Поиск: начало. Китеж

Глава 5. Монастырь

Вячеслав Седов. 27 июля, ночь. Старая Ладога

До Хайлюкса мы добрались без приключений. Поселковая дорога освещалась слабо, лишь в паре мест горели противным жёлтым светом фонари. Мы старались не входить в круги света, попрыгав немного по придорожным канавам, благо воды в них не было.

Ночной городок показался мне куда как привлекательнее дневной своей версии, скрыв из виду какие-то вещи, разрушавшие его сказочность, былинность в моём представлении.

Неполная луна периодически исчезала в облаках, а ветер почти стих. На трассе мы встретили только одну машину, правда и весь путь занял от силы минуты три. Свернули в проулок, отъехали метров на сто и припарковались за густым кустарником.

Подхватили рюкзаки, заперли машину и зашагали в темноте к берегу. Пройти нам нужно было примерно метров триста, фонари здесь не горели совсем, а может быть, их и не было вовсе. Не обратил я днём внимания, минус мне в карму.

Примерно две трети пути шли вдоль заборов по разбитой грунтовке, то и дело спотыкаясь в полной темноте. Чем дальше мы пробирались, тем сильнее я уставал, хотя, казалось бы, всего три сотни метров – разве это расстояние? Когда за спиной остался забор последнего участка, у меня уже в висках стучало. Окружающая темнота позволила целиком и полностью сосредоточиться на собственных ощущениях, и я с удивлением отметил нарастающее пульсирование в голове. Мы с Даней шли молча, лишь периодически то я, то он издавали досадное шипение, угодив в очередную колдобину. В конце концов, я не выдержал.

– Даня! – я полушёпотом позвал товарища. Его дыхание тоже было тяжёлым, он запыхался, как и я.

– Чего? – такой же полушёпот из темноты в ответ. Из-за стука в висках я мог расслышать его только с большим трудом.

– Ты как себя чувствуешь?

– Нормаль... Ай! С-с-с... – похоже, Даня снова споткнулся. – Нормально, только дыхалки не хватает, аж в висках стучит.

А, так я не один такой? Ну, значит, и правда всё нормально. Сейчас, доберёмся до берега, можно будет отдышаться.

Самое неприятное – это всё-таки не видеть дорогу. Лунного света не хватало, чтобы даже просто подсказывать, где нас поджидает новая выбоина на пути, приходилось идти тем идиотским шагом, когда ты сначала ногой ощупываешь почву перед собой, а затем только переносишь вес. Можете так долго прошагать? Вот и мы не могли, то и дело забываясь и влетая в ямы.

В висках уже даже не барабаны стучали, а целый оркестр из оных, каждый на свой лад, в рваном ритме, превращаясь в невыносимую дробь. Внезапно в кустах справа от нас что-то хрустнуло и зашуршало, удаляясь. Я машинально повернулся в ту сторону и замер – всё равно же не видно ни зги – и слева от нас пронёсся поток воздуха, словно гигантская птица беззвучно махнула крыльями. Я растерянно присел, целиком обратившись в слух.

– Слава? – мой товарищ шёпотом окликнул меня.

– Даня?

– Это что было?

– Сам не понял.

– Может, птица?

Что-то мне это напомнило. Что-то из недавнего прошлого. И, сдаётся мне, это не совсем совпадение.

– Может. Только какая-то большая.

– Сова, наверное. Они вроде бы беззвучно летают.

– Ну да, наверняка сова. Большая, чёрная такая. Наверное, ошиблась.

– Ты что-то видел?

Я вздохнул про себя. Нет, Даня, рано тебе ещё рассказывать. Ты сначала увидь своими глазами, тогда и поговорим. А то ещё начнёшь меня сторониться, жене расскажешь, в дурку определишь.

– Нет, Дань. Только ветром обдало, а так не успел увидеть ничего вообще.

– Ладно, понял, двинули тогда. Под ноги смотри.

Это скорее для самоуспокоения – всё равно видно ровно ни хрена.

– Сам смотри!

Барабаны в ушах резко смолкли, на нас навалились типичные звуки загородной ночи – где-то заходилась лаем собака, невдалеке шумела река, трава и кусты чуть шелестели под едва уловимым тёплым ветром. Вокруг стрекотали то ли кузнечики, то ли сверчки, а со стороны реки время от времени доносился крик чайки.

Словно дышать легче стало. Ещё чуть, и кусты расступились, позволив лунному свету хоть немного подсказывать нам следующий шаг.

Мы добрались до Волхова. На противоположном берегу кое-где светились окна домов. На нашей стороне реки справа от нас, примерно в четырёх сотнях метров, обозначилась огнями монастырская пристань, а слева можно было разглядеть частично подсвеченную стену Староладожской крепости.

Даня выбрал более-менее ровное место на поляне, негромко вжикнул молнией рюкзака и вытащил оттуда дрон. Затем вновь подсоединил смартфон к пульту, поколдовал что-то с настройками, и квадрокоптер взмыл в ночное небо, мгновенно скрывшись из виду.

Через минуту мы уже наблюдали на экране картинку монастыря. Нас интересовало, кто и в какой части обители ведёт ночное бдение, и есть ли какие-то моменты, которые мы могли упустить при свете дня. Ну и расположение световых пятен нас интересовало в не меньшей степени.

По всему выходило, что дежурный свет оставался возле обоих ворот. Снаружи освещена стоянка перед монастырём да стена, к ней примыкавшая.

А вот внутри непроглядная темнота. Подсветкой выделялась не интересовавшая нас и ныне действующая церковь Иоанна Златоуста, плюс светились окна на первом этаже гостиницы – судя по всему, комната охраны и лобби или холл, как у них это называется? Одинокими лампами были подсвечены двери, откуда днём, вернее, вечером, входили и выходили люди – те, которых мы видели на предыдущем видео с дрона. Вся остальная территория представляла собой сплошное тёмное пятно.

Интересно, если этот дым боится света, может ли быть монастырь неосвещённым (я про себя хихикнул, осознав каламбур) специально? Этакая паранормальная система охраны или что-то вроде того? А что, река рядом, ночью здесь свидетелей немного...

– Даня, сворачивайся. Всё понятно, в общем-то, пора. А то прокрастинируем тут как...

– Ага, – Даня отправил дрон на автопосадку в точке взлёта. – Ждём и двинули.

Примерно через минуту мы услышали нарастающее жужжание, а затем из темноты возник наш четырёхпропеллерный малыш, послушно приземлившись ровно там же, откуда и поднимался в воздух меньше десяти минут назад. Даня, похоже, на автомате заменил аккумулятор и спрятал дрон вместе с пультом в недра рюкзака, убрав телефон в карман.

Мы сверили частоты на рациях, защёлкнув зажимы креплений на поясе. А затем направились по тропе к монастырю, периодически спотыкаясь и беззвучно матерясь.

В этот раз нам повезло – не было ни стука в висках, ни пролетающих мимо «сов», да и тропа стала заметно более ровной, выводя нас к северо-восточному углу обители. Ну, почти повезло, нас интересовал угол северо-западный, именно там к стене примыкала так интересовавшая нас газовая труба.

– Слава!

– Ау?

– А если они собак спустят?

– Каких ещё собак?

– Не знаю, овчарок там каких-нибудь.

– Кто?

– Ну, менты, кто ещё?

– Даня, ты в адеквате?

– В смысле?

– Мы на машине уедем.

– А, ну да.

Похоже, мой дорогой друг несколько переволновался. Нет, у меня тоже сердце начинало колотиться, а ноги наливались свинцом, но то адреналин. И вообще, всё, поздно, у нас задача, которую надо решить. Иначе... Иначе это будет просто обычный отпуск. Азарт, что ли, заиграл? Пожалуй, что и так.

