Поиск: начало. Китеж

Глава 2. Решение

Вячеслав Седов. 20 июля, вечер. Псков

Вернувшись домой, я вытащил из сейфа короткоствольный Вепрь от Молот-оружия, приобретенный года три назад. С момента покупки я несколько раз выезжал на стрельбище, просто чтобы научиться пользоваться. Думал уйти в спорт, но то одно, то другое... Да и цена тренировок, знаете ли. В общем, так и не собрался, но хотя бы научился попадать. Плюс паранойю при жизни за городом никто не отменял, пусть лучше стоит себе в сейфе рядом с кроватью, чем в магазине в городе.

Разобрал, почистил, снова собрал, проверил работу. Приложился, поприцеливался в стену напротив. Снарядил один из восьмизарядных магазинов, коих у меня имелось несколько штук, вставил в шахту до щелчка и убрал назад в сейф. Знаю, что нарушение, помню, что нельзя. Но чем дальше в лес, тем ну его нахрен. Не по себе мне. Даже догадываюсь, из-за чего.

А вообще надо как-нибудь снова на стрельбище выехать, да и Ольгу с собой прихватить заодно. Не всё же ей только из арбалета болты в доски загонять.

К вечеру позвонил Даня и напросился в гости в среду. Заинтриговал, сказав, что у них с Алисой есть что-то, что они хотят обсудить, но это всё не срочно и спокойно может подождать несколько дней. Наверное, что-то про предстоящий отпуск, не иначе.

Я прошёл на кухню, соорудил себе бутерброды, чай, яичницу и уселся за стол, поставив перед собой ноутбук. Открыл Ютуб, вбил в поиск слово «Китеж» и начал смотреть всё подряд.

Успев ещё дважды налить чай, и попутно опустошив вазочку с конфетами, я пришёл к выводу: никто понятия не имел, где искать Китеж. Единственным источником выступала некая летопись, половина из которой была прямо заявлена как вымысел. В другой половине упоминалось то самое озеро Светлояр, на берегу которого город якобы был воздвигнут в конце двенадцатого века. Повелел его основать Владимирский князь Георгий, он же Юрий, возвращаясь из путешествия в Новгород. Только вот где Новгород, где Владимир и где нижегородские, кхм, просторы... Ну да ладно, историкам виднее, раз уже столько лет ищут.

Въездные ворота покатились в сторону, приехала Ольга. Это что, уже половина десятого, что ли? Ничего себе увлёкся, даже не заметил, как время прошло. Ну да, верно, ужин и два чая сверху, всё сходится.

Мы снова сидели в гостиной. На экране телевизора Антон Зайцев, сверкая белоснежными зубами, увлечённо поглощал ползающие и летающие гастрономические изыски южноамериканщины, а я рассказывал жене о своей поездке к Москалёву. А потом мы пошли спать.

Проснулся я от глухого стука. Решив, что мне послышалось, я поправил подушку и собирался вновь отъехать в объятия Ольги и Морфея, но звук повторился, причём откуда-то из гостиной. Коты спали на кровати, один в ногах, другой на подушке рядом. Что делать? Будить Ольгу или нет?

Я решил не пугать прежде времени и осмотреться. Не зря я карабин проверил, ох, не зря.

Стараясь не шуметь, я приоткрыл незапертый сейф. Дверца слегка скрипнула, я вытащил из подставки карабин и тихонько потянул рычаг затвора. Лишь бы патрон не перекосило, но нет, получилось. Стук ритмично повторялся, словно сердцебиение, при этом как-то глухо и... Слышали, как тяжелый камень на землю падает? Или кувалда? Вот как-то так же примерно.

Что характерно, коты продолжали спать, не пошевелив даже ухом, вернее, ухами. Ольга дышала спокойно и глубоко. Может, у меня крыша едет?

Дверь в комнату была открыта, я осторожно выглянул в короткий коридор, а затем в холл, проведя вдоль него стволом в направлении гостиной. Звук явно был оттуда.

Медленно, шаг за шагом, я начал двигаться вперёд. Звук то стихал, то становился чуть громче, а вот ритм не менялся. Приблизившись к краю проёма, я быстро выглянул. Никого. И всё же звук шёл отсюда, не прекратившись даже в этот момент. Я замер, медленно разглядывая темноту, ладони вспотели, а ноги и руки словно налились свинцом. Глубоко вдохнув несколько раз, чтобы хоть немного погасить адреналин, я сделал маленький шаг в сторону. В этот момент в левом от меня углу пошевелилась тень.

Шаг назад, ствол в направлении тени, силуэт укрыть за углом. Присел, не сводя глаз с темного пятна. Умный дом! Точно!

– Алиса! Свет в гостиной!

Комната вспыхнула множеством ламп, умный дом включал все источники света, доступные ему в помещении. На долю секунды я моргнул, а затем просто не поверил своим глазам.

В углу иссиня-чёрным дымом клубилась тень. Сгустки тьмы двигались, перетекали один в другой, змеились, превращаясь в некую фигуру. Такое ощущение, что свет застал её врасплох, фигура, напоминающая своими очертаниями подростка в плаще, заметалась, задрожала, стук ускорился, превратившись в гул, а затем, резко сжавшись в шарообразный сгусток тьмы, пронеслась мимо меня во двор сквозь приоткрытую дверь. Пролетев через весь двор и оставляя за собой дымный шлейф, сразу рассеивающийся, шар исчез, перелетев через забор.

Всё? Приехали? Здравствуй, белая палата? Но я же только что видел. А с дверью что? Открыта. Как? Я ведь закрывал её, закрывал на замок, вон и ключи торчат изнутри, я же специально проверил всё вечером. Значит, дурка подождёт.

Переложив карабин в левую руку, я тупо смотрел на стеклянную дверь.

– Что случилось? – сзади послышался голос Ольги, а затем она показалась в холле.

Я быстро сделал пару шагов назад, спрятав карабин за кухонной стойкой.

– Да не заснуть толком, ещё и снится дрянь всякая, – спрятать дрожащий голос оказалось сложно. Я опустил трясущиеся руки на столешницу. Постоял, потом, обойдя стойку, закрыл дверь во двор, повернул ключ и проверил, подёргав за ручку. Хотя какой в этом теперь толк? – Вот, воздухом дышал, вроде, полегчало немного.

Ольга подошла к раковине, набрала стакан воды и протянула мне.

– Пойдём, я тебя обниму, и всё будет хорошо.

Радость ты моя, появись ты здесь на минуту раньше... Нет, не буду пока рассказывать ничего.

– Пойдём, только свет включим во дворе.

