Плавучие театры Большой Планеты

Глава 6

Всю ночь шлюпки дрейфовали вниз по течению; время от времени матросы брались за весла, чтобы побыстрее удалиться от голодопортанцев, вполне способных пуститься в погоню.

На рассвете шлюпки пристали к песчаной косе, где проще было ставить мачты и реи. Бонко развел костер, и труппа стала поджаривать водившихся здесь песчаных ползунов, пока матросы оснащали баркасы.

Замп взглянул на мадемуазель Бланш-Астер, сидевшую с саквояжем, и вспомнил про драгоценную сумку под носовым камбузом. Взвесив ее в руке, Замп убедился в сохранности своего капитала и снова спрятал сумку, еще надежнее.

Вернувшись на песчаную косу, Замп заметил, что вокруг боцмана собрались несколько матросов — каждый из них, по-видимому, на чем-то настаивал. В нескольких метрах дальше по берегу актеры и музыканты из труппы тоже о чем-то горячо спорили.

К Зампу тут же направились Бонко и «великий чародей» Виливег. Виливег сказал: «Актеры подняли любопытный вопрос…»

«Тот же вопрос интересует и команду», — вставил боцман.

«Вопрос заключается в следующем, — продолжал фокусник. — После того, как мы приплывем в Лантин, возможны замешательство и суматоха. Можно себе представить, что в такой ситуации, по какому-нибудь недосмотру, актеры могут не получить заработную плату».

«Матросы тоже считают, что сейчас самое удачное время для расчета — чтобы по прибытии в Лантин никто не испытывал особых неудобств», — пояснил Бонко.

Виливег поддержал боцмана: «Усилия, которые потребовались бы в Лантине для того, чтобы найти каждого из нас и передать ему деньги, легли бы излишним и несправедливым бременем на плечи такого человека, как вы, и так уже отягощенного множеством проблем».

Замп с изумлением переводил взгляд с одного собеседника на другого: «Не могу поверить своим ушам! Вернитесь к тем, кто вас послал, и объявите, что моя первоочередная и самая насущная задача заключается в приобретении нового судна, которое позволит всем присутствующим продолжать зарабатывать на жизнь. Учитывая это обстоятельство, я предлагаю сохранить казну театра в качестве доверительного фонда, в интересах всех актеров и матросов».

Виливег прокашлялся: «Некоторые участники труппы предвидели, что вы будете руководствоваться подобными соображениями. Согласен, они носят альтруистический характер; тем не менее, они скорее относятся к области фантазий, нежели к реальности. Короче говоря, каждый из исполнителей требует немедленного расчета полновесным железом».

«Команда, — прибавил боцман, — придерживается той же точки зрения».

Замп огорченно покачал головой: «До чего низменный, вульгарный подход! Неужели все мы потеряли всякое стремление к общей цели? Только взаимопомощь — и, возможно, принесение в жертву части дохода — позволит каждому из нас реализовать свои способности!»

«Всецело разделяю ваши надежды, — сочувственно произнес „великий чародей“, — но они могут быть осуществлены только следующим образом. Каждый из нас получит всю причитающуюся ему заработную плату — плюс возмещение стоимости потерянного личного имущества и премиальные за причиненные неудобства. Затем, когда представится такая возможность, мы снова вложим какие-то средства и все наши неповторимые таланты в общий фонд, что будет выгодно каждому. Никакое другое решение вопроса невозможно».

Аполлон Замп гневно взмахнул рукой: «Никогда не думал, что мне придется иметь дело с таким низкопробным, позорным, близоруким упрямством! Все это окажется выгодно только владельцам лантинских таверн. Тем не менее, если вы настаиваете на таком безумии, я вынужден удовлетворить ваши запросы. Должен заметить, между прочим, что, когда я буду набирать персонал для нового плавучего театра, мне придется отказаться от намерения положительно учитывать факт нашего сотрудничества в прошлом».

«То, о чем вы говорите — не более чем призрачные пряди в воображении Великого Ткача, плетущего кружева пространства-времени, — заявил фокусник. — Раскошеливайтесь!»

«Хорошо! — угрюмо отозвался Замп. — Выстраивайтесь в очередь. Виливег, будь так любезен, подготовь документ, подтверждающий получение заработной платы труппой и командой — каждому из присутствующих придется его собственноручно подписать».

«С удовольствием! — отозвался Виливег. — Кажется, среди моих вещей остались бумага и перо».

