Чекист откинул полог, и слегка пригнувшись вошел внутрь наспех вырытого блиндажа. Листы металла удерживающие стены от обрушения были уложены как попало, в щели тонкой струйкой просыпался песок образуя на полу небольшие барханчики. Близоруко щурясь, он покрутил головой, моргнул несколько раз привыкая к полумраку, нашел искомое, сделал пару неуверенных шагов, и в изнеможении плюхнулся на раскладной стульчик. Тот жалостливо скрипнул, но устоял.
— Уф-ф-ф, — тяжело выдохнул Гейман, — все-таки добрался. Тяжело. Старею, оказывается…
— Что с машиной? — спросил Родион морщась.
— Закипела, — отмахнулся Чекист, — радиатор течет. Как у всех.
— Зачем сам поперся? Не мог помощника отправить? Лев Исаакович, чай не мальчик уже. Неровен час апоплексический удар хватит.
— Не дождетесь, — кривозубая улыбка на обгоревшем лице политрука выглядела жутко и походила на звериный оскал, — я еще вас всех переживу.
— Ни сколько в этом не сомневаюсь, — усмехнулся Родион, — но рисковать по пустякам запрещаю!
Чекист достал грязный платок и аккуратно промокнул багровую лысину.
— Помощник четыре квадрата объехал, вернулся в полуобморочном состоянии.
— Ты сам выглядишь ненамного лучше.
— Да ладно, переживем, — вновь отмахнулся политрук, — я прикинул на глазок, пару километров осталось до лагеря. Колея просматривается хорошо. Рация все-равно сдохла, — батарея не держит заряд. Ждать пока вы меня хватитесь? Так это часа два — три, а то и все пять. Собрался и пошел. Пара часов, и вот он лагерь.
— А если бы сбился с пути?
— Добрался же.
— УАЗик далеко бросил? Нужно отправить бригаду ремонтников.
— Нет, — покачал головой Чекист, — километра четыре отсюда. Я механикам уже дал команду, возьмут Урал и приволокут.
— Ясно, — Родион скривился как от зубной боли и склонился над картой, — какие квадраты обследовал?
— Сорок два и сорок восемь.
Эмиссар сделал пометки на карте, испещренной многочисленными рукописными значками.
— Плохо дело, — мрачно выдавил он, — время идет, а машин по-прежнему не видно. Нужно расширять зону поиска.
Чекист покачал головой и аккуратно пощупал лысину пальцами:
— Обгорел, — внезапно пожаловался он, — Родион Сергеевич, нужно прекращать бессмысленный поиск и ехать дальше.
— Что? — вскинул голову Эмиссар, — «груз» в машине Королькова. Без него вся затея теряет здравый смысл.
— Никуда они не денутся, — хладнокровно рассудил Чекист, — направление движения знают. До Асуана рукой подать, километров шестьдесят осталось, или сто. Ну максимум — сто пятьдесят. А сидеть посреди пустыни и потеть от жары, никакого резона не вижу. Мы так можем и до морковкиного заговенья их разыскивать. Только технику угробим и горючее зря сожжем.
Родион молча разглядывал карту несколько секунд, затем поднял голову:
— А если они остановились, разбили лагерь и ждут помощи? Тогда мы угробим людей.
— Не-а, — уверенным тоном заявил Чекист, — не будут они сидеть на жопе несколько дней и ждать с моря погоды. Не дураки. Да и воды у них, по моим подсчетам, литров сорок — пятьдесят всего. К вечеру останется, дай бог, если половина. Так что еще сутки под палящими лучами солнца они не выдержат, а значит будут искать город. Там люди, вода и пища.
— А если дураки? — спросил Родин.
— Корольков, точно нет. У меня на него знаешь какое досье? Толщиной с кирпич!
— Иваныч — старый, больной и побитый жизнью человек.
— Не-а, — Чекист аккуратно расправил платок и оставил лежать на голове, — старикашка не так прост, как ты думаешь. При малейшей опасности возьмет на себя руководство группой. Кто там еще может? Французик? Глуп как пробка. Его помощник, япошка? Только и умеет начальству в рот заглядывать, самостоятельно ни одного решения принять не способен. Ковтун? Трус! Побоится взять на себя ответственность за группу. Борман? Безынициативен и откровенно ленив. Будет до последней минуты ждать спасателей, и шага не сделает без команды и подзатыльника. Пацаны из охраны? Ты же знаешь, кого мы для экспедиции отбирали и почему…
Родион по прежнем буравил взглядом старую карту.
