Идти по коридорам оказалось на удивление легко. Сначала я подумала, что это просто результат восстановившегося здоровья и целеустремленности. Но нет; идти было легко, потому что я стала легче! Гравитация на борту корабля начала ослабевать… и хотя совершать совсем уж невероятные скачки я не могла, но прыгучесть определенно повысилась. Удивительно интересное переживание, и оно развлекало меня (скок, скок, скок!) на всем пути к транспортной платформе.
Фестина уже находилась там – у моей лучшей подруги есть замечательное свойство: она способна вычислить, где ты окажешься, и явиться туда же. Конечно, женщина разыграла удивление при виде меня и притворилась, что пришла сюда, просто чтобы дождаться тех, кто взял корабль на буксир. Все правильно: не может же важный флотский адмирал признаться, что чувствовал себя потерянным и одиноким без своего лучшего друга?
Уклод тоже был на транспортной платформе, и они с Ладжоли тут же вернулись к своим нежностям. Их перешептывание и объятия раздражали едва ли не больше обычного, поэтому я подчеркнуто повернулась к ним спиной; однако остальные мои спутники тоже нагоняли на меня тоску. Фестина хотела выяснить, каким образом Нимбус заставил малышку послать призыв о помощи. Последовало повторение рассказа о крестовых походах, и вдобавок разговор сопровождался беспрерывным нытьем призрачного человека по поводу того, правильно ли он поступил, пощекотав свою дочку… Я уже все это слышала, и мне стало скучно.
Оставалось лишь бродить по транспортной платформе в надежде, что кто-нибудь в конце концов вспомнит о моем существовании и спросит, не возникла ли у меня новая блестящая идея. Однако никто даже не заметил моего ухода, что еще больше раздражало и злило. Наверное, придется высказаться по поводу недостатка внимания, но тут весь мой пыл обернулся сильнейшим головокружением, и я почти рухнула на пол.
Ох!
Питаться светом – прекрасная вещь… но этого недостаточно, чтобы вести деятельный образ жизни. Вот почему деревья не кувыркаются колесом. (И еще потому, что у них нет ни рук, ни ног.) Я по-прежнему прижимала к груди светящиеся палочки, но их было недостаточно для того, чтобы найти силы хотя бы расхаживать туда и обратно.
– С тобой все в порядке, Весло? – Голос Фестины доносился откуда-то сзади.
– Все прекрасно, – я постаралась, чтобы мой голос не дрожал. – Я просто… – какое-то время мне в голову не приходило никакого разумного оправдания моей позе; но потом я заметила на ближайшей стене многоцветное изображение гемлока, – просто изучаю произведение искусства. Сидя это делать удобнее.
Мне не хотелось, чтобы со мной обращались как с немощной больной, неспособной принимать участие в серьезных делах.
– Понятно. Получаешь удовольствие, разглядывая произведение искусства.
Это как сказать… Чего-чего, а удовольствия от разглядывания нарисованного на стене растения я не получала. Ради повышения достоинства изображения на поверхности картины должны выступать сухие мазки краски – чтобы зритель мог отковырнуть кусочек и понюхать, как нарисованное дерево пахнет; по крайней мере, такой вывод сделали мы с сестрой, изучая древние картины, выставленные у нас в городке. Однако изображение передо мной этим достоинством не обладало – оно было скучно двухмерным, никаких выступающих мазков и засохших капель краски. Я совсем уже собралась сделать критическое замечание по поводу столь убогой текстуры, как вдруг заметила на картине нечто такое, что поначалу проглядела.
Среди разноцветных веток тускло мерцали два красных глаза – словно там пряталось некое хорошо известное безголовое создание.
– Поллисанд? – прошептала я.
– А кто же еще? – ответил он. – Дурацкий Чеширский Кот?
Он говорил своим обычным гнусаво-скрипучим голосом. Я быстро оглянулась, но остальные, похоже, не слышали его. Странно… учитывая, как громко голос Поллисанда звучал для меня. .
– Нет, твои приятели в этой беседе принимать участия не будут, – заявил он. – Только я да ты, моя сладкая.
– Другими словами, на самом деле ты не здесь. Опять проецируешь изображение и звуки прямо в мое сознание… Но ведь сейчас я не связана с «Кусакой»! Как тебе удается контактировать с моим мозгом, если я ни с кем не связана?
– Эй, подруга! Разве я не говорил, что стою на эволюционной лестнице на семьдесят пять триллионов ступеней выше тебя? К чему мне какая-то заретта, чтобы иметь возможность проецировать что пожелаю и куда пожелаю?
Что за скверная привычка у Поллисанда – не отвечать на вопросы. Он просто делает вид, что отвечает, хотя на самом деле уклоняется от темы. У меня даже мелькнула мысль, что сейчас, когда мы оказались в такой скверной ситуации, он может в этой своей манере попытаться скрыть от нас что-нибудь важное.
– Ты что-то со мной сделал? – прошептала я. – Когда вынес меня из Башни и срастил сломанные кости, ты сделал что-то еще? Может, вставил мне в мозг некое устройство, которое позволяет тебе в любой момент связываться со мной?
– О-о-о! Какие мы смышленые! Гораздо смышленее доктора Хавела, который не нашел у тебя ничего. Хотя, может, и находить было нечего.
