До празднества оставалось едва ли более двух седмиц, когда госпожа Вирджиния забрала меня у мэтра, бросив ему короткое «Не переживайте мэтр, она будет к вам забегать!». Господин Шарэз отнесся благосклонно, а вот его собственная нечисть… В панике они пытались нас задержать: в ход шли острые прутья (я порвала подол платья), мокрые полы (наставница растянулась на полу самым неприличным образом) и мэтр, сидящий на полу с наливающимся синяком на удивленном лице (это он пытался подхватить госпожу, но напоролся на швабру, потом наступил в ведро, а затем поскользнулся на мокрой тряпке, уже пытаясь удержать равновесие). Каких сил мне стоило сдержать рвущееся хрюканье, знает только Единый!
Только после самых горячих заверений, что я буду их проведывать как минимум пару раз в день (это не считая завтрака, обеда и ужина) нас отпустили. Мы ушли, оставив мэтра на попечении метелок, которые пытались тонкими прутиками придерживать толстый кусок сырого мяса на лице по-прежнему обескураженного повара. Это никакая не смиренная нечисть, а вполне себе боевая!
Мы сильно опаздывали, и теперь на ходу я слушала все приказания госпожи ключницы:
— Ты должна проверить приготовленные комнаты для гостей. В них должно быть: убрано, светло, стоять свежие цветы, чистая постель, необходимое белье…
Поток слов был нескончаемым, но я старательно все записывала набегу, а потом до меня вдруг дошло:
— Госпожа Вирджиния, то есть я того…этого?
— Аиша, — ключница немного скривилась. — Выражайся четче, чему я тебя учила?
— Госпожа ключница, я сама буду все это делать, без вас? — страх напортачить сейчас был как никогда силен.
— Сама, — кивнула женщина, — но тебе будут помогать элементали, не переживай, — она потрепала меня по волосам и продолжила: — Итак, на чем я там остановилась?
Я была ошеломлена, как выражается моя наставница, хотя мне хотелось употребить словечко куда покрепче. Мне поручили обеспечить удобства всех гостей во время их пребывания в Академии! Знали бы знатные господа, что в моем понимании «удобства» — это закрытая кабинка нужника с дыркой посередине! Вот это я понимаю, удобства! А то, что им нужно, называется просто «зажрались», но, конечно же, этого госпоже Вирджинии я такое сказать не могла.
И вот теперь, с самого утра до позднего вечера, я металась между двумя этажами, где располагались гостевые комнаты. Никакой пыли, выстиранное до зубного скрежета белье, отмытые окна… Итак до самого вечера. Приветственный поклон учителям при встрече, иногда проректору, который, слава Единому, меня не замечал, и дальше бегом по ступенькам. Перекусы были благословенным отдыхом, когда мэтр кипел над вариантами своих блюд, подкармливая нас изысками с будущего стола. Мы с госпожой ключницей кивали, отклоняли, обсуждали, мэтр же, веселым самоваром с половником наперевес, кружил вокруг нас…
А потом были вечера учебы. Мне с трудом давалось стихоплетство. Да что там, с очень большим трудом, что госпожа наставница даже засомневалась в даре Чтеца! Ведь раньше читала я только свитки при сельском храме, и было их всего два. О плохом и хорошем. Как сейчас помню, садился на скамью старый прислужник, а рядом пристраивалась я. Он читал, а я повторяла. Вот и вся наука, а я ведь считалась грамотной в селе! Да нихухры я не знала! После каждого урока чтецов у меня раскалывалась голова, я была готова больше танцевать и рисовать картинки, но наставница вновь уперлась, сказав, что читать и говорить я должна хорошо. И даже сама напоминала мне про грелку, что подстегнуло меня к учениям лучше всяких! И я впивалась в учебники, старательно все зубря, иногда до сильнейших головных болей…
— Все, Аиша, на сегодня достаточно, — массируя виски, проговорила наставница устало. — Иди спать. Завтра к танцорам пойдем.