– Зачем?

– Чтобы мне кошмары не снились. И Фредди ночью не утащил.

– Ути, прелесть какая! Хорошо, – она встала на цыпочки и потянулась, чтобы поцеловать меня. Я подставил щёку, обнял её и потащил обратно в спальню.

Только надо будильник переставить, чтобы успеть спрятать карабин. Что-то мне подсказывает, что против этой неведомой зверушки он мне не сильно поможет.

Александр Бехтерев. 20 июля, вечер. Москва

Александр Витальевич Бехтерев, профессор, доктор исторических наук и одноклассник Павла Москалёва, только вернулся домой, в трёшку на двенадцатом этаже кирпичного дома по проспекту Вернадского. Преодолев почти два часа пробок и миновав Ватутенки и Коммунарку с Мосрентгеном, а затем с трудом найдя место для парковки воскресным вечером, профессор чувствовал себя уставшим, голодным и толком не отдохнувшим. Провозившись все выходные с внуками, очень шумными и неугомонными созданиями трёх и пяти лет от роду, профессор жаждал тишины и покоя.

Желаемого, однако, он так и не получил.

Звонок одноклассника, Паши Москалёва, застал профессора перед самым отъездом с дачи. Школьный друг был весьма взволнован, ничего толком не объяснил и сбивчиво попросил помочь с переводом текста. По его словам, речь шла о чём-то необычайно важном, чуть ли не о сенсации в масштабах всей страны. Поэтому, едва зайдя домой, Бехтерев первым делом включил компьютер и открыл электронную почту, отправившись затем приводить себя в порядок с дороги.

Переодевшись в домашнее, Александр Витальевич вернулся в домашний кабинет. Пока супруга хлопотала на кухне, периодически звякая посудой под аккомпанемент вечернего телеэфира, профессор озадаченно рассматривал фотографию на экране монитора. Пробежав глазами по изображению камня с выбитыми надписями, Бехтерев потянулся за сотовым, попутно вспоминая события девятилетней давности.

Сейчас ему казалось, будто бы экспедиция на Светлояр состоялась совсем недавно, а ты ж глянь - неужели уже прошло целых девять лет? Да, наверное, так и есть, время ускоряется с возрастом, не щадя никого.

В то время на Светлояре собралась целая когорта учёных – этнографов, историков, славистов, археологов. Внезапный интерес объяснялся просто – местный бизнесмен, приобретя участок земли поблизости от озера, начал копать траншеи для фундамента и наткнулся на остатки некоего каменного строения. Поскольку всё обнаруженное покоилось на полутораметровой глубине под землёй, а легенда о Китеже была известна буквально каждому школьнику ещё с детства, бизнесмен сложил в голове два и два и решил, что потенциальная реклама превысит возможные издержки. После чего уведомил кого следует, а дальше новость быстро понеслась по вертикалям и горизонталям власти и науки.

За четыре месяца фундамент раскопали, обследовали. И, не найдя ничего, что свидетельствовало бы о принадлежности к легенде, обязали незадачливого бизнесмена прекратить любую застройку на собственном же участке, оставив того, как водится, и без земли, и без рекламы.

Но кое-что всё же случилось. Изначально Бехтерев вместе со своим коллегой Шмелёвым, выросшим впоследствии аж до целого замминистра культуры, тщательно изучив множество летописей, нигде не нашли упоминания о древнем русском городе Китеж, после чего записали его существование в небылицы. А старообрядческую летопись восемнадцатого века, откуда, собственно и взялась легенда о городе, ушедшем под воду от нашествия монгольского хана Батыя, посчитали выдумкой на потеху потомкам.

И так бы легенда и оставалась в их головах легендой, не найди они под фундаментом той самой церкви целый ворох берестяных грамот. Слипшийся ком Бехтерев забрал к себе в университет. И в процессе наткнулся на документ, скажем так, прямо гласивший – Китеж существует.

Нет, прямого указания – пройди, дескать, за реку такую-то от восхода и до во-о-он того камня, а оттуда посмотри на двуглавую гору, и будет тебе счастье, не было. Зато, согласно написанному, тайну существования Града отправили на западные границы нашей, тогда ещё не такой необъятной, родины – в Новгородские земли. Куда, кстати, в гости регулярно катался Владимирский князь Юрий Всеволодович. Отправили, и даже конкретно указали – в некую святую обитель на озере Кудеверь.

Провозившись почти полгода с реконструкцией документов и их переводом, Бехтерев снова связался со Шмелёвым, изложив тому местонахождение следующего объекта археологической экспедиции. Шмелёв же, на тот момент трудившийся на истфаке МГУ и жаждущий славы, сумел выбить финансирование и людей. Ещё через год стартовала экспедиция в Псковскую область.

Весь тёплый сезон, с конца апреля и до начала октября толпа археологов шумела и прощупывала каждый квадратный метр вокруг озера. Поскольку нигде более в летописях о существовании в этих местах обители никогда не упоминалось, зона поисков была слишком обширна даже для их экспедиции.

Им повезло уже в самом конце сезона, наткнулись на остатки фундаментов нескольких церквей. Раскопки тогда законсервировали на год и возобновили следующим летом.

Увы, обнаруженные развалины оказались единственной их большой удачей. Найдя попутно всякую бытовую утварь, они раскопали несколько каменных пластин с выбитыми надписями, дальнейший перевод которых показал, что это была местная летопись, которую вёл некий преподобный Ефрем. В летописи ни слова не говорилось о гостях из Владимирского княжества, зато много было написано про некий Путь к вечному благу, ожидающему всякого жаждущего и страждущего, особенно чистого в помыслах.

Экспедиция обследовала чуть ли не по кирпичику каждый уголок, пройдясь везде самым разнообразным оборудованием – Шмелёв не шутил, когда заявил, что для него это вопрос всей жизни. Обнаружили ещё несколько пластин, и целых, и разбитых, в разных концах обители. Но нигде не нашли ни одного упоминания о Китеже.

Пластины впоследствии Бехтерев увёз с собой в Москву, где в лабораториях университета провёл реконструкцию и анализ, показавшие, что у истории точно должно быть продолжение.

Однако продолжения не последовало – третий год раскопок Шмелёву завернули.

Александр Витальевич помнил, в каком бешенстве пребывал его друг – Шмелёв готов был крушить всё, что попадалось под руку, довёл до нервного срыва нескольких преподавателей и уволил с кафедры какого-то бедолагу, посмевшего что-то сказать по поводу неуравновешенности руководителя у того за спиной. Но нет худа без добра, и Бехтерев получил место на истфаке МГУ. Впрочем, к определению местонахождения Китежа это никоим образом никого из них не приблизило.

