Планета бессмертных

СНЕГ В ПЕЩЕРЕ

Снаружи шел снег. Снежинки падали мне на плечи и на мостовую.

Снег проникал в город через огромную дыру в крыше. Этот город – я не знала его подлинного названия, но про себя называла его Весловилль – был построен глубоко в толще горы, внутри огромной пещеры. Сейчас он выглядел пустым и покинутым, только тысячи или даже миллионы предков спали в своих светлых Башнях. Все остальные огни были погашены; следящие механизмы не хотели зря тратить энергию.

Когда-то пещера была полностью изолирована от внешнего мира; но потом моя лучшая подруга Фестина, призвав на помощь Науку, пробила огромную дыру в каменной крыше и пролетела сквозь нее на самолете. И хотя это произошло четыре года назад, городские ремонтные машины все еще не заделали повреждение… что меня, по правде говоря, сильно огорчило. Машины должны работать автоматически, без понуканий: ремонтировать поломки и защищать людей от «жестокого мира». А теперь этот самый мир чувствовал себя в Весловилле как дома, и снежный буран, с арктической свирепостью бушевавший в горах, врывался и сюда, а через дыру в крыше сыпался снег.

Почему повреждение не было починено? Может, городские машины тоже устали, как люди, и ими овладело вялое безразличие? Нет, мне не хотелось так думать… Неужели весь мой мир оплывает, словно горящая свеча? Я постаралась выкинуть из головы грустные мысли, сосредоточившись на том, что происходило здесь и сейчас.

А что происходило здесь и сейчас? Я стояла на открытом воздухе; дыра находилась высоко над нами, выше городских башен. Ветер со свистом врывался в нее, однако на пути вниз ослабевал; наверху снежинки крутились в диком водовороте, но, падая вниз, теряли свою энергию. На уровне моего лица они опускались уже совершенно спокойно.

– Бр-р-р! – Уклод удивленно разглядывал белый поток, льющийся на город. – Откуда это взялось?

– Это снег, – ответила я. – Снег – погодное явление.

– Десять минут назад никакого такого погодного явления не было. Хотя… в горах обстановка быстро меняется. Подайте мне жаркое, влажное побережье – вот это я понимаю!

– Ничего подавать тебе я не собираюсь! Рассказывали мне, как вы, чужаки, стараетесь завладеть землей других рас. Попробуй только предложить мне бусы и прочие безделушки, сразу разобью тебе нос.

– Ты все неправильно поняла, мисси. Я здесь не для того, чтобы тебя огорчать. – Маленький человек усмехнулся. – Напротив, я надеюсь, что, может, вместе мы сумеем огорчить других людей.

– А эти другие люди плохие?

– Законченные ублюдки.

– Тогда ими стоит заняться. Никогда не испытывала жалости к ублюдкам, тем более – к законченным.

Я пошла в сторону центральной площади, где снег падал гуще. На самом деле снег – прекрасная вещь: он так приятно холодит руки, а когда снежинки тают на коже, остаются очень милые капельки воды. Я из тех, кто не носит одежду даже зимой, и такие капельки очень мне идут.

Коротышка Уклод ковылял сбоку, бормоча что-то про снег; он, судя по всему, был теплолюбивым созданием, неподготовленным к мелаквинской зиме. Его кожа посветлела, приобретя бледно-желтый оттенок, похожий на цвет мертвой травы. Страдать от холода он никак не мог, поскольку, несмотря на дыру в крыше, в городе было тепло. (Снег вокруг нас таял, едва коснувшись мостовой.) Однако кожа Уклода, похоже, очень сильно реагировала на любое, даже совсем незначительное изменение внешней среды.

– Ты говорил о законченных ублюдках. Зачем тебе понадобился Мелаквин, если тебя не интересует наша земля? Ты что, еще один проклятый разведчик, которого против воли высадили здесь? – спросила я.

– Нет, мисси. Я, что называется, частный предприниматель. В данный момент работаю на Александра Йорка.

– Друга Фестины.

– Друг – не совсем подходящее слово.

– И какое же подходящее?

– Ну-у-у… Жертва.

Наверное, это замечательная история – о том, как Йорк стал жертвой Фестины. Я попросила Уклода рассказать мне все… что он, собственно, и сделал.

