Последнее предупреждение

ГЛАВА 32. РАЗНЫЕ ДОРОГИ

Тень соскользнула по паркету: по креслу: задела головой стену. Изломанная тень: отчего он раньше не замечал, как искажает любую тень угол между полом и стеной? Помимо искажения, удивительным было ее наличие. Разве может бесплотный дух, пришедший к нему из мира Великой Силы, не пропускать свет?

Бейл медленно перевел взгляд с копии на оригинал:

- Здравствуй, - просто сказал он.

Гостья улыбалась.

- Разве я могу здравствовать?

Резонный вопрос.

- Я не подумал.

- Ты впервые со мной заговорил.

«Я виноват не только перед ней живой, но и мертвой».

- Каждый раз я хотел просить прощения, и одновременно понимал, что - нельзя. Я совершил столько всего, что просьба о прощении выглядит как издевательство. Как злая шутка. И я не мог. Молчал.

- А сейчас?

- Сейчас... я не знаю, я просто, наверное, захотел услышать твой голос. Я вдруг подумал, что если ты отбрасываешь тень, то можешь быть живой. Может, ты до сих пор живешь в своей комнате, и если я туда зайду, то увижу...

- Оби-Вана! - рассмеялась Падме, повернулась, провела рукой по стене. - И, правда, тень.

- Как?

- Ты спрашиваешь у меня?

- А кого? Ведь ты пришла после смерти. Я первый раз вижу такое. И ты можешь все рассказать. Как там.

- Разве ты никогда ничего не слышал о призраках?

- Слышал, конечно, но это какие-то древние суеверия, легенды. Реально же ни наука, никто не в курсе, что такое может быть.

- Ну почему же никто? А психиатры?

- Ты слишком реальна.

- Я - твоё воображение. Усиленная проекция твоих мыслей. Увеличенная Великой Силой, которая здесь, в горах, сильна как нигде. Хороший каламбур, не находишь? Можно сказать, что у тебя сейчас состояние медиума, который подключился к источнику.

- Какая разница: я подключился, или ты пришла, - если результат один?

- Разница есть. Ведь, если ты творишь меня, тогда ты не можешь выцедить более того, что есть в тебе, что ты поймешь. Ты просто все остальное пропустишь и не запомнишь. Таким образом, тебе - нового не узнать.

- Но почему тень?

- Еще одно доказательство - что это твоих рук дело. Ты хочешь меня оживить - и у призрака появилась тень.

- Значит, тебя нет.

- Конечно, нет. Уже давно.

- И прощения я не добьюсь.

- Значит, тень и голос ты вообразить можешь, а прощение - нет?

- Ты хочешь сказать...

- Да, ты все понял сам.

- Простить.

- Да, Бейл, простить самого себя можешь только ты сам. И никто другой. Ты должен отпустить меня. И себя.

- Ты перестанешь приходить.

- А ты станешь жить настоящим, а не прошлым.

- Но я не хочу.

- Уже хочешь, иначе бы не было этого разговора.

- Я ничего не понимаю.

- Понимаешь, просто тебе это пока еще не нравится. Привычки бывают очень сильны...

- Постой.

- Не ошибись так же с Мон.

- Причем здесь Мон?

- Она была все время рядом, а ты не замечал, жил прошлым. Пока не потерял. Отпусти ее. Просто отпусти.

- Подожди!!!

Поворот в полкорпуса, наклон головы... это не может быть сном, иллюзией, это так похоже на правду.

- Что еще?

- Ты еще придешь? - задыхаясь, с надеждой и отчаянием.

- А ты хочешь?

- Очень хочу!

- Значит - приду. Хотя для тебя было бы лучше... иное...

Шелест платья и крик ночной птицы, тихий звон растаявшего в бокале льда.

Сон? Реальность?

В кают-компании повисла тишина. Так, что снова и снова эхом возвращались слова Императора, заставившие Люка и Лею переглянуться, а Хана Соло - остолбенеть.

... в отличие от Люка и его сестры...

Линнард украдкой оглядел застывшую группу. Поверили сразу. И многое поняли. Как тут не понять, если близнецы похожи, несмотря на явные отличия во внешности. Похожие друг на друга настолько, что пораженный кореллианец, даже если и хотел возразить, то, взглянув на них - передумал. Глаза, волосы - разные. Но черты лица: линия скул, широкий лоб - идентичны. Так же как и выражения лиц. Сходство подчеркивал загар, одинаковой интенсивности: у Люка - татуинский, двусолнечный; у Леи - альдераанский, высокогорный. Ну и форма, конечно: одинаково одетые, одинаково юные, одинаково удивленные.

Хан смотрел на них и никак не мог сконцентрироваться. Логика, предательски замолчав, впервые отказала контрабандисту. Зато близнецы были заняты: сотня мыслей за секунду. Так много, так мимолетно, что целиком их не мог уловить даже Палпатин.

«Лея - сестра, я всегда это знал, я всегда ощущал, что не один, что где-то в Галактике есть какая-то часть меня. Оттого мне было спокойно переносить сиротство. Сид прав: ревность и соперничество с Ханом - нелепы. Что же, это первая новость, которую можно принять с облегчением. Мы не будем врагами».

«Люк - брат? Значит, нас разделили. То ощущение беспомощности - вот оно откуда. Меня лишили семьи. Лишили родного человека, единственного, понимающего меня целиком».

«Интересно, а отец знает о Лее?»

«Но если Люк - мой брат, то мой отец - Вейдер? Мой отец - Темный Лорд ситхов. Дарт Вейдер. Почему же я ничего не почувствовала ни около Звезды Смерти, ни раньше, на Корусканте? Почему у меня не возникло никакого озарения, когда я читала материалы по прошлому? Меня интересовала мать, а не отец. Почему? Тайну Энекина Скайуокера обнаружил Хан, а не я. Может, потому, что считала отцом другого человека. И любила его, вместо отца?»

«Как он это воспримет? А Лея? Оттолкнет меня и его или - наоборот?»

«Я нашла брата, я хотела его найти. Но готова ли я найти отца?»

«Я был один, долго время один, я искал семью, я хотел ее обрести. А теперь - у меня все есть. Опекуны на Татуине, которые тоже по-своему меня любят. Сестра и брат - я воспринимал Хана с первой секунду знакомства как старшего брата. И отец. У меня есть всё. И теперь я спокойно могу уйти от них».

«Я нашла брата, чтобы вновь его потерять?»

«Что же, Вселенная не рухнула. Но я себе неизвестен. Я не знаю, что буду делать через пять минут. Как реагировать. Всё, что я себе представлял, вся привычная картина мироздания - пошла рябью. И сейчас я чувствую себя маленькой песчинкой, случайно подхваченной ветром. Кто я? Весь двадцатилетний опыт - на свалку. Не знать больше ничего, ни в чем не быть уверенным. И все начинать сначала. Только на этот раз - не позволять никому выбирать за меня. Даже отцу».

