Легонькие долбленки скользили между деревьев, покачиваясь на мелкой ряби. Найл косился на воду, стремительно проскальзывавшую мимо, всего в паре сантиметров от верхнего края борта, и с тоской вспоминал, что так и не научился плавать. Если от случайного толчка или слишком высокой волны лодка перевернутся — прочный круглый щит его уже не спасет.
Вождь со странным именем Рыжий Нос легко позволил Найлу, Нефтис, и Айвану взять с собой оружие: ведь гостей было всего трое, а воинов в его клане — больше сорока. Мысль о том, что трое хорошо подготовленных и вооруженных бойцов смогут без особого труда перебить в десятки раз большее число врагов ему в голову как-то не пришла.
Впрочем, никого убивать правитель не собирался. Он хотел лишь договориться с местными жителями о спокойном проходе через их воды, а заодно расспросить, что они могут знать о семени Богини.
— Мы приближаемся, мой гость Найл, — предупредил Посланника вождь, обгоняя его на своей долбленке. — Я буду рад увидеть тебя как можно скорее.
Рыжий Нос устремился вперед, чтобы, в соответствии с обычаями предков, встретить гостя на пороге дома.
Посланник Богини внимательно прислушивался к мыслям всех туземцев, дабы случайно не преступить их обычаев и казаться приятным, дружелюбным человеком. Пока, вроде, никаких обрядов он нарушить не успел. А если местный вождь, встречая, еще и подаст ему руку — Найл автоматически окажется под защитой всего клана. Вот тогда за свою безопасность можно будет больше не опасаться.
Посланник Богини всматривался между деревьев вперед, ожидая, когда появится берег, но не тут-то было: внезапно гребцы все разом опустили свои длинные лопатообразные весла в воду, резко тормозя, и один из них указал на висящую рядом с ближайшим стволом веревку:
— Дом Рыжего Носа.
Найл поднял глаза и в пяти метрах над собой увидел собранный из некрупных древесных стволов пол. Веревка свисала из углового люка, из светлого прямоугольника которого приветливо улыбался местный вождь.
Правитель вздохнул, закинул щит за спину, укрепив за специальную петлю на перевязи, ухватился за толстый, похожий на пеньковый канат и полез наверх. За время походов через Серые горы ему пришлось налазить по паутинам не один десяток километров, но с тех пор прошло немало времени, и Посланник отвык от подобных упражнений. Тем более, что в горах на нем не висело почти полное воинское снаряжение. Когда до люка оставались считанные сантиметры, Найл обессилено остановился и стал с видом полной безнадежности поглядывать вниз.
— Так давай же, совсем чуть-чуть осталось, — пытался поддержать его Рыжий Нос, — Давай, один рывок!
Найл покачал головой и начал потихонечку сползать вниз.
— Давай! — вождь наклонился и протянул ему руку.
Правитель с готовностью за нее ухватился, покосился вниз — все ли видели? — а уж потом быстро и легко перевалился на пол хижины.
Изнутри дом Рыжего носа выглядел весьма солидно: нижняя комната примерно четыре на пять метров, причем, судя по люку в потолке, есть еще один, более высокий этаж. Справа и слева виднелись завешанные белыми полотнищами проемы. Да и вообще, проблем с тканями туземцы явно не испытывали: плотные занавески висели на окнах, белое полотно закрывало стены, из него натягивали легкие загородки, прикрывающие край комнаты от посторонних глаз.
Из мебели здесь имелись только низенький стол — плетеная из тонких ивовых прутьев столешница на тонких ножках и несколько тряпочных пуфиков, набитых, судя по запаху, какой-то травой.
— У тебя роскошный дом, Рыжий Нос, — с искренним восхищением огляделся правитель. — За время жизни на корабле я отвык от таких просторов.
— Это всего лишь входная комната, — небрежно отмахнулся вождь. — Здесь мы сидим с друзьями, когда хотим выпить моркхи, поговорить или просто отдохнуть, если проплываем мимо.
Что такое «моркха» Найл не очень понял, но, судя по мысленному образу, это был или очень слабый, или вовсе безалкогольный напиток, который варили из орехов местных деревьев.
— Пойдем, я покажу тебе комнату, в которой поселяю своих гостей, — вождь указал на люк в потолке.
Над «входной» комнатой имелась еще одна, точно такая же по размеру, но уже без матерчатых загородок и без обшитых тканью стен — но с занавесками. Зато здесь лежал обширнейший тюфяк, на котором могли без труда устроиться на ночлег пять человек. И опять же — в потолке имелся люк.
— У меня много друзей, — с гордостью сообщил Рыжий Нос, — поэтому приходится делать еще одну комнату для гостей.
На третьем этаже уже имелись стены, окна, занавески и тюфяк — правда, заметно меньший, чем ниже этажом.
Правда, вместо крыши пока что лежали несколько длинных жердей, почти сразу над которыми раскинуло свои листья мангровое дерево.
— Где вы, мой господин? — послышался встревоженный голос Нефтис.
— Подождите, я сейчас спущусь, — отозвался правитель. — Все в порядке.
— Здесь уже можно спать, — осторожно сообщил вождь, — хотя, конечно, только в хорошую погоду.
Рыжий Нос собирался отвести это место сопровождающему Найла пареньку, и теперь настороженно ожидал ответа своего гостя — вдруг не понравится? Тогда у гостя в душе может затаиться обида…
— А по мне так хорошо, — развел руки Найл. — Свежо, небо над головой.
— Пойдем, я познакомлю тебя с детьми, — с облегчением пригласил вождь.
В нижней комнате, где ожидали правителя Нефтис и Айван, Рыжий Нос откинул занавеску у одного из проходов, и там обнаружился легкий навесной мостик, ведущий к соседней хижине. Со стороны она напоминала висящее среди тополей осиное гнездо — вот только осы выплетали на стволах дома овальной формы, а местные туземцы — прямоугольной.
Детская хижина была двухэтажной, но сделанной наоборот — второй этаж ниже первого. В верхней комнате лежали пара тюфяков, стоял низкий столик.
Зато из люка в полу доносился восторженный визг — там, среди множества подушек, маленьких пирог, сшитых из длинных пальмовых листьев, соломенных человечков и деревянных рыбок носилось пятеро голеньких белокожих малышей возрастом от трех до десяти лет.
— Люляры нет, отошла куда-то, — прокомментировал Рыжий Нос. — Обычно она за ними присматривает.
В сознании вождя имя Люляр сопровождалось целой чередой образов: она, похоже, стала третьим ребенком туземца и в детстве много болела. Рыжий Нос боялся, что не выживет, как и предыдущий мальчик — но нет, удержалась на поверхности бытия.
С тех пор в семье вождя дети не умирали пять лет, и он считал, что в этом заслуга девочки — она утомила смерть, и та стала обходить детскую хижину стороной.
Увидев отца, малыши прекратили беготню и стали восторженно визжать и подпрыгивать, просясь наверх, но Рыжий Нос покачал головой:
— Посидите внизу. Смотреть за вами некому, можете в воду свалиться.
Вождь выпрямился и с гордостью указал вниз:
— Ты видишь, Найл? Четверо сыновей: Трук, Полунет, Навай и Алгом. И одна дочь — Выйя.
— Да, — кивнул Посланник Богини, успев распознать положенный обычаями ответ. — Твой род будет жить и процветать, пока существует море и Солнце.
— Теперь идем сюда, — туземец перешел на другой мостик, качающийся на двух веревках, и тянущийся к небольшой одинокой хижинке. Навстречу потянуло запахом жаркого, и Найл сразу догадался, куда они идут: кухня.
Вместо очага посреди комнаты с огромными окнами полыхал обычный костер. Не на самом полу, а на выложенном там толстом глиняном овале.
Найл сразу понял, почему туземцы делали кухни так небрежно и далеко от основных построек: при таком отношении к огню они наверняка часто загорались.
Впрочем, две женщины, суетящиеся у короткого толстого бревна со стесанным верхом, заменяющего разделочный стол, и у глиняной миски, полной упитанной рыбой с золотистой чешуей, никаких опасений по поводу возможного пожара не испытывали.
— Смотрите, женщины, сегодня у меня будет вечерять мой гость Найл из далекой страны за северным горизонтом, и его соратники, — с гордостью представил правителя Рыжий Нос. — Смотрите, чтобы ужин был вкусным и обильным!
Несмотря на то, что вождь грозно повысил голос, хозяйки в ответ только улыбнулись, с интересом рассматривая пришельцев. При этом мысли их были направлены отнюдь не на кулинарные изыски…
— Вот моя жена Амиль, — указал Рыжий Нос на стройную смуглую туземку в свободной рубахе и шароварах. — А это моя старшая дочь Авиола.
Курчавая кареглазая женщина скромно потупила взор, а сама гадала, на сколько хватает Найла в постели, и сколько раз за ночь вступает он в близость.
Девушка же, одетая в коротенькое платье, вспоминала о том, что ей уже пятнадцать лет и, может быть, ей удастся ощутить прикосновение ладоней во-он того паренька на своей обнаженной груди.
— Я сейчас покажу гостям алтари Великого Брата, — предупредил туземец, — а потом мы захотим выпить моркхи за мужским разговором, и хорошенько поесть. Смотрите, чтобы нам не пришлось ждать!
— А вы не торопитесь, — разомкнула уста Амиль, и снова окинула правителя оценивающим взглядом.
Рыжий Нос повел гостей обратно, но на середине мостика остановился и указал вниз:
— Смотрите, это мой алтарь хлеба!
Мысленный образ последнему слову можно было распознать и как «пища», «продукты», «рыба и орехи», но все же туземец вкладывал в него смысл не столько обыденно-приземленный — продовольствия, сколько духовно-возвышенный — хлеб насущный.
Само сооружение представляло из себя натянутую в воде между корнями трех деревьев грубо связанную мелкоячеистую веревочную сеть, закрепленную снизу хорошо различимом в прозрачной воде земляным валом, а сверху натянутую на длинную жердь. В образовавшемся треугольнике роилась рыбная молодь.
— Алтарь хлеба есть почти у всех, — признал Рыжий Нос, вытягивая над садком руку и растирая между пальцами какой-то белый ломоть. — Но он у меня не один…
Даже с высоты пяти метров стало видно, как заметались мальки, подбирая упавшей сверху корм.
Не вся еда попадала в алтарь, и многие рыбки выплывали, подбирая оказавшуюся снаружи еду.
— Смотри, Рыжий Нос, — указал на них Найл.
— Твоя сеть никого не удержит!
— Она не удержит малышей, — согласился туземец, — но зато не пустит никаких хищников внутрь алтаря.
Второй алтарь — алтарь дома, стоял возле личных покоев вождя: большой двухэтажной хижины, в которую от входной комнаты вел веревочный мост. В прямом смысле веревочный — толстый канат снизу, и тонкая веревка вместо перил.
И наконец, третий алтарь — алтарь моря, расположился вообще в стороне от дома, метрах в двухстах, и с мостика, протянутого к маленькому, прилепившемуся к одинокому стволу туалету, удалось разглядеть только три лежащие на поверхности жерди.
— Почему так далеко? — удивился Посланник.
— Ведь кормить мальков неудобно?
— Именно поэтому, — кивнул вождь. — Великий Брат, копая море и создавая нас, и даруя нам пищу, взял на себя большой труд. Долг каждого человека стремиться к совершенству, к тому, чтобы сравняться благородством и трудолюбием с Братом. Именно поэтому мы создаем алтари и, по его примеру, делимся хлебом со слабыми и новорожденными, защищаем их от больших и злобных существ, не имеющих духа и благородства. Однако алтарь хлеба ни от кого не требует труда: достаточно выйти с кухни и растереть часть своей пищи. Чтобы держать алтарь моря, человек должен садиться в пирогу и плыть к нему, помнить о нем и тратить свои силы.
Однако в мыслях Рыжего Носа промелькнуло еще одно основание для подобного «благородства».
