Планета-тюрьма варваров

Руби Диксон

Планета-тюрьма варваров

Серия: Варвары Ледяной планеты (книга 14)

Автор: Руби Диксон

Название: Планета-тюрьма варваров

Серия: Варвары Ледяной планеты — 14

Перевод: Женя

Редактор: Eva _Ber

Обложка: Poison Princess

Оформление: Eva _Ber

Данная книга предназначена только для предварительного ознакомления!

Просим вас удалить этот файл после прочтения.

Спасибо.

Глава 1

Хлоя

— Новые заключенные подлежат обработке, — выкрикивает один из охранников, когда люк издает шипение, и наш маленький транспортный корабль открывает свои двери. — И ты ни за что не поверишь, что у нас сегодня есть. — Он издает странный свистящий звук своим ртом со странными лепестками, которые раскрываются при каждом слове. Он говорит не по-английски, а на странном языке, полном пронзительных подвываний и глухих звуков, которые я не могу воспроизвести. Однако благодаря похожему на небольшую луковицу переводчику, который кто — то вставил мне в ухо, я могу понимать все, что говорят вокруг.

Я понимаю это, но … Мне просто теперь все равно.

Это не может быть хуже всего, что я уже пережила.

Конечно, даже когда я так думаю, я знаю, что это возможно. Всегда может быть хуже. На самом деле, каждый день кажется хуже предыдущего.

Приставленный ко мне охранник тащит меня вперед.

— Проходи, заключенный.

Это звучит так похоже на то, что я ожидала бы услышать от тюремного охранника — человека, что мне хочется рассмеяться… или заплакать. Потому что правда в том, что он ни в малейшей степени не человек. У мужчины, который тащит меня за собой, полосатая шерсть, как у домашнего кота, за исключением того, что его рот раскрывается, как роза, каждый раз, когда он говорит. Он невысокий и приземистый, но сильный, и у него по четыре пальца на каждой руке. Совсем не человек.

Хотя я начинаю к этому привыкать. За ту кошмарную неделю, которая выдалась у меня с тех пор, как меня похитили из общежития колледжа во сне, меня больше ничто не удивляет. Люди — кошки? Конечно. Пришельцы — ящерицы? Почему нет. Луна из зеленого сыра? На данный момент я бы и в это поверила.

Мои руки связаны передо мной наручниками, на шее ошейник с электрошокером. На мне странная, похожая на бумагу белая униформа, которая закрывает меня от шеи до пят, и у меня нет обуви. Д умаю, это немного похоже на пребывание в кабинете врача, по крайней мере, когда речь заходит об отсутствии уединения. Позади меня стоят еще трое заключенных, каждый в таких же наручниках, как и я. Двое из них в намордниках, а тот, у которого его нет, не проявляет никакого интереса к разговору. Однако они все пялятся на меня. Не имеет значения, что двое из них похожи на собак, а один похож на… ну и хрен с ним, если я знаю, с кем его сравнить. Наверное, зефир с конечностями.

Из всех странных инопланетян, похоже, я для них самая ненормальная.

Навстречу нам выходит еще один охранник — на этот раз с чешуйчатой, как у ящерицы, кожей, которая выглядит так, словно у него линька. Он худой и высокий, и у него шесть муравьиных рук, обтянутых темно — синей униформой тюремных охранников. Его глаза, похожие на драгоценные камни, фокусируются на мне, и он останавливается.

— Что, черт возьми, это за штука? — спрашивает он моего охранника.

— Это? — Кот — охранник подталкивает меня локтем. — Ты не поверишь, но это нечто, называемое «человеком».

— Что? — Мужчина-змея — муравей скользит вокруг меня с явным интересом, игнорируя других заключенных.

Я смотрю прямо перед собой, притворяясь, что не могу их понять. Притворяюсь, что все это ниже моего достоинства. Я просто надеюсь, что они не заметят, что я дрожу от страха.

— Отличный человек, — гордо говорит Кот — охранник. — Я просмотрел их на своем датападе. Они из соседней Г алактики, но это планета класса D. Ты знаешь, что это значит.

— Дикари, питающиеся грязью, хм? Очаровательно. — Один из когтей муравьиной змеи касается моих волос. — Пахнет чудесно. Что это здесь делает?

— Вот тут — то все и становится странным. У тебя найдется минутка? Хочу рассказать тебе эту историю.

— Конечно. — Муравей — змея издает странный сдавленный звук, который может быть смехом. — Дай мне разобраться с другими. Мы отправим это на карантинную проверку. Нужно убедиться, что это не сможет заразить других наших заключенных какой — нибудь болезнью.

Здорово. Особое отношение. Я все еще не удивлена. С тех пор как меня украли, на меня пялились один инопланетянин за другим. Пока все, что они делают, это пялятся…

Я вздрагиваю, стараясь не думать о вещах похуже.

— Я не знаю, что это за «человеческая штука», но мне это нравится, — шипит Муравей — змея.

— Я так и подумал, Ноку. Я знаю, что тебя интересует все странное. — Охранник-кот хихикает. — Я думал, что видел все, пока это существо не появилось на моем транспорте. Угадай, откуда это взялось? История становится лучше.

— Дай мне закончить обработку остальных, и ты сможешь рассказать мне все об этом, — говорит ему Ноку. Он снова дотрагивается до моих волос и издает заинтересованный звук. — По крайней мере, оно послушное.

— Это самое смешное, — говорит Кот — охранник. — Эта штука убила дюжину тритарианцев.

Муравей — змея втягивает свои когти обратно.

— Что… ядовитых?

— История становится лучше. — Кот — охранник отмахивается от другого. — У меня есть время. Обработай остальных. Мы подождем. Разве не так, человек? — Он толкает меня одной рукой, а затем подмигивает Ноку. — Твари не очень нравится электрошоковый ошейник.

Муравей — змея просто наблюдает за мной зачарованным взглядом. Затем он отмахивается от этого и жестом приглашает остальных троих заключенных следовать за ним. Они так и делают, и я остаюсь одна в комнате с Котом — охранником. Он не разговаривает со мной, просто садится на один из маленьких табуретов — треног и устраивается поудобнее, достает что — то, ужасно похожее на электронную сигарету, и затягивается.

Я оглядываю свое окружение — мой новый дом.

По крайней мере, здесь есть окна. Даже в этом месте — должно быть, на погрузочной площадке или в каком — то технологическом центре — есть большие прозрачные окна, из которых хорошо виден окружающий мир. Я знаю, что мне следовало бы внимательнее присмотреться к тюрьме, в которой я нахожусь, с ее стерильными серыми стенами и странной мебелью, но я ничего не могу с собой поделать. Я смотрю в окно одновременно с чувством ужаса и тоски.

Там все выглядит как на Марсе. Все красное и каменное, за исключением одного огромного отличия. Солнце на небе легко занимает половину небосвода, и я смотрю на него со странным чувством благоговения. При всей своей огромности, оно не излучает и тонны света и кажется скорее красным, чем ярко — желтым, как земное солнце. Я пытаюсь вспомнить, что я узнала о планетах еще в начальной школе. Там есть разные виды звезд, некоторые карлики, а некоторые… гиганты? Тут явно гиганты. Я помню кое — что о том, что чем больше звезда, тем меньше света она испускает. Это, должно быть, красный гигант. Может быть, именно поэтому он такой огромный.

Однако он испускает много красного света, и это окрашивает весь здешний мир в такое же рубиновое сияние. Комната, в которой мы находимся, кажется чем — то вроде высокой башни, и отсюда мы можем смотреть вниз на все, что нас окружает. Вдалеке рядами выстроились серые тюремные здания, и я вижу людей, снующих между зданиями, таких маленьких, что они похожи на муравьев. Близлежащая земля, кажется, покрыта машинами, красноватые ряды странного вида посевов расположились вокруг самой тюремной базы. Вдалеке есть что — то похожее на дымовую трубу, выбрасывающую в воздух какой — то газ, и я вижу похожие на тракторы штуки, маневрирующие среди полей. На горизонте виднеются огромные скалы, которые выглядят так, словно пирог с красными и белыми лентами разрезали пополам, демонстрируя миру все слои. Это странное место, и оно совсем не выглядит гостеприимным.

Думаю, мне не следует удивляться. В конце концов, это место — тюрьма. Почему кто — то захотел бы здесь жить, выше моего понимания. С другой стороны, может быть, они и не хотят. За пределами тюрьмы и самой территории я не вижу… ничего. Ничего, кроме голых скал, почвы и красного, кроваво-красного цвета.

Может быть, тюрьма — это единственное, что есть на этой планете. Эта мысль наполняет меня чувством отчаяния, большего, чем все, что я когда — либо испытывала.

Я больше не вернусь домой. Никогда.

От этой мысли у меня на глаза наворачиваются слезы. Дерьмо. Первые три дня моего плена я провела в слезах, но в последние несколько я думала, что после всего, что произошло, я буду настолько оцепеневшей, что никогда больше не заплачу. Хотя я ненавижу это. Я ненавижу все, что связано со всем этим.

И когда М уравей — змея вернулся и бросил на меня еще один похотливый взгляд, я поняла, что я также ненавижу и его.

— Вернулся? — спрашивает Кот — охранник и издает звук, который мой слуховой переводчик определяет как отрыжку.

— Я передал их Джаджи. — Ноку слегка пожимает плечами. — Он позаботится о них. Расскажи мне поподробнее об этой штуке. Это женщина, не так ли? — Приближаясь, тюремный охранник бросает на меня зачарованный взгляд. — Есть какие-нибудь скрытые когти или естественное оружие, о котором мне следует знать?

— Нет. Вот что странно в людях. Это самые беззащитные существа, которых я когда-либо видел. Даже зубы у них жалкие.

Муравей-змея прижимает коготь к уголку моей губы. Я гримасничаю, показывая ему свои зубы, потому что не хочу, чтобы он засовывал эту штуку мне в рот.

— Интересно, — снова говорит Ноку. — Но ты говоришь, что эта штука убила дюжину тритарианцев? — Он кивает мне. — Это… разумное существо? Оно может говорить? — Как будто этого оскорбления недостаточно, он протягивает руку и тычет меня в нос.

— Да, — решительно отвечаю я на своем родном языке. — Мне просто нечего тебе сказать.

Муравей — змея размахивает своими многочисленными ручками и издает восклицание.

— Прислушайся к этому голосу! Такой уникальный. И ты сказал, что это женщина. Ты же знаешь, сюда, в тюремную систему Хейвена, отправляют не так уж много женщин. Не так уж много пользы от терраформирования (прим. терраформирова́ние — целенаправленное изменение климатических условий, атмосферы, температуры, топографии или экологии планеты, спутника или же иного космического тела для приведения атмосферы, температуры и экологических условий в состояние, пригодное для обитания земных животных и растений).

Охранник-кот фыркает, и это звучит так странно, как вы могли бы подумать, если бы это исходило от кошки.

— В книгах это называется терраформированием. Но мы все знаем, что ты просто заставляешь этих скотов работать как рабов, пока они не упадут замертво.

— Больше никому нет до них дела. Почему нам должно быть? — Ноку плавно пожимает плечами. — Они посланы сюда, чтобы В селенная могла забыть о них. — Драгоценные глаза прищуриваются, глядя на меня. — П олагаю, именно поэтому этот человек здесь.

— Ммм, — говорит охранник-кот. — Значит, ты не слышал о тритарианцах? Это огромный скандал на станции Префалон и во всех системах, через которые я прошел, чтобы попасть сюда.

— Нет. Но я полагаю, ты мне все об этом расскажешь? — Ноку берет в руки странного вида электронное оборудование и нажимает несколько кнопок. Мой электрошоковый ошейник на шее звенит, и я знаю, что это значит — он активировал его. Ноку указывает на меня. — Отойди к стене и раздвинь ноги.

Страх пронзает меня насквозь. Я прижимаю руки к телу, как будто, прижимая их к себе, могу как — то защитить себя.

— Зачем?

Улыбка, которой одаривает меня Ноку, злая, но отвечает кот — охранник.

— Стандартное сканирование посторонних предметов, человек. Просто сделай это.

Встревоженная, я смотрю на двух мужчин. У меня нет особого выбора. В соседней комнате я слышу голоса — все мужские. И, судя по их разговору, большая часть этого учреждения — как заключенные, так и охранники — сплошь мужчины.

По шкале нехороших вещей это определенно занимает более высокое место, чем я когда — либо могла себе представить. Но я не знаю, что делать. Я знаю, каким изнурительным может быть шоковый ошейник. Один удар по моему небольшому телу, и я выйду из игры. Или, что еще хуже, останусь в сознании и неспособной пошевелиться, в то время как они все равно сделают со мной все, что захотят. Лучше всего сотрудничать, как бы сильно я это ни ненавидела. Со страхом и отвращением, пронизывающими мой разум, я подхожу к стене, на которую он указывает, и поворачиваюсь спиной к двум тюремным охранникам. Я оперлась закованными в наручники руками о стену, чтобы выдержать свой вес, и расставила ноги в стороны.

Ноку немедленно запускает сканирование вверх по одной ноге, и я слышу, как сканер издает сигнал. Он останавливается у моего колена.

— Внутри обнаружены посторонние предметы. Выглядит как металл. Потрудишься объяснить, маленький человечек?

Я оглядываюсь, потому что если змея и может выглядеть озадаченной, то это так.

— Мне воткнули винты в колено, когда я порвала сустав. Это мускул.

— Как… примитивно. — Двое охранников обмениваются взглядами. — Что ж, человек, мой тебе совет: не упоминай об этом никому другому, когда будешь в системе. Мне бы не хотелось, чтобы кто — нибудь из других заключенных оторвал тебе ногу из — за этого металла.

Я в ужасе смотрю на него, у меня пересыхает во рту. Он… Я не думаю, что он шутит. О Боже.

Мне здесь не место. Боже, это какой — то кошмар. Я всего лишь студентка колледжа, а не какой — нибудь космический убийца, каким они меня считают.

— Я отмечу это как известную аномалию. Есть еще какие — нибудь посторонние предметы, о которых нам следует знать, человек?

Я пытаюсь вспомнить что — нибудь, о чем инопланетянин мог бы не знать.

— Эм… эта штука. — Я указываю на блестящую серебряную лампочку переводчика, прикрепленную к моему уху. В ответ на его кивок я указываю на свою руку, где у меня под кожей находится крошечный узелок, не больше комариного укуса. — Мне сказали, что это маячок. И… эм, у меня есть пломбы на нескольких зубах. Фарфор.

