Издалека было сложно понять какого роста незнакомая девочка, но, скорее всего, среднего. Темноволосая и немного смугловатая она касалась заурядной, если бы не хорошо очерченный подбородок, демонстрирующий, как говорят физиономисты, волевой характер. На открытой шее виднелась золотая цепь. Под одеждой видны два небольших бугорка, намекающие, что через несколько лет там появится бюст. Остальные подробности были скрыты платьем.
Сложно сказать, сколько ей лет, возможно, она на год младше меня, вряд ли на два, судя по начинающей оформляться фигуре в которой заметна небольшая угловатость. Рядом с девочкой стоят трое мужчин довольно свирепого вида, оглядывающие зал колючими взглядами. Видимо, они искали свободные места, но для четверых человек стола не находилось. Я бы мог предложить им место за моим столом, но одолевали сомнения. Уж больно мне не нравятся эти охранники... А на живот к тому же наваливается приятная тяжесть, и видеть перед собой неприглядные мужские лица не хочется.
Веки снова стали закрываться сами собой, и я уже готов был отдаться во власть Морфею, но тут девочка повернула голову в мою сторону, и я не мог более отвести взгляда. Левая рука сама собой потянулась к шпаге, чтобы убрать её со столешницы, а правая почтительным приглашающим жестом указала на свободные места.
Незнакомка, увидев это, вначале что-то сказала одному из своих охранников, и он, вперив в нас свой взгляд, не увидел явной угрозы, и утвердительно кивнул в ответ. Все четверо не спеша подошли и встали поблизости.
— Я вижу, что все места в зале заняты, поэтому мой стол к вашим услугам, — слегка поклонился я.
— Благодарю, мессер! — ответила девочка, и, не тушуясь, расположилась напротив меня.
Её сопровождающие снова оглядели залу и кое-как разместились на второй половине стола, где сидели мои сержанты. Надо отметить, что незнакомцы были раза в полтора шире моих подчинённых и на полголовы выше. Вот таких бы мне таких в лейб-гвардию!
— Моё имя Юлий, — просто представился я, не желая называть фамилию. Это было приемлемо при знакомстве обычных подростков в неофициальной обстановке.
— Ханна, — назвала своё имя девочка, чуть помедлив, и облизала свои обветренные губы.
Подошла разносчица, и приняла заказ. Я чуть придвинул к себе поднос с остатками недоеденного гуся и взял крылышко, чтобы не смущать собеседницу своей пустой тарелкой. Видимо, она поняла мой жест и улыбнулась. А вот на другой половине стола чувствовалось напряжение, поскольку мужчины сверлили друг друга взглядами, хотя мне было ясно, что никто не станет проявлять явную агрессию.
— Ты приехала издалека, Ханна? — задал я нелепый вопрос, но сидеть и молчать было ещё хуже.
— Издалека, — кивнула девочка. — Я проживала в стране ромеев, и мне захотелось посмотреть и эти места, — собеседница говорила с ощутимым акцентом, но слова использовала почти не задумываясь.
— Ты жила в Роме? — почему-то спросил я.
— В Византии. Мой дядя отправился в этот город по семейным делам, а я напросилась с ним.
— Византий. Я был в нём так давно, — помедлив, сказал я.
— Так давно, что ничего не помнишь?
— Да, ничего. Окажись я там сейчас, и вряд ли бы узнал его, — ответил я чистую правду.
Ханна опять улыбнулась и перенесла своё внимание на разносчицу, подносящую заказ. К моему удивлению там не было никаких лёгких салатиков, которыми по моему разумению только и должна питаться такая почти стройная девочка. Ей отрезали тонкий кусок мяса и положили тушёных овощей с подливой. Так же я заметил, что она не очень уверенно управляется вилкой, которую один из охранников достал из небольшого футляра. Не желая никого смущать, я занялся гусиным крылом, руками отделяя кости друг от друга и обгладывая их.
Спустя пятнадцать минут девочка слегка отодвинула тарелку и чуть пригубила вино.
— Ты тоже приехал на бал? — задала она неожиданный вопрос.
— Тоже? — я был удивлён.
— Дядя сказал, что у вас скоро будет бал.
— Да, я там буду.
— Я бы хотела взглянуть на него одним глазком, — с лёгкой грустью произнесла Ханна. — Но мне было отказано. Все только и твердят, что нужна какая-то бумага.