«Что мне делать дальше? Я раньше не особо задумывалась над будущим, отдаленным будущим. Я шла по воле событий, не загадывая наперёд. Я привыкла быть всеобщей любимицей. Я привыкла к упроченному жизненному распорядку. И, наверное, я его больше любила, чем приключения, в которые кинулась сломя голову со скуки. Или из-за каприза. И что теперь? Куда все это меня завело? «За все надо платить», - любимая поговорка альдераанца. И это - плата? Нет стабильности, нет будущего, нет уверенности. Я - растерянная маленькая девочка. У меня даже в детстве не было такого ощущения растерянности и беспомощности».

«Лея. Она сильная. Она справится. А мне нужно найти безлюдное место, где постепенно я дойду до всего сам».

«Итак, подсчитаем. Пассив: Альдераан. Я не альдераанка. Де-факто, я не могу занять трон, да и не хочу. Соответственно, брак, который стал лишь поводом для побега, кто ж знал, что он затянется дольше, чем на пару суток, - не состоится. Актив: мои настоящие родители. Отсутствие санкций со стороны Императора и Главкома за столь безрассудное поведение. А может... еще и кое-какие перспективы. Де-юре, я все еще сенатор Альдераана, наследница».

«Система Дагоба. Интересно - это далеко? Согласится ли Хан меня подкинуть? И как отнесутся к такому поступку Император и отец? А Кеноби? Хотел бы я просто посмотреть ему в глазу. Отцу, кстати, - тоже. Но если первому - чтобы понять, то второму, чтобы просто сравнить. Все говорят, что мы похожи. Обидно. Энекина много кто знал, кроме его детей. Снимет ли он маску, доверится ли нам? И как попросить его об этом?»

«Я боялась Вейдера. А сейчас? Страх исчез. Но вместо него ничего не пришло. Может, если я узнаю что-то о матери, может, тогда я смогу понять, что она могла полюбить в нем, может тогда что-то придет? Если я пойму, зачем нас разделили, знает ли мой отец, то есть приемный отец, правду. О! Если он знает? И как он может не знать? Пусть он прибывает в неведении, пусть он будет ни при чем! Я не хочу потерять всех. Я не могу потерять всех. Тогда, что мне останется тогда? Стать вечной беглянкой, как Хан? Мать. Та женщина из прошлого. Кто она? Та красавица в хрониках? Или - застывшая кукла из зеркала, скорбный образ из сна? Почему она так поступила? Почему позволила нас разделить? Любила ли она меня? А может, ненавидела? Как и отца. И родного, и приемного».

«Отец. Почему ты мне ничего не сказал? Сам. Почему? Неужели ты думал, что я не пойму? Или ты хотел: неужели ты выбрал невмешательство? Видел ли ты будущее, что получится? Или видел худшее будущее, то будущее, где я узнаю правду от тебя? Можно ли вообще увидеть будущее и тем более - изменить его? Надо обязательно узнать».

«Надо узнать, надо непременно всё разузнать, расспросив всех дома: отца в первую очередь, то есть не отца, а того, кого я считала отцом. Ситх побери! Чего бы мне это не стоило. Даже если выбор будет таков - одиночество или жизнь».

«Как много мне нужно спросить у тебя, отец. Как много сказать. И узнать, всё узнать».

- Я сплю? - внезапно спросил Хан Соло, и напряжение ушло.

- Нет, - отозвался врач.

- Тут Император, а Лея и Люк - близнецы, а их отец - Лорд Вейдер? - уточнил контрабандист.

- Именно так, - ответил Император.

- Значит - сплю.

В ответ контрабандисту Линнард заулыбался: «Как ни удивительно, все ведут себя более чем спокойно. Я зря волновался».

«Мда... и что теперь прикажите делать? Больше никогда не буду вступаться за девушек в ночных клубах. Я вообще больше в эти клубы ни ногой. Чуи был прав - от женщин одни неприятности. Они весьма непостоянны. То ли дело виски. Эта девчонка, казалась похожей на меня. А вот и зря. Мда... стать зятем Ужаса всей Галактики. Лучше бы я умер маленьким. Или бы меня поймали лет десять назад и заперли пожизненно на Кесселе. Или...»

Люк, прочитав последние мысли друга, тоже улыбнулся и посмотрел на Императора. Тот, несомненно, всё уловил. Они могли и вслух кричать - эффект был бы тот же.

«Не совсем», - ответил ему Палпатин.

«Как же вы выдерживаете? Вы же все знаете. Что думают о вас подчиненные. Что чувствуют. И не поддаете виду?»

«Привычка. Потом ты забываешь кто я. Император может позволить себе быть капризным и встречаться только с лояльными людьми. А нелояльных отправлять куда-нибудь подальше: в опалу. Однако, чаще же всего - мне бывает любопытно и смешно. Зависит от настроения».

«Настроения?»

«Да, я же обычный человек. Почти обычный. Во всяком случае, так же подвержен смене настроений, как и любой пожилой гуманоид. Но - от ненужных тебе мыслей окружающих можно и отгородиться».

«Как?»

«Магистр Йода - покажет».

«Так вы знаете о моих планах?»

«И о Дагобе - тоже».

«И не помешаете?»

«А смысл?»

«Но ведь ситхи и джедаи - враждуют».

«Ты это прочел в ГолоНете?»

«Хотите сказать, что это неправда?»

«Скорее нет, чем да. Джедаи не те. Да и я изменился. Какие они мне враги? Смешно. Что касается тебя, ты достаточно выслушал правды, чтобы теперь все оценивать критично. Я верю, что интуиция тебе подсказывает верное решение».

«Значит, я могу прямо сейчас отправиться на Дагобу?»

«А ты разве не хотел увидеть отца? И своего соседа - Бена Кеноби?»

«Да, но каким образом?»

- Полагаю, я выражу мнение всех присутствующих, - проговорил вслух Палпатин, - если отдам приказ «Девастатору» доставить нас на Альдераан.

Лея подняла голову, и Хан одобрительно ей улыбнулся. Улыбочка вышла еще та.

Император оглядел всех, выдерживая паузу.

- Вижу, что все согласны. Капитан, выполняйте.

В кают-компании повисла новая пауза, и только когда на Линнарда уставилось четыре пар глаз, врач встрепенулся: «Ох, я и забыл, что капитан-то - я!»

- Слушаюсь, Повелитель, - быстро проговорил он, видя, как досада уходит с лица Императора и улыбка становится вновь живой.

- Зейн, - задерживая врача в дверях, произнес Палпатин, - на Альдераане не должны знать о нашем визите. Помехи нам на руку. Предупредим только «Экзекъютор», когда выйдем из гиперпространства. Но Альдераан - пусть думает, что это обычный имперский крейсер, который должен будет заменить флагман и некоторое время наблюдать за мятежной планетой. Ни по каким официальным каналам не должно пройти, что я здесь.

- А Милорд...

- Вейдер поймет, кто пожаловал в гости. А остальным знать - ни к чему.

- Понимаю.

- Что ж, я рад. И еще, Линнард, - это будет ваше последнее задание в качестве капитана. После Альдераана, вы сможете вернуться в столицу к своим обычным занятиям. Если конечно...

- Если что?

- Если вам не пришло более по вкусу быть капитаном. Просто сразу хочу вас разуверить - больше ничего интересного не будет. Такие приключения выпадают крайне редко.

- Благодарю вас за столь лестную характеристику, но приключения мне все-таки не так интересны, как моя основная работа.

