И он стоял, готовый к бою.
Вдруг видит: подскакало трое
Нарядных рыцарей в броне…
…джихари.
Ну вот, прочел – и что? Все те же деревья, кусты, ночь. Вот – где-то совсем рядом – завыл волк. За ним – еще один.
– Герр барон, – обернувшись, тихонько позвал Герхард.
Никто не отзывался! Лишь только камень перстня светился во тьме. Светился! А в небе… Герхард прислушался. В небе гудели самолеты! Тяжелые бомбардировщики, звук их моторов не спутаешь ни с чем!
– Эгей! – вскочив на ноги, что есть силы закричал юноша. – Эгей!
Кто-то включил фонарик, и острый луч света выхватил идущих во тьме парней. Первым, ухмыляясь, шагал Гамбс:
– Ну что, Майер? И пяти минут не высидел?
– Как – пяти минут? – Герхард от радости не мог говорить. – Да я тут уже бог знает сколько сижу!
– Бог знает сколько? – Гамбс и его прихлебатели засмеялись. – На, смотри время!
Светящаяся стрелка наручных часов Гамбса показывала два часа тридцать две минуты.
– Видал? Две минуты и просидел. Ну, будешь еще соревноваться?
Герхард ничего не отвечал, лишь глупо улыбался, никак не реагируя на все подначки Гамбса.
– Да ну тебя, Майер, – наконец махнул рукой тот. – В общем, пари ты проиграл, признаешь?
– Признаю, признаю!
– За это будешь мне должен… ммм… потом придумаю что.
– Согласен!
– Ой, Майер, что-то ты больно радостный! Признайся, небось и впрямь страшно стало?
– Да так…
Вслед за звеном Гамбса счастливый до невозможности Герхард направился в лагерь, на полпути встретив своих – Эриха, Вилли, Артура. Те дожидались у костровой поляны.
– Что, братец, не высидел? – осуждающе промолвил Эрих. – Эх, ты! Нечего было тогда и выпендриваться.
– Эрих… Ребята… – Герхард ничего не говорил, лишь улыбался.
А на следующий день рассказал все брату. Тот, конечно, покрутил пальцем у виска, и уязвленный Герхард потащил его на старое кладбище. Взяв братца за руку, быстро прочел заклинание…
И очутился – той самой ночью! В то самое время!
– Здравствуете, фон Райхенбах.
– Недолго же ты пропадал, – повыше поднимая факел, ухмыльнулся тевтонец. – И соскучиться не успели. Это кто с тобой?
– Брат.
– Святая Мария! – присмотревшись, с удивлением воскликнул рыцарь. – Ну надо же, как похожи. Вас как зовут, о, достойнейший юноша?
– Эрих… Что-то я не совсем понимаю…
– Прошу вас, герр Эрих, быть гостем в нашем скромном замке.
Вот после посещения Мариенбурга Эрих тоже наконец поверил! Даже заволновался, попенял брату – мол, оставили мать в одиночестве.
– Ничего и не оставили, – улыбнулся Герхард. – Мы ведь в любой момент можем вернуться обратно.
И, вернувшись на следующий день к старой мельнице, наглядно продемонстрировал брату возможности заклинания и кольца.
– Ва мелиск ха ти джихари…
Оп!
И они вдвоем пронзили время, вернувшись туда, откуда пришли. Словно ничего такого и не было!
Эрих засомневался:
– Слушай, а все это нам не привиделось часом?
– Привиделось? Взгляни-ка на свой плащ!
Плащ и в самом деле был стоящим – белый, с черным орденским крестом.
Ликующие подростки проделали еще несколько экспериментов, даже вовлекли в них тевтонцев – правда, без толку: никуда они не переместились, ни фон Райхенбах, ни брат Альбрехт.
– Как видно, сила заклинания действует только на вас, – подумав, заявил рыцарь. И напомнил: – Кажется, вы чем-то хотели помочь Ордену?