НЕХОРОШИЙ АДМИРАЛ ЙОРК

Александр Йорк был очень плохим человеком. Во внеземном флоте Технократии он занимал высокий адмиральский пост и здорово навредил людям, а также расе мандазарцев. Однако самым большим злодейством Йорка было покушение на мою лучшую подругу Фестину. В ответ она сама попыталась убить его и с помощью какого-то чужеземного мха одержала победу. (Я не совсем поняла, как именно это было проделано – возможно, Фестина набивала живот этого мерзавца мхом до тех пор, пока он не взорвался? Рассказ Уклода казался таким странным и невероятным, что я сочла нужным реконструировать его во что-то, имеющее смысл.)

Как бы то ни было, Александр Йорк погиб ужасной смертью, как и положено злодеям. Вскоре в человеческой Технократии все узнали о предосудительных делах адмирала. Из этого сделали фильм, который много дней не сходил с экранов, и Йорка сыграл самый знаменитый актер галактики. Кстати, продюсеры заполучили довольно знаменитую актрису на роль Фестины, которая изобрела для своего персонажа какой-то акцент. И хотя на самом деле никакого необычного акцента у моей лучшей подруги не было, критики пришли к единодушному мнению, что именно так должна говорить женщина с фамилией Рамос, ведущая свое происхождение с одного из окраинных миров.

Таким образом, злодейство Йорка в итоге доставило огромное удовольствие множеству людей; однако далеко не все происшедшее стало известно публике.

УЛОВКА, ПРИДУМАННАЯ БЕССОВЕСТНЫМ ЙОРКОМ

Злой Йорк всегда предполагал, что может пострадать от своих недругов в Высшем совете Адмиралтейства. (Совет – это место, где плетут интриги, досаждая друг другу и всем остальным, а также беспрерывно говорят о Власти – именно так, с большой буквы.) Чтобы подстраховаться на случай атаки своих коллег, Йорк вел записи, где фиксировал все скандальные истории, в которых были замешаны адмиралы, по отдельности или группами: грязные сделки, нарушения закона, тайные предательства. Дословно Уклод выразился так:

– Йорк собрал достаточно гадостей, чтобы на ближайшие тысячу лет весь проклятый Совет упрятать в тюрьму. Достаточно, чтобы сделать из них фарш и скормить собакам.

На мой вопрос, существует ли на самом деле такое наказание, Уклод ответил, что это всего лишь метафора.

Собрав побольше всевозможных доказательств, Йорк передал свои записи на хранение в семью Унноров, родственников Уклода. По словам маленького оранжевого человечка, его дяди, тети и кузены были порядочные непорядочные люди – то есть могли сделать все, что угодно, за деньги, однако слово свое держали.

– Как выяснилось, они заняли очень прибыльную рыночную нишу, – объяснил Уклод. – Поразительно, как мало мошенников на самом деле держат слово, и то же самое относится к так называемым честным людям – адвокатам, банковским служащим и прочее. Адвокаты, стоит на них надавить, моментально сознаются во всем, о чем бы ни шла речь – о взятках, насилии, неправомочно выписанных судебных ордерах и собственных нарушениях. А банковские служащие? Они дают стрекача, едва акционеры начинают подозревать, что их водят за нос. И только мы, Унноры, делаем то, за что нам заплачено, даже если запахнет жареным – в особенности если запахнет жареным. Именно поэтому Йорк нанял нас, чтобы свалить Высший совет.

Как только Унноры узнали, что Йорк мертв, они тут же привели в порядок полученную от него информацию, готовясь передать ее самым безответственным журналистам, которых только смогут найти. Но одновременно они отправили младших отпрысков своей семьи (в частности, Уклода) собирать дополнительные доказательства злодеяний, должным образом недокументированных.

Вот так маленький оранжевый человечек оказался на Мелаквине. Прежде – это прекратилось только четыре года назад – на мою планету ссылали тех, исчезновение кого было желательно для Адмиралтейства: людей, которые слишком много знали; людей, нарушивших неписаные законы; людей, которые не сделали ничего особенно плохого, но сумели сильно насолить кому-то из адмиралов. Моя умная подруга Фестина добилась прекращения этой практики, однако частью ее соглашения с Высшим советом было обязательство хранить тайну Мелаквина. Все замяли, никуда не просочилось ни слова – вот только Александр Йорк записал всю историю и отослал Уннорам.

