Последний поцелуй жнеца

Сакральность и небытие

— Скажи ему, чтобы уходил, Сандрин. Сейчас же! И проследи, чтобы мы не увидели твоего секретаря на сегодняшнем банкете.

Тимадра хватает меня за локоть и отводит в сторону.

Напряжение между нами ощутимо, мы находимся где-то в лиминальном пространстве между ненавистью и родственными отношениями. Они, оказывается, не выносят присутствия жнеца. Иногда я тоже это чувствую — энергию, сгущающуюся тяжелой невидимой пеленой вокруг него всякий раз, когда кто-то выводит его из себя.

— Наконец-то твой будущий жених здесь, Сандрина, — шепчет Тимадра с нотками срочности. — Мы приложили к этому столько усилий и не можем позволить себе никаких неожиданностей. Ничто и никто не должен нарушить ход событий сегодняшнего вечера.

Ее глаза обводят бальный зал, выискивая любые изъяны в тщательно продуманном декоре.

— Иди лучше принарядись. Я попрошу горничную уведомить твоего секретаря. Тебе нельзя терять время, Сандрин. Иди же!.. — тетя оглядывает меня так, будто я не более чем ее кукла. — Приготовься выйти из своего кокона и превратиться в светскую бабочку сегодня!

Я удаляюсь в своё крыло, чтобы подготовиться к банкету. Платье, подготовленное для меня, поражает воображение: затейливые кружевные детали подола и тонкие паутинки из серебра на корсете.

Погружаясь в ткань, все больше чувствую себя пешкой в этой изощренной игре.

Первая официальная встреча с моим так называемым женихом должна была состояться в оранжерее белых акаций.

Перед чаепитием Оберон и епископ Лар со своей толпой разнообразных церковных служителей отправились на охоту в туманный лес. Все это время, послушно выполняя поручения тетушек, я только и думала, что выигрываю себе время.

Порученная мне проверка работы служанок в саду рядом с оранжереей, послужило глотком свежего воздуха от хаоса в голове.

Не успеваю произнести и слова, как кто-то затаскивает меня в укромное место среди зелени.

Древесный аромат сандала и ладана… Моя спина плотно прижата к его груди.

— …Маленькая птичка только что чирикнула мне на ушко, что ты, баронесса, хочешь избавиться от моей компании?

Теснота декоративных кустов, в которых мы оказались, и его горячее дыхание на моем затылке — мой мир рушился в огне, а я стояла в стороне, любуясь пеплом.

— Только на сегодня.

— Значит, птичка не блефовала. То есть… С чего бы ей? — Эскар презрительно усмехается. — Никто еще не осмеливался лгать мне в лицо. Тем более… Когда мои опытные пальцы дарят запретный плод, который птичка никогда не вкусит со своим неспособным мужем-пекарем… — его ладонь скользит к моим ребрам, сминая ткань моего платья на пути. — Или с будущим женихом епископом.

Кем он себя возомнил?! Думает, что сможет повлиять на меня своими откровенными речами о своих плотских утехах с горничными? Несчастный жнец. Не знает, кого пытается одурманить своими чарами.

— А знаешь что?

Я мягко опускаю голову назад на его плечо, моя щека касается его скулы.

Глубокое дыхание мужчины не меняется. Он, скорее, похож на бессердечную статую, чем на человека.

— …Можешь засунуть свои опытные пальцы в свою наглую задницу, господин Мортес!

Я разворачиваюсь и толкаю его в грудь. Но он остается непоколебимым, лишь пошатнувшись на шаг назад.

Опираясь рукой о колонну, жнец разражается смехом, как будто я сказала ему что-то очень забавное.

Я возмущенно качаю головой.

— Я больше не хочу ни видеть тебя, ни слышать твои отвратительные формулировки!

Его губы постепенно приподнимаются в блаженной улыбке.

— Баронесса… Не стоит впадать в истерию только потому, что я случайно коснулся твоей… — неспешно моргая, его глаза на мгновение падают на мою грудь. — Прекрасной части женского тела.

— Ты ничего не касался! Было темно и тебе показалось!

Он прищелкивает языком, наклоняясь ко мне.

— О, дорогая… Не будь так критична к своим соблазнительным женским изгибам. Они, конечно, не так бросаются в глаза, как у тавернщицы или… любой другой дамы, которую я знаю. Но это же только твой шарм…

— Заткнись!!! Просто заткнись!

