Крис и Хранитель
Я проснулся от голода. И от чьего-то присутствия. В животе урчало, а все тело болело, словно меня долго и методично били. А может, и били, не помню. Ну и настроение было под стать состоянию.
Кто-то подошел ко мне. Я ожидал тычка в бок – не дождался. Уже хорошо. Но отходить этот кто-то не торопился. Заметил, что я проснулся? А вот это не очень хорошо: опять начнется допрос с побоями. Вспомнить бы еще, где я и за что меня взяли...
Кто-то тряхнул меня за плечо. С детства ненавижу такой вид побудки. И другой ненавижу, когда настырный звонок разрывает сон в клочья. Есть еще способ пробуждения: спящего выбрасывают из кровати и начинают пинать, пронзительно вопя: «Подъем!» После такого «доброго утра», когда сердце колотится в глотке, а перед глазами плавают багровые пятна, зубы сами собой начинают скрипеть, пальцы сжиматься в кулаки, а в голове появляется одна-единственная мысль: убить придурка!
Я не стал дожидаться, что этот придурок сделает еще, а рванул его на себя. Тело начало выполнять привычную связку «рука-горло»: руку на болевой, и враг сам догнется, подставит шею, тогда ладонью в горло и... завершающий мазок – ногой отбросить труп. Вот только рука у врага оказалась непривычно тонкой и гибкой, и всхлипнул он детским или женским голосом. И замер, когда моя ладонь ткнулась ему в горло. Вполсилы ткнулась. И тонкое тело опустилось на меня, легко и доверчиво.
Господи, Амада! Девочка моя, только бы не насмерть... только бы...
Я забыл, как надо дышать, забыл, что можно открыть глаза и посмотреть... а потом пульс слабенько дернулся под моими пальцами... еще и еще раз.
Жива! Слава богу, живая!
Девочка моя, сколько раз я тебя предупреждал: не входить ко мне, когда я сплю, не будить меня... Почему тебе так нравится играть со смертью? Почему ты не слушаешь меня, почему не веришь?
Я окончательно проснулся. Но лежал неподвижно. Слушал, как ее сердце бьется тихо и ровно. Кажется, девочка заснула. Прости меня, Амада, я не хотел тебя пугать. Прости...
Давно со мной такого не было. С армии, пожалуй. Все эти годы я держал себя в руках, научился обманывать будильник – просыпался раньше его сигнала и запирался в ванной прежде, чем он сработает. Потом зарядка, душ, завтрак – и я превращался в человека, с которым окружающие могут общаться без особого риска для здоровья.
А сегодня все было не так. Мало того, что вчера я здорово перебрал и не помню, как добрался домой, чего со мной не случалось уже... так еще и проснуться мне помогли.
«Помощнице» повезло, что я не успел ее как следует обработать – проснулся. И вовремя вспомнил, где я и кто рядом со мной. Вернее, на мне.
Осторожно коснулся спины Амады и... отдернул руку. Никогда на спине Амады не было шерсти. Я открыл глаза.
Надо мной оказался тонкий жилистый парень. Его почки очень удобно подставлялись под удар. Вот только бить мне не хотелось – хотелось ругаться. Еще один идиот, которому жить надоело...
Как-то удивительно быстро я вспомнил: кто он, как его зовут и где я нахожусь. А еще я вспомнил, что рядом должны быть другие.
И они были, эти другие. И во все глаза смотрели, как я обнимаюсь с Симорли. А те, кто не смотрел, очень старательно притворялись, что занимаются своими собственными делами.
Симорли шевельнулся, и я отпустил его. Он осторожно убрался и уже с безопасного расстояния сверкнул на меня кошачьими гляделками.
Я вполне мог понять его: вряд ли с парнем часто общались подобным образом. Да и досталось ему больше, чем я думал. Как-то неправильно он держал правую руку. Я пообещал себе посмотреть ее, как только оденусь.
Для полного счастья я еще и спал голым! А вот когда раздевался, вспомнить не смог. И как из воды выбирался и под стеночкой укладывался, тоже не вспомнил. Привет, склероз! Ты добрался до меня...
