Порознь

Медицинский центр Макларен 00.48

— У меня мальчик, ему нужна срочная помощь!

Скиннер с ребенком на руках вихрем ворвался в приемный покой. Он не поехал в окружную больницу — во-первых, сюда было ближе, а во-вторых, в частной клинике их станут искать в последнюю очередь.

Через час все уладилось — рану обработали, все необходимые уколы сделали, Скиннер оплатил трехдневное пребывание мальчика на лечении наличными — на всякий случай. Гибсон, переодетый в больничное, тихо подремывал, откинувшись на подушках. Скиннер, пока ждал у процедурной, успел выпить три чашки кофе и теперь бдительно сидел у постели ребенка и раздумывал, не вызвать ли медсестру, чтобы она принесла еще. Вообще-то медсестры — не официантки, но отходить от мальчика он попросту боялся. Особенно после раздавленной гортани агента Ландау. Никому нельзя доверять.

Мальчик, лежащий на постели, вдруг вскинулся и испуганно уставился на дверь. Скиннер обернулся — дверь в палату была открыта, но в коридоре никого не было. «Может, малышу просто что-то приснилось», — без особой надежды подумал он.

— Ну что ты, Гибсон? — попытался он успокоить мальчишку, — Все в порядке. Все хорошо. Там никого нет.

Гибсон ничего не говорил, но продолжал испуганно таращиться в коридор.

Скиннер не услышал шагов — она плавно скользнула в палату и аккуратно прикрыла за собой дверь. Курносая девочка-подросток из школы для глухих детей.

Взошла луна, стало светлее. Скалли брела куда глядели глаза — у нее не было иного проводника, кроме своей интуиции. Молдер умел полагаться на интуицию. У нее это всегда получалось хуже. Но сейчас все, на что она могла надеяться, — это удача. Или чудо.

И чудо свершилось. Она поняла это, когда одна из злобно мерцающих точек в вышине вдруг начала расти. Свет приближался, он шел прямо на нее. Скалли остановилась, опустила бесполезный фонарь. Где-то под ложечкой сжался и мелко задрожал ледяной клубок. Неужели? Гибсон сказал: «Вы никогда еще не были так близко».

Она не знала, что она будет делать — сражаться, убеждать, пытаться договориться и понять? Она ничего не знала. Она стояла и ждала. Ей просто некуда было отступать.

Свет становился все ближе, все ярче — белый, холодный, безжалостный. Наконец ослепительный луч полоснул прямо по глазам, в лицо ударил поток тугого ветра… и знакомый стрекот пропеллера. Вертолет неуклюже опустился в стороне, под хвостом непристойно висел прожектор. От вертолета к Скалли рысцой бежал человек. Против света не было видно лица, но она знала, кто это.

И она не видела смысла с ним церемониться.

— Вы говорили, что не следите за мной! — бросила она в лицо Доггету, когда тот подбежал к ней, — Однако вы каким-то образом здесь оказались!

— А что делать, если именно здесь и происходит все самое главное? — парировал тот.

— И о чем это вам говорит? Что я сошла с ума?

Не было смысла продолжать этот разговор, однако и уклониться от него было абсолютно невозможно. Разве что отбежать и спрятаться за камушек.

— Одна, ночью, посреди пустыни? По-вашему, такое поведение можно счесть рациональным?

Черт. Черт, черт, черт. Они будто говорят на разных языках. Совершенно немыслимо втолковать этому самоуверенному хлыщу, что если что-то лежит за гранью его понимания, это еще не обязательно бред сумасшедшего. Дожили. Доктора Дэйну Скалли обвиняют в презрении к логике. Причем не без оснований.

— Вы же говорили, что хотите найти Молдера! — выкрикнула она.

— И продолжаю это утверждать. Я найду его. Вот только не вижу, как ночные прогулки по пустыне могут этому способствовать.

Хоть он пока и не брызгал слюной, чувствовалось, что у Доггета тоже накипело. Самое грустное, что Скалли его где-то в чем-то могла понять. Но сейчас на то, чтобы додумать это понимание, не было ни сил, ни времени, ни желания. Сейчас Доггет был просто надоедливой помехой. Отличным специалистом, хорошим агентом, который совершенно ничего не понимал в «Секретных материалах» и понимать не желал. Скалли с удивлением обнаружила, что ей почему-то очень хочется врезать ему в челюсть. От души. Как будто это Доггет во всем виноват. Она попыталась успокоиться, но ничего не вышло — тот ледяной комок, который задрожал в груди в приступе нелепой надежды, теперь от разочарования развернулся как пружина и требовал немедленно рвать и метать.