А дальше, промотивированный в том числе и этой неудачей, Шмелёв попёр вверх по карьерной лестнице. Сначала в заместители декана, затем в Министерство культуры начальником отдела археологии. И за прошедшие семь лет, благодаря упорству и пробивному характеру, вырос до целого замминистра. Что до человеческих качеств Шмелёва – пройденный путь святым его не сделал, зато он оброс связями и полезными знакомствами и получил достаточно полномочий, чтобы самому определять целесообразность тех или иных исследований и экспедиций и давать ученым зелёный свет. Либо же отправлять их восвояси, что тоже не было редкостью.

Бехтерев в это время довольствовался своей должностью на истфаке. Не то чтобы карьера его стояла на месте, но и росла не так стремительно, как у друга. Александр Витальевич вполне мог себе позволить воспользоваться протекцией Шмелёва, однако сказывались характер и возраст – ну не был он отчаянным карьеристом, предпочитая всему именно науку. Тем не менее, должность декана он получил, и такое положение вещей его более чем устраивало.

Так прошли эти девять лет с момента экспедиции на Светлояр. А сейчас перед глазами профессора было изображение каменной пластины, точь-в-точь напоминающее те камни, что они нашли на озере Кудеверь. Сомнений быть не могло – надписи делала одна и та же рука, Бехтерев помнил чуть ли не каждую царапину на обнаруженных артефактах.

– Женя? – Бехтерев дозвонился до Шмелёва. – Женя, нам с тобой надо увидеться. Обязательно. Да, срочно. Помнишь нашу экспедицию по Китежу? Я тебе должен показать кое-что.

Профессор некоторое время молчал, не перебивая друга.

– А раньше никак? Ты же горел этой идеей. Да. Да, теперь я уверен, теперь нам есть куда двигаться. И ты будешь уверен.

Судя по всему, услышанное не слишком обрадовало профессора, однако он не терял надежды.

– Ну хорошо, давай в среду. Да, в любое... Нет, подожди. Давай с обеда, я утром в больнице буду. Виноградова. Нет, не переживай, возраст просто. Ну и договорились, спасибо! Супруге привет, до среды!

Закончив звонок, профессор дотянулся до принтера, выдернул чистый лист бумаги и принялся что-то быстро писать, время от времени бросая взгляд на экран компьютера.

Вспоминая те две экспедиции в псковские дебри, Бехтерев невольно поморщился. Слишком многое тогда шло не так, не по плану, как будто сама судьба была против. Неурядицы сопровождали чуть ли не каждый день их исследований.

Всё началось с одного из рабочих. Буквально в первый же день один из неофициально нанятых гостей из не такой уж далёкой южной страны оступился в лесу, сломав металлоискатель. И ладно бы просто сломал, но при этом он умудрился разрезать себе ногу, задев одну из крупных вен. Бедолага истёк бы кровью, распори он артерию, но тогда всё, к счастью, обошлось – рабочему оказали первую помощь и немедленно отправили к ближайшему врачу, а дальнейшая его судьба осталась неизвестной. Впрочем, у экспедиции хватало своих забот.

Затем один из припаркованных фургонов с аппаратурой съехал в озеро, причём водитель уверял, что автомобиль стоял на ручнике. Бехтерев тогда был увлечён изучением окрестностей, ему было не до таких мелочей. К тому же постоянные дожди на протяжении недели слегка мешали выполнять свою работу, да и озверевшие комары, казалось, слетелись к археологам со всей области. Все участники раскопок пребывали в не самом лучшем расположении духа, причём к мероприятию с невиданным скепсисом относились даже научные сотрудники – ну не верил ни один из светлых умов в успешность затеянной авантюры посреди соснового леса.

В конце сезона, когда усталость сменилась ликованием от найденных развалин, случилось очередное происшествие. Коллеге Шмелёва, доценту из МГУ, раздробило ногу упавшим каменным блоком во время обследования одного из фундаментов. Тогда тоже никто не смог понять, как это произошло, кладка выглядела крепкой, и по ней неоднократно успели пройтись чуть ли не всем составом экспедиции.

Второй сезон выдался ещё менее удачным.

В одну из ночей, когда большая часть лагеря неторопливо отходила ко сну, начался уже привычный затяжной дождь. В палатке было тепло, сухо и даже как-то уютно, по радио негромко играло что-то из Анны Герман, пара ярких ламп освещала внутреннее убранство, включавшее две раскладушки, складные стулья, доску на ножках наподобие школьной и длинный пластиковый рабочий стол. Бехтерев варил кофе на небольшой газовой плитке, время от времени отвлекаясь на недельный отчёт в лэптопе. На экране второго ноутбука крутилось слайд-шоу из фотографий и сканов всякого разного, что имело отношение к теме экспедиции.

Радио заглушил нарастающий на улице мат Шмелёва. Молния в палатке разъехалась, в дверном проёме показалась блестевшая от дождя голова Жени.

– Саша, беда. Алимов погиб.

Бехтерев непонимающе смотрел на друга.

– Пойдём, твоя помощь нужна.

За спиной у профессора зашипело, прекрасный кофейный аромат за секунду сменился гарью.

Трясущимися руками Бехтерев набросил дождевик, обул резиновые сапоги – те заскрипели под босыми ногами, и выбрался под проливной дождь.

Алимов, бригадир, лишь час назад докладывал им со Шмелёвым, что сломавшийся генератор всё же удалось починить в полевых условиях. Радовались все, потому как генераторов было всего два, и этого только-только хватало на нужды экспедиции. Зато теперь можно было выдохнуть спокойно.

Не увязывались в голове у профессора жизнерадостный вид вечно что-то жующего Алимова и новость, которую принёс Шмелёв. Профессор поспешил вслед за другом, то и дело спотыкаясь и оскальзываясь на мокрой земле.

Недалеко от края раскопок собрался чуть ли не весь лагерь. Подойдя ближе к гомонящей толпе, профессора пробрало до мурашек: Алимов висел. Болтался метрах в пяти над землёй, подвешенный за шею к нижней ветви стройной сосны. Голова наклонилась вниз и вбок, фонари освещали покачивающееся тело, из-за чего было видно жуткие глаза, направленные на собравшуюся толпу.

