Первый шаг Некроманта. Том 4

Глава 17 Ревизия и возвращение в Громовец

Моё текущее положение дел на магическом поприще:

— Из 300 возможных процентилей взято 183;

— 17 процентилей свободны под любую выбранную стихию;

— 35% Некромантия по системе «Человек-Источник» и 6% по руническому типу (III шаг Некромантии);

— 8% барьерная/церковная магия по системе «Человек-Источник» и 17% по руническому типу;

— 57% стихии огня по системе «Человек-Источник» и 36% по руническому типу (18% вода, ветер и земля согласно 'Пирамиде Элементов);

— 44% стихии тени по системе «Человек-Источник» и 8% по руническому типу;

— 11% друидизм: тотем голубя и 0% по руническому типу;

— 2% друидизм: тотем лошади и 0% по руническому типу.

Также есть некоторые успехи и в около магических навыках:

— Способность оперировать руническими кругами в количестве 21 шт.;

— Медитативная техника погружения на 2-й уровень бытия;

— 2 клона сознания;

— Гемофорсная техника: без ухудшения самочувствия (9 порезов), с ухудшением (11 порезов);

— Сила потенциального Девятого — подчинение некромантов и мортикантов через кровь;

— Теневая территория — 20 метров;

— Аура абсолютного места силы радиусом в 10 метров.

Это из основного. Есть также подвижки и в ремесленном мастерстве: кратно увеличилась скорость создания изделий, вырос максимальный процентиль получающихся артефактов (до 40%), а также положено начало в руническом зачаровании (до 5%).

Что касается команды единомышленников, то здесь у меня следующий набор:

— Сычовцы (6 потенциальных дружинников);

— Армия экипированных мортикантов — 57 мясных единиц (базовый комплект ликвидатора + артефактное оружие собственного производства 5–20%).

Из них 12 это теневеки-разведчики под командованием Кудяблика, а остальные 45 — стихийники. Координацию и руководство всех подразделений мортикантов осуществляет Терентий Пронский.

Помимо всего прочего, у меня нарисовался контракт с инквизитором Радмиром, а также завербован тайный агент на польской земле — Рената Жмудская.

Теперь о доступе к информации. Он более чем достаточен на данный момент: широкие связи в церкви (Вологодская библиотека Серапиона), записи почившего отступника по кличке Инженер, неограниченный доступ к архивам семьи Гольдштейн, семейная библиотека рода Рюминых и выгодное сотрудничество с книжным домом Уваровых.

За более чем два месяца пребывания в Бастионе под моим руководством закрыто 97 Брешей мелкого размера и принято участие в паре десятков сопроводительных миссий в составе других групп. Ликвидированы сотни отступников, а также 4 некроманта-предводителя преступных шаек по кличке Лорд, Боров, Инженер и Артист.

Выявлен и уничтожен заговор знати против интересов империи. Силами Тайной канцелярии убит некромант польского происхождения граф Якоб Пильняк, один из главных его организаторов, а также шпион Скандинавского союза.

Полностью освобождён от влияния отступников Вологодский уезд (1 из 9 в губернии), положено начало очищению третьего пояса обороны.

За проявленную отвагу и находчивость Российской империей мне пожалован земельный надел в 40 кв. м., а также орден святого Георгия I степени (запас дыхания +4 минуты).

Отношения с фракциями:

— Тайная канцелярия (доверительное взаимовыгодное сотрудничество);

— Церковь Клирикрос (деловая сделка);

— Ложе некромантов (поставлены на паузу).

Общее физическое состояние пока что на троечку. После растворения застывшего куска маны медитации и тренировки проводились почти каждый день. Наросло пять килограмм мышечной массы тела, снизился уровень заболеваний, окрепла ментальность, а мана свободно циркулировала по всему организму, позволяя вносить в него точечные изменения.