- Мы с вами, Зейн, еще поговорим о том, как человек сам себя обманывает. Как психиатр с психиатром. На Корусканте. А пока - выполняйте приказ.

Зейн поклонился и, развернувшись, вышел из кают-компании.

- Что ж, молодые люди, - обратился Император к оставшимся, - готов ответить на все ваши вопросы. У вас мало времени: три часа полета.

Длинные тени скользили по стенам, но два человека в полупустом зале не замечали течения времени. Разговор шел наигранно, но затрагивал обоих собеседников весьма глубоко. Глубже, чем бы им самим хотелось.

- Знаете, Бен, жизнь - очень коварная дама. Мне тошно от того, чем мне пришлось стать, и тошно от Вейдера потому, что он увидел меня столь уязвимым. Но с другой стороны я понимаю, что должен его благодарить. Что угроза Альдераану - не выдумка, и все могло быть намного хуже. Я предал тех, кто мне доверился, - но в душе нет сожаления. Ведь они, как оказалось, сделали это первыми. Похоже, только я придерживался договоренностей.

- И теперь обвиняете Темного Лорда в том, что были таким глупцом?

Органа скривился, но не стал возражать. Да, в его семье сказали бы: «Ты был недальновиден, Бейл», - но от перестановки мест слагаемых итог не меняется.

- Пожалуй, что так. Знаете, что забавно - мы веками гордились своим особым укладом жизни, языком, манерами и вот итог: даже я, король, в минуту опасности скатился до почти хамского по сути выяснения отношений.

- Бейл, что-то я не совсем уловил суть ваших переживаний. Вы что, казните себя за то, что отказались от безупречных манер на фоне стресса? Простите, но в окопах мало толку от этикета.

- Речь шла о достоинстве, уважаемый рыцарь. Это сложно сформулировать, но такое ощущение, будто то, что я считал собой на деле, оказалось старой и прилипшей к лицу маской. За эти несколько часов я сделал ряд вещей, которые считал немыслимым для себя. Считал, что переступаю через себя, а оказалось - всего лишь через условности. И теперь, оглядываясь назад, я подозреваю, что вел себя не лучшим образом.

- Крепость заднего ума давно вошла в поговорку. Думаю, вы зря так убиваетесь. Можно родиться королем, но быть сволочью под всеми манерами. А вы - рыцарь: и снаружи, и внутри. Что страшного в том, что вы, - как и все мы - оказались неидеальным? Кто будет определять, как выглядит идеал? Вы? Я? Ой, вряд ли. Да, многое в нашем поведении определяют условности, а еще больше - многочисленные «нельзя» от общества и воспитателей. Да, через что-то нам приходится перешагнуть, потому что в мире нет застывших правил. Но - отбросить все, боюсь, тогда в обществе просто не будет для вас места.

- Значит, надо стать Императором и построить другое общество, - вяло пошутил Органа.

- И это говорит мне монарх, только что вещавший про регламент и правила, прилипающие, как маска. Наверное, истинно свободных можно найти только в лечебницах для душевнобольных. Ведь, пока у тебя есть долг и обязанности, ты ограничиваешь собственные желания.

- Знаете, Кеноби, только сейчас, сам, попав в подобную ситуацию, я понял, как многим вы жертвовали для Ордена. Раз уж мы решили положить увесистый камень на условности, - можно личный вопрос?

- Тогда уж - мой вопрос за ответ на ваш. Чтобы вышло честно.

- Детские игры для пожилых мальчиков? Ладно. Вы первый.

- Как вышло что вы, вице-король, боретесь за восстановление Республики? Ведь монархия должна быть намного понятнее вам, как альдераанцу.

- Монархия, не диктатура! Возможно, внешне наш общественный строй и напоминает Империю, но ни один король в истории планеты не рискнул опуститься до произвола. Мы здесь чтим Закон. Вы видели, как спокойно на улицах городов? Если есть преступники, то это - визитеры с других планет, без труда выдворяемые службой безопасности Альдераана. Почти все уголовные наказания отменены, но административные считаются самыми суровыми в Галактике. Здесь давно не лилось крови, до этой истории, но порядок был, есть и будет. Любой наш гражданин знает, что государство не осмелится ущемить его права. В Империи этого нет, она - жестоко спрашивает, но судит по кривой мерке.

- Ну, так было и в Республике.

- Вы что, агитируете меня на Новый порядок? Не ожидал, впрочем, у моего участия в Альянсе есть и вторая причина. Тесно связанная с «личным вопросом», который я собирался задать.

- Да? Так задавайте.

- Вы когда-нибудь жалели, что так поступили?

- С ней?

- С ними.

- Ах. Поделился информацией, значит. Впрочем, на его месте я бы тоже не смолчал.

- Вы же молчали.

- А чего вы ждали? Правда как таковая никого не интересовала все двадцать лет, да и сейчас меняет что-то только для близнецов. Да, я часто жалею, что потерпел фиаско в поисках альтернативы тому, что сделал. Но - по сей день затрудняюсь найти менее болезненные пути. Может быть, мне стоило убраться из жизни Скайуокеров. Вместе со своими: Кодексом, Орденом и моралью. Оставить в покое и старших, и младших. Но было бы от этого лучше?

- Поясните.

- Охотно. Признаю, Энекин имеет право меня упрекнуть. Судя по вашему лицу, он так и сделал. Но - несчастье случилось, когда он сражался с мечом в руке. А любой, кто идет на войну, понимает, какой это риск.

- А потом, вы оставили его умирать?

- Он что, похож на покойника? Не считайте меня большим чудовищем, чем я есть. Я знал, что к нему летит подмога, и мне там не обрадуются. А моя жизнь в тот момент была нужней для служения Ордену, иначе я бы с превеликим удовольствием остался и объяснился с его новым Мастером, - Кеноби на секунду запнулся и продолжил уже другим, более спокойным тоном. - Признаю, что мы сами лезли на рожон. Эни боялся за Падме, а я - трепетал перед титулом «ситх». Но спровоцировал эту дуэль именно Палпатин. Вряд ли он говорил «иди и убей Оби-Вана», при всей моей любви к Ордену, этого магистрам я и по сей день не забыл. Не хотел я его убивать - и пощадил, когда появилась возможность. Потом, правда, раскаялся - когда новости посмотрел. Скверно все вышло: - очередная пауза, и продолжение: - Нет, Сидиус едва ли рискнул бы так испытывать верность ученика, он всегда был умным, этот ситх. И всегда знал, что вооруженный конфликт с джедаями для него неизбежен. Мне даже временами интересно: как бы он все «разрулил», пойди события по плану?

- Разве он не получил, что хотел. Переворот...

