Попаданец в себя, 1970 год

Глава 8

«В конце концов, я сам определяю где моим подчиненным и в каком качестве работать, – сказал начальник МУРа Владимир Федорович Корнеев. – В АХО у меня и другие люди справляются, а Руковер командует им же созданным универсальным отделом, Отделом особого назначения. И его группа сейчас занимается убийствами 24-х автомобилистов в Ставрополе и Краснодаре». И от него отстали в Министерстве, вознамеревшиеся проверить указание Брежнева об опальном Руковере.

Действительно, наша группа продолжала учиться и постоянно выезжала на громкие преступления, совершенствуя навыки в практической работе. Я внес, насколько мог вспомнить, некоторые новинки в обучение людей. Все, что почерпнул из восточных единоборств, из подготовки десантников, из пусть пустых, но на некоторых консультациях построенных сериалов и фильмов про милицию 21 века. Вот, например, о создании психологического портрета преступника прочитал договорился и ввел в группу второго эксперта – психиатра – потенциального психолога. Рассказал собаководу про одорологию – науку о запахах и научил консервировать запахи и вещи с места преступления, чтоб потом по этому запаху сделать выборку из группы людей. В суде это доказательством не являлось, но возможного преступника ломало сразу.

Криминалистам кое что подсказал о проявлении и фотографировании отпечатков и следов, а не только использовать графитовую пыль и гипс. Поясню, отпечатки ног или шин, или еще чего, например, снимают – залив гипсом. А пальцевые обрабатывают графитовой пылью а потом, сняв лейкопластырем фиксируют прозрачной пленкой. Понятно, компьютеров еще нет, но фотографию делать тоже не додумались.

Но в целом не столько я учил, сколько меня учили опытные оперативники. Очень основательно учили, не обращая внимание на мою командную должность.

Вот, казалось, я в прошлой жизни восточными единоборствами занимался, перед этим (в армии) самбо занимался, перед армией в боксе до первого места по городу в юниорах добрался… А меня бывший (пожилой!) армейский разведчик, как котенка, уделал. Большинство оперов прошли школу войны, они изучили приемы обезвреживание не понарошке, а в полной реализации сил и ненависти.

Хотя кое-что из мои приемов взяли на вооружение, вложив в них горячую энергию.

Про ОПГ Монгола: банду, которую боялись даже воры в законе, я читал в «Огоньке» в году примерно восьмидесятом.

Именно она стала одной из первых банд «новой формации» под командованием Геннадия Карькова по кличке Монгол. Сформировавшаяся в начале 70х банда всего за два года перевернула с ног на голову всю криминальную среду столицы и заставила самых влиятельных представителей преступного мира пересмотреть свои взгляды на архаичный воровской кодекс.

Геннадий Карьков родился зимой 1930 года в городе Кулебаки. Прозвище Монгол он получил за свою азиатскую внешность, однако с этими народами его ничего не связывало. Карьков, скорее, имел казахские корни. О детстве и юности бандита известно совсем немного – в послевоенное время мелко подворовывал на улицах, нигде не учился и не работал. Он долго не попадал в поле зрения правоохранителей, но все везение рано или поздно заканчивается: в 1966 году его впервые осудили и приговорили к трем годам лишения свободы. Срок Монгол отбывал в Кизеловском исправительно-трудовом лагере, где познакомился со многими авторитетными ворами. К выходу Карькова из тюрьмы они написали своим «коллегам» письмо с просьбой оказать помощь Монголу.

Карьков нередко нарушал воровской кодекс и даже завелся официальным местом работы в строительной организации. Вскоре он организовал свою банду, куда вошли около 30 человек. В их числе был и знаменитый вор в законе Вячеслав Иваньков по прозвищу «Япончик» (кстати, эту кличку ему дал Карьков). Туда же входил и Владимир Быков (Балда), который славился умением уйти от правосудия, притворившись психически невменяемым, и садист Виктор Аникеев (Битумщик). Последний выполнял заказные убийства: как-то раз облил свою жертву бензином и поджег, другой брызнул в лицо кипящий битум, который растопил в алюминиевой кружке на плите.

Фактически банда совершала налеты только в течение одного 1971 года, но этого хватило, чтобы Карькова прозвали «дедушкой рэкета». ОПГ нападала на тех, кто сам имел доход от незаконной деятельности: спекулянты, подпольные предприниматели, наркоторговцы. Жертвы не обращались в милицию, боясь расспросов о криминальном происхождении денег.

Жертвой одного из таких налетов стал знаменитый антиквар Миркин: он жестко отказался делиться с рэкетирами. На следующий день, когда антиквар ехал на работу, дорогу его машине перегородил грузовик. После чего члены банды Монгола впихнули его в машину, где находился пустой гроб. Пустой гроб предназначался антиквару – туда его и уложили. Психологическая атака подействовала, и Миркин отдал все свои деньги.

Банду Монгола раскроют вследствие прокола на одном из дел. Разбойники решили ограбить воров-домушников, переодевшись в милицейскую форму. Воры их быстро раскусили, но своей добычей все же поделились. Вскоре домушников задержали настоящие стражи порядка, от них милиция и узнала про ОПГ Монгола.

Следствию удастся установить лишь два эпизода преступлений. Суд приговорит Карькова к 14 годам колонии строгого режима. Через несколько лет он станет вором в законе, а после освобождения в 1986 году купит дом во Франции и будет «смотрящим» за некоторыми районами Москвы. Через восемь лет скончается от онкологии или от цирроза печени. Единственным, кому удастся избежать даже минимального наказания – Япончик.