— В Империи много дворян, которые хотят оказаться на балу, но все не могут там поместиться, вот поэтому и пропускают только по приглашениям.
Зачем я пустился в ненужные оправдания? И сам себе не смог бы это объяснить. Просто стало жаль эту иностранку.
— Мне сказали, что некоторые из приглашённых продают свои приглашения за большие деньги, — небрежно продолжила Ханна. — Но оказалось, что и те давно нашли себе новых хозяев.
— Ты так хочешь побывать на балу?
— Можно сказать, что я ради этого и приплыла сюда.
— Понятно. Вряд ли в стране ромеев знают о наших сложностях, с которыми впервые столкнулась ты.
— В следующий раз буду я уже буду более опытной и подумаю о пригласительном билете заранее. — девочка неожиданно беззаботно улыбнулась и встав, кивнула на прощанье.
Её охранники живо вскочили, несмотря на то, что не все наелись, и направились за хозяйкой, которая начала подниматься на второй этаж, где расположены комнаты для постояльцев.
Больше нечего было здесь делать, и мы направились на улицу. Немного побродив по городу, понял, что хочу помочь случайной знакомой, тем более, что мне это ничего не стоит.
— Вернись на постоялый двор и передай той девочке вот это, — я протянул одному из сержантов пригласительный, который был предназначен для управляющего Янсена. — Передай лично в руки, если возможно, или одному из тех головорезов, с которыми вы играли в гляделки. Обо мне же ничего не говори, если будут спрашивать.
Алексей Беляков по привычке козырнул, а я зашагал к тем купцам, до которых не успел добраться. Конечно, можно было бы передать через лакеев, но мне хотелось обсудить с ними будущие совместные дела, что ещё прочнее должно закрепить образовавшиеся связи...
Конон Никифорович Щукин был купцом средней руки, который, возможно никогда не смог бы войти самостоятельно в первую купеческую гильдию Российской Империи... Той, что в истории моего прежнего мира. У него, как и остальных двух моих новых знакомцев, был один недостаток, — множество детей.
«Что неудивительно с такой женой-красавицой, просто пышущей здоровьем», — подумал я при первом своём посещении этой семьи. Вот его-то жена, подобно миссис Беннет из кинофильма «Гордость и предубеждение», который мои правнучки пересматривали раз десять, и была просто помешана на идее выдать своих дочерей замуж за приличных молодых людей. Дворян, конечно же.
Было забавно и одновременно грустно наблюдать, как эта мысль настолько овладела матерью многочисленного семейства, что ни о чём другом она не может и говорить. Естественно, когда я впервые посетил дом Щукиных, то вся мощь неугомонной женщины была обрушена на меня. Благо, почти не пришлось врать, объявив, что я обручен с другой. Даже думать не хочу, что случилось бы, узнай эта мать-героиня о моём реальном свободном статусе.
Дочери Конона Никифоровича были очень даже ничего, хотя и тут не обошлось без белой вороны. Некоторых из них чуть портила мода среднего класса на телеса, но пока ещё была надежда, что после бракосочетания и переезда в дом мужа, эти девушки перестанут налегать на сладкие булочки, обожаемые их матерью, поскольку ей совсем не вредили. Сколь почти безответственно купец потворствовал своим дочерям, столь же жёстко он держал в чёрном теле своих сыновей. Молодые мужчины лишний раз и рта не смели открыть, и я, грешным делом, первые два часа думал, что они все немые. Но и после того как они узнали, что я — наследный принц, говорил в моём присутствии лишь глава семейства.
— Что вы можете мне сказать, уважаемый Конон Никифорович по поводу моих предложений о коровьих фермах?
— Заманчиво, конечно, — не спеша ответил купец. — Вот только необычно это.
— Так что же необычного в том, чтобы скот мясной породы пускать на мясо?
— Так-то так... — продолжал сомневаться собеседник. — Но так не делается. Раз имеется корова, то от неё надо брать и молоко.
— Конон Никифорович, — начал объяснять я по третьему кругу. — Нет никакой выгоды заниматься доением коров, которые для этого не предназначены. Эту породу вывели для получения мяса, а молока от них летом и треть ведра вряд ли можно будет получить.
— Треть ведра, — тоже деньги.