«Одно последнее замечание, остановил его Замп. — Ты упомянул о выплате „премиальных“ и „возмещения стоимости потерянного личного имущества“. В настоящее время я не могу позволить себе такое расточительство. Трудоустройство труппы и команды закончилось вчера вечером, с ударом топора Бонко, и оплата будет производиться только за время, отработанное до этого момента».

Заявление Зампа не прибавило ему популярности и вызвало существенные протесты, но он их игнорировал. Забравшись в капитанскую шлюпку, он выставил на берег скамью, чтобы она служила расчетным прилавком, после чего вытащил из-под камбуза кожаную сумку и снова спрыгнул на песок.

«Итак! — объявил он. — Подходите по одному, получайте железо, подписывайте документ и отходите в сторону. Пожалуйста, не пытайтесь вставать в очередь повторно. С жалобами и спорами придется подождать до тех пор, пока мы не прибудем в Лантин. Кто первый — ты, Виливег?»

«Да — так как я буду наблюдать за процессом подписания ведомости, целесообразно заплатить мне в первую очередь. Вы задолжали мне, в точности, за два месяца, четыре дня, семь часов и шестнадцать минут».

«Как так? — взревел Замп. — Ты забыл про аванс в размере тридцати трех грошей, выплаченный тебе в Лантине?»

«В размере тринадцати грошей! — взревел в ответ „великий чародей“. — Я просил пятьдесят; вы заявили, что на текущие расходы в кассе осталось только тринадцать».

«Неправда! Ты выдал расписку о получении материалов и продуктов из судовой кладовой примерно на сумму в одиннадцать грошей, и эту сумму придется вычесть. Кроме того…»

«Минуточку, минуточку! — воскликнул Виливег. — Действительно, я взял из кладовой горшок помады для волос, одеяло и коробку сушеного инжира. Все это погибло в огне — я не успел даже начать пользоваться этими, как вы изволили выразиться, „материалами и продуктами“!»

Замп решительно покачал головой: «Задолженность существует. Кроме того, ты преувеличил срок, за который тебе причитается заработок, на три недели и четыре дня. Таким образом, я тебе должен, круглым счетом, шестьдесят семь грошей. Будь так добр, распишись в ведомости».

Виливег потряс в воздухе сжатыми кулаками. Замп, давно привыкший к вспышкам артистического темперамента, не обращал внимания на жестикуляцию. Деловито открыв сумку, антрепренер высыпал на скамью ее содержимое — шесть тяжелых камней.

На мгновение оцепенев от неожиданности, Аполлон Замп медленно поднялся на ноги. Взглянув на очередь людей, ожидавших выдачи заработной платы, он заметил, почти в самом конце, стюарда Чонта.

«Чонт, будь так добр, подойди сюда!» — подозвал его Замп.

Чонт приблизился: «Да, капитан, что случилось?»

«Когда я передал тебе эту сумку, в ней были два с четвертью килограмма железа. Теперь в ней камни. Как ты объясняешь это обстоятельство?»

На лице Чонта отразилось полное недоумение: «Никак не могу объяснить это обстоятельство! Я отдал сумку жонглеру Барнвику и попросил положить ее под камбуз…»

«Врешь! — заявил Барнвик. — Не брал я у тебя никакой сумки!»

«Ну, значит, я отдал ее не тебе, а кому-то другому, — объяснил стюард. — Было темно, и в суматохе я мог перепутать».

«Чонт, принеси чемодан, который ты взял с собой, — потребовал Замп. — Я хотел бы проверить его содержимое».

Стюард отказался наотрез: «Не могу это сделать по двум причинам. Во-первых, я честный человек и не допущу, чтобы мою добросовестность подвергали сомнению. Во-вторых, в чемодане находятся мои сбережения — все, что я сумел отложить за свою жизнь. А человек, вознамерившийся меня ограбить, может заявить, что это и есть пропавшее железо».

Замп задумался. Невозможно было даже представить себе, чтобы такой прожигатель жизни, как Чонт, мог иметь существенные сбережения. С другой стороны, если бы стюарду пришлось сию минуту вернуть похищенное, Замп тут же расстался бы с этими деньгами, будучи вынужден выдавать заработную плату. Взять Чонта за жабры следовало в Лантине. Аполлон Замп обратился к спутникам, которых уже нельзя было рассматривать как его труппу и команду: «У меня похитили все мои деньги. Я временно неспособен удовлетворить ваши требования. Вместо того, чтобы огорчаться по поводу наших лишений, предлагаю совместно использовать все наши способности и оставшиеся средства с тем, чтобы снова заслужить благоволение судьбы. Тем временем, нам нужно спешить в Лантин, чтобы голодопортанцы не застали нас врасплох на этой песчаной косе».