— Так что других вариантов просто нет, — продолжил свой монолог Чекист, — если Петр Иванович возглавил группу, то с наступлением темноты прикажет двигаться в Асуан. Там и встретимся!
Родион неопределенно хмыкнул.
— Ночью нас ждет очень непростой переход, половина водителей будут сонными мухами, из-за этих поисков. Черт его знает, что нас ждет в Асуане.
— Ну да, вдруг война, а я уставший, — едва слышно проворчал Эмиссар в ответ.
Гейман вновь занялся обгоревшей лысиной, аккуратно прикасаясь кончиками пальцев, ощупал весь периметр повреждения. Недовольно поморщился.
— Одно не могу понять, — Родион поднял взгляд на политрука, — как могли потеряться несколько машин из середины колонны? Ну «хвост» отстал, — понимаю. Ну «голова» не услышала команды по рации, оторвалась и ускакала вперед, — тоже могу понять. Но из середины? Как?
Чекист сгреб платок, скомкал в руке и сунул в нагрудный карман.
— Видимость была хреновая, радио почти не ловило, ничего удивительного. Друг за дружкой ехали по габаритным огням. Знаешь старый анекдот? «Ты извини, дружище, но я уже в гараж заехал…»
— А ведущий? Кто у них там первый шел? Ковтун, вроде… Совсем идиот?
— Да хрен его знает, — тяжело вздохнул Чекист, — мне уже давно мерещится всякая херня. Уговариваю себя, что все это череда случайных совпадений, а сомнения все-равно гложут. Не верю я в чудеса, Родион Сергеевич. А в целенаправленную диверсию верить не хочется тем более. Гоню от себя черные мысли, а они не уходят.
— Ну поделись, коли так. Вместе покумекаем.
— Сначала взрыв на барже. Никаких следов подводных мин мы не нашли, как не искали. Могла быть заложена бомба изнутри? Могла! Потом засада на берегу, как будто точно знали когда и куда мы причалим. А ведь по первоначальному плану, ни о какой высадке в районе Каира даже речи не шло. Однако ждали нас именно там, как будто кто-то сообщил координаты. Народищу нагнали, уйму. А заметил кого? В основном отребье, расходный материал, пушечное мясо. Одеты в лохмотья, вооружены кое-как, дисциплина и субординация отсутствуют напрочь. Короче, сброд, а не бойцы.
— Да, — кивнул головой Родион, — были и у меня подобные мыслишки, как-то слишком легко отбились, при таком количестве нападающих.
— Вот-вот, профессионалы спалили бы половину техники из РПГ, зажав нас в кольце огня, и только потом пошли на штурм лагеря. А эти, как придурки, с карамультуками и убитыми вусмерть «Калашами», сходу, без перегруппировки, без предварительной разведки, сразу поперли в атаку. На что надеялись? Фактор внезапности, к тому времени был утерян.
— Зерг раш? — предположил Эмиссар, смешно изогнув бровь, пояснил, — быстрая и беспорядочная атака превосходящими силами.
— Скорее хаос и неразбериха. Сдается мне, Родион Сергеевич, никакой внешней координации атаки не было.
— Так ее и не было.
— А должна была быть! Под сотню народа. Без хорошего руководителя такая банда давно перегрызлась бы между собой. И развалилась на несколько мелких группировок. Понимаешь? Я не великий знаток человеческих душ, и тем более не солдат, но даже я понимаю, чем больше людей в группе, тем более непререкаем авторитет руководителя. А ничего подобного не было и в помине. Так бывает только в одном случае, — если банду наемников сколотили совсем недавно, впопыхах, и сразу швырнули «на дело». Значит целью было не уничтожение колонны и захват груза, а просто желание слегка пощупать конвой «за вымя». Значит знали, что у нас с собой оружия и боеприпасов, как у дурака махорки. Заодно и «слили» наиболее бесполезных дармоедов, чтобы под ногами не путались и жратву зря не переводили.