Они тогда вызвали полицию, благо спутниковая связь работала исправно. Бехтерев помнил, что раскопки пришлось на несколько дней остановить. Да и вопросов было множество. Например, как достаточно грузный Алимов умудрился залезть на такую высоту по мокрой и ровной сосне? Почему на одежде и на руках не осталось следов? Почему никто не заметил никаких перемен в его поведении? В конце концов, почему за то время, пока... пока всё это происходило, никто ничего не заметил и не поднял тревогу, ведь дерево стояло буквально по дороге в туалет. Как бы то ни было, полиция покрутилась несколько дней в лагере, но, ничего не добившись, закрыла дело, списав всё на суицид.

Это был конец мая. А второй случай произошёл в самом начале сентября.

Ранним утром к ним в палатку вломился уже новый бригадир, известив о скоропостижной кончине одного из молодых аспирантов. Снова все собрались возле одного из деревьев, но на этот раз картина, представшая взору Бехтерева, была более удручающей.

Аспирант был сломан. Руки, ноги, голова – всё было цело, но вот тело... Тело как будто с размаху вдавили в ствол дерева то ли бревном, то ли ещё непонятно чем. И снова ни звука, ни следа – ничего. И это уже на суицид не спишешь.

Мало того, что раскопки не принесли ровным счётом никакого результата, так ещё и следствие растянулось почти на полгода. Но, как и прежде, безрезультатно – ну не было в лагере археологов ничего, что или чем такое можно было бы сотворить с человеком.

Профессор вынырнул из нахлынувших воспоминаний и вздохнул, поёжившись. Прямо-таки злой рок какой-то. Будто они гробницу фараона взломать пытались. Или снимали очередную экранизацию Мастера и Маргариты – там, говорят, тоже не всё гладко шло.

Вячеслав Седов. 22 июля, вечер. Псков

Вчерашний день прошёл сонно и совершенно типично для понедельника. Большую часть дня я, вместо того, чтобы работать, изучал системы видеонаблюдения. Ближе к вечеру я пришел к выводу, что штука, несомненно, хорошая, но шибко дорогая. Да и чем мне это в нынешних условиях поможет, я слабо представлял. Тем не менее, продолжал вникать и разбираться, с одной стороны – на будущее, с другой – ну не собраться мне было, не сесть за работу. После увиденного ночью я долго не мог заснуть, лежал, глядя то в потолок, то в стену перед собой, и прислушивался. Сон пришёл только под утро, когда уже начало светать.

Зато сегодня с самого утра мне позвонил Москалёв и предложил приехать к нему в университет. Мы договорились на вечер, и теперь я стоял в огромном холле, подпирая одну из мраморных колонн и ожидая, пока доцент спустится, чтобы провести меня через охрану.

Москалёв показался примерно через минуту, в неизменной водолазке и пиджаке. Поправил очки, быстро прошёл к посту охраны и махнул мне рукой, мол, давай, иди через рамку металлоискателя. Не теряя времени, я послушно потопал ему навстречу.

По широкой мраморной лестнице мы молча и почти бегом поднялись на второй этаж, попетляли по коридорам и, наконец, упёрлись в металлическую дверь. Москалёв явно торопился, быстро отпер её ключом, пропустив меня вперёд в небольшой проходной кабинет. Внутри была ещё одна приоткрытая дверь, за которой виднелись какие-то столы, пожелтевшие бумаги, пластиковые контейнеры и что-то ещё, но я не успел рассмотреть всё как следует. Доцент жестом показал мне на стул перед небольшим обшарпанным столом, а сам уселся напротив.

– Слава, это подлинник.

– И Вам добрый вечер, Павел Георгиевич.

Москалёв полез во внутренний карман пиджака, вытащил сложенный лист бумаги, развернул его и молча протянул мне.

– Мы теперь записками общаться будем? Юстас Алексу?

Судя по взгляду доцента, он уже готов был носом меня тыкать в распечатку. Я решил не испытывать судьбу. Быстро пробежав глазами по листку, я поднял взгляд на доцента.

– Павел Георгиевич?

– Понимаете, что это значит?

– Понимаю, что верю всему здесь написанному. Но я бы от Ваших комментариев не отказался.

После произошедшего в ночь на понедельник я был уже готов поверить и в затерянный древнерусский город, и в инопланетян, и в приведений с домовыми, поэтому просто внимал излагаемому Москалёвым.

По всему выходило, что в тринадцатом веке град существовал. Упоминалось о нём достаточно странно, мне дважды встретилось словосочетание «Китеж до Вечного Блага». А ещё подтвердилось то, о чём мы говорили тогда дома у Павла Георгиевича: ключ, если можно так его назвать, к Китежу был в Ладоге. Старой, разумеется, не Новой.

– Слава, собирайтесь.

– Павел Георгиевич, – удивление вылезло у меня само собой. – Я немного не понимаю, к чему Вы ведёте, судя по всему.

– К тому, что нам с вами необходимо отыскать Китеж.

Я отодвинул стул, поднялся и подошёл к узкому окну. Внизу расположился университетский сквер, сейчас полный людей. Люди гуляли, люди шли с работы, люди шли по делам, люди сидели на скамейках. Чуть дальше, за сквером, по дороге двигались машины, тоже спеша куда-то по своим делам, отчаянно сигналя и пытаясь пробиться через пробку из-за аварии – маленький красный хэтчбек догнал фургон. Солнце ещё высоко стояло над городом, стая птиц, меняя форму в воздухе, пролетела над старыми пятиэтажками, спасаясь от преследовавшего их квадрокоптера и растворилась в деревьях парка вдали. Куда-то неслась скорая, а по скверу прямо под окнами неспешно поползла уборочная машина, сверкая оранжевой краской и громко шурша огромными круглыми щётками. Обычная человеческая жизнь, рутина, повседневность. Вечное благо, говорите? Ну-ну. Я повернулся к доценту.

– Излагайте.

– Едем в Старую Ладогу. Вернее, даже не в саму Ладогу, нам нужен Никольский монастырь. Судя по всему, камень Рюрика находится именно там, он даст нам указание на местоположение объекта нашего интереса.

Москалёв заметно оживился, глаза блестели, голос и жестикуляция выдавали в пожилом доценте поглотивший его юношеский авантюризм.

– Находим, а дальше что? Если исходить из Владимирской летописи, Китеж спрятан под Нижним Новгородом. Мы нашли табличку в Псковской области, она ведёт нас на Ладогу. Допустим, там мы сможем найти ещё что-то. И это что-то направит нас ещё куда-то, а потом ещё и ещё. А в итоге выяснится, что цель наша вообще где-то за океаном. Или на полюсе. Или посреди Байкала. Так и будем мотаться чёрт-те куда?