Он жестом приказывает мне повернуться.

— Покажи мне. — После беглого взгляда на мой рот, он хмыкает. — Все еще примитивно, но, по крайней мере, они хорошо замаскированы. Проблем быть не должно.

— Она довольно послушная, — говорит кот-охранник.

— Это просто означает, что в конечном итоге она станет чьей — то любимой игрушкой, — говорит ему Ноку. — Те, кто отправил ее сюда, они знают, что наша тюремная система — это совместный вид и совместное обучение? У этой маленькой штучки не будет ни единого шанса. — Он указывает, что я должна повернуться, и когда я это делаю, снова начинает сканирование.

Охранник-кот фыркает.

— Я почти уверен, что именно поэтому они отправили ее сюда. Позволь мне рассказать тебе то, что я знаю.

Я молчу и не двигаюсь, пока сканирование продолжается, а охранник-кот продолжает рассказывать своему другу все обо мне. Или, скорее, то, что ему рассказали обо мне инопланетяне. Что, несмотря на то, что владение человеком считается одним из самых высоких табу, потому что наша планета закрыта для всех «цивилизованных» народов, кто — то все равно купил меня на черном рынке. Что тот конкретный человек, который купил меня, был послом тритарианцев, который очень хорошо знал, что я чертовски нелегальна, и решил все равно купить меня. Что он искал маленького развратного «друга» по приватным играм, над которым мог бы поиздеваться наедине.

Что ж, «приватные» для тритарианцев, очевидно, означает — трое на одного. Потому что в дополнение к тому, что у тритарианцев тело в форме треноги и двойные конечности, они также трехсвязны, что означает, что они все делают вместе, втроем.

И как человек — пленник, я действительно, действительно чертовски возражала против этого. Конечно, я немного побрыкалась и покричала, и мои удары, возможно, пришлись точно в середину мягкого живота тритарианца. И силы такого удара в столь уязвимую область, по-видимому, достаточно, чтобы убить тритарианца.

И вот лакомый кусочек, о котором я не знала, пока не испытала это на себе: тритарианцы трижды связаны узами. Это значит, что когда умирает один, умирают и все остальные. И поскольку это были послы, они снова были трижды связаны узами. Что означает, что девять тритарианцев погибли от одного удара.

Откуда мне было знать, что я одним махом уложу трех насильников и всю их свиту?

Ходят слухи, что я убийца, посланная конкурирующей планетой, которую я даже не могу назвать, не говоря уже о том, чтобы произнести. Что я уничтожила двенадцать тритарианцев вместо — всего лишь — девяти. И мой любимый слух — моя киска отравлена, а контакт с моей кожей опасен для инопланетян.

Этот последний слух уберег меня от изнасилования в последней камере предварительного заключения, в которой я находилась.

Никто не утруждает себя вопросом, кто я на самом деле. Никого не волнует, что на самом деле я просто Хлоя Фуллер, студентка колледжа, работающая неполный рабочий день в пиццерии, чтобы оплатить обучение, и мечтающая о карьере зоолога. Что однажды утром семь дней назад — семь долгих дней назад — я проснулась и обнаружила, что нахожусь в плену на корабле рабов, в заложниках у оранжевокожих инопланетян, которые хотели продать меня другим за деньги.

С тех пор это был нескончаемый кошмар. Конечно, я никогда не думала, что все будет так плохо. Что я окажусь в центре международного инцидента. Они сделали все возможное — насколько я могу судить — чтобы скрыть тот факт, что тритарианцы покупали человека на черном рынке, и вместо этого причислили меня к какому — то другому инопланетному виду. Я увидела одну новостную ленту в моей последней камере предварительного заключения и была поражена, осознав, что лицо, которое они показывали, было не моим, а какого — то другого незнакомца. Это в центре внимания разговора Ноку и кота — охранника прямо сейчас — что тритарианский «убийца» — был не мазу (что бы это ни было), а человеком.

По сути, меня отправили в эту тюрьму на аванпосте, чтобы я исчезла. Я и десять тысяч других серийных убийц, насильников, поджигателей и любого другого мусора, который только может наскрести Г алактика. Именно сюда отправляют худших из худших.

И теперь это мой дом.

***

ДВОЕ ОХРАННИКОВ некоторое время болтают, пока Ноку проводит меня через серию тестов, чтобы убедиться, что я могу быть размещена вместе с остальными заключенными. Несмотря на то, что на самом деле никого не волнует, будут ли люди здесь жить или умрут, что стало мне совершенно ясно из разговоров мужчин, очевидно, что в эту планету — Убежище — вложены большие денежные средства для ее терраформирования с помощью тюремного труда. Так что поодиночке здесь никто не имеет значения. В целом, мы ценны только как мускулы.

И поскольку я довольно маленькая, даже по человеческим меркам, я здесь представляю собой короткий конец палки.

У меня забирают мое бумажное платье, снимают наручники и электрошоковый ошейник. Меня пропускают через стерилизационную камеру и делают прививки от множества различных инопланетных болезней. Берут образцы крови, делают гормональный укол, чтобы я не забеременела, а потом Ноку ждет меня там с тюремной формой. Мне не нравится, как он смотрит на меня, но я мало что могу с этим поделать. Я беру униформу и с удивлением обнаруживаю, что это один большой саморегулируемый комбинезон. Он застегивается на шее и ногах. Ноку проводит рукой по свободным бокам и штанинам, уплотняя их, и они утягиваются, превращая комбинезон в странный вид боди без застежек. Я думаю, это сделано, чтобы мы не могли ничего спрятать в качестве оружия на себе. Хотя я не уверена, что мне нравится этот странный материал. Оно ужасно прилегает во всех неудобных местах, и я почти уверена, что можно увидеть мои соски сквозь странную сероватую ткань, но, думаю, оно было сшито не для человеческой скромности. И, судя по тому, с каким жутким самодовольством Ноку смотрит на меня, я не собираюсь просить другой наряд.

Кот-охранник ушел, его дежурство закончено. Я стараюсь не нервничать по этому поводу, потому что не похоже, чтобы у меня была с ним какая — то связь. Я даже не узнала его имени. Это просто так… теперь меня бросят вместе с остальными заключенными, и эта мысль приводит меня в ужас.

— Хочешь, я проведу для тебя экскурсию? — спрашивает Ноку, заканчивая уплотнять боковую часть моего костюма. В его странном голосе есть нотка, которая мне не нравится. Даже несмотря на искажения переводчика, это звучит… зловеще. Почти собственнически. Хотя, может быть, я неправильно его понимаю. Может быть, он просто пытается быть добрым к явно напуганному человеческому уроду.

Но потом он протягивает руку и касается моих волос, лаская их, и в моей голове зазвенели тревожные звоночки.

— Ты такое странное, мягкое маленькое создание, человек. Тебя съедят заживо там, внизу, среди остальных заключенных. Они лишь бросят на тебя один взгляд и будут драться за то, кто первым трахнет твою ядовитую человеческую киску. Им будет все равно, даже если это убьет их. Им все равно не ради чего жить. — Он издает странный шипящий звук, и я думаю, что это смех.

— Значит, ты собираешься сидеть сложа руки и позволять им насиловать меня? — Я скрещиваю руки на груди, делая все возможное, чтобы скрыть свою грудь. — Какой смысл в охране, если ты собираешься позволить каждому нападать на всех остальных?

Он снова издает скользящий звук.

— Мой очаровательный маленький человечек. Они не собираются нападать на всех остальных. Только на тебя. Конечно, есть способы обезопасить себя, ты же знаешь. Если у тебя есть защитник, никто не причинит тебе вреда.

И он снова касается моих волос одним из тех многочисленных когтей.

Я изо всех сил стараюсь не вздрогнуть. Значит, если я стану для него шлюхой, он обеспечит мне безопасность? Как долго? И со сколькими охранниками мне придется заключать соглашения? К черту это. К черту его. Я не хочу спать со М уравьем — змеей или кем бы он там ни был, черт возьми. Я не хочу ни с кем спать.

Конечно, у меня быстро заканчиваются варианты. Я игнорирую его и то, как он гладит меня по волосам, потому что на самом деле не уверена, что еще можно сделать.

— Ты можешь подумать об этом, малышка. — Он касается моей щеки когтем. — А тем временем, хочешь, я покажу тебе, где находятся самки?

Как будто у меня есть выбор?

— Всех женщин держат вместе?

— Во всей системе Хейвена их всего горстка. Имеет смысл держать их все вместе. Им не поручают тяжелые задания, как мужчинам. У нас нет желания разрушать таких… хрупких и важных членов нашего маленького сообщества.

Да, вся эта затея с «женщинами — заключенными вместе» начинает немного напоминать бордель. Здорово.

— Я получу обувь?

— Без обуви. — Он достает из — за пояса дубинку, и на конце ее потрескивает электричество. — Следуй за мной, заключенная Фем14-Н. Несоблюдение этого требования приведет к соответствующим действиям.

Действия — это порка электрошоковой палкой.

— Я поняла, — тихо говорю я.

Ноку заходит в нечто похожее на стеклянную трубу, которое, должно быть, является лифтом. Я вхожу вместе с ним, и когда он указывает, что я должна положить руки на металлические перила сбоку, я делаю это. Мои руки сразу же словно приклеиваются к металлу, словно намагниченные, и я не могу их оторвать, как бы сильно ни тянула.

— Ты не сможешь освободиться, — говорит Ноку, ухмыляясь моим отчаянным рывкам. — Это делается для обеспечения безопасности всех заключенных. Ожидается, что ты будешь класть руки на любые транспортные поручни всякий раз, когда будешь находиться в таком купе. Т ы понимаешь, заключенная Фем14-Н?

Я киваю. Я ненавижу чувство подчинения и беспомощности, но с этим ничего не поделаешь.

Кажется, что купе не движется, но панель на световой решетке перемещается взад — вперед, показывая, куда мы едем. И это также видно из окон, когда мимо со свистом проносится пейзаж. Вместо того чтобы подниматься и опускаться, как в обычном лифте, мы мчимся с одной стороны комплекса на другую в чем — то, должно быть, похожем на нечто среднее между лифтом и поездом. Я хочу прижаться лицом к стеклу и смотреть на все сверху вниз, но здесь слишком много всего, что нужно воспринять. Уборочные машины, бесконечные ряды зданий, покрытые пузырями дворы, полные странного вида урожая, полосатые утесы вдалеке, дымовая труба, которая, кажется, выпускает бесконечный смог (или атмосферу) в красный воздух планеты.

— Мы можем дышать здешним воздухом? — спрашиваю я с любопытством. — Так вот что это за дым?

— Воздух по-прежнему представляет собой несбалансированную смесь, — говорит мне Ноку скучающим тоном. — Пройдет еще несколько лет, прежде чем все химические вещества, которые мы выбрасываем в воздух, действительно что — то сделают. А до тех пор, если тебе потребуется выйти на улицу — в чем я сомневаюсь, — тебе будет предоставлено соответствующее снаряжение, маленький человечек. — Наш лифт со свистом останавливается, и он стучит по моей ноге своей электрошоковой палкой, посылая разряд вверх по моему телу. — Теперь ты можешь отпустить поручень.

Я притворяюсь, что он только что не ударил меня током, и осторожно поднимаю руки. Конечно же, я могу свободно передвигаться. Я сжимаю руки в кулаки и встаю на свое место рядом с ним, точно так же, как он жестикулирует. Я ненавижу этого парня. Я не собираюсь с ним спать. Нет уж. Д умаю, что предпочла бы умереть.

Вместо этого я изо всех сил стараюсь вести себя так, будто его мелкое дерьмо меня не задевает. Я больше сосредотачиваюсь на своем окружении. По ощущениям это место больше напоминает мне старую среднюю школу, чем тюрьму. Несмотря на то, что в этом гигантском здании много странного на вид оборудования, которое я не узнаю, во всем чувствуется что — то грязное и обветшалое. Даже в коридорах, по которым мы спускаемся, чувствуется клаустрофобия, которая напоминает мне о том, что я оказалась запертой в школе или больнице. Здесь, внизу, нет окон, выходящих наружу. Здесь одни серые стены и запертые двери.

И инопланетяне всех форм и видов. Пока мы идем, трудно из страха не придвинуться поближе к охраннику, стоящему рядом со мной. Легко определить, кто охранник, а кто заключенный, только по форме — охранники одеты в темно — синее, в то время как люди в безвкусном серовато — белом, как я, являются заключенными. Это единственное, что отличает всех друг от друга. Здесь, внизу, целая мешанина рас, от чего — то, отдаленно похожего на льва, до чего — то, чего я никогда в жизни не видела и даже не могу описать. Есть существа с четырьмя ногами и без рук. Есть существа со щупальцами. Есть существа, которые выглядят так, словно у них линяет кожа.

Я даже не могу сказать, мужчина это или женщина. Затем я вспоминаю слова Ноку о том, что в тюрьме очень мало женщин — заключенных, и это заставляет меня чувствовать себя еще более небезопасно.

Они все наблюдают за мной. Охранники, заключенные, которые идут за ним, люди в помещении, похожем на столовую неподалеку — все взгляды устремлены на меня. Это самая сбивающая с толку и настораживающая вещь в мире.

— Это не заняло много времени, — говорит Ноку своим шипящим голосом. — Ты будешь здесь очень популярна, пока эта популярность не убьет тебя. Большинству заключенных здесь удается продержаться всего несколько лет, прежде чем окружающая среда становится для них невыносимой.

— Что происходит после этого?

Он давится смехом.

— А ты как думаешь, маленький человечек?

Я ненавижу этот ответ почти так же сильно, как ненавижу его самого.

Мы идем дальше и сворачиваем в другой зал, на этот раз заполненный рядами заключенных. Один охранник машет палкой паре заключенных, уводя их в камеры. Я с удивлением вижу, что это очень похоже на пчелиный улей, а ячейки вделаны в стены как пчелиные соты. У каждого заключенного есть отдельный маленький уголок, похожий на пчелиные соты, хотя я не вижу ни одеял, ни подушек, ни каких — либо других вещей. Я также не вижу ванных комнат и с каждым шагом волнуюсь все больше. Я… я так и останусь здесь? Когда все эти мужчины пялятся на меня так, словно не видели женщину сто лет?