«Подождите-ка! — возразил Чонт. — Мои скромные сбережения я ношу с собой, это правда, но мне тоже полагается заработная плата. Не могу ли я поинтересоваться, чем набиты ваши карманы? Возникает впечатление, что они вот-вот разойдутся по швам».

«Я взял с собой несколько личных вещей», — ответствовал Замп.

«Драгоценности и железо из вашей шкатулки?»

«Ими придется поделиться! — воскликнул фокусник Виливег. — Передайте их на хранение надежному доверенному лицу — например, боцману или мне — а в Лантине мы распределим деньги, полученные после продажи ваших драгоценностей».

«Ни в коем случае! — отрезал Замп, отступив на пару шагов и опустив пальцы в поясную сумку, чтобы выхватить заточенные крюки, как только возникнет необходимость. — Мои безделушки останутся моими. По шлюпкам, и в путь!»

Труппа неохотно заняла свои места на скамьях шлюпок — все, кроме Чонта.

«Ты идешь?» — позвал его Замп.

«Пожалуй, что нет, — ответил стюард. — Меня тошнит от качки в баркасах. Дойду до Лантина по берегу, осталось всего лишь несколько километров».

«А я составлю Чонту компанию!» — вызвался Бонко и спрыгнул на песок.

«Как вам угодно!» — откликнулся Замп и оттолкнул шлюпку от берега.

Внезапно встревоженный, Чонт передумал: «Нет, я все-таки хотел бы плыть в шлюпке!»

Кто-то закричал: «Голодопортанцы! Скачут по берегу!»

«Налегайте на весла! — взревел Замп. — Гребите, или мы погибли! Поднимайте паруса!»

По берегу с топотом несся отряд голодопортанцев, низко пригнувшихся к гривам черных лошадей, с развевающимися за спиной плащами. Бонко и Чонт пустились наутек, но их тут же догнали и зарубили топорами. Грабители принялись обстреливать шлюпки из коротких луков, но баркасы уже отплыли на середину реки, и стрелы до них не долетали.

Не меньше часа голодопортанцы ехали на лошадях по берегу, сопровождая шлюпки, но в конце концов осознали бесполезность этого занятия и вернулись восвояси.

Подгоняемые как течением, так и попутным ветром, шлюпки быстро проплыли оставшуюся часть пути и прибыли в Лантин еще перед тем, как сгустились сумерки.

К тому времени город покинули все плавучие театры, за исключением «Золотого фантазма Фиронзелле». Сегодня судно Гарта Пеплошторма сияло множеством разноцветных огней, так как его владелец давал представление перед многочисленной аудиторией. К горлу Аполлона Зампа подступил желчный комок. Он сгорбился на скамье. Бесполезно было ругаться или жаловаться на судьбу. В один прекрасный день, однако, Пеплошторм узнает, почем фунт лиха!

Шлюпки привязали к причалу. Изможденные актеры и матросы взобрались на набережную и неуверенно стояли, переглядываясь и явно ожидая указаний Зампа.

Замп подавленно произнес: «Нам придется разойтись — каждому своим путем. Я конченый человек, у меня почти ничего не осталось. Не могу ничего вам посоветовать, не могу ничем вас подбодрить. Могу только предложить вам найти какой-нибудь способ добраться до Кобля — может быть, когда-нибудь мы снова будем плавать вместе по Висселю. Труппа распущена».

«А что будет с вами?»

Аполлон Замп обернулся. Мадемуазель Бланш-Астер стояла неподалеку и ждала его. Замп печально вздохнул. Неужели его несчастье возбудило сочувствие в ледяном сердце надменной красавицы? Если так, Замп не отказался бы от какого бы то ни было утешения. Замп поднял ее саквояж.

«Куда вы хотите пойти?» — спросила она.

Замп задумался: «На конце набережной есть трактир „Зеленая звезда“. Там допоздна шумят гуляки, но зато там недорого сдают помещения. В данный момент меня вполне устроит такой ночлег».

«Меня это тоже вполне устраивает».

Даже в этой ситуации — пожалуй, самой мрачной за всю его жизнь — Замп нашел повод чему-то обрадоваться. Он осторожно произнес: «Мне удалось сохранить несколько ценных безделушек. Я готов поделиться с вами своими скудными средствами — их хватит, чтобы добраться до Кобля».