- Нет. Наша драгоценная Амидала серьезно подпортила канцлеру нервы. Энекин сказал ей, она сообщила Винду, Мейс отправил меня на охоту за ситхами. Неужели вы, Бейл, так и не поняли, что грызло вашу подругу? Да, истинный виновник всех бед - Сидиус. Император Палпатин и его амбиции. Но технически она разрушила собственную семью. Я был лишь рукой, пришедший в движение от ее слов. В общем, мы все были просто молодцы. Высший класс! Но - мы ведь говорили о близнецах. Вот ответьте мне, вице-король, что будет делать с двумя грудными детьми их отец, имеющий серьезные проблемы со здоровьем? Да, к тому же, весьма занятый на службе? Падме бы непременно прокараулила близнецов. Сама она Императору была не особо нужна. Хотя, думаю, он бы с удовольствием ее прикончил - за все хорошее. А дети - другой вопрос. Вейдеру было бы не до близнецов. И попали бы они прямиком в отвратную обстановку дворца, где интрига на интриге. Я сожалею, что близнецы лишились собственной семьи. Но - в тех обстоятельствах мой выбор был наилучшим. Так они выросли нормальными людьми. А, если будут меня проклинать - что ж. За эти годы я сам говорил себе много чего. Все аргументы знаю наизусть.

- Хотелось бы их услышать! - раздался звонкий голос откуда-то сверху. Органа и Кеноби вскочили на ноги. На балконе, опоясывавшим комнату, стояла пропавшая Принцесса. И она была явно не в духе. Рядом с ней были еще люди, но на них никто не обратил внимания.

- Молчите? - презрительно спросила она, спускаясь вниз по широкой винтовой лестнице в сопровождении какого-то юноши.

Остановившись на предпоследней ступеньке, Лея уставилась на портрет матери, - настоящей матери! - висевший над креслом отчима. Вот так правильно, не отца - отчима. Усмехнулась, и медленно подошла к нему. Юноша отошел к стене. В тени, за ней, он постарался сделаться незаметным, выбрав роль наблюдателя. И ему удалось стать непроницаемым даже для опытного джедая. Это было несложно: все внимание сконцентрировала на себя Лея. Особенно по части переживаемых эмоций.

«Он знал!» - мысль, которая давила и не давала ей воздуха. - «Все мои надежды, что им манипулировали - рассыпались как колода карт. Отчим все знал, и частично манипулировал матерью, мной, Люком».

- Лея, - вместо радости Бейл неожиданно испугался, по-настоящему испугался. Такую Лею он не знал. Это была не его дочь. - Ты жива, слава Силе.

Слова прозвучали механически, и Бейл сам уже не верил в них. Не поверила и Лея.

- Ты не рад? Потому что я все знаю? Теперь ты думаешь, а почему я не умерла? Трус! Ты всегда им был. Так ведут себя только трусы. Да, твои чувства правдивы: я не твоя дочь. Слава Силе, все-таки не твоя.

Бейл побледнел. Его мысль. Она читает его мысли?

Страх. И боль.

- Определился бы ты, - злая усмешка, - любишь ты меня или боишься. Рад или нет. Очень трудно иметь дело с не определившимся человеком.

- В чем ты меня обвиняешь?

«Бейл, Бейл... что это? Жалкая попытка взять себя в руки? Но кого ты надеешься обмануть?»

- Я хочу ответа на один вопрос: почему.

- Конкретизируйте вопрос, - вмешался Кеноби.

- Вы все поняли.

- Разве?

- Я не хочу обтекаемых фраз. Я хочу истину.

- Девочка, нет абсолютных истин, все зависит от точки зрения...

- Что вы от меня скрываете?! - практически выкрикнула принцесса Органа.

- Все хорошо, ты переволновалась. Тебе внушили чуждые воспоминая. Обычная практика в программе защиты свидетелей. Оттого нелепые сомнения. Сделай глубокий вздох...

Лею почувствовала, что ее захватывает волна ярости. Возникло ощущение, что кто-то пытается взлезть в ее мысли. Этот старик только выглядел как старик.

- Лея, спокойно, я желаю тебе добра,- произнес он. Но она не слушала его. Пытаясь отбросить его от себя, она мысленно ударила в ответ, вторгаясь в чужую память. И спустя доли секунд получила огненной лавиной воспоминания Бена Кеноби.

И все ответы на даже несформировавшиеся вопросы.

Огни Мустафара слились в огни Корусканта и желтый песок Татуина. Потерянный взгляд умирающего рыцаря и маленький мальчик. И женщина, чей образ был и у нее в памяти. Женщина из разбитого зеркала.

«Я виновата».

Запрокинутое лицо той женщины, два маленьких грудничка, обугленные руины в центре столицы Империи.

Огненное дыхание лавы и крик: «Ненавижу!».

«Я виноват».

«Я виновен».

Голоса сливались в один, звучали все громче и громче.

«Я меняю будущее. Там ты одна, и ребенка нет с тобой».

«Он умер. Два года как умер».

«Я тоже мертва».

Мраморные полы Храма отражали потолок приемного зала Набу. Молодая девушка в белом. Так вот кого из нее всегда пытались сделать. По крайней мере, так одевать. И укладывать волосы. Та же прическа.

Не Мон - Амидала.

Виноватый взгляд Бейла.

Перекрещенные клинки. Так заметные в тусклом свете планеты. Воздух, насыщенный пылью, разъедающий роговицу глаз. Слеза катится по щеке, а в горле першит. Жарко. Красное море магмы и синяя плазма клинков. Черный берег. И белая пустыня ночью, заметающая все следы. Маленький мальчик, стоящий на гребне дюны и глядящий вдаль. Мечтающий об отце.

Бледное лицо женщины на подушке. Отчим, прислонившись к стене, внимает молодому человеку, который призывает к логике и грозит опасностью. Гамма чувств: страх, надежда, желание помочь.

- Вы... вы... так это вы отняли нас у нее...

Качаясь от боли, она занесла руку, и старик не остановил ее.

Громкий звук пощечины.

«Я знал, откуда-то знал, что девочки обычно в отца. Из тебя бы никогда не получилось джедая, Лея».

«Я ненавижу джедаев! Вы отняли у меня мать. Отца. Брата».

Лее кажется, что она кричит, хотя на самом деле она задыхается от слез. От возмущения. Стены всколыхнулись и потемнели, прежде чем поплыть. Хан, кубарем сорвавшийся по лестнице вниз, подхватил ее. Обнял и стал успокаивать, укачивая, словно маленького ребенка. Но все внимание принцессы сконцентрировалось на отце, нет, не отце, а отчиме, застывшем у стены. Бледном и неживом. Жалость пришла на смену гнева. Лея готова была уже подойти к нему и обнять, даже просить прощения, но:

Пришла мысль, что он тоже ее обманывал. Во имя любви и добра. Во имя блага. Худший вид насилия - под маской заботы. И что он виновен не меньше этого джедая.

Мысль не дает ей потерять сознание. Не дает окончательно раскиснуть.

Лея выпрямляется.

- Поехали отсюда, Хан. Я сделала что хотела. Посмотрела им в глаза. Довольно.

Лучше уехать сейчас - еще несколько минут и она не сможет не простить отца, нет, не отца, Бейла Органу.

Ей никогда не привыкнуть к тому, что он ей не отец.

Люк отошел от стены, где простоял все это время и занял место Леи. Должно быть, со стороны это выглядело очень эффектно: трое мужчин, словно стоящие в вершинах равностороннего треугольника. Бен Кеноби. Рыцарь джедай, переживший крушение своего Ордена и нашедший силы выжить. Учитель, некогда остановивший смертельный удар - чтобы теперь из-за этого потерять второго ученика. Бейл Органа. Сенатор. Вице-король. Человек, безнадежно влюбленный в призрак прошлого, без права на взаимность. Желавший добра - но запутавшийся в приоритетах. И - Люк, которому эти двое хотели отказать в сознательном выборе. Он стоял перед ними, как укор - позволяя каждому видеть собственных демонов.

