Пересмешник

В правом кармане моего плаща лежал один из пистолетов, подаренных Алисией. Яма — такое место, где огнестрельное оружие никогда не бывает лишним, потому что не знаешь, на кого тебя может вынести. Большинство улиц Квартала исполнения желаний, занимаюшего весь север Ямы, относительно безопасны, но и туда заплывают акулы из более темных местечек. Некоторые вместо ожидаемого веселья получают билет в Изначальное пламя, без всякого шанса вернуться обратно.

Я остановил извозчика, доехал до Старого парка и решил перекусить в кафе, прежде чем отправляться дальше. Увеселительные заведения квартала начинают работать на полную катушку, когда наступает темнота. Днем большая их часть закрыта, и те, кто работает в сфере разнообразных услуг, видят десятый сон. Клиенты появляются под вечер, а ночью жизнь бьет ключом вместе с дорогим шампанским, дешевым ромом, смехом шлюх, стуком игральных костей, шуршанием шарика в рулетке и потоком фартов, меняющих владельцев.

Старый парк, пожалуй, один из самых зеленых и степенных районов северной части Рапгара. Здесь почти такие же престижные магазины, как и в Сердце, с той лишь разницей, что цены несколько ниже, а обслуживание чуть хуже. Ресторанов немного, а вот кафе сколько угодно — студенты из моего родного университета Кульштасса любят провести время за кофе, пирожными и вишневым пивом. Правда, во время студенческих бунтов, частенько происходящих после того, как Городской совет вводит очередной декрет об образовании, притесняющий права этой категории граждан, от кафешек остаются рожки да ножки, но они неизменно возрождаются из пепла, точно мифические фениксы малозанцев.

Я зашел в одно такое, сел возле большого панорамного окна, заказав чашку апельсинового кофе с корицей и сэндвич с лососем, и развернул «Время Рапгара», купленную по дороге. Бласетт, весь день занятый руководством рабочими, восстанавливающими мой дом, не успел купить мне газету.

— Что-нибудь слышно о Ночном Мяснике? — вопросил Стэфан.

— Нет, — ответил я, помешивая ложечкой сахар, брошенный в кофе с душистой пенкой. — Сегодня даже некрологов маленький народец наплакал. Все здоровы, как махоры. Никто не спешит умирать. Из новостей тебя, возможно, заинтересует повышение цен на дирижабельное сообщение между Рапгаром и Сильеррой? Или то, что проведенная жандармами облава на скангеров в Благословенной земле не дала никаких результатов?

— Все это чушь. Переходи к первой странице.

— Люди Багряной леди начали активные действия. Сегодня в акватории Рапгара, недалеко от острова Доблести, пытались протаранить на угнанном сухогрузе новенькую паровую яхту, цитирую: «одного высокопоставленного лучэра из Палаты Семи». Они бы еще написали «одного неизвестного, живущего по адресу Золотые поля, улица Триумфа, дом восемнадцать»! Последнему скангеру известно, что новую яхту купил себе Мишель эр'Кассо.

— Однако они совсем распоясались! И что, им удалось?

— Держи карман шире. Из Гавани в это время на ходовые испытания вышел «Холм Света». Капитан чэр эр'Мальта вовремя заметил неладное и всадил сухогрузу снаряд ниже ватерлинии. Выживших среди преступников не оказалось.

— Они что, все поголовно не умели плавать? — Скепсиса в голосе амниса было на целый Мировой океан.

— Здесь пишут, что трюмы корабля были набиты порохом, словно арсенал гвардии. Все взлетело на воздух. Яхта чэра незначительно пострадала. Капитана броненосца представят к правительственной награде.

— Куда катится этот мир! — трагично вздохнул Стэфан. — Багряная леди взялась за старое, Колпаки бесцеремонно врываются в дом к чэру, Ночной Мясник охотится на граждан.

— Кстати, насчет Багряной леди. Мэр предложил за ее голову десять тысяч фартов. Секта Свидетелей крови сильно разозлила власть имущих. Скоро за них примутся так же, как за Колпаков. Эти ненормальные перешли все разумные границы!

Я заказал еще одну чашку кофе, размышляя о том, что от неприятностей последних дней я так и не избавился, лишь отсрочил их. Колпаки, ищущие Эрин, все еще думают, что я знаю, где она, а следовательно, могут нагрянуть в гости в любой день. К тому же Фарбо не отказался от безумной идеи, что я знаю что-то о Ночном Мяснике или вовсе именно он и есть.

— Новость с покушением на собственность эр'Кассо даже затмила сообщение о первом столкновении нашего флота с малозанским. Его перенесли на вторую страницу, — сказал я амнису, пробежав глазами следующий разворот. — Произошла мелкая стычка у северных границ Кируса, когда флот шейха хотел войти в его территориальные воды, но наткнулся на патруль Второго флота. Завязалась перестрелка, и прежде чем малозанцы отступили, «Пламя» потопил одну канонерскую лодку, повредил пароход обеспечения и легкий броненосный крейсер «Джейран» и «слаженными залпами отогнал корабли десанта обратно в море». Сам броненосец повреждений не получил.

