Глава 2

Он несколько часов смотрел в потолок, стиснув руки на животе. У него першило в горле. Он так кричал на санитаров, что сорвал голос, а когда это не помогло, принялся напевать себе под нос в попытке справиться с тревогой. Теперь он затих. Кончики его пальцев настолько заледенели, что Рики начал опасаться, что от холода они станут хрупкими. А потом отломятся.

Холод охватил его, едва они вошли в двери клиники, и это стало первым предостережением. Двор, окружавший Бруклин, был красивым и ухоженным. Лишь прочная черная ограда напоминала о том, что возможность приходить и уходить по собственному усмотрению зависит от статуса пациента или его родителей. Коричневые кирпичные здания – темные, старые, напоминающие колледж, – контрастируя с расположенной рядом клиникой, образовывали подкову. Молодые люди, небрежно одетые в свитера и вельветовые брюки, бродили из здания в здание. Позже Рики узнал, что это студенты, готовящиеся к отъезду на каникулы.

В отличие от этих старых зданий, Бруклин был белоснежным. И чистым. Даже трава была подстрижена идеально ровно. Рики шел по ней, и она казалась ему ненастоящей. Он хорошо запомнил это ощущение. А в саду были пациенты. Сгорбив спины, они обрывали головки увядших цветов и подстригали изгороди под наблюдением санитаров в отутюженных униформах.

Все выглядело идеальным, как на картинке, пока ты не переступал порог и холод не пронзал тебя подобно электрическому разряду.



Несмотря на сонливость, Рики был уверен, что не сможет и глаз сомкнуть в этом месте, даже если в него засадят шприц с очередной порцией успокоительного. Отдых в этих стенах казался чем-то нереальным. Он проваливался в сон и снова вскидывался в полной уверенности, что кто-то стоит за дверью и подслушивает. Его тревожный сон был прерван воплем посреди ночи (по крайней мере, ему показалось, что это было ночью – в камере с плотно закрытыми окнами судить об этом было сложно).

Он с усилием сел на кровати, преодолевая тяжесть в словно свинцом налитых конечностях. Вопль повторился, а затем раздался еще раз, окончательно его разбудив. Рики встал и, волоча ноги, направился к двери. Он прижался к ледяной поверхности и, медленно скользнув ладонью вниз, стиснул пальцами ручку, с изумлением ощутив, как она подалась под едва ощутимым нажимом. Этого не могло быть. Никто не позволил бы ему бродить по коридорам Бруклина в одиночестве. Прием, оказанный ему мускулистыми санитарами, ясно дал понять, чего следует ожидать от этого места. Неужели санитары допустили оплошность, забыв его запереть? В коридоре было темно и тихо. Не было видно ни медсестер, ни санитаров, ни других пациентов. Не было вообще ни малейших признаков жизни, не считая гула, напоминающего медленное и тихое биение огромного сердца, который он ощущал ступнями. Возможно, это ворчали, уподобляясь древнему дремлющему зверю, трубы старой системы отопления. Корень здания. Его сердцевина. Живое, бьющееся сердце клиники.

Рики зашлепал по коридору к лестнице, ощущая замерзшими босыми ногами холодный как лед пол. Молочно-белый свет заполнил пространство, озарив лестницу, по которой он спустился на площадку первого этажа. Ритмичный стук сердца манил, и Рики пошел на зов. На самом деле он не чувствовал себя в безопасности. Но он бросал вызов тем, в чьей власти оказался. Что они могут ему сделать? Вышвырнуть прочь? Он не виноват в том, что эти идиоты не заперли дверь.

А еще – и ему самому это казалось странным – низкое бам-ба-бам сердца клиники придавало смелости. Этот стук его почти успокаивал.