– Суть в том, – продолжал Уклод, – что единственным имевшимся в распоряжении Йорка доказательством происшедшего на Мелаквине было заявление Фестины Рамос. Сам он не потрудился раздобыть никаких дополнительных свидетельств: ни записей с отчетами побывавших тут людей, ни фактических подтверждений; короче – никаких дымящихся пистолетов.[1]

– Пистолет не дымился, – сказала я. – Он жужжал.

– Какой пистолет?

– Тот, из которого стреляли в меня. Причем не один раз. Это сделал очень злой человек.

(Речь идет о том самом злом человеке, которого я впоследствии убила, – у него был пистолет, издающий тихий звук, выстрелы из которого оказали губительное воздействие на мое прозрачное тело. Этот человек думал, что от выстрела я разлечусь на куски, но на самом деле я не стеклянная и потому уцелела. Вскоре после того, как он стрелял в меня, я убила его. Ха!)

– А-а-а, понятно! – кивнул Уклод. – Я читал об этом в отчете Рамос, переданном Высшему совету; его-то и переписал Йорк. Однако ее отчет – единственный документ, касающийся ситуации на Мелаквине, и наша семья считает, что этого недостаточно. В данный момент моя бабка Юлай летит на Новую Землю, чтобы предъявить оставленные нам Йорком документы. А дальше произойдет вот что. Адмиралтейство и СМИ немедленно пошлют на Мелаквин своих людей; однако флотские корабли летают быстрее, и к тому времени, когда репортеры сюда доберутся, смотреть будет не на что, разве что восхищаться почти стерильной чистотой. В результате упадет доверие не только к мелаквинской истории, но и ко всей собранной Йорком информации. – Уклод усмехнулся. – Ну вот, мисси, моя бабушка и решила, что нужно раздобыть дополнительные доказательства до того, как Адмиралтейство проведет на планете генеральную уборку. Вот почему я здесь.

ДОКАЗАТЕЛЬСТВА РАЗБРОСАНЫ ПОВСЮДУ

Уклод прибыл в Весловилль с чем-то под названием «честная камера» – сложное записывающее устройство, изобретенное шадиллами, очень высокоразвитой расой. В ней используются хитроумные научные трюки, не позволяющие искажать зафиксированное изображение; имеются также встроенные часы и определитель месторасположения, что дает возможность точно установить, когда и где производилась съемка. Менее развитые расы, вроде людей, еще не достигли технологического уровня шадиллов. В частности, они не в состоянии преодолеть шадиллские защитные меры, и потому в судах Технократии снятое этой камерой рассматривается в качестве «неопровержимой истины».

Маленький оранжевый преступник сделал много снимков, удостоверяющих, что разведчики здесь действительно побывали. На центральной площади валялось множество оставленных ими доказательств: части навигационного снаряжения, мелкие инструменты, детали машин и рюкзаки. Находясь здесь, люди строили космический корабль, рассчитывая на нем сбежать, и когда в конце концов они покинули планету, это произошло столь поспешно, что ни о какой уборке не было и речи.

Если уж быть совсем честной, площадь превратилась в позорную свалку, вдобавок разбросанные повсюду металлические, пластиковые и прочие предметы были непрозрачны. Все это валялось там, где было оставлено, на протяжении четырех лет, прямо под дырой в своде пещеры, зимой и летом, подвергаясь внешнему воздействию. В результате образовалась отвратительная масса, покрытая разноцветной плесенью. Подобрав брошенную кем-то одежду, я даже обнаружила, что она во многих местах кем-то прогрызена.

– Это куртка разведчика, – заявил Уклод.

Я кивнула. Большинство высаженных на Мелаквин людей принадлежали к корпусу разведчиков. Мне они не слишком нравились – худшие из них заставляли чувствовать себя неуклюжей и глупой, приглашали ночью поиграть с ними в постели, а когда наступало утро, всегда уходили – молча, не глядя в глаза. Разведчики могут заставить вас чувствовать одиночество и печаль… однако моя подруга Фестина, тоже разведчик, всегда была очень, очень добра. Выходит, не все разведчики одинаково плохие.