— Это только начало. Шейх прощупывает врага. Будь с ними несколько тяжелых кораблей, и «Пламя» так легко бы не отделался.

— Ну посмотрим, что будет дальше, — философски заметил я, сворачивая газету. — Одно могу сказать точно: судя по биржевым сводкам, акции оружейных компаний стремительно поползли вверх.

— Что ты намерен делать с хвостом? — Стэфан переменил тему.

Я посмотрел на темную улицу, где уже зажгли электрические фонари, и ухмыльнулся:

— Тоже заметил? Думаю, избавиться от него будет несложно.

Эр'Дви, разумеется, не удержался и приставил ко мне двух провожатых. Они были настолько опытны, что даже Анхель почувствовала их отнюдь не сразу. Два унылых шпика казались незаметными тенями до той поры, пока я не зашел в кафе. Один остался на улице, а другому пришлось сесть в трех столиках от меня и заказать черного чаю.

Я посидел еще минут десять, вяло переругиваясь со Стэфаном, который вновь завел речь о том, что надо забыть об Эрин, перестать заниматься глупостями и принять предложение Данте — уехать вместе с ним на курорт жвилья, пока страсти в Рапгаре не поутихнут.

— В Рапгаре всегда кипят страсти. Это обычное его состояние. Иного ему просто не дано. Убежать от этого не получится.

Я расплатился, вышел на ярко освещенную улицу, прошел вперед, убедился, что шпики не передумали гулять вместе со мной, зашел к цирюльнику и побрился. Затем посетил два магазина, в одном купил новые перчатки, в другом поглазел на витрины с колониальными товарами и, выйдя на улицу, помог старому волшебнику из Академии Доблести с его саквояжем, когда он забирался в коляску.

Старый парк — мой дом родной. Будучи студентами, мы излазили его с Талером вдоль и поперек, узнав все улочки, переулки и магазинчики. Вражда с выходцами из университета Маркальштука делала территорию парка нашими боевыми угодьями, так что скрыться здесь ничего не стоило. Особенно когда у тебя есть столь удобный Облик.

Я оставил подчиненных Владимира эр'Дви с носом, посмеиваясь, поймал повозку. По набережной Маленькой страны доехал до Сладкого моста, ведущего в Соленые сады — район, в основном населенный заводскими работниками, и здесь пришлось остановиться и ждать, когда мимо пропал за тропаелла.

Огромное разумное дерево, внешне похожее на пятиэтажную бочку, обросшую толстенными искривленными ветвями, каждая из которых покрыта сияющими, пульсирующим голубоватым светом листьями величиной с лопух, едва-едва переставляло узловатые, похожие на ноги краба корни. Тро-паелла ползла со скоростью перегруженной дрезины, явно никуда не торопясь и не обращая ровным счетом никакого внимания на горожан. Даже странно, что этот куст-переросток был представителем самого умного народа Рапгара. Мозгов у дерева хватило бы на весь научный совет университета Маркальштука. Одно слово — изобретатели.

— Ходячая капуста, — пробубнил Стэфан, раздраженный внезапной задержкой.

Выбравшуюся из Больших голов тропаеллу сопровождал усиленный патруль жандармов и одна хаплопелма. Скваген-жольц предпринимал все меры, чтобы никто не покушался на разумные растения, благодаря открытиям которых страна с каждым годом усиливает свои позиции на мировой политической арене.

Когда дорога освободилась, мы пересекли мост через реку Пиявок, проскочили самые приличные кварталы Садов и оказались в Яме, границы которой символизировали старые, испорченные недалекими идиотами гранитные львы с обби-тыми головами. Я расплатился, прошел узкую улицу, где дома, казалось, заросли разнообразными балконами, и попал в восточную часть Квартала исполнения желаний.

По сути дела Квартал — это три узкие, идущие параллельно друг другу улицы, длиной почти в милю, соединенные между собой безумным лабиринтом из переулков, проулков и тупичков, все пространство которых занято заведениями разнообразной направленности, сомнительного качества и риска. Если уйти с главных улиц, в основном предлагающих не-винные забавы вроде игры в вист, рулетку и ночи с девочкой, можно попасть в настоящее царство порока и тайных страстей, в некоторых из которых люди боятся признаться даже самим себе.

В Квартале исполнения желаний можно найти что угодно, если ты, конечно, знаешь, что искать, и готов заплатить за это достойную цену. В часть из таких проулков, расположенных в большинстве своем в южной части района, я не рискнул бы сунуться даже днем, что уж говорить о ночи.