«У меня есть средства, достаточные для удовлетворения моих нужд».

Замп пожал плечами и надул щеки: норовистая особа, нечего сказать!

Они направились по набережной к упомянутому трактиру. Проходя мимо «Хмельного стеклодува», Замп уловил аппетитный, завораживающий аромат жареного мяса. К сожалению, в этом заведении блюда стоили очень дорого; в трактире «Зеленая звезда» можно было в десять раз дешевле подкрепиться миской рагу с ломтем хлеба и кружкой пива из корневищ болотного тростника.

Набережная кончилась: мостки на кривых сваях пересекали приливно-отливную отмель[8] и вели к трактиру «Зеленая звезда» — хаотичному сооружению из старых досок, плавника и кривых бутылей, забракованных на стеклозаводах. На веранде, закинув ноги на перила, сидели, пили пиво и точили лясы четыре человека. Когда Замп и мадемуазель Бланш-Астер поднялись на веранду, они замолчали; как только необычные посетители зашли в трактир, собутыльники принялись вполголоса обсуждать их появление.

Потолок широкого трактирного зала опирался, то поднимаясь, то опускаясь, на случайно расставленные деревянные столбы различной высоты. Стеклянные фонари в форме зеленых звезд отбрасывали болезненно-бледный свет на столы, за которыми сидели главным образом ничем не примечательные люди, решившие поразвлечься перед сном; в углу довольно-таки неряшливо одетая женщина извлекала из концертины меланхолические звуки.

Замп подошел к стойке бара и подозвал трактирщика: «Нам нужно переночевать — и хорошенько поужинать, как можно скорее».

«Очень хорошо — наша лучшая комната как раз пустует. Если не ошибаюсь, вы — Аполлон Замп, владелец знаменитого плавучего театра?»

«Он самый».

Трактирщик вышел из-за стойки и с легким поклоном пригласил их пройти: «По этому коридору, сударь и сударыня — ваша комната выходит окнами на реку».

Помещение оказалось достаточно удобным; на полу лежали тростниковые циновки, матрас был набит пухом мишурной травы, а на столе стоял кувшин с водой. Примыкавший к комнате нужник нависал над приливной отмелью.

Замп опустил саквояж спутницы на матрас; при этом саквояж раскрылся, и в нем обнаружились те предметы одежды, которые мадемуазель Бланш-Астер решила спасти и взять с собой — в том числе расшитую золотом роскошную синюю накидку; мадемуазель еще ни разу не надевала ее в присутствии Зампа.

«Вас это устроит, сударь?» — спросил трактирщик.

«Вполне, — отозвался Замп. — Мы спустимся поужинать через пять минут».

Трактирщик удалился; обернувшись, Замп увидел, что мадемуазель Бланш-Астер возмущенно выпрямилась: «Надеюсь, вы не намерены делить со мной эту комнату?»

Замп обвел помещение оценивающим взглядом: «По-моему, здесь чисто и удобно. Почему нет?»

«Я не желаю делить с вами какое бы то ни было помещение», — чопорно заявила мадемуазель Бланш-Астер.

События последних суток серьезно подорвали способность Зампа проявлять благожелательное терпение. Швырнув кепку на пол, он схватил полуоткрытый саквояж красавицы и резко протянул его ей в руки: «Найдите себе другую комнату. Мне наскучила ваша брезгливость. Ступайте своей дорогой и больше меня не беспокойте!»

Мадемуазель Бланш-Астер решительно направилась к двери, открыла ее — и остановилась. Она наклонила голову; Замп заметил, что она плачет. Приступы раздражительности Зампа, как правило, быстро заканчивались; в данном случае, однако, он продолжал хранить угрюмое молчание. Не мог же он вечно танцевать, как марионетка, под дудку этой особы!

Мадемуазель вернулась в комнату и положила саквояж на пол; по ее лицу было видно, что она неопытна, растеряна и устала до изнеможения. Замп поднял ее саквояж и положил его на стул, после чего заключил ее в объятия и, несмотря на очевидный ужас, отразившийся в ее глазах, поцеловал ее. Девушка никак не отозвалась на поцелуй, но и не сопротивлялась — с таким же успехом Замп мог бы поцеловать тряпичную куклу. Раздраженный антрепренер отступил на пару шагов.