Мы вылезли из зарослей чего-то, напоминающего осоку. Налево и направо тянулась асфальтированная дорожка, огибая стены монастыря. Сегодня, точнее уже вчера, мы по ней проезжали всей нашей компанией. То и дело оглядываясь по сторонам, мы двинулись направо, пока не достигли угловой башни, за которой стена резко поворачивала вбок.

Мы ещё раз осмотрелись – никого.

– Готов? – я вопросительно посмотрел на Даню.

– Поехали.

Я вытащил из кармана брюк Механиксы, натянул на руки и потянулся к газовой трубе.

Андрей Бирюков. 26 июля, день. Москва

Группа собралась в полном составе в начале одиннадцатого. Самолёт слегка задержался, поэтому Бор и Липа, в срочном порядке выдернутые из Судана, прибыли с небольшим опозданием. Остальных бойцов Андрей знал лишь отчасти, а одного, молодого и стриженного наголо, вообще видел впервые в жизни. Плохо, что на слаживание не выделялось ни секунды времени, оставалось лишь надеяться, что возложенные задачи не предусматривают высокой интенсивности действий.

Во главе стола снова восседал Шмелёв, по правую руку от него – Бехтерев. И если первый имел хоть какие-то черты бойца в своём характере, то от второго насквозь фонило духом кабинетной науки. Опыт Андрея подсказывал, что от таких персонажей следует ожидать скорее проблем, а не помощи.

– Господа инструкторы! Могу я к вам так обращаться? – Шмелёв полушутя взял слово. – Предварительно с Андреем Николаевичем мы задачи обсудили, поэтому сейчас у нас скорее знакомство, брифинг и ответы на ваши вопросы.

Большинство из девятерых, сидящих за столом, смотрели прямо перед собой, только Андрей и Бор повернули головы в сторону заместителя министра.

– Давайте знакомиться. Шмелёв Евгений Николаевич, замминистра культуры. Бехтерев Александр Витальевич, – Шмелёв жестом руки указал на профессора. – профессор, декан истфака МГУ.

Глядя на Шмелёва, Андрей отметил про себя нездоровый блеск в глазах. Это выглядело так, будто тому нравилась вся эта ситуация, словно охотничьему псу, взявшему след. Что-то на грани фанатизма, что ли... В памяти снова всплыла картина взмывающего вместе с оторванной дверью Хесуса. Андрей поморщился и уставился в столешницу перед собой, головная боль всё ещё никуда не делась.

– Ваше участие необходимо для того, чтобы Александр Витальевич мог провести научную экспедицию в неблагоприятной среде. И не дать этой самой среде повлиять на исход научных изысканий нашего... моего, простите, коллеги.

Бор поднял руку.

– Вопрос разрешите?

– Да, конечно, – Шмелёв придвинулся к столу.

– Бартенев Олег Романович, заместитель командира группы. Какова география экспедиции, и что понимается под неблагоприятной средой?

– География обширна. Как мы предполагаем, северо-запад и центр России. Возможно, прилегающие постсоветские пространства. Но это, повторюсь, лишь предположения. Нюанс экспедиции в том, что научные изыскания Александру Витальевичу предстоит вести буквально на ходу, определяя следующую точку маршрута на основании данных, полученных в точке предыдущей. Грубо говоря, приехали на место, там определили, куда двигаться дальше.

– Примерное количество точек маршрута неизвестно?

– На данный момент нет. Сейчас известна лишь первая из них, это село Старая Ладога в Ленинградской области. Вам это название о чём-нибудь говорит? – Шмелёв обвёл взглядом присутствующих.

– «И сел старший, Рюрик, в Ладоге», – неожиданно подал голос Липа.

– Великолепно! Просто великолепно, молодой человек! Именно по местам, упомянутым в Повести временных лет, вам и предстоит прокатиться. Откуда познания? Увлекались историей? Или литературой?

– Так точно, до армии читал много по истории, нравился предмет.

– А почему забросили и выбрали службу в армии?

– Книгами сыт не будешь, Евгений Николаевич.

– У нас – будешь, – хищно улыбнулся Шмелёв. – Задумайтесь, может быть, стоит к нам перейти? Я шучу, на самом деле нечего у нас делать. Скука смертная, господа инструкторы!

Шмелёв поднялся, положил руки в карманы и направился медленным шагом в сторону окна.

– Скука смертная... Иногда в буквальном смысле. Но! Но в данном случае, в данной конкретной экспедиции, мы можем столкнуться с неблагоприятной средой. Поэтому отвечая на Ваш вопрос, Олег... Романович, кажется? Под неблагоприятной средой мы понимаем нездоровую активность со стороны конкурентов, которые будут предпринимать попытки срыва наших изысканий.

– В среде исторических исследований настолько высокая конкуренция? – съехидничал Липа. Шмелёв же как будто не заметил его интонации.

– Совершенно верно. И конкуренция, и иные факторы. Проще говоря, даже сам объект наших исследований не желает быть найденным и всячески тому сопротивляется.

По лицам присутствующих, кроме Андрея, было видно, что ответ на вопрос принёс ещё больше вопросов.

– То есть Вы что-то ищете, а мы должны охранять Ваших ученых от конкурентов, верно?

– И-мен-но! – азартно протянул Шмелёв. – Именно охранять. И помогать решать какие-то вопросы методами, которые более привычны для вас, чем для Александра Витальевича. Нет, простите, не привычны. Плохое слово, я ни в коем случае не хочу оскорбить кого-либо из присутствующих. Методы, которым вы обучены, в отличие от профессора. И которые знаете, как и когда применять, и не боитесь это делать. Так будет правильнее.

– Значит, мы осуществляем физическую охрану. С этим ясно. А что с конкурентами? – Бор озадаченно тёр подбородок. – Какое мы можем ожидать противодействие?

– Об этом вам всем лучше расскажет Андрей Николаевич, – Шмелёв обернулся к сидящему спиной к нему Бирюкову. – Он уже имеет опыт встречи с... С.

– Так точно. Около двенадцати часов назад моей группой выполнялась задача по доставке исторически ценного предмета сюда из города Псков. При выполнении задачи группа, осуществляя отход к аэродрому, попала в организованную засаду. Противник неизвестен, принадлежность установить не удалось. В ходе столкновения группа была уничтожена, транспорт выведен из строя, трое бойцов погибли, мне удалось уйти. Оружие определить также не смогли.

– Это как? – Бор посмотрел Андрею прямо в глаза.

– Противник воспользовался эффектом внезапности, уничтожил транспортное средство вместе с группой. Я потерял сознание, получил сотрясение, но смог покинуть опасную зону, пока противник перегруппировывался.

– И кто это был, по-твоему?

– Затрудняюсь сказать. Было темно, плюс нас застали врасплох перед самым аэродромом, метрах в трёхстах. Использовали пэбээсы, работали без фонарей.

– И уничтожили транспорт? Ты меня... Нас всех тут за кого держишь?

– Тараном, – Андрей терпеливо вздохнул. – Они всё очень точно рассчитали. Мы отвлеклись на человека посреди дороги, увернулись и в нас сбоку приехал кто-то. Дальше я сознание потерял от удара. Очнулся в машине уже в чьём-то огороде, Хесус хотел выбраться, но его зацепили. Я вылез, успел метров сто пробежать, затем они меня обнаружили. Но прицельно работать не могли уже, а возле аэропорта преследование прекратили, побоялись, видимо.

Бор опёр сжатые кулаки на столешницу, пристально глядя в глаза Шмелёву.

– Евгений Николаевич, нам нужны все данные на этих Ваших конкурентов. Кто такие, откуда, с кем и под кем работают. Юрлицо, фактические головы, исполнители.

– Да пожалуйста. Вы все сведения только что получили.

– Хотите сказать, что не знаете?

– Хочу сказать, Олег Романович, что здесь мы не ожидали такой заинтересованности третьих лиц.