– Будем. Слава, поймите, вся наука – это путь исследования. Путь познания. По крупицам, по малейшим частицам каким-то. Мы собираем крохи, получаем знания, складываем из этих мелочей всю картину, выстраиваем её. А потом приходят наши потомки, ведут новые исследования, находят и открывают что-то ещё, что-то новое. И картина дополняется, начинает играть новыми красками, а зачастую даже переворачивается с ног на голову. Я повторюсь, вся наука – это путь. И вся наша жизнь – это путь. Нет здесь конечной точки, нет и быть не может. Познание – оно ведь бесконечно. Нет никаких границ, понимаете? И даже если мы с Вами не найдём ничего, кроме очередной подсказки, рано или поздно на наше место придёт кто-то, кто сможет дальше размотать весь клубок, добавит ещё какие-то крупицы знаний. И уже его потомки когда-нибудь найдут ответ, найдут Китеж, найдут Шамбалу, найдут Эльдорадо. Всё, что мы можем – это сделать шаг, который нам с Вами вполне по силам, помочь тем, кто пойдёт следом за нами. И приблизить разгадку одной из величайших тайн Древней Руси.

– Довольно пафосно, не находите?

– При чём тут пафос? Загадке Китежа восемьсот лет. Причём это легенда, миф, если хотите. Сколько было экспедиций, какие умы бились над летописью? И ничего. А здесь Вы случайно находите прямое свидетельство, прямое подтверждение реальности этого мифа...

– Стоп, Павел Георгиевич! Остановитесь. Вот именно, мы понятия не имеем, подтверждение это мифа или очередная попытка увести в сторону искателей.

Москалёв запнулся.

– И всё же, Слава, пусть даже так. Вспомните Эдисона: «Я нашёл две тысячи неправильных способов, осталось найти один верный». Представьте, если наш путь окажется верным?

– Нет, Павел Георгиевич, Вы не думайте, я уже давно с Вами согласен. Просто пытаюсь сейчас понять Вашу заинтересованность. С одной стороны, Вы, человек науки, хотите прямо участвовать в разгадке, в открытии. С другой стороны, насколько велик риск прослыть одержимым или сумасшедшим? Как это котируется в научной среде?

– А с чего Вы, Слава, взяли, что я могу прослыть одержимым? Вот табличка, вот указание на ней. Где тут сумасшествие? Мы лишь проверяем соответствие изложенного действительности, не более того.

Я повернулся обратно к окну. Пробка на дороге только увеличилась, зато людей стало заметно меньше.

– И когда?

– Что когда?

– Когда Вы предлагаете стартовать? И что нам для этого нужно?

– Да немедленно! Если путь лежит в Ладогу, у нас не так много времени остаётся. Маршрут может пойти на север, а лето там короткое. Мы и так вряд ли успеем в этом году отрядить полноценную экспедицию, если действительно найдём что-то.

– Лето? Павел Георгиевич, Вы не забыли, что это у Вас тут каникулы. А я вообще-то на службе.

– Вот и возьмёте отпуск!

– Вы не забыли, что я женат вдобавок ко всему?

– Ну так берите с собой супругу. В конце концов, лишний раз посмотрите Ладогу. Там ещё могила Олега якобы, хотя я в это и не особо верю. Ну и природа замечательная просто! Почему бы не посетить такие места? Какой отдых для души, сами посудите.

Я мысленно сопоставил в голове ночного гостя, Ольгу, Ладогу и Китеж. С другой стороны, будет ли лучше, если я уеду, а ночной визит повторится, когда она будет дома одна?

– Сегодня вторник. Сегодня мы с женой обсудим вашу идею, я Вам утром позвоню. Если всё пойдёт по плану, бронируйте на выходные гостиницу, с разными номерами, пожалуйста. А то в последнее время Вас как-то слишком много в моей жизни стало, не хотелось бы это усугублять.

– Шутить пытаетесь?

– Что Вы, что Вы? – я замахал руками, сделав большие глаза. – Какие тут шутки могут быть, когда на кону вопросы государственного и исторического масштаба?

– Терпите, Слава, терпите. Нам с Вами ещё рука об руку к будущему идти. Возможно, даже светлому.

– Давайте с этим в другой раз. Что нам понадобится? – я решил сменить тему. – Как Вы вообще себе это представляете?

– Вы же бывали в Печорах?

– В наших? Здесь? В монастыре?

– Да, именно.

– Конечно, а кто ж не бывал?

– А в пещеры спускались?

– Как-то раз, много лет назад, с экскурсией прошли. Но я ничего не помню практически, это реально давно было.

– Вот под Никольским монастырём тоже система пещер. Они туда туристов не водят по каким-то причинам, уверяют, что нет там ничего, что представляло бы интерес. Если Рюриков камень где-то и есть, то именно там.

– А почему не в курганах? Их же там тьма-тьмущая!

– Потому что, – Москалёв подхватил листок со стола, перевернул, нашёл нужную фразу. – Потому что «поверх хода к камню Рюрикову собор Угодника Божьего» и так далее.

– И что? Остатков собора не может быть под одним из курганов?

– Может, конечно! Только вот Никольский монастырь поставили вокруг храма Николая Чудотворца, которого также именовали Николаем Угодником. И построен храм был аккурат в тринадцатом веке. В советский период, правда, храму изрядно досталось, но если сейчас в подземную часть не пускают никого постороннего, сдаётся мне, это неспроста.

– А мы туда как попадём?

– С Божией помощью, – Москалёв улыбнулся. – Ну или воспользуемся нашим с Вами природным обаянием.

– Ну то есть болторез и гвоздодёр при себе лучше иметь, насколько я понимаю?

– Слава, я этого не говорил. Это Ваша идея, не моя, – улыбка доцента стала ещё шире. – К тому же нам ведь только посмотреть, мы же ничего действительно противоправного не собираемся делать!

– Павел Георгиевич, я надеюсь, нам не придётся никаких пещер раскапывать?

– Тут, молодой человек, я не больше Вашего знаю. Но нам с Вами, определенно, надо запасаться фонарями.

Вячеслав Седов. 23 июля, утро. Псков

Семейный совет вчера всё-таки состоялся. Ольга поначалу со скепсисом отнеслась к идее провести отпуск в компании престарелого любителя камней, но я смог убедить её в чрезвычайной увлекательности предстоящего путешествия на Ладожское озеро, соблазнив древней ладожской крепостью и всякими сопутствующими местами и объектами интереса. В конце концов Ольга сдалась, но стребовала с меня обещание посетить на обратном пути Великий Новгород, где также ни разу в жизни до этого не была. Мне оставалось только согласиться.

