Песнь русалки

Глава 21

Госпожа Милорада сидела в отведенных ей покоях и страдала от тоски. Жених со всей щедростью окружил ее различными безделушками, лишь бы невеста не чувствовала себя обделенной. На столиках и полочках переливались украшения, в массивных рамах стояли картины — на стенах для них не хватало места. Шкафы и сундуки ломились от распрекрасных платьев. Даже княгиня не видала столько нарядов, а что уж говорить о девице, которая всю жизнь провела в лесу, радуя себя только редкими визитами головорезов и всякой нечисти. Дана изо всех сил напоминала себе о той роли, что взялась играть. И все-таки удачно все сложилось. Она столько лет напаивала плодородные земли Дола смертью, чтоб приманить Кощея, как в силок, а самое простое решение оказалось под боком. И не надо было переплетать ниточку судьбы, чтоб повторить ту их встречу. И как могла она не додуматься, что Кощей — великий и могучий, напугавший ее до первых седых волос и проклявший на всю оставшуюся бесконечную жизнь — всего лишь мужчина? Мерзкий похотливый старик, боящийся признать собственную дряхлость. Ну, ничего, с такими Дана всегда умела найти общий язык.

Она примерила одно за другим все подаренные Кощеем платья. От драгоценностей и объемной вышивки подушечки пальцев начали саднить. И отчего при кощеевом дворе так любили черный цвет? Дана-то ничего против не имела, с ее истинным лицом драгоценные изумруды и ониксы смотрелись бы просто прекрасно, но вот бледная кожа и рыжие волосы лесной девки тут не вязались. А если уж присматриваться начать, то в отражении можно было разглядеть, как обвисает и покрывается язвами молоденькое лицо, никак не желающее приживаться на чужом теле. Злилась бывшая княгиня, пудрилась, румянилась, да понимала, что скоро уж заметно невооруженным взглядом станет расползающееся по маске невесты уродство. Нужно было торопиться, да и так уж «госпожа Милорада» делала все, что могла. Отваживала от Кощея его сповижников ближайших, отвлекала, разлучала. А тут еще этот простофиля-Святослав явился с невестой своей кошачьей. Когда Кощей с улыбкой рассказывал ей о юнце, Дана чуть не вспыхнула от гнева, но решила, что и это ей на руку. Раз уж дело начато, нужно довести его до конца.

— Как поживает моя невестушка? — проворковал Кощей, протискиваясь в узкую дверь. До чего уморительно было смотреть, как эта вековая развалина в ее присутствии превращается в пылкого юнца, ожигающегося об собственную горящую шишку.

Он осторожно притворил дверь и встал на почтительном расстоянии.

— Все хорошо, свет мой.

— Не зябко ли тебе?

— Холодно, свет мой, но то после жаркого лета.

— Понимаю, душа моя, но тут уж я бессилен.

— Неужели кощеевой силы и премудрости не хватит, чтоб растопить снег? — вскинула брови невеста. Кощей прошел к окну и жестом поманил девицу.

— Гляди внимательно, госпожа Милорада. Каждая снежинка — память, спящая душа того, кто уже отходил свой земной путь. И они тут навсегда.

— Навсегда ли?

— Ну, не совсем. Когда в людских землях начнется зима, мы с Ольгой набьем облака этим снегом и отправим обратно. Просыпятся облака сугробами, по весне все растает и напитает землю водой, и прорастет новая трава, будут из нее птицы гнезда вить, коровы есть, телят молоком кормить. И пойдет жизнь по вечному кругу.

— А если снежинка тут останется, то получится из нее обратно живого вернуть? — как бы невзначай Милорада положила руку поверх ладони Кощея. Хозяин дворца довольно покряхтел.

— Нельзя этого делать. Против природы это.

— Нельзя или невозможно? — настаивала она. — Если на что-то кощеевой силы не хватает, ты так и скажи, свет мой, я пойму.

— На все хватает, милая моя. И на тебя хватит. Вот увидаешь, когда сад распустится, а мы в нем свадебку-то сыграем, — заулыбался он, ну точь-в-точь деревенский паренек на полынье, крестьянку обхаживающий. Зарделась невеста, потупила глаза, как невинная девица, когда перелегла костлявая рука на ее талию.

