Последний поцелуй жнеца

Спящая красавица

Шок захлестывает меня, и я пытаюсь собрать уверенность по разбитым осколкам. В его присутствии ощущается самодовольство, он упивается моей растерянностью.

Я делаю шаткий шаг назад, но он перехватывает меня за руку, не давая отдалиться.

— Уверяю тебя, баронесса, мои танцевальные способности намного превосходят того петуха, — желчно хмыкает жнец.

Эскар с силой увлекает меня в медленный танец под пленительные мелодии саксофона. Властное прикосновение его ладони к моей спине сквозь тонкую ткань вечернего платья, отозвалось в моем теле вихрем из мириада бабочек. И я молила Небеса, чтобы эти бабочки не превратились в гусениц раньше, чем я успею подготовить свою хрупкую психику к этому.

— Неужели я танцую лучше, чем та очаровательная брюнетка в белом, которая сопровождала тебя всю ночь? — прошипела я, наверное, прямо ему в лицо. — Ибо я не нахожу ни одной причины, по которой ты бы бросил ее одну и так бессовестно прервал мое свидание, — с раздражением я высказываю ему всё.

С его губ срывается усмешка, когда он приподнимает наши руки, собираясь заставить меня покрутиться в ритме танца.

Желая бросить вызов его дерзости, я разрываю наши руки, пытаясь отстраниться. Но жнец обхватывает мою талию, резко притягивая к себе.

Весь бунтарский воздух выбивается из моих легких, когда я припадаю спиной к его груди.

— Свидание, говоришь?.. Думаю, мне стоит начать записывать твои юморески, баронесса, чтобы в следующий раз уже не петь под дудку дочери начальника Системного Порядка, когда снова захочу что-нибудь от ее папаши, — ровно шепчет он мне на ухо, а его ладонь ложится на мой живот, добавляя масла в уже пылающий там огонь. — Я просто дам ей прочитать весь сборник твоих высказываний, избалованная барышня просто помрет со смеху!

О чем он там шипит, как змей-искуситель?.. Какая жестокая ирония моей воли — я ничего не делаю, чтобы погасить огонь внутри себя и убрать его руку. Остается лишь надеяться, что все бабочки там сгорят заживо!.. Ну или, хотя бы, улетят туда, в ком смогут существовать мирно.

Внезапно до меня все-таки доходит слабый смысл его слов. Та девушка в белом — была не кто иная, как дочь главы Министерства Системы и Порядка… И Эскар пел на сцене — "плясал под ее дудку", по ее прихоти, чтобы задобрить?.. Боже правый, чего он вздумал от этого получить? Власть? Знаний?..

— Зачем же было петь? Я думала, что, позволив ей облапать тебя со всех сторон, она уже предоставит тебе все, что ты только попросишь, — тихо насмехаюсь я, покачиваясь в такт музыке.

— А я-то думал, что твои прекрасные глазки изо всех сил старались чтить неведение о моем присутствии, — едко поддразнил он.

Одним быстрым движением Эскар ловко сдергивает с моих плеч пиджак Базиля и отбрасывает его в сторону. Переполненная возмущением, я хватаю его руку — ту самую, которая тут же оказалась снова у меня на животе, — и пытаюсь отбросить ее от себя. Но он быстро переплетает наши пальцы, безапелляционно перемещаясь на мои ребра, где его ладонь накрывает мою.

— Кроме того, если ты действительно внимательно наблюдала за нами, баронесса, то заметила бы, что "со всех сторон" она меня точно не трогала, — прожурчал он мне на ухо, заставляя затаить дыхание. — Эту привилегию я разрешаю иметь лишь тебе.

— Высокомерие и наглость порой — единственные компоненты твоей личности, Тамасви.

— Ну!.. — фыркнул он, и его свободная рука скользнула вверх по моей талии, бесстыдно завладевая моей грудью. — Все благонравные компоненты уже были бессовестно заняты тобой…

Он глубоко вдохнул, его дыхание запуталось в моих волосах, пока его пальцы выводили тонкие узоры на моем затвердевшем бюсте. В его объятиях мой разум окончательно затуманился, колени ослабли, а щеки нагрелись до предела.