Мадемуазель Бланш-Астер вытерла губы платком и наконец обрела дар речи: «Аполлон Замп, я хотела бы сопровождать вас до Морнуна — это правда. Но я надеялась, что вы сумеете сдерживать свою похоть — или, по меньшей мере, сосредоточить ее на другом человеческом или нечеловеческом существе. Мне предстоит трудный выбор. Я не намерена поступаться ни своими целями, ни тем, что вы называете моей брезгливостью».

Замп воздел руки к потолку и принялся расхаживать по комнате взад и вперед размашистыми, чуть приседающими шагами: «Ваши нравоучения возмутительны! Разве я урод какой-нибудь? Разве у меня в жилах течет не кровь, а уксус? Наша жизнь коротка — зачем бесконечно отказывать себе в ее радостях?» Он остановился рядом с ней и взял ее за талию: «Разве вы не чувствуете, что ваше сердце бьется чаще, что внутри у вас разливается теплота, вызывающая приятную слабость в ногах и руках?»

«Голод, усталость и безразличная апатия — это все, что я чувствую».

Замп с отвращением опустил руки: «Никто никогда не обвинит Аполлона Зампа в том, что он принудил женщину к соитию против ее воли! Тем не менее, я не намерен выселяться из этой комнаты. Разделите ее со мной или найдите другое помещение — как вам будет угодно».

«Вы можете спать на матрасе. Я буду спать на полу».

«Воля ваша. Тем временем, пора вымыть руки и поужинать».

Вернувшись в трактирный зал, они обнаружили, что почти все участники бывшей труппы «Миральдры» тоже собрались в «Зеленой звезде» и торговались с хозяином по поводу ночлега и ужина.

Зампу и его спутнице подали миски густого горячего супа, блюдо жареных жаворонков, острое рагу из трав, мидий и рыбы и каравай хлеба из пыльцовой муки — пожалуй, более роскошный ужин, чем ожидал Замп — но мадемуазель Бланш-Астер тут же отдала ему должное. За едой Замп продолжал выражать недоумение и разочарование по поводу поведения красавицы: «Как правило, я не позволяю эмоциям преобладать над разумом. Тем не менее, ваше пренебрежение лишает меня возможности трезво размышлять…»

На стол легла широкая тень — рассуждения Зампа прервал Ульфимер, предводитель комиков-уродов: «Ты заявлял, что ограблен и не можешь заплатить мне за работу, а теперь сидишь и жуешь жаворонков, тогда как мне придется продать сапоги, чтобы рассчитаться за миску каши! Сейчас возьму и опрокину стол тебе на башку, будешь знать!»

«В твоей точке зрения нет никакой логики! — горячо возразил Замп. — Ты завидуешь моему ужину — после того, как я потерял судно и все железо? А ты что потерял? Только заработок, да и тот ты получал не благодаря выдающимся способностям, а исключительно потому, что на тебя смотреть противно!»

«Не смей преуменьшать мои способности! — ревел Ульфимер. — Как бы то ни было, ты тут расселся и вытираешь жирный рот салфеткой, пока у меня кишки сводит от голода!»

«В свое время справедливость будет восстановлена», — сказал Замп. Ульфимер мрачно проковылял прочь, и Замп снова сосредоточил внимание на высокомерной аристократке: «На мой взгляд, вы не понимаете истинную природу моей пылкости. Я предлагаю не какую-нибудь мимолетную позорную интрижку, а…»

И снова его прервали — на этот раз к столу подошла, слушая Зампа и гневно поглядывая на мадемуазель Бланш-Астер, рыжая исполнительница пантомим, Лаэль-Росса: «Аполлон Замп! Не нахожу слов, от обиды у меня дыхание перехватывает! Ты воспользовался, по очереди, каждой из девушек-мимов, и что мы получили взамен? Ничего. Расселся тут с новой любовницей, а мне — и Криссе, и Демели, и Септине — придется торговать собой на набережной, чтобы добывать средства к существованию!»

Приложив немалое усилие, Замп ответил сдержанно: «Твои слова не делают тебе чести. В свое время у меня будет новое судно, и я намерен снова нанять сохранивших мне верность участников бывшей труппы…»

Лаэль-Росса не стала его слушать, раздраженно повернулась на каблуках и ушла.