— Не торопись, жених мой. Сперва обещание исполни, — напомнила она, выпутываясь из его хватки. — А что до воспитанницы твоей…

— А что с Оленькой? Опять она тебя расстроила? — нахмурился Кощей.

— Нет, что ты, дорогой мой. Думаю, вот, может ее тоже замуж отдать? Девка-то взрослая уже. Может, и ей пора счастье свое при муже обрести? Не вечно же ей на твоей шее сидеть.

— Да как же это? Она ж всю жизнь при мне, — заморгал Кощей. — Кто будет дворцом заведовать? Воронов кормить? Тебя развлекать, в конце концов, когда меня дома не будет?

Рассмеялась госпожа Милорада, да так звонко, что в переливах ее нежного голоса растворились невесомые шаги. Ланью бежала от покоев невесты Ольга, а лицо ее горело, как от пощечин. Стеснило грудь яростью и тоской, а на языке застыла горечь несказанных слов. Хотела она Кощею как есть все высказать, изобличить самозванку, да свое происхождение раскрыть, но услыхала их перешептывания с заигрываниями, и тут же в груди все чувства в камень обернулись. Воронов кормить! Очередную невесту развлекать! Вот, зачем батюшка ее растил и колдовству обучал. Чтоб при себе держать и тоску разгонять в ожидании еще одной девицы.

Возле дверей зимнего сада Ольга сбавила шаг, перевела дыхание и, перекинув косу через плечо, вошла. Там во всю кипела работа. Святослав, красный, как вареный рак, колол едва поддававшуюся землю киркой, а Влас разбрасывал ее по полу, рыхлил и утрамбовывал, поливал водой из кувшинов. Милорада же с деловитым видом прохаживалась, точно сама лично этот сад заказала, и принимала теперь работу.

— Батюшка бы мой в один миг тут все переполол и посадил. У него такие яблони! Даже воронье, прежде чем клевать, сидит на ветках и любуется! — рассказывал Влас, глядя, как друг мучается над очередным пластом.

— Что ж он не научил тебя, как следует? — ехидничала Милорада.

— А не дано мне, — легко тряхнул головой Влас. — Животина всякая меня больше любит, чем цветочки да деревца.

— Неудивительно, храпишь-то ты, как хряк.

Святослав обернулся и опустил кирку, готовый уже разнимать очередную перепалку, но Влас колкостью отвечать не стал. Наоборот, рассмеялся, и Милорада хвостом радостно замахала, глядя на оборотня во все свои огромные глаза.

Взгляд Святослава уловил стоявшую в дверях Ольгу. Девушка сцепила руки в замок и перекатывалась с пятки на носок, внимательно рассматривая их работу.

— Принесла? — окликнул ее Влас, отирая со лба испарину. Ольга встрепенулась.

— Что?

— Ну, удобрение. Ты же за ним уходила.

— Да, точно, — закивала Ольга и достала из кармана мешочек. — Тут немного золы и молотой травы. Но не знаю, хватит ли.

— Землю мертвую хочешь еще больше мертвечиной накормить? — поинтересовалась Милорада, поднимая глаза на воспитанницу Кощея.

— Чем богаты, — пожала плечами Ольга. Настроения говорить и вовсе не было. Работы оставался непочатый край, но сейчас ей совсем не хотелось ею заниматься. И уж тем более — радовать батюшку.

Влас вдруг с размаху хлопнул себя по лбу.

— Точно! И как я забыть мог. Где у вас тут какая-нибудь выгребная яма?

— Ты забыл, что тебе нужно…? — вскинула брови Ольга.

— Не-е-ет. Навоз нужен. Ну или на худой конец пойдет то, что после еды остается. Ну, этого богатства в любом доме навалом, даже где еды две корки хлеба. Урожаи попрут, только в путь, — запальчиво заговорил он, посмеиваясь от собственной находчивости. — А если Милорада еще поколдует…

— У меня лапки, — напомнила та.

— Ну так Ольге объясни. Вы ж с ней обе ведьмовству обучены.

— Разберемся, — кивнула Ольга и направилась к пластам мерзлой почвы, до которых еще не успел добраться Святослав с киркой.

Голова гудела, а все тело накрыла усталость, какой Ольга за всю свою жизнь еще ни разу не чувствовала.