Я прикусываю нижнюю губу, острая боль сковывает меня, заставляя восстановить подобие самоконтроля.

— Как грубо было с моей стороны, — прошипела я, отталкивая его руку.

— Считай, что уже прощена за это.

— Я не ищу прощения!

— И правильно делаешь, — гипнотически протянул жнец. — Я тоже никогда не просил ни у кого прощения, баронесса. Но сейчас… хочу.

Клянусь, что увидела, как его глаза хищно блеснули в темноте.

— Тебе есть за что извиниться?

— Думаю, да. — сухо бросил он откуда-то из-за моей спины.

Затем с мрачным смешком, едва коснувшимся моего левого уха, он добавил: — Я должен извиниться перед тобой, баронесса, что за этот конкретный поступок я просить прощения точно не буду.

Не успела я и вздрогнуть от испуга, как он легко подхватил меня на руки и понес куда-то в сторону — еще дальше от людей.

Когда он ставит меня обратно на землю, моя спина упирается в прохладную стену, сигнализирующую о близости к выходу с террасы.

— Что ты творишь?! — зашипела я, когда его пальцы коснулись открытой кожи моей шее, спускаясь вниз.

Жнец грубо, один рывком, разрывает ткань платья в зоне моего декольте, его губы жадно впиваются в мою кожу там.

— Твоя душа — моя, глупая баронесса, — хрипло шикает он, его губы находят приют на моей еле прикрытой груди. В тех местах, куда он безжалостно припадал, вспыхивала жгучая боль. Нет… Жнец не просто целовал меня, он выжигал свое клеймо на моей коже.

Изо всех сил упираюсь ладонями в его грудь, и по моему лицу текут слезы.

Помедлив, он все-таки делает шаг назад, и джазовая композиция на фоне достигает своего крещендо. Я остаюсь стоять, вжимаясь в стенку всем телом, дрожа, словно попав из знойной жары в ледяную стужу.

— Ненавижу… Ненавижу тебя… Я презираю тебя больше всего во тьме, Тамасви! — всхлипываю я.

В воздухе воцаряется тишина. Музыка постепенно стихала, но темнота никуда не уходила.

Эскар одним шагом сокращает расстояние между нами, его пиджак оказывается на моих дрожащих плечах, скрывая рваные остатки моего платья. И так же бесшумно, как и появился, он исчезает в ночи, оставляя меня наедине с моими демонами, что стянули маски прекрасных бабочек с себя вдогонку ему.

Первые свечи на террасе уже зажглись, озаряя окрестности мягким светом.

Торопливыми шагами направляюсь к выходу, пряча лицо под маскарадной маской. Закутавшись в длинный пиджак, с его характерным одеколоном, который превратился из благоухающего в доводящий до истерики, я направляюсь искать Лану в главном зале.

Нигде ее не нахожу, но у бара меня поджидает записка, свидетельствующая о ее вновь обретенном счастье с Ноа, наверное, имя того бармена. Корявые строки второпях описывают их план встретить рассвет во время водной прогулки по каналу.

Не колеблясь ни секунды, я покидаю стены элитного клуба.

Забравшись в карету, кидаю взгляд меж занавесок мутного окна, как раз в тот момент, когда Базиль Делакруа выбегает на улицу. На его ухоженным лице была озадаченная тень, а руки беспокойно сминали маску.

Осторожно задернув шторку, я опускаюсь на мягкую набивку сиденья. Стягиваю с себя его пиджак и выкидываю в окно.

Зал Большого Елисейского театра, украшенный темно-красным бархатом и золотом — зачаровал меня как в первый раз. Каждый раз прибывая сюда, я не могла не чувствовать прилив вдохновения к прекрасному. В воздухе витала сладкая атмосфера драматургии, а ропот опоздавших зрителей наполнял театральный зал суматохой.

— Сандрин, будь добра, передай мне мой бинокль, чтобы я могла повнимательней рассмотреть вон то платье! — взволнованно защебетала Тимадра, пока мы проходили к своим местам.