«Так похож на него... Сила, неужели Мон права? Мог ли я подсознательно желать зла лишь потому, что он - ЕГО сын? Я ведь любил ее. Запомни это, мальчик. Все, что я сделал - было сделано ради любви и во имя долга. Помни меня, выбирая себе цель, во имя которой живешь. Я смотрю в твои голубые глаза, на твое мальчишеское лицо и светлую челку - и по-прежнему вижу совсем иное отражение. Но теперь... после Леи... после Мон... после «Экзекъютора» я могу сказать этому призраку: «У меня нет к тебе ненависти, Энекин».

И - повторить это вслух:

- У меня нет к тебе ненависти, Люк. Ты похож на Энекина, но ты - не Энекин. Сегодня я это понял. Иди своим путем, мальчик. Но помни: я люблю твою сестру и мне очень больно... больно от мысли, что я мог причинить ей зло. Скажи ей это как-нибудь... на досуге. Нельзя жить ради прошлого, Люк. Нельзя жить ради другого.

- Вы это поняли?

- Я этим переболел.

Люк кивнул и перевел взгляд на второго мужчину. В глазах Бена была печаль - но не было раскаяния:

- Ты, наверное, хотел спросить почему, но теперь просто знаешь, верно?

- Я не пойду вашим путем.

- Обида?

- Неприятие. Организация не стоит подобных жертв. И, я боюсь, что у вас слишком абстрактные ценности.

Кеноби вздрогнул. Фраза прозвучала эхом его собственных размышлений об Иблисе: «Слишком абстрактные, для достижимости».

- Предложишь свой меч Императору?

- Я САМ это решу, рыцарь джедай. И все же... спасибо, что нянчились со мной все эти годы.

- Я был просто обязан...

- Нет. Я был ребенком врага.

- Он - мне не враг.

- Вы хотели его убить. Вы ждали смерти от его руки. Если это дружба, то у меня что-то с бейсиком.

- Ты просто не понимаешь.

- Понимаю. А вы просто отказались объяснить. Кто из взрослых сказал, что дети глупые, Бен? Боюсь, что вы - слишком далеки от семьи, чтобы понять истину. Дети просто живут более честно. Я ведь гораздо крепче, чем вы думаете. И разве я заслужил эту ложь?

- Я боялся тебя потерять, - слова, идущие из самого сердца.

- Неужели это - причина для того, чтобы построить свою жизнь на фундаменте изо лжи? Если бы я все узнал - и захотел к нему: вы бы меня остановили? Запрятали бы в клетку - ради моего блага, - и считали, что, завладев телом - выдрессируете душу. Может, у вас бы и получилось. Но кому нужен тот Люк. Люк, изменивший себе? - он покачал головой. - У нас разные дороги, Бен. И... простите меня, если сможете.

- Мне нечего тебе прощать... - эти слова были уже сказаны в пустоту.

Палпатин взглянул вниз на «семейную сцену» и молча, без особого веселья, усмехнулся. Он просто стоял и смотрел, как уходят Хан и Лея, как уходит Люк. А потом - повернувшись, оказался лицом к лицу с Беном Кеноби. Два форсъюзера долго смотрели друг другу в глаза...

- Ну что, ты доволен? - спросил Оби-Ван, признавая поражение. Надежда утекала как песок. Он ждал это уже давно, еще до того, как увидел желтые глаза Императора на галерее... до обвинения Леи. Наверное, и до Мустафара. Горечь - все что осталось ему?

- Конечно, - невозмутимо откликнулся Палпатин. - А ты что ждал извинений и благодарностей? За все надо платить. Ты только сейчас начал это понимать, мой недальновидный враг.

- Разве я мало заплатил?

- Мало, - жестко ответил Император. - Ты просто не понимал, за что тебя наказали. Вот теперь - пожалуй, да. Или - нет? Пояснить?

- Уж будьте так любезны!

- Ты решал за других. Сломал чужую жизнь, - нет! - жизни, в угоду своим идеалам. Нет, четкая структура ценностей - вещь довольно полезная. Признаю - даже если оные ценности мне глубоко чужды. Я ведь понимаю тебя куда лучше этой девочки, - ситх качнул головой в сторону двери, закрывшейся за Леей. - Я тоже не воспитывался в семье - хотя у ситхов все немного иначе, чем в Ордене. Я тоже решал за других. Но - мне хватило ума не злоупотреблять манипулированием.

- С ума сойти, какой положительный дедушка! Послушать тебя, так вся Империя выстроена исключительно на альтруизме и доброй воле!

- Ну что ты, - тон в тон отозвался Палпатин, - альтруизм - это по части джедаев. Но - вот, мне интересно - как же ты светлый рыцарь втиснешь то, что сделал в альтруистические рамки? Только не повторяй, что «сделал это для их блага». Столь старому и эгоистичному ситху, как я, кажется, что, говоря «их», ты имеешь в виду Орден, Галактику, человечество, словом кого угодно, но не конкретных людей. Глобализм - это хорошо. Но - как же с постулатом «жить сейчас»? В мусорный контейнер?

Кеноби не успел придумать ответ: Органа, внезапно очнувшись от невеселых раздумий, обнаружил, что остался в одиночестве. Оглядевшись, он заметил Кеноби увлеченного дискуссией на галереи, и не думая, решил присоединиться к нему.

- Кеноби, - задыхаясь от быстрого подъема, взволнованно проговорил вице-король, - что же нам теперь делать?

Оби-Ван и Палпатин обернулись. Узнав собеседника джедая, изумленный Бейл отступил на шаг назад. Не ожидал. Уж кого-кого, а самого...

- Хороший вопрос, мне тоже интересно, - промурлыкал Император и обернулся к Кеноби, - и что там у нас с дальнейшими планами?

«Попал», - почему-то подумал Бейл, а Сидиус в ответ ему продемонстрировал свою лучшую улыбку, на редкость содержательную.

«Шел бы ты... на Корускант!» - подумал Кеноби так, чтобы ситх его услышал, а вслух сказал:

- Ну, так что, арест отменяется?

- Ну, разумеется, - сладко-елейно промолвил правитель. - Я при всем своем желании не смогу выдумать для вас большего наказания, чем то, что вы накликали собственной глупостью. Потом, мне совершенно не выгодно делать из вас мучеников.

Органа судорожно вздохнул, мысленно соглашаясь. Но джедаи так легко не сдаются:

- Думаешь, ты победил? Сомневаюсь, что ты врал близнецам меньше нашего!

- Не меньше, а по-другому. В этом вся соль. Мою ложь можно простить. А вашу... - тут Палпатин развернулся и, посмеиваясь, направился к выходу.

Органа и Кеноби переглянулись. У них впереди была масса времени для осознания ситхской правоты.

«Простите, я вам помешала».

«Да, помешали».

«Я ухожу».

«А смысл?»

«Неужели, для тебя не помеха и семнадцать километров?»

«Для меня не помеха и Галактика».