Молодой князь окинул девушку быстрым взглядом, перехватил поудобнее кирку и принялся снова колоть мерзлый дерн. То и дело он поднимал глаза на Ольгу, но тут же отводил. Это раздражало, особенно при том, что Святослав, пожалуй, был первым, кто и вовсе умудрился ее разглядеть.

— Что, хороша? — скривилась девушка. Святослав выпрямился и неопределенно пожал плечами. — Что, нет⁈

— Не скажу, — ответил он, еще раз ударяя киркой. Выпрямился. На тонких губах заиграла улыбка. — Опасно мне говорить такое при невесте.

— Ой, что же это я? — закатила глаза Ольга. — Опять чуть чужой любви не помешала. Вот и батюшкина невеста меня уже спровадить хочет.

— Зачем?

— Видимо, чтоб Кощей один остался, чтоб никто не мешал ей его душегубством заняться, — пожала плечами девушка и уперла локти в колени. Всякая едкость и шутливость разом испарились с ее лица. — Понять бы мне, зачем она делает это. Так ли отомстить сильно хочет…

— Или ей нужно что-то еще? — хмыкнул Святослав. Ольга вопросительно взглянула на него. Юноша пожал плечами. — Я и сам об этом задумываюсь. Хотя Влас и Милорада говорят, что нужно сразу с Даной разобраться и дело с концом, я пытаюсь понять, зачем она все это устроила.

— Почему нельзя было просто жить в глуши, как Баба Яга? — поддакнула Ольга.

— Или путешествовать? Мир повидать?

— Я бы так и сделала, — усмехнулась Ольга. Святослав улыбнулся вслед за ней, но тут же опомнился и, взяв кирку покрепче, вернулся к работе.

Стоило ему замахнуться, как на дерн рыжей стрелой вскочила Милорада, обвила лапки хвостом и требовательно посмотрела на Ольгу.

— О чем шепчетесь? — она говорила почти беззлобно, но Ольга все-таки согнала улыбку с лица.

— Про Дану говорим. Пытаемся понять, зачем она Кощею в невесты набилась. Почему ничем другим не занялась.

— А-а-а, вот оно что, — закивала кошка. — А ты не знаешь ли, как с Даны мою кожу снять и мне вернуть?

— Ну… колдовство немудреное, но сложное. Нужно серебряным ножом поддеть, серебряной иглой зашить, а швы живой водой обработать. Но долго это все будет. Да и к тому же, не боишься ты, что Кощей, узнав правду, на тебе все равно женится?

— Я боюсь, что через седьмицу уже никогда из этой шубы не вылезу, — со знанием дела произнесла Милорада. — Знаешь, как страшно никогда больше поцелуев милого на себе не чувствовать?

— Не знаю, — отрезала Ольга, а в памяти тут же вспыхнуло лицо Святослава, близко-близко, в полумраке тени колонн. Память услужливо вычистила страх, который охватил Ольгу, когда юноша коснулся ее лица. Она теперь и не уверена была, что действительно тогда испугалась. Может, перепутала с чем-то это чувство? Девушка встрепенулась всем телом, отгоняя эти мысли.

— В общем, будет лучше, если Святослав выиграет спор у Кощея, заберет Дану отсюда. Вы отвезете ее к Бабе Яге, а там из твоей кожи и выпотрошите.

— Долго, — вздонула Милорада, переводя тоскливый взгляд на жениха. Святослав скинул кафтан и закатал рукава рубахи. Это не помогало справиться с жаром, все его тело блестело от пота, рубаха липла к спине, повторяя очертания мышц.

Ольга зажмурилась, будто пытаясь выдавить этот образ из своих глаз. Затем вскочила на ноги.

— Я пойду, прикажу слугам вам баньку натопить. И навоза принести. После этого точно надо будет вам как следует помыться.

— Тоже мне, командирша, — хмыкнул Влас ей вслед и вернулся к делу.

В их положении радоваться особенно не приходилось, но Влас, на удивление, был в приподнятом настроении. Оно, кстати, настигло его еще на границе мертвого царства, и с каждой секундой, проведенной среди колких снегов, все крепло. Широкую грудь заполонило странное чувство, певучая радость, какая появляется, когда после долгого отсутствия возвращаешься домой. Все ему тут казалось знакомым и своим, до того правильным, что хотелось смеяться, прикасаться к каждой вещи, отмечая свою принадлежность. Этот мороз, этот снег, это безмолвие — Влас словно тянулся к этому всю жизнь. А теперь даже подумывал о том, чтоб перекинуться волком и носиться по снежной пустоши, подобно щенку. Ох, и веселье-то будет!

