Пересмешник

Здесь же, на окраинах Королевства мертвых, с первого раза и не поймешь, что вокруг тебя погост — лишь немного неровная земля с оплывшими кочками. Единственная граница опасной для низших территории — два белых столбика, отмечавших старые ворота.

Я молча взял Бэсс за руку, словно она была маленькой девочкой, и поспешил вперед. Мы шли быстро, почти бежали. Я стремился как можно скорее достичь моста через реку Сна. По нему мы сможем покинуть кладбище и оказаться на окраинах Рапгара.

— Как ты? — спросил я минут через десять.

— Нормально, — ответила она, хотя я видел, как посерела ее кожа.

— Держись. Осталось совсем немного. Она усмехнулась:

— Угостишь меня кофе?

— И хорошим завтраком, — пообещал я ей.

Мимо старых могил, затопленных дождевой водой впадин, осколков памятников, худосочных деревьев и поросших колючей непролазной дрянью оврагов с глинистыми стенами мы шли и шли вперед.

Несколько раз в отдалении я видел бродящие между деревьев кособокие фигуры митмакемов. Они занимались своими делами и на прохожих не обращали никакого внимания. Пока мы им не докучаем, не разоряем могилы и склепы в поисках старых сокровищ, не ломаем памятники и не жжем огонь, ожившим мертвецам до нас нет никакого дела.

Редкие деревья стали попадаться чаще, сложились в рощу, которая сменилась густым лесом. Ветви переплелись нал головой, сквозь них пробивались солнечные лучи, тропинка, засыпанная густым слоем опавшей влажной листвы, казалась бесконечной.

В ветвях то и дело кричали галки.

— Митмакемы еще не почувствовали меня. — Бэсс старалась бодриться.

— Даже если они и поймут, кто ты, им нет дела до живых.

— Они не любят низших.

— Извини, Бэсс, но низших не любят все, не только митмакемы. И ты сама в курсе причины этой нелюбви.

— Ты не знаешь этих существ. Мы причиняем им боль своим присутствием. И, если они нападают, не можем сопротивляться.

— Не беспокойся. Митмакемы почти столь же безобидны, как и маленький народец. Пока ты не лезешь со своими порядками в их дом, они будут смотреть на тебя сквозь пальцы.

Я бывал в Королевстве мертвых несколько раз, еще будучи молодым. Исключительно чтобы потешить любопытство. Это огромное кладбище расширялось из века в век, до тех пор, пока кровь Всеединого не взросла над землей в виде мелких, невзрачных темно-синих цветочков (для этого всего-то понадобилась пара тысяч лет). И мертвецы полезли из могил.

Я озвучил лишь одну из версий появления митмакемов в мире. Маги, к примеру, считают, что все дело в разорителях старых гробниц, докопавшихся до древних артефактов, сила которых оживила покойников.

В итоге большинство горожан хоронить здесь перестали. Какая радость закопать кого-нибудь, чтобы на следующую ночь он уже бродил по окрестностям?! Впрочем, не все так считали. Многие, горюющие о потере родственников, зарывали их под цветами Всеединого, чтобы те «воскресли». Но довольно быстро почти все разочаровались в результате, потому что возрожденные полностью теряли память о своем прошлом и начинали жизнь с нуля.

— Устала. Мне надо отдохнуть, — наконец сдалась Бэсс, тяжело дыша.

— Не время, — сказал я и увидел, как через кусты густого подлеска к нам продирается митмакем.

Он был огромен и толст. С раздутым животом, серой кожей, лысой головой с неестественно большими ушами, белыми незрячими глазами мертвеца и толстыми губами, растянутыми в вечной желтозубой улыбке. Он шел вперевалочку, ломая слоноподобными босыми ногами ветки и сипло хрипя. Спустившись на тропу, мертвец перекрыл ее, не давая возможности пройти. Бэсс благоразумно спряталась за мою спину.

— Низшая. На нашей земле. Зачем она здесь?! Пыталась разорять наши дома?! Обижать моих слабых братьев?!

— Это не так, — сказал я. — Я ручаюсь за нее, и она под моей защитой.

Он напряг мышцы на могучих руках, шумно задышал:

— Ее племя порочно.

— Поэтому мы уходим.

Он свирепо рыкнул, но остался на месте, тряся большой головой. И внезапно успокоился.

— Вы заблудились? — Голос у него был низкий, гулкий, словно из бочки.

— Нет, — ответил я, глядя прямо в белые глаза. — Мы знаем дорогу.

Он пожевал губами, оценивая мои слова. Затем кивнул:

— Это хорошо. Если не поторопитесь, она умрет. Уже умирает.

— Тогда не будем задерживаться.

Митмакем не отступил, продолжая стоять на пути. От него едва-едва уловимо тянуло тлением. Плоть этих существ гниет очень медленно, столетиями, и когда они больше не в состоянии ходить и передвигаться, то становятся слабыми, и братья относят их в склепы где-то в середине Королевства мертвых, где они и проводят последние годы своей второй жизни.

— Ладно. Я покажу короткий путь. Вы ошиблись тропой.

Я заколебался, переглянулся с Бэсс. Она неохотно кивнула, тоже подозревая подвох, но понимая, что времени у нее немного.

— Веди, — сказал я мертвецу.

Он шумно, точно бык, вздохнул и вошел в лес. Мы последовали за ним.

— Смотри под ноги, — предупредил я Бэсс и взял ее под локоть, увидев, что девушку начало шатать.

Толстый митмакем оказался проворным и бежал сквозь заросли легко и непринужденно, сметая сухой подлесок. Несколько раз мы проходили мимо уцелевших могильных плит и вросших в землю склепов. Один из них, увенчанный совой, которая распростерла крылья, был жилым — во мраке кто-то возился и скребся. Из-за рябин донеслись звуки скрипки, и довольно скоро мы вышли на поляну, где музицировал высохший на солнце мертвец. На нем был старый, расходящийся по швам, покрытый коркой грязи фрак, и бабочка на костлявой шее. Его концерт слушали четыре оживших трупа, один из которых выглядел очень неважно, что говорило о крайне преклонном возрасте. В какой-то момент они отвлеклись от музыки и проводили нас долгими взглядами. Мы ушли так же быстро, как и появились, прежде чем они решили, что стоит нас остановить.

— Этот парень отлично играет, — между тем задумчиво сказал Стэфан. — Оркестр национального театра взял бы его с руками и ногами.

— Любого, включая дьюгоня, но не митмакема. Существо второго сорта, да еще и без всякого намека на гражданские права, никогда не допустят играть в лучшем оркестре страны, — мысленно ответил я ему.

Митмакемов не то чтобы не любят, но большинство жителей Рапгара относится к ним как к вещам, словно перед тобой не разумное, пускай и мертвое, существо, а какой-то камень или бревно. Их предпочитают не замечать и не разговаривают с ними, если они пытаются общаться. На городских улицах ходячий труп можно встретить с такой же частотой, как и пикли — то есть крайне редко. И те и другие не любят лишнего внимания и предпочитают жить в уединении и покое, подальше от всех.

— Я больше не могу, — сказала Бэсс, опускаясь на колени. — Земля пьет из меня силу.

Ее лицо блестело от пота, а кожа стала такого же цвета, как и у нашего провожатого. Я, несмотря на протесты, взял ее на руки.

— Далеко еще? — спросил я у митмакема.

— Нет. — Он даже не обернулся. — Сегодня много чужаков.

— Ты видел девушку?

— Да, юная прекрасная леди. Она ваш друг?

— Верно.

— Хорошая.

В ветвях настырно продолжали кричать галки. Бэсс горячо дышала мне в плечо, обхватив руками за шею и стараясь не стонать.

Митмакем спешил вперед, словно носорог, хрипя и пыхтя, в затем внезапно остановился так, что я едва не влетел в его широкую, подернутую тлением спину.

— Пришли. — Мертвец указал толстой рукой вперед. Там, в просветах между деревьями, на солнце блестела вода.

— Не приходи больше, низшая, — на прощание сказал митмакем и, развернувшись, скрылся в лесу.

Я вышел на берег медлительной реки, вдыхая ее одуряющую свежесть, и только теперь заметил, насколько тяжелый воздух был среди могил. Правее от того места, где я стоял, располагался мост, ведущий на противоположный берег.

Экипаж довез нас до моего дома. Бэсс за время пути почти полностью пришла в себя, повеселела, на ее щеках появился румянец. Как я давно успел убедиться, низшие довольно быстро восстанавливают свое здоровье. В этом они превосходят даже лучэров.

Я подал ей руку, когда она выбиралась из коляски, и повел к особняку. По пути мы встретили чэру эр'Тавиа, которая, опираясь на клюку, направлялась к своему дому. Она остановилась, смерив нас тяжелым взглядом. Я вежливо снял шляпу, приветствуя старую леди, но она, проигнорировав меня, сказала Бэсс:

— А-а-а… отродье низшей! Давно тебя не было видно. Я всегда знала, чэр эр'Картиа, что вы пойдете по кривой дорожке, раз водите дружбу со всяким сбродом! Все ваш батюшка виноват, вечно шлялся, словно он не чэр, а солдат какой-то! Очень неразборчив был в знакомствах.

Я пожелал ей доброго дня, и старуха, продолжая ворчать, перешла на другую сторону дороги и распахнула калитку у дома, где ее ожидали два десятка кошек.

— Как она узнала, кто я?

Я посмотрел на окаменевшее лицо Бэсс, глаза которой были скрыты за стеклами темных очков. Создавалось такое впечатление, что ей только что залепили пощечину.

— Ей две сотни лет. Думаю, за такое время можно научиться понимать, кто перед тобой стоит. Не обращай на нее внимания, пожалуйста. Иногда старую чэру заносит. Основную часть дней она вполне милая особа.

Стэфан, который имел собственное мнение на этот счет, громко фыркнул, но от комментариев воздержался.

Мы в молчании дошли до моего особняка. Я постучал, но дверь распахнул отнюдь не Бласетт. Это была Полли, и обе ее головы выглядели очень встревоженными:

— Слава Всеединому, Тиль! Мы уже и не знали, что думать! — с облегчением воскликнула она, едва удержавшись, чтобы не обнять меня всеми четырьмя руками. — В Рапгаре ужас что творится, а о тебе никаких вестей с прошлого утра! Я места себе не нахо… О!

Она наконец-то заметила Бэсс и пораженно замолчала. Новая девушка в доме была для Полли настоящим событием.

— Это госпожа Бэсс, Полли, — сказал я, переступая порог следом за девушкой. — Ты сможешь позаботиться о завтраке и кофе?

— Конечно, чэр эр'Картиа, — поспешно сказала она и исчезла на кухне.

— Доброго дня, чэр эр'Картиа. Доброго дня, госпожа, — поприветствовал нас Бласетт. — Вы позволите ваше пальто и ваш плащ?

Он мельком взглянул на мой костюм и заметил:

— Чэр не будет возражать, если я отдам его одежду бездомным? Боюсь, что, когда ее смогут отстирать, ткань все равно не станет прежней.

— Как тебе будет угодно. Госпожа Бэсс погостит у нас какое-то время. Подготовь для нее комнату.

— Будет исполнено, чэр.

— Бэсс, в моем доме ты можешь обходиться без очков. Увидев ее глаза, дворецкий заметно побледнел, но спросил у меня как ни в чем не бывало:

— Где прикажете накрывать завтрак, чэр?

— Во всем полагаюсь на твой вкус. Почему так волновалась Полли?

— Ночной Мясник вновь вышел на охоту прошлой ночью, чэр. Много жертв. Утренняя газета уже у вас на столе.

— Благодарю.

Он важно кивнул и ушел исполнять распоряжения.

— Мне здесь нравится, — сказала Бэсс, оглядываясь по сторонам. — Я тебя не стесню?

— Нет. — Я улыбнулся. — У меня в доме редко бывают гости. Мне приятно.

Она улыбнулась в ответ, сверкнув острыми зубками, и стала разглядывать портреты на стенах:

— Ты похож на своих предков. Только глаза у тебя не алые. Это твой дед?

— Да.

Она кивнула и подошла к следующему портрету:

— Твоя мать, несмотря на то что человек, красавица. А это…

— Мой отец.

Она долго-долго смотрела на изображение, затем спросила:

— Ты хорошо его знал?

— Не так, как бы мне хотелось.

— Наверное, это можно сказать обо всех отцах. — Она грустно улыбнулась и тут же удивленно подняла брови, посмотрев вниз.

По полу семенила вереница из шести представителей маленького народа. Они весело прыгали по густому ворсу ковра, и, судя по тому, что волочили кучу снеди, только что наведались на кухню. Особенно меня позабавили два малыша, тащившие на плечах ногу индейки.

Увидев меня, первый идущий пискнул, сбавил скорость, проходя мимо, поклонился, пропищав какое-то приветствие. Все остальные повторили действие своего товарища, причем парни, тянувшие ногу, не удержали ее на плечах, уронили на ковер, с извинениями подняли и юркнули в коридор. Спустя несколько секунд, догоняя ушедшую вереницу родственников, появилась еще одна малышка.

Она, разинув рот, в ошеломлении уставилась на нас, затем сунула по куску сахара за каждую щеку и, став похожей на лукавого хомяка, просеменила мимо, кося в нашу сторону хитрющими глазами.

— Квартиранты, — стараясь сдержать улыбку, объяснил я озадаченной Бэсс и повел ее осматривать дом дальше.

Нахождение на земле митмакемов все-таки не прошло для моей гостьи даром, и после позднего завтрака она заснула и продолжала спать уже шесть с лишним часов, когда я, проведший на ногах целую ночь, проснулся. На улице стемнело, я попросил Бласетта не беспокоить гостью и подавать ужин только для меня. Пока накрывали на стол, я наконец-то добрался до газеты.

— Что там? Что там? — Стэфан не скрывал нетерпения. — Да брось ты свои некрологи, мальчик! Что слышно о Ночном Мяснике?!

— Какой ты нетерпеливый, — сказал я, но внял его мольбам и вернулся к первой странице. — «Террор!» Отличный заголовок, не находишь? «Ночной Мясник вернулся из мрака, чтобы продолжать убивать». Хм… Он вошел во вкус. Шесть трупов. Яма, Соленые сады, Прыг-скок, Холмы, Гетто Два Окна, Пепелок. Этот господин работая всю ночь не покладая рук. Последнее тело обнаружили уже после рассвета. Собаки взяли след, но потеряли его в Дымке.

— Ничего удивительного. Заводская вонь способна отбить нюх даже у мяурров. Что дальше?

