4 [Олаф]
Яркие лучики солнышка играли на глади воды, которую килем рассекал «Акулий зуб». То тут то там слышался плеск, это мелкие рыбешки выпрыгивали из воды полюбоваться красотой. Паруса туго натягивались от ветра, толкающего судно. На перила капитанского мостика примостилась чайка. Одной рукой придерживая штурвал, я махнул другой, прогоняя птицу.
— Кыш! — взмахнув белыми крыльями она спорхнула и унеслась куда-то ввысь к вороньему гнезду, скрывшись за мачтой.
Красота! Вот только Сэм, да и вся команда, моих взглядов не разделяла. После того происшествия с беглянкой настроение на корабле сменилось. Я во всю эту суеверную ерунду никогда не верил, потому продолжаю радоваться жизни. Девушку только жалко… Но команда вздрагивала от любого подозрительного шороха, тряслась от портящейся погоды и шепталась о произошедшем. Все ждали не минующего несчастья и одновременно надеялись на то, что благодаря «мудрому» решению капитана — утопить нарушительницу покоя, беды их минуют. Но Сэм совсем на остальных был не похож. Он будто ушел в себя. Мне было невыносимо смотреть на грустное лицо нового друга. Он ни с кем не разговаривал, даже со мной был не многословен. Напрашивался на такую работу, которая требовала уединения. А ночами мне казалось, что я слышу его тихие всхлипы.
Вон он — красит фальшборт и в воду мрачно пялится, словно всей душой надеялся, что та рыжая красотка вот-вот вынырнет из воды, подобно рыбешкам, и кинется ему в объятия.
Бедняга, неужели это его была девчонка? Я бы ничуть не удивился, ведь она появилась вместе с ним. Я о том, что он пришел работать на корабле в то же время, что и девушка. И на тот же самый корабль! Таких совпадений просто не бывает. Они однозначно были знакомы. Не зря он так яро заступался, когда капитан вынес вердикт. Я не сомневаюсь в своей догадке, но никому его не выдам. Ведь тем, кто провел женщину на борт грозит та же казнь, что и ей самой. Но если Сэм хотя бы не попытается взять себя в руки, его кислую мину рано или поздно заметят.
Меня сменили у штурвала, после ночной смены я почти валился с ног, но я направился к Сэму. Хлопнул его по плечу. От неожиданности он чуть не вылетел за борт. Лицо у него стало таким растерянным, как будто я его только что с того света выдернул.
— А, это ты. — он обмакнул кисть в ведре с лаком и снова принялся обмазывать фальшборт.
— Кто же еще. Эй, тебе бы продышаться, а то от этого запаха пузыри пустить можно. Глянь ты бледный весь, как Дейви Джонс.
— Я в норме. — скрепя зубы прошипел Сэм. Потом вздохнул, кинул кисть в ведерко с лаком и наконец повернулся ко мне. — Ты меня еще Джонсом называешь! Свои круги под глазами видел? Иди спать!
— Для начала я набью свой трюм, а уж потом пойду вешать глаза на черные метки.
Саманта давно привыкла к морским выражениям. Олаф частенько их использовал, а замечая, что она ничего не поняла, насмехался и только после объяснял их значения. Товарищ ушел в камбуз, а Саманта осталась. Только после захода солнца она закончила работу. Разбудила Олафа, спустившись в кубрик.
— Я все еще сплю, или ты весь зеленый, как водоросли? — я пригляделся к Сэму, видок был, мягко говоря, не очень.
— Меня немного мутит. Морская болезнь… наверное…
— Дурак, ты все-таки отравился! Пошли-ка на палубу.
Я взял юнгу подмышки и потащил наверх. Да уж, тут всюду пахнет треклятым лаком, от этого ему еще хуже будет. Хотя нос то он не красил, там так сильно вонять не должно. Усадил горемыку на табурет, пошел за водой. Зачерпнув полную кружку, напоил Сэма.
И молча сел напротив него, прямо на палубу, скрестив ноги по-турецки. Я молча вглядывался в глаза товарища. Который раз замечаю его по девичьи мягкие черты лица. Узкий подбородок без намека на юношеский пушок, под носом с горбинкой ни волосочка. Ресницы черные как уголь и длиннющие. Аккуратные бровки. Будь он девушкой, и не такой зеленый, я бы может даже влюбился…
Господь, что за мысли мне лезут в голову? Я оглянулся, словно страшась, что мои мысли мог кто-то услышать. На палубе кроме нас было еще несколько матросов и боцман у штурвала.
— Хей, да у тебя лоб горячий. Ты чего это болеть вздумал! Так не пойдет, нука, пошли в кубрик.
Запихнув друга в его гамак, я стал рыться в своих вещах. Достал водку и горчичную мазь.
— На, пей.
Похоже у Сэма кружилась голоса и он переставал понимать, что вокруг происходит. Он взял бутыль, сделал глоток. И, поморщившись, выплюнул спирт. Мне пришлось насильно поить его.
— Так, снимай рубаху, надо намазать грудь и шею. — Я решил помочь ему с этим.