Последний из нас

Глава 43 Не по плану

— Чёрт! — карандаш со свистом ударился о пол, и отпружинил в пыльную кучу цемента.

Ефрем взялся за голову, шумно вдохнул, выдохнул успокаиваясь. Борис покосился на сломавшийся карандаш, не первый, между прочим.

— Ну, не может быть так, чтобы не было другого выбора! — воскликнул капитан.

— Я же говорю, командир, надо дождаться Артёма, я уверен, он доберётся, — Борис отпил из кружки, и поставил ей на стол, где была разложенная карта города и план ракетного комплекса, раздобытый Леонидом.

— Если за мальчишку взялись Красные разведчики, то ты сам понимаешь, каковы его шансы!

— Но если он выбрался, то скоро будет здесь. Всё равно без его предмета нет смысла в наших действиях.

— Нужен план «Б».

— Я думаю, что пробраться в комплекс в пластиковых контейнерах с радиоактивными отходами, явно не лучший план. Если мы не скопытимся сразу от радиации, то облучимся на всю оставшуюся, короткую, надо заметить, жизнь.

— Эй, командир, я на такую тему не подписывался, — возмутился Захар, который сидел на веранде второго этажа.

— Тебя вообще не спрашивали шавка мелкая! — огрызнулся Тельцов.

— Если бы кое-кто не облажался по полному, проникнуть в комплекс было бы куда проще, да, Штирлиц недобитый? — Мухин бросил многозначительный взгляд на Заболодского, понуро стоящего на первом этаже, в углу здания.

— И без тебя тошно, наркоман проклятый!

— Стоп! — прервал ссоры Ефрем, — Довольно! Сейчас надо работать над общим делом, и сообща, а не устраивать грызню.

Дерягин продолжил усердно корпеть над планом здания, а Леонид углубился в недавние воспоминания…

2. Нижний Новгород. Ракетный комплекс

Аккуратный пиджак, галстук поверх белоснежной рубашки, тщательно отглаженные брюки со стрелками, всё как обычно, типичный день на работе. Леонид чувствовал себя в таком наряде более уверенно и представительно. Если бы ещё не сильные ожоги на левой стороне лица, то вообще красавец, хоть под венец. Но до этого у диверсанта времени не было. Обычно чуткий и внимательный к мелочам, Заболодский сразу почувствовал неладное, слишком уж пустым был коридор в разгар рабочего дня. Но думать об этом времени не было, хватало и других проблем, за которые спасибо надо сказать непосредственно начальству. Как физик-теоретик он был необходим на рабочем месте, чтобы подчинённые математики и физики-практики рассчитывали необходимые данные для полёта ракет. Работа крайне сложная, требующая предельной концентрации и внимания. Малейшая ошибка, или недочёт, который могут упустить и подчиненные, может окончиться гибелью для мирного населения. Столько напряжения за последние дни, совсем скоро запуск ГПД, нужно представить контрольные отчёты, к тому же надо встречать группу «Мозг», которая, хоть и не в полном составе, но всё-таки добралась до города. Сегодня последний шанс, последняя надежда, огромный риск, но будем надеяться, что он оправдает себя. Эх, как тяжело принимать собственное решение. Леонид утром связывался с Центром, но там какое-то ЧП, как сообщил радист, и Боковин не может согласовать действия агента. Второй человек, который может отдать приказ — капитан Ефрем Дерягин, но связи с ним не было с момента теракта. Только несколько минут назад один из подкупленных шпионом пограничников на блок посту сообщил, о гостях, которых Леонид ждал. Если бы группа приехала на несколько часов раньше. Но сейчас Леониду пришлось впервые в жизни принять очень важное и нелёгкое решение.

— Добрый день! — после вежливого стука в дверь, Заболодский вошёл в кабинет непосредственного начальства.

— Здравствуй, Лёня, — пухлый, но высокий старик, большая, между прочим, шишка, впервые так обратился к подчинённому, что сильно взволновало Леонида.

Вторым шоком для него было явление Камиллы. Девушка статно сидела на мягком кожаном диване, скрестив ноги, она никак не отреагировала на появление возлюбленного. «Обижается? — успел подумать Леонид, — Назвала меня слабаком, и ещё дуется, вот… женщина!»

— Надеюсь, вы не зря тратите моё драгоценное время, ибо как вы знаете, я уезжаю через десять минут, — вновь заговорил начальник.

— Нет, я по очень важному делу. У меня есть некоторые подозрения в правильности расчётов траектории полёта ракет с ГПД. Я прошу, — Леонид на миг замолчал, потом собрался — подстегнул взгляд Камиллы, «сейчас посмотрит, кто ещё слабак», — Я прошу, передать расчёты ракетного полёта мне, для внесения поправок и корректировки, для более успешного запуска.

— Какие у вас основания не доверять группе физиков высшего категории?

— Я только хочу удостовериться в правильности всех расчётов, непосредственно для пользы нашего общего дела, — парировал Леонид.

— Чьего это «нашего» дела? — начальник рывком поднялся из-за стола, его глаза покрылись сеткой кровавых сосудов, от напряжения затряслась нижняя губа.

Леонид всё понял. Сразу. Ещё до того, как вошёл в кабинет, он уже догадывался. Но обидно было не то, что несколько лет, проведённых в глубоком тылу врага, прошли даром. Что провал случился в самый ответственный момент. А то, что предала его она, Камилла, его любовь, ради которой он готов был умереть. Как она могла? Неужели так обиделась, что предала его?

— Я просто не могу позволить… Что бы годы работы прошли напрасно, — с каменным лицом, не выражающим никаких эмоций, заявил Леонид.

— Одну минуту, — старик подошёл к телефону в противоположном углу огромного кабинета, обернулся — Один важный звонок.

Как только начальник приложил трубку к уху, Заболодский посмотрел на Нежнову.

— Это не я, — сразу же заявила девушка, поняв, что думает её возлюбленный, — Они всё знают.

— Я так понимаю этот звонок, ничего для меня хорошего не значит, так?

— Скорее всего, охрана, — Камилла подтвердила его худшие опасения.

— Так, — протянул Леонид, подходя к другой двери имеющейся в кабинете, пока его не видит начальство, — Пора рвать когти.

Дверь была с кодовым замком, и недолго думая, агент провёл своей картой по специальной щели, загорелся красный диод. «Отказ в доступе» — высветилась надпись.

— Проклятье, он заблокировал мою карту! — Леонид едва держал себя в руках.

— Но не мою, — Камилла провела по замку своим бейджем, и засветился желанный зеленый диод.

Они забежали через дверь, это был короткий «чёрный» ход из кабинета начальства.

— Как они узнали? — спросил Леонид, когда они спускались по крутой лестнице.

— Я не знаю, но поверь, я не предавала тебя! Как мне помочь?

Девушка остановилась перед очередной дверью, Леонид на ходу упёрся в её нежное молодое тело.

— Хочешь помочь? Тогда останови запуск ракет.

Снова карта проскользнула через замок, и пара оказалась в просторном зале, где толпилась уйма народу в белых халатах. Увидев, как око камеры повернулось в поисках беглецов, Леонид затащил Камиллу в лифт. Кнопка первого этажа загорелась, после того как палец Заболодского отпустил её. Двери медленно закрылись.

— Наверняка, внизу охрана вся собралась, — сделала вывод Камилла.

— И что прикажешь, прыгать со второго? Нет уж, я напрягался с горящих домов в том числе.

— Нет, есть идея лучше. У тебя пистолет с собой?

— Я похож на идиота?

— Ты же диверсант, чёрт возьми! Даже у меня есть, — девушка ловко извлекла дамский пистолетик из сумки, — Возьми. Теперь приставь его к моей голове. Да, так. Только нервишки сдерживай, постарайся не раскидать мои драгоценные мозги по стенам, хорошо?

— Посмотрим, — загадочно ответил Леонид, прижав девушку к себе.

Лифт остановился, сильно тряхнуло, и дверцы поползли в разные стороны. Камилла оказалась права — толпа, человек двадцать, отрядили на уничтожение опасного диверсанта. Охранники все как один стояли с табельными пистолетами, направленными на выход из лифта. Но увидев заложника, стрелять, не торопились.

— Камилла Нежнова? — удивился, глава безопасности, и тут же приказал охране, — Не стрелять!

— Оружие на землю! — не своим голосом заорал Леонид, не то, чтобы нервы не выдержали, просто надо было показать, что в руках неуравновешенного бандита, светлая голова науки в большей опасности, и пытаться найти компромиссы не стоит.

Вся охрана обернулась на командира, тот едва заметно кивнул, и пистолеты посыпались на пол.

— Теперь все отойдите к той стенке, да все! В угол быстро! — когда проход освободился, и все охранники оказались на одной линии огня, столпившись в углу, подобно стаду баранов, Леонид двинулся к выходу, прикрываясь худым телом девушки.

И тут что-то пошло не так. Из-за администраторской стойки, позади агента выскочил молодой боец, направил на Леонида пистолет. Всё произошло так быстро, что растерявший форму Заболодский, слишком запоздало развернул руку с пистолетом. Грохнул выстрел. И молодой охранник рухнул с аккуратной маленькой дырочкой в голове. Леонид краем глаза уловил движение, и вернул руку в исходное положение — над плечом Камиллы. Один из охранников, вопреки приказу командира, кинулся к ближайшему оружию. Леонид, выстрелил, сразу, не целясь. Со звоном поля угодила в плитку на полу, в нескольких сантиметрах от руки охранника.

— Назад! — закричал преступник, — Я никому не желаю зла! Не провоцируйте меня! Я сказал, все отошли!

Оглушённая выстрелом над ухом, Камилла, прекрасно играла свою роль несчастной заложницы, даже слезу пустила.

До ужаса напуганный смельчак, вернулся к своим сослуживцам. И Леонид двинулся дальше к выходу. Больше ему никто не препятствовал.

— Как ты, милая, всё в порядке? — возлюбленный поправил растрепавшиеся волосы девушки, посмотрев на её милое личико.

— Да, иди, Лёня, скорее, они не станут ждать.

— У тебя не будет проблем из-за меня, может, убежим вместе?

— Нет, я ещё нужна им, беги скорее, — лёгкий поцелуй в щёку, и девушка повернулась к выходу из комплекса, — До встречи любимый!

Глава 44. Возвращение блудного сына

Тревожно каркнула ворона, и, взмахнув чёрными, словно смола, крыльями вспорхнула с дерева. Тихо журчала речка, шелестела уже жёлтая осенняя трава, потревоженная холодным ветерком. Костёр уже давно потух, и рядом с ним было холодно. В траве покрытой росой, неподалеку, лежал блестящий от влаги «Питон». Паша поёжился, свободной рукой застегнул молнию куртки под самый подбородок, и поудобнее перехватил Макарова, направленного на Артёма.

— Я всё знаю! — таинственно повторил он.

Лежать в мокрой траве было некомфортно и холодно. Грачёв попытался приподняться, но дуло пистолета упёрлось ему в лоб.

— И что же ты знаешь, пацан?

— То, что ты лжец и бандит! — заявил Садко, переминаясь с ноги на ногу, не от холода, скорее всего, а от страха и напряжения.

«Вот значит как, — подумал Артём, — Спасаешь людей, тот же Новгород спасаешь, дом этого парнишки, а тебя бандитом называют. Экая, несправедливость! Да ещё и пистолетом в лоб тычут, как погани последней».

— Ты не тот, за кого себя выдаёшь! У тебя документы другого человека!

Артём только сейчас заметил выпотрошённую тесёмку, рядом с пепелищем.

— Что ты сделал с этим военным? Убил? Или украл его паспорт?

— Не то, и не другое. Тебя не учили в детстве, что лазать по чужим вещам нехорошо?

— Я задал вопрос! — взвизгнул парень, когда пленник начал уверенно подниматься.

Пистолет упёрся в лоб, но это не остановило Артёма, он продолжал давить на ПМ, приближая свою смерть.

— Скажи, ты когда-нибудь, убивал человека? — Грачёв уже поднялся в положение, сидя, — Ты хоть раз пользовался оружием по назначению? Стрелял в человека?

Садко замялся, податливо отходил по мере движения разведчика.

— Ты не сможешь убить. Да, поверь, я тебя прекрасно понимаю, у нас много общего, мы очень похожи. Ты не выстрелишь.

— Нет. Не двигайся! Стой! Я кому говорю. Я не такой как ты!

— А какой я? — Артём уже поднялся на ноги, и Паше стало совсем не по себе, его рука с пистолетом дрожала.

— Я не убийца!

— Да, ты не убийца, потому и не выстрелишь!

Движение разведчика было таким молниеносным, таким неуловимым, что Садко, конечно же, не заметил этого. За долю секунды Артём перехватил ПМ из руки доставщика, постаравшись при этом не сломать ему палец. Ошеломлённый водитель попятился, и, споткнувшись о тесемку, упал на пятую точку. Артём демонстративно извлёк магазин из пистолета, и отшвырнул его в сторону, передёрнул затвор, и пуля выпала из ствола, и только после этого, он кинул разряженного Макарова к ногам его владельца.

— Я не убийца, друг мой. Если тебя что-то интересует, то просто спроси, не стоит направлять на меня оружие, — сосредоточенное каменное лицо диверсанта сменилось мягкой и внушающей доверие маской.

— Хорошо… Прости…

— Оттуда у меня этот паспорт? — Артём подобрал с травы документы, — Я же диверсант, да-да, грозный и беспощадный, который убивает всех свидетелей.

Паша улыбнулся, он уже понял, что «посылка» не представляет опасности.

— Ты не похож на диверсанта, — он медленно поднялся, и подобрал своё оружие.

— Да? Жаль, — на минуту разведчик сделал искренне расстроенное лицо, а потом, улыбнувшись, подмигнул курьеру, — На самом деле я еду с фронта, я же военный. Кстати, капитан Артём Грачёв, рад представится. А это документы моего боевого товарища, — состроив печальное выражение лица, вот-вот заплачет, диверсант продолжил, — Он погиб. Геройски защищая отступление командования из ставки в Подмосковье.

— А, точно, я слышал, что там наших теснят жуть!

— Во-во, бомбардировки, пальба, кошмар. Бедный Егор. Пусть земля ему будет пухом.

Подозрительный взор Паши сменился заинтересованным восторгом.

— А расскажите, — доставщик вдруг перешёл на «вы», — про войну?

— Ох, не хочется вспоминать. Страшно это. Я был в таких замесах, где сильные здоровые мужики ревут словно девки, где командиры забиваются под камни и трясутся от страха, где кровь, грязь, всё мешается.

— Ну, расскажите, пожалуйста!

Артём почувствовал себя ветераном крупной войны. Этот молодой доставщик, так заворожено смотрел на него, с таким восторгом, будто для него, он простой разведчик, который не многим старше его самого, воплощение всемогущего бога.

— Ладно, расскажу, если завтрак приготовишь.

— Конечно, это я быстро, — обрадовался Паша, и кинулся исполнять приказ.

«Вот значит как выходит, — снова задумался Артём, собирая свои вещи в сумку, — Не убийца я. Наврал? Мог пристрелить мальчику, ведь мог? Если представлял бы реальную угрозу, убил бы его? Не знаю даже. Смог бы я как Ефрем, не дрогнув пристрелить юнца? Вряд ли. Что значит, убийца? Убивать мне приходилось. Но всегда это было вынужденной мерой. Кроме одного раза…»

Грачёв поднял с земли свой револьвер. Посмотрел на него. Эта вещь для него больше, чем красивое и мощное, но совсем не практичное оружие. Это память. Напоминание о первом убийстве. Тогда в хижине вождя туземцев, Артём впервые убил человека осознано, он мстил. Это была не самооборона, не вынужденная мера, убийство было направленно не на защиту мирных людей, или для достижения благих целей, сугубо эгоистичная цель. Артём успокаивал затронутую душу, которая требовала крови и страданий человека, который причинил ей столько боли, столько травм нанёс. Почувствовал ли Грачёв себя удовлетворённым? Почувствовал ли наслаждение? Да, но только первые минуты. Потом не прошло ни дня, чтобы парень не вспоминал об этой расправе.

«Я убийца!» — пришло ужасное осознание.

Полуголые деревья пролетали по обе стороны дороги. Они тянули свои серые и коричневые тёмные лапы к путникам, несущимся по разбитой, скорее, тропе, нежели полноценной дороге. Столб пыли взметался за мотоциклом, летящим на всех парах, но быстро опадал, благодаря высокой влажности.

— Как быстро похолодало, — заметил Артём, лишь бы скорее отвлечь внимание от своих «боевых подвигов», выдумывать которые уже наскучило, чего нельзя сказать о благодарном слушателе.

— Да. Вчера ещё тепло было, солнышко, и небо чистое, а сегодня гляди, какой ветер налетел, — при этих словах путники въехали в пыльный туман, поднятый сильным ветром.

Доставщику ещё повезло, ведь у него были мотоциклетные очки, а вот пассажиру пришлось зажмуриться, и плотно закрыть рот. Артём почувствовал, как скорость спала, видимо водитель, совсем не видел дороги, раз так замедлился.

— Смотри, не потеряйся! — перекрикивая тарахтение мотоцикла, попросил Артём, закрываясь воротом безрукавки.

— Так точно, капитан! — зычно отозвался Садко, и резко повернул.

Курьеру, а по совести его надо заслуженно именовать Шумахером, удалось доставить посылку к вечеру. Мотоцикл остановился на невысоком холме, с которого открылся вид на ночной Новгород.

— Мне мама говорила, что он на Вегас похож.

— Ты видел Вегас? — удивился Артём.

— Нет, но, наверное, как-то так же выглядит.

Разведчик вспомнил грязную картинку на рваном учебнике географии, где был изображен огромный город, с высоченными зданиями, и даже от выцветших страниц рябило в глазах. Мама Паши была права, некоторое сходство имелось. Новгород был прекрасен. Он завораживал, ослеплял тысячами ярких вывесок, жёлтыми квадратами окон, из которых лился свет, фонарей, освещающих длинный и ровные улицы. Такого города Артём ещё не встречал. И только сейчас он понял, какие города разные и по-своему прекрасные, в чём-то похожие, но почти полностью индивидуальные.

— Ты никогда не был в Новгороде? — прервал тишину Паша.

— Нет. Так что будешь мне рассказывать, пока доедим. Только не всякую чушь неси, подобно тому, какие пирожки готовит твоя мама, и где ты впервые поцеловался, а по делу, ясно?

Парень обижено насупился, он явно не был согласен с мнением пассажира, но потом кивнул.

— Поехали, чего стоит-то.

— Так ведь, красиво.

— По пути полюбуемся.

Мотоцикл натужно затарахтел, и покатил по извивающейся меж холмов дороге.

— Откуда столько электроэнергии для города?

— Солнечные батареи и ветряные мельницы.

— И хватает?

— Как видишь.

— Город, что-то совсем на военный не похож.

— Ну, тут помимо штабов и комплексов всяких, лабораторий много, и казино, не зря Вегасом называют.

— А чем живёт город?

— Инфраструктурой в основном. Развлекательные заведения, казино, торговля разная. И добыча полезных ископаемых. После Потопа всё изменилось, как мне мама рассказывала.

— Ясно.

— А вам куда надо? Ну, именно в городе.

— Не знаю пока.

— А то я подвести могу.

— На месте разберёмся.

Удивительное явление, обнаружил для себя Артём — стены вокруг города не было. Но оно и понятно, тыл всё-таки. Но столько секретных лабораторий, штабов, комплексов, и никакой защиты? Хотя, спас бы ли тот же Новый ключ, сетчатый забор? Вряд ли, вот и здесь решили, не мучатся. Наверное, компенсировали это большим гарнизоном.

Путников встретил огромный и серьёзный блокпост. Куда круче, чем в Новом ключе. Бетонные дзоты, с длинными противотанковыми орудиями, железные вышки с крупнокалиберными пулемётами и снайперами, бетонные блоки, перекрывающие прямое движение по дороге, умело расставленные стены из мешков с песком, за которыми несли пост солдаты. Знак на обочине предлагал снизить скорость транспорта, а пешим поднять руки высоко над головой, иначе пограничники могли открыть огонь на поражение. Проверять это мотоциклисты не стали, и Паша медленно повёл своего железного скакуна между блоками.

Высокий статный командир, в бронежилете, в камуфляже и с нашивкой принадлежности к городу, вышел к гостям, представился и попросил документы.

— Егор Сычёв, — тихо представился Артём, чтобы не услышал за тарахтением мотоцикла Садко.

Солдат за спиной командира вдруг оживился, внимательно посмотрел на Грачёва. Проверив документы, пограничник покосился на оружие гостей, но доставщику и военному лицу оно разрешалось, потому пропустили путников в город без лишних вопросов.

— Артём Грачёв? — к разведчику подскочил тот самый оживившийся солдат.

— Что? О ком вы? — показав непонимание, спросил диверсант.

— Да ладно, свои. Езжай на цементный завод, группа уже там.

Артём хотел спросить, всё ли у них в порядке, но сдержался, да и солдату вдруг понадобилось куда-то идти.

— Где тут у вас цементный завод? — спросил у доставщика Артём, когда они отъехали от блокпоста.

— Подкинуть?

— Давай, если несложно.

И мотоцикл на остатках бензина покатил по ночному Новгороду, давая путникам возможность полюбоваться богатым и красивым городом. Цементный завод, как и предполагал диверсант, оказался на окраине, в районе бедных и тех, кого называют отбросами общества. Тут освещением улицы похвастаться уже не могли.

— Вот, это здание, — водитель указал на двухэтажную громадину, довольно брошенного и безлюдного вида, — Тебе точно сюда?

— Да. Спасибо дружище, от всей души! — Грачёв вдруг почувствовал такую благодарность этому пареньку, что даже обнял, пожимая мозолистую руку, — Держи, заслужил!

Паша посмотрел на протянутую пачку денег, все сбережения Артёма, которые ему отдал агент Нового ключа.

— Да тут как минимум втрое больше обговорённого, мне же половину ещё на месте заплатили.

— Бери, — улыбнулся Артём, — Тебе семью кормить. Удачи!

— Спасибо тебе, и это извини, что с пистолетом так вышло, — он виновато потупил взгляд.

— Да забудь, езжай, маму обрадуй!

— Ты если что, к нам в гости приходи! — бросил парень, уносясь на своём лихом «коне».

Немного разочарованно Артём вздохнул, и направился к входу на заброшенный завод. Если это была бы засада, что маловероятно, то разведчик был готов. Взведя курок «Питона», он осторожно вошёл через парадный вход. Внутри царила полутьма, только через разбитые окна лился слабый лунный свет. Парень сделал шаг, другой, как почувствовал ногой тонкую леску. Сердце опустилось в пятки. За доли секунды диверсант бросился к выходу, намериваясь упасть ничком, чтобы взрыв растяжки не так сильно зацепил, как резкий звук разорвал барабанные перепонки. Вспышка света, ударила по глазам. Потеряв контроль, Артём упал на землю, схватившись за уши и сильно зажмурившись, до слёз из глаз.