– В вашей сфере такая конкуренция постоянно? Битва за умы и сердца не на жизнь, а на смерть?

– За души тогда уж. За души. Нет, не постоянно. Но вот в этот раз нам оказывают противодействие. Понять бы кто... И избежать таких ситуаций в будущем.

– Добро, Евгений Николаевич, мы Вас услышали. Включаемся в работу.

– Благодарю.

– Что с лично Вашей физической охраной?

– Не нужно.

– Уверены? При такой конкуренции?

– Уверен. На все сто сорок шесть процентов, – усмехнулся Шмелёв. – Конкурентов, похоже, больше интересует объект исследований, а не мы все. Физическая охрана, как мне кажется, больше нужна товарищу Бехтереву и его научной группе. Вот их и охраняйте.

– Понял Вас, – Бор выпрямился в кресле и обратился к Андрею. – Я так понимаю, брифинг окончен? Какие-то дальнейшие вопросы мы уже между собой обсудим, так?

Бирюков, переборов головокружение, молча кивнул.

– Ну вот и славно. Разрешите приступать? – Бор явно рвался в бой.

– Приступайте. И давайте как-то оперативно, хорошо бы к ночи успеть в Ладогу уже. Сейчас Александр Витальевич проведёт совещание со своими энтузиастами, решат, что по оборудованию и по составу экспедиции. В общем, несколько часов нам ещё понадобится.

– Численность ваших учёных?

– Человек пять-шесть. Точнее скажу после совещания, наберу Андрея Николаевича. Ваша сторона поможет с транспортом и бивуаком?

– Да, разумеется, потому и уточняем численность. И объём груза надо понимать. И массу тоже.

– Добро. Всё тогда, благодарю всех. Андрей Николаевич, наберу через пару часов.

Андрей молча кивнул, пожав протянутую руку.

Вячеслав Седов. 27 июля, ночь. Старая Ладога

«Отгорел закат, и полная луна облила лес зеленоватым призрачным серебром»... То есть, монастырь. То есть, тьфу, что я вообще вспомнил? Атмосфера навеяла, что ли? «Волкодав прав, а Людоед нет». Ну-ну... И луна неполная, кстати. Так что мимо.

Кроссовки скользили по крашеному железу, благо подошва позволяла упираться грунтозацепами в рёбра жёсткости на кровле. Но всё равно постоянно приходилось прилагать усилия, чтобы и не сверзиться обратно за забор, и шума при этом не издавать. Ещё и по сторонам смотреть, а ну как выйдет какой местный на всенощное бдение – и всё, поприветствуйте сотрудников внутренних органов. Нет, не сегодня. Не будет первый блин комом.

Сзади чуть слышно пыхтел Даня. Я то и дело оборачивался, но в темноте не мог толком и лица-то разобрать, так, тёмный силуэт с хаотичными движениями, не более того. Я добрался до конька крыши, прижался к металлу и осторожно выглянул во двор.

Никого. В нескольких метрах от нас виднелся навес над крыльцом, там светил фонарь. Одинокая лампочка, судя по всему, нам туда. Прямо на свет, под бдительные взгляды местной охраны...

А охрана, похоже, спит. Хотелось бы на это надеяться, во всяком случае. Я разглядывал окна в дальнем от нас углу монастыря, плавно подползая к краю ската, когда свет мигнул и переключился, оставив лишь что-то вроде дежурного ночника. Наверное, охранник решил, что беды ждать неоткуда, вот и прилёг на какой-нибудь диванчик в фойе. Или в дежурке. Или ещё где-нибудь. В общем, хотелось верить, что тяга к отдыху пересилит бдительность.

Я аккуратно перешагнул на свес крыльца. Шаг, ещё шаг, вот так, аккуратно, не спеша. Главное, плавно и не шуметь. И всё у нас получится.

Осторожно, стараясь не терять равновесие, я присел на краю, перенёс вес на руки и нашарил под ногами кованую обрешётку крыльца. Витиеватые причудливые узоры и смотрелись здорово, и нам оказались огромным подспорьем. Я мысленно поблагодарил и неведомого мне кузнеца, старавшегося переплести металлическое кружево как можно затейливее, и местное руководство, пожелавшее такой красотой оформить этот замечательный, совершенно неприметный уголок. Правильно, не надо сюда смотреть, ничего здесь не происходит, всё вокруг тихо и спокойно... Мысль ведь материальна, не?

Есть. Ноги коснулись земли. Я плавно переместился в тень, озираясь по сторонам и прислушиваясь, пока Даня спускался следом за мной. Дождавшись товарища, я дал ему минуту отдышаться, просто на всякий случай. Меньше устанем – меньше будем ошибаться. А ошибки сейчас вообще ни к чему.

Дальше наискосок через двор, поближе к растительности. Вокруг стояла абсолютная тишина, если не считать типичных ночных звуков. Наверное, правильнее сказать, что ночь была лишена звуков присутствия людей. Да, пожалуй, что так, птицы-то и собаки никуда не делись. Да и река тоже.

Шаг за шагом, постоянно оглядываясь и держась в тени, мы добрались до четырёхугольного строения, некогда бывшего собором Николая Чудотворца. Осыпавшийся со стен кирпич то и дело звонко клацал под ногами, пока мы, чуть ли не впритирку к стенам, быстро осматривали проломы, пытаясь понять, через какой из них проще попасть внутрь. Жестами я показал Дане, чтобы он осмотрел заднюю сторону, а сам двинулся к парадным дверям, если можно их так назвать, выходившим внутрь монастырского двора.

Я снова замер, приблизившись к углу собора. Никого. Тишина. Вот бы и дальше всё так просто оказалось.

Аккуратно выглянув за угол, я, чуть не споткнувшись, успел сделать пару шагов, прежде чем в темноте впереди, метрах в пятнадцати, пыхнул огонёк сигареты. Охранник, к счастью, стоял ко мне правым боком. Медленно, как можно медленнее, я присел, памятуя, что человеческий глаз вертикальное движение различает куда хуже, чем горизонтальное. Изо всех сил стараясь размыть чёрный силуэт на фоне относительно светлой стены, я изобразил нечто бесформенное, что могло бы сойти за мешок со строительным мусором и замер, не сводя глаз с охранника. В голове стучала мысль – сейчас Даня выйдет прямо на него. И выйдет со спины, поэтому запросто может не увидеть опасность вовремя.

Прошла минута, Даня не появлялся, а охранник, докурив, щелчком сбил огонёк куда-то на дорожку. А затем его тёмный силуэт начал удаляться.

Не скажу, что я оставался полностью спокойным. Всё-таки адреналин немного дал о себе знать. Я сделал несколько глубоких вдохов-выдохов, аккуратно поднялся на ноги и двинулся навстречу Дане, обходя собор против часовой стрелки.

На входе, перекрытом деревянным щитом, в дополнение обнаружился ещё и навесной замок. Да, болторез у меня с собой, но мало ли... Шагаем пока вперёд, только аккуратно.

Следующий угол, Дани нет. Стена тоже разваливается. Пролом есть, но на высоте человеческого роста. Можно залезть, если что. Смотрим дальше.

Я буквально перетёк за последний оставшийся угол и, с удивлением, вновь не обнаружил своего товарища. В голове одновременно пронеслись несколько мыслей – потерялся? Что-то случилось? Спрятался? Пошёл за мной? Я выглянул обратно за угол – никого. И в этот момент где-то внутри собора еле слышно зашуршал кирпич, будто кто-то неудачно наступил и попытался удержать равновесие. Мысленно выматерившись, я сделал ещё несколько шагов, и обнаружил огромный пролом в стене прямо перед собой, который вначале принял за тень.

Медленно и осторожно я шагнул внутрь, пригнув голову и ощупывая пол под ногами. Похоже, битый кирпич валялся только близ стен и проломов, внутри было относительно чисто. О, а вот и Даня.