Квартал застроен двух-трехэтажными домами и украшен яркими огнями, словно вот-вот должен наступить Новый год. Уличные фонари — старинные, исключительно масляные, с красными, голубыми, желтыми и зелеными стеклами — говорящие знающим людям, что готовы продать здесь, а что — по соседству. Страждущие развлечений снуют от огонька к огоньку, словно мотыльки, привлеченные запретным светом, и в большинстве своем не думают, что могут обжечь себе крылышки так, что будет нельзя не только летать, но и ползать.

Я совсем не пугаю. О нет. Жизнь — штука забавная, и никогда не знаешь, где тебе на голову упадет кирпич, но процент разбивающих макушку камнем в Яме все-таки гораздо выше, чем во многих других частях Рапгара. Если вас ограбили или просто обжулили, считайте, что вы легко отделались. Публика, обитающая южнее главных улиц, вполне может оставить вас и с проткнутым легким в какой-нибудь куче навоза. Раньше, до тех пор, пока Городской совет и мэр смотрели на район сквозь пальцы, это случалось чуть ли не каждую ночь, но после того, как Скваген-жольц отправил пять десятков умников на каторгу и еще примерно столько же вздернул в Тёмном уголке, остальные акулы теневого бизнеса решили вести себя чуть скромнее и ежедневно поставлять в городские морги чуть меньше покойников, чем в старые добрые времена.

Прецеденты, разумеется, случались и сейчас, но отнюдь не в таких количествах, как двадцать-тридцать лет назад.

— Что-то изменилось, — протянул Стэфан, когда я шел по улице, отыскивая нужную мне вывеску.

— Людей стало меньше, — ответил я ему, мельком взглянул на зазывалу, скучающего в дверях «Кошечки и коты Луизы». — И появились жандармы.

Я встретил патруль из пятерки в синих мундирах, настроенных решительно и воинственно. Они то и дело зарабатывали косые и немного испуганные взгляды от тех, кто пришел за развлечениями, и злобные, полные ненависти от тех, кто торговал удовольствиями. Служаки из Скваген-жольца распугивали клиентов, местным это совершенно не нравилось, но в прямые конфронтации вступать они пока не спешили.

Скваген-жольц не жалует тех, кто хочет столкнуться с ним лбами. Как только это случится, синих мундиров станет еще больше, и весь бизнес заглохнет месяца на два-три. Не говоря уже о тех умопомрачительных ззятках, которые придется заплатить разнообразным чиновникам якобы за лицензию, а на деле за то, чтобы они закрыли глаза на нелегальные делишки, которые здесь благоухают, словно тропаелла в зимний период цветения.

— Ищут Ночного Мясника. — Амнис откашлялся. — Подозреваю, теперь подчиненные эр'Хазеппы работают без отпусков и выходных.

— Тогда понятно, почему у них такие злобные рожи.

Из открытых окон гремела музыка, слышался приглушенный женский смех, пьяные вопли, чей-то скулеж. Несмотря на небывалую пустоту на улицах, внутри было полно клиентов. Возле магазина «Экзотические животные», где в витрине стояли клетки с райскими золотисто-бирюзовыми птицами, зубастым чудовищем с ядовито-зеленой шерстью и полуобнаженной смуглокожей девицей в наручниках, ко мне подскочил невнятный тип в сюртуке с надорванным воротником и шепотом-скороговоркой предложил «приятную траву для наслаждения».

Увидев, что в моих глазах не возникло никакого интереса, он исчез так же бесшумно, как и появился. Торговцы дурью всегда найдут тебя сами и предложат почти все что угодно, исключая только дрянь, за продажу которой можно лишиться головы. Подобные радости продают лишь проверенным клиентам, а не праздным прохожим, вполне способным оказаться сотрудниками отдела по борьбе с запрещенными веществами.

Несколько раз очень вежливые господа поинтересовались у меня, не хочется ли мне пообщаться с девочками, поняв, что в этом я не заинтересован, предложили замечательных юношей. Когда это тоже не заставило меня стать внимательным, стали предлагать встречи с более экзотическими существами. Услышав о дьюгоне, я вспомнил Арчибальда в аквариуме и едва не рассмеялся.

Маленькая лавочка, зажатая между игорным домом «Пять королей» и питейным заведением «Зеленый глаз», не привле-кала к себе особого внимания. Кованое крыльцо с черными перилами, сплошная деревянная дверь, не слишком притязательная колотушка. С тех пор как я здесь был в последний раз, ровным счетом ничего не изменилось.

Я поднялся на крыльцо, стукнул колотушкой и принялся ждать. Вначале меня долго рассматривали в глазок, потом вполне разумно решили, что чэр с такой упрямой физиономией вряд ли уйдет сам, поэтому загремели замки и, пригнувшись, чтобы не снести притолоку, сквозь дверной проем протиснулась девица, своей комплекцией и кулаками способная поспорить с махором. Ее маленькие черные глазки, казалось живущие собственной жизнью на покрытом красными прыщиками лице, раздраженно изучили меня с ног до головы.