Попрощавшись, я вышла в пустой коридор — залы стихоплетов были огромными и пустыми, от стен отражался любой шорох, а коридоры наоборот были узкими и такими же длинными. Шла легко, пританцовывая, вспоминая движения госпожи наставницы, и мечтая о мягкой кровати. Но едва вышла на улицу, ступила на дорожку, как услышала тихое-тихое едва слышное завывание.
Прислушалась. Нет, не кажется, кто-то, словно побитая собака, завывал в ближайших кустах. К ним я и направилась, вдруг помощь нужна? Шла я, громко шаркая ногами, давая знать о своем приближение, но вой не уменьшался, а как будто наоборот — становился лишь протяжнее. На самой высокой ноте, когда я уже потянулась рукой, чтобы отодвинуть ветви, он оборвался.
— Эй! Кто здесь? Кому тут плохо? — но ожидаемо никого не увидела, я обошла пару раз кусты, но ничего не заметила. И все-таки было как-то тревожно.
Уже развернувшись и ступив на дорожку, что вела к дому, я заметила свечение. Едва заметное, сильно дрожащее, как свет лучины на ветру. Он мигал и пропадал, и едва слышный скулеж был именно от него. Но почему кроме меня никто не вышел? Ведь, если я правильно помню, мы совсем рядом с домом ректора и того же проректора.
Ох, не знаю, Единый, была ли я права тогда, но двинулась за огоньком, как завороженная.
Ну, так и есть, спустя пару шагов, во второй раз оказалась возле каменного дома ректора. Только огоньки-светлячки, что зажигались по всей Академии, едва наступали сумерки, тут не горели. Поежилась от внезапного холодного ветра, или это я так тем самым местом чую, что ничего хорошего меня не ждет дальше?
В общем, дверь… она была открыта. И звала, и манила прямо-таки… «войди-и-и», так и слышалось мне. Но будь я дурой, ломанулась бы сразу, а так покружила пару раз вокруг здания. Зачем? Ну просто, если там есть что-то страшное, то пусть оно уйдет раньше, чем со мной встретиться, ну и на улице я могу сбежать куда угодно, заорать громко… А, там… там на меня что-то сверху упасть может, случайно. И все.
В общем, жуть, как страшно было!
Итак, я толкнула дверь и зашла. Строгого помощника Астона нигде не было. Кругом темно, и запах такой сладкий-сладкий, словно жжённый сахар на костре. Захотелось сплюнуть, но тут же ковры… Быстрый шорох и звук хлопнувшей двери заставили меня прохрипеть «убивают!» и шарахнуться в стену. Но убивать меня не спешили, поэтому мне пришлось пройти еще несколько дверей, чтобы оказать перед ректорской.
— Здесь никого уже нет! — твердила себе, осторожно пробираясь по темному коридору. Дверь кабинета … была слегка приоткрыта. Из-под нее виднелось легкое мутноватое свечение. Подкралась. Заглянула в щелочку: от ужаса открыла глаза шире, а потом снова зажмурилась и, рванув дверь на себя, влетела в кабинет:
— А-А-А-А-А-А-А! Уйди, погань, проклятая! Зашибу-у-у! — я сделала единственное, что пришло в голову: завизжала так, что в шее что-то щелкнуло, а в распахнувшихся глазах зарябило. Главное, чтобы эта страшная фигура в лохмотьях, что склонилась над ректором, вынула из его шеи свои конечности…
Так и вышло. Чудище дернулось, когда заорала пуще прежнего и вытащив бесконечные окровавленные когти, повернулось ко мне. Ма-а-амочка родненькая, жуть то какая! Из-под капюшона на меня смотрели, не мигая, зеленые огоньки, и еще этот звук, что привел сюда… Он никуда не пропал, это чудище его и издавало! И сейчас оно колыхнулось в мою сторону! Я зажмурилась от ужаса, даже забыв помолиться Единому…
Всего на мгновение уловила могильный, затхлый запах у своего лица. Услышала зубной скрежет и почувствовала резкую боль в плече, а потом … все прошло. Мир словно наполнился звуком — быстрый топот, магические потоки, взорвавшиеся перед глазами, запах крови и стук сердца. Когда меня встряхнули чьи-то руки, в уши врезался голос:
— Аиша, прекрати кричать! — лицо обожгла пощечина.
