Полуночный Прилив

Пролог

Первые дни разрушения Эмурланна

Вторжение Эдур, век Скабандари Кровавого Глаза

Времена Старших Богов

Кровь лилась дождем из скрытых дымом облаков. Падали вниз последние небесные крепости, объятые пламенем, окруженные черными клубами. Земля расступалась оврагами, когда они с рокочущим гулом ударялись о почву, разбрасывали окровавленные утесы на покрывший всю равнину слой трупов.

Великие города — ульи превращались в испепеленные руины. В небе над развалинами встали башни дыма. Клубящиеся тучи были полны обломков, кусков мяса и рассыпавшейся в порошок крови. Окрестности изнывали от нестерпимого жара.

Легионы победителей собирались в центре равнины, попирая остатки поверженных армий. Там, где упавшие крепости не пропахали глубокие борозды, под ногами лежали тщательно прилаженные плиты — хотя их рисунок разглядеть было трудно. Мешали бесчисленные остовы врагов. И усталость. Эти легионы принадлежали двум разным армиям, и было ясно — одна пострадала гораздо меньше, чем вторая.

Алая морось покрывала широкие, стального оттенка крылья Скабандари. Дракон, мигнув глазными мембранами, нырнул в бурлящие тучи. Повел головой, оглядывая своих победоносных детей. Серые знамена Тисте Эдур развевались над марширующими воинами; Скабандари решил, что в живых осталось не менее восемнадцати тысяч его темных сородичей. Сегодня ночью в шатрах Первой Высадки будет великий траур. В начале дня на равнину вышло более ста тысяч. И все же… осталось достаточно.

Эдур напали на восточный фланг полчищ К'чайн Че'малле. Столкновение предваряли волны разрушительной магии. Строй врагов готовился отражать прямую атаку; роковая медлительность не дала им отразить боковой удар. Легионы Эдур, как кинжал, врезались в сердце враждебной армии.

Подлетев поближе, Скабандари смог различить внизу разбросанные тут и там полуночные стяги Тисте Анди. Осталось тысяча воинов, может, и меньше. Вряд ли измолоченные союзники могут говорить о победе. Они сошлись с Охотниками К'эл, элитной армией трех Матрон. Четыреста тысяч Тисте Анди против шестидесяти тысяч Охотников. Были еще отряды Эдур и Анди, осаждавшие небесные крепости; но все они знали, что идут на смерть и что их жертва станет поворотной точкой битвы — небесные города не смогут придти на выручку сражающимся внизу. Хотя Короткохвостых было сравнительно немного, боевой яростью они устрашали всех. И все же осада была тактическим маневром, позволившим Скабандари и его Солтейкенам — драконам подлететь к крепостям близко, обрушить на них силы сразу трех садков — Старвальд Демелайна, Куральд Галайна и Эмурланна.

Дракон скользнул вниз, туда, где гора содрогающихся тел К'чайн Че'малле отмечала место последнего боя одной из Матрон. Стоявших в обороне уничтожил Куральд Эмурланн, и дикие тени все еще скользили по склонам ужасной кучи. Скабандари распахнул крылья, погнав горячий воздух, и сел на вершину кургана трупов.

Миг — и он перетек в форму Тисте Эдур. Кожа цвета кованого железа, длинные седые волосы, узкое орлиное лицо, суровые, близко посаженные глаза. Высокий, чистый лоб, наискось пересеченный белой линией шрама. На кожаной перевязи висел двуручный меч, на поясе несколько ножей. На кольчугу он накинул кожу Матроны, все еще блестящую от жира.

Он стоял — высокая фигура, покрытая брызгами крови — и осматривал собравшиеся легионы. Офицеры поглядели в его сторону и начали отдавать приказы частям.

Скабандари обратил взор на северо-запад, на клубы туч. Прищурился. Еще миг — и сквозь облака прорвался снежно-белый дракон, больше самого Скабандари — дракона. Тоже покрыт кровью… по большей части собственной — Сильхас Руин вместе со своими воинами сражался против Охотников К'эл.