Мужчина игнорирует мой растущий гнев. Вместо этого его улыбка становится ещё шире, включая ехидную ямочку на щеке. Он наклоняет голову, его взгляд фиксируется на моих губах.

— А заставь меня.

Короткое покашливание привлекает наше внимание.

Обернувшись, я замечаю вернувшегося с охоты дядю и с ним десяток церковных служителей.

Они подходят к нам, разглядывая картину с нескрываемым любопытством. Посреди этой толпы идет епископ Лар. Сначала его лицо было бледно-серым — невыразительным. Скулы дернулись, когда он заметил Эскара за моей спиной.

Епископ порывисто разворачивается и уходит.

Что ж… Теперь я была уверена. Во всем поместье нет и места, где можно было бы уединиться хоть на пять минут.

— Сандрин!!! Темный Лорд, где тебя носит?! — Тимадра появляется в проеме арки, лихорадочно шипя.

Окинув меня взглядом, она спешит догнать делегацию. Точнее, Лара. Очевидно, чтобы прояснить ему, что рядом со мной был всего лишь мой никчемный секретарь, который ни на что в этом доме не претендует. Тем более, на меня.

— Думаю, теперь мне пора! — заключает жнец, хлопнув в ладоши.

— Не смей оставлять меня в этой поганой ситуации, созданной тобой!

— Ну, раз я создатель, то я решаю отпустить свою драгоценную персону заняться другими, более важными делами. К тому же, насколько я припоминаю, ты и твоя милая семейка хотели, чтобы меня здесь вечером вообще не было.

— Эти люди — не семья! — восклицаю я. — …По крайней мере, для меня.

Он уже собирался удалиться, но мои слова замедлили его.

— …Это не моя работа — помогать тебе разбираться с твоими родственниками.

Его холодный тон, как острые ножницы, перерезал все нити, на которых висела моя надежда, что этот жнец способен хоть на какое-то сострадание.

И мы расстаемся. Вот так просто. Мне предстоит встретиться лицом к лицу со своими родственниками и снова терпеть их насмешки и слепые намеки, только на этот раз перед представителями Церкви Будущего. А Эскар, скорее всего, отправится по каким-то делам в город, встретится с какой-нибудь сомнительной девицей, наверное, или даже с той брюнеткой-официанткой, что висела у него на шее тогда…

Как же хочется не пребывать в этих конкретных сценариях, созданных руками, которые не желают ничего хорошего для наших душ, а только туманный мрак для нашего сознания.

В восьми графствах, где бессмертные законы управляли всеми аспектами общества, существовала фраза, которую никто из обитателей не был запрограммирован произносить. Эта фраза обладала огромной силой. Но произносить эти три слова было запрещено, их произносили в поистине редких случаях — когда любили по-настоящему и безоговорочно.

Сколько я себя помню, ни разу не слышала, чтобы кто-то из моей семьи или родственников произносил эти три слова. Однако ещё с детства я питала тайную надежду, что когда-нибудь найду того, кто скажет эти заветные слова мне. Я нашла. Но он не успел их сказать.

Жизнь продолжала свое неумолимое шествие, даже в отсутствие любви. А я все наблюдала за тем, как другие люди с легкостью выражают признательность своим близким иными словами.

— Я так ценю тебя, дорогой! — пропела Тимадра своему мужу, когда тот, облаченный в новенький костюм, вошел в белоснежный сад. Слова лести всегда легко слетали с ее губ.

Не в силах больше выносить их компанию, я решила прогуляться в сумерках сада.

Размышляя о постигшей меня судьбе, я вспомнила о своих младших братьях. Они были единственными в особняке, кто не питал ко мне зла. Было ясно, что втягивать их в эту опасную игру сегодняшнего ужина — не вариант, если хочу защитить их.

Эскар

Я сидел во мраке кареты с блокнотом в руках и размышлял о тайнах, окружавших баронессу. Она была элегантной и изящной дамой, но за закрытыми дверьми поместья ее терзали хищники, упивавшиеся ее уязвимостью. И уже этим вечером ее родня планировала использовать марионеток церкви для реализации своих зловещих планов.

Мне, как проводнику по смене мерности, не пристало вмешиваться в людские сюжеты. Я и не буду.

Открыв блокнот, я взглянул на три вопроса, которые записал в начале месяца. Я уверенно начал вычеркивать их один за другим.