Луч фонаря без труда отыскал корчащегося на полу парня, затем к нему присоединился второй луч. Грачёв повернулся к источникам света на веранде второго этажа, и до рези в глазах, щурясь, попытался разглядеть людей.

— О-о-о, — протянул знакомый голос, — Кого я вижу.

— Возвращение блудного сына? — съязвил Борис, опуская Беретту, и фонарь.

— Теперь ты дома, парень, — рядом возник неизвестный мужик с обезображенным лицом, и хлопнул Артёма по плечу.

Глава 45 Тихий хутор

— Да, — протянул Артём, — Умеете вы гостей встречать.

— Скажи спасибо, что не осколочную гранату поставили. Это Борис предложил свето-шумовую, до последнего верил, что ты явишься, — объяснил Ефрем.

— Спасибо, — ухмыльнулся «блудный сын», протирая глаза.

— Долго ты что-то парень, — вновь заговорил мужик с ожогами на лице, — уже без тебя хотели операцию начинать.

— Если бы вы меня не кинули в Новом ключе, то всё шло бы по плану, — возразил Артём.

— Тебя никто не кидал, — ответил Ефрем, — нас раскрыли, и пришлось быстро сваливать.

— Вы бросили меня, — настаивал Артём, сам не зная, чего желал добиться.

Извинений? Соболезнования? Жалости? Но явно не оправдания.

— У меня был выбор, — голос командира посуровел и стал сухим и жёстким, — Либо ты один, либо миллионы людей!

— Сколько пафоса. Да вы только думали о собственной шкуре! — вдруг вспылил Артём, не ожидая такого о себя.

— Пусть и так. Но миссия сейчас важнее.

— Вы ждали меня, но не пытались найти и помочь, просто вам был нужен предмет, но попытаться спасти меня не хватило духу.

Ефрем напрягся, взгляд его стал суровым и испепеляющим. Артём никогда не мог выдержать такого взора, но сейчас он чувствовал свою правоту, и давил на капитана.

— В драке я разбил предмет, — реакция Ефрема была непредсказуема, он вообще никак не отреагировал, словно ожидал этого, — Но, оказалось, — продолжил Артём, — что в часах моего отца, находился пароль. Я уничтожил его.

— Что за?! — воскликнул Борис, не прерывающий до этого разговор между сослуживцем и командиром.

— Теперь пароль вот здесь, — Артём постучал себя по виску двумя пальцами, — Это моя страховка, чтобы вы не кинули меня впредь, и что бы я вдруг, — парень многозначительно посмотрел на Дерягина, — не стал ненужным, как Карп.

Ефрем вспыхнул, зрачки расширились, но это был человек чудовищного самообладания, казалось, что никакие эмоции не подвластны над ним. Наступила тишина, тягучая, слышалось сопения людей в просторном помещении.

— Может, обсудим дальнейший разговор за столом? — предложил Тельцов, скорее всего, чтобы просто прервать напрягающую тишину.

— Отличная идея, с дороги я устал неимоверно.

Все стали медленно подниматься на второй этаж.

— Нас никто не представил, — мужик со шрамами придержал Артёма за предплечье, — Леонид Заболодский.

— Меня, наверняка, ты знаешь, — улыбнулся парень в ответ.

— Зачем ты так с Ефремом? — агент снизил голос до еле слышного шёпота, несмотря на то, что все остальные уже поднялись наверх.

— Он предал меня, как предал Карпа, один такой агент был, он сказал, что есть подозрения, якобы за ним следят, и этот… монстр, застрелил его!

— Командиру сейчас очень трудно. Миссия очень ответственная…

— Я это слышал уже, есть что-то кроме оправдания верного пса своего хозяина?

Удивительно, что Артём не заметил в глазах диверсанта злобы или ярости, а… уважение. Да, очень похоже на то. Чему же радуется этот новый знакомый? Тому, что признали его верность?

— А ты разбираешься в людях, — после минуты тишины изрёк Заболодский.

— Так, ведь по работе положено.

— Я не в обиде на твои слова. Это и вправду так. Я служу своей Родине, своим командирам верой и правдой, и обещаю исполнять свой долго до смерти!

— Странно, но я уважаю твой безумный фанатизм.

— Давно ты стал говорить людям в глаза, то, что о них думаешь?

— Вроде нет, — Артём задумался, и вправду, он впервые ведёт себя так дерзко и уверенно за всю свою жизнь, обычно он всегда стеснялся и боялся высказывать своё мнение, если оно не совпадало с большинством.

— Не стоит тебе с этим шутить. Дерзкий язык до добра не доведёт. А насчёт Ефрема, то дело не в моей преданности. Ты знаешь, почему он пошёл в армию?

— Нет, — признался заинтригованный Артём.

— Красные разбомбили мирный город. Это было давно, когда он работал ещё в городе на мирной работе, как миллионы людей. У него была семья, красивая жена, маленький сын, собака, дом, высокооплачиваемая должность. И всё это у него забрали. В один миг. Было перемирие, и люди спокойно суетились со своими делами, ни выстрела, ни взрыва, тишина, да покой. Но Красные нарушили хрупкое условие, и на мирный городок, где почти не было военных, посыпались мины и бомбы. Ефрем потерял всё. В один день. И представь, каково ему, смотреть в глаза Красным, зная, что они убивают такие же семьи, как и у него? Улыбаться, и здороваться с военачальниками, которые возможно отдали тот приказ о бомбардировке во время перемирия. Каково ему? Я на его месте, не приведи Господь, конечно, убивал бы всех, до кого мог бы дотянуться. Но командир железной выдержки человек, он заковал собственное сердце, похоронил воспоминания. Кажется, что даже я, вспоминая о его семье чаще.

— Нет, — возразил поражённый Артём, — Он всё помнит. Время ни черта не лечит, я в этом тоже убедился. И сердце у него не заковано. Может он и делает из себя жесткого лидера, но видел бы ты его лицо, когда он понял, что мы не смогли остановить теракт поезда. Сколько тогда людей погибло, каким он задумчивым был после этого.

— Наверное, ты прав. Тогда не нужно делать ему больно. Он и так понимает, что поступает, не всегда правильно, и я не знаю почему, придёт время, и он всё тебе сам объяснит.

— Не думаю, что он захочет поговорить по душам, как только мы начали задания, и я узнал его с другой стороны, мы не совсем, так сказать, ладили.

— Нет-нет. Ты видел его взгляд, когда ты высказывал ему претензии? Что в нём было?

— Злость, ярость, разочарование, — пожал плечами Грачёв, давая понять, что это совершенно очевидно.

— Ты ещё плохо разбираешься в людях. А в таком человеке, как Ефрем, и я иногда теряюсь. Да вот только этот взгляд я сразу заметил. В нём было уважение.

— Ну, уж нет, этого точно не может быть.

— Он уважает тебя, то, что ты не предал миссию, и смог не только побороть Красных, но и поборол самого себя, ты вернулся к нам. Значит долг, и честь для тебя что-то значат, а Ефрем уважает и ценит преданный и верных людей. Ещё он уважает тебя за то, что ты не побоялся высказать своё мнение, ты не струсил выступить против него. Вот увидишь, я был прав.

И уже в полной тишине, они поднялись наверх, где в небольшой комнате, бывшем кабинете начальника завода, расположилась столовая. Борис расставил скудную провизию, разлил по рюмке каждому спиртного, какого именно, Артёму сейчас не было дела.

— Завтра, мне нужны бодрые бойцы с ясным умом, — более чем понятно, намекнул Дерягин, и удалился.

— Вот так. Значит, в хлам напиться не удастся, — с огорчением истолковал слова командира Захар, где-то пропадавший всё время встречи «блудного сына».

— За встречу, — Борис поднял рюмку, — я рад, Тёма, что ты снова с нами, я даже заскучал.

Они выпили, закусили.

— Как вы выбрались и Нового ключа, и вообще что произошло? — пока память у агентов не отшибло алкоголем, поинтересовался Грачёв.

— Ну, история не самая интересная, — начал повествование Борис, — со мной куда веселее приключения случались. Приходим мы, значит, к Левше, агент наш. А он нас приводит к ангару. У Ефрема нашего, чутьё собачье, как-то понимает, что дело палённым пахнет, и мы готовимся. Ворота открываются, и как эти черти накинулись!

— Какие черти?

— Красные вроде. Нас всех почти одновременно и спеленали. Ну, а потом… Короче повезло и выбрались.

— Эй, — от возмущения Захар махнул рукой, и перелил содержимое своей рюмки, — Как есть рассказывай! Не занижай моего геройства.

— Ладно, — сжалился Борис.

«А они с Захаром мягче стали, алкоголь сближает, что ли?» — подумал Артём.

— Герой наш, выхватывает нож, режет своего разведчика, и кидается на командира Красных. Приставляет ему лезвие к шее, и визжит не своим голосом, что бы нас отпустили, иначе на лоскутки их командира пустит.

— Ну, а нас не отпустило, — вставил реплику Захар, расхохотался, и перевернул тарелку с зеленью.

— Да ты дружок, никак под наркотой? — заметил Леонид.

— Только нас отпускают Красные, Дерягин хватает Глок, и вставляет ствол пистолета разведчику прямо в раскрытый от удивления рот. От выстрела тому аж череп разнесло, а Ефрем весь в крови, дальше начинает валить этих жуков. Я тоже не отстаю от капитана, подбираю калаш, и очередью человек двадцать срезаю.

— Э… — хотел что-то возразить Захар, но на него напала внеземная усталость, и он тихонько захрапел.

— Ну, не двадцать, ладно, это я лихача дал, но человек пять точно. Потом мы хватаем стволы и паспорта, Левша, кстати, клянётся, что не предавал нас. А Ефрем ему ствол к затылку приставил, орёт на него. Как с ума сошёл, я его оттаскиваю, и представляешь, твои слова вспомнил. Пока я капитана в чувство приводил, этот упырь слинял! Представляешь! Мы бегом в гостиницу, и вещи забрать, и тебя. Прибегаем, а дома ещё никого. Ефрем хватает вещи, говорит, что бы мы сматывали, а он останется тебя ждать.

Артём с Леонидом переглянулись. Заболодский взглядом сказал, дескать, видишь, прав я на счёт командира, а Грачёв лишь виновато признал свою вину.

— Я чёркаю тебе записку, хватаю его за руку, говорю: «Сейчас накроют нас, а Тёма парень не дурак» ты же не дурак? Вот видишь! Уговариваю его, и сваливаем. Ты уж извини дружище. Я так за тебя переживал, всё себя винил, думал, может, надо было позволить Ефрему остаться.

— Не стоило, — протянул Артём, — Ты всё правильно сделал.

Борис продолжил, что-то весело рассказывать, все, наливая себе и наливая, пока Леонид не отобрал бутылку, но Грачёв его уже не слышал, но вновь занялся самобичеванием.

«А этот парень, Артём, молодец, хватило духу обидеть человека, так и не побоялся извиниться. Ефрем его утром, конечно же, простил, умно придумал, сказать, что парень вчера просто сильно устал. Оно явно не так. Грачёв просто мало понимает ещё людей. Не понимает, что командир старается для всех нас, и делает то, что необходимо сделать, а не то, что ему хочется. Вот он, настоящий лидер» — таких людей Леонид уважал, и думал о Дерягине всегда только хорошо, как несколько лет назад, когда узнал этого молодого разведчика, так и сейчас, когда быстрым шагом шёл к своей съёмной квартире на окраине города.

В комнате, которую Леонид снял после обыска его квартиры, личных вещей не было, зато цель его прибытия находилась в конце огромного огорода. Утром, когда Ефрем зарекнулся, о том, что надо бы перенести рацию на базу, и связаться с Центром, Заболодский сразу оживился и вызвался на это дело. Как только, за последние несколько лет, рядом с ним появился командир, который всегда был на той стороне рации, агент словно разучился думать самостоятельно. Он беззаветно верил в гениальность Ефрема, недаром он знал его с первого дня работы, и отказывался думать самостоятельно и принимать решения. Так жилось легче, от тебя не зависят судьбы и жизни других. Ты не командуешь и не ошибаешься, только выполняешь то, что за тебя уже обдумали и решили. Леонида это устраивало, даже больше, ему так нравилось.

Несколько домиков, с огромными участками земли, обнесённые ветхими заборами, располагались недалеко от города. Так что это даже не окраина, а хутор. Леонид направился вдоль речки, прямиком в сторону дома, где снимал комнату. И на душе у него было так легко. И солнце даже было, правда, за тучами, но всё-таки. Ничто не могло омрачить этот день, день, когда ответственность за принятие решения снималась со шпиона. И весь мир заиграл новыми красками. Пропало то напряжение, преследовавшее Леонида последние годы службы, ушло опасение разоблачения, за каждым кустом перестал мерещиться враг, в каждом прохожем пропал контрразведчик. Словно он не в глубоком тылу врага, а дома. В родном городе, где он всех знает, где здоровается с соседями, жмёт руки друзьям. А было ли оно, то время? Как давно! Почти и стёрлись воспоминания в памяти.

За ностальгическими мыслями, Заболодский и сам не заметил, как стучит в дверь знакомого дома.

— Сейчас-сейчас! — отозвалась хозяйка.

Леонид улыбнулся, вдохнул полной грудью, и присел на ступеньки, спиной к двери.

А красота-то, какая! Огромный, хоть и уже жёлтый луг, живописные холмы, не такие высокие, как горы. Их он не любил еще, будучи мальчишкой, когда они ездили с отцом на Кавказ, где жили его родственники. Как высоко было на вершинах! От высоты захватывало дух, сводило ноги. Спускать маленького Лёню приходилось на руках. А вот река за холмами радовала не меньше. Как хочется прямо сейчас, не глядя на сильный холод, кинуться в воду, которая кажется как в детстве, тёплой и летней. Вот ему мерещится мама, совсем ещё молодая, весело играет с пёсиком, как же его звали? Леонид не помнил, ему тогда было едва десять лет. А мама запомнилась только такой. Молодой, радостной. Не было той мамы, сильно больной, умирающей, осунувшейся. Нет. Она выскочила из памяти, как грязная страница тетради.

Дверь за спиной заскрипела, но Леонид предпочёл не оборачиваться, он не хотел потерять образа любимой мамы, хотелось смотреть на эти пейзажи вечно. А потом на голову упала какая-то ткань. Агент пришёл в себя слишком поздно, его схватили, ударили в живот, но крепкий диверсант, вывернулся, попытался освободиться из захватов нескольких сильных рук. Но ничего не вышло. Его ударили по затылку. Резкая боль отдалась в мозгу. А потом всё погасло. А может, так темно было в мешке.

Глава 46 Верный пёс

«Ничего страшного. Он скоро вернётся. Это же не близко, его хутор. Может, встретил знакомых, разговаривает с ними» — так ответил Ефрем, когда Артём заволновался о долгом отсутствии недавнего знакомого Леонида.

Но Грачёв учил себя не верить словам других, пока не убедишься сам. А о том, что произошло, что-то плохое, ему подсказывало чутьё, которое видимо, ушло в отпуск у командира. А убеждаться в худших догадках, Артём начал, когда по пути к хутору, куда ушёл Леонид, он его не встретил. Поселение было небольшим, и Грачёв зашёл сразу на первый участок. Дорожка вытоптана, следов никаких. Парень попытался вспомнить немногочисленные уроки и объяснения командира охотников на туземцев Шерхана. «Следопыт, как грибник, может пройти мимо гриба, или следа, и не заметить, насколько опытным он бы не был, зато, стоит ему только посмотреть под другим углом на тоже место, как сразу всё видно».

Удивительно, но это сработало. Только Артём присел возле высоких ступеней хозяйского дома, и посмотрел под углом, сразу увидел следы борьбы. Вот пожёванная зубочистка, вот сильно примятая трава, на ступенях за шляпку гвоздя зацепился кусок ткани. В штанах такого цвета Леонид покидал цементный завод сегодня утром, приметил следопыт. Дело и вправду пахнет жаренным. Парень постучал в дверь, заранее взведя курок «Питона».

— Кто там? — послышался противный женский голос.

— Открывай! — рявкнул разведчик, и пнул дверь.

Старушка сразу же выскочила из дома.

— Ой, Господь, милостивый! Что вам надо от человека невинного?

— Где человек, который снимал у вас квартиру, высокий такой, с ожогами на лице.

— Не знаю таких, никто у меня не снимает комнат! — запричитала старушка, пятясь к дому.

— Лож! — Артём схватил хозяйку за руку, и показал внушающих размеров револьвер, — Где он?!

Давление на старую женщину дало свои плоды, та сразу раскололась:

— Несколько дней назад, ко мне пришли трое молодых красивых парней. Очень милые и вежливые, они попросили снять комнату, я конечно, разрешила. А ещё они просили, сказать им, если явится их сосед, якобы они хотят выкупить комнату у него для своих друзей. А мне-то, какая разница? Лишь бы платили и не хулиганили. Пенсии у нас совсем никудышные, и на булку хлеба не хватает порой, а налоги…

— Где мой друг?!

— Ой, точно! Я как им сегодня сказала, что сосед пришёл, они свои пистолеты вытащили, и к нему. Твой обожженный спиной на крыльце сидит, а они к нему со спины¸ как накинут мешок ему на голову, хлоп, и увезли!

— Я тебя сейчас хлоп! Куда увезли?

— Туда! — бабка махнула рукой на окраину города.

— На машине увезли?

— Представляешь! Чёрная такая машина, страшная!

Артём сплюнул, оттолкнул старушку и побежал в указанном направлении. Следы от машинных колёс в наше время редкость, и Артёму не составило труда преследовать похитителей, до того момента, как началась разбирая, но некогда асфальтированная дорога. Сумерки уже спустились на Новгород. Солнце оранжевым шаром укатило за горизонт, и его свет сменился тусклыми лучами фонарей. На окраине города таковых не предполагалось вовсе. Артёму пришлось почти в полной тьме, бежать по дороге. По обе стороны тянулись бараки, развалины былых многоэтажек, руины. Он бежал, не зная усталости, пока тянулась прямая трасса, а остановился только на перекрёстке. В темноте следы разглядеть было и вовсе невозможно.

«Я должен его найти! Обязан. Чёрт возьми, почему я? Надо было уговорить Ефрема, или попросить Бориса пойти со мной. Я же сгину в этих трущобах! Тут полно наркоманов и бандитов, которые легко пустят мои кишки наружу, за тот же револьвер. И всё-таки нельзя останавливаться, пока я не передумал, стоит найти Леонида!»

— Эй, — Артёму показалось, что какая-то тень зашевелилась, и зовёт его. Подойти было страшно.

Кто-то сидел возле стены, на тротуаре, в полной темноте.

— Эй, кто там? — снова позвал разведчик, взводя курок «Питона».

Он медленно двинулся в тени. В темноте было сложно разобрать человека, но почему-то казалось, что это немощный старик.

— Здравствуйте! — Артём остановился на безопасном, по его мнению, расстоянии, приготовив оружие, — Вы видели тут машину?

Старик не ответил.

— Куда она поехала?

И тут длинная тонкая рука отделилась от тела, и указала на поворот за спиной Артёма.

— Это точно? — разведчику совсем не хотелось продолжать путь, по тёмным улицам Новгорода.

Он оглянулся, вдалеке застыли силуэты полуразрушенных бараков.

До последнего Леонид верил, что Ефрем скоро объявится и спасёт своего подчиненного. Но герой не спешил появляться. С головы слетел чёрный мешок, и сразу ледяная вода ударила сильным потоком в лицо. Агент очнулся сразу, зашевелился, но тело болело невыносимо, будто его несколько часов пинали ногами, хотя, могло быть всё, что угодно. Кисти рук стягивали крепкие верёвки, ноги были привязаны к ножкам стула, на котором и сидел пленник. С трудом раскрывая глаза, Заболодский всё-таки смог оглядеть место своего заключения. Это был ещё один завод, коих в Новгороде хватало. Но сразу видно, что заброшенный. Ни оборудования, ни мебели, окна и те, разбиты. Перед ним стояло несколько человек, в обычной гражданской одежде.

— Ну, что же, крыса, говорить будем? — прямо в лицо внимательно заглянул молодой парень, гораздо младше диверсанта, в джинсах и красной рубашке, с чёрным жилетом поверх.

Полоска его гаденьких редких усиков изогнулась, губы выражали презрение. Леонид молчал, выражая взаимное презрение. Странно, но страха он не испытывал, он верил в своего командира, слепой верой. И знал, что уже достаточно сослужил Родине, и своему начальству.

— Значит, не будем, что ж, — дознаватель сунул руку в карман, и извлёк оттуда кастет из нержавеющей стали, — Ожидаемо.

… На душе была только обида. Сколько дел ещё не закончено. Сколько слов не сказано. Как теперь он жалеет, что не смог удержать Камиллу…

И ещё один удар.

«— Помнишь, что я говорил тебе, сын, о настоящем мужчине? — лицо отца, всегда всё представляющего в идеальных условиях, выплыло в памяти, словно он стоял перед ним, — Мужчина, если он только настоящий мужчина, должен создать семью, построить дом, посадить дерево и воспитать сына.

— Я больше хочу дочку, — отвечает маленький Лёня, — Я всегда хотел сестрёнку.

— Ему никогда не стать мужчиной! — воскликнул раздосадованный отец.

— Ну, зачем же ты так грубо, — мама, всегда милая и ласковая, гладит сынишку по голове, — Он очень ранимый и нежный.

— Вот именно, мужчине не положено быть таким! Это всё ты его испортила! Нянчишься с ним, как с маленьким!

— Это же наш сын, мы так долго хотели ребёнка, он самое дорогое, что у меня есть!

— В нём нет стержня! Ты видела, как он играет с другими детьми? Все его обижают, отбирают игрушки, толкают, а он никому не даёт сдачи!

— Всему своё время, милый, — мама Лёни, припадает к груди отца…»

Удар. Кровь потекла из разбитого носа. Леонид заскулил, скрепя зубами. Усатый, вновь ударил своим кастетом, прямо по плечу, и без того нещадно болящему. Агент закричал. Боль заполнила его, выдавило все чувства, мысли, желания. Вся жизнь ограничилась этой болью.

«Самый лучший момент в жизни, он не забудет никогда. Торжество, масса народу, родители, студенты, которые в этот праздничный день, становятся уже самостоятельными гражданами. Годы учёбы заканчиваются. Даже не верится, он Лёня Заболодский, в силы которого никто, включая его самого, не верил, уже выпускник технического института!

— Сын, я горжусь тобой! — произносит отец самые желанные в жизни слова.

Обнимает сына, жена делает фотографию. Музыка, воздушные шарики, дешевые фейерверки, такие мелочи, а в памяти засели прочно!»

— Будешь говорить, собака? — закричал усатый.

Леониду безумно захотелось плюнуть тому кровавыми сгустками в лицо, но губы не желали повиноваться.

— Глупец, — медленно произнёс дознаватель, а потом со всей силы пнул пленника в грудь.