— То же, что и всегда. Его опять упустили. Общественность стоит на ушах. Газеты подняли вой о том, что жандармы зря проедают деньги налогоплательщиков и терпение граждан уже на пределе. Послушай. «Наконец-то наша газета смогла узнать, что за надпись оставляет убийца рядом со своими жертвами. Всего лишь одно слово — «Домой!». Какой смысл в него вкладывает ночное чудовище, остается только догадываться». О том, что текст написан на старом языке лучэров, корреспондент умалчивает.

— Если он об этом вякнет, ему сразу же открутят голову, а газету прикроют. Власть не желает, чтобы кто-нибудь подумал, что за этим стоят чэры.

— Ого! А вот это уже интересно! Старший инспектор Фарбо отстранен от ведения дела и отправлен в бессрочный отпуск.

— Давно пора.

— Это еще не все. Начальник Скваген-жольца чэр Гвидо эр'Хазеппа подал Князю прошение об отставке.

— Как я и говорил, полетели головы. Жандармы за все это время не добились никаких результатов. О чем ты задумался?

— О пророке. Помнишь, что он сказал? Прольется кровавый дождь. Старик опять оказался прав.

— Прав, но никому от этого не легче.

Я тут же вспомнил ночь, гибель Талера, людей в красных колпаках, мага, а затем Эрин. Она хотела поговорить со мной, но все сложилось неудачно. Оставалось надеяться, что девушка, которой так нужен платок, вновь найдет меня сама.

— Что еще интересного?

Я бегло просмотрел страницы:

— В состав флота, патрулирующего берега Кируса, направлен еще один броненосец и два паровых эсминца. Малозан отозвал послов. Дьюгони требуют внеочередного созыва Комитета по гражданству или угрожают больше не следить за дамбой, раз их считают гражданами второго сорта. Акции нескольких концернов ка-га упали на двадцать три пункта. В университете Кульштасса запретили несколько студенческих организаций. Дилижанс переехал на мосту Разбитых надежд какую-то старушку. Городской совет собирается ввести новую пошлину на электричество, чтобы компенсировать пикли их трудозатраты. Палата Семи планирует собраться, чтобы согласовать торговые санкции против Малозана и стран, которые поддерживают шейха. Хаплопелму ошпарило паром в Пепелке, и она, потеряв от боли разум, убила несколько рабочих. Наша национальная команда в поло проиграла в полуфинале сборной Кохетта.

— В этом мире остались хоть какие-нибудь добрые вести?! — горестно вскричал амнис.

— Ну, вот мэр принял решение о постройке новой психиатрической клиники взамен сгоревшей два года назад. Потому что душевнобольным нужен определенный уход и содержать их в не приспособленных для этого помещениях больницы Трех Звезд жестоко и неда…

— Чэр эр'Картиа. — Бласетт выглядел несколько оглушенным. — К вам чэра с визитом.

— Чэра? — Я взял визитку, прочитал имя. — Я приму ее. Спустившись вниз, в холл, я увидел Алисию. Она была бледна, и ее зеленые глаза лихорадочно блестели.

— Чэр эр'Картиа… Тиль. Я понимаю, как это выглядит. Знаю, что мой визит к вам без приглашения компрометирует, но поверьте, у меня не было выбора. Я прошу вас выслушать меня!

— Конечно, Алисия, — сказал я, удивленный мольбой в голосе юной девушки. — Пойдемте в гостиную. Желаете чаю?

— Благодарю. Он будет нелишним.

Дворецкий тут же направился на кухню, а я провел девушку в гостиную и предложил сесть на диван. Несколько секунд она собиралась с мыслями, а затем спросила у меня:

— Вы знаете, как умер мой отец?

Я, озадаченный столь странным вопросом, осторожно ответил:

— Насколько я слышал, его убили во время ограбления.

— Верно. Он был профессором в университете Маркаль-штука. Преподавал историю религии и историю Рапгара. Отец погиб в одну из ночей полтора года назад. Тогда воры украли из коллекции, принадлежащей моей матери, несколько древних раритетов.

Голос Алисии прервался, но она набралась сил и, глядя мне прямо в глаза, сказала:

— Чэр эр'Картиа… Тиль… моего отца убил Ночной Мясник.

Я откинулся в кресле, не скрывая своего удивления и печали о том, что этой юной девушке пришлось пережить такую боль, такой ужас и такую утрату. В этот момент появился Бласетт в своем лучшем костюме и поставил перед девушкой поднос. Налил ей чаю, получил благодарную улыбку и, довольный, удалился.

— Сожалею, — тихо сказал я Алисии.

— Спасибо. — Я увидел в ее бездонных зеленых глазах слезы.

— Как я понимаю, газеты об инциденте не узнали?

— Верно. Это было первое убийство Мясника, и его удалось сохранить в тайне. Даже мне почти ничего не сказали. Чэр Патрик эр'Гиндо дал прямое распоряжение чэру эр'Хазеппе не предавать дело огласке и вести расследование тайно. Мне посоветовали набраться терпения, молчать и ждать. Твердили, что дело государственной важности и об этом никто-никто не должен знать. Спустя два месяца, пришел старший инспектор Грей и сообщил мне, что убийца отца обнаружен и застрелен жандармами…

Она закрыла лицо руками, и мне пришлось продолжить:

— …а потом газеты написали о «первом» убийстве. Грей солгал вам, надеясь, что вы больше не станете интересоваться этой историей.

Алисия кивнула и продолжила:

— Тогда я пыталась попасть на прием к начальнику Скваген-жольца, но мне отказали. Каждый раз переносили встречу, говорили, что чэр эр'Хазеппа занят. На вечере у Катарины Гальвирр я пыталась побеседовать с Патриком эр'Гиндо. Я уверена, что он в курсе расследования, но чэр даже не захотел со мной разговаривать. На следующий день после вашей дуэли моя экономка нашла под дверью письмо, где мне рекомендовали оставить эту историю. Угрожали. А потом… сегодня… — Она сжала кулаки и опять посмотрела мне прямо в глаза:

— Сегодня, вернувшись домой из салона, я увидела что дверь приоткрыта, а моя старая экономка застрелена. Я услышала, что наверху кто-то есть, и убежала.

— Вы обращались к жандармам? Девушка гневно потрясла головой:

— Нет. Вначале я испугалась, а затем подумала, что мне это мало чем поможет. Не в данной ситуации…

— Но чем могу помочь я, Алисия?

Она с надеждой посмотрела на меня заплаканными глазами:

— Чэр эр'Картиа, я прошу вашей защиты и убежища в вашем доме. Хотя бы на время, на тот случай, если меня ищут эти неизвестные. Вы один из немногих, кому я могу доверять в Рапгаре. Вы и Катарина, но она после смерти своего друга уехала из города к себе в поместье, и мне пришлось побеспокоить вас. Простите.

Она сильно рисковала своим именем и репутацией, явившись сюда. А следовательно, у нее действительно не было выбора.

— Вам не за что просить у меня прощения. Мой дом и мои слуги в вашем распоряжении.

— Благодарю вас.

— Думаю, вам понадобится какое-то количество вещей. Составьте, пожалуйста, список всего необходимого, и завтра это будет у вас.

— Вы очень добры.

— Идемте, Алисия. Я покажу вам дом. Доброе утро, Бэсс. Ты, разумеется, знакома с чэрой Алисией эр'Рашэ?

— Конечно. Мы виделись во время твоей дуэли, — сказала рыжеволосая девушка, входя в гостиную. — Рада с вами встретиться вновь, чэра эр'Рашэ.

Лучэра, несколько стушевавшись, посмотрела на мою первую гостью и вежливо, скорее всего чтобы просто не обижать меня, поздоровалась:

— Я тоже… рада.

Низшая в ответ понимающе улыбнулась и спросила у меня:

— Можно оккупировать твою библиотеку, Тиль?

— Она в твоем полном распоряжении.

Бэсс благодарно кивнула и, попрощавшись, ушла прежде, чем я успел спросить ее, как она себя чувствует.

— Она ваш друг?

— Да, — просто ответил я Алисии.

— Никогда еще не видела низшую настолько близко. Там, на Арене, я не знала, кто она такая. Ее глаза пугают.

— Только тех, кто не знает Бэсс. Я готов за нее поручиться.

— О, — улыбнулась девушка. — Я в вашем слове нисколько не сомневаюсь.

Глава 21

СТАРЫЙ ЛИС

Проснувшись, я резко сел в кровати. За окном было еще темно, и я позвал:

— Эстер.

Стафия появилась через несколько секунд, бесшумно пройдя сквозь стену.

— В доме все спокойно?

— Да, чэр, — сказал призрак. — Вас что-то волнует?

— Нет… Нет. Всего лишь сон. Извини.

— Я проверю все помещения. На всякий случай.

Я кивнул, показывая, что отпускаю ее, и она скрылась так же беззвучно, как и появилась. Понимая, что не засну, я встал и повернул выключатель на настольной лампе. Стрелки на часах показывали пять минут шестого.

— Сны? — сонно пробурчал Стэфан, которого разбудил свет.

— Да. Они.

Вначале мне снилась моя одиночная камера и горящая на двери печать Изначального пламени, затем я словно бы проснулся в своей постели, и рядом оказалась Эрин в одной ночной рубашке. Нам было хорошо вместе, хотя после она и пыталась выведать у меня, где я прячу ее платок. Но проснулся я совсем не от этого. Какая-то мысль, ярко оформившаяся во сне, а сейчас выцветшая и почти забытая, не давала мне покоя.

— С днем рождения, мой мальчик.

— Что, уже? Спасибо. — Я не испытывал никакой радости. Еще один год жизни взят взаймы у Двухвостой кошки.

И чем больше их проходит, тем меньше у меня остается. На мой взгляд, в подобных казнях лучэров слишком много от древних пыток. Хотя кое-кто считает за благо знать о том, что умираешь.

Я неспешно оделся, и тут меня озарило. Я понял, что меня разбудило.

— Ты куда?! — заорал Стэфан, когда я выскочил из спальни.

Я сбегал в кабинет, нашел «Время Рапгара» на том же месте, где его оставил вчера, и, вернувшись в спальню, сказал амнису:

— Слушай! «Вчера многоуважаемый мэр подписал указ о постройке новой психиатрической клиники». Так, дальше пустая патока о том, как это важно для граждан и города. Вот! «Напомним нашим читателям, что клиника Святого Лира сгорела более двух лет назад, глубокой ночью при загадочных обстоятельствах. В том пожаре погибло двести сорок человек, в том числе двадцать шесть врачей и санитаров. Около пятидесяти пациентов удалось спасти. Еще шестеро числятся пропавшими без вести. По версии Скваген-жольца, лечебница, получившая у горожан страшное прозвище Безумный уголек, уничтожена в результате умело запланированного поджога». Понимаешь?!

— Чего уж тут не понять? — Его совершенно не заразил мой энтузиазм. — Сгорела сотня психов, да еще и давно. Подумаешь, сенсация!

— А что ты скажешь о пророке?

— Еще один псих.

— В точку! — воскликнул я. — Помнишь, что он тогда бормотал? Что он жил с Ночным Мясником многие годы! Что хотел освободиться от его компании! И что свободу ему дало пламя, о чем теперь он так жалеет! Все сходится!

— Ничего не сходится, Тиль!

— Да послушай же ты! И пророк, и убийца были пациентами Безумного уголька! Они жили в одной палате! А затем старик устроил поджог! И они — из тех немногих, кто смог сбежать! Когда сгорела клиника?

— Когда ты еще сидел в тюрьме.

— Верно! И почти сразу же после пожара погиб отец Алисии! Произошло первое убийство! Псих вырвался на волю и устроил резню!

— Ну… да. Похоже на правду, — неохотно признал Стэфан. — Звучит, во всяком случае, вполне складно. И что ты намерен делать? Сообщить информацию в Скваген-жольц?

— Разумеется. Но чуть позже. Вначале я хочу поговорить с тем, кто хорошо знал клинику Святого Лира.

Возникло подозрительное недолгое молчание:

— Ты меня удивляешь, — ровным голосом произнес амнис — Неужели все-таки решил побеседовать со своим дядюшкой?

— Он состоял в попечительском совете еще до того, как возглавил Палату Семи. И может располагать нужными сведениями.

— Я знаю, что ты все равно сделаешь по-своему, но хочу на всякий случай тебя предупредить — история с Мясником опасна. Тебя уже таскали из-за нее в Скваген-жольц, а Фарбо вообще держит под подозрением.

— Фарбо теперь не ведет это дело, — отмахнулся я от него.

— Ты думаешь, что другой инспектор будет лучше?

Я в ответ лишь пожал плечами, и он поинтересовался:

— Когда ты собираешься нанести визит брату своего отца?

— Прямо сейчас.

— Сейчас?! Да за окном еще темень! Все спят!

— Ерунда. Трамваи уже ходят. А старик, насколько я его знаю, еще, наверное, и не ложился.

В гостиной я застал Бэсс. Она куталась в мой халат, который оказался ей слишком велик, пила крепкий кофе и поглощала сэндвичи с вареным яйцом, паштетом, салатом, креветками и майонезом.

— Доброе утро.

— Привет, Бэсс. Как себя чувствуешь?

— Спасибо. Великолепно. Твоя кухарка просто чудо. Где ты ее нашел?

— Она служила моему отцу. Полли великолепно готовит даже такие простые блюда, как сэндвичи.

— Доброе утро, чэр, — сказал Бласетт, входя в комнату вместе с Шафьей. — Желаете легкий завтрак?

— То же, что и Бэсс, Бласетт. И если на кухне остался маринованный лосось в сметане, то с радостью его увижу в своей тарелке.

— Мы бы хотели поздравить вас с днем рождения, саил, — сказала магарка.

— Спасибо, Шафья. — Я не мог не улыбнуться.

— У тебя сегодня день рождения?! — удивилась Бэсс, когда слуги вышли. — Ну вот! А у меня даже подарка нет…

— Он совершенно ни к чему. Ты давно встала?

— Наверное, с час, — сказала она, задумчиво нахмурив лоб. — Сегодня, в виде исключения, я решила побыть жаворонком. Твоя служанка оказалась добра ко мне, к тому же без всякого страха относится к низшим.

— Шафья особенная.

— Я заметила. Она очень красива.

— И это тоже правда.

Мы позавтракали, почти не разговаривая друг с другом, и только когда я опустошил тарелку, девушка задала мучивший ее вопрос:

— Ты места себе не находишь. Куда-то собрался?

— Следует срочно навестить одного родственника.

— Я с тобой, если, конечно, ты не возражаешь. — Рыжая допила кофе.

— Не возражаю, — после некоторого колебания сказал я, попросту не желая с ней спорить.

