Последний единорог

XII

В громадном зале замка Короля Хаггарда часы пробили шесть. На самом деле после полуночи прошло только двенадцать минут, но в зале было лишь чуть темнее, чем в шесть часов или в полдень. Жители замка определяли время по степени темноты. Были часы, когда зал был холоден лишь потому, что в нем не хватало тепла, и темен лишь из-за недостатка света, когда воздух был затхл и спокоен, а камни пахли стоячей водой — ведь в зале не было окон, в которые мог бы проникнуть свежий воздух, — это был день.

Но как некоторые деревья впитывают днем свет, чтобы медленно и долго отдавать его после заката, так ночью замок, все его помещения, наполняла темнота. Холод в громадном зале обретал тогда причину, спавшие днем тихие звуки просыпались и начинали топотать и скрестись по углам. А старинный запах камня, казалось, поднялся откуда-то глубоко из-под пола.

— Зажги свет, — сказала Молли Отрава, — пожалуйста, зажги какой-нибудь свет!

Шмендрик резко и профессионально что-то пробормотал. Через некоторое время по полу стало расползаться странное бледно-желтое сияние, рассыпающееся тысячью снующих и попискивающих угольков. Обитающие в замке ночные твари мерцали как светлячки. Они сновали туда-сюда, по полу метались тени, отбрасываемые этим бледным светом, делавшим тьму еще холоднее, чем прежде.

— Уж лучше бы ты не делал этого, — сказала Молли. — А ты можешь их погасить? Ну хотя бы пурпурных с… ну тем, что похоже на ноги.

— Нет, не могу, — сердито ответил Шмендрик. — Спокойно. Где череп?

Леди Амальтея видела, как лимонно-желтый в тени, бледный, словно утренняя луна, череп ухмыляется со столба, но промолчала; она молчала с тех пор, как спустилась с башни.

— Там, — сказал волшебник. Он подошел к черепу и долго смотрел в его пустые потрескавшиеся глазницы, медленно покачивая головой и тихо бормоча про себя. Молли тоже внимательно смотрела, но время от времени бросала взгляд на Леди Амальтею. Наконец Шмендрик сказал: — Ну, хорошо. Не стойте так близко.

— Неужели действительно можно заклинанием заставить череп говорить? — спросила Молли.

Волшебник пошевелил пальцами и уверенно улыбнулся.

— Существуют заклинания, которые могут заставить говорить что угодно. Великие волшебники обладали чарами, с помощью которых заставляли все на свете, и живое и мертвое, разговаривать с собой. Быть волшебником — это в первую очередь уметь видеть и слышать. — Он глубоко вздохнул, посмотрел по сторонам и потер руки. — Остальное — дело техники, — добавил он. — Ну, начнем. — Он резко повернулся к черепу, легко прикоснулся к бледной макушке и глубоким голосом скомандовал. Словно шеренга солдат, мощно сотрясая темный воздух, промаршировали слова, но… череп безмолвствовал.

— Интересно, — тихо сказал волшебник. Он убрал руку и вновь обратился к черепу. На сей раз его голос доказывал и упрашивал, почти молил. Череп безмолвствовал, но Молли показалось, что в пустых глазницах что-то шевельнулось.

В убегающем свете светляка волосы Леди Амальтеи светились будто цветок. Не выказывая ни интереса, ни безразличия, спокойно, так, как иногда бывает спокойным поле битвы, она наблюдала за Шмендриком, который все твердил и твердил заклинания перед безмолвной костью. Каждый последующий заговор Шмендрик произносил все более отчаянно, но череп молчал. И все же Молли Отрава была уверена, что он бодрствует, слушает и удивляется. Уж насмешливое-то молчание от молчания смерти она могла отличить.

Часы пробили по крайней мере двадцать девять, дальше Молли сбилась со счета. Ржавые удары еще лязгали по углам, когда Шмендрик завопил, грозя кулаками:

— Ну, ты, зарвавшееся колено? А в глаз не хочешь? — На последних словах его голос сорвался в отчаянное и яростное рычание.