Я уже знала ее истинные намерения — ее внимание привлекало не платье, а молодые балеруны, которые вот-вот должны были украсить сцену.

Сегодня на сцене исполнялся чарующий балет самого Чайковского «Спящая красавица» — любимая сказка многих в 8-ми графствах, ожившая благодаря изысканным костюмам, запутанным поворотом сюжета и элегантной хореографии.

Поговаривали, что именно эта постановка в Аддермуре — в культурной столице графств, даже лучше, чем в Дэсмуре.

Как только прозвенел первый звонок, возвещающий о скором начале представления, зрители стали занимать свои места. От роскошного декора и позолоченных ярусов у меня перехватывало дыхание. Театр всегда был святилищем искусства для неравнодушных, местом, где сталкивались истории и эмоции, оставляя неизгладимый след на тех, кто был их свидетелем.

Заняв места на центральном балконе — место, которое Тимадра резервировала каждый месяц, прежде всего для демонстрации своих нарядов от-кутюр и общения с элитой, — я согласилась присоединиться к ней этим вечером, так как дядя себя неважно почувствовал. В конце концов, мне нравился балет, и я уже давно не позволяла себе предаваться подобному времяпровождению.

Когда третий звонок прозвучал по залу, свет приглушили, и начался балет. На сцене появились танцовщицы, их движения завораживали, будто они легко парили в воздухе. Хитросплетения сюжета разворачивались на моих глазах, перенося меня в другой мир — мир, сотканный из сказок и детских мечт. И все же на фоне красоты, развернувшейся на сцене, я не могла отделаться от ощущения, что за мной все время наблюдают. Эта мысль, пусть ничем и не подкрепленная, затаилась на задворках моего сознания. Но когда окружало так много людей, казалось логичным отбросить подобные мысли.

Из оркестровой ямы донеслась призрачная мелодия и напевная песня-трактовка: «С каждым прикосновением иглы прялки принцесса все больше погружалась в объятья Морфея, с нетерпением ожидая того дня, когда вмешается судьба…»

Достав из своей бисерной сумочки складное серебряное зеркальце, украшенное жемчугом, я намеревалась незаметно оценить цвет своих щек, чувствуя, что раскраснелась. Но меня прервал звонок на антракт, отчего я вздрогнула и нечаянно выронила зеркальце с балкона.

Обеспокоенная тем, что могла навредить кому-то внизу, я долго всматривалась в сумрак зала, но не услышала никаких возмущений.

Большинство зрителей воспользовались возможностью посетить буфет и выпить по фужеру шампанского. Тимадра, как и ожидалось, была среди них, радуясь возможности продемонстрировать свое новый наряд подругам — платье из красного бархата, богатая ткань которого была украшена затейливым кружевом и расклешенными рукавами.

Я же направилась на первый этаж, решив вернуть свое упавшее зеркальце, прежде чем воссоединиться с Тимадрой в буфете. Пространство за пределами театрального зала было оживленным, в нем переплетались ароматы дорогих духов и затяжного запаха табака.

После долгих поисков между сиденьями мне вдруг почудилось, что зеркальце попросту растворилось в воздухе, или же его поглотил ковер.

С привкусом досады от потери любимой вещицы, я решила освежиться в уборной. Тимадра настояла на том, чтобы перед отъездом из поместья я нанесла легкий макияж и добавила румян в образ, утверждая, что мой бледный цвет лица перепугает всех ее подруг.

Я поправила свое платье — подарок, привезенный тетей из Ониксмира. Оно было прекрасным: завораживающее белое, с высоким вырезом на лифе, сшитое из переливающегося атласа, дополненное жемчужными украшениями, а белоснежная меховая накидка подчеркивала и придавала наряду дух эфемерности.

Я также осматриваю свою прическу в зеркале — струящаяся копна белых волос с вплетенными красными орхидеями.

Выйдя из уборной, ловлю восхищенные взгляды нескольких дам по пути. Толпа была непроглядной, а дым сигар душил остатки свежего воздуха.