— Вы ничуть не продвинулись в его поисках! — сказала она. — Вы уперлись, как баран, вы копаете в ложном направлении и даже не хотите услышать, что вам говорят. Пока вы тут следите за мной, Молдера тысячу раз уже могли… — она с трудом перевела дыхание и закончила чуть спокойнее. — А вы не боитесь, что я права?

Доггет стоял, как скала. Как один из этих осточертевших пустынных булыжников. Как дубовая колода.

— Я ничего не боюсь, — заявил он, — Кроме того, что агент Молдер и вас заставил поверить в эту чушь.

— Эту чушь, — Скалли чуть не поперхнулась от возмущения, — вы видели своими глазами. Если только они у вас есть. А если бы у вас к ним еще и прилагался мыслительный аппарат для интерпретации увиденного, вы бы давно поняли, что тут происходит нечто, что не лезет в ваши стандартные чугунные версии. Как вы объясните то, что произошло сегодня? Как, агент Доггет?!

Доггет шагнул ближе, теперь они стояли лицом к лицу. Лицо оппонента было основательно перекошено. Наверное, сильно болел за дело. «Я, должно быть, тоже хороша», — осадила себя Скалли.

— Можно задать вам один вопрос? — зло отчеканил Доггет, — Чисто гипотетически: если бы вы нашли Молдера, или этот ваш летучий корабль, или Охотника, про которого вы говорили, — чтобы вы стали делать?

Вот тут он попал в самую точку. Ничего логичного Скалли на это возразить не могла. Но сдаваться она не собиралась.

— Я знаю, что бы сделал на моем месте агент Молдер, — не отводя взгляда, сказала она, — Он пошел бы на все. На все, понимаете?

Молдер так и делал. И не раз. Он боялся чугунной логики неизбежности. Он никогда не сдавался. Он спасал ее. А она вот мечется тут в этой дурацкой пустыне, как слепой котенок, да переругивается с этим тугодумом, а время уходит.

— На все? — ядовито переспросил Доггет. — Даже на ложь? Вы солгали мне, агент Скалли. Вы скрыли информацию, о Гибсоне Прайзе. По-вашему, агент Молдер тоже отдавал бы дурацкие приказы и пытался сбить нас со следа, дезинформировать, обмануть? Вы знали, где мальчик, знали и не сказали мне. Почему, агент Скалли?

— Какой мальчик? — не пытаясь притворяться, процедила Скалли, — Я не вижу никакого мальчика. И ничего не знаю.

— Вы опять лжете, — сказал Доггет. — Мистер Скиннер отвез его в больницу.

Скалли как будто холодной водой окатили. Значит, вся их конспирация насмарку. Этот чертов старательный придурок пустил все псу под хвост.

— Откуда вы знаете? — спросила она, жалея, что нельзя взять Доггета за грудки и хорошенько встряхнуть, чтоб зубы клацнули.

Тот, казалось, немного стушевался, но тут же снова перешел в наступление, старательно обойдя опасную тему.

— Все, что я знаю, — это что Молдеру нужен Гибсон Прайз. Зачем? Вот что не дает мне покоя. Но, как бы там ни было, как только он явится за мальчиком, мои люди тут же схватят его, и мы во всем разберемся.

— Ваши люди следили за Скиннером? — звенящим от бешенства голосом напрямик спросила Скалли.

Доггет не ответил, но все и так было ясно. Скалли повернулась и решительно зашагала к вертолету.

Господи, воистину, опаснее дурака может быть только дурак старательный и упорный. «Не забывай, что это и к тебе относится», — напомнила она себе, но легче не стало.

— Агент Скалли! — Доггет, разумеется, и не думал отставать. — Агент Скалли, куда вы?

— Ваши люди сейчас в больнице? — на ходу уточнила Скалли.

— Да, — гордо подтвердил Доггет. — Они контролируют все здание.

