Погоня

Никто не уйдёт!

Место: Тихореченск

Дата:15.00 30.06.1985

До Крайовы: 4300 км

Мир становится всё страннее день ото дня. Ещё совсем недавно у меня было всё. А теперь только две девушки, от которых стоило бы бежать, как от огня. И около которых я оказалась на привязи. Ведь, благодаря Глиммер, я более не могу делать выбор самостоятельно. Да, мне всё ещё не нравится то, какими методами она действует. И Софи не сможет меня переубедить.

Но моя человечность, постоянно стенающая, из-за моих же невольных действий, всё же не может пересилить животные инстинкты. И вот это меня действительно пугает. Что если, в один момент, выполняя очередной приказ, человек внутри меня погибнет? И я смирюсь со своим положением жертвы?

Пожалуй, тогда это буду уже совсем не я. Или может, если Глиммер всё-таки права, тогда настоящая я возьму верх. Чёрт! Нет, это уж точно не является правдой. Любое людское существо становится простым животным, если теряет свою гуманность. Так и я потеряю свою личность, всё то, что делает меня человеком, если продолжу слушать её проповеди о лучшем мире без людей.

Что касается Софи… Она ничуть не лучше Элл. Ибо действует ровно теми же методами - террором и смертоубийством. Они обе лишают человека права выбора, желая заставить весь мир жить по своим правилам и не давая альтернатив. Это неправильно. Рабство, вполне может быть добровольным. Некоторые люди сами, осознанно или не совсем, соглашаются на подчинение разного рода. Но когда в цепи хотят загнать насильно, тогда и только тогда это становится преступлением.

Может, это наивно. Я с самого раннего юношества слышу упрёки в максимализме и «детском мышлении». Но разве так уж сложно дать возможность решить? Те, кто хотят строить лучший мир коммун и равенства и так, скорее всего, уже уехали в Арбер Цвейт. Те, кто хотят утратить человечность и так, толпами направятся к доктору, ежели та объявит о своих стремлениях на весь мир.

Вот почему, вместо того, чтобы договориться с человечьим универсумом, они вновь сидят у окна в своём купе и обсуждают возможности использовать некую «технологию» для воплощения своих грёз о лучшем мире? Глиммер ещё и гладит меня, яки собаку какую. Это уже даже не раздражает.

Mon Dieu! Я устала сопротивляться. Раз за разом мои протесты ни к чему не приводят. Напротив, всё становится только хуже и я всё меньше осознаю ради чего я сражаюсь. Может, всё бессмысленно? Не знаю. Я уже больше ничего точно не знаю.

- Судя по данным связного из Качинска, именно в Тихореченске, мы сможем найти группу Зайца. - сказала Софи.

- Думаешь, они согласятся помочь нам в пути? Когда мы перейдём черту, лишние руки нам пригодятся, особенно если они умеют управляться с оружием так, как это делают солдаты интербригад.

- Даже если это будет не так, я буду довольна тому факту, что они остались живы.

- Не могу поверить, что я совершаю все эти остановки и трачу кучу драгоценного времени, лишь ради того, чтобы ты повидалась с парочкой своих старых друзей.

-Почему нужно вечно всё мерить рациональностью? Некоторые дела, даже великие, являются просто жестом благородства.

- Рациональность вполне применима в данной ситуации, ибо ты, теперь, вроде как моя подруга. И чтобы укрепить наши дружеские отношения, я делаю жест доброй воли.

- Разве добрая воля не благородна? Мы говорим об одном и том же, только разными словами. Ну и да, похоже, что мы действительно стали друзьями. Что уж поделать, с того злополучного дня в тюрьме, я действительно к тебе притёрлась, Vöglein!

- Что же, мне радостно это слышать. Может, и с этим твоим Зайцем получится найти общий язык.

- Пожалуй, что так. Он идейный парень, как никто другой ратует за революционное дело и готов биться с контрой и буржуа до последней капли крови. По крайней мере, таким он был несколько лет назад. Вряд ли, коли уж он и стал лидером, Заяц остался идейным мальком-рядовым.

- И стал идейным лидером? Ха! Люди не меняются. Кому суждено быть рядовым, слепо верящим любому слову вышестоящего, тот вечно им и останется. А кому, напротив, суждено править, тот, куда его не поставь, пробьётся к вершине.