Стул запрокинулся, и Леонид сильно ударился головой о бетонный пол. Зазвенело в ушах, потолок поплыл, закружилась голова. Усатый продолжал что-то кричать, пиная связанное тело ногами, но сказать агент ничего не мог. И не хотел.

— У нас проблемы! — выпалил Артём, как только влетел в здание цементного завода.

Ефрем нервно мерил помещение шагами.

— Что стряслось? Где Леонид?

— Его похитили.

— Кто, — задал неуместный вопрос капитан, а потом подошёл к столу, где неизменно лежали карты.

— Сам знаешь. Его увезли на противоположную сторону города. Я знаю примерное направление, но проверять каждый дом и барак я не мог.

— Ты струсил и сбежал? — поинтересовался Захар.

— Тебя ещё не хватало!

Ефрем стоял спиной к Артёму, но по его осанке, наклоненной над столом, было понятно, что он нервничает.

— Я бы с тобой в разведку не пошёл, трус!

— А ты гнида, так и сидел бы на месте, не помогая другим! — парировал Артём.

Сильный хлопок прервал ссору. Ефрем поднял свой тяжёлый кулак с плоскости стола, где остались брызги крови. Боль немного отрезвила командира.

— Предлагаю отправиться на поиски утром, — высказал своё мнение Борис, который подоспел вовремя.

— Нет, его могут избить, или ещё хуже убить! — заявил Артём, — Надо идти прямо сейчас. Пока ещё свежи следы машины, на которой его увезли.

— В эти кварталы ночью лучше не соваться, — согласился с Борисом Захар.

Решать они могли всё что угодно, но все знали, за кем последнее слово. Ефрем стоял неподвижно. Он думал, а когда командир занимался размышлениями, никто не мешал.

— Нет, — наконец, изрёк капитан, — мы не будем его искать.

— Правильно, лучше с утра, — обрадовался Борис.

— Нет. Мы вообще не будем его искать, — поправился Ефрем.

— ЧТО? — не поверил ушам Артём.

— Тоже верное решение, так даже лучше, — согласился Захар, и, решив, что разговор окончен, вернулся к своей лежанке.

— Постой, Ефрем, ты шутишь? Подумай хорошенько! Мы не можем его бросить, — Артём повернул командира к себе лицом.

— Это может быть ловушкой. Тем более, надо поскорее убираться отсюда, они допросят Леонида, и устроят облаву.

— Чёрт! Ты же знаком с ним много лет! Вы же друзья, как ты можешь предать его?!

— Он всё знает. Он понимает.

— Да он безвольный преданный тебе пёс, а ты нагло и цинично его используешь! Он сделает всё, что ты попросишь, как пошёл за этой проклятой рацией, потому что ты приказал! Ты виноват в его похищении!

— Послушай, Артём, — Ефрем взял парня за предплечья, заглянул прямо в глаза, — Знаешь, почему он безвольное животное, а я лидер? — Грачёв отрицательно мотнул головой, — Потому что я могу принять решение, каким бы оно не было, правильное или нет, главное, что я способен на это тогда, когда проявляют слабость другие. Леонид не может. Он создан, что бы служить хозяину. Без таких людей лидерам не выжить. Всегда должен быть слуга, верный и исполнительный, который поднимет лидера на трон. Да, я использую его, и ты будешь использовать людей, если сможешь стать настоящим лидером. У тебя есть стержень, есть характер, ты безрассудный, но смелый. Научись принимать решения, — Ефрем словно гипнотизировал парня, закладывая ему в мозг необходимую информацию.

— Мы бросим его?

— Правильно выбирай приоритеты. Рискнуть всем, и спасти одного человека, или погибнуть, и второй вариант, это пожертвовать одним, ради жизни миллионов.

— Цель оправдывает средства?

— Вот. Я не сомневался в тебе, ты умный мальчик. Ты и сам всё понимаешь. А теперь собирайтесь! Утром уходим! — уже громко скомандовал командир.

Артём, молча, направился к своему лежаку, обдумывая слова Ефрема.

— А вот и сюрприз, — усач неприятно осклабился, показав свои жёлтые зубы.

Рядом с ним шёл человек в белом больничном халате, который нёс небольшой чемоданчик в руках.

— Что скажешь, мой друг?

— С детства ненавижу врачей, — с хрипотой выдавил из себя Леонид.

— О-о, — удивился дознаватель, — а ты, и говорить умеешь, ну тогда сейчас ты запоёшь. Времени марать о тебя руки, у меня нет, так что подойдём к делу с научной стороны. Док, прошу, — усатый галантно предложил подойти к связанному пленнику.

— Уверяю вас, уважаемый, это совсем не больно. Неприятно, но терпимо, — заверил клоун в халате, раскрывая чемоданчик, и набирая из капсулы в шприц, какую-то жидкость.

Леониду это совсем не понравилось. Он вообще химию не переносил. Но любое движение на стуле, придавало массу боли и дискомфорта, что он отказался от мысли сопротивления.

— Пентотал Натрия, с долей примесей, которые разрабатывали мои коллеги, — пояснил доктор, — может, вам это ни о чём не говорит, но это вещество больше известно как «сыворотка правды».

И Леонида бросило в дрожь, которую унять он был не в силах. Неужели всё зря? И эта боль, и эти побои, не может быть, что бы так обидно. Он так держался, всё ради ребят, всё ради миссии и теперь предательство?

Игла приблизилась к вене на локте. Заболодский дёрнулся, но его тут же схватили угрюмые охранники, и крепко зафиксировали. Доктор не потрудился продезинфицировать место укола, и сразу вогнал иглу под кожу.

Об бессилия Леонид закрыл глаза. Образы сами предстали перед взором. «Цементный завод. Люди в масках и с автоматами у дверей. Они выламывают дверь. Ефрем спокойно сидит спиной к входу за картами, хватает Глок, но очередь из Калашникова прошивает его. Командир падает на стол, заливает его кровью. На шум прибегает Борис с Артёмом. Успевают открыть огонь со второго этажа. Тельцов отталкивает парнишку, и получает вместо него пулю в грудь. Артём падает на колени, трясёт безжизненное тело, и со слезами, продолжает стрелять. Его револьвер сильно подбрасывает отдачей, но зато крупнокалиберные пули уверенно пробивают бронежилеты Красных. Противник рассредоточился, засел в укрытиях, откуда ведёт массированный огонь. За секунды деревянная веранда, на которой засел молодой разведчик, превращается в решето. Грачёв лежит, истекая кровью, а здоровые берцы проносятся надо ним. Захар бежит к чёрному ходу, и успевает заметить засаду, но слишком поздно. Его превращают в кровавое месиво, и нескольких десятков стволов. Вот он конец их бесславной миссии. И конец всему миру. По крайней мере, тому миру, который они знали».

Игла выскользнула из-под кожи, с полностью пустым шприцем.

— Когда он заговорит? — спросил усатый.

— Уже скоро, дай ему немного времени, потом задавай вопросы.

Дознаватель устал стоять, и щёлкнул пальцами, ему тут же принесли стул.

— Ну, теперь поговорим по-хорошему? — он гадко улыбнулся в лицо Леониду.

— Ты диверсант?

— Да, — язык сам повернулся, без ведома хозяина.

— Отлично. Сколько с тобой диверсантов?

— Четверо.

— Предметы у вас?

— Да.

«Сволочь-сволочь-сволочь!» — орал на себя Леонид. Разум покидал его, язык не слушался. Всё покрылось пеленой, и голова стала ватной.

— Где вы засели?

«Нет-нет-нет» — вопил голос разума, — «Нельзя предать группу, нельзя.»

— Отвечай! Где ваша база?

«НЕЛЬЗЯ!»

Леонид высунул язык как можно дальше, якобы вот тебе злой Красный, назло. А потом он сомкнул челюсти. Резкая боль пронзила всё тело. Достала до разума, и мощнейшим импульсом сообщила о повреждениях организма. Красный подскочил со стула, закричал:

— Док! Скорее! Это кретин откусил себе язык! Док, да где же ты!

Слова не достигали слуха, словно ватные пробки не пускали их. Кровь заполнила рот, полилась сильным потоком на грудь. На душе Леонида стало спокойно. Он выполнил свой долг. Как верный пёс защитил своего хозяина. Как исполнительный солдат, прикрыл собою командира. Как друг пожертвовал собою ради товарища. Он сделал что смог. Остальное в руках Ефрема. Да поможет ему Господь!

Глава 47 Свой выбор

Перед глазами открывалась картина. Такая реальная и страшная. Леонид сидел привязанный к стулу, слабый, теряющий сознание, то и дело приводимый в себя угрюмым стражем, который всегда был рад дать пленнику пощёчину. Напротив стоял противный усатый тип, и о чём-то беседовал с человеком в белом халате. Но Артём не хотел замечать их, только Леонид. Его рубашка некогда белая, была залита кровью, и всё лицо ею было запачкано. Под глазами сине-чёрные круги, губы разбиты в ужасное месиво, под синим носом засохшая, почти чёрная кровь. Голова пленника опустилась, подбородок коснулся груди. Не дремлющий страж, ладошкой ударил связанного по лицу. Заболодский застонал. И этот стон, застрял в ушах Артёма…

«Солнечный майский день. Истинная редкость в наше время. Двенадцатилетний Тёма возвращался домой. Он шёл с портфелем, старым, отцовским, из-за которого мальчишки часто донимали. Было обидно, когда у других хорошие вещи, красивые тетради, не то что у тебя, а над тобой ещё и издеваются, дразнят. Потому у маленького Грачёва не было друзей. Как обычно он возвращался в свой барак, где его уже может быть ждал отец. Мальчик боязливо озирался вокруг. Неделю назад, здесь его подкараулил одноклассник, который на днях пытался отобрать у Тёмы талон на обед в школьной столовой. Тогда удалось драки избежать, благо, соседка проходила мимо. Но тогда задира был настроен решительно, да к тому же он бы ещё и не один, а со своими подельниками. Артёму удалось убежать. Что же будет сегодня?

Вот мальчишка и оглядывался постоянно, чтобы злоумышленники не набросились. Путь домой он выбрал через пустырь, дабы просматривалось большее пространство, и никто не напал из-за угла. И тут раздался душераздирающий крик. Звали на помощь. Артём колебался, с одной стороны не по-человечески бросить человека в беде, но с другой, это не его ведь, дело, зачем искать себе проблем? Кричали с пустыря, как раз по пути. Что заставило Артёма, идти туда он не знал. Любопытство? Желание помочь? На пустыре возле разбитого фонтана сгрудилось четверо старшеклассников, которые интенсивно пинали что-то в грязной и порванной одежде. Грачёв подобрался ближе, и присел за старым дубом. Они били ногами человека! Бедолага был намного младше своих врагов, почти ровесник Тёмы. Мальчик плакал, пытался прикрываться маленькими ручками, а потом он заметил Грачёва. Синее от побоев лицо, на котором застыли ссадины, и кровь сочилась с губ и рта, он смотрел на Артёма, и одними губами шептал просьбу о помощи. Он стонал от боли, плакал. Тёма узнал его. Это был сосед, который недавно переехал с мамой из зоны боевых действий. Беженца в школе почему-то сразу невзлюбили, и дразнили, задирали. Мало кто знал, что на той войне мальчик потерял отца. Да кого в наше время волнует жизнь других? Кто сейчас думает об окружающих? Всем плевать! Люди стали хуже зверей, им лишь бы посмеяться, лишь бы обидеть того, кто не даст сдачи. Утвердиться в глазах других и в своих собственных, поднять самооценку путём унижения, и оскорбления более слабого. Закон курятника, как говориться. Гадь на нижнего, клюй ближнего, и следи, что б самого не обгадили…

Артём отвернулся и заплакал. От бессилия. От того, что не может помочь человеку в беде. Он только на минуту представил, что призывает старших к человечности, заступается за избитого, как его самого бьют до полусмерти. Это было страшно. Да, Артём испугался, до дрожжи в коленках. А стон, единственный звук на который теперь был способен побитый мальчик, так и засел в памяти юного Артёма. Грачёв поднялся, отполз за угол, и побежал. Он бежал без оглядки, пока не влетел в свой барак. Отца дома не было, и трясущийся мальчик, запер дверь, и уткнулся лицом в подушку. Ему всё казалось, что старшие его заметили и погнались, а может просто разыгралось воображение.

Позже он узнал, что сосед-беженец скончался в больнице от полученных травм, так и не дождавшись осмотра врача. За свой страх и слабость, которая стала причиной гибели юного мальчика, Артём винил себя очень долго. Но время стирает память, притупляет воспоминания. Но тот стон, парню не забыть никогда…»

— Говорите, он откусил себе язык? — до слуха разведчика донёсся голос человека в белом халате.

— Именно. Прошлый док, пришил ему кусок языка, но проводить допрос дальше отказался, к сожалению, он сделал большую ошибку, — усатый, судя по всему главарь, сделал многозначительную паузу, — надеюсь, вы будите более благоразумным.

— Да-да, разумеется. Сейчас поставлю специальные вставки, чтобы он мог говорить, но не причинил себе какого либо вреда.

Доктор достал из большого кармана какое-то устройство, и принялся колдовать над лицом пленного, у которого сил сопротивляться уже не было.

Артём много думал над разговором с Ефремом, и сделал свой вывод. «Научись принимать решения», так сказал командир, внимательно глядя в глаза подчинённому. И Артём принял своё решение. Он готов рискнуть всем, ради жизни одного единственного человека, которого он почти не знает. Он сделал свой выбор. Трудный, страшный, но главное, что в нём парень уверен.

Когда всё стало ясно, и выбор сделан, Грачёв подскочил со своего тюфяка и принялся быстро, стараясь не шуметь, собираться. Он словно боялся передумать, испугаться, и отступить. Взяв неизменный «Питон» с горстью патронов, разведчик ещё захватил и новый трофей, Кольт 1911, с тремя обоймами. До рассвета осталось совсем мало времени, и диверсант мчался изо всех сил. Следы колёс на мягкой почве он заметил сразу, они вели к ещё одному заброшенному заводу, коих до Потопа было построено множество. И вот, он сидит на гнилом подоконнике, смотрит на жертву изуверов через дырочку в фанере, которая приставлена к пустому проёму окна.

— Доктор, давайте скорее, время — деньги! — поторопил усач, нервно глядя, как долго возиться человек в халате.

Усатый главарь, доктор, один охранник возле пленника, и двое напротив, и того, пять человек на одного разведчика. Хорошо, что все только с пистолетами, без автоматов, иначе шансов было бы ещё меньше. Артёму стало не по себе, рука с Кольтом задрожала, палец спустил предохранитель.

Игла приблизилась к вене на локте, Леонид замычал, дёрнулся, но охранник схватил буйного, тем самым прикрыв собою от огня разведчика. Теперь, если Артём промахнется, но хотя бы не убьёт своего сослуживца.

Время растянулось. Усатый внимательно следит за действиями доктора, который всё ищет вену, а мишень пистолета уже прилипла к мерзкой усатой голове.

На базе «Синица» Ефрем говорил: «Хочешь убить человека — стреляй в голову, хочешь убить подразделение — стреляй в главу».

С акустикой в помещении завода оказалось хорошо. Звук прозвучал неестественно звонко и громко. Послышался крик. Артём соскочил со своей позиции, которая не представляла надёжной защиты от ответного огня, и сразу укрылся за бетонным столбом. Истошно продолжал верещать раненный шальной пулей медик, на спине которого расплывалось алое пятно. Красные отреагировали сразу, и открыли огонь по возможным позициям врага. Леонид раскачался на стуле, и со всего маха приложился спиной о пол, сломав спинку. Грачёв высунулся, выстрелил несколько раз по сматывающемуся усачу, но промахнулся, и по его укреплению тот час затарахтели пули. Душераздирающие вопли доктора разносились по всему зданию, и Артём молился, чтобы его пристрелили хотя бы Красные. На какой-то миг всё затихло, видимо противник ждал, когда высунется из-за укрытия нападающий, или же окружали его. В любом случае, время играло не в сторону Артёма, и он решился на активные действия. Выскочить из-за колонны, открыть неприцельный огонь по предполагаемой позиции врага, и самому засесть за ржавым хламом, некогда бывшим оборудованием.

Пули звенели о железо, звякали и рикошетили о бетонный пол, но парень добрался до нового убежища, целым. Высунувшись из-за груды метала, он отлично увидел двоих охранников, и тот час открыл по ним огонь. Первый слёг с пулей в затылке, второй был ранен в грудь двумя выстрелами, но успел найти себе новое пристанище. Артём краем глаза заметил движение слева, перенёс руку с пистолетом, и увидел, как Красный охранник, перепрыгивает через подоконник, покидая завод. Остаток магазина не прошёл даром, кажется, удалось разведчику зацепить беглеца.

— Валите эту скотину связанную, и в машину быстро! — послышался голос, очевидно, главаря.

И тут Артём выскочил из-за укрытия, не тратя времени на перезарядку, он выхватил револьвер, и взвёл курок. Больше ждать нельзя, сейчас Леонид отличная мишень, и по приказу усатого, пленника прикончат. Из-за колонны вышел раненый охранник, поднял над лежащим Леонидом пистолет, и заметил Артёма. Но, слишком поздно, крупнокалиберная пуля «Питона» отшвырнула худого Красного. И вот, Грачёв уже кинулся на помощь другу, считая, что беда миновала, как вдруг бездыханный, на вид, медик, схватил пистолет и приставил к голове пленного. Разведчик вскинул револьвер, и выстрелил, но за доли секунды его руку оттолкнули. Пуля выбила кусок бетона из стены. Диверсант повернулся к нападающему, и получил по голове чем-то тяжёлым. Тело сразу обмякло, револьвер податливо вылетел из ладони. Перед глазами застыла мерзкая усатая рожа, ненавистно оскалившаяся. Главарь ударил снова по лицу, и Артём рухнул на землю. Раздался выстрел. Сердце остановилось, это стрелял док, и стрелял в Леонида. Неужели… Нет-нет! Не может быть, что это всё зря! Грачёв повернул голову к пленнику, что бы убедиться в худших опасениях, но тяжёлый ботинок ударил в нос. В глазах вспыхнули круги, голова закружилась. Резкая боль пронзила живот, это главарь решил попинать слабую жертву. В этот момент, скорчившийся от боли Артём пожалел, что не захватил с собой Наган. Сейчас бы лежал он заряженный в кармане, и был бы последней надеждой. Усач уселся на несопротивляющегося Артёма, взял того за шиворот, занёс кулак для удара. Самодовольная наглая рожа, блестящий кастет — то, что успел заметить разведчик, до того, как удар пришёлся по скуле.

И тут произошло то, чего поверженный диверсант не мог ожидать. Второй выстрел разразился, словно гром среди ясного неба. Удары перестали обрушиваться на лицо, и жилистая рука отпустила ворот куртки. Усач свалился с разведчика, закричал не своим голосом, схватившись на простреленное плечо. Артём с трудом открыл глаза, и увидел Леонида, который стоял на одном колене, правой рукой держал пистолет медика, левой опирался на колонну. Один выстрел, это всё, на что хватило сил раненого и обессиленного побоями пленника. Грачёв поднялся, пошатываясь, подошёл к Заболодскому, посмотрел на тело в белом халате с неестественно вывернутой головой. Закину руку сослуживца себе за шею, Артем, молча, потащил его к выходу.

— Прошу, пожалуйста! Пощадите! Эй! Я не хотел вам вреда! Нет! Прошу! — заверещал раненый усач, отползая от надвигающегося на него разведчика.

Артём подобрал свой револьвер, взвёл курок, заставив главаря рассыпаться в новом потоке извинений. Замолчал усатый изувер, только тогда, когда холодное дуло «Питона» упёрлось ему в лоб. Окровавленное лицо человека, которого он минуту назад бил, не подавало надежд на спасение. Артём выстрелил. Затылок Красному разнесло в клочья, и кровавые брызги украсили одежду Артёма, его револьвер и лицо.

— Ты, наверное, думаешь, что меня послал Ефрем? — и, не дожидаясь ответа, Артём продолжил, — Тогда ошибаешься. Знаешь, что он сказал?

— Миссия важнее, — голос Леонида сильно изменился.

Это были его первые слова после спасения. Когда они вышли из здания завода, они сразу поймали повозку, и, заплатив, поехали в телеге домой.

— Верно. Командир предал тебя, Леонид! Он бросил тебя в беде, и мне не позволил тебя спасать.

— Верно, — агент говорил, словно с набитым ртом.

— Что значит верно?! Ты совсем безвольное животное? У тебя нет чувства собственного достоинства?! Ну да, Ефрем говорил, что ты поймёшь его действия. Зря я, наверное, рисковал.

— Спасибо, — слова давались Леониду с большим трудом, и Артём заставил себя посмотреть на собеседника.

Вид был ужасающий. «Какая же я сволочь! Человеку сейчас совсем плохо, он едва держится, а тут я его донимаю своими глупостями».

— Извини, — вымолвил Артём, — Нервы ни к чёрту.

— Понимаю.

— Так… Ты откусил себе… Язык?

— Да, — с трудом разжал окровавленные губы Леонид.

— Тяжелая у тебя была ночка. Тебе вкололи что-то? — Заболодский в ответ кивнул, — И ты чтобы не сдать нас, откусил себе язык?

— Но они многое узнали…

— Главарь мёртв, так что, проблем не будет.

— Охранник… Он успел уехать.

— А, ну да. Что они узнали?

— Про предметы. И про количество наших людей.

— А про базу?

— Нет.

— Ефрем собирается уезжать.

— Уже нет необходимости.

Леонид привалился к плечу Артёма, и прикрыл глаза, не то, уснув, не то, задумавшись о чём-то отдалённом. И парень не стал продолжать тяжёлый разговор. Доехали они быстро. Грачёв помог другу выбраться, и, попрощавшись с извозчиком, потащил его к заводу.

Лицо Ефрема было крайне недовольное. Командир встретил раненых в дверях.

— Артём! Ты нарушил…

— Ты сказал, миссия важнее, чем жизнь Леонида, поэтому я оставил пароль у тебя на столе, я ничем, кроме себя не рисковал! — парировал Артём.

Дерягин ничего не ответил. Но в его глазах промелькнуло нескрываемое уважение и одобрение. Если бы Грачёв не сбежал, а договорился бы с командиром, то Ефрем непременно сказал «спасибо». Видимо, капитан волновался не столько за пароль, который унёс в своей памяти Артём, а за саму жизнь паренька.

Едва умывшись, и переодевшись, Грачёв взялся за свой дневник.

«Что я натворил! Я снова убил человека. Безоружного, слабого. Он сдался, просил о пощаде. О чём я думал в тот момент? О том, что этот изувер до полусмерти избил Леонида, и о том, как чуть не убил меня. Я мстил. Как тогда в лесу под Промградом, когда убил вождя туземцев. Это была не самооборона, не защиту невинных людей, нет для моего поступка достойного оправдания, я отстаивал только свои интересы, дал волю чувствам. Позволил эмоциям овладеть разумом. Я превращаюсь в зверя, в дикаря, ничем не лучше того усатого разведчика. В тот момент, когда я спустил курок» Питона», приставленного ко лбу врага, я думал что совершаю правосудие, что этот однозначно плохой человек, получает по заслугам. Но кто я такой, что бы вершить чью-то судьбу? Не мне ведь решать, жить кому-то или нет. А может всё-таки мне? Ведь, оставь я Леонида там, его убили бы, непременно, выходит, что я спас его, даровал человеку жизнь. Потому что я так захотел, и так же я отобрал жизнь у главаря Красных. И всё же. Каким бы не был жестоким мир, никогда нельзя забывать о человечности».