«Хвастун. Думаешь, я поверю в безграничность твоих способностей?»

«Нет. Но вот в безграничность возможностей Великой Силы...»

«То есть, где б я не была - я тебя буду отвлекать? Даже в мире Великой Силы?»

«Разве что там не будешь».

Он улыбался искорками глаз. Да на нем был все тот шлем и та же маска, но он улыбался - она это знала. Теперь знала.

Челнок приземлился в ангаре, а они молча стояли у трапа. Мужчина в черной броне и хрупкая женщина в белом платье. Конечно, Лорд Вейдер ощутил, кто именно прилетел на «Девастаторе». И только по этой причине, внезапно появившийся из гиперпространства разрушитель не встретили залпом из всех орудий. Корабль беспрепятственно обогнул менее маневренную громаду «Экзекъютора» - и нырнул в тень планеты. Молча. И, лишь после старта челнока на поверхность, недоумевающий Вейдер увидел на экране грустное лицо Линнарда:

- Мы все спишем на помехи, - были первые слова доктора. Лорд согласился молча - стиль прибытия Повелителя к шушуканьям не располагал. А дальше следовал быстрый и четкий рассказ о событиях. Вейдер, как и Линнард, самостоятельно докопался почти до всего, но в устах другого человека откровения звучали совершенно ошеломляющими.

Наверное, он не привык... переключил свое внимание на Мон и не успел обдумать, каково это - быть отцом взрослой дочери? Ситх! Да он и насчет сына ничего не решил, все откладывал, отгораживался делами, как щитом. И теперь - вот, приходится стоять на полу ангара в полном недоумении - чего ждать от ситуации. Криков? Слез? Презрения? Или приятия?

Хорошо, что Мотма рядом. Странно, но за последние дни он как-то привык к ее постоянному присутствию в собственной жизни. К тому, что эта женщина всегда неподалеку и, если и не одобряет его действия, то хоть интересуется, старается понять. Даже - удивительно.

Первым по трапу спустился Император - и то, КАК они стояли, от него не укрылось. Во взгляде Повелителя, обращенном на ученика, промелькнул невысказанный вопрос, но Вейдер его проигнорировал. Внимание младшего ситха привлекла другая персона - Люк, спускавшийся по трапу вслед за Властелином Галактики. Темный Лорд невольно сделал шаг вперед, совершенно игнорируя имперский протокол. По ангару «Экзекъютора» прокатился удивленный вздох, кажется, его издали все солдаты и техники одновременно. Вейдер не обратил внимания и на это, и на тень, промелькнувшую на императорском лице. На самом деле хорошо вышколенные военные не проронили ни звука, а лица оставались беспристрастны. Снаружи. Но это не интересовало Главкома. Сейчас его интересовал сын, и то, какими будут его первые слова. Все же узнать правду вот так, от чужих, практически случайно... не так он представлял себе это событие, не о таком думал, не это планировал. Увы, не судьба.

- Жаль, что ты не сказал мне раньше, - проговорил Люк, мысленно. Без страха или ненависти - он никогда не мог похвастаться сильной интенсивностью этих чувств, как чуждых натуре. Даже банальная злость давно успела перегореть, а разговор с Беном на Альдераане отбил охоту к обвинениям. Теперь, и правда, оставалось одно лишь сожаление. Светлое, как и положено Рыцарю Джедаю. А его слова словно разбили лед - и Лорд наконец-то поклонился своему Властелину. Незачем посвящать во все тонкости любопытных штурмовиков.

- Значит, ты так все решил.

- Да... но ведь ты знал. Ты знал!

- Еще с Татуина.

- Теперь я понимаю твою осторожность. Умом понимаю. Логикой понимаю. Но сердцем...

- Должно пройти время. Поймет и сердце. И ты меня простишь.

- Я уже простил. Разве ты не чувствуешь?

- Я хотел услышать от тебя. Иногда, можно принять желаемое за действительное, если это касается напрямую твоих желаний.

- Вот я и хочу разобраться в своих желаниях. Не удерживай меня.

- Не стану. Хотя хочу предостеречь.

- Я слушаю... отец...

Впервые произнести это слово, вслух. Замереть. И вслушиваться-вслушиваться-вслушиваться. Сами слова - ничто, но за ними, за ними - многое. Всё. Буря эмоций, сдержанные чувства.

- Видения будущего - завораживают. Но жить грезами и ЖИТЬ - разные вещи. Можно навсегда погрязнуть в себе и проспать всё. И никогда не понимать причин. Ход истории. Людей.

- Как я могу понять все это, если не понимаю себя?

Можно вслух спорить, но эмоционально быть на одной частоте, быть рядом, быть вместе.

- Я сожалею. Ты выбрал трудную дорогу. Сам того не зная.

- А что хотел предложить мне ты? Военную славу? Власть? Это ведь так мало.

- Мало. Для форсъюзера - мало.

- У меня было желание, попросить тебя снять маску. Но теперь...

- Ты видишь меня сквозь нее?

- Да. Ты такой, каким мне снился. Строгий. Чуть уставший. Хотя, - мне кажется или нет? - уголки глаз, в них появилось...

- Что?

- Надежда? Оптимизм? Не знаю. Во всяком случае - нет обреченности.

- Обреченности?

- Когда ты впервые появился, я подумал: вот этот человек себя считает обреченным. Этого не было видно внешне. И эмоционально это не чувствовалось. Но у меня возникла именно такое нелогичное ощущение.

- Может быть... ты и прав.

- Трудно? Да, как же тебе трудно. Теперь я многое понимаю. От этого ты меня предостерегал?

- Никто не хочет, чтобы дети совершали их ошибки или повторяли жизненный путь.

- Но я выбрал другой.

- Я бы не сказал, что он легче.

- А разве бывает что-то легче? Все в той или иной мере одинаково. Везде есть свои трудности.

- Ты слишком молод, чтобы понимать это. Дурной знак.

- Я просто дольше жил на Татуине.

- Это - хорошая школа выживания. Но добровольно я бы тебя туда не отдал.

- Что толку сожалеть о прошлом? Разве его можно изменить? Я такой, какой есть.

- Да. И ты уходишь.

- Лея меня заменит. Она продолжит все, что делаешь ты.

- Твоя сестра - не пришла...

Показалось или нет? Похоже, в отцовском голосе - печаль. Наверное, это трудно - вот так, сразу осознать себя отцом взрослых детей. Собственных - но чужих и далеких, а сейчас - собирающихся стать еще дальше.

На секунду юному Скайуокеру стало грустно за свой выбор. Но ведь там, на Альдераане он тоже произнес правду. Кому нужен Люк, идущий чужим путем, пусть даже из благих побуждений? Не ему самому, да и тем, кто его, наверное, по-настоящему ценит - он тоже не нужен. Вот так и уходит все напускное, оставляя истину. Твой мир - таков, каким ты его делаешь. Он отражение тебя - и твоего отношения.

Ты же знаешь это, отец.

- Ей нужно время, - произнес Люк. - За сегодняшний день на нее свалилось слишком много правды.

- Император? - понимающе спросил Темный Лорд.

- Император, Бейл Органа, Бен. Если для меня истина была просто неожиданностью, то для нее она стала болью. Особенно то, как Кеноби заставил мать от нас отказаться...