– Ты чего так долго? – шёпот из верхней части чёрного силуэта.

– Ждал, пока охранник уйдёт, чуть не нарвался. Нашёл что-нибудь?

– Ага, смотри.

В темноте послышался щелчок, и мрак чуть отступил. Даня, сложив ладонь трубой, зажал в ней фонарик, выбрав самый слабый режим буквально в один люмен. Для ориентирования достаточно, для того чтобы засветиться в прямом смысле слова – маловато.

В паре шагов от нас возвышалась огромная кирпичная колонна примерно в метр шириной, отделяя заднюю часть собора от основного объёма в центре. А в основании колонны выделялась деревянная дверь, обитая кое-где прогнившим железом, вся в металлических заклёпках и полосах металла крест-накрест. И ещё один вполне себе современного вида навесной замок.

– Думаешь, это оно? – я колебался, всё-таки не каждый день взлом с проникновением исполняю.

– Думаю, болторез надо доставать. Тогда и узнаем.

– Ты всё осмотрел?

– Всё, не тяни. Давай, пока спокойно, тьфу-тьфу.

Я перетянул рюкзак на живот, аккуратно, стараясь не издавать лишнего шума, расстегнул молнию и вытащил болторез.

– Свети.

Даня, одной рукой придерживая замок, чтобы не зазвенел, когда упадёт, направил луч фонаря на дужку. Я прислушался, примерился, а затем, с небольшим усилием, сомкнул рукоятки инструмента. Металл щёлкнул, звякнула дужка, дёрнувшись в металлической проушине.

Отложив в сторону замок, мы медленно потянули на себя некогда мощную дверь, от которой теперь осталось лишь название да железная обрешётка. Даня посветил внутрь фонарём.

Сразу за дверью вниз уходила лестница с высоченными каменными ступенями, наверное, высотой по колено каждая. И вот тут-то нас и ждал подвох – лестница в середине своей рухнула, осыпалась, оставив за собой лишь зияющий провал. Даня вытянул руку, выхватил лучом света из темноты низ подземного коридора.

– Ну тут метра четыре. И камень битый.

Вот чего я никак не ожидал, так это что мне реально понадобится верёвка. С одной стороны, повезло. А с другой, лучше бы лестница была цела. Ладно, время дорого.

– Даня!

– Ну?

– Остаёшься здесь. Поможешь спуститься, потом подняться. Включай рацию и будь на стрёме.

– Чой-то? Давай я пойду!

– Так, идея сюда ехать моя? Моя. Всё, некогда спорить. Помогай.

Я вытянул верёвку, отдал моток Дане. Пока тот разматывал и спускал свободный конец в провал, я перевесил фонарь с пояса на грудь и включил рацию.

– Готов?

– Давай.

Я взялся поудобнее, благо перчатки убирали лишнее скольжение. Аккуратно перебирая ногами, я не торопил Даню, пока он, уперевшись ногами в края проёма, стравливал верёвку. Наконец мои ноги коснулись каменного пола.

– Есть, всё. Жди!

– Жду, куда я денусь? Удачи!

Я поправил рюкзак, нащупал кнопку г-образного фонарика на лямке и утопил её пальцем, осветив длинный коридор перед собой, дальний конец которого скрывался в темноте.

Андрей Бирюков. 26 июля, день. Москва

Кортеж из трёх внедорожников и фургона припарковался напротив служебного входа в МГУ под небольшой галереей, служившей переходом между частями одного здания. Собиравших свою аппаратуру ученых ожидали более двух часов.

В конторе выбили под экспедицию три Паджерика и Мерседес Спринтер, уже несколько дней простаивавшие в гараже. А неплохо, по дороге хотя бы не будут задавать вопросы, решат, что некое федеральное ведомство очередные мероприятия проводит.

По-хорошему, ему бы сейчас лечь на обследование, убедиться, что всё в порядке, что нет трещин, да и сотрясение протекает «штатно», если этот термин здесь вообще применим. Но времени, как всегда, нет. Да и не первое это сотрясение, и, небось, не последнее.

За время, проведённое в конторе, они успели лишь навестить местный аналог службы РАВ, где на группу выдали необходимое снаряжение и оружие. Ввиду жесточайшего цейтнота даже пристрелку провести оказалось невозможно, о чём впоследствии Андрей неоднократно пожалел. более двух часов ожидая в машине собиравших свою аппаратуру учёных.

Группа вооружилась в соответствии с законодательством и спецификой проведения операций на территории России, иными словами, автоматические дробовики и пистолеты им в помощь. Кто-то из напарников возмущался, однако Андрей, памятуя о недавнем нападении на его сотрудников, предпочёл помалкивать, ибо не слишком верил в способность имевшегося на вооружении конторы арсенала оказать мало-мальски значимое воздействие на вероятного противника.

Все бойцы были в полугражданской форме – то есть неброских цветов тактические брюки, треккинговые ботинки. Верх как обычно, кто в лес, кто по дрова – были и поло, и футболки, один из бойцов вообще упаковался в рашгард, а другой закутался в пентагоновский софтшелл. И это под летним-то солнцем! Ладно, взрослые мужики все, сами разберутся. Сам Андрей предпочёл тёмно-серое поло поверх лёгких песочных брюк, разместив на поясе кобуру с «Гюрзой», аптечку и пару магазинных подсумков. Боекомплект к «Сайге», дополнительную аптечку, магазины, провиант и спецсредства он закинул в небольшой однодневный рюкзак такого же, как и брюки, песочного цвета, заодно затолкав туда же медузу гидратора и протянув на лямку шланг питьевой системы. Баллистические очки на вырез футболки, софтшелл от Геликона на рюкзак, тёмно-серую бейсболку на голову. А часы он не снимал в принципе.

Все сборы отняли час времени. Проверив и перепроверив всё снаряжение, Андрей закинул в багажник стоявшего первым Паджеро рюкзак и дробовик. Остальные бойцы проделали то же самое с разницей буквально в пару минут, после чего вся группа начала заполнять походным снаряжением нутро Мерседеса.

Примерно к половине третьего все окончательно погрузились, Андрей занял место в головной машине, Бор в следующей за ним, а Липа выбрал себе в спутники водителя фургона. Едва захлопнулась последняя дверь, колонна тронулась на Ломоносовский проспект в направлении МГУ.

Вячеслав Седов. 27 июля, ночь. Старая Ладога

Коридор оказался не настолько длинным, как мне показалось вначале. Просто отделана, облицована штукатуркой была лишь та его часть, что выходила к лестнице в собор, а вот дальняя сторона сплошь состояла из утрамбованной земли, песка и глины. Причём эта смесь словно поглощала свет, размывая границы, отчего и казалось, что путь ведёт в непроглядную пустоту.

Я осторожно прошагал до конца, хотя пол под ногами не вызывал никаких опасений. Шагов слышно не было, подошвы кроссовок опирались на слежавшуюся, вытоптанную землю, из которой местами торчали гладкие, словно отшлифованные камни. Метров через тридцать я упёрся в стену, от которой в разные стороны уходило два ответвления. И куда мне идти? И как не заблудиться в темноте?

Наверное, предки задавались тем же вопросом – я посветил по сторонам и обнаружил небольшую нишу в стене перед самым поворотом, в которой был спрятан небольшой подсвечник с огарком обычной церковной свечи, только потолще в диаметре. Я снова залез в рюкзак, выудил оттуда зажигалку. В полнейшей тишине неожиданно громко звякнула стальная крышка. Крутанув колёсико, я поднёс зажигалку к фитилю лампады, и пламя заплясало, задёргалось, с треском пожирая остатки воскового столбика.

Свет запрыгал по противоположной стене. Вот так, отлично. Минут пятнадцать у меня есть. А что это значит? Значит, что коридоров здесь не так уж и много, и мне не придётся до рассвета блуждать в темноте. Свечи ведь не случайно здесь такие небольшие, верно?