Красные глаза вспыхнули ярче, а затем тело, приобретая объемность, вышло прямо из стены. Если вам когда-нибудь приходилось видеть, как безголовый чужак выходит из двумерной картины… Ну, вот так все и происходило, только лучше, потому что это случилось со мной.
Я все еще сидела на полу, и его огромное белое тело нависало надо мной. Он выглядел совершенно реальным, когда выдергивал задницу из стены, а коротким хвостом очищал свою огромную тушу от прилипших к ней хлопьев краски; и тем не менее никто в помещении даже не глянул в нашу сторону. Это была просто проекция, и сигнал улавливал только мой мозг!
– Что ты здесь делаешь? – спросила я по-прежнему шепотом. – Пришел полюбоваться на последствия еще одной ужасной ошибки?
– Надеюсь, что нет, – ответил он. – Просто хочется посмотреть, как вы управитесь с кашлингами.
– Хочешь посмотреть, разозлим мы их или нет?
– Конечно. Обожаю наблюдать со стороны.
Он содрогнулся всем телом, и кусочки краски с картины полетели и на пол, и на мои поджатые к груди ноги. Не сводя с Поллисанда взгляда, я стряхнула со своих бедер крошечные розовые, зеленые и черные хлопья. Тем временем он прошел мимо меня и встал так, чтобы оказаться между мной и остальными людьми; внезапно его глаза вспыхнули жарким белым пламенем – так бывает, когда во время лесного пожара огонь охватывает сухое дерево. Яркий свет хлынул на меня, такой ослепительный, что я закрыла глаза… но все равно чувствовала излучение, струящееся сквозь тело, вливающее в него новые силы. Меньше чем за секунду я пропиталась энергией до такой степени, словно целую неделю провела в Башне предков.
Жар быстро спал. Открыв глаза, я увидела, что в утробе Поллисанда тлеет тусклое алое мерцание. Он поднял ногу и стопой слегка похлопал меня по щеке.
– Ты такая худышка, – со странным, явно нарочитым акцентом заявил он. – Неужели не понимаешь, что нужно есть? И не просто вкусные леденцы, – он взмахнул ногой в сторону моих светящихся палочек. – Это не еда – они на девяносто процентов испускают видимый свет. Хорошенькой девушке требуется питание для костей. Рентгеновское и гамма-излучение, микроволны – в общем, энергетически насыщенный материал. Или, может (какая радикальная мысль!), тебе следует время от времени пробовать твердую пищу. Ясное дело, еда чужаков не идет ни в какое сравнение с лазаньей твоей матушки; и все же она содержит питательные вещества, без которых ты просто зачахнешь. Как ты собираешься одолеть шадиллов, если держишь себя на голодном пайке? У меня не всегда найдется время приводить тебя в чувство. – Он остановился, чтобы перевести дыхание, и спросил: – Ну что, ясноглазая, теперь тебе лучше?
– Да, – ответила я. – Но если все это просто проекция, почему она оказывает на меня воздействие, как будто я и вправду окунулась в поток света?
– Мне пора уходить, детка. Пока!
И он исчез – не каким-то причудливым способом, а просто его не стало, как бывает, когда выключают свет, причем совершенно беззвучно.
Я сидела, глядя на то место, где только что находилась огромная белая туша. Все эти хлопья краски, которые он стряхивал, тоже исчезли, растаяли, словно снег на костре. Я перевела взгляд на дерево на стене, но увидела лишь плоскую безвкусную картину – и никаких красных глаз.
– Мда-а-а… – только и сказала я.
Как всегда, появление Поллисанда разозлило меня, но я чувствовала себя гораздо лучше, голова больше совсем не кружилась.
Может, он и не такая уж задница, каким пытается себя выставить.
Или он просто приберегает меня… для чего-то гораздо более худшего, что еще только предстоит.
Я положила ненужные теперь сияющие палочки на пол и прошла уже полпути до остальных, когда Нимбус сказал:
– Слушайте!
Все мгновенно смолкли; и в тишине я отчетливо расслышала справа глухие удары.
Поглядев в ту сторону, я увидела тяжелую металлическую дверь – вход в открывающуюся вручную шлюзовую камеру. Прежде мне не удалось разглядеть ее в полутьме, создаваемой светящимися палочками, потому что она была такая же белая, как и все остальное на транспортной платформе. Может, так надо: чтобы необходимость иметь на корабле дверь аварийного входа не бросалась в глаза.
– Ну, шоу начинается, – пробормотала Фестина. – Все ведите себя словно паиньки.
Я быстро выхватила у Ладжоли свою куртку разведчика, надела и застегнула ее – при появлении чужеземных гостей нужно иметь официальный вид.
– Эй, мне пришла в голову дикая мысль: кто-нибудь из нас говорит на языке кашлингов? – спросил Уклод.
– В этом нет никакой необходимости, – ответила Фестина. – Кашлинги обожают смотреть развлекательные записи, купленные у других рас: мандасарские фантазии, юнитские маскарадные танцы, человеческие «мыльные оперы» и тому подобное. В результате кашлинги – настоящие космополиты, обладающие обширными знаниями о чужеземных расах. Уверена – тот, кто появится из этой двери, говорит по-английски, прекрасно понимает язык человеческих жестов… и знает, как принято обращаться к гетману фаскистеров, как стимулировать половой акт гринстраидеров и какой нож использовать при аутодафе на Мириаподе.
– Второй нож слева, – сказал Аархус, – с тремя черными зазубринами и выгравированной на нем головой коня. – Мы удивленно уставились на него. – А что такого? Я парень непростой.