— Вот это дело, — отозвался череп. — Ори. Буди старика Хаггарда. Да что там, кричи, что есть сил, — посоветовал он трещащим, словно сучья на ветру, голосом. — Старикашка, наверно, где-то рядом. Спит-то он мало.

Молли восхищенно вскрикнула, и даже Леди Амальтея подошла чуть ближе. Шмендрик стоял со сжатыми кулаками, без тени радости. Череп сказал:

— Продолжайте. Спрашивайте меня, как найти Красного Быка. Вы не ошиблись, обратившись ко мне. Я караульщик Короля, поставленный охранять путь к Красному Быку. Даже Принц Лир не знает тайного пути, а я знаю.

— Если вы действительно стражник, то почему же вы не подымаете тревоги, — не без смущения спросила Молли Отрава. — Почему вы предлагаете нам помощь, а не зовете воинов?

Череп трескуче захихикал:

— Я провел на этом столбе много лет. Когда-то я был главным оруженосцем Хаггарда, пока он без всякой причины не смахнул мою голову с плеч. Это было в те времена, когда он злодействовал, просто чтобы узнать, не это ли ему надо. Оказалось, что именно это ему нужно не было, но, тем не менее, он решил, что может извлечь некоторую пользу из моей головы и посему определил ее на караул. При таких обстоятельствах, как вы понимаете, я не столь лоялен к Хаггарду, как можно было бы ожидать.

Шмендрик приглушенно произнес:

— Объясни-ка загадку. Покажи нам путь к Красному Быку.

— Нет, — ответил череп и расхохотался как сумасшедший.

— Почему же? — яростно закричала Молли. — Что за игру…

Длинные желтые челюсти черепа так и не шевельнулись, но дикий смех умолк не сразу. Даже снующие ночные твари замерли в мятущемся свете, пока он не стих.

— Я мертв, — сказал череп. — Я мертв, и с этого столба я слежу за собственностью Хаггарда. Единственная моя радость — дразнить и выводить из себя живых, да и она-то выпадает мне нечасто. Это печально, потому что в жизни у меня был весьма вредный характер. Я уверен, что вы простите меня, если я позволю себе слегка развлечься с вами. Приходите завтра. Может быть, завтра.

— Но у нас совсем нет времени! — взмолилась Молли. Шмендрик попытался оттолкнуть ее, но она почти вплотную приблизилась к черепу и обратилась к его пустым глазницам: — У нас нет времени. Быть может, мы уже опоздали.

— Время есть у меня, — задумчиво отвечал череп. — Не так уж хорошо, когда оно есть у людей: рвись, карабкайся, отчаивайся… Этого нет, то забыли, а остальное не влезает в маленький чемодан — такова жизнь. Предполагается, что иногда вы должны опаздывать. Не беспокойтесь.

Молли продолжила бы спор, но волшебник оттащил ее за руку.

— Тихо, — быстро и свирепо сказал он. — Ни слова, ни слова больше. Проклятая костяшка заговорила, ведь так? Быть может, это все, что нам надо.

— Нет, не все, — проинформировал его череп. — Я буду говорить, сколько вам угодно, но я ничего не скажу вам. Мерзавец, не правда ли? А посмотрели бы вы на меня при жизни.

Шмендрик не обращал больше на него внимания.

— Где вино? — спросил он у Молли. — Посмотрим, что можно сделать с вином.

— Я не смогла его найти, — раздраженно сказала она. — Я смотрела всюду, похоже, в замке нет ни капли. — Волшебник молча уставился на нее. — Но я искала, — добавила она.

Шмендрик поднял было обе руки и уронил их вдоль тела.

— Ну, — проговорил он, — ну что же, тогда, если мы не можем найти вина, у меня есть некоторые фокусы, но я не могу сделать вина из воздуха.

Череп захохотал, стуча и лязгая.

— Материю нельзя ни создать, ни уничтожить, — заметил он. — По крайней мере большинство волшебников этого не могут.

Из складок одежды Молли извлекла блеснувшую в темноте фляжку.