Ослепительная вспышка ненависти из-под шлема как ответ на последний, не заданный сыном вопрос. Он ее любил, - конечно, любил! - если до сих пор приходит в ярость от причиненной этой женщине боли. Но это было давно - а жизнь продолжается. И ярость быстро сменяется чем-то вроде сожаления.

Минус во владении Силой - практическая нереальность одиночества. Разве что... щит, но он остановился, не продолжив ставшее почти рефлекторным движение. Хватит! Едва ли это выход - прятаться от родного сына. Тем паче, что в Люке нет осуждения. Он, действительно, не джедай.

- Я должен был догадаться, - черная перчатка сжимается в кулак.

Тонкие пальцы на черной броне. Все-таки - хорошо иметь собственную семью.

- Думаю, у тебя были веские причины, отец. А теперь ничего не изменишь. Лея тоже переболеет, хотя в ее потрясении есть плюс: сестра поймет, насколько ее Хан лучше, чем кажется. И я искренне желаю Лее счастья.

- Я тоже, Люк. Я тоже.

- Она похоже на, - голос молодого человека дрогнул, - мать?

Он видел хроники. Он помнил лицо Амидалы Наберрие, но хотел услышать от отца.

Ведь отец ему говорил другое.

- Да, - выдохнул Вейдер.

- Ты же говорил, что я...

- Она похоже на мать внешне. А внутренне...

Люк понял.

- На тебя?

- На Энекина. На меня в прошлом.

- А я - наоборот?

- А ты - наоборот. Внешне пошел в Энекина, но внутренне - в Падме.

- Ты так звал ее - Падме? Не Амидала?

- Я так ее звал с девяти лет. Привычка.

Юноша порывисто отвернулся к входу, и разом перестал быть серьезным. Улыбка озарила его лицо. Что ж, Мон Мотма и на этот раз удивительно кстати.

Ведь Люк чуть не задал вопрос, на который отвечать перед посторонними не хотелось. Даже перед собственными детьми.

Мысленно самому себе - только так и можно:

«Что бы ты сделал, если бы абстрактный благой, некто, предложил вернуть твою жену... подарить все ее мысли и чувства, чтобы ты снова видел ее, как наяву, видел себя ее глазами?»

«Она всегда была в моем сердце - и никогда не была для меня игрушкой. Я был бы рад, если бы она позволила мне узнать свои мысли... и чувства. Но вот так... похоже на воровство, и это при том, что этот «благой абсолют» вернул бы лишь призрака... призрака ее-тогдашней, смотрящего на меня-тогдашнего. И ничего более. Кому нужна такая истина? Зачем такая... откровенность? Я знаю, что любил. Я знаю, что она тоже любила. Этого достаточно. И она всегда была со мной - даже тогда, когда формально моей не была. Истинная любовь не проявляется в собственничестве. Она чужда жажды обладания. Это - низшие инстинкты, весьма далекие от высших чувств - и почему-то их подменяющие. Наша любовь - была чудом. И я не предам ее память... ни за что. И, тем более - в угоду любопытству».

- Люк улетает? - поинтересовалась Мон у Лорда Вейдера. Тот просто кивнул головой, будучи погружен в собственные мысли.

- Не одобряешь его выбор? - осторожно переспросила женщина. Если она что и поняла в психологии мужчины напротив, так это - то, что говорить с ним о чувствах надо очень осторожно. Если, конечно, желаешь услышать что-то кроме: «да», «нет» и «идите к ситхам».

- Я его отпустил, - сложно понять интонацию - благодаря респиратору и вокодеру - но, похоже, Милорд сейчас где-то далеко.

- Отпустил, - но не смирился? Все еще думаешь о нем? - продолжала настаивать женщина.

- Нет, я - куда эгоистичнее. Думаю о себе, - кажется, он усмехался под шлемом. А потом - ожидаемый - но, все же, неожиданный вопрос: - Почему ты не завела детей?

- Было некогда, - теперь уже Мотма говорила рассеянно, погрузившись в воспоминания. - Ждала, пока все устроится, какой-то стабильности, наверное.

- Ты говоришь это, как взрослая женщина, понимающая, что почем в этом жизни. Цинично - но факт. А в молодости думается по-иному, и причина, верно, была иная, - задумчивость в голосе Лорда некуда не делась.

- Неужели ты когда-то был наивным? - сенатор спрятала за сарказмом невольное смущение. Древняя и, вероятно, давно закрепившаяся в женской голове связь: если мужчина начинает говорить с тобой о детях - значит, доверяет, имеет серьезные намерения. Она сама завела этот разговор, но теперь сомневалась в собственной готовности обсуждать подобные темы. Наверное, дело в том, что они прошли путь от врагов до друзей слишком быстро.

- В том смысле, который ты подразумеваешь, скорее всего, нет. Я очень рано перестал чувствовать себя ребенком, но в ряде вещей понимание все равно приходит лишь с опытом, - он секунду помолчал, - но потом все же продолжил: - Мы с Падме тоже как-то не думали о детях в разгар войны. Но, когда видишься так редко и каждый раз прощаешься навсегда... короче, Люк с сестрой родились не по плану. К слову - представить себя в роли родителей оказалось неожиданно легко, а «стабильности» захотелось еще больше. Такова одна из причин того, что мы там, куда пришли.

- Неужели, вместо всего этого, ты когда-то хотел сидеть на крыльце и укачивать младенцев, - она решила обратить разговор в шутку. Но собеседник не «повелся»:

- Я не хотел, чтобы мой ребенок имел отношение к Ордену.

- Почему?! - Мотма ожидала чего угодно - жалоб, ностальгии, воспоминаний и счастье и обидах - но только не этого.

- А ты - посмотри на нас, - просто ответил Вейдер. - На меня, на Императора, на Кеноби, да и других джедаев вспомни. Скажи мне, кого ты видишь?

- Ну, не знаю. Общих черт у вас довольно-таки мало, разве что Сила, - озадаченно нахмурилась сенатор.

- Да, мы разные, у каждого свои пунктики, своя правда и даже свои темные стороны, но все мы - убийцы.

- Как и любые солдаты.

- Нет. Ты - не человек Ордена, и не понимаешь разницы. Солдат, это профессия, в то время как джедай, или ситх, без разницы, - это образ жизни. В каком возрасте призывают в армию? В семнадцать? Восемнадцать? Форсъюзеры получали учеников намного раньше. Ты никогда не задумывалась, почему рыцари так часто ходили на миссии парами?

- Передавали опыт падаванам.

- Да, но и не только. Понимаешь, будь я твоим учителем и занимайся мы тренировочными боями - я был бы лучше тебя. Но все же, я был бы много медленнее, чем противник моего уровня в реальной схватке. Ученикам об этом говорят. Но многие, почти все, забываются. Бывают слишком самоуверенны, - губы под маской скривила горькая усмешка - как дань прошлым ошибкам: - И еще - недооценивают мастеров.

- Почему? - Мотма поняла, что Милорд говорил и о себе, но не устояла перед соблазном. Мир форсъюзеров манил своей неизвестностью, и вот теперь, впервые за годы, ей что-то о нем рассказывают, а не отделываются отговорками.