- Какие крамольные мысли излагаешь, док! Экономическая система делает нас такими. Она и только она определяет расклад сил. И судьба здесь совершенно не при чём!

- Что система, без существ её населяющих? Воля к власти, стадный инстинкт, заранее продиктованные роли, всё это в наших ДНК. Даже не так. Именно ДНК определяет систему, которая их стратифицирует. И сколько ты с ней не борись, победить ты её сможешь лишь изменив геном.

-Что ж, вот поэтому нас с тобой и можно назвать друзьями, иные товарищи из Арбер Цвейта, убить готовы за малейшее расхождение в трактовках, а у нас тут весь базис отличен!

Они обе рассмеялись от души. Однако вскоре, Элл прекратила хохотать и уставилась в окно:

- Похоже не только в Арбер Цвейте готовы убивать за идеологию…

Поезд медленно подкрадывался к вокзалу. И чем дальше открывался перрон, тем страшнее становилась картина. Сначала стояли солдаты, укрывшиеся за укреплениями из мешков с песком. И чем ближе к зданию вокзала, тем больше становилось бойцов в форме СНС. Сама же величественная постройка, представлявшая собой вполне типовой имперский вокзал, какие были и в ДРР, была превращена в настоящую крепость. На крыше стояли снайперы. В окнах были устроены бойницы. А вход закрывал пулемётный расчёт.

Но самое страшное было вовсе не в количестве вооружённых людей на платформе. Нет, самое ужасное находилось перед зданием и словно было выставлено специально для нас, напоказ. Это была высокая виселица, два столба, да балка. А на ней пятеро повешенных. Все в классичесикх кожаных куртках арберов. Софи сразу узнала казнённых, что, очевидно, отразилось на её лице животным ужасом.

Никогда бы не подумала, что она может ощутить страх. Вроде как испуг — чисто человеческая черта. Может, она всё же далеко не такой же монстр, как Глиммер. Которая, с определённой холодностью и всё тем же ласковым голосом, спокойно констатировала:

- Да уж, тёплым приёмом и не пахнет…

- Это же… Заяц… Вот он, слева… - дрожащим голосом прошептала Софи, - А это… Голубь… Тигр… Вепрь… и Медведь. Неужели они поймали ВСЕХ?

Рация Элл взывающе запищала. Карпов созывал всех на общее собрание в «вагоне-ресторане». Туда мы трое тут же и направились. Стоило войти внутрь обеденного помещения, как тут же, нам на встречу, вылетел капитан, сдержанно отрапортовав:

- Это вольноармейцы. Ими командует сын покойного атамана Пепеляева, также Пепеляев. И он требует, чтобы мы отдали им Ратенпешт, иначе они атакуют состав. Их командир заявил, что, цитата: «Никто не уйдёт из Тихореченска, пока СНС не получит желаемое!». И действительно, пути спереди перекрыты. Назад смысла ехать нет, да и скорее всего там дороги также уже нет. Неизвестно, сколько они привели людей. Но примерно прикинув, я насчитал около трёх сотен бойцов на платформе и в здании.

- Сколько у нас времени? - спросила доктор.

- Полчаса, но младший Пепеляев несколько истеричен и нетерпелив. Это понятно по его торопливой манере верещать.

- Уже есть наработки того, как можно поступить?

- Сражаться точно не вариант. У нас много опытнейших солдат, но и атаман привёл бойцов не хуже. Кроме того их позиция крайне выгодная, а мы, считай, закрыты в поезде, стены которого шьются насквозь. Открытое столкновение точно не вариант. Выбраться, может мы и выберемся, но потери будут колоссальными.

В разговор вмешалась Софи:

- А что ещё остаётся, говорить с ними? Этот ублюдок захлёбывается от ненависти, ведь мои люди убили его отца. И пока месть затмевает его рассудок, он не успокоится.

- Думаешь, он считает, что ты причастна к этому убийству? - спросила Элл.

- Видимо так. Вряд ли его можно убедить в обратном. Да и, если честно, я совсем не хочу играть с этим уродом, в поддавки. Он казнил моих людей. И мне очень хочется пройтись по его горлу коготками.

Тут своё мнение высказал и генерал:

- Вы уж извините старика за цинизм. И ты, Софи, извини особенно за моё предложение. Но почему бы нам не выполнить его просьбу? Лично мне бы не хотелось жертвовать своими людьми, ради одной бунтарки. Я обещал мужикам, что верну их на родину в целости и сохранности!