Иисус. Мой змеиный охранник и его чрезмерное дружелюбие начинают казаться чем — то хорошим. Ни у одного из этих мужчин на лицах нет ни грамма мягкости. У некоторых я даже не уверена, смотрю ли я на их лица. Я стараюсь не встречаться с ними взглядом, мое тело все больше и больше покалывает от ужаса, пока мы идем.

Ноку останавливается, чтобы поговорить с другим охранником, их голоса приглушены. Оба охранника продолжают наблюдать за мной, а я просто прижимаю руки к груди и стараюсь выглядеть непритязательной. Я украдкой бросаю несколько взглядов на пчелиные соты, но кажется, что каждая отдельная клетка заполнена заключенным… и каждый заключенный, кажется, смотрит прямо на меня. Охранники разговаривают, как мне кажется, целую вечность, а затем второй — похожий на сову без перьев — качает головой и продолжает свой путь, бросив на меня последний взгляд украдкой. Ноку делает мне знак, и я иду на шаг позади него.

Я испытываю облегчение, когда мы сворачиваем в другой туннель и покидаем шумные пчелиные соты.

— Я не останусь там?

— А ты бы этого хотела?

— Н ет!

Он снова шипит — смеется.

— Тогда следуй за мной, маленький человечек, и держись поближе. Нам просто пришлось пройти через эти камеры, потому что я хотел показать тебя другу. Ты и сегодня сделаешь меня довольно популярным.

«Тебе повезло, — хочется мне плюнуть в него, но я ничего не говорю. — Сейчас у меня нет друзей и много — много врагов».

— Еще один крюк, прежде чем мы доберемся до женских покоев, — говорит мне Ноку, набирая код на стенной панели и затем нажимая на нее когтем большого пальца. Дверь с шипением открывается, и я вижу еще один ряд стеклянных стен, хотя здесь нет пчелиных сот. Эти комнаты сложены друг на друга, как большие коробки из — под обуви, и Ноку подталкивает меня вперед своей электрической палкой. — Давай.

К моему удивлению, в этом районе никого нет. Другие залы, казалось, кишели инопланетными заключенными. В этой комнате есть несколько охранников, сидящих на скамье в центре комнаты. Они наблюдают за длинными камерами, и в отличие от охранников в другой зоне, эти кажутся суровыми и мрачными. У одного шероховатая оранжевая кожа и ужасные зубы, а другой выглядит чешуйчатым и сильным. У них на поясе гораздо больше всякой всячины, чем у Ноку, и я предполагаю, что это какое — то оружие.

— Что это? — спрашивает оранжевый, когда Ноку подталкивает меня локтем вперед.

— Новая заключенная женского пола.

— Нет, что, черт возьми, это за штука? — Оранжевый инопланетянин пристально смотрит на меня.

— Человек. Ее отправили сюда, чтобы она исчезла. Не так ли, маленький человечек? — Ноку снова гладит меня по волосам.

Я неловко отодвигаюсь от его прикосновения, уставившись в землю.

Один из охранников издает ужасный звук смеха.

— Так это ты привел ее сюда?

— Подумал, было бы забавно посмотреть, что о ней думают наши заключенные 3 — го уровня, — шипит Ноку, а затем наклоняется ко мне, положив руки на колени, как будто я ребенок, которому он читает лекцию. — Уровень 3 — это максимальная безопасность, маленький человечек. Это худшие из худших, и они съедят тебя, как только посмотрят на тебя. Они никогда не покидают своих клеток, кроме как на работу, так что тебе не нужно беспокоиться о них. Но нам действительно нравится… время от времени показывать им, чего им не хватает. — Он снова толкает меня электрошоковой палкой, посылая еще один разряд по моему телу. — Так что пойдем, маленький человечек. Пойдем, покажу тебя им.

Он серьезно? Я смотрю на него в ужасе. Он собирается выставить меня на обозрение перед убийцами? Нет, подождите, худших из убийц, просто чтобы помучить их? Это безумие… и опасно. Я не хочу этого делать. Я уже чувствую, как мою кожу покалывает от внимания, которое я привлекаю, и мне это не нравится.

Я чувствую себя червяком, насаженным на крючок.

— Двигайся, заключенная. — Он толкает меня вперед, и электрошокер посылает более сильный удар по моему организму. — К стеклу.

Я бросаю на него гневный взгляд, но все, что он делает, это смеется надо мной. Я, спотыкаясь, продвигаюсь вперед, не уверенная, насколько близко я должна подобраться. Когда я подхожу к стеклу, ужас скапливается у меня внутри, пока меня не начинает рвать. Этих людей не держат в стерильных сотах, как других. Эти камеры кажутся неудобными каменными, в них нет ни стульев, ни кроватей, ничего. В каждой камере около полудюжины мужчин, и когда я подхожу ближе, все они вскакивают на ноги и подходят посмотреть на меня. Один тут же хватается за свою промежность и начинает поглаживать ее. Другой прижимается лицом к стеклу и начинает облизывать его языком, покрытым присосками.

Ноку просто смеется над этим.

— Именно так я и думал. Не имеет значения, выглядишь ли ты для них странной, маленький человечек. Они бы все равно трахнули тебя во все дырки, которые у тебя есть.

Я крепче обхватываю себя руками, отворачивая лицо.

— Мы можем просто уйти, пожалуйста?

Секундой позже грубая лапа Ноку хватает меня за подбородок, и он запрокидывает мою голову назад. Он шипит на меня, разбрызгивая при этом тонкую струйку слюны.

— Не ты устанавливаешь правила, маленький человечек. Не искушай меня бросить тебя туда. — Его глаза, похожие на драгоценные камни, кажутся холодными и смертоносными, когда он смотрит на меня сверху вниз. — Я управляю этим местом. Т ы просто заключенная. Ты стоишь только того, чего я позволяю тебе стоить.

У меня пересохло во рту от страха. Я в ужасе смотрю на него снизу вверх. Я не осмеливаюсь пошевелиться, даже если он снова применит ко мне электрошокер.

— Держи ее в узде, — кричит один из охранников. — Заставь ее ценить тебя так же, как это делают другие.

Ноку шипит со смехом.

— Пока нет. Для этого еще достаточно времени.

О боже.

Но Ноку только еще раз постукивает когтем по моему подбородку.

— Веди себя прилично, или ты закончишь вот так. — Он жестом указывает внутрь камеры. Сначала я ничего не вижу — трудно отвлечься от инопланетян, облизывающих стекло и поглаживающих себя при виде меня. Но когда я смотрю, то вижу, что в задней части камеры есть шишка. Повсюду зеленые брызги, и я едва могу разглядеть намек на то, что выглядит как ткань, созданная из того же материала, что и на мне.

— Что… что это?

— Похоже, они съедают одного из своих сокамерников. Снова.

Съедают? Иисус. Эти зеленые брызги, должно быть, кровь. И теперь, когда я смотрю, кто бы это ни был, определенно кажется, что у него консистенция… мяса. Боже. Какой ужасный способ умереть.

— Ты внимательно слушаешь? — спрашивает меня Ноку.

— Да, — шепчу я. Теперь он завладел моим вниманием, это точно.

— Х орошо. Пойдем, спустимся еще немного вниз. — Он кладет лапу мне на спину, ведя меня вперед, и я неохотно отрываю взгляд от мертвого заключенного и двигаюсь вместе с ним вдоль ряда камер. Я оцепенела, глядя на ряды странных инопланетян, все они смотрят на меня так, словно хотят причинить мне боль, изнасиловать, съесть или другие ужасы, которые я даже представить себе не могу в данный момент.

Я совсем одна. Осознание этого режет меня, как нож, и мне хочется плакать. Слезами делу не поможешь, но я просто чувствую себя такой беспомощной и напуганной.

— К стеклу, — шипит на меня Ноку и тычет мне в спину своей электрошоковой палкой. Я вскрикиваю, когда это посылает сильный разряд по моему телу, заставляя меня споткнуться и броситься вперед. Я ударяюсь о стекло соседней камеры и тут же отступаю назад секундой позже.

Когда я это делаю, я вижу размытые синие мышцы и с удивлением поднимаю взгляд, чтобы увидеть синюю кожу, рога и татуировки. Он один из наиболее похожих на людей инопланетян здесь, но все равно не совсем похож на меня. На самом деле, он очень похож на дьявола со своими темными волосами и рогами. Но в глазах, которые встречаются с моими, удивление.

Он прикасается к стеклу четырехпалой рукой, как бы здороваясь. И его рот изгибается в намеке на улыбку, обнажая клыки.

Глава 2

ДЖУТАРИ

Эта маленькая самочка — моя.

Я понимаю это в тот момент, когда вижу ее. Самцы мессака склонны проявлять территориальность, когда дело доходит до ухаживания за женщиной, поэтому я не удивляюсь своей реакции при виде этой странной самки. Я не знаю, с какой планеты она родом и сколько ей лет. Все, что я знаю, это то, что когда я вижу ее испуганные глаза, блестящие от непролитых слез, и ее маленькие ручки, прижимающиеся к стеклу, я понимаю две вещи.

Она моя.

И я собираюсь разорвать на части любого, кто попытается прикоснуться к ней.

— Кефинг шрикт, — говорит Кторн в стороне в нашей общей камере. — Что, черт возьми, это за штука?

— Это киска, — говорит Аст. — Это все, что меня волнует. Им нужно отправить сюда этот сладкий кусочек, чтобы мы могли поздороваться.

Я поворачиваюсь и рычу на него, обнажая клыки.

— Она моя.

Между другими мужчинами в камере раздается несколько сердитых возгласов, но они не осмеливаются со мной не согласиться. У меня достаточно мускулов и характера, чтобы поддержать свою дурную репутацию, и никто никогда не перечил мне дважды. В конце концов, есть причина, по которой я заперт с этими подонками.

Но для нее? Ах, для моей милой маленькой инопланетянки я был бы так добр.

Я наблюдаю за ней жадным взглядом, пока охранник-сетри прижимает ее к стеклу. Я не слышу, что он ей говорит, но она выглядит расстроенной. Ее взгляд возвращается к моему, а затем она, спотыкаясь, отходит от разделяющей нас стеклянной перегородки. Я опускаю руку, наблюдая, как Ноку мучает маленькую самку. Нет никаких причин, по которым она должна находиться в этой части тюрьмы, и единственная причина, о которой я могу думать, это то, что он демонстрирует свою новую «игрушку». Охранникам нравится считать здешних женщин своими.

Он и не подозревает, что эта самка будет моей.

Это странное ощущение — видеть самку — особенно представительницу другого вида — и понимать, что я хочу заявить на нее права. Тюремная система Хейвена — это не то место, где я предполагал встретить женщину. Конечно, теперь, когда я увидел ее, мне кажется самой естественной вещью в мире желать это существо. Я могу сказать, что она маленькая, но храбрая. В ее глазах вспыхивает боевой дух, когда сетри помыкает ею. Она хочет восстать против него, но в то же время она умна. Когда он снова хватает ее за подбородок и заставляет посмотреть на него, мне требуется вся моя сила, чтобы не впасть в бессмысленную ярость и не броситься на стекло, пока оно не разобьется — или я причиню себе вред.

Но это никому не поможет. Поэтому я сажусь на корточки, наблюдаю и жду.

Еще более странно снова чувствовать себя живым. Кажется, я так долго был мертв внутри. Начиная с тех дней, когда я был наемным убийцей после войн, и заканчивая смертью моего выдающегося отца. Я потерял частичку себя, когда он умер, и когда я застрял в этой адской дыре, вместо того, чтобы бороться и думать о выходе, я позволил втянуть себя в тюремную жизнь. День за днем я позволяю жизни проходить мимо. Я провожу языком по внутренней стороне щеки, ощущая имплантированный туда диск. В нем есть все, что мне нужно, чтобы сбежать… но я не потрудился. Даже не пробовал. В этом не было никакого смысла.

Я существовал весь прошлый год, но я не жил. Ничто не имело значения. Каждый день был более забывчивым, чем предыдущий, и хотя здесь многие боятся меня, их лица расплываются в тумане. У меня нет друзей, мало союзников и много врагов. Да и мне было все равно.

Я не был жив, пока не увидел ее лицо.

Взгляд маленькой женщины снова скользит по мне, прежде чем охранник уводит ее прочь. Я смотрю ей вслед с чувством потери, которое пронзает меня насквозь. Я не могу защитить ее с этой стороны стекла. Я не смогу обеспечить ее безопасность, если охранники решат напасть на нее или если другому заключенному взбредет в голову, что она должна принадлежать ему. Я стискиваю зубы, подавляя звериное рычание, рвущееся из моего горла.

Отойдя в сторону, Дреммиган отталкивается от стены.

— Тебя это интересует?

Я поднимаюсь на ноги, прищурив глаза. Дреммиган почти так же опасен, как и я. Ходят слухи, что он вырезал всю свою команду, потому что они хотели получить долю от ограбления банка, а ему не хотелось делиться. Но мы с ним достаточно хорошо ладим. Он умен, а не глуп, как Аст и Кторн или любой другой из дюжины инопланетян, с которыми мы заперты в этой слишком маленькой камере. Однако я не в настроении устраивать битву воль из-за женщины.

— Она моя, — заявляю я снова. Не имеет значения, что я не встречался с ней официально или что нас разделяет стеклянная стена и сотня охранников.

Это всего лишь вопрос времени.

Дреммиган медленно кивает и скрещивает две из своих четырех рук на груди.

— У меня есть друг, который работает в патруле этого сетри. Я посмотрю, что смогу выяснить.

— Узнай ее имя. И ее вид. — Я снова поворачиваюсь к стеклу, наблюдая, как ее маленькая фигурка удаляется. — И скажи мне, какова твоя цена.

Дреммиган тихо хихикает.

— Моя цена — это то, что мне может пригодиться. Услуга, о которой можно будет попросить в будущем. Не так уж много значит торговаться за таким стеклом, когда у нас ничего нет.

Я хмыкаю. Он не ошибается. Мы с ним также сходимся во мнениях в том, что оба рассматриваем тюрьму Хейвен как временную остановку. Никто из нас не планирует умирать здесь, так что мы ждем подходящего момента. Я здесь уже год, а Дреммиган — пять. Он крепкий орешек, чтобы продержаться пять лет здесь, в Хейвене, но он все еще рассчитывает и планирует на будущее, на то время, когда он будет свободен. И его знает вся тюрьма.

