Портрет Ласточки

Глава 6.3 Наука против магии

Вскоре они скрылись на складе, где Ови избавилась от мантии целителя, и полурослик повёл её тёмными туннелями и лестницами в противоположную от башни канцлера сторону. Спустившись на один уровень вниз и миновав знакомый туннель, где девушка, как и раньше, увидела следы туфель своей сестры-близнеца, друзья достигли мозаичной галереи. На перекрёстке полурослик потянул чародейку в другую сторону от стены с птицами, но Овроллия, почувствовав, что подсказку нужно искать на рисунке, потребовала ещё раз взглянуть на ласточку.

Ничего не поменялось с того момента, как был вставлен последний осколок. Илес поставил фонарь на пол, подошёл к мозаике и прильнул к её полотну, словно желая увидеть под рамой какой-то знак. Ласточка взяла фонарь и поднесла к панно, начав старательно разглядывать его. Внезапно на груди почувствовалось сильное жжение. Ови достала свою птицу, которая стала оживать буквально на глазах, и воскликнула:

— Цела!

Пернатая засветилась голубым, встрепенулась и ткнула клювом в ладонь хозяйки, после чего прощебетала:

— Возможно, у меня зрение получше твоего, хозяйка.

Быстро махая крылышками, она воспарила подобно колибри, внимательно осмотрела мозаику и, опустившись к вставленным осколкам, попросила волшебницу поднести её поближе. Сев на руку Овроллии, птица ткнула в едва заметную щель между трёх осколков. Девушка вставила туда палец и поняла, что отверстие слишком глубокое.

— Дурная привычка, а если бы там нож в стене был?.. — спросил полурослик.

— Вот и разгадка… — осенило чародейку. — Помнишь, во время поисков Жерацира в его оранжерее я готовилась отбиться каким-то непонятным осколком? Я нашла его на месте преступления!

— Где ты оставила его? — спросил Илес.

— Не помню! Ещё перед поездкой на завод големов я собирала вещи и выложила этот клинышек из наплечной сумки! Ласточка, лети в мою комнату, попытайся достучаться до Кресци или кого-нибудь ещё, пусть тебе помогут найти осколок. Мы скоро вернёмся, только поговорим с профессором Кенцилем.

Птица дематериализовалась и скрылась в потолке. Друзья побежали дальше по туннелям. Когда они выбрались через люк в каком-то погребе, то услышали снаружи нарастающий шум и колокольный звон. Илес, будучи более незаметным, поднялся по ступеням вверх и скоро вернулся, испуганный и бледный, как призрак. Он сказал, запинаясь:

— С ума сойти! С ума сойти! Ты сама должна это видеть!

Овроллия выбралась наружу и, смахнув копну снега с парапета у двери не поверила своим глазам: юстициары Квольцетара и префектуры разили друг друга чарами. Каменная кладка некоторых корпусов осыпалась, местами появлялись трещины. Двери выбивались ударными чарами, и внутрь одного корпуса вламывались местные стражи, а в другой — люди верховного юстициара. Казалось, ни те, ни другие не щадили друг друга.

— Нужно помочь нашим! — воскликнул Илес. — Этих живодёров надо связать и сбросить со стены академии!

— Мы не бойцы, веди к профессору!

Когда они пробегали через двор, навстречу им выскочили несколько вооружённых жезлами юстициаров с символами Квольцетара на мантиях. В одном из ополченцев Ови узнала помощника Лёдериц. Увидев Ласточку, он остановился и хрипло спросил:

— Кто напал на вооружённую до зубов академию?

— Юстициары префектуры! Они пытаются задержать ваших!

— Проклятье, за мной! — приказал старший страж.

У самых дверей в казармы, расположенные под угловой башней, в старой тюрьме, Овроллия оглянулась и увидела, как юстициары сходу вступили с кем-то в бой. Илес утянул подругу в дверной проём и закрыл за ними, сказав:

— Что же происходит… Великие предки, своих убивают?!

— Не убивают, кажется, пытаются связать, обезоружить, — пояснила девушка. — Эй, здесь есть кто-нибудь?

— Тише! — раздалось впереди эхом. — Кто-то идёт!

Вскоре, пройдя несколько коридоров и узкую лестницу, друзья попали в просторное помещение, освещённое ржавыми канделябрами и парой жаровен. Здесь находились с два десятка студентов и профессоров, среди которых Ови сразу увидела наставника. Кенциль поднялся с лежака и подбежал к воспитаннице, не удержавшись от поцелуя в лоб. Он спросил:

— Что за колокольный звон? Почему все юстициары ушли?