— Ну, допустим ты прав, — задумчиво произнес Родион, хотел еще что-то добавить, но передумал.
— Я знаю, что я прав, — отмахнулся Чекист, — но это всего лишь догадки и подозрения, их к делу не подошьешь. А доказательств у меня нет, и взять их негде.
— Это все?
— Нет, конечно. Почти с самого начала пути пошла череда подозрительных поломок и различных форс-мажоров. Сколько единиц потеряли?
— Техника на последнем издыхании, — возразил Родион, — запчастей нет, ремонтируем переставляя детали с одной машины на другую. Что же тут удивительного? Да и люди… Состав экспедиции, по большому счету, оказался не готов к африканской жаре и трудностям перехода.
— Так оно так, — покивал головой Чекист, — да и с водой… согласен… может быть какой-то разгильдяй действительно забыл кран закрыть, и поэтому целая цистерна питьевой воды в песок утекла. Но только я в это не верю! Не бывает подобных совпадений, слишком подозрительно выглядит. Ну что же мы с тобой олигофренов в экспедицию набирали? Нет, конечно! Вот поэтому я и не верю, что кто-то из водил мог забыть закрыть кран. Даже самый недалекий понимает, что без воды в пустыне смерть. Ведь это их вода! И на кону их собственные жизни.
— Да уж, — был вынужден согласится Эмиссар, — выглядит подозрительно. Но разгильдяйство, это не всегда злой умысел.
— Потом было нападение «падальщиков», — продолжил Чекист, — откуда они узнали, что приближается конвой? Даже засаду с минами успели организовать. Действовали ловко, слажено, скоординировано, по всем правилам боевой группировки. Но это «падальщики». Свора тупых примитивных дикарей. У них в принципе нет никакой военной подготовки, по уровню интеллекта они ненамного выше неандертальцев.
Родион пожал плечами:
— Может совпадение. Ждали кого-нибудь, а тут мы.
— Потом — ящерицы, — не сдавался Гейман, — Родион Сергеевич, ты слышал когда-нибудь, чтобы рептилии нападали на технику? Звучит как бред сумасшедшего.
— Голод, — потер лоб Родион, — прибежали на шум, попытались атаковать.
— Еще раз повторяю — бред. Вараны не водятся в пустынях, только на побережье. Вараны не охотятся стаями. Вараны очень редко нападают на людей. А уж на технику…
Родион озадаченно хмыкнул:
— Есть предположения?
Гейман помотал головой:
— В том-то и дело, что никаких. Я могу предположить только существование фермы по разведению ящериц на мясо. Но каким способом их натравили на конвой? Это же не дрессированные мартышки. Или ящерицы дрессируются?
— Понятия не имею.
— Армяша этот, — продолжил политрук перечисление, не слушая Родиона, — грузовик со штурмовиками чуть в провал не сбросил. Ведь сразу ополовинил бы состав охраны.
Чекист внезапно замолк и поднял растерянный взгляд на Эмиссара.
— Жеваный крот!
— Что? — вскинулся Родион.
— Я же этого козла в будке прикрыл, хотел допросить позже и напрочь о нем забыл.
— Ты хочешь сказать, что он до сих пор в «вахтовке» сидит? Без еды и воды?
— Похоже, что да.
— Вот черт!
Родион подскочил как ужаленный, и сразу рванул на выход…
Добежали до грузовика почти одновременно, Чекист даже позабыл про двухчасовой пеший переход по пустыне и напрочь обгоревшую лысину. Родион первым забрался по ступеням, рванул обжигающий металл рукоятки на себя. Внутри импровизированного автозака оказалось темно и очень душно, металл накалился на солнце и прогрел воздух. Несколько секунд вспоминал как зовут бедолагу, но в памяти так и не всплыло имя.
— Эй, как там тебя, Симонян? Давай на выход!
Из будки не раздалось ни единого звука. Никто не торопился навстречу.
Может все-таки ослушались приказа и выпустили?
Шагнул в темноту, пощелкал зажигалкой.
— Черт!