Если кто — то и может получить информацию о маленькой самке, так это он.

— Сделай это. Меня не волнует цена.

— Не думал, что ты решишься. — Он одаривает меня улыбкой. — Хотя женщина в таком месте — плохая идея.

Он не ошибается. Это самая худшая идея. Но теперь, когда я увидел ее, это не имеет значения. Она будет моей. У меня нет никаких сомнений. Я оглядываюсь и вижу, что Аст проводит рукой по передней части своего тюремного комбинезона, поглаживая свой член. Я рычу от гнева и провожу рукой по длинному острию своих непокрытых рогов.

— Если ты представляешь, как трешься своим членом о мою женщину, то я оторву его от твоего возбужденного тела и засуну тебе в глотку.

Аст зависает. Секунду спустя его рука высовывается из — под одежды, и он крадется в дальний конец камеры.

Так — то лучше. Никто не прикоснется к моей девочке, даже мысленно.

Когда я говорю, что она моя и только моя, я не шучу.

Х лоя

Я испытываю такое облегчение, когда Ноку подталкивает меня за пределы камер строгого режима в более тихий зал. Я чувствую, что здесь я могу дышать, и я даже не возражаю против того, что он становится немного грубее по мере того, как мы продвигаемся. Я надеюсь, что многое из этого — просто позерство. Я надеюсь. Мы переходим в другой коридор, а затем останавливаемся в другой камере, пока Ноку набирает код безопасности.

Я дрожу, потирая руки, когда думаю обо всех инопланетянах в зоне строгого режима и о том, как охранники просто провели меня мимо, словно я была игрушкой. Я не сомневаюсь, что если бы там не было разделительного стекла, я превратилась бы в мешок с мясом. Я содрогаюсь от этой мысли.

Как ни странно, я ловлю себя на том, что думаю о большом синем мужчине за стеклом.

Не то чтобы он был человеком или даже обязательно другом. Но он не смотрел на меня так, словно хотел использовать или надругаться надо мной. Конечно, я не знаю, почему он оказался в камере строгого режима. Он, наверное, такой же ужасный, как и все остальные здесь.

Это гораздо более вероятный сценарий.

Ноку ведет меня по другому длинному коридору, а затем мы проходим через еще один коридор. Мой желудок сжимается, когда я вижу еще одно скопление ячеек, но на этот раз в комнате не очень многолюдно. Я вижу несколько женщин, стоящих вокруг, и они выглядят удивленными при виде меня. Одна свистит и кричит в мою сторону.

— Смотрите! Свежее мясо!

— Тихо, Фем22-А. — Ноку подталкивает меня вперед. — Это твой новый дом, Фем14-Н. Женский барак. Ты будешь находиться здесь по тридцать часов в сутки, восемь дней в неделю, если только у тебя не будет рабочей смены.

Я немного подавлена, услышав это. Здесь стерильно и голо. Несколько женщин здесь слоняются группами, хотя одна или две разговаривают с охранниками в униформе в центре комнаты. Мы никогда отсюда не выберемся? Я больше никогда не выйду на улицу? Я борюсь с желанием заплакать. Может быть, мне удастся устроиться на рабочую смену.

Ноку оглядывается по сторонам. Он кивает охранникам, которые смотрят на меня со слишком большим интересом.

— Где Таантиан? — спрашивает он.

Я рко — розовая, мягкая на вид женщина ухмыляется.

— Он с Иритой.

— Она откусит ему член. — Ноку снова издает шипящий звук, а затем подталкивает меня вперед. — Твоя камера 14, что соответствует твоему номеру заключенного. У тебя будет несколько дней, чтобы привыкнуть к окружающей обстановке, а потом я зайду и проверю, как ты. — Он снова касается моих волос. — Если ты попадешь в какую — нибудь беду и тебе понадобится защитник, маленький человечек, ты можешь позвать меня. Я обладаю огромной властью в этом месте.

Мне требуется все, что у меня есть, чтобы не отстраниться от его прикосновения. Я не буду звать его. Я просто смотрю вперед, на ряды пчелиных сот. Большинство из них пусты — как и сказал Ноку. Здесь не так уж много женщин. Те, что здесь находятся, выглядят… опасными. И старше меня. В стороне, прижавшись друг к другу, стоит пара седеющих женщин. Мне требуется мгновение, чтобы понять, что это не две женщины, а одна со странно сросшимся телом, которое сходится на торсе и заканчивается длинным, похожим на змею концом. Розовая самка болтает с охранниками, а другая с длинным сегментированным телом, похожим на гусеницу, наблюдает за мной с ухмылкой на лице. Есть еще две пожилые женщины с морщинистыми лицами и обвисшими телами, и они немного напоминают мне растаявших инопланетянок из фильма 80 — х. Когда я оглядываюсь по сторонам, из одной из сот выходят двое. Это мужчина — охранник того же вида, что и Ноку, и он поправляет свою одежду. Вслед за ним из пчелиных сот выскальзывает женщина с красной чешуей. Она мило улыбается и наклоняет голову в сторону охранника, который вкладывает что — то ей в руку. В тот момент, когда он отворачивается, она корчит ему гримасу, демонстрируя свою ненависть, и засовывает предмет в карман своего комбинезона.

— Таантиан! За мной! — зовет Ноку, и охранник подпрыгивает, размахивая шестью руками, когда спешит вперед. Тот, кого зовут Таантиан, бросает на меня испуганный взгляд, прежде чем подойти к Ноку, и эти двое начинают шептаться, уходя.

Я… думаю, я дома.

— Ооо, это кто — то новенький? Женщина? Позволь мне угадать вид. — Женщина с красной чешуей неторопливо подходит ко мне. Она ростом с человека, если не считать высокого роста, и ходит гордо, как будто это место принадлежит ей. Ее глаза отливают золотом, короткие волосы такие же рыжие, как и ее кожа, и когда она приближается, я вижу у нее крошечные рожки у линии роста волос. Она поправляет вырез своего комбинезона и одаривает меня острозубой улыбкой. — Сангулорианка? Нет, слишком мясистая. Возможно… марккадка?

Мне становится не по себе, когда она продолжает пристально смотреть на меня.

— Я… я должна знать, кто это?

Она машет мне рукой.

— О, мой чип — переводчик только что сказал мне, что ты человек. Полностью испортила сюрприз. А у нас здесь так мало сюрпризов. — Она бросает на меня жадный взгляд. — Но ты интересный человек. Разве люди не запрещены законом?

— Я… полагаю?

Рыжая женщина слегка покачивается, как будто взволнована.

— Итак, расскажи нам обо всех пикантных вещах, которые ты сделала, чтобы оказаться здесь, с нами.

Я моргаю и нервно оглядываюсь по сторонам. Могу ли я доверять этим женщинам? Они что, любезничают со мной только для того, чтобы заставить меня ослабить бдительность? Сейчас я чувствую себя не в своей тарелке.

— Эм…

— Такая застенчивая, — хрипит другая. Женщина — гусеница ползет вперед, подкрадываясь к нам. — Ты достаточно скоро выбросишь это из головы.

— Вставь в нее несколько членов, и она будет изрыгать непристойности, как и все мы, — ухмыляясь, говорит рыжая женщина. — Я Ирита. Дракониха. — Она указывает на блестящий ошейник у себя на шее. — Или, по крайней мере, двуногая версия одного из них. Это мешает мне менять форму.

Она кажется достаточно дружелюбной, несмотря на острые зубы и красную кожу, и мне бы не помешал друг. Я не уверена, как отнестись к комментарию про члены, поэтому решаю проигнорировать его и слегка улыбаюсь ей в ответ.

— Я Хлоя.

— Хлу-я. Ух ты, какой полный рот. — Она подходит к одной из пустых скамеек в центре длинного, похожего на пчелиные соты коридора и похлопывает по ней, показывая, что я должна сесть рядом с ней. — Пойдем. Расскажи нам свою историю. У нас здесь так редко появляются новые женщины.

Я сажусь рядом с ней, чувствуя себя немного неловко, когда другие женщины подкрадываются ближе.

— Я, ах… я не уверена, что мое место здесь.

Она издает раскатистый смех, и остальные подхватывают его, хихикая.

— О, моя дорогая, никто не думает, что им здесь место. — Она похлопывает меня по плечу когтистой рукой. — Посмотри на меня. Я тоже не думаю, что мне следует здесь находиться.

— Что ты сделала? — я спрашиваю.

Ее глаза переливаются золотом.

— Убила кое-кого.

Кто — то фыркает у нее за спиной.

— Сорок один раз, — добавляет одна из женщин.

Ирита только гордо улыбается.

— Мужчины полезны… пока нужны. И что я могу поделать, если они не знают, как вести себя с сильной женщиной? — Ее глаза вспыхивают черным, а затем снова золотистым. — Я бы сказала, что я невиновна, но даже я не настолько хорошая лгунья. — Она лучезарно улыбается мне, игнорируя мой испуганный взгляд. — Не смотри так испуганно. Ты в безопасности, моя сладкая. Я не убиваю женщин. С кем бы мне пришлось сплетничать, если бы я это сделала?

Одна из других женщин садится рядом с Иритой и добавляет:

— Я была профессиональным убийцей, но меня поймали. — Другая добавляет свою историю — она пират. Была пиратом. Другая несет ответственность за организацию мятежа на космической станции, в результате которого погибло много людей. Каждая история кажется ужаснее предыдущей.

— Ну? — спрашивает Ирита, бросая на меня еще один заинтересованный взгляд. — Расскажи свою историю, сладкая моя.

— Я случайно убила кое — кого. — На Ириту, похоже, мое признание не произвело особого впечатления, поэтому я добавляю: — И, убив его, это привело к смерти еще девятерых человек.

— Всего девять? — На розовую женщину это, похоже, не произвело впечатления. — Значит, они отправили ее сюда, потому что она человек? Надо было отправить ее в зоопарк.

Зоопарк? Меня это немного оскорбляет, но она права. Мне здесь вообще не место.

— Меня не должно было здесь быть. Кто — то украл меня во сне, а когда я проснулась, то оказалась на корабле работорговцев. Какой — то парень из посольства купил меня как рабыню, и следующее, что я помню… — я беспомощно развела руками. — Я здесь.

Глаза Ириты снова становятся черными, и она наклоняется ко мне.

— Посол. Посол тритарианцев? Кажется, я слышала об этом. — Она с любопытством изучает меня. — Они распространяют новости о том, что ты женщина — мазу, а не рабыня — человек. Кто — то определенно пытается это скрыть. Как это очаровательно!

Я хочу сказать ей, что все, чего я хочу, — это вернуться домой, но до меня доходит, что они все тоже хотели бы вернуться домой. Никто не хочет здесь находиться. Не совсем. Я сдерживаю свои слова.

— Ноку говорит, что они посадили меня сюда, чтобы избавиться от меня.

Ирита кивает.

— Он не ошибается. Я сомневаюсь, что кто — нибудь из этих мужчин видел человека, а быть человеком и женщиной? Это смертный приговор, если таковой когда — либо существовал. — Заинтересованный огонек не покидает ее глаз. — Тебе нужен кто — то, кто будет присматривать за тобой. Поможет тебе освоиться в тюрьме. Кто — нибудь, кто прикроет тебе спину в обеденном зале.

Несколько женщин кивают, и я вынуждена согласиться, что в словах Ириты есть смысл.

— Кто — то, кто поможет тебе выбрать, с какими охранниками лучше всего трахаться, — продолжает она.

Вплоть до этого момента я была с ней согласна.

— Я не хочу ни с кем трахаться!

Одна из старых женщин насмешливо фыркает, и в моем переводчике этот звук звучит глухо и раздражает. Улыбка Ириты остается невозмутимой.

— Эта твоя киска — единственный козырь, который у тебя есть, моя сладкая. Ты можешь попытаться предложить свою руку, но это даст тебе не так много, как тугая киска.

Я в ужасе смотрю на нее.

— Н о… Я не хочу с ними торговаться. Я просто хочу, чтобы меня оставили в покое.

Кто — то смеется. Ирита просто наклоняется вперед и похлопывает меня по руке. Ее кожа обжигающе горячая, а ошейник поблескивает на фоне красной чешуи.

— О, мой милый, прелестный человечек. Боюсь, здесь ты быстро научишься. А до тех пор я буду присматривать за тобой, хорошо?

— Спасибо тебе, — шепчу я. Я стараюсь не вспоминать, что она убила сорок человек. По крайней мере, она мила, а мне нужен друг или, по крайней мере, кто — то, кому я могу доверять.

— А теперь первое, что я тебе скажу. — Она бросает взгляд на охранников, которые с интересом наблюдают за нами, но не приближаются. — Ноку не начальник тюрьмы. Он будет много говорить, но он не более чем капитан стражи в этом конкретном крыле. Он может оказать тебе кое — какие услуги, если ты раздвинешь для него ноги, но не так сильно, как ты думаешь. Конечно, проблема в том, что уже ясно, что он предъявляет на тебя свои права. Тебе решать, как ты хочешь с этим справиться.

Предъявляет свои права? Я испытываю болезненное чувство страха.

— Ты уверена?

— Он водил тебя по тюрьме, не так ли? Полагаю, провел мимо группы других охранников и заключенных, вместо того чтобы доставить прямо сюда. — Увидев выражение моего ужаса на лице, она кивает. — Это случилось со мной и с Анджли.

— Что ты сделала? — спрашиваю я, и мой желудок сжимается от этой мысли.

Она пожимает своими блестящими чешуйчатыми плечами.

— Некоторое время принимала его член, пока он не потерял интерес. У меня бывало и похуже. У меня бывало и получше, но бывало и похуже.

Я содрогаюсь.

— Я не хочу, чтобы он прикасался ко мне.

— Анджли сказала то же самое. — В голосе Ириты появляются жесткие нотки.

— Я с ней встречалась? — спрашиваю я, вглядываясь в лица вокруг меня.

— Нет. И ты этого не сделаешь. Она слишком сильно оттолкнула Ноку, и он бросил ее в камеру, чтобы преподать ей урок. Последнее, что я слышала, несколько заключенных все еще выковыривают ее кусочки из своих зубов.

Меня сейчас стошнит.

***

УДИВИТЕЛЬНО, но мне удается продержаться неделю в тюрьме Хейвен.