— Там идёт бой! — заявила она. — Профессор, дорога каждая минута! Злодея нужно найти, нужно разгадать его тайну! Скажите, вы знаете, кто такая Люрция?

— Люрция?.. — переспросил он, осмотрев сидящих вокруг студентов и двух профессоров. — Кларцис, тебе знакомо это имя?

— Нет, Кенциль, — отвечал один из преподавателей, сидя на лежаке. — Кажется, одну из студенток четвёртого курса так зовут.

— Речь о женщине, которая умерла! И её муж, искренне любивший её, каким-то образом увековечил её! Кажется, их дочь стала убийцей!.. Ох, милостивая Вари, точно! Наставник, у кого из профессоров есть молодые дочери моего роста?

— Я не знаю ничего о детях наших преподавателей, даже имён. У Альциры есть сын, работает далеко отсюда; у профессора Сэрицара дочь, которая, однако, больна телом; у мастера Алерица дочь умерла два года назад в результате несчастного случая и…

Овроллия жестом остановила Кенциля, переглянулась с Илесом.

— Алериц — это близкий друг мастера Царвеля, — произнесла она. — Вы не знаете, профессор, есть ли у мастера Алерица дом в Бласимэре?

— Есть, кажется, недавно там произошёл пожар, — отвечал тот, всё ещё не веря догадкам своей воспитанницы. — У него есть дом и в Квольцетаре, но он почти всё время живёт в стенах академии и…

— Идиотка! Главной подсказкой были ваши слова, я ведь часто вспоминала их у себя в голове: «Нельзя пытаться угадать и предугадать действия психически неуравновешенного человека. Но попытаться узнать, есть ли среди подозреваемых такой… кто ведёт себя не совсем адекватно…» Значит, если это он, так как архимаг и профессор Жерацир исключаются, то у него есть подельница. И она искусна в фехтовании…

— Куда ты идёшь? — огрызнулся наставник. — Овроллия, стой!

— Его дочь не умерла, профессор, — сказала Ласточка, поворачиваясь к выходу. — Переждите бурю здесь, мы скоро вернёмся.

Кенциль догнал её и схватил за руку, однако она повернулась и на глазах у школяров и преподавателей выпустила в него волну чар из двух ладоней. Наставника связало по рукам и ногам нироузлами, он рухнул на руки двух студентов и, крутя головой, взмолился:

— Не смей… не смей!

Обратно Ласточка и Илес возвращались в полном молчании. Бушующее в стенах академии сражение напоминало нападение смертоносной вьюги: на глазах друзей двух чародеев, укрывшихся в разных корпусах, вытянули чарами прямо из окон; отряд помощника старшины юстициаров во всю наседал на нескольких юстициаров префектуры, Ови заметила, как двое людей Лёдериц оказались связаны нироузлами, но сослуживцы были слишком заняты боем. Метель и ветер стучали по окнам и козырькам, вызванные силой магии, а не природы, и призывали школяров с преподавателями не выходить во двор и ждать окончания сражения.

Вскоре Илес довёл подругу до мозаичного панно. Их уже ожидала птица, которая сидела на том самом клиновидном осколке мозаики. Овроллия взяла его в руку, поднесла фонарь в выемке и осознала, что текстура камня точно такая же, как камень мозаики. Тяжело вздохнув, девушка попыталась вставить клинышек, но он не влезал в узкое отверстие. Тогда она вытащила четырёхугольный фрагмент, вставила клин тупым концом и вернула трапецию на место. Сама не поняла, как перестала дышать и дышать перестал полурослик. Послышался едва слышимый скрежет, мозаика наконец ожила.

Сначала застывшая в невесомости птица залюминесцировала белизной нижней части головы и живота, затем свечением начали отдавать тёмно-синие основания крыльев, хвостовое оперение и голова, а после — чёрные кончики крыльев. Когда ласточка ожила, преобразилась погода вокруг неё: метель справа будто приобрела объёмность, снежинки, подгоняемые ветром, стали выглядеть ярче, напоминая крохотные звёзды, сияющие одновременно и так близко, и так далеко. Пасмурная погода слева также приобрела совершенно реалистичные очертания — будто бы выскакивающие из буро-серых туч линии светоносных молний и капли дождя готовились поразить застывшую в полёте ласточку, помешать её полёту. Однако голова птицы была обращена именно к свету, к молниям, что собирались помешать её перелёту. Или это было лишь её испытанием?