Одежда нашлась рядом. Обычно я складываю ее аккуратней, а тут побросал в кучу, будто спешил куда-то. Так же она сутки сохнуть будет. Но одежда оказалась слегка влажной. И когда только высохнуть успела? А если успела, то сколько же я спал?
Оделся.
Зачем-то натянул остатки куртки. Но не бросать же ее здесь. Все-таки память о доме... Последний подарок Амады.
Под курткой нашлись ракушки. Те самые, что я так и не попробовал перед сном. Интересно, другие уже расправились со своей долей? Может, кто-нибудь составит мне компанию?..
Не составили.
Даже старались не смотреть в мою сторону, пока я ел. С чего бы это? Ведь прошло всего...
Прислушался к внутренним часам и... не поверил. Были бы они обычными наручными – потряс бы, а потом выбросил. По всему выходило, что продрых я почти сутки. Немало. И удивительно.
– Симорли, сколько я спал?
Парень зыркнул на Мерантоса, потом ответил:
– Долго. Я считал, пока мог. Но так долго я не могу.
Так. Ясно. Похоже, часы не врут.
– А вы вот так здесь и сидели?
Сначала спросил, а потом подумал.
Да, Тангер, вредно тебе спать так долго. Зачем спрашивать, если и так понятно, что сидели и ждали. И как тебя, соню, за это время не съели?
«Ошибаешься, Крис. Они не сидели и не ждали, пока ты соизволишь проснуться. Симорли привел их туда, куда я... то есть ты обещал их привести. Да еще тебя с собой прихватили».
Хранитель... Вовремя он, что ни говори. Но появись он минут на пятнадцать раньше, и было бы еще лучше.
«Тебя, кстати, тоже несли», – огрызнулся я, но он сделал вид, будто не слышит.
«Хорошо устроился, Крис, с комфортом. А вместо благодарности ты чуть не убил того, кто уговорил Мерантоса нести твое тело. И тебе не стыдно?»
Нет, стыдно мне не было. Мне было противно. И тошно. Не так тошно, чтобы расстаться с завтраком или ужином, просто на душе было гадко.
Будто не Симорли я ударил, а Мод. И не по ошибке, а чтобы сорвать злость и развеять плохое настроение после рабочего дня.
– Симорли, подойди. Посмотрю, что с твоей рукой.
Позвал и не слишком бы удивился, если бы меня послали куда подальше.
Не послали.
И помощь приняли... молча. Вот только молчание это было каким-то напряженным. Будто от меня не лечения, а пыток ожидали.
Быстро прощупал кости и связки. Парень и дернуться не успел. Только выдохнул чуть громче и опять затих. Кажется, он и не дышал рядом со мной.
Извини, малыш, не хотел тебя пугать. И калечить тебя не хотел. Так получилось. А тебе здорово повезло, что ты не совсем человек: даже половинный удар – это не подарок ко дню рождения. А ты отделался легким испугом и небольшим растяжением. Может, горло немного поболит, и глотать будет трудно какое-то время, а так... Ничего опасного для жизни. Можно извиниться и забыть. Вот только извиняться не хочется. Кто знает, как это воспримут другие. Мне-то, по большому счету, плевать, а Симорли... Черт! Как же я мало знаю о них! Трудно играть в чужую игру, если правила не известны.
«Молодец. Хорошо, хоть это сообразил, – подал “голос” Хранитель. – Начни ты извиняться перед т'ангом, ему только утопиться останется».
«Ну и откуда мне все эти правила знать?! – мысленно заорал в ответ. – Ты же молчишь, как рыба, а потом критикуешь...»
«Может, мне тебе лекции читать? По этике и истории?»
«Хорошо бы!»
«Тогда слушай...»
«Но не сейчас же, старик! Ты что, с ума сошел? Мне с рыжим поговорить надо, а ты со своими лекциями!»
– Симорли, – начал я, не дожидаясь ответа Хранителя. – Ты понял, почему я тебя ударил?