Скалли остановилась, посмотрела этому идиоту прямо в глаза и спокойно спросила:

— Откуда вы знаете, что это ваши люди?

Доггет резко стал ниже эдак на голову, ничего не сказал и рысцой устремился к вертолету.

Когда они взлетали, Скалли померещилось какое-то странное дрожание воздуха над пустыней.

Будто над горячей крышей — очень большой и очень горячей. Только солнце уже несколько часов как село, и крыш в округе днем с огнем не сыщешь. Ей даже почудилось, что звезды сквозь это дрожание горят не столько холодным белым, как каким-то желтым светом. Но сейчас было не до изысканных атмосферных явлений. Пилот резко повел машину вверх, дрожание почти пропало из поля зрения. Прежде, чем оно исчезло окончательно, внутри у Скалли почему-то все сжалось, в ушах почти наяву прозвучал голос Молдера — он звал ее, звал, надсаживаясь из последних сил. Крик затих, морок растворился, остался только грохот пропеллера, тревога за Скиннера и Гибсона и неприятный, чужой запах одеколона агента Доггета.

Боль…

Теперь она уже почти не отпускает. К ней невозможно привыкнуть — каждый раз она другая. Вот сейчас, когда кто-то невидимый в очередной раз продрал раскаленной проволокой его оголенные нервы, сквозь вспышку невыносимой боли теплым комком толкнулась надежда. Рыжая, бешеная надежда. Так близко… совсем рядом… Скалли!!! Скалли! Куда же ты?..

В больницы их встретил лысоватый помощник Доггета — как его, Джонс, Смит? Кажется, все-таки Смит. Этот Смит вальяжно и неспешно шагнул навстречу летящей на предельной скорости Скалли, открыл рот, чтобы что-то сказать, увидел еще поспевающего в кильватере Доггета, закрыл рот и принял туповато-уставной вид.

— Где мальчик? — сходу набросилась на него Скалли.

Смит взглядом испросил разрешения у Доггета и великодушно ответил:

— В палате на этом этаже. Дверь в конце коридора.

— Наши люди контролируют все входы и выходы, — сообщил еще один из людей Доггета. — С мальчиком постоянно находится мистер Скиннер. В коридоре тоже дежурят наши сотрудники. В палату не заходил никто, кроме медсестры — она посещает больного каждые двадцать минут. Если бы в больницу проник посторонний, мы бы уже знали об этом.

— Вы в этом уверены, агент Доггет? — Скалли адресовала этот вопрос ему, потому что с этими болванчиками разговаривать не было никакого смысла.

Доггет старался держаться невозмутимо, но Скалли показалось, что в его глазах промелькнула тревога. Он начальственным взглядом отодвинул Смита с дороги и шагнул к дверям отделения. Скалли поспешила за ним, на ходу вытаскивая пистолет. Доггет мрачно обернулся на щелчок предохранителя.

— На случай, если кто-нибудь захочет вцепиться вам в горло, — добродушно пояснила Скалли, — Я вас прикрою.

Дверь в конце коридора была закрыта. Наглухо. Доггет постучал.

— Мистер Скиннер!

Тишина.

— Мистер Скиннер! — снова позвал Доггет. — Мистер Скиннер, вы там? Откройте дверь!

Никакого ответа.

Агенты переглянулись. Скалли с пистолетом встала за косяком, Доггет плечом вышиб дверь.

Палата была маленькая, на одного. Кровать и этажерка с медицинскими мониторами посередине. Стул у кровати. Окно. И никого.

Скалли пулей вылетела в коридор.

— В палате никого нет! — на бегу крикнула она бесполезным охранникам в коридоре.

Доггет был в ярости. Лучшие из лучших, отборные агенты ФБР, его люди, члены его спецотряда вид имели виноватый и растерянный. Спасибо, хоть вслух не божились, что мимо них ни одна мышь. Доггет подошел к окну, рванул занавеску.

— Да это окно вообще не открывается! — заорал он. — Как могли два человека исчезнуть из помещения, если не через дверь и не через окно?!

В этот момент он неприятно напомнил сам себе замдиректора Керша. В следующий момент всем присутствующим пришел в голову ответ на его вопрос. Ответ настолько простой, что догадался бы и ребенок. Все посмотрели на потолок. Надежный, прочный, подвесной потолок.