Глава 48 Плохие новости

Тонкий лёд на лужице хрустнул под твёрдой подошвой тёплого и удобного ботинка. Артём нагнулся, снял иней с пожелтевшей травы, растёр его в руке.

— Быстро зима пришла в этом году, — заметил он, глядя в небо, где в весёлом танце кружились снежинки.

— Ещё до Потопа природа начала удивлять нас, — согласился Леонид.

Он так и продолжал говорить с дефектами. Красивый, бархатный, и приятный голос сменился картавым, шипящим. Артём и Ефрем обнадёживали сослуживца, говорили, что всё пройдёт, и язык заживет, и голос вновь станет былым, хотя они и сами в это не верили. Леонид тоже не питал особых надежд, теперь ему точно закрыт путь в диверсанты, с таким запоминающимся голосом, и сильным ожогом на лице. Но думать о смене работы он пока не торопился, сначала нужно завершить операцию «Мозг», а уж тогда, можно и на пенсию.

— Зима холодной будет, — вновь заговорил Артём.

— Где ты это услышал?

— Борис сегодня за продуктами ходил, а на рынке старик какой-то орал: «Спасайтесь глупцы! Бегите на юг! Грядёт ледниковый период!»

— Ты веришь в эти сказки?

— Я уже и не знаю, во что верить, если снег выпадает в конце октября, а осень приходит в начале августа.

— Тут ты прав. Природа не предсказуемая.

— Кому-то удаётся предугадать следующий шаг, но чаще всего такие люди бывают не услышаны, вспомни Потоп.

— Да, мне отец рассказывал. Что пророчили-пророчили, потоп, всемирное затопление, а все только смеялись, да язвили. Помню, сколько наивных шуток и анекдотов на эту тему было.

— Люди слишком глупые. И жадные. Сколько невинных погибло, потому что сразу не догадались построить огромные корабли? А сколько средств зажали лишь бы не построить впустую ковчег.

Подул сильный, леденящий ветер, и Артём в своей безрукавке зябко поёжился. Они сидели возле небольшой канавки, рядом с домом, где Леонида поймали Красные, и из-за дерева наблюдали за хутором.

— Вроде, чисто, — Заболодский отнял от глаз бинокль, и подмигнул Артёму.

За те два дня, которые отдали спасённому пленнику на отдых, раны агента немного зажили. Синяки стали еле видны, а ссадины покрылись корочкой.

— Ну, идём, — Грачёв взвёл курок «Питона», и ловко поднялся на ноги.

Тихо они подкрались к дому старушки, которая сдала диверсанта, и обнаружили, что дверь закрыта.

— Никого, — подтвердил Леонид, осмотрев окна затянутые не то полиэтиленовыми пакетами, не то бычьим пузырём.

— Давай, показывай, где сокровище своё зарыл.

Отыскав в сарае одну лопату, разведчики двинулись вглубь огорода.

— А ты оказался прав, — признался Артём.

— На счёт чего?

— Про то, что Ефрем со мной по душам говорить будет.

— Ну, я же не первый день его знаю, — Леонид подмигнул, — И что он сказал, если не секрет?

— Что в жизни важно научиться делать выбор. И лидер проявляется тогда, когда слабость показывают другие.

— Он верно сказал. У меня был такой случай, не очень приятный, когда я проявил слабину.

— Расскажи, если тебе станет легче.

Заболодский отыскал место, где разрыл рацию, и воткнул лопату в землю.

— У меня в комплексе работает одна девушка. Она обладала важной информацией, и я начал работу с ней. Выведать удалось очень много и про ГПД и про Вакцину 145, помнишь, я тебе рассказывал?

— Помню.

— Так вот. И понравилась она мне сильно. Ты не представляешь. Влюбился даже, наверное. И отношения по работе, всё больше стали перерастать в личные. Сначала, я очаровывал её, что бы выудить что-то про ГПД, а потом… Потом, она просто мне нравилась. Хотелось гулять с ней, разговаривать, и не думать о том, что она — враг, а я — диверсант. Она — Красная, а я — Республиканец. Как оказалось, мои чувства были взаимны. Но вот незадача, она поняла кто я. И поставила мне ультиматум, либо я предаю Родину и перехожу за ней на сторону Красных, или мы с ней остаёмся по разные стороны в этой войне.

— Да-а-а, — протянул Артём, — Нелёгкий выбор.

— И я не смог его сделать! Понимаешь. Я только мямлил, что люблю её, умолял остановить запуск ракет. Всё впустую.

— Ты не смог решиться?

— Вот именно. Знаешь, что она сказала? «Слабак!». Представляешь! Как мне было больно! — Леонид воткнул лопату, и раздался глухой звук, разведчик откинул инструмент, и принялся разгребать землю руками.

— Она имела ввиду не физическую слабость, а психологическую, — заметил Артём.

— Я теперь уже понимаю. Но скажи правду: ты бы смог принять такое решение? Родина или возлюбленная?

Грачёв задумался. Ему было нелегко представить такую ситуацию.

— Я бы искал компромиссы.

— А если нет компромиссов этих? — Леонид повернул грязную физиономию к сослуживцу, — Нет другого выбора.

— Это сложно.

— Да. И я не смог. А ты сможешь. Я уверен в этом.

— Ну…

— Ефрем никогда не ошибается в людях. Если он видит в тебе лидера, то ты смог бы принять решение, каким бы трудным оно не было.

— Давай помогу, — Артём потянул рацию на себя.

Отряхнув прибор от грязи, разведчики предпочли быстро покинуть опасное место.

— Центр, ответьте! Это Мозг, Центр. Вызываю Центр, ответьте, — не переставая голосил Ефрем в приёмник.

— Да это бесполезно! — подытожил Борис, — Что у них там твориться?

— Может неполадки со связью, или…

— Слышу вас, Мозг, это Центр! — отозвалась рация, стоящая на столе посередине цементного завода.

— Слава Богу! — вырвалось у Артёма.

— Центр, свяжите меня с генерал-полковником Боковиным.

— С кем имею честь? — сквозь треск помех послышался приятный голос, обладателем которого наверняка, являлся молодой радист.

— Командир группы, капитан Ефрем Дерягин.

— Не знаю, капитан ли вы, Ефрем, — с сомнением отозвался радист по ту сторону приёмника.

Командир поднял голову, оглядел всех присутствующих, выражая полное непонимание.

— Слышишь? — с некоторым вызовом поинтересовался Ефрем, — Свяжи меня с Боковиным, немедленно!

— Боюсь, что это выше моих сил, ибо Терентий Павлович мёртв.

— Что? — воскликнул Борис, прислонившись к динамику ухом.

— Центр, повторите, — потребовал Ефрем.

— Генерал — полковник убит во время задержания вражеского диверсанта уже бывшего капитана контрразведки НОР Гавриила Палкина.

— Палкин убил генерала? — воскликнул Захар.

Тишина повисла в зале, каждый пытался осмыслить такую невероятную и главное, неожиданную ситуацию.

— Ефрем, слышишь меня? — затрещала рация.

— Я тебе не «Ефрем», ясно?! Я капитан контрразведки Народной Освободительной Республики, ты понял?! — вскипел командир.

— Боюсь, что не в вашем положении выгодно сориться со мной, — заметил радист.

Леонид положил руку Ефрему на плечо, показывая своим видом: «Успокойся, дружище, прорвёмся!»

— Хорошо. Кто теперь курирует диверсионную спецгруппу «Мозг»?

— Не хочу вас расстраивать, но у меня нет документов, подтверждающих, что группа ещё чистится у нас.

— Кто займёт место Боковина?

— Сейчас в штабе творится чёрт знает что, боюсь, на такую должность новый человек будет назначен не скоро.

— Где теперь Палкин?

— Он украл машину, и скрылся, пока что его не нашли.

— Что же нам делать, — словно вслух принялся размышлять Ефрем.

— Этого мне знать не положено.

— Послушай, ты хоть представляешь, насколько важна наша миссия?!

Рация не ответила.

— Сейчас, послушай меня как человека, — голос Дерягина стал мягким, приятным, — Оставайся на связи, пожалуйста, и оповещай нас о новостях из штаба, хорошо?

— К сожалению, это выше моих сил.

— Я тебя как человека прошу, а не как солдата!

— Приношу свои извинения, но у меня приказ. До конца разбирательств, я не имею права передавать информацию диверсионным группам.

Капитан заскрипел зубами, стол затрещал, когда сильное тело навалилось на него. Рация замолкла, треск прекратился, и ватная тишина завладела помещением. Все переваривали услышанное.

— И как это понимать, Ефрем? — первым очнулся Борис.

— Всё? Приплыли? — оживился Захар, — Миссия окончена, можно по домам?

— Что же теперь делать, командир? — с участием спросил Леонид.

— Времени ждать, пока у них сменится правительство, у нас нет, — напомнил Артём.

— Ефрем, не молчи! — потребовал Борис, — Что это значит?

— Ничего, это, не значит, — медленно, обдумывая каждое слово, заговорил Дерягин, — Ничего не измениться. Погиб Боковин — придёт следующий, это не важно. Мы продолжаем работу, и закончим начатое дело, всем ясно?

— От кого теперь получать приказы, и кто наше непосредственное начальство? — задался вопросом Леонид.

— Я.

Одного сурового, решительного взгляда Ефрема хватило, что бы вопросы по этому поводу отпали сами собой.

— Плохие новости к нам дошли, — с печалью заключил Артём.

Глава 49 Ад на Земле

Дела шли отвратительно. Иначе не скажешь. Бориса всё сильнее стали одолевать мысли о дезертирстве. Теракт, Изгои, облава в Новом Ключе, пойманный в плен Леонид, всё это пугало разведчика, заставляло задуматься об отступлении. Но куда бежать? К туземцам? А если Леонид прав, и весь мир может накрыть ГПД? Этого нельзя допустить. Борису не нравилось нести большую ответственность. Тот факт, что он него зависит судьба мира, вызывал у него усмешку и недоверие, но сейчас ситуация всё больше накалялась и показывала свою серьёзность. Бежать от всего? Отречься от своих слов и клятвы? Да, может это и легко. Ускользнуть от Красных, от Республики, укрыться в племени туземцев, это проще, чем бороться против всего.

Идя ранним утром по пустой улице с сумкой продуктов, Тельцов мог полностью отдаться тяжким размышлениям о дальнейшей судьбе. «За свою жизнь я сделал много, очень много плохих вещей, я и убивал и мстил, и воровал, меня смело можно обвинить во всех грехах, кроме одного. Я никогда не предавал. Никого. Как бы тяжко не жилось, какая бы опасность не грозила, я всегда был верен своему другу и товарищу. А ещё, я никогда не нарушал своего слова. Если я не был уверен, что смогу сделать что-то, то этого я никогда не обещал. Там, на базе «Синица», я дал клятву на верность Ефрему. Плевать, что верхушка власти сменилась, я служу не им, и не Республик, от которой достаточно натерпелся, я служу Ефрему. Ему я клялся. Я верю в успех, верю, что он приведёт нас к победе. Бежать? После того, что мы вместе пережили? Смешно. Даже Захар, я уверен, не предал бы нас уже. Многое бывает в жизни. Но людей, которые вместе под пулями воевали, связывает особая связь, нет ей сравнения. Нет. Я не сдамся. И плевать на всё, завершим начатое. Я не подведу…»

— Уважаемый! — Бориса окликнули сзади.

Это был молодой парень в кожаной куртке и кепке. Тельцов отвернулся, игнорируя призывно машущего человека, и ускорил шаг, до базы ещё далеко, но можно поймать извозчика.

Впереди из переулка вышли двое, руки за спинами, наверняка, готовые выхватить пистолеты. «Ох, нет ребята, до откусывания языка я не дойду, живым не возьмёте, скоты!» — подумал Борис, бросая пакет на землю, и опуская руку в карман к Беретте.

— Послушай! — человек в куртке приветливо улыбнулся, — Тебя ждёт важный человек, не стоит делать глупостей.

Предохранитель послушно щёлкнул.

— Важный разговор, Борис.

Агент оглянулся, рядом возникло ещё четверо Красных. Сопротивление бесполезно, понял Тельцов.

— Следуй за мной, Хел.

Сердце затрепетало, рука сама отпустила пистолет. Как давно Борис не слышал своего прозвища на арене. И не сказать, что он обрадовался. Что тогда, что сейчас, он был подневольным, рабом, слугой.

В подворотне всю процессию ожидала «Волга». Бессмертная машина, прошедшая сквозь время и Потоп. Бориса усадили на заднее сидение, с обеих сторон его зажали агенты, кому не хватило места, остались в подворотне. Двигатель завёлся с пол-оборота, натужно зарычал, и «Волга» резво, с пробуксовкой, помчалась по разбитой дороге. В салоне пахло куревом, не то дешевым табаком, не то травой наркотического содержания, от чего Бориса буквально выворачивало.

Машина сделала очередной резкий поворот, Тельцов еле сдержал завтрак, который так и стремился покинуть организм обратным путём, и резко нырнула вниз. Недолго петляя «Волга» остановилась. Водитель заглушил двигатель, и агенты принялись покидать салон.

— Оружие, — потребовал всё тот же человек в куртке.

Борис вынужден был повиноваться, и отдал свою Беретту. Место, куда доставили Тельцова, оказалось подземной стоянкой. Автомобилей здесь уже не было очень давно, и разметка стёрлась, и фонари тоже пришли в негодность. Но света в помещении хватало, а что бы узнать Ушкова, и он не понадобился бы. Высокий худощавый, с противным мерзким лицом. Бориса аж дрожь брала при виде этого человека.

— Боря, здравствуй, очень рад, очень, — майор расплылся в приветливой улыбке.

— Не взаимно, — Борис оглянулся, двое охранников возле Ушкова, и четверо агентов, которые его привезли, — Я уж обрадовался, думал, забыли про меня.

— Зря, — снова Красный одарил Республиканца гаденькой улыбкой, — Мы всё это время были рядом.

— Следили за мной?

— Да на кой ты нам, — Ушков расхохотался, но никто него не поддержал, и он продолжил, — Присматривали, не более. Куда ты от нас денешься.

— Отлично. И что теперь?

— В действиях твоих сослуживцев я разочарован, не сумели предотвратить теракт устроенный группкой сатанистов — хулиганов, а ты молодец, хотя это уже не имеет никакого значения. Поезд уничтожен, мост обрушен, а главное — и без того ничтожные силы ушли на ликвидацию катастрофы.

— Я в вашей похвале не нуждался, что вам от меня надо?

— Не люблю я, когда меня перебивают, — с долей раздражения в голосе заявил Ушков.

— Ты слишком медленно и долго говоришь.

— А куда тебе спешить? — искренне удивился Красный, — Стоит ещё немного подождать, — он посмотрел на часы, — И решение будет известно. Окончена твоя работа, и готов ли ты получить свою награду, или продолжишь слежку в стане врага.

— Что ты несёшь?

— Мог бы и поуважительнее ко мне относиться, если я потребую, ты будешь называть меня «господином».

«Тянет время» — догадался Борис, — «Зачем?»

— Так вот. Прервал меня ты на самом интересном. Ещё я выражаю тебе благодарность, за то, что навёл нас на логово змия.

— О чём ты? Я никого не наводил!

— Ты может и сам, не догадываешься о том, как нам помогаешь, но, тем не менее, награду ты заслуживаешь. И по завершению операции, ты будешь мало того, что свободен, так ещё и несказанно богат! Но пока что вот, твоя награда, — Ушков едва кивнул, как Бориса схватили несколько крепких агентов, — Не сопротивляйся, это будет не больно.

Человек в кожанке достал из кармана шприц, баночку, и вату.

— Нет! Слышишь меня! — завопил Борис, выдёргиваясь, но его опрокинули на бетонный пол и скрутили так, что больно было даже дышать, не то, что шевелиться.

— Это моё первое сдержанное обещание, — Ушков присел на корточки перед лежащим Борисом, — Вакцина 145. Счастливчики, которые носят её в крови, могут не бояться ГПД.

Игла вошла под кожу, Борис заскулил от бессилия.

— Позже ты будешь мне ещё благодарен, за то, что я спас твою грешную душу. Это дороже любых денег. Хотя, ими я тебя тоже не обижу.

Бориса отпустили, подняли, и даже отряхнули от пыли. Тельцов прислушался к своему организму, и удивился. Он почувствовал старое знакомое чувство. Еще, будучи гладиатором, он получал наркотики, которые подобно стимуляторам, придавали сил и повышали показатели организма. Вот и сейчас приятная энергия расползалась по телу, подавая тепло каждой клеточке. Тельцовым завладело чувство эйфории.

— Майор, как слышите? — затрещала небольшая рация, которую сразу передали Ушкову.

— Слышу тебя, доложи обстановку.

— Мы окружили этих крыс, но сдаваться они не хотят.

— Живых не брать.

Майор отключил аппаратуру, отдал охраннику.

— Что? — Борис постепенно начал приходить в себя.

— Дружков твоих травим, как крыс, — объяснил Красный, и зашёлся хохотом.

— Ах, ты ж су… — осознание к Тельцову пришло мгновенно, и он, не раздумывая, атаковал злодея.

Не то реакция у майора оказалась хорошей, не то Борис под Вакциной растерял сноровку, но Ушкову удалось увернуться. Бориса сразу же схватили, но отмахиваясь наотмашь, он смог высвободится.

Охранники схватились за пистолеты, и диверсант кинулся прочь из ловушки. Он бежал, как мог, ноги заплетались, голова кружилась, но останавливаться нельзя. Он чувствовал, как прицелы пистолетов свелись на его спине, слышал щелчки снятых предохранителей. Командир охраны оглянулся на Ушкова, не опуская пистолета с беглеца, взглядом спросил приказа.

— Не стреляй, — медленно произнёс Красный, — Он ещё пригодится.

Недолго петляя по подземной стоянке, где большинство ответвлений обвалилось, разведчик выбрался наружу. Поймав извозчика, он приказал ехать на заброшенный цементный завод.

Ад. Ад на Земле. Вот во что превратилось здание заброшенного завода, где нашли себе убежище диверсанты. Жар здесь был сродни Преисподни. Горело все, что могло гореть, и то чему гореть не положено. Казалось, что сам воздух пылает. Пол, стены, потолок, всё было охвачено огнём. Пламя бушевало во всю, вырывалось через пустые глазницы окон.

— Ефре-е-ем!

От дыма было невозможно дышать. Раскалённый воздух обжигал лёгкие, словно ножом резал горло, щипал глаза, выгоняя из них слёзы. Из-за черноты дыма сложно было различить что-то всего не нескольким метрах от глаз.

Леонид высунулся снова, открыл огонь.

— Ефрем! — заорал Артём, что было сил, до рези, в глазах вглядываясь в языки пламени на той стороне веранды.

Когда Красные спецназовцы ворвались на завод, и закидали всё помещение изнутри коктейлями Молотова, все члены группы «Мозг», за исключением Бориса, были на втором этаже. Дерягина видели последний раз в конце деревянной веранды, где он с картой в руках корпел над разработкой плана. Красные работали профессионально, окружили весь завод, закидали со всех сторон зажигательными смесями, заставив пылать даже бетонные стены, и просто стали ждать, не очень настойчиво постреливая по диверсантам.

— Я здесь! — отозвался капитан, и тут же зашёлся кашлем.

— Давай к нам, прикроем! — ответил Леонид, перезаряжая свой пистолет.

Крупнокалиберные гильзы со звоном рассыпались по полу, и Артём вложил в барабан новые патроны.

Покрасневшие глаза Ефрема панически вращались, ища спасения. Но вокруг был только огонь, и ничего больше. Первая очередь с калаша от вломившихся Красных, ударила рядом с капитаном, и одна из пуль угодила ему в плечо. Дерягин упал неуклюже, от неожиданности, и сильно ударился головой. Придя в сознание, через несколько минут, он уже был окружён племенем. Деревянная веранда пылала более чем охотно.

Оружия у Ефрема не было, и поэтому кроме помощи от сослуживцем, надеяться ему было не на что.

— Иду! — прохрипел капитан, изрядно надышавшийся углекислого газа.

Леонид и Артём дружно высунулись и открыли массированный огонь на подавление по спецназовцам на первом этаже. Позиция у разведчиков была более выгодная. Во-первых, преимущество в высоте, во-вторых, два бойца с пистолетами могли без труда контролировать широкую лестницу, являющуюся единственным подъёмом на второй этаж.

Рывок. Ефрем побежал, как не бегал никогда в жизни, делая большие шаги, буквально перепрыгивая, он чувствовал, как горящие доски уходят из-под ног. От грохота выстрелов заложило уши. Длинная автоматная очередь посекла стену над командиром. Дерягин инстинктивно пригнулся, остановившись лишь на миг, как послышался треск под ногами. Одежда горела, пламя обжигало кожу, пылали волосы. Истошный крик вырвался из обожженного горла Ефрема. Прогоревшие доски проломились под разведчиком, и он вместе с доброй половиной балкона сверзился вниз, почти с трёхметровой высоты.

Крик горящего человека пересилил треск автоматов. Артём с Леонидом переглянулись, услышав командира.

— Давай, Тёма! — только и сказал агент, выбрасывая пустой магазин.

Времени размышлять, не было, да и истошный вопль давил на психику. Грачёв рванул вниз, по лестнице, споткнувшись, упал, но не остановился. Сейчас для него не было таких преград как страх или боль, он должен спасти командира, любой ценой. Только эта мысль управляла им. Не отвлекаясь на врага, Артём забежал под остаток веранды, в поисках Ефрема. Истошный рёв, служил хорошим ориентиром. Словно раненый зверь, защищающий потомство попал в ловушку. Горящие доски сыпались с потолка, грозя проломить голову, балки падали, преграждая путь, и намекая на возможность обвала всей конструкции. Но это не останавливало Артёма. Это был переломный момент в его жизни. Это была победа над страхом.

Ефрем лежал на груде горящего хлама. Из его живота торчала острая доска, пронизавшая тело насквозь. Дерягин смотрел на обломок из своего тела и орал не своим голосом, как может орать только человек, у которого из живота торчит обломок доски.

— О, Боже! — только и вымолвил Артём.

Сердце тревожно сжалось, в горле стал ком. Парень совсем растерялся, не знал что делать. Он подбежал к командиру, упал перед ним на колени, не обращая внимания на жар. Из раны толчками выплёскивалась кровь, тёмная, почти чёрная. На уровне инстинктов Артём догадался, что пробита печень. Так же не составило труда понять, что и кишки порваны.