Сквозь муть посмотрела в темные глаза проректора и прошептала:
— Простите.
— Обморок будет? — я отрицательно качнула головой, он кивнул и продолжил: — А слезы и заламывание рук? — мои глаза стали как блюдца, но я вновь качнула головой, а мужчина нахмурился и прищурившись спросил: — Ну хотя бы истерику? — между вопросами господин проректор подхватил меня на руки и опустил на диванчик, что стоял далеко от ректорского стола. Куда я уже попросту боялась смотреть!
— Что? — прохрипела, и зажала рот руками, испуганно посмотрев на мужчину. — Кажется, я потеряла голос!
— А… Это мелочи. Потерпи до прихода лекаря, он вес исправит, — убедившись, что я относительно жива, он отошел.
— Хорошо, с-спасибо, — мне не хотелось смотреть, как он подходит к ректорскому столу, поэтому я отвернулась и спросила: — что-то с господином тер Торро?
— С ним что-то, ты это абсолютно верно заметила, — задумчиво произнес господин тер Ассан. — Его унесли, можешь не бояться. Как ты это услышала, и что толкнуло сюда зайти? — мужчина вновь подошел ближе.
Передо мной стоял тот самый проректор, которого я запомнила с первой встречи: холодный, огромный, когда его хромата казалась угрозой, а палочка прямо-таки орудием возмездия!
— Аиша! — ну вот, он уже кричать начал, я постаралась вжаться в спинку диванчика.
— Вы меня пугаете, господин проректор! — наконец, не выдержала я и показала ему свои трясущиеся платья. Мне бы сейчас наливки и спать в теплую постель, а он на меня орет! — Я просто сюда пришла! Услышала скулеж! Пошла сюда! Двери открыты, темень и запах удушливый, сладкий, мерзотный! А потом тут! Чудище когтями впивалось в хребет господина директора и никого! Никого здесь, к лешему и чертам собачьим, не было!
— Так, истерика на лицо, — протянул господин проректор, сложив руки на груди, и сощурившись добавил: — Поэтому ты и заорала?
— Страшно было! — огрызнулась я, раздумывая над тем, как бы сбежать от него.
— То есть, когда ты услышала завывание, когда почувствовала темную магию, — я во все глаза смотрела на господина проректора, а он все продолжал, — когда увидела открытые двери и, что здесь Тьма, ты не испугалась и зашла, а вот чудище с когтями … испугалась?! — насмешливо закончил он.
— Да знаете, что господин проректор! — в меня словно бес вселился, иначе ничем другим объяснить свой порыв я не могла: — Шли бы вы господин проректор, туда и… туда тоже! И вообще…
— Аиша, девочка, ты, что такое говоришь?! — голос госпожи ключницы привел меня в чувство лучше любой колодезной воды. Пару раз растерянно моргнув, я поняла, что стою на диване, самым неприличнейшим образом тыкаю пальцем в плечо господина ректора и … ругаюсь.
— Ужас какой, — я закрыла лицо руками. Может, все-таки повезет и меня после такого просто на кухне запрут? Провалиться бы мне прямо здесь под землю…
— Вы можете забирать свою помощницу, госпожа Вирджиния, — усталый мужской голос достиг моих горящих ушей. — Она уже не скатится в истерику.