Чем-то… Если б что могли. Конечно, можно было бы тиснуть пару гранат, а вот с чем другим получалось сложнее, вернее, поначалу вообще никак не получалось, пока Эрих не додумался выпросить у Венцеля парочку старых винтовок – якобы потренироваться в сборке-разборке.
И все же это было не то!
– Вот бы пулеметы… – мечтал Герхард. – Или лучше… танк!
– Танк? – Эрих покрутил пальцем у виска. – Ты что, совсем тронулся? Как же мы его выкрадем?
– А очень просто – ты во время ночных учений свернешь к кладбищу. Там ведь можно проехать?
– Ну, наверное, можно.
– А после битвы мы танк вернем в то же время, не сомневайся. Никто и не заметит.
– Ой, братец, – выслушав, вздохнул Эрих. – Чувствую, втягиваешь ты меня в хорошую авантюру.
– «Авантюру». – Герхард скривился, передразнил брата. – Ты только представь себе. Что значит в то далекое время – танк! Пусть даже такой, как наш, всего лишь с двумя пулеметами. Сколько врагов мы сумеем побить!
– Ага, побьем, – не сдавался Эрих. – Если доедем до поля сражения. Там ведь и дороги-то нет, одно болото кругом.
– А вот дорога – это уже не наша забота.
Проникшись невиданными возможностями военной техники, фон Райхенбах заверил, что дорогу через болота орденские мастера построят за несколько дней.
– Вот только хорошо бы сначала испытать этот ваш…
– Танк…
– Да, танк…
– Испытаем, какие проблемы, верно, Эрих?
Для сохранения тайны во время испытаний у старой мельницы был построен амбар для хранения танка. Там же переодевались и «танкисты», чтоб не шокировать окружающих крестьян голыми коленками «гитлерюгендской» формы. По тем же соображениям секретности охрана юных помощников Ордена было доверена людям брата Альбрехта – субчикам насквозь подозрительным, но, по уверению брата, чрезвычайно надежным.
– Они ловки, как черти, к тому же местные – отлично знают местность, – расхваливал брат Альбрехт. – А их хозяин, хромоногий Ганс, всем мне обязан. Более того, он мне даже приходится родственником по матери.
Фон Райхенбах поморщился:
– А этот твой родственник по матери знает, что в случае чего его голова – как и головы его сообщников – украсит собой стены какого-нибудь из ближайших орденских замков.
– Я предупредил его, эксцеленц, – усмехнулся брат Альбрехт. – К тому же… им всем хорошо заплачено. Очень хорошо.
– Ну уж, цену мне не говори – знаю.
Завидев процессию – ребят, тевтонцев и хромого – Раничев затаил дыхание, больно уж близко они все проходили.
– Этот ваш… пуле-мет… – качал головой фон Райхенбах. – Весьма эффективная штука. Жаль, мало ядер!
– Вы хотели сказать – пуль? – Один из близнецов обернулся. – Да, патронов мало. Но сегодняшней ночью вернемся к себе и достанем еще. Обязательно достанем, можете не сомневаться, барон!
Тевтонец обнял обоих близнецов за плечи:
– Я никогда в вас не сомневался, друзья мои! Поистине, сама Пресвятая Дева послала вас Ордену! Помолимся же, брат Альбрехт.
Все трое – крестоносец, монах и хромой – разом опустились на колени прямо в траву и принялись горячо молиться, время от времени осеняя себя крестным знамением. Посмотрев на них, подростки переглянулись и тоже перекрестились, причем довольно неумело, как тут же отметил Иван. Ну конечно, где уж им научиться – в гитлеровской Германии не очень-то жаловали религию.
– Аминь! – скороговоркой проговорив по-латыни последнюю фразу, закончил молиться барон. – Ну, мои юные друзья, как прогулялись?