– Я помешал тебе отдыхать? – предположил парень.
– Помешал, – подтвердил я с важным видом. Главное, первому назначить виноватого, тогда никто не назначит виноватым тебя. – Тебе повезло, что ты так легко отделался. Хорошо, что я узнал тебя и не стал убивать.
– Хорошо, – согласился Симорли.
– Надеюсь, в следующий раз ты будешь умнее?..
Спросил и чуть не засмеялся. Точно такой же вопрос богатый папа задал своему сыночку, когда тот попытался забраться в его сейф, на что сын ответил: «Конечно, буду. В следующий раз я получу все по наследству!»
– Я не буду тебя будить, – ответил мне Симорли.
«Даже если начнется пожар или потоп», – додумал я за него. Умный парень. Такого и похвалить не мешает. Если уж отругал ни за что, то похвалить можно за дело. Самую малость, чтобы не испортить.
– Молодец, Симорли. Молодец, что привел всех сюда. А наверх почему не вышли? Уже можно выходить...
– Я не хотел. А другие... – Парень не сразу поднял голову и ответил мне не сразу. – Другие не смогли.
«Другие?..» Это Мерантос с сыном, что ли? Да они сквозь бетонную стену пройдут и не заметят. Но Симорли смотрел не на них, а на темноволосого, что не сразу расстался с набережной.
Я вспомнил эту сценку и позволил себе легкую усмешку. И только потом до меня дошло.
– Как это «не смогли»?
– Там нет выхода. – И Симорли потрогал руку. Ту самую, что я чуть не сломал. Очень бережно и осторожно потрогал.
– Как это «нет»? А что там – завал?
В ответ тишина. Никто не спешит делиться информацией.
– Мерантос, ты ходил туда, смотрел?
Мужик поворачивается ко мне всем телом. Медленно и мощно. Даже дух захватывает от этой мощи.
– Ходил. Смотрел. Там камень. Не сдвинуть.
Отчитался за невыполненную работу. Коротко и не ясно. Мужику только военной формы не хватает, чтобы соответствовать. Помню, сержант наш так же отвечал:
– Ваш джип не починили. Запчастей нет.
– Почему сразу не доложили! – выскакивает из штанов проверяющий.
– Был приказ: «Чинить». Докладывать – приказа не было.
Надо быть очень умным мужиком, чтобы знать, когда нужно прикинуться дураком.
Не сразу, расспрашивая то одного, то другого, я выяснил, что произошло. Наша стая – почему «стая», а не команда? – выбралась из воды в этом коридоре. Я сказал, что здесь ближе всего к горам. Интересно, когда это я такое говорил? После того как все немного отдохнули, Охотнику захотелось наверх. Он устал от воды, голода, тесноты и темноты. Сразу же, после его слов о темноте, плиты пола начали светиться. Охотник бегом бросился к выходу. Остальные не пошли за ним, ждали, пока я проснусь. Охотник скоро вернулся и стал кричать, что выхода наверх нет.
Тут Симорли прервался, чтобы посмотреть на героя рассказа.
Охотник делал вид, что спит. Но спал он сидя и с открытыми глазами.
А я почему-то подумал, что одним только сообщением о непроходимости коридора дело не закончилось. Вряд ли обошлось без крика о моем коварстве и предательстве. А может, и еще какие-то обвинения были, пострашнее. Интересно, чего больше всего боятся и ненавидят в этом мире? Думаю, заснуть так внезапно и надолго было не очень хорошей идеей. И вряд ли я проснулся бы живым, если бы кто-то не позаботился о моей безопасности.
– А дальше? – прерываю я свои догадки.
И Симорли опять смотрит на меня.
– А дальше... остальные пошли и убедились, что выхода нет.
– Ты тоже ходил?
– Нет. Я остался.
Парень вдруг заинтересовался плитой, на которой сидит.
Будешь еще спрашивать, Тангер? Может, тебе любопытно, почему рыжий остался, когда все ушли? Не будешь? Ладно. Сделай вид, что тебе не интересно, как до этого прикинулся нелюбопытным молодой кот, чтобы сохранить твою шкуру. Кстати, насчет шкуры... интересно бы узнать, почему она оказалась без одежды.