Последовал новый удар, и дверь открылась. В проеме стояли две неуклюжие фигуры в режущих глаза цветастых нарядах. Один костюм состоял из чередующихся красных и белых полос, спиралью опускавшихся от макушки до пят и украшенных аляповатыми голубыми завитушками, которые, возможно, представляли собой буквы чужеземного алфавита. Шлем выглядел точно так же; если на нем и имелся прозрачный щиток, я его различить не сумела.
Второй костюм выглядел в том же духе, но на агрессивно-зеленом фоне были изображены фиолетовые животные, кони, фрукты, разная утварь – хотя, возможно, все эти предметы и существа были вовсе не тем, чем казались. У чужаков подобное частенько случается: то, что выглядит как сочный персик, может оказаться временно закуклившимся племянником хозяина; поэтому за столом у них лучше не торопиться. (По крайней мере, так рассказывали разведчики, которые очень любят читать лекции по поводу «многоликих граней чужеземной жизни», а еще вспоминать всякие забавные истории: «Это случилось не со мной, а с моим другом»… когда разведчик все-таки решил съесть персик.)
Разумеется, к нам заявились кашлинги в своей ходячей конфигурации: с длинными-длинными ногами и почти без туловища. Может возникнуть мысль, что они выглядели нелепо, с этими их штанами, доходящими до подмышек… но на самом деле у них был такой зловещий вид, что меня затошнило. Сплошные конечности; к тому же они слегка покачивались, словно пауки ростом с человека. Даже яркие цвета не придавали им клоунского вида, по крайней мере в неярком свете, исходившем от груды светящихся палочек, которые я оставила в дальнем углу. Долговязые, безликие кашлинги напоминали змей пестрой раскраски, готовых в любой момент нанести удар.
Они покинули шлюзовую камеру быстрыми, текучими движениями: шаг, другой, и вот они уже около нас; ни один человек не мог бы даже бежать с такой скоростью, хотя им, казалось, для этого совсем не пришлось напрягаться. При их молниеносном приближении Ладжоли испуганно открыла рот и отступила, потянув за собой Уклода. Нимбус тоже попятился, плотнее обвернувшись вокруг своей девочки. Фестина и Аархус не дрогнули, но я видела, каких усилий это им стоит; стиснув челюсти, они не двинулись с места, даже когда кашлинги очутились прямо перед ними, приблизив к их лицам свои безглазые головы.
Эта тактика запугивания разозлила меня. Я выступила вперед и громко заявила:
– Приветствую вас. – Кашлинги повернули слепые пестрые шлемы в мою сторону. – Я разумное существо, принадлежащее к Лиге Наций, и прошу вас проявить ко мне гостеприимство.
Последовала долгая пауза. На лице Фестины возникло выражение ужаса – как будто я сделала страшную ошибку, произнеся слова, принятые в Лиге Наций. До меня запоздало дошло, что, по-видимому, существует какая-то причина, по которой она сама не произнесла этих слов. Может, кашлинги воспринимают их как оскорбление? Однако что мне теперь оставалось делать – только стоять прямо, с достоинством глядя на них и стараясь излучать холодную уверенность. Еще некоторое время кашлинги не двигались и не отвечали… а потом громко расхохотались.
Это был не настоящий смех, характерный для представителей моей расы или людей, – это, скорее, была имитация смеха, когда кто-то знает, как должен звучать смех, но на самом деле соответствующих чувств не испытывает. Фестина говорила, что эти создания знают людей, поскольку изучают развлекательные человеческие шоу. Однако невольно возникал вопрос, в какой степени эти шоу их на самом деле развлекают, если они не способны вложить искренние чувства в свои ха-ха и хи-хи.
Возникал и другой вопрос – почему они сочли нужным ответить на приветствие Лиги Наций хохотом, причем таким неискренним? Однако было бы неблагоразумно врезать им по носу за подобную невежливость; я даже не стала возмущаться тем, что они ведут себя так глупо под воздействием какой-то неправильной химии в их мозгах. Нет-нет… я же понимаю, что такое дипломатия, поэтому просто сердито смотрела на них, ожидая, пока они прекратят издавать столь бессмысленные звуки.
Смех смолк так же неожиданно, как начался, – как будто кто-то схватил обоих кашлингов за глотки, с силой сжал их и стукнул безглазыми головами друг о друга. (На самом деле ничего подобного не произошло, потому что я по-прежнему вела себя как самый настоящий дипломат.)
– Оставь свои приветствия при себе… – начал чужак в красно-белую полоску.
Хотя он говорил на земном языке, это был нечеловеческий голос – точно десяток людей произнесли фразу негромко и в унисон. Я вспомнила изображения кашлингов и эти их рты, разбросанные по всему телу. Очевидно, они говорят несколькимиртами сразу, чтобы их услышали, поскольку легкие этих существ гораздо меньше человеческих.
Не закончив фразы, красно-белый чужак быстро пересек разделяющее нас пространство и наклонил ко мне голову.
– Ты такая… такая… – Он издал свистящий звук, который мог быть вздохом или словом, произнесенным на его родном языке. Одна рука потянулась ко мне; я думала, кашлинг хочет прикоснуться к моей щеке, однако внезапно он вцепился в куртку и расстегнул ее. – Что ты такое? – закричал он, уткнувшись шлемом между моими округлостями, как будто пытаясь заглянуть внутрь меня. – Если не считать того, что ты самое безобразное создание из всех, которых мне когда-либо приходилось видеть!