– Отлично! – Один из парней улыбнулся. – Прямо здорово. Знаете, мы ведь ходили в город, смотрели на бродячих артистов, гуляли по рынку… Просто не верится!
– Рад, что тебе понравилось, Герхард. – Кивнув, фон Райхенбах посмотрел на второго близнеца. – А твой брат что же молчит?
– А Эрих у нас с детства стеснительный. Зато вы бы видели, как он водит танк!
– Да мы видели. – Тевтонец раскатисто расхохотался. – Что ж, идите, отдыхайте. Когда вас ждать?
– А сегодня какое число? – вдруг озаботился Герхард.
– Сегодня? – Фон Райхенбах пошевелил губами. – Восьмое июля, друзья мои.
– Пятое… – Подросток кивнул. – Есть еще неделя. Пока подготовимся, пригоним и замаскируем машину… В общем, постараемся вернуться не позже тринадцатого, герр барон. И – с полным боезапасом!
– Кроме патронов, может, и еще чего с собой прихватим, – скромно пообещал второй близнец, Эрих.
Тевтонцы радостно заулыбались, а прятавшийся в кустах Раничев подумал – вот козлики! Нет, ребятушки-козлятушки-фашистятушки – хрен вам тут будет, а не танк! Вообще самое простое – улучив момент, покопаться вдумчиво в двигателе да сломать так, чтоб не починили. И пусть себе эта груда железа спокойно ржавеет здесь, на мельнице, никого не трогая. Хорошо? Неплохо. Только много минусов, по крайней мере – три. Во-первых, где гарантия, что удастся так сломать, что не починить? И не надо смотреть на сопленосость «танкистов», в «гитлерюгенде» учили на совесть. Так что могут и починить. И, кроме танка, ведь они вполне в состоянии притащить сюда все, что смогут допереть – пулеметы, гранаты, фаустпатроны – да мало ли? Это – во-вторых. Ну и в-третьих, дырку-то во времени штопать кто будет, дядя или Иван Петрович Раничев? И вот еще… Фашистята, похоже, взад-вперед часто шастают, не произошло б оттого каких катаклизмов? А что? Вполне могут произойти, время – штука деликатная. А значит, надобно последить за фашистиками, разговоры их послушать… Ага. Раничев ухмыльнулся. Послушаешь, как же! Нет, подслушать, конечно, можно, но вот понять. Они ж не по-английски разговаривать будут и уж, тем более, не на латыни. Ай, как скверно-то, прямо, можно сказать, совсем нехорошо. Надо тащить толмача – Савву, Глеба, Осипа. Кого из них? Кто половчей-то? Да что говорить, половчей – Ульяна, да вот беда, немецкого-то она не знает. Да и эти – поймут ли речь фашистят? Хотя орденцы-то, похоже, понимают. Чего-то там говорили сейчас близнецы про сегодняшнюю ночь. Что-то там притащить – больше ни черта не понятно. Ладно, пожалуй, пора возвращаться, не то Отто начнет волноваться, да и вообще – домой пора. Чтоб завтра, прямо с утра, взять сюда с собой кого-нибудь из ребят.
– Хей! – подойдя к амбару, обернулся вдруг кто-то из близнецов.
Ага! Раничев усмехнулся: похоже, замковая скоба все ж таки соскочила. А ведь, кажется, вполне надежно забил.
Тевтонцы быстро подбежали к амбару, осмотрели скобу, гвозди. Пожали плечами – видать, решили, что доски просто рассохлись – а что тут еще решишь-то?