— Всё будет хорошо, Ефрем, слышишь меня, — зачем-то бормотал разведчик, панически размышляя, как перетащить командира на второй этаж.

Не предупреждая ни о чём, диверсант схватил Дерягина за поясницу и под лопатки, и рывком поднял с острого обломка. Душераздирающий крик оглушил парня, застрял в мозгу на всю жизнь. Он не удержался на ногах вместе с тяжёлым телом, и рухнул с груды обломков. Ефрем замолчал, по-видимому, лишился сознания. Так даже лучше. Грачёв обхватил тело под мышки, и потащил к лестнице, оставляя за собой густой кровавый след.

— Твою мать! — воскликнул ошарашенный Леонид.

— Помоги! — взмолился Артём, затаскивая тело на ступеньки.

Отстреляв остатки патронов, Заболодский спустился, и перехватил командира.

— Тёма, прикрой!

Грачёв схватил Кольт 1911, способный компенсировать массированный огонь, и стал подниматься следом, не давая Красным высунуться из-за своих укрытий. Лестница тоже уже пылала, и парень то и дело обжигался, но не останавливался. Вот до второго этажа осталось всего несколько метров. Один рывок, и он в относительной безопасности. Но предательски треснула доска под ногой, и Артём провалился по самое колено через прогоревшую ступеньку.

Спецназовцы, словно акулы, почувствовали каплю крови в воде, и тут же усилили обстрел.

— Лёня! — заорал Артём, охваченный паникой.

— Ствол! — потребовал напарник.

Артём тот час закинул наверх Кольт, из которого Заболодский открыл огонь. Извиваясь, подобно ужу на сковородке, парень всё-таки высвободил конечность из западни, и на ходу выпустив по Красным барабан «Питона», скрылся в комнате второго этажа. Укрывшись в бетонных стенах, Артём упал на колени, схватился за лицо.

— Тёма! Помоги Ефрему! — Леонид кивнул на бездыханное тело посреди комнаты, но пост свой возле дверного косяка не покинул, и время от времени высовывался, чтобы Красные не расслаблялись.

Артём никак не отреагировал, он плакал, было больно, страшно, не хотелось умирать. Хотелось только свернуться в калачик, забиться в дальний угол и плакать, забыться от всего. «Хоть бы это сон! Умоляю! Хотя бы сон!»

— Артём! — заорал Заболодский, когда очередь из калаша выбила куски бетона из стены, где он прятался, — Возьми себя в руки! Чёрт тебя побери! Ему нужна сейчас твоя помощь! Слышишь?!

Грачёв убрал руки от лица, внимательно посмотрел на сослуживца.

— Подумай о командире! Помоги ему! Помоги мне!

Артём потянул на себя аптечку, которая ждала своего часа под кроватью. Под телом образовалась тёмная кровавая лужа, да и сам Ефрем признаков жизни не подавал. Разведчик зажал рану тампоном, приложил ухо к груди. Но сердцебиения не было.

— Нет! Нет! Слышишь! Нет! — Артём кричал, не хотел верить, что смерть забрала его командира, его… друга.

Он, зажимая рану, принялся делать массаж сердца, пытаясь вновь запустить колесо жизни. Артём просто не хотел верить. Укол обезболивающего. И вторую дозу. «Нет… Он, нет… Произнести — значит признать, значит — смириться!» А смиряться со смертью, Ефрема Артём не собирался.

Леонид сразу всё понял. Но Грачёву не мешал. Надежда ещё жила в нём. Где-то глубоко в его тёмной душе ещё не погас огонёк веры в лучшее. Он высунулся, дважды выстрелил в наглого спецназовца, собравшегося швырнуть к ним гранату, и бедолага рухнул с простреленной головой.

Артём поднял глаза полные слёз, и увидел перед собой солдата. Не веря себе, он протёр глаза, но Красный продолжал стоять над ним. Весь в чёрном комбинезоне, с бронежилетом поверх, в руках калаш с подствольником. Артём посмотрел бойцу прямо в глаза. На нём был шлем и чёрная маска, виднелась только полоска глаз. Живые, добрые и выразительные глаза. По ним казалось, что человек совсем молодой, не старше Артёма, может даже младше. Не верилось, что солдат такого уровня подготовки растерялся диверсантами. Может он человек чести и не хочет убивать безоружного.

Артём стоял перед ним на коленях, как и упал на них перед мёртвым телом своего командира. Он была жалок, сломлен, слаб, безоружен. «Питон» лежал рядом, но патронов в нём не осталось, Кольт был у Леонида, который куда-то пропал, как впрочем, и Захар, оставалась надежда на Наган в кармане куртки, но сопротивляться Артём не мог. Не желал. Из глаз его текли слёзы, он просил, молил Красного о пощаде.

Солдат приподнял автомат, зажмурил левый глаз. А Грачёв так и смотрел в его чёрные, как дуло ствола, зрачки. Страх снова прошёл, сменился смирением. Осталась только жалось. Сожаление о не сделанном.

С диким криком, словно туземец с боевым кличем, Захар появился за спиной Красного. Солдат только начал поворачиваться, как длинный кинжал вонзился ему под подбородок, наверняка, достав мозга.

Артём выдохнул с облегчением, словно тяжелый груз свалился с плеч. Мухин небрежно оттолкнул мёртвое тело, отобрал калаш.

— Думали, кинул вас? — его чёрная от гари и копоти физиономия самодовольно ухмыльнулась, — А я просто пути отхода искал. Так, кстати, нет, — с огорчением, он показал себе за спину, — они всё окружили.

Артём не ответил. Он продолжал смотреть в уже мёртвые, остекленевшие глаза Красного.

«Чёрт! Чёрт! Чёрт! Это всё моя вина! Нет! Я не хотел! Как я мог! Я ведь поклялся! Я никогда не предавал, никогда!» — Борис смотрел на горящий завод, видел какой огромный, чёрный столб дыма поднимается над ним, и языки пламени, вырывающиеся из окон. Видел, как множество чёрных фигурок с автоматами цепочкой окружили завод, а ещё кучу зевак, которые сгрудились за растянутой полосатой плёнкой-ограждением. Тельцов соскочил с повозки. Решительным шагом, чуть ли не срываясь на бег, направился к входу, не обращая внимания на возмущённые призывы извозчика об оплате.

— Извините, гражданин, сюда не положено, — солдат в чёрной маске и каске преградил путь, когда диверсант перепрыгнул через ограждение, и уже подошёл к дверям.

Борис отвёл ствол калаша, направленный ему в живот, и со всей силы ударил спецназовца по лицу. Довольно крепкий парень на ногах устоял, но сильно пошатнулся, и координацию потерял. Разведчик длинной очередью скосил второго охранника входа, который только начал передёргивать затвор, и набрав в лёгкие побольше воздуха, заскочил внутрь.

— Ефрем! Артём! — заорал Борис, пробираясь вдоль стены ближе к лестнице.

Красные, похоже, не ждали угрозы с тыла, потому не сразу сообразили, что среди клубов чёрного дыма, шастает и диверсант. Расстреляв весь рожок в спину спецназовцу, разведчик завладел новыми магазинами и гранатами. Две разрывные, и одна дымовая.

— Бори-и-ис! — услышал разведчик голос Леонида.

— Иду, не стреляй!

Заболодский выскочил на остаток балкона, оставив Артёма одного, и открыл огонь по дальним Красным, что бы прикрыть сослуживца. Где-то в углу рванула граната, послышались крики и стоны раненых. Дымовая подкатилась прямиком к ступеням, хлопнула и белый дым начал окружать её. Огрызаясь из калаша, Борис забежал на лестницу, и вместе с Леонидом они уже скрылись в комнате.

— О, жмур окочурился, — сделал вывод Захар, увидев мёртвого Ефрема.

— Что произошло?! — воскликнул Леонид, кивнув на тело солдата, из подбородка которого хлестала кровь.

Артём оставался в ступоре, уставившись на грязное покрасневшее лицо командира, на котором уже навсегда застыла гримаса боли и ужаса.

— Я не предатель, — откашлявшись, заявил Борис.

— Знаю, иначе бы не вернулся, — Заболодский похлопал сослуживца по плечу.

— Эти сволочи, скоро тут будут, — Захар кивнул на коридор, из которого пришёл.

По лестнице забарабанили армейские берцы, и разведчики машинально схватились за оружие.

— Боря, ствол! — скомандовал Леонид, и сразу поймал калаш.

Высунув автомат за угол, диверсант наугад дал длинную очередь, послышались крики раненых.

Борис попробовал пульс на шее у Дерягина, скривился от сожаления.

— Тёма, ты как?

Грачёв не ответил.

— Надо идти, слышишь? Ему уже ничего не помочь. Тёма, брат! — Борис принялся трясти сослуживца за плечи.

— Куда идти ты собрался? — вступил в разговор Захар, — чёрный ход перекрыт, я проверил.

— Парни, патроны! — крикнул Заболодский.

— Пуст! — признался Борис.

Мухин, молча, кинул один единственный рожок.

— Вентиляция, — осенило Грачёва.

— Чёрт. Точно! — Захар кинулся в соседнюю комнату, где был кабинет директора завода.

— Но не выйдет, — вдруг заявил Артём, — Там много дыма, мы задохнёмся.

— Всё! — крикнул Леонид, — Я пуст.

— Это их задержит немного, — Борис кинул ему оставшуюся осколочную гранату.

— Бегите, быстро! Я догоню!

— Не глупи, Лёня! Кидай, и быстро за нами.

— Идите уже!

Борис схватил за шиворот Артёма, который успел подобрать свой револьвер, и сумку, и потащил в кабинет. Захар уже расправился с тонкой решёткой, и принялся мочить носовой платок из фляги.

— Давай! Ползи! — скомандовал Борис.

Мухин без пререканий, вдохнул полной грудью, и залез в шахту. Прилепив Артёму на лицо мокрый платок, Борис прикрылся сам, и втолкнул Грачёва шахту следом. Оглянулся на мгновение, услышал разрыв гранаты, и полез следом.

Дышать в тесном, раскалённом пространстве было невыносимо. Артём кашлял, кружилась голова, казалось, что он сейчас отхаркнёт собственные лёгкие. Но парень полз, потому что знал, от него сейчас зависит жизнь Бориса и Леонида. В глазах потемнело, потекли слёзы, но разведчик только попытался ускориться, что бы быстрее вдохнуть.

— Проклятье! — закричал Захар, послышался скрип.

Артём открыл глаза и увидел, как Мухин провалился вниз. Проржавевшее дно вентиляционной шахты не выдержало веса разведчика, и проломилось под ним. Захар упал прямиком в воронку, куда в давние времена стекал цемент, и, ободрав локти, сверзился по горке вниз. Артём последовал за сослуживцем, Борис тоже был готов на всё, лишь бы вдохнуть. В почти бессознательном состоянии Грачёв, подобно мешку с картошкой, скатился по желобу на бетонный пол. Сверху рухнул Борис.

— Хух. Даже не верится, — Захар поливал лицо водой из фляги.

Борис огляделся, это была вторая часть завода. И главное, что тут не было спецназовцев.

— Где Леонид? — опомнился Артём.

Тельцов печально мотнул головой.

В этот момент, в желоб свалилось что-то тяжёлое, матерясь и кашляя, тело покатилось по желобу. Это был Леонид. На грязных, изнеможенных лицах появились улыбки.

— Валим, скорее! — первым пришёл в себя Захар, и побежал к окну.

Эта часть завода была полностью отрезана от той, где устроились диверсанты, и потому её окружать не стали. Выбраться, и незаметно проникнуть во дворы, смешаться с толпой, пробраться через бараки, для разведчиков труда не составило. Теперь они были на свободе.

Глава 50 Родная кровь

Из старенького дивана торчали пружины. Стул, единственный на всю квартиру, нещадно скрипел. На столе стояли три рюмки, половинка чёрного хлеба, лежал «Питон» и берета. Кресло-качалка было старым и дряхлым, впрочем, как и всё в этой квартире. На тумбочке слой пыли был толщиной с палец, но это не мешало там покоиться пустой бутылке водки. Единственное, что в помещении было в хорошем состоянии, это рация, стоящая в углу, на старом, грязном полу. Вся обстановка нагнетала утопию, и только усугубляло плохое состояние всех гостей. Повод выпить был, но никто не хотел. Одной бутылки водки на троих хватило сполна, что бы все остались в здравом уме, а боевой товарищ был, помянут.

Леонид достал из кармана паспорт, ножом срезал фотографию Ефрема. Борис поднял с пола фоторамку с разбитым стеклом и выцветшей фотографией, ссыпал осколки, и поставил на стол. Захар оторвал от своей модной куртки чёрную ленточку.

— Пусть земля тебе будет пухом, брат! — Леонид водрузил маленькую фотографию с чёрной летной в большую рамку, и поставил посреди стола.

— Хороший был человек, — произнёс Борис, — жаль, что похоронить, по-человечески не удалось.

Захар ничего не сказал, только подошёл к окну, закрытому грязной рванной занавеской. Тельцов откинулся на диване, углубился в тяжкие думы.

Эта съёмная квартира принадлежала одному из республиканских диверсантов, которого знал Леонид. Когда грязные, уставшие, разведчики пришли сюда из последних сил, хозяин, конечно, не отказал, но сам предпочёл въехать, чтобы не накликать на себя беду, опасными гостями.

Леонид поднялся, прошёл на кухню, где облюбовал себе место в углу Артём. Он так и не сказал ещё ни слова, после того, как они выбрались. Он сидел в ступоре и упёрто глядел в одну точку.

— Тёма, — Заболодский присел на корточки прямо перед парнем, — Приди в себя. Ты молодец, ты сделал всё, что мог, и даже больше. Ты смог взять себя в руки, когда твоя помощь была необходима. Ты попытался спасти Ефрема, и знаешь, — глаза Артёма немного поднялись на рассказчика, — Ему было легче умирать, зная, что перед смертью его не бросили, за него боролись, рисковали. Это много значит, особенно для такого человека, как Ефрем. Ты смог побороть свой страх, это уже немало. А ещё, — Леонид положил руку товарищу на плечо, — Ты спас нас всех. Именно ты вспомнил про вентиляцию в экстренной ситуации. Командир был прав, ты прирождённый лидер. Ты повёл нас, когда мы проявили слабость. Помнишь? — Артём помнил, в его глазах проскользнула искорка надежды, — Сейчас ты нужен нас, слышишь? Нам нужна твоя помощь.

Артём опустил глаза. Ему было тяжело. Он не привык к такой ответственности. Леонид оглянулся в поисках полезного, увидел только револьвер и сумку разведчика. «Питон» парню явно не поможет, а вот сумка. Заболодский достал из тесёмки потрёпанный дневник, протянул Артёму, вместе с карандашом всунул в его непослушные руки.

— Вот. Это тебе поможет. Попиши. Прошу тебя.

Артём равнодушно скользнул взглядом по дневнику, и разжал пальцы. Книжица упала, раскрылась на пустой странице, и на ней была такая же пустота, которая царила в душе Артёма.

Борис лежал на диване и боялся пошевелиться. Хоть ожоги у него были не такими сильными, как у остальных разведчиков, но ему тоже досталось, и любое движение отдавалось сильной зудящей болью. Но больше страданий приносило совсем не это. Душевные муки разрывали Бориса на части.

«Я никого. Никогда. Не предавал» — стучала мысль в его голове, — «Из-за меня погиб Ефрем. Эти Краснопёрые твари знали меня в лицо, проследили, вышли на завод. Сволочи. Не может быть, я всё разрушил. Всё» — Тельцов закрыл правой рукой глаза, и заметил на сгибе локтя что-то красное. Нет, это был не ожог. Что-то странное, не поддающееся сравнению, словно клякса на белом листе бумаги, или же подобно корню цветка, красные прожилки расходились из одной точки, из вены и были они под кожей. Но не что-то инородное, а как некий раздражитель, ссыпь, аллергическая реакция. Осознание пришло мгновенно, это было место укола. Тот необычный «подарок», который преподнёс Ушков своему диверсанту. Вакцина 145.

И тут сердце замерло. Если Леонид знает, как выглядит укол от Вакцины, то Борис слит с потрохами. За секунду, до того, как Заболодский кряхтя, зашёл в комнату, Борис опустил рукав.

«Теперь я не сбегу. Никогда. Не стану дезертиром. Я обязан Ефрему, и все ребятам, которых предал. Я буду бороться до конца».

— Как он? — тихо поинтересовался Тельцов.

Леонид снял майку, начавшую липнуть к обожженному телу, взял со стола баночку с мазью, принялся натирать ожоги.

— Хреново.

— Давай, помогу, — Борис медленно поднялся, опустил пальцы в вонючую мазь.

— Сидит в ступоре, и не знаю, что его выведет из этого состояния.

— Я помню, шли как-то с туземцами в рейд, и по нам с блок поста как начали стрелять с пулемётов, и гранатами закидывать. Было как при штурме в Подмосковье, когда мы к тебе ехали. И вот, там даже здоровые мужики, выше меня на две головы, рыдали, сворачивались в калачики и завали мама, представляешь?

— Да знаю, что, я, по-твоему, на боевых действиях не был?

— У него пройдёт. Парень крепкий, стойкий.

— Надеюсь, просто многие с ума сходили. Потом с ложечки кормить приходилось.

— Он справится, — вкрадчиво сказал Борис.

А Захар, стоя у окна, только и ждал, когда окончательно развалится группа, и тогда он, не будучи дезертиром, сможет покинуть проклятый город.

Все два дня прошли, словно в бреду. Диверсанты зализывали раны на съёмной квартире, приходили в себя. Отчаяние всё сильнее одолевало их. Какой-то звериный инстинкт подталкивал их к Артёму, а парень так и не спешил оправдывать их надежды. Они ждали его решения, но Грачёв даже не ел. Наверное, даже не спал. Борис начал сомневаться, что парень выкарабкается из этого состояния, но продолжал ждать. А Леонида проходящее попусту время угнетало, он знал, что час запуска ГПД всё ближе. И, в конце концов, Заболодский решил действовать.

Рация диверсанта, который пожертвовал своей квартирой для коллег, была настроена на одну волну с Центром, потому, соединиться не составило труда.

— Центр, как слышите? Это группа «Мозг», вызываю Центр. Ответьте! — голосил Леонид.

— Слышу вас, это Центр, — отозвался знакомый молодой голос.

— Отлично! Расскажи, последние новости, что там у вас?

— Простите, с кем имею честь?

— Леонид Заболодский.

— А, точно, есть такой. Позови капитана Ефрема Дерягина.

Разведчик помолчал немного, потом снова заговорил в приемник:

— Ефрем мёртв.

— Командир группы погиб? Значит миссия ваша оконченная, и я подам рапорт о роспуске группы «Мозг».

— Наша миссия не окончена, слышишь?!

— Боюсь, что это не вам решать.

— Ладно, скажи, хотя бы, какие новости из Центра.

— Бардак, — сквозь треск помех коротко отозвался радист.

— Ясно. А Палкин? Поймали?

— Пока нет, но его видели недавно в Новом Ключе.

— Как он так быстро двигается?

— У него же угнанная машина, и бензин где-то берёт. Похоже, он едет к вам.

— Зачем ему… — и тут сердце Леонида остановилось, он вспомнил фотографию Камиллы, найденную у неё в офисе.

«На столе в стеклянной фоторамке было изображение. Осенний лес, оседланные лошади, накрытые столы на поляне, куча радующихся людей, воздушные шарики с надписями: «С днём рождения!», и пять человек на переднем плане. Пожилой мужчина и женщина, обнимающие двух девушек, среди которых узнавалась Камилла и красиво одетая счастливая красавица — виновница торжества». Леонид машинально выключил рацию, тяжело осел на диван. Палкин. Молодой слащавый парень, обнимающий его любимую женщину — Камиллу.

Заболодский посмотрел на Артёма, который так и сидел, подобно овощу, в углу кухни, на Захара, мирно сопящему в кресле, на дверь, в которую с минуты на минуту должен был войти Борис, вышедший за продуктами. Он один. Снова. Против всего мира. От него сейчас зависит судьба Камиллы и всей его жизни. Он должен принять решение.

«В прошлый раз получилось не очень хорошо, меня спалили, и еле далось сбежать. Я не предназначен, что бы принимать решения, только верно служить. Но кто это сделает за меня. Надо торопиться. От меня зависит жизнь Камиллы, только я должен принять это решение.» — с этими мыслями Леонид подскочил с дивана, и выбежал на улицу.

Он торопился, боясь передумать. Было страшно, он уже раз ошибся, приняв решение самостоятельно, и вот судьба вновь заставляет его действовать самому.

«Молодой красивый парень, всегда пользовался популярностью у женщин. Высокий, статный, с приятным выражением лица, вкрадчивым голосом, нежным и внушающим доверие, парень всегда и везде чувствовал себя уверенно, или же самоуверенно. На таком празднике, как день рождения его родной сестры, которую он, кстати, сильно любил, молодой перспективный человек пользовался большим вниманием.

— Гаврила! — окликнул его давний товарищ.

Парень, галантно извинившись, отошёл от дам, оправив свой солидный смокинг, подошёл к зовущему.

— Сколько лет, сколько зим! — воскликнул он, кинувшись обниматься.

Гавриил дружелюбного товарища не узнал, лицо было смутно знакомо, но не более. Тем не менее, он, натужно улыбаясь, холодно поздоровался с товарищем, поблагодарил за приход, соврал о том, как рад видеть его на празднике, и направился дальше.

— Господин Палкин, — из толпы выскочил полный низкий человек в дорогом костюме, гладко выбритый с закрученными, как у гусара, усами.

— О, рад вас видеть, — Гавриил узнал начальника сестры, но имя так и не вспомнил, — Благодарю, что посетили наш скромный праздник.

— Скромный? — начальник театрально расхохотался, но сразу же продолжил, — Такой бал, любому на зависть. Молодцы, хвалю. Прими мои поздравления.

— Благодарю, — жестом Гавриил подозвал официанта.

Парень в белой рубашке и фартуке, подбежал с подносом в руках, на котором стояли бокалы. Посеребренный поднос был таким же фальшивым, как и улыбки гостей. Попивая шампанское с мелкими пузырьками, Палкин направился на летнюю веранду. Громко играла музыка, на сцене отрабатывал свои деньги певец, раздирая глотку, что бы песня получилась более душевной. Резная деревянная веранда была украшена разноцветными, дешевыми воздушными шариками, с надписями: «С днём рождения!». Гавриил шёл по тропинке из ненастоящего, как и одежды гостей, камня, которая петляла через искусственный газон, который только выглядел богато и красиво, но на самом деле являлся штампованным материалом.

— Скучаешь, солнышко? — опустошая бокал, Гавриил обнял Камиллу за талию.

Девушка отстранённо стояла в углу веранды, возле барной стойки, и пила из трубочки апельсиновый сок, специально для неё заказанный. Она смотрела на певца, который кружил на сцене, и песня его была такой же неискренней, как и поздравления гостей.

— Да нет, тут весело, — девушка улыбнулась, поцеловав парня в щёку.