Оказывается, лес в радиусе двухсот метров от алтаря считался собственностью того, кто этот алтарь содержит. Совершая ежедневные визиты на юг от дома, вождь закреплял за собой право расширять дом в этом направлении и отгораживался от слишком близких соседей.
— А откуда берутся мальки в алтарях? — поинтересовался Посланник.
— Осенью на юг через лес идет рыба с икрой и молокой, мой гость Найл. Желающий основать алтарь ловит ее, выпускает икру и молоку в алтарь, а уловом, во имя Великого Брата, угощает друзей и соседей, — вождь улыбнулся: время закладки алтарей, это почти полмесяца непрерывного праздника во всех кланах леса. — Старики рассказывают, что иногда встречается рыба, которая сама подплывает к пироге того, кто желает основать алтарь, и добровольно подставляет себя под нож, чтобы у нее взяли икру. Но я таких ни разу не встречал.
— Так в алтари закладывается икра любой рыбы, или только какой-то определенной породы? — не понял правитель.
— Ты начал мужской разговор, мой гость, — положил ему руку на плечо Рыжий Нос. — Его нужно вести во входной комнате, за чашей моркхи и обильным столом. Пойдем, расположимся, как настоящие мужчины.
Вождь первым улегся рядом со столом, показав пример, как правильно это делать: слегка взбил тюфяк, на который собирался облокачиваться, второй, наоборот, промял посередине, старательно простучав, после чего сдвинул их вместе и улегся поверх. Найл тут же последовал его примеру, устроившись рядом, а Айван и Нефтис расположились напротив.
— Эй, женщины, мы проголодались! — заорал Рыжий Нос и неопределенно пожал плечами: вечно из-за них проблемы… Женщины…
Найл понимающе кивнул, про себя усмехнувшись: эх, попади ты в город пауков лет десять назад, женщины быстро научили бы тебя вытягиваться по струнке и замирать, как стрекоза над кладкой, при каждом их появлении.
По счастью, люди находились не во владениях пауков, а в обычном человеческом обществе, а потому именно женщины торопливо появились со стороны прохода к детской хижине. Теперь их было трое: жена Рыжего Носа, его дочь Авиола и еще одна девчушка лет тринадцати. Как понял Найл, именно это и была та самая Люляра, которую они не застали в детской хижине.
Женщины быстро расставили глиняные чаши, больше напоминающие большие кружки без ручек, оставили посреди стола кувшин, ничем не отличимый от тех, в которых заготавливали вино в городе пауков, и молча исчезли за занавесью. — Ох, женщины, вечно они все не успевают, — повторился туземец, потянулся к кувшину и разлил моркху по чашам. — Так давайте выпьем за Великого Брата, который сохранил их на этой воде несмотря на все их несовершенство!
Найл усмехнулся, поднял чашу и в несколько глотков выпил. Сразу стало ясно, что моркха — это не вино. Она имела ясно различимый кисловатый запах, слегка горчила на вкус, но все прочие запахи и вкусы почти полностью перекрывал ореховый аромат. На языке правителя осталось такое ощущение, словно он только что съел десяток миндальных ядрышек.
Спустя минуту из-за занавеси вновь появились женщины, которые несли на широких блюдах рыбу копченую, жареную, вареную, печеную…
Сразу стало ясно, что с едой в морских лесах проблем не испытывает никто. Вот только путешественники на хвостатую и чешуйчатую еду после почти месячного путешествия смотреть уже не могли — даже на свежую, горячую, которая распространяла со стола самые что ни на есть ароматные запахи.
Гости Рыжего Носа оживились только тогда, когда Амиль, жена вождя, поставила посреди плетеного стола чан с красными вареными крабами.
Увидев, с каким азартом пришельцы уплетают выставленное угощение, Рыжий Нос облегченно откинулся на тюфяк и поинтересовался:
— Так что ты хотел узнать, гость мой Найл?
— У тебя великолепный дом, — прихлебнув чуть кисловатого пенящегося напитка, признал Найл. — Когда я был ребенком, мы всей семьей жили в пещере едва ли не втрое меньшего размера. Даже став правителем города, я обходился комнатой примерно такого размера, — Посланник развел руками, — и только в последнее время, по желанию жены, занял покои, сравнимые с этой хижиной.
— Ну что ты, гость мой, — улыбнувшись комплименту, пожал плечами Рыжий Нос. — Такая хижинка строится очень, очень просто. Для начала тебе нужно выбрать четыре стоящие прямоугольником дерева. Потом забраться на любое из них, раскачаться на длинной веревке и зацепиться за любое соседнее. Ну, обмотать его хорошенько, и «раскачаться» на следующее. Связав четыре дерева по периметру, спускайся ниже и обвязывай еще раз. Связанные в двух местах, четыре дерева становятся жесткой, прочной системой, неподвластной никаким ветрам или колебаниям.
Тут туземец явно преувеличивал — его трехэтажная хижина, скреплявшая четыре ствола на четырех уровнях, не считая промежуточных обвязок стен, покачивалась даже от легкого вечернего ветерка.
По счастью, все стены и полы состояли из веревок и жердей, а потому только поскрипывали обиженно, но не ломались. Будь хижина каменной или дощатой — развалилась бы на кусочки через минуту.
— Соединив стволы, — продолжал объяснение вождь, — на них начинаешь класть жерди. Возишь с берега, и кладешь; возишь, и кладешь… Все очень просто… Однако в памяти Рыжего Носа всплывали воспоминания, вовсе не связанные со строительством…
Он вспомнил, как на своей тогда старой и низкой долбленке привез сюда, на эту самую воду, совсем юную Лунию, обвязал эти четыре мангры, спустился вниз и решительно сказал:
— Здесь будет наш дом.
А потом они впервые стали близки в раскачивающейся с борта на борт узкой пироге, и он поклялся ей, что на всю жизнь она останется его единственной хурхе — любимой и желанной.
Луния приезжала к нему много раз. Он приплыла, когда он настелил пол — чтобы попробовать, насколько он крепок.
Она приплыла, когда он обвязал крышу — чтобы понять, насколько приятно быть вместе с ним под крышей. Она приплывала, чтобы ощутить его близость в хижине со стенами, на мостике, на мостике к кухне, при наличии туалета, на полу кухни, рядом с кухонным очагом…
В морском лесу дом считается готовым, если на кухне есть очаг — глиняный круг, на котором можно развести огонь — и крыша, которая во время сезона дождей спасает огонь от гибели. Настелив крышу, он ждал Лунию… Ждал, обвязав стены, укрепив мостки, поставив алтарь дома…
Когда был огорожен алтарь моря, Рыжий Нос сел в свою истрепанную за время строительства долбленку и поплыл в клан Светлых.
Оказалось, что Лунию сожрала крабовая горячка — точно так же, как пожрала ее братьев и сестер, ее отца и мать, ее соседей и еще очень, очень многих членов клана.
В те месяцы никто не решался даже близко подходить на своих пирогах к водам клана — но Рыжий Нос не испугался. Наоборот — он хотел оказаться рядом со своей любимой, он искал встречи со старой и сморщенной Крабовой Горячкой — но пожирательница человеческих лиц не пожелала взглянуть на молодого рыбака.
Рыжий Нос вернулся назад, и продолжил строить новый дом. Теперь он сам не очень понимал, зачем это нужно, но помнил, как раз в одном из разговоров, Луния спросила его:
— А что, если местный вождь захочет стать твоим постоянным гостем?
И юный туземец ответил:
— Здесь вождем стану я.
Он действительно стал вождем. По законам леса, вождем признавался тот, чей дом мог вместить обитателей всех ближайших хижин — клана. При нападении врага люди, собравшись в одном доме, могли легко отразить нападение даже очень сильных соседей, расстреливая сверху их пироги стрелами и забрасывая камнями.
Снизу вверх, на высоту пяти-шести метров стрелять длинными «рыбными» стрелами или кидать камни было затруднительно, штурмовать хижины по деревьям — рискованно, а потому возможность просто собрать соседей вместе, прокормить их на протяжении нескольких дней и сконцентрировать для ответного удара всегда считалось достаточным для звания вождя. Рыжий Нос получил его довольно скоро. При закладке алтарей он приглашал к себе соседей — причем старался привлечь самых молодых и горячих.
Те поняли, что в стороне от прочих кланов есть свободное, еще не обловленное место, где уже сейчас можно устоять против реальной атаки, и вскоре начали делать «обвязки» неподалеку, приглашая совсем юных девчонок разделить их судьбу.
Новый друг Найла действительно стал вождем — вождем двух десятков искателей новой доли. Теперь он мог выстоять против набега любого из соседей.
Но вождь продолжал строить дом, сам не зная почему. Возможно, просто потому, что после смерти Лунии он просто не мог найти себе другой цели в жизни.
Однажды во время поездки в клан Номай он увидел Амиль. Разумеется, Рыжий Нос и раньше знал про девушку из бедной семьи, красота которой заставляла ссориться всех окрестный вождей, желавших навестить ее отца сразу после совершеннолетия дочери.
Туземцу понравилась кареглазая девчушка.
Юный вождь подошел к ней и впрямую спросил: «Чего ты хочешь больше, стать моей женой или игрушкой стариков?»
Амиль, наверное, уже не раз задумывалась о своем будущем, поскольку на предложение согласилась сразу, даже не дождавшись родительского благословения, и в тот же день поселилась в доме Рыжего Носа.
Их союз не наполняло чувство полусумасшедшего взаимного влечения, способного лишить рассудка любого из людей и заразить подобным ощущением близких.
Амиль относилась с благодарностью и теплотой к мужчине, спасшем ее от участи игрушки вождей, не имеющей мужа, а Рыжий Нос всячески старался отдать ей то тепло души, которое берег для Лунии. Возможно, его чувство оставалось во многом фальшиво — но даже фальшивое чувство ценится в этом мире куда выше отсутствия чувств, и семья вождя крепилась единством эмоций и банальной плотской близости.
Разумеется, всего этого Рыжий Нос не сказал — он с азартом объяснял, что сделать обвязку можно на любом дереве, даже не над водой, после чего жить в нем в покое и счастье, не боясь ни пауков, ни хранителей…
Вот тут Найл четко сумел поймать мысль туземца за хвост и небрежно поинтересовался:
— А почему у вас в лесу нет насекомых?
— Восьмилапые не любят воды…
И опять Рыжий Нос многого не договаривал. Посланник Богини и сам знал, что смертоносцы недолюбливают открытое водное пространство — но далеко не все членистоногие разделяют их убеждения.
Другое дело, что двуногие обитатели леса — и про это туземец не упомянул — постоянно подкармливали своей рыбной добычей стрекоз. Избыток безопасных для человека хронически голодных хищниц вынуждал стрекоз немедленно атаковать все, что шевелится. Голодные твари сжирали любых насекомых задолго до того, как те добирались до людских поселений.
«Значит, на сушу туземцы не выходят вообще», — сделал вывод Посланник Богини, начиная терять интерес к разговору. Это означало, что вождь не мог снабдить его никакой информацией об окружающем мире.
— Скажи, вождь, — перешел он на другую тему.
— Я вижу, недостатка в тканях вы не испытываете. Из чего вы делаете их среди морских волн?
— Ближе к устью есть деревья, на которых спеют большие коричневые плоды. Если успеть сорвать их за пару дней до раскрытия, то внутри найдется готовая пряжа…
Слова сопровождались достаточно ярким образом, чтобы Найл смог узнать плоды хлопкового дерева.
Однако если здесь есть рощи хлопковых деревьев, то купцы смогут покупать у местных племен очень дешевую ткань! — сообразил правитель. Новый торговый путь — лишняя прибыль в казну. Пожалуй, хоть какую-то пользу его путешествие принести сможет.
— Какую неудачную моркху подсунули нам женщины, — неожиданно поморщился вождь. — А ну-ка, пойдем и проясним им, как положено обслуживать настоящих предводителей!
— Подожди! — пресек Найл попытку Нефтис сопроводить их на кухню и в гордом одиночестве прошелся в сумерках по вяло покачивающимся дорожкам.