Надежда испарилась, средь ящиков с инструментом и запчастями неяркий язычок пламени выхватил тело водителя, лежащего на полу. Подскочил, тронул за плечо, легонько потряс, обернулся, крикнул в открытую дверь:
— Лев Исаакович, помоги, он без сознания.
Запыхавшийся Чекист загородил проход, вновь сгустилась темнота, пришлось чиркнуть зажигалкой.
— Давай, за руки и за ноги.
Тело внезапно показалось очень тяжелым. Ухватились, потащили к выходу.
— Сколько же он тут сидит? Часов двадцать. Мать честная!
Бледное лицо с запекшимися губами, засохшая струйка крови под носом.
Увидел кого-то из штурмовиков, поднял руку чтобы привлечь внимание, крикнул:
— Эй, ты, быстро позови врача.
Лидия Андреевна примчалась словно на крыльях, швырнула алюминиевый чемоданчик с грубо намалеванным крестом на песок, склонилась над водителем, пощупала пульс. Ухватившись за подбородок, повернула голову и приоткрыла один глаз, — зрачок на свет не отреагировал. Сунула под нос ватку с нашатырем, слегка поводила влево-вправо, реакции никакой.
— Гипертермия и сильное обезвоживание, — констатировала она, — пульс нитевидный, возможно кома.
Обернулась к своему помощнику из «научников», и паре любопытствующих штурмовиков. Лихо скомандовала:
— Носилки сюда, быстро! Василий, готовь капельницу.
Чекист задумчиво потер обгоревшую лысину.
— Родион Сергеевич, одно за одним, навалилось, то ящерицы эти, будь они неладны, то буря, то группа потерялась. Извини, совсем запамятовал.
Родион не на шутку разозлился.
Почему ты оправдываешься? Лучше бы ты не оправдывался, сволочь!
Небольшая группа зевак столпилась вокруг носилок.
— Марш по местам! — гаркнул на них Чекист, — нечего тут глазеть.
Родион задумчиво покачал головой:
— Теперь от нас с вами, Лев Исаакович уже почти ничего не зависит…
Усадили на металлический стул, привинченный к полу, наручники застегнули за спиной, пропустив сквозь металлические прутья. Откуда-то из-за спины вышел здоровенный бугай с бритой головой, встал рядом. Тяжелое, астматическое дыхание, легкие нотки перегара и вонь дешевых сигарет из водорослей. Свет лампы бьет прямо в глаза, слепит, ни черта не разглядеть, только зеленые пятна пляшут на фоне темноты.
Перед носом на долю секунды промелькнуло удостоверение, — черное солнце, подпоясанное пучком розог с воткнутым топориком и тисненые золотом буквы «СБМ». Ничего кроме этих проклятых букв не успел рассмотреть, словно крыса под гипнозом дудочки Гамельнского крысолова.
— Оперуполномоченный Лев Исаакович Гейман, служба собственной безопасности. Будем знакомы.
Родион молчит, до крови закусив губу. Пока не предъявлено обвинение, совершенно непонятно как нужно себя вести, чтобы не вызывать лишних подозрений.
Главное не делать резких движений.
А может как раз наоборот? Нужно вести себя нагло, если ты ни в чем не виноват.
Опер уселся напротив, лица не разглядеть, проклятая лампа мешает, выжигает сетчатку.
Киношек насмотрелись что ли? Зачем на допросе нужна лампа, направленная в морду подозреваемому? Чтобы не видел лиц тех, кто ведет допрос? Но это глупо, он же представился.
— Ну что, Родион Сергеевич, — опер начал разговор, не спеша, приторно елейным голосом закадычного друга, — а ведь мы о вас и так все знаем. Молчать и выкручиваться бесполезно.
Переигрывает и наверняка врет. Ничего им неизвестно, одни подозрения. Надеются на чистосердечное. Ну вот уж хрен вам, по всей морде. Я за вас вашу работу делать не собираюсь. Есть доказательства — предъявляйте обвинение. Нет — идите к черту.
— Не понимаю вас, Гейман, — покачал головой в ответ, — в чем меня обвиняют? Говорите прямо. Не нужно разыгрывать дешевый спектакль с хорошим и плохим полицейскими.
С грохотом перед самым лицом опускается мощный волосатый кулак.
— Молчать! Вопросы здесь задаю я!