— Чем я могу помочь вам, чэр? — Она держалась в рамках приличий.

Раньше у Ракель была другая, знавшая меня охранница, но время не стоит на месте.

— Я хотел бы поговорить с госпожой Ракель. Она сделала кислую мину:

— Извините. Ее сейчас нет. К тому же она не принимает мужчин.

Я протянул ей визитку:

— Передай. Я подожду ответа.

Девица скептически изучила карточку, явно не поняла ни одной буквы, буркнула: — Подождите… пожалуйста. — И скрылась внутри здания, захлопнув дверь и скрипнув засовом.

Анхель предложила поучить ее вежливости, но я лишь хмыкнул. Спустя долгих пять минут, когда я с интересом наблюдал за тем, как двое сопливых студентов пытаются с помощью смекалки прорваться в дорогой публичный дом, что находился через дорогу, вновь загрохотали запоры, дверь распахнулась.

— Проходите, чэр. Вас примут. — В голосе девицы сквозило несказанное удивление, что до меня решили снизойти. — Пожалуйста. В приемную. Госпожа сейчас будет.

Я пошел вперед, показывая ей, что прекрасно знаю дорогу, она, сопя, топала за мной.

Приемная — залитая светом свечей круглая комната без окон — пахла благовониями и тропическими цветами. В центре находился круглый стол и два стула. На столе была постелена сплетенная из тонкой соломы скатерть, на ней стоял хрустальный шар, внутри которого безостановочно поднимались снежные вихри. В углу комнаты я увидел большой тамтам, сделанный в том числе и из человеческой кожи. На пустом книжном шкафу, нахохлив перья, сидел старый сыч.

Он взглянул на меня золотистыми глазами, моргнул и отвернулся.

— Простите, чэр. Но я попросила бы вас отдать пистолет, — сказала охранница, когда я сел на стул.

Я посмотрел на нее, улыбнулся и протянул револьвер:

— У тебя отличный глаз.

Она засопела сильнее, стараясь не показывать, что довольна комплиментом:

— Желаете что-нибудь выпить? — Нет.

Девица ушла, даже не посчитав нужным меня обыскивать. Минуты три я наслаждался одиночеством, пристально следя, как снег безумствует в хрустальном шаре в тщетной попытке вырваться на свободу. Затем в комнату неслышно вошли два матерых леопарда в ошейниках. Один лег в углу, рядом с тамтамом, другой сел в пяти шагах от меня и потянул носом воздух.

— Здравствуй, Ласка. Привет, Нежность, — сказал я им. Они ничем не показали, что узнали меня. Затем раздались

шаги, и голос у меня за спиной произнес:

— Так-так-так. Пересмешник. Вот уж кого я никак не ожидала увидеть.

Я встал, снял шляпу и произнес голосом Бэсс:

— Здравствуй, Ракель. Приятно тебя видеть.

— О-о-о, — восхищенно прошептала она, услышав завораживающее контральто, и, остановившись, зажмурилась от удовольствия. — Бесподобный голос, Пересмешник. Хочу еще. Кто она?

— Забудь о ней. Она вырвет тебе горло и съест твои глаза. Лучше вам никогда не встречаться.

— Поверю тебе на слово, — искренне огорчилась Ракель, садясь напротив. — Раньше ты разговаривал со мной, используя другую женщину. Та была более холодна. Почему такая перемена?

Раньше я общался с Ракель голосом Клариссы.

— Жизнь требует перемен, — уклончиво ответил я ей, и она рассмеялась.

— Семь с половиной лет, эр'Картиа. Я уже не надеялась встретиться с тобой в этой жизни. Оттуда, куда ты ушел, не возвращаются. Дай-ка я на тебя посмотрю. Хм… несмотря на казнь, ты вполне бодр и здоров.

— Не обольщайся. Я одной ногой в могиле. Ракель вновь рассмеялась:

— Мы в ней с той поры, как родились. Весь вопрос лишь в том, когда тебя толкнут в спину, и ты туда ляжешь. Судя по тому, что я вижу, ты в нее не спешишь. Лицо стало жестче. Глаза умнее. Ты осторожничаешь, Пересмешник. Мне это нравится. Нет старого бездумного движения напролом. Будь я более цинична, сказала бы, что случившиеся с тобой печальные события пошли тебе на пользу.

Она откинулась на спинке стула, продолжая меня рассматривать. Я не торопил ее. Знал, что проще дать то, что она хочет, а после спросить с нее сторицей. Так будет быстрее.

Ракель — из племени оганов. Антрацитовая, немного лоснящаяся кожа, жесткие, курчавые волосы, собранные во множество косичек, в которые вплетены костяные бусины, вишневые глаза, полные губы, немного приплюснутый нос. Все это разобранные кусочки мозаики, сложить которую я не в силах. Бархатная полумаска, закрывающая верхнюю часть ее лица, никогда не давала сформироваться полной картине. Я не знал, как на самом деле выглядит моя собеседница, и, встреть ее случайно на улице, никогда бы не узнал.

