После дождя (СИ)

Глава 1

Баэльт считал, что у всего в мире есть свой путь.

Например, у ливня, который заливал всё вокруг водой. Он отбивал частую дробь по крышам и скатывался вниз, на пустые улицы. Потом — вниз по мостовой, к пристаням. Петляя между многочисленными ящиками, бочками и огромными тюками, в рокочущее море. А оттуда — раскачивать стоящие на приколе суда, грохотать о волнолом и разбиваться брызгами в ударах по набережной.

Таков был путь ливня.

Путь же лежащего перед ним человека был менее очевиден. Но гарантированно окончен.

— Отвратная погодка, да? — неловко спросил рябой парень, но ему никто не ответил.

Все четверо присутствующих не нуждались в констатации очевидного. Им нужен был ответ на чуть более сложный вопрос.

Баэльт хмуро смотрел на труп. Всё это было до ужаса нелепо. Отвратительно нелепо и обыденно. Сколько таких убийств он видел? Пару десятков? Сотню? Да какая разница, к демонам?

Ему это надоело. Вся эта нелепость. Постоянно в порту. Постоянно молчаливые друзья жертвы. Постоянно какие- то глупые надежды на то, что он найдёт настоящего убийцу.

А в этот раз до абсурда всё доводило пиликанье скрипки из таверны, что была выше по улице. Как же это, демоны раздери, отвратительно! Это насмешка над убийством! Над преступлением!

— Кто обнаружил труп? — бесстрастно спросил Баэльт, осторожно ступая вокруг распростёртого на земле человека. Не то чтобы ему не хотелось нарушить его положение. Просто ему было жалко пачкать в крови новые сапоги.

— Я, — глухо ответил рослый лысый бородач, стараясь не глядеть на труп. Для такой горы мышц он оказался довольно чувствителен. Баэльту этого уже хватало для того, чтобы презирать бородача.

Но показывать презрение он не спешил. Презрение, на взгляд Баэльта, было крайне важно и требовало полной отдачи. А он был занят.

Его взгляд изучал лицо убитого. Абсолютно невыразительное, тупое и обрюзгшее после сотен попоек, заросшее щетиной и уставившееся теперь в бесконечность невидящими глазами.

— Он так и лежал? — Баэльт раздражённо одёрнул шляпу и стряхнул натёкшую на неё воду.

— Стал бы я его трогать…

— Я спрашиваю — он лежал так же? — Баэльт даже не поднял взгляд на бородатого.

— Нет. Ребята перенесли его под навес, — сквозь зубы признался бородач.

Баэльт едва слышно вздохнул.

— Хуже и быть не может, — прошептал он себе под нос. — Сразу хочу уточнить, — он небрежно повернул голову убитого носком сапога, разглядывая огромный, зияющий порез поперёк горла. — Сколько вы мне заплатите?

Кажется, его вопрос вверг их в ступор. Они молча смотрели на него, а он прикидывал, сколько покойник является таковым.

Молния, прочертившая небосвод и вернувшая свет дня, заставила вздрогнуть троих рабочих. Раскат грома, пришедший не сразу, заставил вздрогнуть теперь всех без исключения.

— Я не услышал ответа, — напомнил Баэльт, приседая рядом с трупом на корточки. Почему- то каждый придурок думал, что он обожает повторять неудобные вопросы. — Сколько?

— Нисколько, — выдавил из себя высокий, жилистый человек с платком, повязанным на шее. — Мы думали, ты нам так поможешь…

— Вот как… — Баэльт поднял руку трупа, изучая изящное кольцо. Дорогая вещица для заурядного дурня. Наверняка что- то важное, значимое или хотя бы обладающие богатой историей.

Ему как раз сойдёт на оплату жилья. Хмыкнув, Баэльт быстро свинтил кольцо с холодного пальца трупа.

А после этого встал и зашагал прочь, поправив напоследок шляпу.

— Мрачноглаз! — бросился ему вслед бородач, расплёскивая во все стороны воду из луж. Он обогнал Баэльта и перегородил ему путь. — А как же Барни?

— Кто? — холодно поинтересовался Баэльт, поднимая воротник повыше. Он и так уже промок до костей, а тут его заставляют беседовать прямо под этим водопадом. Похоже, они испытывают его терпение.

— Ну… Барни. Мертвяк.

Друзья бородатого догнали его и встали чуть поодаль, вслушиваясь в их разговор.

— Он мёртв, — сообщил Баэльт и двинулся вперёд, однако бородатый толкнул его в плечо и заставил остановиться. Баэльт поднял на него равнодушный взгляд единственного глаза и произнёс:- Я не работаю из благих побуждений.

— Я думал, юстициарам за расследования платит город.

— Ты слишком много думаешь. Мне это исправить?

Бородач упрямо набычил голову.

— Нет, не надо. Только… Кольцо- то отдай, — проговорил он, протягивая руку.

— Плата за беспокойство, — отрезал Баэльт ледяным тоном и направился в сторону узкой улочки.

Однако тут ему на плечо легла рука.

— Э нет, так дело не пойдёт! — проговорил бородач, обиженно хмурясь.

— Дело пойдёт чуть быстрее, если ты уберёшь руку и позволишь мне идти, — его голос был едва слышен из- за барабанной дроби дождя. — Ты же понимаешь, что если вы попробуете напасть на меня, то я сведу к минимуму отличия между вами и вырезкой в мясной лавке?

Бородач посмотрел на него злым взглядом. Баэльт приподнял бровь и развёл руками в ожидании решения.

Бородатый детина глубоко вздохнул и отошёл на шаг.

— Какая же ты сволочь, — сплюнул он. Баэльт, слегка приподняв шляпу в знак признательности, зашагал дальше по тесной улочке.

Жилая часть портового квартала никогда ему не нравилась. Запах рыбы, холод от воды по утрам и вечерам, вечные крики, назойливый плеск волн…

Но самое отвратительное — стража не совалась сюда. Никто не хотел расхаживать по этим грязным улицам, хватая всякого встречного. Потому как нарушали закон в порту все. Без исключения.

Даже Баэльт. Он дотронулся до круглого медальона с чёрным камнем в центре. Подобные амулеты носили юстициары. Он же не имел права носить его.

Когда- то и он имел такое право. Хорошие дни. Далёкие.

Однако потом его забрали. Точнее, попытались забрать. В этом пропащем городе если можно что- то ценить по- настоящему, так это правосудие. И никто не смел забирать его, Баэльта, права на справедливость.

И заодно его единственный способ заработать на хлеб. Или похлёбку.

Проклятье, как же он давно ел что- то горячее и вкусное…

Сказать по правде, сейчас ему было наплевать на справедливость. Его бы вполне устроила любая работа, какой бы грязной и кровавой она ни была. Главное — он сможет прожить пару дней, не задаваясь вопросом: «Где бы достать денег?»

Большинство людей, которым он совал под нос амулет, не знало, что он давным- давно уже не юстициар. А некоторые, знающие, искали именно его.

Чёрный камень для них поблескивал так же, как и обычно. Однако для Баэльта он поблескивал преступно. Незаконно. Несправедливо.

Впрочем, нахмурился он, в херам справедливость. В Веспреме не живут, а выживают. И каждый делает это так, как умеет. Баэльт был демонски хорош в поиске людей. В убийстве людей. В допросе людей. В общем, он был демонски хорош в том, чтобы оставаться юстициаром.

Тёмные улицы портового района в такую отвратительную погоду замирали. Никто не хотел высовывать носа наружу из своих домов — далёких от уюта, прогнивающих и старых, но всё же более приятных, чем потоки ледяной воды с неба.

Бывший юстициар любил подобную погоду — вокруг было так мало людей и так мало звуков этого проклятого человеческого муравейника. Правда, если через час дождь не затихнет, мастер порта всё равно погонит грузчиков работать. Это вызовет привычную цепную реакцию. И тогда город вновь погрузится в хаос рабочего шума.

Стоит до этого момента добраться в трактир. Больше всего на свете ему хотелось бы сейчас выпить чего- нибудь крепкого, чтобы согреться после этого демонского дождя. К тому же ему надо было как- то отогнать дурные мысли, что всегда лезли в голову в такое время.

Шлёпанье шагов по лужам отмеряло его путь к цели.

Когда он проходил мимо таверны, пришлось переступать через чьё- то тело — то ли мертвец, то ли просто выпивший сверх меры. Его это не интересовало.

Он просто хотел выпить.

Шлёп. Шлёп. Шлёп.

Стук капель воды по шляпе одновременно успокаивал и раздражал. Он не любил, когда шляпа высыхала целую бесконечность, да и перо опять выкидывать. А зачем шляпа без пера?

Из переулков на него хищно глядели глаза голодных дворняг и бедняков. Он не знал, кто из них более походил на животных. И не был уверен, что людям от него нужно не то же, что и собакам.

Наконец, он добрался до каналов. Зловонные потоки неслись в сторону моря по каменным венам, перекрывая даже свежесть дождя отвратительной смесью дубильных средств, нечистот, масла и прочей гадости. Узкие, высокие дома теснились на небольших островках грубой каменной кладки, которые были соединены где мостиками, а где — переброшенными досками. Когда- то разветвлённая система каналов служила для чего- то.

Однако теперь она служила лишь для сплава всякой дряни из ремесленного и жилого кварталов. Иногда каналы приносили труп. Тогда местные лишь брали длинные шесты и молча, без каких- либо слов, помогали и этому сорту дряни добраться до моря, не застряв в узких местах.

Жить у Каналов было невыносимо. Но в Веспреме были места и похуже. Медный или Старый кварталы, обитель бедноты и самых мерзких типов, например. Гостевой квартал, в котором ошивались приезжие торговцы, объект нездорового внимания для многих любителей разбоя.

Да и Портовый район, если уж на то пошло.

В этот раз юстициар был даже слегка рад видам мерзкой жижи. Добраться до каналов значило быть на полпути к трактиру. Если всё будет удачно, это не займёт много времени.

Когда он переходил по доскам очередной узкий канал, в его сторону из- за угла под двинулись четверо. Трое были выше человеческого роста. Четвёртый — чуть ниже.

— Мрачноглаз? — раздался мощный голос сквозь дождь, и Баэльт сделал пару быстрых шагов назад, положив руку на эфес меча.

— Да, — подтвердил он, готовый отпрыгнуть в любой момент. Гром пронёсся тяжёлым раскатом по небу.

Он не хотел проблем. Совсем не хотел.

— Отлично, — нидринг остановился, делая знак ему подойти. Дождь барабанил по его лысине, которая стала блестящей, будто отполированный шлем. — Есть работа.

Глава 2

Фактории никогда не менялись — и Баэльт ненавидел их именно за это. Тут всегда пахло работой, потом и деньгами. Тем, что в Веспреме всегда было сопряжено со страданиями и преступностью.

Единственным плюсом этой была тишина. Обычно в факториях и цехах царил хаос и грохот. Но здесь было тихо и пусто.

Молоты были аккуратно составлены в ряд у стены, на наковальнях ещё лежали раскалённые и остывающие заготовки, печи ещё полыхают.

Не было только работников, о которых напоминал удушливый смрад — смесь пота и плакта.

Но в него вклинивался другой. Более знакомый Баэльту. Он шумно втянул воздух, затем — ещё раз.

— Да, запашок не очень, но… — виновато и неловко проговорил нидринг.

— Пахнет гнилью. Трупной гнилью, — хрипло заметил Баэльт.

— Ну… — нидринг недовольно сморщился. — Цехмейстер. Работники как почуяли — сразу же разбежались.

Баэльт понимающе кивнул. В Веспреме все знали — если в воздухе парит приторно- сладкий запах гниения, а из- за прочно запертой двери никто не отзывается, лучше делать ноги, пока тебе не предъявили обвинения в убийстве. Ну, или не заставили выгребать то, что сгнило. Иногда куча мусора за запертой дверью — просто куча мусора за запертой дверью.

Баэльт огляделся, заложив руки за спину. Кронциркули, щипцы, ухваты, котлы, формы и слитки металла — всё это явно оставляли быстро. Но аккуратно, зная цену. Сразу видно — цех нидрингов.

— Отличная у вас фактория… — недовольно прохрипел бывший юстициар, переводя взгляд на приоткрытые окна. Из- за мутного, грязного и прокопчённого стекла проступали жёлтые пятна света и мелкие точки мороси. — Да. Отличная.

На его взгляд, не лучше куска дерьма.

— Благодарю, эм… — нидринг замялся у входа в длинный коридор. — Нам сюда.

— Погоди, Гири, погоди, — Баэльт с гадливо- презрительной миной достал веточку плакта из внутреннего кармана плаща.

Гири буравил его неодобрительным взглядом, пока двое огромных аргрингов распахивали окна.

— В наше время плакт — довольно редкое и дорогое увлечение, — сварливо заметил нидринг.

Баэльт согласно кивнул.

Кажется, нидринг ожидал другой реакции.

— Эта дурь не скажется на качестве работы?

— Можешь поискать другого «работника», — Гири зло оглянулся на него. Баэльт картинно оглянулся. — Что? Никого больше нет? Вот так неожиданность. Так что… — он молча запалил веточку о горн и затянулся пряным дымом. — Веди молча, — дым вместе со словами вырвался изо рта.

Нидринг хмыкнул и, махнув рукой, зашагал по коридору. Баэльт последовал за ним, отмечая громкие шаги аргрингов за спиной.

Не нравились ему такие дуболомы. Он прожил в этом городе шестнадцать лет и успел привыкнуть ко всем. К таким разным и таким одинаковым людям. К крикливым, жадным и недоверчивым нидрингам. Даже к высокомерным и чванливым фэйне.

Но не к аргрингам. Он никогда не мог понять, что у них на уме — дружески хлопнуть по плечу или снести голову. Аргринги — они такие. Огромные, вечно раздражённые и готовые драться.

Он оглянулся, и один из серокожих здоровяков улыбнулся, обнажая крупные острые зубы.

Бывший юстициар отвернулся. Да. Не самая приятная улыбка.

Когда они поднялись по крутой и узкой лестнице на этаж выше, перед взглядом Баэльта предстал распахнутый вход в кабинет. Оттуда шел ужасный запах, который чувствовался ещё на первом этаже.

Однако если раньше ему казалось, что это гниль, то теперь он был уверен, что кто- то просто устроил выгребную яму в кабинете цехмейстера.

Баэльт за всё время работы привык ко всякому, но вонь заставила его поперхнуться убрать плак. Сама мысль о том, что вместе с пряным дымом этот воздух может попасть внутрь его лёгких, казалась ему отвратительной.

— Вот, собственно, и оно-,Гири неловко указал рукой на распахнутую дверь.

Баэльт извлёк из рукава платок и поднёс его к носу. Это абсолютно не помогало, однако непринуждённость и изящность этого жеста всегда поднимали его статус в глазах нанимателя. И цену.

— Стража и лекари уведомлены? — глухо поинтересовался он, даже не глядя на нидринга.

Конечно же нет. Иначе бы его не звали.

Гири посмотрел на него исподлобья, холодным и спокойным взглядом, будто бы старался не ответить на оскорбление. Баэльт терпеть не мог такие взгляды — он испытал горячий прилив желания сделать так, чтобы нидринг больше не мог смотреть таким взглядом ни на кого.

— Я не слышу ответа, — хмуро произнёс бывший юстициар, глядя прямо в глаза нидрингу.

За ним было преимущество — ему не моргнуть было в два раза легче. С одним глазом против двух всегда легче.

— Ты и сам знаешь, — нехотя признался нидринг, медленно отводя взгляд.

— Да- да, — раздражённо отмахнулся Баэльт, уловив знакомые нотки. — Всем плевать на бедных нидрингов, стража никогда за это не возьмется. Сто раз это слышал уже. Как звали цехмейстера?

— Рибур. Знаешь, — сощурился нидринг, — ведёшь ты себя по- сволочному. Как они. Точно человек.

— Могу себе позволить-,бесстрастно ответил Баэльт, глядя в комнату, из которой с каждым мигом пахло будто бы хуже. — Лучше скажи мне… Этот ваш Рибур — большой… Человек, — нидринг впился в него гневным взглядом. Ну и пусть. — Его смерть стража вряд ли оставит без надзора. Как же так случилось, что…

Гири гневно всхрапнул и всплеснул руками.

— Ты прекрасно знаешь, как так случилось!

— Хотелось бы удостовериться, что именно я знаю, — Баэльт хотел, чтобы нидринг сам сказал это.

— Я проконтролировал, чтобы никто не трепался! Доволен?!

— Вполне.

— Вот потому- то ты и здесь. Если завтра по городу прокатиться весть, что главу цеха нидрингов- кузнецов вот так вот взяли и убили прямо у него на фактории — как это скажется на делах?

— И как? — безразлично спросил Баэльт.

— А так, дорогой получеловек, что все подозрения падут на меня. Разбежка в плате у цехмейстера и его помощника огромная, а все знают, что старый Рибур не собирался уходить с должности. Кому выгодно видеть его дохлым? Мне! Мне нужно вести дела цеха, а стражники запрячут меня по малейшему подозрению в Котёл на недельку- другую. И тогда дела достанутся этому придурку, Уилсону. По- твоему, люди могут вести дела цеха нидрингов? Нет. Потому мне нельзя покидать цех. Каждый день простоя — это убыток. Все знают, что ты обещаешь молчание о деле. Вот это мне сейчас и нужно. Рабочие трепаться не будут, они у нас под ногтём. Поэтому…

— Я всё понял, — холодно прервал Баэльт, туша тонкий прутик плакта об стену. — И что мне делать, когда я найду убийцу?

— Сообщить мне, — фыркнул Гири. — Что ещё?

— И ты, несомненно, сообщишь о нём страже, предоставив все доказательства? — глядя в потолок, предположил Баэльт. Приятная расслабленность после плакта начала отступать.

— Именно, — протяжно ответил нидринг. — Именно так я и поступлю.

— Не будешь пытаться избавиться от трупа, выставляя убийство бегством ограбившего свой же цех цехмейстера? Не будешь красть деньги, приписывая эту кражу уже мёртвому цехмейстеру? Не будешь пытаться оказать влияние на убийцу шантажом?

— Не буду, — таким тоном пьяница между глотков уверяет, что больше не будет пить.

— Вот и славно. А то я уж подумал… — Баэльт едва сдержался от плевка. — Так ты расскажешь подробности? Или мне догадываться? За догадки я беру в пару раз больше, так что выбирай.

Нидринг посмотрел на своих аргрингов тяжёлым взглядом.

— Харуг, Горт, прогуляйтесь- ка вниз и подышите воздухом, вы мне пока не нужны. А ты, Огар, приведи сюда Богура. Я запер этого мудака в его конторе. Если будет медлить или вопить — разрешаю пнуть его под задницу пару раз.

— Будет сделано, — третий аргринг, развернувшись, ушёл вслед двум другим.

Повисло молчание, которое прерывалось лишь сопением нидринга и стуком дождя по крыше.

— Прежде чем мы войдем туда, я хочу, чтобы ты кое- что знал, — сказал бывший юстициар, глядя перед собой.

— Что же? — глаза нидринга опасно сузились. Явно опасается, что сдерут втридорога. И верно опасается.

— У меня есть два правила. Первый — доставить максимум неприятностей скотине, которая попробует сдать меня страже. С этим проблем не будет?

— Нет, не будет, — Гири подозрительно щурился на него. — А второй?

— Аванс, — сладкое и приятное слово.

— Ох, принципы… — нидринг покачал головой. — Чем круче они, тем дороже стоит купить их обладателя. Поверь, Мрачноглаз, я насмотрелся на принципы за двадцать лет занятия этим всем, — пробурчал нидринг, вытирая вспотевшую лысину. — Уж я- то знаю и смысл цены, и ее предназначение, и цену твоим принципам тоже наметил. Но хотелось бы уточнить, дабы избежать досадного недопонимания.

— Зависит от количества проделанной работы. За осмотр я возьму пятьдесят фольтов, а дальше — как пойдет.

— Договорились-,Гири протянул ему свою ручищу. Баэльт холодно уставился на него, пока нидринг не убрал руку. В его маленьких глазах читалось презрение, обида и ярость одновременно.

Впрочем, ничего нового. Такие взгляды он, Баэльт, видит по десять раз за день.

Сняв шляпу, бывший юстициар вошел в кабинет.

Запах ударил в нос, и Баэльт пару раз кашлянул. Его взгляд начал обшаривать комнату.

Перевернутый старый стол, ранее заваленный пергаментами, был запачкан высохшей кровью. За ним находилось тело нидринга. У стены стоял вдребезги разбитый стеллаж с кучей различных записей. Паркет был покрыт глубокими царапинами и кровью.

И закрытое окно — грязное стекло в свинцовой раме, которое почему- то закрыто.

— Открой окно, — велел Баэльт.

— Пробовал. Оно не открывается — заклинило щеколду.

Мрачноглаз вздохнул. Всё как всегда.

— Ладно. Рассказывай.

— Это всё нашёл Богур, — нидринг сглотнул, явно не довольный тем, что приходится вспоминать. — Из рассказов рабочих я кое- что обрисовал. В общем, к Рибуру припёрлись какие- то люди. В куртках, лица закрыты.

— У вас охрана всегда пропускает таких типов?

— Не было охраны утром.

— И где она была?

— Прости, как- то недосуг было узнавать! Сейчас ещё даже не полдень, и всё время с момента смерти Рибура я был занят… А, да, — Гири ткнул в него пальцем. — Искал одноглазого мудака, который поможет мне!

Баэльт потёр повязку на глазу.

— А может, и не поможет. Даже одноглазые мудаки не любят, когда их называют одноглазыми мудаками. А теперь сделаем вид, что этой части разговора не было. Продолжай.

Гири, явно пересиливая себя, тяжело вздохнул и продолжил:

— Богур в это время торчал под кабинетом — говорит, нёс отчёты ему. А они перед ним прямо зашли и дверь захлопнули перед носом. О чём- то разговаривали, а потом поднялся грохот, крики. И через несколько минут выходят оттуда эти трое, дёрганные какие- то. А у цехмейстера — тишина. Мы все у кабинета стояли — боялись зайти, если честно…

— Городские нидринги чего- то бояться. Вот новость.

Гири проигнорировал выпад.

— Богур, идиота кусок, полез посмотреть… — Гири сглотнул. — Пришёл ко мне, бледный и хмурый. Говорит, мол, мастер в кровищи там валяется, а всё в комнате вверх дном перевернуто. Ну, все оттуда и драпанули сразу, а я пошёл тебя искать. Повезло, что пересеклись — я- то слышал, что ты был на набережной. Что, от дел отбоя нету? — вымученно усмехнулся нидринг, однако Баэльт проигнорировал его. Он молча смотрел на труп.

— Кто- нибудь этих людей раньше видел? — поинтересовался юстициар. — Может, что примечательного у них было?

— Один из них хромал. Вроде бы.

— Вроде бы?

— Я не рассмотрел. Может, мне тебе ещё их имена дать? Это твоя работа — преступления раскрывать, не моя!

— Тогда скажи мне — какого хрена ты тут делаешь? — ледяным тоном поинтересовался у него Баэльт.

Нидринг ничего не ответил.

Полуфэйне приблизился к столу, и, присев на колени, принялся ощупывать столешницу.

— И что ты пытаешься выяснить? Из какого дерева сделан стол? — насмешливо спросил нидринг из- за спины, и Баэльт раздражённо повернул к нему голову.

— Может, ты не будешь мешать мне? — холодно спросил он, и нидринг сразу же обиженно нахмурился.

А Баэльт вернулся к своему бессмысленному занятию. Продолжая ощупывать стол, он скосил глаз на рассыпанные по полу пергаменты.

«Юрисдикция торговых путей»- что- то не особо важное. «Цены на закупку сырья»- тоже не то. «Оплата трудовой занятости рабочим»- тоже не то…

— Какого это демона ты тут творишь, Мрачноглаз? — вновь не выдержал нидринг.

— Ищу что- либо интересное, — тихо ответил Баэльт, переключая внимание на свитки.

Этому длиннобородому придурку необязательно знать, что за информацию из некоторых документов Баэльту могут неплохо заплатить.

Порывшись в пергаментах, некоторые из которых были запачканы кровью, он обнаружил что- то заслуживающее его внимания.

— «Соглашение на перевозку товара пассажирским судном „Арка“, по пути Веспрем- Ксилматия, с еженедельной оплатой в триста семьдесят фольтов за поездку», — прочитал он вслух. — Вы что- то продаёте в Ксилматию?

— Почем мне знать? Рибур доверял мне всё, кроме внешней торговли. Это ты у Богура спрашивай, он счетоводит и пишет отчёты о внешних операциях.

Отложив пергамент в сторону, Баэльт принялся осматривать тело.

Лежит на животе, голова повёрнута чуть в бок. Типичный состоятельный нидринг. Пышные борода и усы, навощённые и уложенные по последней моде — но лысина выбрита. Баэльт никогда не понимал этой моды — почему- то у нидрингов считалось чем- то особенным бороться с повышенной… Хм. Волосатостью.

Типичный крючковатый нос распух — сломали перед убийством. Костяшки на правой руке содраны. Значит, сопротивление всё же было.

Широкое лицо нидринга искажено в злобной гримасе и покрыто кровоподтёками.

«Очевидно, мышцы лица опять стянулись при смерти, как всегда у нидрингов. Ну, у этого хотя бы забавная гримаса».

Юстициар аккуратно приподнял подбородок и взглянул на шею. Она была тёмно- синей, как перезрелая слива, и Баэльт не мог отделаться от впечатления, что сейчас она лопнет.

Какая, должно быть, мерзость, равнодушно подумал он.

— Не похоже, что его сначала хотели убить. А если и хотели, то предварительно хотели хорошенько отделать. А может быть, его и вовсе не хотели убить… — тихо проговорил Баэльт. — Сколько ошибок происходит от того, что всё заходит слишком далеко?

— Вот спасибо за истину жизни, этого- то мы не знали, — фыркнул Гири откуда- то издалека — наверняка отошёл подальше от зловонного трупа. Сварливый ублюдок.

С усилием перевернув тело на спину, Баэльт едва не отшатнулся. Тошнота подкатила к самому горлу. Камзол был заляпан бурой кровью и глупо вздут, а из- под него вились блестящими змеями кишки нидринга. Баэльт услышал позади себя тихие проклятья.

— Ну и мерзость, — простонал Гири, явно борясь с приступом тошноты.

— Внутренний мир нидрингов никогда не был особо приятен на вид.

— Это всё, что ты можешь сказать?

— Нет, могу сказать ещё кое- что. Цена удваивается, — холодно заявил Баэльт, поднимаясь и отходя от трупа.

— Что не так?

Баэльт уставился на него пустым взглядом. Почему все вокруг такие идиоты? Каждый пытается разыграть непонимание, старается недоплатить, недоговорить…

— Фигуру не последней значимости в торговле Веспрема находят убитым в его же кабинете. Прям не знаю, что тут может быть не так, Гири. По- моему, всё отлично. Всё прекрасно, я бы сказал.

Гири потупился.

— Заплачу столько, сколько надо, — наконец выговорил он.

Баэльт слегка кивнул.

— Тогда приступим, — он встал и отошёл на пару шагов. — Их было трое, да?

— Ну, мне так говорили. Вроде бы люди. Высоченные, мощные, в плащах и… Ну ты понял.

— Прекрасно. Заткнись. Один стоял тут — у стеллажа, — Баэльт кивнул в сторону груды деревянных обломков и книг. — Другой остался стоять у двери, подстраховывая. Третий подошёл к столу, — юстициар ткнул пальцем в царапины на паркете. — Сапоги подкованные. Готов поспорить — бывшие вояки. У них в привычке зачем- то носить подкованные сапоги.

— Почему?

— Я похож на того, кто когда- то служил? — отмахнулся Баэльт. — Помолчи и не мешай. Значит… — он обвёл взглядом длинные царапины. — Тот, что стоял у стола, схватил Рибура. Судя по вмятине на столе, ударил его головой… Отойди.

— Прости, — Гири отступил на пару шагов.

— Хм. Следы возни… Они угрожали ему оружием, наверное. Кажется, он вышел из- за стола. Тот, что был у стола, ударил его — видишь следы крови? Так… Он поднялся — его бросили на стеллаж. Он попытался броситься на них — вот опять следы крови и… Ого, — Баэльт быстро наклонился. — Зуб. У кого- то хороший удар. И, судя по всему, не у Рибура, — Мрачноглаз с долей отвращения поднял находку. — Зуб нидринга. Кажется, твой начальник был мягче теста, раз не смог отделать хотя бы одного из них.

— Неудивительно, — Гири слегка кашлянул. — Ты же сказал, что они угрожали ему оружием. А он боялся стали.

— Ну да, — неловко почесал бровь Баэльт. — Все боятся.

— Да нет. Он именно стали боялся, понимаешь? Ножей. Кинжалов. Мечей. Боялся всего, что режет. Аж колотиться начинал при одном только виде обнажённого лезвия. Такая вот у него придурь была. Он когда сдавал экзамен на мастера в цеху, отказался ковать меч, представляешь? Он…

— Бояться стали, — бесцеремонно оборвал его Баэльт, — вполне адекватно в нашем городе.

— Обычно боятся того, что сталь воткнётся в тебя. А он боялся именно стали. Самого вида. Вот и…

— Ладно, хватит, — вздохнул юстициар. Ему не особо хотелось открывать рот в помещении, заполненном вонью. — Дальше его начали душить. Кажется, тут он начал сопротивляться — разводы от его ботинок на полу. Потом… Судя по побоям, потом его избили.

Недовольно дёрнув щекой, Баэльт подошёл к трупу нидринга. Осторожно пнул его ногой. А затем, покачав головой, присел рядом, изучая изорванный кафтан.

— И как тебя не воротит от такого- то… — пробурчал сзади Гири.

— Насмотрелся и не на такое.

— Это уж точно…

Веко Баэльта дёрнулось, и он резко обернулся через плечо.

— Чего ты сказал? — прошипел он, чувствуя, как уже не смрад гнили, а злость сжимает горло.