- Рефлексы. Нас обучают не спортивным стойкам и красивым позам. Задача - в кратчайшее время нанести несовместимые с жизнью повреждения максимальному количеству противников. Руками, ногами, лайтсейбером. Уличный боец бьет, чтобы причинить боль. Спортсмен сражается ради победы. Любой удар, наносимый форсъюзером, имеет цель - убить. И останавливаться на тренировках приходится усилием воли. Используя сознательный контроль, который противоречит концепции «почувствуй Силу» как таковой. Падавану же сдерживаться не надо, он точно знает, что не может ранить мастера случайно, и именно поэтому Мастер - звание, которое сложно получить. Вопросы безопасности при подобном подходе очень важны, а учителям приходится постоянно балансировать на грани. Зато, если они хотят именно убить: настоящий поединок - это красиво. Такая скорость, такие эффекты, но - в нем практически нереально быть просто раненым. Обычно более слабый или ошибшийся получает несовместимые с жизнью травмы по полной. Не из-за жестокости и жажды чужих мучений, нет. Просто, там практически нереально остановиться. И я не хочу ЭТОГО для Люка.

- Погибнуть можно от любых причин.

- Это так. Но - иногда сложно жить с таким знанием. Я не хотел бы для сына собственной судьбы. Я сделал много опрометчивых шагов, пытаясь уберечь его от подобного еще до рождения. Теперь - он взрослый, и я едва ли могу мешать ему, если Люк выбрал свой путь. Надеюсь, он все же не пожалеет, увидев последствия.

- А ты, ты хотел бы быть другим? Не быть частью ни одного форсъюзерского Ордена?

- Мне сложно такое представить, наверное, я слишком стар - и слишком принадлежу ИМ. Я ведь не Люк. Я родился в другое время, в других обстоятельствах - и прожил свою жизнь. У меня не было выборов Люка, а у него - не будет моих. Мы - разные.

- И, все же, вы - отец и сын.

- Да, хоть одна приятная новость.

Мон показалось, что их улыбки появились одновременно. Его улыбку, конечно, она не видела, но откуда-то знала, что Главком улыбается.

На одной эмоциональной волне:

- Ну, что - поговорил со своим сыном? - Император Палпатин отвернулся от огромного, во всю стену, обзорного экрана и посмотрел на ученика. Последний неподвижно замер у двери, со склоненной головой - живое воплощение почтения, в противовес поведению в ангаре. Вейдер всегда был очень чувствителен к настроению Повелителя и наверняка заметил, что его задело подобное невнимание. Палпатину как-то некстати вспомнился тот давний разговор с Линнардом.

«Вы ревнуете?»

Наверное, все же да. Раз это видят другие, пора признать кое-что и для себя. Наверное, ревнует. К тому, что у столь близкого ему человека, - ученика! - вдруг появилась семья. Линнард прав - он не понимает и не принимает подобных ценностей, и именно чувством внутреннего родства, пониманием эмоций объяснялась совершенно алогичная снисходительность Властелина к бывшему джедаю Кеноби. Он не любил этого рыцаря - как и то, что олицетворяли собой все, подобные ему. Однако чувства Оби-Вана после ухода Люка каким-то странным образом вошли в резонанс с его собственными. С ощущением некоторой потерянности и, наверное, обиды на саму жизнь: оттого, что ученик выбирает нечто, непонятное и недоступное его, Мастера, пониманию - и приобретает желаемое. Наверное, то же самое ощущают родители, когда приходит осознание страшной правды: дети уже выросли и пора выпустить их из гнезда.

Орден заменял ученикам семью - так было в обоих Орденах, и в Темном и в Светлом. И как-то неожиданно пришло в голову, что Мастера, удерживающие воспитанников возле себя, не дающие им уйти в самостоятельное плавание - ничуть не лучше, а даже порой и хуже, тех самых властных родителей, над которыми там принято смеяться. Та же психология, но игнорируемая веками. Ибо изучить человеческую природу и играть на чужих эмоциях - легко. А вот включить себя любимого в эту массу под названием человечество со вполне конкретной природой - трудно. Ну, как же! У нас все по-иному, есть новый путь... чушь! Люди. Все равно - люди, пусть и с искусственно вскормленными комплексами избранности и величия.

Интересно, понимает ли Вейдер, какой раздрай воцарился в душе его наставника? Вероятно, нет, только чувствует, что Мастер расстроен. Оно и к лучшему: данные материи не относились к числу тех, которые Дарт Сидиус рвался обсуждать.

- Почему, Ваше Величество? - Палпатин непроизвольно вздрогнул, чего со старым политиком не случалось долгие годы. И лишь потом сообразил - Милорд заговорил в ответ на его собственный вопрос о Люке, а не услышав последнюю из мыслей Повелителя. Их не так легко прочитать, даже Лорду Вейдеру.

- В каком смысле «почему»?

- Почему вы позволили Люку поехать на Дагоба?

«А-а-а, догадался. Значит. Что же, все правильно - мальчик не решился бы говорить о поездке, как о решенном деле, не будь у него поддержки кого-то весомого. А чье слово на флоте тяжелее приказов Главкома? Выбор невелик».

- Он не принадлежит нам.

- Значит, вы хотите отдать его им? - голос Лорда исполнен такой подозрительности, что губы против воли растягиваются в улыбке.

- ИМ он тоже не принадлежит. Но поймет это только со временем.

- Он хочет стать джедаем.

- Джедай - это термин, Энекин, - теперь уже вздрагивает Вейдер - в ответ на то давнее имя в устах учителя. Имя рыцаря-джедая и хранителя мира. - Тебе ли не знать, как быстро может меняться содержание терминов? Даже у слова «долг» есть много значений.

Милорд подумал о Бейле Органе - и мысленно согласился с Императором: их понимание долга расходилось очень существенно. А Сидиус тем временем снова повернулся к окну и тихо продолжил:

- Посмотри, ученик, сколько звезд. Если мы со светлыми не можем разделить некоторые аспекты философии, кто сказал что нам надо делить и эти миры - тоже? Древние пробовали: ничего хорошего из тех историй не вышло. Теперь здесь есть моя Империя, но это не империя ситха, хоть я и стою у руля. На девяносто процентов она создана вполне обычными интригами и подкупом, управляется вполне обычными бюрократами, а охраняется - военными. У нас нет сотен ситхов, заправляющих всем лишь по праву наличия Силы, и у меня отсутствует желание это менять, - он снова обернулся и пристально посмотрел на ученика: - Мне есть что делить с Оби-Ваном Кеноби, но это, скорее отголоски старых противоречий Орденов, и давние следы личных обид. С Люком - нет ни того, ни другого. У нас вполне приличные отношения. Зачем мне их портить лишь потому, что ему хочется именоваться «джедаем»? - Палпатин пожал плечами и подумал: «а тем более, зачем мне портить отношения с тобой», но вслух произнес: - Джедай - это лишь слово. А Люк никогда не станет человеком старого Ордена.

- Как я? - так же тихо спросил главнокомандующий.

- Как мы, - ответил Император, делая ученику знак подойти. Некоторое время они просто стояли рядом и молча смотрели на звезды. Иногда в жизни надо просто помолчать.