— Вот и чудесно! — обрадовалась девушка. — Если я тебя отпущу одного, Данте устроит мне нагоняй. Я обещала ему глаз с тебя не спускать.

— Порой он выглядит куда более заботливым, чем есть на самом деле.

— Ты его плохо знаешь. Данте всегда старается заботиться о своих друзьях. Впрочем, я не хотела бы, чтобы ты считал меня чем-то вроде телохранителя. Это не так. К тому же я предпочитаю быть всего лишь верной помощницей.

— И прекрасной спутницей. Я буду ждать тебя в холле.

Трамвай был похож на железного волка, рассекающего предрассветный сумрак пробуждающегося города. Освещая дорогу с помощью мощного фонаря, он скользил по рельсам, гулко стуча многочисленными колесами, и его звонок дребезжал на поворотах, распугивая побледневшие ночные тени.

Кроме меня и Бэсс, в вагоне никого не было (если, конечно, не считать вагоновожатую ка-ra). Даже маленький народец не спешил кататься на крыше. Низшая подняла воротник своего пальто, закрыла глаза темными очками и распустила рыжие волосы, которые волнами рассыпались по ее плечам.

— Погода изменится. Сегодня последний теплый день, — неожиданно сказала девушка.

— Не страшно, — отозвался я, глядя в окно. — Зима ничуть не хуже лета. Снег этому городу не повредит.

— У чэры неприятности? Поэтому она в твоем доме? Когда мы уходили, Алисия еще спала.

— Верно.

— Интересная девушка. Красивый цветок, внутри которого стальной стержень.

— Тебе она не понравилась? — Я с любопытством посмотрел на Бэсс.

— С чего ты взял? Просто я к ней осталась равнодушна. Мы… люди, — она усмехнулась, смакуя это слово, — разного круга. Она благородная чэра, я ничуть не лучше прокаженной. Плод связи страшного демона и неразборчивого лучэра. В обычной ситуации мы никогда бы не встретились и не заговорили. Мы чужие друг другу. Уверена, что она бы даже общаться со мной не стала, не будь гостьей в твоем доме. Социальные нормы никогда не позволят нам сблизиться и стать хотя бы знакомыми.

— Но ведь я с тобой общаюсь.

Она невесело рассмеялась и похлопала меня по руке:

— Просто ты, в отличие от многих других, уникальная и противоречивая личность, Пересмешник.

Мне было странно слышать такое, и я, ничего не сказав, вновь отвернулся к окну. Трамвай мчался по Небесам, не останавливаясь на пустых остановках, миновал улицу, где находился дом Данте, казармы гвардии и свернул в кварталы и улочки. Я приподнялся, дернул за шнурок, дав сигнал вагоновожатой остановиться на следующей остановке.

— Мы ведь направляемся не в Темный уголок? — внезапно спросила Бэсс.

— Тебя это беспокоит? — удивился я.

— Этот родственник… твой дядюшка? Бывший глава Палаты Семи? — вместо ответа она задавала вопросы.

— Ты очень осведомленная девушка.

— Данте мне как-то рассказывал о нем. Нет. Меня не беспокоит Темный уголок. Скорее интригует. Я там никогда не была.

— В общем, ты не много потеряла.

— Правду говорят, что он опаснее Города-куда-не-войти-не-выйти? — Трамвай начал замедлять ход, и она встала, взявшись за поручень.

— Не думаю. Уголок, если не считать конечно же Места, вполне безопасный район. Просто не стоит соваться в некоторые подворотни в западной части острова.

Я распахнул дверь, когда трамвай остановился, протянул Бэсс руку, помогая спуститься по ступенькам.

— Я думала, туда пускают только лучэров.

— Так было раньше, сейчас может попасть любой желающий, но таких обычно не находится.

Мы прошли маленькую улочку насквозь и оказались на закованной в гранит набережной. Узкий пролив отделял остров Нелюбимый от Небес, и лишь небольшой горбатый мост связывал их берега. Он был кованый, черный, ребристый, похожий на позвоночник неизвестного науке животного. Мост гремел под нашими ногами и тревожил гулкими звуками сонную, неспешную морскую воду.

Темный уголок — это две параллельные друг другу улицы, сжатые с двух сторон древними особняками. Их крыши покрыты черной черепицей и украшены многочисленными шпилями и горгульями, а часть окон давно заколочена. Каждая чистокровная семья лучэров, ведущая свой род от момента создания Всеединым, считает крайне важным владеть собственным домом в этом безлюдном месте. Цены на недвижимость в Тёмном уголке много выше, чем в Золотых полях.

Дома покупают, но мало кто здесь живет. Предпочитают менее пустынные улицы, и количество жителей Темного уголка не превышает пары десятков чэров, в основном стариков из числа благородных. Все они проживают на дальней от моста улице.

Наш же путь шел по ее сестре. Она называлась Дорога к Сгоревшим душам и тянулась через весь остров, заканчиваясь на западе точкой, лаконично называемой Местом. Там, по легендам и свидетельствам всех канонических источников, в мир пришел и ушел Всеединый. Соответственно, если кому-то не терпится оказаться в Изначальном пламени, Место — самый лучший и самый быстрый способ туда попасть. Зашедшие на маленькую площадь, окруженную со всех сторон безучастными домами, назад обычно не возвращаются.

Мы шли мимо нависающих над мостовой домов с грязными стеклами, запертыми дверями, заросшими высохшим плющом стенами и проржавевшими оградами. Со всех сторон на нас смотрели уродливые, раскрывающие зубастые пасти крылатые статуи — символичное изображение сгоревших душ.

Я вновь вспомнил старину Талера. Он пару раз приходил сюда на экскурсию. Его всегда тянуло хотя бы одним глазком взглянуть на Место, но каждый раз благоразумие брало в нем верх над безрассудством.

Несмотря на запустение, мостовая была удивительно чистой, словно ее каждый день подметают несколько дворников, хотя это и не так.

— На этой улице вообще кто-нибудь живет? — Бэсс с интересом смотрела по сторонам.

— Двое. Вон в том особняке — палач лучэров, Влад. И мой дядюшка, в самом последнем доме.

— Влад? Тот, что казнил тебя? — Да.

— Я видела его на твоем суде. — Она поймала мой удивленный взгляд и с деланой небрежностью пожала плечами: — Была там вместе с Данте, просто ты меня не заметил.

Мы прошли улицу насквозь и оказались в тупике. Прямо перед нами возвышался узкий трехэтажный дом. В одном из окон, несмотря на то что уже рассвело, горел свет.

Я поколебался некоторое время, а затем, взявшись за позеленевший от времени бронзовый молоток, постучал в дверь. Стук неприятным эхом разнесся по пустой узкой улице.

— Место находится за этим домом? — тихо спросила меня Бэсс.

— Да. Очень давно площадь окружили домами, и только Всеединый знает, каким количеством строителей для этого пришлось пожертвовать. Входа с улицы на нее нет. Хотя раньше был проход через ворота старой ратуши, она находится напротив, но ее давным-давно закрыли, а двери заложили от греха подальше. Так что теперь попасть на площадь можно только сквозным путем. Прямиком через дом.

Дверь тем временем распахнулась, и тонкая костлявая женщина с потемневшим лицом и спутанными седоватыми волосами произнесла:

— Хозяин ждет вас, чэр.

Я прошел мимо стафии в узкую прихожую, где над серебряным зеркалом висело несколько шариков магического света, а в стойке для зонтов паук свил себе замечательную паутину. На вешалке висели старые пальто и шляпы, а возле лестницы бежали в обратном направлении рубиновые стрелки больших настенных часов. Их янтарный маятник с громким щелканьем метался из стороны в сторону, наполняя старый дом знакомым мне еще с детства звуком.

Короткая лестница, всего двенадцать ступеней, вела вверх, в длинную галерею, где висели отлично сохранившиеся и совершенно не потускневшие за столетия портреты лучэ-ров из рода эр'Картиа.

— Думаю, мне стоит подождать здесь, — прошептала Бэсс. Было похоже, что дом в темно-серых, мрачных тонах наводил гнетущее впечатление даже на нее.

— Не слишком разумно. Стафия дядюшки совсем выжила из ума, и у нее плохо с памятью. Меня она не тронет, чувствует кровь, а вот насчет тебя не уверен… если она забудет, что впустила гостью, то будет очень-очень неприятно. Подождешь в приемной. Там безопасно.

— Тогда лучше пойдем туда. Со стафией мне не справиться. Это кажется, или дом внутри больше, чем снаружи?

— Его строил мой предок, говорят, очень хороший маг. Это фамильный особняк, отошедший старшему из братьев по праву наследования. Так что здесь полно разнообразных сюрпризов, в том числе и с искривлением пространства.

— И он… всегда был таким… мрачным?

Она решила не использовать слова «пыльный» и «запустевший».

— Ну основная его часть — да. Это отваживает лишних гостей, знаешь ли. Во всяком случае, так считали раньше, когда здесь еще жили соседи. А теперь просто никто ничего не стал менять. — Я распахнул неприметную дверь, пропустил Бэсс вперед, и она начала первой подниматься по лестнице. — Найра!

Седовласая стафия появилась из стены:

— Да, чэр?

— Твой хозяин в кабинете?

— Да. Я ведь уже вам сказала.

Я не зря говорил Бэсс, что у призрака, который немного выжил из ума от старости, не все ладно с памятью.

— Здесь много лестниц и дверей. Можно заблудиться, — сказала девушка, когда стафия исчезла.

— Раньше роды чэров достаточно серьезно враждовали друг с другом. Часть чистокровных пыталась сместить семью Князя, часть поддерживала. Да и между собой семьи не слишком-то ладили. Тогда многие погибли. Этот дом на какое-то время должен был обезопасить своих хозяев, если враги ворвутся сюда. Ты права, здесь настоящий лабиринт, и так просто дорогу не найдешь. То, что ты сейчас видишь, — еще цветочки. Дом чувствует мою кровь и сам подсказывает дорогу, если так можно выразиться. Направо, пожалуйста. Да. Теперь вниз по лестнице. Пусти меня вперед.

— То есть ты хочешь сказать, что особняк — разумное существо?

Я задумался над этим, провел ее через несколько темных комнат, где мебель была укрыта посеревшими чехлами, защищавшими ее от пыли, и наконец сказал:

— Если честно, мне такая мысль никогда не приходила в голову. Я считал, то, что он делает, совершенно естественным. В этих стенах полно волшебства. А за стенами — Место. Так что ничего удивительного, если старое семейное гнездо обладает некоторой долей разума.

Очередная дверь, и разительная перемена — чистые светлые комнаты, новая мебель, запах дерева и моря. Широкая лестница с алым малозанским ковром, огромная хрустальная люстра под потолком, спящий в углу старый волкодав. Услышав нас, он поднял лохматую голову, посмотрел подслеповатыми глазами, потянул носом воздух, узнал меня и в качестве жеста доброй воли едва заметно пошевелил хвостом.

Я привел Бэсс в круглую приемную, потолок которой был сложен в мозаику из кристаллов разных оттенков синего, голубого, бирюзового и кобальтового.

— Подожди, пожалуйста, здесь.

Вновь появилась стафия, тяжелым взглядом посмотрела на девушку:

— Она с вами, чэр?

— Да. Она гостья.

Призрак неохотно кивнул и скрылся в книжном шкафу. Убедившись, что Бэсс ничего не угрожает, я со стучащим сердцем распахнул дверь в кабинет дядюшки.

Мы не слишком хорошо расстались. После того как меня обвинили в убийстве, брат моего отца оказался меж двух огней. Он пытался одновременно спасти и свое место в Палате Семи, и меня. В итоге потерял и то и другое. Тогда, после решения Палаты насчет моей дальнейшей участи, меня пригласили лишь на оглашение приговора, и, каюсь, я наговорил Старому Лису много такого, о чем до сих пор жалею.

Много позже Данте сказал, что дядюшка — единственный, кто не голосовал за казнь. И за то, что он не поддержал негласный приказ Князя, последний заставил его уйти. Я был молод и глуп и, несколько лет пребывая в заточении, искренне считал, что родственник предал меня. Что он мог повлиять на Палату, мог попытаться поговорить с Князем, который тогда доверял ему, мог попросить Гвидо эр'Хазеппу провести еще одно расследование. Мог, но не приложил к этому никаких усилий, потому что важнее для него была власть, его должность, его игры и подковерная грызня с извечными соперниками — Патриком эр'Гиндо, Мишелем эр'Кассо и Фионой эр'Бархен.

Разумеется, одиночное заключение и бесконечные размышления заставили меня изменить свое мнение о том, что тогда произошло на суде. Когда я оказался на свободе, то поступил, как было должно: навестил старика и попросил прощения, но разговора как такового не получилось, хотя мои извинения были приняты. После той встречи больше мы не общались, лишь несколько раз обменялись письмами.

Впрочем, ничего удивительного — мы и раньше никогда не были близки. Нас связывала лишь память общей крови.

Дядюшка сидел в кресле, на столике перед ним лежала потухшая трубка и кисет с табаком. Он смотрел в бесконечную ночь Места за распахнутым окном. На старике был темно-бордовый бархатный длиннополый халат, под которым виднелась белоснежная сорочка и клетчатый шейный платок.

— Я слышал, ты бросил играть, Тиль. Слухи не врут? — сказал он мне вместо приветствия, даже не потрудившись встать с кресла.

— Не врут.

— Похвально. — Родственник одобрительно кивнул. — Садись. Не стой на пороге. Ты не частый гость в моем доме. Что-то случилось?

Я какое-то время рассматривал серебристо-рыжую лисью морду, острые зубы, большие уши и алые глаза чистокровного лучэра. Дядю называют Лисом не только за его хитрость, мудрость и изворотливость. Его Облик — лис, и он пребывает в нем большую часть своей сознательной жизни. Лично я с трудом вспомню, как он выглядит на самом деле. За всю жизнь в «костюме» лучэра я видел его от силы раз пять.

Меня нисколько не смущало разговаривать с большим лисом, облаченным в человеческую одежду и курящим трубку, но отец рассказывал, что многие чувствовали себя неловко, словно с ними вдруг заговорил рояль или же сгоревшая душа.

— Много чего случилось. И я пришел просить твоей помощи.

Он прикрыл глаза. Затем, помолчав, снова поднял веки:

— Долго же ты шел ко мне. Я слышал, что ты влез в очередные неприятности и тебя обвиняли в убийстве скваген-жольцской мрази… как его там… Грея. Хорошо, что на этот раз эр'Хазеппа придержал своих тупоумных работничков. Налить тебе виски?

— Благодарю, не сегодня.

Он мелко рассмеялся, потер руки:

— Ты сильно изменился. Наверное, многие говорят об этом теперь?