Первый вопрос касался ее своеобразных привычек в еде.

Почему почти не дотрагивается до еды в особняке?

Возможно, кто-то пытается затуманить ее разум настойками? Баронесса была не из тех, кого легко обмануть. Она отказывалась есть то, что готовили служанки ее тети. Но почему и с какой целью кто-то решил дурманить ее?

Второй вопрос касался ее самоизоляции.

Почему решила оставаться взаперти три года подряд?

Ответ, похоже, крылся в последствиях разорванной помолвки. Я вспомнил замечание, сделанное ее кузиной во время недавнего ужина, — колкость, которая обрушилась на мою баронессу с силой тысячи ударов. Я не мог не задаться вопросом, кто мог бросить такую женщину, как она, так ещё и сменить мерность сразу после свадьбы — помереть. Наверное, эти идиоты выдали ее замуж за какого-нибудь старика.

Последний вопрос касался того, почему баронесса так избегает Туманного леса. Этот вопрос я подчеркнул, так как он перекликался со всеми остальными, как мне казалось.

Я вздохнул и велел кучеру отъезжать.

Сандрина

Приторно-сладкие коктейли были деликатно налиты в хрустальные фужеры, их яркие цвета переливались в золотом сиянии свечей. На тарелках красовались аппетитные закуски, их дразнящие ароматы наполняли воздух, пробуждая вкусовые рецепторы гостей. Атмосферу дополняли меланхоличные мелодии виолончели, звучавшие на заднем плане. Типичный выбор репертуара на балах — траурный — привлекает внимание церковных служителей. Мрачная музыка словно давала утешение их вечным мыслям о светлом будущем города.

Приближаясь к компании своих пяти тетушек, приехавших из разных графств, чтобы стать свидетелями этого знаменательного события, я не могла не испытывать волнения. Для них семья Лорелей, известная своим богатством и престижем в Дэсмуре, решила выдать замуж свою единственную чистокровную наследницу. Тимадра и Оберон, наверное, сейчас с ликованием потирали руки — если я выйду замуж, то вся полнота власти над наследством семьи перейдет к моему мужу. В свою очередь, епископ Лар уже заключил с ними сделку, пообещав отказаться от моего наследства в обмен на поддержку и голос дома Лорелей в принятии Церкви Будущего в члены Ордена Дахмы. Все оставались в выигрыше. Все, кроме меня.

Я поправила подол своего серебристо-белого платья, расшитого фианитами, и тихо произнесла мантру, чтобы успокоить нервы.

— Тебе очень идет этот фасон, Сандрина! — тетя Лея, пухлая черноволосая женщина лет пятидесяти, протянула мне бокал с красной переливающейся жидкостью, глаза ее блестели фальшивым обожанием. — Белый — точно твой цвет!

Остальные четыре тетушки одобрительно кивают, оценивая меня с ног до головы.

Из лабиринта белых роз выходит Виола, ее прическа слегка растрепана, но глаза так и сверкают надменностью.

— Моя дорогая кузина — самое бледное существо из всех, кого я знаю! — усмехается девушка. — Представляете, как она блекнет на фоне своих вечных белых одеяний? Скоро вместо угрюмого лица Сандрины мы увидим лишь чистый лист!

Не обращая внимания на ее колкие комментарии, я напомнила себе, что теми, кто желает причинить боль другим, часто движет собственная. Лучше не обращать внимания на такие провокации.

Вдруг в оранжерее раздаётся щелчок. Светская болтовня прекращается, сменяясь тяжелой тишиной.

Я оглядываюсь по сторонам в поисках источника всеобщего замешательства.

Из толпы гостей раздаётся резкий и такой знакомый своей монотонностью голос.

— Сюрприз, дамы и господа!.. Скучали по мне?

Эскар неторопливо заходит в оранжерею, его черная шляпа "федора" небрежно брошена им на скамейку.

От его появления по толпе дам пробегают волны перешёптывания, лица тетушек становятся бледными. Воздух сгущается от предвкушения, все затаились в ошеломленной тишине.

— Да ладно! Я знаю, что вы все, несомненно, ожидали меня! Со мной же так приятно общаться, — ухмыляется он, и его широкая улыбка на миг обезоруживает всех.

Его взгляд безошибочно находит мой, но я не поддаюсь его обаянию. Глаза жнеца, цепкие, устремляются на мой наряд. Он решительно направляется ко мне, и, когда приближается, меня окутывает теплая волна лесного аромата и слабого запаха диких лилий.