— Я подумала, что для начала тебе, быть может, понадобится немного воды, — сказала она.

Шмендрик и череп посмотрели на нее почти одинаково.

— Ну, что сделано, то сделано, — громко сказала она. — Так тебе не придется творить что-то заново. Я бы никогда не потребовала этого от тебя.

Услышав собственные слова, она покосилась на Леди Амальтею, но Шмендрик взял у нее из рук фляжку и принялся внимательно изучать, поворачивая туда-сюда и бормоча себе под нос забавные звонкие слова. Наконец он произнес:

— А почему бы и нет? Как ты говоришь, это избитый фокус. Когда-то, я помню, он был в моде, но сейчас, пожалуй, слегка устарел. — Он медленно провел рукой над фляжкой, свив из воздуха слово.

— Что ты делаешь? — заинтересованно спросил череп. — Эй, давай сюда, поближе, мне не видно.

Волшебник повернулся к нему спиной и согнулся над прижатой к груди фляжкой. Шепот его заклинания напомнил Молли потрескивание угасшего костра после того, как погас последний уголек.

— Понимаете, — сказал он, прервав заклинания, — ничего особенного не будет — просто столовое вино. — Молли торжественно кивала. Шмендрик продолжал: — Обычно оно чересчур сладкое, и как оно выпьет себя, я не имею ни малейшего представления. — Он вновь приступил к колдовству, в то время как череп горько сетовал, что ничего не видит и не слышит. Спокойно и с надеждой Молли шепнула что-то молчавшей Леди Амальтее.

Неожиданно Шмендрик поднес фляжку к губам, но прежде понюхал, приговаривая:

— Слабовато, слабовато, почти никакого букета. С помощью магии еще никто не творил хорошего вина.

Он приложил фляжку к губам, потом потряс, посмотрел на нее и с горькой улыбкой перевернул. Из фляжки не упало ни капли.

— Ну вот и все, — почти радостно сказал Шмендрик. Он тронул сухим языком сухие губы и повторил: — Ну вот и все, вода кончилась. — По-прежнему улыбаясь, он вновь поднял фляжку, собираясь отшвырнуть ее подальше.

— Подожди, постой, не надо! — череп завопил так дико, что фляжка застыла в руке Шмендрика. Они с Молли повернулись к завертевшемуся на месте от беспокойства черепу, пытавшемуся освободиться, царапая пожелтевшей костью камень столба. — Не надо! — горестно вопил череп. — Только ненормальные люди могут вылить такое вино. Если оно не нужно вам, отдайте его мне, но только не выливайте!

По лицу Шмендрика, как дождевая туча над иссушенной землей, пробежало мечтательное и изумленное выражение. Он медленно спросил:

— А для чего тебе вино, раз ты не можешь ощутить его вкус языком, просмаковать небом и пропустить его в глотку? Ты мертв полвека, неужели ты еще хочешь вина, до сих пор помнишь его вкус?

— Что еще остается через пятьдесят лет после смерти? — Череп прекратил нелепо дергаться, от разочарования его голос стал почти человеческим. — Я помню, — отвечал он. — Я помню больше, чем вино. Дайте мне глоток, да что там, дайте капельку — и я распробую ее так, как никогда не сможете вы со всею вашей плотью и органами чувств. У меня было время поразмыслить. Я знаю, что такое вино. Да-а-й сюда!

Шмендрик ухмыльнулся и покачал головой:

— Красноречиво, но в последнее время я стал несколько злопамятным. — В третий раз он поднял пустую флягу.

В предчувствии ужасного несчастья череп застонал.

Жалостливая Молли Отрава начала:

— Но ведь его… — однако волшебник наступил ей на ногу.

— Конечно, — размышлял он вслух, — если бы ты помнил путь в пещеру Красного Быка столь же ясно, как и вкус вина, мы могли бы столковаться. — И он поболтал фляжку.