Внезапно я ощутила холодное, легкое прикосновение к своей руке, а затем чье-то нежное прикосновение к моим пальцам.

Придерживаю то, что вложили мне в ладонь, но определить, кто это был среди всего этого хаоса, так и не получается.

Я устремила взгляд на предмет в моей руке. К моему огромному изумлению, это было мое утерянное зеркальце. Кто же отдал его мне?..

Я обвела взглядом толпу, ища таинственного незнакомца, но в море лиц невозможно было разглядеть кого-то определенного.

Потерявшись в мыслях, я обнаружила, что не могу полностью погрузиться во второй акт балета.

Когда представление подходило к концу, сумрачную сцену заволокло бутафорским туманом, потому что принцесса, которая коснулась иглы прялки, погрузилась в вечный сон вместе со своим принцем, который тоже уколол свой палец, не найдя способа разбудить любимую. Все их королевство погрузилось в тихую колыбельную сна.

С тяжелым сердцем я отвела взгляд от сцены, желая когда-нибудь увидеть альтернативную, запретную версию «Спящей красавицы», которая, по слухам, существовала в каком-то подпольном театре на окраине города.

«В мирных объятиях вечного сна королевство осталось навеки, и каждая душа танцевала тогда, в туманном, дождливом рассвете!» — отыграл оркестр и мелодичное пение хора, когда финальная сцена подошла к концу.

Тимадра, грациозно поднявшись со своего места, возглавила аплодисменты, и я последовала ее примеру. Но мои мысли по-прежнему были заняты загадкой зеркала и тем незнакомцем.

В вечерних сумерках, когда наша карета возвращалась в поместье, Тимадра заполняла своей оживленной болтовней о представлении всю дорогу, так как, явно, злоупотребила шампанским.

Полузакрыв глаза, я прислонилась к окну, погрузившись в себя.

Добравшись до поместья, тетя торопливо направилась в свое крыло, чтобы поскорее все поведать мужу.

Я устало поднялась в свои покои на втором этаже. На третьем, где находились спальни близнецов, царила тишина, свидетельствующая о том, что они уже давно ушли на покой.

Вздохнув, я освобождаю туго стянутые гребнем волосы, позволяя им свободно рассыпаться. Ванна с эфирными маслами ждала меня.

Только я приготовилась погрузиться в душистые воды, как раздался стук в дверь. Через пару минут в ванную заглянула новая служанка, держащая письмо на подносе.

Я принимаю конверт в легком недоумении, но решаю отложить его прочтение до тех пор, пока не закончу с ванными процедурами.

Однако против моей воли в сознание вторглись мысли о жнеце — в голове неумолимо тикал обратный отсчет времени до моей жатвы.

Письмо вновь привлекло мое внимание, разрушив эфемерный покой, который я культивировала.

Аккуратно развернув дорогую бумагу, я увидела изящный ровный почерк:

«Дорогая Сандрина,

Надеюсь, это письмо застанет тебя в добром здравии.

До моего сведения дошло, что Вы обладаете интересом к поимке Безымянного убийцы. Как епископ нашего туманного графства, я прошу Вас почтить меня своим присутствием в Коллегиуме Церкви Будущего завтра, в полночь. Полагаю, у меня есть для Вас некие сведения по этому делу. В священных стенах мы сможем с Вами все обсудить. Уверяю Вас, мои намерения искренни и продиктованы желанием помочь Вам.

С нетерпением жду встречи с Вами,

Епископ Лар Морибундус».

Я откладываю письмо, и его содержание неприятно застревает в ушах.

Потерявшись в размышлениях, мой взгляд устремился к потолку, украшенному пастельной фреской, изображающей очаровательную сцену из «Одиссеи» Гомера, где Венера — богиня красоты, оказалась втянута в запретную связь с Марсом — грозным богом войны.

Слова епископа Морибундуса заинтриговали меня гораздо больше, чем следовало бы для дамы моего положения.