— Вон отсюда! — распорядился Рыжий Нос, входя в самую дальнюю из своих хижин, привычным жестом подхватил один из томящихся в углу кувшинов и уселся под окном, вглядываясь в пляшущие на диске очага языки пламени.
Женщины, не издав ни звука, послушно убежали. Найл, подумав, протянул вождю свою кружку, дождался, пока тот наполнит ее до краев и уселся в уголок.
— Все-таки любовь к огню — это единственное, что отличает нас от всех прочих живых существ, — сказал туземец, подбрасывая в пламя еще одно полено.
— Согласен целиком и полностью, — кивнул Найл, прихлебывая моркху, — Но только стоило ли для определения столь банальной истины идти в такую даль?
— Нет, не стоило, — согласился Рыжий Нос, — но я знаю, что вожди кланов далеко не всегда могут спокойно разговаривать в присутствии своих воинов. Поэтому скажи все, что считаешь нужным сейчас, когда на полсотни шагов вокруг нет ни единого живого существа. За прошедшие часы ты успел похвалить моих детей, мой дом и мое трудолюбие. Но так и не сказал, зачем появился в водах моего клана?
— Это трудный вопрос, — усмехнулся Найл. — А потому позволь мне сперва задать вопрос о богах, которым ты поклоняешься и которым веришь. Кто они?
— Твой вопрос опять направлен на мои желания, а не на твои интересы, — улыбнулся Рыжий Нос, — но я все равно отвечу на него. Я верю в то, что в древние времена весь мир был камнем, и был мертв, снаружи и изнутри. Но пришел в него Великий Брат, взял топор и вырубил внутри камня небесный свод и чашу моря, пустил кататься по небу огненный шар Солнца, а чашу наполнил водой. Потом Великий Брат взял нож, надрезал себе руку и капнул в море своей крови. С тех пор и стала вода в моле соленая — вкуса крови Великого Брата. Из крови той появились рыбы и деревья, люди и стрекозы, чудовища морские и безмозглые насекомые. И завещал нам Великий Брат дарить жизнь детям своим и морским, помогать слабому и не употреблять в пищу тех, кто не достиг своей взрослости.
Последнее утверждение, как понял Найл, относилось к рыбам. Туземцы сберегали в алтарях молодь самых уловистых пород, и никогда не поднимали на них руку, пока они не вырастали размером хотя бы с две ладони и не успевали хоть раз отметать икру.
— Но не все вняли советам Великого Брата, — продолжил рассказывать вождь. — Многие оказались слишком злобны, жадны и стремились поработить другие народы, заставить их работать вместо себя, а самим проводить время в праздности. Прогневался Великий брат, встал из моря, отчего воды опустились ниже берегов, и обнажилась суша по краям мира. Выгнал Великий брат из моря все гнусные, подлые и злобные существа, и с тех пор они живут только на суше.
Понятие «суша» и «ад» в сознании туземца имели одинаковые образы. Рыжий Нос считал весь мир за пределами морского леса загробным. Сушу — адом для недостойных, а морские просторы — посмертным прибежищем для всех остальных.
— Что ты ответишь, гость мой Найл? — прихлебнул моркху вождь клана. — Веришь ли ты в существование Великого Брата, или его заветы не дошли до твоего племени?
— Ты задал трудный вопрос, Рыжий Нос, — покачал головою правитель. — Дело в том, что на моей родине живет Великая Богиня Дельты. Она не создавала этого мира, но ее чудотворное излучение помогает расти и развиваться всему живому на нашей планете.
— Значит, Великий Брат не скучает от одиночества в этом мире? — рассмеялся туземец. — Ему тоже есть кому предложить свой дом и постель?
Мысли вождя были просты и бесхитростны: в этом мире любые живые существа делятся на мужчин и женщин, самцов и самок. Дело мужчины — построить дом и обеспечить семью пищей. Дело женщины — рожать детей и ласкать мужа в постели. Почему у Богов что-то может происходить иначе?
Туземец вспомнил про поверье, что Великий Брат иногда крадет женщин его народа потому, что не имеет достойной себя жены. Известие про некую далекую Богиню его порадовало. Может быть, перестанут пропадать в море женщины, оставляя после себя только перевернутые долбленки и сломанные весла?
— Ты ищешь Великого Брата, Найл? — теперь Рыжий Нос принимал своего гостя за свата. — Нет, все гораздо хуже, — покачал головой Посланник. — Великая Богиня сказала, что у нее исчезло семя, совсем юная, еще не проклюнувшаяся к жизни Богиня. Она сообщила, что семя находится где-то здесь, в ваших краях. Мы приплыли, чтобы найти его и пробудить.
— Вы желаете подарить жизнь новому существу, — сделал вывод Рыжий Нос. — Значит, вы следуете заветам Великого Брата.
То, что у далекой Богини есть семя, и что его куда-то унесло, вождя не удивило. Он знал, что любая женщина, достигнув определенного возраста, начинает рожать детей. Дети, естественно, становились членами той семьи, в которой женщина жила, и никуда не исчезали.
Но вот семена священных деревьев ищут себе пристанище совсем другим образом — и их, наверняка, можно встретить в самых дальних краях великого моря.
— Значит, оно попало в наши воды, и ему не дают пробудиться? — уточнил туземец.
Правитель кивнул.
— Тогда оно наверняка попало на сушу, — с горечью констатировал Рыжий Нос. — Там живут подлые и гнусные существа, не признающие законов, и только они могли встать на пути новой жизни.
— Богиня, даже не пробудившаяся, обладает огромной жизненной силой, — сообщил Посланник. — Рядом с ней все должно расти и расцветать, ускорять движение, увеличиваться в размерах. Скажи мне, вождь, не слыхал ли ты про такие места, где с обычными растениями и насекомыми начинает твориться что-то странное?
— Странное? — Рыжий Нос допил свою моркху и налил в чашу еще. — Суша, она вся странная…
В сознании туземца вырастала фантасмагорическая картина юной девушки-богини, при жизни попавшей в Ад, во власть абсолютного зла, изгнанного из обитаемого мира.
— В наше море впадает река, которая несет сюда пресную воду, — начал вспоминать глава клана. — Она издавна называется Голодной, потому, что иногда пытается съесть заплывающих на нее людей. Еще есть острова за Гладким морем, там, далеко, — туземец махнул куда-то на юг. — Говорят, что на них камни растут, как деревья, и помимо обычного леса есть лес каменный.
— Где он находится? — встрепенулся Найл.
— Там, — Рыжий Нос опять показал на юг.
— И даже камни приобретают там способность к жизни и росту?
— Да.
— Тогда, пожалуй, это именно то место, которое мы ищем, — задумчиво прикусил губу Посланник. — Именно оно…
— Неужели ты пойдешь на сушу? — с суеверным ужасом поинтересовался туземец.
— Пойду, — пожал плечами Найл. — Если нет другого способа пробудить семя, пойду на сушу.
Рыжий Нос в несколько глотков осушил свою чашу и стряхнул последние капли в очаг:
— Да, ты прав. Твоим людям лучше не знать этого раньше времени.
Для ночлега Айвана Рыжий Нос отвел верхний этаж дома, Найлу — почетный второй этаж, а Нефтис пригласил с собой, в другую хижину, но телохранительница резко взбунтовалась:
— Я буду спать здесь, — она указала на входной люк.
— Здесь неудобно, — попытался убедить ее привыкший к удобствам и простору Рыжий Нос. — Ни постели, ни одеяла.
— Я лягу на входную дверь, — упрямо повторила стражница. — Чтобы ночью никто не смог сюда войти.
Она закрыла люк своим щитом и начала укладывать поверх лежащие у стола тюфячки.
— Ничего не поделаешь, — развел руками Посланник Богини в ответ на изумленный взгляд туземца. — Это не женщина, это телохранитель. Она хочет не мягкой постели, а моей безопасности.
— Что ж, тогда желаю вам приятных снов, — сдался вождь, вежливо поклонился и вышел из хижины.
— Айван, — обернулся Найл к пареньку. — Давай поменяемся комнатами? Хочу поспать под небом, на свежем воздухе.
— Как хочешь, Посланник, — пожал плечами молодой воин. Для него возможность провести ночь на постели, раз в пять превышающий размеры обычной койки, казалась куда более интересной, чем любоваться звездами.
Правитель поднялся на самый верх, растянулся на тюфяке, набитом свежими, еще пахнущими пряностью и солоноватым морским ветром листьями, и попытался обдумать дальнейший путь.
Острова, на которых камни растут как деревья, лежали на юге, за Гладким морем, отгороженном от кораблей густым морским лесом. Между мангровыми деревьями можно без труда скользить на пирогах — но крупному судну сквозь заросли не пройти. Получается, нужно или пересаживаться на местные долбленки и плыть за семенем на них, или попытаться лес обойти.
Найл сильно сомневался, что ему удастся быстро собрать достаточно лодок, чтобы разместить на них хотя бы только воинский отряд. А отправляться в неведомые места, имея всего шесть-семь воинов за спиной правитель не хотел. Значит, придется искать иной путь…
Из углового люка появилась тень, скользнула к нему. Найл потянулся к мечу, но вовремя узнал старшую дочь Рыжего Носа. Посланник открыл было рот, чтобы спросить, что она здесь делает — и тут же закрыл. У разных народов разные законы гостеприимства, и очень многие считают обязательным послать жену или дочь в постель пришельца. Отказаться от такого дара — значит нанести страшную обиду. Обиду не только хозяину. Отказаться от женщины — значит, опозорить ее, признать недостойной, неполноценной. Поступить так с совсем еще юной Авиолой, собирающейся впервые разделить ложе с мужчиной — это переломать всю ее судьбу. «Прости меня, Ямисса», — мысленно извинился он, сделал пару шагов навстречу девушке, снял с нее через голову простенькое платье, откинул его на пол и отступил на пару шагов.
— Что ты делаешь? — прошептала Авиола, то пытаясь прикрыться от нескромного взгляда, то опуская руки.
— Любуюсь твоей красотой. Ты прекрасна, Авиола, ты восхитительна, ты самая лучшая девушка на свете. У тебя чудесные глаза. Они цвета осенней дубовой листвы, цвета вечерней прохлады и колосящегося луга. Твои губы кажутся жаркими и желанными, к ним так и хочется прикоснуться — но страшно обжечься. А какие у тебя великолепные волосы! Они текут, словно воды прохладного, освежающего ручья, и не может быть большего наслаждения, чем коснуться их своим лицом, позволить им течь по своим рукам, пропустить между своих пальцев.
Посланник действительно пропустил руки через ее волосы, ощущая, как податливо отклоняется назад голова, позволяя ему эту вольность, как, прислушиваясь к его словам, приглушила девушка свое дыхание.
— Ты самая прекрасная из всех, кого я только видел. Посмотри на свои соболиные брови, на точеный носик. Взгляни ни изящную линию подбородка, — Найл осторожно провел кончиками пальцев по ее лицу. — Трудно представить, как можно жить, дышать, улыбаться, если ни разу не смог прикоснуться к твоей шее. Какая у тебя теплая, бархатная, нежная кожа, Авиола, прикасаться к ней приятнее, чем почувствовать солнечные лучи после долгой холодной ночи.
Правитель сделал шаг к ней, наклонился вперед, чтобы его дыхание коснулось порозовевшего ушка девушки. Он не собирался тискать ее и даже целовать, но пронизывающее все его существо желание все равно истекало из его сути и расплескивалось по чуть смугловатой коже туземки.
— Как же ты красива, — прошептал он. — Я даже не представлял, что существуют такие красивые девушки.
Пальцы коснулись ямочки внизу шеи, мягко прокатились по ключицам вправо и влево — и ушли. Авиола затаила дыхание, но Найл не спешил сдерживался, хотя вспыхнувшее в душе вожделение все равно выдавало себя в изменившемся тембре голоса, в дыхании, в запахе, наконец!