Удивительно, но никто не отреагировал на предложение старого вояки резко или с неприязнью. Неужели мысль о предательстве они встречают так спокойно?

- Нет уж, подругу на откуп я не дам. - заявила Элл.

- Я тоже против того, чтобы отдавать Ратенпешт. Мы теперь одна команда. К тому же, мне был дан чёткий приказ: «Доставить ВСЕХ в целости и сохранности». Я намереваюсь чётко его выполнить. Тогда что? Будем драться? Решение за тобой, Глиммер. - добавил Карпов.

- Я решила. Есть вариант справиться малыми силами и не оказаться у разбитого корыта. Пора, наконец, вывести зверей погулять.

- Не слишком ли жёстко будет так в открытую использовать твои… Эмм… «Изобретения»? Не думаешь, что далее у нас начнутся проблемы ввиду устроенной резни?

- Вот тут и вступает в дело погибшая интербригада. После того как Вивьен справится с поставленной задачей, мы снимем бедолаг с виселицы и положим так, чтобы выглядело, словно они тоже погибли во время резни. Которую, сами и устроили. Кто там будет разбираться в том, что они были мертвы задолго до битвы? А если такой дотошный и найдётся, когда он поймёт, что была и третья сторона, мы уже въедем на территорию арберов. Они явно оцепили вокзал от гражданских, а потому не стоит бояться, что останутся свидетели. Так что всё это будет меньшим злом из всех возможных.

- Да, звучит, как вполне хороший план. Да и моих покойных товарищей уважим. Но разве Виви, не взрывается при превращении? - спросила Ратенпешт.

- Разумеется, но только если превращение происходит моментально и при риске для жизни. Есть и другой способ пробудить зверя. Если я всё правильно рассчитала, конечно.

- То есть, раньше ты так не делала? - Софи демонстративно шагнула назад, - Тогда, я, пожалуй, отойду, от греха подальше.

- Вряд ли это поможет, если она всё же взорвётся. Но метод должен сработать. В конце концов, моё присутствие не должно позволить ей нанести вред своим превращением.

До сего момента безучастная, я снова должна была применять силу для того, чтобы убивать. И я даже не уверена, будет ли это правильно. Вернее, не уверена, что буду применять силу против большего зла. Пепеляев справедливо злится на Kriegsfuchs, пусть и безосновательно. Если он атакует состав, многие погибнут. Однако, если Глиммер уйдёт невредимой, погибнет гораздо больше людей…

Впрочем, есть ли у меня возможность повлиять на дальнейшие события? Я невольно повинуюсь каждому действию доктора. Вот она жестом приказывает мне лечь на пол и я послушно опускаюсь на спину. Наклонившись над моим лицом, она достаёт свой скальпель и медленно проводит им по своей ладони. От этого движения я испытываю острейшую боль, словно надрез появился на моей руке. Конечно же, с ней всё в порядке. Но эта чёртова программа Элл, записанная у меня на подкорке заставляет меня страдать, когда страдает «хозяйка». Тьфу… Даже противно это говорить.

Она сжимает свою руку в кулак и тонкий ручеёк крови, тут же льётся мне в рот. Солёный, пьянящий вкус крови пробуждает животное. Я чувствую, как моё сознание уходит всё дальше, вглубь мозга, а его напротив, подбирается всё ближе к рычагам управления. Впрочем, можно ли говорить, что мы различны? Нет, вовсе нет. Мы одно целое, и я лишь уступаю место своей дикой натуре.

Мои конечности задрожали. По телу пробежались мурашки, а вслед за ними глубокая, тупая боль. И она не собиралась уходить, становясь всё нестерпимее с каждой минутой. Горло налилось свинцом, я издала первый, ужасающий крик. Вскоре я уже кричала без остановки, от дикой боли.

Мои пальцы стали удлиняться, на них появлялись когти. Кожа тут и там заросла шерстью. Сначала короткой, потом та становилась всё длиннее и длиннее. Когда стопы стали расти, становясь подобными волчьим, на моё тело обрушился новый поток боли. На этот раз совсем иной. Меня словно бы опустили в чан расплавленного метала и нестерпимый жар обуял всё моё существо. Кости же, тем временем, словно бы дробились и ломались, там внутри, обретая всё новые формы.