Поводив рукой по картине, девушка случайно коснулась последнего клиновидного осколка. К её удивлению, он был подвижным. Она повернула его вокруг собственной оси, и, казалось, он вошёл чуть глубже. Где-то за стеной послышался едва слышимый плач.

Из размышлений Ови вырвал давящий по ушам металлический скрежет и грохот каменных плит, вызвавший новую дрожь по всему коридору. На глазах девушки и полурослика мозаичное панно слегка вдавилось в стену и медленно опустилось в длинный паз. Овроллия, держа фамильяра в руке, переступила через порог и обнаружила заходящий за угол коридор. Темнота и едва слышимый плач привлекали её, манили к себе. Ласточка должна была разобраться со слезами, как с каплями дождя на картине.

— Стой, подруга! Ови, стой!

Она сдержала слёзы, зарядила руку и повторила то, что сделала с профессором Кенцилем. Связанный полурослик пал рядом с фонарём. В его широко раскрытых глазах застыл немой вопрос.

— Прости, — пояснила чародейка. — Конец своего пути я должна пройти одна. А птица, — девушка прижала иллюзорную ласточку к шее, — часть меня.

Когда она закончила говорить, вновь раздался неприятный скрежет. Ови заметила в самый последний момент в боковых пазах части механизма, исполненные из нержавеющей и долговечной стали. Успев перескочить в узкий коридор, чародейка проводила связанного Илеса тоскливым взглядом, пока мозаичное панно не закрылось.

— Если твоя магия быстро перестанет действовать, то он выберется и откроет снова, — сказала птица.

— Значит, нам нужно торопиться.

Подсвечивая путь ласточкой, Овроллия миновала два поворота и коротких коридора, после чего показался яркий свет. Она попала в просторное круглое помещение с несколькими выемками в стенах и жаровнями в неизвестном стиле. В центре напоминающего арену зала висела огромная люстра. В глаза сразу бросился непонятный магический алтарь под ней. Сверху был накинут массивный плед, который, однако, подрагивал, будто здесь проводилось исследование. Птица прощебетала о том, что не нужно трогать посторонние предметы, но лежащая на алтаре Диадема знаний, инкрустированная ярким сапфиром под цвет глаз самой Ови, так приманивала её к себе.

Едва девушка прикоснулась к артефакту, как невидимая сила отбросила его назад, в дальний конец зала. Молчание прервал едкий и незнакомый смех. Незнакомый потому, что издающий его человек никогда раньше не смеялся.

— Я догадывалась, что это вы, мастер Алериц, — произнесла Овроллия, застыв у алтаря и пытаясь боковым зрением обнаружить источник смеха. — Кто ещё в здравом уме отправит по верному следу главную подозреваемую за пределы академии во время комендантского часа?

— Скажи, — раздался мелодичный голос где-то слева, — Царвель рассказал обо мне? Назвал моё имя?

— Он сказал, что вас зовут Алукиртом, — смотря прямо перед собой, отвечала она. — Но это не вайнское имя, а…

— Алукирт Саргинор — верховный герцог Нортирара, сильнейший дворянин твоего родного королевства, — продолжал голос уже справа. — Именно он, оплатив твою учёбу, отправил тебя к нам, и, кроме твоего наставника и архимага, именно я знал об этом. У тебя короткая память, Овроллия. Ты могла догадаться обо мне раньше.

— Нельзя доверять догадкам, — она медленно обернулась, держа птицу в руках. Голоса исходили из труб в разных концах круглого зала, потому преподаватель мог напасть с любой стороны. — Лишь установив, что вы потеряли близкого человека, я поняла всё. Ваша погибшая в результате несчастного случая жена — величайшая любовь вашей жизни. То произошло ещё до моего рождения, но слова знающего вас человека убедили меня в искренности этих чувств.

— Да, я любил Люрцию, — голос раздался со стороны входа, там Ови увидела ещё одну трубу, — мою собирательницу кристаллов, мегаскопов, телескопов и прочих вещей, которые так любят астрономы.

— И вся академия, — продолжала девушка незримое общение со злодеем, — знала о второй вашей трагедии. Ваша дочь умерла. Но это оказалось ложью. Ваша дочь была талантливой чародейкой, но как она обучилась владению мечом?

