Больные стояли в коридоре, облокотившись об стену, кто-то уселся на корточки, кто-то устроился на подоконнике.
— Не много нас дошло до заветной цели, — тихо сказала Маришка, — Больше половины унесли в больничный зал. Завтра новые места освободятся. Утром покойниц будут выносить.
— Почему к нам относятся, как к расходному материалу? — спросил Влад.
— Потому что сюда регулярно привозят баб со всей страны.
— Со всей страны? — удивился он.
— Ну, нет, конечно. Таких лечебниц несколько по стране. Есть еще монастыри, в которых сдают богатых. Неугодных баб много, а вот таких больниц мало, — пояснила Маришка.
— Да уж, — хмыкнул Влад.
— Здесь тоже есть богатые, но они редко попадают в больничные залы. Их сразу делают послушницами. За их содержание платят родственники. Едят они за отдельным столом. В пост им даже могут отрезать ветчины кусочек и сыра. Мяса, конечно, не дадут, но вкусного в тарелку положат.
— Ясно.
Он вспомнил Дарью. Брат даже не захотел ее замуж выдать, чтобы не выделять ей приданного. Интересно сколько он будет времени платить за ее содержание. А когда прекратит, то ее переведут ко всем остальным беднякам?
— Когда поешь, из трапезной не уходи, что-нибудь начинай делать. Там есть свои работницы, но от помощи никто не отказывается, — тихо шептала Маришка, — Может кусок какой перепадет, или питье. Да и время до самой ночи нужно растянуть, чтобы эти гарпии кровь не стали с тебя сцеживать. Если с трапезной прогонят, то можно пойти в сад или на скотный двор. В общем, занять себя нужно, чтобы видели, что от тебя польза есть, и ты работы не боишься. Ты в прошлой жизни кем была?
— Спецназовцем, — не задумываясь, ответил Влад.
— Чего? Крыша съехала совсем, — отшатнулась от нее Маришка.
— Портки, говорю, стирала. Чего там тебе послышалось? — зашипела на нее Владка, — А еще канализацию чистила в больших домах.
— Ого. Это же мужская работа.
— Так и я не девочка, — хмыкнул Влад.
Постепенно из трапезной стали выходить монашки и послушницы.
— Пошли, — толкнула Владку Маришка, — Они тарелки за собой не убирают, может в них что-то и останется.
Они вошли с другими больными в трапезную. На столах валялась грязная посуда. Некоторые женщины кинулись руками собирать объедки с тарелок. К Владке подошла Дарья и сунула ей миску в руки.
— Уберешь, — коротко сказала послушница и с остальными женщинами вышла из помещения.
Влад посмотрел в тарелку. Там лежала ложка каши, маленький кусочек сыра, ломоть хлеба и половинка яблока.
— Ого, тебе повезло, — заглянула в миску Маришка.
— Мне бы ложку, — поморщился Влад.
— Тут у каждого ложки свои, или ешь руками.
— У тебя тоже?
— Ага, — усмехнулась молодуха, — Пятерня.
Она успела схватить тарелку с объедками, и принялась, есть рукой, собирая остатки каши пальцами. Влад стал собирать кашу хлебом. Кусочек сыра он проглотил мгновенно. Половинку яблока спрятал в кармане юбки.
— Теперь пошли за похлебкой, — сказала Маришка.
— Тут еще и похлебку дадут? — удивился Влад, — Я думал объедки и все.
— Для нас варят еще похлебку.
Взяли свои миски, и пошли к столу с огромным чаном. За похлебку отвечала толстая пожилая монашка с волосатой бородавкой. Маришка протянула миску и та ей налила полный половник какой-то прозрачной бурды. Сунула в руки маленький кусочек серого хлеба. Столько же досталось Владке. Он посмотрел на содержимое миски.
— Это кастрюлю из-под каши помыли? — скептично спросил он.
— Ешь и помалкивай, — тихо прошипела Маришка.
Она раскрошила в тарелку кусочек хлеба и потихоньку отпивала похлебку. Влад слопал хлеб и просто выпил содержимое миски, слегка его взболтав.
— Пипец, оно еще и холодное, — поморщился он, — Мерзость какая.
— Куда торопишься, дурында? — процедила сквозь зубы Маришка, — На больничную койку захотела? Сиди теперь и делай вид, что ты ешь.
Влад ковырял пальцем стол и разглядывал женщин, как только на него начинали смотреть, утыкался в свою миску. Постепенно трапезная стала пустеть. Он встал со своего места и принялся собирать разбросанные по столам миски. Относил их в огромный таз с грязной посудой. Откуда-то вынырнула рослая работница и стала двигать мебель. Владка принялась ей помогать. Вместе с ней поставили на место лавки и столы.