— По рукам! — мгновенно отозвался череп. — По рукам, согласен за один глоток, давай скорее вино. От мысли о нем меня мучит такая жажда, какой не случалось испытывать в жизни, когда у меня было горло, которое могло пересохнуть. Дайте мне тяпнуть, и я расскажу все, что вас интересует. — Бурые челюсти стучали друг о друга, сине-серые зубы била дрожь.

— Дай ему, — шепнула Молли Шмендрику, она боялась, что пустые глазницы начнут наполняться слезами. Но Шмендрик снова покачал головой.

— Я отдам тебе все, — сказал он черепу. — Только скажи нам, как найти Быка.

Череп вздохнул, но не поколебался.

— Путь лежит через часы, — сказал он. — Вы проходите сквозь часы и оказываетесь там. Могу я теперь получить вино?

— Сквозь часы? — Волшебник, повернувшись, уставился в дальний угол зала, где стояли часы. Это был высокий, черный и узкий ящик — тень часов, брошенная заходящим солнцем. Над циферблатом стекло было разбито, часовая стрелка исчезла. За осколками серого от пыли стекла едва был виден механизм, колесики которого крутились и дергались, как рыба на крючке. — Ты имеешь в виду, что, когда часы пробьют нужное время, они повернутся, открыв тайный проход? — спросил Шмендрик. Голос его был полон сомнения, ведь часы были явно слишком узкими.

— Об этом я ничего не знаю, — отвечал череп. — Если ты собираешься ждать, пока они пробьют точное время, то просидишь здесь, пока не облысеешь, как я. Зачем усложнять простой секрет. Ты проходишь сквозь часы, а на другой стороне тебя ждет Бык. Давай.

— А кот говорил… — начал было Шмендрик, но повернулся и направился к часам. В темноте казалось, что, сутулясь и уменьшаясь в размере, он спускается с горы. Дойдя до часов, Шмендрик не остановился, словно перед ним была тень, но всего лишь ударился носом.

— Глупости, — возвратившись, холодно сказал он черепу. — Так ты думаешь обмануть нас? Путь к Быку вполне может проходить сквозь часы, но есть еще что-то, что нужно знать. Говори или я вылью вино на пол, чтобы ты всегда мог припомнить его вид или запах. Живо!

Но череп рассмеялся снова, на этот раз задумчиво и почти добродушно.

— Вспомни, что я говорил тебе о времени, — сказал он. — Когда я был жив, я, как и ты, верил, что время по крайней мере столь же реально, как и я сам, если не более. Я говорил «час дня», как будто бы мог его увидеть, и «понедельник», словно его можно было нанести на карту, и я позволял, чтобы меня несло от минуты к минуте, от часа к часу, от года к году, хотя на самом деле я просто переходил из одного места в другое. Как и все, я жил в доме, сложенном из секунд, минут, уик-эндов и новогодних праздников; из этого дома я так и не вышел, пока не умер, — поскольку другого выхода не было. Теперь я знаю, что мог бы проходить сквозь стены.

Молли возбужденно мигала, но Шмендрик качал головой.

— Да, — сказал он, — так это делают настоящие волшебники. Но тогда часы…

— Часы никогда не пробьют точное время, — сказал череп. — Хаггард давным-давно испортил механизм, пытаясь ухватить летящее мимо время. Но важно, чтобы ты понял: безразлично, сколько раз пробьют часы — десять, семь или пятнадцать. Ты можешь сам назначить собственное время и начать отсчитывать его, когда захочешь. Когда ты поймешь это, для тебя все будет вовремя.

В этот момент часы пробили четыре. Еще не замолк последний удар, когда из-под пола гигантского замка раздался ответный звук. Не рев и не страшное ворчанье, которое Красный Бык часто издавал во сне, — это был низкий вопрошающий звук, словно Бык проснулся, почувствовав в ночи что-то новое. Плиты пола шипели как змеи, казалось, дрожит сама темнота, светящиеся ночные твари разбежались по углам. Внезапно Молли отчетливо поняла, что Хаггард близко.

— Теперь давай вино, — сказал череп. — Я выполнил свою часть сделки. — Шмендрик молча протянул пустую фляжку к пустому рту — череп булькал, вздыхал и смаковал. — Ах, — сказал он наконец. — Ах, это было вино, это было настоящее вино! Ты больший волшебник, чем я думал. Теперь ты понял про время?