Родион рефлекторно моргает.
Вот же, сучонок, подловил. Да и я тоже хорош, сорвался на визг, как баба. Нервы ни к черту.
— Быстро отвечайте. Имя, фамилия, год рождения?
— Быков Родион Сергеевич. Две тысячи восьмой, от Рождества Христова.
Ухмыляется, сволочь! Возомнил себя царем и богом на государевой службе. Знаем мы прекрасно, чем вы там занимаетесь в своей контрразведке.
— В какой структуре проходите службу?
— Штурмовой отряд специального назначения.
— Это «драконы» что ли?
— Они самые.
Опять ухмыляется. А что я смешного сказал? Дракон на шевроне не просто так нарисован. На «внешке» в болотах, всякие твари водятся. Некоторые похлеще мифического Змея Горыныча.
— Звание?
— Лейтенант.
— Должность?
— Командир малой боевой группы.
— Сколько человек в группе?
Ага, так я тебе и сказал. По уставу лишнее болтать не положено.
— Чем занимается группа?
— Спецоперациями, — постарался вложить как можно больше сарказма в это слово.
Опер молчит несколько бесконечных секунд, перебирая на столе бумаги.
Прямо как мышь в кладовке, шурх — шурх — шурх. И этот еще, стоит рядом, противно дышит перегаром в ухо…
— Родион Сергеевич, — голос собеседника вновь изменился, стал текучим, обволакивающе липким, словно патока, — знакомы ли вам такие фамилии, — принялся быстро перечислять, даже не сверяясь со списком, — Хамид, Терияки, Корсаков, Стебин?
Сердце бешено заколотилось в груди, пытаясь нащупать брешь и выскочить вон.
— Я не буду отвечать на этот вопрос. Имена, фамилии и звания личного состава спецподразделения не подлежат разглашению ни под каким предлогом.
— Кузнецов? Крашенинников? — продолжил чекист, словно и не слышал ответ. Или ему просто наплевать на слова подозреваемого?
Допроса с пристрастием не выдерживает никто…
Где-то противно жужжит назойливая муха. Опер молчит, терпеливо ждет. Нужно что-то сказать, пауза затянулась сверх всякой меры. А нужно ли? Разве это что-то изменит?
Снова сильный удар по столу, даже лампочка моргнула. Бугай тоже не остался без дела, постарался, продублировал. Хорошо вышколенный холуй, свою работу выполняет качественно. Короткое движение и зазвенело в голове, запылало огнем ушибленное ухо. Это чтобы слова «гражданина начальника» быстрее доходили до сознания арестованного.
Ладно, здоровяк, всему свое время. Мир тесен. Встретимся еще, поговорим по душам…
— Родион Сергеевич, все что от вас требуется, — отвечать на заданные вопросы. Мы не требуем нарушать устав, но, если вы будете молчать, нам придется применить углубленный допрос третьей степени воздействия. Это может быть очень опасно для вашего здоровья. Если вы согласитесь на сотрудничество со следствием, то сможете избежать неприятных хм… воздействий на ваш молодой и цветущий организм.
Родион молчит, стиснув зубы.
— Или вы не понимаете русского языка, господин лейтенант? Может быть мне повторить на интерлингве? Или вы предпочитаете арабский?
— Не нужно.
— Хорошо, — голос Льва Исааковича внезапно приобрел металлические нотки.
Опер вышел из поля зрения, поворачивать голову вслед за ним Родион не решился, к тому же наручники за спиной сильно сковывают движения. Да и бугай над ухом засопел еще громче, видимо руки чешутся. Такому только дай повод…
— Какой-то вы несговорчивый, Родион Сергеевич. По-вашему, мы зря теряем время?
— Мне не в чем признаваться.
Опер едва слышно хмыкает.
— Очень может быть вы и правы, Родион Сергеевич. Но мы должны учесть любую возможность. Ведь так? Вы согласны?
— С чем?
— С тем утверждением, что основная задача службы собственной безопасности — следить за порядком в органах. Даже если в показаниях задержанных написана полная ерунда, мы не можем игнорировать полученный сигнал, а обязаны провести полноценное расследование. Мы не имеем право на ошибку, на карту поставлены жизни людей Метрополии.