Тем не менее фон Райхенбах что-то отрывисто сказал брату Альбрехту. Тот кивнул, подозвал хромого и, жестикулируя, передал приказ. Выслушав, хромой набрал в грудь побольше воздуха и заливисто свистнул, да так громко, что присели привязанные к кустам лошади. Примерно минут пять со стороны леса послышался топот – Раничев замер, увидев бегущих кнехтов. В белых плащах с черными орденскими крестами, с мечами, копьями, алебардами. Пять, десять… пятнадцать! Н-да-а… Иван разочарованно вздохнул. «После споем с тобой, Лизавета…» Полтора десятка охраны! А тевтонцы, видать, этих фашистят ценят. Попробуй-ка, напади, отними перстень! Если он, правда, есть. Да есть, не может не быть, иначе как же… Четвертый перстень. Три – у Ивана, вернее, сейчас один – вот он, на указательном пальце левой руки, остальные два благоразумно оставлены на постоялом дворе, мало ли что…
А вдруг, это какое-то совершенно иное колдовство? И перстень тут ни при чем. Все может быть, все… Проследить, узнать – и уже потом принять верное решение. Эх, хорошо бы, кабы четвертый перстень. Как все упростилось бы! Уж чего проще – просто похитить перстень, отобрать – пущай тут фашистята на своем танке выделываются – эко дело! Ну стрелой, конечно, его не прошибешь, пусть даже арбалетной, а вот из пушки дерябнуть – всмятку! Ничего тут такая танкетка не сделает, если о ней заранее знать и пушечки подтащить…
Фон Райхенбах и брат Альбрехт между тем еще немного походили вокруг амбара, посовещались и, проинструктировав охрану, направились к лошадям. Вот и славненько!
Дождавшись, когда тевтонцы – и тот, хромой – уедут, Раничев блаженно вытянулся в траве – спина уже давно сомлела этак вот, скрючившись, сидеть. По голубому небу, не торопясь, проплывали облака, пели жаворонки, где-то недалеко, в лесу, неутомимо стучал дятел. Отдохнув минут пять, Иван встрепенулся и, оглядевшись, быстро зашагал по заросшей травою дороге с явными следами танковых гусениц. Интересно, куда фашистята ездили? Впрочем, догадаться не трудно – наверняка на поле меж Грюнвальдом и Танненбергом. Рекогносцировку проводили, сволочи малолетние.
Усмехнувшись, Раничев раздвинул плечом кусты и вдруг замер: при выходе лесной дорожки на большак стояла телега с отвалившимся колесом, а рядом с нею – трое крестьян с косами. Картина насквозь житейская, и что Ивана насторожило, он и сам долго не мог понять. Просто остановился, сделал пару шагов назад в спасительные кусты. Какое-то шестое чувство. А чувствам своим Раничев привык доверять, никогда они его не обманывали. Насторожился – значит, было с чего. Главное теперь, не спешить, присмотреться – может, оно и выяснится, с чего?
Косари, ага… Что-то они не очень торопятся чинить свое колесо, стоят, болтают, по сторонам глазеют. Честно говоря, и косить-то здесь негде. Точно – негде! Кругом одни болота, леса, овраги – сплошная неудобь. Значит, никакие это не косари – охрана! Кто же еще? Наверняка фон Райхенбах не понадеялся на одни лишь устрашающие слухи. Та-ак… Значит, не только мельница охраняется, не только амбар, но и все подходы. И раз караулы стоят в этом месте, то точно такие же посты могут быть и в других. Скорее всего, у съездов с большака, на тропинках, у пустошей. Не наткнуться бы!
Иван осторожно свернул с лесной дороги в кусты, ломанулся оврагом, чувствуя, как цепляются за красивый камзол ошметки репейника и чертополоха. Поднявшись по крутому склону, осторожно выглянул… Черт, и здесь! Двое рыбаков разводили костер. Обычно рыбку с утра промышляют, особенно – в чужом лесу. Ой, не похожи они на оброчников хозяина здешнего леса, как, впрочем, и на браконьеров – больно уж неторопливы, вальяжны. И тоже по сторонам зыркают, вместо того чтоб высматривать в озерке место для ловли. Похоже, и этих «рыбачков» обойти придется. А ништо, перетерпим. Хорошо бы разыскать Отто Жестянщика, где-то он тут, вверх по реке должен быть. Ага – и там кто-то маячит. Интересно, как же это на пути к мельнице ни на кого наткнуться не угораздило? Бог упас? Или это все оттого, что дорожки-то Отто показывал, а уж этот любитель чужой дичи и рыбы наверняка знает такие пути, которые вряд ли кто просечет. Да, как же к реке-то добраться? Дождаться ночи? Тоже идея. Почему б не дождаться, даже не ночи, просто сумерек. Что ж, подождем.