Не успела я ответить должным образом, как Фестина обняла меня успокаивающим жестом, одновременно стараясь помешать мне совершить «необдуманный дипломатический акт» по отношению к наглому визитеру.
– Предки Весла были людьми, – пустилась в объяснения моя подруга. – Однако несколько тысяч лет назад ее раса была генетически перестроена.
– В качестве наказания ? – полюбопытствовал зеленый кашлинг.
– Нет, – отрезала я. – В качестве дара. Второй кашлинг все еще продолжал пялиться на меня, словно надеясь разглядеть что-то внутри. Фестина говорила, что кашлинги могут видеть в инфракрасной и ультрафиолетовой части спектра – в той, в которой я не была прозрачна. Может, красно-белое существо, уткнувшись лицом мне в грудь, наблюдало, как дышат легкие, как бьется сердце, – что было бы возмутительной наглостью, поскольку сама я не могла этого видеть.
– На что ты смотришь? : – взорвалась я, отступила на шаг и застегнула куртку.
– На тебя, – ответил красно-белый кашлинг.
Он шагнул следом за мной, но на этот раз я отшатнулась и оттолкнула его шлем в тот момент, когда он едва не коснулся моего уха. Возникло неприятное чувство, будто он заглядывает прямо мне в мозг, и я почувствовала себя грязной, поскольку я задумана как прозрачная, а какой-то мерзкий чужак воспринимает меня иначе.
– Восхитительно, – один шепчущий голос прошептал это мне в ухо, в то время как множество других повторили то же самое по всему телу кашлинга. – Мне всегда казалось, что люди – самые безобразные создания в галактике, но, по крайней мере, в них есть некоторое очарование. – Он поднял голову и повернулся к Фестине, которая все еще обнимала меня за плечи, удерживая от того, чтобы преподать кашлингам урок хороших манер. – Взять хотя бы тебя. Это изумительное пурпурное пятно на лице, так бросающееся в глаза. Ты что, вся в таких пятнах?
На этот раз мне пришлось помешать Фестине совершить «необдуманный дипломатический акт».
– Может быть, – Нимбус быстро скользнул вперед, – нам следует взаимно представиться. Я…
– Ты из расы вассалов, – прервал его красно-белый чужак. – Ты вассал, который не знает своего места. Если мне когда-нибудь понадобится узнать твое имя… ну, я вырежу себе все сердца и утоплюсь в кислоте, прежде чем упаду так низко. Так что эта проблема никогда не возникнет. Для остальных сообщаю – мое человеческое имя лорд Рейан Еллисандер Петровака ЛаСалле, а это моя жена, леди Белинда Астрагот Умбатти Карев.
– Похоже на земные имена, – прошептала я, обращаясь к Фестине.
– Так оно и есть. Кашлингам очень нравится заимствовать имена и звания у других рас. Иногда путем законной покупки, иногда… иными способами.
Подруга бросила на меня многозначительный взгляд, как бы давая понять, что это за «иные способы». Видимо, она имела в виду воровство или преступления разного рода, хотя у меня не укладывалось в голове, как такое возможно – украсть имя. Имя – это не вещь, которую можно тайком стащить из чьей-то комнаты. С другой стороны, эти чужаки занимаются тем, что порабощают злополучных жертв космических аварий; может, они разработали технику стирания имени раба из его памяти – с тем, чтобы в дальнейшем имя несчастного стало собственностью кашлингов. Если да, это ужасающее насилие над личностью, и, по-видимому, эти двое чужаков совершали его не раз, если их имена состоят из таких длинных цепочек, как лорд Рейан Еллисандер Петровака ЛаСалле и леди Белинда Астрагот Умбатти Карев.
– И конечно, – добавила зеленая леди Белинда, – при общении с представителями других рас мы используем другие имена. Человеческие имена для людей, дивианские – для дивиан…
– Кстати, – вмешался в разговор полосатый лорд Рейан, обращаясь к Ладжоли и Уклоду, – для вас меня зовут главный надзиратель Ресаминар К. В. Ериноун, а мою жену детектив-сержант Беллуриф Й. Д. Клашовни.
Широко распахнув глаза, Уклод состроил гримасу при словах «детектив-сержант». Возможно, они вызвали у него сомнение, или, как преступник, он пришел в замешательство от встречи с кем-то, заявляющим, что имеет отношение к полиции. С другой стороны, на него могло просто произвести сильное впечатление существо, способное украсть имя не у кого-нибудь, а у детектива-сержанта.
– А теперь займемся тобой. – Леди кашлинг посмотрела на меня. – Какие имена использует твой народ?
Я не отвела взгляда.
– Если ты Белинда для людей и Беллуриф для дивиан, на моей планете тебя, возможно, называли бы Белл[6]. Это металлический предмет, издающий мелодичный звон.
– Я знаю, что такое белл, идиотка. – Эти слова произнесли лишь половина ее ртов, остальные издали сердитое шипение, как будто я поставила под сомнение ее ум. – А какие почетные звания вы используете? Принцесса Белл? Королева Белл? Святая Белл?
– Никакие, – ответила я. – Ты была бы просто Белл. Белл – металлический предмет, издающий мелодичный звон… если по нему ударить.
Фестина с силой наступила мне на ногу.