Рука Посланника прикоснулась к ее животу, скользнула в сторону и по боку поднялась наверх, потом, как бы случайно, мимолетно коснулась ее груди, задержалась на шее, снова скользнула вниз. Авиола замерла. Она не дышала уже так долго, словно вовсе разучилась это делать.
И тогда рука опустилась ниже, оказавшись среди мягких кудрей. Указательный палец ощутил полоску горячей влаги, нежно погладил ее, вызвав ответное движение бедер. Палец слегка усилил нажим, погружаясь во влажное безумие — бедра задвигались быстрее. Девушка стала испуганно хватать воздух широко раскрытым ртом, издала протяжный стон и внезапно метнулась в сторону, со всей силы оттолкнув правителя. — Что с тобой, Авиола? — удивился упавший на постель гость.
Девушка продолжала тяжело дышать, потом несмело улыбнулась:
— Простите меня, это я случайно…
— Тогда иди сюда!
Дочь вождя приблизилась. Найл сел на постели и стал целовать бедра, живот, кожу над самым пушком, ее ноги. Авиола опять потеряла рассудок — и теперь только тело реагировало на близость мужчины беспорядочными движениями, иногда резкими, иногда мягкими, но всегда направленными навстречу. Время от времени девушка полностью обмякала, неуверенно трогала его волосы руками, но он продолжал и продолжал свои ласки, стремясь довести ее до того пика, после которого уже невозможно вернуться назад.
Вскоре правитель ощутил, что его жертва уже совершенно потеряла рассудок, не понимая, где находится и что с ней происходит. И тогда он взял ее, обессиленную, уложил на подушку и сильным, почти жестоким толчком вошел внутрь.
Авиола слегка вскрикнула, но не оттолкнула его, а только сильнее обняла, царапая спину ногтями, и теперь настала очередь Посланника терять рассудок, забывать реальность, терять контроль над своим телом, рвущимся куда-то ввысь, словно в девичьем теле есть свои горные вершины. Потом внутри него словно взорвалась бомба, унесшая последние остатки сил, и Найл обмяк, лежа рядом с Авиолой и не забывая удерживать ее закинутой на талию рукой.
Хозяйка, успевшая понять вкусы гостей, подала на завтрак крабов и пару ломтей хорошо прокопченной рыбы.
Рыбу взял себе хозяин, предоставив остальным разгрызать розовые панцири, раз уж им это так нравится.
— Пожалуй, мы попытаемся пройти вдоль вашего леса до конца, Рыжий Нос, — высосав клешню, начал разговор Посланник Богини. — Граница деревьев и моря тянется на юго-запад, и мы хоть немного приблизимся к островам с каменным лесом. Ты знаешь какая местность лежит за лесом?
— Там лежит суша, — мерзляво передернул плечами туземец. — Наш лес заканчивается у устья Голодной реки, а она течет прямо с юга.
— Это хорошо, — обрадовался Найл. — По ней можно добраться до островов?
— Не знаю, мой гость Найл, — покачал головой вождь. — Живые люди никогда не плавали по реке. Разумеется, ты можешь попытаться совершить этот подвиг, но воды вдоль леса принадлежат многим разным кланам. Боюсь, они могут не пропустить тебя к устью.
— Обойдем лес мористее, — безразлично пожал плечами правитель.
— За горизонтом стоит еще один лес, Грязный, с мутной водой, в которой невозможно охотиться. Чем ближе к устью, тем ближе сходятся леса. Тебе никак не обойти воды ближних к устью кланов. — А что если вежливо попросить их нас пропустить?
— Я не уверен, что кланы позволять чужакам осквернять их воды, мой гость, но ты можешь попробовать. Еще три дня назад я послал соседям сообщение о появлении огромных пирог в водах моего клана, соседи передали его дальше. Завтра на Безводье соберутся вожди, чтобы услышать о тебе из первых уст. Там ты сможешь передать свою просьбу.
Как понял правитель, Безводьем люди морского леса называли небольшой островок среди мангровых зарослей, на котором могли собраться сразу несколько десятков человек, не боясь проломить пол хижины или перевернуть в толчее свои пироги.
— Как долго туда добираться?
— Больше дня.
— Тогда, наверное, нам нужно отправляться немедленно? — поднялся на ноги Найл.
— Да, — согласился вождь. — Если вы уже сыты, то нам пора.
Безводье представляло собой плотно утоптанную, почти круглую плешь, выпирающую из воды примерно на полметра, и почти двухсот метров в диаметре.
На острове не росло ни единой травинки. Да и не удивительно: каждый из вождей прибыл на собрание в сопровождении пяти-шести воинов, вождей оказалось не менее полусотни — так что на маленьком клочке суши возникла изрядная толчея. Многие из вождей ходили, прикрытые со всех сторон настороженными мужчинами, сжимающими в руках тяжелые весла. Земля собраний явно не считалась среди кланов священной, и многие ожидали здесь нападения исподтишка.
Рыжий Нос, кстати, тоже спрятался под прикрытие воинов.
Молодого вождя, основавшего новый клан, на Безводье не любили. Ведь племя Рыжих возникло не на пустом месте — новый друг Найла сманил к себе людей из других кланов, причем воинов в большинстве молодых, сильных и решительных, с красивыми женами, которыми те не желали делиться со старыми вождями.
Получить рану от обсидианового меча в ответ на подобный поступок считалось здесь делом обычным.
Прибытия Рыжего Носа ждали, и вскоре после того, как его пироги уткнулись в берег, вожди начали неторопливо рассаживаться в круг — в согласии со старыми дружескими отношениями, новыми интересами, желаниями прибиться к более сильному клану. Случайное место получали только опоздавшие, которым приходилось занимать оставшиеся пустыми места.
За вождями в затылок друг другу усаживались его воины, отчего сверху собрание напоминало огромный цветок со множеством лепестков.
— А много людей в каждом клане, вождь? — шепотом поинтересовался Найл. — У меня двадцать две семьи, — похвастался Рыжий Нос, — у большинства меньше, у некоторых больше. Но больше пяти-шести десятков семей кланы обычно не растут. Тесно, дома ставить негде, рыбы на всех не хватает. Обычно именно в самые большие кланы приходят болезни, после которых не остается вообще никого.
Теперь Посланник понял и то, почему обиженные не соберутся вместе, и не разгонят клан его друга. Для очень многих старых племен новорожденные кланы — единственная возможность сбросить избыток населения, спастись от болезней и угрозы голода. Эти всецело поддерживали Рыжего Носа и готовы были оказать ему родственную помощь.
По всей видимости, в хижине одного из дружески настроенных вождей они и ночевали по дороге сюда. Так что вражда и дружба примерно уравновешивали друг друга, и позволяли Рыжему Носу балансировать на тонкой грани относительной безопасности.
Наконец все вожди заняли свои места, хождения по острову прекратились. Наступило относительное затишье.
— Дети Великого Брата! — громко начал свою речь Рыжий Нос, поднявшись на ноги. — Несколько дней назад из просторов моря к водам моего клана приплыло три пироги, каждая из которых размером превышает самый большой дом, существующий в дарованном нам лесу!
Между вождей прошел тихий гомон: лодок такого размера не мог себе представить никто.
— Люди этих кораблей сказали нам, что они чтут заветы Великого Брата, стремятся возрождать и распространять жизнь, и именно с этой целью приплыли к нашим водам. Они просят разрешения пройти мимо нашего леса в Голодную реку.
— Ты лжешь, Рыжий Нос, — выкрикнули слева.
— Что?! — друг Найла схватился за деревянную рукоять своего меча. — Кто смеет обвинять меня во лжи совету?!
— Ты лжешь, Рыжий Нос, — повторил, вставая, высокий широкоплечий мужчина. — Чтящим заветы Великого Брата нечего делать в мире мертвых. — Туземец осклабился, и добавил: — В мире проклятых мертвых!
Совет оживился — назревала стычка. Из клана Ореховых Стержней к Рыжему Носу недавно ушел молодой воин, который вскоре забрал с собой только вошедшую в возраст женщины девушку, а чуть позже увел еще одну, для своего друга. Занявший место после смерти отца молодой Сирап еще мог стерпеть пропажу воина — но ни к одной из девушек он не успел даже прикоснуться! Не мудрено, что он не стал подбирать слова, разговаривая с ненавистным вождем.
Обитатели морского леса не имели привычки прятать мысли, и Найл легко читал в сознании Си-рапа, как тот, на голову превышая Рыжего Носа ростом, вдвое — в ширине плеч, рассчитывает легко прибить своего врага, вместе с воинами прийти на правах победителя в его дом, а затем, лишив остальных членов клана главного укрытия, разгромить их и скормить рыбам. — Заткнись и сядь, безмозглая камбала, когда взрослые люди разговаривают о серьезных вещах, — поднялся Найл и вышел вперед. — Твое место в детской яме, а не на совете вождей, лупоглазый недоумок.
Самые обидные в здешних местах ругательства Посланник Богини выбирал из сознания самого Сирапа, у которого они роились постоянно, как фруктовые мухи над гнилыми грушами.
Туземец опешил от неожиданного выпада, а Найл с удовлетворением отметил, что бросаться на защиту своего вождя его воины не спешат. Похоже, любовь Сирапа к постоянному гостеванию в постелях подданных успела всем изрядно надоесть.
— Если ты такой умный, — только растерянностью громилы можно было объяснить то, что он вдруг начал действовать в соответствии с правилами и приличиями. — То почему бы нам не решить этот вопрос в поединке?
Среди вождей пробежал гул одобрения. Все правильно, поединок — достойный способ утопить оскорбление и доставить развлечение окружающим. Вот только Найлу этот выход отнюдь не нравился. Поединок по законам морского леса предполагал схватку один на один имея из оружия только весло и обсидиановый меч — причем сражаться требовалось на пирогах, разгоняясь лоб в лоб. Посланник Богини прекрасно понимал, что на пироге с ним даже сражаться не потребуется: он и сам через минуту перевернется. А потому правитель презрительно скривил губу и ткнул пальцем в Сирапа:
— Неужели вы думаете, что кто-то унизится до поединка с этим недоваренным крабом, сожравшем половину своих лап? Да он утопится от страха, стоит ему только добежать до воды! Эта береговая пиявка похожа на человека только бледностью кожи. Он же распух от пожирания рыбьей требухи, выброшенной чужими женами…
— А-а! — терпение громилы кончилось, и он кинулся в атаку, вскинув над головой весло.
Сирап умел сражаться, и наличие в руках пришельца большого толстого диска его ничуть не смущало. Вот сейчас он прикроется от удара, а направление движения лопасти можно будет переменить, переломав ноги — и тут же добить упавшего врага по голове. А потом — хорошенько отлупить Рыжего Носа.
Сирап не знал лишь одного: что сверкнувший в руках чужака меч не боится столкновений с деревом, что режущая кромка его не вклеена рыбьим клеем в твердую основу и не крошится от сильного удара.
Найл кинул свой тяжелый клинок против лопасти — и лезвие прочно засело в древесине, лишив туземца возможности управлять оружием. В тот же миг правитель резко выбросил щит вперед, кроша его окантовкой ребра под вскинутой правой рукой. Туземец, мгновенно забыв про ярость, попятился и свалился на землю. Правитель поддал весло ногой, освобождая оружие, и вложил клинок в ножны.
— Это было неправильно, — поднялся на ноги пожилой туземец по ту сторону круга. — Чужак не принял вызова и убил Сирапа без права. Чужака нужно утопить.
Новый враг отступил в сторону, пропуская своих воинов вперед.
— Неправильно, неправильно, — поддержали вождя еще несколько голосов. Правда, воинов выставили далеко не все, но и так с разных сторон к Найлу подступало не меньше двух десятков человек.
— Кажется, меня поймали, — сознание Рыжего Носа окатило холодной волной страха. Ему предстояло или защищать гостя и погибнуть вместе с ним, или не защищать — и бежать от позора в Грязный лес. Вождь понял, что его поймали в ловушку: при любом исходе вернуться в свой клан он уже не сможет.