Раничев выбрал неприметную полянку, улегся в траву, да так и уснул, а когда проснулся, на небе уже высыпали звезды. Покачав головой, Иван пригладил рукою волосы – интересно, сколько же он проспал? Уж никак не меньше часов трех. Вот это дрыхнул! Однако ж, пожалуй, пора выбираться.
Раничев осторожно прошел к дороге. Опаньки! А на большаке-то, кажется, никого нет! Ни костра, ни людей – а ночка стояла лунная – не видать. Спрятались? Ну на большаке-то они, может, кого и увидят, ежели облако на луну не найдет… А вот отсюда, со стороны леса, вполне возможно проскользнуть к реке, ну а там – вдоль нее, к Зеевальде, а дальше – прямой путь в Дубровно. К утру как раз можно добраться, к открытию городских ворот. Перекусить, прихватить с собой Савву… нет, лучше Глеба – он из сей шатии самый серьезный… Господи! Да кто же из них предатель?! Некогда сейчас искать, некогда – дела делать надо.
Раничев вдруг непроизвольно дернулся, услыхав позади себя громкий рев. Иван улыбнулся – фашистята запускали двигатель. Ага, вот завелись… Зарычали – тронулись… двигатель заработал заметно тише… А вот снова зарычал, видать, поднимались в горку… Звук между тем приближался. И вот уже замаячил меж деревьями узкий луч фары-искателя. Раничев едва успел нырнуть в траву. А танк, с треском ломая кусты, пер прямо на него! Кошмарное зрелище. Рычит двигатель. Гусеницы рвут траву. Пахнет бензином и нагретой бронею.
А ведь не сворачивает, гад!
Раничев еле подавил подспудно вырвавшееся желание подняться и убежать без оглядки – вполне могли лупануть из пулемета. С испугу или так, из врожденной фашистской гнусности. Оставался один выход: залечь, проскочить между гусеницами…
Иван прижался к земле, прямо-таки вгрызаясь.
Луч фары-искателя, на миг ослепив, ушел куда-то влево, к деревьям. Неужели повернет, гад. Ведь раздавит! Тогда уж лучше…
Танк вдруг громко рыкнул двигателем, заскрежетал и остановился в полуметре от прятавшегося в траве Раничева. Узкая полоска яркого света проходила прямо над головой. Двигатель неожиданно пару раз чихнул и заглох. Погасла фара. Интересно, зачем они потушили свет? И почему не слышно лязга открывающегося люка? Почему не вылезают…
Иван вздрогнул, увидев, как перстень на его левой руке вдруг ожил, заиграв изумрудным светом, таким же неожиданным здесь, как и северное сияние. Что и говорить, Иван несколько раз пробовал проникнуть в иное время – читал заклинание, но зря – ничего не работало. И вот теперь…
Колдовской камень горел так ярко, что, пожалуй, его хорошо было видно из танка в смотровые щели.
Сейчас заметят! Дадут очередь! Или – заведут мотор да по газам – намотают на гусеницы…
Нет! Ничего не происходило… Лишь левая рука Раничева дернулась, словно сама собой, в направлении к танку. Хотя нет… Не сама собой дернулась – ее тянуло! Тянул перстень! Тянуло к танку! А танк…
В небе над головой вдруг вспыхнули разноцветные красно-желто-зеленые молнии. Оглушительно ударил гром, и из разверзшихся во мгновение ока небес…