Сердце замирает, когда я понимаю, что эти цветы растут только в туманном лесу у озера.

Эскар оценивающе осматривает меня, в его глазах появляется нездоровый блеск. Подмигнув мне, его рука касается моего запястья. Позади тут же раздаются вздохи негодования тётушек.

— Почему ты не ушел? — мой голос едва слышен над окружающим нас ропотом.

— Как я мог, баронесса?.. — его голос бархатистый, тягучий. — оставить тебя здесь совсем одну.

Пальцы жнеца осторожно разжимают мои вокруг фужера и выхватывают напиток, который я держала. Ловким движением он выплескивает содержимое в ближайшие кусты чёрных роз.

— И пропустить все это веселье? Я так не думаю!

Густые ресницы мужчины подрагивают, когда тот взирает на пустой бокал в руке.

Так же быстро, жнец всучает его в руки шокированной тети Леи. Не раздумывая, хватает меня за руку и уводит прочь из круга дам, не давая никаких объяснений. Для него не существует общественных правил, он идет своим путем, диктуя свои желания.

Когда мы удаляемся вглубь сада, подальше от посторонних глаз, светский мир отходит на второй план. Остаемся только мы, застывшие во времени.

— Что ты делаешь?! — восклицаю я, безуспешно пытаясь вырвать свое запястье из его тисков.

Одного только вида его лисьей ухмылки и острого носа в профиль, достаточно, чтобы на мгновение отвлечься.

Эскар имел привычку подходить к решению проблем нестандартно, а то и вовсе с холоднокровием присуще только хищнику. Если я что-то и поняла о нем за этот месяц, так это то, что у него всегда был запасной план в рукаве.

— Я всего лишь провожаю хозяйку поместья в главный зал, — спокойно отвечает он. — В конце концов, мы же не хотим, чтобы ты пропустила бал в твою честь, не так ли? Пусть эти самодовольные псы встречают гостей на улице, баронесса, — продолжал жнец, сощурив глаза от ветра. — Тебе же, не стоит так долго стоять на ногах при таком холоде.

Мой спичечный гнев вспыхнул, но он, казалось, только наслаждался этим, намеренно отвернувшись от меня со своей очередной ухмылкой.

— Откуда ты знаешь, что мне нужно?

— Все просто… — бормочет он, его пальцы неохотно отпускают мою руку. — Тебе нужен я. Рядом. К примеру… во время таких вот утомительных вечеров. В этом я уверен.

Его слова задевают за живое, и я теряюсь в молчании. Он всегда умел загнать меня в краску или ошарашить в крайность, но в этот раз его слова показались мне до странности искренними. Было неприятно признавать, но жнец был прав. Он был нужен мне.

— …Ты думаешь, что все про меня знаешь, не так ли?

Эскар театрально закатывает глаза, пока ветер ласкает его соболино-черные волосы.

— Ты о том, что ты, моя грустная баронесса, смотришь на меня, как одинокий волк в полнолуние? — многозначительно скалится он, пока мы поднимаемся по парадной лестнице.

От такой колкости я теряю дар речи. Как он смеет делать такие сравнения? Но проклятье, эта его надменная улыбка…

Пройдя через гостиные, заполненные служанками, спешащими расставить все по местам до начала банкета, я решаю остановиться в коридоре с панорамными окнами, выходящими на сад экзотических растений.

За спиной раздается скрип — Эскар прикрывающий за нами дверь.

Я выпрямляюсь, обнимая себя за локти.

— Могу я спросить еще раз… Что заставило тебя вернуться сюда?

Я опускаю глаза, не в силах встретиться с его раздевающим душу взглядом.

Мой секретарь на мгновение замирает. Чувствую смесь противоречивых эмоций в его молчании — задумчивость, равнодушие и что-то еще…

Он начинает неспешно сокращать расстояние между нами, не сводя с меня глаз.

— Я могу дать тебе ответ… Только если ты пообещаешь вести себя хорошо на балу и сделать кое-что для меня… Для себя, даже.

— …Что именно?

— Сыграй невежественную и обворожительную аристократку на приеме. Отвлеки толпу на пару минут. Я дам тебе знак, когда.

Его глаза блуждают от моих плеч к ногам, на бледном лице появляется игривая ухмылка.