Узнал.
Ну и как, Тангер, полегчало тебе от этого знания?
Вряд ли одним спасибо можно отделаться за такое. И двумя не отделаешься. Но благодарность все равно не будет лишней.
– Спасибо...
Симорли поднял голову. В глазах удивление и настороженность. И я неожиданно для себя добавил:
– За рассказ.
И удивление исчезло. А настороженность стала медленно таять. Но очень медленно. Не торопилась она исчезать, эта настороженность. И не только в глазах рыжего она была. Было еще ожидание. Это место буквально пропиталось ожиданием.
Я поднялся. И все взгляды тут же обратились ко мне. Ждали, когда я пойду к выходу? Пойду. Но не сразу. Перед дальней дорогой поесть и попить надо, а у меня команда проголодалась. А что ждет нас наверху? Лучше сытого оборотня может быть только сытый и спящий. А с выходом мы справимся. Потом. После охоты.
Идею подкормиться встретили с энтузиазмом. Даже помощь предложили. Но когда узнали, что охотиться придется под водой, помощников поубавилось. Только два экстремала – Симорли и Мерантос – остались. Предложили добычу на берег переносить, чтобы я не перетрудился и добыл побольше.
Поохотился. Если можно назвать охотой сбор ракушек среди водорослей. Исследовать подводный тоннель меня не потянуло. Ну чего я там не видел? Такой же коридор, как наверху, только затопленный. И решеткой перегороженный. А за решеткой... может быть, никого нет. Может быть.
Поели. Те же ракушки, что и в прошлый раз, но никто отказываться не стал. Часть своей доли я рассовал по карманам. Из пояса и сандалий, что нес на себе пантер, женщина сплела небольшой садок и сложила туда недоеденные ракушки. Свои и те, что не съел хвостатый. Остальные мужики свою еду понесли в животе. Удобно: и руки свободные, и не надо беспокоиться, что еда испортится. Я бы тоже так сделал, но в меня больше не влезло. Даже любимая еда надоедает, а уж нелюбимая...
К выходу пошли все сразу. Выстроились привычной походной колонной и пошли.
Хорошая там плита была. Надежная. Не тоньше, чем на входе. Так просто ее не сдвинешь. Но было там особое местечко: нажал, и плита ушла в стену. В полной тишине ушла. Умели строить Хранители, что умели, то умели. Так же бесшумно плита задвинулась, когда мы вышли. А в лицо пахнуло свежим воздухом – это открылась наружная дверь убежища. Даже не дверь, а лаз, но нам хватило. Мерантос выбирался последним: вдохнул-выдохнул и боком протиснулся.
А наверху была ночь. Теплая летняя ночь. Звездная. С двумя лунами – оранжевой и бледно-зеленой. Нет, с тремя... Была еще одна, насыщенного красного цвета и поменьше первых двух. Намного меньше.
Мы выбрались среди каких-то развалин. И впереди, куда ни глянь, тоже были развалины: огромные колонны и покосившиеся столбы. Чем-то этот пейзаж напоминал стройплощадку торгового комплекса, когда сваи уже вбили, а перекрытия еще не положили.
В лунном свете все это выглядело фантастически. Как декорации к фильму. Воздух тоже был фантастически вкусным. Совсем не таким, как в подземелье. Просто чудо, что мы не задохнулись там. Даже не замечали, какой гадостью дышим, пока не сравнили.
А над головой было такое великолепие, такой пир для глаз, что смотреть вниз совсем не хотелось.
– Красиво, – выдохнул Мерантос.
– Да, – шепнул Симорли. – Как в ночь белой луны, только еще красивее.
– А когда она будет? – вырвалось у меня.
– Скоро. А ты что, не знаешь? – Симорли удивленно посмотрел на меня.
Откусывать себе язык было поздно.
– У меня после плена все дни перепутались, – зачем-то солгал я.