Я прижала куртку к груди. Она была сшита из плотной черной ткани, на фоне которой снежинки выглядели словно звезды в ночном небе.

– Она принадлежала кому-то из твоих знакомых? – спросил Уклод.

– Не думаю. Однако Фестина всегда с большой нежностью отзывалась о черной форме разведчиков как о ценной и важной вещи. Она огорчалась, что не сообразила прихватить с собой на Мелаквин запасной комплект.

– Надо полагать, ей тогда было о чем тревожиться и без этого, – заметил оранжевый человечек. – Она ведь считала, что ссылка сюда – чистое самоубийство.

– А вот другие разведчики позаботились о запасной форме. Их предупредили, что, возможно, высадят здесь, и они прихватили с собой важное снаряжение и ценные личные вещи. – Я обвела взглядом разбросанный по площади хлам. – Похоже, они не так уж ценили свое имущество. Собираясь улетать, разведчики просто бросили все ненужное гнить на улице, покрываться снегом, мокнуть под дождем. На самом деле их волновали только они сами, больше ничего, – глядя на падающий сверху мокрый снег, я внезапно испытала острое чувство грусти и прошептала: – Даже Фестина улетела.

Уклод дружески похлопал меня по ноге.

– Эй, я ведь читал отчет твоей подруги о том, что здесь произошло. Рамос покинула планету не по доброй воле; и, что ни говори, она считала тебя мертвой.

– Но я же говорила ей, что не могу умереть! Говорила, что наш народ живет, живет и…

– Весло, – прервал меня Уклод, – ты выглядела мертвой. Сердце не билось; первоклассная аппаратура разведчиков не обнаружила никаких признаков жизни. Рамос решила оставить тебя среди твоих соплеменников; она подумала, что ты хотела бы этого.

– Но я не была мертва!

– Ладно, ладно, Рамос ошиблась. Пусть так, но она не просто бросила тебя, а отнесла в эту Башню предков и положила там, устроив поудобнее. Руки сложены на груди, глаза закрыты, топор на груди. – Он улыбнулся. – Отправившись на поиски тебя, именно это я и рассчитывал увидеть: симпатичный стеклянный труп, который можно сфотографировать. Я даже обдумывал, не отвезти ли твои останки на Новую Землю, чтобы законники использовали тебя в качестве вещественного доказательства. Но когда я добрался туда, где, по словам Рамос, ты должна была лежать, – о чудо! – ты дышала. Ну, я и спросил, не Весло ли ты.

– Конечно, я – Весло! – внезапно моя печаль рассеялась. – Можешь радоваться, я не умерла.

Маленький человечек пожал плечами:

– Я тащусь от тебя, дорогуша, истинная правда; но, должен признаться, мертвая ты была бы для меня ценнее. Красивая девчонка, вся избитая, переломанная, – это у публики пользовалось бы большим успехом. А если ты жива и в полном порядке, что я смогу продать телевизионщикам? – Он пнул проржавевший обломок непонятно чего. – Думаешь, они ухватятся за фотографии этих спящих от скуки стариков? Пять секунд на экране – вот все, на что можно рассчитывать; а потом телевизионщики переключатся на что-нибудь более интересное – вроде таксы, жонглирующей золотой рыбкой.

– А по-моему, лучше быть живой. Без сомнения, я буду пользоваться большим успехом у публики и смогу сама описать все те ужасы, которые я пережила. Что касается сенсационных описаний эмоциональной травмы, тут мне нет равных.

– Ха! – Уклод оглядел меня с ног до головы. – Должен признаться, ты в новостях имела бы огромный успех. И телевизионщикам гораздо больше понравится на экране твое лицо, чем Рамос.

Я сочувственно закивала. Фестина очень милая, но не наделена ослепительно-царственной красотой.

– Думаю, – продолжал оранжевый человечек, не сводя с меня пристального взгляда, – это может сработать. В самом деле! Я снял на этой планете все, что требовалось, – виды города, снаряжение разведчиков, пролом в своде пещеры. В суде это будет выглядеть впечатляюще. А твое появление усилит эффект правдоподобия и сделает эту историю просто захватывающей.

– Не сомневайся, я в высшей степени достойный доверия свидетель, – заверила я его.