— Уверен, у тебя не возникнет проблем со вторым.

— …Как скажешь.

— Так просто? Не ожидал от тебя такого быстрого сотрудничества, моя баронесса.

Мимолетное использование притяжательного местоимения застает меня врасплох.

— Ну, ты же обещал рассказать мне кое-что взамен. Насчёт фальшивых масок моего окружения. Помнишь?

— …Обещал. Хитрая лисица, — хмыкает он. — Только сначала ты должна выполнить свою часть сделки. Тогда мы сможем поговорить как взрослые люди.

Притворно подмигнув, он начинает уходить, не оставляя мне другого выбора, кроме как последовать за ним.

Когда я делаю шаг вперед, меня охватывает внезапная волна головокружения. Зрение расплывается, и я ощущаю, что прислонилась к оконной раме в поисках опоры.

— Ты сегодня ела? — вопрошает жнец, в его голосе звучит неподдельное беспокойство.

— Оставь это. Какая вообще разница?

— Ещё какая. Представь, если ты свалишься в обморок перед дворянами и прочими выродками. Хотя… Это может стать неплохим отвлекающим маневром!.. Как думаешь, баронесса, справишься? — он бесстрастно заявляет, приобнимая меня за плечи.

Я чувствую дискомфорт от его прикосновения, не разбирая, что он там бормочет себе под нос.

— Пойдем, — мягко подталкивает он меня. — Это сблизит нас, дорогая. Подожди еще немного. Это будет справедливо, учитывая то, как долго ждал я.

Его слова повисают в воздухе, оставляя во мне смесь растерянности и любопытства.

Но прежде чем я успеваю высказать что-либо, Эскар ловко кружит меня в мимолетном вальсе, и его смех наполняет темный коридор.

— …Ждал чего? — сурово вопрошаю я, с трудом поспевая за его оживленным шагом. — Чтобы закружить меня до потери сознания и унизить перед служителями Церкви?

Веселье стихает, и он лишь улыбается мне, странная теплота излучается из его глаз.

— Перед этими религиозными безумцами? Нет. Кроме того, твои родственнички лучше всех справляются с унижением, когда речь заходит о тебе. Тебе не кажется?

Я вздыхаю, понимая, что в его словах есть доля правды. Нет более голодных волков, чем те, которые находятся рядом и ждут, чтобы разорвать тебя на части. Но в глубине души я знала, что на каждого зверя найдется и свой охотник. Но почему-то мой охотник — оказался жнецом.

Мы входим в большой зал, и тут же у меня начинают сдавать нервы. Я стараюсь держаться ближе стен, как на мелководье в открытом океане.

Эскар смотрит на меня исподлобья, изучая мое настроение.

— Пора блистать, мой бриллиант, — шепчет он, и его горячее дыхание обжигает мой висок.

Он аккуратно берет меня под локоть — неожиданный жест с его стороны, ведь обычно он не отличается манерами.

Жнец неприлично высок, пожалуй, самый высокий господин под этой крышей. При это надо отметить, что на приём пришло несколько десятков пар. Такого масштабного пиршества в этом зале не было уже давно.

Мы плавно движемся по центру малого зала, проходя мимо оживленных бесед баронов, виконтов, графов — все они мне незнакомы.

Когда мы подходим к дверям в большой зал, я любуюсь роскошью помещения: позолоченные канделябры и сотни картин, украшенных драгоценными камнями — все ослепляет и сверкает наилучшим образом. В отражении белого мраморного пола все становится вдвойне прекрасным.

Чувствуя себя немного растерянной, я цепляюсь за локоть своего секретаря, когда мы проходим мимо моих тетушек. Они слишком откровенно пялятся на нас, но я не обращаю на них никакого внимания. Пусть осуждают.

Как только я начинаю расслабляться, думая, что все не так уж и плохо, мои глаза встречаются со взглядом моего дяди.

Ощущение такое, будто я врезалась в каменную стену — интенсивность разбивает меня на части. Я выдыхаю и сжимаю кулаки, пытаясь взять себя в руки.

Но тут я замечаю епископа Лара в конце зала — он стоит с руками за спиной, повернувшись к открытому балкону, где идёт светская беседа с десятком других, таких же облачённых в пурпурные рясы с безразличными выражениями лиц.

Наконец мы останавливаемся у фонтана с белым вином, и густой фруктовый аромат опьяняет мое сознание.