Правда, стоило ему перевести взгляд на Святослава и недовольную кошку-Милораду, становилось ясно, что весело тут ему одному. А что делать? Ходить с лицом, как будто запеченного навоза навернул, как остальные?

Не успел он об этом подумать, как на пороге появился слуга с кадкой той самой субстанции. Зажав нос двумя пальцами, прислужник неохотно поклонился и спросил.

— Базвольде уздать, згольга ищо вам нуждо?

— Да сколько есть, братец, — заулыбался Влас. — Больше — это ж не меньше. Правда, князь?

И чуть со смеху не порвался, когда увидал округлившиеся глаза друга.

— А это обязательно? — спросила Милорада. От запаха у нее вся шерсть встала дыбом.

— А вы как думаете? Все эти ваши плодородные земли солнышком питаются? Не, дорогие мои, все стоит на крови, костях, говне и палках, — со знанием дела произнес Влас, забрал у слуги кадку с навозом, в другую руку взял саженец какого-то дерева и потряс им перед друзьями. — Говне и палках, так и запишите.

— Может еще портрет твой нарисовать? — фыркнула Милорада и, найдя уголок почище, принялась демонстративно вылизываться.

Юноши принялись за работу. Обвязав лица тканью, они рыхлили, удобряли, перекапывали. Иногда делали перерывы, но вскоре вонь навоза смешалась с запахом пота, и игнорировать эту композицию стало просто невозможно. Из глаз текли слезы, натруженные руки и спины болели, а солнце даже не думало заходить, хотя Святославу казалось, будто они работали уже несколько дней кряду.

В очередной раз зашел слуга. Спустя несколько ходок к ним он нацепил себе на нос прищепку, чтоб надежнее держать ведра двумя руками.

— Госпожа Милорада и Хозяин спрашивают, по что такая вонь стоит. Будьте добры избавиться от этого запаха, — попросил он, на сей раз подавая им ведра с водой. Влас удивленно вскинул брови.

— А как ж я тебе это сделаю, братец? Ты ж сам видел, что нам приносил.

— Но я отвечаю перед хозяином.

— Ну вот и скажи, что делаешь все, что в твоих силах. А мы — делаем то, что в наших.

И тут в глазах слуги, до того застланных слезами от едкого смрада, вдруг блеснуло осознание.

— А кто, собственно, ты такой? Ольга! — он развернулся и бросился было к дверям, но плоский удар мотыгой по затылку остановил его. Слуга пошатнулся и рухнул на пол.

— Ты что, совсем сдурел? — в один голос крикнули Святослав и Милорада.

— Да ничего ему не будет, — махнул рукой Влас. — Поспит денек, да отойдет. Что⁈ Он бы шум поднял!

— Ой, дурак грешный, — простонала Милорада. — А еще волк. Какой кошмар. Мы умрем тут все.

— Надо спрятать его, — указал на растянувшегося на полу слугу Святослав. Он быстро огляделся, нашел пустую перевернутую бочку и подозвал Власа. — Давай, ты за ноги.

Влас пожал плечами и сделал, как велели. В четыре руки они отнесли бедолагу к бочке и спрятали. Сверху набросали одежды, да так и оставили.

— Что мы ему скажем, как проснется? — спросил Влас. Свят вместо ответа только многозначительно выпучил на друга глаза.

— Что ты дурак грешный, — ответила вместо него Милорада.

Вместо ответа Влас наклонился, схватил кошку поперек живота и принялся ерошить ей шерсть, игнорируя гневные вопли и шипение.

— Вот, займись теперь своими кошачьими делами.

— Умник такой! — стрельнула глазами Милорада. — А вместо сада все равно болото из дерьма развел.

— Раз смышленая такая в садоводстве, то помогла бы, — огрызнулся Влас. Милорада выпрямила спинку и взглянула на парня так, словно раз в десять превосходила его ростом.

— А может, и помогла бы. Если б вы меня вежливо попросили, а не держали при себе, как животину бесполезную, да Ольге глазки строили.