— Она умерла и возродилась, — послышалось со всех сторон. Птица крепче прижалась к хозяйке. — Моя главная любовь всей нашей с Люрцией совместной жизни. Тот самый цветок, который я поливал. То самое металлическое лицо, которое я отлил. Та самая магическая сила, которую я в неё вдохнул. Дирца была твоей сестрой-близнецом, Овроллия. Поэтому я и выбрал тебя. Ты не представляешь, как похожа на неё.

— Я вайнка… — прошипела чародейка. — Женщины народа акадари все похожи друг на друга, как… как… как големы! Я не могу быть похожей на вашу дочь!

— Отойди.

Она переглянулась с птицей, осмотрела зал, и вернулась ко входу. Внезапно, по сигналу Алерица, алтарь в центре зала поднялся, плед упал с него, и Овроллия с ужасом осознала, что перед ней стоит очеловеченный голем. Сняв капюшон, металлическая дева показала лицо, почти полностью копирующее лицо Ови. Даже ласточка не сдержала писка, который можно было бы назвать удивлением. Под полой мантии конструкта девушка увидела свои украденные три месяца назад туфли, руки чудовища были облачены в перчатки с изображением ласточки, а левая ладонь сжимала рукоять клинка, упирающегося ножнами в пол.

— Значит, — попыталась восстановить картину Овроллия, не сводя взора с двух немигающих глазниц перед собой, — вы привезли с помощью профессора Жерацира клинок и вызвали кузнеца от мастера Царвеля. Кузнец помог вам выковать клинок, и вы собрали носителя… Как?.. В стенах академии невозможно собрать голема с нуля, не говоря о таком… ужасающем изяществе!

— С помощью этой лаборатории, — тон Алерица стал мягче. — Здесь есть плавильня и кузня, я выковывал детали больше года. Наблюдал за тобой, примерялся к тебе. По твоему подобию мне удалось воссоздать свою дочь.

— Которую вы убили сами своими безумными опытами…

— Ты не знаешь всей правды, потому молчи.

— Ох… — Ови, не сумев совладать с искушением, медленно подошла к стальной деве. Ничто в её безэмоциональном лице не отличало её от самой Овроллии. — Мастер, зачем же вы заставили меня носиться за осколками?

— Если бы здесь был замешан только я, то ты бы уже давно попала сюда. Но у меня… есть компаньон, который требовал твоего участия в расследовании. Если хочешь знать больше, уточни у него, если он вернулся со своего доклада из-за стен академии, — в голове волшебницы буквально отпечатались эти слова. — Ему никогда не нравилось твоё нахождение в этих стенах, но по долгу службы его заставили проверить твои навыки. Однако сам процесс расследования продумывал я, я поставил свою дочь на твоё место, и мой компаньон согласился со мной.

— Милостивая Вари… — девушка погладила лицо ладонью. — Вся академия — это один сплошной преступный синдикат! Зачем вы выбрали такой путь? Зачем?!

— В двенадцать лет моя дочь Дирца приехала на каникулы сюда, в академию Белого Пергамента, — послышался голос справа. — Я познакомил её с мастером кафедры алхимии Жерациром, и он, зная любопытство юных чародеев, отвёл Дирцу в оранжерею. Тогда правила были не такими строгими, и моя дочь проходила мимо дремлющей ecteniasaru’es — плотоядного цветка родом из самых глубоких джунглей с дальнего юга нашего с тобой родного материка Сэвирандоа. Профессор успел вытащить её голову, однако до конца жизни на контурах лица моей девочки остались страшные шрамы, напоминающие ожерелье. Я нашёл похожий цветок и подбросил его через открытое окно в оранжерею ещё до того, как Жерацир обезумел.

— И из-за вас, из-за желания сокрыть ваши тревоги, мастер поссорился с архимагом, и тот горько отплатил ему!

— В пятнадцать лет, — на этот раз Алериц говорил слева, — я отвёз Дирцу на завод своего друга Царвеля. Она проходила со мной и моим другом по подвесной галерее, осматривая убранство и работу мастеровых. Однако внезапно несколько цепных строп сорвались. Мой добрый друг слишком рьяно экономит на материалах, а по тому мосту обычно ходят только полурослики. Мы с Царвелем ухватились за цепи, позже нас сняли. Но Дирца…

— Она, как и я, упала в резервуар с водой, что могло пойти не так?.. — уточнила девушка, продолжая осматривать стального голема и особенно меч в ножнах.