В причудливых залах Коллегиума воздух наполняли ароматы ладана и воска, насыщая атмосферу потусторонними ощущениями. Из-за плотно задернутых красных штор в маленьком зале для прибывающих было душно.

Один из учеников церкви, облаченный в серое одеяние, подошел ко мне с просьбой снять обувь, которую я выполнила. Парень ничего не говорил, лишь плавно обозначал, что надо делать. Значит, правда, говорят, что всем ученикам ампутируют языки, в знак преданности Темному Властелину.

С величайшим почтением ученик очистил мои протянутые руки огнем свечей и благовониями — я помнила этот ритуал с детства, когда еще моя мама приводила меня на ночную службу сюда. Прошло слишком много времени с моего последнего визита…

Лунный свет струился сквозь небольшие окна, озаряя величественное пространство Коллегии. Я спустилась по лестнице в центральный зал. Там, мои ступни погрузились по щиколотку в резервуар с проточной водой.

Крылатые статуи фигур, как мужских, так и женских, встретили меня у парадного входа, когда закончился ритуал омовения.

Поднимаясь по позолоченным ступеням, я невольно залюбовалась замысловатым декором. Гигантские двери из эбенового дерева, украшенные золотыми змеями, вскоре предстали передо мной.

Другой безмолвный ученик Коллегиума, покорно предложил мне черную вуаль — правило, обязывающие всем посетителям, верующим или нет, покрывать глаза полупрозрачной тканью.

Я закрепила вуаль на лице, и только после этого юноша толкнул тяжелые двери, открывая взору величественный зал, откуда доносился протяжный тихий хор.

— Наконец-то Вы явились.

Повернувшись на голос, я обнаружила Лара Морибундуса: облаченный в темно-фиолетовую рясу, он стоял около колонны, его стальной взгляд застыл на мне.

Между нами воцарилась неуютная тишина. Епископ поприветствовал меня легким поклоном головы.

— Госпожа Лорелей, Вы опоздали, — отчеканил он отстраненно.

— Если считать две минуты за опоздание, то, да.

Я наклонила голову в ответное приветствие. Бесцветные глаза мужчины сузились, выдавая недовольство.

— Что ж. Не будем же больше терять ни секунды, — объявил он, приглашая меня следовать за ним в соседний смежный зал.

По пути нам встретилось несколько служителей — все они глубоко кланялись при виде епископа.

Я внимательно слушала, как епископ начал раскрывать мне причину нашей встречи, но начав издалека: он получил некую информацию о недавнем визите моего секретаря в Обсидиановый Атриум, где находятся хроники, доступные лишь избранным служителям Церкви Будущего.

Лар Морибундус поправил свои угловатые очки, его взгляд стал отрешенным, когда тот устремил его на меня, но будто смотрел сквозь.

— Служители Атриума немедленно отвергли бы его, — начал он, в его голосе слышалась надменность, — но я недоумеваю, как Ваш заурядный секретарь узнал, что для доступа в закрытые хроники требуется выдержать ритуал очищения, содержимое которого известно лишь Совету 8 и избранным Церковью Будущего.

Епископ достал из кармана небольшой контейнер, украшенный топазами по бокам, в котором оказались прозрачные на вид пилюли. Он направился к ближайшей стойке с винным кувшином, наполняя бокал до краев.

— Ваше Преосвященство, могу ли я узнать от Вас… Хоть какую-то информацию об этом ритуале?

Епископ прищурил глаза, отпивая еще глоток из бокала.

— Признаюсь, я даже рад, что Вы спросили. Иначе, я бы подумал, что это именно Вы… послали того спесивого мальчишку в Атриум за тайными знаниями бессмертных.

— Зачем же мне это совершать?

Морибундус ухмыляется, издавая шипение подобное змеиному.

— Вы задали вопрос, который час назад хотел задать Вам я, леди Сандрина.

Его тонкие губы сжались в одну плотную линию, а глаза сверкнули нездоровым блеском. Заняв место на скамье рядом со мной, епископ уставил безучастный взгляд на настенную фреску мертвого океана в лунную ночь — по версии Церкви, именно оттуда должен явится Темный Властелин.