– Через две ночи, – сказал Игратос.
Я и не заметил, когда он подошел.
– Спасибо, – только и сказал.
– А следующая белая луна будет еще через двадцать ночей.
Мне показалось, что Игратос улыбнулся. Вряд ли моя хитрость могла обмануть его, но признаваться, что этот мир чужой для меня, не хотелось. Вот узнаю, как здесь относятся к пришельцам, тогда и...
И вообще, чего это Игратос возле меня трется? Ему что-то надо от меня или место понравилось, на котором я стою?
Спросил.
– Я хотел сказать, что горами здесь не пахнет, – сообщил этот большой и волосатый.
– Да что ты говоришь?..
Я съязвил, а он всерьез принял, и старательно повторил, погромче – вдруг у меня слух ослаб на свежем воздухе. Тут уж и Мерантос подключился.
– Я помню, как пахнут горы. Здесь не так...
– Мужики, вы меня удивляете! Вы что же думали, я вас прямо к родному порогу доставлю?
Очень красноречивое молчание в ответ.
– Не хочу вас разочаровывать, но я искал путь поближе к горам. Прямо в горы речка не течет. Отсюда мы пойдем поверху. Кому куда надо. Можно сейчас, а можно подождать до рассвета.
Решили ждать рассвета. Хотя в нашей команде только Медведи плохо видят в темноте. Но почему-то никому не захотелось вот так сразу куда-то идти, даже тому торопыге, что жаловался внизу на темноту и тесноту. И от знакомых развалин мы отходить не стали. Все-таки почти родные. Если что, не поздно еще вернуться. Уселись и улеглись кто где хотел и стали ждать рассвета. Земля оказалась теплой и твердой.
Ночь светлела, маленький красный шарик на горизонте уже не выглядел таким опасным.
«Пройдет немного времени, и он опять станет опасным», – сообщил Хранитель.
«Немного?..» – поддержал я разговор.
Спать не хотелось. Кажется, я выспался на несколько суток вперед. Только закрыл глаза, чтобы пейзаж не отвлекал.
«Всего один эролл. Двадцать пять местных лет», – перевел для меня Хранитель.
Думаю, для него что двадцать пять, что пятьдесят лет – такая малость!
«А эта штука, наверное, сильно осложняет жизнь людям», – дошло вдруг до меня.
«На этой “штуке”, как ты выразился, тоже когда-то жили люди».
«Планета?! С такой орбитой?..»
Это что же надо сотворить с планетой, чтобы она регулярно доставляла такие неприятности?
«Нет, не планета. Это создали люди».
«Люди?!»
Я открыл глаза и еще раз посмотрел на красный шарик. Он уже цеплялся за горизонт. Окрестности пред рассветом выглядели как инопланетный пейзаж.
«Да, люди, – подтвердил Хранитель. – А чему ты удивляешься?»
«Обычно люди не создают планет. Все как раз наоборот...»
«Во-первых, это не планета, – напомнил Хранитель. – Во-вторых... даже ваша раса умеет делать что-то похожее. На примитивном уровне, конечно, но все-таки делает. А потом запускает вокруг вашей планеты».
«Мы называем это спутниками или космическими кораблями», – сообщил я, проигнорировав его высокомерный тон.
«Какая разница, как называть! Главное, что оно действует похоже. И что его тоже создали люди. Не такие, как идут с тобой. И не такие, что живут в твоем мире...»
Хранитель внезапно замолчал и начал уходить на глубину.
«Подожди! – заторопился я. – Это были твои соотечественники? Это они создали?..»
«Может быть. Это было давно».
Казалось, что собеседник стоит у двери, решая, захлопнуть ее за собой или вернуться и продолжить беседу.
«Подожди, – попросил я еще раз. – Давно для меня или... для тебя?»
Мне показалось, что такое уточнение будет совсем не лишним: все-таки мы с Хранителем живем в разных временных координатах. Все равно что баобаб и бабочка-однодневка.
«Для меня давно».
Так. Здорово. Значит, для меня это такая древность, что человечество в то время, пожалуй, еще сидело на деревьях.