— Говорю — ты точно на такое насмотрелся. Ты ж юстициаром был. Вы и не такое видели, верно? — лицо Гири не выражало ничего, кроме отвращения.

Отвращение видом выпотрошенного трупа? Или…

Нет, он не посмеет. Даже если знает… Много кто знает, много кто смотрит вслед — но никто не говорит.

Не смеют.

Выдохнув, Баэльт вернулся к делу.

И сразу же удовлетворённо кивнул, заметив маленькие точки на руке трупа.

— Уколы. У него тут уколы — тут, тут и тут. Кололи длинной иглой. Несколько раз. С промежутками… — Баэльт криво улыбнулся. Детали собрались в одну общую картину. — Всё ясно.

— Мне лично ни хрена не ясно! — Гири навис у него над плечом.

— Для того ты меня и нанял. Отойди. Видишь это? — Баэльт неопределённо ткнул пальцем в кишки.

— Да уж вижу… — нидринг издал сдавленный звук. — Лучше бы не видел…

— Сейчас посмотришь на кое- что ещё, — мрачно пообещал Мрачноглаз, без тени брезгливости берясь за кафтан нидринга и тяня его вверх.

Будто бы желе тканью обернули…

Кишки с громким хлопаньем вывалились на паркет, заставив Гири охнуть и отшатнуться на шаг прочь. Вонь стала совсем невыносимой — пронзительный запах першил в горле и царапал нос.

— Драть твою мать… — приглушённо прошептал Гири.

— Обрати внимание на края раны. Такие бывают, когда кожа лопается. Он лопнул, понимаешь? — Баэльт покачал головой. — Сгнил, и трупные газы заставили его лопнуть. Видишь — тут и там в кишках разрывы, и…

— О духи, да прекрати ты! — взвыл Гири, заставив Баэльта злобно улыбнуться.

— Если он здесь лежит действительно пару часов, — Баэльт встал и отошёл на пару шагов. — То… Это непреднамеренное убийство.

— Непреднамеренное?! Случайное, да?! — юстициар повернулся к нидрингу — тот возмущённо таращился на него из- за рукава, в который вжался носом.

— Ага. Непреднамеренное. Слышал такое слово?

— Да он тут валяется… С кишками! И вон… Ну…

— Его пытали, — прервал нелепые бормотания нидринга Баэльт. — Он сопротивлялся. Ему сделали укол. Отравленной углой. Я слышал о похожем яде. Причиняет адскую боль. Используется для пыток. В основном.

— Мне побоку, где этот яд применялся. Мне интереснее, почему его применили тут.

— Для тех же пыток, — устало вздохнул Мрачноглаз. — Потом, видимо, дали минуту- две покорчиться — и противоядие. И так три раза. В последний раз… В общем, либо твой друг не выдержал, либо же ему не успели дать противоядие. Убивать его не хотели, уж поверь мне. Пришли узнать о чём- то. Когда поняли, что устроили, перепугались и свалили. Работа ребят не из Веспрема. Веспремские никогда не полезут на цех, даже если их кроет Моргрим. Да и Моргриму не нужны такие проблемы. Эрнест сотрёт в порошок любого, кто попытается покуситься на его цеха.

— Ага, наш славный Торговый Судья… — без воодушевления кивнул Гири. — А Моргрим — это ж тот мудила, который верховодит у всей швали порта?

— Что- то вроде.

— Ха, — фыркнул нидринг. — Он бы сюда точно не сунулся — мы им неплохо приплачиваем за это, да и пару раз нанимали его людей. Так что не он.

— Я тебе про это и говорю, идиот, — почему они все такие глухие ко всем, кроме себя? — Я даже, скорее всего, смогу сказать.

Продолжать он не спешил, буравя взглядом единственного глаза нидринга.

Баэльт позволил себе насладиться тишиной. Затянувшейся паузой.

— Сказать что? — не выдержал Гири.

— Кто это сделал. Ты сам посмотри.

Нидринг вошел и стал рядом с ним, его взор упал прямо на мертвое тело Рибура. Он смотрел на него не больше пары мгновений. А потом отвернулся.

— Не могу я смотреть на это дерьмо… Прости, Рибур, — пробурчал он, снова утыкаясь лицом в рукав. — Я не вижу ничего, кроме трупа. А что видит твой юстициарский взор? — издёвка скользнула по равнодушию и упала в тишину.

Баэльт не отвечал.

Тишина, смешанная со свистом ветра и дробью дождя, успокаивала его.

— Хватит молчать уже! — Гири неловко всплеснул руками. — Говори уже!

— Царапины на полу, — указал Баэльт. — Смотри — тут кто- то из них ногу неплохо так впечатал в пол. Остался след… Что можешь сказать?

— Хм… — Гири осторожно наклонился и провёл рукой по вмятине. — Какие- то странные. Форма подковки не здешняя. Обод каблука какой- то рваный. Будто бы не по контуру оковано, а присобачили пару железных зубьев.

— Так и есть, — волна короткого восторга пробежала по спине. — Келморские сапожища.

— Келморские? — Гири наклонился ниже к следу, недоверчиво щурясь. — То есть — сапоги из Келмора, да?

— Демонски проницательно.

— Из Келмора, который за морем? Келмора, в котором только скалы, вояки и националисты, ненавидящие Ксилматию?

— Ты знаешь другой Келмор?

— Но… Демоны раздерите, зачем?

— Я что, колдун? — недовольно обжёг его взглядом Баэльт. — Хочешь, чтобы я ещё вчера узнал, кто они такие и за каким демоном это сделали? Я вообще более чем уверен, что, когда я назову цену, ты откажешься от моих услуг и понесёшь свою нидринговскую задницу в сторону казарм городской стражи! Пятьдесят — это то, что я уже возьму за осмотр. Я пообещал взять в два раза больше — сто. Плюс ещё двадцать за то, что ты тут зудел над ухом. Итого — сто двадцать. А остальное — если ты хочешь, чтобы я продолжил.

— Сколько ты хочешь? — глухо поинтересовался нидринг.

— Пятьсот.

— Пятьсот?! — взвизгнул нидринг. — Ты одурел?! Может, гниль пробралась тебе в мозги?!

Полуфэйне игнорировал нелепые выпады.

— Пятьсот. И не монетой меньше. Можешь отдать медяками, можешь фольтами — мне плевать. Но сумма останется таковой. Ты знаешь — торговаться бесполезно.

Какое- то время Гири смотрел на Рибура. А потом вздохнул.

— Черт с тобой, — он махнул рукой, сдаваясь.

— Аванс, — напомнил Баэльт, потирая указательным пальцем о большой перед лицом нидринга.

— А сестренку мою ты не хочешь? — язвительно поинтересовался нидринг.

— Не люблю бородатых.

Их взгляды сошлись.

Этот поединок Баэльт выиграл без труда. Виноватые всегда первыми отводят взгляд. А в Веспреме было два типа людей — те, кто в чём- то виноват и те, кто попросту не чувствуют вины.

— Будь по- твоему, — покачал головой нидринг. — Надеюсь, ты меня не разоришь…

— Если не разоришься на меня, будешь утешать себя в перерывах между побоями мыслями о своём серебре, — равнодушно пожал плечами Мрачноглаз. — Будет неловко, если стража от кого- нибудь узнает, что ты, пытаясь замять историю с убийством, уничтожал улики, — он постучал себя указательным пальцем по губе. — Хм. Да и мотивы у тебя были…

— Это что, шантаж?

— Нет.

— А похоже.

— Наверняка похоже. А знаешь, что на что ещё похоже? — Мрачноглаз криво ухмыльнулся. — Твоя рожа на сливу будет похожа, если стража узнает об этом.

Гири снова вздохнул. Тяжело и прерывисто.

— Какой же ты мудак…

— Можешь и меня убить, — пожал плечами Баэльт. — Как ты убил Рибура. Я тогда никому ничего не расскажу.

— Я не убивал никого! — прошипел Гири, хмурясь.

— Страже это расскажешь.

— Хорошо, хорошо, ты нанят! — замахал руками нидринг. Окинул взглядом Баэльта, а затем сплюнул на пол. — Просто заткнись!

— Заткнусь, — пообещал Баэльт. — Когда- нибудь.

С первого этажа они вдруг услышали знакомый голос аргринга, напоминающий скрип метала по камню. К нему присоединился чей- то детский, пронзительно писклявый голосок.

По лестнице поднимался аргринг, а рядом с ним шел чернобородый нидринг. Не надо было быть гением, чтобы понять, что он недоволен.

Баэльт прикрыл единственный глаз в немом раздражении. Недовольные всегда больше вопят и буянят, чем говорят что- то дельное.

— Гири, что за дела? — никогда еще полуфэйне не слышал такого писклявого голоса у нидринга. Впрочем, всё когда- то случается впервые. Хотя… Баэльт был не против проснуться в постели с тремя миловидными девушками сразу. Когда же этот первый раз?

Очевидно, никогда. Зато вот писклявый голос — вот это пожалуйста! Выколотый глаз — да пожалуйста!

При мысли о глазе его рука дёрнулась к повязке — зуд сводил с ума, и ему стоило огромного труда сдержаться.

— Сначала ты запираешь меня в конторе! Потом твой громила врывается ко мне и утаскивает меня оттуда силой, попутно раскидав мои записи! — продолжал пищать нидринг. — Я их два месяца сортировал! И был этим, между прочим, занят, демонски занят! Какого демона тут происходит?! Ты обещал позвать, когда найдёшь Мрачноглаза. Неужто этот худосочный заморыш — он?!

— Серьёзное оскорбление… Сделанное несерьёзным голосом, — проговорил Баэльт.

На заросшем черной бородой лице сверкнула улыбка, в свете единственного горящего факела блеснуло несколько золотых зубов.

— А ты начинаешь мне нравиться, юстициар.

— А твой писклявый голосок начинает действовать мне на нервы, — абсолютно искренне ответил Баэльт.

Нидринг нахмурился.

— Я так и не понял, уважаемые, чего вам от меня надобно? Оскорблять мои недостатки? Этим и без вас может бесплатно и без ущерба моей работе заниматься моя жена!

— Мне нужно поговорить с тобой, — устало пробормотал Баэльт. Кажется, этот из болтунов. Значит, когда наступит очередь вопросов, будет нести всякую ахинею. И ничего нужного.

— Так на кой черт вы притащили меня сюда?! Может, стоит поговорить в более благоприятных условиях?! Вы бы ещё в канализацию утащили меня! Мать вашу, профессионалы! Да засуньте себе в задницу ваш профессионализм!

Все вместе они спустились на первый этаж под грохот грома и писклявую ругань Богура, и, завернув обратно в рабочий цех, проследовали в другую сторону, где виднелась дверь в контору Богура.

Дверь, отворенная нидрингом, впустила юстициара и остальных в просторный кабинет. Богур прошел вперед и уселся за стол перед ними, жестом предлагая сесть напротив. Гири двинулся было садиться, однако полуфэйне, повернувшись, бесстрастно произнёс:

— Я буду говорить с ним один.

Богур бросил быстрый встревоженный взгляд на Гири.

— Ты же не… — пропищал счетовод, но Гири уже закрывал за собой дверь.

Богур выдохнул и покачал головой.

— Камнелюб проклятый… Тоже мне, помощник…

А потом перевёл взгляд на Баэльта. Кажется, он думал, что его взгляд выглядит угрожающим.

Возможно, он и был угрожающим. Вполне вероятно. Но Баэльта это не впечатлило.

Раскат грома заставив окна вздрогнуть в деревянных рамах. Вспышка молнии на миг осветила тусклую комнату.

— Я думал, ты будешь задавать вопросы, — пропищал Богур, складывая руки на груди.

— Верно. Я бы хотел послушать, у кого были причины убивать вашего цехмейстера, — для начала подойдёт спокойный, ровный голос.

«Впрочем, будто бы я могу говорить по- другому.»

Богур недоумевающе посмотрел на юстициара, который приблизился к столу и смотрел теперь на нидринга сверху вниз.

— Я думал, тебя наняли для того, чтобы ты узнал.

— Ты знаешь, что мне надо услышать. С кем конфликтовал Рибур? Кто зарился на ваши дела? Остальные цеха кузнецов вас не особо любят — литьё у вас лучшее в городе. Значит, враги у вас были.

— И, тем не менее, ничего о них не знаю, — скривив губы, покачал головой Богур.

Баэльт медленно, плавно выдохнул.

Каждый раз одно и то же. Каждый зачем- то темнит. Отказывается говорить то, что не стоит и ломаного фольта.

— Не знаешь, — тихо повторил он.

— Абсолютно ничего, — развёл руками счетовод.

— Поставлю- ка я тебя первым в списке подозреваемых. Будет забавно, если у тебя найдут что- то, что будет говорить о твоей вине. Даже если ты будешь не виноват, — Баэльт смотрел пристально на нидринга, наслаждаясь изменением в его лице. Он уверенно- наглого — в злое, а затем — в испуганное.

Демоны, как же он любил свою работу.

— Нет! Я действительно…

— Херня, — отсёк Баэльт, глядя на переносицу нидринга. У него что, брови срослись?.. — Что мешает тебе сказать всё как есть? Сомневаюсь, что что- то серьёзное.

— Торговая честь, — гордо произнёс Богур, на миг даже вернув себе уверенный вид.

— Торговая честь? — фыркнул Баэльт. — Взаимоисключающие вещи. Не будь идиотом, Богур.

— Ладно, признаю — нам не особо легко в веспремском кругу цехов. Может, враги у нас и есть… Но это не они, Мрачноглаз, я тебя уверяю. Они бы не стали…

— Позволь мне решать, — холодно попросил Баэльт, перегнувшись через стол. — Советую в этот раз дать мне более полный ответ. Иначе мы вернёмся на второй этаж, и я поеложу твоей рожей по кишкам твоего бывшего цехмейстера. Чтобы ты осознал, какая тут честь замешана. И да — это не шутка.

Лицо Богура побелело от страха, но он быстро взял себя в руки.

— Я правда и понятия не…

Звук удара по столу заставил вздрогнуть нидринга.

— Там, наверху, следы сапог, — спокойно проговорил Баэльт, щурясь. — Видимо, сапоги не могли убить Рибура — наверняка их кто- то носил, не считаешь так?

— Считаю, — покладисто кивнул Богур.

— Молодец. Я тоже так считаю. А теперь добавлю тебе пару деталей. Сапоги явно келморские — эти уродливые подобия обуви давно уже стали символом их армии.

— Верно, — нидринг осторожно кивнул.

— Значит, носит их кто- то из бывших вояк. Кто- то ещё не успел привыкнуть к нашим местным, великолепным обычаям. Кто- то, кто думает, что носить грохающие сапоги в нашем тихом городе — хорошая идея.

— Приезжие, — Богур нахмурился.

— Верно. А я, в силу своего ремесла, знаю всех приезжих ублюдков, которые зарабатывают похожим путём.

Взгляд нидринга был прикован в столу.

— Так вот — из головорезов и просто мудаков за последнее время из Келмора к нам не прибыло ни одного бывшего солдата. Здешние же знают веспремский уклад и не возьмутся за такое. Ни за какие деньги. И это ставит меня в некоторый тупик, понимаешь?

Богур всё так же не поднимал взгляда.

— Вижу, что понимаешь, — удовлетворённо кивнул Баэльт. — Всё это значит, что убийство было совершено не какими- то задрипанными налётчиками. Не убийцами даже — тогда бы сделали всё чище, красивее и тише. Сюда ворвались бывшие вояки, желая добиться чего- то от Рибура. Добиться с помощью дорогого яда. Который могли использовать лишь весьма состоятельные наёмники. Или, по крайней мере, который был им дан кем- то состоятельным. Так я спрошу еще раз — кто это мог быть?

Лицо нидринга пошло багровыми пятнами.

Баэльт мысленно поздравил себя с приближением на шаг к ответам.

— Не лопни от напряжения. И постарайся выдать мне правдоподобную ложь. Я устал от нелепостей.

— Да за кого ты себя принимаешь?! — взвился нидринг. — Я сейчас позову Гири, и он со своими бугаями вышвырнет тебя отсюда по кусочкам! Ты, кажется, хотел поговорить! Но всё это мало похоже на разговор! Ты…

Он резко задохнулся, когда Баэльт схватил его за грудки.

— Пожалуй, прогулка наверх всё же потребуется. Думаю, Гири не будет против.

Нидринг затрепыхался, испуганный и снова побледневший. Он пытался сказать что- то, но из его рта рвался лишь запах чеснока и нечленораздельные хрипы.

Городские нидринги. Баэльт их ненавидел. Слабое подобие своих горных сородичей. Обмякшие, трусливые и жадные. Не все, конечно, но судят- то по большинству.

— Ну, давай, — Баэльт слегка встряхнул его, стиснув челюсти. — Начинай говорить, иначе мы пойдём наверх.

— Это не они, — прохрипел нидринг, пытаясь выкрутиться из захвата.

«Ты мог бы раз двинуть меня в челюсть — и я выплевал бы половину зубов. Но ты слишком труслив, счетовод.»

— Тогда идём наверх. Попробуем дать тебе понять, как обстоят дела.

И он не выдержал.

— Да хрен его знает, что б тебя демоны разорвали! Гус всё просил сотрудничества, а Рибур отказывал!

— Первое имя. Уже лучше. Кто ещё? — холодно спросил Баэльт, с силой тряхнув нидринга. Зубы заскрипели от напряжения, а капли пота уже побежали по лбу.

— Алан, этот мерзкий ублюдок, Рибур был должен ему! И Моргриму!

Баэльт разжал кулаки, позволяя нидрингу упасть на стул.

— Всё? — тихо спросил Мрачноглаз.

— Нет, — пропыхтел нидринг, стараясь отдышаться. — Нет… Ещё у нас были проблемы в Торговом Совете… Рибур уклонился от одного налога. У него было право так делать, но остальным это право не показалось убедительным…

— А что другие цеха?

— Мы с ними ладим в последнее время… — Богур быстро утёр лоб от пота. — Рибур работал над проектом объединения всех кузнечных цехов в Веспремский литейный цех. Это всё, что я знаю… Честно.

Баэльт кивнул.

— Это мне от тебя и было нужно, — тихо сказал он.

Развернувшись, поправив шляпу и воротник плаща, Баэльт покинул, наконец, контору счетовода под сдавленный кашель и проклятья.

А через пару быстрых шагов он вернулся на улицы Веспрема.

Жёсткий холодный ветер налетел на него, а дождь приветственно забил по коже плаща. Баэльт смахнул пару капель с лица и поднял глаза на плотно обступившие его силуэты домов.

Тусклый свет фонаря вырывал из темноты узкую старую улицу. Посыпавшаяся и потемневшая от дождя побелка, гниющие кости балок, неровная мостовая… Всё это вызвало тусклую улыбку у юстициара.

Вы ждали меня, костлявые, покосившиеся и обшарпанные друзья?

Дома не ответили ему, тускло мерцая тёплым светом из- за грязных окон.

Гири расположился под небольшим навесом, сидя на ящиках и грея руки у жаровни. Рядом громоздились его клыкастые дуболомы, похожие на огромные мокрые валуны.

— Как прошло? Судя по звукам, очень эффектно, — полуфэйне показалось, что он увидел тень улыбки на лице нидринга.

Разумеется. Вы же ненавидите друг друга. Городские крысы…

— Не только эффектно, но и эффективно, — уверил он, доставая из кармана плаща плакт. Запалив тонкий прутик о жаровню, он затянулся. — Я должен исключить самые очевидные варианты. Чтобы быть уверенным, что копать нужно глубже.

— Тебе виднее, — апатично заметил Гири, растирая руки над огнём. — Главное — сделай это побыстрее. Мне ещё нужно закрыть цех и… Прибрать. Так что можешь идти.

— Спасибо, что разрешил.

На улице пахло землей и сыростью. После цеха эти ароматы казались Баэльту благовонием. Он поглядел на пустые улицы, залитые водой, поглядел на угрюмые, в потёках дождевой воды дома, на небо, которое и не думало проясняться.

— Возвращайся поскорее, Мрачноглаз, — Гири протянул ему свою руку.

Баэльт проигнорировал этот жест. Он уже шагал под дождём вглубь ремесленного квартала, в сторону ворот квартала жилого.

Ему нужно было выпить.

Глава 3

Дождь приглушённо барабанил по крыше и грязным, едва пропускающим свет окнам. Тяжёлые капли медленно стекали по стеклу, искажая слабый свет с улицы. На пару мгновений стекло стало золотым с серебряными разводами капель — мимо прошёл отряд стражи с факелами в руках. Однако вот они завернули за угол, и свет исчез.

— Интересно, чего им тут надо? — протянул Мурмин, уныло уставившись в окно.

— Того же, чего и всегда — сделать вид, что они что- то делают, — сонно ответил Баэльт.

Всё убогое здание таверны «Пьяная подкова» было забито людьми, а потому от шума можно было оглохнуть. Обычная смесь таверны после рабочего дня — крики, смех, чьи- то визги, стук кружек и разговоры. Запахи пота, дешёвого эля, пива, вина. Запахи похоти, усталости и отчаянья, которые пытались утопить в веселящем хмеле.

Всё это походило на праздник во время погребения. Да и лица под стать — усталые маски растягиваются в улыбках, тусклые глаза слезятся будто бы от шуток.

Свадьба на костях.

Сюда не приходили за новостями, собеседниками и приятной едой. Самыми ходовыми новостями тут были личности новых шлюх из ближайшего борделя, лучшим собеседником мог быть чудом попавший сюда ветеран, ещё не напившийся до беспамятства. А лучшей едой тут было бы отсутствие всякой еды.

Сюда приходили, чтобы напиваться. Чаще всего в этом зале был слышен лишь шепот тихих переговоров крайне тёмных личностей. Сегодня же таверна надрывалась исступлённым криком умирающего безумца — моряки с пары кораблей решили обогатить хозяина этого убого места.

Полуфэйне грустно вздохнул — раньше его привлекало в этой хибаре то, что здесь было тихо и безлюдно.

Какой- то заросший щетиной детина сильным хриплым голосом вещал, что угощает сегодня всех. Монеты летели из его рук и падали на пол, где их торопливо подбирали служанки. Моряки хохотали и задирали им подолы, к неубедительному и вялому возмущению девушек. Однако дальше дело не шло.

Пока. Вопрос лишь в количестве выпитого.

Детина, сев на стол и усадив улыбающуюся смущённой улыбкой служанку на колени, рассказывал какую- то чушь благодарным слушателям. До сонного Баэльта доносились отрывки фраз о Ксилматии, Келморе и каких- то леди.

Он не вслушивался — ему было глубоко наплевать на всех, кто окружал его в этот вечер.

Впрочем, он начинал чувствовать раздражение.

Он пристроился в дальнем конце комнаты, в самом мрачном углу, сложив руки на груди и угрюмо глядя на кружку с вином. Видел бы его сейчас отец.

Подающий когда- то надежды полуфэйне похож на уличного грабителя и хлещет мерзкое людское пойло, которое кто- то поимел наглость назвать вином.

Удручающая картина, подумал Баэльт, слегка поднимая голову и глядя в искорёженное отражение на окне. Как и всё вокруг. Хоть я и ненавижу этот город, я его часть. Как и он — часть меня.

Мурмин что- то говорил, но Баэльт привычно не слушал. Нидринг редко рассказывал что- либо полезное. Или хотя бы интересное.

К тому же, сейчас Баэльт не хотел ни о чём думать.

— Я вам клянусь своим мечом, после битвы вода в Веруге на день окрасилась в красный! Конечно, Ксилматия нас озолотила, но потеряла на этом не сильно много — из сотни нас осталось- то человек пятнадцать! — особо громко, видимо, подводя итог рассказу, прокричал наёмник. Немногие слушали его внимательно и начали что- то весело спрашивать.

Жаль. А Баэльт понадеялся, что это издевательство над покоем закончилось.

— Потом? — хохотнул детина. — Потом я на пару десятков дней поселился в борделе! — одобрительный хохот заставил и рассказчика улыбнуться, обнажив плохие зубы. Он обвёл слушающих довольным взглядом и встретился глазами с Баэльтом.

И приветственно кивнул ему, всё ещё улыбаясь.

— Он меня раздражает, — угрюмо заключил полуфэйне, перебивая Мурмина.

— Баэльт, сукин ты сын! Ты слушал меня вообще или нет?! — возмутился Мурмин. Баэльт слегка приподнял шляпу и угрюмо взглянул на друга протяжным взглядом. Нидринг взгляд выдержал, равнодушно глядя ему в глаза, слегка приподняв бровь.

— Нет, — ответил Баэльт и снова опустил край шляпы на глаза. Ему не хотелось видеть ничего — ни окружающего его хаоса, ни довольной рожи рассказчика, ни осуждающего взгляда лучшего друга.

— Иногда я и сам не понимаю, почему мы вообще общаемся, — уныло проговорил нидринг, допивая остатки пива из кружки. — Этна, дорогая, плесни ещё мне этой мочи, что твой дядюшка называет пивом! — он перевёл свой взгляд с бёдер полноватой девушки- служанки на друга. — Обычно ты хотя бы немного разговариваешь, Мрачноглаз. Твой язык всё ещё при тебе?

Баэльт устало вздохнул.

— Здесь полно народа, и меня это раздражает, — произнёс он. Его взгляд обратился к шумно хохотавшему и щупавшему грудь служанки крикуну. — А ещё больше раздражает меня только он.

Мурмин окинул оценивающим взглядом заводилу.

— Обычный наёмный ублюдок. Наверняка будет пить тут пару месяцев, пока не спустит свои деньги и не примкнёт к кому- либо ещё. Готов сто фольтов на это ставить, честное слово. Только погляди на его харю.

— Не уверен, — неопределённо проговорил Баэльт, осторожно пробуя вино.

Если бы от отвратительного вкуса можно было умереть, он был бы мёртв трижды.

— И в чём же ты не уверен, мрачная рожа?

— Не уверен что у тебя найдется сто фольтов, — парировал полуфэйне. В ответ он услышал лишь горький смешок.

— А ведь раньше для нас такие деньги были делом одного дня. Всего лишь пара слов в подворотне купеческого квартала, пара угроз, блеск кинжала — и всё, деньги наши. А теперь… Я знаю, почему ты торчишь здесь. Как и я. Потому что у нас нет денег на то, чтобы напиваться где- то ещё.

— Мы завязали с этим, Мурмин, — нахмурился Баэльт и поправив повязку на правом глазу.

— Завязали- завязали, — кивнул нидринг, тоскующее глядя на пламя свечи, что оплавилась посреди стола. — Но деньги…

— Для меня и сейчас такие деньги — дело одного дня, — пожал плечами бывший юстициар.

— Оно и видно.

К столу снова подошла служанка, недовольно глядя на Баэльта. Она тяжело поставила тяжёлый глиняный кувшин с вином и кружку с пивом на стол, расплескав едва ли не половину содержимого.

«Примерно пятнадцать фольтов», — отстранённо приметил цену расплёсканному Баэльт.

А потом поднял на неё взгляд единственного глаза и проскрипел недовольным голосом:

— Каким бы плохим вино не было, проливать хотя бы каплю — глупость.

Глаза девушки широко распахнулись. Тупые, но красивые глаза.

— Я принесу ещё, сир юстициар! — дрожащим голосом заверила она, разворачиваясь и спешно проталкиваясь через толпу. По пути она вихляла задом так, что Мурмин долго не мог оторвать взгляда.

И взгляд этот выражал равные доли презрения и похоти.

Взгляд Баэльта на друга выражал лишь презрение.

— Ты такая щедрая, мать твою дери, — бросил нидринг вслед служанке. — Тебя бесит тот хмырь, Баэльт, а меня бесит этот ходячий окорок. С одной стороны, я люблю её толстую задницу, а с другой — терпеть не могу, когда она так ею виляет. Она же служанка, а не шлюха, дерите демоны её в задницу! — пробурчал нидринг, отпивая из кружки пива.

Баэльт молча последовал его примеру.

— Я сегодня весь вечер буду разговаривать сам с собой? — недовольно поинтересовался нидринг.

Баэльт потёр виски — от гула его голова начинала болеть.

— У меня большие проблемы с деньгами, а с недавнего времени — ещё и с работой. Новое дело. Странное.

— В подробности ты, как всегда, вдаваться не будешь? — безразлично спросил нидринг, снова делая глоток из кружки. Баэльт тоже отпил немного вина. Во имя всех богов, какой ненавистник всего живого делал это вино?

— В этот раз меня просили не распускать язык. Но если понадобится твоя помощь — я скажу.

— А то, — недовольно покачал головой нидринг. — Не помню ни случая, когда бы ты умолчал о своём бедственном положении. У тебя- то хоть работа есть. А я? Бедный старина Мурмин никому не нужен! В цехи меня не берут — мол, недостаточно умел в кузнечестве. Охранником меня видеть не хотят — не доверяют. Демоны раздерите меня, да меня даже вышибалой не взяли, Баэльт, — грустно вздохнул он. — А из- за тебя к завтрашнему утру я останусь без последних денег. И, раз уж речь зашла о деньгах и работе, позволь всё же полюбопытствовать — какого хрена ты сидишь тут, раз у тебя есть дело?

Баэльт пожал плечами.

— Набиваю себе цену. Если бы я ломанулся делать всё прямо сейчас, то выглядел бы как оборванный голодранец, которому обязательно нужны деньги к завтрашнему вечеру.

— То есть, выглядел бы таким, каков ты на самом деле, — заключил нидринг.

— Именно.

— А твой медальон? Никто ещё им не интересовался?

Баэльт скривился.

Неприятная тема. Опасная.

— Три года не интересовались — чего бы сейчас заинтересоваться? — он тихо и устало вздохнул. — Но это не может продолжаться до бесконечности. Рано или поздно меня найдут и посадят в Котёл.

— Мы уже в Веспреме, дружище, — грустно улыбнулся нидринг. — Он как большая тюрьма для всех в нём живущих, только без надежды на освобождение.

Некоторое время они молчали.

— Слушай, если этот парень так сильно не нравится тебе, может, уйдем? — предложил Мурмин, с сожалением беря с тарелки из чёрствого хлеба последний ломоть вяленого мяса. — Пойдёт к Каэрте…

— Мурмин, — Баэльту не надо было даже впускать эмоции в голос — нидринг и так всё понял.