Рыжий Нос лихорадочно оценивал силы врага: больше всего его не любили в Лысом клане, в клане Желтого Листа, и Тонком Блане. Ореховые Стержни не в счет, Сирап уже лежит.
Еще несколько мелких кланов сейчас ввяжутся в стычку, чтобы принять участие в последующем разграблении, урвать свою долю добычи.
Наверняка еще появится несколько блюстителей обычаев. Получается, не меньше полусотни воинов против шестерых его бойцов и трех чужаков. А защищать его никто не станет: формальный повод для казни пришельца есть, класть своих людей за чужого гостя никто не захочет.
Тут родственные отношения не помогут — участвовать в настоящей крупной свалке, это не луками издалека погрозить.
Посланник Богини снова извлек меч, оглядываясь по сторонам, и немного попятился: больше всего он боялся удара в спину. Справа от него встала Нефтис, слева — Айван.
— Бросьте свои палки на землю и идите сюда, — распорядился из-за спин своих воинов вождь. — Это приказываю вам я, Рунгай по прозвищу Большое Плечо.
— С него и начнем, — решил правитель, и они ринулись вперед.
Туземцы размахивали веслами — но веслом не пробиться сквозь сомкнутые щиты. Зато тяжелые деревянные диски, которые валятся на голову, закрывая половину неба, остановить можно только в другом таком же сомкнутом строю. Особенно, если за щитом не видишь занесенный для удара меч, кончик клинка которого еле выступает за окантовкой.
Удар! Клинки Нефтис и Айван, опускаясь следом за щитами, до кости рассекли кожу и мясо на груди двух туземцев.
Айван, пригибаясь, обратным движением щита ударил окантовкой в предплечье воина, успевшего отскочить в сторону, и тут же закрылся, готовый к атаке со стороны нескольких стоящих поодаль туземцев.
Нефтис, отшвырнув противника с располосованной грудью, кинулась на его соседа, яростно рубя мечом. Тот еле успевал парировать удары веслом — но за несколько ударов стражница разрубила весло пополам. Туземец бросил обрубки и кинулся бежать. Найл своего врага не ранил — его клинок попал на лопасть весла. От сильного толчка туземец потерял равновесие.
Правитель резко вскинул щит, метясь его краем в подбородок — и сам же поморщился от хруста ломаемой челюсти. Воин рухнул, и Посланник увидел перед собой правдолюбивого Рунгая по прозвищу Большое Плечо.
Вождь, резко побледнев, только сейчас схватился за свой меч, вскинул его перед собой. Найл ударом снизу вверх просто перерубил сухую деревяшку, отороченную сверкающими стеклянными осколками, а потом попытался снести туземцу его дурную голову. Большое Плечо пригнулся, но недостаточно быстро, и клинок срезал ему с затылка шмат кожи. Оглушенный туземец упал.
Посланник Богини оглянулся.
Прошло всего три-четыре секунды, а на Безводье уже валялись в луже крови трое человек, а еще трое, зажимая раны, разбегались в разные стороны. Многие из туземцев, вставшие, чтобы принять участие в намечающейся экзекуции, в задумчивости садились обратно. Вышедшим на праведный бой кланам Желтого Листа и Тонкого Блана подкрепление больше не грозило. Однако их оставалось еще одиннадцать человек, и они продолжали рассчитывать на победу.
— Сюда, сюда, вместе собирайтесь, — созывал своих туземец с рассеченной надвое и плохо сросшейся губой.
— Вождь, — окликнул Посланник Богини Рыжего Носа, — спину нам прикрой.
Найл, Нефтис и Айван снова сомкнули щиты. Туземцы тоже сбились в плотную кучу, не столько помогая, сколько мешая друг другу. Только трое догадались бросить бесполезные в давке весла и взяться за мечи.
— Пошли? — предложил Айван. Шериф Поруз не даром почти два года натаскивал его вместе с другими братьями по плоти работать щитом и мечом в строю и поодиночке — и толпа крикливых дикарей его ничуть не пугала.
— Пошли, — согласился Найл.
Они стали надвигаться на туземцев и, пока щиты содрогались от ударов, наугад тыкали мечами снизу, оттягивая их затем назад полосующими движениями. Остро отточенные клинки сами находили себе цель, легко рассекая незащищенную плоть — и воины враждебных кланов стали с криками отпрыгивать в стороны, приволакивая раненые ноги и оставляя за собой кровавые полосы.
— Хватит, — решил правитель, когда перед ними осталось всего четверо изрядно перепуганных туземцев. — Я думаю, к нам нет больше никаких претензий.
Он вложил меч в ножны и с демонстративным спокойствием повернулся к врагам спиной. Те, признав поражение, нападать не решились.
— Столько крови, и ни одного трупа, — прошептал восхищенный Рыжий Нос. — Ты щадил их специально, да? Чтобы мстителей потом не появилось?
— Так получилось, — усмехнулся Найл — увидел, как округлились глаза вождя и резко обернулся. Пришедший в себя Сирап бежал прямо на него, вскинув весло над головой.
Посланник схватился за меч, но Нефтис успела первой: кинулась на громилу сбоку, сталкивая его в сторону, выдернула оружие, вскидывая щит, парировала удар рукоятью весла в ноги, выбросила вперед щит, ломая окантовкой попавшееся на пути плечо, а потом широким безжалостным ударом срубила туземцу верхнюю половину головы — от уха до уха.
— Вот тебе и труп, — прокомментировал Найл. — Что будет теперь?
— Это хороший труп, — радостно зашептал Рыжий Нос. — Отца у него нет, братья маленькие. Теперь его дом твой, а клан Ореховых Стержней ты можешь вытрясти, как икорную сумку. Хочешь казнишь, а хочешь милуешь.
— Успокойтесь, братья! — поднялся один из пожилых вождей. — Мы собрались сюда на совет, а не для пролития крови. Пусть утихнут горячие головы и успокоятся зудящие руки. Давайте выслушаем до конца вождя Рыжего Носа.
— Друзья мои, мои гости пришедшие из морских просторов, — веселым тоном заговорил вышедший вперед туземец, — прибыли сюда на трех пирогах, каждая из которых крупнее самого большого дома в нашем лесу, и на каждой из которых сидит больше воинов, чем людей во всем моем клане. Эти очень мирные, дружелюбные последователи учения Великого Брата, которые хотят только одного, — небрежным жестом Рыжий Нос поставил ногу на грудь распластанного Сирапа. — Тихо и спокойно проплыть мимо нашего леса. Давайте не будем препятствовать им в этом, братья мои?
— Скорей, скорей, — заторопил Посланника Рыжий Нос, едва только совет единодушно не решил никак не препятствовать путешествию людей из моря, и разрешить им свободно пользоваться водами вблизи леса.
Нельзя сказать, чтобы вожди испытывали радость по поводу принятого решения, но все знали, из чего выбирают: пропустите добрых людей, или они пройдут сами. Разумеется, объединенные силы всех кланов могли бы остановить или даже уничтожить пришельцев — но потери, потери… Угробить сотни молодых воинов — ради чего? Не разрешить чужакам ходить мимо? Ведь никто не претендовал на дома и воды людей морского леса, никто не покушался на честь их жен и жизнь детей…
— Давай же, скорей, в пирогу. Я знаю, где его дом, — туземец тянул Найла за руку, а его подчиненные уже успели спустить свои долбленки на воду.
Как только гости заняли свои места, они дружно вонзили свои длинные — в человеческий рост, с почти метровыми лопастями весла в гладкую зеркальную поверхность и стали грести с такой частотой, словно за ними гналось морское чудовище. За несколько часов такой скорости три лодки промчались не меньше тридцати километров, облегченно закачавшись под одной из хижин незадолго до вечера.
Рыжий Нос и один из его людей ловко и шустро полезли по деревьям наверх. Вождь первым добрался до люка, заглянул внутрь, нырнул в отверстие, из которого вниз тут же упала веревка. Туземцы торопливо последовали за предводителем, на этот раз не потрудившись пропустить Найла и его охрану вперед.
Посланник не обиделся — он догадывался, что происходит наверху.
Когда правитель вступил на пол дома, двое туземцев деловито сматывали в рулон большой кусок ткани, еще один резал веревки у стены — собирался сделать в полу щель и спустить в лодку стол. Со второго этажа доносились восторженные выкрики.
— Что там, мой господин? — поинтересовалась Нефтис, выпрямляясь рядом.
— Грабят, — пожал плечами Посланник. Несмотря на то, что обширные дома местных жителей вызывали у него восхищение, он совершенно не представлял, чем в них можно поживиться. Столы, много-много разнообразных тюфяков, ткань, глиняная посуда. Качество посуды не побуждало брать ее даже даром, набитые листвой тюфяки так и так требовалось ежемесячно вытряхивать и набивать снова, столами без ножек в мире Найла пользоваться не привыкли, а ткань… Уже успевшая обтрепаться, пропитаться пылью и морской солью — зачем такая нужна?
— Женщин нет, — спрыгнул со второго этажа Рыжий Нос. — Наверное, на кухне.
Тут же над водой прокатился истошный визг.
— Ага, одну нашли, — удовлетворенно кивнул туземец.
Спустя несколько минут один из воинов за волосы заволок в хижину девчонку лет пятнадцати и торжествующе поставил посреди комнаты. Другой воин с интересом пощупал ее грудь, за подбородок поднял ее лицо к себе:
— Хватит орать, кляп всажу.
Почти сразу из другого проема появилась женщина и замерла, глядя на незваных гостей.
— А-а… А хозяина нет, — пробормотала она.
— Вот тут ты ошибаешься, — вальяжно подошел к ней Рыжий Нос. — Хозяин твой уже здесь…
Он потискал ее груди, запустил руку между ног, хозяйственно ощупывая новую собственность. Женщина не сопротивлялась, начиная осознавать случившееся.
— Хорошо дочка еще маленькая, с ней ничего не сделают, — промелькнуло у нее в мыслях.
По всей видимости, девушка — сестра погибшего Сирапа, понял Найл, а эта женщина — его жена. Нет, теперь — вдова.
— А кто теперь… Хозяин… — вслух спросила она.
— Вот он, — кивнул Рыжий Нос на Посланника.
— Нет, не я, — с улыбкой поправил его правитель. — Новая хозяйка: Нефтис.
В комнате повисла тишина.
До туземцев только сейчас стало доходить, что именно телохранительница гостя зарубила вождя клана Ореховых Стержней, а значит именно она — законный владелец его дома, его имущества, его жены, сестры и детей. Хозяин дома — женщина!!! Такое просто не укладывалось в их головах. Женщина — не добыча, а хозяин! Нашедший сестру Сирапа воин даже отпустил волосы девушки и погладил ее по голове.
Первым пришел в себя Рыжий Нос.
Он смущенно погладил свой живот и кротко поинтересовался:
— Так что, можно немного позабавиться?
Нефтис, в отличие от Посланника Богини, мысли людей читать не умела, местного языка, разумеется, не знала. Она поняла лишь то, что к ней обращаются с вопросом и неопределенно пожала плечами.
— Значит, можно, — обрадовался туземец и повернулся к вдове: — Раздевайся.
Женщина послушно сняла штаны и куртку, замерла, опустив руки вдоль тела. Вождь опять пощупал ее грудь, рыжий пушок между ног, потом безразлично махнул рукой:
— Ладно, еще успеется. Давай-ка, быстренько, принеси нам поесть и выпить. Шевелись.
Обнаженная хозяйка развернулась и поспешила исполнять приказ.
— Давай, раздевайся, — теперь Рыжий Нос кивнул девушке.
Та исполнила команду, выставив на всеобщее обозрение еще не полностью сформировавшееся тело с тонкими ножками, узкими бедрами и маленькой грудью. Туземцы, глядя на нее, похихикали, но первоначальный азарт у них прошел, и сестренку отправили следом за женой сгинувшего хозяина — заниматься ужином.