«Может быть», – согласился собеседник, хотя мои мысли предназначались для внутреннего пользования, а совсем не для него.
«Ты все время забываешь, что я тоже внутри».
Кажется, собеседник «отошел от двери» и решил немного поболтать. Хорошо, поболтаем. За интересным разговором время быстрее летит. И узнать можно что-нибудь новенькое. Кто-то мне лекцию обещал...
«Могу и лекцию. На какую тему?»
«Только не про оборотней! Сначала расскажи, зачем строили эту... этот корабль?»
«Создали, – поправил меня Хранитель. – То, что ты называешь кораблем, было создано».
«А что, есть разница?»
«Есть».
«Ну, хорошо, создали. Зачем создали этот корабль или как это назвать?..»
«Это слишком долго объяснять. Слишком сложно... для тебя».
«Сложно для меня или для объясняющего?» – решил я уточнить.
«Для тебя», – повторил Хранитель.
«Тогда объясни это так просто, чтобы даже я понял. Ведь для тебя же это не сложно».
А то «слишком сложно для меня», видишь ли. Будто я только вчера слез с пальмы.
«Не вчера. И не с пальмы. Но суть ты уловил верно».
Хранителю было наплевать на все мои обиды. Сколько бабочка ни машет крылышками, баобаб ей не раскачать.
А потом я понял! Или увидел. Не знаю, как точнее это объяснить. Просто теперь я знаю, что создатели «корабля» искали новое место для жизни. Старое... Нет, они не загадили его, как мы, превращая в свалку свою родную планету. Просто что-то приближалось к ним – я видел широкую полосу или реку, что гасила одну искорку-звезду за другой. Эта река приближалась медленно и неотвратимо. И случилось бы это не скоро, не при жизни создателей «корабля» и даже не при жизни их детей, но... Это все равно случилось бы, и очень скоро. Двадцать-тридцать тысяч лет – это такая малость для Вселенной. И они искали место, что станет домом для их потомков.
«Понял?» – спросил Хранитель.
Мог бы и не спрашивать. И так ведь знал. Или ему хотелось поговорить? Не знаю. Я еще плохо соображал после такой информации. Но главное я понял! Без всяких технических терминов и заумных расчетов – только суть. Единственное, чего я не узнал, что же случилось с «кораблем»? На самом деле это было не кораблем, а чем-то почти живым и почти разумным. Но как назвать такое создание, я не знал.
«Я тоже не знаю, – ответил Хранитель. – Мой учитель называл это Корг, но было оно именем или названием вида, он тоже не знал. И что случилось с этим... созданием, он не знал. Те, Первые, смогли найти подходящую планету. Обитаемую планету. И не взорвали местное светило, когда поняли, что пора прекращать поиски. Корг... что-то случилось с ним. Он стал опасным для своих создателей. Они не стали убивать его – больного ребенка не убивают. Но вылечить его они тоже не смогли... или не успели. Его успокоили, усыпили на время. Потом Первые начали создавать Переходы. Их теперь называют еще Мостами. Эти Переходы вели в разные миры: гибнущие и только зарождающиеся, в стабильные и в те, что медленно угасают сами по себе. Как Первые собирались справиться с больным кораблем, этого уже никто не знает. Их жизнь была короткой, они не жили, а сгорали на этой планете. Этот мир подходил им меньше, чем нам. Нас-то готовили для этого мира, а они вошли в него так... Еще и Корг передал им свою болезнь. Они успели только отодвинуть корабль на безопасную орбиту и послать сигнал домой. Когда мы перешли в этот мир, тех, Первых, уже не было. А теперь нет и нас...»
Слушать такое было тяжело, сидеть молча – тоже. И я спросил:
«А как же аборигены? Ты говорил, что планета была обитаема»
«А что аборигены?..»
«Может, они прикончили тех, Первых, когда те стали зачищать планету...»
«Крис, не равняй нас по себе. Аборигенов никто не трогал, и планету никто не зачищал».
«А как же?..»
