— Кава Эржабетт! — завопила мне в трубку старшая медсестра, когда я изо всех сил, пыталась не выпустить руль из рук, и не свернуть куда-нибудь с главной дороги, в кювет. — Кава!
— Я вас прекрасно слышу, мисс Итон, — ответила я, спокойным голосом, хоть внутри вопила, приказывая этой наглой ведьме, у которой нет собственной личной жизни, заткнуться. — Я скоро буду.
Мой велосипед ловил все лужи; обледеневшие от дождя пальцы мертвой хваткой вцепились в руль. Моя улица, пустынна и безлюдна, — все попрятались по своим уютным домишкам, куда нет доступа завывающему, яростному ветру, который пробирается под мою дряхлую куртку.
— Я скажу в университете, что вы никудышная медсестра, — проскрипела женщина.
Гори в аду.
— Да, мисс Итон.
Я наконец-то, выехала со своей улицы, а значит, приблизилась к месту работы — главной больнице, — на несколько минут. Хотя это не отменяет, что мне придется терпеть вопли мисс Итон еще добрых двадцать минут. Если, конечно, я не брошу трубку, сымитировав прерванную связь.
Она выводит меня из себя. Мисс Итон, а не связь.
— Да, мисс Итон, — невпопад сказала я, и услышала на том конце грозный голос:
— Я ничего не говорила, Кава.
— Простите.
Она похожа на мою маму. Та умерла от рук какого-то психопата, ворвавшегося к нам в дом, когда мне было двенадцать лет. То есть, десять лет назад. Чертовски мало, чтобы я забыла, как звучит ее голос. В точности голос мисс Итон.
— Я скоро буду, — бросила я, и отключилась.
Все хорошо. Все нормально. Все нормально.
Ничего не нормально, если эта ведьма достает в этот момент из своего чулана, котел, чтобы заживо сварить меня на адском пламени.
Это была последняя мысль, до того, как что-то случилось.
Я не сразу поняла, что именно.
Просто визг клаксона. Затем мой собственный крик. Затем ослепляющая боль, наполняющаяся красным цветом. И я падаю в пропасть, от того, что боль становится невыносимой.