Пара воинов спустились вниз, привязали веревки к носам пирог и подтянули их наверх, вывесив вдоль опорных стволов как гигантские перезревшие стручки, после чего опять принялись шастать по дому в поисках добычи.
Найл вместе со своими соратниками тоже прошелся по качающимся подвесным мосткам. Жилище Сирапа ненамного уступало по размерам обители Рыжего Носа. Если входная хижина здесь была двухэтажной, то основная хижина хозяина — трех. Правда, так называемая «детская яма» тут размещалась под хозяйским домом: сквозь люк было видно, как внизу ползал одинокий малыш. Из «ям», не имеющих в полу люков, а в стенах — проходов дети никак не могли выпасть вниз и находились в относительной безопасности. Кухня располагалась в равном удалении от основной и входной хижин, а туалет — в противоположной стороне на том же расстоянии.
Своими основными обязанностями Сирап явно манкировал: алтарь рядом с кухней выглядел весьма запущенным, от алтаря дома на дне остались только порванные тряпки. Возможно, родитель погибшего вождя держал и алтарь моря — но сынок наверняка позабыл и про него.
Зато в основном доме Найл наткнулся на изрядные припасы копченой и соленой рыбы и несколько корзин заготовленных впрок крабов.
После этого правитель начал понимать, что сила вождя не только в большом доме, в котором он при нападении мог укрыть весь клан, но и в способности прокормить всю эту ораву на протяжении некоторого времени. Чем больше припасов — тем более длительную осаду мог выдержать клан. Разумеется, припасы заготавливал не только вождь. Наверняка, в его дом шла часть любой добычи от каждого члена племени. Получался замкнутый круг: вождь становился вождем потому, что имел большие припасы, а получал припасы именно потому, что оставался вождем.
— Гость мой! Гость мой Найл! — прокатился между деревьев зычный зов. — Иди к нам!
— Похоже, твои пленницы накрыли стол, — обернулся Посланник Богини к Нефтис. — Пойдем ужинать.
Жувия, как звали вдову Сирапа, на угощение не поскупилась. Дом теперь все равно, считай, не ее, а чем плотнее захватчики наедятся и больше напьются, тем меньше потом приставать станут.
На столе входной комнаты печеные и вареные крабы, жаренная, копченая, печеная рыба, тертые орехи и ореховая стружка не помещались, и часть подносов пришлось поставить на полу, рядом с кувшинами.
Воины Рыжего Носа с удовольствием налегли на еду, лишь изредка, обычая ради, похлопывая проходящих рядом обнаженных женщин по телесам. Они явно чего-то ждали, и вскоре выяснилось, чего:
— Едут, едут, — обрадовался один из туземцев, сидевший рядом с проемом, и все радостно кинулись на мостки.
Внизу покачивалось несколько пирог, в которых сидели воины клана Ореховых Стержней.
— О, кого мы видим! Кто сюда добрался! Да вы никак на жердях сюда плыли? Уже привыкаете?
Как понял Посланник, туземцы, потерявшие лодку — чаще всего, ограбленные в военных стычках — передвигались, сидя на связанных вместе нескольких жердях. Строительного материала хватало — достаточно развязать веревки на стене или полу любой хижины, и сухие жерди сами посыплются вниз.
Разумеется, так поступали только те, кого нападение застало в доме. Тот, кто попадал в переплет сражения внизу, в случае поражения неизбежно тонул.
— Нет, нет, их камбалы за веревочки тянули! Эй, ореховые палки, если вам весла не нужны, то отдайте их нам!
Воины в пирогах сносили оскорбления молча. Они наверняка ожидали, что победители, новые хозяева дома вождя, успеют приплыть сюда первыми, но все-таки надеялись на чудо.
— Готовьтесь, готовьтесь, жен своих раздевайте, дочек послушанию учите. Мы завтра придем, приучим их к настоящим мужским рукам! Вот, смотрите, как встречать надо! — победители выволокли на мостик голых жену и сестру Сирапа и выставили их на всеобщее обозрение.
— А почему они не попытались приплыть первыми и занять дом? — не удержался от вопроса Найл. — Ведь явно не торопились с собрания, на несколько часов отстали… — Так дом же теперь не их, — удивился непониманию Рыжий Нос. — Он принадлежит твоей женщине.
— Но они остались без дома вождя, им негде укрыться в случае нападения, — продолжал выспрашивать Посланник Богини, старательно отлавливая в сознании собеседника вспыхивающие и гаснущие огоньки ассоциаций. — Почему они не сделали попытки сохранить его себе?
— Дом чужой, — повторил туземец. — Они не должны так поступать.
Насколько понял правитель, право победителя забрать все имущество и семью побежденного подтверждалось не только обычаем, но и местными методами ведения войны.
Как правило, нападающая сторона обкладывала врага снизу, не допуская к воде, а значит к пище. Основной ущерб при этом наносился алтарям и домам младших членов клана, брошенным на произвол судьбы. Затем начиналось противостояние упрямства: то ли нападающим надоест бессмысленно в лодках качаться, то ли засевшие в доме вождя проголодаются.
При этом осажденные имели возможность забрасывать врагов сверху вниз всякими тяжелыми предметами — орехами, заготовленными для строительства жердями, кухонными отбросами; или даже обстреливать из луков длинными «рыбными» стрелами.
Кроме того, случались случаи контратаки — когда осажденные неожиданно спускали лодки и атаковали расслабившегося врага, или когда к ним на помощь приходили союзники. Ну, а если в доме вождя заканчивались припасы — осажденным приходилось сдаваться на милость победителя, и уж тут нападавшие отыгрывались по полной программе: всячески унижали побежденных, избивали, насиловали их женщин, грабили. Правда, до убийства пленных дело доходило крайне редко, а про рабство в морском лесу не знали вовсе. Симпатичных женщин из разгромленного клана победители могли забрать с собой против их воли, но, входя в дом поработившего ее воина, пленница приобретала все права обычной жены.
Случался и более жестокий вариант войны: когда до крайности озлобленные нападающие лезли на опорные деревья домов, терпя наносимые почти в упор удары, не обращая внимания на раны, очень часто погибая — и резали мечами обвязку полов. Полы проваливались вместе с защитниками, их добивали в воде, потом забирались наверх к ближайшим мосткам и разбегались по дому. Тут врагов уже не насиловали и грабили — им вспарывали животы и резали глотки.
Подобные жестокие схватки случались между кланами крайне редко, и их всячески старались избегать все. Но один из самых простых методов озлобить до крайности врага — это незаконно овладеть его собственностью. Например, прокрасться в дом во время отсутствия хозяина — без честного объявления войны, назначения часа нападения, предложения поединка. Тут уж против нарушителя обычая поднимались все соседи, а недавние друзья и союзники — отворачивались навсегда.
Сейчас дом Сирапа принадлежал Нефтис. Попытаться обогнать ее и занять жилье первыми — значит накликать на себя жестокую войну. Другое дело, если бы она сама поленилась забрать добычу, тянула бы несколько часов с раздумьями. Вот тогда подобрать бесхозное — святое дело.
Клану Ореховых Стержней приходилось выбирать между позором и смертью для своих семей… Но позор постепенно забывается — оказаться побежденным может каждый, к тому же не зазорно просто сбежать от победителя, а вот смерть…
Все эти правила поведения не являлись принятым и обязательным законом — они подразумевались.
Как подразумевалось то, что воины убитого вождя поплывут не торопясь, а победители успеют к добыче первыми, и будут потом радостно дразнить проигравших.
Но уж если бы Ореховые Стержни никуда не торопясь вернулись первыми, вот тогда извините. Претензий быть не может, а недовольные пусть высказывают обиды, требуют компенсации, объявляют войну…
Пироги начали грустно расплываться от дома вождя в стороны, по своим хижинам с дурной вестью, а воины Рыжего Носа, совершив необходимый ритуал, вернулись к застолью, и теперь уже расслаблялись во всю, поглощая моркху кувшинами, а жареную рыбу — вместе с костями.
Жувия, видя как целеустремленно новые хозяева начали лапать сестру Сирапа, выскользнула наружу.
Она хотела немного напоить дочурку моркхой, чтобы та не просыпалась ночью. Разраженные плачем чужого ребенка победители могли запросто выбросить малыша в окно, в море. А самой ей предстояла тяжелая ночь, подойти к своей малышке она не сможет.
— Устал я что-то, — поднялся Посланник Богини. Принимать участие в туземном празднике обжираловки и насилования ему не хотелось. — Пойду в главную хижину, в спальню.
— Ну как же, гость мой?! — обиженно округлил глаза Рыжий Нос. — Ведь веселье только начинается!
На самом деле, в душе, вождь обрадовался. Он надеялся, что гость из моря заберет с собой воительницу — вдруг в ней проснется женская солидарность, и она наложит руку на добычу в самый неподходящий момент. Без гостей будет спокойнее, — считал туземец, а потому Найл упрямо тряхнул головой:
— Устал. Хочу мягкой постели и тишины, и больше ничего.
— Тогда увидимся утром, мой друг. Теплой тебе ночи.
Найл поморщился. Почему-то каждый раз, когда кто-то хотел использовать его в своих интересах, то тут же начинал называть Посланника «другом».
Но вслух правитель, разумеется, говорить ничего не стал — только кивнул и в сопровождении Нефтис и Айвана отправился по мосткам в спальную хижину.
Утро настало с осторожного прикосновения к плечу — ощутив движение воздуха, правитель резко извернулся, выхватывая из-под подушки меч, вскочил на тюфяке, выставив клинок перед собой, и только тогда осознал смысл произнесенной фразы:
— Проснитесь, мой господин.
Перед ним стояла, расставив ноги, Жувия, с красными от бессонницы глазами, разодранными в кровь коленями, синяками на обоих плечах и обширным кровоподтеком на боку.
— Ты все еще голая? — удивился Найл, опуская оружие.
— Вы не желаете развлечься со мной, мой господин?
— Что это тебе в голову взбрело? — если Посланнику Богини не хотелось этого вечером, пока вдова Сирапа выглядела более-менее прилично, то уж теперь — и подавно.
— Я желаю доставить вам удовольствие…
Никакого удовольствия женщина больше никому доставлять не хотела. У нее страшно болела промежность, ныла спина, колени, саднил бок.
Больше всего ей хотелось спрыгнуть с мостика вниз и утопиться, прекратить эту муку раз и навсегда — с что тогда будет с маленькой дочкой? И потому, когда одуревшим от еды, насилия и моркхи победителям взбрело в голову, что она должна развлечь гостя из моря, Жувия покорно пошла в свою бывшую спальню.
— Я желаю доставить вам удовольствие, мой господин.
На самом деле она говорила не «мой господин», а совсем другие слова, но словосочетание несло эмоциональную окраску полной, безграничной, рабской покорности.
— Твой господин не я, а вот она, — кивнул Посланник на спящую в углу Нефтис. — Это она теперь хозяйка дома и всего, что есть в нем.
— Я должна доставить удовольствие ей? — похоже, после прошедшей ночи в сознании Жувии произошел некий сдвиг, начисто лишивший ее рассудка.
— Полезай-ка ты в детскую яму, — решил Найл. — И чтобы я тебя больше не видел!
— Совсем? — испугалась пожизненного заточения женщина.
— До обеда, — отрезал правитель и наклонился над своей телохранительницей. — Ай-яй-яй, Нефтис. Пропустила чужого человека к самому моему изголовью. А вдруг это вражеский лазутчик?
— М-м, — сонно потянулась стражница, приоткрыла глаза, увидела над собой Найла, улыбнулась, закинула руки ему за шею и потянула к себе.
Она еще не совсем понимала, что находится в реальном мире, а не в мире грез, и считала, что все еще находится во дворце Смертоносца-Повелителя, куда слуги допускаются только для того, чтобы принести пищу охранницам или накормить собою проголодавшихся пауков.
Там, в далеком прошлом, любая женщина при желании могла обратить внимание на мужчину, поманить к себе — и неполноценное двуногое существо млело от счастья, доставляя повелительнице плотское наслаждение.