Камилла теперь не могла таких празднеств. По природе, она была мизантропом, и большие скопления людей угнетали её, она чувствовала себя неуютно в окружении незнакомых людей, на вечеринках, ей не нравились песни продажных певцов, ненавидела громкую музыку, презирала девушек лёгкого поведения, без конца заливающих себя спиртным в баре. Сама она пила редко, и только по большим праздникам, или на важных встречах, любой вечеринке предпочитала родной офис, или же лабораторию, где проводила дни напролёт. На день рождения девушки, которую она даже не знает, она пришла только из уважения к своему возлюбленному. До сих пор тот факт, что совсем противоположный ей человек, Гавриил, который был наглым и напористым, ей вдруг понравился. Да что там, она влюбилась. Было в этом самолюбивом человеке что-то, чего она не могла назвать и объяснить, но это притягивало сильнее силы притяжения.

— Расслабься, будь раскованнее, — Палкин подмигнул Камилле, — пойдём, я тебя познакомлю с интересными людьми.

«Интересными людьми» были друзья Гавриила, перед которыми он хотел похвастаться новой спутницей.

В отличие от девушки, Палкин чувствовал себя в такой атмосфере очень комфортно и уютно. Ему нравились большие скопления людей, где он старался стать центром внимания, и благодаря своему красноречию и образованности, ему это нередко удавалось. Любил флиртовать с дамочками лёгкого поведения, который опьянял своим обаянием и красотой, кланяться и вежливо беседовать с «высокими шишками», целовать руку их супругам, весело болтать и спорить со своими друзьями, напиваться с ними, бедокурить. Группы незнакомых людей представляли для Гавриила неподдельный интерес. Новые люди — новые знакомства. А он был человеком контактным, потому и множество связей и друзей. Но Палкин не обольщался, слово «друзья» было образным, вернее сказать: «хорошие знакомые», с которыми весело поговорить и провести время, или же попросту напиться.

— Милая, сними эти очки, в них ты выглядишь… — «как офисная крыса» — подумал, но вовремя прикусил язык Гавриил, — вот, так гораздо красивее.

Он снял элегантные очки в чёрной оправе, и положил себе в карман, поцеловав Камиллу в накрашенные губки. Теперь на его лице был след женской ласки и поцелуя, для друзей отличное подтверждение, а перед очередной легкомысленной красавицей надо будет умыться.

Камилла скромно улыбнулась, её самолюбие было ущемлено тем, что возлюбленный стеснялся её профессии и внешнего вида, хотя именно для него она напялила это до ужаса неудобное сиреневое платье с небольшим вырезом на спине. Оно сковывало движения, неприятно липло к телу, зато облегало хорошую фигуру.

До друзей они так и не дошли. Гавриила окликнула его мать, и под ручку парочка направилась к входу на веранду.

Рядом стояли осёдланные лошади, одна из которых — подарок Палкиной. У сестры лицо сияло от радости, столько подарков и внимания в этот день. Камилла осталась в тени, позволив своему спутнику обнять и расцеловать свою сестру, в красивом и нарядном платье.

— Давайте здесь сфотографируемся, — предложил отец Гавриила.

Семейство Палкиных сгрудилось перед верандой, Гавриил позвал к себе Камиллу, отказаться для которой было проявлением неуважения и невежества. Фотограф со стареньким фотоаппаратом стал перед семейством, сказал, что бы все улыбались и нажал на кнопку…»

Так оно и отложилось в памяти и на фотографии, прошедшей сквозь время. Выцветшая, потускневшая, не такая яркая, как воспоминания, картинка стояла в аккуратной фоторамке, которую Камилла бережно хранила все эти годы.

— Тебе ещё налить чаю? — осторожно поинтересовалась Нежнова.

Палкин очнулся от воспоминаний, отставил фоторамку, улыбнулся:

— Конечно, солнышко.

Это «солнышко» сильно укололо слух Камиллы. Куда пропала та любовь? Почему тепло Палкина уже не притягивает, как раньше, а наоборот, стало противным, полным напыщенности, наглости и хамства. Может Гавриил и был всегда таким? Просто она, молодая, неопытная девчонка попала в его плен очарования.

Из небольшого чайника кипяток полился в кружку Гавриила, а затем и в кружку его сестры, которую он только что привёз.

— Хороший у тебя чай, милая, как раньше, — с наслаждением Палкин откинулся на спинку стула.

— Тебе никогда не нравился, — заметила Камилла.

— Разве, — поддельно удивился он.

Будучи с дороги, он только скинул свои туфли, так и не потрудился снять плащ.

У Камиллы сегодня был выходной. Она приготовила себе завтрак, насилу проглотила, ибо готовить совсем не умела, и питалась предпочтительно в пустых кафе. Она собиралась пойти на работу, и посидеть немного в лаборатории, где были люди близкие к её уровню интеллекта, но планы резко изменились. Так хотелось вырваться из тесной квартирки, где она и так проводила крайне мало времени, перестать нервничать из-за звуков стройки, которая велась в соседней высотке, как всё прервал звонок в дверь. Это был Палкин. Возлюбленный, который пропал на несколько лет, сбежал, и даже не попрощался. Как обычно, самоуверенный, наглый, напористый, изменилось только лицо. Оно стало более жёстким, появились складки морщин, синева под глазами, и веяло от него безумной усталостью и изнеможением. Как оказалось, он ехал без отдыха несколько дней подряд, останавливаясь редко и усыпая на пару часов. Прибыв в родной Новгород, Гавриил сразу направился домой, где встретил только сестру, и, взяв её с собой, направился к своей давней любви. Остыл ли он так же, как разлюбила его Камилла?

Палкину казалось, что при встрече будет столько радости, они будут обниматься и целоваться без устали, болтать день и ночь, потому что столько всего хочется рассказать, столько лет прошло. Но возлюбленная встретила его довольно холодно. Не бросилась к нему с распростёртыми объятиями, не расцеловала его в губы. Лишь вежливо улыбнулась, и пригласила войти, словно он, Гавриил Палкин, заядлый Казанова, любимец всех дам, которые так и сыплются к его ногам, какой-то сосед с площадки, зашедший за солью.

Вот и сидели они сейчас за круглым столом в небольшой комнате, пили чай, он старался казаться уверенным в себе и как всегда непоколебимым, а девушки были слишком сильно ошарашены, неожиданным появлением пропавшего много лет назад братом и возлюбленным.

Все мысли Камиллы были только Леониде, который где-то близко, но так далеко. Такая пропасть их разделяет, вот он будто можно достать рукой, а на самом деле недоступный. Она отдала бы всё, что бы быть с ним рядом, но боялась себя. Чем Леонид отличается от Гавриила? Они так похожи. И Камилла боялась снова разлюбить, снова потерять любимого, ещё тогда, когда пропал Палкин, она поклялась себе, никогда не бросать работу. ГПД — это её всё, это её жизнь, её самая сильная любовь, то, ради чего она живёт. Потом. Всё остальное будет после запуска ракет. Сейчас есть только ГПД.

Послышался стук в дверь.

— Ты ждёшь гостей? — всполошился Палкин, медленно заведя руку за спину, где за поясом покоился Глок.

— Вроде, нет, — неуверенно ответила Камилла.

— Я открою, — с радостью вызвалась Палкина, которой пытливый взгляд брата стал надоедать.

«Дверь открыта» — вспомнила Нежнова, ведь впустив Палкина, она забыла обо всём.

Девушка встала из-за стола, пошла в коридор, что бы встретить гостя, как он объявился сам.

Высокий, крепкий мужчина, с угловатыми чертами лица, осунувшийся, лоб разрезали морщины, на лице красовались свежие ожоги и ссадины, левая сторона лица была искривлена старым ожогом. Гость был в плаще, брюках и в шляпе, в своём обычном представительном виде. Увидев Палкина за столом, глаза вошедшего расширились, округлились, налились кровью.

— Леонид?! — успела вымолвить Камилла, но Палкин среагировал быстро, на уровне рефлексов.

Он подскочил со стула, но стрелять не стал, ибо сестра его была на линии огня, зато схватил Нежнову за шею, грубо поднял и приставил пистолет к её виску.

Складной нож в руке Леонида блеснул, разведчик схватил опешившую девушку, и приставил к её горлу острое лезвие.

— Спокойно! — крикнул Заболодский, повинуясь движению противника.

Палкин был спокойнее покойника, такой же бледный и равнодушный, он двигался медленно боком, как боксёр на ринге, всё ближе подходил к коридору, откуда вышел диверсант.

Из глаз Камиллы потекли слёзы. Сейчас она впервые выглядела слабой и беззащитной женщиной, которая нуждается в помощи. В отличие от своей подруги по несчастью, она не верещала, как сестра Палкина, а молча, смотрела в глаза гостю.

— Гавриил, — Леонид старался говорить спокойно и вкрадчиво, — Это всё ни к чему, слышишь? Прошу, оставь Камиллу, и я отпущу эту женщину.

— Можешь убить её, она мне никто, — решительно заявил Палкин, справедливо подозревая, что у противника нет огнестрельного оружия.

— Братец, что ты! Прошу помоги! Пожалуйста! — закричала девушка, истошно дёргаясь в руках разведчика.

— Что тебе нужно? Убить меня? Хорошо, стреляй!

— Предмет! — отозвался Гавриил, и в интонации выдал свой страх и волнение.

«Волнуется, нервничает, значит, может наделать глупостей, надо быть осторожнее и не провоцировать» — пронеслось в голове Леонида.

— Отдай мне предмет! Я знаю, он у тебя!

Заболодский посмотрел на девушку в руках врага, пистолет у её виска дрожал, сама Камилла плакала, и в глаза её застыл ужас и мольба о помощи.

— Хорошо! Вот, у меня только часы Грачёва! — нагло соврал Леонид, это было единственное, что он мог сейчас сделать.

Медленно, осторожно отцепив ремешок своих часов, агент, слегка размахнувшись, швырнул их на стол, который теперь разделял его с противником. Гавриил, полоснув вещицу взглядом, заревел не своим голосом:

— Ты блефуешь, кретин! В игры со мной решил поиграть?!

— НЕТ! Прошу!

Страх, вера, боль, надежда, ужас, оцепенение, всё это намертво осталось во взгляде Камиллы, в её голубых, выразительных глазах, которые никогда больше не моргнут.

Выстрел в замкнутом помещении прозвучал очень громко. Отдача откинула руку Палкина. Из виска Камиллы брызнула кровь. Пуля пробила аккуратную девичью голову навылет. Осколки черепа, брызги мозга и крови ударили в белую стену.

Страшный вопль застрял в горле Леонида. Так не орал даже горящий Ефрем. Столько боли, отчаяния, горя было в этом зверином крике.

Рука двигалась сама. Лезвие, глубоко разрезая кожу, поползло по нежной девичьей шее. Глаза Палкина вспыхнули яростью, когда из горла его родной, любимой сестры брызнул кровавый фонтан. Кряхтя, ибо голос был сорван, Заболодский отпустил сестру Палкина с разрезанной шеей, из которой нещадно лилась алая кровь. Девушка упала на стол, заливая белую скатерть, и хрипела, тянула окровавленную руку к своему брату, который сам сделал свой выбор. Гавриил побежал, от всего. От умирающей сестры, от тела возлюбленной Камиллы, которую собственноручно застрелил, от врага всей своей жизни.

Леонид упал на колени рядом с телом любимой, он не мог поверить, что её больше нет, она мертва. Ярость овладела им, гнев требовал вырваться наружу. Он кинулся за врагом, желая одного на свете — мести.

Палкин вырвался из душной квартиры, побежал по лестнице, перескакивая по несколько ступеней, перепрыгивая перила, он быстро выскочил на улицу. Машина стояла через несколько домов отсюда, и, панически соображая, Гавриил кинулся туда, где намеривался оторваться от погони.

Заболодский вылетел из подъезда, полным злости взглядом огляделся. Спина Палкина в чёрном плаще маячила слева. Противник бежал на стройку, где наивно полагал оторваться от преследователя. Но Леонид бежал, как никогда в жизни не бегал. Страшно было представить, что он готов был сделать с убийцей.

Беглец, сбивая строительные материалы по дороге, опрокидывая стулья и табуреты, успел пробежать половину стройки, когда его нагнал противник. Не останавливаясь, Леонид прыгнул на Палкина, вкладывая всю силу и вес в один удар, который пришёлся прямо на спину бедолаге. Воскликнув, Красный едва удержался на ногах, и понял, что от правосудия ему не суждено уйти. Леонид ударил мерзавца по лицу с правой, затем с левой, пнул в живот. Гавриил, отлетев к стеллажу, схватил первое, что попалось под руку — стальную полую палку. Обезумевший от жажды мести, Заболодский сразу налетел лицом на труду в руках противника. Кровь брызнула из разбитых губ, но Палкин не остановился на этом, из обороняющегося он превратился в нападающего бойца. Следующий удар пришёлся по челюсти. Сильный, резкий, труба со свистом пролетела в воздухе, и с хрустом столкнулась с челюстью диверсанта. Заорав благим матом, Леонид со всего маху упал на землю, сильно ударившись о край стеллажа скулой. Послышался неприятный хруст, и страх сжал сердце. Палкин не останавливался, крича, что этот «кретин» забрал у него сестру и любимую, он принялся бить лежащего, то палкой, то ногами, когда чем придётся. Кровь заливала лицо Леонида, живот свело, словно кишечник накрутили на дрель, ломило кости. «Убийца!» — пульсировало в мозгу Заболодского. Он пополз, из последних сил, приметив впереди какой-то предмет. Рука нащупала рукоять, и агент резко развернулся на спину. Гавриил, как раз замахивался для очередного удара, как лежачий противник нажал на курок. Послышался слабый хлопок, и гвоздь со страшной силой выскочил из жерла. Стальной прут вонзился в плечо Палкина по самую шляпку. Закричав от боли, он выронил свою трубу, и скользкими от крови руками, принялся панически извлекать инородное тело из плеча. С рёвом Леонид обрушил здоровую доску Палкину на голову. В ответ тот закричал, из рассечённой брови потекла кровь. От второго удара по телу, доска Леонида переломилась, но это не остановила зверя. Вид собственной крови больше не пугал его, а даже заводил, придавал сил, вселял в его сердце больше ярости. Заболодский принялся молотить, давшего слабину противника. Кулаком в зубы, ногой в пах, коленом по носу, головой о бетонную колонну. Палкин извернулся и попал Леониду локтём в нос. Моментально в глазах показалась вспышка, яркая и страшная. Алая струйка появилась из обеих ноздрей. Но момент был упущен, теперь Палкин с силой обрушил свой кулак Заболодскому на голову. Республиканец не выдержал удара — упал. Но сразу поднялся на четвереньки. Гавриил пнул врага в живот, так, что послышался хруст рёбер. Затем он схватил поверженного, но не сдавшегося Леонида за волосы, и рывком поднял. Казалось, что сейчас в руке Палкина останется только окровавленный скальп, а диверсант так и рухнет, умирая. Но Заболодский выдержал, повернулся к противнику, и схватил его за грудки. Надавливая пальцем на скользкую шляпку гвоздя, Леонид вызвал душераздирающий крик из уст Гавриила. Оба закружились, словно в бешенном танце, не желая выпускать друг друга, и наконец, со всего маха они ударились о стекло. Окно со звоном рассыпалось, выпуская два крепко сцепившихся тела на улицу прямо на тротуар. Палкин закричал с новой силой, оказалось, что он сильно пропорол предплечье об один из осколков. Леонид воспользовался моментом, и, опрокинув врага, смело уселся на него. Он молотил своими сбитыми кулаками Палкина по лицу, желая превратить его в кашу, ведь тело под ним лежало безвольно, даже не пытаясь сопротивляться. Гавриил елозил своей грязной от крови ладонью по земле, и ему попался довольно крупный осколок стекла. Преодолевая боль, он уколол Леонида в лицо наугад. И попал. Осколок вонзился Заболодскому прямиком в левый глаз. От рёва, который Палкин слышал впервые, заложило уши. Ну, никак не мог так кричать человек. Холодом обдало спину, и Гавриил ударил вновь. На этот раз, осколок рассёк разведчику грудь, заставив его скатиться на тротуар. Палкину стало очень страшно. Как никогда он так не боялся. Внутренний голос подсказывал: «Добей его, пока он слаб, иначе он поднимется!». Но Красный не успел. Он поднялся. В разорванных штанах, в некогда белой рубашке, нынче разорванной и перепачканной алым, кровоточащим лицом, он вселял ужас. Он перестал кричать, только рычал, как зверь. Голодный, злой, пылающий ненавистью. Из — под ладони, которой был закрыт левый глаз, текла кровь.

Палкин побежал. Быстро, очень! Забыв о боли в теле, и усталости, он знал только одно — его убьют, если он остановится. Леонид был похож на медведя, полного нечеловеческой силы и выносливости, разъяренный, а раненый и почти побеждённый, ещё более сильный. Гавриил боялся оглянуться, потому что стоило повернуть голову, и он увидел бы его. Но Красный точно знал, что зверь за спиной, он слышал его страшный топот тяжёлых ног, шумное сопение и рычание, это были не стоны раненого, человека который против всех законов должен быть при смерти.

Палкин врезался в чёрную дверцу машины, ключ попал в замок сразу, вот уж удача, щелчок, и он уже в салоне. Руки тряслись, дыхание было тяжёлым, адреналин хлестал через край. Палкин пытаясь попасть в щёлочку замка зажигания, повернул голову направо, и ужаснулся. Со страшной силой Леонид врезался в его дверь. Машину даже качнуло. Единственный глаз был страшно выпучен и бешено вертелся. Мотор завёлся с пол оборота, и, переключив передачу, Палкину пришлось сдать назад, что бы выехать из переулка. Заболодский перестал бездумно дёргать заблокированную дверную ручку, и ясно осознал, что сейчас его заклятый враг скроется. Гавриил вдавил педаль газа в пол, и снова побелел, когда здоровая туша Республиканца прыгнула на капот. Леонид кричал что-то от бессилия, и бил кулаком в лобовое стекло. Машина начала мерно набирать скорость, и Палкин возблагодарил Бога, что стекло пуленепробиваемое. Какими бы не были сокрушительными удары Леонида, стеклу вреда они не нанесли. Только кровавые брызги и струйки оставались на прозрачной плоскости. Палкин резко повернул руль, и всё закончилось.

Леонид полетел с гладкого капота на землю, а противник скрылся в бронированной жестянке. Дикое «нет» пронеслось по пустой улице. Не смог. Проиграл. Слабак.

Леонид заплакал. Не от физической боли, а от бессилия. От того, что его душа не успокоилась, он не сумел отомстить. Дальше всё он помнил очень плохо. В квартиру возвращался, словно в бреду. Он зашёл в комнату, где произошла кровавая бойня, упал на колени перед телом Камиллы. Положил её голову себе на ноги. Какая красивая, нежная милая. Любимая… Он гладил её, целовал в холодные губы, вытирал кровь с лица, и внимательно смотрел в остекленевшие глаза, покрывшиеся пеленой. Слёзы текли из единственного правого глаза, падали женщине на щёку.

Заболодский видел всё, как в тумане. Ничего не понимая и не осознавая. Вдруг, все проблемы стали какими-то глупыми и неважными. Жизнь? А замес уже? Раз нет Камиллы, то теперь нет и его. Нету больше Леонида Заболодского. Всё. Всё кончено. Сослуживцы были правы, Артём был прав. Не стоит больше бороться, он слишком наивен и глуп, мальчишка Грачёв понял это раньше. Пора смириться.

Какие-то люди в форме забежали в квартиру. У них были автоматы, и костюмы, такие знакомые. Запоздало Леонид вспомнил, что это спецназовцы, как тогда совсем недавно на цементном заводе. Что им нужно? Почему никто не хочет оставить его одного вместе с любимой женщиной? Почему ему завели до ужаса больные руки за спину? Зачем кто-то пнул его в печень? Они хотят увести его? Пускай, только дайте поцеловать Камиллу, последний раз. И закрыть её голубые, красивые глаза, полные слёз и боли. Леонид не слышал никаких звуков, что произошло? Оглох? Ну и пусть. Что в этом противном и грязном мире слушать? В квартиру вломился ещё один человек. Куда вы все? Итак, душно! Леонид начал задыхаться, зрение единственного глаза заволокло пеленой. У нового гостя был револьвер в руке, большой, внушительный. Он что-то крикнул, и приставил дуло к груди одного из спецназовцев. Это был Артём, запоздало догадался Леонид. Прозвучал выстрел, наверное, громкий, но раненый диверсант не слышал. Вот появилась вторая здоровая фигура, даже больше го самого. Кто-то знакомый. Но лицо расползалось, он двигался слишком быстро. Вроде, Борис.

Леонид смотрел на это всё, снова обнимая голову любимой, смотрел, как в театре, вроде вот они действующие лица, но ты как бы, не участвуешь в сцене, ты — зритель. Но досмотреть сил не хватило. И Леонид провалился в тягучую и невероятно тяжёлую темноту.

Глава 51. Обратного пути нет

«Я должен быть сильным. Ефрем не ошибся, я — лидер. Я могу принимать решения, и вести людей, когда они слабы. Я сам подвёл Леонида. Думал только о себе, плакался и ныл, «за что мне это?», «что я плохого сделал?». Глупые вопросы. Из-за моей слабости и эгоистичности, пострадал Леонид. Моя вина. Как бы, не страшно было это осознавать. Слишком поздно до меня дошёл смысл разговора по рации. Если бы я меньше думал о себе, и не отчаивался бы, то удалось спасти любимую Леонида и его самого. Когда мы появились в квартире, где были две мёртвые девушки, и четверо спецназовцев, я ошалел, увидев, что произошло с моим другом. На его теле не было ни единого целого места. Многие рёбра сломаны, собственно, как и челюсть, которая теперь вряд ли срастется правильно, скула проломлена, не считая выбитых зубов и разбитых губ, бровей. Ещё, мне кажется, что у него повреждены внутренние органы. Сломаны и вывихнуты пальцы на правой руке, где же он ими так лупил? Но самое страшное, это выколотый глаз. Ужасное зрелище. Я всю ночь просидел рядом с бедолагой, обрабатывал его раны, накладывал и менял повязки.

После того, как он потерял сознание, мы осторожно доставили его домой, то есть на нашу съёмную квартирку. После этого он так и не пришёл в себя. Боюсь, что у него очень сильное сотрясение. И остаётся только надеяться на лучшее, потому что я не специалист, на медицинском даже не доучился, тем более не инструментов. Полевая аптечка, и немного обезболивающего, которое почти кончилось, это всё, что у меня есть.

Стоит сказать «спасибо», Леониду, мне и вправду стало легче, когда я продолжил писать дневник. Теперь мне надо повести людей за сбой. Не знаю, выйдет ли что-нибудь у меня, но я должен попытаться. Я уверен, что всё получится, и у меня появилась надежда. Вновь. И Леонид, именно он вселил её в меня. Не стоило отчаиваться и сдаваться, теперь, только до конца. Обратного пути нет…»

Артём закрыл дневник, бережно положил его в свою сумку. Задумался, посмотрел в комнату, где находились Борис и Захар. Собрался, оправил рубашку, и медленно вышел к ним.