— Ладно, ладно… Не любит она меня, эта твоя Каэрта.

— Это потому, что при первой встрече ты пытался её изнасиловать.

— Возможно. Никогда не разбирался в вашем тонком фэйнийском характере.

Баэльт, выудив из кармана плаща плакт, запалил тонкий прутик о свечку. Закурив, он пустил дымок в сторону друга, на что тот раздраженно отмахнулся.

— Не делай так. Ты же знаешь, я этого не люблю.

— Знаю, — кивнул Баэльт. — Поэтому и делаю.

— Кстати, тебе эта отрава не нужна? Через пять дней Морир приплывёт с грузом, я мог бы договориться. Быть может, меня даже наймёт — склады охранять хотя бы… — с мясом было покончено, и Мурмин без ложной скромности принялся за чёрствый хлеб тарелки, вымачивая его в пиве.

— Было бы кстати, — сказал Баэльт, затягиваясь. На этот раз дым, извиваясь, стремительно поднимался к потолку. Эти белёсые разводы закрыли от него часть помещения, а гул будто бы отступил. В голове стало легко и пусто.

Всё же плакт был восхитительной вещью.

— И всё же, — недовольно поёрзал нидринг. — Давай двинемся к Каэрте. У неё хотя бы есть очаг, а мне как- то не очень хочется снова спать в подворотне.

— Поздно, — покачал головой Баэльт.

Он начал слушал.

— Самые лучшие шлюхи — полуфэйнийки! Красота, ловкость и мастерство от фэйне, бессовестность и страстность от людей! — хохотал детина, вывалив крупную грудь служанки и сжимая её в руке под хохот компании. — Честно говоря, мне кажется, что все полуфэйнийки — просто прирождённые шлюхи!

Взгляд Баэльта приобрёл болезненную чёткость, а сердце застучало чуть быстрее.

— Помнится, я трахал как- то одну из них… Так она пищала, как несмазанные петли ворот!

Баэльт резко, резче, чем хотелось бы, одёрнул шляпу. Демоны бы побрали его — стоило снять её вовсе. Однако он чувствовал себя неуютно без неё. В конце концов, эту шляпу ему подарила Тишая.

В голову у него снова возникла она, сначала улыбающаяся и приветливая, а потом холодная, валяющаяся на полу в луже крови.

Изнасилованная. Убитая. А он ничего не смог сделать. Не смог защитить.

Самое обычное убийство. Было бы — если бы случилось не у него на глазах. Не с ним.

Не с его женой.

— С тобой все в порядке? — спросил Мурмин, щурясь. Он слегка перегнулся через стол, стараясь взглянуть в глаза другу. — Баэльт?

— Да… — едва слышно прошептал бывший юстициар. Мурмин вздохнул.

— Это просто очередной дурак, — успокаивающе проговорил нидринг. — Сколько уже шуток отшучено про шлюховатость полуфэйне, бородатость женщин моего рода и уродливость аргрингов? Пора бы и привыкнуть, а? Тем более, все мы знаем, что женщины- нидринги вовсе не бородатые!

Баэльт слегка склонил голову в знак согласия, чувствуя, как пальцы сами собой сжимаются в кулаки.

— А ты послушай подольше пары мгновений, — посоветовал он прохладным тоном.

Мурмин прислушался.

— Я тебе клянусь, в Ксилматии они сами платят, чтобы кто- нибудь их трахнул! Как угодно, куда угодно и где угодно! Говорят, их тут много водится — может, стоит походить да поискать таких?

Нидринг вздохнул и привычным движением хрустнул пальцами. Потом — шеей. А потом встал и направился сквозь толпу, легко распихивая подвыпивший народ.

Баэльт, одним глотком допив остатки вина, двинулся вслед за ним. Может, в них говорило вино. Может, они оба были на пределе. А может, они слишком любили Тишаю. Как подругу и жену.

Он не знал. Главное — просто добраться до мудака.

Под глухое ворчание, Баэльт проталкивался через галдящих выпивох.

Он даже будто бы не качался на ходу. Будто бы.

— А я смотрю, к нам не перестают подтягиваться люди, — радостно заявил детина, переводя взгляд с замершего перед ним насупленного нидринга на мрачного полуфэйне. — Или не совсем люди! Чего хмуримся? Давайте лучше выпьем, и всем будет веселей! Ну- ка, давайте сюда кружки!

— Зря, — коротко произнёс Баэльт, делая шаг вперёд.

— Что зря? — мощный удар кулака Мурмина прервал зачинщика веселья, повалив того на пол.

Кровь вскипела, и Баэльт с наслаждением заехал ногой по лицу упавшего.

С размаху. Подкованным носком. Раздавшийся хруст обласкал ему слух и заставил прохрипеть что- то бессмысленное в упавшей тишине.

— Вот ещё, — он замахнулся, однако его руку перехватили.

Мир снова ожил и вскипел жизнью.

Моряки бросились на них — никто не бил их, их лишь оттаскивали от стонущего на полу мужчины. Гул сменился восторженным хохотом.

Баэльт не сопротивлялся — позволил своему телу безвольно повиснуть в крепких руках моряков.

Толпа чувствует кровь и забавы раньше, чем они покажутся на горизонте. И лучше не злить её тогда, когда она уже восхищённо ревёт и требует зрелища.

— Какого демона?! — рявкнул наёмник, вскакивая с пола и тут же бросаясь на Баэльта. Однако на нём тут же повисли ещё трое крепких моряков. — Опустите меня, я из него всё дерьмо выпущу! Вы что, сброд веспремский, только по двое и можете?! А, сукины дети, отпустите меня, я им покажу!

— Зубы- то хоть вкусные? — угрюмо поинтересовался Мурмин, вызвав хохот моряков. Похоже, они находили ситуацию крайне забавной.

Чего ещё ожидать от пьяного, воняющего потом сброда, подумал Баэльт.

— А ну прекратили, засранцы! — рявкнул кто- то из толпы. Между моряками выбился хозяин таверны, широкоплечий здоровяк, возвышавшийся почти на голову над толпой. — А ну пошли вон отсюда, все трое! Хотите драться — деритесь на улице, нехрен мне погром устраивать! Как кровь поостынет — возвращайтесь!

Баэльт вздохнул, однако холодной ярости в нем не убавилось. Моряки отпустили его, продолжая что- то бормотать со смехом. Однако их он не слушал.

— Хочешь сразиться по- настоящему, по- мужски? — спросил мужчина с залитым кровью лицом, вырываясь наконец из хватки моряков. — Со сталью в руках? Или снова налетишь на меня со своим ручным нидрингом?

Баэльт молча дотронулся до меча и, благодарно кивнув морякам, направился к выходу.

Ливень на улице обдал ледяными струями лицо, чуть- чуть освежая мысли. Мрачное, тёмное небо было затянуто тучами, и это небо вместе с грязно- жёлтым светом отражалось в огромных лужах.

Хорошо, что я тут ненадолго, подумал Баэльт. Очень ненадолго.

Столпившись у входа, пьяные гуляки молча глядели на них.

Баэльт одним движением снял шляпу и подал её угрюмо молчавшему Мурмину, который уже промок до нитки под потоками воды. Взгляд нидринга был холоден и смотрелся жутко из- под облепивших массивное лицо волос.

Меч сам порхнул в руку.

Главное — не убивать. Покалечить — можно. Но не убивать. Слишком много шуму.

Человек стоял напротив него, обнажив неплохой с виду клинок. Тяжёлый, явно ксилматиейской работы. Длиннющий, тяжёлый с виду.

Баэльт с чувством холодного превосходства поднял свой меч. Короткий, лёгкий, острый. Прощальный — и единственный — подарок отца перед тем, как Баэльт покинул Лаэ- Корте.

Впрочем, какая разница, что у него в руках? Даже пьяный карлик- калека со сломанной пикой победит этого детину.

— Пусть боги рассудят то, что не в силах рассудить слова, — громко проговорил человек, свободной от меча рукой быстро утирая кровь с лица.

Толпа молчала — были слышны лишь барабанная дробь дождя, стоны из соседнего с таверной дома и звуки драки котов из подворотни.

Все отодвинулись назад, освобождая место для поединка.

Баэльт сосредоточился. Его соперник, выставив вперед меч, начал медленно приближаться на полусогнутых ногах.

Ясно, типичный солдат. Абсолютно незнакомый с веспремским стилем боя. Наверняка действительно рубился в многих битвах и привык к строю…

Человек ринулся на него.

Баэльт легко отскочил назад. Пригнулся под косым ударом. Отшатнулся от удара сверху.

Одного пропущенного удара хватило бы, чтобы разрубить меня, подумал Баэльт, переводя дух.

Только вот этот мудила слишком медленный.

Завершив серию ударов, мужчина отскочил назад, переводя дыхание.

«Никогда не думал, что буду вступаться за мертвых. Разве что после дождя…»- пронеслось в голове у юстициара. Его волосы промокли и прилипли к лицу, капли били по глазу, попадали за шиворот.

Человек тряхнул головой, убирая волосы с лица.

— Доволен? — прошипел он.

— Нет.

Баэльт рванулся вперед, проскользнул под выпадом и приставил клинок к горлу мужчины.

— Кажется, я выиграл, — прохрипел он ему в лицо. — И даже не запыхался.

Что бы на это всё сказала Каэрта? Скорее всего, надавала бы ему по голове.

— Неплохо, — прохрипел мужчина, медленно кивая. Меч с грохотом выпал из его руки на мостовую. — Я был бы признателен тебе, если бы ты не убивал меня. Даже спасибо скажу.

Толпа всё так же молчала. Неужели остались ещё люди, которые помнили, что кровь и смерть — не развлечение? Баэльт был приятно удивлён.

— Ты мог бы убить меня, — заметил Баэльт, не спеша убирать клинок от горла мужчины.

— А ты можешь убить меня сейчас.

— Справедливо, — Баэльт убрал клинок и отошёл на пару шагов.

Мужчина утёр воду с лица. На его лице проступило удивление.

— Вот так? И никакой крови?

— Разве что чуть- чуть.

Рана легла поперёк плеча, вспарывая промокшую рубаху. Человек от удара откинулся назад с диким криком.

Никто не сдвинулся с места.

— Возможно, ты когда- нибудь поблагодаришь меня, — расслабленно проговорил Баэльт, вытирая клинок платок.

Он кивнул гулякам в сторону человека, и они бросились к нему. Надо же. Помогают, а не обирают, как обычно. Неужели что- то меняется в Веспреме? Или же это потому, что эти люди — не из Веспрема?

Баэльт не знал ответа. И не хотел знать. Он прикрыл глаз и попробовал просмаковать момент, когда до детины дойдёт, что меч в руках он более держать не сможет.

Но наслаждения не было.

Тишая бы накричала на него за такое.

А ему это всё было безразлично. До боли безразлично. Он должен был запыхаться. Должен был чувствовать удовольствие от победы.

Но чувствовал лишь тяжёлые прикосновения мокрого плаща.

Мурмин подошёл к нему тяжёлым шагом. Он протянулюстициару его любимую шляпу.

— Пошли отсюда, Мрачноглаз. Здесь нам больше делать нечего. Совсем.

Поправив шляпу, Баэльт снова взглянул на собравшихся зрителей. Переводя взгляд с наёмника на юстициара, они молчали.

На их лицах не читалось ни осуждения, ни гнева. Лишь какое- то глухое непонимание.

Тишая, что я сделал не так?…

Баэльт слегка отсалютовал морякам. И, развернувшись, поравнялся с шлёпающим по лужам Мурмином.

— К Каэрте? — мрачно поинтересовался Мурмин.

— Мурмин.

— Ладно, ладно…

Дождь и город поглотили их.

Глава 4

Дождливое утро в Веспреме никогда не радовало никого. Как и любое другое утро тут вообще. Говорили, что раньше, когда тут не было факторий, утром можно было видеть радостные лица. Кто- то ещё умел наслаждать жизнью. Однако теперь, когда из северный части города в тёмно- синее небо поднимались шлейфы тёмного дыма, всё было по- другому. Раньше люди жили проще. Легче. Свободнее.

Но когда Веспрему даровали Торговое право, всё изменилось. Люди сошли с ума, всем внезапно понадобились деньги.

Забавно, скривился Баэльт. Стоило получить свободу, как все стали зависимы. Король отпустил их — но звон и блеск золота держал сильнее всяких цепей.

Он мрачно разглядывал из- под шляпы унылые, обшарпанные стены улочек торгового квартала. Капли дождя медленно падали с неба. Пока этот дождь был слабым, однако юстициар знал — ближе к полудню он превратиться в ливень, а едва- едва светлое небо снова потемнеет, как ночью.

Когда- то Веспрем был городом красивым и гордым. А теперь превратился в крайне прибыльную помойку.

Мимо него по камням мостовой прогрохотала тележка с рыбой. Толкающий её торговец смерил юстициара усталым, сонным и злым взглядом. Баэльт ответил ему тем же. Вежливость за вежливость.

За тележкой тянулись длинной чередой коты. Облезшие, грязные, израненные. Их можно было принять за кучки грязного тряпья, если бы не громкий, умоляющий скрип, что они издавали.

Рано утром торговый квартал спал. Встретить тут можно было лишь воров, что спешили убраться с улиц до полного наступления дня, да торговцев, что шли открывать лавки или же спешили с лотками к самым прибыльным местам.

И, разумеется, нищие, что ковыляли в сторону храма Двоих к утренней службе. Когда горожане выйдут из храма, сонные и утомлённые долгой и нудной службой, на них налетит эта оборванная, вопящая толпа, вымаливая деньги на еду несуществующему голодному сыну. Жрец выйдет из храма, прикрикнет на нищих, а потом попросит милостивых горожан пожертвовать несколько монет тем, кто влачит более жалкое существование.

А потом, когда улыбающиеся, довольные тем, что сделали богоугодное дело горожане разойдутся, нищая братия поделиться добычей со жрецом.

Этот город прогнил, и лишь чудо удерживало его от падения.

Хотя… Куда падать? Может быть, падения не случается, потому что все они уже достигли самого низа?

Босоногий, кашляющий парень со спутанными волосами выглянул из переулка, и, завидев мрачно шагающего Баэльта, тут же спрятался обратно.

Баэльт неторопливо шагал по грязным улицам, втягивая в лёгкие дым плакта. Ему надо было наведаться к Каэрте. Во- первых, он её давно не видел. Во- вторых, ему нужно было спросить совета.

Хотел бы он, чтобы первая причина была важнее.

Наконец, нужное здание показалось впереди. Обычный двухэтажный дом, ничем не выделяющийся в ряду других таких же домов.

Серебристые буквы на вывеске давным- давно стёрлись, однако окрестным горожанам вывеска и не была нужна. Они и так знали, что и где найти.

Мимо него сонной группой прошли рабочие, уныло молчащие. Баэльт проскользнул мимо них, краем глаза приметив в переулке сзади кашляющего парня. Карманник, подумал юстициар. Раньше он бы предупредил рабочих, окрикнул бы их, спугнул бы вора.

Но не теперь. Теперь ему за это не заплатят. Значит, делать это смысла нет.

Он толкнул дверь и вошёл в тёмное, тесное помещение. Множество стеллажей со склянками, растениями и прочей этой лекарской гадостью приникли к стенам, почти не оставляя свободного места. В воздухе стоял запах трав и чего- то ещё, что непривычно щипало нос.

— Баэльт, если ты не прекратишь курить тут, я обещаю, это станет твоим последним визитом сюда, — раздалось откуда- то.

Баэльт снял шляпу и позволил длинным седым волосам рассыпаться по плечам.

Каэрта поднялась из- за прилавка, сонная и усталая.

Её большие, красивые карие глаза смотрели на него зло. Она всегда за что- то на него злилась.

Может, за отсутствующий глаз? За то, что от него пахло тайнами и вином? За то, что он мало походил на её идеал?

Он не знал. Ему было плевать.

Баэльт пожал плечами и, приоткрыв дверь, вышвырнул на улицу дымящуюся веточку.

— Твои капризы мне дорого обходятся. Ты хотя бы понимаешь, сколько стоит плакт сейчас?

Каэрта сонно потёрла глаза.

— Нет. И не хочу знать. Мне достаточно знать две вещи. Первая — эта гадость вредит твоему здоровью.

— А вторая? — Баэльт не спешил к ней. Он делал вид, что находит занимательным содержимое нескольких бутылочек. Что угодно, чем отвратительные прикосновения.

— А вторая вещь — это то, что ты тратишь безумные деньги на эту отраву. Деньги, которые я тебе даю вовсе не для этого.

Повисло молчание. Неловким его назвать было нельзя — Баэльт привык молчать, и один миг тишины от другого для него не отличался. А Каэрта наверняка сейчас думала, что он глубоко раскаивается в своих поступках.

Она почему- то всегда видела его раскаивающимся и готовым исправляться.

— Ты ведь снова пришёл не просто так, — тихо проговорила она, наконец прерывая тишину. Всё вокруг тут же ожило — с улицы стали слышны голоса, зазвенели склянки в руках Каэрты.

— Да, не просто так, — кивнул он, поворачиваясь к ней. Она, как всегда, вздрогнула — Каэрта никак не могла привыкнуть к повязке на месте его глаза. — Я хотел увидеть тебя.

Он лгал, и она знала, что он лгал.

— Хорошо. Вот она я, — слегка улыбнулась она, слегка потягиваясь. Она была милой, когда так делала.

— Я вижу, — произнёс он, делая шаг к ней навстречу. — Как давно я тебя не видел?

— Почти десять дней. Но не волнуйся, у меня ничего не изменилось и не случилось. Разве что меня дважды попытались изнасиловать, один раз чуть не обокрали лавку и бесчисленное количество раз отбивают моих покупателей.

Укора в её интонациях не было. Наверное. По крайней мере, Баэльт никогда его раньше не замечал. Конечно, он не был уверен, что хотел замечать. Но это не важно.

— Я могу чем- то помочь? — он бы даже рта не открывал, если бы она могла согласиться на его помощь.

— Нет, не можешь.

Она сама обняла его, ожидая ответного объятия. Баэльта не тянуло на объятия никогда, а уж тем более сейчас и здесь. Он устал после пары бессонных ночей, он продрог после дождя и леденящих ветров, что гуляли по улицам ночью. Он хотел отдохнуть, получить ответы и…

И её.

Он осторожно приобнял её.

— Ты, как всегда, холоден донельзя, — прошептала она. — Устал?

Он лишь кивнул.

— Тогда иди наверх, поспи. Вечером… Поговорим.

Он благодарно кивнул и равнодушно потрепал её по волосам. Она на миг зажмурилась, однако в следующий момент Баэльт уже двинулся в сторону лестницы.

Он слишком устал для того, чтобы притворяться, что она для него что- то значит.

Хорошо, что Каэрта решила не отступать от привычных всему вокруг порядков — на первом этаже дома располагалась лавка, на втором же был её дом. Если бы дом располагался где- то ещё, Баэльт бы, наплевав на приличия и удобства, лёг бы прямо здесь, среди склянок и прилавков.

Но всё же, этот дом был уютен. Её дом.

Её и Баэльта, когда он заставлял себя навещать её.

Когда он поднялся на второй этаж по маленькой лестнице, его встретила привычная теснота. Тут было сложно развернуться даже для него.

С трудом дойдя до кровати, он бросил мокрый плащ на вешалку. Стянул с себя сапоги. Широко зевнул.

А в следующий миг упал на кровать, мгновенно засыпая.

Обычно ему снился один и тот же сон — мрачное, волнующее море, ливень. Узкая подворотня, полная мусора и воды со скатов крыш.

Он стоит над тремя трупами. Их кровь на его руках и ноже. Хрип вырывается из обожжённого горла, а ярость заставляет бессильно реветь. Он хочет убивать ещё. Ещё раз убить каждого из них. Заглянуть в глаза им в момент смерти. Спросить, каково это было — трахать его жену? Убить его жену?

Он поддаётся порыву. Падает на колени. Вопит, хрипит и рычит, с наслаждением втыкая нож в одного. Нравится, сука? Нравится?! Нравится?!

Стража так и нашла его. Всего в крови, рычащего. Стоящего на коленях над тремя истерзанными трупами.

Вспышка.

Факел светит прямо в лицо, и чей- то тихий и будто бы участливый голос интересуется из темноты, зачем он это сделал. Его руки в цепи, лицо разбито, а рёбра ноют от побоев. В нём нет больше ярости — лишь пустота. Полная пустота.

Отвечать нет смысла. Они всё равно посадят его в Котёл. К таким же убийцам, как он.

Молчание. А затем — жгучая боль. Его тело дёргалось, извивалось в цепях, каждый мускул напрягался и был готов взорваться от боли, вопль перерастал в тихий хрип, а он обмяк на стуле. Снова тьма. И из тьмы слышится вопрос.

Зачем ты их убил? У тебя ещё есть один глаз. Целая одна причина начать говорить. Возможно, тебя даже не казнят.

А затем боль вновь пронзила голову раскалённым прутом.

Баэльт и сам не понял, как проснулся. Он всегда слабо понимал, когда заканчивается сон, а когда начинается явь.

В этот раз, по крайней мере, он не кричал от боли. Просто глухой стон, вырвавшийся из- за стиснутых зубов.

Окошко, прикрытое плющом, переливалось жёлтым светом фонарей. Значит, этот проклятый город уже поглотил вечер.

Это хорошо. Отлично.

Баэльт резко встал в кровати, несколькими частыми вздохами прочищая лёгкие. Его ждала занятая ночь. Если бы только глаз не болел. И не зудел…

Он осторожно, очень осторожно убрал повязку и поднёс руку к пустой глазнице. А затем с отвращением отдёрнул.

Нет. Лучше не трогать.

Ступеньки под его ногами скрипели, и Баэльт тяжело вздохнул — вскоре лестницу придётся менять. Вновь траты…

Каэрта уже тушила свечи в лавке, хотя перед прилавками было ещё двое горожан. Старая женщина и относительно молодой мужчина со свежим шрамом через лицо. Одетый в чёрную кожаную куртку в стальных заклёпках и с мечом на поясе, он выглядел нетипично для тихого посетителя лекарской лавки.

Когда он поднял свой взгляд на полуфэйне, он сразу же повеселел.

— Мрачноглаз, — поприветствовал он юстициара. Баэльт сложил руки на груди и опёрся на дверной косяк плечом.

— Рин. Не знал, что ты сюда заходишь.

Громила пожал плечами, вновь опуская взгляд на полку и выискивая что- то.

— Даже меня иногда достают. А тогда, как известно, два пути — либо к лекарю, либо к гробовщику. А эта милая полуфэйне умудряется штопать меня почти задаром.

Баэльт нахмурился. Скосив глаза на Каэрту, он приметил её встревоженный и испуганный взгляд.

— Забавно. Раз она такая добрая, то ты, несомненно, должен быть ей признателен.

Рин слегка хохотнул.

— Ты демонски прав! Вчера я отвадил от неё братьев Дженкинсов. Довольно больно отвадил. Уверен, вскоре и они тут появятся, клянча услуги твоей милой жёнушки.

Баэльт слегка наклонил голову.

— Она мне не жена, Рин. А тебе её услуги лекаря могут понадобиться быстрее, чем кажется. Положи флакон на место, пока я не сломал тебе руку.

Рин с сожалением извлёк из- за пазухи флакон с чем- то синеватым и поставил его на полку.

— Эх, Мрачноглаз, я уже стал забывать, как это приятно — встретить честного, ценящего справедливость человека. Прости, фэйне.

Баэльт позволил себе нахмуриться ещё больше.

— Ты прекрасно знаешь, что справедливость, которую несу я, сейчас имеет расценки.

— Да, времена меняются, особенно в Веспреме. Вчера ты пылаешь желанием превратить этот город в светлый и радостный приют для всех бегущих от мира войн и невзгод, а через день твоя справедливость никому не нужна.

— Ты очень точно уловил мою мысль, — проскрипел Баэльт.

— Только вот простым людям из кварталов, куда стража не ходит, нужна справедливость. В любой форме — что твоя, что стражи. Стража на них внимания не обращает. Потому ждать помощи им остаётся лишь от тебя.

— Жаль, что простые люди об этом не знают. Иначе бы как- то это мне показали. Например, деньгами. Крышей над головой. Миской горячей еды. Даже заточкой клинка.

— А как же добровольная помощь? — усмешка Рина была будто бы даже искренней и дружеской. Может быть, Баэльт и поверил бы ему. Но он слишком хорошо знал Рина.

— А это не добровольная помощь, Рин. Кому нужен голодный, замёрзший, больной и немощный защитник? Верно. Никому, — Баэльт мрачно смотрел на него, однако человек не потупил взгляда. — Тебя подлатали?

— Да, причём отменно.

— Отлично. Тогда выметайся отсюда.

— И тебе удачи, старый добрый Мрачноглаз! — Рин отсалютовал ему, направляясь к выходу. Он слегка прихрамывал, но это мелочь, ему не привыкать.

Из всех наёмников, грабителей, торгашей, убийц и прочих сортов ублюдков в этом городе, Рин, пожалуй, был самым приятным в общении и самым странным на деле.

Когда и старушка покинула лавку, Каэрта с усталым вздохом заперла дверь.

— Ты вечно будешь распугивать мне покупателей? — поинтересовалась она, направляясь к прилавкам.

— Только если эти покупатели являются моей головной болью. Рин — профессиональный убийца. Ты знала об этом?

— Да, я догадывалась, что глубокий порез на ноге у него был заработан не неловким падением. Как и шрам на лице — не подарок ретивой любовницы, — слегка улыбнулась Каэрта, пересчитывая монеты. — А он весёлый для убийцы. И довольно милый.

Видела бы она, как мило он год назад размотал кишки одного должника гильдии ростовщиков по всей Разбойничьей улице, подумал Баэльт. Если бы этот сукин сын не был бы так умел с клинком, я давно прибил бы его.

А так, скорее, он прибьёт меня.

— Да, он довольно мил для своей профессии, — слегка наклонил голову Баэльт. — Но не позволяй ему слишком часто тут ошиваться.

— Ты волнуешься? Или ревнуешь? — она слегка улыбнулась.

Баэльту было наплевать.

— И то, и другое, — он заставил себя улыбнуться и сделать шаг в её сторону. Она оставила свои склянки и развернулась к нему. Её красивые глаза в полутьме не выражали ничего, кроме похоти.

Время слов закончилось, и теперь притворяться не получится.

Пока они поднимались по скрипучей лестнице, целуя и обнимая друг друга, Баэльт думал лишь об одном.

О том, как бы не упасть с лестницы.

Каэрта уже начинала тихо постанывать, и, когда они, наконец, добрались до кровати, она попросту накинулась на него.

Всё, что ему оставалось делать — позволить ей творить всё, что захочется.

Впрочем, теперь, когда он привык притворяться, это было гораздо легче, чем раньше. Теперь она не донимала его слезливыми расспросами, почему он лежит под ней как мертвец.

Когда они оба задохнулись от удовольствия, а она упала ему на грудь, он даже нашёл в себе силы поцеловать её.

— Я тебя люблю, — горячо и тихо прошептала она ему на ухо, обнимая его.

Баэльт погладил её по спине.

— Я тоже.

Я тоже люблю себя.

Они лежали так довольно долго, просто прижимаясь друг к другу. Баэльт был слегка удивлён — оказывается, это действительно может быть приятным.

Во всём доме стояла тишина, что окончательно умиротворяло Баэльта. Маленький островок тишины и спокойствия в мире из хаоса. С улицы слышались пьяные крики, шум потасовки, грохот доспехов стражи, мяуканье котов…

Однако в доме было тихо. И это было главным.

— Каэрта? — прошептал юстициар, осторожно гладя её волосы.

— М? — лекарша даже не открыла глаза, находясь в полудрёме.

— Какой яд может вызвать быстрый процесс гниения?

На мгновение ему показалось, что она ему не ответит. А потом произошло сразу несколько вещей.

Ему захотелось чихнуть. По стеклу вновь забарабанил дождь. Каэрта заплакала.

— Зачем… Зачем ты спрашиваешь это прямо сейчас?! — сдавленно рыдая у него на груди, спросила она. Она подтянула ноги к животу и свернулась на нём маленьким, плачущим комочком.

Он слишком долго был с Каэртой, чтобы обратить внимание на её слова внимания больше, чем стоило. Он знал, что в таких случаях надо делать.

Говорить правду.

Он обхватил её руками за плечи, притянул к себе и, поцеловав в нос, прошептал:

— Прости меня… Ты прекрасно знаешь, что я такое, Каэрта. Ты — единственное, что есть у меня в этом проклятом месте, из которого я даже не могу уйти. Этот город держит меня крепче, чем любой капкан. Он поменял меня, забрал так много и не дал взамен ничего. Но я всё так же не могу покинуть его, ненавидя всем сердцем, — он замолчал, выдерживая паузу.

В его голове металась лишь одна негодующая мысль.

«Что за хрень я несу?»

— И я не могу сказать, что теперь моя душа — душа в полном смысле этого слова, — через силу продолжил он. — И ты — единственное, что отличает меня от мертвеца. Но иногда эти различия… Ты знаешь.

— Я знаю, Баэльт, — прошептала она, прижимаясь к нему сильнее. — Знаю.

Он сильно прижал её к себе.

Всё- таки хорошо, что она у него была.

— Тебе стоит поспать, — прошептал он ей, стараясь придать своим нелепым поглаживаниям хотя бы вид ласки. — Ты очень устала. Как всегда. Спи. А поговорим мы утром.

— Утром тебя уже не будет тут, — тихо проговорила она. — Ты спал весь день не для того, чтобы завтра играть роль счастливого мужа.

Она была права.

— Поэтому лучше спрашивай, что тебе нужно. Только, — она всхлипнула, — в этот раз уйди, пожалуйста, когда я засну.

— Обещаю, что послезавтра приду снова. Мы пробудем целый день, — он лгал без запинки. — От восхода до восхода.

— Да- да, — вяло проговорила она, мило зевая. — Давай, спрашивай уже, врун.