Ракель предпочитает вызывающие наряды, исключительно из змеиной кожи. Спустя годы она ничуть не изменила своему вкусу и сегодня облачилась в серебристо-зеленое трико из какого-то чешуйчатого гада.

Вишневые глаза, теплые, насмешливые, казалось, изучают каждый дюйм на моем лице. Медленно, основательно, практично. Несколько раз она белозубо улыбнулась своим мыслям, а затем сплела пальцы, украшенные множеством перстней, и сказала:

— Я удовлетворена. Спасибо. За чем пришел, мои старый друг? Неужели тебе понадобилось слово гадалки?

Мы одновременно улыбнулись ее шутке. Гадалка из нее неважная. Та пара реальных предсказаний, что она выпустила в мир, произошла в ее далеком детстве, и с тех пор оганка лишь морочила головы доверчивым клиенткам.

— Оставь эти слова для леди, которые в них нуждаются. — Я сам с удовольствием слушал голос Бэсс. - Мне давно не доводилось бывать в Яме, и прежде, чем здесь гулять, хотелось бы узнать, как обстоят дела в Квартале желаний.

Ракель — продавец информации. Если вам нужны какие-то новости или важные слухи, если вы хотите узнать, что происходит в Яме и что должно случиться в Квартале исполнения желаний в самое ближайшее время, эта женщина — та, кто сможет вам помочь.

Информация — ценный источник. Порой даже смертельный. Сболтнешь что-нибудь не то — и обязательно найдется какой-нибудь злобный враг, который захочет выбить из тебя душу. Именно для этого Ракель и нужна охранница и дрессированные леопарды. Впрочем, они — тоже прикрытие. Оганка вряд ли нуждается в подобной защите, так как является очень сильным природным изначальным магом.

Разумеется, она зарегистрирована, имеет лицензию, раз в квартал отмечается в алом отделе Скваген-жольца, но не слишком афиширует свои способности перед местными. Я сам-то узнал о том, кто она, совершенно случайно. Ракель не желает работать на правительство и откупается от своего куратора из Академии Доблести новостями. Власть такой обмен вполне устраивает, женщину тоже, особенно пока об этом не догадываются жители Ямы.

— Какого рода информация тебе нужна, эр'Картиа?

— Исключительно ознакомительная. Давай начнем с нее. А дальше я разберусь, о чем спросить.

— Хорошо. Но, надеюсь, что говорить буду не только я.

У Ракель есть маленькая слабость: она обожает слушать женские голоса. И ненавидит мужские. Поэтому предпочитает общаться лишь с женщинами. Я благодаря своему Атрибуту являюсь исключением из правил.

В следующие десять минут я узнал всю подноготную кварталов, расстановку сил среди группировок и места, куда лучше не соваться даже чэру.

— Все обозлены, хоть и пытаются это скрывать. Жандармы — как игла, воткнутая в глаз. Им здесь не рады.

— У тебя есть сведения о Ночном Мяснике?

— Нет, — тут же ответила она. — Скваген-жольц меня вывернул наизнанку, но я могу лишь руками развести. На улицах много говорят об ублюдке, но никто, можешь себе представить, никто ничего не видел и не слышал. Он куда более ловок, чем ребята, что промышляют здесь с рождения. Поверь, если им удастся поймать убийцу, тот пожалеет о дне, когда он родился. Больше всего на свете в Яме не любят, когда им не дают спокойно зарабатывать деньги.

Она предугадала мой следующий вопрос:

— И насчет тебя, к сожалению, все тоже глухо. Тот, кто это сделал, явно не из Ямы. Я пыталась хоть что-то узнать для тебя. К тому же твой друг Данте предлагал серьезные деньги хотя бы за крупицу новостей, но ни один шептун не сказал ни слова. Никто ничего не знает. Концы надежно спрятаны в воду. Или же это просто не наш уровень, и искать надо где-то в других областях. Сожалею.

Нежность потянулась, зевнула и упала на бок.

— Хочу сообщить тебе новость, Ракель. Совершенно бесплатно.

Глаза в полумаске прищурились, но она решила ничего не говорить, а подождать продолжения.

— В ответ я хотел бы услышать твои соображения.

— Равноценный обмен, — рассмеялась она. — Мне это нравится. Но не могу обещать, что это будет бесплатно, Пересмешник. Возможно, мои соображения стоят дороже твоих новостей.

— Не обижай меня, Ракель. Я всегда оплачиваю услуги. Оганка лучезарно улыбнулась, и я сжато рассказал ей о том, что произошло вчера в моем доме. Скрывать не имело смысла. Уже сегодня маленькая заметка появилась во «Времени Рапгара». Слава Всеединому, там не стали упоминать мое имя, уделив внимание лишь Скваген-жольцу, который не смог сдержать обещание и придушить всех сектантов. Но Ракель, насколько я помню, газет не читает, так что я буду той птичкой, что пропоет ей на ушко последние новости.