Маришка лениво встала со своего места и понесла миску в большой таз. Взяла тряпку и скребок и отправилась вытирать и чистить столы. Все делала медленно, и не торопясь. Скребла стол и стряхивала мусор на пол. Видно было, что она тянет время.
Вторая работница принялась мыть посуду. Владку отправили вылить помои свиньям, объяснив, где находится свинарник. Она подхватила два ведра и вышла на задний двор.
Вечерело. Небо с каждой минутой становилось все темнее и темнее. В воздухе носились оголтелые мошки и комары. Стрекотали кузнечики. По заднему двору шныряли жирные крысы. Он поставил ведра на землю и осмотрелся. Где-то что-то зашуршало. По звуку оно было крупнее, чем крыса.
— Мамка, — кто-то громко шепнул, — Мамка.
Влад стал крутить головой в разные стороны. Посмотрел наверх. На одном из сараев кто-то шевелился.
— Мамка, я здесь, на крыше, — шепнул мальчишка, — Ты как? Мы тебя еле нашли.
— Я нормально. Ты как сюда попал? — прошептала Владка.
— По дереву на забор, а потом по крышам сараев, и вот я тебя нашел. Я знал, что ты сюда придешь. Ты у нас умная, — шептал Иванко.
— Как вы там? Где устроились? Никто вас не обижает? Что с вещами? Как Любавка, — затараторил Влад.
У него заслезились глаза. Он сам от себя не ожидал.
— Нормально все. Та старая китаянка помогла нам из борделя убраться. Сказала, что проститутку убил какой-то там знатный китайский вельможа. Если бы ты туда не полезла, то ее бы убрали быстро, и никто ничего не узнал. Я живу у Анфиски, а Любавка у Алиски. Вещи наши в пекарне.
— Алиска ничему плохому не научит Любавку? — забеспокоился Влад.
— Она шить ее учит. Тебе новый сарафан обещали сшить, а мне штаны. Надо тебе как-нибудь сбежать. Жаль, что ты не такая маленькая и юркая, как я, и по деревьям не умеешь лазать. Ты, главное, не умирай. Мы что-нибудь придумаем. Я вот тебе мешочек с сухарями принес. Я слышал, тут кормят плохо.
Мальчишка скинул на землю небольшой мешочек с несколькими сухарями.
— Мамка, это, мы тебя любим. Ты только не помирай, — шептал мальчишка.
А Влад стоял и вытирал слезы, которые текли у него по щекам.
— Иванко, меня могут продать в богатый дом.
— Ты завтра приходи, мамка. Если не придешь, то мы будем думать, что тебя забрали. Тогда будем искать тебя по городу.
Позади послышались шаги.
— Ты, чего там застряла? Ведра нужны, а тебя все нет, — окликнула ее работница.
— Уже иду, — отозвалась Владка.
Она быстро вылила помои в корыта к свиньям и побежала в трапезную, пряча в карман мешочек с сухарями. Душа радовалась, что с детьми все в порядке.
— Разнюнилась, как баба, — прошептал он сам себе, вытерев мокрые щеки тыльной стороной ладони, — Все же, какие они у меня замечательные и самостоятельные. Как я раньше без них жил. И знаю их всего ничего, а душа за детей болит, хоть и не родные.
В трапезной Маришка с работницей скребли и мыли полы. Вторая работницу снова наполнила ведра помоями. Почти вся посуда была перемета и начищена. Женщины не особо общались с больными.
— Лишний рот на наши харчи, — проворчала одна из них, — Самим мало, а еще вы тут. Да еще и делаете все медленно.
Уборку в трапезной закончили ближе к полуночи. Владку с Маришкой все же позвали за стол. В большой миске лежала каша, а в миске поменьше немного хлеба. Им дали ложки. В кружки налили какого-то напитка, судя по вкусу — это было сильно разбавленное вино, очень сильно разбавленное. Все накинулись на еду, через три минуты от каши ничего не осталось.
— А теперь спать. Марш в больничный зал, — сказала одна из работниц.
— Может, мы где-нибудь здесь прикорнем? — попросилась Маришка.
— Делать нечего, — фыркнула женщина, — Дуйте к себе.
Владка с Маришкой вышли из кухни. Влад вытащил из кармана половинку яблока, разделил его напополам и отдал четвертинку молодухе. Та не отказалась и с благодарностью приняла гостинец. В большом коридоре стояли две монашки и переговаривались между собой.
— Она? — спросила одна другую, кивнул на Владку.
— Вроде она.
Сестры подхватили Владку под руки, и повели на выход.
— Куда мы идем? — спросила она.
— Матушка просила тебя к себе привести. Не бойся, сестра.
— Да чего уж мне теперь боятся, — вздохнул Влад.