— Доярок целый штат держать, — тоже деньги.
— Так-то так...
Сложно, очень сложно ломать устоявшиеся стереотипы у людей, но постепенно косность мышления преодолевалась.
— Давайте сделаем так, — предложил я. — После бала мы с вами съездим на одну из ферм, и вы сами убедитесь в необоснованности своих сомнений. Кстати, про бал, — как бы вспомнил я. — Вот пригласительные билеты, которые вы просили.
Две прямоугольные бумажки завладели всем вниманием мужчины, и он мог лишь на них смотреть, не решаясь взять в руки. Было забавно наблюдать, как потом они пошли по рукам членов семьи, передаваемые лишь кончиками пальцев. Потом девушки, не сдержавшись, хором запищали... и я понял, что пора уходить.
В домах двух других купцов, — Нектария Николаевича Бурышина и Парамена Родионовича Борова, — всё повторилось без особых различий, так что пересказывать и смысла нет. Я был доволен, — отцы семейств, чрезмерно польщенные знакомством с принцем, должны быть преданы за то участие, которое я проявил к их детям. Теперь надо скорее возвращаться к себе. Всё-таки общение с таким большим количеством людей после трёх месяцев, проведённых во дворце, сильно утомили.
***
Меня не слабо раздражало на предстоящем балу то, что я буду постоянно в центре внимания. Два дня общения со множеством людей, которых я увижу в первый и, возможно, в последний раз! Оно мне, надо? Какое-то время я не находил выход из этой проблемы, но разрешение пришло неожиданно, когда мой костюм для бала был почти готов.
— Мне хотелось бы иметь ещё один, значительно проще, — чуть ли не зашептал я портному, который уже почти расслабился, понимая, что одёжка для столь знатной персоны удалась.
— Ещё один? — вытаращил глаза мужчина, позабыв об этикете.
— Не обязательно полный, можно лишь верхнюю часть, чтобы можно было быстро переодеться. Но об этом никто не должен знать, даже императрица, — и я заговорщицки подмигнул.
К счастью, портной быстро взял себя в руки:
— Если всё должно быть значительно проще, то это возможно Ваше Высочие. Попробую даже подобрать соответствующий головной убор, чтобы вас было сложно узнать.
— Чудесно! — расплылся я в улыбке.
Да, я не намеревался постоянно быть на виду у сотен дворян. Возможно, ещё несколько дней назад сия неприятность меня бы не так беспокоила, но теперь появилась тайная надежда повстречаться на балу с Ханной, не обращая на себя лишнего внимания. Что эта девочка придёт, я не сомневался. Зачем мне это? Просто хотелось найти отдушину в стенах того лицемерия, что окружают в последнее время. Ни о чём таком я и не думал, поскольку тринадцать лет, — всё же не тот возраст для... Хотя в двадцать первом земном веке это давно уже не проблема. Там много чего не проблема, что ещё пятьдесят-шестьдесят лет назад казалось просто немыслимым.
Последующие дни прошли в напряжении. Мой учитель танцев пригласил несколько подростков, с которыми меня и экзаменовал. Каждый из них демонстрировала различную степень умения танцевать. «Это для того, чтобы вы не замешкались, столкнувшись с непредвиденной ситуацией», — сказал преподаватель. Оставалось лишь изумиться его предусмотрительностью. Почти все танцы были групповыми, поэтому всё могло случиться. Кто-то мог толкнуть, кто-то — перепутать партнёра или начать выполнять не те фигуры. Проблемы могли возникнуть на голом месте. Тем более, что взрослые будут танцевать отдельно, и примеров для подражания не будет. Для большинства подростков этот бал станет первым, так что оплошностей предвидится множество.
Узнав об этом, я запаниковал. Мне было проще находиться среди мужчин и женщин, чем в этом детском саду на выгуле. Но правила есть правила. Конечно, какое-то время мне придётся проводить рядом с графами и герцогами, но приглашать на танец я могу лишь девушку подходящего для меня возраста. Даже через пять лет на следующем балу я никак не смогу выбрать в партнёрши тридцатилетнюю, к примеру. Дикие времена, дикие нравы!
— Сын наш! — Елена Седьмая плохо спала последнее время и выглядела заметно уставшей. — Что вы скажете на предложение выступить с открывающей бал речью? Кратенько так скажете, что позади были хорошие времена, а впереди всех ожидают ещё лучшие и далее в том же роде.