И только когда он дошел до вестибюля, все страхи вернулись. Лишь несколько часов назад он сидел здесь, глядя, как Бутч заполняет бумаги. Мама плакала. «Ты не будешь по мне скучать?» – прошептал он, по-детски широко распахнув глаза. «Милый…» Она едва не сдалась, глядя на его дрожащие губы. «Нет, только не это. Хватит», – вмешался Бутч, рассеивая чары. Рики возненавидел его за это.

Он ощутил, как с новой силой накатывает волна ужаса и шока, которые он тогда испытал, словно намереваясь окончательно его поглотить. Он ринулся к наружной двери, на какое-то безумное мгновение решив, что лучше попытаться вырваться отсюда, чем дозвониться до мамы по телефону. Но на этот раз удача ему изменила – двери были заперты.

Сердце или котел… что бы ни издавало этот звук, снова принялось манить его к себе еще настойчивее, и он последовал на зов, но уже осторожнее. «Некуда бежать», – всплыло в уме. Песня, идея. Исходящий из подвала звук напоминал основную ее мысль – он был таким же нарастающим, настойчивым, темным и заразительным.

Некуда бежать…

Он находился в совершенно незнакомом месте клиники. Впрочем, в этом не было ничего удивительного. Он еще не провел здесь и суток.

Вестибюль остался позади. Узкий коридор с выходящими в него дверями офисов и кладовых исчезал в зияющей пасти тьмы. Арка. Арка, ведущая вниз.

Рики продолжил спускаться, ощупывая грубую каменную кладку стен и все больше погружаясь в холодные глубины подземелья, где пахло червями и сырой землей. Казалось, этой лестнице не будет конца, а ритмичное бам-ба-бам ревело все громче, заставляя тело вибрировать, пока не стало частью его, сплетаясь с овладевшим им ужасом и даже кирпичами и скрепляющим их цементом. Трубы клокотали и скрипели, временами в них раздавался громкий стук, и тогда начинало казаться, что они вот-вот лопнут.



Он искал. Он вдруг понял, что занят отчаянными поисками, но не телефона или выхода, а источника ритмичного стука.

Рики шел на этот стук, пока не оказался в длинном коридоре с потолками настолько высокими, что с таким же успехом мог находиться под открытым небом. Что-то царапнуло его спину, но когда он оглянулся, то ничего не увидел. Именно в этот момент он понял, что, скорее всего, спит. Острые человеческие ногти пронзили его рубашку, обжигая кожу, но позади по-прежнему ничего не было. Он был один в этом коридоре.

Жгучая боль заставила его стиснуть зубы, и он двинулся дальше, идя на стук бьющегося сердца, минуя множество глухих дверей по обе стороны от себя. Все двери были закрыты и заперты. Он понимал, что в кошмарном сне так и должно быть, но все равно дергал каждую из них. Внезапно пришла уверенность, что разбудивший его вопль донесся из этого коридора. Что за дальней дверью справа находится кто-то, кто кричал так громко, что он услышал его в своей палате наверху, и биение сердца вело его прямо к источнику крика.

И когда Рики приблизился к последней двери справа, она оказалась отперта, как и дверь его комнаты. Наверняка это опять чья-то халатность. Он должен войти внутрь, чтобы спастись от когтей, царапавших его спину, и найти сердце, грохочущее у него в ушах. Теперь это был стук его собственного сердца, его собственный пульсирующий ужас.



Он остановился у двери и заглянул в комнату. Царапающие ногти уже были внутри него, разрывая живот, подбираясь к горлу. Никто больше не кричал, и сердце тоже перестало стучать. Воцарилась тишина. И тут он увидел ее. Посреди пустой комнаты стояла маленькая девочка в грязной, изорванной в клочья ночной сорочке. Она начала медленно оборачиваться. Она поворачивалась и поворачивалась, но Рики ничего не видел, кроме длинных грязных волос.

Под этими волосами не было лица, но каким-то образом он ощущал ее глаза. Глаза были устремлены на него – они наблюдали и взвешивали… Теперь он был частью этого места. Его увидели.

Загрузка...