Скабандари смотрел на явление союзника; отступил на несколько шагов, когда дракон приземлился на холм и быстро обратился. На голову выше Скабандари, ужасно худой. Мышцы, словно веревки, вздувались под прозрачной кожей. В длинных белоснежных волосах блестели когти какого-то хищника. Красные очи казались глазами лихорадящего, так сильно они светились. Тело Сильхаса Руина покрывали раны от мечей. Большая часть доспехов отвалилась, показывая змеящиеся под тонкой, лишенной волос кожей голубые вены. Руки и ноги сплошь покрылись кровью. Ножны на поясе пусты — он сломал оба меча, хотя в них и были вложены чары. Отчаянный бой.

Скабандари склонил голову: — Сильхас Руин, брат по духу. Самый стойкий из союзников. Погляди на равнину. Мы победили.

Бледное лицо Тисте Анди исказила гримаса.

— Мои легионы опоздали тебе на подмогу, — продолжал Скабандари. — Мое сердце разрывается от ваших потерь. И все же мы удержали врата, разве нет? Путь в этот мир перед нами, и сам мир будет нашим… Чтобы разграбить его, чтобы создать империи, достойные наших племен.

Руин сжал тонкие пальцы, оглядывая пространство внизу. Войска Эдур формировали неровное кольцо вокруг выживших Анди. — Воздух пахнет смертью, — прорычал он. — Не могу вдохнуть, трудно говорить.

— Будет много времени, чтобы обговорить наши планы.

— Мой народ вырезан. Вы окружили нас, но ваша защита запоздала.

— Символ, дорогой брат. В этом мире есть еще Тисте Анди. Ты сам так говорил. Нужно лишь найти эту первую волну, и сила твоего рода вернется. Лучше того, придут и другие. И мой род, и твой. Теперь уже не проигравшие.

Сильхас Руин нахмурился. — Сегодняшняя победа — горькая альтернатива.

— К'чайн Че'малле конец — мы знаем. Мы видели много мертвых городов. Остался Морн на далеком континенте, но там Короткохвостые сейчас рвут свои цепи, поднимая жестокое восстание. Враг разделенный — враг слабый, о мой друг. Кто еще в этом мире сможет нам противостоять? Джагуты? Их мало, они разбросаны. Имассы? Что может оружие из камня против стали? — Он запнулся на миг, продолжил: — Форкрул Ассейлы не горят желанием нас судить. В любом случае, с каждым годом их все меньше. Нет, друг мой, победа сегодняшнего дня положила мир к нашим ногам. Здесь ты не станешь страдать от сотрясавших Куральд Галайн гражданских войн. А я и мои сторонники избежим захватившего Куральд Эмурланн соперничества…

Сильхас Руин фыркнул: — Тобою же поднятого соперничества, Скабандари.

Он все еще смотрел на силы Анди и не заметил вспышки гнева, ставшей ответом на его слова. Вспышки, мгновенно подавленной — лицо Скабандари вернуло свою прежнюю невозмутимость. — Новый мир для нас, брат.

— На горе к северу стоит Джагут, — сказал Руин. — Свидетель войны. Я не подлетал к нему, ибо почувствовал начало ритуала Омтозе Феллака.

— Ты боишься этого Джагута, Сильхас Руин?

— Я сам не знаю, чего боюсь, Скабандари… Кровавый Глаз. Многое нам придется выучить об этом мире и его путях.

— Кровавый Глаз.

— Ты не можешь видеть себя, — сказал Руин, — но я дал тебе это имя, потому что кровь запятнала твое… видение.

— Щедро, когда исходит от тебя, Руин. — Скабандари пожал плечами и отошел на северную сторону кургана, осторожно ступая по телам. — Джагут, говоришь… — Он повернулся. Сильхас Руин стоял к нему спиной, все смотрел на немногих выживших Тисте Анди.

— Омтозе Феллак, Садок Льда, — сказал, не оборачиваясь, Руин. — Что он замышляет, о Кровавый Глаз? Я думаю…

Эдур — Солтейкен приближался к Сильхасу Руину. Запустил руку в голенище сапога, вытащил покрытый гравировкой кинжал. Вокруг железа плясала дымка магии.

Еще один шаг — и кинжал вонзился в спину Руина.

Тисте Анди содрогнулся, застонал…

… и тотчас же легионы Эдур бросились на Анди, сжимая их в кольце последней бойни этого дня.

Магия сплела вокруг Сильхаса Руина призрачные цепи. Тисте Анди упал.