Он слегка улыбнулся. Впервые за долгое время.

Наконец, он может перейти к делу.

— Яд, — напомнил он.

— А, да, — Каэрта тихо всхлипнула, но он вновь прижал её к себе. Чуть помолчав, она заговорила. — Конечно, таких ядов полно. Сколько длился период разложения?

— Максимум — три часа.

— Похоже на «укус василиска». Довольно дорогая вещь, — она вновь вздрогнула, и Баэльт не смог сдержать раздражённого вздоха. — Его обычно используют, чтобы отложено, но мучительно убить. Иногда — для пыток. Но тут нужно успеть с противоядием. Во что ты уже впутался, а?

— Просто новое дело, — проговорил он, гладя её по голову. — Ничего особенного.

Дорогой яд. Жестокая, показательная расправа, которая не была необходима после яда. Отсутствие подозреваемых, причастность которых не была бы признаком крайнего идиотизма этих самых подозреваемых.

Да. Ничего особенного, скривился Баэльт.

Либо всё это — последствия одной ошибки, либо какая- то сложная игра.

Ошибка. Ха. Вряд ли люди, позволившие себе убить Рибура, могли позволить себе ещё и ошибку!

Когда- то всё было проще. Его гоняли по всему городу с делами, самым сложным из которых было вычисление убийцы- идиота. А тут…

Он уже видел такую работу. Так работать могли только два типа людей: либо опытный, осторожный и хитрый преступник, либо же человек, увлечённый насилием.

Баэльт искренне надеялся, что это просто садист.

Правда, всегда оставался вариант с идиотом. Никогда не стоит сбрасывать идиотов со счетов.

Стук дождя умиротворял его. У него на груди покоилась спящая Каэрта, мирно вздыхающая во сне. Он отдыхал.

И это было ему отвратительно. Он ощутил почти физическую тягу вскочить, одеться и выйти на улицу, под ледяной дождь, под колючий ветер, ко всем неприятным ночным обитателям улиц.

Здесь, в уюте и тепле, он чувствовал себя неуютно. Неуместно расслабленным.

Осторожно вылезая из- под тёплого тела Каэрты, он глубоко вздохнул.

Почему- то эта вся комедия с лекаркой начинала нравится ему. Конечно, она никогда не станет в его глазах наравне с Тишаей, да, но…

Всё когда- то заканчивается, и всё когда- то начинается. Почему бы и нет?

Он всё равно не был уверен, что почувствовал бы разницу между ними. Всё вокруг стало таким серым. Бессмысленным. Пустым.

И одинаковым.

Смысл имела только лишь работа.

И то, возможно, лишь потому, что из- за неё он делал другим больно.

Он собрал одежду в ворох, снял со стены ремень с ножнами, увенчал всё это шляпой и отправился вниз.

— Будь проклят этот город, будь прокляты фактории, будь прокляты цеха, цехмейстеры, подмастерья… — равнодушно бормотал он себе под нос, одеваясь. Он каждое утро шептал себе под нос эти слова, уже почти ставшие молитвой. Только она постоянно менялась. Когда он работал на стражу, он проклинал не фактории, цеха и всё прилагающееся. Он проклинал простых преступников. Когда он только прибыл сюда, он проклинал всех вокруг. Когда познакомился с Мурмином и начал грабить склады, он проклинал стражу.

Когда он натянул на ногу сапоги, он уже не мог сидеть на месте. На ходу накинув на себя плащ и надев шляпу, он двинулся в сторону окна. Не стоило выходить через дверь — ключа у него до сих пор не было, а оставлять открытой дверь на ночь в Веспреме…

Распахнув окно, он с наслаждением втянул в ноздри свежий, морозный ночной воздух. Дождь тут же полил ему на лицо. Он, слегка скривившись, втиснулся в окно и спрыгнул на мостовую. Темнота уже сгустилась, как и дождь с туманом. Косые струи без пощады хлестали землю, стуча по крышам, водостокам и образовывая целые бурлящие реки на мостовой. А над всем этим почему- то стоял лёгкий туман.

На улице было ни души — купеческий квартал- то стража патрулировала, и никто не хотел попасться им.

— Мрачноглаз, — раздалось сзади.

Мать- перемать, успел подумать Баэльт.

Сердце рванулось из груди, а клинок — из ножен. Он развернулся прежде, чем подумал, что вообще делает. Баэльт направил острие в сторону голоса, и…

И испытал некоторое облегчение.

— Рин, — мрачно поприветствовал он.

— Мрачноглаз, — весело повторили из темноты. — Выходишь через окно — как настоящий любовник!

Баэльт промолчал, пряча клинок в ножны.

Пожалуй, он даже слегка был рад тому, что это был всего лишь Рин.

Всего лишь этот хладнокровный клубок жадности и жестокости.

— Неужели кто- то, наконец, обратил свой взгляд на меня через тебя? — оба они знали, что, если бы кто- то заказал смерть Баэльта, Баэльт был бы уже мёртв.

Однако убийца лишь пожал плечами, вновь опираясь на стену спиной.

— За тебя я бы взял много. Но сегодня никто не заплатил за тебя — я здесь для того, чтобы снова отвадить Дженкинсов. Эти идиоты ничему не учатся. Пожалуй, сегодня они отсюда не уйдут.

Баэльт слегка кивнул.

— Я бы поблагодарил тебя. Но всё же… Держись подальше от Каэрты.

— Я из благих чувств…

Баэльт прервал его, гневно глядя на него из- под шляпы.

— Твои благие чувства никогда не приводили к благому. Держись. От неё. Подальше.

Рин кивнул с улыбкой на лице.

— Как скажешь, Мрачноглаз, как скажешь.

— Так и скажу, — прошептал себе под нос Баэльт, ныряя в переулок.

Странно, что Рин, будучи в силах разорвать его на части, позволял грубить себе.

Наверное, спокойствие и безразличие сказанному — действительно признак силы.

Глава 5

Главный вход в алхимический цех был похож на образец входа в банк — высокая, опрятная и умеренно пышная аркас двумя дверями- створками.

Даже охранники не привычные нидринги или аргринги — просто люди. Чисто выбритые лица, опрятная одежда — но в ножнах были мечи. Не самого парадного вида.

— Добрый день, — прохрипел один из них. Юстициар замедлил ход, и лишь через несколько шагов полностью остановился, с интересом глядя на этих увальней.

Как если бы старого рубаку прямиком из битвы отмыть, побрить и одеть в женское платье. Эти двое, по крайней мере, выглядели именно так.

— По какому вы делу, господин фэйне?

«И когда люди начнут видеть разницу между фэйне и полуфэйне? Наверное, никогда.»

— Юстициар, — представился Баэльт, показывая свой медальон. — Пришел к цехмейстеру Гусу за аудиенцией.

— Проходите, господин юстициар, — один из них приоткрыл перед ним дверь, слегка поклонившись.

И Баэльт вошел.

Боги. Как же он ненавидел фактории!

Здесь стоял ужасный запах, нет, скорее просто вонь, которая пробивалась через его изящный платок. Конечно, ни в какое сравнение не входящая со смрадом в цехе у Рибура… Но фактории оставались факториями. Огромный тёмный зал был заполнен работающими тут и там людьми. Одетые в странные одежды с фартуками, у всех мрачные и сосредоточенные лица. А весь цех походил на огромную кухню — всюду были разделочные доски, пучки странных трав и плодов, куски подозрительно выглядящего мяса.

И этот запах серы.

Из всех факторий эта выглядела наименее… Фактористичной?

Но и её Баэльт ненавидел. Так, на всякий случай.

— Добрый день! — раздалось у него над ухом, с лёгкостью проникая через вежливый гул работы. Он резко обернулся, испугав худощавого и низенького человека.

— О, простите, простите! — затараторил человек, приглаживая свои редкие волосы на лысине. — Седрик, помощник Гуса! Позвольте провести вас к нему!

— Позволяю, — проскрипел Баэльт.

Седрик тут же засеменил вдоль зала, попутно излагая ему о всех прелестях этого цеха. Юстициар делал вид, что слушал.

— У нас делаются лучшие эликсиры в Веспреме! Есть болеутоляющие, ядовыводящие, целебные, профилактические. Скажу вам по секрету, даже противозачаточные делаем. А отвар из синелиста? А обработанный плакт? Такого, как у нас, нигде не найти!

— Лучше и не искать, — безразлично проговорил Баэльт.

Седрик расхохотался.

Идиот, заключил Баэльт, топая по ступенькам наверх.

Седрик завел полуфэйне в просторный кабинет.

Звук работы не проникал сюда, а сама атмосфера в кабинете была торжественно- приветливая. Вся мебель была искусно вырезана из дерева, а кресло, что стояло за столом, было обито чёрной тканью.

Баэльт давно научился различать ценность материалов. Очень давно, когда они с Мурмином, без гроша в кармане, по ночам влезали на торговые склады цеха суконщиков. И кресло тянуло на что- то среднее между «дорогое» и «охренеть какое дорогое».

Позади стола была небольшая приоткрытая дверь. За ней была… Терраса? Здесь, в загаженном цеховом районе — и терраса? Какой самоубийца будет стоять на этом отвратительном воздухе?

Там, сплетя руки за спиной, стоял и смотрел в сторону моря невысокий человек.

Юстициар без церемоний направился прямо к нему. За ним с громким хлопком захлопнулась дверь, заставив его вздрогнуть и замереть на месте.

Проклятье.

Услышав хлопок, цехмейстер обернулся. Его лицо было старым и морщинистым, однако выглядело…По- доброму. Ни следа амбиций, властолюбия или жажды наживы. Типичный добрый дедушка.

— Приветствую вас, господин юстициар. Мое имя Гус.

— Я знаю ваше имя, — тихо проговорил полуфэйне, глядя Гусу в глаза. Чёрные, как маленькие угольки. — Мое имя вам ни к чему. Я хотел бы задать вам пару вопросов.

— Меня предупредили о том, что вы придете, и по какому поводу тоже предупредили, — доброжелательно усмехнулся Гус, а Баэльт почувствовал, что хмурится. Предупредили? Уведомили за минуту до того, как он зашёл в его кабинет? Или сказали, что его имя прозвучало в его, Баэльта, разговоре с писклявым счетоводом? — Но оставим это. Смерть Рибура опечалила меня. Хоть мы с ним никогда не были в дружеских отношениях. По крайней мере, я слышал, что продукт его цеха был высочайшего качества. А это достойно уважения. Как думаете, что я сейчас сказал? Лесть или правда?

— Лесть, — без всякого сомнения ответил юстициар. Он сделал пару осторожных шагов, ожидая подвоха. Он не доверял людям, которые выглядели добряками. К тому же, добряками, которые знают о тебе больше, чем надо.

Он не удивился бы попытке нападения. Скорее, он удивился бы, если бы её не было.

Нервы напряжены до предела, а рука сама собой перекочевала к рукояти меча.

На террасе было холодно — ледяной ветер бросал пригоршни брызг в лицо и заставлял щуриться. Вид был красивый — внизу распростёрся скальный обрыв, а внизу были гавани и складские строения.

Такие же маленькие и убогие, как и муравьи- люди, что суетились внизу.

Забавно. Отсюда, с высоты, всё встало на свои места. Вся грязь, вся мелочность и смехотворность жизни была видна, как на ладони.

Боги. Какие эти домики маленькие, грязные и убогие.

Как и я.

Когда- то этот город был блестящей жемчужиной. А потом стал пятном гнили.

Баэльт оперся на перила рядом с Гусом и устремил взгляд в бескрайнее, волнующееся и серое осеннее море. Десятки кораблей стояли у берега на приколе, сотни людей копошились на пристани.

И тысячи фольтов уходили в чужие карманы.

Карманы штанов, которые никогда не будут пропитаны потом от работы.

— Я знаю, что ты подозреваешь меня, Мрачноглаз, — спокойно проговорил Гус. Таким тоном же можно было объявить, что он удовлетворён своим обедом.

— Значит, вы и прозвище мое знаете, — сонно сказал полуфэйне.

— Тебя много кто знает. В кварталах за Второй стеной часто говорят о ком- то, кто, вооружившись юстициарскими форменном плащом и амулетом, предоставляет услуги… Мстителя. Или следопыта. Или убийцы. И теперь ты, Мрачноглаз, подозреваешь меня.

— Вы многое знаете. Но тут ошиблись. Пока что я не подозреваю никого.

Сложный в изготовлении яд — цехмейстер алхимиков. Связь насмешливо очевидна. Конечно, сукин сын, я подозреваю тебя!

Гус качнул головой.

— Не знаю, врешь ты или говоришь правду. Но я намерен полностью развеять твои сомнения в отношении меня и моего цеха. Подозрения ни к чему. Как и тебе, если ты верно делаешь свою работу. Я отвечу на любые твои вопросы, юстициар. Но прежде, чем мы начнем, давай сядем за стол в моем кабинете, и я налью нам вина. Хорошему гостю — хороший приём.

А ещё пьяного легче ударить ножом, мрачно подумал Баэльт. Он хотел бы отказаться, но… От таких предложений не отказываются.

Вернувшись обратно в просторный кабинет, Баэльт уселся напротив Гуса. Юстициар не успел заметить, откуда цехмейстер достал бутыль с вином.

Плохо. Если он умудрился достать почти из воздуха целую бутылку, кто знает, насколько быстро и незаметно он извлечёт кинжал?

— Такого вина, господин юстициар, ты в жизни не пробовал, — Гус разлил вино по кубкам. — И, наверное, стоит прекратить называть тебя юстициаром.

— Как угодно, — безразлично констатировал Баэльт, настойчиво глядя на Гуса.

Старик расстроенно вздохнул и пригубил вина.

— Доволен?

— Нет. Я не люблю пить с потенциальными отравителями, — цехмейстер попытался возразить, но Баэльт тут же перебил его. — Похоже, у вас есть уши везде, даже в самых бедных и мрачных кварталах. Вы сказали, что хотите развеять мои сомнения. Но пока что только нагоняете их.

Гус пожал плечами, будто бы досадуя.

— У добрых людей всегда везде есть друзья, — он сделал несколько глотков и откинулся в кресле. — Спрашивай ещё. Я люблю разговаривать.

— Хорошо, что хоть один из нас испытывает удовольствие. У виновных всегда полно версий о том, кто на самом деле виноват. А у тебя?

— Парочка есть, но они тебе не понравятся. Да и мне, чего уж там, — развёл руками цехмейстер. Ни один мускул на его лице при этом не дрогнул. Если он и лгал, то очень умело. — На твоём месте я бы подозревал… Да, меня. В конце концов, Рибура убили ядом. Насколько я понял, ядом дорогим и редким. Такой не достать у всяких недоучек. А я — цехмейстер алхимиков, у которого был зуб на несговорчивого нидринга. Да, это мог бы быть я… — Гус сморщился. — Но это не я.

— А знаешь, мастер Гус, твоя версия о вине тебя мне понравилась, — Баэльт сощурился. — Логично, кое- что подходит. Может, ты ещё что- нибудь знаешь про келморцев?

— Про тех, которые якобы убили Рибура? — Гус пожал плечами. — Только то, что ты обсуждал с Гири. У стен есть уши, мой друг.

— Ага. А у цехмейстеров — совесть, — ядовито заметил Баэльт. — Я пока не вижу причин не считать тебя виноватым.

— Я говорил с господин Эрнестом, — Гус нахмурился. — И Торговый Судья после долгого допроса решил, что я никак с этим не связан.

— О, вот оно как, — протянул Баэльт. — Сам Торговый Судья.

Эрнест дураком не был. И если он не считал Гуса виновным, значит, на то были причины. Проклятье.

— В любом случае, господин Эриэрн, — Баэльта перекосило от звучания собственной фамилии, — вы можете считать меня виноватым. Пока не найдёте кого- то более подходящего.

— А таковые есть? — проворчал бывший юстициар, косясь на кубок с вином.

— Если бы были, то Торговый Совет в два счёта разобрался бы с ними. Удар по одному из нас — удар по всем.

— Знаешь, когда я поверю в это? После дождя. Ещё расскажи про торговую честь. Уже наслушался о ней. Можно подумать, что вы за Рибура глотки готовы были рвать.

— Это не совсем так, и ты это понимаешь. Но что- то общее от солидарности в нашем обществе тоже есть, поверь. Да, среди нас бывают разногласия, а уж с Рибуром — и подавно, — увидев лёгкую усмешку Баэльта, он спокойно покачал головой. — Я тебя уверяю, Торговый Совет не причастен к смерти нашего коллеги.

— Ну- ну.

Гус молча пригубил вино, затем подлил в оба кубка до краев.

Может, попытается отравить?

Хм. Почему бы и нет?

— Не знал, что вы, юстициары, так любопытны. Но раз ужя обещал рассказать — расскажу.

— Твоя доброта не знает границ, — буркнул Баэльт, смерив Гуса протяжным и тяжёлым взглядом. Тот расстроено вздохнул.

— Я к тебе с открытой душой, а ты насмехаешься.

— К делу, — потребовал Баэльт.

— Хорошо- хорошо! — Гус поднял руки, будто защищаясь. — Рибур перестал платить подоходный налог. И вызвал недовольство у некоторых членов Торгового Совета, которые были вынуждены покрывать недостаток в налоге из своих карманов.

— Просто взял и престал платить налоги? Нельзя просто так взять и перестать платить налоги, — тяжёлый взгляд Баэльта буравил человека, однако тот всё так же вежливо улыбался.

От этой улыбки доверия к нему у бывшего юстициара не прибавилось.

— Рибур объяснил это тем, что другие цехмейстера в свое время не вложились в его дело, как того требует Устав Торгового Совета. В общем, дело стало комом. Рибур наотрез отказался платить, и все тут. В принципе, он был в своём праве…

— Мне нужны имена, — прервал его Баэльт. — Тех, кто тогда возмущался громче всех.

Цехмейстер в ответ промолчал, разглядывая собственные ногти.

Юстициар извлек из внутреннего кармана плаща палочку плакта и зажёг её о свечку на столе. Струйка дыма, кружась, потянулась к потолку под недовольным взглядом Гуса. Ничего, переживёт. Все переживали.

— Имена, — повторил Баэльт, затягиваясь.

— Не могу, Мрачноглаз. Не смотри на меня так, тут причина в торговой этике.

— Как вы меня достали с вашей торговой этикой, — устало проговорил Баэльт, заставив Гуса улыбнуться ещё шире.

— Я честный человек, Мрачноглаз, и скрывать мне нечего. Но Совет тут не при чём.

— Раз ты так уверен, то поделись со мной уверенностью.

— Я уверен, что Рибур стал последней жертвой своих долгов.

— Надо же. Стоило начать серьёзно подозревать тебя и твоё торговое собрание, как у тебя появились идеи. Чудо? Промысел богов? — поинтересовался Баэльт, делая новую затяжку и выпуская дым под потолок.

— У него было дохрена долгов, и все уже давно привыкли к ним. Я думал, ты об этом знаешь, потому и молчал.

— И кому же он должен был? — посмотрим, хитрая твоя рожа, чьи имена ты назовёшь.

— Мне, Моргриму Железные Руки и Алану. Каждому не меньше шестисот фольтов.

Ничего нового. Те же имена. Те же мотивы.

— Ты опять лишь раззадорил моё подозрение к тебе.

— Мой долг — быть честным с тобой. А делать выводы тебе придётся самому.

Баэльт глубоко вздохнул. Какое благородство! Какая честность! Быть может, он ещё и бедняков кормит? Раздаёт деньги? Святой Гус!

— Ещё что- то? — поинтересовался Гус, вежливо улыбаясь.

— Этого хватит, — буркнул юстициар, потирая повязку. Почему отсутствующий глаз постоянно чешется? Надо сказать об этом Каэрте. Может быть, это важно.

Впрочем, плевать.

— Этот город огромен, Баэльт, — наставительно проговорил Гус. — Тут много кто мог убить Рибура просто так. Может, бывшие работники, которых он выкинул с фактории?

— Не каждый так поступит, — сказал полуфэйне. — Его убил либо профессионал, пытаясь кого- то подставить, либо…

— Либо?

— Либо полный мудак, у которого руки из задницы растут, — Баэльт медленно поднялся в кресле. Что, теперь на него нападут? Это ноги затекли или яд уже начал действовать? — Спасибо, Гус. Ты помог мне, самое меньшее, поверить, что в этом городе ещё есть честные люди.

Как сказать шлюхе «спасибо, ты помогла мне поверить, что тут есть целомудренные люди».

— Мрачноглаз, — осторожно позвал его Гус.

— Чего? — кинул юстициар, замерев на пороге.

— Удачи тебе, и останься цел. Ты хороший юстициар, — что это в голосе? Ирония? Презрение? Ты ведь знаешь о той истории с Тишаей. Знаешь. Только попробуй…

— Или был хорошим юстициаром, — спокойно продолжил Гус. — Городу жалко было бы терять того, кто творить настоящее правосудие. Хоть даже и такого, как ты.

— Спасибо на почти добром слове. Но этому городу не жалко никого, — тихо ответил Баэльт, закрывая за собой дверь.

Глава 6

Встреча с Гусом оставила послевкусие желчи на губах юстициара.

Или это испарения кожевенных мастерских оседали вокруг? Или это горькие капли вновь разразившегося ливня стекают по его лицу?

Какие, к демонам, слёзы? Что он несёт?

Интересно, это нормально — чувствовать такую опустошённость? Постоянно? Просто гнетущая пустота в груди. Будто бы у тебя вырвали кусок то ли сердца, то ли души. Будто бы ты потерял какой- то ориентир, на который до этого шёл. А теперь остался один, во тьме и без идей по поводу того, куда идти дальше.

Это может быть хоть сколько- то нормально?

Вряд ли.

Отряхнув шляпу от воды, он выглянул из переулка.

Люди уныло жались к бокам улицы под хлещущим ливнем, давая фургонам колесить по центру мощёной Разбойничьей улицы. Вода лилась ручьём по пологим скатам крыш в толпу. Сотни ног уныло шаркали по лужам.

Вода, вода, вода.

Быть может, это боги лили слёзы над всеми пропащими душами Веспрема? Над каждым несчастным, чью душу поглотила эта огромная выгребная яма?

Вряд ли. Баэльт бы не пролил ни одной слезинки над этим убожеством.

Шум ввинчивался ему в уши. Нескончаемый гул голосов толпы. Вопли бродячих торговцев. Ужасные песни пьяниц, что шатались тут и там. Грохот колёс фургонов. Настойчивый и давящий шелест ливня. Стук сотен дверей, что открывались и закрывались.

Бесконечный, отвратительный шум.

Он вдохнул в себя дым и выдохнул его через нос. Привычный запах чего- то пряного перебивал вонь переулка. Рядом с ним кто- то закашлялся, и из- под кучи мусора выбрался оборванный человек с бутылкой в руке. Увидев Баэльта, он рванул вглубь переулка, что- то бессвязно вопя.

— Пьян, — безразлично буркнул Баэльт, вновь выглядывая на улицу.

Одна из дверей на той стороне улицы хлопнула, и из небольшой лавки под названием «Алан и Херольд: ростовщичество и долговые выплаты» вышел высокий человек. На его груди тускло блеснул медальон, который он тут же упрятал под синий плащ, подальше от косых струй воды.

Баэльт поплотнее прижался к мокрой стене переулка и пониже опустил шляпу, с которой струйкой сливалась вода.

На сегодняшний день ему хватило встреч со старыми коллегами.

Юстициар на той стороне улицы поглядел по сторонам. Накинув капюшон себе на голову, он тут же влился в толпу.

Убедившись, что юстициар удаляется прочь в толпе, Баэльт выскользнул из переулка и вклинился в уныло бредущую и гудящую толпу. Расталкивая людей, он с проклятьями выбрался на мостовую.

— Пшёл прочь! — рявкнул на него кто- то, и он едва успел отскочить от прогрохотавшей рядом телеги. — Разуй глаза, придурок!

Его обдало водой, когда колесо угодило в лужу. Однако хуже от этого не стало — он и так вымок до состояния рыбы. Вода заливалась за шиворот, пропитала всю ткань на нём и прилепила волосы к черепу.

Хуже уже быть не может, мрачно подумал он.

Проскочив между двумя телегами, он растолкал ещё пару человек, толкнул дверь лавки.

Его вторжение радостно отметил звон колокольчика, прицепленного к двери.

Внутри было жарко. Небольшая лавка освещалась не менее чем сотней свечей, и, на взгляд Баэльта, лучше бы света тут было поменьше. Он лишь освещал сотни образцов долговых расписок и других документов, развешенных по небольшому отрезку между витриной, дверью и стойкой.

Заляпанный мокрыми разводами пол скрипел под шагами бывшего юстициара. За стойкой, блестящей и лакированной, сидел лысеющий человек в очках, возящийся с бумагами. Он лишь на миг оторвался от дел и взглянул на Баэльта.

А в следующий миг вскочил, как ужаленный. Маленькие глаза в сетке морщин гневно расширились, а старческий зоб задвигался, силясь выдавить из горла слова.

— Я уже отдал всё, что мог! Какого хрена?! — для старика у него был мощный голос. — У меня больше нет ни монеты!

Баэльт приподнял шляпу и смерил его взглядом одного глаза.

— Надо же. Такой приём мне оказывают в первый раз.

Глаза старого ростовщика тут же сузились, а он, недовольно скривив лицо, плюхнулся на место, подняв в воздух облако пыли.

— А, это всего лишь ты, Мрачноглаз. Отойди подальше от стойки — с тебя воды натечёт сейчас…

— Всего лишь я? — нахмурился Баэльт, делая ещё шаг вперёд. — Такое ощущение, что ты рад меня видеть.

Алан Деннетро, вольный ростовщик и в прошлом банкир, проворчал что- то под нос, передвигая к себе бумаги и аккуратно заполняя их.

— Сейчас я тебе даже рад. По крайней мере, ты никогда не обирал меня, будучи юстициаром. В отличие от того ублюдка, что только что покинул это прекрасное место.

— Прекрасное место? — недоверчиво хмыкнул юстициар, показательно обводя взглядом всё вокруг.

— Для меня эта лавка — самое прекрасное место! — отмахнулся Алан. — Сидишь на жопе ровно, раздаёшь золото всяким кретинам, а потом имеешь с этого выгоду. А если кретины оказываются полными кретинами — то посылаешь по их следу Рина. Не жизнь, а сказка!

— Пока в твоей жизни не появляются юстициар, который имеет выгоду уже с тебя, — кивнул Баэльт, криво улыбаясь и затягиваясь плактом.

— Не дыми этой хренью здесь! — закашлялся Алан, стараясь разогнать дым рукой.

— Ответишь на парочку вопросов — и я уберусь быстрее, чем ты скажешь «деньги».

— Деньги, — буркнул Алан и тут же закатил глаза. — Боги. Это мне так долго придётся тебя терпеть?

— Даже дольше, — Баэльт вновь затянулся. — Я пришёл поговорить о Рибуре. Точнее, о его смерти.

— Рибур? Рибур Должник? — вытаращился из- за очков Алан.

— Именно он.

Откинув голову, ростовщик издал звук, который можно было принять за кашель. За всю свою карьеру юстициар видел много реакций на чью- либо смерть. Слёзы, изумление, страх, равнодушие…

Но хохота он ещё не видел.

— По- твоему, это смешно? — проскрипел он.

— Это ужасно смешно! — сквозь хохот выдал Алан, вытирая проступившие слёзы с сухой старческой кожи. — Херольд! Херольд!

В глубине лавки раздался шум, и Баэльт холодно поднял взгляд на дверь. А через миг дверь с грохотом распахнулась, и выскочил здоровенный, бородатый мужик с кинжалом в руке. Завидя Баэльта и смеющегося Алана, он растерянно замер.

— Представь себе — эта бородатая сука преставилась! — продолжил хохотать Алан, и здоровяк растерянно захлопал глазами.

— Кто? — непонимающе протянул Херольд, и Баэльт с любезностью змеи объяснил:

— Рибур, цехмейстер кузнечного цеха.

Херольд пару раз глупо моргнул, а потом пожал плечами. Спрятав кинжал, он вернулся в заднюю часть лавки, захлопнув дверь.

Наконец, Алан прекратил смеяться. Он лишь слегка похихикивал, периодически икая. Когда он начал растирать старые руки, слегка трясясь от хихиканья, Баэльт отстранённо подумал, что старый Алан стал живым воплощением жадности и скупости.

— И зачем тебе этот громила? Я стоял тут с мечом и не самым дружелюбным видом, а он просто смотрел на меня, раззявив пасть.

— Если бы я щёлкнул пальцами, он в два счёта выпустил бы тебе кишки, — пропыхтел Алан, стараясь вернуть лицу спокойное выражение. — Надо же! Я не знал, что ты можешь приносить хорошие новости!

— По- твоему, его смерть — хорошие новости? — тихо спросил Баэльт, чувствуя, как переполняется презрением. — Я думал, ты довольно долго прожил в этом городе, чтобы понять, что это не так.

Он медленно надвинулся на ростовщика.

— Или тебе надо стать ближе к смерти? — прорычал юстициар, склоняясь над стариком и обдавая того новой порцией дыма. — Как думаешь, что произойдёт быстрее — я выпущу тебе кишки или же ты позовёшь своего детину? — рык перешёл в низкий и угрожающий. Старик перед ним сжался в кресле, резко сморщиваясь и становясь ещё старее. — Ну, что быстрее — меч или крик?! — он выдвинул меч из ножен.

— Теперь его цех точно выплатит его задолженность! — выпалил Алан, прикрываясь руками. — Он вечно занимал на имя цеха, а тратил сам! Теперь долги перейдут на цех, а их- то я смогу припереть к стенке. Я, конечно, не рад смерти его как личности… Но вот смерти его как долгового субъекта я очень рад!

Баэльт покачал головой, отступая на шаг.

— И ты не знал об этом, разумеется? До того, как я принёс тебе эти чудесные новости?

— Слушок прошёл, но не более!

— Тогда потрудись, чтобы от тебя этот слушок не разошёлся.

— Не разойдётся! — с подобострастием кивнул Алан.

Он не виноват. Абсолютно не виноват. Он жадная сволочь, которая наслаждается течением золота из его лавки и обратно. Но он не виноват.