— Да. — Я, зная его характер, ждал, когда он сам заговорит о том, что меня привело сюда.

— И неудивительно. Стал выдержаннее. Жестче. Ты прошлый никогда бы не довел никакого дела до конца и уж тем более не нашел бы пророка, которого обыскались и синие, и серые, и алые.

Мне оставалось лишь в который раз подивиться его осведомленности. Пусть дядюшка давно уже не глава Палаты Семи, но с его мнением до сих пор еще считаются в определенных кругах и не гнушаются делиться интересными новостями.

— С тобой пришла юная леди. Представишь меня ей?

— Она низшая. — Я сразу расставил точки, чтобы исключить возможное непонимание и не слишком благожелательное отношение.

— Меня подобной характеристикой давно уже не удивишь.

Я пригласил Бэсс войти, представил их друг другу. Рыжеволосая не показала вида, что удивлена необычной внешностью моего родича. Тот встал, подошел к ней, и мне показалось, что он хочет взять ее за подбородок, чтобы лучше рассмотреть лицо.

Бэсс сделала шаг назад и посмотрела на Лиса с плохо скрываемым вызовом. Тот усмехнулся и с каким-то странным выражением сказал:

— Кто бы мог подумать, что память крови настолько сильна, девочка. Крадущая детей — твоя мать?

— Да.

— Так я и подозревал. Присаживайся в свободное кресло. Налить тебе что-нибудь выпить? Тиль! Не подходи к окну!

Старик всегда очень нервничает, когда я начинаю проявлять излишнее любопытство. Он считает, что стоит мне высунуть нос в окно, так меня сразу же сцапает если не Всеединый, то какая-нибудь сгоревшая душа.

Хотя на пустой круглой площади, окруженной домами с забитыми окнами и заколоченными дверями, никогда никого нет и всегда царит ночь.

— Там появился обелиск, — озадаченно сказал я.

— Он уже лет десять как поставлен, — проворчал Старый Лис.

— Кем поставлен?

— Не имею ни малейшего понятия. Хотите выпить, юная леди?

— Нет. Спасибо. С вашего позволения, я подожду Тиля в приемной.

— Как вам угодно. — Его нисколько не удивил ее отказ. — Было приятно увидеть вас, юная леди.

Она сухо попрощалась и вышла, плотно притворив за собой дверь.

— Скромная девушка, несмотря на то что низшая, — сказал дядя, хотя я видел по глазам, что его мысли сейчас блуждают очень далеко отсюда. — Кто она тебе, Тиль?

— Хороший друг.

— Друг… — Он посмаковал это слово и начал чистить трубку. — Хорошо. Пусть так и остается. Дружба с низшей — это не так уж и плохо. Впрочем, я отвлекся от главного. Рассказывай.

Мне потребовалось больше часа, чтобы он узнал историю, начавшуюся с момента «Девятого скорого». Он сидел с закрытыми глазами, словно спал, но его выдавали лисьи уши, ловившие каждое мое слово.

Когда я завершил рассказ, за распахнутым окном все так же властвовала бесконечная ночь.

— Начнем с самого элементарного, — не открывая глаз, протянул дядюшка и усмехнулся: — Если все затеяно ради той девчонки, которая так вскружила тебе голову, то… тебе следует ждать, а не нестись вперед сломя голову. Раз ты ей нужен — она придет.

— Все гораздо сложнее, — раздельно произнес я. — За эти недели многое изменилось. Эрин оказалась лишь маленьким звеном в этой истории. Она связана с Носящими красные колпаки, те с пророком, а пророк с Ночным Мясником. Убит мой друг, и я хочу докопаться до истины.

— В одиночку? — Он презрительно клацнул зубами. — Ты вообще считаешь разумным утаивать важную информацию от Скваген-жольца?

— В тебе говорит чэр, долго работавший на правительство.

— Я и был этим правительством! И знаю, о чем говорю.

— Представь себе, шесть недавних лет заставили меня относиться к Скваген-жольцу в гораздо более пренебрежительном ключе, чем раньше.

— Среди них есть нормальные и честные сотрудники.

— Охотно верю. Но, к сожалению, мне они как-то не попадались. Впрочем, ты прав, — не стал спорить я. — Поговорю с кем-нибудь из жандармов. Как только уйду от тебя. Обещаю.

— Нет уж! Нет! — Он встал, взметнув хвостом воздух. — Ты хотя бы представляешь, что сейчас происходит в городе?! После убийства эр'Дви началась настоящая охота на ведьм. Идут повальные аресты. Мои источники говорят, что «Сел и Вышел» уже трещит по швам. Князь дал серым карт-бланш, и они имеют право проверять и задерживать всех, даже благородных. У тебя будет масса неприятностей. Так что теперь не дергайся. Я знаю, кому и что сказать. Передам твою историю. Ладно! Ладно! Про эту Эрин говорить ничего не буду, раз ты так хочешь. Вряд ли она поможет поймать Ночного Мясника.

Я не стал указывать ему на противоречие, когда он только что, не больше минуты назад, пенял мне, что я не бегу с новостями к жандармам, и тут же предупреждает, чтобы я этого не делал.

— Кто говорит о Ночном Мяснике? — Мне вдруг почудилось, что я слышу доносящееся с улицы пение, и, внезапно почувствовав себя неуютно, я постарался больше не смотреть в окно. — Эрин способна помочь лишь с Носящими красные колпаки.

Дядюшка желчно рассмеялся:

— Держи карман шире! Иногда мне начинает казаться, что мой племянник идиот.

Я почувствовал, как Анхель мгновенно взбеленилась, но я, зная характер родственника, даже и ухом не повел:

— Спасибо за откровенность.

Он кивнул, принимая благодарность как данность:

— Впрочем, чего с тебя взять? Ты столько лет был оторван от мира, многое пропустил. Политикой интересуешься мало, а тем, что политика скрывает, еще меньше. Все новости узнаешь, как я понимаю, из этих газетенок, которым нельзя верить так же, как скангерам из помойки. Мое мнение насчет Носящих красные колпаки очень простое — серые жандармы ловят призрака, который давным-давно развеялся по ветру.

Я нахмурился:

— Что ты хочешь сказать?

— То же самое, что сказал эр'Хазеппе и другим чэрам, хоть они и не пожелали слушать выжившего из ума старика. Ты знаешь историю Колпаков? Те цели, которые они преследуют?

— В общих чертах.

— Они собрались из лучэров. В противовес Свидетелям крови Багряной леди. Но не для того, чтобы с ней бороться. Нет. Преследовать противоположные интересы. Багряная леди хочет если не уничтожения нашего народа, то хотя бы равенства, хотя куда уж больше! И так все равны!

— О равенстве я слышу впервые. Проповедники секты, прежде чем их успевают заткнуть, орут о том, что лучэры поработили всех остальных, что мы — отродье тьмы и нас следует утопить в море.

Он согласно кивнул:

— Носящие красные колпаки видят проблему несколько иначе. Мы, лучэры, — избраны Всеединым и должны нести праведность, закон и порядок в массы. Осчастливить более темные народы, даже если они сами не понимают своего счастья.

— Мне казалось, что у этой секты куда более примитивные цели — укрепить власть лучэров, а всех остальных бросить в навозную яму, — возразил я ему.

— Это эволюция их стремлений. Но первоначально об этом не думалось. Или не афишировалось для общественности. Но довольно быстро, меньше чем за полгода, Носящие красные колпаки пришли к подобным мыслям. Раньше их еще худо-бедно терпели, но после смены курса политических взглядов тут же объявили запрещенными и взяли под плотный контроль со стороны Скваген-жольца. Туда много кто попал, хотя секта никогда не превышала тридцати — сорока членов. В основном в ней находились лучэры, считающие другие народы менее важными для исторической действительности.

— Мне говорили, что среди них оказалось какое-то количество молодежи. Студенчества. В том числе и из уважаемых фамилий.

— Верно. Поэтому на секту какое-то время смотрели закрыв глаза. Дети перебесятся и успокоятся, считали некоторые. Так и случилось, кстати говоря. Самые умные, поняв, что игры закончились и дело пахнет серьезной кровью, быстренько ушли из Колпаков. Еще какую-то часть вытащили за шкирку родители. Из серьезных и влиятельных чэров, которые тоже сочувствовали этой организации, почти все разбежались. Одно дело думать и, в крайнем случае, говорить. Совсем другое — перешагивать черту закона. Остались лишь самые безнадежные, идейные и ненормальные. Не побоюсь этого слова — отбросы нашего племени. Они-то и устроили заваруху, после которой обыватели узнали, что есть такая секта — Носящие красные колпаки. До этого о подобной организации слышали лишь осведомленные господа из серого отдела, и она ничем не выделялась из двух десятков других.

Дядюшка потянул носом осенний воздух и, поколебавшись, закрыл окно.

— Обновленные Колпаки решили, что разговорами, лозунгами и мазаньем стен мало чего добьешься. Чтобы испугать Иных — требуется перейти к решительным действиям. Устроить показательный террор. Далее последовал взрыв на Центральном вокзале, попытка захватить цеппелин, несколько убийств в районах Иных, в том числе и уважаемых членов общества, находящихся на службе в городской управе, а также армии. Довольно быстро эти кровожадные господа оказались загнаны в глубокое подполье и внезапно прозрели. До них наконец-то дошло, что власть в лице благородных чэров совсем не рада происходящему. Что она не поддерживает их, а лучэры не выходят на улицу с оружием и не пытаются утопить младшие народы в крови. Их следующим умозаключением было желание уничтожить предателей крови. И вот тогда Носящие красные колпаки перестали существовать.

— Я помню. Их перебили. Как считалось, всех до единого.

Стэфан одобрительно пробурчал что-то. Он тогда очень интересовался этой историей.

— Так и есть. Реверансы остались в прошлом. Серый отдел сработал грамотно и абсолютно безжалостно. Облавы прошли по всему городу. Уничтожили несколько боевых ячеек, в том числе и командиров, провели аресты, посадили под замок сочувствующих, еще нескольких, самых безобидных, отправили на рудники. Еще раз хочу обратить твое внимание — Носящих красные колпаки раскатали в лепешку, и от них осталась только память.

Он посмотрел на меня, ожидая, когда я переварю информацию, но я продолжал молчать, давая ему завершить историю. Старый Лис тяжело вздохнул и сказал:

— Скваген-жольцу запудрили мозги. Я видел доклад, который лег на стол Князю какое-то время назад. Секты больше не существует.

— Они считают, что руководители уцелели и сформировали новую боевую ячейку.

— Все так считают, — проворчал он. — Кроме меня.

— На это есть причины?

— Знаешь, кто был главой Носящих колпаки, когда они только собрались? Чэра Фиона эр'Бархен.

Я удивленно присвистнул.

— Но она достаточно быстро поняла, что не может управлять теми, кто настроен действительно решительно. Ей хватило ума догадаться, что еще немного, и паровоз, который она создала, переедет ее. Поэтому эр'Бархен пошла сразу к Князю, объяснила, что преследовала лишь интересы нашего народа и не желала, чтобы пострадал хоть кто-то. — Дядюшка внезапно сменил Облик, став седовласым широкоплечим мужчиной, лицо которого густо заросло бородой. — Она всегда была скользкой и изворотливой змеей. Ей удалось оправдаться и даже сохранить своей пост в Палате Семи, хотя в Академии Доблести Фиона власть потеряла, и ей пришлось уйти на вторые роли. Важно другое — она рассказала эр'Дви обо всех, кто состоял в Колпаках после того, как они встали на путь террора. Слышишь, Тиль? Обо всех. Поэтому я и уверен, что серому отделу удалось уничтожить Носящих красные колпаки.

— Но ведь эр'Дви не наивный мальчик. Он должен был знать то же самое, что и ты. И в то же время считал, что часть преступников выжила. Он сам мне говорил об этом.

— Не спорю. Но вспомни вот о чем. Те, кто напал на тебя. Те, кто убил пророка. Те, кто пришел в твой дом. Те, кто пытался похитить эту девчонку. Среди них были лучэры?

— Hет. Только люди.

— Так я и думал… Носящие красные колпаки защищали интересы лучэров и целиком и полностью состояли из лучэров. Никаких людей, мяурров или же фиосс. Разумеется, это закрытая информация и в газетах ты ее никогда не найдешь. Правительство не желает, чтобы обыватели знали, что среди благородных чэров тоже есть свои отщепенцы и не согласные с действием правительства.

— Они могли изменить правила, если никого не осталось, — высказал я предположение.

— Не могли. Это не подходило под их доктрину консерваторов и борцов за чистую кровь. Только не люди. Для них это самые ненадежные и нестабильные союзники. Я хочу лишь сказать, что старые Носящие красные колпаки мертвы, а эти, новые, прикрылись грозным именем, чтобы многие, например, такие, как ты, не искали первопричину их делишек.

— Считаешь, что серый отдел Скваген-жольца этого не знает? — с иронией вопросил я.

— Отчего же не знает? Они ведь не дураки. Но не понимаю, почему эр'Дви должен был тебе что-то рассказывать. Особенно если это касается истинных дел в городе. Ведь ты тоже был с ним не совсем откровенен. История о выживших членах террористической организации показалась ему более правильной, чем истина.

— А истина в чем?

Он посмотрел на меня тяжелым, пронизывающим взглядом:

— Истина в том, племянник, что эр'Дви мертв, в Рапгаре происходит непонятно что, Ночной Мясник на улице, какие-то ублюдки в натянутых на лицо красных масках ищут какую-то девчонку, которая была секретарем у какого-то чиновника и украла у него какой-то очень ценный предмет.

Я ничего не рассказал ему про платок, считая, что это лишь моя тайна. Моя и Эрин.

— То есть ты признаешь, что не знаешь, что творится?

— Какой ты догадливый, — проворчал он. — Я знаю, что в последнее время серый отдел стоит на ушах, пытаясь разгадать то ли заговор, то ли грядущий теракт. Но это все, что мне известно. Я давно уже не в Палате Семи, и такую информацию мне не считают нужным сообщать. Просто помни: если ты глубоко залезешь в болото, то можешь и не вылезти. И, разумеется, не ищи Красных колпаков, чтобы обнаружить девчонку. Их нет.

