Польская карта

Событие четвёртое

Это не пословица, и даже не поговорка. Это строчка из стихотворения Михалкова. Того, что гимн три раза написал. М… И Дядю Стёпу ещё.

К чему это? А к тому, что пока переправлялись на левый берег Вислы, Иван Яковлевич окончательно решил, что штурмовать Варшаву он не будет. Два года день и ночь готовил эти пять полков к войне… И чего в результате?! Такая куча ошибок. Если бы поляки воевали окрысившись, по-настоящему, плохо бы для гвардии кончилось. А если, скажем, не паны бы были против гвардии, а прусская пехота, то умылись бы кровью. Побили бы и пруссаков. Сила солому ломит. А только кровушкой бы своей умылись обязательно. Нельзя научиться воевать на учениях. Можно хорошо подготовиться, но не научиться. Опыт приходит во время настоящих сражений. Их к счастью, или к сожалению, у русской армии десять лет не было, почти сменилось поколение. А опыт городских боёв, настолько специфическое и сложное умение, что даже начинать страшно. Возможно, Брехт переоценивал панов, те тоже не умели воевать в городе, устраивать засады, заманивать в огневые мешки. Максимум выстроили бы баррикады из брусчатки, снятой с улицы, и мебели, вынесенной из домов, а про снайперов на крышах и не подумали бы. Но, нет. Не полез Иван Яковлевич в город, встал в одноэтажном предместье, и людей полукругом по дворам, прикрывая домиками, распределил. А вперёд короткими перебежками и используя те же дома, как прикрытие, пошли две роты егерей. А прикрывали их пару десятков спешившихся башкир с луками. Перезаряжать штуцер, даже пулей Петерса, не быстро. В это время, если перестрелка начнётся, лучники и должны были егерей прикрыть.

Вернулись егеря через час примерно. И говорят, что нет в городе никого.

— В смысле, никого? — Брехт прислушивался всё это время, но со стороны Праги звуков никаких воинственных не доносилось. Тишина. Волновался, может быть, тишина по той простой причине, что «И тишина, и мёртвые с косами стоят». Побили сводный полк паны?

— Ни солдат, ни жителей, про войска не знаю, а жители явно по домам и подвалам попрятались. — Старшим Брехт посылал Ивана Салтыкова, он сейчас и разводил руками. Грязь с физиономии стряхнул и разводит.

— А чего грязные все?

— Там ручей в Вислу впадает. Сточная канава, скорее, так через неё тоже мост сожжён и обрушен. Пришлось скакать там по камням и брёвнам оставшимся, лейтенант Суворин бухнулся в эту грязь и меня окатил всего.

— Пованивает, Ваня, от тебя. О, смотри, слова однокоренные. Ваня и пованивает.

— Чего коренные? Сам ты, Иван Яковлевич, коренной, — обиделся подполковник.

— Ладно. Помойся, бери пару сотен башкир и егерей столько же и дуйте к Праге. Что-то там тихо подозрительно.

Вернулся Салтыков быстро. Рядом с Иваном Салтыковым рысил оставленный старшим у Праги Семён Андреевич Салтыков.

— Ушли ляхи пару часов назад. Я дозоры выслал, город как вымерший, все местные по домам сидят, а войск не видно. Так не просто ушли, а сбежали, даже батарею шестифунтовых пушек бросили с запасом ядер. — Салтыков старенький уже, но храбрится, грудь колесом выпячивает.

— Куда ушли известно? — Ну, в Реальной истории потянулись к Гданьску или Данцигу, по идее, и сейчас туда двинут.

— Дозоры доложили, что утоптана дорога на юго-запад. — Опроверг его ожидание подполковник преображенцев.

— Ни хрена себе?! — Брехт репу почесал, сняв кепку. Что там на юго-западе? Ха! Дак там Краков! И туда на полной скорости идёт Карл Бирон и четырьмя полками и артиллерией.

Запуталось всё. А ему теперь куда идти? Как в сказке про камень. На Краков пойдёшь, а справится ли Ласси с французами и гарнизоном Данцига, да ещё из окрестностей шляхта набежит. В Реале не справился — артиллерии крупнокалиберной не было, нечем город обстреливать. Сейчас есть пушки и флот. Ну, будем считать, что должен справиться. А Краков? Его кажется брали саксонцы в той истории? Или не смогли взять? Как теперь проверишь? Придётся идти на Краков. А там Львов ещё с униатами. Вот кого можно от души пощипать.

Но сначала Варшава.