К вопросу о финансах: вместе с повышением репутации и общей численности единомышленников на меня накладывались некоторые ограничения. Зарабатывал я больше, но и траты возросли. Каждая личная Брешь отнимала 50% гонорара в пользу рода Барятинских, а оставшиеся 50% делились по возможности поровну между сычовцами.

Доход с артефактов выше сорока процентилей тоже делился пополам между мной и бароном Скаржинским, проинвестировавшим мой проект на начальном этапе. Всё, что ниже этого значения, уходило в мою казну.

По двум торговым лицензиям открыты следующие лавки: артефакторная в городе Владимир (ежемесячная прибыль 10–15 тыс. рублей) и торговый дом в Павловской крепости, который ещё не начал работу.

Надо сказать, что артефакторная тоже ещё не раскрыла свой потенциал. Зачарователь Елисей лишь недавно вернул былую форму, и ассортимент товаров варьировался от 1% до 30%. По средним подсчётам лавка может утроить прибыль в ближайшие пару месяцев.

Есть ещё точка сбыта через зачаровальню Гольдштейнов и доход с неё полностью мой, потому что на Скаржинском по договору висела реализация высокоранговых артефактов. Он делился связями и за это получал нехилый барыш. Всё, что организовано мной — отходило мне.

Из других достижений: закрыт семейный долг по Брешам, роду Барятинских возвращено одно место силы (огонь) неподалёку от нашего имения, а сумма моих отчислений в казну составила порядка 650 тыс. рублей. До миллиона мы добить никак не успевали из-за срочности с заданием Клирикроса.

Теперь о моей казне. Потенциальные доходы свыше трёх миллионов рублей хранились в виде отобранной контрабанды ингредиентов. Эта часть капитала была пока что мёртвой. На её реализацию уйдёт несколько лет (2–3 года точно). Вариант с моментальной продажей я не рассматривал — это глупо, стоимость снизится в 4–5 раз.

На руках же сейчас имелось около трёхсот тысяч рублей. Шесть зелий обошлись мне в такую же сумму. Это оказалось не дешёвое удовольствие, а ведь сюда не входила стоимость услуг самого алхимика! Астрономические цены. Но даже так — какой-никакой капитал сколочен, я полностью финансово независим и продолжаю обогащаться.

Вот такую ревизию всего случившегося со мной за четыре месяца пребывания в новом мире я провёл в скучном пути. Фундамент заложен, но работать есть над чем. У меня были большие планы по расширению собственного влияния, и отказываться от них из-за хотелок Клирикроса я не собирался.

Обратная дорога в этот раз была далека от комфортабельных условий — мы взяли только самое необходимое и большую часть дня проводили верхом. Ноги и спина с непривычки затекали. По возможности меняли лошадей и с новыми силами продолжали путь.

У меня не было двух неспешных недель на дорогу, потому пришлось отказаться от удобной кареты. Ночевали в деревнях. Погода нынче не сахар — замëрзнешь только так. По утрам изо рта валил пар, а через несколько часов холодел нос и щëки.

Ранний ноябрь предупреждал о суровой зиме, и я мотал на ус. В пути от Христа прилетел орёл и передал коробочку с наградой.

Из-за такого плотного графика мы въезжали в Громовец уже на пятый день, и я вздохнул с облегчением. Первое, что хотелось — это нормально помыться и перекусить, потому мы сразу же направились в родовое имение.

— Артём Борисович, вы, что ли? — не узнал меня молодой гридень, стоявший на страже у ворот. — Сейчас обождите, что ж вы не предупредили…

Внутри засуетились и воротины тут же убрали в стороны, чтобы мы свободно заехали во двор. Я сразу же окинул взглядом округу — всё та же умиротворённая атмосфера родительского гнезда, только чуть оживлённей стало возле тренировочного плаца.

— Что новеньких набрали? — поинтересовался я не спешиваясь.

— Ага, барин раскошелился, а мы вас только через неделю ждали.