Замп устало вздохнул. «В данный момент удача меня покинула, — сообщил он мадемуазели Бланш-Астер. — Но с этих пор дела пойдут только лучше. Тем временем, я отчаянно нуждаюсь в вашем доверии и в вашей привязанности. Поверьте мне, мы разделим щедрые награды! А пока что — неужели я прошу слишком многого, если, например, сегодня ночью…»

И снова кто-то стоял у стола; подняв глаза, Замп увидел Гарта Пеплошторма. «Ага, вот вы где прячетесь, Аполлон Замп! — воскликнул тот. — Я слышал о ваших неприятностях. Примите мои соболезнования! Вы потерпели катастрофу, и все мы прониклись глубоким сочувствием».

«Да, я в отчаянном положении, — подтвердил Замп. — Но не отчаиваюсь. Я начну все заново. В конечном счете я вознагражу друзей и накажу врагов. В каком-то смысле подлый мерзавец, подложивший мне свинью, оказал мне большую услугу — тем не менее, пусть не ждет пощады!»

«Ха-ха, Замп! Отлично, отлично! Рад, что беда не сломила ваш дух! — слегка наклонив голову, Пеплошторм с очевидным любопытством смотрел на мадемуазель Бланш-Астер, но Замп не позаботился представить ему спутницу. — Так что же, вы все еще намерены плыть вверх по течению в Морнун?»

Замп крякнул: «Король Вальдемар может развлекаться, пересчитывая пальцы на ногах. Какое мне дело?»

Мадемуазель Бланш-Астер подняла глаза; встретившись с ее голубым взором, Замп прибавил: «Я еще ничего не решил. Если будет такая возможность, мы отправимся в такое плавание».

«На баркасах, которые позволили вам вернуться в Лантин?»

«В Кобле все как-нибудь утрясется».

Пеплошторм больше не мог сдерживать любопытство: «А что будет с вашей очаровательной подругой?»

«Она в составе моей труппы».

«Неужели?» — Пеплошторм обратился непосредственно к мадемуазели Бланш-Астер: «Не могу ли я поинтересоваться, в каком амплуа вы подвизались?»

Та беззаботно махнула рукой: «У меня множество талантов. Я могу петь двумя голосами сразу, бороться на ковре с бородатыми карликами и учить огрей танцевать мазурку».

«Удивительное дело! — поднял брови Пеплошторм. — Так как у Зампа больше нет своего судна, может быть, вас заинтересует возможность демонстрации ваших способностей в моем театре?»

«Меня устраивает мое нынешнее положение».

Гарт Пеплошторм отозвался любезным жестом, после чего обвел взглядом помещение, где за мисками каши сгорбились многочисленные участники бывшей труппы Зампа. Пеплошторм подозвал трактирщика и громко распорядился: «Подайте этим прекрасным знатокам своего дела, за мой счет, ужин, которого они заслуживают. Жареные жаворонки еще остались? Принесите их, а также подносы с гуляшом и две дюжины творожных ватрушек».

«Браво! — воскликнул Виливег. — Маэстро Пеплошторм — поистине благородный человек!»

«Нельзя сказать, что в своей щедрости я не руководствуюсь определенным расчетом, — признался Пеплошторм. — Я решил расширить программу, включив в нее кое-какой материал легкомысленного характера, и рассмотрю возможность найма любых квалифицированных исполнителей, не занятых в настоящее время».

«Да здравствует маэстро Пеплошторм!» — закричал акробат Альпо.

Пеплошторм поклонился и снова подозвал трактирщика: «Подайте моим друзьям несколько бутылей вина попроще». И снова Пеплошторма приветствовали радостными возгласами. Он поднял руку, призывая к молчанию: «Не буду больше мешать вашему ужину. Сегодня вечером отдыхайте. Завтра я буду проводить интервью на борту „Золотого фантазма“». Опустив несколько звонких железных монет в руку хозяина заведения, Гарт Пеплошторм безмятежно поклонился мадемуазели Бланш-Астер и удалился из таверны.

Замп немедленно поднялся на ноги и обратился к бывшей труппе: «Не обманывайтесь на счет Пеплошторма! Он не предложит ничего стоящего!»

Виливег разразился издевательским смехом: «А вы можете предложить что-нибудь получше?»

«Твой вопрос не имеет смысла, — отозвался Замп. — Тем не менее, могу сказать следующее: когда по реке начнет курсировать новое „Очарование Миральдры“, вы пожалеете о том, что променяли Аполлона Зампа на сладкоречивое пресмыкающееся, только что покинувшее это заведение».