— Сандрина Эрналин! — раздается мелодичный голос.

Шурша бежевыми шифоновыми юбками, ко мне подбегает моя двоюродная тетя Аркона. Она самая младшая из моих тетушек — кудрявая блондинка с теплой улыбкой на лице. У нас с ней была особая связь, которая позволяла нам время от времени устраивать чаепития, несмотря на мое отстранение от светских мероприятий в последние годы.

— Девочка моя! Как здорово, что мы воссоединились спустя столько времени! — восклицает она, восторженно хлопая в ладоши.

Женщина наклоняется, чтобы чмокнуть меня в щеку, но медлит, видимо, заметив чужое присутствие. Даже Эскар, вечно бдительный хищник, не сводит с нее глаз, как будто готовый в любой момент кинуться на женщину.

Аркона мило улыбается мне и с легкой опаской — жнецу. Ее приторно-ванильные духи обволакивают нас, и становится трудно дышать.

— Любовь между тетей и племянницей не знает расстояний и времени, не так ли, милая?

Я вежливо улыбаюсь, позволяя ей держать меня за руку столько, сколько она пожелает. Тетя бросает короткий взгляд на моего спутника, надеясь на вежливое приветствие, но, к ее огромному удивлению, он молчит.

— Позволь представить тебе, тетя, господина Эскара Мортеса, моего секретаря.

— …Очень приятно. — благожелательно кивает она, протягивая мне фужер с подноса. — Глинтвейн. Твой любимый! Ах, Сандриночка, ты просто должна приехать к нам в загородную усадьбу!

Я рассеянно киваю, обводя взглядом бальный зал с отрешенным выражением лица.

— Боюсь, что я развелась с ним, потому что он оказался ужасно скучным! — призналась тетя Лея, угостившись еще пудингом.

Аркона, никогда не скрывавшая своего мнения, добавила: — Зато у него идеальная фигура!

— Не сомневаюсь! — рассмеялась Лея.

Непринужденная болтовня наполнила комнату отдыха, сопровождаемая насмешливо-оценивающим взглядом Тимадры. Это была своеобразная динамика, когда члены семьи ловко переключались между унижением и родственной заботой.

Через некоторое время вся компания переместилась в гостиную, где Виола устроила показательный концерт на фортепьяно. К счастью, мы с Эскаром устроились на самом дальнем диване, что позволило нам немного отстраниться от восхищенных вздохов и шепота тетушек.

Я заметила, что Лар время от времени холодно поглядывал на моего секретаря, впиваясь взглядом в его профиль. Наши глаза на мгновение встретились, но широкоплечая фигура жнеца вдруг склонилась в сторону, отрезав меня от внимания епископа.

Время пролетело как в тумане, и дядюшки решили удалиться в сад для перекура. Дядя Фитц решил сделать аналогичное приглашение моему секретарю. Эскар с полным безразличием отказался, чем сразу обескуражил присутствующих, а следующая его фраза повергла их в шок.

— Курение атрофирует мозги, господа. Но не волнуйтесь, вам это пойдёт.

Я с трудом сдержала приступ смеха от ошарашенной физиономии Фитца, отчего лицо Оберона мгновенно помрачнело. Остальные дяди отзеркалили его выражение, явно возмущенные наглостью какого-то секретаря.

Тимадра сразу разразилась звонким хохотом, комната наполнилась ее неправдоподобным фарсом.

— Господин Мортес! — воскликнула она между приступами хихиканья. — Вы, конечно, мастер остроумия, остроты Ваши всегда удивляют! Хотя такой юмор иногда и трудно понять, но, когда это удается!.. Ох! Эта Ваша игра слов и скрытые колкости. Браво! — она с энтузиазмом аплодирует, приглашая остальных дам принять участие.

Стремление тети поддержать свою репутацию перед представителями Церкви Будущего было очевидным.

— Идеальный мужчина не пьет каждый день, не курит трубку, не играет в покер, никогда не спорит с женой и… не существует!!! — пропела одна из дам, давясь шампанским.

Эскар захлопнул свой блокнот с резким звуком. Откинувшись назад, он положил руку на спинку нашего дивана, чуть выше моих плеч.

Я пыталась скрыть свой румянец. Как может кто-то всегда пахнуть так вызывающе маняще?