«Очень просто: с ними договорились. Планета большая, места всем хватило... хватало. И тиу, и нам, и т'ангам, и хостам... только норторам показалось здесь тесно».
Еще один горестный вздох, от которого кошки скребут в душе. В моей, кстати, душе.
«А ты не пытался вернуться туда?»
Я не стал уточнять, куда это «туда» – Хранитель и сам все понял.
«Нет, не пытался. Я – не пытался. А вот мой учитель... Война тогда уже началась, и он... “Туда” нельзя вернуться. Больше нельзя. Просто некуда возвращаться».
Значит, та мерцающая река захлестнула еще одно солнце.
«Да, – подтвердил Хранитель, хоть я и не спрашивал. – Там больше ничего нет. Холод. Пустота. Смерть».
«А другие миры? Пока еще можно было уйти...»
«Немногие миры подходят нам. И не все из нас верили, что Война – это серьезно. А когда поверили... Мостов тогда осталось очень мало, и по ним всё шли и шли беженцы в наш мир. И Хранители оставались возле Мостов. Я не слышал, чтобы кто-то из нас ушел. Те миры, куда еще можно было попасть... жить там нельзя, там можно было только доживать».
«Ну а ты? Зачем ты так рвался сюда?»
«Как зачем? – удивился Хранитель. – Это же мой дом!»
Признаться, я не ожидал такого ответа. Он был настоящим, без игры. Но у меня нашлось что возразить:
«Ну если бы над моей головой летал неуправляемый космический корабль, да еще с нестабильным реактором, я бы построил себе другой дом, в другом городе и в другой стране. Как можно дальше от этой штуки».
«Эта штука, как ты выражаешься, летала здесь очень долго и пролетает еще дольше. Возможно, она переживет местное светило. Или прекратит свое существование вместе с ним. Это во-первых. А во-вторых, твой мир не кажется мне таким уж подходящим местом для постройки дома. Скорее наоборот...»
Мне пришлось согласиться: мой мир, конечно, тот еще подарочек, но и здесь как-то не очень спокойно. Похоже, новые хозяева мира стараются даже память о побежденных стереть. И я предложил:
«Может, пока не поздно, заглянем в другой мир? Вдруг там лучше, чем здесь?»
«Поздно заглядывать. Ты воспользовался последним и единственным Мостом. Все остальные уничтожены нашими нерадивыми Учениками».
«Учениками?..»
Честно говоря, я не сразу понял Хранителя.
«Ну да, Учениками. Норторы были нашими Учениками. А чему ты удивляешься? Могу удивить тебя еще, если тебе так нравится удивляться: они наши дальние потомки».
«Они?!»
«Ну да. Кстати, одного из них ты видел. Красавчик, правда?»
И мне вспомнилось лицо случайного попутчика, похожего на японца, но с невероятно белой кожей. Прекрасное лицо, будто вырезанное из белоснежного мрамора или глыбы льда. И тепла в нем было столько же, сколько в этой глыбе. Стоило о нем подумать, и заныли шрамы на груди. Давно они меня не беспокоили, и вдруг... К дождю, наверное. А почему тогда остальные шрамы не беспокоят?
«Норторы наши потомки, – повторил Хранитель уже без насмешки. – Вернее, потомки тех, кто задержался на прародине. Я ушел с первой волной, но нас называют... называли Вторыми. Нас готовили к этому миру, и мы готовились, прощались с родиной. А была еще одна волна... последняя. Не все сразу воспользовались Переходом: кто-то не захотел, кто-то не смог. Потом, когда гибель вплотную подошла к их миру – я давно уже не считаю тот мир своим, – по Мосту пришли отставшие. Те, что выжили там. И их потомки. Мутанты. Выродки. Они пришли... больные душой, искалеченные телом. Мы их приняли, стали учить жить в этом мире, но кто-то не захотел, кто-то не смог. Этот мир совсем не такой, каким стала моя прародина перед Исходом. А они так и не поняли этого. Мы старались облегчить им участь, многие брали их в Ученики и учили их многому, такому, что открылось нам здесь, в спокойном мире. Может, мы поторопились и слишком рано дали им много силы. Но мы долго жили в этом мире и не знали, что значит сражаться за каждый день, за каждый кусок... У меня был ученик-нортор. Он рассказал мне кое-что... потом. Даже Ипшам я дал меньше, чем ему. Все-таки потомок и родная кровь. Или чувство вины проснулось? Я мог бы стать таким же, если бы остался. Я ошибся. Мы все ошиблись и дорого заплатили за это. Но они... они тоже ошиблись! Представляешь, эти выродки... они заперли себя в этом мире. Навсегда!» – с радостной злостью закончил Хранитель.