«Мы начнем зализывать раны, когда они будут нанесены!» — заявил акробат Альпо, и его слова вызвали у коллег взрыв веселья. В порыве восторженного облегчения фокусник Виливег одарил чаевыми толстую музыкантшу в длинном платье из черных бусин, и та набросилась на концертину с удвоенным усердием.

Наклонившись над столом, Замп обратился к мадемуазели Бланш-Астер: «В этом логове буйных головорезов спокойная беседа невозможна. Давайте выйдем на веранду — или, может быть, вы предпочитаете прогуляться по набережной?»

Мадемуазель ответила отстраненным, блеклым тоном: «У меня нет настроения беседовать. Но здесь такой шум и гам, что я, конечно, не смогу заснуть».

Под боком выросла фигура трактирщика: «Я приготовил ваш счет, маэстро Замп».

Замп изумленно уставился на него: «Мой счет? Я рассчитаюсь утром, перед тем, как покину ваше заведение».

«Была допущена ошибка. Виливег зарезервировал ту комнату, которую я по забывчивости вам предоставил».

Замп опустил руку к эфесу рапиры: «Предлагаю на ваше рассмотрение три возможности. Вы можете вернуть Виливегу ту сумму, которую он только что вам уплатил — насколько я понимаю, она в два раза больше того, что вы обычно берете за комнату. Вы можете заплатить за мой ночлег в лучших номерах „Хмельного стеклодува“. Или ваша кровь оросит пол вашей таверны».

Трактирщик отступил на шаг: «Ваши обвинения оскорбительны! Меня не запугаешь! И все же, насколько я припоминаю, помещение, которое я предложил Виливегу — не та комната с видом на реку, которую я предоставил вам, а другая, с окнами, выходящими на приливную отмель. Там почти не слышен шум, доносящийся из трактира. В любом случае, все в порядке, у меня нет к вам никаких претензий».

«Рад слышать, — заметил Замп. — Надеюсь, дальнейших недоразумений не предвидится».

Замп и его спутница направились к выходной двери, но с ними столкнулся фокусник Виливег, спешивший к стойке бара. Виливег резко произнес: «Поосторожнее, будьте любезны! Вы наступили мне на ногу».

«Придержи язык, Виливег! — ответил Замп, скорее огорченный, нежели раздраженный. — Мне надоели твои жалобы».

Виливег смерил его надменным взглядом и отвернулся; Замп и мадемуазель Бланш-Астер вышли на веранду. Здесь они присели как можно дальше от четырех стеклодувов, все еще наливавшихся пивом и наслаждавшихся прохладным вечерним воздухом. Перед ними величественно струился глубокий и тихий Лант, приближавшийся к месту слияния с Висселем; на противоположном берегу мерцали несколько желтых фонарей. На борту «Золотого фантазма Фиронзелле» горели только огонь на верхушке мачты и сторожевые светильники вдоль бортов, но факелы, расставленные на набережной, ярко освещали красочные вывески многочисленных ларьков и таверн. Стены таверны, шум разговоров и смех почти заглушали хрипловатые, словно задыхающиеся звуки концертины, превратившиеся в почти приятный, ненавязчивый аккомпанемент. Замп спросил: «Не желаете ли выпить рюмку настойки — или бокал „Дульцинато“?»

Истолковав молчание спутницы как согласие, Замп подозвал подростка, прислуживавшего посетителям на веранде — тот только что принес стеклодувам еще по кружке пива: «Принеси нам пару рюмок „Лучшей настойки Айзандера“, прохладной, но не ледяной».

Юноша покачал головой: «У нас есть лохань „Синего душегубца“ и бочонок „Мятежного рома“ — выбирайте».

«Тогда принеси бутыль вина получше», — сказал Замп. Откинувшись на спинку плетеного кресла, он повернулся к спутнице: «Продолжим нашу беседу…»

«Я хотела бы посидеть в тишине».

Пальцы Зампа схватились за ручки кресла: «Но ведь нам есть о чем поговорить! Я ничего о вас не знаю — кроме того, что вы очаровательны и высокомерны».

«Я не хотела бы говорить о себе».

«Скажите мне, по меньшей мере, одно, — настаивал Замп. — Вы обручены? Вы сохраняете верность какому-то далекому возлюбленному? Поэтому вы так себя ведете?»

«Ни одно из ваших предположений не соответствует действительности».

«Тогда почему же, почему я произвожу на вас столь отталкивающее впечатление?»