— Мне плевать чем занимается ваша служба. У вас своя работа, у меня — своя.
Бугай слегка подался вперед и засопел перегаром прямо в ухо. Родион скривился, и затаил дыхание стараясь не вдыхать ароматы давно немытого тела дознавателя.
— Вы не ответили на мой вопрос.
— Мне нечего сказать.
— Какой же вы упрямый, Родион Сергеевич.
Он снова зашелестел бумагами, выбрал одну и положил на стол.
— Прочтите.
— Что это?
— Прочтите!
Скользнул взглядом по диагонали, выхватывая из текста отдельные фразы. Стенограмма допроса Крашенинникова. Черт его знает, кто таков, но излагает складно. Несколько раз наткнулся на знакомые имена, в том числе — свое собственное. Все ясно, фальшивка, состряпанная на коленке буквально полчаса назад. Значит арестовали «по стуку» и теперь будут добиваться «явки с повинной», потому что никаких доказательств вины в наличии нет. Как я и предполагал.
— Это полный бред!
— Не исключено, — хихикнул опер, — нашей службе нередко приходится иметь дело с не совсем адекватными людьми. Ну вы меня понимаете…
— Нет, не понимаю.
— Очень жаль!
— Если у вас есть доказательства моей вины, — предъявите их.
— Я надеялся, что вы сами все расскажете. Рассчитывал на вашу лояльность, ведь мы работаем в одной организации…
— Это не так!
— Почему же? — искренне удивился опер, — вы защищаете граждан Метрополии от внешних врагов, а я от внутренних.
— Долго объяснять в чем разница, — отмахнулся Родион.
— Ну уж постарайтесь, — усмехнулся Лев Исаакович, — уважьте старика.
— Мы воюем за жизни людей в Метрополии, а вы — с людьми в Метрополии. Вот в этом и разница!
— Признаться, Родион Сергеевич, я слегка разочарован, — опер вновь исчез из поля зрения. Родион опустил голову и закрыл глаза ожидая удар по затылку. Бугай совсем заскучал, и принялся икать над самым ухом. Видимо накануне перебрал «чемергесу» и жутко страдает с похмелья, отсюда вытекает злость на весь мир, и навязчивые садистские выходки по отношению к арестованным.
— Если вы не хотите сотрудничать, так и скажите. Я просто дам ход делу о привлечении вас к уголовной ответственности по статье «организация насильственного захвата власти». Доказательств более чем достаточно. Одних только показаний Крашенинникова хватит для пожизненной ссылки на болота.
— Идите к черту, Гейман!
Сильный удар, тело швырнуло вперед, но проклятые наручники удержали на месте, адская боль пронзила позвоночник до самого копчика.
— Не нужно бранных слов и проявления эмоций, — спокойно пояснил опер действия своего подчиненного, — Родион Сергеевич, посмотрите на ситуацию со стороны. Мы просто выполняем свою работу. У нас есть «сигнал», который необходимо проверить.
— Сфабрикованный донос, — буркнул сквозь зубы Родион.
— А хоть бы и так…
— Я отказываюсь отвечать на вопросы. По закону, имею право не свидетельствовать против самого себя.
— Имеете, — спокойно соглашается опер, — но что это изменит?
Родион молча пожал плечами.
— Поймите, господин лейтенант, если мы не придем к консенсусу, я передам дело следователю. А он не будет таким добрым и ласковым, как я. Суд — это формальность. Вас ждут болота…
— На болотах тоже люди живут.
— Люди всюду живут, Родион Сергеевич, даже в пустыне. Вопрос не в том, где они живут, а в том — как они живут? Через пару лет ваше тело покроется незаживающими гнойными язвами, а еще через год вы умрете от туберкулеза или болотной лихорадки.
Лев Исаакович притворно вздохнул и пояснил:
— Врачей мало. Бедняжки выбиваются из сил, но помочь всем страждущим не в состоянии. Новые болезни появляются чуть ли не ежедневно. А ведь их еще нужно изучить, найти и апробировать новейшие методы диагностики и лечения. Лекарств, опять же, катастрофически не хватает…
Родион промолчал.