– Ладно, – заявил полосатый мужчина кашлинг, – я, по-видимому, для тебя буду Рей.
– Да. Рей – это злак, из которого можно приготовить напиток.[7]
– Хороший напиток?
– Мнения на этот счет расходятся, – ответила Фестина. – Теперь, если не возражаете, мы тоже представимся…
– Нет, – прервала ее леди Белл. – Вы рабы. У вас нет имен. Может, вы и думаете иначе, но скоро мы избавим вас от этого заблуждения.
– Прежде чем вы совершите что-нибудь непоправимое, – сказала Фестина, – мы хотим обсудить с вашим пророком вопрос о выкупе.
– Вот как? – удивился лорд Рей. – Тогда начинай. Я и есть пророк.
Леди Белл повернулась к нему.
– Нет! – рявкнула она с шипением, вырвавшимся из множества ртов. – Сегодня я пророк.
– Ошибаешься, дорогая, – слово «дорогая» прозвучало странно; как и в случае со смехом, лорд Рей явно старался изобразить то, чего не понимал и не чувствовал. – Ты была пророком вчера. На собрании в Джалмуте.
– Это происходило два дня назад, дорогой. Значит, ты был пророком вчера, а сегодня моя очередь.
– Но я же вчера никакими пророческими делами не занимался – весь день мы просто летели прочь от Джалмута. Вот так-то, дорогая.
– Это не моя вина, дорогой. У тебя была масса времени для праведных дел. Мог бы изречь какое-нибудь откровение.
– Откровения не случаются по желанию, – с шипением возразил лорд Рей. – Они приходят сами и обычно не запаздывают, – он издал скулящий звук. – Думаю, у меня какой-то пророческий блок.
– Тогда тем более я должна быть пророком сегодня. – Леди повернулась к нам, грациозным жестом раскинув руки. – Друзья мои… имеются в виду мои никчемные чужеземные рабы… я – благородный пророк Белл. Подождите-ка…
Она подняла руки к шее, расстегнула какую-то защелку и сняла шлем. Под ним она выглядела в точности как ее костюм – то есть была зеленого цвета с фиолетовыми пятнами. Пятна не были так четко очерчены, как изображения на костюме, но по размеру и цвету напоминали последние. Либо это была татуировка под стать костюму, либо костюм был украшен изображениями, сходными с естественными пятнами на коже.
У нее не было различимых глаз, носа и рта, точнее, голову женщины покрывали бесчисленные рябинки и вмятины, которые, возможно, играли роль обычных лицевых органов, однако если у кого-то больше десяти крошечных глаз вместо двух нормального размера, это, скажу я вам, далеко не одно и то же. Как, к примеру, понять, куда смотрит такое создание? И как догадаться о его чувствах, если оно не может улыбаться, недовольно надувать губы или хмуриться? Может, именно поэтому кашлинги так склонны жестикулировать, размахивая руками и качая головами, – поскольку их лица ничего не выражают, приходится прибегать к другим методам.
– Так-то лучше, – сказала Белл, когда рты на ее лице вдохнули воздух «Гемлока». – Итак, вы желаете обсудить выкуп? Я готова. Всем известно, что у вашего внеземного флота глубокие карманы.
– Нам не требуется помощь Адмиралтейства, – ответила Фестина. – У меня самой есть собственность, которую я предлагаю в качестве выкупа.
– Собственность? У тебя нет никакой собственности, рабыня. Корабль наш. Оборудование на нем – тоже наше. Даже ваши одежды принадлежат нам… хотя прозрачная дикарка может оставить себе заношенную куртку. Отвратительная одежда.
– Я имею в виду собственность другого сорта, – сказала Фестина. – Интеллектуальную.
– Вот дерьмо, – бесчисленные рты лорда Рея испустили тяжкий вздох. – Ты имеешь в виду военные секреты, так? – К этому моменту он уже тоже снял шлем; стоит ли удивляться, что голова у него была вся в красных и белых полосках? – Тридцать лет назад крестовый поход принял военные секреты в качестве выкупа, а потом не смог их продать. Секреты никого не интересуют.
– Не говори глупостей, дорогой, – возразила леди Белл, – это не больше чем миф. Легенда. Скорее всего, распущенная самим внеземным флотом, чтобы отбить охоту у шпионов. – Она снова посмотрела на Фестину. – О каких военных секретах ты толкуешь? Коды доступа? Шифровальные алгоритмы? Имена шпионов, действующих в зоне кашлингов?
– Я не говорила, что предлагаю военные секреты, – ответила Фестина.
– Тогда что?
– Военные секреты, но совсем не такого сорта, как вы думаете. Агентства новостей заплатят за них миллионы. И они будут ваши, если вы отпустите нас.
Фестина начала излагать историю Александра Йорка и его тайного досье. Мне было неинтересно – я уже слышала этот рассказ; поэтому я оглянулась по сторонам в поисках чего-нибудь более занимательного. Однако на транспортной платформе ничего такого не было, в частности Поллисанда, прячущегося за нарисованными деревьями. Представляете – ничего вообще… кроме людей, конечно: Фестины, кашлингов, Аархуса, Уклода, – Ладжоли… и Нимбуса.
Призрачный человек плавал в воздухе чуть в стороне от остальных. Его явно обидело то, что Рей назвал заретт расой вассалов; ну, Нимбус и ретировался, завис у дальней стены, словно грозовое облако. Мне, как в некотором роде его родственнице, не нравилось видеть призрачного человека в плохом настроении… да и слушать Фестину, говорящую об известных мне вещах, было скучно. Поэтому я потихоньку отделилась от группы и направилась к Нимбусу, чтобы по-сестрински утешить его.