Превращение подходило к своему завершению. Тело стало больше, многим больше обычного, человеческого. Челюсть выдвинулась вперёд. Зрение, слух и, что самое главное, обоняние, обострились, оглушив сознание потоком новой информации. Запах стольких живых жертв сводил меня с ума. Но я, послушно встала на задние лапы перед доктором в ожидании приказов.

Та, вместо того, чтобы сразу же дать мне отмашку и кинуть в гущу сражения, бросилась с объятиями на мой живот:

- Прости! Прости меня! Прости! Я не думала, что превращение подобным образом может доставить моему дитя столько страданий!

Глиммер… извиняется? Но перед кем? Предо мной или перед тем, что сейчас заняло моё место, умело справляясь с телом машины для убийств? Впрочем, разве это важно? Я никогда не видела сочувствия со стороны Элл. Она всегда действовала рационально и жёстко. Неужели и она может сострадать?

Мне даже стало как-то не по себе. Боль отступила, а ярость напротив, прилила к мозгу. Ради хозяйки я готова была выполнить любой приказ. Только дайте мне цель и я порву её на мелкие кусочки, лишь бы Элл больше не расстраивалась из-за меня. Никакие мои страдания не стоят её слёз.

Разжав клещи своих объятий, Глиммер вновь обрела холодность и обыденно ласково произнесла:

- Все, кто сейчас снаружи, должны умереть.

- Я пойду с ней. - сказала Софи, - Если младший Пепеляев и должен умереть, то от моей руки. Я отомщу за своих ребят.

- Хорошо, если ты так хочешь. Вперёд!

Оказавшись снаружи, первое с чем я встретилась, был трепет на лицах вольноармейцев. Вряд ли они ожидали увидеть перед собой зверя, подобного мне. И теперь, застыли в нерешительности, не зная что и делать. Их командир, находившийся в авангарде, был в таком шоке, что даже выронил свой офицерский револьвер. Он только и успел крикнуть:

- Огонь! Огонь! Огонь!

А потом его голова сразу же была отделена от плеч, ловкой Софи, действовавшей чудовищно молниеносно и каким-то образом оказавшейся у атамана за спиной. И тут же лиса растворилась среди начавших хаотичную стрельбу вояк. Стреляли они, разумеется, по мне. И я оказалась не готова к столь колоссальному потоку пуль. Им даже удалось замедлить моё неотвратимое наступление. Замедлить, но не остановить. Когда же Ратенпешт убрала снайперов и пулемётный расчёт, действуя как опытный диверсант, я смогла и вовсе, рвануть в сторону нападавших.

Действовала я гораздо более прямолинейно, нежели революционерка, но не менее эффективно. Стоило мне сократить дистанцию, как тут же платформа залилась красным. Что добыча могла сделать? Кто-то бежал, кто-то сражался. Но все они были настигнуты когтями и клыками неудержимой машины. Каждая смерть болезненно отражалась на моей людской стороне и только раззадоривала звериную.

Кровь. Море крови проливалось в едином потоке мимо моих глаз. Не знаю, как долго это продолжалось... Но когда я наконец пришла в себя, то была уже в человеческом облике. Видимо, сознание всё же отторгло картину сотворённого ада. Но вот последствия предстали предо мной без прикрас. Не хочу описывать то, что видела. Скажу лишь, что бетон всей платформы окрасился в противный, грязно-алый цвет.

Да и я сама была залита красной жижей с ног до головы. Меня чуть было удар не схватил, когда я узрела свои руки, полностью покрытые липкой кровью. Слёзы сами собой навернулись на глазах. Простите! Простите! Простите меня! Я не хотела! Но не могла противиться! Боже это же всё были живые люди…

У всех были семьи, может быть даже дети… Теперь они все остались без отцов. Теперь им всем надо будет пережить потерю близкого человека! Теперь… Нет! Нет! Простите! Простите! Простите! Mon Dieu! Pardon ! Pardon ! Pardon ! Pardon ! Pardon !

Я закрыла глаза, лишь бы не видеть сотворённого. Вдруг, кто-то нежно обнял меня. И, поглаживая по голове, знакомым, ласковым голосом произнёс:

- Ты всё сделала верно. Это было меньшим из возможных зол…