Старый Лис взглянул на часы, достал бумагу и взялся за перо:

— Накидаю записку для Скваген-жольца, пока мы разговариваем. Пусть поднимут информацию по сумасшедшим, живущим в городе. Давай пока вернемся к случившемуся с тобой. Ты изначально неправильно начал поиск. Господа с пистолетами и красными тряпками на морде — мелкая шушера. Обычные граждане, которых не отличить в толпе. Следует бить по магу. Изначальных волшебников не так много, как обывателей. Я говорил с эр'Хазеппой, они проверили Академию Доблести, но ничего не смогли найти. Следовательно, одно из двух. Либо этого парня давно считали мертвым, либо ищут не там, где нужно. Скваген-жольц сейчас трясет всех, кто хоть как-то связан в Рапгаре с волшебством. Даже шарлатанов. Но пока безуспешно.

— Меня не интересует маг, дядя. Да и Красные колпаки по большему счету тоже. Я пришел из-за Безумного уголька. Ты что-нибудь знаешь об этом пожаре?

— То же, что и все. Пожар случился ночью, здание было старым, огонь начал распространяться по перекрытиям. Когда все очнулись, клиника была охвачена пламенем. Куча трупов. Мало кого удалось опознать. Конец истории.

— Но ты же был в совете попечителей!

— И что?! — фыркнул он. — Я давал деньги на благотворительность, чтобы получить скидку по налогам. Иногда приходил на собрания, где опять же давал деньги. Я не лез в управление больницей и, когда она сгорела, извини за цинизм, стал помогать университету Маркальштука.

— Ты же учился в Кульштассе!

— И что с того? Нынешний ректор большой идиот, и улучшать его финансирование не в моих интересах!

— Сколько умалишенных выжило при пожаре?

— Немного. Почти всех переловили жандармы в течение первой половины дня после побега. Это было не очень сложно с учетом того, что больные носились по Рапгару в пижамах. — Он рассмеялся и добавил: — Твоя идея о пророке и Ночном Мяснике, которые сидели в одной камере, имеет право на жизнь. Скажу даже больше — она хороша. Но подтвердить или опровергнуть ее я не в силах. Огонь, знаешь ли, безжалостен. Кроме пациентов и врачей сгорела вся документация. Извини, что я ничем не могу тебе помочь.

Я чувствовал глубокое разочарование, но докучал ему вопросами еще минут десять, прежде чем окончательно сдался. Он вновь принял Облик и, небывалый случай, отправился меня провожать, аргументировав это тем, что не желает, чтобы мы ошиблись дверью и вышли вместо улицы на площадь.

Бэсс терпеливо дожидалась нас в приемной с книжкой в руке, взятой с ближайшей полки. Дядя, который терпеть не может, когда без разрешения трогают его вещи, а особенно книги, на этот раз удивительным образом промолчал.

Старый Лис повел нас совсем иной дорогой, через светлые, чистые комнаты, в которых едва уловимо пахло свечами и в многочисленных цветочных горшках росло множество комнатных растений. На обеденном столе, придавленная по краям бронзовыми подсвечниками, лежала карта города. В нее были воткнуты алые булавки.

— Это что? — полюбопытствовал я.

Он проследил за моим взглядом, неловко улыбнулся:

— Деяния Ночного Мясника. Теория вероятностей тропаелл в действии. Отмечаю места, где произошли убийства, и пытаюсь угадать, где произойдет следующее. В клубе «Шесть четверок», который ты теперь так успешно игнорируешь, этим занимается большинство членов. Уже давно делаются крупные ставки.

Я поморщился. Как это похоже на наше высшее общество — играть на крови и считать, что их-то это никак не коснется.

Глава 22

КНЯЗЬ И НАЧАЛЬНИК

— Ты узнал все, что хотел? — спросила меня Бэсс, когда мы уже подходили к мосту через канал.

— Нет. К сожалению, нет.

— Жаль. И что теперь?

— Поедем домой.

Она кивнула и поинтересовалась:

— Тебя не напрягает, что я живу в твоем доме?

— Мне приятно, что ты моя гостья. — Я нисколько не кривил душой.

Мне досталась обворожительная улыбка, которую не портили даже острые зубки.

— Чаще всего я жила у Данте.

— Правда? — изумился я. — Раньше никогда там тебя не видел.

Она скорчила рожицу:

— Он не считал нужным нас знакомить. У меня там есть своя комната. И я снимаю квартиру на острове Легионеров. Как ты понимаешь, меня не слишком-то тянет возвращаться в Город-куда-не-войти-не-выйти.

Я лишь сочувственно цокнул языком. Жить в царстве Тьмы, по-иному это место и не назовешь, менее приятно, чем в цивилизованном городе.

— Ты часто туда возвращаешься?

Она нахмурила рыжие брови, поправила черные очки на носу:

— Не чаще одного раза в месяц. Просто отмечаюсь у властей, поливаю кактус, приношу некоторое количество вещей отсюда нуждающимся и почти сразу же ухожу. Ты бывал у нас?

— Да. И не единожды. У меня там были раньше… знакомые.

Бэсс поняла, что я не очень расположен общаться на эту тему, и с интересом изучила большую афишу, приклеенную на стену ближайшего здания. Ее текст гласил о скорой премьере новой пьесы Арчибальда.

Направляясь к трамвайной остановке, мы оказались на довольно оживленной улице Небес, кардинально отличающейся от той, что была в Темном уголке. Мимо нас прошли две прилично одетые чэры с зонтами, хотя ни дождя, ни тем более яркого солнца над Рапгаром не было.

Я поприветствован их, сняв шляпу, они вежливо кивнули и ожгли Бэсс презрительными и в то же время ошеломленными взглядами.

Девушка рассмеялась:

— Курицы не могут понять, что связывает такого чэра, как ты, с какой-то уличной девкой.

— Ты не выглядишь уличной левкой.

— Для тебя. Но не для дам из высшего света. Посмотри на меня. Прическа сделана не по правилам, никто из них не осмелится собрать волосы в два хвоста. А одежда? Моя юбка слишком вызывающа, потому что короче установленной нормы почти на две ладони. «У истинной леди не должно быть видно щиколоток», — язвительно процитировала она кого-то.

— Тебя это беспокоит?

— Меня?! Ну уж нет! Иначе бы я соответствовала нормам общества, которое никогда не пустит меня даже на порог. Носить в повседневной жизни этот ужасный корсаж, быть скованной им, словно сотней правил и законов? Брр! Я привыкла быть пластичной, подвижной и легкой. Мне далеко до консерватизма, порой встречающегося в вашей кастовой системе. Тиль. Рыжая Бэсс предпочитает свободу. Вот как эта кошка.

Уже почти минуту рядом с нами, не приближаясь, но и не удаляясь, бежала тощая серая кошка с ясными, чуть зеленоватыми глазами.

— Она — настоящая женщина нашего времени, — улыбнулась девушка, и я пожалел, что не вижу ее глаз за темными стеклами очков. — Свободна от условностей, правил и мужчин.

Девушка оглянулась, смотря вслед удаляющимся дамам:

— Знаешь, я, наверное, не права, но жалею их. Они потеряли легкость жизни. Нет. Не из-за корсажей, длинных юбок и сложных причесок. А из-за той дистанции, на которой им всегда приходится находиться от мужчин, сдерживая свое стремление быть настоящей женщиной.

Грохоча колесами, под песнь маленького народна, с удобством расположившегося на крыше, подполз массивный трамвай. Оказавшись внутри, мы расположились на втором этаже, и я спросил:

— В чем выражается твое стремление быть настоящей женщиной?

— Всего лишь оставаться самой собой, несмотря на ситуацию. Если любишь кого-то — люби и забудь об условностях, которые тебе пытаются навязать окружающие. Считаешь кого-то врагом? Борись с ним в открытую! Эти вечно каменно-вежливые лица, не меняющиеся никогда и ни за что, даже в постели, даже во сне, навевают лишь смертную скуку и жалость. Мы запираем разум и эмоции, и, поверь, не всегда это хорошо.

У нее были свои мысли на любой счет Возможно, спорные, но всегда интересные. Мы проболтали с Бэсс всю дорогу, и низшая, которая внезапно и к моему удивлению стала моим другом, на время заставила меня забыть о тех горестях и проблемах, что преследовали меня несколько последних недель.

Когда трамвай уже подъезжал к нашей остановке в Олле, мы заговорили о танцах.

— Даже здесь натыкаешься на множество правил, Тиль. Жестких условностей, которые сжали нас в крепкие тиски. Танцы разучиваются с самого детства. Одни и те же движения, повторяемые до бесконечности, одно и то же расстояние между партнерами. Мужчина не смеет прикоснуться к женщине, хотя хочет этого. Женщина не может обнять мужчину, хоть и мечтает об этом. Танцоры почти не смотрят друг другу в глаза, почти не касаются друг друга. Танцевать без перчаток — это уже вызов обществу и потеря репутации.

— Ну многие считают, что свои эмоции можно выражать и другими способами.

Она фыркнула:

— Просто эти многие боятся уравнять женщину в правах с собой. Дать ей волю мыслить, ощущать и быть ответственной за свою собственную судьбу. Вести в танце наравне с мужчиной. Поверь, мы это умеем делать не хуже вас.

Я улыбнулся, соглашаясь, и поддел ее:

— Что думает Данте обо всем этом?

— Смеется. Но чаще говорит, что я права. Рапгар похож на древнее чудовище. Неповоротливое и с трудом принимающее все новое. Уже полгода как в Жвилья появились эти новомодные танцы — лисий танец и быстрый шаг ^[37], но у нас они до сих пор считаются верхом неприличия за нарушение дистанции между мужчиной и женщиной. Максимум, что считается приличным, так это вальс, да и то столь консервативный, что хочется умереть.

— Любишь танцевать?

— Говорят, моя мать неплохо танцует. Наверное, мне передалось это от нее. Наша остановка?

— Да.

Мы вышли из трамвая и пешком прошли квартал до моего дома. Я с удивлением посмотрел на большую карету, запряженную четверткой лошадей, стоявшую у дороги напротив особняка.

— Ждешь гостей? — поинтересовалась Бэсс.

— Нет.

Крючконосый профиль чэры эр'Тавии виднелся в окне дома напротив. Старуха, в отличие от меня, точно знала, кто приехал.

Дверь распахнул взволнованный Бласетт:

— Чэр. К вам люди от… Князя.

— Надеюсь, они не скучают? — Я остался безучастен к новости.

— Они пьют чай.

— Чэра Алисия?

— Я рекомендовал ей не покидать своей комнаты, пока чужие в доме.

— Великолепно. Бэсс…

— Подожду в библиотеке. — Она поняла все без лишних слов и. шурша юбкой, скрылась.

— В чем дело? — заволновался Стэфан, да так, что сразу охрип. — Что им нужно?

Анхель предложила вышвырнуть незваных гостей, но я успокоил амнисов, попросив не паниковать раньше времени.

Два господина, лишь один из которых был человеком, дожидались в гостиной. Они встали, приветствуя меня, и черноглазый лучэр сказал:

— Чэр эр'Картиа, нам поручено передать вам письмо. Он протянул узкий, чуть желтоватый конверт. На печати

был изображен герб правящей династии — цапля в корявом многоугольнике. Я достал Анхель, уже принявшую форму ножа для бумаг, вскрыл конверт, развернул дорогую бумагу и прочитал всего лишь три строки:

«Любезный чэр эр'Картиа.

Жду вас сегодня.

Князь».

Вот и все. Ни объяснения причин, ни вопросов, удобно ли мне это. Князь ждет, а когда такое происходит, ему не принято отказывать.

— Вам требуется время, чтобы собраться? — спросил чэр, имени которого я так и не узнал.

— Нет. Не будем задерживать Владыку.

В княжеском дворце, расположенном в южной части Небес, я бывал несколько раз на ежегодных балах, устраиваемых для уважаемых жителей Рапгара и высокородных чэров. Но в этой части дворца я никогда не был. Центральное здание, так напоминающее огромную еловую шишку, осталось позади, мы вошли в северное крыло, где я пережил обычную процедуру проверки, сдал амнисов и получил в награду за это браслет, блокирующий мой Облик и Атрибут.

Череда коридоров и залов в другое время могла бы поразить меня своим великолепием. Это была старая часть дворца, отстроенная еще с помощью амнисов. Но сейчас я думал лишь о том, в чем причина столь странного приглашения, и с некоторой озабоченностью смотрел на лица проходивших мимо меня людей и лучэров. Эмоции у мужчин были одинаковыми — тревога и решительность. На лицах немногочисленных женщин я видел испуг.

Меня провели в большую, украшенную изящной лепниной приемную, где вдоль стен стояли удобные диваны. На одном из них страдал от ожидания лохматый ка-га с бирюзовой лентой через плечо, на которой висела куча медалей и знаков отличия его народа. Судя по всему, он входил в славный род мануфактурщиков, контролирующих процентов сорок территории Дымка.

Ка-га покосился на меня, перестал болтать короткими ножками и нахохлился. Минут через пятнадцать к нему подошел один из младших секретарей и предложил следовать за ним.

Я предполагал, что ждать придется долго, так что не стал нервничать и с безучастным видом принялся наблюдать за тем, как в многочисленные двери входят и выходят люди и нелюди. Еще через полчаса один из посетителей узнал меня и окликнул.

Это был дальний родственник Катарины, в былые годы мы играли с ним в вист в паре, и в общем-то он этими играми остался доволен, заработав достаточно денег, чтобы заплатить за офицерский чин. Сейчас мой партнер по висту служил в каком-то артиллерийском полку на юге страны и, насколько я помню, по словам Кат, пытался выбить себе разрешение на перевод в одну из колоний.

Мы поприветствовали друг друга, и он поспешил поделиться радостью:

— Переводят. На Кирус!

Я сдержанно поздравил его, и военный, присев рядом, сказал:

— Весь полк. Думаю, окажемся на передовой.

— Собираетесь воевать?

— Вся страна собирается. Утром пришла военная сводка, ее уже отправили в газеты, так что никакого секрета в этом нет. Война началась!

— Плохо.

Он посмотрел на меня с жалостью, но с энтузиазом продолжил:

— А что оставалось делать Рапгару после того, как Малозан бросил вызов?! Князь подписал указ, Палата Семи его единогласно одобрила.

— Что такого совершил Малозан?

Его улыбка тут же растеряла всякую радость:

— Наш Второй флот уничтожен. Малозанские выродки поймали их в проливе Ардэк. Поставили орудия на берегу, выход перекрыли минными полями, а в тыл ударили вражеские корабли, которые проморгала наша разведка. Береговые батареи стреляли в упор и почти сразу же уничтожили мостик «Чэры Марии-Александры» вместе с адмиралом эр'Таньей. В проливе не было возможности маневрировать, первая и вторая эскадра оказались в ловушке. Те, кто не ушел на дно, сгорели. Третья эскадра смогла организованно отойти под обстрелом и попыталась прорваться, но попала на мины. Их флагман — новейший броненосец «Пламя» — погрузился в воду меньше чем за минуту. «Светлячок» и два легких крейсера прикрывали отход миноносного и третьего броненосного отряда. Через час тяжелого боя «Светлячок» пришлось затопить. И только одному из крейсеров удалось уйти.