Скалли металась по коридорам, заглядывая во все двери. Мелькали больничные пижамы, капельницы, растерянные лица медсестер и недовольные медики.

— Я ищу пациента, мальчика, на вид — около десяти-двенадцати лет, волосы темные. Возможно, он еще в здании, — как заведенная, громко повторяла она.

Снова палаты, капельницы, пижамы. Большинство персонала просто испуганно шарахалось в сторону, завидев оружие в ее руках.

— Агент Скалли! — шепотом позвал кто-то.

Она резко развернулась, взяла говорившего на мушку.

Это был Скиннер. Или, по крайней мере, он выглядел как Скиннер. Он выглядывал из очередной больничной двери, беспокойно бегая глазами по сторонам. И говорил шепотом. Не вполголоса, а именно шепотом. Именно это насторожило Скалли больше всего — имитация голоса не всегда удавалась пришельцам.

— Он здесь, — просипел Скиннер. Скалли продолжала держать его на прицеле, — Гибсон, — пояснил он. — Я не знаю, кому здесь можно верить.

— Как вы сюда попали? — настороженно спросила Скалли.

— Через люк в потолке, — объяснил Скиннер. — Быстрее, нас могут увидеть!

Однако проход он не освободил — так и стоял в дверях. То есть мимо него в палату было не пройти. Не пройти, не приблизившись к нему вплотную или хотя бы на расстояние вытянутой руки. Скалли, не опуская пистолета, шагнула влево, пытаясь разглядеть палату за широкой спиной Скиннера. Скиннер расправил плечи. Скалли качнулась вправо и тут же снова шагнула вперед влево. Скиннер повторил ее движение, но она успела разглядеть сидящего на больничной койке Гибсона — мальчик весь дрожал и отчаянно мотал головой.

За ту секунду, что понадобилась Скалли, чтобы заглянуть через его плечо, Скиннер, который не был Скиннером, вдруг оказался рядом. Перемещался он с нечеловеческой быстротой. И хватка, которая сомкнулась на горле Скалли, тоже была нечеловеческой.

В глазах моментально потемнело от боли. Скалли лягнула Охотника по колену, но тому все было нипочем. Хватка продолжала сжиматься. Еще немного, и хрустнет гортань. Скалли собрала последние силы и ударила снова — повыше. Охотник с лицом Скиннера взревел и швырнул ее через всю комнату — одной рукой, которой держал ее за горло.

Ей показалось, что этот полет спиной вперед длился секунд десять. По крайней мере, за это время в голову успело прийти очень много нехорошего. Например, то, что Охотник не убил мальчика только потому, что Гибсон Прайз нужен им живым. Возможно, ее тоже хотят взять живой. Как Молдера. И тогда…

Она влетела спиной в стекло. Много стекла. Должно быть, двустворчатые двери операционной. Значит, там не только стекло, она упала на столик с инструментами, и уже с него тяжело рухнула на пол. Пистолет отлетел шагов на пять в сторону. Охотник уже шел к ней. Не успеть. За спиной лже-Скиннера мелькнула щуплая детская фигурка с тонкими ногами — Гибсон бросился к двери. И когда Охотник снова издал звериный рык и повернулся, чтобы перехватить норовящую улизнуть жертву, Скалли поняла, что у нее появился шанс. Единственный и почти нереальный.

Она не чувствовала боли. Тогда — еще нет. Адреналин в крови пока глушил все лишнее. Рукоятка ее «беретты» блестела в пяти шагах справа, и это расстояние нужно было преодолеть почти мгновенно. И не было времени подниматься на ноги.

Скалли так и не поняла, как ей это удалось. Гром собственного выстрела оглушил ее, силы покинули ее в то же мгновение, когда она нажала на курок. Если бы она промахнулась — она больше не смогла бы сопротивляться. Совсем.

Она бессильно сползла на пол и тупо смотрела, как медленно, словно в кино, толчками выплескивается из горла Скиннера густая ядовито-зеленая жидкость. В глазах моментально возникла дикая резь, словно от слезоточивого газа, но у нее не хватало сил даже зажмуриться. Она лежала и смотрела, как лицо Скиннера вдруг плавно сменило очертания и стало другим, хотя пока еще человеческим — той личиной, под которой чаще всего показывался Охотник. Потом и эти черты расплылись, словно воск от жара, лицо и все тело пришельца превратилось в сгусток ярко-зеленого желеобразного вещества, который медленно терял остатки формы, превращаясь в ядовитую лужу на полу.