«Какой он сильный» — пронеслось в мозгу Бориса удивительное осознание. Прирождённый лидер, вожак. Они ждали этого часа, и Артём это знал. Высокий, худой, с серьёзным лицом, в глазах огонь, мышцы на лице напряжены, желваки играют, глаза прищурены, и взгляд… Цепкий, жёсткий, настойчивый. Вот оно — становление.

— Друзья, — обратился к ним Артём, откашлявшись.

Борис и Захар смотрели на него с нескрываемой надеждой, как собака смотрит на хозяина, они ему верят.

— Мы победим в этой войне. Любой ценой. Я, — Грачёв ткнул себя в грудь, говорил он, надо признать, словно учился ораторскому мастерству много лет, — готов отдать свою жизнь, для выполнения этой миссии. На кону не больше, не меньше судьба двух стран, если не всего мира, как бы, не скромно это звучало. Наши отцы, — он посмотрел на Захара, затем перевёл взгляд на Бориса — и наши друзья начали это дело. Мы обязаны закончить начатое. Это наш долг! Иначе, погибшие в этой войне, наши друзья, агенты, мирные люди, зря отдали свои жизни. Ведь они погибли, что бы жили мы. Что бы мы завершили это задание. Я никого не принуждаю, но сомневаюсь, что вы теперь сможете спокойно покинуть этот проклятый город. Надеюсь, что вы осознаёте серьёзность всей ситуации. И ещё, у нас есть надежда. Она есть у меня, и ею я собираюсь наградить вас. Надежда эта совсем не пустая. А теперь главное: у меня есть план. Итак, это сложное решение, от выбора будет зависеть не только ваша жизнь, но и жизни миллионов людей. По сему, незамедлительного ответа я от вас не требую.

Артём замолчал, внимательно буравя взглядом своих сослуживцев. Воцарилась тишина. Грачёв уже собирался повернуться, и скрыться на кухне, полагая, что ничего не вышло, но тут Борис кашлянул.

— Артём, — начал он, — я пойду с… за тобой.

Конечно, огромная разница, идти с кем-то, или за кем-то. В первом случае это не более чем помощь, коллега, напарник, а во втором, это уже признание в Артёме лидера, командира, вожака.

Грачёв кивнул, выражая благодарность, и перевёл взгляд на Захара. Тот колебался. Хотелось ему бросить всё и сбежать. Но что-то его удерживало. Естественно не совесть. Скорее страх. Он боялся остаться один. А Артёму он почему-то верил. Ведь он выручил из беды Леонида. Дважды. Сумел вывести их по вентиляции из горящего завода. Но командир, ничем не хуже Ефрема. Только… Он заботиться о своих людях. Ефрем бы не пошёл спасать Леонида, рискуя всем. И это обнадёживало Мухина, вселяло в него надежду.

— Я тоже, — неожиданно для себя решил Захар, словно боясь передумать, — закончим… Ну… Смотря что за план.

Артём улыбнулся, считая, что ответ прозвучал утвердительным.

Через два дня Леонид очнулся. Описать его самочувствие было очень сложно. Как может себя чувствовать человек, по которому словно каток проехал? Множественные переломы, кровоточащие раны. Но он боли словно не ощущал. Темно и тихо. «Я уже на том свете? Что-то как-то скучно» — отстранённо подумал Леонид. Он не верил в рай, как впрочем, и в ад, но после смерти и вправду ожидал большего, нежели просто тихую тьму. Оглох? Ослеп? Какое это уже имеет значение. Как хорошо, что он умер. Не зачем больше жить на этой планете.

Послышался скрип, и в комнату кто-то вошёл.

— Лёня, — тихо и нежно позвал голос.

Голос Камиллы. Какой красивый. Приятный. Он открыл глаза. Но открылся лишь один правый. Левого больше не было, и на его месте красовалась повязка, окроплённая кровью. Щурясь, Леониду удалось-таки увидеть гостя. Это был Артём.

— Как ты? — поинтересовался парень, присаживаясь на край кровати, где лежал раненый.

Заболодский не ответил. Он не желал слышать своего противного голоса, и вовсе не был расположен к беседе.

— Мне очень жаль… что такое произошло…

«Жаль ему. Да что ты знаешь о настоящей потере, щенок?» — говорил глаз Леонида.

— Ты был прав, что жизнь не останавливается, нужно бороться, и дойти до конца.

«Вот он уже конец!»

— Иначе, все погибшие, отдали свои жизни зря. Если мы не победим, то значит, подведём всех.

— Уходи, — прошептал Леонид.

— Лёня, послушай, — Артём склонился над другом, — чтобы не случилось, мы будем держаться вместе. Слышишь?

— Камиллы больше нет! Зачем мне жить? Ради кого?! Я всё потерял! Всё! — закричал в отчаяние Леонид, и горло отозвалось болью, оказывается голос сел, и прозвучало еле разборчивое шипение.

— Не говори так. Если ты выжил, значит, так суждено. У тебя ещё есть предназначение.

Леонид, кряхтя, отвернулся. Грачев, посидев ещё немного, тоже вышел.

— Захар, — вечером, обдумав нелёгкое решение, и взвесив всё, Артём решился.

— Чего тебе? — обронил Мухин.

Разведчик увлёк сослуживца за дверь.

— Мне нужны наркотики, — серьёзно заявил Артём.

Захар сначала замер, недоумевая, а потом залился таким диким хохотом, что у Грачёва возникли подозрения о его психической уравновешенности.

— Что? Совсем трудно тебе в этой жизни, да? — сквозь смех выдавил раскрасневшийся Мухин.

— Не мне, — так же серьёзно ответил Артём, — мои лекарства почти закончились, и Леониду нужны сильные обезболивающие, и ещё…

— Я тебе не аптека, — вдруг зло бросил Захар.

— Прошу, — Артём удержал собеседника за руку, — больше никто не сможет достать лекарственных препаратов.

— Это обойдётся в круглую сумму, тебе ли не знать стоимость лекарств.

— За это не беспокойся.

— Ничего обещать не могу.

— И ещё, помимо обезболивающего раздобудь что-нибудь… — Артём попытался найти слова, — отчищающее сознание. Что бы жить хотелось.

Мухин хитро улыбнулся.

— Но не слишком сильное, чтобы башню не срывало.

— Ладно.

— Ещё не всё, — Грачёв снова поймал собеседника, — узнай, какой из наркобаронов в этом городе самый влиятельный, ясно?

— А тебе зачем?

— Есть кое-какая сделка. Так и скажи, что Грач базарить хочет. И скажи, что я человек влиятельный и важный, но здесь новый.

— Понял, — подозрительно глядя на нового командира, сказал Захар, и наконец, беспрепятственно ушёл.

Ольга Денисовна была женщиной властной, сильной и жёсткой, если не жестокой. Погрязшая в коррупции, она ничем не отличалась от своих коллег. Так же делала деньги за спиной начальства, шла по головам, благодаря чему и достигла таких успехов в карьере. Она открыто льстила высшим по чину, делила с начальством любовное ложе, и не гнушалась ничем, ради своей работы. Раньше, красивая, стройная и молодая женщина, она начинала работать фактически с нуля, и благодаря своей красоте, хитрости и очарованию, она к своим сорока пяти годам достигла должности, заведующей городской резиденцией. Все действия Красного Креста в Нижнем Новгороде и в прилегающих землях были в полной власти Ольги.

Работа её была трудной. Конечно, это не в шахте киркой махать, но ведь, сколько левых сделок проводится в день, сколько взяток берётся и даётся ради заработка или продвижения по карьерной лестнице. Если все её тёмные дела всплывут на поверхность, то можно смело получить два смертных приговора, как минимум.

Сегодня она сидела в своём офисе, как в обычный рабочий день, заполняла проклятые бланки, которые уже сидели в печенках, и молилась о приближении обеда. Конечно, с её-то должностью можно было самой распределять свой рабочий график, но всё её окружение свою начальницу открыто недолюбливало и завидовало ей, потому любой мог её сдать.

До обеда ещё несколько минут, вот-вот прозвенит звоночек, и все спустятся в столовую, кроме Ольги Денисовны, которую нервировали взгляды коллег. Она пойдёт обедать в ресторан, как уважающая себя женщина. Но что-то не задалось, когда в дверь кто-то постучал.

— Войдите, — неприятным и злым голосом бросила начальница, не отрываясь от бумаг.

Вопреки её ожиданиям в кабинет вошёл ни кто-то из её подопечных, а неизвестный молодой парень.

— Здравствуйте, мадам, — он слегка поклонился.

Держался парень твёрдо и уверенно, и одет был более, чем располагающе к беседе — в чёрном пиджаке, отглаженных брюках. Он был аккуратно подстрижен и побрит, причёсан, и в повадках его выделялись изысканные манеры высшего слоя общества.

Ольга Денисовна сразу отодвинула бумаги от себя, вежливо поздоровалась, обаятельно улыбаясь.

— Начальник резиденции Красного Креста в городе Новгород, Ольга Денисовна Колонкова.

— Очень приятно, — гость тоже добродушно улыбнулся.

Несмотря на возраст, Ольга Денисовна выглядела довольно красивой женщиной, которая внимательно следит за собой. Мучая организм нескончаемыми диетами, и непринятыми в её окружении гимнастиками.

— Я имею право знать ваше имя, уважаемый? — осторожно поинтересовалась начальница.

«Кто же он? Держится уверенно, напористо, даже немного резко, сразу видно — важный человек. Но слишком молод, значит, у него очень влиятельный отец. Пиджак опять же, большая редкость, и манеры и голос, наверняка, занимает важный пост. Лицо умное, глаза честные, не чиновник, нет. Проверка? Вроде не похоже. По телосложению военный. Высокий чин?»

— Называйте меня просто Артёмом, — гость снова одарил женщину обаятельной улыбкой.

«На лице ожоги и ссадины, под глазами синева, значит, точно военный, причём не штабная крыса, а боевой офицер! Лицо хоть и бодрое, но уставшее, скорее всего на человеке лежит большая ответственность, раз не спин ночами».

— Присаживайтесь, — Ольга Денисовка поднялась, указывая на стул в углу комнаты.

— Благодарю, — Артём приставил стул к столу, и сел напротив хозяйки.

— Ольга Денисовна, у меня к вам важный разговор.

— Я вас слушаю, — с готовностью ответила начальница, которой офицер уже пришёлся по вкусу и вызывал симпатию.

«Много раз говори правду, а потом соври в том, что тебе надо и всё прокатит за чистую монету» — вспомнил Грачёв слова Ефрема.

— Я республиканский диверсант, проникнувший в тыл противника. Моя задача — остановить катастрофу мирового масштаба, — начал Артём, внимательно следя за реакцией собеседника, Ольга к слову, никак не отреагировала, а внимательно слушала, — Возможно, вы что-то слышали про ГПД, Газ Психического Действия, вот ознакомьтесь, — Грачёв протянул начальнице ранее приготовленное описание ГПД, составленное по статье некой Камиллы Нежновой.

Ольга Денисовна быстро пробежала бумагу глазами, еле шевеля губами, словно беззвучно читая про себя.

— Это невероятно, — выдохнула она.

Женщина посмотрела на Артёма такими глазами, что он сразу понял — она верит.

— Мне, конечно, докладывали, что Красные разрабатывают психотропное оружие, но что такой силы и таких действий. Я знаю только одного человека, который мог добиться таких результатов.

— Камилла Нежнова, — не упуская возможности, добавил Артём.

— Именно. Она гениальный учённый, настолько талантливая и умная, что я называю её не иначе, как феномен!

— Только свой талант она направила во зло.

— Да, — протянула в задумчивости Ольга Денисовна, — если ГПД вырвется из пробирки, мне даже трудно представить последствия.

— Итак, моё предложение: вы списываете указанные вот здесь лекарства, — Артём подсунул начальнице листок со списком, составленный на днях Захаром, — я в свою очередь, даю вам информацию о численности гарнизона охраны комплекса и точную схему.

— Вы хотите, что бы я напала на комплекс? Мы, между прочим, Красный Крест, а не армия головорезов.

Грачёв скривился, словно внезапно откусил кусочек лимона.

— Кому вы это рассказываете, я ведь, тоже числюсь у вас, и прекрасно знаю, как работает ваша компания. Тех наёмников, которых вы прикармливаете должно хватить.

— Какая мне с этого выгода? — спросила Ольга Денисовна, переходя на менее громкий голос.

— Разве вы сами не догадываетесь? — неподдельно удивился Артём, — Идя сюда, я надеялся, что буду иметь дело с серьёзным и деловым человеком, оказывается, что я ошибся?

Самолюбие начальницы было задето, и она округлила глаза.

— Ладно. Но это слишком опасная авантюра, с чего мне вам верить?

— Разве вам мало документа? — Артём указал на описание ГПД, — В другом случае, подумайте, что вы теряете? Несколько десятков наёмников, которых никто не хватится? Зато, в случае успеха, вы получаете целый комплекс, на который давно, ещё до вас, положили взгляд.

— Вряд ли, начальство одобрит.

— А кто вас просит начальство ставить в известность? Вы ведь ничего не потеряете в случае неудачи. А ведь, здесь в городе стоит огромный комплекс, с современными станками, приборами и устройствами, гениальными учёнными, массой знаний и технологий, и это принадлежит каким-то Красным, ни Кресту, хотя большая часть комплекса как раз отведена под медицину, а этим безбожникам. Начальство вас только похвалит, когда всё пройдёт, как полагается, и вы получите огромную денежную благодарность, — и, заметив, как у собеседницы загорелись алчностью глаза, Артём продолжил, — продвинетесь по карьерной лестнице, разве не это главное в жизни?

— Давай список, — коротко ответила Ольга Денисовна, давая понять, что сделка её устраивает.

Грачёв хитро и с наслаждением улыбнулся — один союзник уже был на его стороне. А ведь верна поговорка: Враг моего врага — мой друг.

Несколькими часами позже, уже вечером, Артём шёл по тёмным улицам, ведомый Захаром. За спиной в тесёмке он нёс то, за что его здесь могли запросто убить на месте — лекарства. Мухин знал, с каких лекарств можно сделать наркотики, а Артём, проявляя весь дар красноречия и психологии, добыл это сокровище.

Вход в подземелье, где проводились кулачные бои, находились залы казино, бары, и прочие развлечения, охранялся здоровыми верзилами. Но они сразу узнали Захара, и один из них, вызвался проводить разведчиков к боссу.

Дыня. Так звали самого влиятельного и сильного в городе наркоторговца и организатора всех подпольных развлечений. Это был невысокий и очень полный человек. От него так и веяло здоровьем и силой, и складывалось впечатление, что этот человек собственной продукцией не интересуется. Он сидел в кожаном кресле, курил сигару, и внимательно следил за боем, который вёлся на арене этажом ниже.

В подземелье было просторно, дышалось с трудом из-за дыма. Освещение было слабым и тусклым, но это совсем не сказывалось на количестве посетителей. Казалось, что здесь собрался весь город. Одна масса зрителей кулачных боёв чего стоит!

— Здравствуй, Дыня! — сразу, словно давнего приятеля приветствовал наркобарона Артём.

Захар говорил, что с ним надо вести себя нагло и напористо, он это уважает.

— Грач?

— Допустим.

— Что за важная птица? Ничего о тебе не слышал.

Артём сначала хотел попросить присесть, но посмотрев на грязные диваны в подозрительных пятнах, предпочёл остаться на ногах.

— Это не имеет значения, у меня есть к тебе предложение, как к человеку влиятельному и важному в этом городе, — не упуская шанса польстить, продолжила Артём.

— Говори, — Дыня приподнялся, явно заинтересовавшись странным гостем, который не трясся от страха, словно осиновый лист, а вёл себя на равных.

— Лабораторный комплекс Красных. Думаю, он вам уже давно мозолит глаза?

— Там охраны — тьма.

— Ты должен понимать, что Республика уже подступает, и скоро охраны комплекса станет совсем мало. Почему бы под шумок, не прибрать заведение к себе. А главное — лекарства, и компоненты из которых дурь можете готовить до конца века.

— Заманчиво, но с какого перепугу, мне верить неизвестно кому?

— Это раз, — Артём протянул Дыне листок со схемой комплекса, и отметками слабых мест, — Это подкрепление моих слов, — тут разведчик, расстегнув рюкзак, высыпал половину лекарств, полученных в Красном Кресте, на стол.

Дыня сначала внимательно осмотрел схему, зачем полоснул взглядом лекарства.

— Чего ты хочешь?

— Это, — Грачёв кинул на стол перед накробароном список, который составил ещё на съёмной квартире.

— Деньги будут, снаряга? Винторез? АК — 12? Полсотни магнумовских патронов? Каски? Калаши? Ф-1, десяток? — начал перечислять Дыня, всё больше округляя глаза, — Не много ли ты хочешь, щенок?

— Это мои условия, не соглашаетесь, значит, не будет и инфы, — Артём взял рюкзак за лямку, но Дыня опустил на него свою мясистую руку.

Охранники наркоторговца всполошились, опустили руки на пистолетные рукояти.

— Этого мало, что бы верить тебе, — медленно, обдумывая каждое слово, заговорил Дыня, после длительной паузы.

— Может, поверишь ему? — Артём еле заметно махнул рукой, и Захар вышел из тени.

Наркобарон узнал его сразу, и нескрываемо удивился.

— Нас послал Жук, — прибегнул к ранее обговорённому плану «Б», Мухин, — Он таким способом отдал тебе свой долг.

— Половина, — принялся торговаться Дыня.

— Жук сказал, что этого должно вполне хватить.

— Пусть возвращает треть.

— Я передам, — покорно соврал Захар.

— А теперь скажи, — Дыня полностью переключил своё внимание на Артёма, словно Захар для него больше не существовал, — На кой вам столько оружия?

— Я работаю на Республику, — и, выдержав паузу, Артём продолжил, — Моей группе необходимо выкрасть некоторые документы из президентского дворца.

Дыня сначала слегка улыбнулся, а потом, поняв, что собеседник не шутит, стал серьёзным, как прежде.

— Я дам тебе несколько парней, что бы присмотрели за тобой, если инфа, — он кивнул на схему, — окажется левой, то ты сильно пожалеешь, понял?

— Конечно, — без тени страха ответил Грачёв.

На ремонт отцовских часов Артём потратил кругленькую сумму, сравнимую с их начальной стоимостью, но жалости к затратам парень совсем не испытывал. Лишь лёгкое удовлетворение. Эта вещь, единственная оставшаяся от отца, была Артёму так близка и дорога, что он просто смотреть не мог на разбитое стекло и погнувшиеся стрелки. Словно что-то важное в жизни пропало. Оберегая часы, Грачёв думал не о том, что они — ключ к блокировке ракетного комплекса, а о том, что потеряй он их — потеряет память о единственном родном человеке.

Забрав часы, Артём уже один с раннего утра отправился в деревню, неподалёку от Новгорода. Поселение было совсем обычным и небольшим, это было разведчику только на руку.

— Эй, паренёк! — Грачёв окликнул пробегающего мимо мальца.

— Что вам, дяденька?

— А ты не знаешь случайно, где тут друзья мои, туземцы?

В глазах деревенского мальчишки проскользнул неподдельный испуг и удивление, невнимательный человек ничего не заметил бы, но не разведчик.

— Не знаю, почём мне знать, — мотнул головой паренёк.

— Послушай, — Артём перешёл на шёпот, — Это очень важное дело, меня послали из соседнего племени, договориться с вашим.

Мальчик сначала внимательно слушал, а потом как дал дёру, что Артём его быстро потерял из виду за приземистыми избами. Немного подождав, Грачёв двинулся дальше, выискивая кого либо, кто мог подсказать о нахождении туземцев. Честно говоря, он и не ожидал, что его так просто и сразу выведут к поселению какого-нибудь племени, он рассчитывал, что его найдут быстрее. Так и случилось. Когда он подошёл к колодцу, что бы попить, то спиной ощутил чужое присутствие. Артём обернулся, поднимая руки, и выкрикнул:

— Я с миром, ребят…

Но никто его не слушал, сильный удар прикладом в живот, заставил согнуться. Оружия при себе у Артёма не было вовсе, ибо ни с кем сражаться он не собирался. Двое мужиков его быстро скрутили, обыскали, и повели в сторону леса. Краем глаза Артём заметил того самого мальчишку, который с интересом наблюдал за происходящим из-за угла избы. Грязную тряпку умело запихнули в рот, руки крепко стянули проволкой, так, что даже пошевелиться было трудно, не говоря уже о сопротивлении. Всё это делалось умело, быстро и абсолютно бесшумно.

Когда его пинками и лёгкими тычками стволов оружия подгоняли по еле заметной тропинке, разведчику удалось разглядеть своих противников. Оба высокие и сильные парни, один в кожаных грубых штанах ручной выделки, и в камуфляжной куртке, другой в чёрной безрукавке, какие предпочитали в давние времена байкеры. Лицо одного закрывал платок, а у второго была зелёная бандана.

Гнали Артёма они сравнительно не долго, и вскоре перед его взором открылась большая поляна, расширенная ещё и вручную. Пни после срубленных деревьев были выкорчеваны, и поселение располагалось на довольно гладкой поверхности. И тут у Артёма мурашки пошли по спине, так сильно эта деревня напомнила ему время плена под Промградом. Когда его толкали через приземистые землянки и шалаши, никто на него особого внимания не обращал, видно было, что пленники здесь не в новинку. Грачёв смело прошагал дальше мимо невзрачной избушки, коих тут было множество, но его резко остановили. Один из конвоиров скрылся внутри, второй остался с Артёмом.

— Сообщите вождю, скажи, что у меня важное послание, — пленник говорил как можно увереннее, но голос предательски задрожал, появилось сомнение, что афёра не выгорит, и его не доставят вождю.

Спину снова обдало холодом, когда мысли остановились на холодной яме наполненной грязной и зловонной водой. Ждать пришлось не долго, когда конвоир вышел, они, молча, затолкали Артёма внутрь.

В избе царил полумрак, двое туземцев стояли недвижимыми изваяниями возле входа, а хозяин дома сидел на подушках, которые были разбросаны по полу, сложив ноги по-турецки.

— Присядь, — приказал хозяин Артёму, и тот немного помявшись, сразу же повиновался.

Кроме небольшого шкафа, где наверняка хранилось оружие и амуниция, в избе больше ничего не было. Множество грязных подушек разбросанных по полу, и всё. Молчаливая пауза начала затягиваться, и хозяин жестом выгнал конвоиров из помещения. Затем один их охранников зажёг лампу, и в доме стало довольно светло. Грачёв смотрел на лицо хозяина избы внимательно, и что-то ему казалось смутно знакомым. Когда-то давно, возможно ещё в другой жизни, которая прошла в Промграде, он видел этого человека.

«У дикаря было грубое, угловатое лицо, покрытое рыжей бородкой и щетиной. Его глаза, маленькие, жестокие, и внимательные заглядывали прямо в душу Артёму.»