— Носящие колпаки воскресли из мертвых? — удивилась она. — Очень странно. Не буду спрашивать тебя, чего они хотели, но я удивлена. Сильно. Скваген-жольц уничтожил всех почти полгода назад. Никто не выжил.

— Значит, не всех. Она пожала плечами:

— Очевидно, хотя и невероятно. Секта была воинственная, сильно шумела, о ней многие знали и даже помогали, пока они не перешли дорогу власти. Если бы кто-то уцелел, я бы обязательно услышала. Не в Королевстве мертвых же они прятались!

— Кто-то из них посещал «Тщедушную иву».

— Значит, это был кто-то из тех, кто раньше никогда не появлялся в Яме. Слушай, я знаю, что говорю. Самолично видела документы, которые мне показывали серые — там изображения всех, кто состоял в боевых ячейках. Их прекрасно знали в лицо, прежде чем начать уничтожать. Одни лучэры.

— Ты хочешь меня убедить, что какие-то неумные люди натянули себе на морды колпаки, рискуя привлечь внимание жандармов, чтобы ограбить меня?

Я не стал говорить о том, что мимоходом сообщил мне эр'-Дви об уцелевшей верхушке секты.

— Ну в Рапгаре идиотов хватает, знаешь ли. Нет. Я не хочу сказать, что кто-то выдает себя за Носящих колпаки. Но ведь нельзя исключать этой возможности, правда?

Я согласно кивнул:

— Что ты знаешь о «Тщедушной иве»? Многое изменилось?

— Заведение осталось таким же. В меру пафосное, в меру безопасное. Пользуется популярностью, деньги крутятся серьезные. Игроки приходят со всего города. Настоящие, а не какая-нибудь шваль. Но есть и изменения. Раньше туда не пускали отребье, а теперь в нижних залах вертятся разные люди и нелюди. Обтяпывают темные делишки, очень далекие от азарта и карт.

— Сменился владелец? — тут же понял я.

— В точку. Все-таки скажи, как зовут девушку, чьим голосом ты говоришь?

— Ракель, я понимаю, что ты торгуешь информацией и наделена должной степенью любознательности, но, когда я говорил про вырванное горло, это не было образной фигурой речи. Лучше поведай, куда делся Сантьяго?

— Умер четыре года назад, да смилостивятся над его душой добрые духи. За семьдесят ему было, возраст уже не тот, чтобы по лестницам прыгать. Упал в один из вечеров на глазах у всего зала и свернул себе шею.

— Очень печально, — проронил я. — Кто теперь хозяин?

— Фальк. Помнишь его?

— Еще бы! Он все такой же неразговорчивый, как и прежде?

— Верно. А еще стал страшным параноиком. Окружил себя целой стаей громил.

— Есть чего опасаться?

— Было дело, год назад у него пытались отобрать заведение. Сломали ноги. Теперь никуда не выходит без охраны. К тому же он на ножах с Квиппсом из южных районов. Фальк не поделил с ка-га долю в публичном доме, что в проулке Золотых лодыжек.

— Кажется, это все, что я хотел сегодня узнать.

Я достал бумажник, положил на стол перед хрустальным шаром несколько крупных купюр.

— Этого достаточно?

— Вполне, — сказала чернокожая, даже не взглянув на деньги. — Спасибо, что навестил. Мне понравился твой новый голос.

— Я уже понял, — сказал я, вставая. — Кстати говоря, открой секрет — ты умеешь проходить сквозь стены?

Она с подозрением посмотрела на меня и неохотно ответила: — Нет.

— А смогла бы обездвижить стафию?

— Ты издеваешься, Пересмешник? — возмутилась она. — Я могу и обидеться!

— Извини. Я совершенно не хотел тебя обижать. Ракель хмуро бросила:

— Я отвечу тебе только после того, как ты мне скажешь, с чего задаешь такие странные вопросы?

— Забудь, — сказал я, сочтя, что рассказывать об изначальном маге среди Носящих колпаки слишком преждевременно. — Извини, что мое любопытство оскорбило тебя. Доброй ночи, Ракель.

— Доброй ночи, Пересмешник.

Почти сразу же в дверях появилась девица-охранница. Удивленно посмотрела на меня, услышав женский голос, проронила с осторожностью, словно я собирался ее укусить:

— Я провожу вас до двери, чэр.

— Эй, Пересмешник, — окликнула меня оганка, когда я убрал в карман пистолет и уже собрался выйти на улицу. — Я природный изначальный маг. Самоучка. Академия Доблести была не для меня, а значит, хорошую школу своенравная девчонка не могла себе позволить. Правительство не считает нужным учить тех, кто не хочет работать на благо Рапгара. Нас, природных, терпят, но не жалуют и держат под контролем. Проходить сквозь стены, а уж тем более блокировать существо, созданное с помощью темных ритуалов, — это высокая ступень, недоступная мне.

