Борис уверенной походкой направлялся к Юле: в столь поздний час он не сомневался, что гостеприимные двери и халатик белокурой хозяйки откроются перед ним. Родители не ошиблись в выборе имени своему сыну. В свои неполные тридцать его рост достиг одного метра восьмидесяти сантиметров, а атлетическое тело с широкими плечами и выпирающим пивным животом перевалило за сто килограмм. Он с детства парой драк с печальным итогом для соперников: разбитыми, кровоточащими носами и багровыми синяками — заставил уважительно обращаться к нему — Борис, а не по нарицательному прозвищу для крупного хряка — Борька, хотя второй подходил как нельзя лучше. Слово Борька действовало на него как кусок красной материи на разъяренного быка, что в том и в другом случае было смертельно опасно.
В свете, выходившем из пары окон левой части одноэтажного барака, принадлежавшей Юле, он заметил невысокого роста мужчину, который, чуть покачиваясь, опираясь обеими руками о деревянную изгородь палисадника, ритмично из стороны в сторону качал правую ногу.
«Это же Толян, — решил для себя Борис, приблизившись к карлику. — Но что он здесь делает?» — с зарождающейся ревностью задал он себе новый вопрос. На всей улице с расположенными по разным сторонам деревенскими домами горел огонь в цыганском доме, который он уже прошел, и в доме женщины, к которой сейчас спешил. «Сомнений нет, этот урод был у Юли», — шепнул внутренний голос, уже начавшему нервничать здоровяку. Маленькие, бегающие, заплывшие жиром свиные глазки налились кровью, огромные кулаки сомкнулись, издав хруст костей.
— Слышь ты, ты чё тут делаешь? — грозно спросил самый тучный любовник крашеной блондинки. Душегуб нехотя повернул лицо в сторону, издающую какие-то звуки.
— А чё? — удивленно и растерянно побормотал карлик, видно, не подозревавший о возможности этой встречи.
— Ты чё это, к Юле ходил? — еле сдерживая себя, сквозь зубы процедил Борис.
— Ну да, а чё, ходил, — горделиво ответил палач: бурлящий в жилах спирт полностью заглушил страх перед неоспоримо массивным соперником, заполнив тело драчливым бесстрашием. Обуреваемый эгоистичной злобой, тучный соперник выбросил вперед руку с твердым, как камень, кулаком. Молниеносный удар пришелся в правую челюсть, отбросив рыжеволосого человечка метра на два. После удара о землю из Анатолия стремглав выскочило бесстрашие, оставив в его щуплом и тщедушном теле пронизывающий страх. Он начал подниматься, когда понял, что грузная нога Бориса уже несется с невероятно высокой скоростью к его груди. Резкая, жгучая боль обожгла область удара, тело проехалось на пятой точке по неровной дороге и плюхнулось в неглубокую яму, залитую грязной водой. Борис медленно подошел к лежащему на земле карлику. Душегуб сжался в комок, закрывая сомкнутыми в локтях руками ноющие лицо и грудь в ожидании нового удара.
— Слышь ты, чё я тебе говорю, — победоносно и громко обратился к нему победитель. — Если я тебя еще раз здесь увижу, убью, ты понял меня, говнюк? — эти обрывистые и острые слова скорее говорили не о предупреждении, а вынесенном приговоре.
— Да, да, — сокрушенно промямлил побежденный.
Борис для доказательства своих серьезных намерений нанес еще один удар ногой, а вслед за этим, подготовив слюну, смачно выплюнул ее в лицо противника. Губы на полном мужском лице изобразили улыбку более смахивающую на жирную кривую линию.
Маленький, тщедушный человечек, лежащий навзничь на земле, молил об одном: чтобы как можно скорее закончился весь этот кошмар.
Ударов больше не последовало. Через несколько секунд чавкающие звуки, оставляемые мощными ботинками, донесли, что обидчик ушел, закончив наносить побои.
Палач, согнувшись, лежал на боку и, только услышав скрип дверей, решил осторожно приоткрыть глаза. Убедившись, что соперник скрылся в глубине дома, он потихоньку приподнялся. Тело ужасно ныло, словно его переехал дорожный каток. Свысока за всем происходившим здесь с неподдельным любопытством глазели висящие на деревянных столбах лампы освещения. Нечасто в их короткой, но яркой ночной жизни происходили подобные интригующие уличные представления. И только им, монотонно раскачивающимся под напором усилившегося осеннего ветра, представилась возможность проводить бредущего в глубину улицы невысокого человека.