«А как же Врата? – Кто-то из оборотней говорил мне о них. – Разве они никуда не ведут?»
Хранитель засмеялся. Хорошо, что я не услышал этого смеха, только почувствовал. Так мог бы смеяться умирающий, зная, что его убийца умрет вместе с ним. А может быть, и раньше.
«Ведут. Врата ведут сюда! – опять почувствовал я злорадный смех. – Ученик не только не превзошел учителя, он даже не дотянулся до его уровня. Все Врата открываются только в одну сторону. Эти выродки... они соединили мир с такими местами, куда их учителя не спешили соваться. Теперь сюда лезет всякая дрянь. Этим выродкам приходится убивать ее, чтобы самим хоть как-то жить. Думаю, они не сразу поняли, что натворили, а потом... потом стало слишком поздно что-то менять. Разрушить легче, чем построить на обломках. Часто построенное оказывается хуже разрушенного. Но еще чаще на обломках так ничего и не строится, остаются только руины...»
Кажется, Хранителю давно хотелось выговориться. И чтобы слушатель не только слушал, но еще и понимал, о чем с ним говорят. Я почти дорос до идеального слушателя – идеальный молчит, а я спросил:
«И ничего нельзя исправить, совсем ничего?»
«А зачем? Думаешь, меня это волнует?»
«Волнует. Не волновало бы – ты и думать бы о них забыл».
«А я и забыл, – заявил Хранитель. – Ты вот спросил – я ответил и... забыл».
Я вдруг мысленно увидел, как собеседник быстро приближается к двери, распахивает ее...
«Не верю! – бросаю ему в спину. Как нож в затылок. Чтобы только оглушить. – Не верю, что ты никак не можешь помочь!»
«Им?! Не смеши меня!..»
«Не им – этому миру!»
«А меня здесь больше нет. Мое тело убили. Здесь. В этом мире. И всех, кто мне был дорог, – их тоже больше нет. А моя сущность... Всего лишь случайный гость, турист, как говорят у вас. Так что мне нет дела до всего, что тут происходит. Пускай выродки сами разбираются. – Язвительный тон вдруг сменился всхлипом: – Ты бы видел, что они сотворили с временными потоками!»
И дверь захлопнулась. Очень быстро и громко.
Я остался один. Сидел, смотрел вдаль и ничего не видел. Слишком насыщенной оказалась лекция, слишком много информации вывалилось на меня. Я сидел, смотрел и не заметил, куда подевалась ночь. Вокруг было тихо и пусто. В душе тоже была пустота и боль. Двигаться не хотелось. Жить тоже не хотелось. То, что ночью казалось фантастически красивым, утром выглядело омерзительно.
Грязно-желтая земля, вся в трещинах и ожогах. Желтые обветренные скалы, похожие на обглоданные кости. Больное желто-серое небо прикрывало сверху всю эту мерзость. Солнца не было. Какое-то белесое пятно бельмом глядело на меня. Чем больше я смотрел на все это, тем сильнее мне хотелось зажмуриться, натянуть на голову одеяло, заснуть и не проснуться. В идеале – напиться и застрелиться. Давно мне не было так дерьмово.
Красота – страшная сила. Уродство, оказывается, тоже. Похоже, мне нельзя долго быть наедине с такой красотой.
– А где горы? – вдруг услышал я.
Повернул голову на голос и понял, что ошибся: я был не один.