Остаток вечера я провёл в раздумьях – что брать с собой? Что может понадобиться, что обязательно понадобится, без чего можно обойтись? Накидал список, как на природу. И опять же, на сколько дней рассчитывать? Собираться на выходные или на неделю? Где мы будем останавливаться, в гостинице? Или придётся ютиться по палаткам? Если по палаткам, то багажа становится много больше – сама палатка, матрас, спальники, да и складная мебель не помешает. Опять же, надо на чём-то готовить – горелка, газ, посуда для приготовления. Запас воды, запас продуктов. Да даже туалетная бумага – про неё точно нельзя забывать. Итого набивается большая сумка, к которой придётся присовокупить ещё одну, поменьше.

Или едем налегке, взяв с собой только самое необходимое? Так и необходимого получается немало – одежда, бельё, всякие умывальные принадлежности, телефоны, пауэрбанки, зарядки, радиостанции, фонари, ноутбук или планшет, ещё фонари, ножи, зажигалки. Список был бесконечным. Добавьте сюда всякий инструмент, рюкзаки, фильтры для воды, термосы. И разнообразные мелочи, без которых вполне можно было бы обойтись, но их отсутствие в нужный момент может создать действительно крупные проблемы.

Ах да, ещё про аптечки надо не забыть.

В общем, мозг взрывался – если прежде, выбираясь на природу, я чётко знал, что кинуть в багажник, а что в рюкзак, то теперь... Теперь моей фантазии не хватало, чтобы представить все возможные ситуации. И упомянутый вчера болторез начинал казаться чем-то реально полезным.

В итоге мы просидели в гостиной почти до часа ночи, то споря, то представляя различные ситуации. Скажете, слишком серьёзно? Пусть так, закон Мёрфи никто не отменял.

Ночь, кстати, как и предыдущая, прошла спокойно. Хотя кто ж его знает на самом деле, были у нас бестелесные гости, которым и забор, и закрытая дверь не помеха, или нет? Во всяком случае, я не просыпался, да и ничего, что говорило бы о незваных посетителях, я тоже не обнаружил.

Утром, пока готовился кофе, я набрал Москалёва. Несмотря на ранний час, тот был отвратительно бодр и жизнерадостен, даже захотелось ему настроение чем-нибудь испортить, и чего я делать, конечно же, не стал. Изложив нашему доценту – пора ему уже кличку присвоить – решение, принятое на семейном совете, я отключился. Во время разговора тон Москалёва стал ещё оптимистичнее. Везёт же некоторым... Или это с возрастом приходит? Ненавижу эти ваши утры...

Чуть не забыл, вечером же у нас гости. Значит, сборы придётся перенести на завтра.

Пока полоскался в душе, вспомнил ещё пару мелочей, которые надо дописать в список необходимого. Потом собрался, натянул привычные джинсы и поло и поехал в город. Радовало то, что до отпуска оставалось всего три дня. Среда уже началась, можно не считать.

Форестер мчал меня по узкой трассе, машин было на удивление немного, светило солнце, и день обещал быть жарким. Всё-таки разгар лета – это замечательно. И на кой нам ехать на север? С другой стороны, почему нет? Ну вот кто из вас отказался бы от такого?

На въезде в город я встрял в небольшую пробку – очередная авария, на этот раз кто-то решил не пропускать рейсовый автобус. Водитель сидел в кабине, двери были открыты, пассажиры, судя по всему, давно уехали на другом автобусе. А рядом с помятым Киа Спортейдж ругалась семейная пара. Интересно, кто из них был за рулём? Хотя не, не интересно. Какая разница?

Пока полз в пробке, отправил Дане сообщение. Тот ответил почти сразу, подтвердив планы на вечер. Заодно сразу договорились по столу – чего, сколько и кому.

Когда я уже подъезжал к работе, позвонил Москалёв.

– Слушаю, Павел Георгиевич.

– Слава, я собираюсь гостиницу бронировать. Давайте решать, когда выезжаем?

– Я хотел предложить Вам в пятницу, но мы просто не успеем собраться. Всё-таки рабочие будни, а мне нужно ещё машину подготовить.

Мы вчера, между делом, решили, что поедем на УАЗике. Не знаю, насколько это удачная идея для путешествия, но в случае, если нам придётся съехать с трассы, советской рамной железяке, вооружённой злой резиной, лебёдкой и хорошим светом во все стороны, я доверял больше, чем японскому звездолёту. Ладно, пусть он уже не советской, а российской сборки, сути это не меняет. Кстати, о свете, а вдруг мы опять с чёрным дымом столкнёмся? Надо проверить, на свет оно так реагирует или на что? Что именно тогда спугнуло эту штуку?

Ну а речи о том, чтобы ехать на Ольгином БМВ даже не шло – маленький двухдверный то ли седан, то ли купе первой серии категорически не располагал к путешествию компанией на любые мало-мальски значительные расстояния. Да и что делать с задним приводом на природе, я не представлял. И, если честно, представлять даже не хотел. Для меня такая машинка оставалась то ли неудобной палаткой, то ли генератором. В любом случае, её ещё надо до нужной точки как-то доставить, само оно только по асфальту куда-то добраться может.

Вот бы нам самолёт. Как я в игре видел, гидроплан. И пилота. И денег побольше, содержать всё это, ага.

– Слава, а раньше никак? – тон Москалёва сменился на жалобно-просительный.

– Никак, Павел Георгиевич. Мы с Вами затеваем авантюру, причём если не уголовно, то административно наказуемую. А я не хочу попасть в ситуацию, когда органы найдут меня застрявшим в яме, например. К тому же со мной будет жена.

– От судьбы не убежишь, между прочим.

– Ага, а ещё на Бога надейся, а к берегу греби. Пал Георгич, моя задача – минимизировать все возможные риски. Доставить нас туда и потом вытащить нас оттуда. Не мешайте мне, пожалуйста.

– Какой Вы, молодой человек, категоричный, – Павел Георгиевич вздохнул. – Хорошо, тогда гостиницу я беру на субботу?

– Да, давайте так спланируем. Утром выезжаем, днём мы уже там. Располагаемся и затем едем в монастырь. У Вас вещей, кстати, много с собой будет?

– Нет, у меня одна сумка с вещами и ноутбук.

– А фонарями запаслись уже?

– Нет, и это пусть будет на Вашей совести. В экспедиции я буду мозг, а Вы, Слава, руки. И ноги.

Я чуть телефон не выронил.