— Простите, маман, но нет.
— Нет?! — императрица была неприятно удивлена. — Что так?
— Впереди нас ждут непростые времена. Я не хочу вводить в заблуждение своих будущих подданных. Надо не расслабляться и не витать в облаках, а засучить рукава, если так можно сказать. Всем наконец-то заняться делами, вместо того, чтобы постоянно прожигать жизнь.
— Прожигать жизнь? Как это?
— Хмм... замешкался я. — Мне надо было сказать: желать постоянных удовольствий, тратя на это все свои силы и деньги, не делая ничего полезного.
— Вот смотрю я на вас и не понимаю, от кого вы понабрались таких мыслей. Ладно ещё, будь вам лет сорок, но в четырнадцать лет никто о подобном не думает. Даже от вашего отца я не слышала ничего похожего.
Я лишь пожал плечами, не желая вдаваться в объяснения. Да и незачем. Это мысли из другого мира, другой эпохи, другой социальной общности. Нет, я не трудоголик и понимаю, что людям надо отдыхать. Вот только от чего отдыхают эти дворяне, в своей жизни не забившие ни одного гвоздя? От балов и раутов? От интриг и сплетен? В Царской России многие тоже стремились к получению удовольствий, невзирая на глобальные мировые изменения, а потом, когда трудовому народу надоело смотреть на свою нищету, и он взялся за оружие, годами работали таксистами в Париже.
Чем больше я смогу принести перемен в этот мир, тем больше будет возможностей что-то здесь изменить, поскольку в другие государства изменения придут позже. Можно сказать, что у наших дворян, купцов и даже крестьян будет некая фора, благодаря которой они смогут быстрее привыкнуть к нововведениям.
Страшная мысль вдруг посетила мой мозг, — я ведь усиленно развиваю в себе комплекс мессии, и толкаю этих людей к изменениям, которые им непонятны. Неужели потомки припишут мне авторство лозунга: «Железной рукой загоним человечество к счастью»?
Я начал плохо спать. По утрам лакеи смотрели на меня удивлёнными глазами, и лишь после того, как на них хорошенько рявкнул, признались, что ночами я часто зову Анну. Эти слова окончательно выбили меня из равновесия, и я заболел. Просто лежал, температурил и не мог пошевелить конечностями. Приходил лейб-медик Белозерский, затем позвали алхимика Лина. Но, ни тот, ни другой конкретного диагноза дать не могли. Нервы-с. Меня поили мятным настоем и не давали выходить из покоев.
Императрица навещала каждый день и подолгу сидела у кровати, не говоря ни слова. Через четыре дня самочувствие начало улучшаться, и врачи облегчённо выдохнули. Ещё пара дней и можно было выходить на природу, дышать свежим воздухом. Странно, но я почему-то ожидал, что в видениях стану беседовать с Зевсом, но Верховный, то ли забыл обо мне, то ли просто наблюдал, как я выкарабкаюсь оттуда, куда себя загнал излишним самокопанием.
***
Наступил день открытия бала, и дворец загудел. Все бегали, как ошпаренные, и лишь мой недавно перенесённый недуг, как-то ограждал меня от всеобщего безумия. Даже маман была на себя непохожа, и я почёл за благо не попадаться ей на глаза до наступления вечера.
Наконец лакеи закончили меня облачать и я, мысленно перекрестившись, направился по потайной лестнице к опочивальне матушки.
— Сын наш, — подняла бровь императрица, — как вы открыли дверь, за которой находится эта лестница?
— Взял когда-то у Анны ключ, — недоумевая, ответил я.
— Хм... — женщина была явно обескуражена. — Дайте мне его.
Я протянул ключ, который моментально был убран в бюро.
— Кстати, а зачем вам, сын наш, Анна его дала?
— Ну... — замялся я, — мы играли...
— Что? — подняла бровь Елена Седьмая.
— Мы играли в принцессу и варвара. Я был варваром, который штурмует башню крепости, а она — принцессой, её защищающей.
— И часто вы так играли? Почему я не слышала?
— Раз десять, матушка. А не слышали вы потому, что я метрессе рот закрывал, когда она начинала громко стона... — я осёкся.
Императрица покраснела.