Это абсолютно ужасающая неделя. Это неделя, в течение которой я плачу перед сном каждую ночь, надеясь, что проснусь от этого кошмара, в котором нахожусь. Это неделя, в течение которой все пялятся на меня, как на шоу уродов, а другие заключенные женского пола дают мне советы — все ужасные. Это неделя, в течение которой за мной наблюдают каждое мгновение, каждый час каждого долгого дня здесь, в Хейвене, вплоть до перерывов в туалет и даже когда я лежу ночью на своей койке-соте.

Это адская неделя, и мысль о том, что я проведу здесь остаток своей жизни, приводит меня в полный ужас. За ту неделю, что я провела в тюрьме, я всего дважды выходила за пределы женской половины. Похоже, что тюрьма более старая, и канализационные стоки регулярно засоряются. Есть машины для откачивания, но либо они слишком дорогие, либо для них гораздо интереснее, когда это делают женщины — заключенные. Я самый низкий на тотемном столбе — и у меня самые маленькие руки, — так что именно мне поручена эта «веселая» обязанность. Ирита сопровождает меня, чтобы «показать мне, как это делается», хотя в основном это связано с ее разговорами и флиртом с охранником, пока я работаю. Уже дважды мне приходилось вставать на колени в грязных мужских туалетах и вытаскивать грязь руками. Меня не может вырвать, потому что тогда придется убирать еще и это.

Даже во время этих двух посещений нас усиленно сопровождали, и даже тогда среди других заключенных вспыхнули два бунта, все они кричали на женщин или дрочили при виде нас. Трое охранников были убиты. Двадцать заключенных были убиты.

Кажется, это никого не волнует.

До меня начинает доходить, что все мы здесь просто тела, и никому нет дела, живы мы или умрем. Более того, похоже, никого также не волнует, как мы живем. У нас нет возможности уединиться, и женщины дерутся друг с другом за «лучшие» койки или новую униформу. Мне должны были выдать свежую два дня назад, но Ликсист — женщина-гусеница — решила, что она хочет ее больше, и я не стала с ней спорить.

Дело не только в одежде или жилых помещениях. Батончики, которые мы получали, были заплесневелыми, грязными, и я почти уверена, что мой однажды был покрыт спермой. Я это не ела. Ирита была слишком счастлива принять это из моих рук.

— Что такое немного семени, как не немного дополнительного белка? — спросила она со смехом.

Ирита — странная девушка. Кажется, никого не волнует, что она в большей или меньшей степени серийная убийца — в чем она часто признается с веселым смехом. У нее есть бесконечный поток охранников, которые регулярно навещают ее, и она с радостью трахается с ними за все, что они могут ей принести. Это может быть что — то вроде дополнительного протеинового батончика или немного сплетен, но она все равно раздвигает для них ноги.

— Киска — это просто кусочек плоти, — говорит она мне. — Если это то, что нужно, чтобы почувствовать себя здесь немного более комфортно, я позволю им всем трахать меня, сколько им заблагорассудится.

Она поощряет меня трахаться с охранниками.

— Тебе скоро придется это сделать. С таким же успехом можно было бы оказаться по правую сторону стола переговоров, — говорит она мне.

Но я не могу быть такой, как она. Мне все равно, умру ли я с голоду, или у меня никогда не будет права принимать душ, или мне придется совать руку во все грязные водосточные трубы, которые есть в тюрьме. Я не сплю с охранниками. Ни с кем из них.

Хотя, кажется, я единственная, кто так думает. Насколько я могу судить, все охранники ведут себя так, как будто женщины в тюрьме принадлежат им. Любой охранник, который хочет намочить свой член, просто должен подойти к женщине и предложить ей кое — что. Диетические батончики, по-видимому, обычное дело. Иногда это свежая униформа или дополнительный поход в душ (куда мы ходим только раз в неделю). Иногда это делается ради привилегии не совать руку в засоренные водосточные трубы. В принципе, если есть причина, которую охранники могут придумать, чтобы трахнуть заключенную, они ею воспользуются.

Это ужасно. Но все, кажется, удивляются, что я прихожу от этого в ужас. Секс — это валюта здесь, и если я хочу чешуйчатый, насекомоподобный или похожий на щупальце член, все, что мне нужно сделать, это попросить. Конечно, я ничего этого не хочу. Я хочу, чтобы меня оставили в покое.

Однако эту концепцию, похоже, никто не понимает. Похоже, они все думают, что это всего лишь вопрос времени, когда я сдамся и начну раздвигать ноги. Но этого не произойдет. Никогда, ни за что.

Я лучше умру первой.

Сегодня я сижу в главном зале женской половины вместе с остальными. Нам не разрешается ложиться на свою койку в дневное время, если мы не хотим взять с собой охранника. Я сажусь в сторонке, обхватив руками колени и пытаясь не обращать внимания на звуки, которые издают поблизости Ликсист и один из охранников. Ирита радостно болтает с розовокожей пираткой с непроизносимым именем и поглощает закуску, которую она «заработала». Остальные собираются небольшими группами, разговаривая, но, кажется, никто не обращает на меня внимания. Это прекрасно. Думаю, я сбиваю их с толку из — за своего нежелания использовать охранников в своих интересах.

Но затем женщины бросают на меня взгляды, и я чувствую укол беспокойства. Тревожное чувство усиливается, когда Ирита доедает свою закуску, вытирает руки, а затем две женщины подходят ко мне.

О — о -о.

— Итак, малышка Хлу-я. Ты становишься здесь довольно популярной. — Ирита улыбается, демонстрируя острые зубы, когда подходит и садится рядом со мной. — Один из заключенных спрашивал о тебе, и многие сплетничают о том, чтобы это могло значить.

Я сажусь, хмурясь.

— Спрашивал обо мне?

— Да. — Ее глаза блестят от возбуждения. — Похоже, ты заинтересовала большого мессаку. По всей тюрьме распространился слух о том, как он собирает информацию о тебе. Кто ты, с какой планеты ты родом, кто прикасался к тебе. Ноку очень расстроен из — за сложившейся ситуации, потому что он рассматривает тебя как своего личного маленького питомца.

Я вздрагиваю, стараясь не думать обо всех ужасных последствиях того, что я «маленький питомец» Ноку.

— Я даже не понимаю, о чем ты говоришь, Ирита.

Она хихикает, ее голос глубокий и гортанный. Она обнимает меня за плечи, изображая дружелюбие.

— Это очень плохая ситуация, мой маленький друг, и я просто пытаюсь дать тебе совет, как правильно из нее выйти. А теперь пойдем. Ты знаешь, о ком я говорю?

— Этот… мис-са-ка? Я не знаю, что это такое. — Даже когда я спрашиваю, я думаю о большом синем инопланетянине, с которым я обменялась взглядом. Он единственный здесь, кто не заставил меня почувствовать, что на меня напали одним лишь взглядом.

— Это очень могущественная раса с планеты, которую они называют Родным миром. У него уродливая синяя кожа и большие торчащие рога. Очень высокий по сравнению с тобой, Хлу-я. Очень сильный. Он раздавил бы твое маленькое хрупкое человеческое тело под собой, если бы попытался трахнуть тебя. — Эта мысль забавляет ее, и легкая ухмылка появляется на ее лице. — Хотя я думаю, что ты умерла бы счастливой.

Я не отвечаю, но чувствую, как мои щеки вспыхивают от ее предложения. Так это тот большой синий парень, который спрашивает обо мне? По какой — то причине это делает меня счастливой — и в то же время немного обеспокоенной. Я представляю его себе — он не такой уродливый, как говорит Ирита. Его кожа была глубокого, приятного оттенка синего, и я помню татуировки и темные глаза. И рога. И мускулы. Он выглядел угрожающе, но не непривлекательно.

— Ты знаешь, кто он такой? Тот… инопланетянин?

— Ах, милая моя, я знаю все, что происходит в этой тюрьме. — Она вытягивает ногу таким образом, который является откровенно сексуальным и непринужденным одновременно. — Его зовут Джутари, и он живет в Хейвене уже год. Он работал на уборочных машинах, пока не вышел на максимальную должность после убийства трех человек во время бунта. Ходят слухи, что его сокамерники либо боятся его, либо работают с ним. Видишь ли, именно так работают большинство здешних влиятельных заключенных. Т ы либо у них под каблуком, либо под землей. — Ирита смеется над собственной шуткой.

— Почему он здесь? Каков был его приговор?

— Он здесь по той же причине, что и все мы, — размышляет она. — Потому что он был непослушным, очень непослушным мальчиком. — Она резко встает на ноги и ускользает от меня.

Я удивлена тем, как быстро она бросает меня — пока не замечаю Ноку, крадущегося по женским покоям. У меня сжимается желудок при виде того, как женщины разбегаются в разные стороны при его появлении. Ирита демонстративно игнорирует меня и подходит бочком к другому охраннику, оставляя меня в покое.

Я не встаю. Часть меня надеется, что Ноку охотится за кем — то другим и что он собирается игнорировать меня. Другая часть меня знает, что этого не произойдет. Я не удивляюсь, когда он останавливается передо мной, выхватывает свою электрошоковую палку, и ошейник на моей шее издает жужжащий звук при активации.

— Встань на ноги, Фем14-Н. У меня есть для тебя работа.

О, фу. Возможно, это первый раз в моей жизни, когда я буду надеяться на засорение сливного отверстия в туалете.

Глава 3

ДЖУТАРИ

Прошло несколько дней, но я был терпелив. Я скрещиваю руки на груди, прислоняюсь к грубой стене своей камеры и жду.

Сегодня я снова увижу свою женщину.

Последние несколько дней выдавливание информации из охранников и других заключенных было медленным процессом. Я дал кучу обещаний и даже согласился на убийство соперника, и все это ради того, чтобы узнать подробности о моей маленькой самке. Я заплачу любую цену. Меня не волнует, сколько это будет стоить.

Пока я жду, я мысленно перебираю те немногие подробности о ней, которые мне удалось собрать. Это было нелегко; Ноку проявил к ней интерес, и из-за этого некоторые другие заключенные неохотно говорят. Лейтенант сетри известен своим злобным нравом и переменчивым настроением, и несколько наиболее трусливых заключенных хранят молчание по отношению к нему. Также трудно подкупить Макса, хотя и не невозможно. Я говорю Дреммигану, чего я хочу. Дреммиган передает это охраннику, который заключает с ним сделку. Охранник передает просьбу заключенному в рабочей камере, и так далее по цепочке. С каждым человеком приходит еще одно одолжение, еще одна причитающаяся вещь.

Мне, черт возьми, все равно. Я сделаю все, что потребуется.

По цепочке я узнал, что ее зовут Хлу-я. Она человек, с примитивной планеты класса D, и она была вовлечена в очень опасный инцидент, который включал в себя несколько правительственных прикрытий. Я предполагаю, что ее купили ради ее киски. Я слышал о рабах из странных, запретных миров, которых покупали и продавали за подобные пороки. Похоже, кто — то получил от нее больше, чем рассчитывал.

Мне это нравится. Это взывает к моей опасной стороне.

Я также узнал, что Ноку положил на нее глаз, и это заставляет мои внутренности гореть от гнева, а хвост подергиваться от разочарования. С ним она не в безопасности. Другие женщины пытались избегать его и в конечном итоге были убиты или ранены. И хотя от разочарования мне хочется пустить кому — нибудь кровь, я знаю, что Ноку обладает достаточным влиянием в тюрьме, и никто не остановит его, если он решит, что Хлу-я принадлежит ему. Учитывая тот факт, что ее отправили сюда, чтобы она исчезла, она еще в меньшей безопасности, чем большинство.

Поэтому мне нужно сделать все, что в моих силах, чтобы дать ей понять, что она в безопасности. Что я присматриваю за ней.

Благодаря своим связям я узнаю, что человеческая женщина дважды за последнюю неделю покидала женскую часть, оба раза, чтобы почистить водосточные трубы в других частях тюрьмы. Это достаточно простая проблема для создания. Большую часть ночного дежурства я провожу, тщательно счищая раствор с краев крышки сливного отверстия в углу туалета нашей камеры. Не имеет значения, что он дистанционно управляется с помощью кода — ключа, когда я могу просто отключить все это целиком. Когда мне наконец удается приоткрыть решетку, я отрываю рукав от своего тюремного комбинезона и засовываю его в сливную трубу, затем закрываю крышку. Воде не потребовалось много времени, чтобы подняться, и утром я попросил Торна уведомить охранника.

На этом этапе остается только ждать.

— Чушь собачья, — ворчит Аст неподалеку. Он бросает на меня взгляд, но не встает. — Мне нужно отлить, Джутари.

— Ты можешь подождать, — спокойно говорю я ему, осматривая стеклянную стену нашей камеры в поисках одного конкретного лица. — Ты не будешь мочиться туда, куда моя самка собирается сунуть свою руку.

Он издает стонущий звук и начинает расхаживать взад — вперед. Я двигаюсь, чтобы сказать ему остановиться, когда мой электрошоковый ошейник с жужжанием оживает, а затем по моему телу проходит разряд электричества. Я падаю на землю, не в силах пошевелиться. Неподалеку Дреммиган, Аст и Кторн делают то же самое. Я знал, что это произойдет, но от этого боль не становится легче. По моей коже бегут мурашки в ответ на энергию, потрескивающую во мне, и я стискиваю зубы от сильной боли.

Для нее это того стоит.

Мгновение спустя стекло уходит в стену. Ноку неторопливо входит вперед с электрошоковой палкой в руке.

— Оставайтесь на местах, заключенные. Мы здесь для того, чтобы отремонтировать вашу вонючую жалкую маленькую камеру.

Превозмогая боль, я открываю глаза и фокусирую свой взгляд на заднице сетри. С тех пор как я попал в тюрьму, я скрывал свою нетерпимость к электрошокеру и ошейнику. Конечно, это все еще больно — больно так, словно огонь ползет по моим венам, — но это не обездвиживает меня полностью, как других. Из — за моего большого роста я могу с этим бороться. Конечно, если бы охранники знали об этом, они бы поднажали, так что я держал это в секрете и подыгрывал. Я подумал, что что — то подобное может пригодиться в будущем.

Как сейчас. Я могу медленно повернуть голову, чтобы посмотреть, как Ноку входит в камеру, маленькая самка следует за ним по пятам. Охранник настолько высокомерен, что даже не смотрит в мою сторону. Он просто вскидывает шоковую палку и указывает на покрытую коркой дерьма решетку в углу.