Постоянные переходы между бальным залом и различными салонами для традиционных развлечений никогда не были мне по душе. Я бы предпочла сидеть где-нибудь в уголке до конца мероприятия. В этом плане я завидовала жнецу, его легкости и естественности поведения, независимо от статуса людей за столом.

— Не хотите ли еще немного пунша, дорогая? — спросил кто-то, когда я на мгновение прикрыла глаза.

— Сандрин, ты все равно подпишешь эти приглашения, хочешь ты этого или нет! — раздраженно зашипела мне на ухо Тимадра.

Она пыталась меня убедить в том, чтобы я лично подписала приглашения и пригласила Лара и его приближенных на осенний бал Ордена Дахмы, который состоится в ближайшее время.

Я замялась, пытаясь уклониться от этого разговора. Мне казалось, этот вечер уже никогда не закончится. Но дядя со своими беспощадными охотничьими историями отвлек ее внимание на себя. С облегчением я выдохнула, наконец-то оставшись одна.

— Могу я пригласить Вас на этот танец, леди Сандрина? — епископ Лар неожиданно произнёс за моей спиной.

Он слегка поклонился, сверкнув блеклыми глазами.

Все мои родственники замерли, наблюдая, как он протягивает мне руку.

Я стояла в растерянности, не зная, что и сказать. Грусть фортепианных нот заполнила воздух. Я боялась этого танца так же сильно, как и пустого взгляда епископа, похожего на рыбьи зрачки.

Когда напряжение стало нарастать, раздался пронзительный звук, разорвавший тишину. Кто-то уронил вилку на пол.

Это был Эскар.

Был ли это его особый знак? Знак для меня, чтобы привлечь всеобщее внимание и выиграть ему время?

С грацией я принимаю предложение епископа. Он ничуть не удивился, зная мой ответ заранее.

Выйдя с ним в центр, я с блеском в глазах присела в реверансе — так изящно, что это смутило даже Виолу, которая наблюдала за происходящим издалека, казалось, без всякого интереса. Все это было просто зрелищем, спектаклем, который нужно было перетерпеть — напомнила я себе.

Когда зазвучала музыка готического вальса, мое тело задвигалось с искусственной грацией — отточено и красиво.

Отпустив все свои тревоги и сомнения, я позволила зачарованному ритму вести меня.

Публика с благоговением наблюдала за тем, как я легко скольжу, позволяя партнеру вести меня, выплетая на кафеле замысловатые узоры. С каждым вращением моя уверенность росла, и все мысли о страхе и нерешительности исчезали. Мои движения были плавными, а тело — сосудом для музыки.

В зале раздавался дамский шепот, но я не обращала на это внимания. Это был мой момент, и я была полна решимости сделать его незабываемым. Епископ тоже, казалось, был захвачен магией танца, его глаза не отрывались от моего лица.

Плавно кружась, с холодной беспечностью, я огляделась вокруг. Все взгляды были устремлены на нас.

Испугавшись такого внимания, я случайно столкнулась со стеклянным взором Лара. По коже пробежали мелкие мурашки, пронзив меня.

Мы продолжили вальсировать под внимательным присмотром всех присутствующих. Однако в этой многолюдной дымке не было видно моего секретаря. Но я чувствовала, что он где-то близко, затаился в тени, приводя свой план в действие.

Руки епископа крепко обхватили мою талию и ладонь, напоминая о себе. Контролируя танец, он был безэмоционален, как изваяние. Я понятия не имела, что у него в голове в этот момент, и уж тем более — на душе. Но я точно знала, что выйти замуж за эту пустую человеческую оболочку я не соглашусь ни за что.

На мгновение я ещё раз встретилась с холодным взглядом жениха. Туманное безразличие — таково было его выражение. Живет ли кто-нибудь за этими глазами?

Когда вальс подошел к концу, я заметила странное зрелище. Из кармана своей рясы Лар стал доставать что-то маленькое и серебристое. Предмет, столь изысканно утонченный, я не сомневалась, что это было именно оно… Помолвочное кольцо — бриллиант ярко блестел.

Я поспешно накрыла его руку своей, остановив его намерение.

— …Пардон, леди Сандрина? — озадаченно нахмурился епископ.

Я прикусила губу: мои истинные намерения скоро станут известны ему, в конце концов.

— Я хотела Вас кое-что спросить, Ваше Преосвященство. — говорю четко и громко, чтобы все могли подслушать.

Мужчина одобрительно кивает, поджав тонкие губы. Я вздыхаю и начинаю.

