. Гидеон был одет во все черное, выкрашенные ярко-синие волосы, поблескивающие колечки-серебряшки пирсинга в бровях и накрашенные ресницы. Смертные находили его до чертиков пугающим.
Сабин также носил все черное, но его каштановые волосы, карие глаза и квадратное, простодушное лицо не позволяло обмануться в том, что он убьет любого, кто сунет нос в его дела — да еще посмеется в процессе.
Оба были упрямы до мозга костей.
— Мне нужно время, чтобы подумать, — сказал Рейес, надеясь сыграть на их сочувствии.
— Не о чем думать, — ответил Сабин. — Ты сделаешь то, что требуется, потому у тебя есть честь.
Не так ли? Может быть, ты так же слаб, как и смертная девчонка, которую ты жаждешь. Иначе с чего бы тебе причинять вред тем, кто так тебя любит?
«Ох», — подумал он, поежившись. — «Я слаб»
— Сабин! — рявкнул Рейес, осознав это. — Прекрати посылать сомнения в мою башку. С меня довольно моих собственных.
Воин глупо пожал плечами, даже не пытаясь отрицать.
— Извини.
— Поскольку наша встреча явно не отменена, — сказал Гидеон, — я не пойду в город, не посещу Клуб Судьбы, и не исторгну парочку криков наслаждения из смертной женщины. Он исчез за дверью секундой позже, раздраженно покачивая головой.
— Не отменяйте встречу, — сказал остальным Рейес. — Просто… начните без меня.
Он глянул через плечо, всматриваясь в небо и падающий снег. Пагубные объятия ночи все еще поджидали, умоляя его наконец-то спрыгнуть.
— Я вскоре спущусь вниз.
Губы Париса искривились.
— Вниз. Смешно. Может я встречу тебя там, и мы снова сыграем в «Спрячь поджелудочную». Заставлять тебя полностью регенерировать, а не просто заживлять раны, всегда забавляет меня.
Даже Люциен усмехнулся этим словам.
— Ох, ох, я хочу сыграть! Можно мне на этот раз спрятать его печень?
При звуках игривого голоска Аньи Рейес взревел.
Светловолосая богиня Анархии влетела в двери и бросилась в распростертые объятия Люциена, распространяя по ветру аромат клубники. Парочка заворковала, как влюбленные глупыши, растворяясь друг в друге, забыв про окружающий их мир.
Рейесу понадобилось время, чтобы проникнуться к ней теплыми чувствами. Она принадлежала Олимпу, обиталищу всех презираемых им существ — это раз. Она сеяла вокруг себя хаос, так же естественно, как делала вдох — это два. Но в конечном итоге она помогла всем здешним воинам, и что самое главное подарила Люциену такое счастье, о каком Рейес мог только мечтать.
Сабин закашлялся.
Парис присвистнул, хотя прозвучало это немного натянуто.
В груди Рейеса шевельнулась зависть, сжимая сердце так, что вскоре оно могло перестать биться. Сердце, которого он вообще желал бы не иметь. Без него он бы не жаждал Данику, даже зная, что не может ее получить.
Она никогда не захочет его. Большинство женщин не могли оценить специфики его ласк и пристрастий — ангелоподобная Даника просто возненавидит их. Она до ужаса боялась просто быть рядом с ним.
Хотя, возможно, он смог бы завоевать ее, соблазнить, расположить к себе. Возможно… но отказывался даже попытаться. Женщины, с которыми он спал, всегда уступали его демону, он опьянял их, делая зависимыми от его наклонностей. У них развивалась собственная потребность боли, которая вырывалась наружу и причиняла вред всем вокруг.
— Пусть кто-нибудь соберет остальных, — сказал Рейес, наполняя слова сарказмом в надежде скрыть внутренние терзания. — Устроим из этого воссоединение.
Что делала в этот миг Даника? Кто был с нею рядом? Мужчина? Льнула ли она к нему так же, как Анья к Люциену? Была ли она мертва и захоронена, как Аэрон? Его руки сжались в кулаки, ногти удлинись, прорезая кожу и плоть с чудесной настойчивостью.
— Прекрати это, Болюнчик, — сказала Анья, смотря ему в лицо. Ее голова покоилась в изгибе Люциеновой шеи, а синие глаза сияли сквозь густые пряди светлых волос. — Ты тратишь впустую время Люциена, и это всерьез раздражает меня.
Когда Анья раздражалась — жди беды. Войны, стихийные бедствия. Рейес сложил оружие.
— Мы с ним уже переговорили. Он получил желаемую информацию.
— Не всю, — процедил Люциен.
— Скажи ему или я столкну тебя, — сказала Анья. — И клянусь богами — какими бы мерзавцами они не были! — что пока ты будешь восстанавливаться и не сможешь остановить меня, я найду твою маленькую подружку и пришлю тебе по почте один из ее пальчиков.
При мысли об этом на глаза воина пала алая дымка. Даника… поранена… Не реагируй. Не позволяй ярости поглотить себя.
— Ты не притронешься к ней.
— Следи за тоном, — предупредил его Люциен, покрепче обнимая свою возлюбленную.
— Ты даже не знаешь, где она, — сказал Рейес более спокойно, удивляясь, насколько быстро встал на защиту некогда столь флегматичный Люциен.
Анья хитро ухмыльнулась.
— Анья, — предупредил он.
— Что? — абсолютно невинно спросила она.
— Аэрон должен быть с нами, — заявил Люциен.
— Вопрос об Аэроне более не обсуждается, — прорычал Рейес. — Тебя там не было. Ты не видел муку в его глазах. Не слышал мольбы в его голосе. Я сделал то, что должен, и сделаю это снова.
Он отвернулся от друзей. Глянул вниз. Теперь лужи неистово поблескивали меж зазубренных камней. Они по-прежнему манили.
— Освобождение, — шептали они.
На некоторое время…
— Рейес, — позвал Люциен.
Рейес прыгнул.