— Твоя работа, маленький человечек. Если только ты не хочешь поторговаться.

И он трогает ее за волосы, ублюдок. Ярость сжигает меня изнутри при виде этого зрелища.

Хлу-я вырывается из его объятий.

— Я буду работать. — Ее слова звучат незнакомо, пока чип в моей голове не переводит их.

— Земной человеческий язык, английский вариант.

Она нервно оглядывает камеру, и ее взгляд останавливается на мне. Наши глаза встречаются, и я вижу, как ее глаза расширяются от удивления и узнавания.

Она помнит меня. Это приносит мне одновременно удовольствие и собственнический прилив похоти, который, кажется, заглушает даже боль от разрядов, пригвождающих меня к полу. Она так близко, что я вижу ярко-карие глаза, темную бахрому ресниц, изящный изгиб подбородка и темные очертания сосков под комбинезоном.

— Они не смогут причинить тебе вреда, маленький человечек, — говорит ей Ноку. — Я их обездвижил. Но я сделаю с тобой то же самое, если ты откажешься работать. — Он протягивает руку и снова касается ее волос. — Не заставляй меня быть жестоким, малышка. Я бы предпочел, чтобы ты… уступила мне.

Она вздрагивает, отворачиваясь от меня и выскальзывая из объятий Ноку. Вблизи она гораздо меньше, чем я помнил, — сомневаюсь, что она достанет мне до плеча. Это просто делает ее еще более хрупкой, чем я ожидал, и потребность в защите во мне возрастает.

Если этот сетри посмеет еще раз прикоснуться к ней, я расплющу его, электрошокером или нет.

Хлу-я встает на четвереньки возле водостока и ждет, пока Ноку наберет код на своем планшете. Раздается щелчок, и она поднимает крышку решетки. Ее маленький носик морщится от запаха, и я делаю мысленную заметку выбить дерьмо из Аста, если он пользовался сливным отверстием, пока я спал. Она закатывает рукава и наклоняется к полу, протягивая руку внутрь. Ее лицо ничего не выражает, когда она хватает горсть отходов и высыпает их на пол.

Ноку с шипением отступает назад.

— Не так близко!

— Извини, — говорит она, но меня забавляет этот едва уловимый бунт. В этом маленьком человеке есть огонь. Она протягивает руку и хватает еще пригоршню, потом еще одну. Хлу-я молчит, но когда она двигается, я вижу, как ее взгляд скользит по мне. Я ей интересен. Мне это нравится.

Ей приходится просунуть руку поглубже, и ее щека почти касается грязного пола. При этом ее брови хмурятся, а затем она дергает сильнее, затем поднимает что — то, что с влажным шлепком падает на землю.

— Я нашла какую-то одежду.

Ноку подталкивает кусочек материала своей электрошоковой палкой, а затем оглядывает камеру. Его взгляд фокусируется на мне и моем комбинезоне, у которого теперь не хватает рукава.

— Итак. — Его шипящий голос становится ровным от гнева. — Это было сделано специально. Это все для того, чтобы ты мог получше разглядеть моего маленького человечка, Джутари? Не думай, что я не знаю, кто ты такой.

Я умудряюсь улыбнуться, отчего это кажется гораздо сложнее, чем есть на самом деле. Придурок сетри.

Он наклоняется надо мной, его глаза — бусинки сверкают.

— Она моя, заключенный. Не забывай об этом. Я могу делать с ней все, что захочу. Если я захочу потаскать ее голой перед тобой, я могу. Если я захочу затащить ее в свою постель, я могу. Если я захочу сделать ее жизнь невыносимой, я смогу.

С этими словами он небрежно набрасывается, ударяя человеческую женщину по лицу своей электрошоковой палкой.

Хлу-я с тихим вскриком падает, распластавшись на полу.

Из моего горла вырывается рычание, дикое и резкое. Я не могу остановить удар, который он только что нанес ей, хотя это выводит меня из себя, но если он снова прикоснется к ней, я нападу на него и уложу на землю. Не имеет значения, что он мог бы поджарить мне мозги, включив свой электрошокер. Он больше не прикоснется к моей женщине.

— Она моя, — шипит сетри, наклоняясь надо мной. — Ты думаешь, что можешь прикоснуться к тому, что принадлежит мне? Ты думаешь, я повернулся бы спиной, чтобы ты мог изнасиловать ее? — Он показывает свои маленькие, жалкие клыки. — Это удовольствие будет моим, и только моим.

Он думает, я бы изнасиловал ее? Он идиот. Я бы боготворил ее тело.

— Я видел, как ты за ней наблюдаешь, — говорит мне Ноку. Он наклоняется ближе, и его голос понижается до шепота. — Я слышал о слухах, ходящих по тюрьме, о том, что ты заявил о своих правах. Однако твое заявление — ничто. Должен ли я записать на видео, как я впервые заявляю на нее права? Ты можешь посмотреть, как она берет мой чешуйчатый член.

Мне требуется все, что у меня есть, чтобы не ответить. Выпотрошенное тело Ноку ничего не решает. Я должен подождать, прежде чем сделать свой ход.

Даже если это разрушает меня изнутри из — за того, что я не в состоянии защитить ее в этот момент.

Ноку выпрямляется. Он бросает взгляд на Хлу-ю.

— Вставай, маленький человечек. Установи на место решетку над сливной трубой и поднимись на ноги.

Она спокойно поднимается с земли, хотя на одной щеке у нее ярко — красная полоска, которая наполняет меня гневом. Я взвешиваю преимущества нападения на Ноку сейчас. Сломать его тонкую шею и отшвырнуть его тело в сторону… И что потом? Ждать, пока за мной придут еще охранники с бластерами и электрошокерами?

Нет, я должен дождаться подходящего момента. Даже если это уничтожает меня.

Хлоя

Проходит два дня, прежде чем красная полоска на моей щеке исчезает. За это время я не увидела Ноку. Я полагаю, это бонус, но я чувствую себя неловко. Как будто это затишье перед бурей. Когда он уходил на днях, он был зол, и казалось, что его гнев был направлен больше на меня, чем на большого синего незнакомца.

Джутари. Я повторяю его имя себе под нос. То, как он смотрел на меня… Я крепко обхватываю свои колени. Это было совсем не похоже на то, как Ноку смотрит на меня. Ноку выглядит как… как будто он хочет сломать меня. Джутари смотрит по-другому. Но Ноку также не приходил за мной последние два дня, так что, возможно, я вообще не попадаюсь ему на глаза. Я надеюсь.

Эта надежда быстро угасает на третий день, когда один из охранников сетри проходит мимо, производя подсчет персонала, и в воздухе разносится странная вонь. Я морщу нос, но Ирита выглядит настороженной и напряженной. И другие женщины тоже. Когда охранник останавливается рядом с Ликсист, он хватает ее за одно из щупалец и наполовину втаскивает в камеру. Я потрясена не только жестокостью, которую он проявляет, но и внезапностью этого. Девушка всегда готова позволить охранникам поиграть с ее телом, похожим на гусеницу. Я не знаю, что она сделала, чтобы спровоцировать его.

Ирита издает горлом недовольный звук и ждет, пока они не исчезнут, затем подходит ко мне.

— Хлу-я, сегодня будет плохой день.

— Что? Почему? — Если это плохой день для Ириты, которая воспринимает все с непринужденной улыбкой, я действительно боюсь того, что это может означать для меня.

— Ты чувствуешь этот запах в воздухе? — Она преувеличенно шмыгает носом. — Эта металлическая вонь? — Когда я киваю, она наклоняется ко мне и шепчет. — Это вонь от спаривания сетри. Примерно раз в месяц они теряют контроль и нападают на самок. Если сможешь, тебе следует избегать Ноку сегодня.

— Подожди, сетри спариваются только раз в месяц? — Если подумать, я никогда раньше не видела, чтобы охранник сетри исчезал с женщиной.

— Они хладнокровны. Поскольку температура здесь, в тюрьме, контролируется, их потребность в спаривании время от времени возникает случайным образом. Как я уже сказала, просто избегай их, если это вообще возможно, и надейся, что Ноку обратит внимание на кого-нибудь другого.

У меня пересыхает во рту, и я молча киваю. Это объясняет, почему Ноку не прикоснулся ко мне, несмотря на регулярные угрозы. Конечно, это также может означать ужасные вещи на сегодняшний день. Я бы хотела заползти обратно в свою безликую, жесткую камеру и поспать, но охранники — не сетри — избили бы меня даже за то, что я попыталась это сделать. Я с несчастным видом дергаю себя за ошейник на шее.

Как будто он может прочитать наши мысли, дверь в женскую половину открывается, и Ноку входит внутрь. Его чешуя кажется ярче, чем обычно, и по мере того, как он продвигается вперед, я чувствую, как ужасный металлический запах становится сильнее в воздухе. Его взгляд — бусинки скользит туда — сюда по женщинам, и мне становится дурно.

Я знаю, кого он ищет.

Ирита прыгает передо мной и упирает руки в бока. Она неторопливо идет вперед, ее движения излучают сексуальную привлекательность.

— Привет, Ноку, — мурлычет она. — Позволишь девушке заслужить сегодня немного твоей благосклонности? — Она подходит к нему и кладет руку на его узкую змеино — муравьиную грудь.

Он стряхивает ее руку.

— Отойди в сторону, заключенная. Фем14-Н, ко мне.

Черт.

Я медленно поднимаюсь на ноги и делаю шаг вперед.

Это недостаточно быстро для Ноку. Он подходит ко мне и хватает за волосы, посылая вспышку боли по моей голове.

— Разве я не говорил, что ты должна была прийти ко мне, маленький человечек?

— Ты делаешь мне больно!

— Я собираюсь сделать больше, чем это, если ты снова меня ослушаешься, — шипит он.

Ирита снова делает шаг вперед.

— Ноку, послушай…

— Замолчи, женщина, или я прикажу зашить твою киску. Понимаешь меня? — Он поворачивается и бросает на Ириту убийственный взгляд.

Ее глаза расширяются, и она делает шаг назад, затем поднимает руки в воздух.

— К онечно. Сейчас же ухожу. — Она поворачивается к нему спиной и уходит, в то время как он снова дергает меня за волосы.

Я смотрю ей вслед с беспомощным отчаянием. Я не виню ее, но в то же время мне жаль, что она не осталась. Я хватаюсь за свою ноющую голову.

— Я пойду с тобой, Ноку. Пожалуйста, просто прекрати.

Он отпускает меня, и я падаю на пол.

— Следуй за мной, заключенная. — Он выхватывает свою электрошоковую палку — молчаливую угрозу.

Несмотря на то, что мне ничего так не хочется, как отступить и потереть ушибленную голову, я заставляю себя подняться на ноги и последовать за ним. Это плохая идея, говорю я себе, когда мы одни идем по коридору. Последнее, чего я хочу, — это остаться наедине с Ноку.

Но какой выбор у меня есть прямо сейчас?

Мое беспокойство растет, когда он заводит меня в один из лифтов. Все заключенные находятся на первом этаже помещения тюремной охраны, а оборудование хранится на верхних этажах… и я сомневаюсь, что мы получим какое — либо оборудование. Я хочу спросить, куда мы направляемся, но в его глазах появляется опасный взгляд, и от его вони у меня слезятся глаза.

Я оглядываю лифт, с удивлением замечая, что на этот раз он не потрудился положить мои руки на фиксирующую планку. Я благодарна, но в замешательстве. Это просто подчеркивает, что сегодня какой-то совсем другой день — и неправильный.

Дверь открывается на незнакомом этаже, и Ноку жестом показывает, что мне следует выйти. Только … это не похоже на те части тюрьмы, с которыми я знакома. Это похоже на личные покои.

— Куда мы направляемся? — спрашиваю я, колеблясь.

— У тебя всегда так много вопросов, — огрызается он, игнорируя ожидающие двери, чтобы повернуться ко мне. Он хватает меня за горло, его когти сжимаются, и я задыхаюсь, вцепившись в них. — Значит, ты хочешь отсосать мой член здесь? Перед камерами слежения? Тогда сделай так. На колени!

Он отталкивает меня от себя и начинает расстегивать свою униформу. Я смотрю на него в ужасе, но не опускаюсь на колени. Я этого делать не буду.

Когда он понимает, что я не подчиняюсь, все его тело, кажется, сгибается от ярости. Каждая из шести рук сжимается в кулак.

— Ты что, не слышала меня? — Он хватает электрошокер и поднимает его.

— Я слышала тебя, — шепчу я, отступая назад, пока моя спина не прижимается к стенке лифта. Мои руки касаются перекладины, и я автоматически убираю их от нее. Последнее, чего я хочу, — это чтобы меня там снова заморозили.

— В чем дело? Разве ты не хочешь стать на мою сторону, маленький человечек?

Я в ужасе качаю головой.

— Я не буду насиловать тебя, но мне не понравится, если ты откажешь мне, маленькая дурочка. Ты думаешь, если бы ты была сама по себе, ты была бы в такой безопасности? Ты думаешь, если бы я не бросил тебя на съедение волкам, тебя бы не изнасиловали в считанные секунды? — Слова муравья — змеи жесткие и шипящие, выражение его лица злобное. — Ты можешь взять мой член добровольно, а можешь взять десятки неохотно. Это твой выбор.

Я скрещиваю руки на груди, прижимаясь к стене лифта.

— Это не выбор, — говорю я ему.

— Это единственное, что у тебя есть, — рычит он и поднимает свою электрошоковую палку. — Если мне придется убеждать тебя трудным путем, я это сделаю.

Я смотрю на него испуганно, но решительно. Я не передумаю.

Даже когда он ударил меня в первый раз. Или второй.

Д ЖУТАРИ

— Охрана приближается, — бормочет кто — то. — Ноку.

Несмотря на то, что я не поднимаюсь на ноги, все мое тело напрягается при упоминании ненавистного имени. Это тот, кто трогает мою женщину. Это тот, кто угрожает ей.

Это тот, кто умрет.

Я заставляю себя сохранять непринужденный вид, сидя у стены рядом со стеклом. Я неторопливо поворачиваю голову, как будто меня едва ли интересует появление Ноку. Нехорошо проявлять слишком большой интерес к чему — либо, иначе это будет использовано против вас.