– Да уж, могу себе представить, как мистер и миссис Разинутый Рот таращатся на тебя и говорят: «Только посмотри на эту красотку! Разве можно ей не поверить?» – Он помолчал; его лицо приобрело серьезное выражение. – Однако, дорогуша, я должен предостеречь тебя: все может кончиться очень скверно. Эти типы в Высшем совете – просто мешки с дерьмом, судя по тому, что написано в бумагах Йорка, и если они придут к выводу, что, убив тебя, решат возникшие с твоим появлением проблемы, то наймут какого-нибудь грязного типа, и он разнесет твое стеклянное великолепие на куски.

– Ха! Я не стеклянная, и меня нельзя разнести на куски. А если какой-то наемник предпримет такую попытку, я заставлю его очень, очень пожалеть об этом.

Уклод нахмурился:

– Лучше бы тебе отнестись к этому серьезно, мисси. Плохие люди наверняка захотят, чтобы ты умерла. И какой бы небьющейся ты себя ни воображала, это флотское дерьмо в состоянии придумать что-нибудь, чтобы уложить тебя в гроб. Взорвать, расплющить с помощью дюжины паровых молотов, утопить в едкой кислоте. Если ты отнесешься к этому как к игре, то умрешь… и, может, еще кое-кого с собой прихватишь. Меня и мою семью, к примеру. – Он посмотрел прямо мне в глаза. – Если я возьму тебя на Новую Землю, ты будешь осторожна? Потому что если нет, тогда черт с тобой! Я и так уже всерьез рискнул, и мне не нужен тот, от кого будут одни неприятности. Если уж на то пошло, можешь прямо сейчас отправляться в свою башню, лечь там, и пусть твой мозг гниет, превращаясь в кашу.

Я постаралась ответить ему взглядом, исполненным негодования… правда постаралась, изо всех сил. Однако я признаюсь вот в чем: бывают моменты, когда я не так сильна, как хотелось бы. Когда мне говорят: «Весло, ты должна вести себя так-то и так-то», у меня не всегда получается открыто не повиноваться им, даже если я думаю иначе. В конце концов, я в состоянии прекрасно приноровиться к любым общепринятым правилам приличий; находясь под опекой разведчиков, я приспособилась к образу жизни и манере поведения землян с той же скоростью, с какой выучила их язык. Но я не из их числа и не хочу быть такой. Не желаю, чтобы меня принимали не за того, кем я являюсь. Как последняя из своего народа, я отказываюсь предавать его, подчиняясь диктату чужаков. Когда я сильна, я веду себя так, как считаю нужным, пусть даже вызывающе.

В тот момент, однако, я не была сильна. Если Уклод уйдет, может статься, что никто никогда не прилетит снова на мою планету – кроме, разве что, флотских, которые будут уничтожать все следы пребывания людей в этом мире, а я уже слишком хорошо знала, что с ними иметь дела не стоит. И я останусь одна… а затем вернусь в Башню предков и лягу на пол, чтобы больше не встать.

– Я понимаю, что это не игра, – пробормотала я. – Понимаю, как велика опасность. Очень вели-ка. И не буду действовать безответственно и неразумно.

Некоторое время Уклод смотрел мне в глаза, а потом кивнул:

– Пошли. Корабль вон там.

КУРТКА

Он зашагал по улице, удаляясь от площади. Я бросила куртку, которую держала в руках, сделала вслед за ним несколько шагов… вернулась и снова подняла куртку. Она была влажная, дырявая и дурно пахла; однако я знала, что люди в Технократии считают глупым и заслуживающим презрения того, кто разгуливает повсюду с голой задницей.

Я не из тех, кого волнует чужое мнение; но в тот момент мне чуть-чуть не хватало силы духа. К тому же, подумала я, может, существуют важные Научные причины, по которым на чужой планете стоит носить одежду. Опасные космические лучи или что-то ядовитое в атмосфере; вот и надевают куртку, чтобы защитить себя от вредного воздействия.

Ношение одежды – не обязательно трусливая уступка предрассудкам глупцов; его можно рассматривать как проявление разумной предосторожности.

Да, именно так!

Сжимая в руках куртку, я сделала глубокий вдох и поспешила вслед за Уклодом; его следы заметно выделялись на тающем снегу.