В который раз последняя сволочь выходит из- под подозрений без единого движения или попытки оправдаться.

Только в Веспреме сволочность, лицемерие и жажда наживы могли быть залогом невиновности.

Но ему нужно было удостовериться. Просто удостовериться, что этот сжавшийся перед ним старик не может ничего, кроме как запугивать Рином своих клиентов.

— Ты слышал что- либо о бывших солдатах из Келмора? — резко бросил Баэльт, и, когда Алан растерянно открыл рот, ударил рукой по стойке. — Живо!

— В первый раз слышу, в первый раз! — взвыл Алан. — Когда ты стал таким, Мрачноглаз?! Пугаешь не самого лучшего, но всё же старого и слабого человека!

Действительно, задумался Баэльт, когда. С Гусом он говорил далеко не так. Неужели он так повёл себя со стариком лишь из- за какого- то непонятного и ему самому чутья?

А что, если жадный до денег ростовщик, самый очевидный вариант, и был убийцей?

Однако Баэльт прекрасно знал, что это не так. При всей низости своей природы, Алан Деннетро не обидел бы ни одно живое существо. Хотя мог отвалить приличную сумму Рину за то, чтобы тот попугал его должников. Попугал — но не более.

И вряд ли ради шестисот монет он станет менять принципы. Лицо Алана, побледневшее, медленно возвращало цвет.

Они молчали, глядя друг на друга. В лавке были слышны лишь тихий треск лучины, приглушённые голоса Херольда и его клиента из- за двери и шум улицы, что глухо пробивался в лавку.

— Я верю, что ты не виноват, — вздохнул Баэльт, сгоняя с себя маску угрозы.

— Я рад этому, Баэльт, честное слово, рад, — выдохнул Алан, медленно проводя пятнистой рукой по своему старому лицу и размазывая чернила по скуле. — Не хотел бы я быть тем, кого ты всерьёз подозреваешь, видят боги. Кто тебе платит в этот раз?

— Кое- кто, — буркнул Баэльт, размышляя.

— Кое- кто? Ладно, демоны с ним, с этим кое- кем, не моё дело… Чего молчишь- то? — осторожно спросил старик, протягивая руку к бумагам и перу.

Баэльт бросил быстрый взгляд на его седые волосы. На глубокие морщины. На выцветшие глаза, которые явно повидали многое.

Пожалуй, если у кого спрашивать, то у него.

— Скажи мне, пожалуйста, — он едва не поперхнулся от осознания того, что говорит. — У тебя когда- нибудь было чувство, что всё, что ты делаешь, бессмысленно, глупо и неправильно? Что ты потерялся? Что ты идёшь не туда? Что у тебя были тысячи шансов, а ты все их упустил из- за своей глупости и упёртости?

Алан поднял на него живые глаза и медленно покачал головой.

— Это называется жизнью, Мрачноглаз. Кто- кто, а ты должен понимать её правила. Хорошего тут будет гораздо меньше, чем плохого. Ты читал Траллера?

Баэльт наморщил лоб. Имя тронуло край его разума узнаванием.

— Траллер? Погоди… Драматург. Из Нирноса. Читал пару раз.

— Тогда ты должен помнить его великую фразу, — старик виновато улыбнулся и откашлялся. — «Человек, фэйне, аргринг, нидринг — любой, кто рождён разумным, обречён на страдания. И страдания есть привычный удел всего мыслящего. Богатый, бедный, здоровый, больной, слабый, могущественный — никто не избежит их гибельных прикосновений». А страдания, как и следующее за ними безразличие — прямой путь туда, где ты сейчас.

Пару мгновений Баэльт оторопело стоял и глядел в пол.

А затем благодарно кивнул и, развернувшись, зашагал в сторону выхода.

Опять под дождь, опять скользить то между людьми, то по переулкам…

Он приоткрыл дверь и слегка замер, когда звуки живущего города наполнили его уши.

— Алан, — бросил он через плечо.

— Что? — настороженно поинтересовался ростовщик.

— Спасибо, — тихо попросил Баэльт, выходя.

Глава 7

Таверну «Счастливый удар» никогда не была приятным местом. Дешёвая дрянная еда, дешёвая дырявая крыша над головой. Под стать посетителям — дешёвым, пропащим людям.

Запах дешёвого плакта непривычно раздражал нос, заставляя Баэльта кривиться. Как и шум — бешеный рёв, стук кружек и костей по столам, пьяный хохот и пьяный плач. И всё это под шелестящий стук дождя по крыше и стёклам.

Дым носился по всей общей зале, перемешиваясь с запахами пота, хмеля и крови.

Знакомый запах. Запах лёгких денег и преступлений.

Какой- то ревущий и залитый пивом детина наткнулся на Баэльта. Юстициар легко отскочил в сторону, позволяя пьянице провалиться в воздух мимо него.

Он не хотел проблем тут. По крайней мере, пока.

Он проталкивался через череду потных спин и задираемых в хохоте голов. Наконец, он пробрался в самый дальний угол залы, к узкой лестнице.

Лестнице, которую загораживали трое ушлого вида типов. Они развалились перед ней на стульях и ящиках, весело болтая и кидая кости.

Когда Баэльт, в распахнутом чёрном плаще и слегка приподнятой шляпе, вынырнул из толпы перед ними, все трое лениво подняли взгляд на него. Их руки потянулись к оружию, что было заботливо отставлено в сторону от них.

— Надо же, — протянул один из них, указывая на болтающийся на шее медальон. — Юстициар.

— Мрачноглаз, — поправил другой. Он слегка улыбнулся Баэльту, обнажая гнилые зубы. — Это похлеще, чем псы.

— Я бы хотел увидеться с Железными Руками, — мрачно бросил Баэльт. Боги, а ведь раньше он бы только за их вид отправил бы их либо в тюрьму, либо в бездну.

— Ну так увидься, — равнодушно пробурчал первый, указывая рукой в сторону лестницы. — Только железку оставь, — он кивнул подбородком на меч Баэльта. — Никто не хочет, чтобы ты порезался.

— Верно. Я ужасно неловкий, — кивнул Баэльт, отстёгивая меч. — Иногда до того, что с мечом падаю на кого- нибудь.

— Не расстраивайся, — утешительно кивнул третий. — Мы тут все такие неловкие.

Баэльт передал ему перевязь с мечом, и первый громила слегка выдвинул полосу стали из ножен.

— Отличная сталь, отличная. Фэйнийская ковка? Фехтовальная гарда, идеальная балансировка, сердцевина из стали и пластины из… — бормотал он себе под нос.

Юстициар бросил на него быстрый взгляд. Кто бы мог подумать, что тут окажутся ценители изящного искусства ковки мечей?

Впрочем, кто в этом городе не уходил от своего начального ремесла, понимая, что ремесло кинжала и топора будет гораздо легче?

Пока первый едва ли не любовно укачивал клинок, второй встал и обыскал его, хлопая руками по бокам и ногам. Достав кинжал из сапога, головорез кивнул.

— Вот теперь уже можешь идти, — приветливо кивнул он в сторону лестницы.

Старые ступеньки угрожающе скрипели, грозясь провалиться прямо под его ногами. Однако это не особо его интересовало.

Его интересовали крики боли, что раздавались сверху.

Шум общей залы едва доносился до второго этажа. Здесь стояло ещё трое — рассевшиеся поперёк коридора за столом, они кидали кости и двигали фигурки по резной доске.

— К Железным Рукам? — рявкнул один из них, не отрываясь от игры.

— Да, — ответил Баэльт.

— Дверь… — его прервал вопль боли. — Дверь направо.

Юстициар кивнул и толкнул указанную дверь.

А тут уже четверо, отстранённо подумал он, оглядывая тёмное помещение.

Правда, двое из них держали третьего, а четвёртый, высокий и даже изящный, впечатывал кулаки в живот третьему.

— Итак, — спросил фэйне, отходя на шаг а затем резко разворачиваясь и вновь с силой вбивая свой кулак в живот несчастного. — Ты думал, что можно просто взять и обокрасть меня?

— Аы- ыу, — просипел в ответ избитый. Баэльт часто видел избитых людей, и этот был избит мастерски.

— Так вот, — удар. — Нельзя просто так взять и обокрасть меня, — ещё один удар. — Ну как, юстициар, нравятся мои методы борьбы с преступностью?

— Мастерская работа, — мрачно признал Баэльт, сделав шаг вперёд. — Мне всегда нравилось смотреть, как преступность борется сама с собой.

Преступник выглядел жалко. Он поднял голову на Баэльта. В его глазах была мольба, однако из горла рвался лишь прерывистый хрип. С губ свисла нитка кровавой слюны.

Баэльт смерил его равнодушным и пустым взглядом. Просто ещё один, раздавленный городом. Ничего нового. Ничего необычного. Помогать бесполезно.

— О, если уж Мрачноглаз похвалил мою работу… — Моргрим Железные Руки, высокий и изящный фэйне, взял тряпицу со стола и обтёр ей лоб. — Знаешь ли, это так утомляет — перевоспитывать воров.

— Знаю, — скрип из его горла был не его голосом. Ему что, стало обидно, что он стоит и смотрит на избиение человека?

Вряд ли. Ведь после разговора с Аланом, как он ни старался, у него не вышло ничего разбудить в себе.

Вся та же серая пелена, за которой были скрыты все его эмоции. Надежды. Чаянья. Мечты.

Потому ему было на- пле- вать.

Скорее, ему не нравился Моргрим. Он никогда не нравился Баэльту.

— Уведите его, — велел Моргрим, махнув рукой. — Пусть посидит в подвале ещё пару дней. Только теперь не кормите его — не хочу, чтобы он опять заблевал мне сапоги, когда я буду учить его жизни.

Когда двое громил ушли, волоча по полу почти бесчувственное тело вора, Моргрим неспешно уселся за стол, поглаживая костяшки пальцев.

Из темноты за ним вышел ещё один громила, и Баэльт напрягся.

Однако татуированный аргринг, выступив из темноты полностью, лишь молча налил вина в подставленную кружку.

Некоторое время был слышен лишь дробный стук дождя в закрытое ставнями стеклянное окно да звук глотков.

— Прекрасное вино, — проговорил, наконец, Железные Руки. — Его делают на моих родных землях. Ты когда- нибудь был в Северных владениях фэйне?

— Нет, — Баэльт и не пылал желанием попасть туда.

— Там прекрасно, уж поверь мне. И, наверное, лучшее вино на всём свете делают именно там. Неудивительно — лорд Моэлнор несколько веков этим и занимался, пока не начал свои весёлые политические игрища, — похоже, Моргрим был влюблён в свой голос. Неудивительно — тембр, сильный и мягкий одновременно, обволакивал и подкупал своими полутонами.

Почти подкупал. Баэльта Эриэрна невозможно было подкупить.

Ну, по крайней мере, голосом. От денег он бы не отказался.

— Мы с тобой давно не виделись, Баэльт.

— Угу.

— Во время прошлой нашей встречи ты хорошенько отделал троих моих людей на пару со своим бешеным нидрингом, — лениво и тепло продолжал Моргрим, попивая вино и качая кружкой в своей руке. Другой рукой он поигрывал ножом для бумаги.

— Угу, — вновь кивнул Баэльт.

— А теперь ты приходишь ко мне что- то просить, так?

— Угу.

— И делаешь это, надо заметить, не в самой уважительной манере.

— Угу.

— Ты чрезвычайно многословен, как и всегда.

— Угу.

— Демоны меня раздерите, — нахмурился Моргрим, обвинительно тыкая кинжалом в сторону юстициара. — Ты полуфэйне, а ведёшь себя, как полуаргринг. Впрочем, — он тут же смягчил резкий тон, — этот город никого не щадит. Я уверен, что ты, когда прибыл сюда, был совсем не таким. Наверняка ты представлял собой светлое, наивное существо, несущее за плечами блестящие крылья надежды и самообмана. А теперь… Посмотри на нас, Баэльт, — Моргрим ладонью указал на самого себя, а потом на Баэльта. — Ты — одноглазый убийца с манерами нидринга- банкира. Я — жадный головорез, единственная радость которого — пронесённая сквозь все невзгоды Веспрема красота. Но наши души…

Баэльта с трудом подавил зевок. Моргрим всегда говорил много интересных вещей. Он был сам по себе интересным. Только вот его голос… Утомлял Баэльта.

— Наши души никогда не будут прежними. Из них вырвали куски и небрежно заткнули их жалкими подобиями настоящей души — деньги, власть и прочая шелуха. Кому он нужен, этот привлекательный мусор? Ах, — Моргрим мечтательно закатил глаза. — Какое это было прекрасное время — жить с целой душой! А ты помнишь, каково это?

— Нет, — прохрипел Баэльт. — Но я помню, зачем я пришёл.

— Ну и зачем же? — вежливо осведомился Моргрим. — Может, хочешь посмотреть на мои картины? Они пользуются спросом. Правда, — он сделал расстроенное лицо, — несколько меньшим, чем мои клинки.

— Вот про это я и пришёл с тобой поговорить. Про твои клинки, — грубо оборвал его Баэльт. Ему не нужны были церемонии. Ему были нужны ответы. — Про клинки, что звенят из каждой подворотни и возникают там, где нужны.

— Хочешь прикупить парочку? — Железные Руки изящно закинул ноги на стол, положив сапоги поверх каких- то бумаг. Похоже, это его нисколько не заботило. — Неужели влип в такие неприятности, что готов снизойти до торговли с такой упадочной личностью, как я?

— Я пришёл лишь задавать вопросы, — в тёмной комнате будто бы повеяло ледяным ветром. Моргрим нахмурился, и его красивое лицо потяжелело под печатью задумчивости.

— Вопросы? Вопросы никогда не приносили счастья никому.

— Я попробую изобразить счастье, если получу ответы. Ты слышал о Рибуре?

Фэйне презрительно сжал губы.

— Безмозглый нидринг, цехмейстер кузнецов? Не могу сказать, что жаль.

— Значит, слышал. Он был должен тебе.

— Мне много кто должен, — сложив руки на груди, Моргрим поднял мечтательный взгляд к убогого вида потолку. — Ах, как бы хорошо мне жилось, если бы они разом вернули долги… Если ты подозреваешь меня, я могу сказать тебе лишь одно. Подозревай сколько угодно. Меня забавляют разговоры с тобой. А пока ты меня подозреваешь, мы регулярно будем общаться.

— Наше с тобой общение может обрасти неприятными особенностями, — сощурив глаза, проговорил юстициар. Почему они заставляют его играть в эти игры, изображать гнев, недовольство?

— О, — Железные Руки округлил глаза. — Неприятные особенности? Это какие? Попробуете с нидрингом вломиться сюда? Я- то думал, мы друзья. Друзья не угрожают друг другу, Баэльт, знаешь ли. Может, стоит научить тебя базовым аспектам дружбы?

Аргринг вновь вышагнул из темноты и вопросительно уставился на Моргрима. Баэльт почувствовал, как сердце начинает стучать быстрее и быстрее, а по руке пошёл сладкий зуд, требующий тяжести меча.

Меча, который он оставил внизу. Как и запасной кинжал. Как и запасной- запасной кинжал.

У него не было ни одного проклятого куска стали, чтобы защититься в случае чего.

— Нет- нет, Бахарг, я же всего лишь шучу. Боги, как ты мог такое подумать?! — возмущённо оглянулся на здоровяка Моргрим, и здоровенный татуированный аргринг потупился.

— Простите, — прорычал он, делая шаг обратно в темноту.

— Вот видишь, Баэльт — тут все вежливы, в моём скромном обиталище, — Моргрим обвёл руками всё вокруг. — А ты нарушаешь хрупкий баланс доброты и приязни, что царит тут.

Снизу раздался истошный вопль и грохот.

Баэльт холодно приподнял бровь, глядя в глаза Моргриму. Тот развёл руками:

— Иногда приходится отступать от догматов доброты. И всё же. Я обещал ответить на твои вопросы. Не буду обещать, что честно, но… Ты спрашивал про Рибура?

— Именно, — может быть, в этот раз разговор всё же выйдет.

— Хорошо. Поделюсь с тобой всем, что знаю.

Попробуй Железные Руки рассказать юстициару весёлую историю, можно было бы быть уверенным, что большую часть истории он удержал бы в тайне.

— Буду признателен, — проговорил Баэльт, засовывая руку во внутренний карман и доставая связку плакта. Моргрим усмехнулся, глядя, как он запаливает прутик о свечу.

— Тоже полюбил эту гадость? Видно, нас, фэйне, тянет на одни гадости.

— Рибур, — скрипучим голосом напомнил Баэльт, выдувая кольцо дыма.

— Верно, Рибур, — нехотя перевёл тему убийца. — За ним пришли трое. Один хромой. Избили. Кажется, не хотели заходить дальше. Что- то пошло не так, и Рибур… — фэйне скорбно развёл руками.

— Всё?

— Нет, ещё кое- что. Кажется, это был кто- то из бывших вояк. Келморцы. Не очень умные, похоже, раз смогли так напортачить, — Моргрим говорил весёлым и беззаботным голосом. Будто бы рассказывал о том, какие красивые цветы его жена выращивает в горшках на балкончике. — Правда, есть версия, что это умело организованная подстава. Потому что иначе эти келморцы действительно криворукие дебилы.

— Ты знаешь, что я хочу слышать, — гнев начинал медленно овладевать Баэльтом. Ему надоело это пустословие.

— О, да, — хохотнул Моргрим. — Ты хочешь услышать, что я знаю, кто эти люди. И где они. И почему же?

Баэльт сделал пару быстрых шагов и опёрся руками на стол, склоняясь своим лицом к лицу Железных Рук.

— Да потому, что ты проклятый цехмейстер несуществующего цеха убийц, грабителей, разбойников и воров этого проклятого города, — прохрипел он. — И жив ты до сих пор не потому, что тебя охраняет толпа головорезов, а потому, что ты сотрудничаешь с нами.

Моргрим слегка отстранился и помахал рукой перед носом, разгоняя дым плакта.

— У тебя хороший плакт, Мрачноглаз. Отличный! Крепкий, терпкий… Явно не здешний. Хотя… Где вы видели плакт, который выращивают в Веспреме? — он усмехнулся. — Тут растёт в изобилии лишь предательства, жадность и подлость.

— Моргрим, — голос Баэльта сдавило нахлынувшей яростью, и он раздался низким хрипом. — Либо ты сейчас говоришь мне всё, что знаешь об убийцах, либо твоё сотрудничество со стражей сейчас закончится.

— Весьма дерзкое замечание для тог бывшего юстициара, находящегося посреди целого притона кровожадного сброда, — хихикнул Моргрим. — Ты угрожаешь мне? Ты знаешь, почему меня зовут Моргрим Железные Руки? Имя Моргрим мне дали аргринги под моим началом. Оно значит «душитель» на их языке. А Железными Руками меня назвали…

— Мне плевать, почему тебя назвали. Имена. Живо.

Моргрим устало и расстроено вздохнул.

— Видят боги, я не хотел так поступать, Баэльт, но…

Баэльт схватил Моргрима за ворот рубахи и швырнул на стол. Моргрим попытался вывернуться, но к его шее тут же был приставлен нож для бумаги.

— Назад, Бахарг! — сдавленно крикнул Моргрим, и аргринг замер с топором в руках. — Стой на месте и не делай резких движений! — Железные Руки хихикнул.

— О, ты смеёшься, — выдохнул Баэльт, сильнее прижимая кинжал к шее фэйне. — Весёлая ситуация, да? Существо, которое может жить почти триста лет, существо, что стоит едва ли не на вершине убогой преступности Веспрема — будет зарезан ножом для бумаги? Прямо у себя в логове? Посреди целой армии своих пьяных головорезов? Обхохочешься!

— С годами ты становишься всё жёстче и жёстче, — сдавленно выдал Моргрим. — Но я не могу тебе ничего сказать, Баэльт.

— Не хочешь, — прохрипел Баэльт.

— Не могу, — попытался обезоруживающе развести руками Моргрим.

— А знаешь, что я могу? Ткнуть тебя этим подобием ножа, выпрыгнуть в окно и свалить отсюда. Уж поверь мне, я знаю портовый квартал лучше твоих идиотов, а уж бегаю и подавно быстрее их.

— Умру неотомщённым, — грустно вздохнул Моргрим, аккуратно и едва заметно притягивая кончиками пальцев перо. — А ты будешь благоденствовать, да? Жизнь несправедлива.

— Ты всё ещё жив — конечно же жизнь несправедлива, — тяжело проговорил полуфэйне, пододвигая кусок бумаги под руку Моргрима. Старые игры. — Так что решай, скажешь ли ты мне хоть что- то или нет.

— Прости, Баэльт, — перо едва заметно заскользило по бумаге, выводя руны. — Но нет. Я не сдаю своих ребят. Тем более, кому- то вроде тебя. Ты не особо от них отличаешься. У каждого из них были проблемы с деньгами. Или стражей. Или женой… Ладно- ладно, молчу, убери…

— Имена.

— Я не могу.

Мрачноглаз поднял голову на аргринга, а свободной рукой осторожно достал бумажку и спрятал в кулаке.

— Ты уверен? — проскрипел бывший юстициар, пряча бумажку в карман плаща.

— Абсолютно, — и Моргрим извернулся у него под руками. В следующий миг пол рванулся навстречу Баэльту.

Юстициар перекатился, и подкованный каблук врезался в пол туда, где мгновение назад была его голова. Сердце бешено стучало, когда он попытался подняться и чудом увернулся от удара ногой. Выкрутившись из- под удара огромного кулака аргринга, он огромным прыжком пересёк всю комнату и распахнул окно. Хлопнула ставня, а в следующий миг послышался звон битого стекла. Ветер ворвался в комнату ледяным порывом.

— Стой! — проревел Моргрим, гневно исказив лицо под трепещущими волосами.

Баэльт уже вскочил на подоконник, когда сзади грохнула дверь. Внутрь влетело несколько человек, раздались вопли и тонкое треньканье. Рядом с головой Баэльта в стену впился болт.

Моргрим руками увёл арбалеты вниз, истошно вопя:

— Вы охренели?! Не хватало ещё тут трупа юстициара! Убрали!

Воздух наполнился хриплым возбуждённым дыханием убийц Моргрима.

— Мрачноглаз, в этот раз ты меня разозлил, — прорычал Железные Руки. Ветер, что врывался в помещение, трепал его длинные волосы. — Либо убирайся, пока цел, либо…

— Отдай мне меч — и я уйду, — мрачно проговорил Баэльт, быстрым движением поднимая воротники. Струйки воды уже стекали по краям его шляпы на пол и на плащ, и он не хотел бы, чтобы эта струйка попала ему за шиворот.

Он и так успеет вымокнуть.

Моргрим гневно выдохнул, а потом сделал знак. Какое- то время в коридоре возились.

А затем Моргриму подали перевязь с мечом и кинжалами.

Чуть- чуть выдвинув клинок из ножен, Железные Руки презрительно скривился и швырнул его Баэльту.

— Всё, — рыкнул он. — А теперь, если ты не против…

Баэльт, схватив ножны одной рукой, лишь кивнул.

А в следующий миг спрыгнул на крышу соседнего дома, что была всего в трёх шагах.

Силуэты всего вокруг смазались и пошли кругом, когда он ударился о крышу и заскользил на спине по мокрой черепице. Рванувшийся было крик был заткнут обратно ветром. Пара мгновений невесомой беспомощности — и он приземлился на ноги, разбрызгав воду из- под сапог и испугав до ужаса какую- то пьян.

«Да я и сам напуган, дружище», — подумал он, глядя вслед убегающему и вопящему нидрингу.

Проклятье, почему дышать так тяжело- то?.

— Чокнутый сукин сын! — раздался сзади.

Баэльт повернулся и увидел тёмный силуэт Моргрима в окне. Согнув руку в неприличном жесте, он развернулся и быстро пошёл вглубь тесных улиц.

Надев перевязь и восстановив дыхание, он дрожащей рукой извлёк помятую бумажку.

«Портовые стражники знают. Удачи».

Баэльт тяжело вздохнул, потирая ноющую после удара спину.

Он слишком стар для этого всего.

Глава 8

Небо над портом было уныло- серым. По всем законам, должен лить дождь — однако его не было. Не было даже привычного промозглого ветра. Неужели боги ненадолго смилостивились над Веспремом?

Баэльт прекрасно знал, что нет. Богов невозможно разжалобить трупиком ребёнка, всплывшим у причалов. Невозможно разжалобить плачем торговца, что поутру находит свою убогую лавку опустошённой, а сына — убитым.

Даже многоголосый горестный крик всех веспремцев не заставит божественных ублюдков всего лишь обратить сюда свой взгляд.

Толпа медленно проплывала мимо на фоне серого моря и леса мачт. Моряки, торговцы, шлюхи, воры, убийцы, приезжие ротозеи. Как же Баэльт их ненавидел. Каждый из них вносил свою лепту превращения города в бездну беззакония и несправедливости.

А ещё они торговали, орали, смеялись — в общем, создавали много шума.

Сплюнув, он поплотнее укутался в плащ и опёрся на стену. И эти вездесущие торговцы. Обложились ящиками и бочками, вытянулись в длинную линию вдоль стен складов — и орут как умалишённые.

— Рыба, свежая рыба!

— Креветки! Вкуснейшие креветки!

— Места на корабле до Карна! Недорого!

Вопли, вопли, вопли.

Вот потому- то он и не любил без дела бывать на пристанях.

Эта часть города находилась в суматохе круглые сутки. Лишь ночной ливень разгонял толпу.

Чьи- то маленькие руки впились ему в подол плаща, и он лениво повернул голову.

— Подайте на хлеб, милостливый господин, — на него из переулка смотрели большие детские глаза. Девочка со спутанными длинными волосами, одетая в невесть боги что.

— На хлеб, — хмыкнул Баэльт. Кивнул.

Ещё одна несчастная жертва всепоглощающего города.

Баэльт со вздохом выудил из кармана две монеты и протянул ребенку.

Девчушка с тусклой улыбкой на лице приняла их.

— Пусть боги укроют вас своей милостью от бед! — пропищала она и резво скрылась во тьме переулка. Баэльт смотрел ей вслед, пока она не скрылась за поворотом.

На что ты их потратишь, дитя? Плакт? Пиво? Быть может, отдашь громиле, что по ночам не позволяет другим беднякам задирать тебе подобие юбки?

Или, что совсем уж невероятно, действительно на хлеб?

Не его, Баэльта, дело. Он просто сделал то, чего в своё время никто не делал по отношению к нему.

Каждый в Веспреме умирал от равнодушия. Стражи, Торгового Совета, цехмейстера — не важно. Конечно, на вид тут было довольно много живых.

Но можно ли назвать кого- либо живым, когда это кто- то- лишь пустая оболочка с мёртвой душой внутри?

— Мне показалось, или ты действительно только что дал попрошайке милостыню? — голос раздался из того переулка, в котором только что скрылась девочка.

— Леонард, — Баэльт мрачно поприветствовал черноволосого жилистого человека с длинными висящими усами. — Я долго ждал тебя.

— А я долго шёл сюда, — юстициар стал рядом с Баэльтом, бесстрастно изучая толпу. — Хорошее место ты выбрал. Стоишь тут, опираясь на стену. И кажется, что за тобой стоит весь город.

— Ты узнал? — бывший юстициар не был настроен на долгие разговоры.

— Да, узнал, — Леонард недовольно сморщился. — Все, кто ранее охранял цех нидрингов- кузнецов, исчезли из города. Двое — бросив семьи.

— Ка- ак интересно, — протянул Баэльт, потирая щетинистую щёку.

— Да. Так это теперь называется, — Леонард отник от стены и направился к лотку с жаровней, где какой- то бородач жарил и продавал мясо. Баэльт недовольно скривился.

Вскоре Леонард вернулся, неся несколько палочек с насаженными на них кусками мяса.

— Поешь хоть, — он настойчиво протянул Баэльту одну из палочек.

— Спасибо, — тихо проговорил бывший юстициар. Пахло до неприличия вкусно. Когда он в последний раз нормально ел?..

— Ребята интересовались, как ты, — Баэльт зло глянул на него. Однако Леонард осторожно стягивал зубами кусок мяса, не обращая внимания на мир вокруг.

— А по мне не видно? — прошипел Мрачноглаз.

— По тебе никогда нельзя сказать, как ты, — Леонард раздражал его. Никаких эмоций, никаких стремлений. Просто выживающий в Веспреме человек. Ни шагу без приказа, ни шагу без необходимости. А теперь задаёт такие вот вопросы.

— Так что передать ребятам? — с набитым ртом поинтересовался юстициар.

— Не знаю, — мясо оказалось горячим и вкусным. Чуть островатым, но так было даже лучше. Даже странно. Обычно все эти лоточники — обманщики и уроды. — Серьёзно, Лео. Не знаю.

— Выглядишь ты, надо признать, плохо, — равнодушно и отстранённо произнёс Леонард. — И дело у тебя не очень. Ты же знаешь, что нам запретили влезать в эту историю с Рибуром?

— Теперь знаю, — Баэльт нахмурился. — Эрнестовых рук дело?

— Неа. Фервен.

— Фервен, — зло кивнул Баэльт. Проклятый Городской юстициарий, глава юстициарской службы. Жалкое подобие фэйне с обожжённой рожей. — У него были поводы?

— Ну, у нас было громкое убийство на Цветочной. Какой- то благородный, которого зарезали в ванне. Следов нет, подозреваемых и свидетелей — тоже. А Эрнесту пишут из столицы и требуют мгновенно разобраться. Эрнест давит на Фервена. Вот Фервен всех и бросил на это дело.

— Понятно, — скроено белыми нитками. Значит, кто- то из Торгового Совета. Моргрим туда не входит. Алан — тоже. А вот Гус… Хм…

— Как думаешь, это мог быть Гус?

— Гус? Цехмейстер алхимиков? — Леонард покачал головой. — Он за два дня до смерти Рибура подписал с ним отличное соглашение. Выгодное им обоим. Да и они неплохо так спелись в последнее время во время Советов. В прошлый раз протолкнули послабление на средние и малые цеха.