— Да, — ответил Шмендрик. — Похоже, что да.

В реве Красного Быка вновь прозвучали вопрос и удивление, и череп загремел на столбе.

— Впрочем, не знаю, — усомнился Шмендрик. — Нет другого пути?

— Ну, разве он может быть? — Молли услышала шаги, они затихли, потом донеслись осторожные приливы и отливы дыхания. Она никак не могла понять, где их источник.

Шмендрик повернулся к ней, лицо его казалось испачканным изнутри смятением и страхом, будто стекло фонаря сажей. Там был и свет, но он дрожал и колебался, словно в бурю.

— Думаю, я понял, — проговорил он, — но кажется, не совсем. Я попробую.

— Все же, полагаю, это настоящие часы, — сказала Молли. — Это хорошо. Я могу пройти сквозь настоящие часы. — Она говорила это, лишь чтобы утешить его, но в ее теле словно вспыхнул свет, когда она поняла, что сказала правду. — Я знаю, куда нам идти, — сказала она. — Это ничуть не хуже, чем знать, когда идти.

Череп прервал ее:

— Позвольте мне в уплату за столь хорошее вино дать вам дополнительный совет. — Шмендрик виновато глядел на него. Череп продолжал: — Разбей меня, брось меня на пол так, чтобы я разлетелся на куски. Не спрашивай почему, просто сделай. — Он говорил очень быстро, почти шепотом. Шмендрик и Молли дружно переспрашивали: «Что? Почему?» Череп повторил.

— Что ты говоришь? Почему мы должны сделать это? — возмутился Шмендрик.

— Разбей! — настаивал череп. — Так надо! — Порхая вокруг на единственной паре ног, дыхание доносилось со всех сторон.

— Нет, — отвечал Шмендрик. — Ты сошел с ума. — Он повернулся и вновь направился к смутно темневшим часам. Молли взяла Леди Амальтею за холодную руку, увлекая за собой белую девушку, словно воздушного змея за веревочку.

— Ну, смотрите, — печально сказал череп. — Я предупреждал. — И он закричал ужасным голосом, гремевшим, словно град по железному листу: — Хоу, Король, на помощь! Стражи, ко мне! Здесь грабители, бандиты, налетчики, похитители, взломщики, убийцы, театральные злодеи! Хоу, Король Хаггард!

Со всех сторон послышались шаги, раздались свистящие голоса престарелых воинов Короля Хаггарда. Факелов не было — свет без приказа Короля в замке нельзя было зажигать при любых условиях, а Король безмолвствовал. Три вора растерянно и бессильно взирали на череп.

— Извините, — сказал он. — Таков уж я есть. Предатель, но я пытался… — Тут его исчезнувшие глаза внезапно увидели Леди Амальтею и широко и ясно раскрылись, словно могли это сделать.

— О нет, — мягко сказал он. — Нет, не надо… Я нелоялен, но не настолько же.

— Бегите, — повторил Шмендрик слова, что сказал когда-то дикой белоснежной легенде, которой отворил клетку. Они бежали по громадному залу, позади них спотыкались в темноте стражники, а череп визжал:

— Единорог! Единорог! Хаггард, Хаггард, она идет туда, к Красному Быку! К часам, Хаггард где ты? Единорог! Единорог!

В этом шуме зловеще прошелестел голос Короля:

— Дурак, предатель, теперь она знает это! — Где-то рядом прошелестели его быстрые шаги. Шмендрик было собрался повернуться и приготовиться к драке, но тут послышался удар — старая кость с треском разбилась о старый камень.