– Товарищ Мозг, наверное, Вы там уже всю экспедицию продумали. Дорогу, обеспечение, размещение, вход на объект и выход с него, а также, что нам делать, если мы что-то всё-таки найдём. И, особенно, куда и к кому нам потом с этим обращаться.

– Слава, не злитесь, что с Вашим чувством юмора с утра?

– Спит ещё, – пробурчал я и отключился.

Нет, ну каков наглец, а? Мало того, что воспользовался моей доверчивостью, так ещё и шутки шутит. Надо всё-таки будет придумать ему какую-нибудь гадость по дороге.

Заглушив машину, я потопал на работу. И надо не забыть сегодня распечатать маршрут, карты Ладоги и схему монастыря. Чисто на всякий случай.

Андрей Бирюков. 23 июля, день. Эль-Обейд

Манул внимательно изучал окрестности на экране планшета. Картинка с дрона подёргивалась, плыла маревом под озверевшим суданским солнцем. В видавшей виды, хоть и относительно новой Тойоте изо всех сил надрывался кондиционер, но даже он не особо спасал – к такой жаре Манул, он же Андрей Бирюков, бывший контрактник, а ныне инструктор «СГБ Консалтинг», привыкнуть за несколько недель командировки пока так и не смог. С другой стороны, в кунге пикапа прямо сейчас на пулемёте дежурил Липа, прибывший одновременно с Андреем, и вот ему точно завидовать не стоило: помимо солнца, с остервенелой радостью стремившегося выжечь дотла само существование любого иноземца, своё дело делали пыль и тучи мошкары, возжелавшие лишить глаз, ушей и носа каждого, кто окажется у них на пути.

Впрочем, не только лишь они. Бирюков потянулся к тангенте радиостанции, не отрываясь от управления дроном.

– Есть контакт! – Манул повёл камеру вслед за предполагаемой целью. – Четыре пикапа, до двадцати бойцов. Идут с востока.

Наводка оказалась верной, аналитики «СГБ» своё дело и правда знали. Налёт на нефтепровод предсказали аж за полторы недели, из-за чего, собственно, группу Андрея и перебросили из Хартума сюда, в окрестности Эль-Обейда.

Вот только как воевать с вдвое превосходящими силами противника на ровной, как стол, местности средь бела дня? Но ведь именно за это заказчик и платил «СГБ» – за возможность оперативного решения проблем, связанных с безопасностью на объектах. И компания эти вопросы решала, надо признать, весьма умело.

Андрей опустил дрон ниже, продолжая вести цель. Можно было даже разглядеть марки пикапов – два Ниссана и два Мицубиши. И пулемётов тоже два, по треноге в первых двух машинах.

– Двинули понемногу, не спешим. Бор, давай к перекрёстку, встаёшь, высаживаешь своих, пусть заходят к северу от дороги. Отрабатываете пулемётом головные машины. Когда рассеятся, давите огнём. Если начнут прижимать, отходите к нефтепроводу по зелёнке, – тут Манул хмыкнул, зелёнкой местную растительность можно было считать весьма условно, – По возможности выбиваете всё, что можно, и уходите. Пусть подтянутся. Ваша задача затормозить их, связать боем. Как начнёте, мы включаемся с юга, поэтому твои пускай не зарываются, не дай Бог, попадём друг другу под раздачу.

– Бор, принял. К перекрёстку, высадить, подавить, связать. Вы с юга.

– Всё, работаем.

Между группой Андрея и боевиками оставалось километра два, когда дороги начали плавно сходиться к нефтепроводу. Дальше расстояние будет сокращаться, местность ровная, кустарник и редкие деревья. Но это не страшно, подойти возможность есть, даже напрямую.

Тойота Бора традиционно белого цвета выбросила шлейф оранжевой пыли и рванула к перекрёстку, пулемётчик в кузове лишь качнулся назад-вперёд, схватившись за каркас пикапа. Время пошло.

Андрей продолжал наблюдать. Дрон с аппетитом съедал батарею, показывая на экране остаток менее сорока процентов. Ладно, до завязки хватит, а там будет не до него уже. Сам сядет, где надо, подберём на обратном пути. О плохом исходе Андрей не думал.

– Лёш, давай направо, прям через кусты. Только аккуратно.

Сидящий за рулём боец кивнул и потянул руль, сбросив скорость. Тойота вломилась в кусты, по крыше хлопнул ладонью стоявший на пулемёте Липа, хватаясь за поручень. Проскочив несколько колдобин и небольшую канаву, пикап вылез на... а чёрт его знает, как это назвать. Песок, редкие кустарники, редкие деревья, трава по пояс. Пусть будет поле.

Триста метров. На картинке с дрона уместились уже все участники сегодняшнего мероприятия: Андрей увидел, как Тойота Бора перегородила путь, выставив пулемёт. Наёмники выпрыгнули из кабины, сразу уйдя от дороги через канаву на северной стороне. Пикапам боевиков оставалась буквально два поворота до прямого контакта. То есть меньше минуты.

– Лёш, чуть левее возьми, – Андрей пальцем указал направление водителю.

Один поворот. Андрей снова зажал тангенту.

– Всё, работаем.

Бросив быстрый взгляд на планшет, Манул увидел, как резко затормозил головной пикап боевиков. Людей в кузове бросило вперёд, сзади за машиной ёлочкой оттормозились остальные. И в этот момент короткими, по три-четыре застучал Корд, установленный в Тойоте группы Бора, звук которого пробил преграду из работающего двигателя, закрытых окон и шума кондея. Ниссановский пикап, остановившийся ближе всех к засаде, затрясся, завибрировал, как-то подвинулся боком, что ли... А нет, это просто пулемёт лишил транспорт возможности передвигаться, снеся оба колеса с правой стороны. Даже электронными глазами дрона картинка с воздуха выглядела жутко.

А на земле меж тем разверзся настоящий ад. Корд методично делал своё дело, доедая то, что ещё минуту назад было пикапом с пятью или шестью боевиками. В плен никто никого, понятное дело, брать не собирался. И если пулемётчику в кузове Ниссана относительно повезло – его просто перебило пополам одним из первых же выстрелов, прошедших насквозь через кабину, то водителю и переднему пассажиру досталось гораздо больше. Стремясь достать всех, кто был в машине и за ней, Боровский (или Боров? Манул даже в шутку спорил на эту тему с Бором) пулемётчик просто пробивал насквозь весь металл, включая и моторный отсек, и раму, и колёсные диски, и сравнительно лёгкий кузов. И никто, включая самого пулемётчика, не взялся бы сказать, где именно сейчас находился, например, водитель Ниссана – только лишь на своём сиденье или в кузове стоящей следом за пикапом Мицубиши.