Хотелось надеяться, что логика меня не подведёт. Так, что мы имеем? Светильник у нас на левой стене, значит... Да ничего это не значит. Просто пойду направо. Как не заблудиться в лабиринте? Верно, всегда выбирать одно направление движения. Сегодня топаем направо.

Я снял с лямки рюкзака фонарь, переложил в ладонь, спрятал зажигалку в карман брюк. А тут заметно прохладнее, мне пришлось даже раскатать и спустить рукава лонгслива. Сделав несколько шагов, я снова упёрся в стену, а коридор сворачивал налево, на этот раз не одарив меня мучительным выбором пути. Я посветил вокруг – ну да, точно, вот ещё одна ниша. Через несколько секунд и эта лампадка была безжалостно отдана мной на съедение пляшущему пламени.

Ещё метров десять с фонарём, коридор снова свернул налево. Так, интересно, буква «п» выходит. И снова лампадка.

Сразу за поворотом начиналась лестница вниз, небольшая, но зато с каменными ступенями, отличными от пола в коридоре до этого. Я не спеша спустился и, миновав последнюю ступеньку, замер, разглядывая раскинувшееся передо мной помещение.

Квадратная комната, метров шесть-семь примерно длиной и, соответственно, шириной. Довольно низкий, чуть больше двух метров потолок. Каменные стены испещрили какие-то надписи, больше напоминавшие то ли норвежские руны, то ли вообще какую-то клинопись. Кое-где угадывались фрески, в большинстве своём изображавшие каких-то мужиков то с мечами, то с копьями, то с нимбами, то с мечами и нимбами одновременно. Рисунки заходили на потолок, тоже каменный, светлый – видимо, чтобы в помещении казалось светлее. Землю под ногами сменили каменные же плиты. Царство камня, одним словом.

В противоположной от меня стене зиял проём, в котором угадывалась небольшая лестница наверх. Спорим, она ведёт в такой же коридор, по которому я пришёл, только с противоположной стороны?

Да, Москалёву с его переводами тут явно будет, где разгуляться. А ведь это всё тоже нужно отснять, вдруг здесь что-то действительно важное?

Осмотревшись по сторонам, я заметил очередную обитую железом дверь в правой стене. По бокам от неё стояли две высокие... Не знаю, что это? Чаши? Вазы? Похоже, что деревянные, только очень древние – дерево потемнело, сделалось серым и мало отличалось на вид от окружающего камня. В чашах покоились очередные лампадки. Так, мне по-любому за эту дверь надо. Впечатление, кстати, портил ровно такой же навесной замок, как и те, что попадались мне раньше.

А вот у противоположной от запертой двери стены стоял огромный ящик, на вид тоже каменный, тоже окружённый вазами-чашами. Тогда это не ящик, это сундук. Я подошёл ближе, то и дело глядя под ноги.

Нет, это не ящик. И не сундук. Это самый натуральный саркофаг. Я до этого такое только в кино и видел, но спутать было невозможно. Прямоугольный, длиной чуть меньше двух метров, примерно метр шириной, огромный, каменный. Все его стенки были изрезаны символами, рунами, а на верхней крышке красовалось высеченное изображение меча и круглого щита поверх него. И надписи, надписи, надписи... И ни слова по-нашему.

Ничего не понятно, но очень интересно. Ладно, мне в любом случае не сюда, если только это не могила Рюрика, а крышка саркофага не карта. Хотя вряд ли, не похоже на то.

Я вновь несколько раз звякнул зажигалкой, огонь четырёх лампад рассеял мрак, а в стенах обнаружились ещё две ниши. Свет это хорошо, мне нужно больше света, чтобы нормально сделать снимки.

Следующие минут десять я фотографировал всё подряд – надписи буквально кишели по всему помещению, я старался не пропустить ни одного участка. Кто знает, может, вот в том левом дальнем углу у самого пола и есть указатель на Китеж? Всё равно не понятно ни черта, что тут хотел сказать автор.

Сделав снимки, я спрятал телефон в карман и вновь потянулся за болторезом. Здесь можно звуков уже не бояться, поэтому весь процесс занял несколько секунд. Дужка звякнула, я убрал инструмент в рюкзак, вытянул из проушины замок и потянул дверь на себя.

Ну конечно, ещё один коридор. Две лампады в начале, две в конце, по бокам от очередной обитой кованым железом двери. К счастью, на этот раз без замка. Бросив взгляд на стены, я охнул про себя – снова эти руны, от пола и до потолка, сплошным ковром. Чувствую, я тут надолго. Ну ничего, это не страшно. Вот пропустить что-то важное будет по-настоящему обидно. Пока я делал снимки, у меня от усердия даже в висках стучать начало. Может, воздуха не хватает?

Потратив ещё несколько минут на фотографии коридора, я, наконец, приблизился к двери. В отличие от предыдущих, эта открывалась в обратную сторону, то есть от меня. Я толкнул железную поверхность, та заскрипела, заскрежетала, но поддалась. Распахнув дверь примерно до середины, я переложил в руку фонарик и принялся разглядывать раскинувшееся передо мной помещение.

А называть это «помещением» всё равно что ничего не сказать. Передо мной раскинулся целый зал, дальний край которого терялся где-то в темноте. Я дважды быстро щёлкнул кнопку фонаря, тот вспыхнул на максимальную яркость, добив-таки до дальней стены. Метров тридцать, не меньше, в длину, и метров десять в ширину. Неслабые такие катакомбы.

Пожалев аккумулятор, я вернул фонарь в более щадящий режим, снова заприметив уже ставшие привычными лампады. Как показал только что беглый осмотр, в этом зале лишних дверей уже не было. Ну что ж, ищем. Но с воздухом здесь, по ощущениям, дела обстояли ещё хуже, дышать становилось всё сложнее, молотки в висках не прерывали стук ни на секунду.

Я потянулся к рации – пробьёт сигнал или нет?

– Даня, слышишь меня?

Тишина. Пауза.

– Даня, как слышно?

– ...ышу тебя. Как... – сплошные щелчки и помехи.

– На месте. Ищу. Отбой, – я дважды повторил, не особо рассчитывая, что Даня что-то разберёт, а затем снова убрал рацию на пояс.

Похоже, здесь было что-то вроде древней библиотеки. Справа и слева от меня раскинулись ряды стеллажей из потемневшего дерева, заваленные какими-то свитками, свёртками, просто отдельными листами. Впечатляет, однако – здесь, судя по всему, покоились несколько сотен всяких разных документов. Двигаясь к центру зала, я зажёг по пути несколько лампад. Здесь их было значительно больше, поэтому я решил не распыляться на лишние действия, а сосредоточиться на сути.

Чем дальше я продвигался вдоль стеллажей, тем древнее были артефакты. На смену листкам сначала пришла береста, свёрнутая в аккуратные рулончики. Ещё дальше пошли таблички навроде глиняных, стоявшие рядами на манер виниловых пластинок или дисков, а затем их сменили таблички каменные, один-в-один напоминавшие ту, что мы нашли в озере всего неделю назад.

К середине зала ряды стеллажей закончились, расступившись и образовав этакую границу между библиотекой и...

У дальней стены, на небольшом возвышении из каменных плит, стоял камень. Нет, не так – Камень. Без сомнения, именно он был здесь главной ценностью, главным экспонатом. Окруженная рядом деревянных чаш в половину моего роста с лампадами, глыба из чего-то, напоминающего своим видом гранит, возвышалась метра на два, почти доставая до потолка. И письмена, письмена – вся поверхность целиком была усеяна символами-рунами. Прямо перед камнем, метрах в полутора, отдельно стояла ваза-чаша, заметно выделявшаяся среди остальных размером, а на её широком блюдце, увенчивавшем деревянное основание, покоилось сразу штук пять свечных лампад. «Подсвечник, – догадался Штрилиц». А то дались мне эти вазы с чашами...