– Привет, – негромко сказала я. – Как ты себя чувствуешь?
Глаз у Нимбуса не было, поэтому горечь обиды и возмущения проявилась лишь содроганием всего его призрачного тела.
– С какой стати тебя волнуют чувства того, кто принадлежит к расе вассалов?
– Не вини меня за слова, сказанные чужаками, – я еще больше понизила голос. – По-моему, эти пророки высокомерные и наглые. Кашлинги все такие?
– Все они глупцы, – сердито прошептал мой собеседник. – Опасные глупцы.
Я бросила взгляд на длинные, тонкие тела кашлингов. Да, они могли двигаться очень быстро, но не выглядели достаточно сильными, чтобы нанести сколько-нибудь серьезный удар.
Ко мне протянулось щупальце тумана и погладило щеку – словно пощекотало ее.
– Они умуши, – прошептало щупальце мне в ухо.
– Кто это?
– Чудовище из дивианского фольклора. Труп, покинутый духом, но не способный умереть. Вроде бы как живет, но ничего по-настоящему не ощущает и не понимает.
– Лорд Рей и леди Белл зомби? – с ужасом – но отчасти и с восхищением – спросила я.
– Ну, не совсем… но почти. – Туманное щупальце все еще маячило около моего уха, легко поглаживая кожу. – Кашлингам недостает какой-то очень важной искры, без которой невозможна подлинная жизнь. Адмирал Рамос говорила, что большую часть жизни они тратят на развлекательные программы, которые покупают у других рас, а остальное время проводят в походах, которые просто еще одна форма бессмысленного времяпрепровождения. На самом деле походы ничего для них не значат. Просто их предки время от времени отправлялись в походы… ну, и они так делают. Думаешь, эти пророки хоть что-нибудь понимают в подлинной жизни?
– Но почему все это делает их опасными? Нимбус некоторое время молчал.
– Вспомни о своих соплеменниках, Весло, – в конце концов заговорил он. – О тех, у кого устали мозги. Представь себе, что вместо того, чтобы в беспамятстве лежать в Башне, они ходят, устраивают вечеринки, путешествуют в другие города, делают вид, что имеют какое-то духовное призвание… но мозги у них по-прежнему усталые. Они живут как бы во сне. Ничего не строят и не создают, не мечтают о переменах; просто живут там, где привыкли, где все автоматизировано и машины совершают всю скучную работу, которая поддерживает жизнь. Разве это не похоже на одну из форм ада?
Я задумалась над его словами. Все, что он описал, было опасно близко к тому, что происходило в моем мире… и касалось даже не столько предков, сколько лично меня: жить, не создавая ничего, отдавшись на милость машин.
– Да, это иссушает душу, – ответила я наконец. – Но все равно непонятно, в чем заключается опасность для других?
– Опасность жуткая, – прошептал Нимбус, – потому что, познакомившись с кашлингами, все хотят стать такими же.
– Все хотят стать как кашлинги? Неужели такое возможно? Они же вызывают ужас! – Я с трудом понизила голос до шепота.
– Все расы придерживаются того же мнения, – угрюмо ответил Нимбус. – Презирают кашлингов – но стараются жить в точности, как они.
– Чушь какая-то.
– Да, чушь. И тем не менее именно так все и происходит. Поверь мне, я знаю. Когда принадлежишь к расе вассалов, имеешь возможность хорошо изучить своих хозяев.
– Ты же работаешь на Уклода, не на кашлингов.
Туманное облако заволновалось.
– Знаешь, сколько мне лет?
– Нет.
– Больше двухсот земных лет. Мне пришлось послужить всем местным расам.
Я удивленно посмотрела на него.
– Тебе больше двухсот лет? Потрясающе!
– Почему? – удивился моей реакции призрачный человек. – Мы с тобой – продукт технологии шадиллов; ты фактически бессмертна, почему бы и мне не быть таким же? На самом деле я даже более бессмертен по сравнению с тобой – твою расу шадиллы создали 4500 лет назад, а мою – меньше тысячи. Надо полагать, создав твою расу, шадиллы продолжали развивать науку, и, соответственно, я имею перед тобой 3500 лет форы.
– Ну и глупость! – разозлившись, воскликнула я.
Но тут же вспомнила, что нам лучше разговаривать шепотом, и оглянулась с виноватым видом – посмотреть, не услышал ли кто-нибудь. Нет, вроде бы никто: транспортная платформа – большое помещение, и мы были далеко от остальных. Кроме того, все напряженно слушали рассказ Фестины об Александре Йорке… или, точнее, неуместные вопросы, которые по ходу дела задавали кашлинги. Фестина успевала произнести всего несколько слов, как Белл и Рей прерывали ее, уводя в сторону.
Я снова повернулась к Нимбусу:
– Вовсе ты не более продвинутый, чем я!
– Может быть, – согласился он. – Я всего лишь принадлежу к расе вассалов.
– Нечего прикидываться ничтожеством. Никто тебя не подвергает гонениям.
– А тот факт, что я сам себе не хозяин? Что я раб ? Что меня посылают оплодотворять женщину, которую я никогда прежде не видел, и я остаюсь с нею, пока не родится ребенок, и привязываюсь к ним, а потом меня перепродают новому хозяину, находящемуся на расстоянии пятидесяти световых лет, и я никогда больше ни встречаю ни свою супругу, ни ребенка? Это называется «не подвергаться гонениям»?