— …Вы когда-нибудь слышали о самобичевании? — неожиданно спросил Морибундус, очки зловеще блеснули в тусклом свете. — Это дисциплинарная практика у нас в Церкви Будущего — благочестивый акт порки самого себя, как форма покаяния и духовного роста.

Он смаковал свое объяснение, будто сам и был изобретателем этого извращенного ритуала и призывал всех в свою непоколебимую преданность.

— Через боль, причиняемую смертному телу, наша вечная душа становится ближе к Высшему Господину. Те, кто стремится достичь совершенства и духовного просветления, должны претерпевать гораздо большие муки, чем обычные люди. Это известно каждому высокопоставленному служителю Темного… включая теперь и Вашего секретаря. — стеклянный взгляд епископа устремился на меня, в его словах прозвучало обвинение.

Осушив бокал, он со звоном поставил его на скамью, заставив меня внутренне содрогнуться.

— Ваш секретарь не только обладал информацией о существовании подземных хроник, но и почему-то был осведомлен, что перед самобичеванием необходимо пройти период поста, воздерживаясь от пищи и воды в течение нескольких недель. Я же недоумеваю, леди Сандрина, как простой смертный, вроде Вашего секретаря, мог обладать подобными знаниями?

Поправляя кольцо из чистого серебра, украшенное фигуркой паука, Морибундус выразил смесь отдаленного любопытства и прямого подозрения.

В моей голове начали складываться кусочки головоломки. Это была та самая информация, которую жнец выменял у той дамы, с которой был в элитном клубе?..

Мысли вихрем проносились, пока я пыталась незаметно отстраниться от епископа — находиться рядом с ним было сравни, что с ядовитым пауком.

Лар Морибундус продолжил плести свою паутину подозрений.

— Полагаю, Вам уже известно, что паучья стража и Орден Дахмы уже подозревают Вашего секретаря в том, что он и есть пресловутый Безымянный убийца, — заявил епископ, лишив меня дара речи. — И, по правде говоря, я склонен разделять эти подозрения, как лицо Высшего священнического сана Дэсмура. В конце концов, тот, кто так стойко переносит сотню ударов плетью, имея ни дюйма чистой кожи на спине в конце, кто даже в полуобморочном бреду продолжает настаивать на доступе в закрытую часть хроник в Обсидиановом Атриуме — есть человек безжалостный и хладнокровный. Не удивлюсь, если именно Ваш секретарь окажется первым убийцей за всю историю, которого преследует весь город.

Я медленно поднимаюсь со скамьи, ладони охватывает холодный пот, а в горле пересыхает, словно меня душат невидимые нити. В голове проносятся кровавые сцены мучительного "ритуала очищения", и голова начинает кружиться.

«Что он сделал с собой?.. Что ему пришлось пережить в подвалах Атриума ради каких-то знаний? Ради чего это все?» — эти вопросы кружились в голове, а ответы на них были покрыты мраком.

Резкое головокружение настигло меня, и я выронила свой ридикюль.

— Что со мной происходит? Что Вы добавили в благовонии? — проговорила я чуть дрожащим голосом.

Епископ держался тени, его неподвижные глаза неотрывно следили за мной: я же оступилась и повалилась на колени, а мир вокруг завертелся.

— Не в благовонии. — раздался жесткий голос епископа. — В воду, в которой Вы омывали ступни. Мертвая вода, издревле используемая для проведения спиритических сеансов. Это вода заманивает дух в свои пучины и не выпускает обратно.

Пока я пыталась отползти от епископа, ощущение надвигающейся обреченности не покидало меня. В своих исступленных метаниях я вдруг утратила опору и провалилась во что-то — в закрытый водоем с темной водой, которая, казалось, могла затянуть меня целиком. Губы епископа скривились в жутковатой улыбке, пока он наблюдал за моим падением.

Не успела я сориентироваться, как из темноты за колоннами выступили теневые фигуры в серых рясах — его ученики. Мое сердце заколотилось от ужаса, когда они обступили водоем, хором бормоча что-то на древнем наречии.