— Вот оно как.

— Вряд ли это Гус, Мрачноглаз, — покачал головой Леонард. — Как по мне — это попытка подставить его. Он в последнее время стал раскачивать лодку — хочет стать третьей силой. Малькорн ему не нравится, Эрнест тоже. Вот и… — юстициар развёл руками. — А ты знаешь, как у нас любят раскачивающих лодку. Так что лучше займись исполнителями, мой совет.

— Я так и решил. Говорят, портовая стража знает. Кто там сейчас лейтенант в порту?

— Алистер Вернен.

— Вернен. Он мой должник, — это хорошо. — А где он сейчас?

— Без понятия. Лучше сходи к Эрнесту и осторожно переговори с ним. Ты же знаешь — он составляет расписание патрулей. Иначе ты Вернена не выловишь.

— К Эрнесту, — недовольно пробурчал Баэльт. — Ну да ладно. Спасибо, Лео. Тебе- то помощь нужна?

— Как всегда, — Леонард извлёк из- под серого плаща пачку журналов. — Просмотри. Может, будут какие мысли. А то я застопорился.

Баэльт с охотой погрузился в его дела. Буквы и факты проносились перед глазами, выстраивались в цепочки, имена связывались друг с другом…

Он не знал, сколько времени прошло. Просто в какой- то момент ответ всплыл, и мир вновь ожил. Звуки полились рекой в уши, тело опять ощутило холод, а горячее мясо приятно жгло желудок изнутри.

— Поищи в цеховом квартале парня по имени Гольстранг. Аргринг, отличный камнетёс. Скажи, что от меня. Он наведёт тебя на нужного человека.

— Уверен?

— Да. А тут у тебя очевидный ответ — сам Бродтель всё и подстроил.

— Сукин сын. Уверен?

— Да, — каждый раз он переспрашивал. — Просто припугни его как следует. А тут у тебя простая кража — спихни на Мордолле. Он же всё ещё занимается кражами?

— Ага. Только вот премия…

— Понял, — Баэльт кивнул. — Тогда я узнаю на досуге у одного человека, не видел ли он что- то вроде этой хреновины.

— Честно, не могу понять — кому и нахрена нужна статуэтка кита?

— Тут я тебе ответить не могу, — Баэльт бросил на него острый взгляд. — Вот и всё.

— Действительно, всё, — Леонард спрятал журналы обратно. — Спасибо. И сними уже демонов плащ. Их никто не носит кроме тебя, Лостреда и Патрике.

— О, они ещё живы.

— Вот- вот. И им, напомню тебе, за шестьдесят. Ты не похож на старика. Так что смени на что- то менее приметное, мой тебе совет.

— Дань традиции, — он слишком привык к этому плащу. — Спасибо, Лео, ещё раз.

Кажется, он за сегодня исчерпал годовой запас благодарности.

— Тебе спасибо, — Леонард крепко пожал ему руку. — Если что будет надо — ты знаешь, как найти меня. И да — ты спрашивал про нидрингов в страже. Говорят, у Эрнеста есть какой- то проект.

— Это очень даже хорошо… — может, получится пристроить Мурмина в стражу. Бедолага уже три месяца не может найти работу. И ведь старается, а всё перечёркивает банальное невезение.

— Наверное. Ладно, я пойду, — Леонард отник от стены и слился с толпой.

— Удачи, — бросил вслед Баэльт, вздыхая.

Выглянув из переулка, он с неприязнью уставился на видневшиеся между крыш очертания Второй Стены.

К Эренсту, демоны раздери. Как же ему не хотелось туда идти, а?

Глава 9

Звон монет вырвал Баэльта из его мыслей.

Он сидел у окна, закинув ноги на стол. Взгляд был устремлён на Площадь Третьего совета.

Умиротворяющая дробь дождя по стеклу то и дело заглушалась звоном монет и голосами.

Он сидел тут уже около часа. Эрнест попросил чуть- чуть подождать, пока разберётся с делами. Похоже, его «чуть- чуть» серьёзно отличалось от «чуть- чуть» Баэльта.

— Сорок, сорок один, сорок два. Вот, — счетовод Хервиг протянул мешочек стражнику.

— А остальное?

— Что остальное?

— В прошлом месяце было шестьдесят пять, — заметил стражник, хмурясь. Счетовод обжёг злобным взглядом.

— В прошлом месяце на тебя не было трёх жалоб! А теперь вали отсюда и зови следующего.

Угрюмый стражник, уходя, громко хлопнул дверью, заставив Хервига поморщиться. Через пару мгновений из коридора раздался разочарованный многоголосый вой.

— Ну ты видел какой засранец, а? — вопросил Хервиг, неодобрительно косясь на грязные сапоги Баэльта. — Думает, что может получать деньги просто так!

Баэльт в ответ тяжело вздохнул. И почему всем вечно хочется с ним поговорить? Чем он провинился?

Следующий стражник без стука вошёл в кабинет.

Сквозь дверь протиснулся худощавый парень.

— Добрый день, то есть… Добрый вечер, сир, меня зовут…

— Мне плевать, как тебя зовут. Звание? — безразлично спросил Хервиг.

— Рядовой, — без секунды промедления и с лёгкой гордостью ответил парень. Счетовод тут же протянул ему перо и ткнул в книгу:

— Ищи своё имя и ставь рядом с ним крестик, рядовой. Если умеешь читать.

— Умею.

— Вот и молодец.

Когда парень чиркнул пером по бумаге, счетовод вернулся к горке монет, громко отсчитывая каждый кругляш серебра.

А Баэльт опять погрузился в размышления, очарованный видом страдающих от непогоды людей. Равномерный скрип голоса счетовода нагонял сонливость.

— Ровно двадцать фольтов, — Хервиг указал не невысокую стопку монет. — Поздравляю с первой получкой.

— Двадцать? — Баэльт уловил удивление в голосе парня. — Но мне сказали, что будет тридцать четыре! Как я проживу на двадцать?

— Как и все рядовые, — хмыкнул счетовод.

— Но ведь это обман! Зазывала обещал тридцать монет в неделю! Мне нужно кормить семью!

— Как и нам всем, рядовой, — Хервиг махнул рукой в сторону двери, будто бы отгоняя кого- то. — А теперь убирайся.

Повисло молчание, нарушаемое лишь злобным дыханием стражника.

Баэльт с тусклым интересом обернулся.

К его разочарованию, именно в этот момент стражник сгрёб монеты в мешочек и, бормоча проклятья под нос, убрался.

Уходя, он так хлопнул дверью, что стёкла зазвенели в рамах.

Баэльт хмыкнул.

Похоже, мальчишка быстро вольётся в коллектив.

— Неблагодарные уроды, — Хервиг озадаченно потряс пальцем в ухе. — Ну вот. Уши заложило.

— Забавно, — задумчиво протянул Баэльт, не отрывая взгляда от окна. — Раньше страже платили шестьдесят фольтов в неделю. Как быстро всё меняется.

— В твоё время стража была другая, уж поверь, — следующий стражник с недовольным лицом заглянул в комнату. — У меня перерыв! Я тоже человек, мне нужно отдохнуть!

— Сукин сын, — прошипел стражник, исчезая и хлопая дверью.

— Вот! Ты видел? Видел?!

— Ага. Видел, — Баэльт продолжал смотреть на людей за окном.

— Никакого уважения к моей сложной работе, — счетовод возмущённо фыркнул. — А ведь я тут с самого утра сижу! Не ел ничего! Будешь бутерброды?

Баэльт не счёт этот вопрос достойным ответа. На какое- то время воцарилась частичная тишина — лишь чавканье счетовода и приглушённый шум толпы на площади.

— Эти стражники… Ворьё, жульё и просто мудачьё, которому повезло получить хоть сколько- то власти!

— Не то, что вы, чиновники, — монотонно ответил Мрачноглаз.

— Вот! Хоть кто- то меня понимает! Людей грабят? Грабят! Убивают? Убивают! А эти щенки думают, что пришли сюда носить красивые плащи! Нихрена не делают! Ты видел, какую ставку им дал господин Эрнест? Да за такие деньги и я пошёл бы в стражу. Я б и пошёл. Если бы не проклятые лёгкие, — он зашёлся в жестоком кашле.

Ага. Пошёл бы. Разумеется. Малодушная тварь. Книги, цифры, власть бумаги над людьми. Маленький, ничтожный, а оттого стремящийся доказать обратное механизм системы.

— Много идёт прямиком в твой карман?

— Когда как, — Хервиг ответил беззаботным тоном. Будто бы отвечал, как у него дела. — Времена нынче пошли сложные, сам знаешь. Но тебе советую по этому поводу молчать. У меня семья, Баэльт. Два сына, дочь и жена. Мне нужно их кормить. А как мне их кормить? В грёбаной Коллегии четыре года меня учили управлять экономикой королевств — а я теперь гнию здесь за гроши.

— Они, — Баэльт ткнул рукой в сторону двери, — за эти же гроши рискуют жизнью, мокнут под дождём и иногда даже умирают. И у них тоже есть семьи. Но дело твоё, Хервиг. Дело твоё.

— Надо же. Читаешь морали. Ты.

— Нет. Констатирую очевидное. Мне плевать, делай, что хочешь.

Хервиг громко хмыкнул в ответ. Баэльт же продолжил смотреть в окно.

Горожане под проливным дождём сновали между торговых рядов рынка на площади. Горожане, ремесленники, подмастерья, рабочие, стражники, торговцы, дети.

Баэльт задумчиво почесал переносицу. Знают ли они все, что каждый из них — всего лишь безликая часть одного механизма? Как Хервиг? Как он сам?

А если знают, беспокоит ли их это?

«Опять эти глупые мысли», — недовольно осёк он сам себя.

С какого- то момента он начал испытывать болезненный интерес к тому, что чувствуют и думают нормальные люди. Наверняка это было не нормально, но…

Ему- то, как всегда, плевать.

Судя по оживлению, перерыв Хервига закончился. Люди снова заходили и выходили, Хервиг без устали считал и грубил. А стражники, один за одним, разочарованно уходили, не забывая при этом громко хлопать дверью. Единственный знак протеста, доступный им.

«Вечно ждать. Все заставляют ждать тех, кто слабее их. Ниже. Беднее.»

Широкая дверь за спиной Хервига распахнулась, и из тёмного коридора вышли двое. Молодой, полноватый мужчина и строгого вида старик.

— Я понимаю, господин Эрнест, — безрадостно проговорил молодой. — Я был не совсем прав.

— Абсолютно верно, Вигмар, — Эрнест с тусклой улыбкой кивнул собеседнику. Рядом с жизнерадостным и пёстро одетым толстяком он казался… Палачом. Который чудом попал на арену цирка. — Поэтому, мой совет, отзовите все ваши претензии.

— Конечно, господин Эрнест, — Господин Вигмар слегка поклонившись, развернулся и уставился на юстициара. Презрительно скривив губы, он картинно хмыкнул и вышел прочь.

«Очередной зажиточный высокомерный ублюдок.»

А может, ему не нравятся закинутые на стол ноги.

— Грязные сапоги — не лучшие соседи для счётных бумаг, — слегка укоризненно заметил Эрнест. Баэльт мгновенно убрал ноги со стола и резко встал. — Надеюсь, ты тут не соскучился с Хервигом.

— Мы приятно поболтали, господин Эрнест, — слащаво проговорил Хервиг.

Эрнест криво улыбнулся.

— Не сомневаюсь. Ты всё не меняешься, Баэльт.

— А вот вы с годами все больше и больше меняетесь.

— Ты хотел сказать — старею?

— Да. Я слышал, что вы, люди, имеете склонность стареть с возрастом.

Эрнест слегка улыбнулся, на что Баэльт усилием растянул губы в подобии улыбки.

— Прости, что заставил ждать. Идём в кабинет, не будем мешать старине Хервигу.

Для старика Эрнест шагал очень быстро и бодро — Баэльт едва поспевал за ним.

Коридор быстро вывел их просторный кабинет, по которому была раскинута целая куча бумаг. Бумаги, перевязанные лентами, бумаги в папках, бумаги на полу — бумаги повсюду.

— Прости за беспорядок. Не успеваю разбираться со всем сразу.

— Раньше вам хватало время на всё, — юстициар слабо изобразил удивление.

— Ну, раньше я был просто Торговым Судьёй.

— А сколько же у вас должностей теперь?

— Не так уж и много, — с улыбкой махнул рукой тот. — Торговый Судья, Главный Казначей, Королевский казначей Веспрема, Королевский обозреватель Веспрема и начальник стражи. Всего- то. Не самый значительный человек в Веспреме, сам понимаешь.

Баэльт вежливо улыбнулся шутке. По крайней мере, попытался.

Люди вроде Эрнеста хотят, чтобы каждой их шутке улыбались. И Баэльт считал, что людям вроде Эрнеста лучше давать то, чего они хотят. Человек, являющийся, по сути, королевским наместником в городе. И правящий не только на словах.

Каждый, кто обладал хоть какой- то властью в городе, зависел от Эрнеста. Мудрый предводитель светлого мира торговцев Веспрема, мрачный и дипломатичный король тёмной стороны Веспрема.

Великий человек — так говорил кто- то. Подлейший интриган, который умудрился ни разу не обагрить руки кровью — так говорил ещё кто- то.

Баэльт обычно говорил, что Эрнест — занудный старикан.

— Так как твои дела? — нарушил тишину Торговый Судья. — Чем занимаешься теперь?

— После того, как благодаря Фервену я оказался без работы? Да так, ерунда, промышляю грабежом и убийством.

Шутка вышла мертворождённой. Старик подозрительно сощурился на него.

Тишина определённо стала неловкой.

— Шутка, — мрачно пояснил Баэльт, и лицо Торгового Судьи расслабилось. Кивнув, он слегка улыбнулся. Ровно настолько, насколько требовали приличия.

— Баэльт Эриэрн пошутил? Ну надо же! Приятно видеть, что ты не унываешь. А мы тут все унываем, знаешь ли. Рибур Гродхайм, цехмейстер нидрингов- кузнецов. Пропал без вести.

— Ну надо же.

Он всегда любил походя показывать, что знает всё вокруг. Справедливый и старый паук посреди паутины Веспрема — никогда не жалящий, но дёргающий за ниточки.

— Да, — старик уселся за стол и принялся наводить на нём порядок. — Надо же. А с виду приличный нидринг. Говорят, наворовал у цеха, понабирал долгов — и сбежал. Жалко, да?

— Безмерно.

— Приятно видеть, что не все сердца ещё очерствели, — Баэльт бросил взгляд на лицо Эрнеста. Однако ни один мускул не дрогнул на его лице. — Ты хотел что- то спросить, верно?

Баэльт кивнул, пытаясь не выдать волнения.

— Мне нужно найти одного должника. Его имя Алистер Вернен.

— О, должник? Ты же знаешь, я не люблю этого всего. Долги, их выбивания…,- старик задумчиво провёл рукой по усам и бородке. — Вернен, Вернен… Знакомая фамилия. Тем не менее — зачем мне искать его для тебя?

— Начальник портовой стражи. Он может помочь мне в одном… Деле.

— В деле Рибура, — Эрнест поднёс к самому лицу лист бумаги, напряжённо всматриваясь в него.

— Да, — Баэльта всегда раздражала его привычка показывать свою осведомлённость. — В деле Рибура.

— Ну, тогда ладно. Только проследи за тем, чтобы… Начавший дело Рибура осознал свою вину, хорошо? — попросил он, поднимаясь и направляясь к шкафу, заполненному самыми разными книгами. Несколько минут он копошился в них, пока не выудил маленькую, переплетенную коричневой кожей книжечку.

— Так, сейчас посмотрим, — проговорил он, переворачивая листы. — Алистер Вернен. Алистер… Вернен…

Баэльт неловко переступил с ноги на ногу. Ему всегда было неловко в помещениях вроде этого — где всё пропитано каким- то духом официоза.

— Ага! Вернен, — Эрнест ткнул пальцем в книгу. — У него сегодня свободный от дежурств день. Сегодня ведь третье?

— Третье.

— О. Тогда он торчит в канцелярии и ждёт, пока я его приму. Удача сегодня благоволит к тебе, мой мрачный друг! Улыбнись! — старик улыбнулся сам. Баэльт попытался улыбнуться в ответ — но, кажется, вышло не очень. — Ты выглядишь слишком мрачным. Уверен, что у тебя скоро всё наладится.

— Благодарю, — голос Баэльта сухо скрежетнул по его горлу. У него что, пересохло в горле?

А почему сердце колотиться? И пальцы опять начали мять шляпу?

Может быть, судья сегодня в хорошем настроении? Может быть, есть шанс…

— И еще кое что, господин Эрнест, — слова вырвались прежде, чем он смог остановить себя.

— Да- да? — Торговый судья оторвался от книжки и положил ее обратно.

— Может быть, у вас будет место… — жалкий скулёж вырывался откуда- то изнутри.

Это не мои слова, хотелось ему закричать. Не мои!

Однако Эрнест избавил его от унижения, нахмурившись и тихо ответив.

— Нет, Баэльт. Прости. Фервен чётко дал понять, что среди своих людей он тебя видеть больше не желает. А он, как- никак, назначен самим королём.

— Все из- за треклятого Малькорна? — глухо поинтересовался Баэльт.

— Конечно же из- за Малькорна! — старик всплеснул руками. — Сынок, тебя никто не просил тянуть за волосы через площадь уважаемого члена торговой гильдии! Эти твои методы… Да, юстициары до сих пор восхищаются тобой и закрывают глаза на эти твои… Игры, — он обвёл пальцем плащ и амулет Баэльта. — Но для обычных людей твои способы решения дел слегка жестоки. И, честно говоря, чем дальше — тем хуже, Баэльт. Позволь дать совет — умерь жестокость.

Баэльт лишь потерянно кивнул.

— Да и твоё прошлое… — холод прокатился панической волной по телу Баэльта. — Конечно, многие уже не помнят той истории. Такое обыденно тут у нас, к сожалению. Но те, кто помнят… Сам понимаешь. Фервен, похоже, помнит. И это не добавляет ему любви к тебе. Ты же понимаешь.

Баэльт кивнул. Он понимал.

Старик наверняка прав. Он давно уже понял, что жестокостью добиться желаемого можно быстрее и легче, чем с помощью игр в добряка. К тому же, демоны раздери, этот город доказал, что не достоин ничего лучшего. Веспрем не понимал языка открытой ладони — лишь язык кулака.

— Благодарю, господин Эрнест, — уныло произнёс он, пытаясь скрыть стыд. — Позвольте дать и мне вам совет?

Ехидная улыбка скользнула по старому морщинистому лицу.

— Совет? Ну, слушаю тебя.

— Наведите порядок. И здесь, — он ткнул пальцем в горы бумаг, — и там, — он указал себе за спину, на приёмную Хервига.

А затем, развернувшись, зашагал прочь.

Коридор встретил его темнотой, приглушенным гулом человеческих голосов и отвратительной, болезненной пустотой в груди. Привычное состояние.

Он был поглощен мыслями о своём прошлом. Об одной из тех страниц своей жизни, которые он предпочёл бы более не переворачивать никогда.

Баэльт Эриэрн тогда был одним из лучших юстициаров. Мастер допросов и распутывания сложных дел. Чувствующий ложь и умеющий добиться правды. Так про него говорили, по крайней мере.

Но правда была в том, что никто не мог так искусно отбить почки высокопоставленному торговцу, никто не мог так изящно выбить признание из подмастерья цеха, как он, Баэльт. Первопроходец в своём деле. В деле юстициарства не разговора и монеты, а кулака и клинка.

В итоге, он первый и продемонстрировал, что бывает за ошибки на подобном пути.

След от контрабанды навёл его на Малькорна Торуда, члена торговой гильдии Веспрема. Богатый человек, честный и высокопоставленный.

Но что есть деньги, репутация и положение, когда виновный стоит и открыто смеётся в лицо?

Малькорн в тот день был самой настоящей сволочью. Просто- таки образцом сволочизма. А у Баэльта была ломка от того, что он не курил плакт уже почти три дня.

А потому на требование приказа о аресте, он лишь впечатал кулак в лицо купцу, после чего потащил его через полгорода к Залам Справедливости — резиденции Эрнеста. Малькорн кричал, вырывался, сыпал угрозами. Но юстициар был глух к его мольбам. Зачем внимать мольбам виновных?

Разве что если он бы знал, что Малькорн окажется невиновным.

Падение. Позор. Презрение. Смешки. Бедность. Вот что встретил Баэльт в этот же день.

Городской юстициарий Фервен лично подписал приказ о том, что некий Баэльт Эриэрн более не юстициар. Ну и будет изгнан из Веспрема.

Изгнания, благодаря некоторым сочувствующим людям, избежать удалось.

Порой Баэльта посещали мысли о том, что лучше бы его в тот день все- таки выгнали из города. Но судьба не была к нему так благосклонна.

Пару раз он подавал прошение о возвращении. Пару раз даже отчаялся и подавал прошение на вступление в стражу.

Каждый раз ему одинаково отказывали. Категоричные и жестокие отказы, если имел дело со стражей. А если с юстициарами…

Неловкие улыбки. Пожимание плечами. «Простите, но человек с вашим прошлым… В плане… Вы понимаете».

Он понимал.

Он всё, демоны раздери, понимал. Но от этого легче не становилось.

Алистер Вернен нашёлся на первом этаже Залов Справедливости. Жилистый, усатый и усталый, он сидел на скамье у стены и нетерпеливо постукивал носком сапога по полу. По всему фойе сновали люди всех сортов, создавая толчею и многоголосое эхо — и многие из них здоровались именно с Алистером. Кажется, люди его любят, подумал Баэльт, выныривая из толпы прямо перед скучающим Верненом.

Завидев знакомое лицо, начальник портовой стражи слегка побледнел и замер.

— Господин…Мрачн… Кхм, господин Баэльт?

— Не забыл еще, как я спас тебя в той дымной дыре? — за время беседы с Эрнестом Баэльт растратил весь запас вежливости на год вперёд.

— Конечно помню, конечно же. Чем же я могу вам помочь? — раболепно поинтересовался Алистер, нетерпеливым жестом отгоняя двух стражников, что направлялись к нему.

Баэльт уселся рядом с ним.

— Келморцы. Возможно, бывшие солдаты. Возможно, работали с Моргримом.

— С Моргримом… — лейтенант медленно кивнул. — Один из них недавно начал хромать?

— Именно, — кивнул Баэльт, не поворачиваясь. Однако сердце его часто забилось. Ну же, ну, ну!

— Да. Видел их. За них кое- кто приплатил. Чтобы мы их не видели в упор.

— Кто приплатил?

— Без понятия. Просто на моём счету в банке раз в три дня становится чуть больше серебра.

«Недурно, Моргрим, недурно. Кажется, я близок к разгадке смерти Рибура. Очень близок. А, значит, ближе к пополнению кошелька.»

— И где я смогу их найти? — Баэльт возбуждённо облизал губы.

— Вам кто- нибудь говорил, какой у вас неприятный и скрежещущий голос? — недовольно сморщился Вернен.

— Наверное, пытались. Но ты же знаешь, как сложно понять человека, когда лишаешь его половины зубов, — Баэльт презрительно посмотрел на стражника- Так где? — На складе, возле Солёной пристани. Лучше брать ночью. Но одному вам туда соваться категорически не советую, их будет по меньшей мере пятеро.

— Одному не советуешь… — задумчиво произнес Баэльт. — Ну, Алистер, долг прощен. На время. Бывай.

Встав, он направился к выходу. Ему нужно было найти Мурмина.

Ведь он действительно не может сунуться туда один.

Глава 10

Дождь бил по мостовой, стенам и стёклам. Он пронзал ночную мглу города и белый дым, рвущийся из труб домов. Рокот грозы заглушал грохот бушующего моря.

Сегодняшний ливень был особо холоден, особо мерзок и особо неприятен. Наверное, потому, что он, Баэльт, уже почти час торчал под потоками ледяной воды.

Бывший юстициар раздражённо оторвал промокшее и свесившееся со шляпы перо и бросил его в лужу. Свет фонаря слабо отражался в рябой поверхности лужи, и казалось, будто бы перо маленькой галерой бороздит море света.

Молния расколола небо на тысячи кусков бело- синим копьём, освещая гавань. Яркая вспышка выхватила мрачные силуэты кораблей, отбелила мокрые скаты крыш и создала на миг ужасающую, гротескную картину города.

В следующий миг всё вернулось в обыденное состояние промокания, а небосвод сотряс грохот грома.

— Дрянная погодка, э? — мрачно поинтересовался Мурмин, натягивая на лицо капюшон и запахивая плащ поплотнее. — Давно так не лило.

— Давно, — согласился Баэльт. — Целых два дня.

— Два дня без дождя, — мечтательно протянул нидринг. — А теперь опять борода будет похожа на мокрую метёлку.

— Она у тебя всегда похожа на мокрую метёлку, — заметил Хортиг, хихикая. Нидринг окинул наёмника злым взглядом и плюнул в лужу.

— Для тебя все бороды выглядят одинаково, девчонка. Заведи свою — а потом пищи!

— Заткнитесь, — коротко бросил Баэльт, переминаясь с ноги на ногу. Его взгляд был прикован к небольшому складу напротив переулка, в котором они прятались.

Наверняка один из мелких цеховых складов. В конце концов, что в Веспреме не принадлежало цехам? Ткни в любое здание, в любого человека — и наверняка укажешь на цеховую собственность.

По крайней мере он, Баэльт, точно им не принадлежал. Как и те люди, которым он заплатил свои последние деньги.

Из тройки наёмников он знал лишь Хортига. Скользкий, убийственный ублюдок, которому нельзя было доверить даже дырявый сапог. Найдёт кинжалы для тёмной работы даже в монастыре, подобьёт отца убить сына, продаст безногому сапоги.

Дырявые сапоги.

Именно такой человек, который нужен был Баэльту сегодня.

— Кажется, я кого- то вижу, — прохрипел бородатый арбалетчик.

Баэльт присмотрелся и увидел уныло плетущуюся фигуру в свете фонарей. Плащ с капюшоном трепыхался на ветру, звонкий стук трости пробивался сквозь дробь дождя и грохот волн.

Стук. Стук. Стук.

Ветер швырял ледяную воду прямо в глаз, мешая рассмотреть человека.

Через завесу дождя юстициар следил, как человек лавирует между бочками, ящиками, кранами и свёрнутыми канатами.

Лавировал в сторону нужного им склада.

— Может, возьмём сейчас? — спросил Мурмин, утирая лицо от воды. Однако Баэльт покачал головой. Им всё нужно объяснять. Толпа дебилов.

— Люди с такой походкой не ходят в таких местах в такое время в компании самого себя.

Будто бы в подтверждение его словам, в некотором отдалении от силуэта появились трое — высокие, тоже закутанные в плащи и разбрызгивающие воду из- под ног и несущие фонари. Двое из них держали заряженные арбалеты, а третий держал руку эфесе меча.

— Как я говорил, — прошипел Баэльт, отступая обратно в переулок. — Никогда не ходят одни.

Человек с тростью, резво перепрыгнув через пару луж, добрался до двери склада. Пропустив перед собой одного из охранников, он нырнул в тёмный провал двери.

Последний охранник с арбалетом остался стоять снаружи, стараясь вжаться в стену и не попадать под ливень. Одна его рука держала арбалет, а другая — фонарь. Тускло- грязное пятно света разливалось сквозь штрихи дождя.

— Не завидую парню, который остался снаружи, — шмыгнул носом Мурмин. — Умирать мокрым с ног до головы — хреново.

— Постарайтесь не убить, — попросил Баэльт.

— Без проблем, — буркнул здоровенный арбалетчик и, подняв арбалет, выстрелил.

Болт с лёгким треском тетивы исчез в дожде, а в следующий миг возник в глазу у охранника.

Гроза осветила его изумлённое лицо. А в следующий миг он осел в лужу, стукнув головой о дверь.

Фонарь выпал из его руки и разбился, огонь свечи потух, и над ним поднялся лёгкий дымок.

— Я пытался, — пожал плечами арбалетчик, натягивая тетиву и накладывая новый болт в ложу.

Проклятье. Через пару мгновений дверь откроется. И тогда…

— Вперёд, — коротко скомандовал юстициар, и Хортиг свистнул остальным. Они рванулись вперёд.

Идиоты и убийцы, упивающиеся насилием, подумал Баэльт, обнажая клинок на бегу. Он бы с радостью вогнал этот клинок по рукоять в грудь арбалетчика, или же полоснул бы им по лицу аргринга, что отвратительно улыбнулся при виде заваливающегося стражника.

Но теперь ему приходилось работать с тем, что есть.

Гнев обручем сковал голову, выдавливая лёгкие хрипы облачками пара изо рта.

Мурмин резко свернул направо и полез по лестнице на крышу. Разумеется, как всегда, заходит с тыла, чтобы потом следить за входом. Правильное решение, тускло одобрил Баэльт, вздымая тучи брызг сапогами.

Когда они добрали до двери, та начала открываться. В дверном проёме, в грязно- жёлтом свете нескольких фонарей, виднелся высокий силуэт.

— Какого демон… — в следующий миг тесак аргринга раскроил череп человека. Кровь брызнула во все сторону, а аргринг с глухим рычанием рванулся внутрь, опрокидывая труп и выдёргивая застрявший тесак.

Осталось четверо.

Баэльт прошмыгнул вслед за ним в нарастающем крике, лязге и клёкоте.

В обширном помещении, полном ящиков, бочек и свисающих с потолка верёвок, начиналась бойня. Два фонаря резко дёргались из стороны в сторону, создавая беспорядочную пляску света.

Аргринг, умело орудуя своим оружием, с рёвом наседал на двух людей. Ещё один человек с рассеченной грудью валялся на грязном дощатом полу, пытаясь отползти.

— Аы- ах, — вырывалось из его груди, пока кровь, булькая, выливалась на его куртку. Молодое лицо было покрыто кровью и слезами.

Перескочивший через ящики Хортиг метнул нож, и появившийся в полосе света аргринг упал на колени, вопя и дёргаясь.

А их- то шестеро, равнодушно подумал Баэльт. Но это ничего не решает.