Я смотрела на него – нет, скорее, на малышку «Звездную кусаку», окутанную его телом. Может, это не случайно, что он носит девочку, как беременная женщина, в своем теле?
– Согласна, это действительно называется – «подвергаться гонениям», – прошептала я. – С вами обращаются бессердечно, хотя в моем понимании ты не принадлежишь к расе вассалов.
– В отличие от всех остальных… Знаешь, откуда я так много знаю о кашлингах? И о том, что все другие разумные расы чертовски склонны становиться такими, как кашлинги?
– Расскажи, – попросила я. Что он и сделал.
Хотя в основном зареттами владеют дивиане, некоторое количество их продается и другим расам. Точнее говоря, дивиане, которые разводят заретт, продают не-дивианам заретт-женщин, а мужчин сдают в аренду (по высокой цене) в тех случаях, когда требуются их супружеские и отцовские услуги.
Вот так и получилось, что Нимбус почти всю свою жизнь кочует от одной заретты к другой, оставаясь с очередной супругой только до появления на свет ребенка и на протяжении первых месяцев его жизни, пока матери требуется помощь по уходу за ним. Такое вынужденное непостоянство глубоко огорчало Нимбуса; однако одновременно оно давало ему уникальный шанс приглядеться к представителям других рас в ситуации, когда они вели себя совершенно раскованно, не догадываясь, что за ними наблюдают. Мужчина-заретта – микроскопические глаза и уши, скрытые в стенах дома или космического корабля, – имел возможность видеть и как работают его «хозяева», и как они развлекаются. А они главным образом развлекались и очень мало работали. В особенности представители тех рас, где Наука процветала уже давно.
По словам Нимбуса, самые разные расы – земляне, дивиане, кашлинги и некоторые другие, чьи названия я забыла, – обладают двумя общими особенностями. Во-первых, все они представляют собой «детища» шадиллов: те появлялись в их звездной системе, предлагали новый дом в другой части галактики и, приветствуя их как новых членов Лиги Наций, одаривали всевозможными благами. И, во-вторых, после того как это происходило, облагодетельствованные расы постепенно приходили в упадок и становились бесплодными с точки зрения культуры и вообще процесса созидания; чем больше времени прошло с момента их «приобщения» к Лиге Наций, тем явственнее это проявлялось.
В качестве простого примера можно сравнить кашлингов и людей. «Подъем» кашлингов произошел четыре тысячи лет назад, а людей – всего четыреста. Казалось бы, можно рассчитывать, что кашлинги, имея в запасе столько времени, успели разработать более сложную технологию, однако на самом деле они ничего не добились – отчасти из-за того, что утратили всякий интерес к исследованиям. Между прочим, то, чем они раньше владели, очень быстро распродавалось тем же homo sapiens в обмен на развлекательные записи и книги с яркими картинками.
Кашлинги продавали свою технологию и другим чужеземным расам, и в результате теперь все расы умеют строить самовосстанавливающиеся города, способные удовлетворить самые разнообразные потребности своих обитателей без всяких усилий с их стороны. («Очень похоже на наши города на Мелаквине», – подумала я.) И постепенно такие города стали возникать повсюду – и у людей, и у дивиан, и у всех прочих.
Другие расы громогласно заявляли, что не собираются подражать презренным кашлингам, а просто используют их технологию, и все же постепенно склонялись к образу жизни, характерному для кашлингов. Что это значит? Праздные развлечения, отход от глубины в сфере чувств и общего отношения к жизни под всевозможными благовидными предлогами. Внутренняя пустота, подкрепляемая фарисейской убежденностью в том, что никакого другого, более достойного подхода к жизни просто не существует. Не то чтобы они были довольны своей жизнью – просто прониклись уверенностью, что никто во всей вселенной лучшего способа не знает.
Итак, множество самых разных рас медленно, но верно следуют по пути кашлингов. Разве не то же самое происходит во внеземном флоте, где полным-полно продажных адмиралов наподобие Александра Йорка и чванливых капитанов вроде Проуп, не говоря уж о глупых саботажниках типа Цуни? Что касается дивиан, разве можно одобрить их странные брачные союзы? Конечно, сама Ладжоли вовсе не такая скверная, как, впрочем, и Уклод, и Фести-на, и, возможно, сержант Аархус, и другие люди, которых я встречала…
Я высказала эти соображения Нимбусу, и он ответил, что это лишь демонстрирует тот факт, что упадок пока не так глубоко затронул землян и дивиан, как другие расы. Приобщение землян и дивиан к Лиге Наций произошло всего несколько столетий назад, и хотя тенденция намечается совершенно определенная, она еще не охватила эти цивилизации целиком. Однако спустя всего несколько поколений обе расы, вне всякого сомнения, быстрыми шагами устремятся в сторону той же самой ужасающей глупости, которой больны кашлинги.