Не веря услышанному, я взглянула на него, но он вновь был занят ректорским столом, уже не замечая остальных. Госпожа ключница, подошла, взяла меня за руку, потянула за собой. Так я и шла, ничего не замечая, а внутри все сковал ужас от произошедшего. Тело начало сотрясаться в крупной дрожи. Выйдя на улицу, поняла, что идти дальше не могу: меня скрутило, из истерзанного горла вырвался крик, и вместе с ним услышала:
— Аиша! — но разобрать, кто и что кричал, не смогла, перед глазами все померкло.
…люблю такие сны. Правда, снились они мне не часто, только когда болела или сильно голодна была. В них все было чудным и странным, порой немного страшным. Но интересным. Невиданные животные, понимающий ветер, ласковая вода. Там не было неповоротливой меня. Я была другая — понимала птичьи трели, много-много танцевала и пела. Красивым таким голосом. Как сейчас. И мне было хорошо. Очень хорошо. Словно на своем, единственно верном месте…
— Вам повезло, голубушка, вам очень-очень повело, — в мой прекрасный сон вторгся чей-то голос. — Ну же, открывайте глазки, мы знаем, вы уже не спите, — прислушавшись поняла, что голос хоть и мужской, но был при этом смешным и напевным.
Глаза открылись и сразу же округлились. Гномик — маленький, с курчавой темной бородой, синими глазками, в белом колпаке и халате на костюм. Смешной такой стоял у моей кровати. Мне было смешно, а гномик был серьезен, очень.
Нахмуренные бровки, прищуренный взгляд и какая-то штука крутилась у него в руках.
— Вы гномик? — подтащив одеяло до самого носа, я уставилась на лекаря.
— Гном, голубушка. Уважаемый многими мастер гном Эл, лекарь господина ректора, — весьма серьезно, выкатив грудь и встопорщив усы. — Я понятно объясняю?
Кивнула, сдерживаясь, чтобы не высунуть руки и не пощупать его.
— Вы очень милый, — проявила я чудеса вежливости и воспитания…и вдруг вместо собственной комнаты, увидела кабинет ректора…
— Так-так-так, спокойствие, только спокойствие! — маленький и крайне милый мастер Эл проворно зажал мне нос и влил в мой открывшийся рот препротивнейшую настойку. — Так-то, убережет ваши нервы от новых потрясений, — добавил он, пока я хватала ртом воздух.
— Как ты, Аиша? — я перевела возмущенный взгляд в сторону, чтобы вовремя прикусить язык и не дать вырваться проклятиям изо рта. На стуле, у стены сидела госпожа ключница, мяла свой чепец и почему-то всхлипывала. Что еще я успела натворить?
— Н-нормально — тихо, прямо очень-очень тихо ответила. — Что с голосом? — я схватилась за горло и посмотрела на лекаря.
— А это голубушка очень-очень закономерно для вашего вида, — с умным видом ректорский лекарь устроился на соседнем стуле с госпожой ключницей. — Давненько я не наблюдал в Землях Агадара банши, — стрельнул глазками в меня и добавил: — Очень-очень давно. Видимо, и правда, Земля просыпается, — сказав непонятную для меня фразу, он выжидающе уставился на меня.
Ох, и не понравилось мне его слова «вид» и «банши».
— Кто обладал в вашей семье этим даром? Мама, бабушка? — милый гномик нарушил царившую в комнате тишину. — Почему вы скрывали свое происхождение? Я ведь мог погубить вас! Только благодаря госпоже Вирджинии, поведавшей мне все нюансы вашей болезни, я понял кто вы! — Он так осуждающе на меня глянул, что я даже потупилась, ненадолго правда. — И это было бы очень-очень печально, — и закончил он таким тяжким вздохом, — потерять такой экземпляр!
— Я не знаю, что такое «вид», «банши» и «экземпляр», — проговорила осторожно, глядя на него, — не понимаю, причем здесь мать и бабка, и что с ними не так, — сделала большие глаза и добавила: — Вы меня пугаете такими словами!