Благодаря этой информации мы с группой задержали Карькова уже весной 1970. Он с первыми членами банды купил дом в Люблено и держал там парочку кооператоров, прессовал. Я, естественно, сослался на якобы агентурную информацию.

Сделаю небольшое отступление и внесу ясность насчет индивидуального и кооперативного труда в СССР при мудром Сталине, а потом при его тупоголовых последователей!

В сталинский период времени ситуация была хорошая для частника. В стране трудились десятки тысячи промкооперативов, сотни тысяч кустарей. Все производственные артели и кустари относились не к государственной, а к так называемой «местной промышленности». По сути именно Сталин сформировал и вырастил эффективно работающую систему предпринимательства – честного, производственного, а не спекулятивно-ростовщического. И надежно защитил ее, как от злоупотреблений и коррупции госчиновников, так и от ростовщического частного капитала.

Если в брежневские времена, например, в некоем городке не хватало конфет, то, чтобы удовлетворить спрос, нужно было вносить изменения в пятилетние планы. В сталинском СССР вопрос решался самостоятельно, на местном уровне. Через месяц город бы заполнили торговцы, изготавливающие конфеты кустарным способом, а через два месяца к ним присоединились бы производственные артели.

Причем кустарей и крестьян – единоличников – в стране к началу войны было ещё очень много. Накануне войны в СССР насчитывалось более 3,5 млн. хозяйств единоличников. Кустари и артели производили массу самых разнообразных предметов: шили полушубки, катали валенки, ткали платки, изготавливали кровати, столы, квас, овощные консервы, телеги, лыжи, лопаты, скипидар, гвозди, глиняные горшки, напильники, ложки, вилки, пряники, колбасу, холодные копчения и многое другое.

Торговля сельхозпроизводителей облагалась налогом в 3 % с оборота, что делало ненужным бухучет (!). Попытки отрезать их от рынков сбыта и закабалить (в чем преуспевает мафия и госчиновники в моей прошлой жизни) карались беспощадно. Регистрация промысловых артелей занимала менее дня.

А чтобы у чиновников соблазна «прижать» артельщиков не было, государство определило и цены, по которым для артелей предоставлялось сырье, оборудование, места на складах, транспорт, торговые объекты: коррупция была в принципе невозможна.

Хрущев в 1956 году волевым решением ликвидировал этот мощный сектор народного хозяйства вместе с приусадебными участками (которые, кстати, при Сталине были до 1 гектара). Глупый Хрущёв постановил к 1960 г. полностью передать государству все артельные предприятия. Да и характерной чертой брежневского социализма была тоже уравниловка. Большинство работников государственных предприятий (а государственными тогда были почти все предприятия страны) получали стабильную, но всегда одинаковую зарплату. То, что независимость зарплаты от результатов труда – это плохо – понимали и тогда. Но реальных шагов по изменению ситуации не предпринимали.

Этого же стиля придерживался Андропов и его коллеги, а вот мы с Косыгиным хотели вернуть страну к кооперации, к индивидуальному труду, но не к спекуляции (а ведь этот термин, как и уголовная статья, исчезнут после перестройки и люди начнут зарабатывать ПЕРЕПРОДАВАЯ).

Совсем иная ситуация была в сталинские годы. Директоров предприятий не уговаривали, от них требовали по максимуму переводить всех, кого только возможно, на сдельщину. В годовых отчетах директора предприятий непременно указывали процент трудящихся, работающих по сдельной системе оплаты труда.

Некоторые высококвалифицированные рабочие первоуральского Новотрубного завода в годы Великой Отечественной войны зарабатывали в месяц до 2500 рублей. Для сравнения: зарплата директора Новотрубного завода, лауреата Сталинской премии Якова ОСАДЧЕГО составляла 3000 рублей.

Вы можете представить себе, чтобы сейчас слесарь 6-го разряда получал зарплату, сравнимую с зарплатой топ-менеджера промышленного гиганта (на тот момент Новотрубный завод был самым крупным трубным предприятием СССР)?

Я читал воспоминания своего ровесника об отце, руководителе крупной и успешной артели, коммунисте, фронтовике. Ему поручили организовать артель в небольшом поселке, где он жил. Он съездил в райцентр, за день решил все оргвопросы и вернулся домой с несколькими листками документов и печатью новорожденной артели. Вот так, без волокиты и проволочек решались при Сталине вопросы создания нового предприятия. Потом начал собирать друзей-знакомых, решать, что и как будут делать. Оказалось, что у одного есть телега с лошадью – он стал «начальником транспортного цеха. Другой раскопал под развалинами сатуратор – устройство для газирования воды – и собственноручно отремонтировал. Третий мог предоставить в распоряжение артели помещение у себя во дворе.

Вот так, с миру по нитке, начинали производство лимонада. Обсудили, договорились о производстве, сбыте, распределении паев – в соответствии с вкладом в общее дело и квалификацией – и приступили к работе. И пошло дело. Через некоторое время леденцы начали делать, потом колбасу, потом консервы научились выпускать – артель росла и развивалась.

А через несколько лет ее председатель и орденом за ударный труд был награжден, и на районной доске почета красовался – оказывается, при Сталине не делалась разница между теми, кто трудился на государственных и частных предприятиях, всякий труд был почетен, и в законодательстве о правах, о трудовом стаже и прочем обязательно была формулировка «…или член артели промысловой кооперации.

Ну вот, не удержался – поделился скучной для читателя информацией (инфой тут еще не говорят, сленг будущего). Ничего, в следующей главе расскажу, как мы брали Карькова.