— В тот момент там была не вода, а кислота для обработки металла, — отвечал он всё ещё слева. — Дирцу достали быстро, она задержала дыхание и не захлебнулась, но её прекрасное лицо, кожа рук и шеи покрылись волдырями. До конца своей жизни ей пришлось носить шарф и перчатки даже во время занятий.

Овроллия, взяв ласточку в левую руку, а правой готовясь пускать чары, медленно обошла неподвижный конструкт. Её стальная сестра-близнец не показывала никакой агрессии и, кажется, беспрекословно подчинялась своему создателю.

— Допустим, — произнесла девушка на ходу. — Но с мастером Омольрецем вы незнакомы…

— Но я знаком с его ремеслом, — прервал её скульптор големов. — Почти перед самой своей смертью, незадолго до выпуска, любовь всей моей жизни потеряла любимый браслет. Он повышал её ману, она часто использовала его в лабораторных и полевых исследованиях. Но один из преподавателей часто ругал её за это, обвинял в бесчестности. Дирца была любимицей руководства Зеркальной академии, потому тамошний ректор закрывал глаза на эту безобидную вещь. Однако артефакт был выкраден перед самым экзаменом, и дочь получила не ту оценку, на которую рассчитывала.

— Как связана пропажа магической безделушки с защитным полем, питающимся энергией артефактов? — Овроллия закончила изучать застывшую сестру-близнеца и вновь встала напротив неё.

— Дело не в артефакте. Видимо, раз твоя птица здесь, — девушка невольно вздрогнула, значит, он наблюдал за ней из-за какого-то защитного стекла, — ты не так поняла последнее задание.

— Я… должна была оставить птицу вместо той реликвии, которую нашла?..

За мастера ответила дева-голем медленным кивком. Он продолжал:

— Только лишившись дела всей своей жизни, того, во что любой гений вкладывает самого себя, мы осознаём его ценность.

Чародейка задумалась, поднесла к своему лицу ласточку и взглянула в её чёрные глаза. Если раньше хозяйкой овладевали сомнения, то теперь она была уверена в одном — птица обладает интеллектом. И, что более страшно, она осознаёт это.

— Я добивалась этого с момента её сотворения… Не знаю, каким чудом, но она ожила. По прошествии месяцев бесформенная масса с перепончатыми крыльями стала напоминать летающий цветок, а каких-то полторы недели назад она беспрекословно подчинялась мне. Теперь же — птица владеет интеллектом, настоящим, таким, как у нас, мастер Алериц.

— Ты заблуждаешься, дочь, — последнее слово удивило её. — Целые века долгих изучений, лучшие умы нашего доминиона и всех известных нам материков, сами магические существа, сотканные из элементарной материи или попавшие в наш мир из других измерений — все они позволяют сказать одно. У иллюзий нет ничего, ни души, ни сердца, ни мозга. Иллюзая, как и голем, — послушный конструкт в руках создателя. То, что ты ошибочно принимаешь за желаемое, — всего лишь частица твоего сознания.

Овроллия покрутила головой. Ласточка молчаливо смотрела на неё, будто Алериц гипнотизировал иллюзорное животное. Трубы заговорили вновь, со всех сторон:

— Мы с тобой гении, Овроллия. Мы привносим в мир что-то лучшее, пытаемся разгадать тайны бытия, открыть секрет бессмертия и излечить мир от язв войн, боли и страданий. Когда разумы всех людей перенесутся в разумы големов, тогда мир станет другим. Нам не из-за чего будет сражаться, мы будем равны друг перед другом. Представь, что твоё соперничество с Винесцорой канет в небытие.

— Мы с вами не похожи… Нет! — сдерживая гнев и слёзы, прорычала она. Птица помотала головой, не соглашаясь с мнением хозяйки. — Нет, не слушай его! Не слушай!

— Она — часть тебя. Просто ты боишься признаться себе, что…

— Хватит! — ей удалось перекричать гул из нескольких труб. — Слышать не хочу! Покажитесь! Мне надоело разговаривать с неживыми предметами!

— Дочь должна слушаться своего отца, — сказала труба за спиной. Ови обернулась, но никого не увидела. Искры из её правой ладони опасно покрывали пол крохотными точками, напоминающими тающую стеклянную пыльцу.

— Зачем это испытание?! — взревела чародейка, крутясь на месте в поисках точки обзора злодея. — Зачем вы подставили меня под кандалы верховного юстициара?!