— Командирам полков, входим в город. Как учил, на крыши и окна в многоэтажных домах поглядывайте. Перед перекрёстками высылайте вперёд разведку. Местных пока не трогать. Нужно разобраться, кто тут за большевиков, а кто за коммунистов.

В Речи Посполитой исполнительная власть перешла в руки примаса, архиепископа Гнезненского графа Фёдора Потоцкого. Он тут же созвал конвокационный сейм, который открылся 27 апреля 1733 года. А на этом сейме было решено избирательный сейм провести через четыре месяца — 25 августа. Сейчас только 25 мая. Лещинский уже выдвинулся под видом торговца в Варшаву из Парижа, но вот доехал ли. Это и предстоит узнать. А если доехал, то куда двинулся сейчас, когда паны столицу бросили? Как в прошлый раз в Данциг? Но войска польские ушли к Кракову. И это очень странно, если со слов региментаря литовского князя Михаила Вишневецкого краковский воевода князь Любомирский в прорусской партии. Стоп.

Брехт прямо посреди небольшой площади перед каким-то очередным костёлом остановил Дьявола. Мысль скакнула. От Варшавы и прямо к Кракову. А что бы сделал он на месте Потоцкого? А ушёл бы в Краков. Это неофициально — столица Варшава, а коронация проводится в Кракове — официальной столице Речи Посполитой. Это как в России. Коронация в Москве, не в Петербурге. Сам Иван Яковлевич бы поспешил в Краков вместе с Лещинским, чтобы быстрее его там короновать. Раз уж война с Россией неизбежна и даже уже началась, то нужно иметь в рукаве козырь в виде короля своего, и за которого вступится Франция. Да, в Реале эта помощь пшиком оказалась, но здесь славяне. Они мыслят по-другому. Здесь за своего горой. Так и воспитанный в Кремле Фёдор Потоцкий думает. Французы, по его мнению, обязательно вступятся за своего кандидата и тестя Людовика.

А и ладно. Паны не знают, что к Кракову идёт Карл Бирон. Пусть всей силой туда ломанутся. А он тут почудит в Варшаве пару дней и двинется следом. Перекроет ляхам дорогу на северо-восток. И окажутся они между молотом и наковальней. А Лещинский? Хорошо бы в плен взять. Какой замечательный козырь при торговле с Францией. Это не кто-то там, а тесть. Прямо представил себе Иван Яковлевич, как Людовик пятнадцатый этого имени провожает Лещинского в Варшаву и прильнув к груди, сквозь слёзы, говорит: «Береги себя, папа».

Королевский замок в столице Речи Посполитой расположен на Замковой площади, у входа в Старый город Варшавы. На дворец это сооружение похоже, как слон на балерину. Это трёхэтажка хрущевская, в центр которой воткнули колокольню от православной церкви, с узнаваемой луковицей. Ни тебе колонн, ни портиков, ни парадных лестниц с балюстрадами, да даже узорчатых окон нет. Как и балконов. Краснокирпичная трёхэтажная коробка и при этом первый этаж — это сплошные кухни, псарни, переходы, кладовки. Ясно почему короли польские коронуются в Кракове. Позорище в таком дворце короноваться.

Иван Яковлевич остановился на площади перед хрущёвским дворцом, мощёной неровным камнем, и с жеребца спрыгнул.

— Семён Андреевич, как думаешь, нас тут накормят?

Событие пятое

Нет. Ужина никто не приготовил. После бессонной ночи с марш-броском Брехт дожидаться антрекотов не стал, перекусил сухарями с сухофруктами и спать завалился. Система, как в песне поётся в замке или дворце коридорная, про уборную вообще неизвестно, есть ли она. Нашли ему ординарцы комнату с кроватью под мощными парчовыми балдахинами, наверное, королевское ложе. В одежде Иван Яковлевич в неё и плюхнулся. Проснулся среди ночи. Нет, не клопы и блохи разбудили. От их укусов не проснёшься. Разбудили комары. Сам вечером открыл створку окна. Душно было в комнате, чем-то прелым ещё воняло. Так пахнет в комнатах, где старики недвижимые умирают.

Запах не ушёл, а комары пришли и богато пришло их. Прямо рой над глупой головой. Иван Яковлевич попытался накрыться с головой, но парчовые одеяла не пропускали воздух, а хоть нос высунешь из-под него и на него сразу в атаку десятков пищащих от радости комариков бросаются.