Как это всегда случается по утрам, член правителя набрал твердость, словно давно ожидая именно такого момента, нормальное желание нормального молодого человека пересилила супружескую верность, уже нарушенную прошлой ночью — и Найл тоже рухнул в то далекое время, когда стражница не только верно охраняла его тело, но и овладевала им.
Он вошел во влажное лоно, а разум его, уже давно привыкший находиться в мысленном контакте с окружающими сознаниями, обрушил на Посланника Богини целый сонм фантасмагорических образов, рождающихся в спящем мозгу женщины.
Ей казалось, что она стала лебедем — не бабочкой или стрекозой, а именно белым лебедем, последнего из которых сожрали плавунцы много сотен лет назад.
Она распахивала широкие крылья, и взлетала, поднималась к небу, к солнцу, с каждым взмахом наполняясь бесконечным счастьем, причем счастьем алым — сочного, яркого прозрачного алого цвета. Полет продолжался над красивым зеленым миром, и крылья становились шире, мощнее, они застилали весь свет, пока наконец огромное наслаждение не разорвало их изнутри, осыпавшись вниз мелкими серебристыми искрами.
В мире грез наступил вечер, подступили сумерки — но они принесли не грусть, а тихую радость покоя…
Найл поднялся, перебрался на свой широкий тюфяк, прикрылся одеялом и громко, сладко потянулся:
— Хорошо-то как! Ого, кажется, светает?
От его голоса зашевелились Айван и Нефтис, стали подниматься. Посланник надел тунику, перекинул через голову перевязь меча, наклонился за щитом, но поймал пристальный взгляд стражницы и остановился:
— Что с тобой, Нефтис? Плохой сон приснился?
— Нет, мой господин. Хороший.
Во входной хижине все еще продолжался праздник. Трое воинов вместе с вождем заплетающимися языками обсуждали, как они разгромили на Безрыбье не меньше пяти кланов, посмевших возвысить свой голос против великого Рыжего Носа, и обещали разгромить еще столько же, если те не признают его право на первый голос совета. Судя по запаху, ходить до туалета сил у воинов уже не осталось, и они мочились либо под себя, либо рядом, прямо на мостики.
Трое остальных членов клана Рыжего Носа валялись у стола — один ухитрился заснуть с крабовой клешней во рту. Рядом с люком лежала девушка…
Поначалу правитель решил, что она мертва, но различил вдоль тела зеленоватую ауру и успокоился: не только жива, но и здорова. Скорее всего, ей повезло вовремя потерять сознания, и никто особо над ней не изгалялся.
— О, мой друг Найл, — расплылся в улыбке вождь. — А мы тут думаем, надо…
Что именно «надо» туземец к концу фразы забыл. Он запнулся и напряженно наморщил лоб.
Гости из открытого моря расчистили место вокруг стола, расселись и начали завтракать: несмотря на старания, семеро туземцев так и не смогли запихнуть в свои желудки все предложенное угощение.
А Найл уже успел послать мысленный импульс кораблям, чтобы они двигались вдоль леса на юго-запад, надеясь перехватить их здесь, ближе к устью реки, и торопился отправиться в путь.
— Рыжий Нос, ты меня слышишь? — окликнул он соловеющего на глазах туземца. — Отсюда далеко до границы леса, до открытой воды?
— Если до Гладкого моря, то дня два пути, — вскинул голову вождь, — а если до Открытого, то два часа. Но можно и за полтора часа. А если я посажу своих гребцов, то за час. А если сам…
Как быстро Рыжий Нос сам сможет добраться до Открытого моря, выяснить не удалось, поскольку он внезапно смолк и завалился на бок, на плечо уже спящего воина.
Найл потянулся за кувшином, налил себе чашку моркхи и задумался.
Если от вод клана Рыжего Носа до Безводья они плыли почти полтора дня, а от Безводья сюда гнали пироги с максимально возможной скоростью, то получается, что он опережает флотилию почти на два дня пути — тяжелые корабли двигаться быстрее легкой долбленки не способны. Значит, торопиться закончить завтрак ему ни к чему, отправляться в путь раньше завтрашнего полудня смысла нет.
Так что придется торчать еще больше суток среди всего этого безобразия.
— Ну-ка вставай, хватит валяться, — толкнул Посланник Богини юную пленницу.
Та проснулась и тут же испуганно втиснулась в стену. Выглядела она вполне здоровой, аура светилась как у всех. Найл легко коснулся ее мыслей, понял, что у девушки ничего не болит, и раздраженно хмыкнул:
— Тебя что, били вчера?
— Нет, мой господин…
— Тогда чего ты жмешься, как испуганная тля? — что такое «тля», сестра Сирапа не знала, а потому последний мысленный образ не нашел отклика в ее сознании, а слово показалось бессмысленным набором звуков. — Как тебя зовут?
— Рия, мой господин.
— Оденься, Рия. И отнеси одежду Жувии, она в детской яме. А потом, — повысил он голос, — убери здесь объедки, смотреть противно.
— Зачем ты ее пугаешь, Посланник? — неожиданно вступился за девушку Айван. — Она и так не в себе.
— Потому, что она здесь единственное существо, способное соображать, и передвигаться, — усмехнулся правитель. — Или тебе нравится сидеть в этой помойке? Айван, выросший в Дельте и воспитанный Шабром, умнейшим из восьмилапых ученых, достаточно уверенно чувствовал мысленные образы и понял, что презрительная интонация Посланника к нему и Нефтис не относится.
— Мы можем просто уйти в другую хижину, — резонно ответил молодой парень, вызвав неудовольствие Нефтис.
Телохранительнице не нравилось, когда кто-то смел спорить с ее господином.
— Уйдем, уйдем, — Найл успокаивающе положил руку стражнице на плечо. — Но порядок, Айван, следует поддерживать везде и всегда. Мы не горные пчелы, которые гадят прямо у своего порога.
Туземец с крабовой клешней во рту внезапно вздрогнул, немного пожевал похрустывающий жесткий панцирь и снова затих. Брат по плоти брезгливо поморщился:
— Ты по-прежнему будешь считать их своими друзьями, Посланник?
— Буду, — пожал плечами Найл. — Идеальных людей не существует. Нужно уметь прощать недостатки тем, кто готов помочь тебе, поддержать в трудную минуту. Даже бестолковые друзья лучше умелых врагов.
Закачались мостики — девушка возвращалась от детской ямы.
В одежде она чувствовала себя намного увереннее, а мытье посуды и приборка комнат были для нее привычной обязанностью. Правда, вид толпы незнакомых мужчин, внезапно оказавшихся ее полноправными хозяевами — пусть даже спящих — снова нагнал на нее робость, и она стала собирать разбросанные по полу объедки передвигаясь чуть ли не на цыпочках.
— И еще, Рия, — громкий голос Найла заставил ее вздрогнуть и испуганно сжаться. — Мы сейчас уйдем в основной дом. Если кто-то из этих воинов станет здесь испражняться, скажи, что твою хозяйку, — правитель ткнул пальцем в сторону Нефтис. — Твою хозяйку это раздражает. А какова она в гневе, эти удальцы знают.
— Да, мой господин, — низко поклонилась девушка сперва Найлу, а потом Нефтис.
В ее душу наконец-то стало возвращаться спокойствие.
Рия знала: сильный господин не всегда бывает справедлив, и не всегда милостив — но за его спину всегда можно спрятаться, и ему всегда можно пожаловаться на обидчиков.
Теперь спящие победители не вызывали у нее прежнего страха — она принадлежала не им, а сильной женщине со щитом за спиной и длинным мечом на поясе.
Айван тоже разобрался в мыслях девушки и поднял глаза на Найла с немым недоумением: ему никогда не приходило в голову, что полагаться можно не на свои силы и оружие, а на кого-то другого.
Поддержать — да, встать рядом — да, подставить плечо — да. Но спрятаться за спину?!
— Она не воин, Айван, — покачал головой Посланник Богини. — Ты никогда не сможешь рассчитывать на ее плечо. Только на ласки, покорность и преданность.
Внезапно по всему дому прокатились гулкие удары.
Найл выглянул вниз: там качалась пирога с тремя туземцами, один из которых держал в руках зеленую ветвь.
— Вот тебе и другая хижина, — фыркнул правитель, — кто-то хочет начать с нами переговоры. Нужно прибрать здесь по-быстрому…
Он боролся с желанием просто смести накопившейся за ночь мусор в открытый проем кухонного мостка, но тогда хлам высыплется на головы парламентеров.
— Рия, шевелись! — уже всерьез зарычал он. — Айван, Нефтис, давайте забросим этих туземцев выше этажом, чтобы вид не портили. Быстро, быстро…
Некоторые из туземцев, когда их брали под плечи, начинали подавать признаки жизни, открывали глаза и порывались встать. Таких Найл тут же бросал и переходил к их вовсе бесчувственным соседям.
Снизу снова постучали.
Правитель мимоходом скинул вниз веревку, помог Нефтис приложить вождя в уголок, огляделся: двое воинов с безумными глазами пытались устоять на покачивающемся полу — покачивающимся в прямом смысле, от ветра, один на четвереньках полз к туалетному мостику, а Рыжий Нос, которому придали сидячую позу, то ронял голову, то норовил ее снова поднять.
Рия догадалась принести с кухни три большие чистые тарелки и перекидала на них целые тушки рыб и крабов, разбросанные по столу, чем сразу придала ему приличный вид.
— Молодец, — коротко кинул ей правитель, ощутив теплую волну благодарности за похвалу.
Похоже девушка окончательно возвратилась к жизни.
Однако в люке уже появилась зеленая ветвь, покачалась из стороны в сторону, а следом за ней просунул голову пожилой туземец. Он закачался, готовый вот-вот сорваться вниз — Нефтис шагнула вперед, протягивая руку помощи, но Найл успел ее остановить. Местных обычаев правитель еще не забыл. Старик понял, что хитрость не удалась и легко забрался внутрь.
— Приветствую тебя, гость из открытого моря, — качнулся он вперед, чтобы потереться носами, но правитель, не готовый к подобному приветствию, отпрянул.
Старик не смутился: здоровались прикосновениями носов обычно только родственники или друзья. Если победитель прежнего вождя не считал себя его другом, то это совсем не оскорбление или обида.
Найл молчал, тщательно прощупывая сознание гостя.
Того звали Черный Волос, и хотя волосы давно поседели, кличка все равно успела заменить данное при рождении имя.
Он был стар. Во время набегов или разграбления клана таких нередко убивали. Старики считались обузой, и хотя свои дети уже давно не отвозили их в море на вязанке хвороста, убийство чужого старика во время войны считалось некоторой компенсацией за причиненный ущерб. Черный Волос ничуть не удивится, если тот, кто пожелает стать новым вождем прямо сейчас перепилит ему горло и скинет вниз, избавляя клан от лишнего рта.
Тогда это станет знаком, что в доме Сирапа появился новый хозяин, который берет племя под свою руку.
Такое иногда случалось, если вождя убивал не другой вождь, а просто молодой сильный воин.
Однако чаще всего схватки происходили между вождями.
Правитель другого племени не мог разорваться между двумя домами и приводил воинов, чтобы просто разграбить чужой клан, забрать себе все и всех, кто нравится, поесть чужой пищи и попить чужой моркхи, развлечься с беззащитными людьми, побаловаться с их женщинами.
Иногда в награду за терпение и покорность клану оставался брошенный дом вождя, в котором можно успеть сделать припасы и отсидеться при следующем набеге. Но чаще всего после ухода победителя на ослабевший клан со всех сторон налетали соседи. Не имея возможности пересидеть осаду, племя становилось легкой добычей и было обречено.
Самое разумное после гибели вождя — это сразу бросать дом и уходить в другие места. Но, имея несколько детей, не очень попутешествуешь. Да и решиться бросить обжитое, обвязанное за много лет жилье не так просто.
От победителя сбегают или молодые парни и девушки, или не успевшие обзавестись детьми семьи. Остальным остается надеяться на откуп.