Тут уж Святослав чуть воздухом не поперхнулся. Горящие кошачьи глаза уставились на него со всем осуждением мира.

— Так никто ж не говорит, что ты бесполезная, — безобидно протянул Влас. — Сама говорила, что у тебя лапки. Но ежели они способны на что, то ты б показала.

— Может, и способны, — махнула хвостом Милорада. Выжидающе уставилась на Святослава.

Юноша уже заученным движением склонил голову.

— Прости. И помоги нам, пожалуйста, чем сможешь.

На секунду ему показалось, что на кошачьей морде мелькнула улыбка.

«Вот ведьма», — подумал Свят без тени веселости.

— Начинайте сеять и сажать, — сказала Милорада, а сама вспрыгнула на кочку посуше и, стараясь особо не принюхиваться, принялась наминать землю лапками, оглушительно мурча.

Урчание наполнило зал, эхом разлилось под сводчатым потолком. Святослав взял первый саженец яблони и тут же заметил, как молодое деревце начинает разрастаться корнями. Поставил его в ямку в земле, и то в ту же секунду укрепилось, влагу всю выпило и зазеленело листьями.

Наконец, работа пошла споро. Свят и Влас только успевали саженцы подносить, а те в ту же минуту прорастали и начинали одеваться в зеленые наряды, как теплым летним днем. На ветвях набухли почки и тут же раскрылись белые и розоватые цветки. Воздух напоился сладким ароматом, так что даже навозный смрад растворился.

Когда последнее деревце было посажено, двери с грохотом распахнулись, и на пороге показался Кощей. Как будто караулил, право слово. Милорада тут же вскочила с места и спряталась среди зеленой листвы. Но взор Кощеев ее и не уловил, все его внимание приковалось к Власу.

— Это кто еще такой? — нахмурился он, шумно втягивая воздух.

Святослав шагнул вперед.

— Слуга мой.

— А, значит ты руками прислуги сад моей невесте высаживал. Ну, так-то и я могу. Не считается! — махнул Кощей рукой. Свят побагровел.

— Как это «не считается»? Мы оба старались! Оба сеяли и сажали.

— А на госпоже Милораде вдвоем и женитесь? — ехидно передразнил Кощей. — Нет уж, не позволю раскрасавицу такому позору подвергнуть. Не считается!

Влас подошел вплотную к Святославу и прошептал на ухо:

— Может, и его лопатой огреем?

— Да иди ты! — шикнул Святослав.

— Что? — нахохлился Кощей.

— Ничего. Раз не считается, то давай другое задание, — потребовал юноша.

— Нет больше для тебя работы, парень. Невеста моя только сад просила, — потер руки хозяин мертвого царства.

— Быть того не может, — снова подал голос Влас. — Ты ли, Кощей, женской натуры не знаешь. Они ж в один день одного хотят, в другой — другого. Ты спроси, вдруг госпожа Милорада еще чего пожелает. А мы как раз пока еще тут как тут.

— Позволь самим спросить ее, — подхватил Святослав.

Кощей долго сверлил их взглядом, но все-таки хлопнул в ладоши, ухмыльнулся, будто в радость ему было наблюдать за стараниями очередного женишка.

— А пусть так. Только сперва помойтесь, а то смердит от вас, как от навозной кучи.

Поклонились юноши, выдавливая из себя последние капли признательности, а когда ушел Кощей, так и не удостоив сад взглядом, посмотрели друг на друга. Усталость, которую оба гнали от себя, навалилась на них гранитной плитой. Не успели они ничего сказать, как из бочки раздалось кряхтение.

— Батюшки, — Влас подскочил к бочке и принялся откапывать бедолагу-слугу из-под вонючих тряпок. — Дружище, ты не серчай, с перепугу я.

Из бочки показался скрюченный человечек с огромной блестящей лысиной, на которой высилась шишка размером с мышиное гнездо. Полные непропорциональные губы растянулись в улыбке.

— Ничего, садовничек, мне и крепче доставалось. А можешь ты меня еще разок огреть, а то мочи нет этой госпоже прислуживать? Ежели вам какая помощь нужна будет, чтоб забрать ее отсюда, ты намекни. Старик вам чем-нибудь да подсобит.