И, похоже, кашлинги в самом деле в высшей степени глупы. Нимбус рассказал мне о совершаемых ими бесчисленных оплошностях, которые он лично замечал, пока находился у них на службе: кашлинги не заботятся о достаточном количестве углеводородов, необходимых для долгих путешествий… никогда не вычисляют оптимальный маршрут, просто летят примерно в том направлении, куда хотят добраться… не учитывают разницу между внутренней и внешней гравитацией, в результате чего их космические корабли приземляются вверх тормашками…
Услышав такое, я не удержалась от смеха, однако Нимбус заявил, что «это не забавно, Весло, а, наоборот, трагично». Когда-то кашлинги были выдающимися людьми – умными, чуткими, мыслящими. Создавали едва ли не самые прекрасные произведения искусства во всей галактике, в которых огромное значение уделялось не только форме и цвету, но и содержанию. Однако это было давно, а теперь почти все эти шедевры проданы в обмен на глупые игры и развлечения. Скоро вообще ничего не останется, и никто не в состоянии представить, чем кашлинги займутся, когда промотают все свое древнее наследие ради краткосрочных удовольствий.
– Может, тогда они наконец бросят потакать своим слабостям и начнут развивать индустрию, – предположила я.
Туман, из которого состоял Нимбус, на мгновение закружился вихрем.
– Нет, Весло, они больше ни на что не способны. – Он помолчал. – Если кто-нибудь о кашлингах не позаботится, они просто зачахнут и умрут, так как привыкли, что все за них делают машины. Это касается и воспитания детей – если появляется малыш, мать понятия не имеет, как его вырастить, и не желает этому учиться. В результате детей кашлингов воспитывают или роботы, или другие расы. Но вот что характерно: независимо от качеств приемных родителей дети вырастают наглыми, высокомерными, не способными ни на чем сосредоточиться, не умеющими прокормить самих себя и не желающими этому учиться. – Нимбус вздохнул. – Природа всегда берет верх над воспитанием.
– Но что в этом такого странного? – удивилась я. – Из крольчат всегда вырастают кролики, из волчат волки. Все создания наделены инстинктами, и эти инстинкты невозможно разрушить.
– Вот как раз инстинкты у кашлингов и разрушены, – настойчиво прошептал призрачный человек. – В этом суть, Весло, в этом вся суть. Не говоря уж об их культурных достижениях прошлых лет, от которых сейчас не осталось ничего, инстинкт воспитания собственных детей прежде у них имелся. А теперь его не стало. Ни у кого! Они слишком капризны, слишком быстро им все надоедает. Единственные, в ком еще сохраняется хоть какой-то намек на инициативу, – это пророки, но ты сама видишь, что они собой представляют. – Туманная рука сделала взмах в сторону лорда Рея и леди Белл. – Ничего удивительного, что изобилие порождает у некоторых людей праздность, но должны быть и другие, сопротивляющиеся этой тенденции. Хитрые интриганы, которые хотят всех остальных прижать к ногтю, или сильные духом «крестоносцы», стремящиеся изменить мир. В истории кашлингов немало ярких личностей, как хороших, так и дурных… но только не на протяжении нескольких последних тысячелетий. Ни завоевателей, ни героев, ни дьяволов, ни святых! – Он сделал паузу, переводя дух. – И объяснить это можно лишь какой-то решающе важной дегенерацией генома кашлингов: доминирующей мутацией, превратившей всех их в капризные и бесплодные создания.
– Другими словами, в результате какого-то ужасного бедствия у них тоже устали мозги.
– Совершенно верно. То же самое происходит и с другими расами. Фаскистеры, например, когда-то были величайшими мастерами нашего сектора галактики к области нанотехнологии, однако сейчас практически не работают. Да, они все еще берут заказы, если дело представляется им интересным (и если плата высока); однако сами не инициируют никаких новых разработок, не задумывают никаких новых проектов. Чтобы пробудить их к активной деятельности, нужен заказ со стороны, – короче, требуется хорошая встряска.
Когда призрачный человек сказал «хорошая встряска», я вспомнила, как мне приходилось расталкивать предков на Мелаквине, чтобы добиться от них ответа. Поколебавшись, я спросила:
– Нимбус, а что обо всем этом думают молодые люди? Я имею в виду молодых фаскистеров и кашлингов. Неужели, оглядываясь по сторонам, они не задаются вопросами: «Почему все так скверно? Что с нами не так, раз мы больше не в состоянии совершать великие дела? Почему мы тратим дни, недели и годы на всякие бесплодные занятия? Как остановить это разрушение?»
Призрачный человек подплыл ко мне совсем близко и, окутав со всех сторон, заключил в туманный кокон.
– Конечно, они задаются такими вопросами, – прошептал он. – Время от времени. Когда в состоянии заставить себя сконцентрироваться. Где-нибудь в глубинах космоса, на расстоянии нескольких световых лет от обитаемых миров. Я сам видел, как кашлинги плакали из-за того, кем они стали – кем они не стали. Так и рождаются пророки: момент просветления, желание преобразовать самих себя и вселенную… Но это никогда не продолжается долго, потому что эти существа ущербны. Если у них и случаются озарения, они не могут сохранить это состояние, использовать его. Кашлинги даже не пытаются измениться, если рядом оказываются другие расы, у которых можно было бы чему-нибудь поучиться. Они просто утратили способность к обучению, заблудились, оказались в тупике, и остальные расы вслед за ними движутся в сторону тьмы. Им нечем заполнить пустоту внутри. – Он опять ненадолго смолк. – Ты и представить себе не можешь, как тяжело им осознавать это.
– Нет, я очень даже хорошо могу это себе представить. – Я почувствовала, как увлажнились глаза… и не из-за того, что туманное облако по-прежнему окутывало меня.