Повертевшись с боку на бок, Брехт плюнул и решил просыпаться, благо на востоке небо уже светлеть начало. Пошёл на первый этаж нашёл там кухню, в которой даже печи уже начали топить. Каптенармусы побеспокоились и для командиров полков, которых Иван Яковлевич пригласил на завтрак и совет, как петухи заголосят, готовили завтрак, пахло жаренным мясом и чем-то сладковатым. Бирон принюхался, о чаёк травяной с медом варят солдатики.

Угостили.

— Иван-чай? — Брехт присел на скамью у стены кухни и с удовольствием прихлёбывал ароматный напиток.

— Так точно, Ваше Высокопревосходительство! — гаркнул измайловец, что был старший у поваров. Сейчас все в одной одежде грязно-серо-зелёной, и чтобы полки отличать Брехт им буковки на погоны придумал. Имели такие буквы только гвардейские полки, остальные не заслужили ещё. Это как на погонах курсантов в будущем будет буква «К». «И» у измайловцев, «П» у преображенцев, «С» у семёновцев, «Г» носили гордо на погонах Георгиевцы и «К» кавалергарды.

— Не кричи так, народ разбудишь.

— Так точно, Ваше Высокопревосходительство!

— Всё. — Испортил, блин, настроение опять, аж в ушах от крика звенит.

— Иван Яковлевич! — кто-то тряс Брехта за плечо. И не заметил, как уснул, привалившись к стене. Там видимо какой воздуховод имелся и теплом этим сморило. Перед ним был Иван Салтыков. — Все собрались уже в зале, только вас ждём.

После завтрака и обсуждения вопроса, каким путём Россия пойдёт дальше, Брехт решил наведаться в один из костёлов. Хотелось найти тут главного католика, чтобы…

Ну, да по порядку.

Архиепископ Гнезно-Познанский Кшиштоф Антони Шембек запершись в Костёле Святого Иоанна Крестителя на вежливый стук младшего Салтыкова не открыл двери дубовые. Дверь, полукруглая вверху, была высотой метров пять и судя по огромным кованным петлям толщиной с десяток сантиметров. Плечом такую не высадишь. Костёл выглядел необычно, даже описать сложно. Ничего похожего до этого Брехту видеть не доводилось, когда в будущем был на экскурсии в Варшаве, то русских туда не водили, костёл действующий и схизматикам и прочим ортодоксам там делать нечего. А сейчас на узкой площади перед храмом так и хотелось присвистнуть. Такое фантастическое — неземное здание. Располагалось оно недалеко от того моста каменного, по которому можно попасть в Прагу.

Подъехали к нему дружной компанией, а хозяева затворились и ни звука с той стороны, как экскурсанты не кричали. Окна расположены в бойницах как бы, и они матово-непрозрачные, наблюдали за ними проклятые паписты или нет, не понятно. Не видно ничего сквозь такое стекло.

— А давай-ка, Ваня пушку подкатим к дверям. Ляхи же, Семён Андреевич говорил, в Праге бросили пушки. Прикатите одну и зарядите. Посмотрим, поможет ли Кольт в переговорах.

Ждать пришлось долго. Больше часа. Иван Яковлевич успел несколько кругов, всё расширяя их, сделать вокруг костёла Святого Иоанна Крестителя. А когда привезли пушку, то с сомнением её несколько раз обошёл. Когда в Реальной истории в русских войсках появятся шуваловские единороги через десяток лет и когда он полностью вытеснит все остальные почти пушки, то русская артиллерия даже при Наполеоне будет превосходить всю мировую. А сейчас, за сто лет почти до этого, Единороги, на больших колёсах с металлическим лафетом и правильной формой внутреннего отверстия, так далеко ушли от современных пушек, что при виде этих каракатиц чувствуешь себя посетителем музея. Привезённая Иваном Салтыковым пушечка была на деревянном лафете наподобие корабельных с маленькими деревянными колёсиками, оббитыми по ободу железной полосой, и с малюсенькой в пять калибров, ну, даже в шесть пукалкой. Калибр-то девяносто, примерно, миллиметров и длина ствола получается в полметра. И этим ляхи хотели защищать Прагу, когда против них двухпудовые Единороги выкатили. А это, если что, 245 мм калибр и семь этих калибром длинна ствола, то есть чуть не два метра.

— Заряжай. Ядром. — Брехт заранее отвёл Дьявола подальше. Хватит психику животного травмировать.

Стрелять не пришлось. Священник в красном одеянии показался в отворившейся с противным скрипом двери. Жмоты, капнули бы на петли немного масла. Тоннами небось жгут, а тут пару капель пожалели.