Скабандари Кровавый Глаз склонился над ним. — Так всегда между братьями, — пробормотал он. — Править должен один. Двое — не могут. Ты знаешь эту истину. Как ни велик мир, Руин, рано или поздно между Эдур и Анди вспыхнет война. Явит себя истина нашей крови. Потому вратами должен повелевать один. Пройдут лишь Тисте Эдур. Мы выследим тех Анди, что уже оказались здесь — кто тот поборник, что посмеет бросить мне вызов? Все они почитай что мертвы. И да будет так. Один народ. Один вождь. — Он выпрямился. По равнине разносились предсмертные вопли последних Анди. — Да, я не смогу убить тебя сейчас. Ты слишком силен. Но я помещу тебя в подходящее место, оставлю корням, земле и камню…

Он перетек в обличье дракона. Громадная когтистая лапа обхватила неподвижное тело Сильхаса Руина. Скабандари Кровавый Глаз махнул крыльями, взмыл в небо.

Эта башня стояла в нескольких сотнях лиг к югу. От нее остались лишь нижние части разрушенных стен, показывавшие, что построена она не Джагутами, что она выросла подле трех джагутских башен по своей воле, по призыву закона, неизмеримого для богов и для смертных. Выросла… в ожидании тех, кого сможет навеки лишить свободы. Созданий устрашающей мощи.

Таких, как Солтейкен — Тисте Анди, Сильхас Руин, младший из трех детей Матери Тьмы.

Азат освободит путь Скабандари Кровавого Глаза от последнего достойного противника из числа Анди.

Три сына Тьмы.

Три имени…

«Андарист, так давно отдавший свою силу из-за неисцелимого горя. Ему невдомек, что я был причиной того горя…

Аномандарис Рейк, порвавший с матерью и всем родом. Пропавший прежде, чем я смог разобраться с ним. Пропавший, чтобы, возможно, никогда не появиться снова.

И теперь Сильхас Руин, который через невеликое время станет узником Азата».

Скабандари Кровавый Глаз доволен. Своим народом. Собой. Миром, который сможет захватить. Бросить вызов его притязаниям смогут лишь первопоселенцы — Анди.

«Могучий воитель Тисте Анди? В этих землях? Ни могу припомнить ни одного… никого, кто смог бы устоять передо мной…»

Ему никогда не приходило на разум полюбопытствовать — куда же мог пропасть средний из сыновей Матери Тьмы.

Но величайшая его ошибка была не в этом…

Стоявший на ледяной горе Джагут начал сплетать магию Омтозе Феллака. Он стал свидетелем разрушений, причиненных Солтейкенами — Элайнтами и их армиями. К'чайн Че'малле не вызывают у него особой симпатии. Они все равно вымирают, по тысяче причин, и ни одна не беспокоит Джагута. Не тревожат его и захватчики. Уже давно он исчерпал свои запасы тревог. Как и страхов. А теперь, нужно признать это, и способности удивляться.

Он сразу почуял предательство — далекую вспышку магии, брызги крови Властителя. Два дракона спустились, один поднялся.

«Обычное дело»…

Но вскоре, отдыхая между двумя стадиями ритуала, он почувствовал — кто-то приближается сзади. Старший Бог явился, услышав грохот разрывающего границы двух царств разлома. Как и ожидалось. Но кто из них? К'рул? Драконус? Сестра Холодных Ночей? Оссерк? Килмандарос? Сечул Лат? Как ни равнодушен был Джагут, любопытство наконец заставило его повернуться лицом к пришельцу.

«Ах. Неожиданно… но интересно».

Маэл, Старший Бог — повелитель морей, широкоплечий и коренастый. Темно-синяя кожа на шее и животе принимает золотистый оттенок. Спутанные светлые волосы спадают по сторонам широкого, плоского лица. В глазах Маэла — кипящий гнев.

— Готос, — прошипел бог, — что за ритуал ты начал в ответ на это?

Джагут скривился: — Здесь такая неразбериха. Я хочу все очистить.

— Лед, — фыркнул Маэл. — Ваш ответ на все.

— А каков будет твой, Маэл? Потоп и… потоп?

Старший Бог поглядел на юг. Мышцы его лица напряглись. — Мне нужен союзник. Килмандарос. Она идет с той стороны разрыва.