Несмотря на это, мне требуется все, что у меня есть, чтобы не вскочить на ноги, когда появляется охранник сетри с маленькой бессознательной фигуркой, перекинутой через его плечо. Я понимаю, что он направляется в мою сторону, когда загорается мой электрошоковый ошейник и пригвождает меня к земле вместе со всеми остальными в камере.

Ноку заходит внутрь и швыряет маленькую фигурку Хлу-и на землю.

— Ты хотел изнасиловать ее? Она вся твоя. Преподай ей урок, — рычит он. — Используй ее жестко и хорошо.

И с этими словами он поворачивается и уходит.

Стекло скользит обратно на место между одним вдохом и следующим, и между всеми нами в камере повисает напряженная пауза. Торн первым поднимается на ноги и делает шаг к неподвижному телу Хлу-и.

— Не надо, — предупреждаю я его тихим голосом.

Он застывает на месте, а затем опускается на корточки, наблюдая за мной.

Они все наблюдают за мной.

Я бросаю взгляд на охранников, но они смотрят, как уходит Ноку. Я подхожу к Хлу-и и переворачиваю ее. Следы от электрошокера покрывают ее лицо и шею. Ее лицо опухло и побагровело от побоев, которые он ей нанес, и когда она переворачивается на спину, я вижу дополнительные темные синяки на ее коже сквозь бледный материал комбинезона.

Он сильно избил ее.

Ярость бурлит в моем мозгу. Я заставлю Ноку заплатить за это. Я собираюсь содрать чешуйчатую кожу с его тела, пока он еще жив, и запихнуть ее в его вонючую глотку. Так обращаться с женщиной бессовестно. Подобное обращение с моей женщиной приведет к медленной и мучительной смерти.

Я осторожно беру ее на руки и прижимаю к своей груди. Делая это, я бросаю взгляд на остальных через плечо.

— Она моя. Ни у кого не будет очереди, кроме меня. Я, черт возьми, откушу любую руку, которая попытается прикоснуться к моей собственности. Это понятно?

Тишина. Кто — то ноет сзади:

— Ты не поделишься?

— Месакки не делятся, — говорит Дреммиган, весело фыркнув. — Используй свою руку. — Он бросает на меня любопытный взгляд, но ничего не говорит.

Пусть они думают, что я просто жадный. Лучше так, чем пусть они думают, что я питаю слабость к этой маленькой женщине. Ноку бросил ее сюда, чтобы мы могли уничтожить ее. Теперь он явно ненавидит ее, и я подозреваю, что женщина отказала ему. Если это так, то мне придется сделать так, чтобы все выглядело, будто я использую ее, и использую жестко, чтобы удовлетворить его жажду мести.

Но сначала моя женщина должна очнуться, чтобы я мог обработать ее раны и дать ей понять, что со мной она в безопасности.

Я отступаю вместе с ней в дальний угол камеры, прижимаясь спиной к стеклу. Я должен раздеть ее, чтобы посмотреть, насколько серьезны ее раны, но я знаю, что это напугает ее, если она очнется и обнаружит себя обнаженной рядом со мной. С другой стороны, может быть, ее испуг сделает это более убедительным.

Но я не могу заставить себя сделать это. Я не могу причинить вред своей женщине. И я достаточно силен, чтобы защитить ее от остальных в камере, так что это не имеет значения. Я не беспокоюсь о них. Я беспокоюсь о том, что охранники заберут ее у меня. Если она в моих объятиях, я смогу защитить ее.

Если она с Ноку, я бессилен ей помочь.

Я касаюсь ее покрытого синяками нежного лица, мягкого рта, длинных ресниц. Она самое прекрасное создание, которое я когда — либо видел, даже сейчас. Ее волосы шелковисто касаются моей кожи, и вся она на удивление мягкая, без единого защитного выступа на теле. Слишком мягкая, моя женщина. Это только еще больше заставляет меня хотеть защитить ее. Я провожу пальцем по изгибу ее маленького ушка, ненавидя уродливый переводчик, который был небрежно прикреплен к мягким частям ее уха. Тот, кто вставил это, был слишком скуп, чтобы дать ей языковой имплантант — чип, которым регулярно пользуются все другие космические расы. Полагаю, это сделали работорговцы. Как только мы выберемся отсюда, я собираюсь все для нее исправить. Она заслуживает лучшего, чем кусок жестяной безделушки, свисающий с ее головы.

Она заслуживает лучшего, чем все это.

— Что ты собираешься с ней делать, Джутари? — нервно спрашивает Аст. Его взгляд прикован к моей женщине, и пока я наблюдаю, его рука скользит к промежности.

— Все, что захочу, — рычу я на него. — И тебе лучше, бл *ть, не прикасаться своим членом к моей женщине.

Он замирает, затем поднимает обе руки вверх.

— Я бы этого не сделал.

— То же самое касается всех вас, — говорю я, впиваясь взглядом в лица, наблюдающие за ней. — Никто на нее не дрочит. Если я увижу, что хотя бы одна капля спермы коснулась моей женщины, и это будет не моя сперма, я оторву ваш член и запихну его вам в глотку.

Кто — то бледнеет. Другой отступает. Хорошо. Они знают, что я могу подкрепить свои угрозы. Я убил по меньшей мере трех человек с тех пор, как прибыл сюда, в Хейвен. Я легко могу убить еще нескольких.

Все, что им нужно сделать, это неправильно взглянуть на мою женщину, и они мертвы.

Глава 4

Хлоя

Все болит.

Я медленно стону, приходя в себя от резкой боли. Вспышки воспоминаний накатывают вместе с болью — Ноку бьет меня своей электрошоковой палкой, снова и снова. Пинает меня, когда я падаю в обморок в лифте. Кричит на меня, потому что я не хочу добровольно раздвигать для него ноги.

Потом ничего.

Что — то тяжелое, теплое прижимается к моему боку, и дыхание касается моей шеи. Я замираю, боясь открыть глаза. Это Ирита? Ноку? Хуже? Что случилось со мной, пока я была в отключке? Я мысленно перечисляю свои травмы — все болит, но я не чувствую боли в своей киске, так что я не думаю, что меня изнасиловали.

Я надеюсь.

— Я чувствую, как ты просыпаешься, — шепчет мне на ухо низкий голос. — Не вставай пока, или нам придется устроить шоу.

Устроить шоу? Может быть, у меня помутился рассудок от побоев, но я не знаю, кто это и о чем он говорит. Я облизываю губы, но это больно. Одна из них кажется опухшей и горячей.

— Эм… кто ты?

— Сав Джутари Бахтавис, — раздается мягкий голос. — Но ты можешь называть меня Джутари.

Джутари. Большой синий парень. Мои глаза резко открываются, и я оглядываюсь по сторонам. Я вижу намек на синеву кожи и чувствую, как тяжелая рука ложится мне на грудь.

Что… что я здесь делаю? С ним?

— Я… Я не понимаю, — признаюсь я через мгновение. — Как я сюда попала?

— Ноку принес тебя к нам. Сказал, что мы должны использовать тебя как следует.

Я начинаю дрожать от этого, вспоминая гнев Ноку, его металлическую вонь, болезненные удары электрошоковой палкой. Он… он бросил меня в камеру строгого режима? Потому что я не стала с ним спать?

Приказал жестоко использовать меня?

«Ты можешь взять мой член добровольно, а можешь взять десятки неохотно».

Он хочет, чтобы они убили меня. О Боже. Я так напугана, что чувствую слабость.

Джутари чувствует мой страх.

— Я не собираюсь причинять тебе боль, но мне придется сделать так, чтобы это выглядело так, будто я заявляю на тебя права перед остальными. Просто смирись с этим, хорошо? И если тебе нужно поплакать, плачь. Это сделает все более правдоподобным.

— Ну и дела, спасибо.

Я немного шокирована, когда он хватает воротник моей униформы и рвет его, распахивая материал и обнажая мою грудь. Я задыхаюсь и протягиваю руку, чтобы остановить его, но он отталкивает мои руки. Какого хрена? Я начинаю паниковать.

Он издает громкий стон и утыкается лицом мне в шею.

— Извини, — бормочет он почти неслышным голосом. — Нужно сделать так, чтобы это выглядело правдоподобно для остальных. Возненавидишь меня позже, если понадобится.

Это все часть его плана? Я… я ненавижу этот план! Я снова вскрикиваю, когда он разрывает мой комбинезон дальше, до самой промежности. Я не могу сдержать рыдания, которые подступают к моему горлу. Когда он сказал, что должен сделать все правдоподобно, я не думала, что он это имел в виду.

— Что ты делаешь, Джутари? — раздается голос откуда — то сбоку.

Большой синий самец, закрывающий меня своим телом, рычит, его рога выглядят как смертоносное оружие, когда он двигает головой.

— Пошел вон, Аст.

— Понял. — Другой мужчина отходит, и когда он это делает, я слышу шепот других. Все наблюдают за нами.

Боже. Это какой — то кошмар. Я хочу закрыть глаза, но не осмеливаюсь. Вместо этого я просто в ужасе смотрю на большого синего самца, лежащего на мне сверху.

Джутари встречается со мной взглядом и расстегивает перед своего комбинезона. Поблизости раздается глухой удар, и он снова низко рычит, обнажая острые клыки. Он наклоняет голову, оглядываясь через плечо.

— Разве я сказал, что любой может смотреть?

В его голосе слышится едва уловимая угроза, которая заставляет меня вздрогнуть. Остальные в камере переминаются с ноги на ногу, а затем наступает тишина. Джутари хмыкает, как будто наконец одобряет, а затем устраивается на мне бедрами.

Я чувствую горячее прикосновение его плоти к своей и понимаю, что он голый. О мой Бог. Кроме того, к моей киске прижимается что — то твердое, чего нет… в анатомии человека. Я слегка взвизгиваю от шока и снова бью кулаком по его плечу, но он снова отталкивает мою руку, как будто я ничто.

— Дерись, если хочешь, — говорит он мне более громким голосом. — От этого мой член становится только тверже.

— Я ненавижу тебя за то, что ты это делаешь, — говорю я ему.

Он хмыкает и хватает мою голую ногу, обхватывая ее вокруг своих бедер. К этому моменту мой комбинезон практически сполз с моего тела, и я под ним голая. Однако его тело стратегически наклонено над моим, и когда он переносит свой вес на меня, я практически покрываюсь одеялом из синих мышц.

Долю секунды спустя он хмыкает, и его бедра прижимаются к моим.

Я испуганно втягиваю воздух. Я почувствовала, как его член упирается в мои бедра, но он не внутри меня. В ужасе я жду, когда он исправится, все уладит, погрузится поглубже и изнасилует меня. Он приспосабливается, и в следующий раз, когда он толкается, я чувствую, как ткань его комбинезона скользит по моей киске.

Он… намеренно не дает своему члену войти в меня. Как он и сказал, все это шоу для остальных в камере.

Я снова подавляю очередной всхлип, хотя на этот раз, возможно, от облегчения.

— Плачь сколько хочешь, — говорит он и снова прижимается ко мне. Он продолжает толкаться в меня, достаточно сильно, чтобы заставить мои ноги биться о его бедра, а грудь покачиваться. Наши тела издают довольно громкий шлепающий звук, и в камере ужасно тихо. Я одновременно подавлена сложившейся ситуацией и в ужасе от того, что до этого дошло.

Лежа на мне, Джутари издает громкий стон, а затем последний, долгий толчок в мою киску, сильно прижимаясь, как будто опустошая себя в меня. Я чувствую, как мои щеки горят от смущения, когда он опускается на меня сверху, держась за мою ногу, словно решив удержать меня в объятиях.

— Прости, — шепчет он мне в шею. — Я должен заявить на тебя свои права, иначе они все попытаются урвать свой кусок.

— Х орошо, — шепчу я в ответ. Я притворно толкаю его в плечо, наверное, пытаясь, чтобы это выглядело хорошо.

Он хлопает меня по бедру.

— Веди себя прилично, или получишь второй раунд еще раньше.

Услышав это, я испуганно вскрикиваю, и кто — то вдалеке смеется, что приводит меня в еще больший ужас. Здесь нет никакой приватности. Меня бросили в компанию преступников — убийц и насильников самого худшего сорта — и все они будут ожидать своей очереди, если только Джутари не сможет спасти меня. Я снова начинаю чувствовать, как во мне поднимается паника.

Он хватает меня за волосы и запрокидывает мою голову назад, пугая меня.

— Успокойся. — Его голос спокоен, но не слишком тих, и мне интересно, настоящий это Джутари или притворяющийся насильником Джутари. Я думаю, это не имеет значения. Приступ паники в этой камере не принес бы мне никакой пользы. Я с трудом сглатываю и киваю.

— Ты принадлежишь мне, — говорит он тем же тоном, все еще держа меня за волосы таким образом, что я вынуждена встретиться с ним взглядом. — Если ты посмотришь на другого мужчину в этой камере, я оторву ему член. Если кто — то прикоснется к тебе, ты скажешь мне, и он будет убит в течение часа. Ты принадлежишь Джутари, и только Джутари. Твоя киска — моя собственность. Понимаешь?

Как это совершенно по-варварски. Я слегка киваю.

— Скажи это, — требует он.

— Я… я принадлежу Джутари, и только Джутари.

— И что?

— И м — моя киска — твоя собственность. — Мои глаза широко раскрыты, когда я смотрю на него снизу вверх.

— Х орошо. — Он зевает и обхватывает ладонью одну из моих грудей, и я с удивлением чувствую, как твердеет сосок от его прикосновения. О боже, это пульсация в моем сердце из — за того, что я возбуждена вопреки себе? От этого так болит голова…

И все же… Я не могу отрицать, что это так. Должно быть, это адреналин заставляет меня реагировать. Это, конечно, не потому, что дюжина похотливых потенциальных насильников пялятся на нас, ожидая своего шанса. Фу.

В камере все затихает. Джутари, похоже, не спешит слезать с меня, и через несколько минут его рука снова начинает поглаживать мое обнаженное бедро вверх и вниз. Он наблюдает за мной неторопливым, собственническим взглядом, от которого у меня в животе все переворачивается, и время от времени поднимает глаза, чтобы порычать на остальных, просто на случай, если они наблюдают. Он ясно дает понять, что никому не позволит получать удовольствие от моего присутствия здесь.

Это довольно мило… но я просто надеюсь, что он сможет подтвердить подобные вещи. Если они все восстанут против него и свергнут его? Меня подвергнут групповому изнасилованию.