Мне было уже откровенно хреново, один лишь азарт пересиливал чувство самосохранения и желание развернуться и сбежать. Адреналин с новой страстью взялся поступать в кровь, затхлый, застоявшийся воздух не мог толком напитать лёгкие, а сверху всё это приправилось приступом острой клаустрофобии. Ноги предательски подкосились, я присел, вытирая со лба выступивший пот и пытаясь унять, успокоить грохот молотов в голове. Не хватало ещё здесь и остаться, нет уж. Меня ждут. Мне идти надо, потом ещё Китеж искать.

Собрав в кулак что-то вроде воли, я рывком поднялся, звякнул крышкой зажигалки, крутанул колёсико и по очереди разжёг лампады на большом подсвечнике. Ну вот, даже дышать легче стало. Я по очереди прошёл вправо-влево, быстро поджигая остальные светильники. Воск потрескивал, пламя дёргалось, несколько свечей упорно не хотели разгораться – фитили оказались слишком короткими, слишком глубоко были утоплены в воск, мне пришлось немного повозиться.

Задержки в мои планы не входили, мне и так было нечем дышать, а огонь пожирал драгоценный кислород. Я отцепил фонарь, поставив его на пол, и направил широкий луч света прямо на Камень. Отошёл к центру зала, встал за большим подсвечником, вытащил из кармана телефон и навёл объектив на артефакт. Света в принципе достаточно, письмена должны быть хорошо различимы на снимках. Я несколько раз потыкал пальцем в экран, пытаясь сфокусировать камеру, но та почему-то упорно блуждала между камнем и подсвечником, отказываясь остановиться там, где нужно. Самочувствие становилось всё хуже, в глазах темнело, а я упорно продолжал пялиться в экран, пока перед глазами не заплясали чёрные мухи.

Я на секунду отвлёкся от телефона, переведя взгляд на Камень... И чуть не выронил его из рук. Прямо передо мной, между Камнем и подсвечником клубилась тень, собираясь из чёрного марева в вертикальную фигуру. Свет лампад падал со всех сторон, так что сомнений не оставалось – это всё тот же ночной гость, который навещал меня не так давно дома.

Свечи в лампадах немилосердно чадили, дым, казалось, стекался в непонятное нечто передо мной, наполняя это, продолжая формировать некое подобие силуэта. Во рту пересохло, руки задрожали, я опустил телефон и замер.

Фигура напоминала человека. Отдалённо, конечно, но тем не менее – вполне можно было представить, будто это кто-то в плаще с капюшоном. Я не мог разглядеть деталей, дым постоянно перемешивался, его лоскуты то наползали друг на друга, собираясь в плотные сгустки, то почти рассеивались, и тогда я мог разглядеть Камень за ним. Виски сдавили словно бы огромными клещами, я уже не различал звуков за стуком в ушах. Впрочем, звуков, наверное, и не было – лишь негромкое потрескивание свечей время от времени. Раз я мог его расслышать, проблема была именно в моей голове, а не в окружающем пространстве.

Мы так и стояли-висели неподвижно друг напротив друга. Я, превозмогая весь хаос и ад, творившийся у меня в голове, и пытаясь удержать в поле зрения нечто то и дело норовившим ускакать сознанием. И фигура, постоянно перетекая из себя в саму себя, бесконечно и непрерывно будто бы распадаясь и формируясь заново.

Не знаю, сколько длилась эта пауза. Клубы дыма вдруг начали формироваться в мою сторону, кружась в воздухе и пожирая свет от лампад, существо как бы протягивало мне руку... По наитию я сделал усилие над собой и протянул свою руку раскрытой ладонью вперёд. Язык с трудом поддавался, распух, стал шершавым, слова дались с огромным трудом.

– Я... Я не со злом... Я без вреда... Китеж...

Пролепетать что-то большее я просто не смог. Клубы дыма окутали мою ладонь, перетекли на запястье – я не чувствовал вообще ничего то ли от страха, то ли уже не понимая, что происходит.

Внезапно боль отпустила, зрение и мысли вновь обрели чёткость, а молоты в голове стихли все разом, оставив лишь лёгкое, едва различимое биение где-то на фоне, напоминавшее еле уловимый пульс. Даже дышать стало легче. Я смотрел в упор на чёрную фигуру, пытаясь угадать мысли и желания неведомого гостя. Хотя, сдаётся мне, гостем здесь был именно я. Затем дым втянулся назад, словно существо убрало свою руку.

Я тоже убрал руку. Клочки тьмы, переливаясь друг в друга, на месте продолжали несколько секунд формировать недвижимый силуэт, а затем произошло то, что я уже видел у себя дома: сгустки дыма начали уплотняться, втягиваться один в другой, сокращаться, формируя почти правильный шар, висящий в воздухе. Я продолжал стоять без движения, хоть уже и не ощущал опасности от нежданного спутника.

А затем шар сдвинулся с места, неспешно облетел меня по дуге и направился к стеллажу. Пролетев вдоль ряда каменных табличек, он вдруг завис, затем дёрнулся, втянулся прямо в стеллаж, окутав на этот раз один из камней, выдернул его с полки и плавно опустил на пол. А после, поднявшись к потолку, неспешно полетел в направлении выхода, пока не исчез из моего поля зрения за полуоткрытой дверью.

Похоже, первый контакт прошёл удачно. Вернее, второй, но вот так, осязаемо – первый. Я жив, цел, неплохо себя чувствую, и я не сошёл с ума, подтверждением тому каменная табличка на полу. Подойдя ближе, я наклонился, поднял артефакт и убрал в рюкзак. После разберёмся.

В голове была удивительная лёгкость, мысли перестали путаться, я вёл себя чётко, словно некий механизм, прекрасно отлаженный и исправно работающий. Вновь достал телефон, на этот раз камера сфокусировалась вообще без проблем, сделал несколько снимков Камня, не упустив ни одной детали. Подобрал фонарь и прошёл вдоль стен, фотографируя фрески и надписи, затем взял общий план помещения, отойдя обратно к Камню. Сети не было, но я всё равно поставил снимки на отправку Москалёву. Мало ли что, пускай будет.

Кажется, всё на этом. Пора выбираться. Убрал телефон, взял в руку фонарь, до того вновь прицепленный к лямке рюкзака, и двинулся к выходу, попутно гася за собой лампады. Потянулся к рации и вновь вызвал Даню.

– Даня, как слышишь? Я выхожу.

– Слышу тебя отлично, чисто и громко. Ты уже возле выхода, что ли?

– Почти. Сейчас, ещё минуты две, и будь готов держать верёвку.

– Всегда готов!

И помехи в эфире куда-то разом пропали. Забавно.

Меня почему-то начала грызть совесть за испорченный замок. Я хмыкнул про себя, спиной ощутив потяжелевший килограмма на полтора благодаря новому артефакту рюкзак, а потому терзаться муками совести за небольшой акт вандализма (или хулиганства) вот вообще никак не стоило.

Весь обратный путь занял у меня минут пять от силы, это я ещё время тратил на то, чтобы свет за собой погасить. На входе, кстати, лампада почти полностью прогорела, долго бродил.

Ещё через пять минут мы с Даней уже поднимались по ажурной решётке крыльца в том же углу, через который заходили на территорию. Мой напарник двигался впереди, уже распластавшись на металлической крыше, а я едва успел закинуть ногу на свес, как подо мной скрипнула, распахиваясь, дверь.