Юстициар с шипением швырнул опешившего человека к ящику и хлестнул его наотмашь. Человек с пронзительным воплем отшатнулся и осел, хватаясь за быстро краснеющую куртку.

Лишь на миг Баэльт встретился взглядом с маленькими, слезящимися и полными боли глазами. А в следующий миг развернулся, решив не добивать его.

Однако больше сражаться было не с кем — человек с тростью резко вышагнул вперёд, поднимая вверх руки.

— Стойте, стойте! — прокричал он. — Мы сдаёмся!

В тот же миг всё стихло, как будто бы боги велели всему на свете заткнуть рот. А ещё через пару мгновений всё вновь ожило.

Дождь вновь стучал по стёклам и крыше, лужи крови начали расти и смешиваться с натекающей с улицы водой, а стоны раненных заполнили всё вокруг.

Стоны боли и мучений, переплетающиеся с высоким, клекочущим и ломающимся визгом аргринга, что расстался с глазом.

Добро пожаловать в наши ряды, одноглазый друг, равнодушно подумал Баэльт.

Аргринг- наёмник отшатнулся от раненного, часто дыша и наставив на него тесак.

— В расход их? — спросил он, рыча и смахивая свободной рукой с лица слюни и кровь.

— Нет, Рукхарк, — резко осёк его Хотриг, выходя вперёд и поднимая повыше фонарь. — Не стоит резать людей направо- налево. Пока сир юстициар не приказал обратного.

— Закрой рот, — бросил Баэльт, обходя стонущего парня с раной на груди. Ещё не хватало дать знать всем вокруг, что этим всем руководит юстициар. — Фонарь.

В его протянутую руку тут же подали фонарь, и он поднял его.

— Снимай капюшон. Медленно, — приказал он, наставив меч на человека с тростью. В следующий миг из- под капюшона раздался тихий смешок.

— Мрачноглаз. Снова, — и человек плавным, нарочито спокойным движением сбросил капюшон.

Баэльт почувствовал, как его обволакивает холод ужаса.

Худое, изящное лицо с короткой бородкой и пышными усами, большими честными глазами и седыми волосами уставилось на него с лёгким осуждением.

— Малькорн, — прошептал бывший юстициар. Он почувствовал, как вся вода, что обрушивалась на него дождём, замерзает и превращается в отвратительную слизь.

Баэльту редко что хотелось после того, как он потерял взгляд. Редко на что было не всё равно. Однако сейчас он отчаянно захотел оказаться подальше от этого места, желательно, в тёплой постели с Каэртой.

Не важно, где, хоть в сточной яме или канале — главное, что не здесь.

Однако он был здесь.

— Однако, здравствуйте, — Малькорн усмехнулся, — юстициар.

Баэльт молча поставил фонарь на ящик и кивнул.

Придётся доигрывать роль до конца, каким бы этот конец не был. Кишки скрутило и сковало льдом, а мысли в голове непривычно перескочили из вялого потока в горный водопад.

Бывший юстициар твёрдо решил, что убьёт Алистера Вернена, если останется в живых.

— Можете опустить руки, — тихо произнёс Баэльт. — Хортиг, закрой дверь и займись раненными.

— А трофеи можно…

— Залатай их, идиот! — рявкнул он низким, совсем не фэйнийским голосом. Проклятье, он по уши в дерьме.

— Как скажете. Как скажете, — и Хортиг удалился во тьму, из которой приглушённо плакали и стонали раненные.

Баэльт уселся на поваленную бочку и внимательно уставился на торговца.

Малькорн не выглядел испуганным человеком, которого застали врасплох.

Как и в тот раз, демоны раздери.

— Забавно, — протянул Баэльт, стараясь не выдать смятения и испуга.

Встреча с Малькорном могла иметь тысячу неприятных последствий. Начиная от воспоминаний и заканчивая Котлом. — Мне казалось, что вы честный человек, Малькорн.

— Так и есть, — развёл руками торговец. Осторожно глянув на Баэльта и не заметив возражений, он переставил небольшой ящичек к себе и уселся на него.

— Баэльт Мрачноглаз, — с непонятным наслаждением проговорил торговец, щурясь на свет фонаря и кладя ногу на ногу. — А я- то думал, что мы больше не увидимся. Ты уже второй раз появляешься в моей жизни. Это на два больше, чем мне хотелось бы.

— Вы тоже появляетесь в моей жизни второй раз, — хрипло пролаял Баэльт. — И не могу сказать, что рад встрече. Я ожидал увидеть тут людей, которые знают кое- что о кое- чём.

— Убийство Рибура? — хмыкнул Малькорн, сразу же хмурясь.

Баэльта пробрало до костей.

Боги, неужто вы смилостивились?.. Сердце окутала нега и радость, что медленно раздувалась в ликующее пламя.

Неужто перед ним сидит истинный виновник смерти Рибура? Тогда у него есть шанс получить обратно должность юстициара верным путём, тогда есть шанс начать всё сначала, честно и…

— Я и сам пытаюсь разобраться в этом деле, — выдохнул Малькорн.

Резкий и мучительный хрип сзади оборвал нить мыслей Баэльта.

— Держи! Я не хочу, чтобы он укусил меня, пока я пытаюсь сделать что- то с его проклятым глазом, — приглушённо прошипел Хортиг из темноты.

— Держу! Он же дёргается, как рыба на льду, — столь же тихо пробурчал Рукхарк.

— Держу пари, что эта отговорка — самая херовая, которую я слышал, — жестоко проговорил Баэльт. Пожалуйста, сознайся, умоляю, скажи, что я прав, дай шанс вернуть всё назад, прошу! Пожалуйста!

— Возможно, — легко согласился Малькорн. — Ты- то что тут делаешь?

— Меня наняли.

— Надо же. Ручной продажный юстициар! — усмехнулся торговец, качая головой в сокрушающемся жесте. — Куда катится наш город, если даже ты продался, Мрачноглаз?

— Туда же, куда и всегда.

— Я думал, ты тоже занимаешься делом Рибура. А теперь стоишь тут, с окровавленным клинком, — Малькорн указал тростью за спину Баэльта. — Я следующий, да?

Баэльт оглянулся — трость указывала на труп охранника.

— Нет.

— Нет? Странно. Потому что всё выглядит так, будто бы ты шёл по моему следу.

— Это зачем же?

— Очевидно, не дать мне найти убийцу Рибура.

— Это не так, — слабо возразил Баэльт.

— Как ты там сказал? Самая, кхм, херовая отговорка, так? А ведь кто- то говорил, что ты продашься лишь после дождя.

«После дождя»… Старая веспремская поговорка.

Смешная. Ироничная. Ведь все знают, что если что- то тут и не имеет конца, то это проклятый дождь.

Баэльт сглотнул появившийся в горле ком.

От чего? От обиды на слова о продажности? Но ведь он продажен. Как сказал однажды один его знакомый, шлюха, продающая не тело, а ум и сталь.

Может, от обиды на то, что Малькорн не прав? От обиды а то, что он не может взять и убить его прямо тут, на месте?

О, как бы он хотел, чтобы это было правдой. Чтобы он мог безнаказанно убить этого богатого индюка, что мановением руки разрушил его карьеру. Свернул бы ему шею, перерезал бы ему глотку, задушил бы, выпотрошил.

Ему было наплевать, что торговец разрушил эту карьеру весьма уместно и справедливо. Ему было плевать на то, что он, Баэльт, заслужил этого. Ему было абсолютно наплевать на то, что из- за него необратимо пострадала честь этого человека. Да, он осознавал это всё. Но от этого ничего не менялось — ему всё ещё наплевать.

Малькорн сделал ему больно. И должен заплатить.

Но Баэльт не мог заставить его заплатить. Как виновный не может заставить виновного раскаяться. Как пьяный не может заставить трезвого протрезветь.

В тишине раздался очередной удар грома, и Малькорн, поёжившись, произнёс:

— Так что, Баэльт? Тебя послали убить меня? Мне готовиться к последнему пути?

— Нет. Я здесь… Тоже по делу Рибура, — выдавил из себя жалкий шёпот Баэльт. Внезапно ему стало очень холодно и пусто. — Меня наняли найти его убийцу.

Малькорн хмыкнул.

— Надо же. Сначала ты влетел сюда, раздал удары направо- налево — а теперь выясняется, что мы с тобой, как говорится, в одной лодке. Да, похоже на правду. Ты всегда действовал, и лишь потом думал.

— Да, действительно, — безмозглый выродок, выдавить бы тебе оба твоих глаза и бросить умирать в канаве! А ещё лучше — отобрать все деньги, положение и семью, а потом выкинуть бы на улицы! — Я ожидал увидеть тут тех, кто исполнил убийство. Келморцы.

— О. Келморцы. Значит, ты тоже на них вышел, — торговец указал на труп человека. — Этот парень ждал меня тут, чтобы рассказать о том, где их видели в последний раз.

— Зачем? — прошептал Баэльт. Нет, нет, нет, ты не можешь отобрать у меня шанс! Будь сволочью, окажись последней тварью, пожалуйста! Почему сволочи вроде тебя оказываются святыми, а святые оказываются сволочами?! Не говори ничего, кроме признаний. Умоляю! Я готов стать на колени, прошу, не надо!

— Зачем? Затем же, зачем и ты, Мрачноглаз, — ответил Малькорн, подкручивая усы. — Справедливость. Тебе за неё платят. Я её просто ищу — ведь кто- то же должен. Рибур был не самым лучшим нидрингом, но… Но разве он не заслужил того, чтобы умереть на склоне лет в постели, от болезни и старости? Разве этого не заслужили все, кто прожил в этом проклятом городе столько, сколько понадобилось, чтобы влияние его тёмного сердца повлияло на них? Разве этого не заслужили эти парни? — он указал на трупы.

— Заслужили, — проскрипел Баэльт, опуская шляпу пониже.

Ему не хотелось, чтобы Малькорн увидел его слезу.

Впервые он плакал от разочарования. От разочарование в том, что тот, кто должен был быть последней скотиной, оказался… Человеком. Хорошим человеком.

Если верить ему.

Мрачноглаз не любил верить людям. Но вот жалеть себя он любил. Безумно любил.

Есть правда о себе, которую нужно знать и признавать.

— Вот и я про то же. Заслужили. К тому же, есть одна проблема. Рибур был не последним цехмейстером в Торговом Совете. И его голос многое значил для меня. В последнее время он покинул лагерь Эрнеста и напряжённо выбирал между мной и алхимиками. В итоге выбрал меня.

— Алхимиками? Гус, — прошипел Баэльт, чувствуя, как желчь подступает к горлу, а мысли тонут в смеси дурноты и пустоты.

— Верно, Гус, — Малькорн медленно кивнул. — Кажется, ты знаком с ним.

— Со всеми, кому Рибур был должен.

— Значит, говорил и с Гусом, и с Аланом, и с Моргримом? — голос Малькорна был едва ли не дружеским, сочувствующим и добрым.

Баэльт многое бы отдал за одну издёвку с его стороны. За проявление гнева. За презрение.

Но всего этого не было.

— Говорил.

— И что они тебе сказали?

— Что Рибур был должен им. Много должен. Гус что- то скрывал, но виновен не был. Алан не убьёт и мухи, если она сядет ему на нос. А Моргрим сказал мне искать в страже. А стража указала мне на этот склад. И на то, что ночью сюда шастают типы с келморским акцентом, один из которых хромой.

— А тут оказался я, — протянул Малькорн, покачивая головой. — Я шёл по другому следу, Баэльт. И этот след вёл меня точно теми же дорогами. Гус Фортас. Алан Деннетро. Моргрим Железные Руки. Стража. А знаешь, что это значит?

— Одними и теми же дорогами, да? — язвительно спросил Баэльт, щуря глаз. Слишком уж много совпадений…

А что, если судьба всё же благосклонна к нему?

— Послушай, Мрачноглаз, — Малькорн подался вперёд, серьёзный и напряжённый. — Рибур приносил мне четыре голоса в Совете. Ты представляешь, чего это стоило? Ты хоть представляешь, чего я лишился? С помощью его я смог бы протащить закон о повышении минимальной платы на крупных и средних факториях! — его лицо побледнело, а усы гневно дёргались при каждом слове. — Ни одно сокровище мира, ни одна тайна — ничего вообще не может стоить этой возможности! И если ты подозреваешь меня — хватай за руку и веди к нанимателю. Только помни, что было в прошлый раз.

— А что будет, если ты окажешься виноватым? — прищурившись, протянул Баэльт.

— Вот именно. Ничего. Скорее всего, тебя нанял кто- то из цеха Рибура. Кто- то, кто попытается меня шантажировать, а не посадить. И, будь я виноватым, я бы позволил себя шантажировать. А потом прикончил бы шантажиста, — Малькорн добродушно улыбнулся.

— А если я сдам тебя страже? Сразу?

— О, тогда стража, очевидно, поверит тебе, выброшенному с треском со службы, а не мне, гильдмастеру торговцев.

Баэльт сжал зубы.

— А если я убью тебя прямо тут? — процедил он. — А потом подожгу склад, чтобы даже тела никто не нашёл? Чтобы не осталось следов твоего пребывания в Веспреме?

Малькорн подался чуть вперёд с лёгкой улыбкой.

— Тогда ты станешь убийцей, — добродушно объяснил Малькорн. — А заодно упустишь настоящего убийцу Рибура. И лишишься возможности вернуться в юстициары. Я, конечно, злюсь на тебя, Баэльт. Это было унизительно. Очень унизительно. Ты представляешь, как тяжело выглядеть достойно в глазах рабочих, за которых ты борешься, когда они видели тебя хнычущим, избитым и беспомощным? Но я готов простить тебя. Более того — я готов поговорить с Фервеном. О твоём возвращении. Если ты поможешь мне. Найти убийцу Рибура и разобраться с ним.

Баэльт медленно, очень медленно кивнул.

Боги. Он ненавидел Малькорна, да. И будет ненавидеть его до самой смерти. Этого ублюдочного усача. Но… Юстициарство! О. Это было бы великолепно.

Баэльту почти никогда не хотелось чего- то так страстно. Деньги, Каэрта, что угодно — ничто не стояло рядом с возвращением.

— И ты не попытаешься меня обмануть? Отомстить за унижение? — подозрительно протянул Баэльт, хмурясь. Всё не может быть так просто и легко.

— Можешь согласиться помочь мне и посмотреть.

Баэльт несколько мгновений думал. А затем шумно вздохнул.

— Так что ты мне хотел сказать?

— Другой разговор, — гильдмастер торговцев победно улыбнулся. — Я хотел сказать, что, если разные следы ведут одной дорогой в таком деле, то это значит лишь одно. Виноваты все, кто попался нам на этой дороге. Гус. Алан. Моргрим. Стража. Виноваты все, Мрачноглаз. Мы с тобой одни.

Баэльт поднял на него единственный глаз.

А потом хихикнул. Потом ещё раз. Ещё.

И, наконец, взорвался хохотом.

Малькорн слегка удивлённо приподнял бровь, пока Баэльт сотрясался от хохота, колотил кулаком по ящику и топал ногой.

Он давно так искренне не смеялся. Наверное, целую вечность!

Лёгкие горели, а он продолжал смеяться.

— Всё в порядке? — из темноты вынырнул озабоченный Хортиг.

В порядке?! Боги! Да он издевается!

— Представляешь, — сквозь хохот произнёс Баэльт, — мы, — он указал на застывшего Малькорна, — с ним сидим тут и судачим о том, что мы вместе идём против целого проклятого города! Отымейте демоны Сестру, да это же… — его слова потонули в очередном приступе хохота.

Сверху послышался грохот, и в окно под потолком заглянуло мокрое лицо Мурмина.

— Какого хрена там происходит?

Баэльт скорчился от смеха, стуча ногой по полу. Лёгкие жгло калёным железом, а живот скрутило, но он хохотал. Хохотал, как в последний раз.

— Мрачноглаз, — мягко пробилось сквозь пелену веселья. — Послушай меня. Мы с тобой действительно заодно. И это забавно, да.

Наконец, смех начал сходить на нет. Мир вновь превращался в серое и уныние обиталище.

Смешки затихали и затихали, и в разум вновь потекли стоны раненных, ругань Мурмина, дробь дождя и приглушённые грохотания моря и грозы.

— Всё в порядке, Мурмин, — выдохнул Баэльт, вытирая слёзы из глаза и пытаясь унять смешки. — Поздоровайся со старым знакомцем.

— Добрый вечер, уважаемый Мурмин, — скромно махнул рукой Малькорн. Лицо Мурмина вытянулось, а глаза широко распахнулись.

— Это что, он Рибура?..

— Нет, нет и ещё раз нет, — наконец, Баэльт полностью успокоился. Абсолютно полностью. — Следи за улицей.

Мурмин тут же исчез, рассержено бормоча под нос.

— Значит, нас стравили.

— Похоже на то, — кивнул Малькорн.

— И, кажется, мотив был у всех. Гус, который не договорился о поддержке. Алан, который мог бы это всё молча проспонсировать, оставаясь будто бы в стороне. И Моргрим, который предоставил людей.

— Похоже на то, — опять кивнул Малькорн, накручивая ус на палец. Раздражающие у него усы, подумал Баэльт.

— Значит, нельзя больше верить словам всех троих кредиторов Рибура?

— Нельзя.

— Тогда нам остаётся искать келморцев?

— Именно, — улыбнулся Малькорн. — Нам. Знаешь… Может, ты когда- то и напортачил.

— Я думал, ты контрабандист. В книгах было твоё имя…

— Во- первых, — прервал его нелепый шёпот Малькорн, — тут только мёртвые не занимаются контрабандой. Я был виноват. Во- вторых, я не про тот случай со мной. Я про…Ну… Ты знаешь, — Баэльт почувствовал, как напрягается. Он не посмеет. — Но у каждого есть право на ошибку. Даже на такую. А потому… — и он протянул руку.

Баэльт Мрачноглаз в недоумении уставился на эту руку. А затем протянул свою и крепко пожал её.

— Вот и отлично, — Малькорн встал, отряхивая свой плащ и вновь беря в руки трость. — Я рад, что так всё повернулось, правда. Я даже готов простить тебе двух мальчишек, — он указал на два трупа с таким пренебрежением, будто бы это были мешки с соломой.

Следует ли сказать ему о том, что убийства… Не было? Что была далеко зашедшая пытка?..

Нет. Обойдётся. Знания могут спасти в Веспреме жизнь. Особенно если с кем- то ими не поделится.

— Я пошлю своих людей к тебе, если они увидят кого- то, кто похож на келморцев. Как- никак, у меня ушей и глаз в городе больше, чем у тебя, — и он зашагал к двери. — Хортиг, будь другом — помоги донести моих мальчиков домой!

— С какого…

Малькорн ловко закрутил золотую монету, которую Хотриг не менее ловко словил. Попробовав её на зуб, он хмыкнул.

— Рукхарк, Торн, берите их и идёмте.

Малькорн уже сделал шаг к выходу, как Баэльт встрепенулся.

— Малькорн. Что мне делать с убийцей, когда я его найду?

Торговец замер.

— Предай его справедливости. Суди его.

— И что дальше?

— Вернём тебе твоё имя. Внесём свою лепту в установление справедливости.

— Зачем тебе это, демоны раздери? — прохрипел Баэльт. — Зачем?!

— Затем, Мрачноглаз, — торговец сощурился, — что это убийство пошатнуло баланс сил в Веспреме. И мне нужно его быстро восстановить. И ради такого я готов сотрудничать даже с тобой. Удачи, — и он зашагал прочь.

Баэльт опустил голову на дощатый пол, полный щепок и крови.

Он в дерьме по самый кончик пера. Самый- самый кончик пера на его проклятой шляпе.

Глава 11

— А вы точно заплатите, господин? — прогнусавил бедняк, волочась впереди.

— Если они там — да. Если нет — я придушу тебя.

— Они там, клянусь своей…

— Веди молча, — раздражённо прервал его Баэльт.

В эту ночь его раздражало все.

Плеск воды, что раздавался у него под ногами. Противные капли дождя, стекающие по шее на спину. Бедняк, которого к нему прислал Малькорн и который будто бы видел пятерых келморцев- наёмников.

Всё раздражало его, демоны раздери. Но больше всего — он сам.

Он провалился. Не смог. Поверил виноватым. Опрометчиво обвинил невиновных.

Тут все виноваты. Алан, ранее не имеющий ничего общего с убийствами? Вежливый Гус? Пытавшийся помочь, а в итоге стравивший с Малькорном Моргрим?

Убийца, ростовщик и алхимик. Твою мать, самые доверенные лица во всём Веспреме!

Да, раньше они не влезали в дела такого масштаба. Но ведь, демоны раздери, всё меняется, и он должен был принять это в расчёт!

Он слишком долго был вне игры, слишком долго ничего не делал, считая себя лучшим в своём деле. Кажется, он больше не годится для тонкой работы.

А ещё и Малькорн, этот заносчивый и высокомерный кусок дерьма! Почему он сразу понял всё, а у него, Баэльта, ни одна догадка не сложилась в целую картину?!

Баэльт злобно сплюнул, чувствуя, как пустота внутри заполняется яростью. Если это бедняк наврал, он действительно сломает ему что- нибудь. А если нет… Что ж. Тогда он устроит этим келморским ублюдкам. Выискивая их по всему городу, разговаривая со своими осведомителями, он угробил свои сапоги. Ещё пара походов — и они разваляться прямо на нём.

Он так радовался, когда стащил их со склада кожевников.

Тогда, когда они с Мурмином продали пару курток и сапог, он смог нормально поесть. И сытый желудок Баэльта восстал против сапог, полученных таким путём.

Он два вечера подряд сидел в комнате, борясь взглядом с этим кожаным, сухим и неизношенным искушением.

А на третий день надел их.

Голод и нужда толкали всех на страшные вещи. Всегда.

А уж особенно тут, в Веспреме.

Но почему тогда самые страшные, самые серьёзные преступления совершались теми, кто жил в достатке и сытости? Почему?

Да потому что все виноваты в этом городе. Все.

Но сейчас его интересовал ублюдок, который виноват в убийстве Рибура. Кто- то, кто связал трёх ростовщика, убийцу и алхимика. Кто- то, кто взял с них ровно столько, чтобы оставить глупый след.

По которому пошёл Баэльт.

— Они точно там? — вопрос вырвался сам собой. — Один из них хромал?

— Да, хромал! А ещё один немой! И среди них баба, кажется! — живо отлкикнулся бедняк.

Толку с таких- то расспросов. Когда голод сводит желудок в огромный комок боли, а по утрам тебя тянет выблевать свои внутренности, ты увидишь и Брата- Смерть, и Сестру- Жизнь. Лишь бы за это дали пару монет.

Раз уж за деньги можно было увидеть некоторых богов, то почему бы не увидеть парочку келморцев?

Однако Баэльту набило оскомину сидение на одном месте. Он пытался сидеть с Мурмином, но тот угрюмо пропивал вырученные за налёт на склад деньги. Пытался сидеть с Каэртой, но в последний момент передумал.

Поэтому этот бедняк был его шансом.

Высокие силуэты домов стали ровнее, перестали коситься в разные стороны и даже приобрели ставни. Кое- где виднелись поросшие влаголюбивыми растениями балкончики. Вполне приличный квартал.

Баэльт медленно затянулся плактом.

— Ну, где? — прохрипел он.

— Вон, господин, «Тёплое местечко»! Они пили там, клянусь! — нищий указал дрожащей рукой вперёд.

Таверна, лучась золотым светом, сотрясалась от хохота и весёлых криков. Всё как всегда, демоны раздери.

Мрачноглаз медленно кивнул.

— Посмотри. Но, клянусь, если…

Обходя спящих под дождём пьяниц, из дверей таверны появились пятеро людей. Сурового вида, при оружии.

Один из них прихрамывал.

— Они, они! — взвизгнул нищий, и Баэльт быстро схватил его за ворот грязной рубахи.

— Живо беги к Малькорну или кому- нибудь из его людей, — прохрипел он, косясь на келморцев. — Живо, мать твою! Скажи, чтобы… — он осёкся, почувствовав неприязненные взгляды.

Пятеро людей уставились на него. А затем двинулись в его сторону.

Твою мать.

— Ну, давай, беги! — Баэльт отшвырнул нищего прочь, и тот, спотыкаясь и стеная, побежал прочь, шлёпая босыми ногами по лужам.

Внутри разгоралось что- то, давно забытое. Возбуждение охоты. Близость победы.

Они, приняв угрожающий вид, надвигались на него. Суровые, заросшие мужчины и одна красивая женщина со шрамом на щеке.

Баэльт, поправив шляпу, пошёл им навстречу.

Сердце бешено колотилось, разгоняя кровь. Рука сама собой легла так, чтобы в случае чего выхватить клинок.

Он разочарованно и облегчённо вздохнул, когда они просто прошли мимо.

Пройдя ещё пару шагов, он развернулся. Все пятеро удалялись в ту сторону, куда убежал нищий.

Немного помедлив, он развернулся на месте и, не отрывая взгляда от пятёрки людей, медленно зашагал за ними.

Они громко переговаривались, и Баэльт узнал келморский говор. Чуть искорёженное белое наречие.

Проклятье. Неужели ему повезло? Неужели, наконец…

Он едва успел метнуться в переулок, когда один из них оглянулся. Дыхание сбилось и судорожно вырвалось из глотки, обратившись в облачко пара.

Осторожно выглянув из переулка, он убедился, что они идут дальше. Глубоко вздохнув и стараясь успокоиться, он последовал за ними.

Несмотря на то, что лил холодный дождь, ему было жарко. А губы сами кривились в подобии усмешки. Теперь вы у меня в руках, засранцы. Не уйдёте.

У гостевого дома «На перинах» они остановились. Переговорив, они разделились — четверо пошли дальше, а один из них вошёл в высокое здание.

«На перинах» выгодно выделялись на своей улице среди лавочек- магазинчиков. Свежая побелка, украшенный фасад, целых четыре этажа. Настоящий гигант среди двухэтажных карликов.

И в этом здании лишь один из них.

Твою мать. Неужели удача добра к нему настолько?! Нет, нет, так не бывает, просто не может быть, боги!

От возбуждения его почти трясло.

В гостевом доме было сухо и тепло. До отвратительного сухо и тепло. Прибранные столы, за которыми тихо беседовали постояльцы, тихие разговоры, скучающая девушка за стойкой.

Он выдернул из- под плаща амулет и показал его ей.

— Келморец. Зашёл сюда только что. Где он? — прохрипел он в её испуганное лицо.

— Он… Он… Третий этаж, вторая комната слева… Позвать стражу, господин юсти…

— Нет, вообще заткнись и никому ничего не говори, — рыкнул он, направляясь к лестнице.

Ступеньки мелькали перед глазами, а кровь кипела от возбуждения. Наконец- то у него есть жертва, наконец- то он снова охотник!

Оставляя мокрые следы на ковре, он тихо приник к стене рядом с нужной дверью. Изнутри не было слышно ничего.

Обнажив клинок, Баэльт глубоко вздохнул. Резко выдохнул.

И вежливо постучал в дверь.

— Какого хрена, ну открыто же! — приглушённый голос.

Баэльт постучал ещё раз, с трудом сдерживая хихиканье.

— Ну открыто!

Очередной стук в дверь. Гневное шипение, скрип, шлёпанье босых ног по полу.

— Ну, шутнички, если я…

Дверь открылась, и на пороге предстал рыжий парень. Горло и нижняя часть лица были скрыты пеной для бритья, в руках он держал бритву.

— Эй, я…

Баэльт ударил его в грудь, заставляя ввалиться обратно в комнату.

— Брось бритву, придурок! — рявкнул он, наставляя клинок на грудь. — Живо!

Келморец с ошарашенным видом бросил бритву на пол. Маленькое лезвие жалобно звякнуло о пол.

— Правильно, парень, — Баэльт радостно осклабился. — А теперь — сядь на стул, — он кивнул подбородком на стул у окна. — И не дёргайся.

— Кто ты такой, а? — парень, подняв руки, осторожно отступил к стулу и сел.

— Я — тот, кто схватил вас за задницу, — Баэльт осклабился и не глядя захлопнул дверь. Лицо парня оставалось слегка удивлённым — ни следа испуга.

— Прости, но ты не из тех, кому я с радостью позволю хватать себя за задницу, — он осторожно улыбнулся. — Слушай, ты, кажется, ошибься…

— Нихрена я не ошибся, говна ты кусок, — прохрипел Баэльт, быстро обводя комнату взглядом. Богато обставлено, что сказать. Богаче, чем могут себе позволить пятеро келморцев без имени. Судя по дверям, есть ещё несколько комнат. — Ещё кто есть?

— Нет, послушай…

Баэльт подскочил к нему и с наслаждением ударил по лицу.

Парень запрокинулся и упал вместе со стулом.

— Нет, ты послушай, — Баэльт навис над ним, наставив клинок на его шею. — Кто заказал Рибура?

Парень глухо застонал, пытаясь стереть кровь с лица. Но от этого он лишь размазал её, смешивая с белой пеной.

— Я не знаю, о чём ты…

Ложь. Очевидная и неумелая.

Баэльт пнул его.

Парень скорчился.

— Давай, скажи мне имя! И я уйду!

— Я не пони…

Ох. Вечно эти трудности. Так утомительно.

Баэльт с наслаждением пнул его ещё раз, заставив сжаться.

— Я могу заниматься этим вечно, парень, — Мрачноглаз склонился над ним, безумно скалясь. — Кажется, ты из этих. Любителей погеройствовать. Но ничего.

Баэльт приставил острие клинка к его голой шее и слегка надавил.

— Похоже, это бритьё обернётся большей кровью, чем обычно.

— Нет, погоди, погоди! — заверещал парень с пола. — Тавер! Обо всём договаривался Тавер! Сначала с посредником, а потом с нанимателем!

— Тавер… — кажется, удача не совсем улыбнулась. Скорее, подмигнула, заигрывая. — И где же твой Тавер?

— Сколько придёт с остальными… Пожалуйста, я ничего не…

— Заткнись, — Баэльт отвесил ему ещё один удар. Проклятье. Нужно уходить, пока они не пришли. Или…

Он облизал пересохшие губы.

