Пленница жестокого дракона

Отбор гарема

Я сама еле удерживаю возмущенный возглас, ошеломленная таким предложением. Там, внизу, среди прислуги есть и благородные дамы, оставшиеся жить в замке, когда их мужья ушли с лордом на войну. Не привыкшие к бедной жизни, они все пять лет стараются держать голову прямо и не забывать, что главное в леди — гордость.

А тут такое!

Суюсь к смотровой щели поближе, горю гневом, от которого даже температура повышается и мне не так холодно здесь, под потолком.

Вижу, что часть молодых девушек пытается отойти к дверям, но им навстречу идут мужчины, затянутые в черную кожу и с наглыми ухмылками. Они приближаются, расставив руки, и чтобы не попасться им, приходится отступать все дальше, собираясь в толпу в центре зала, как раз напротив Даррака, который сидит, оперевшись на локоть и смотрит на это все черными страшными глазами.

У меня от ужаса сильнее бьется сердце, когда я его вижу.

Но сейчас он смотрит не на меня. Он смотрит на нестройный ряд девушек, которые стоят в центре зала под плотоядными взглядами десятков мужчин и растерянно оглядываются. Они ищут, кто их защитит. Но, увы, все наши защитники отправились на войну. Чтобы эти черные драконы никогда не пришли в наш дом и не унизили нас.

Если они все-таки пришли, надо признать, что пора перестать надеяться.

Все наши мужчины мертвы.

И мы вслед за ними выпьем чашу унижения и боли. Только нашу, женскую. Особенную.

Вот ее уже подносят тем, кто толпится внизу: драконы в черном по жесту Даррака разворачивают всех спиной к нему и деловито, словно давно и не раз это делали, заставляют наклониться. А потом задирают юбки им на голову.

Даже отсюда я слышу громкие всхлипы.

Слышу и возмущенные крики, а потом щелчок короткого хлыста, с которым выходит один из драконов — этого я тоже начинаю отличать от остальных.

Он выглядит старше всех, и уродливый шрам пересекает его голову, словно ему пытались раскроить череп. Одна половина волос по одну сторону шрама у него черная как смоль, другая — совершенно седа. Когда он скалит ослепительно белые зубы, мне становится страшно. Я не вижу его глаз отсюда и не стремлюсь.

В руках у него хлыст, который он все чаще пускает в ход, убеждая стеснительных девушек присоединиться к тем, кто покорно позволяет их унижать.

Мне не видно то, что они показывают Дарраку, я вижу только заплаканные лица, закрытые юбками головы, униженных женщин. И сама кусаю губы, понимая, что только чудом спаслась от того, что там происходит. Пока спаслась.

Единственное, что я понимаю — пощады не будет и я должна бежать. Хоть в лес. Только отсюда. Лучше замерзнуть зимой в землянке, чем остаться рабыней, которую рассматривают как скот на рынке.

Подтверждая мое впечатление, Даррак легко соскакивает со своего трона и придерживает дракона с плетью за локоть, не позволяя ему слишком уж разойтись. Тот склоняет голову и отступает. Но продолжает скалить зубы и пялиться на ряд… на ряды…

На тех, кто стоит перед ним.

Ему явно нравится то, что он видит, потому что он поправляет свои кожаные штаны между ног.

А Даррак идет медленно вдоль рядов задних частей тела женщин. Придирчиво рассматривает, словно кобыл на рынке. Цокает языком. Кого-то даже похлопывает. Я не вижу кого — лицо этой женщины накрыто длинной юбкой. Мне становится еще жарче.

Он останавливается возле Ирмы. Он девушка красивая, и зад у нее действительно пухлый, круглый, так что можно даже поставить рюмку и она не упадет. Вот и дракон… оценил.

Потому что он стоит и его ладонь поглаживает Ирму по задней части. Я вижу ее лицо — пунцовое, словно она вот-вот взорвется. Губы закушены, глаза заплаканы.

А он все стоит. Я не вижу, что он делает, зато вижу выражение шока, которым сменяется гримаска у Ирмы на лице. Она становится еще краснее, хотя дальше невозможно и вдруг громко охает.

Все мужчины в зале разом грохают хохотом, будто это какая-то шутка.

Ирма пытается вырваться и куда-то рвануться, но Даррак удерживает ее без труда, взяв за бедра.

— Эта, — говорит он.

Двое из драконов отводят Ирму в сторону, разрешая опустить юбку. Она ошеломлена и лицо ее меняет выражения раз в секунду. Ее уводят к дальней стене.

Дальше Даррак идет быстрее. Иногда он с размаху шлепает кого-то по заду, так что звон разносится по всему залу. Иногда гладит медленно и даже как-то нежно. Некоторых девушек велит отвести к Ирме. И снова идет.

Возле одной из наших самых разбитных кухарок, уже на грани того возраста, который он взял за максимум, он останавливается и начинает смеяться в голос. Потом жестом подзывает своего черно-седого друга с плетью и громко говорит, указывая на женщину:

— Ты глянь, Гром, одна из этих сучек потекла! Аж блестит вся, так хочется ей, чтобы в ее пухлые булки кто-нибудь сунул что-нибудь горячее. Бери ее себе!

— С твоего позволения, Дарр, я воздержусь, — отвечает тот, хотя я явно видела, что он с похотью смотрел на этот унизительный экзамен.

— Я сказал — бери! — Рявкает Даррак. — Это моя милость.

— В этом случае, конечно, возьму.

Я прикрываю ладонью рот, когда Гром уводит с собой кухарку. Она еле передвигает ноги, и он толкает ее в спину, чтобы быстрее шла.

Не знаю, куда он ее ведет, но я ей не завидую.

Оставшихся девушек Даррак минует со скучающим видом.

— Эту, — бросает он взгляд на последнюю. Это совсем юная дочь одной из укрывшихся в замке леди. Она совсем недавно стала совершеннолетней, и у меня сжимается сердце, когда я думаю, какая участь ее ждет.

Ее тоже отводят к стене.

— Остальные — свободны на сегодня, — командует Даррак. — Мой гарем ужинает со мной.

И остальные мужчины, не высказывая желания тоже обзавестись гаремом, начинают устраиваться за накрытыми столами. Самый роскошный стол накрыт рядом с троном, у него много мест и туда черный дракон усаживает шестерых отобранных им женщин.

Последнюю, юную, он манит к себе и похлопывает по своему колену. А когда она робко присаживается к нему, одним движением рвет платье у нее на груди, открывая маленькую грудь.

— Так мне нравится больше, — оскаблясь, говорит он.