— Хватит пустое молоть, служивый, — перебил его Семён, явно не в силах больше терпеть седло. — Не видишь, его благородие устал, кыш с дороги!

— Дед, ты чего? — обиделся парень.

— Я те щас дам чего! У-у-у, гадёныш. Простите, Артём Борисович, они тут без меня совсем от рук отбились.

Дружинник спрятал вырывавшуюся улыбку и смог сдержаться, а я кивнул ему и добавил в конце.

— Спасибо за службу, Олег.

Мы в последний раз пришпорили коней и вмиг доскакали до усадьбы. К нам, запыхавшись, уже спешил полупьяный конюх Пётр и кинулся помогать, протягивая красные руки, но я раздражённо отмахнулся от него, Ломоносов тоже отказался, а вот Семён, многострадальный Семён с облегчением согласился.

— Сын! — ко мне уже спускался Борис Барятинский с широкой улыбкой и распростёртыми объятьями, он не обратил внимания на сдержанно протянутую руку и сгрёб меня.

За его спиной на пороге стояла Ольга с, как всегда, строгим к себе и окружающим выражением лица. На меня она старалась не смотреть, всё куда-то мимо, но я знал — женщина внимательно считывает каждое изменение. Ничто не ускользнёт от въедливого взора матери, пусть даже фактически я не её сын, но инстинкт никуда не денешь — внешность-то та же.

В каком-то роде я понимал её: некто чужой сейчас живёт свою полную забот жизнь, а Артём, тот самый миленький Артём, настоящий владелец этого тела, что двух слов связать не мог, пропал навсегда, и с этим уже ничего не поделаешь. За чужое счастье запросто можно возненавидеть человека, а в моём случае — вдвойне. Каждый мой успех будет негативно воспринят.

Анна тоже вышла к нам, но как робкая птичка. Я совсем не узнал в ней той оторвы, которую тут оставлял. Она мельком взглянула на Ломоносова, что болтал сейчас с посыльным Егоркой, приодетым в зелёный длинный кафтан, и тут же залилась краской, отведя глаза. Но встретилась при этом со мной. Аня стыдливо и с досадой развернулась и юркнула в дом.

Помимо этого, вышли и другие родственники, в том числе и та самая Марфа Павловна с Евгенией Никитичной, что были первыми свидетельницами моего появления в этом мире. Тогда они здорово мне насолили, но какая перемена! Смотрят елейно, одна положила руку на щёку и покачивает головой, другая едва не плачет, громче всех выказывая радость от прибытия наследника.

Борис разжал объятия и отодвинулся, чтобы рассмотреть сына получше.

— Покрепче стал, поправился: ну ничего, у нас ещё наберёшь. Нечего тут стоять, идём в дом.

Началась самая натуральная суета с крысиными бегами. Все оголтело носились туда-сюда, не находя себе места и мешаясь друг другу. Полотёр кинулся в мою комнату вылизывать каждую пылинку, Степановна гремела кастрюлями и осыпала благим матом новую помощницу Серафиму. А как та вздумала строить мне глазки, так сразу получила горячим половником по заднице и пустилась в слёзы.

Дом ожил. Я не преминул заметить, что часть мебели в гостиной сменили, и теперь вместо пыльных образчиков прошлого века, пусть и дорогих когда-то, стояли современные, отделанные белой тканью кушетки, такого же цвета буфет, комод и над камином роскошное зеркало, которого раньше здесь не было.

Денежки успешно осваивались, но я не собирался винить домашних за такие растраты, потому что понимал: вся эта роскошь необходима, когда ты вертишься в среде влиятельных людей. Борис с Ольгой готовили дом к приёму важных гостей, ведь опалу с Барятинских сняли, а значит, придётся заново вливаться в светскую жизнь Громовца.

«Ещё и балы эти, сколько трат…» — успел подумать я, прежде чем опять увидел знакомое лицо.