Мадемуазель Бланш-Астер устремила на Зампа сосредоточенный взор: «Если уж я вынуждена говорить, давайте обсудим вопросы, имеющие практическое значение. Прежде всего, каким образом вы собираетесь приобрести новое судно?»

«Доберемся до Кобля, а там посмотрим».

«И сколько времени у вас займет подготовка такого судна к плаванию вверх по течению Висселя?»

Замп пожал плечами: «Необходимо учитывать дюжину различных факторов. Если бы со мной были мои два с четвертью килограмма железа, на это ушло бы не больше одной-двух недель. Но мне хотелось бы знать, почему вы так настойчиво стремитесь в Морнун?»

«В этом нет никакой тайны. Тот, кто заслужит первый приз Вальдемара, получит дворец и сокровище. Я хотела бы выйти замуж за этого человека и жить в условиях, подобающих принцессе».

Замп недоверчиво покачал головой и налил в бокалы вино, поданное подростком: «Вы тщательно рассчитали и продумали свою дальнейшую жизнь».

«Почему нет? Разве я могу надеяться на другую жизнь?»

«На этот счет у меня нет устоявшегося мнения, — признался Замп. — О загробной жизни много рассуждают, приводя множество аргументов „за“ и „против“, но вопрос остается открытым. Тем не менее, тот, кто тщательно планирует существование с точностью до малейших деталей, нередко упускает любопытные и увлекательные возможности сделать жизненный путь более красочным — хотя, конечно, любой жизненный путь заканчивается одним и тем же».

«Сколько времени займет возвращение в Кобль?»

«Рано или поздно то или иное судно отплывет из Лантина вниз по течению. Мы этим воспользуемся».

«И вы сможете заплатить за перевозку?»

«Несомненно! Мне удалось сохранить драгоценности, их можно продать за существенную сумму», — с этими словами Замп похлопал себя по карману и обнаружил, что он пуст. Выпрямившись в кресле, Замп воскликнул: «Меня ограбили! Как это может быть?» Оглядевшись по сторонам, он остановил взгляд на входной двери таверны: «Когда Виливег со мной столкнулся, он сделал несколько странных движений руками. И теперь мои драгоценности в кармане у фокусника!»

«Как насчет приглашения на серебряной табличке?»

Замп пощупал внутренний карман за пазухой: «Она при мне».

«Позвольте мне на нее взглянуть».

Замп вынул блестящую табличку. Мадемуазель Бланш-Астер взяла ее и облегченно вздохнула: «Да, это она».

Засунув табличку обратно за пазуху, Замп вздохнул: «И это мое последнее имущество. Мне придется заплатить этим серебром за наш ночлег и ужин».

Мадемуазель Бланш-Астер покачала головой: «Я заплачу трактирщику. Кроме того, я заплачу за наши места на корабле, отплывающем в Кобль».

Замп удивленно воззрился на нее: «Я и не подозревал, что у вас с собой столько железа!»

Мадемуазель Бланш-Астер проигнорировала это замечание: «Мы можем договориться на деловой основе — здесь и сейчас. Я сделаю все необходимое для того, чтобы мы вернулись в Кобль, но только в том случае, если вы откажетесь от эротических фантазий».

«Вот еще! — проворчал Замп. — Что, если я швырну эту табличку в реку?»

«Я не смогу вам помешать».

«Вы могли бы меня разубедить».

Мадемуазель Бланш-Астер ничего не ответила. Замп снова вынул табличку и задумчиво взвесил ее в руке. Мадемуазель Бланш- Астер поднялась на ноги и зашла в таверну — надо полагать, для того, чтобы вернуться в комнату с видом на реку.

Сжав зубы, Замп поднял глаза к небу, снова засунул табличку за пазуху и продолжал молча сидеть в темноте. Пьяный Виливег вывалился, покачиваясь, из таверны, и облокотился на перила веранды, чтобы продышаться. Замп тихонько подошел к нему сзади, схватил фокусника за ноги и перекинул через перила — вниз, в глубокую илистую слякоть приливной отмели.

Замп задумчиво вернулся в комнату с видом на реку. На столе горела лампа. Мадемуазель Бланш-Астер лежала в углу, завернувшись в плащ; ее блестящие светлые локоны покоились на импровизированной подушке из расшитой золотом накидки.

Замп знал, что она не спит. Он ворчливо сказал: «Вы можете разделить со мной матрас, не мучаясь беспокойством по поводу драгоценной неприкосновенности вашего тела. В данный момент оно привлекает меня не больше, чем этот колченогий стол».