— Насколько высокая? — быстро спросил я.

— Не такая, как обуздание амниса и вселение его в предмет, вроде твоей трости, но достаточно серьезная, чтобы говорить о мастере.

— И много таких в Рапгаре?

— Спроси чего полегче. Об этом знает лишь Академия Доблести да алые.

Не попрощавшись, она ушла, оставив меня в глубоких раздумьях.

— Он может быть кем угодно, — бубнил Стэфан, когда мы шли по ярко освещенной улице. — Я считаю, что оганка не права. Чтобы иметь способности, не обязательно протирать задницу в Академии Доблести. Талантливые самоучки встречаются. Это всем известный факт. К тому же ничто не мешает людям найти учителя из той же самой Академии, готового нарушить закон по тем или иным причинам. Разумные существа только и занимаются тем, что нарушают правила. Они для этого и созданы Всеединым.

— Все может быть гораздо проще, — после некоторого раздумья сказал я. — Среди верхушки вполне могут оказаться те, кто разделяет идеологию Носящих колпаки. Не все обожают Иных, многие с радостью выжили бы их из города или, того лучше, закопали в Королевстве мертвых. Почему бы не найтись среди волшебников такому человеку?

— Утром он ходит на службу, а ночью натягивает колпак, — хмыкнул амнис- А что? Тоже вариант. Уверен, чэр эр'Дви уже думал об этом.

— Ему будет сложно опросить волшебников. Те не любят, когда суют нос в их жизнь и подозревают в смертных грехах.

Я свернул в проулок, узкий, полутемный, наполненный гротескными тенями клиентов, продавцов и покупателей, и оказался возле «Тщедушной ивы». Вывеску сменили на более новую и безвкусную, но привлекающую к себе внимание, постелили красную ковровую дорожку, как ни странно, абсолютно чистую, а возле двери стояли два мордоворота с помытыми головами, да еще и в ливреях.

Один из них предупредительно распахнул передо мной дверь, другой застыл в неловком поклоне. Фальк, что бы о нем ни говорили, решил навести лоск, по крайней мере, внешний. Большой холл, весь залитый электрическим светом, что само по себе удивительно, так какв Яме электричество редкость. Не удивлюсь, что какой-то умник забрался в проходящие над районом провода, ведущие в индустриальную часть города, и подсоединил заведение к новому источнику энергии без разрешения пикли.

Здесь были удобные диваны вдоль стен, множество зеркал и касса в дальнем углу, где меняли деньги на фишки и фишки на деньги. Ее стерегли мяурры — коты с золотистой шерстью и бандитскими рожами. Оружием Иные были увешаны от ушей до кончика хвоста, и по их свирепому виду даже тупица бы понял, что проще ограбить инкассаторский дилижанс, чем влезть в кассу «Тщедушной ивы». Я помню слухи о том, что долю в заведении купил кто-то из мэрии, так что у Фалька есть неплохое подспорье на тот случай, если возникнут проблемы с властями.

В «Иве» несколько больших игральных залов, ресторан, бар, отдельные кабинеты. На нижний, полуподвальный ярус, где от витающего табачного дыма и света газовых ламп все казалось призрачным и обманным, вход был отдельный. Специально для всякого отребья, которое оставляло свои денежки внизу и не лезло на более приличные уровни.

На первом этаже располагались столы с рулетками и бильярдом. Большой ресторан, концертная площадка. Второй был полностью отдан под игру в карты, кроме популярного княжеского покера, виста, двадцати одного, там можно было сразиться и в более экзотические карточные игры, пришедшие в Рапгар вместе с многочисленными эмигрантами.

Те, кто выиграл или проиграл, могли пойти напиться в баре (первый стакан за счет заведения). Еще выше находились кабинеты и закрытый зал для тех, кого называли «китами» — серьезные игры по серьезным ставкам. Туда тяжело попасть и очень легко вылететь. За ночь реально сделать состояние или остаться в одних носках, заложив собственную жену и место на кладбище. Я не шучу. Такие вещи здесь встречаются сплошь и рядом. Основная беда множества тех, кто считает себя профессиональными игроками — отсутствие тормозов для аварийной остановки. Такие люди способны взять банк, обложиться ворохом фартов и стопками фишек, но продуть их в течение следующего получаса лишь потому, что не чувствуют момента и считают себя равными Всеединому.

Над залом «китов» есть лишь одни апартаменты, и принадлежат они владельцу заведения. Я был там несколько раз по приглашению старика Сантьяго, после того как обчищал «Тщедушную иву» на пару сотен тысяч и он пытался смягчить мой упрямый нрав и получить рассрочку.