— А между тем, — продолжил опер развивать свою мысль дальше, — статистика показывает, что постоянное проживание в болотной местности значительно сокращает продолжительность жизни. Ссыльные, как правило, гибнут в течение трех — пяти лет от различных, неизвестных науке заболеваний, либо становятся жертвами нападений мутантов новой волны. Даже не знаю, что хуже, умереть от чахотки или оказаться съеденным заживо каким-нибудь свинокашалотом?
— Перестаньте меня запугивать, Гейман. Ваши аргументы на меня не действуют.
— Понятно, — Лев Исаакович побагровел, достал из кармана сложенный вчетверо платок и промокнул вспотевшую лысину, — тогда, возможно, стоит сделать перерыв? Как вы считаете, Родион Сергеевич?
— Мне все равно.
— Ну как хотите, — чекист притворно развел руками, — а я, пожалуй, пойду покурю.
Он снова вышел из поля зрения Родиона, на этот раз куда-то влево. Возможно там, в темноте, была потайная дверь.
— … а заодно и пообедаю, — как бы размышляя вслух голосом трикстера добавил чекист, и обратился к дознавателю — Гаспар, может быть ты продолжишь беседу с подозреваемым в мое отсутствие?
— Да, босс, — густым басом отзывается бугай.
— Ну и замечательно, — подытожил Лев Исаакович, — только, пожалуйста, не переусердствуй. Знаю я твои способности…
— Да, босс.
Интересно, этот олигофрен умеет говорить что-нибудь еще?
Лязгнула металлическая дверь и наступила зловещая тишина…
Симонян умер, не приходя в сознание через пару часов. К тому времени столбик термометра вплотную приблизился к сорока пяти градусам и поиски потерявшихся пришлось прекратить. Механики, обливаясь потом безрезультативно ковырялись с движками сразу трех автомобилей, вышедших из строя за время поисков. Импровизированный госпиталь Лидии Андреевны пополнился еще двумя пострадавшими от перегрева, а солнце словно с цепи сорвалось, продолжало жарить во всю мощь.
Родион загнал водителей и штурмовиков свободной смены в блиндажи и велел отдыхать. Сам он уснуть не смог, как ни старался. Чекист тоже не спал. При всей внешней невозмутимости, наверное, где-то в глубине души, ощущал легкое раскаяние и редкие уколы совести. А может быть все проще, побаивался расправы возмущенными водителями. Шепотки и гневные взгляды весьма красноречивы сами по себе. Недовольство растет с каждой минутой. Рано или поздно пузырь лопнет…
Эмиссар так и не придумал как снять возникшее напряжение, проступок Чекиста возмутил даже его самого. В конце концов плюнул, и не стал вмешиваться. Вина водителя не была настолько серьезной, чтобы приговаривать его к мучительной смерти. Политрук сам заварил кашу, пусть сам и расхлебывает.
В 15:30 по местному времени жара достигла рекордных пятидесяти градусов. Воздух обжигал легкие, струился и извивался перед глазами. Голова стала тяжелой, в ушах непрерывный звон и еще какой-то совершенно непонятный шелест. Сначала думал, это песок шуршит, но нет, если заткнуть уши, звук не исчезает. Очень громкий и противный, с характерным клацаньем, словно крупное насекомое ползет внутри головы и щелкает жвалами.
— Проклятая Африка!
Чтобы это могло быть? Слуховые галлюцинации? Может быть внутричерепное давление?
Родион выбрался наружу, и приказал еще раз облить цистерны из шланга.
— Воду не экономить!
Какой смысл ее беречь, если взорвется горючее? Тогда мы точно никуда не уедем.
Подскочил дежурный, торопливо отрапортовал. Новость огорошила, «техническая вода» закончилась полностью. Питьевой осталось литров двести — триста.
Расход просто бешенный. Прав Исаакович, нужно срочно выдвигаться к Асуану. Это наш единственный выход.
Он спустился в блиндаж и взял в руки карту, которую за это время успел выучить наизусть. Карандашом провел несколько линий, старательно вписал цифры в каждую получившуюся клетку. Тщательно пересчитал, попутно выписывая промежуточные числа колонкой. Цифры внушали уважение. Дернул головой, в отчаянии швырнул карандаш в угол.
Слишком долго! Поиск придется прекратить.