— Остался лишь один Солтейкен — Тисте, — сказал Готос. — Кажется, он ударил сотоварища и теперь несет в объятия тесного двора Башни Азата.

— Преждевременно. Он думает, что К'чайн Че'малле — единственные его враги в этом мире?

— Возможно, — пожал плечами Джагут.

Маэл помолчал и вздохнул. — Не уничтожай все своим льдом, Готос. Вместо этого, я попрошу тебя… сохранить.

— Зачем?

— У меня есть причины.

— Я рад за тебя. И какие?

Старший Бог метнул темный взгляд. — Бесстыдный ублюдок.

— Так какие?

— В морях, Джагут, время раскрывает себя. В глубине движутся потоки седой древности. На мелководьях шепчет будущее. Между ними снуют вечно переменчивые течения. Таково мое королевство. Таково мое знание. Запечатай разрушения проклятым льдом, Готос. В этом месте заморозь само время. Сделай это, и я признаю за собой любой долг… все, что ты когда — либо решишь потребовать.

Готос обдумывал слова Старшего. — Я могу так сделать. Хорошо, Маэл. Иди к Килмандарос. Прихлопни этого Солтейкена, рассей его племя. Но поспеши.

Глаза Маэла сузились. — Почему?

— Потому что я чувствую далекое пробуждение — но, увы, не такое далекое, как тебе бы хотелось.

— Аномандер Рейк.

Готос кивнул.

Маэл пожал плечами: — Предсказуемо. Оссерк идет, чтобы заступить ему путь.

Джагут обнажил массивные клыки: — Снова?

В ответ Старший Бог лишь усмехнулся.

Но, хотя усмехались они, мало было веселья на ледяном уступе.

1159 год Сна Бёрн

Год «Белых Прожилок в Слоновой кости»

Три года до Седьмого Завершения (Летер)

Он очнулся голым, наполовину заваленным белым песком и обломками дерева. Живот был полон морской воды. Сверху кричали чайки, их тени мелькали по неровному пляжу. Содрогаясь, постанывая, он медленно перевернулся.

Увидел рядом другие тела. И обломки крушения. Палки, плоты, куски тающего льда колыхались на мелководье. Крабы тысячами влезали на них.

Грузный человек встал на четвереньки. Изверг на песок горькое содержимое желудка. В голове пульсировала такая сильная боль, что он плохо различал окружающее. Немало времени минуло, пока он наконец смог сесть и оглядеться.

Берег — там, где не должно быть берега.

Прошлой ночью ледяные горы поднялись из глубин. Одна — самая громадная — всплыла прямо под большим плавучим городом мекросов. Разломила его на части, словно плоты были построены из щепок. История мекросов не помнила ничего, хоть отдаленно похожего на эту катастрофу. Внезапное и мгновенное уничтожение города, бывшего домом для двадцати тысяч. Его все еще терзало недоверие, словно память предлагала невозможные, вызванные лихорадочным бредом картины.

Но он знал, что ничего не выдумал. Он видел все это наяву.

И как-то выжил.

Солнце грело, но не опаляло. Небо казалось скорее молочно-белым, чем голубым.

Теперь он заметил, что и чайки совсем иные. Более походят на ящериц с бледными крыльями.

Он неуверенно встал на ноги. Боль стихала, то теперь его сотрясали судороги. Жажда терзала, словно в горло вцепился когтистый демон.

Крылатые рептилии закричали как-то иначе. Он обернулся в сторону побережья.

Три твари приближались к нему, перепрыгивая покрытые белесой травой кочки. Ростом по пояс человеку, чернокожие, безволосые, с совершенно круглыми головами и острыми ушами. Бхока'ралы — он помнил их с детства, тогда еще вернулся торговый корабль из Немила… но эти казались вдвое больше привезенных купцом, и гораздо более мускулистыми.

Они двигались прямо к нему. Он огляделся в поисках подходящего оружия и нашел кусок вымоченного морем дерева. Сойдет за дубину. Подняв ее, он ожидал тварей.

Те остановились, вылупили желтые глазищи. Затем стоявшая в середине махнула лапой.

Идем. Не было сомнения в смысле этого слишком человеческого жеста.