И тут пленник вспомнил. Сомнений быть не могло.

В памяти всплыл благородный поступок, когда этот человек вернул Артёму часы его отца, и во время облавы на деревню туземцев под Промградом именно этот человек выстрелил в Ефрема. А ещё запомнились слова этого дикаря: «Ты никто, в тебе нет стержня, понимаешь? Такие, как ты либо быстро умирают, либо приспосабливаются и меняются. Этот мир не для тебя понимаешь?» Неужели он прав. Что, если он, молодой разведчик не сможет ничего изменить?

— Ну, вот мы и свиделись, Артём Грачёв.

— Норманн, кажется, я не успел тебя поблагодарить, за спасение во время облавы.

— Не за этим же ты сюда шёл.

— Не за этим. Руки затекли, — Артём поворочался, показывая, что ему неудобно.

— Вы что, не видите, что моего гостя держат связанным?! — крикнул Норманн своим стражам, и они сразу кинулись распутывать проволку на запястьях разведчика.

— Как твой брат? — решил начать с далека Артём.

— Умер. Я знал, что так произойдёт, ведь ему кто-то прострелил колено, помнишь?

— Да, но это были мои вынужденные меры.

— Помню прошлый раз, ты сказал: «мне очень жаль».

— Зачем уже цепляться за прошлое.

Норманн потянулся куда-то за подушку и извлёк оттуда большую фляжку из выделанной кожи. Жадно отхлебнув, он предложил выпить своему гостю. Артём не отказался, и для смелости, и что бы хозяина дома не обидеть.

— Ты знаешь, я ошибся. Думал ты и пары дней в яме не протянешь, а ты и бегать пытался, везучий всё-таки, а увидев тебя сегодня, я вообще был шокирован. Ты проделал такой путь и выжил? Удивительно.

— Я смотрю, ты тоже чего-то добился, — кривясь от крепкого спиртного, произнёс Артём.

— Конечно, я теперь вождь самого крупного племени, как видишь! — не без гордости заявил Норманн.

— Ого. Хвалю, больших высот добился, — теперь Артём был очень рад счастливому стечению обстоятельств.

— Отужинаешь со мной? — великодушно предложил вождь.

— Приму за честь.

Артём вышел, продумывая, что надо будет сказать за столом, а Норманн принялся переодеваться. Через полчаса все приготовления были завершены, и двое мужчин, вождь и его гость, сели за стол. Пиршеств было много, даже для всей деревни, чего уж говорить об Артёме, которому ком в горло не лез, и о худом вожде. Сначала больше для приличия, нежели для дела они поговорили о политике, о ситуации в мире, о войне, и наконец, Норманн спросил:

— Артём, ну так для чего ты меня искал?

Разведчик отложил столовые приборы, и, собравшись с мыслями, начал:

— Давай на чистоту, я тебе доверяю, так что говорю как есть: я собираюсь присоединиться к туземцам.

Вождь никак не отреагировал, но проявлял заинтересованность в беседе, даже есть перестал.

— Для тебя, естественно, не секрет, что Республика уже поджимает Новгород, сегодня-завтра они будут под городом, и начнут штурм незамедлительно.

— Продолжай.

— Красным пришёл конец, это уже все видят, государство рушится, отламываясь на кусочки, и теперь вопрос только в том, кто эти кусочки подхватит.

— Предлагаешь, нам подобно стервятникам каким-то, или грязным шакалам, набросится на умирающую власть? — никакого возмущения или недовольства в голосе Норманна не было.

— А разве у вас с Красными нет своих счётом? Причём, посуди сам, если ударить Красных по самому слабому месту, и, не понеся при этом больших жертв, ты не только сможешь получить жирный кусок, но и выслужишься перед Республикой.

— Я вождь, а не слуга, и я не прислуживаю! — без угрозы, но с гордостью заявил вождь, о сам-то ещё помнил те времена, когда он был никем, и понимает, что глупо устраивать сцены «царя» перед Артёмом, — Но твоя идея меня заинтересовала, продолжай.

— Когда Республика войдёт в город, и если малочисленные войска не смогу их остановить, то Красные прибегнут к экстренному плану: запустят ракеты. Ракетный комплекс, это ещё и крупный бункер, лаборатория, огромные запасы продовольствия и оружия, амуниция…

— Я знаю, конкретнее.

Поняв, что клиент «купился», Артём достал из кармана уже третью копию схемы ракетного комплекса, и положил на стол перед Норманном.

— Все слабые места, полная схема всего здания, вплоть до вентиляции и канализации.

— Видимо, у тебя свой человечек в комплексе?

— Именно, думаешь, я бы тебе левую схему подсунул.

— Нет, тебе это ни к чему. Ладно, по рукам, если дело проходит гладко и комплекс достаётся нам, то ты принят моим замом.

— Благодарю, но есть ещё одна просьба.

— Слушаю.

— Мне нужны люди, сколько сможешь дать, стольких хватит. Немного, но что бы профессионалы, есть такие?

— Обижаешь, — вождь благодушно улыбнулся, — Тёма, оставайся сегодня у меня, я тебе личных наложниц предоставлю, тоже между прочим, профессиональных, — Норманн лукаво подмигнул, видно было, что теперь он расслабился, и сделкой доволен.

— Да не, извини, конечно, но дел ещё много, давай мы ещё время согласуем штурма и направление атаки.

Вытерев руки об одежду, гость и хозяин направились решать мелкие вопросы по крупной и удачной сделке.

— Вколол? — поинтересовался Артём, бессильно падая на диван.

— А как же, словно медсестрица, он даже не почувствовал, — ответил Захар.

— Сколько ждать?

— Я тебе скажу, а может она сам скажет, — улыбнулся Мухин.

Нехорошо так улыбнулся, нервно. Хотя это было его естественное состояние. Борис, который находился на кухне, жестом подозвал Артёма, как только Захар вышел из квартиры. Вставать не хотелось, итак день был нелёгким, так ещё и совещание собрать надо. Переборов себя, кряхтя, Грачёв поплёлся на кухню, где сразу же рухнул на стул.

— Артём, — Тельцов мялся, видимо не особенно хотел говорить, потом, что-то решив для себя, продолжил, — Ты уверен, что накачать Лёню наркотой было хорошей идеей?

— А у нас есть выход? Мы не справимся без него.

— Артём, я ничего не хочу сказать против твоего решения, но мы даже не знаем, на что идём. Ты не просвещаешь нас в свои планы, не доверяешь?

— Сегодня расскажу.

— И ещё…

— Артём! — послышался слабый протяжный голос Леонида из спальни.

Радостный Грачёв влетел в комнату, позабыв об усталости.

— Ты как, дружище? — с тревогой спросил Артём, сердце щемило, когда он видел своего товарища.

Всё время вспоминалось его полное скорби, печали и отчаяния лицо, когда он не желал выпускать из ослабших рук тело мёртвой девушки.

— Отлично, Тёма, — шипящим голосом отозвался минуту назад умирающий больной, и рот его расплылся в улыбке.

— Поговорит надо.

— А чего говорить? И так всё зашибись! — протянул Леонид и засмеялся глупым смехом.

Лицо его выражало полную беспечность и отрешённость от мира сего, единственный глаз не мог сфокусироваться на личности собеседника, и безумно вертелся по сторонам. Артём заглянул в расширенный зрачок, и, попросив не подниматься с постели, вышел из квартиры.

— Ты что наделал, медсестричка? — разведчик схватил Захара за предплечье, от чего тот выронил сигарету.

— А что, накрыло? — равнодушно поинтересовался наркоман.

— Ещё как, я же просил, что бы он адекватен остался.

— Ну, переборщил я немного, с кем не бывает. Через часик отпустит.

— В депрессию не впадёт?

— Не на столько отпустит, — Мухин грубо высвободился, и вернулся в квартиру.

Вернувшись в комнату, Артём вырвал листок из своего дневника, и принялся писать. Он так увлёкся, и отдался чувствам, что не заметил, как Борис оказался за спиной. Увидев готовый конверт для письма, листок бумаги, и Артёма, с мечтательным выражением лица, Тельцов всё понял сразу.

Через час Лёню не отпустило, пришлось дать ему снотворного, и, сменив повязки, Артём уложил его спать. Он так вымотался за день, что без сил лёг спать, забыв обо всём на свете.

Борис спал плохо. Он не знал, как это назвать, ведь от бессонницы он никогда не страдал, спал, как медведь, наверное, совесть. Хотя, откуда? Его одолевали сомнения, мысли роились, словно голова превратилась в огромный улей. Наконец, не в силах уснуть, он поднялся, и направился к Артёму. Заклеенный конверт лежал на тумбочке рядом с его кроватью. Убедившись, что сослуживец спит крепко, Тельцов взял письмо, и вернулся на кухню. Захар спал в зале, Артём в своей комнате, Лёня вообще с кровати не поднимается, и потому, никого не опасаясь, Борис открыл конверт. Аккуратно, и бережно развернув листок бумаги, он принялся читать мелкий текст под светом свечи.

Здравствуй, Дорогая Рита! Надеюсь, ты ещё помнишь меня, и молю Бога, что бы это письмо попало в твои руки. Я на войне, тут тяжело, но мысли о тебе спасают меня, каждую минуту я вспоминаю тебя. Милая, надеюсь, ты добралась до Ростова, и у тебя всё хорошо. Прошу, дождись меня, я обязательно вернусь к тебе, закончу задание, выполню свой долг, и обязательно к тебе! Я бы всё отдал, за минуту нашей встречи. Я передаю тебе деньги, они обязательно пригодятся. Если всё прошло хорошо, и это письмо ты получила, то прошу, ответь мне. Нет ничего хуже незнания. И помни, Рита, я люблю тебя!

Твой Артём.

— Прости, Тёма, но ты нам сейчас нужен. Ты всем нужен. А если этой девчонке в голову придёт поиграть с тобой? Кто их знает, женщин этих? Так что извиняй, брат, — шептал Борис, разворачивая новый чистый листок, и приготавливая карандаш.

Здравствуй, Дорогая Рита! Я много думал о нас с тобой. И пришёл к сложному решению. Нет ничего хуже, чем томиться в ожидании, потому, будет лучше, если я тебе скажу. У нас ничего не выйдет. Никаких отношений. Мы слишком разные, и я понял, что в жизни мне нужен другой человек. То, что было между нами в поезде, это всего лишь ошибка, моя ошибка. Прошу тебя, не расстраивайся, ты ещё найдёшь своё счастье, я уверен. И ещё у меня к тебе будет просьба, не пиши мне больше, никогда. Давай разойдёмся друзьями, без ссор и обид. Прости меня за всё и прощай!

Твой Артём.

Пламя от свечи лизнуло исходное письмо Артёма, поползло вверх.

«Что же я, как крыса, какая-то?! Противно даже. Ну почему я?! Я просто должен, обязан, иначе никак» — оправдывался перед самим собой Борис, вкладывая новое, исправлено им, письмо в конверт. В какой-то момент Тельцов остановился, закрыл лицо руками, было несказанное желание порвать это чёртово письмо, и сжечь, но что-то остановило его. Долг? Возможно, ведь разрушать чужое счастье не приносило ему удовольствия.

— Что же ты судьба плутовка такая? Почему ты так обернулась? Не переступил тогда в поезде, когда Ефрем просил, не убил девку, а вот, теперь проблемы от неё, и снова на мои плечи, — шёпотом бормотал Борис, не хотелось ему подкладывать письмо Артёму, не хотелось через себя переступать.

До боли сжав свои волосы в кулак одной рукой, он отнёс письмо на место, откуда взял, и в разбитых чувствах вышел на улицу. Вся его ночь прошла в душевных терзаниях, ведь это было чистое предательство, а чего он никогда не делал? Не предавал. Никогда. И придерживался жизненного убеждения, что предательство простить нельзя. «Гореть мне в аду, за такое скотство!»

Утром Борис избегал встреч с Артёмом, насколько это можно было делать в небольшой квартирке. Он чистил свой пистолет, точил нож, и занимался всем, чем только можно, лишь бы не посмотреть сослуживцу в глаза. Борису всё чудилось, что Грачёв проверил письмо, и вот-вот раскусит предателя, но на самом деле, ничего не подозревая, Артём отнёс заветное послание любимой на почту.

Борис сидел, широко расставив ноги, и глядел в пол, компанию ему составлял Леонид, тоже заметивший нечто интересное у себя под ногами, только Захар изучал потолок, закинув ногу на ногу на стол.

— Итак, друзья, — собравшись, начал пламенную речь Артём.

Он был в чистой рубашке и джинсах, с «Питоном» за поясом, гладко выбритый, и причёсанный, такой внешний вид придавал ему уверенности даже перед своими бывшими сослуживцами, а ныне — подчиненными.

— Все мы помним, что сегодня и завтра последний день. Ориентировочно, конечно. Республика уже под городом. Наши захватили все военные базы и поселения, устроили блокаду. Новгород продержится долго, но кому это выгодно? Республика раскатает Красных, подобно катку, поэтому есть вероятность, что запустят ракеты они, как только республиканцы соберутся штурмовать. Дабы не тревожить нервы Красных, я установил связь с командованием, и у меня есть хорошие новости. Нашу группу восстановили, и меня поставили ответственным за операцию. А вернее за её финальную часть. По моему прошению, капитан Ефрем Дерягин посмертно награждён орденом мужества.

Разведчики оживились, одобрительно закивали.

— Командование обещало, что предоставит нам ракеты перехватчики, которые не позволят ГПД улететь далеко, но вы сами понимаете, что от нас сейчас всё зависит. Возможно даже исход войны. Последние дни, я не страдал от приступов безделья, и работал. Думаю, все это знают. И вот, чего я добился. Послезавтра Красный крест, бесы и туземцы ударят по комплексу.

— Ого! — выразил общую мысль Захар, своим диким возгласом.

— Представьте, какая шумиха поднимется по всему городу, когда изнутри по нему ударят.

— Вот это точно сломает Красных.

— Они огромной массой навалятся на комплекс с разных сторон, что будет дальше?

— Все резервы кинут на защиту единственной надежды, — догадался Борис, стараясь не встретиться взглядом с Артёмом.

— Верно!

— Тёма, но что это нам даёт? Как мы в этой куче сможем заморозить комплекс, там такая защита включится, — шипящим голосом заговорил Леонид, который под меньшей дозой наркотика более менее адекватно воспринимал реальность.

— Ты же сам говорил, что панелей для запуска и отключения две, одна в комплексе, а о нахождении второй мало кто знает, она всё время путешествует с курьером, так?

— Совершенно верно, ты знаешь, где второй пульт управлений? — искренне удивился Леонид.

Эм… Догадываюсь. Сами посудите, кто запустит ракеты?

— А какая разница? Главное кто приказ отдаст.

— Да не совсем так. Я почти уверен, что второй пульт будет у президента, — заявил Артём, как можно увереннее.

Захар нескрываемо засмеялся, остальные напряглись.

— То есть, наверняка, ты не знаешь? — решил уточнить Леонид.

— Да, чёрт возьми! — воскликнул Грачёв, — Какие могут быть гарантии?! Только теории, других идей у меня нет!

— А нас не думал спросить?! — Захар перестал смеяться, и подскочил с дивана, — Ты у нас теперь самодержец, да? Всё сам решаешь, а мы так, грубая сила, ты же у нас ум.

— Предлагали бы в таком случае! — парировал Артём.

— А ты не спрашивал!

— Мы думали, у тебя есть надёжный план! — тоже перешёл на громкий тон Борис, поднимаясь со стула.

— Да пока вы тут, «думали», я проблему общую решал! Я! Не вы, понятно?! Это надёжный план, у нас будет оружие амуниция, и люди, профессионалы.

— Артём, ты понимаешь, на что мы идём? — тихо, но так, что бы замолкли в этот момент все, заговорил Леонид, — Мы собрались штурмовать президентский дворец, так?

— Да.

— Да? Ты же нас на верную смерть ведёшь, — ответил Заболодский.

— А ты не её ли ищешь, а? Не ты ли умереть хотел несколько дней назад? Вот у тебя и появится шанс сделать это героически, не устраивает? — взвёлся Артём.

— С другой стороны, может и выгорит, — подумав, ответил Борис, — Сами смотрите, огромная толпа налетает на комплекс с разных сторон, а он что? Комплекс — соломинка. Последняя надежда Красных, его они буду любой ценой защищать, не президента. Ведь этот человек их не спасёт, ракеты с ГПД, это единственный шанс. Так что я уверен — даже вояки с президентского дома кинутся на оборону ракетного комплекса.

— Да, Боря, на это и расчёт.

— Это безумие! — закричал Захар, хватаясь за голову, и тяжело опускаясь на диван.

— Ты чего, дружище, — Артём попробовал приободрить наркомана, но тот выкрутился, и отскочил в сторону.

— Захар, ты кинуть нас решил, что ли? — возмутился Борис.

— Ты что, реальные шансы есть, струсил, небось? — вступил в беседу Леонид.

— Мухин, меня послушай, — прикрикнул Артём, глядя на то, как наркоман замыкается, по-звериному оглядываясь, — У нас будут стволы, бронники, люди, прорвёмся! Самому не стыдно? Столько вместе прошли, ты нам всем, как брат родной!

— Да пошли вы! Отвалите от меня, отстаньте! — закричал Захар, кидаясь к выходу.

— Да ему башню снесло напрочь, — сделал вывод Борис.

Наркоман уже провернул ключ, и открыл дверь, когда услышал знакомый щелчок за спиной. Артём стоял к нему боком и в правой руке держал свой револьвер, курок которого только что взвёл.

— Эй, ты чего? — не понял Захар, робко поднимая руки.

— Предателям — смерть! — крикнул Артём, но угрозы в его голосе не было, была уверенность и твёрдость.

— Ты не выстрелишь, — Мухин опустил руки, и повернулся.

— Предмет.

— Да, пожалуйста, на кой он мне нужен, — бывший разведчик медленно вытащил кинжал с пальцем из-за пояса и швырнул Артёму под ноги.

Затем он, молча, повернулся к выходу, и ушёл. Артём не сразу опустил оружие, только когда Борис хлопнул его по плечу:

— Всё правильно, Артём, пускай проваливает.

— Он вернётся, — почему-то уверенно заявил Артём, и поднял с пола кинжал.

Положив его на стол, он снял часы, и вопросительно посмотрел на Бориса, а когда и монета легла рядом с остальными предметами, то Грачёв заговорил:

— Мы победим в этой схватке, друзья, должны победить, ради всех, кого мы потеряли, ради тех, кто отдал свою жизнь за этот шанс, шанс на победу, и мы его не упустим.

— Я с тобой, Артём, — Борис посмотрел своему командиру в глаза уверенно, и преданно, как это делает собака, увидев своего хозяина.

— Такие люди, как мы, делают историю, — Леонид, кривясь от боли, поднялся на ноги, — Если суждено погибнуть, то я не задумываясь, отдам жизнь за тебя, Артём.

Идти по улице и думать о своих поступках — хорошо, но это усыпляет бдительность. Когда утром, снова не выспавшись, Борис вышел на улицу, что бы отдаться угрызениям совести и заняться самобичеванием, он слишком поздно заметил, как холодный ствол пистолета упёрся ему в затылок. Все те же угрюмые люди в плащах посадили его в машину, и отвезли на этот раз прямиком в офис.

— Ну, здравствуй, Боря, вот мы снова и свиделись, — злорадно осклабился Ушков, который развалился в своём офисном кресле.

— Что на этот раз? Меня выгнали из группы, я не знаю где Ефрем и его люди, — с порога заявил Тельцов.

— Только не надо врать, иначе ты совсем скоро отправишься за своим любимым Ефремом. Какие вы наивные глупцы, думали, он вечен? — майор засмеялся, совсем не искренне, а противно и фальшиво, — Все на него так надеялись, а тут раз, и нет бедняжки.

Лицо Бориса быстро налилось краской, зрачки расширились, и кулаки непроизвольно сжались, даже охранники потянулись за пистолетами.

— Не злись, я знаю, что вы там что-то задумали, кто у вас главный? Какой-то Артём? Смешно. Тебе не стыдно, что тобой командует мальчишка? Ладно, молчишь, так молчишь, я тогда буду говорить. Я знаю, что вы собираетесь, напасть на ракетный комплекс, но устраивать облавы и пытать тебя времени у меня нет. Даже если я тебя сейчас убью, твоя смерть ничего не изменит. До запуска ракет всего 17 часов и 32 минуты, — заявил Ушков, глянув на свои золотые часы, — сейчас имеете значение только одно.

По щелчку пальцев майора, из соседнего кабинета вышел изувер в белом медицинском халате.

— Ты же понимаешь, сопротивляться бесполезно, ты далеко не пуленепробиваемый, и не супер-герой так ведь? Я тебе хочу только добра, иначе не тратил бы на тебя такую драгоценную вакцину.

Бориса жёстко поставили на колени перед врачом, и приставили пистолет к затылку.

— Когда ГПД накроет весь мир, мне понадобятся сильные и верные бойцы. Тебя я могу сделать своим начальником охраны, хочешь? Не хочешь? Ну, сам смотри, ты мне очень помог, а поможешь сейчас, то и до зама министра обороны Красных не далеко. Это лекарство, — Ушков кивнул на шприц, содержимое которого уже отправилось в предплечье Бориса, — для верности и от совести. Ты, как оказалось, очень преданный дурак. Это тебя и сгубит, мы же не хотим умирать?

Борис всё видел как в тумане, слова проклятого майора доносились до слуха с трудом, словно он не был от него в трёх шагах, а за милю. Тельцов почувствовал, что земля из-под колен уходит, но сильные руки не позволили ему упасть. Третий охранник придержал Борису голову.

— Ну, что, док, пора? — поинтересовался майор, глянув на часы.

— Да, у вас не более минуты, за это время он воспримет всю ту информацию, которую вы произнесёте, на всю оставшуюся жизнь. Любой приказ он исполнит, только переходите сразу к действию, а не проверкам…

— Да знаю я. Только иди сейчас и молись, что бы твой пробный препарат сработал, иначе я тебе всю лабораторию закрою, понял?

Коротко кивнув, человек в халате скрылся.

— Боря, — Ушков присел напротив разведчика, — Ты сделаешь то, что я тебе скажу, ясно? Ты подчиняешься только мне. Я — твой хозяин. Я велю тебе убить Артёма Грачёва. Не убивай его сразу. Дождись удобного момента. Убей тогда, когда он будет беззащитен. Не рассказывай ему о нас с тобой. Веди себя, как обычно, и делай то, что Артём Грачёв попросит, пока не будешь готов его убить. Теперь… Сюда смотри, я сказал, — пощёчиной Ушков привёл Бориса обратно в сознание, — Не позволь Артёму Грачёву, или Леониду Заболодскому, или Захару Мухину заморозить ракетный комплекс, ты понял? Ты убьёшь Артёма Грачёва.

Лицо Ушкова расплывалось, Бориса похлопали по щеке ладонью, и он не своим голосом отозвался, словно заводная игрушка:

— Я убью Артёма Грачёва.