Я не увидел, кого именно посетила необычайно удачная мысль о необходимости полуночного моциона. Полностью замерев и стараясь даже дышать через раз, я ждал, пока неизвестный удалится в темноту, мысленно умоляя его не оборачиваться и, уж тем более, не обращать взор свой к ночному небу. Как только шаги по гравийной дорожке стихли в отдалении, я мысленно досчитал до пяти, а затем плавно, стараясь наступать исключительно на рёбра жёсткости железной кровли, продолжил движение прочь от приключений. Всё, хватит с меня на сегодня.

Что-то подсказывало мне, что даже когда пропажу или хотя бы сам факт вторжения обнаружат, никто не станет обращаться в компетентные органы. К компетентным людям – возможно. Но официальный ход этому делу не дадут, это сто процентов. А значит, можно особо не бояться, хотя бы с этой стороны.

Мы аккуратно, стараясь не соскользнуть с крыши прямиком на простиравшийся под ней асфальтовый ковёр, вновь воспользовались газовой трубой. И так же аккуратно и плавно мы снова миновали угол, а после и асфальтовую дорожку, скрывшись на тропинке, со всех сторон окружённой густой травой и кустарником.

Говорят, что обратная дорога всегда короче. Я сам не раз обращал внимание на это – вот едешь куда-то, смотришь по сторонам, а время тянется, стрелки еле ползут, а цифры нехотя перескакивают. Будто в планке стоишь – тоже ведь верный способ замедлить течение времени, попробуйте как-нибудь, магия в чистом виде и наяву. Зато возвращение всегда было короче по ощущениям, раза этак в полтора.

Вот и сейчас мы, казалось, только сошли с асфальтированной дороги, огибавшей стены монастыря, как уже миновали поляну, с которой около часа назад запускали квадрокоптер. Добравшись до поляны, мы замерли на всякий случай, прислушались – а ну как тревогу в монастыре подняли? Но нет, тишина. Я вспомнил про телефон, вытащил из кармана, индикатор мигал. Сообщения от Москалёва: «Спасибо» и «Работаю». Проверил, все ли снимки ушли, и спрятал телефон обратно в карман брюк. Всё, теперь по прямой через колдобины и до самой машины.

Нет, определённо, встреча с неведомым что-то изменила, мы даже не споткнулись ни разу. Дорога, которая недавно сожрала чуть ли не полчаса наших жизней, сейчас поддалась и позволила пройти себя примерно минут за семь. Ну не отлично разве? Чудо ведь? Чудо. А говорите, чудес не бывает.

Хайлюкс ждал нас в том же месте, где мы его и оставили. Быстро погрузились, Даня, не включая фар и стараясь не газовать лишний раз, как и не пользоваться тормозами (светомаскировка, не знаю, зачем) дополз по грунтовке до самой трассы, где уже врубил ближний. Мы уступили дорогу какому-то кортежу из нескольких одинаковых Мицубиши Паджеро и фургона, после чего выехали на дорогу и двинули обратно. Даня пытался по дороге задавать вопросы, но я придержал его – дома расскажу. Всё равно ничего экстраординарного я излагать не собирался, а всё остальное вполне могло подождать.

Александр Бехтерев. 27 июля, ночь. Старая Ладога

Кортеж из трёх внедорожников и фургона остановился на стоянке перед воротами монастыря, залив светом фар всё входное пространство. Бехтерев бросил взгляд на мерцавшие на приборной панели часы, те показывали половину второго ночи. Да, в дороге удалось немного поспать, но как же неудобно делать это в машине, да ещё и на ходу.

Они стартовали из Москвы около пяти вечера. Пока погрузили оборудование, которого набралось почти половина фургона, пока десять раз пересовещались и подготовили необходимые бумаги, оформив поездку должным образом... И это всё при том, что автомобили «наёмников», как Александр Витальевич про себя презрительно именовал охрану, ожидали их с трёх часов дня. Бехтерев, кстати, так и не понял, кто в группе был главным – вроде бы Шмелёв указывал на Бирюкова, но тот больше отмалчивался, двигался, словно пьяный, да и выглядел чересчур тихим и интеллигентным, не в пример своему коллеге. Олег Романович, кажется – фамилию Бехтерев не запомнил – на фоне незаметного Андрея смотрелся, точно вылитый головорез. Постоянно провоцирующий, ищущий конфликта либо повода его создать, дабы затем победить, самоутвердиться, доказать, что он здесь лучший, главный, а не вы вот все... Бехтерев всю жизнь старался таких людей избегать. Такая манера поведения пугала его, отталкивала, каждый раз заставляя усомниться и в своей правоте, и в своих силах, вытаскивая наружу гаденькое нашёптывание в голове: «Ну и чёрт с ним, зато я умнее, хитрее. Это я лучше, а не он», и тому подобные глупости, свойственные более какому-нибудь подростку, нежели взрослому, состоявшемуся человеку, учёному и вообще без пяти минут пенсионеру.

Наёмники сидели по двое в каждой машине, оставив свободные места для учёных. Бехтерев, закончив с погрузкой вещей в фургон, подошёл к чёрному Мицубиши Паджеро, неотличимому от двух остальных во всём, кроме номеров. На пассажирском спереди сидел как раз Бирюков, а весь его внешний вид говорил о том, что того куда больше интересует возможность поспать в дороге, нежели вести светские беседы о материях вселенной и социальных склонностях человечества, экстраполированных на личностные установки, как писал классик. Иными словами, такое соседство Александра Витальевича куда как устраивало, и он охотно полез на заднее сиденье, дав тем самым команду на выдвижение остальным.

Дорога, долгая и скучная, пролетела, в общем-то, быстро. Лишь несколько раз, во время особенно резких манёвров водителя, он просыпался, когда голова его билась случайно о боковое стекло. Не обращая внимания, он отворачивался и засыпал вновь.

Шмелёв, надо отдать ему должное, нашёл сегодня время и ещё днём созвонился с администрацией монастыря, предупредив о визите научной делегации. Предмет исследований он раскрывать по телефону не стал, хотя какое это имело значение, Бехтерев так и не понял. Вполне можно было бы и сообщить – глядишь, и быстрее справились бы.

Александр Витальевич распахнул дверь, зябко поёжившись и одёрнув свитер, а затем, не в силах сдержать зевоту, потянулся. Рядом мгновенно материализовался один из наёмников, да и Бирюков, дремавший до сей поры на переднем сиденье, так же неохотно вылез в ночную прохладу, как и Бехтерев, зевая на ходу.

В соседних машинах захлопали двери, люди выгружались на свежий воздух, потягиваясь и разминаясь после долгой дороги. Бехтерев взглянул на Андрея, тот ответил совершенно пустым, не выражающим ровным счётом ничего, взглядом.

– Ну пойдёмте, что ли, «коллеги».

Андрей Бирюков. 27 июля, ночь. Старая Ладога

Группа высыпала из машин, незаметно взяв учёных в полукольцо. Двое бойцов остались на стоянке – охранять машины и ненавязчиво наблюдать за воротами на случай, если ещё кого-нибудь принесёт среди ночи. Андрей и Липа присоединились к Бирюкову, неотступно следуя за ним, а Бор вместе с остальным отрядом сопровождал всех прочих светил науки.

Они проследовали через ворота, этой ночью не запертые – не иначе как действительно здесь ждали высоких гостей из столицы. Сбоку показалась заспанная физиономия, чуть ниже которой растворялась в ночной мгле чёрная униформа охранника. Служивый вытянулся чуть ли не по стойке «смирно», неразборчиво пожелал доброго вечера, а после скрылся в постройке справа, чем-то неуловимо напоминавшей гостиницу, пробурчав себе под нос что-то про «доложить».

Не теряя времени, Бехтерев устремился по дорожке из разбитого асфальта вглубь монастыря, туда, где светилась пара окон в здании на противоположной стороне двора. Липа сорвался за ним, Бирюков, всё ещё одолеваемый головокружением, чуть замешкался, но сразу прибавил шагу, поравнявшись с профессором.