— Сколько мы потеряли? — глухо спросил я.

— Двадцать три корабля потоплено. Больше пяти тысяч погибших, почти семь тысяч взяты в плен. Берега Кируса остались без надежной защиты, и Малозан начал перебрасывать войска на северную часть острова. Вот такие неутешительные новости, мой друг. Ну мне пора. Вечером грузимся в эшелоны. Будем живы — увидимся.

Мы попрощались, и он ушел.

Малозан, выжидавший все это время, нанес сокрушительный удар не только по нашей армии, но и по престижу страны. Князь не мог такое проглотить. То, о чем многие лишь говорили, то, во что многие не верили, — случилось. Страна впервые за последние тридцать лет вступила в крупномасштабную войну.

Появился один из старших секретарей в парадной ливрее и пригласил меня следовать за ним. Через одну из дверей мы прошли в зал со стеклянным, похожим на чешую потолком. Он был затоплен светом и полон отражений. Теперь по пути нам часто встречались караулы гвардейцев в алых мундирах и приплюснутых фуражках.

В одном из коридоров я столкнулся с двумя пиклями, которые, как видно, возвращались с аудиенции. Эти высокие невыразительные создания, несмотря на то что ходили на двух ногах, очень напоминали черепах. Вытянутые лица, роговые клювы, темные, ничего не выражающие глаза, морщинистые шеи. Их округлые тела скрывали пепельные плащи из плотной, похожей на струящуюся воду ткани, но все прекрасно знали, что под ними находится полупрозрачный черепаший панцирь, который сияет и пульсирует, когда эти существа начинают вырабатывать в себе электричество. Правая рука пикли очень похожа на человеческую, зато левая является клешней, которой позавидовали бы все морские омары. Эта штука без проблем режет листовую сталь, словно бумагу.

Они прошли мимо, даже не взглянув на нас, а секретарь что-то сказал гвардейцам возле дверей. Один из них, в чине лейтенанта, внимательно изучил браслет на моем запястье и сказал вежливо, но непреклонно:

— Нам придется обыскать вас, чэр.

— Делайте то, что нужно, офицер.

Человек благодарно кивнул, толкнул двери в зал, где под полом гудели генераторы, а на дальней стороне стоял еще один гвардейский пост возле установки метателя пуль.

Меня провели через сияющую желтым рамку, знакомую мне после посещения Скваген-жольца, затем поводили над одеждой каким-то неприятно гудящим жезлом и, когда с формальностями было покончено, разрешили пройти в святая святых — жилое крыло дворцового комплекса.

Здесь, среди прекрасных античных статуй, застыла большая хаплопелма, на боку которой был нарисован герб гвардии. Эдакое лохматое кобальтовое чудовище, забравшееся в храм искусства и уснувшее, поразившись красотой этого места. Впрочем, впечатление, что гвардеец спит, оказалось крайне обманчивым. Когда я проходил мимо, ее хелицеры едва заметно шевельнулись.

Секретарь провел меня в следующее помещение и оставил одного, сказав:

— Подождите, пожалуйста, чэр. Вас позовут.

Я протомился еще минут сорок, слоняясь без дела в белоснежных покоях, стены которых были украшены древними географическими картами, а на полу стояла на аметистовой подставке статуя шестирукого божка, привезенная из Магара. Здесь же висели красивые картины, иллюстрирующие природу наших колоний — начиная от бесконечных травяных прерий Еронии и заканчивая белоснежными острозубыми хребтами магарских гор.

Было видно, что эти помещения жилые — стеклянные двери выводили в уютный осенний сад, но за все время, что я здесь находился, никто не появился. На улице между тем по-смурнело, и по стеклу поползли дождевые капли.

Дверь распахнулась, в зал вошла высокая, стройная, молодая женщина. У нее были великолепные белоснежные волосы, собранные в сложную, но вместе с тем очаровательную прическу. Длинные юбки едва слышно шелестели, пока она шла к окну. Девушка прислонилась лбом к холодному стеклу и стояла так, не двигаясь, примерно минуту.

Меня она не заметила, так как я находился в противоположной стороне покоев, рядом с большим штурвалом от старого парусного линкора прошлого Князя. Я, испытывая некоторую неловкость, едва слышно кашлянул, дав о себе знать.

Она вздрогнула, отпрянула от окна и, резко повернувшись, взглянула на меня. У нее, как и у ее отца, были алые глаза. Мы смотрели друг на друга меньше секунды, ее лицо вспыхнуло, и женщина, сама того не желая, подняла руку и коснулась висящего на шее кораллового ожерелья.

Того самого, которое я пообещал в своей прошлой жизни подарить Клариссе и с которого начались все мои неприятности.

Ее губы шевельнулись, но не произнесли слов. В следущее мгновение она отвернулась и с идеально прямой спиной направилась прочь. Но когда женщина коснулась ручки двери, она остановилась и почти десять секунд стояла не шевелясь, словно что-то решая для себя. И вот уже она идет ко мне.

Не знаю, как описать те чувства, что бушевали в моей душе в ту минуту. И удивление, и печаль, и сильная неловкость, и… даже страх. Страх услышать то, что, казалось бы, я уже давно пережил.

— Чэр эр'Картиа. — Голос у нее был надломленный, но взгляд она не отвела.

— Княжна. — Я поклонился. — Рад видеть вас в добром здравии.

Женщина нетерпеливо кивнула, принимая мои слова, и прошептала:

— Чэр эр'Картиа, мне важно сказать вам… Я… — Она глубоко вздохнула и, набравшись сил, произнесла:

— Я хочу извиниться перед вами за то, что плюнула вам в лицо в зале суда. Я была неправа.

Моя щека дернулась, но я ответил ей со всей возможной мягкостью:

— Поверьте, Княжна, плевок в лицо — это самая малая из всех неприятностей, что случились со мной. Я давно уже о нем забыл и не держу на вас зла. Вам незачем просить у меня прощения.

— Я верю, что вы не виноваты в смерти моего мужа, и мне… мне так жаль, что с вами это произошло! Если бы я только могла все исправить, повернуть время вспять и не просить отца, чтобы он…

Княжна осеклась, посмотрела на меня с испугом, отвернулась, чтобы я не видел ее лица:

— Извините, чэр. Мне… мне надо идти.

Она почти выбежала из зала, даже не закрыв за собой дверь, а я с колотящимся сердцем подошел к окну и повторил то, что несколько минут назад делала младшая дочь Князя — прислонился лбом к холодному стеклу, по которому с той стороны стекали дождевые капли.

— Чэр эр'Картиа. — За мной пришел упитанный зеленоглазый чэр в мундире тайного советника по вопросам безопасности. — Князь готов вас принять. Поспешим.

По дороге я обратил внимание на герб, висящий на стене. Точнее, на его девиз: «То, что мы делаем для себя, умрет вместе с нами. То, что мы делаем для других, останется на века».

Эти слова приписывают Всеединому, хотя лично я сомневаюсь, что существо, создавшее всех нас, думало именно так, иначе бы мы получились гораздо лучше, чем есть на самом деле.

— Вы, разумеется, уже в курсе возникшей ситуации. Помните, что у Князя много дел, и не задерживайте его лишними вопросами, — поучал меня по дороге надменный советник.

Оставалось лишь пожалеть, что у меня нет трости, которой было бы очень приятно стукнуть по блестящему затылку этого господина.

В комнате, куда меня привели, оказалось сильно накурено и находились высшие военные чины.

— Адмиралтейство, доклад мне на стол через час. Остальные свободны до вечера, — прогремел Князь, и военные, встав со своих мест, гаркнули по привычному ритуалу:

— Князья не умирают!

Это уж точно. Князья не умирают. Мужчины этого рода — ближайшие потомки Всеединого из ныне существующих семей лучэров. И унаследовали некоторые особенности своего предка. Например, воскресать после смерти.

Они восстают из могил, как и митмакемы, ничего не помня о прошлой жизни, с той лишь разницей, что с воскресшим Князем нежелательно встречаться на узкой тропинке, так как ничем хорошим подобная встреча закончиться не может. Ибо они перерождаются в нечто иное, гораздо более близкое к истинной сущности Всеединого и его первых детей — сгоревших душ. Пребывая в вечном Облике, эти создания уничтожают все на своем пути, и о тех бедствиях, что они причинили миру в далеком прошлом, слагают темные легенды.

Чтобы такого не произошло в настоящем и то, что когда-то было Князем, не вырвалось на волю, создали Княжеские усыпальницы, двери которых надежно запечатывают. Иностранцам, когда они узнают, как реально обстоят дела, всегда очень странно, что у нас такие правители и мы их терпим. Но Рапгар не был бы Рапгаром, если бы им не управлял Князь. Это понимают все, даже самые революционно настроенные личности, а то, что случается с правителями после их смерти, давно никого не беспокоит. Когда тысячу лет живешь на пороховой бочке, как-то начинаешь забывать, что она еще может взорваться.

Офицеры расходились. Один из них, полковник мяурр, которого я видел на приеме у Катарины, приветливо мне кивнул. Вместе с военными ушел и мой провожатый, и я остался один на один с Князем.

Несмотря на триста лет бесконечно долгой жизни, ему можно было дать от силы сорок пять. Высокий, широкоплечий, подтянутый и сосредоточенный. Ничто, даже глаза, не указывало на то, что Князь глубокий старик. У него были густые белые усы, брови и бакенбарды, тонкий нос с резкими крыльями и близко посаженные рубиновые глаза. Открытый лоб, тяжелый подбородок, очень высокие скулы и тонкая красная линия маленького шрама у правого глаза.

Облаченный в белый мундир с золотыми пуговицами и золотыми погонами, он сосредоточенно собирал разбросанные по столу бумаги. На краю, в пепельнице, лежала непотушенная сигара. В воздухе вился сизый дым, который все расширяющимися клубами поднимался к потолку.

— А… эр'Картиа. — Он поднял на меня глаза и вновь занялся сбором документов. — Здравствуй.

— Приветствую вас, Владыка.

— У меня немного времени. Точнее, совсем его нет. Поэтому буду говорить быстро и прямо. Я не собираюсь извиняться перед тобой за то, что произошло семь с половиной лет назад. Я принял решение, которое счел правильным, и жалеть о том, чего уже не вернуть, не в моих правилах. Надеюсь, ты это понимаешь?

Я ничего не сказал, но мой взгляд ему не слишком понравился, что и неудивительно. Очень надеюсь, что он не ожидал, будто я стану уверять его, что в этом нет ничего страшного. Я чэр, у меня имеется свой взгляд на этот вопрос, и я не обязан ни перед кем расстилаться и снимать грехи с его совести. Даже если передо мной Князь.

Он гневно нахмурился и продолжил:

— Ты должен быть доволен, что не гниешь в камере и вновь на свободе, эр'Картиа. Я сделал все, что мог, чтобы исправить эту несправедливость. Впрочем, не скрою, здесь не моя заслуга, а дочери. Этого разговора не должно было быть. Я до сих пор не считаю его нужным.

— Но все же я здесь, Владыка.

— Моя младшая дочь… — Его лицо стало еще более жестким, чем прежде. — Она слишком переживает из-за случившегося. И не успокоится, пока я не поговорю с тобой. Я дал ей слово. Именно поэтому ты здесь. Надеюсь, тебе все понятно?

— Конечно. Мне понятно, что, если бы не младшая дочь, меня бы здесь не было. Поэтому не могли бы вы сразу перейти к делу? Он взял сигару, сунул ее в зубы:

— Иди за мной.

Я достаточно высок, никогда не считался слабаком с хрупким телосложением, но по сравнению с правителем Рапгара сейчас чувствовал себя сущим подростком. Его сила, его личность, его власть давила на любого, кто находился с ним рядом. Даже я, натура совершенно нечувствительная к магии, ощущал ту древнюю мощь, доставшуюся ему от Всеединого, что спала в его сердце. Один раз, когда Данте основательно напился, он рассказал мне, что лишь единожды видел Облик Князя и после этого не мог спокойно спать, наверное, лет десять.

С учетом того, что у старины Данте Облик тоже не цветочек и вызывает внутреннее содрогание у любого разумного существа (особенно когда мой приятель забывает принять лекарство), я даже не могу представить, что его напугало. Наверное, к счастью.

Те, кого мы встречали по дороге, вытягивались в струнку, приветствуя Князя. Тот иногда соизволял отвечать легким кивком, пыхтел сигарой и двигался мимо гвардейцев все дальше и дальше. Наконец, он толкнул плечом дверь и ввел меня в комнату.

Бывший глава Скваген-жольца Гвидо эр'Хазеппа встал с дивана.

— Расскажи ему все, что надо, — сказал Князь человеку. — Прощай, эр'Картиа.

— До свидания, Владыка.

Он ушел, закрыв за собой дверь.

— Тиль, здравствуй. — Гвидо дружелюбно улыбнулся. — Проходи. Садись. Князь попросил меня об одолжении. Наша беседа не займет много времени.

— Как тебе не на службе? Он рассмеялся:

— Даже лучше, чем я думал. Нормальный сон, нормальное питание и никаких нервных расстройств.

— Зачем я здесь?

— Чтобы узнать правду, я полагаю. Ты ведь хочешь понять, что произошло в ту ночь на вилле «Черный журавль». Это государственная тайна, в которую я не мог тебя посвятить без личного разрешения Князя. Надеюсь, ты поймешь и простишь меня.

Удивительное дело. Сегодня все внезапно заговорили о прощении. Впрочем, я был весь внимание, у меня даже вспотели ладони. Судьба решила преподнести на мой день рождения интересный подарок.

Вот только будет ли он мне нужен?

Гвидо помолчал, глядя в одну точку, и начал историю с того, что сказал:

— Когда тебя нашли в луже крови рядом с трупом чэра Малькома эр'Фавиа, у тебя в руке был нож. То, как был убит зять Князя, — я до сих пор вспоминать не хочу. Никто не выдвигал тогда теорий, почему ты потерял сознание. Увидев, что произошло с мертвецом, никто больше не интересовался твоим состоянием. Ты сам думал о том, что случилось?

— Меня оглушили. Чем — не знаю. Возможно, магией, — тихо сказал я, вспоминая окутавший меня свет. — Я говорил об этом Фарбо и Грею.

— Не хочу топтаться на своем позоре и ошибках моих подчиненных. Нас гнали и торопили как можно быстрее завершить дело. Князь стоял на своем. После того как я намекнул ему, что следует остудить голову и не гнать коней, потому что нам нужно время, чтобы разобраться, что к чему, он едва не разорвал меня на части. Что мне оставалось делать?