Пулемётчика страховал сам Бор, спрятавшись за кузовом пикапа и ведя прицельный огонь по дальним машинам, если можно считать их дальними на дистанции меньше шестидесяти. Из второго Ниссана и из дальней Мицу выскочить успели все, включая водителей, но тут подключились АКМы Бора и двоих бойцов с северной стороны.

Частыми одиночными Бор уронил на землю длинного худосочного парня, а следом и пытавшегося скрыться второго, но гораздо меньше ростом. Длинный истошно орал, хватаясь руками поочерёдно то за развороченное бедро, то за живот, из которого хлестала кровь, заливая жёлтую бесформенную майку. Короткий, как про себя окрестил второго Бор, скрючился в пыли, пытаясь зажать разорванную пулей шею, пока из неё толчками выходила жизнь. «Подростков набрали, что ли?», мелькнула мысль. Предаваться размышлениям Бор не стал, ведя спокойный огонь всё так же одиночными по канаве, где укрылись еще шестеро боевиков.

Проблема была в том, что Манул опоздал. Опоздал буквально секунд на пять, но этого было более чем достаточно, чтобы часть оставшихся с южной стороны боевиков успела скрыться в придорожной канаве, а часть успела зайти на зелёнку.

Да, поле. Да, редкая растительность. Да, рельеф, напоминающий кухонную столешницу. Но здесь, возле дороги, шла полноценная полоса из кустов метров пятнадцать шириной, просматривающаяся примерно никак. Поэтому когда пикап Манула обозначился пулемёту, дабы не плодить ненужные потери, Бор зажал тангенту радиостанции:

– Бор Манулу, юг четверо зелёнка, север шесть зелёнка.

– Манул принял.

Пикап Манула пробил буйную суданскую флору и вывалился на дорогу, пулемёт молчал. Липа, водрузив Печенег на крышу, водил стволом в направлении северной стороны дороги. Внезапно со стороны Бора застучал, захлопал одиночкой АКМ.

Один из боевиков высунулся по пояс из канавы, наставив автомат на Бора и превратившись в классическую грудную мишень.

Липа быстро сориентировался по направлению и включился короткими очередями. Первые же несколько пуль угодили в цель, развалив кучерявую голову мишени, словно тыкву, которую кто-то забавы ради притащил на стрельбище. Тело вместе с остатками шеи и нижней челюсти осело, завалилось, орошая кровью кустарник вокруг.

Лёха, он же Гиви, взявший себе позывной в честь известного командира, сообразил, что пикап вывалился слишком близко к цели, и начал сдавать назад по дороге, стремясь хоть как-то увеличить дистанцию. В этот момент из-за одного из пикапов выскочил здоровенный, тёмный, как ночь, подросток, наставив прямо на Тойоту автомат.

Гиви, выматерившись, нырнул под стекло, вдавив ногой педаль газа и стараясь держать руль ровно. В кузове с криком грохнулся Липа, а автоматная очередь прошла через лобовое, разорвав обшивку крыши салона и превратив в стеклянное крошево заднее стекло кабины. Резко ударив по тормозам, Гиви схватил свой АКМ и прямо через стекло открыл огонь одиночкой по стрелку.

В тот же момент, видимо, пулемётчик из четвёрки Бора заметил боевика. Гиви запомнил вытаращенные от ужаса огромные глаза паренька, безумными белыми пятнами выделявшиеся на иссиня-чёрном лице. А затем показались зубы, желтые или белые, непонятно, но они так же чудовищно сверкали на чёрном фоне, пока верхняя часть туловища подростка проваливалась, оседала на место исчезнувшей средней, оседая нелепой кучей прямо на то, что только что было ногами...

Крупный калибр Корда вновь собрал свою кровавую жатву.

Липа подключился с Печенегом, вновь сконцентрировавшись на северной канаве ровно до тех пор, пока в тангенте не раздался голос Слая, одного из бойцов Бора, зачищавших зелёнку:

– Слай Липе, стоп! Север чисто. Как принял?

– Липа принял, север чисто.

Через активные наушники Липа слышал, как слева от пикапа, в южной зелёнке хлопнул запал.

– Своя!

Липа присел в кузове, отвернувшись от кустов и прикрывшись кузовом и пулемётом. Громкий хлопок прервал воцарившуюся было тишину, превратившись в истошный вой. Несколько осколков просвистели мимо, что-то даже прилетело в кузов Тойоты.

Вой принадлежал одному из подростков. Перемежая крики, ругань на родном языке и плач один из горе-террористов чуть ли не вывалился на дорогу, поочерёдно перебирая то одной ногой, то торчащими костями на месте другой, и оставляя за собой бордовый след. Бедолага вопил то ли от боли, то ли от ужаса, то ли просто ничего не соображал, часто-часто хватая жаркий воздух гостеприимного Судана.

Манул подошёл к раненому, не сводя с того прицела. Гена (производное от Генерал, как он сам окрестил себя, и что было неиссякаемым поводом для шуток) страховал Андрея, тоже не опуская автомат. Все ноги и пах подростка буквально сочились кровью, видимо, граната взорвалась прямо под ногами. «Минно-взрывная ампутация нижней конечности», подумал Липа.

Подросток кричал. Стонал. Умолял, проклинал, каялся и ненавидел всем своим юным сердцем. Липа отвернулся.

– Ну вот за каким... тебя сюда...? – Тихий и спокойный голос Манула пробился даже сквозь крики раненого.

Вой. Липа не смог бы назвать криком те жуткие звуки, которые издавал раненый пацан. «А ведь ему вряд ли больше лет пятнадцати», подумал он. «Что с вами делают? Как можно так промыть мозги подростку? Ради чего? Нелюди. Сволочи. Ничего, в аду встретимся, за всё спрошу. За всех спрошу!».

Подросток уже не выл. Он просто скулил, рыдая, глядя прямо в ствол АКМа Манула. Слёзы заливали лицо и майку, бурая кровь заливала оранжевую африканскую пыль, мгновенно запекаясь, высыхая и превращаясь в обычные тёмные пятна на дороге. Словно кто-то разлил отработанное машинное масло.

Одиночный.

– Манул всем, юг чисто!

– Бор принял, юг чисто.

– Липа принял, юг чисто.

Среди инструкторов потерь не было. Пострадало лишь переднее левое колесо в Тойоте Андрея, видимо, очередь тот паренёк начал вести чуть ли не от самой земли. Группа быстро провела контроль и начала стаскивать тела и то, что от них осталось, на дорогу, когда у Манула зазвонил спутниковый телефон.