Дверь вдалеке распахнулась, на улицу выскочили двое почти одинаковых людей в рясах и бодро засеменили им навстречу. Они пересеклись напротив полуразрушенной церкви, старинная кирпичная кладка которой зияла бездонно чёрными провалами в ночи.

Андрей не вслушивался, лишь отметил для себя, что вон тот мужик с почти что тактической бородой – игумен Сергий. Голова вновь начала немилосердно болеть, рука сама собой потянулась за таблетками в аптечном подсумке на поясе, но вот как назло вся вода осталась в машине. Ладно, ничего, и не такое приходилось терпеть. Бехтерев между тем что-то эмоционально втолковывал игумену, активно жестикулируя в направлении церкви.

Виски между тем будто взяли в невидимые клещи. От боли даже дыхание начало перехватывать, Андрей словно костями ощущал собственный пульс, ритмично отстукивающий в ушах.

– Бор! – Бирюков вполголоса подозвал напарника. Тот оставил группу учёных, приблизившись к Андрею. – Смени меня, мне до машины нужно отойти. Голова раскалывается, не могу, всё плывёт уже.

– Иди, закидывайся, – Бор хлопнул Андрея по плечу, заняв место чуть позади Бехтерева.

Бирюков быстро зашагал обратно на стоянку, на ходу извлекая из подсумка блистер с солпадеином и выдавливая сразу несколько таблеток на ладонь. Добравшись до машины, он открыл пассажирскую дверь, вытащил из пластикового кармана бутылку и залпом проглотил всю пригоршню обезболивающих.

– Всем внимательно, заходим в церковь, – протрещала рация голосом Бора. – Манул, как вернёшься, вместе с Липой держите вход.

– Манул принял.

Андрей завинтил крышку, спрятал бутылку обратно и захлопнул дверь.

– Группа, внимание, – эфир снова затрещал, залаял. – Есть следы взлома, на объекте могут быть посторонние. Смотреть в оба!

Бирюков бросился к багажнику, распахнул заднюю дверь, схватил рюкзак с закреплённым на нём дробовиком. Сорвал фастексы, Сайга выскользнула из нейлоновых петель. Андрей закинул оружейный ремень на шею, позволив дробовику свободно болтаться на уровне живота. На ходу извлекая из кармана рюкзака подствольный фонарь и пытаясь приладить его на планку сбоку от ствола, он побежал в сторону церкви, то и дело бросая взгляд по сторонам и осматривая прилегающую территорию. Через несколько секунд Андрей занял позицию в нескольких метрах от Липы, возле угла, ближнего ко входу в монастырь.

– Манул на месте.

Сплошной треск и помехи в ответ. В висках стучало. Внезапно Андрея осенило – да ведь стук же! Снова тот же самый стук в висках, что и сутки назад перед аэропортом! Хотя нет, может быть, это всё же из-за сотрясения, что тогда, что сейчас? А если нет? Если не из-за него? Дать группе погибнуть, не предупредив ни о чём?

Андрей потянулся к рации, зажал тангенту и в ту же секунду задумался. Предупредить группу? О чём? Если сейчас он ошибётся, ему же больше не поверит никто. Решат, что у руководителя фляга засвистела после ДТП. Тогда, кстати, и его версию об аварии сразу же подвергнут сомнению, как не выдерживающую критики, достаточно вспомнить взгляд Бора в кабинете Шмелёва.

– Манул! Манул! – вполголоса его позвал Липа. – Андрюх, тангенту отпусти, ты чего, не видишь, что ли? Не слышно ж ни хрена.

Липа, видимо, решил, что Андрей нечаянно нажал кнопку передачи. Бирюков убрал рацию обратно на пояс и посмотрел на напарника.

– По сторонам внимательнее. Вдруг это те же, что и на нас вчера напали.

– Вот же... – Липа озадаченно заозирался по сторонам, извлекая Грач из кобуры. – У меня теплак в машине, в рюкзаке остался. Тоже мне, монастырь, мирная обитель.

Стук в висках не прекращался, минуты тянулись одна за другой. Несколько раз рация трещала помехами, но в остальном всё было спокойно. И тихо, необычайно тихо, даже для такой летней ночи вдали от шумного города, если только не считать какофонию в голове, то отступающую, то накрывающую с новой силой.

Андрей то и дело бросал взгляд на Липу, тот периодически потирал виски. По-любому тоже слышит, но поднимать разговор сейчас, пока напарник не увидел что-то своими глазами, смысла нет.

Время тянулось. Бирюков поднял запястье, утопил кнопку часов, подсветив экран. Начало третьего, группа уже минут сорок как скрылась внутри церкви. Он потянулся к рации, но та вдруг разродилась треском, помехами и свистом, за секунду меняющим тональность от низкого баса до чуть ли не ультразвука. Андрей резко крутанул переключатель, убавляя звук.

Земля дрогнула под ногами. Не доверяя своим ощущениям, он схватился рукой за стену, пальцами цепляясь за выбоины в разбитой кирпичной кладке, краем глаза отмечая, что Липа практически повторяет его движения. Значит, не показалось.

Глухой удар, будто прилёт в паре километров, и снова дрожь под ногами. Ладонью Андрей почувствовал, как завибрировал, заходил ходуном кирпич. Рация не умолкала ни на секунду, ей вторил оркестр барабанов в кружившейся и без того голове. Стена затрещала, где-то куски кладки начали отваливаться, со стуком падая на землю, под остатками купола что-то звякнуло, зазвенело. Бирюков, на ходу оглядываясь по сторонам, на полусогнутых быстро шагнул ко входу, направив внутрь церкви луч подствольного фонаря.

– Липа, свет внутрь, сразу!

Напарник, не мешкая, без лишних слов сорвал с пояса фонарь, метнулся ко входу и выкрутил голову осветителя, максимально расфокусировав луч, заливая светом добрую половину внутреннего пространства. Обе кирпичные колонны, представлявшие собой чуть ли не единственное убранство церкви, пошли трещинами и выкрашивались прямо на глазах.

Дверь на левой колонне распахнулась, оттуда гурьбой высыпали учёные. Андрей замахал фонарём:

– Сюда, сюда! На свет, бегом!

Ещё глухой удар. Пропустив мимо себя учёных, Андрей вновь обратил луч фонаря внутрь церкви, освещая дверной проём в колонне. Наконец, ему навстречу замелькал, замельтешил луч другого фонаря, а из проёма выскочил сначала Бехтерев, за ним ещё двое наёмников, а затем показался Бор. Громко матерясь на бегу, они быстро выбрались наружу. Андрей и Липа всё продолжали светить внутрь – там оставался ещё один из бойцов.

Колонна затрещала, наклонилась, из проёма вырвались клубы пыли и кирпичное крошево. И в ту же секунду сооружение будто взорвалось изнутри, оседая и извергнув из себя сгусток чёрного дыма, напоминавший хаотично двигающийся шар, точно такой же, что напал на группу Бирюкова сутки назад.

Андрей, продолжая подсвечивать лучом фонаря летающую тварь, потянул вниз флажок предохранителя. Однако то ли шар что-то заметил, то ли почувствовал, то ли просто пытался скрыться от пучка света – сгусток дыма заметался внутри остова церкви, хаотично прыгая меньше чем за секунду от стены к стене, а после, вырвав приличный кусок кладки, пробил стык кирпича и кровли в самом углу и устремился прочь от церкви, растворившись в ночной темноте.

Биение в висках тут же стихло, а ноги перестали дрожать. Андрей поднял обратно предохранитель и обернулся к группе – те поднимались с земли, отряхивая одежду. Бор, припав на одно колено, молча смотрел на Бирюкова. Только Липа, как и все, молчавший до сих пор, вполголоса выдавил:

– Андрюх, ты видел? Или у меня крыша едет?

Вот теперь можно и поговорить. Предметно и основательно.