Если он ожидал сочувствия, то я ничем не мог ему помочь. Шесть лет в одиночной камере — долгий срок. А потеря жизни, точнее, того шанса, той вероятности состариться, которая есть у всех, как-то делает меня чуть более черствым к тем, по чьей вине, пускай и косвенной, меня отвели к палачу.

— После того как тебя казнили и все закончилось, наш отдел еще где-то полгода стоял на ушах. Но постепенно все успокоилось. А затем произошло новое убийство, как две капли воды похожее на то, в котором обвинили тебя.

Я вскинулся и подобрался, услышав это и уже начиная понимать, что за его словами последует откровение:

— Чэра эр'Фавиа убил Ночной Мясник.

Над моей головой лопнула струна. Кажется, я засмеялся, хотя сейчас мне хотелось лишь одного — разнести эту комнату к сгоревшим душам. Перед глазами у меня стояла картина из ночного переулка. Кровь и останки Грея.

— Кажется, я понимаю, почему Князь испытывал такое бешенство, когда увидел, что стало с мужем его дочери. Со мной еще поступили гуманно, а, Гвидо? Могли бы и придушить в первую ночь после ареста, — наконец тихо произнес я.

Я сложил руки на груди так, чтобы он не видел, как сильно дрожат мои пальцы. Эр'Хазеппа встал, загремел стеклянными графинами, коих здесь было в достатке, и налил мне полный стакан виски. Я проигнорировал его и постарался дышать ровно и глубоко.

Ночной Мясник — насмешка моей судьбы.

— Именно поэтому меня отпустили? Из-за второго убийства? — наконец спросил я эр'Хазеппу. — Это ваша веская причина?

— Не совсем, — неохотно ответил он. — Мы не могли исключать, что действовал твой сообщник, Тиль. Или же просто подражатель, хотя последнее было почти невозможно — детали смерти эр'Фавиа знали всего лишь несколько человек. Князь строго-настрого запретил оглашать подробности. Когда это случилось во второй раз, все стали бегать чуть ли не по потолку, но не обнаружили никаких следов. Убийство произошло в доме. Так что нам удалось и его скрыть от общественности. Грей и Фарбо не сомневались, что это кто-то из твоих компаньонов, хотя у меня было иное мнение. Я донес эту информацию до Княжны. Она была вдовой и имела право знать.

— А что Князь?

— Он не возражал.

— Но не стал подписывать помилование? — нехорошо усмехнулся я.

— Верно. Он считал, что ты к тому времени уже умер.

— И что же изменило его решение?

— Следующая смерть.

Я ошарашенно уставился на эр'Хазеппу:

— Сколько всею убийств вам удалось скрыть от общественности, Гвидо?

Бывший начальник Скваген-жольца пожевал губами, словно прикидывая, стоит ли говорить об этом. Затем посмотрел мне в глаза, кажется, понял, что я чувствую, и ответил:

— Шесть, если не считать мужа Княжны. Я присвистнул:

— Потому что они происходили в домах?

— Верно. Нам повезло, что никто из свидетелей так и не предал это огласке. Одно было в Небесах, два в Олле, еще одно в Сердце и два в Каскадах.

Я кивнул:

— Пожалуйста, продолжай.

— Когда случилась вторая смерть, это был отец чэры эр'-Раше… ведь ты знаком с ней?

— Верно.

— Тогда я уже знал, что ты ни при чем. И попытался пропихнуть твое помилование к Князю на стол. У меня, представь себе, это получилось. Точнее, не у меня, а у Княжны. Она настояла на твоем освобождении. Князю некуда было деваться, потому что, когда он подписывал бумаги, убили еще одного из той шестерки. Тут даже тупица поймет, что ты не виноват.

Очень странная штука жизнь — кто-то потерял ее, а другой из-за этого смог получить свободу.

— В общем, тебя выпустили, хотя официально и не назвали причин. На следующий день произошло очередное убийство, через три месяца — еще одно и через пять — последнее. А теперь все началось снова. Он вошел во вкус.

— Фарбо все равно считал меня виновным?

— До сих пор считает. И Грей тоже так считал. Им не по нраву было признаться даже самим себе, что они ошиблись. Не каждому хватит на это духа.

Мое лицо, наверное, выражало слишком глубокое презрение, и Гвидо понимающе улыбнулся, а я, глядя на хрустальный шар-люстру, сказал:

— Вот почему Фарбо встречал меня на вокзале и пытался проверить мое алиби. Он считал, что я вновь принялся за старое. Тупоумный… недалекий… ублюдок. Грей следил за мной в ту ночь? Да?

— Верно. Пытался вывести тебя на чистую воду, хотя я ему и говорил, что это пустая потеря времени.

— Бедняга искал Ночного Мясника, а вместо этого тот нашел его.

Эр'Хазеппа сочувственно цокнул языком:

— Одного не понимаю, Тиль. После убийства эр'Фавиа прошло целых шесть лет, прежде чем он вновь принялся убивать. Почему столь долгий перерыв? Чего он ждал?

— Наверное, того, когда сгорит психиатрическая клиника Святого Лира и он выйдет на свободу.

Он уставился на меня во все глаза, открыв рот от удивления, и мне пришлось поведать ему о своих догадках об убийце и пророке.

— Сказал бы ты мне об этом раньше, парень! — Гвидо вскочил и забегал по комнате.

— Я понял это только сегодня.

— Ну ничего! Это уже что-то! Возможно, получится зацепиться. Выходит, его упекли почти сразу же после того, как он убил эр'Фавиа. Я подниму старые дела, отчеты патрульных жандармов, может, там говорится что-то о странных сумасшедших.

Гвидо говорил так, словно вновь стал начальником Сква-ген-жольца. Что хорошо в эр'Хазеппе — он не боится теней неизвестности и не собирается отступать перед ними. Возможно, у него все-таки получится завершить дело, растянувшееся на долгих семь с половиной лет.

Я был бы рад этому.

Глава 23

КЛЕВЕР ВСЕЕДИНОГО

Я стоял на мосту, переброшенном между Небесами и Золотыми полями, и смотрел на черно-бурую воду пролива. Спокойные волны шелестели о гранитную набережную и разбегались перед носом паровой лодчонки. Она деловито пыхтела, неспешно ползя вперед, и ее старенькие, уже пережившие себя колеса, невесело хлопали по воде.

На рубке, вокруг вяло мигающего красно-зеленого фонаря, водили хоровод ребята из маленького народца. Заметив, что я смотрю на них сверху, они завизжали от восторга и замахали мне руками. Я, продолжая думать о своем, ответил на их приветствие.

Стэфан и Анхель быстро-быстро общались между собой на языке амнисов. Они обсуждали новости, которые я им принес.

Ночной Мясник… Я даже не мог предположить, что убийца так тесно связан со мной, что именно он ответственен за все, что случилось. Он где-то здесь, в Рапгаре. Дышит тем же воздухом, что и я. Возможно, ходит по тем же улицам, гуляет в тех же парках, посещает те же рестораны. Неизвестный, из-за которого я почти что мертв, где-то рядом. Именно о встрече с ним я мечтал в долгие дни заключения. Именно его имя искал в некрологах ежедневных газет.

Теперь я хотя бы знаю, кто виноват и является первопричиной моих бед. Осталось лишь найти его, а после… пусть мне и дальше говорят, что мести нет и она всего лишь иллюзия больного разума, за которую не стоит цепляться.

Стэфан осторожно кашлянул и поинтересовался:

— Как ты, мой мальчик?

— Со мной все хорошо. Просто задумался.

Воздух был таким холодным, что обжигал щеки, несмотря на полное безветрие. Кожу кололи едва уловимые глазом микроскопические кристаллики льда. Того и гляди пойдет настоящий снег. Бэсс оказалась права — погода катастрофически портится, хотя осени еще далеко до окончания.

Я поплотнее замотал шарф, надвинул шляпу на брови. Пора отправляться домой. Я простоял на мосту больше двух часов. Мальчишки-газетчики носились по улицам и горланили, не боясь застудить глотки:

— Война! Война! Катастрофа в проливе Ардэк! Уничтожен Второй флот! Князь объявил Малозану войну! В городе грозовая ситуация! Пойманы шпионы Малозана! Война! Война!

Я тоже купил газету, но читать не стал и сунул ее под мышку. Идти до трамвая было далеко, и хотя я любил его гораздо больше, чем экипажи, на этот раз остановил коляску, залез на сиденье и сказал вознице адрес.

— Если Князь не дурак, он сегодня же выведет гвардию из казарм и отправит на Ничейную землю. Иначе к утру от малозанского района мало что останется, — сказал Стэфан.

Я смотрел на свинцово-синее, гаснущее небо. Облака напоминали своим видом могильные плиты, которые вот-вот рухнут на Рапгар и похоронят его под своим весом. Беседовать мне сейчас совершенно не хотелось, но я все-таки ему ответил:

— Вот уж за кого тебе не стоит беспокоиться, так это за малозанцев. Они сами на кого хочешь нападут. К тому же, думаю, мэр уже отдал распоряжение жандармам выдвинуться на их территорию.

— Ты не знаешь людей, мой мальчик. Как только стемнеет, в городе найдется масса патриотов, которые решат помочь нашим войскам. Малозанцев и так-то в последнее время едва терпели, а теперь точно начнутся погромы. Не остановишь. И ты прав на их счет. У них всегда в подвалах горы оружия, так что, если только власть проспит, на южных окраинах развернется полномасштабная битва.

Он прав. Стоит кому-нибудь из малозанцев пальнуть, и без того озлобленные люди рассвирепеют настолько, что их уже будет не остановить. Но, если честно, мне по большому счету сейчас все равно.

Я залез в карман пальто, вытащил вскрытый конверт, в котором мне вручили приглашение к Князю. Мне захотелось выбросить его, но я решил не добавлять дворникам работы и убрал обратно. Почти минуту пребывал в задумчивости, не понимая, что меня смущает. Затем поспешно вытащил конверт снова и посмотрел на печать.

Как назло, из-за начавшихся сумерек я не мог различить детали, и поэтому пришлось привстать, чтобы оказаться возле фонаря, висящего рядом с возницей.

— Разворачивайся, милейший! — сказал я, убедившись, что оказался прав.

Я назвал адрес Данте, кучер недовольно посмотрел на меня, но, услышав, что получит двойную цену, больше не колебался.

— В чем дело? — забеспокоился Стэфан. — Все в порядке?

— Да! Все замечательно! — Я чувствовал, как на меня накатывает предчувствие, являющееся прелюдией азарта.

Того самого чувства, которое я давным-давно потерял и считал, что оно никогда уже ко мне не вернется. Кажется, я вновь был в игре, но только на этот раз игральный стол был куда больше и ставкой оказались не деньги.

— Может, ты объяснишь? — Амнис был раздражен моими чудачествами. — Я бы на твоем месте не выходил на улицу сегодняшней ночью. Конечно, если случатся волнения, то они произойдут на том берегу, но всегда найдется тот, кто готов воспользоваться оказией…

— Помолчи, пожалуйста. Мне надо собраться с мыслями. Он обиделся, а я закрыл глаза и попытался вспомнить.

Сложить все увиденное в одну полную картинку. Получалось не слишком, потому как было полно белых пятен, но, как сказал эр'Хазеппа, «возможно, получится зацепиться».

Когда коляска остановилась, я не глядя сунул вознице несколько банкнот и вылез.

— Данте… Какой сгоревшей души тебе понадобился Данте?! — недоумевал Стэфан. — Эй! Да что с тобой такое. Тиль?! Ты вообще меня слышишь?!

— Я кое-что нашел. Кажется. Давай расскажу, когда увижу Данте, чтобы два раза не повторять одно и то же. Хорошо?

Толкнув плечом незапертую калитку, я быстрым шагом дошел до особняка. Оба постамента по бокам лестницы были пусты. Из мрака послышался хруст, и на свет вышла горгулья.

— Привет, Зефир.

— Я Ио. Давно пора бы уже запомнить! — обиделся амнис.

— Другому будешь рассказывать. И можешь не прятать руку за спину. Я видел отбитый мизинец.

— Тебя не проведешь, — огорчился тот. — Привет, Не Имеющий Облика. Какими судьбами на ночь глядя?

— Хозяин дома?

— Вроде как… да. Надо у Ио спросить.

— Где ты его потерял? — спросил я, уже взбегая по лестнице.

— Территорию патрулирует. Эй! Эй! Оставь газету! Пожалуйста!

Я кинул «Время Рапгара» горгулье, стукнул в дверь, дождался, когда ее распахнет дворецкий.

— Чэр эр'Картиа, добрый вечер.

— Здравствуй, Марлан. Мне нужен твой хозяин. Срочно.

— Позвольте ваше пальто и шляпу.

Данте нашелся в подвале. С непередаваемой мукой на лице он ходил мимо бесконечных рядов винных бутылок и моему появлению не удивился, но тут же пожшювался:

— Не могу выбрать подходящего пойла к ужину. Гастон приготовил великолепную утку с жвильскими улитками. Требуется что-то легкое, с яблочным букетом.

— Забудь о вине! Мне нужна помощь.

— Я внимательно тебя слушаю, Тиль. — Он с тоской смотрел на винные залежи. — Кстати, где ты потерял Бэсс?

— Она у меня дома. Помнишь те книги, что я тогда видел у тебя на столе? Ты их нашел в шкафу и подготовил на продажу. Они еще у тебя?!

— Тише, мой друг. Тише. Нет повода так нервничать. Если ты так сильно хочешь читать, то нет ничего проще. Все, что мое, твое. Книги до сих пор валяются наверху. Покупатель так и не удосужился за ними зайти.

— Идем, ты мне нужен.

— Сколько прыти, — проворчал он, взял первую попавшуюся бутылку, затем, на всякий случай, еще одну и поспешил за мной. — В чем, собственно говоря, дело? Ты чего такой взбудораженный?

По пути буквально в двух словах я рассказал ему о пророке, своих догадках и визите к Князю. С его лица разом пропала всякая ирония, и он стал внимательным, как никогда.

— И при чем тут эта макулатура?

— Сейчас увидишь.

Стопка книг лежала там же, где и раньше. Интересующий меня том оказался верхним. Я схватил его и показал Данте.

— Да, «Дорога на возвращение», — кивнул он. — Ты тогда ею интересовался. И что?

— Присмотрись к рисунку. — Я ткнул пальцем в странный, почти стершийся от времени многоугольник. — А теперь посмотри вот на это!

Я протянул ему мятый конверт с Княжеской печатью.