— Ты должна была пройти путь Дирцы, осознать, каково это — быть избранной, — на этот раз голос был настоящим, откуда-то слева. — Сама из-за своей тяги к поганой диадеме ты не понимала свой статус. Тяга к материальному — это признак слабых людей и не людей тоже; тех, кто желает обсыпать перед смертью крипту со своей могилой или урной золотом. Акадари не такие. Мы не терпим излишней роскоши, а самоцветы используем для великих дел. Надеюсь, ты прочувствовала, как моей дочери было тяжело стать избранной, а позже — пасть из-за любви отца.

— Это не любовь, а симулякр! — Ови всмотрелась в выемку на стене слева. Казалось, под висящими лохмотьями там стоял он. Раздался ответ:

— А когда любящий отец отправляет свою дочь учиться в далёкую страну, прочь от своего и материнского тепла, — это не симулякр, дитя?

Овроллия обессилела и пала на колени. Ласточка замахала крылышками и застыла в воздухе.

— Лети, птица, — призвал Алериц, появляясь из тени. Его обнажённые руки были обезображены шрамами и старыми ожогами. — Оставь ту, кто пожертвовала семьёй в угоду амбициям. Да, дитя, я слышал твои разговоры с однокурсниками. Ты намеревалась остаться в Акадар Фрадуре, бросив родной дом, заниматься магией.

— Это наука!.. — на издыхании произнесла Ови.

— Это искусство, — отвечал он, заняв место у каменного постамента, напоминающего лекторскую кафедру. — А магия и наука — вещи разные, не тождественные друг другу, — мастер замолчал на какое-то время, с равнодушием разглядывая обессилевшую девушку. Затем произнёс: — Знаешь, когда Дирца умерла, я целый год ходил вне себя от горя. Заказал через Жерацира меч, желая покончить жизнь самоубийством. Почему меч? Потому что магия не должна убивать творца, а перерезать себе горло или вены стальными пластинами от големов с манежа — дело безвкусное, неизысканное, как и попытка сброситься с самой высокой башни или напасть на юстициаров, — Алериц опёрся грудью на постамент. — Именно мечом была построена величайшая цивилизация нашего мира — империя, ваш добрый союзник, лишённый по легенде дара магии из-за противостояния высшим силам. Я увидел в этом… символизм. Творца должен убить самый эффективный инструмент, доступный его рукам. Не молот, не стрела, не дубина. Меч. Дорогой, простой, но смертоносный и изящный в своей лёгкости.

Ласточка приземлилась рядом с Ови, клюнула её в руку и прощебетала:

— Теперь ты слушаешь его! Перестань!

— Я не понимаю… зачем нужно было подставлять меня? — спросила девушка. — К чему эти убийства?!

Алериц взглянул на неподвижную стальную деву и сказал:

— Какая беспечность с моей стороны не объяснить ей разницу между жизнью и смертью, но все закончилось так, как я и желал. Моя настоящая дочь и приёмная рядом со мной…

— Ещё ничего не кончено, мастер… — прошипела Овроллия, заряжая руку. Она пыталась прицелиться и схватить злодея нироузлами, однако почти всё его тело было скрыто постаментом. Птица села ей на плечо и приготовилась к атаке, ожидая команды хозяйки.

— Из второго туннеля, через который я провёл сюда свою любовь после осуществления нашего плана, не выйти без ключа. Он хранится под сердцем Дирцы, — спокойно сказал он. — Мы проведем остаток жизни вместе, дитя. Сначала я переселю твоё сознание в неё, — обезумевший скульптор кивнул на сестру-близнеца чародейки, — затем ты, став моей настоящей дочерью, перенесешь моё сознание в него, — он указал на массивную ширму, за которой виднелся большой стальной силуэт. — Наше открытие перевернёт эпоху! Нет же, все эпохи мира!

— Вытолкни его из-за укрытия, — прошептала Ови ласточке. — Я готова…

Стремглав иллюзорный силуэт бросился на мастера и начал его заклёвывать. Тот схватил птицу в две руки и, отойдя от кафедры, попытался отодрать её.

— Дочь! Защищай отца!

Чародейка пустила в него чары, мастера связало нироузлами по рукам и ногам. Однако неприятный металлический скрежет заставил её обернуться в тот момент, когда дева-голем плашмя ударила её мечом. Девушка отлетела к лестнице у постамента и кинула несколько чар в наступающую сестру-близнеца, но даже нироузлы отскочили от её укрытой простой мантией корпуса.