— Пётр, — позвал я небритого и угрюмого некроманта, что под шумок попытался пробраться на кухню выпрашивать закусь у Степановны, — подойди, — попросил я его, и тот повернулся полностью ко мне.

«Жёстко они его».

Семейный некромант с виду постарел лет на пять точно, добавилось множество лишних морщин вокруг глаз и на лбу. Так-то с виду никаких уродств и последствий пыток, а я уверен — они были, но внешние изменения разительны, из него как будто выкачали кусок жизни.

— Приветствую, барин, ну как оно на переднем крае? — во взгляде Аничкова больше не читалось того покровительственного тона, скорее некоторое сочувствие и понимание, через какие сложности проходит мужчина перед этапом зрелости.

— Ничего, освоился, даже ребят своих сюда притащил, — улыбнулся я, — но я не за этим позвал, — меня окликнули, и я попросил подождать, а сам полез в наплечную сумку. — Сейчас времени нет объяснять, потом поговорим, вот держи, — я протянул ему чёрную папочку Бенкендорфа.

— Что это? — равнодушно почесал нос некромант.

Я положил ему руку на плечо и подошёл поближе, чтобы любопытные уши не услышали.

— Это часть моего договора, помнишь? — спросил его и поднял бровь.

Тот сначала не понял, а потом по лицу пробежала гримаса, и он сразу же полез открывать.

— Не здесь, — положил я руку на папку. — Иди к себе, там прочтёшь и это, — я дёрнул его за рукав, когда Пётр, забыв про всё, хотел уже уйти, — не надо так резко. Сходи за чем шёл и потом также вразвалочку уйди, понял?

— Да понял я, — раздражённо ответил мужчина, пахло от него даже хуже, чем от меня после пятидневного путешествия, только туда ещё примешивался запах самогонки.

— Видимо, не совсем, — вдохнул я. — Послушай, Пётр, давай без глупостей? Ты ведь столько ждал не ради того, чтобы в одиночку пойти и обосраться? Хочешь, чтобы я тебе помог — приведи себя в порядок. Для начала — брось пить, сегодня же. С тобой пьяным я людьми рисковать не буду. Там всё, — я показал пальцем на папку, — все, кто замешан. Предлагаю начать на холодную голову, но если хочешь вылететь отсюда с треском — вперёд, можешь пойти наломать дров.

Не сказать, что это сильно остудило пыл Аничкова, но тот хотя бы задумался.

— Хорошо, — немного осипшим голосом сказал он, и я отпустил рукав.

Некромант засунул за пазуху документы, на кухне, молча, взял несколько головок чеснока, банку солёных огурцов, краюху хлеба и, немного подумав, попросил Степановну завернуть ему истекающую жирком свиную вырезку.

— Ты чего это, Пётр Алексеевич, с голодухи пропёрло, али компанию нашёл? — участливо спросила повариха.

К некроманту она относилась с уважением, и в голосе слышалась женская, почти даже материнская теплота. Жалостливо ей было за Петра, за такую незаслуженную судьбу.

— Вроде того, — пробурчал он, — спасибо, — и ушёл к себе.

Я скинул одежду в стирку и пока дожидался растопки баньки, успел легонько перекусить. Сычовцев временно поселили в казарму к дружинникам, а вот Ломоносов отправился в свой домик и заперся от всех, оставшись в столь желанном одиночестве.

Отмывшись и наевшись вдоволь, я поблагодарил матушку за сытный стол, поцеловав её в щёку. Того требовали приличия, потому мы просто играли свои роли. Я любящий сын, она — обрадованная прибытием младшенького заботливая матушка. Благо этот маскарад длился недолго и она, сославшись на головную боль, ушла к себе.

Мы с Борисом вышли на балкон, где я коротко рассказал ему о своих путешествиях, а в ответ услышал новости по Громовцу. Всё оставалось прежним. Рулили городом Пронские: залезли даже в местную Ложу, подмяли под себя судей и церковь. Как-то раз Анна попыталась одна выехать в город, заказать новое платье, ещё всяких мелочей и проведать подругу, так Пронские быстро прознали о еë визите. Отыскали карету и, глумясь, перекрыли дорогу.