Глаза сразу стало жечь еще сильнее, она все-таки зажмурилась и почему-то расплакалась — обо всем, обо всех, о Молдере, о Скиннере, о Гибсоне Прайзе, о своем будущем ребенке и о себе самой…

И когда кто-то большой, сильный, пахнущий чужим одеколоном, опустился рядом на колено и обнял ее за плечи, она разрыдалась в голос, уткнувшись в его накрахмаленную рубашку.

Одну из потолочных плит недавно поднимали. Тот, кто это сделал, даже не слишком заботился о том, чтобы замести следы. Доггет, не глядя, смахнул какие-то пузырьки с больничной тумбочки, рывком выдвинул ее на середину палаты, влез на нее и поднял подозрительную плиту.

В пространстве между подвесным потолком и перекрытием было темно и пыльно. А на расстоянии вытянутой руки от импровизированного люка среди комков пыли лежал человек. Он лежал спиной к Доггету, но, судя по лысине, это был бывший замдиректора ФБР Уолтер Скиннер. Он еще дышал.

Доггет спрыгнул на пол и бросился прочь из палаты, на бегу крикнув своим, чтобы позвали врача для Скиннера.

Сам того не подозревая, он метался по клинике точно так же, как Скалли несколько минут назад, выкрикивая, что ищет рыжеволосую женщину, агента ФБР, вооруженную. И точно так же никто не мог или не хотел ему помочь. А потом в дальнем конце какого-то очередного коридора раздался дикий рев, зазвенело стекло, кто-то закричал…

Когда Доггет ворвался в палату, первым делом он чуть не споткнулся об мальчика в больничной пижаме. Гибсон испуганно шарахнулся в сторону. Только это и спасло Доггета от того, чтобы не вступить в лужу едкой жидкости посреди комнаты. Секунду он просто изумленно смотрел, как растворяются в этой луже остатки одежды и чего-то еще, отдаленно напоминающего кости и зубы, а потом поднял взгляд и увидел Скалли.

Агент Дэйна Скалли лежала на другом конце палаты. Из рассеченного виска сочилась кровь, глаза опухли. Она слабо шевелилась, пытаясь то ли встать, то ли начать кататься по полу от боли. У Доггета и у самого уже словно перца в глаза насыпали. Он осторожно обошел ядовитую лужу и опустился на колено рядом с пострадавшей.

Она уже не могла открыть глаз. Сам не зная зачем, Джон обнял ее за плечи, уложил голову к себе на колени. И тогда она вдруг уткнулась лицом ему в грудь и расплакалась.

Доггет чувствовал себя… скажем так, достаточно необычно. Не то чтобы это была первая ошибка в его жизни, но…

Он не поверил им, не поверил Скалли и Скиннеру. Не верил Молдеру, с которым, правда, им так и не удалось толком поговорить. И теперь Молдер неизвестно где, а эти двое сделали за него, за Доггета, всю работу и приняли удар на себя. Еще неизвестно, насколько тяжело пострадал Скиннер, выживет ли он, что будет со Скалли.

Скалли продолжала тихо всхлипывать, прижимаясь к нему щекой. По белой рубашке Доггета стало расползаться розовое пятно — кровь из рассеченного виска Скалли пополам с ее же слезами. Он машинально успокаивающе поглаживал ее вздрагивающую от рыданий спину. Ему вдруг подумалось, что единственная польза от него во всей этой истории — это то, что он вот сейчас подставил свое плечо агенту Скалли. И единственное, что он сделал вовремя.

В дверях раздался топот — подоспел спецотряд.

— Агенту Скалли нужна медицинская помощь! — не оборачиваясь, рявкнул Доггет.

За спиной продолжали перетаптываться, тяжело дышать, что-то невнятно проблеял тенорок Смита. Конечно — они увидели лужу и теперь жаждут узнать, что, собственно, здесь произошло. Доггет и сам был бы рад это узнать, но он скорее дал бы сейчас убить себя, чем допросить плачущую у него на руках женщину.

— Я сказал, ей нужна помощь!!! — снова гаркнул он.