— Разве можно стрелять по храму божьему? — на немецком возопил полный мужик ростом с Брехта и в плечах даже ширше. Именно про подобных боровов и придумали поговорку, что на таких пахать можно. Точно плуг потянет.

— Да, никто и не собирался, — Иван Яковлевич передал уздечку ординарцу и зашагал мимо пушки к красному, — Я торговать собирался.

Событие шестое

В храм так и не пустили. Можно было дать солдатам команду борова повязать и вломиться туда, скамейки переворачивая и монахинь за задницы щипая, или монахов. Так, для острастки. Но не стал. Архиепископ Кшиштоф Антони Шембек вышел и даже осенил Бирона огромным золотым крестом. Пару кило точно весит.

— Почто…

Брехт руку поднял. Чего из пустого в порожнее переливать. Этот товарищ будет его карами небесными пугать, а ещё Папой Римский, а Иван Яковлевич карами земными в виде дыбы и Сибири. Прелюдия. Никому не нужна. Потому сразу без неё Бирон переговоры и начал.

— Мне архангел Иегудиил говорил, что бог отворачивается от католиков из-за того, что в их храмах слишком много золота, не ему они служат, а золоту и Мамоне. И велел он мне довести его слова до ушей всех католиков, — почти правда. В первой беседе, Брехт Иегудиила про золото спросил, а тот ему сказал, что важен порыв, а не золото.

— Не святотатствуй, воин…

— И не буду. Я как раз с вами торговать намерен.

— Что?

— Хочу вам очень ценный товар предложить за золото и серебро.

— Реликвии…

— Не, не реликвии — жизни.

— Не понимаю тебя, воин.

— Я не воин. Я — герцог Иван Яковлевич Бирон.

— Вот как? Так чем ты собираешься торговать, герцог? — Кшиштоф презрительно сморщился, словно ему пришлось слизняка с яблока смахивать.

— Душами. Сказал же. Вашими. Вы отдаёте мне всё золото и серебро, что есть во всех храмах Варшавы, а я не убиваю священников католических. По-моему, прекрасная сделка. Ты, Ваше Высокопреосвященство, необдуманных слов не говори. Армия сбежала. Защищать вас некому. Народ поднимется? Католики во всей Варшаве восстанут и с вилами на ружья и пушки бросятся. Именно этого я и хочу. Хочу вырезать половину Варшавы и всех католических священников в ней, а потом отдать город на три дня на разграбление. Вы будете мертвы и десяток тысяч убитых и ограбленных будут на твоей совести. А золото и серебро всё одно окажется у нас. Уверяю тебя в аду не нужно золото, его туда с собой не заберёшь, как и в раю. Так что подумайте Ваше Высокопреосвященство. Взвесьте. Уничтоженные полностью храмы и убитые ксендзы и прочие святые отцы и разграбленный город или презренный метал, который отворачивает господа от вас. Время на раздумье у тебя час, я тут постою, или поблизости буду. Ах, да Папа ещё? А классно будет. В немецких землях протестанты, в Англии тоже, в России православные. Уничтожим полностью всех католических священников в мире, а во дворце святого Петра будут протестанты немецкие мессы проводить. Только такого не будет. У Пап своих проблем полно, за вашу жалкую провинцию, куда даже кардинала не всегда назначают, там никто не вступится. Да, и далеко они. А я — вот он. Час у тебя, Кшиштоф. Время пошло.

Не так гладко, как хотелось, и не так быстро. А ещё не в полном объёме. Откупились. Не отдали золотые кресты и серебряные купели, не отдали картин итальянских мастеров. Отдали деньги. Торговался архиепископ Кшиштоф Антони Шембек, как настоящий еврей на базаре в Одессе. Пугал Геенной Огненной. Это такая помойка в Иерусалиме, где постоянно сжигали мусор и смрад от которой отравлял весь город. Всё на Иерусалимской жаре отлично гниёт. Папой тоже пугал и братом старшим, читать Людовиком. А Бирон его пушками и башкирами. Сошлись на полутора миллионах рублей золотыми и серебряными монетами по весу.

Понятно, что полное разграбление всех костёлов, соборов и прочих монастырей Варшавы и окрестностей дало бы раза в три больше, но папа и на самом деле не простит, и Людовик, да и восстание в городе подавлять не сильно хотелось. А так, получили без боёв и тяжёлых последствий три десятка возов золотых и серебряных монет, в том числе довольно много испанских. Тех самых пиастров.

О. Тут целая история.