Выживший снова осмотрел берег. Ни одно из замеченных им тел не шевелилось, и крабы уже безнаказанно объедали их. Он снова поглядел на непривычное небо и пошел за животными.

Обезьяны развернулись и повели его через высокие травы. Растения были невиданного им ранее типа — длинные треугольные стебли с краями, острыми как ножи — он оценил их остроту, едва голени стали покрываться порезами. За полосой прибоя расстилалась равнина, кое-где отмеченная кочками той же травы, но почва по большей части представляла голые солончаки. Виднелись также куски камня, все странно прямоугольные и гладкие, хотя ни один не был похож на другой. Вдалеке стояла палатка. Бхок'аралы вели его к ней.

Подойдя ближе, он различил струйки дыма, тянущиеся из-под входного клапана и вьющиеся над крышей.

Его эскорт остановился. Еще один жест в сторону палатки. Пожав плечами, он согнулся и пролез внутрь.

В полутьме виднелась сидящая фигура, закутанная в лохмотья. Черты лица скрывал капюшон. Из стоявшей перед ней жаровни поднимался тяжелый дым. Рядом стояли хрустальная бутыль, какие-то сушеные фрукты и кусок темного хлеба.

— В бутыли родниковая вода, — прохрипело существо на языке мекросов. — Пожалуйста, отдохни после всех испытаний.

Мекрос что-то благодарно прошептал и живо схватил бутыль. Утолив жажду благословенной влагой, потянулся к хлебу. — Спасибо тебе, незнакомец, — прогудел он и покачал головой. — От этого дыма ты двоишься у меня в глазах.

Резкий кашель, который, вероятно, означал смех, потом неловкое движение плечами. — Это лучше, чем тонуть. Увы, моя боль слабеет. Так что надолго я тебя не задержу. Ты Вифал, изготовитель мечей.

Спасенный уставился на него. Наморщил широкий лоб. — Да, я Вифал из Третьего Мекроса. Которого больше нет.

— Трагическое происшествие. Ты единственный уцелел… благодаря моим усилиям, хотя для этого мне пришлось напрячь все силы.

— Что это за место?

— Нигде. Самое сердце нигде. Обломок, склонный к блужданиям. Я придал ему жизнь, как уж смог. Извлек из воспоминаний о доме. Мои силы возвращаются, хотя страдания тела не облегчить. Но послушай! Я столько говорю — и не кашляю. Это что-то. — Из рваного рукава показалась изломанная рука, разбросала по углям какие-то семена. Они зашипели, полопались. Дым пошел еще гуще.

— Кто ты? — вопросил Вифал.

— Павший бог… которому нужно твое мастерство. Я приготовился к твоему появлению, Вифал. Жилье, кузница, все нужные материалы. Одежда, еда, вода. И три преданных слуги — ты уже их встретил…

— Эти бхок'аралы? — фыркнул Вифал. — На что…

— Не бхок'аралы, смертный. Хотя раньше они ими, наверное, были. Это нахты. Я назвал их Хруст, Писк и Шлёп. Они джагутского изготовления, способны выучиться всему, чего ты потребуешь.

Вифал начал было вставать: — Спасибо за спасение, Павший, но я намерен уйти от тебя. Я вернусь в свой мир…

— Ты не понял, Вифал, — зашипел увечный. — Или ты сделаешь, что я скажу, или будешь молить о смерти. Ты мой, Мастер мечей. Ты мой раб, а я твой хозяин. Мекросы знают, что такое рабы? Несчастные, похищенные вашими пиратами из прибрежных деревень. Это слово тебе знакомо. Но не отчаивайся: едва ты выполнишь задание, я тебя освобожу.

Дубина Вифала лежала у него на коленях. Он колебался.

Кашель, затем смех, снова приступ кашля. Бог поднял искривленную руку. Прокашлявшись, заговорил: — Не советую предпринимать ничего отчаянного, Вифал. Ради этой задачи я вытащил тебя из моря. Неужели ты потерял честь? Обяжи меня, или пожалеешь, испытав на себе мой гнев.

— Чего ты хочешь?

— Уже лучше. Что мне нужно, Вифал? Ну, лишь то, что ты умеешь лучше всех. Сделай мне меч.

Вифал хмыкнул: — И все?

Увечный склонился к нему: — Ну да. Хотя я задумал совершенно особенный меч…