— Не врет, но издевается над вами мастер лекарь, — этот голос заставил меня подобраться и сжаться под одеялом. — А сейчас боится меня, — ни злости, ни гнева в нем было.
Господин проректор отошел от окна, подошел к кровати. И как я его раньше-то не заметила?!
— Аиша, — позвал он, вынуждая посмотреть прямо в его черные глаза, — я хочу еще раз услышать историю того, как ты оказалась в кабинете ректора. Подробно, — и на этих словах он уселся на мою кровать, заставив меня резко подогнуть собственные ноги.
— Господин тер Ассан, — начали было лекарь и госпожа ключница одним голосом, — но их остановило суровое:
— Она в состоянии ответить на мои вопросы, вы хорошо ее подлатали, мастер гном Эл. А вот состояние господина тер Торро более плачевно, думаю, вам стоит отправиться к нему, — и тон такой, что … в общем, я бы на месте господина лекаря сразу же бы встала и пошла, куда послали.
Уже не милый гномик недовольно пожал губы, надул щеки и спрыгнул со стула с таким видом, словно его лишили сладкого…
— Я останусь, — сказала госпожа Вирджиния, и показательно вцепилась пальцами в стул. Проректор заломил бровь, но ничего не сказал, вновь посмотрев на меня, а когда за гномиком закрылась дверь, мужчина сказал:
— Аиша, я внимательно тебя слушаю.
Из какого-то внутреннего упрямства, захотелось показать ему язык, но сдержалась, сжимая губы. Все так же с поджатыми ногами, я откинулась на спинку кровати, понимая, что просто так от меня не отстанут. Потирая горло, которое, и в правду, болело меньше, постаралась вспомнить все, что случилось, и вновь пересказала. А потом, когда замолчала, меня внезапно осенило, да так, что, в мгновение подскочив на кровати, вцепилась в господина проректора, поднявшегося с моей постели:
— Погодите, господин тер Ассан! Вспомнила! — не обращая внимания на удивленно вскинутые брови мужчины, испуганный возглас госпожи ключницы, потянула его обратно на кровать, да и сама вылезла из-под одеяла. — Помните, когда они из ваших нетопырей, ну то есть, учеников, в меня ногой тыкал? Вы ему тогда еще ого-го какой выговор вкатали, помните? — я дождалась легкого кивка и продолжила: — Ну так вот, я тогда спешила к себе, и на пролете, между вторым и третьим этажом услышала разговор двоих, — я приложила пальцы к вискам, и раскачиваясь, начала вспоминать. — Ну вот, сейчас вспомню. Как же они говорили? Выжил, тронулся, с ума сошел, помеха… Точно, кого-то они посчитали помехой, и что действовать нужно быстро, иначе он может им что-то смешать! Еще подумала, что это художники набедокурили и что-то собираются выкинуть, начала спускаться, чтобы посмотреть, а тут меня чуть оголтелые студиозы не снесли, а когда добралась до поворота, там никого и не было, — я смотрела на хмурого проректора, бледную госпожу ключницу, все мнущую свой чепец. — Это поможет?
Долгое молчание было, мрачное, и как-то тяжело становилось под взглядом его темных глаз. А потом случилось все и сразу: резкое движение ко мне, смазанный крик наставницы, и дикая боль. Я не могла дернуться, голову сжимали тисками горячие пальцы мужчины и лишь глаза его, черными омутами, впивались в меня:
— Я должен увидеть сам, Аиша, я должен услышать их сам! — только и твердил он.
Стон за стоном вырывался из горла, по щекам текли слезы, а он прожигал меня взглядом. Сколько прошло времени, когда он отпустил меня, не знала. Только, едва почувствовав свободу, подскочила так, что оказалась на другом конце комнаты. Опираясь на стену, не стирая слезы, я смотрела на то, что творилось с проректором: он тер руки, переводил взгляд то на меня, то в пол, то на руки, то снова на меня. Он был бледен. Мне хотелось закричать на него, но я лишь закусила крепче щеку. Нет, не могу. Не сейчас. Никогда…
— Если бы вы попросили, — все-таки не выдержав, произнесла я, не узнавая собственный голос, — если бы вы только попросили, объяснив, что нужно: я дала бы разрешение лезть в мою голову.