— Что они делают? — крикнула я епископу, отчаяние закралось в мой голос.

Но он лишь кивнул в ответ, выражение его лица было непроницаемым в дрожащем свете красных лампад.

Пытаясь удержаться на плаву в мутной воде, я разглядела, что ко мне что-то подплыло — маска, отдаленно напоминающая лицо молодой девушки. Затем еще одна. И еще. В горле обожгло от истошного крика, поскольку я осознала, что все это — не маски, а самые настоящие лица — истерзанные жертвы Безымянного убийцы.

— Вы были нужны нам, баронесса, как завершающая связующая деталь в этом священном действе. Сегодняшняя ночь — Великая. Ибо наш Владыка скоро совершит свое первое пришествие в нашу мерность! — провозгласил епископ, и его голос разнесся по Коллегии, словно оглашенное заветное пророчество. Остальные фигуры, окутанные тьмой, в молчаливом благоговении кивнули.

— Наш Владыка проявится в нашей мерности лишь после того, как все восемь невинных душ заключенные в эти лики, сольются в одно — его, — продолжал епископ, его глаза горели неистовой верой в свое предназначение.

Он снял очки, обнажив глаза, которые, казалось, видели за пределами физического плана.

Остальные фигуры, словно марионетки на невидимых нитях, по очереди извлекли из недр своих ряс золотые зеркала с темными стеклами.

Я задохнулась от охватившего потрясения… Безымянный был не отдельной личностью, а коллективом фигур-марионеток, действующих в унисон, исполняя замысел какой-то сущности из другой мерности.

Прежде чем я успела осознать весь смысл их намерений, безымянные захватили мои руки, обездвижив их, и вознесли мое тело над чернильным водоемом.

— Падшая душа, некогда светлейшая из всех, но погрязшая во мраке, совершившая самый тяжкий из грехов — убийство своего близнецового пламени, будет передана на Его милость в качестве Высшего Подношения! — провозгласил один из серых учеников.

Когда на меня надвинулись черные зеркала, я разразилась горьким глумливым смехом.

— Ваш Владыка не явится! Моя душа обещана жнецу!

Но твердость епископа осталась незыблемой, и он занес над моей головой острие ритуального клинка.

— Уже нет. Жнец разорвал договор с твоей душой, когда находился в подземных хрониках Атриума. Ты ему больше не нужна.

Теперь ты также свободна и от греха за отравление своего жениха Микаля Дес Люмингольда, Владыка прощает тебя, поскольку ты станешь Его преданной прислужницей.

Я чувствовала, как по телу разливается безысходность, пока я всеми силами пыталась высвободиться из тисков церковных служителей.

— Я не желала погубить Микаля — свое близнецовое пламя! Это был несчастный случай!

Но мои выкрики остались без внимания, так как епископ вновь стал озвучивать послание их Владыки.

— Владыка избрал тебя на роль своей жены в Новом Порядке нашей мерности, который Он воздвигнет по прибытии, — возвестил епископ Морибундус, завершая мою казнь одним быстрым штрихом лезвия по моей шее.

Я ощутила обжигающую боль, и моя кровь окрасила воды внизу, а сознание помутилось от непроизнесенной исповеди. Открываю рот, но голос не слышен, лишь с губ что-то струится.

Когда фигуры в серых рясах опустили свои зеркала в воду рядом со мной, меня обволокло благоуханием цветов жасмина.

Выходит, не присутствие моего Микаля оберегало мою душу… А присутствие Темного Владыки, постоянно охраняло меня, чтобы в будущем забрать себе.

Я начинаю погружаться в воду: кровь покидает мое тело, вместо нее сквозь порез на шее начинает затекать черная жидкость водоема.

Теперь я, кажется, понимаю. Жизнь сводит души не из-за большой любви, а из-за великих уроков. Он был моим уроком. Моим грехопадением, из пропасти которого мне ещё предстоит взлететь или выкарабкаться. Но смогу ли я расправить крылья вновь или придется наточить когти?..