Когда они оказались перед часами, времени на сомнения уже не оставалось. Стражники были в зале, эхо их шагов металось от одной стены к другой, а Король Хаггард шипел и ругал их. Леди Амальтея не колебалась. Она вошла в часы и исчезла, как луна за облаками, — за ними, но не в них, отделенная от облаков тысячами миль. «Будто она дриада, — теряя разум, подумала Молли, — а время — ее дерево». Сквозь мутное, покрытое пятнами стекло Молли видела грузы, маятник и потраченные ржавчиной колокольчики. За ними не было двери, сквозь которую могла пройти Леди Амальтея. Ржавыми деревьями по бокам устремленной в дождь дороги расступались механизмы. Плакучими ветвями колыхались грузы. Король Хаггард кричал:

— Остановите их! Разбейте часы!

Молли повернула голову, собираясь сказать Шмендрику, что она, наверно, поняла слова черепа, но волшебник пропал вместе с залом замка Хаггарда. Часы тоже исчезли, она стояла рядом с Леди Амальтеей — было холодно.

Голос Короля звучал где-то вдалеке, не столько в ушах, сколько в памяти. Повернув голову дальше, она обнаружила, что глядит прямо на Принца Лира. Серебристой рыбкой подрагивал за ним туман, ничем не напоминая источенные ржавчиной часы. Шмендрика нигде не было. Принц Лир наклонил голову к Молли, но обратился к Леди Амальтее.

— И вы хотели уйти без меня, — сказал он. — Вы совсем не слушали меня.

Тогда она ответила ему, она, молчавшая в присутствии волшебника и Молли. Низким чистым голосом она сказала:

— Мне нужно вернуться. Я не знаю, кто я и почему я здесь. Но я должна вернуться назад.

— Нет, — сказал Принц. — Вы никогда не вернетесь назад.

Прежде чем он успел добавить еще что-нибудь, Молли со слезами в голосе, к собственному удивлению, прервала его:

— Не слушайте все это! Где Шмендрик? — Влюбленные с удивлением посмотрели на нее, словно на незнакомку, недоумевая, как в их мире может разговаривать кто-то еще, и она чувствовала, что дрожит вся, целиком, от ног до головы. — Где он? — спросила она. — Если вы не вернетесь за ним, я пойду одна. — И она отвернулась.

И тут Шмендрик вышел из тумана, сгибаясь, словно шагая против сильного ветра. Он прижимал ладонь к виску, а когда убрал руку, по лицу его потекла кровь.

— Все в порядке, — сказал он, увидев, что кровь капает на руки Молли Отравы. — Все в порядке, это царапина. Пока это не случилось, я не мог пройти. — Он нетвердо поклонился Принцу Лиру. — Я так и думал, что это вы прошли мимо меня в темноте, — сказал он. — Скажите, как вам удалось так легко пройти сквозь часы? Череп говорил, что вы не знаете пути.

Принц выглядел озадаченным.

— Какого пути? — спросил он. — Что нужно было знать? Я видел, куда она пошла, и просто последовал за ней.

Внезапный смех Шмендрика ободрался об иззубренные стены, наплывавшие из них по мере того, как глаза привыкали в новой темноте.

— Конечно, — отозвался он. — Всему свой срок. — Он вновь рассмеялся, тряхнул головой, и кровь потекла снова.

Молли оторвала кусок от своего платья.

— Бедные старики, — сказал волшебник. — Они не хотели ранить меня, и я, будь у меня оружие, не прикоснулся бы к ним. Извиняясь, мы увертывались друг от друга, и Хаггард вопил, а я бился в часы. Я знал, что это не настоящие часы, но они были похожи на настоящие, и это смущало меня. Потом явился Хаггард с мечом и ударил меня. — Пока Молли перевязывала его голову, он закрыл глаза. — Хаггард, — сказал он, — начинает мне нравиться. Он был так испуган. — Глухие отдаленные голоса Короля и его людей, казалось, зазвучали громче.

— Не понимаю, — сказал Принц Лир, — почему он, мой отец, был испуган? Чего он… — Но в этот момент по ту сторону часов послышались победные крики и сильный грохот. Колышущееся сияние тут же исчезло, и черное молчание поглотило их всех.

— Хаггард сломал часы, — сказал Шмендрик. — Теперь у нас только один путь — через логово Быка.

Подул медлительный густой ветер.