— Аиша, девочка…
Я не обратила внимания на стоны госпожи ключницы, на сломанную дверь, на двух братьев Шарэз, что застыли в дверях: один с тесаком на перевес, а другой с оружием. Я продолжала, глядя в черные глаза прямого, как палка господина проректора:
— Подчинить слабого так легко, да, господин тер Ассан? — улыбнулась. — Только вот на одном разговоре вы не остановились. Как вам моя жизнь? — господин тер Ассан с каждым моим словом становился все прямее и бледнее, хотя, казалось бы, куда же боле? Лицо мужчины приобрело острые черты, словно у мертвеца, глаза по-прежнему горели, не отрываясь от меня. Но не выдержала я: закрыла глаза и отвернулась.
Мне было холодно, но это давало сил терпеть и не заорать от боли. Иначе точно потеряю голос. Перевела взгляд на подоконник, заляпанный каплями крови. Кровь? Протерла рукавом щеку: я плакала кровью. И это ввело меня в больший ужас, чем содеянное проректором. Что со мной?!
— Аиша, — раздалось совсем рядом.
— Позовите, пожалуйста, мастера гнома, — хриплым голосом попросила и не сдержала горькой улыбки: наставница могла мной гордиться. Ведь сейчас я говорила именно так, как она того добивалась.
Едва ощутимое сжатие плеча и я совершенно одна в комнате. И что теперь делать? Хотелось лечь на пол, свернуться калачиком и завыть раненным волком, но это не поможет. Поэтому я лишь спешно умылась, сняла окровавленную одежду, быстро переоделась и принялась оттирать кровь с подоконника. И еле успела закрыть глаза, едва раздался стук в дверь:
— Ну как вы … голубушка? — весьма несмело начал мастер гном.
— Мастер Эл, — начала я тихо, — у меня слезы … кровавые. Это нормально? — напряженно замерев, я ждала ответа.
— Я должен увидеть ваши глаза, — весьма деловито начал лекарь, но я перебила его уверенным:
— Нет, — я покачала головой. — Это жуткое зрелище. Может вы мне оставите травок каких, настойки или примочки?
Мастер гном был недоволен, но все же оставил капли и траву для компрессов, строго настрого приказав, что в случае, если боли не пройдут срочно вызывать его. Нагрузки запрещены, переживать запрещено, работать пока тоже… Я только и кивала головой на все его слова.
Когда он вышел, метнулась к каплям. Проморгавшись от вполне сносной боли, выскользнула из комнаты и двинулась к кухне. Хочу к воде, быть ближе к земле, просто отдохнуть и подумать…
Слава Единому, никому не попалась по пути. Осторожно проскользнув в столовую, необычайно тихую кухню, пробралась к потайной двери и крутанула ручку, как учил мэтр. Вот она, свобода!
Побежала, что есть мочи к темнеющему в сумерках лесу — там, по словам повара, должно быть небольшое озеро, скрытое кустами и деревьями. Припустила так, что упала на колени лишь у самой кромки воды. Протянула руку и коснулась водной глади, страшась заглянуть в отражение. Но чего оттягивать-то?! Разозлилась и стукнула кулаком: никакой трусости больше!
В моих темных волосах появилась седая прядь, глаза стали жуткими, а кожа в самый раз для утопленника. Красавица. Самое то, детей пугать…
Банши. Так, кажется, назвал меня гном. «Даром, что нечисть», — так сказал Шатун. Ну что ж, похоже, что с кухонными жильцами мэтра у меня теперь много общего…
Но, неужели об этом нашептывала ночами матушка?