— Ну да. — Он равнодушно пожал плечами. — Они идентичны. Это основа княжеского герба, не хватает только цапли. Символ достаточно древний, восходит ко времени Всеединого. Какое открытие ты совершил и при чем тут Ночной Мясник?

— Он просто переутомился… — начал было Стэфан, но я зарычал на него и бросился к книжному шкафу.

Данте лишь усмехнулся и откупорил одну из двух винных бутылок. Роясь на полках, я сказал:

— У тебя здесь настоящий бардак.

— Разумеется! — ничуть не обиделся он. — Я прочитал их еще лет девяносто назад и не слишком часто возвращаюсь к уже изученному. Что тебе нужно?

— Карту города.

— Оставь бесплодные поиски. Она вот здесь, о великий детектив. Мы будем разыскивать сокровища?

Данте с поклоном протянул мне свернутую в трубку карту Рапгара, и его глаза насмешливо сверкнули.

— Не совсем.

Я расстелил ее на столе, спросив:

— Есть какая-нибудь мелочь?

— Завалялось немного. — Он порылся в ящике и высыпал на стол золотые соуры старой чеканки. — Правда, не знаю, насколько это можно назвать мелочью.

Я уже начал раскидывать монеты на карте, и в какой-то момент мой друг перестал говорить о пустяках, а Стэфан понимающе ахнул.

— Что думаешь? — повернулся я к лучэру.

— Ну если монеты правильно соединить между собой линиями, то получится почти тот же многоугольник. Хотя не тот. Не хватает еще двух точек. Здесь и вот здесь. — Он указал в район Холмов и «хвоста» острова Рыбы.

— Верно. Подобную карту, только гораздо менее точную, я сегодня видел у своего обожаемого дядюшки.

Он сжал губы, показывая тем самым, что удивлен моей встрече со Старым Лисом.

— Помнишь, ты как-то сказал, что зло хаотично? Но это не так. У этого зла, мой друг, есть четкая система. Монеты отмечают места, гда Ночной Мясник совершил убийства.

— По-ни-маю, — протянул Данте и хрустнул пальцами. — Он выкладывает знак Князя в городе. Но зачем?

— До того как стать княжеской, эта фигура использовалась еще пару тысяч лет. Ее связывали с волшебством! — влез в разговор Стэфан.

— А подробности? — тут же вскинулся Данте.

— Никогда их не знал. Это следует спрашивать у изначальных магов.

— О чем эта книга, Данте? — Я указал на тяжелый том.

— «Дорога на возвращение»? Старые городские легенды, история всех высокородных семей, в том числе и Князя, легенды о становлении государства. Немного интриг, немного убийств, немного союзов и предательств. Все как всегда. — Он пожал плечами. — Ну еще и страшные сказки на ночь для самых маленьких. О сгоревших душах, о гневе Всеединою, о Двухвостой кошке, о первых Князьях, их пробуждении и прочих ужасах.

— Это для тебя сказки. — Стэфан не согласился с Данте, — Для всех остальных — достаточно серьезная, пускай местами и спорная, хроника темной старины. Ты еще слишком молод, чтобы это понимать.

Данте совершенно по-мальчишески ухмыльнулся и развел руками:

— Лично меня книга оставила равнодушным. Хотя пара историй из нее, прочитай я их в детстве, заставила бы меня залезть под кровать.

— Стэфан, возможно, ты сумеешь помочь? Ты что-нибудь можешь сказать про этот знак? Чего добивается Мясник?

— Я… знаешь, мой мальчик, слишком много символизма и легенд вкладывается в него…

— Помолчи, Стэф! — оборвала его внезапно заговорившая вслух Анхель. — Твоя память, как дырявое решето. Я прекрасно помню, как твой прадед читал такую книгу, Тиль. Мы долго ее обсуждали, но об этом я расскажу немного позже. Что касается знака, то это — основа печати Изначального огня, только гораздо более сложная, чем та, что используют сейчас. Фигура называется Клевер Всеединого, и цапля с лотосом ^[38] с ней и рядом не стояли. В ее изначальной сути заложена очень мощная первородная магия.

— Зачем она нужна убийце? Данте усложнил мой вопрос:

— Что будет, если такой знак окажется на городе? Пускай и в образной проекции?

— Обычно его использовали, чтобы запирать первых из моего народа. Такую печать невозможно сбросить никаким способом. Амнисы были вынуждены вечно служить своим хозяевам. Но их никогда не делали из крови. Кровь, наоборот, освобождала нас. Стоило начертить знак на предмете кровью — и оковы падали.

— Разумеется, требовался и сложный ритуал, — вставил Стэфан. — К тому же это происходило раньше. Теперь, когда волшебники используют цаплю и лотос, освободить амниса невозможно.

— А что возможно?

— Мы не знаем, Тиль.

— Ты говорил, что Ночной Мясник написал на стене «домой» на старом языке лучэров? — спросил Данте, листая «Дорогу на возвращение».

— Верно. Об этом и в газетах писали, — подтвердил я.

— Не имею такой привычки — читать о кровожадных ублюдках, — скривился тот. — Насколько я помню, в «Слезах Белатриссы» ты довольно подробно повторил мне то, что сказал вам с Талером пророк. Цитирую: «…красный дождь прольется с небес, прежде чем Ночной Мясник распахнет дверь», и что у этого психа «навязчивая идея — пройти по дороге до конца». Верно?

— Абсолютно. Ты считаешь, что книга как-то связана с этим?

Он, цедя слова, протянул:

— Мне кажется, что название сего фолианта — всего лишь совпадение. Хотя… «дорога на возвращение» — это почти то же самое, что «дорога домой».

— Постой! Пророк еще говорил, что его соседа по сумасшедшему дому привлекало желание распахнуть двери дома! О каком доме может идти речь?

— Лучше тебе этого не знать, дружище. — Лицо у Данте стало мрачнее некуда. — Читай.

Он отдал мне книгу, раскрытую на середине, и добавил:

— Не уверен в правильности своей догадки, но, если складывать всю мозаику и учитывать Клевер Всеединого, история получается зловещая.

Я посмотрел на буквы, слагающиеся в совершенно непонятные мне слова:

— Данте, ты все время забываешь, что я не знаю старого языка лучэров.

Он забрал книгу и, словно вымещая на ней злость, швырнул на стол.

— Здесь хроника о том, как младший сын погибшего Князя во время гражданской войны, которая разгорелась из-за борьбы за престол между высокородными лучэрами, проигрывая поединок, не нашел ничего лучше, как обратиться за помощью к любимому папочке.

— Я уже догадался. Дальше можешь не продолжать, — пораженно произнес я, но Данте, словно не услышав, сказал:

- Он сломал печати, запирающие усыпальницу отца. И то, что было когда-то Князем, вырвалось на волю. Потребовалось несколько дней и масса жертв, чтобы избавить от него город. Половина старого Рапгара превратилась в руины. Здесь полно кровавых подробностей и прочих мерзостей.

Данте склонился над картой и ткнул пальцами в недостающие точки пока еще не существующего многоугольника:

— Ночному Мяснику требуется еще два убийства, чтобы сложилась фигура. Одно из них, кстати говоря, если мы с тобой правы, должно произойти в хвосте Рыбы.

— Там расположены Княжеские усыпальницы.

— Вот именно.

— Постойте, чэры! Постойте! — вскричат Стэфан. — Вы что, действительно думаете, что какой-то умалишенный способен вскрыть одну из гробниц?!

— Нет. Мы так не думаем, — сказал за меня Данте. — Принести жертвы, даже столь жестокие, — этого недостаточно, чтобы распахнуть двери. Требуется сложный ритуал, для этого нужен волшебник. И не просто волшебник, а с очень большим потенциалом. Способный провести церемонию и не испугаться того, что за этим последует.

— То есть требуется человек либо отчаявшийся, либо утративший чувство самосохранения. Наш психопат под это описание идеально подходит.

— Ты забываешь, Тиль, что он должен быть сильным магом. Давай съездим к усыпальницам.

— Когда? Сейчас?!

— А почему нет? — Он беспечно пожал плечами. — Несмотря на темноту, там безопаснее, чем где-либо в Рапгаре.

— Что ты хочешь получить от этой прогулки?

— Убедиться, что гробницы пребывают в целости и сохранности и наши домыслы беспочвенны. Пойдем. Расскажу по дороге…

— Холодно, — недовольно сказал Данте на крыльце, подняв воротник пальто.

Он принципиально не носил шляпы, дабы ни перед кем ее не снимать, и его светлые волосы в пробивающемся сквозь облака тусклом лунном свете казались припорошенными инеем. Я, опершись на трость, с мрачным видом думал о том, что все происходящее нереально. Ночной Мясник, страшные убийства, в которых только теперь я углядел странную похожесть на древние кровавые ритуалы, Княжеские усыпальницы, открыть которые можно лишь в страшных сказках для маленьких детишек…

— Зеф, Ио! — Данте заставил меня отвлечься.

— Да, хозяин? — Обе горгульи с подобострастием подползли к нему едва ли не на брюхе.

— Пойдете сегодня со мной.

— В смысле, за ограду? — опешил Зефир.

— В город?! — ошарашенно прошептал Ио.

— Еще один вопрос, и останетесь на постаментах, — пригрозил Данте.

Сегодня он был совершенно не в духе. Его амнисы заткнулись и стали нашим почетным эскортом. Их свобода ограничена оградой особняка, и выходить за нее они могут только по прямому приказу хозяина, что случается крайне редко, примерно один раз в тридцать лет. Поэтому прогулка по Рапгару для Зефира и Ио — настоящее событие.

— Ты перепугаешь извозчика, — предупредил я Данте.

— Это извозчики кого хочешь напугают. — Он хмуро посмотрел на юг, где над домами, в ночи, разгоралось зарево пожаров. — Все-таки малозанцев решили поджечь. Все жандармы, наверное, уже там, и о Ночном Мяснике забыто.

— Тебе не кажется, что следует сообщить в Скваген-жольц наши догадки? — намекнул я.

Он подумал об этом, взявшись рукою за прутья калитки, и отрицательно покачал головой:

— Я уже слишком стар, чтобы выставлять себя на посмешище. У нас всего лишь домыслы, которые мы худо-бедно подогнали под хлипкую теорию.

— Все сходится, Данте!

Но он лишь досадливо поморщился и отмахнулся:

— Ты из-за молодости слишком горяч, а все потому, что тебя не били по носу, прости за откровенность. Ничего не сходится, кроме ложащегося на город Клевера Всеединого, да и то выполненного не до конца! Нас поднимут на смех и покрутят пальцем у виска. Вероятность этого совпадения такова, что если я все время буду бросать камешки на землю, то рано или поздно они сложатся в фигуру и более сложную, чем многоуюльник. Пока я не увижу собственными глазами, что наши догадки верны, тревожить жандармов не буду. У них и так дел хватает — на южном берегу началась серьезная заваруха, если ты не заметил. Давай проверим, это займет всего лишь час, а дальше уже будем решать, как нам поступить — бежать в Скваген-жольц или отправиться домой и посмеяться над собой за бокалом хорошего вина.

В его словах была доля истины, хотя я видел, что он больше не сомневается, что наши догадки верны. Но со свойственной ему осторожностью Данте собирался увидеть все собственными глазами. Я не возражал по нескольким причинам. Во-первых, потому что доверял его мнению. Во-вторых, потому что считал, что Скваген-жольц — это последние, к кому надо бежать и кричать: «Здесь тру-тру!» ^[39] Разумом я понимал, что мы утаиваем очень важную информацию, но в моем сердце до сих пор было слишком много ненависти к нашим законникам, так что я просто кивнул:

— Хорошо, будь по-твоему.

Данте сжал кулак, прошептал в него свое имя, добавил формулу вызова, которой учат любого владеющего Обликом лучэра. Два ближайших электрических фонаря низко загудели, гротескные белые лампы накаливания затрещали, мигнули, вновь вспыхнули, но теперь уже гораздо более тускло и, наконец, погасли. Спустя мгновение, словно из другого мира, обретя видимость, из мрака выехала карета.

Четыре лошади, ноздри которых извергали пар, были маслянисто-черными, с рыжими гривами, хвостами и копытами. Эти яркие пятна диссонировали со всем остальным мрачным антуражем готической, серой, словно сотканной из теней кареты с большими колесами и непроницаемыми для солнечных лучей стеклами, на бортах которой живого места не было от зловещих, вырезанных из дерева фигур. Впрочем, дерево — обман глаз. Стоило внимательнее приглядеться к произведению неизвестного мастера, и становилось понятно, что материал этот нечто иное, чем то, что используется при создании обычных земных карет. Фигуры находились пускай в медленном, но постоянном движении, и, если смотреть на них долго, можно было заметить, как они меняются, перетекают друг в друга и порой корчат тебе страшные гримасы. Я слышал от Стэфана истории, что если смотреть очень долго, то можно сойти с ума от того, что покажут тебе эти твари — всего лишь дальнее эхо отголосков криков сгоревших душ.

Теневой кучер был под стать своему экипажу — высокое, закутанное в старый плащ нечто, в цилиндре и полумаске с гротескным алым клювом вместо носа, скрывавшей верхнюю половину лица. Нижняя ничем не отличалась от человеческой, разве что кожа была более бледной и сально блестела.

Кучер повернул голову в нашу сторону, его оранжевые, тыквенные глаза горели призрачным огнем. Он нетерпеливо пошевелил поводьями, приглашая отправиться в путешествие.

Эти ребята, младшие подмастерья младших помощников младших помощников Всеединого, имеющие потустороннюю природу, были не прочь служить потомкам существа, создавшего наш мир. Если твоя кровь чиста настолько, что у тебя есть Облик, ночью кучера в твоем распоряжении, и сотканная из теней карета готова доставить клиента в любую точку Рапгара.

Данте подошел к экипажу, распахнул дверцу, предлагая мне забираться первым, и рыкнул на амнисов, велев тем быть на козлах. Мой друг назвал адрес и с удобством откинулся на мягком бархатном диване.

Несколько секунд ничего не происходило, затем появилось давно забытое мной ощущение. В животе словно бы образовалась дыра, и теперь в нее начало засасывать всю вселенную. Это все равно что оказаться под валом в прокатном стане одной из фабрик. Тебя вдавливает в диван, сжимает, перекручивает, затем все покрывается инеем, и ты делаешь оборот на триста шестьдесят градусов, видишь себя со стороны, с застывшими глазами, в которых не отражается ничего, кроме бесконечной пустоты, а потом краски блекнут, словно прогорающая над свечой бумага, заменяются чернильной тьмой, и в следующее мгновение тебя озаряет вспышка реального мира.