А вдруг победитель поленится грабить, откажется от веселья и возможности покуражиться, и просто возьмет ту добычу, которую надеялся сорвать с попавшего в беду племени?.. Тогда облегченно вдохнувшему клану остается дом вождя со всеми припасами, а победитель не торопясь, неделями, а иногда и месяцами вывозит оговоренный приз.
— Приветствую тебя, гость из открытого моря, — обеспокоенный молчанием хозяина, повторил старик.
— Приветствую тебя, Черный Волос, — кивнул Найл, узнавший все, что ему нужно.
— Я рад лично увидеть воина, сразившего самого Сирапа! — воздел старик руки к небу.
Найл, уже уставший каждый раз указывать на Нефтис, просто отмахнулся и кивнул на стол:
— Присаживайся, Черный Волос, угощайся.
— Благодарю за щедрость, великий воин.
— Да какая там щедрость, — небрежно пожал плечами правитель. — Здесь куча припасов, которые теперь никому совершенно не нужны.
— Мы могли бы забрать лишнее… — осторожно предложил старик, надеясь на наивность гостя издалека.
— Зачем такие хлопоты? — развел руками Посланник. — Я сброшу лишнее в алтарь. Это будет моя жертва морю в благодарность за победу. Ты угощайся, Черный Волос, угощайся.
Старику, у которого дома остались сын с женой и пятеро внуков, кусок в горло не лез.
Одно утешение — в хижине вместе с гостем из моря находилось только пятеро воинов. С такими силами целый клан, пусть даже маленький, разграбить трудно.
— Есть еще воины, — сообщил ему Посланник. — Спят наверху.
Туземец заметно вздрогнул.
Он испугался, что разговаривает с морским змеем, умеющим принимать человеческий облик, читать мысли и выманивать женщин в бушующее море. Впрочем, старик прожил очень долгую жизнь и мало верил в подобные вовсе небывалые, сказочные случаи.
— Ты плыл на совет, гость из моря, — покачал головой старик. — У тебя нет с собой оружия и припасов, у тебя всего три пироги. Нет, даже имей ты с собой всех воинов клана, на трех пирогах тебе не обложить наши дома. Ты встанешь под одним, а все остальные соберутся вместе и придут сразиться с тобой.
— Я мирный человек, Черный Волос, — улыбнулся Найл. — Я говорил про это на совете, и повторю тебе: я мирный человек. Мои воины не собираются входить в чужие дома. Мы немного отдохнем, принесем жертву морю, обрежем обвязки и уйдем назад.
У старика пересохло в горле. «Обрезать обвязки» означало разрезать веревки, крепящие стены и полы хижин. То есть, превратить главный дом клана в россыпь плавающих по воде жердей.
— Зачем резать? — с трудом сохранил невозмутимое выражение лица он. — Пусть стоит. Ведь никому не мешает?
Снаружи раздался громкий вопль, всплеск, беззлобный смех.
Посланник Богини поднялся на ноги, подошел к туалетному проему, выглянул наружу и тоже рассмеялся: один из плохо проспавшихся воинов Рыжего Носа не удержался на мостке, рухнул вниз и сейчас с трудом выбирался на корни ближайшей мангры.
— Ты прав, старик, ваших домов мне с ними не взять, — вздохнул Посланник Богини. — Но они воины, они победили, им хочется веселья и развлечений. Если они не могут погулять в ваших домах, то пусть хоть этот на жердочки разнесут.
— Им будет намного приятнее, вождь, если они вернутся домой не с рассказами о победе, а с подарками для жен и детей, с украшениями для лодок и домов, с добычей, которой смогут похвалиться перед друзьями.
— И где же они возьмут эту добычу, Черный Волос?
— Если ты не станешь отдавать припасы Сирапа морю и разрушать его дом, то клан Ореховых Стержней соберет подарки для твоих воинов.
— А подарки мне? — с деланным возмущением приподнял брови Найл.
— Что ты желаешь получить взамен этого дома, гость из открытого моря? — Я знаю, — Посланник прошелся вдоль стен, но подчиненные Рыжего Носа успели ободрать с них все. — Я знаю, что вы умеете изготавливать ткани. Мне нужен кусок размером втрое больше этой комнаты.
— Это очень много за один дом! — попытался возмутиться старик, но Найл его перебил:
— И еще мне нужен сухой гладкий ствол, прямой, в обхват толщиной, семь метров длиной, и еще один такой же вдвое тоньше. И три хорошие, большие пироги.
— Нет, гость, ты просишь слишком много за один дом. Клан готов дать тебе три пироги и ничего больше…
— Мне очень жаль, старик, — покачал головой правитель. — Но мне нужны мачта, парус и поперечный брус. Именно они. Если вы не можете их изготовить, то не нужно ничего вообще. И пусть воины развлекаются.
Черный Волос пожевал сморщенные губы, вспоминая про заготовленные для пирог стволы, и предложил:
— Хотя этот дом того не стоит, клан даст за него деревья, которые ты просишь.
— Деревья бесполезны без ткани, и ткань бесполезна без деревьев, старик. Все или ничего.
— Нет, ты хочешь слишком многого за один уже разоренный дом, за которым предыдущий вождь совсем не смотрел, — поднялся из-за стола туземец. — Очень много.
— Боюсь, Черный Волос, платить откуп каждому, кто появится после нашего отплытия, получится еще больше, — кинул ему в спину Найл, усаживаясь напротив опустевшего места и выбирая себе небольшого крабика. — К тому же, они могут появиться с оружием и припасами, и вовсе отказаться от подарков.
Переговорщик крякнул и, поразмыслив, вернулся обратно.
— Мы могли бы дать стволы сразу, — признал он, — но ткать такой большой лист материи придется долго.
— Сколько?
— Дней… — туземец растопырил пальцы. — Три руки: пятнадцать дней.
Теперь настала очередь морщиться Посланнику Богини: ждать нового паруса для корабля Поруза целых полмесяца он не мог.
— А еще мы дадим тебе новую пирогу, — встревожился старик. — Она самая большая в нашем лесу. Мы с сыном выдалбливали ее два месяца!
— Ладно, — решил правитель. — Пусть будет так!
— Пусть будет так, — закивал Черный Волос и наклонился вперед, чтобы потереться носами в знак заключения договора.
Найл тяжело вздохнул и тоже наклонился навстречу.
Успешно закончив трудные переговоры, оставшись в живых и даже сохранив в клане лишних две ладьи, старик чувствовал себя настоящим героем, с интересом разглядывая лежащих туземцев.
Он думал о том, кого гость оставит заложником до выполнения всех условий примирения. Правитель усмехнулся: если на севере заложник был жертвой, первой расплатой за нарушение соглашений, то здесь — фактически вождем проигравшего клана.
Заложник жил в доме вождя на правах хозяина до тех пор, пока не выполнялись все условия, принимал под свою руку жителей в случае набега, решал спорные вопросы, собирал долю улова для запасов на время осады.
— Значит так, старик, — решил Посланник Богини, — завтра к полудню вы пригоните сюда две пироги и отвезете нас к Открытому морю. Одна пирога останется там с нами. А на время, пока не будет готова ткань, заложником здесь останется Айван.
— Общаться с ними ты можешь, — проводив старика до люка, повернулся правитель к брату по плоти. — К жизни немного пригляделся. Все, что от тебя требуется, это защитить тех, кто в дом соберется в случае нападения, и напоминать туземцам, чтобы честную долю от добычи приносили. Впрочем, им это нужнее. В общем, кроме тебя поручить это все равно некому.
— А Нефтис?
— Она, конечно, опытнее, — покачал головой Найл. — Но не умеет проникать в чужое сознание, воспринимать мысли. Так что, привыкай. Теперь ты в этом доме хозяин. И, кстати, интересно, что ты скажешь Рие, которая теперь тоже принадлежит тебе?
Посланник кивнул на девушку, внесшую в хижину кувшин с моркхой.
Айван оглядел комнату, передернул плечами: — Унеси отсюда все, и прибери хижину. А если кто из этих… В общем, попытается пакостить, скажи, что я руки переломаю. Воняет ведь…
Рыжий Нос проснулся только к вечеру, мучаясь больной головой, и для него началась непрерывная череда разочарований: на столе оказалось пусто, а на требование принести выпивки и еды нахальная девчонка послала его к одному из воинов гостя из моря.
Вождь бы сходил — но его все еще сильно качало, а в таком состоянии люди нередко валятся с мостков.
Затем воины рассказали ему, что Найл сторговался с Ореховыми Стержнями об откупе, и теперь об осаде домов не имело смысла даже думать. А когда Рыжий Нос решил забыться в ночном сне — выяснилось, что обе женщины пропали, и отвести на них свою душу ему не удалось.
На самом деле Жувия, отпущенная утром в детскую комнату, предпочла оттуда не вылезать, а Рия нашла еще более надежное укрытие: как только стемнело, она прокралась мимо Найла и Нефтис и забралась к Айвану под одеяло.
К утру туземцы окончательно пришли в себя и забыли про обиды.
Каждый из них понимал, что всемером на трех пирогах разграбить клан им не удастся, а поход домой за подкреплением и обратно толку не даст: за четыре дня клан разграбят без них.
Оставалось радоваться тому, что удалось набрать в доме вождя.
Женщины накрыли стол, и на этот раз никто не требовал от них раздеваться перед мужчинами. После завтрака туземцы спустили пироги на воду, перебрались в них.
— Я был рад познакомиться с тобой, мой друг Найл, — просто сказал Рыжий Нос. — Мой дом всегда открыт для тебя.
Они потерлись носами, вождь слез по веревке, и три долбленки бесшумно исчезли среди деревьев.
Когда солнце поднялось в зенит, со стороны входного дома послышался громкий стук: это пришли обещанные Черным Волосом пироги. Это оказались довольно крупные лодки почти пятиметровой длины и полуметровой ширины с двумя гребцами в каждой.
Найл выбрал более широкую, с высоким загнутым носом, спустился в нее вместе с телохранительницей.
Молчаливые туземцы взялись за весла, и где-то часа через два сквозь деревья наметился просвет, а еще через четверть часа долбленки выскочили на чистую воду.
Ждать кораблей пришлось недолго — два белых паруса уже выступали над горизонтом. Воины клана Ореховых Стержней поначалу хотели своими руками потрогать таинственные лодки гостей из открытого моря, но по мере приближения кораблей их гигантские размеры стали навевать на туземцев такой ужас, что они не выдержали, попрыгали в одну пирогу и с невероятной скоростью умчались обратно в чащу.
— Спустить парус! Нос налево не торопясь! — послышался знакомый голос.
Идущий первым флагман подобрал свою белоснежную красоту и стал замедлять ход.
— Нос прямо! Тингай, Лохарь — трап на левый борт.
По веревочной лестнице Найл и Нефтис забрались на палубу, и правитель кинул морякам кончик веревки:
— Привяжите лодку к корме. Пригодится на неудобный берег высаживаться.
Ради встречи правителя Назия соизволила спуститься с мостика и ожидала его у борта:
— Я рада видеть вас, Посланник.
— И я рад видеть тебя, Назия, — Найл не удержался, и обнял командующую флотом.
— Вы не ранены, Посланник? Я вижу, вы потеряли одного человека.
— Нет, не потерял, — покачал головой Найл. — Я договорился о ремонте корабля Поруза. Для него сейчас изготавливают мачту, поперечный брус и ткань для паруса. Айван за всем этим присматривает.
— Может, лучше оставить вместо него моряка? Ведь брат по плоти ничего не понимает в рангоуте!
— Там нужнее воин, Назия… — правитель вгляделся в лес, запоминая приметы места, от которого придется искать дорогу к водам клана Ореховых Стержней. — А что касается моряков… То им нужно двигаться вдоль леса до устья Голодной реки, по ней подняться на юг до островов с каменным лесом, а там, возможно, и спрятано семя, ради которого мы и отправились в путь.
— Поднять парус! Рулевой — нос направо спокойно! Нос прямо! Не грусти, бездельники, скоро берег!