— Это металл, Овроллия, — проговорил связанный. — Лучшая выпускница должна знать, что обезоруживающая магия не действует на неживые предметы.

Птица, закончив с ним, кинулась на голема. Стальная дева схватила её свободной рукой и крепко сжала. Раздался неприятнейший писк, отозвавшийся в самом сердце хозяйки. Следующий удар металлического чудовища заставил её потерять сознание.

В себя Ови пришла на вертикальном столе с хватами для рук, ног и даже головы. Вокруг неё бегал Алериц, суетливо возящийся с пробирками, инструментами и толстенной книгой. Его шею и верхнюю часть груди покрывали свежие повязки, пропитавшиеся кровью. Дева-голем послушно стояла напротив пленённой, держа в одной руке клинок в ножнах, а в другой — потускневшую и омертвевшую ласточку.

— Пробудилась, дочь? — спросил он, не глядя на жертву. — Твоя дьявольская птица, когда клевала меня, выпила из меня много крови.

Чародейка отмолчалась. Дёрнулась, но хваты держали её крепко. Глазами попыталась отыскать спасение, но Алериц предусмотрительно убрал все инструменты подальше от неё.

— Взгляни на неё, Ласточка, — отведя ладони в стороны, издевательски сказал скульптор големов. — Это ли не чудо инженерной мысли?

— Это уродливый конструкт, которого вы вылепили с моего лица, но почему-то посчитали, будто я похожа на вашу дочь…

— Дирца… Она оскорбляет нашу семью.

Стальная дева вытянула вперёд руку ножнами и ударила концом по щеке Овроллии. Она почувствовала, как по лицу потекла кровь. Чудовище опустило руку, и его создатель сказал:

— Она не рассчитывает силу, прощения… Хотя скоро тебе больше не потребуются чьи-то извинения.

Пока он возился на рабочем столе, Ови читала про себя чары. Она пыталась оживить свою ласточку, но бездыханное тельце не отзывалось ни одним погасшим пёрышком. Сестра-близнец держала птицу крепкой хваткой. В голове чародейки родилась совершенно безумная идея, которую нельзя было назвать не иначе как догадкой.

— Моя птица мертва… — проговорила девушка. — Мастер, ради чистой и искренней любви к собирательнице кристаллов и избранной выпускнице Зеркальной академии… Дайте мне проститься с моим фамильяром.

Скульптор големов прервался от работы, почесал подбородок и посмотрел на своё творение. Он передал слова пленницы деве-голему, и та, дойдя в три шага до Овроллии, поднесла к её лицу птицу.

— Ближе, сестра… — прошептала Ласточка. — К моей щеке… Вот так, подними её головкой вверх, я хочу видеть её потухшие глаза.

— Всё же я ошибался насчёт тебя, — сказал Алериц, вернувшись к изучению трактата. — Что-то тёплое наш северный народ вложил в тебя, кажется, что…

Дальше она не слушала его. Сестра-близнец не умела думать, а лишь выполняла команды, поэтому не остановила чародейку. Она потёрлась носом о головку птицы и заметила, как ей удалось раскрыть клюв. Пока с разбитой головы волшебницы стекала кровь, она водила головой из стороны в сторону, проверяя, попадает ли жидкость в клюв ласточки. Вскоре клюв мёртвой иллюзии покрылся свежей кровью, на которой мелькали крупинки маны. Овроллия продолжала тереться об неё и старалась избегать пустого взгляда двух стальных глаз, покрашенных под человеческие.

Показалось, будто её план сработал. Птица дёрнулась, появилось лёгкое свечение. Она начала впитывать в себя магию, полученную с кровью двух чародеев. Алериц наконец отвлёкся от своего дела и приказал чудовищу вернуться на место.

— Пусть положит её на пол… — произнесла пленница. — Я не хочу запомнить её в цепкой лапе этого создания.

— Слишком много просьб за несколько минут, — спокойно отвечал мастер. — Дирца, положи её. Так твоя сестра-близнец успокоится и будет более податливой, когда…

Едва дева-голем положила ласточку, как та встрепенулась и взлетела прочь. Реакция подвела стального голема. Когда Алериц вышел к кафедре с жезлом наизготовку, птица пронеслась мимо него. Чары скульптора големов не попали по ней.