— Они ей что-нибудь сделали? — спросил я с холодинкой в голосе.

— Нет, пока я здесь — не посмеют. Я ездил к Юре побеседовать. Если он и строит из себя невесть какого дипломата, то вот остальные не сдерживаются.

— Много новеньких набрал? — спросил я про дружинников.

— Пятнадцать человек. Пришли деньги от Олега с Никитой, с Дмитрия мы решили не брать — там всё очень плохо, половина людей без артефактов ходит, обычными мечами работают.

Я кивнул ему и посмотрел на ночной сад.

— Завтра мы позанимаемся с ними, — сказал я ему и повернулся, чтобы выйти.

— Ты куда? Давай ещё поговорим, сто лет тебя не видел, — чуть ли не с обидой сказал Борис.

— Надо кое-куда ещё забежать. Ничего, успеем ещё наболтаться, отец.

Я велел подать мне выходную одежду и коня. От охраны и какого-либо сопровождения отказался, хотя меня упрекнули, мол, темно, боязно в такое время рассекать одному.

— А чего боязно-то? — спросил я у завершавшего свою смену гридня Олега.

Сам же не видел никаких препятствий, а брать никого не хотел по другой причине — дела сердечные не терпят лишних ушей.

— Так вы что не слышали? У нас тут уже пятый раз Бреши открываются. Вы как уехали, от Мурома поползла эта зараза и всё в нашу сторону ближе и ближе идёт. Вот и ждём. Батенька ваш даже новобранцев добрал — готовится.

— Понятно, ладно бывай, — ответил я и сжал бёдра, чтобы конь ускорился.

Ещё тогда, когда мы вместе с Аничковым участвовали в штурме открывшейся Бреши, мне показалось странным: по всей Российской империи было спокойно, а у нас бац — и спонтанно возникла. Хотя старожилы рассказывали, что очень-очень редко, раз в пять-шесть лет такое происходит в разных уголках страны, но явление настолько несущественное, что угрозы особой не таило. Местное дворянство тотчас ликвидировало образовавшиеся порталы.

С виду это малозначимая погрешность, но я-то уже понюхал, что такое Бреши. Для активного распространения по округе должна быть одна ключевая или, если угодно, материнская. Она самая большая и порождает сателлиты. Стоит её истребить, как территорию быстро забирают себе люди и внимательно следят за ней.

А чтобы образовалась такая вот ключевая, нужно пустить всё на самотёк. Ничего не делать, давать этому порталу разрастись в длину и ширину, не трогать монстров и вожаков больше месяца и вот тогда начнётся — в паре километров на севере возникнет одна малютка, потом на востоке другая, на западе — третья и так далее. С ростом Бреши увеличивается и дальность возникновения её «филиалов».

Но такое возможно только в совсем уж глухой местности. Например, воркутинская «Северная» стала тяжёлым «наследством» Российской империи. Всё потому, что те территории были абсолютно не обжитые, никому не нужная глухомань. Оттуда и поползло по стране зло и добралось, чуть ли не до Москвы.

Поздно очухались русские князья, некогда было — погибали в междоусобных войнах друг с другом. А когда грянула беда у порога, сложили топоры с мечами, забыли про кровную вражду перед лицом общей опасности, и пядь за пядью кинулись возвращать свои города. Участки эти называли поясами, и раньше их было много, сейчас осталось только три, но самых сложных.

Так вот, зная всё это, у меня не возникало чувства, что пять рождающихся друг за другом Брешей — это какая-то досадная случайность. И все они ограничивались одним местом.

«Потому Клирикрос и не отговаривал меня ехать обратно», — завершил я свою мысль, трясясь в седле. — «Демонический бык Тур’Загал в Муроме и, судя по всему, замышляет какую-то пакость».