Кто — то еще, должно быть, думает в том же духе, потому что чья — то рука дергает Джутари за массивное плечо.

— Поделись этим куском задницы, друг. Нам бы не хотелось забирать ее у тебя.

Рычание в горле Джутари звучит угрожающе.

— Разве я не сказал, что она моя? Разве я не ясно дал это понять в тот момент, как она попала сюда?

С того момента, как попала в тюрьму? Я удивлена это слышать, но это напоминает мне, как Ирита сказала, что он спрашивал обо мне. Что информация дошла до Ноку, и отчасти именно поэтому он был так расстроен из — за меня. Как будто я поощряла что-то из этого? Я вообще не должна быть счастлива это слышать, но я испытываю странное чувство удовольствия от того, что Джутари объявил меня своей с того момента, как увидел.

Должно быть у меня стокгольмский синдром.

— Просто думаю, что ты должен поделиться, вот и все, — говорит зеленокожий инопланетянин. У него глубокий и пугающий голос, а кожа бугристая и покрыта бородавками. Глаза, которые наблюдают за мной, алчные и пугающие, и он облизывает губы толстым черным языком. — Мы все хотели бы попробовать ее.

Джутари приподнимается с меня и набрасывает на меня свой комбинезон.

— Прикройся. Эта киска только для моих глаз. Поняла?

Я молча киваю, садясь и прижимая одежду к себе.

Он вытягивается во весь рост и наклоняет голову из стороны в сторону, как будто разминая мышцы своего тела. Он медленно продвигается вперед.

Зеленый инопланетянин неуверенно отступает на несколько шагов назад. Он бросает взгляд на других инопланетян в камере, но никто не встречается с ним взглядом.

— Слушай, Джутари, — начинает он. — Все, о чем мы просим, — это попробовать…

Кулак, который врезается в лицо зеленого инопланетянина, расплывается в тумане. Я сдерживаю тихий вскрик, который угрожает вырваться из моего горла. Большое тело Джутари прижимает зеленого инопланетянина к одной из каменных стен, и его кулак снова попадает инопланетянину в лицо. И еще раз. Зеленый толкает его, и одна большая рука врезается в грудь Джутари. Раздается громкий треск, и зеленый инопланетянин воет от боли, держась за руку. Однако это не останавливает Джутари. Большой синий демон прижимает его к стене и еще раз бьет кулаком в лицо существу. Потом еще раз. Снова и снова он бьет инопланетянина по лицу, демонстрируя дикую жестокость. Я совершенно потрясена этим зрелищем. Как он может быть таким добрым ко мне и таким безжалостным в остальном?

Зеленый инопланетянин падает на землю, но Джутари все еще не слезает с него. Он нависает над ним, его кулак снова врезается в лицо другого мужчины. Брызжет кровь, забрызгивая темно — синюю кожу, но Джутари все равно не останавливается.

Я настолько поглощена боем, что не замечаю, как рядом со мной подкрадывается еще один инопланетянин. Щупальце касается моего обнаженного плеча, а затем скользит вниз по груди. Я кричу от ужаса, отбиваясь от него, даже когда мужчина толкает меня, пытаясь поставить на четвереньки. Он нападает на меня, пока Джутари отвлекся.

Яростный рык эхом разносится по камере, и инопланетянина отбрасывает в сторону. Я наблюдаю, как Джутари хватает его за щупальце, прикрепленное к его лицу, и швыряет через всю комнату. Щупальце лопается, брызгая слизью, и существо падает, держась за лицо.

Джутари почти не выглядит запыхавшимся. Он забрызган кровью, но, похоже, это не его кровь. Он проводит рукой по щеке, холодно смотрит на пятна, а затем поворачивается, чтобы посмотреть на остальных в камере. Он совершенно голый, его хвост в явном возбуждении мотается взад — вперед.

— Кто — нибудь еще хочет подраться? — Тишина. — Кто — нибудь еще считает, что мне следует поделиться?

Здесь совершенно тихо. Никто не смотрит в глаза ни ему, ни мне.

Джутари удовлетворенно хмыкает. Он снова поворачивается ко мне, и я получаю полный обзор на обнаженное тело этого мужчины. Я вижу, что его большая синяя грудь густо покрыта пластинами, чего я не заметила, когда он был, кхм, на мне. Его руки выглядят так, словно они тоже покрыты толстыми натуральными пластинами, и я вижу их еще больше на его бедрах и лбу. Я думала, это просто выступы, но, судя по трещине, которую оставила рука зеленого инопланетянина, я предполагаю, что это своего рода натуральная броня для тела. Он также в фантастической форме — на нем ни грамма жира, а бедра у него огромные и сильные. На животе у него бугрятся шесть кубиков, а косые мышцы живота настолько рельефны, что их можно было разглядеть в темноте. Однако самое поразительное — это его мужское «снаряжение».

Может быть, во мне говорит удивление простого человека, но я не ожидала, что член инопланетянина будет выглядеть так… по-другому. Джутари крупный парень — по меньшей мере семи футов ростом, не считая рогов, — и его огромный член отражает это. Он не обрезан, но это не то, что заставляет меня пялиться. И дело не в его размерах и обхвате.

У него есть гребни по всей его твердой, эрегированной длине, точно такие же, как волнистые пластины на лбу, руках и груди. Что — то подсказывает мне, что те, что на его члене, ощущаются несколько иначе, чем те, что у него на руках, и я вздрагиваю при виде них.

Впрочем, это не самое странное. У него твердый, бугристый выступ размером с большой палец прямо над членом, и это то, чего я никогда раньше в своей жизни не видела. Я понятия не имею, для чего это можно было бы использовать, и не могу перестать пялиться.

Джутари делает вид, что не замечает моего таращащегося взгляда. Он снова подходит ко мне, нежно кладет руку мне на плечо и опускает меня обратно на пол.

— Раздвинь ноги, — приказывает он мне.

Я делаю глубокий вдох, прижимаю его комбинезон к телу и ложусь на спину. Джутари снова залезает на меня верхом — и я замечаю, что его кожа мягкая, как бархат, — и начинает имитировать секс, хватая мою ногу и прижимая ее к своему бедру.

На этот раз, когда он «закончил», никто не подходит, чтобы попросить поделиться мной.

ДЖУТАРИ

В течение ночи я забираюсь на человеческую женщину добрых семь или восемь раз, чтобы дать остальным понять, что она моя и я не собираюсь от нее уставать. Никто больше не оспаривает мое заявление, особенно после того, как я избил Ззиксила и Ткарла. Хорошо. Ноку тоже не возвращается. Если он посмотрит какую-нибудь запись с камеры наблюдения, он увидит, как я снова и снова заявляю права на человека, а это именно то, что я хочу, чтобы он увидел.

Здесь нет места уединению, чтобы отвести женщину в сторону и утешить ее, поэтому я надеюсь, что она понимает, что эта демонстрация силы необходима для обеспечения ее безопасности.

Однако она храбрая малышка, и я испытываю прилив гордости, когда смотрю на ее маленькое, покрытое синяками личико, когда она спит. Она не протестовала против моих «притязаний» на нее и даже предпринимала слабые попытки придать обману видимость реальности. Она достаточно умна, чтобы понимать, что таким образом я обеспечиваю ее безопасность, и если мой член тверд, когда я трусь им о ее влагалище, я не собираюсь злоупотреблять своим положением.

Неважно, как сильно я хочу погрузиться в нее, я этого не сделаю. Но я ничего не могу поделать, если мой член реагирует на ее тепло, а предсперма, стекающая по головке моего члена, только усиливает обман.

Сейчас раннее утро, и я знаю, что она, должно быть, измучена и ей больно. Она прерывисто дремлет, прижавшись всем телом к стене, а моя большая фигура снаружи защищает ее от остальных. Я не сплю. Я ожидаю, что кто-нибудь попытается что-то сделать снова, что заточка окажется у меня между ребер в тот момент, когда я закрою глаза. Женщина, особенно такая привлекательная, как эта, стоит того, чтобы за нее умереть.

Я не буду спать до тех пор, пока буду знать, что она в опасности. Моя собственная безопасность имеет смысл только до тех пор, пока я могу защитить ее.

Несмотря на то, что у меня всегда был план побега, с тех пор как я попал сюда, я не был уверен, что меня это волнует настолько, чтобы попытаться. Мне всегда казалось разумнее выждать время и поискать лучшие возможности.

Однако, раз Клу-и здесь, у меня есть то, за что стоит бороться. Что-то заслуживающее защиты.

Ради этого стоит сбежать.

Потому что я могу выжить здесь, а она — нет. Не имеет значения, насколько «нежно» я с ней обращаюсь, в какой-то момент что-то должно измениться. Мне все-таки нужно будет поспать. Какого-нибудь более крупного и злобного ублюдка, чем я, могут перевести в эту камеру.

Ноку может решить, что хочет вернуть ее.

Мне нужно увезти ее отсюда, и чем скорее, тем лучше.

Я провожу языком по маленькому диску, имплантированному с внутренней стороны моей щеки. Он сделан из нелегального, необнаруживаемого материала, который сканеры не могут отследить. Это мой «экстренный» выход, и это то, над чем я работал, когда начинал свою службу наемником. Я знал, что в какой-то момент это дерьмо настигнет меня. Дерьмо всегда так делает. Итак, я создал набор данных для устранения неполадок — трекер с информацией для новой личности, кучу кредитов, чтобы начать свою новую жизнь, и готовое сообщение, которое отправлю своему брату (и коллеге-пирату) Кивиану, как только освобожусь. Он член семьи. Он придет за мной. Я раньше всегда вытаскивал его задницу из сомнительных ситуаций, и он может отплатить мне тем же, подобрав меня с поверхности этой дерьмовой планеты в тот момент, когда я вырвусь на свободу из тюремных рамок.

Конечно, я вырвусь отсюда не один, а с женщиной на руках, исправляюсь я и провожу рукой вниз по ее руке, чувствуя прилив собственнической похоти. Возможно, она еще не знает об этом, но я планирую оставить ее даже после того, как мы сбежим отсюда.

Ее глаза открываются, и я поражаюсь тому, какие они необычные и прекрасные. Она удивленно моргает, а затем ее тело напрягается, когда она понимает, где находится.

Я прикладываю палец к губам, призывая к тишине, а затем снова глажу ее по руке. Я чувствую, как за нами наблюдают колючие взгляды, поэтому небрежно обхватываю ее грудь и провожу большим пальцем по мягкому соску. Она сложена иначе, чем женщины мессака, и мне нравится, какая она мягкая. Она пытается оттолкнуть мою руку, но я отбрасываю ее в сторону и возвращаюсь к игре с ее грудью. Несмотря на то, что ситуация пугает ее, она реагирует на мои прикосновения, ее маленький сосок твердеет, когда я потираю его. Ее дыхание становится резким, неглубоким, а в глазах появляется беспокойство.

Она знает, что реагирует, и не уверена, что ей это нравится.

Однако мне нужно полностью заявить о своих правах на нее, и если для этого придется прикасаться к ней повсюду, я с радостью выполню эту задачу.

— У тебя болят синяки? — Ее лицо распухло и местами стало фиолетовым, как и плечи и живот. Вид ее ран заставляет мой гнев расти. Я решаю, что убью Ноку. И это будет болезненно.

— Конечно, болят, — сердито шепчет она. — Это синяки. — Она заглядывает мне через плечо, а затем снова смотрит на меня. — Ты можешь убрать руку с моей груди?

— Нет, если ты хочешь оставаться в безопасности.

— Мне это не нравится, — говорит она, понижая голос, чтобы никто, кроме меня, ее не услышал.

— Д умаю, проблема в том, что тебе это нравится, но ты этого не хочешь, — бормочу я. — Но тебе придется принадлежать мне во всех отношениях, моя милая, если мы хотим, чтобы ты была в безопасности.

Она корчит гримасу, и я подавляю желание рассмеяться. Когда я продолжаю играть с ее сладким маленьким соском, она издает горлом разочарованный звук и прижимается ко мне.

Мой член ноет от этого движения.

— Если ты продолжишь так делать, мне придется снова взобраться на тебя, Клу-и.

На ее лице написано удивление.

— Ты знаешь мое имя?

— Я заплатил многим за то, чтобы узнать о тебе побольше. — Я глажу плавный изгиб ее груди, очарованный ее мягкостью. Я провожу пальцем между ее грудей, и здесь она тоже мягкая, ее тело совершенно не защищено броней. Это делает ее еще более уязвимой.

— Зачем?

— Потому что, когда я увидел тебя, я понял, что ты будешь моей. Мессаки могут быть очень властными, и в тебе было что-то такое, что привлекало меня. Мы — развитая раса, но у нас все еще есть примитивные инстинкты. — И я с радостью уступлю этим инстинктам, чтобы обладать ею и ее сладостью. Каждое мгновение, что я нахожусь с ней, только подчеркивает, насколько это правильно. Не имеет значения, что мы находимся в тюрьме или что большинство людей никогда не покинут это место живыми.

Она моя, и я умру, чтобы уберечь ее.

Клу-и с трудом сглатывает от моих слов и снова извивается, когда я возвращаюсь к игре с ее сосками.

— Значит, ты просто любезничаешь со мной, потому что хочешь залезть ко мне в штаны?

Мне хочется фыркнуть на это, но я не хочу выдавать наш разговор остальным. Уже поздно, и в камере тихо, единственным звуком является громкий храп А ста.

— Если бы я хотел залезть «к тебе в штаны», Клу-и, — говорю я и щиплю ее за сосок, — тогда я бы уже много раз был глубоко внутри тебя. Мне нужно не только твое тело, но и твой дух. Ты будешь моей.

— Твоей…?

— Моей всей. П арой, женой, как бы там ни называли это твои люди.

Ее глаза расширяются.

— Боже, ты быстро двигаешься.

Быстро или нет, но она моя. Я провожу рукой вниз по ее животу.

— Хлоя, — шепчет она. — Ирита неправильно произносит мое имя. Я Хлоя.

Хлоя. Это более мягкий звук, чем я думал. Е й идет.

— Привет, Хлоя.

Она подавляет тихий смешок и придвигается немного ближе ко мне.

— Это ведь не странно, что я не теряю самообладание здесь, внизу? Мне кажется, я начинаю цепенеть от всего того ужасного дерьма, которое со мной происходит. Потому что, если бы я была в здравом уме, я бы сейчас впала в ступор от страха.