— Видите ли, я не могу связать свою судьбу с человеком, лишенным чувств… Поэтому, прошу, скажите. Испытывали ли Вы когда-нибудь нежное блаженство любви, Ваше Преосвященство?

Зал затаил дыхание от моей дерзости, но ожидая его ответа с любопытством.

— Любовь, говорят, ослепляет рациональный разум, миледи. — с суровым видом епископ прячет кольцо обратно. — Отвлекает от логики в вопросах, оставляя разум за бортом.

— А я думаю, что любовь делает людей лучше. Совершенствует нас по мере того, как это высшее чувство овладевает нашим разумом и сердцем.

Епископ с презрением окидывает меня взглядом. Так же, как и наблюдающая за всем этим происходящим толпа, ропотом принимающая его сторону.

Но я стою на своём, не желая быть немой в этом мороке. Даже если правда у всех своя, то истина — одна. И сейчас я стою за неё. Ибо силу любви нельзя отрицать и скрывать даже в таких высших окружениях лишённых высоких чувств.

— Любовь — священна. — смело заявляю я.

Шепот и шипение доносятся вокруг, люди разражаются несогласием.

Лицо епископа становится зловещим. В его словах сквозит презрением.

— Да как смеете Вы, леди Сандрина, так наивно говорить о том, чего не можете постичь? Святость принадлежит нам, слугам Темного. А не юным леди, которые говорят об этом из слепого заблуждения, начитавшись фантастики.

— А как Вы смеете предполагать, чего я знаю или не знаю?! Ведь я не менее близка к Богу, чем вы все! Или Вы считаете по-другому, господин? — я намеренно обвожу взглядом десятки недоуменных лиц. — А ваша Церковь Будущего, действительно ли угодна Темному? Ведь если Церковь — только будущего, то, может быть, и Господь ваш — тоже только будущий? Неуловимый, неизвестный и иллюзорный!

Мои отчаянные слова разлетелись по залу, столкнувшись с тишиной, но я продолжила:

— Но мы живем в настоящем. Всегда. Будущего — нет!.. Нет и завтрашнего дня. Все это — лишь иллюзия времени, которого у нас нет, потому что мы только…

— Хватит!!! — пронзительный крик Тимадры прерывает мой монолог. — Сандрина Эрналин Лорелей! Ты свободна от этого вечера!!!

Вскочив со своего места, тетушка указывает мне на двери.

В комнате повисает тяжелая тишина.

Я не могу двигаться, ноги кажется, налились свинцом. Так вот что значит постоять за себя? Адреналин — сладкий яд, теперь я вкусила и его… Все, о чем я могу думать — как гордился бы мной в этот момент мой Микаль. Он всегда поощрял меня быть сильнее, смелее, дерзче, когда это было необходимо. И правда в том, что у нас действительно есть только настоящее. Но любовь преодолевает и это — она не знает ни завтрашнего дня, ни настоящего, ни прошлого. Потому что любовь трансцендентна… Вездесуща. Долгие годы я жила в прошлых воспоминаниях с ним. В любви Микаля я находила утешение. Но в глубине души я угасала, имея существование, лишённое жизни. Но теперь ко мне пришло просветление.

Тихий голос Микаля прошептал в моем сознании:

"Двигайся дальше, любовь моя, и позволь своему сердцу снова воспарить. Люби, Сандри. Познай красоту жизни за нас двоих…"

Вездесущая любовь… Теперь я понимаю, что он имел в виду.

Поворачиваюсь лицом к толпе со слабой улыбкой на своем теперь уже безмятежном лице. Мое зрение растворяется в дымке свечей и благовоний. Темнота опускается на мои веки, словно ночная вуаль. Комната становится окутана чернотой, лишенной всякого света. Ясность теряется, а мысли начинают путаться. Я падаю в этот мрак, охотно подчиняясь ему.

Вдалеке раздается звук бьющегося стекла. За ним следуют вскрики и причитания тётушек. Все труднее и труднее сопротивляться соблазну поддаться этой тьме.

"Даже в отсутствие ты указал мне путь…" — слова срываются с моих губ, и я чувствую, как последние остатки тепла покидают мое лицо.

Слышу, как распахиваются окна. Сильный порыв ветра врывается в зал, неся с собой сладкий аромат жасмина. Он окутывает меня, как нежная вуаль, убаюкивая, погружая в блаженные грезы.