— Хитрая дрянь… — обернулся он. — Дирца, ко мне, нужно…

Когда он отвлёкся, ласточка влетела на всей скорости в его затылок и начала исклёвывать, наполняя зал страшным криком, а хозяйку — разрывающей голову болью. Из невнятных слов мастера Ови разобрала отданный голему приказ смахнуть пернатую, но та, поймав момент, покинула Алерица, в которого на всём ходу врезалась стальная дева, и они со звоном покатились вниз.

Спустя считанные секунды птица прицепилась к рукаву хозяйской мантии и пыталась проклевать хомуты, однако те были надёжными и не поддавались иллюзорному клюву.

— На столе масло, возьми его! — прошептала чародейка.

Едва ласточка отлетела, Алериц и Дирца поднялись по лестнице и сразу же бросились к пернатой. Сначала она опрокинула несколько колб и увела злодея и его конструкта в сторону выхода. Вернувшись, птица сделала несколько приёмов масла внутрь себя, и на этот раз мастер едва не поймал её и остался на месте, не подпуская иллюзию к пролитому маслу. Овроллия заняла злодея бессмысленным разговором, но безумный учёный был столь увлечён летающей по залу птицей и наблюдающей за ней стальной девой, что не слышал слов пленницы.

Понимая, что мастер готов поймать её, птица налету выплюнула масло на запястье хозяйки. Казалось, злодей не видел этого либо был одурманен желанием поймать пернатую, потому и запустил очередные чары из жезла, которые не попали по ней. Окончательно разочаровавшись в оружии, Алериц бросил жезл и стал колдовать с обеих рук, а голем застыла посреди зала с огромным покрывалом и ждала возможность бросить его.

Ласточка повторила манёвр с маслом, и Ови успела прошептать ей:

— Вымани её под люстру!

Пернатая пустилась в новый вираж и демонстративно села на противоположном постаменте. Алериц воодушевлённо рявкнул:

— Дирца, даже иллюзия способна выдохнуться! Хватай её!

Овроллия почувствовала, как стекающее по предплечью масло позволяет затёкшей руке выскользнуть. Почти моментально она высвободилась и, когда ласточка отправилась в полёт и пролетела над големом, дрожащими руками связала ничего не подозревающего профессора по рукам и ногам. Он забился под постамент в позе новорожденного, тогда как перед самой кафедрой упало покрывало, из-под которого раздавалось голубоватое свечение. Увидев стальную деву с обнажённым клинком посреди зала, чародейка прочла чары с двух рук и пустила несколько серий в самый крепёж люстры. Массивная конструкция заскрежетала, на потолке появилась трещина. Чудовище подняло серебристую голову в тот момент, когда люстра с давящим по ушам гулом обрушилась на неё.

Под истеричные крики лежащего у кафедры мастера Ови спустилась, подняла клинок и отрезала капюшон погребённой под завалом сестры-близнеца от остальной части мантии. Взору девушки открылась ржавая пластина, которую она поддела кончиком меча и выковыряла. Остатки люстры зазвенели, дева-голем начала бороться за свою жизнь, но Ласточка решила прекратить мучения запертого в неживой оболочке разума. Она всадила клинок в мешанину из заклёпок, кристаллов и стальных деталей, что всё вместе могло бы быть суставами, и провернула остриём несколько раз.

Неприятный звон вскоре перестал, но чародейка водила мечом из стороны в сторону ещё и ещё. Мастер Алериц устал кричать, и в наступившей тишине Овроллия услышала тихий плач, напоминающий детский. Единственное, что могла сказать стальная дева, когда её живая сестра-близнец отделила голову от тела.

Бросив оружие в сторону, Ови подошла к покрывалу. Достав из-под него птицу, убедилась, что её брюшко было разорвано пополам. Меч Дирцы нанёс невероятно точный удар, из-за которого ласточка вновь потускнела, а значит, умерла. Но как умерла иллюзорная птица, которую талантливая чародейка могла призывать снова и снова? Как она, обладая частицей человеческого интеллекта, пошла на риск и отправилась в такой низкий полёт? Неужели она считала, что второго шанса выманить стальное чудовище в ловушку у её хозяйки не будет?

Овроллия пала на колени, не слыша ни тихого плача за спиной, ни всхлипываний связанного мастера. Она не испытала ужаса, когда провела ладонью по лицу и смахнула с себя поток крови. Но времени на рану у неё не было. Перед потерей сознания чародейке было уже всё равно, только бездыханное тело тускло голубой ласточки влекло к себе и заставило её лечь рядом и уснуть.