Кажется, без риска тут никак. Вообще.

Как же он не любил, когда всё идёт наперекосяк.

Тавер устало вздохнул.

— Брина, деточка, да пойми ты — это временно.

— Временно? — она недоверчиво хмыкнула, поднимаясь по лестнице рядом с ним. — Ты сейчас лжёшь мне или себе?

Обоим, на самом- то деле.

— Никому я не лгу! Это наше последнее дело! Заработаем чуть- чуть деньжат — и подадимся в какое- то другое место. Веспрем мне пришёлся не по вкусу.

Он пришёлся ему по вкусу. То же поле битвы, только слегка извращённое и странное. Но, как оказалось, и тут можно быть солдатом.

— Ты опять пытаешься убедить себя, а не меня, — она разочарованно тряхнула головой. — Мы собирались начать новую жизнь!

— Эм… — Клодер смущённо почесал затылок. — Может, мне лучше…

— Да, лучше иди вперёд, — Тавер остановился и взглянул на женщину сверху вниз. — А мы тут пока переговорим. Давер. Ты тоже.

Брат молча кивнул и потопал вслед за Клодером, бывшим солдатом пятого пехотного полка имени Макклаудена.

Хороший компаньон, этот Клодер. Выполняет приказы. По- воински собран. Тавер взял бы его в свою сотню.

Только вот сотни у него давно не было.

— Эй, — Брина щёлкнула пальцами у него перед лицом, заставив вздрогнуть. — Новая жизнь! Что ты на это скажешь, а?

— Ну… Мы пытаемся, Брина, — он развёл руками. Чего эта баба от него хочет, а? — Моргрим пообещал, что, если захотим остаться, после этого дела он обеспечит нам место в любом цеху!

— Опять брешешь, сволочь! — она гневно ударила его в грудь. — Я тебя насквозь вижу! Ты всё твердил — никакого насилия, никакой крови! А теперь скажи мне, что исполнил своё слово!

— Послушай…

— Нет уж, ты слушай! — она упёрла руки в бока. — Меня задрали придури твоего братца! Меня задрали эти два солдафона, которые спят и видят всех ксилматийцев мёртвыми!

— Они, в каком- то смысле, наша семья, Брина, — Тавер потупил взгляд. — Дав так точно.

— Твой Дав — самый отмороженный убийца, которого я видела! Он хоть что- то делал сам в своей жизни?! Без тебя?!

— Брина, он мой брат…

— Я знаю! И я не хочу, чтобы наши дети однажды спросили — мама, папа, а что за немая херня живёт с нами? — она гневно фыркнула, сдувая упавшую на лицо прядь. — Тав, какого хрена, а?! Пора бы ему заняться своей жизнью самому!

— Он будет… — Тавер пару раз моргнул, ошарашенный её словами. — Он… Хотел стать каменщиком. Его мечта… Ты сказала про детей? Но ты ведь не хотела!

— Я, мать твою, передумала! — крикнула она.

Тавер посмотрел на неё. А затем, спустившись на две ступеньки, обнял и поцеловал в губы.

Она быстро отпихнула его.

— Нет- нет, — возмущённо прошипела она. — Больше ты так не выкрутишься!

— Золото ты моё, — Тавер с лёгкой улыбкой прижал её к груди, не обращая внимания на попытки выбраться. Он чувствовал себя таким счастливым, каким не чувствовал уже много лет. — Дети! Кто бы мог подумать!

— Да, эти горлопанящие и требующие внимания гады — кто бы мог подумать?

— Ох, Брина…

— Я не хочу, чтобы наши дети были детьми убийц, Тав, — тихо проговорила она, успокаиваясь в его объятьях. — Понимаешь? Не хочу, чтобы наша жизнь была построена на чьей- то смерти.

— Я понимаю, милая, — прошептал он ей в ухо, убаюкивая в объятиях. Боги, как же он её любил! Брина — лучшее, что происходило с ним во всей его грёбаной жизни! — Обещаю, это будет последнее дело. И мы уйдём. Станем обычными горожанами. Если захочешь — вообще уедем.

— Хочу, — заверила она, пытаясь обнять его. — Возьмём с собой твоего ненормального брата. Пусть живёт где- нибудь рядом, лишь бы не с нами. Но обещай мне, что это будет последнее дело, Тав. Обещай.

— Обещаю, милая, — он счастливо улыбнулся, поглаживая её по волосам. — Наниматель, конечно, не особо доволен результатом, но… — по крайней мере, один из нанимателей. Другой остался демонски доволен. — Он сказал, что, если всё пройдёт гладко, он заплатит остальное и мы будем в расчёте.

Он не хотел беспокоить её тем, что слышал. Что какой- то ненормальный полуфэйне идёт по их следу. Лучше не говорить ей всего. Лучше просто молча разобраться с этим, верно?

— Хорошо, Тав. Я верю тебе, — она вздохнула. — А теперь давай, идём. Я страшно хочу спать.

— А может, и не спать, — он улыбнулся ей.

— Нет, Тав, сегодня — спать.

— Ты- то можешь поспать, а я… — он рассмеялся, когда она шутливо ударила его в плечо.

Когда он увидел дверь в их комнату открытой, нехорошее предчувствие срежетнуло по нервам.

Положа руку на рукоять меча, он вошёл в комнату.

И обомлел.

Тревер, сын Клодера, сидел на стуле. Нижняя часть лица и шея были покрыты пеной для бритья.

А рядом с ним, закинув ногу на ногу, сидел одноглазый полуфэйне, держа бритву у горла Тревера. Во второй руке он держал клинок.

— О. Нашлись, — полуфэйне поднял голову, и под полу его шляпы проник свет.

— Мрачноглаз, — узнал Тавер сиплым голосом.

— Ублюдок, который дрался на арене у Сволле и представился ксилматийцем, — поприветствовал его в ответ полуфэйне. — А я не сразу узнал. Только вот теперь, когда обоих увидел здесь. Вы неплохо выступили тогда. У вас талант.

— Что тебе от нас надо?

— Сразу к делу, да? Люблю такое, — полуфэйне хищно ухмыльнулся. Худшая улыбка, которую Тавер видел за всю свою жизнь. — Имя вашего нанимателя. Имя того, кто заказал вам, придуркам, убийство Рибура. Или его запугивание, с которым вы, недоноски, не справились.

— Послушай, — Тавер осторожно поднял руки вверх. — Мы не…

— Отпусти моего сына, — глухо проговорил Клодер, набычив голову.

— Сначала ответьте на вопросы.

— Клодер, — Тавер положил руку на плечо Клодера. — Послушай, мы просто погово…

— Я не буду говорить с ним, пока этот говнюк держит бритву у горла моего сына! — взревел келморец.

— Ну, тогда жаль, — злобное, худое и бледное лицо Мрачноглаза приняло алчное выражение. — А я пока посижу тут. Помогу вашему другу побриться.

И он картинно провёл вверх по шее Клодера бритвой, снимая пену.

— О, кажется, тут кровь… — равнодушно проговорил он, отряхивая бритву от пены на пол.

— П… Папа, пожалуйста… — в голосе Тревера слышалась мольба. — Прошу… Я… Не хочу!

— Видите? Он… — Мрачноглаз ухмыльнулся отвратительной улыбкой. — Не хочет.

Волосы на шее Тавера встали дыбом, когда он услышал нарастающий хрип Клодера.

— Клодер, не надо, прошу. Давай…

Клодер рванулся вперёд с бешеным рёвом.

А в следующий миг Мрачноглаз насадил его на клинок.

Тревер попытался встать, но поперёк горла у него внезапно будто бы вырос второй рот — огромный и кровоточащий.

Тавер с хриплым воплем налетел на Мрачноглаза.

Первый удар заставил его выронить бритву, второй он умело блокировал.

А третий нанёс Давер, выросший за спиной полуфэйне.

Удар пришелся Баэльту в живот, выбивая дыхание и заставляя с хрипом упасть на колени.

Следующий впился болью в голень.

Нога подвернулась, и он упал на пол.

Ну что же, по крайней мере, я успел покрасоваться напоследок, успел подумать он.

В следующее мгновение шквал ударов обрушился на него.

Сжавшись, он прикрыл голову руками.

Может, боги оставили хотя бы капельку милосердия на сегодня? Капельку, самую…

Сапог врезался прямо в лицо, заставив его взвыть от боли.

Почки, спина, лицо, рука, нога, ступня. Боль плясала по нему свой изысканный танец, иссушая разум и оставляя выжженную пустыню.

— Хватит, хватит, хватит, — пронзительно визжал он.

И они действительно прекратили. Часто дыша и плюясь, они спорили о чём- то. Он пытался вслушиваться — но не мог понять их слов. Только женский крик и дрожащий от ярости мужской голос.

Тело наполнялось болью. Он глухо застонал, после чего получил ещё один удар.

Он заплакал.

Кто- то вздернул полуживого Баэльта вверх, заставив взывать от боли.

Его затуманенный болью взгляд поднялся, и он увидел перед собой одного из келморцев.

Спокойное, сожалеющее лицо, полное шрамов.

На какой войне вы воевали? Сколько битв прошли, прежде чем упасть так же, как я?

Его усадили на стул, приставив его же клинок к горлу.

— Что же ты такой буйный, а? — прохрипел мужчина, часто дыша. Другой мужчина, молчаливый и зловещий, лишь злобно косился на него.

— Ах… — простонал он, сгибаясь от боли на стуле. Боги, как же больно, как же всё болит…

— Ты убил их. Убил, — дрожащий от гнева женский голос.

Да, убил. Иначе вы убили бы меня.

Впрочем, это всё было не важно для него теперь.

Так обидно, так нелепо завершается игра.

Он зажмурился так сильно, как только мог.

Нос взорвался болью, и его голова откинулась.

Баэльт согнулся, воздух вырвался из его лёгких, как из дырявых кузнечных мехов.

Из- под съехавшего воротника плаща вывалился медальон, тускло блеснув в очередной вспышке грозы.

— Он юстициар, — глухо проговорила женщина. — Мы не можем просто так прикончить его.

— Не можем, — подтвердил мужчина. — Твою жеж мать… Что делать, а?! Что делать?!

— Заткнись! — рявкнула женщина.

Баэльт бессознательно повёл взглядом вправо. Кровь вперемешку с пеной. Красное на белом. Красиво.

— Я думаю, — в её голосе было слышно сомнение.

И это сомнение стало лучшей музыкой для него.

Это был его шанс. Тусклый, хреновый, глупый и несуразный.

Как само существование одноглазого грабителя- юстициара- полуфэйне с любовью к выпивке, манией к саможалению и отвратительной невозможностью чувствовать что- либо.

Кроме, демоны дери, того, что ему больно.

Он попытался произнести слова, но лишь захрипел и закашлялся.

— Что, хочешь сказать что- то? — женщина скривила лица.

— Убьёте меня — и ваш мастер выдаст вас страже. Ему ни к чему такие проблемы. Мой друг знает, где я сейчас. И если я не появлюсь завтра… Вас найдут, — прохрипел Баэльт.

Некоторое время воздух был наполнен его хриплым дыханием и стуком дождя в окно.

Кап- кап- кап- кап. Интересно, а его кровь тоже вкладывает своё «кап» в звук этой дроби? Не зря же она стекает у него по подбородку, липкая и горячая…

— Всё, к хренам, — женщина всплеснула руками. — Надо бежать, Тав. Кончим его — и бежим.

— Ну уж нет, — мужчина медленно покачал головой. — Нет. Без денег всё, что мы тут пережили, теряет смысл. А если мы сбежим, денег нам не видать. Брина. Помнишь, где я встречался с нанимателем?

— Да. Но…

— Никаких но. Не сейчас. Беги туда и скажи кому- нибудь, что у Келморца проблемы, и ему нужен совет Старика.

— Сходи ты!

— Прости, но я слегка хромаю, если ты, мать твою, забыла! — рявкнул мужчина. — Делай как говорят!

Раздался звук пощёчины.

А затем женщина вышла прочь.

— А ты — сиди спокойно, сукин сын!

Баэльт через силу кивнул.

— Какое же ты дерьмо, — прохрипел келморец, злобно сплёвывая.

Баэльт вяло кивнул.

Вот такой вот он.

Два мужчины извлекли откуда- то две бутылку янтарной жидкости и по очереди прикладывались к ней.

Иногда они бросали на него ненавидящие взгляды и обменивались странными знаками.

Но ему было не до того.

Ему было чем развлекать себя всё то время, что они молча пили.

Он слушал дождь. Слушал гул голосов снизу. Слушал, как его дыхание со скрипом и хрипом вырывается из груди. Слушал, как капли стучат в окно успокаивающим стуком.

Он слушал. Слушал и думал — не станут ли эти звуки последним в его жизни?

Не самая приятная гамма. Однако больше всего его интересовало не обилие звуков.

Он вполне может позволить себе умереть, если хотя бы увидит лицо того, кто заварил эту кашу.

Наконец, в коридоре послышались шаги и хлёсткий голос, приглушённый дверью.

Знакомый голос.

— Какого демона вы творите вообще?! Я взял вас потому, что у вас есть перспективы! Будущее! А вы сами же перечёркиваете его!

— Вы правда выдадите нас страже?

— Ты идиотка?

Хромой келморец, гневно нахмурившись, указал второму на дверь. Тот поднялся и открыл её, пропуская внутрь суховатую и изящную фигуру.

— И кто тут у вас? — ещё более знакомый голос заставил Баэльта поднять голову.

Это было непросто — отёкшая и болевшая шея отказывалась повиноваться. Однако результат оправдал все усилия.

Перед ним, опираясь на резную трость, стоял мужчина немалых лет, с залысиной и седыми волосами. С аккуратными бородкой и усами.

Изящный и строгий. Казавшийся гробовщиком, попавшим на ярмарку.

Начальник стражи и торговый судья.

— Потрясающе, — прошептал Эрнест, делая шаг вперёд. Пару мгновений он жевал губами, хмурясь. А затем повелительно махнул рукой. — А ну проваливайте отсюда! Живо!

— Он может броситься на вас…

— В таком состоянии он бы даже на выпивку не набросился бы! Пшли вон, придурки! — он взмахнул тростью, указывая на выход. Трое келморцев, ворча, затопали прочь. Хромой на миг задержался у входа.

— Он убил Кодера и Тревера.

Эрнест посмотрел на него через плечо.

— Я, представь, заметил.

Хромой кивнул и, опустив голову, закрыл за собой дверь.

А Торговый судья и начальник стражи, постукивая тростью, подошёл к Баэльту.

Эрнест. Почему он не догадался? Это же проклятый Веспрем! Рыба гниёт с головы! Боги, каким он был слепым… Каким слепым… Старик ведь знал всё. С самого начала сидел в центре всего этого. Почему он не догадался?!

Да потому что Эрнест никогда не опускался до насилия. Вот почему.

Потому что он стоял на месте, пока правила игры менялись и искажались.

Эрнест, человек, который всегда работал открыто и максимально честно.

Торговый Судья стоял и смотрел на него. А потом, глубоко вздохнув, тростью притянул по полу один из стульев, развернул его спинкой вперёд и уселся на него, положив руки на спинку.

— Я так понимаю, ложь и враньё уже не пройдут?

— Нет, — прорычал Баэльт.

Он был в ярости. Только демонская боль и отсутствие оружия сдерживали его.

И интерес.

— Нет, — уже шёпотом повторил юстициар.

Эрнест понимающе кивнул.

— Ты всегда был принципиален, — он извлёк платок из камзола и протянул его Баэльту. — Самое меньшее, что я могу сделать сейчас.

— Налейте выпить, будьте добры, — попросил Баэльт, осторожно притрагиваясь платком к челюсти и стирая кровь.

От этого платка пользы не больше, чем от сита во время наводнения.

Эрнест налил ему янтарной жидкости и протянул кружку.

Юстициар сплюнул кровь на пол, а потом припал к поданной кружке. А. Келморское виски.

Вместе с кровью ухнув в желудок, выпивка обожгла внутренности.

— Кажется, ты удивлён тому, как всё сложилось, — произнёс Эрнест, забирая кружку.

Баэльт, глотнув ещё воздуха, ответил:

— Удивлён? Нет. Разочарован.

— Ну, разочарование — частый гость в нашем городе. А чем именно ты разочарован?

Действительно, чем он был разочарован? Тем, что виновный был под самым его носом? Тем, что Эрнест, которого он считал самым незыблемым и неизменяемым человеком в Веспреме, изменил свои методы?

Или он разочарован в себе?

— Никогда бы не подумал бы, что вы опуститесь до убийства.

Эрнест хмыкнул, доставая ещё один платок и утирая им воду с лица.

— Убийство — это крайняя мера, на которую меня вынудили. Без которой не обойтись, если ты пытаешься добиться порядка в этом городе. А я пытаюсь, поверь.

— Добиться порядка? — горестно ухмыльнулся Баэльт кровавой улыбкой. — Вы послали троих клеморцев- вояк избить цехмейстера, чтобы заставить его что- то сделать. Я же знаю, что это не было убийством. Либо вы продолжаете врать, либо ваши наёмники сплоховали.

Эрнест потёр морщинистый лоб.

— Ну… Вынужден согласиться — они палку перегнули. Аж до слома. Кто ж знал, что у Рибура будет такой крепкий лоб, но такое слабое сердце? Я просто хотел, чтобы этот скупердяй начал платить налоги. Но теперь… — Эрнест неопределённо махнул рукой. — Сам видишь. Ты же знаешь — в наше время в Веспреме довольно тяжело найти приезжих толковых наемников. Даже эти келморцы — второсортные ребята. Хотя… Я бы даже сказал — вообще нисколько не сортные. Идиоты… Как можно было так испортить всё… К тому же, как только их лица примелькаются, их цена упадёт втрое. Бесполезная шайка болванов.

Баэльт криво ухмыльнулся и сплюнул на два трупа у себя под ногами.

— Я помог сэкономить вам на плате им.

— Я уже понял, — с сожалением проговорил Эрнест. — Они ненавидят тебя.

— Как- нибудь переживу, — тихо прохрипел Баэльт, сплёвывая кровь на пол. Ему некогда было заботиться о манерах. Ему вообще не о чем больше заботиться.

— Так… Зачем?

— М? — Эрнест вопросительно выгнул брови, и Баэльту захотелось ударить этого человека.

Никогда раньше ему не хотелось так сильно причинить боль кому- либо. Забавно. Потому как сейчас у него было меньше всего шансов сделать это.

А он бы хотел почувствовать, как его костяшки обжигает лёгкая боль от совсем не нежного прикосновения к скуле старика. Затем он бы с хрустом впечатал ему нос в череп. А затем…

— Зачем вы сделали это? — тихо проговорил он, щупая языком зубы. Слава богам, вроде бы все на месте.

Эрнест надул щёки и шумно выдохнул.

— Этому городу нужна твердая рука, Баэльт, и я пытаюсь быть этой самой рукой. Будем откровенны. Торговый судья — прибыльная должность. Глава города, считай. Глава Торгового Совета! Но я занял её не для того, чтобы получать деньги. Денег у меня и так хватает.

Ну да, как же. Не для этого. Разумеется. Высшие цели. Порядок. Власть. Спокойствие. Никак не ради денег!

— Все для того, что бы иметь хоть какие- то порядки, — продолжил Эрнест. — Знаешь, чем был Торговый Совет до того, как появился я? Сборищем грязных аферистов, убийц и подлецов.

«А теперь это сборище чистых, богато одетых и пышущих изяществом аферистов, убийц и подлецов.»

— В лучшем случае переговоры в то время заканчивались серьезными увечьями. В лучшем! А потом пришёл я. И навёл порядок теми методами, которые этот город понял.

— Вот оно как, — протянул Баэльт.

— Мне послать за врачевателем? — вежливый голос Эрнеста опять разбил почти собравшиеся мысли Баэльта на испуганную кучку вопящих и носящихся в его голове вспышек.

— Лучшим лечением станет знание.

— Знание? Ох… Знания опасны, мой мальчик. Но тебе виднее. Что ты хочешь узнать?

— Алан, Гус и Моргим, — Баэльт с ненавистью выплюнул эти имена. — Три ублюдка. Почему Алан участвовал в этом? Почему Гус?.. Почему?!

— Потому что я приказал, очевидно, — пожал плечами Торговый Судья. — Алан Деннетро был почти не при чём. Разве что перевёл по моему приказу кое- какие средства на счёт цеха алхимиков. Гус охотно изготовил для меня яд. А Моргрим предоставил мне этих дегенератов, назвав их одними из лучших.

— Вы использовали их как прикрытие на случай, если всё всплывёт?

— В этом городе всегда полезно иметь пару рычагов влияния на людей вроде Гуса или Моргрима. А Алан… Так, на всякий случай.

— Значит, шантаж и прикрытие одновременно.

— Что- то вроде. Если бы не ты и не Малькорн, всё прошло бы относительно спокойно. А, — старик гневно ударил рукой по спинке стула, — да что там! Если бы эти идиоты просто выбили бы согласие из Рибура — вот что было бы относительно спокойно! А потом началась возня.

— Малькорн и склад, — ему было лень формулировать вопрос полностью.

— Моргрим попытался стравить вас, кусок идиота. Знал бы вас обоих получше — отправил бы на склад своих людей. Но нет, ему захотелось сделать это изящно. Честно говоря, я рад, что вы договорились. Не хотелось бы терять ни его, ни Малькорна.

— О, убийства снова претят вам? — Баэльт ехидно ухмыльнулся и тут же скривился от боли. — Обвините меня в чём- нибудь и отправите в Котёл до конца жизни?

Во рту пересохло, и он провёл сухим языком по губам.

— Не угадал. Но об этом немного позже. Ты ведь так и не узнал, за что именно умер Рибур.

Какая уже разница? Виноват ты, старикан. Это главное.

— За то, что келморцы не умеют делать так, как им велят, нет? — выдавил из себя юстициар.

— Он нарушил баланс, — жестоко произнёс Эрнест. Пламя свечи положило зловещие тени на его лицо. — Этот безмозглый нидринг решил, что сможет создать третью силу. В Веспреме есть два человека, обладающих серьёзной властью — я и Малькорн. А этот огрызок нидринга попытался вылепить третьего — Гуса! А потом, демоны раздери, обманул его, обманул меня и, обворовав всех, сбежал под крыло Малькорна. Я не люблю тех, кто раскачивает лодку. Очень не люблю. А потому и Гус получит своё. Со временем.

— Как Рибур, да?

— Рибур — это случайность, — отсёк Эрнест, хмурясь. — Досадная случайность. Хотя он и заслужил это. Попытка переворота, кражи, контрабанда в обход наших обычных контрабандных каналов… Контрабанда в обход контрабанды… — внезапно старик усмехнулся. — Как же весело мы живём.

— Действительно весело… А теперь вы войдёте во вкус? Начнёте убивать направо- налево? Ведь это так легко. Один приказ — и проблемы нету.

— Убийство — это единичная ошибка, которая больше не повторится, — покачал головой старик. — Не тебе пенять меня чем- либо, Мрачноглаз. О тебе и твоей жене часто слышно в трактирах- тавернах. Имена затёрлись, но люди вроде меня ещё помнят историю о Баэльте Эриэрне и…

— Хватит, — проскрипел Баэльт, опуская голову.

Этот- то посмеет высказать всё, что думает.

Повисло молчание, в котором спутанные мысли Баэльта скакали с одной на другую.

Кто бы мог подумать… Малькорн- герой и Эрнест- злодей. Баэльт помнил, как работал с Торговым Судьёй и считал его самым честным, справедливым и гордым человеком на свете. Ну, довольно честным, справедливым и гордым для того, кто одной рукой руководит светлой частью дел города, а другой рукой удерживает в каких- то рамках тёмную.

Куда сейчас делись эти гордость, справедливость и честность? Их тоже поглотил Веспрем?

Боги. Как он ненавидел этот проклятый город.

— Значит, вы пожертвовали им во благо города, — мрачно подытожил Баэльт, дотрагиваясь до носа. Зараза, как же болит…

— Нет, — покачал пальцем Эрнест. — Пожертвование — это когда ты отдаёшь что- то дорогое тебе безвозмездно. А Рибура я разменял.

— Разменял.

— Я не отдал его просто так. Это был обмен. Жизнь одного нидринга на благосостояние и порядок в городе.

— Вы же сказали, что не хотели его смерти.

— Я не приказывал его убивать. Но…Кхм… Снижение его политическйо активности многое облегчило.

Баэльт бессильно опустил голову.

— Хочешь сказать, я поступил неправильно? — пожал плечами Эрнест. — Твоё право. Но я так не считаю. Вини не меня — вини случайность. Но и это Рибура точно не вернет.

«Да плевать мне на Рибура, — подумал полуфэйне. — Дело раскрыто, поздравляю, Баэльт! Правда теперь ты, похоже, в дерьме ещё глубже, чем по уши!»

— Я вас понимаю. Но не прощаю, — прохрипел Мрачноглаз, поднимая гневно подрагивающий глаз на Эрнеста.

Вновь в воздухе повисли лишь звуки. Лёгкое постукивание туфли Эрнеста по полу. Стук дождя по стеклу окна. Стук крови Баэльта у него в висках. Стук сердца у него в груди.

Тук. Тук. Тук. Тук.

— Не прощаешь, говоришь? — медленно спросил Эрнест, в один миг разрушая симфонию стуков. И жизнь вновь потекла в своём обычном течении.

— Нет, — просипел Баэльт. — Не прощаю. Это… Не справедливо. Грязно. Подло.

Эрнест хмыкнул.

— Либо у тебя есть какие- то другие причины говорить «нет», либо ты идиот. Говоришь так, будто бы не знаешь Веспрема. Сколько ты тут уже прожил? Двадцать лет? Я — ещё больше. Этот город всегда был таким. Вечная грызня, вечный обман, вечный поток денег. А если ты собираешься не просто жить, а управлять этой помойной ямой… — Торговый Судья пожал плечами. — Сам знаешь — в подвале с крысами скоро сам запищишь.

— И тем не менее — нет.

Перед неминуемой смертью можно побыть чуть- чуть принципиальным.

Торговый Судья выпрямился на стуле, что- то ища во внутренних карманах своего камзола. Очередной платок?

Или, быть может, нож?

Без разницы. Виновный найден.

Конечно, Гири об этом не узнает. Никто не узнает.

Наконец, Эрнест плавно поднял руку и протянул её в сторону Баэльта. На конце сжатой в руке цепочки что- то блестело.

Что- то, очень знакомое Баэльту. А потом Эрнест осторожно дал ему это.

Амулет с чёрным камнем тускло блеснул в свете свеч.

— Справедливость всегда есть, Мрачноглаз. Даже здесь, в Веспреме. Я дам тебе выбор. Отвернись от идиота Малькорна, и ты получишь этот амулет. Мне нужны люди вроде тебя. Я формирую Торговое отделение юстициаров. Будешь одним из первых. Мне нужны преданные, умные и решительные люди.

— И кто будет управлять вашим отделением?

— Торговый Судья, — Эрнест указал на себя ладонью, — то есть, я. А если ты не согласен… — он грустно развёл руками в сторону в знаке сожаления. — Тогда я просто молча уйду отсюда. Оставив тебя наедине с келморцами. Я не приемлю убийств, да. Но ведь я буду не при чём.

Баэльт молчал, разглядывая у себя в руке медальон. Настоящий медальон юстициара. Не преступный. Самый настоящий. Красивый и…

Справедливый. Законный.

Не такой, как у него.

Он так давно мечтал об этом.

Но жизнь снова обманула его. Он не в светлой приёмной Торговых Палат, никто не рукоплещет ему, он не сможет гордиться раскрытым делом, Каэрта не будет им гордиться…

Всё было не так, как он представлял.

Мечты всегда исполняются совсем не так, как их представляют.

Слеза скатилась из его глаза, едва ползя по корке засохшей крови.

— Вы говорили, что никак нельзя вернуть… — прошептал он.

— Я врал, — извиняющимся тоном перебил его Эрнест. — Я могу тут всё, Мранчоглаз. Я — хозяин этого города. Я — необходимое зло. Без нищеты невозможно богатство, без ненависти невозможна любовь, без угнетённых не будет свободных. Я — король этого города поневоле, играющий роль полуслепого тирана, — кажется, старику нравилось говорить. Но как только Баэльт это подумал, Эрнест замолчал. — И я всё еще жду твоего решения, Баэльт.

Баэльт опустил голову. Король города. Человек, который имеет власть над всем тут. Который закрывает глаза на ужасы, что происходят вокруг лишь для того, чтобы огромное тело города продолжало работать, извергая в казну золото.

— Вместе мы точно сможем наладить хоть какой то порядок, — Эрнест говорил спокойно и… Убедительно. По крайней мере, ему хотелось верить. — Несмотря на твои методы, я знаю, на чьей стороны ты на самом деле. Малькорн… Он затуманит тебе голову. Он говорит, что хочет вернуть королевскую власть. Ложь. Он маскирует свои симпатии к рабочим, чтобы Торговый Совет не разорвал его. Он думает, что это мужичьё сможет управлять Веспремом, — Эрнест ухмыльнулся. — Никто, кроме меня, не сможет. Но мне нужна помощь. До порядка тут далеко. И мне нужна помощь людей вроде тебя. Так что выбирай, Мрачноглаз. Да? Или нет?

Нет, конечно же нет. Ему было плевать на то, каким станет Веспрем. Он не хотел становиться марионеткой в руках этого старого урода.

Впрочем, главным было другое.

Это несправедливо. Грязно. Подло. Он взял деньги у Гири, он обещал Малькорну, он должен…

— Да, — слово сами сорвались с его губ, заставив вздрогнуть от неожиданности.

Эрнест довольно улыбнулся.

Человек, который закрывал глаза на преступность, бедность, убийства и голод в городе, человек, который подряжал убийства далеко не одного существа в городе, человек, который играл в короля этого города — этот человек протянул ему руку. Баэльту показалось, что с кончиков пальцев Эрнеста стекает кровь.

И Мрачноглаз, к собственному удивлению, пожал эту руку.