Казино работало на всю катушку, под завязку набитое людьми и нелюдями, что и неудивительно, все-таки одно из самых крупных азартных заведений в городе. Крупье принимали ставки, рулетки крутились, шарики глухо стучали, попадая и ячейки. Кто-то ставил радугой, кто-то по игре, кто-то случайно.

Лично я не жалую рулетку. Все, кто ищет или тем паче уверяет, что нашел верную систему, — или дураки, или жулики. Ни одна математика, ни один расчет не в состоянии побороть случайность. А там, где шарик бегает по колесу между алым и черным, этой случайности слишком много для того, чтобы быть уверенным в победе.

Я ненавижу случайности и привык полагаться на опыт и способности. Именно поэтому предпочитаю княжеский покер, достаточно сложный для того, чтобы отсеять всех, кто не умеет думать.

Разумеется, здесь тоже есть доля случайности, но она гораздо меньше, чем в рулетке, потому что процент внимательности, памяти и логики при должном навыке кладет ее на лопатки.

Какая-то певичка из жвилья, черноволосая, в излишне откровенном корсаже и короткой юбке, открывающей колени, пела под аккомпанемент оркестра модную этой осенью пикантную песенку. Я сразу же поднялся на второй этаж, едва не столкнувшись на лестнице с хорошо выпившим господином в смокинге.

Наверху, за ближайшим столом, верещала четверка ка-га, играя в вист пара на пару. В баре я заметил знакомую фигуру, удивленно хмыкнул и направился к уставленной бутылками с алкоголем стенке. Официантка с подносом, на котором стояли полные бокалы с водкой и виски, приветливо мне улыбнулась, я вернул ей улыбку и подошел к Владу.

— Только не говори, что ты пришел играть.

Он озадаченно поднял взгляд от полупустого стакана, посмотрел на меня, и его красное лицо расплылось в щербатой улыбке:

— Меа culpa, mea maxima culpa ^[31]. Но даже палачам следует расслабляться. Qui sine peccato es ^[32] пусть швырнет в меня чем-нибудь тяжелым. А ты здесь какими судьбами?

— Встреча, — коротко сказал я.

— С Виктором? Видел его мельком. Он наверху.

Я даже не удивился, услышав, что мой брат за игровым столом. Можно было быть уверенным, что он где-то здесь.

— Сколько ты проиграл?

— Est quaedurn flere voluptas ^[33]. Совсем немного, если честно. — Он был все еще трезв, но уже впал в меланхолию. — Мы с Рогэ пришли просто развеяться. Обстановка здесь куда легче и приятнее, чем в дорогих заведениях Сердца.

Рогэ лежал на столе в черных невзрачных ножнах, такой же грозный и неприятный, как и раньше.

Мы поговорили несколько минут в общем-то совершенно ни о чем, затем он извиняющимся тоном сказал:

— Прости. У меня тут свидание… ну… ты понимаешь…

— Конечно. Еще увидимся.

Он не слишком энергично отсалютовал мне стаканом с водкой. Я направился прочь. У Влада проблемы с женщинами, ему тяжело с ними сходиться, и он чертовски стеснителен, особенно когда это никому не нужно. Хотя, конечно, странное место он выбрал для общения с девушкой.

На следующем этаже дорогу мне преградили два вежливых, хорошо одетых, но суровых охранника:

— Извините, чэр, но сюда приходят только по приглашению. Попытайте шанс внизу.

— Старина Ильхах все еще присматривает за залом «китов»?

— Совершенно верно, чэр.

— Будьте любезны его позвать.

Больше не задавая никаких вопросов, один из охранников ушел, свернув за угол. Через минуту он вернулся с седовласым осанистым господином. Тот, узнав меня, нахмурился:

— Чэр эр'Картиа. Я очень рад вас видеть, но…

— …за стол не пустите, — рассмеялся я. — Не волнуйтесь. Ильхах. Я пришел сюда не для того, чтобы в восьмой раз ограбить «Тщедушную иву». Игры остались в прошлом.

На лице иенальца проявилось явное облегчение. Он думал, я начну упорствовать, как в прошлые годы.

— Мне достаточно вашего слова, чэр. — Менеджер заведения показал охране, что я могу пройти. — Что тогда вас привело сюда? Я слышал, вы перестали интересоваться картами.

— Перестал интересоваться настолько, что даже избавился от жаргона, присущего всем азартным игрокам, — улыбнулся я. — Даже мысленно не употребляю запрещенных слов.

— Очень похвально с вашей стороны. У вас железная воля.

Это был явный намек на моего родственника, что не укрылось, от меня. Мой братец со своими собственными обещаниями не слишком-то дружит и все время срывается, несмотря на то, что завязывает ежемесячно.

— Игра продолжается? У меня здесь несколько дел. Во-первых, я хотел бы перекинуться парой слов с Виктором.

— Он уже завершил кон, но, как вы знаете, в зал «китов» посторонним вход во время игры запрещен. Если желаете, я позову его. Присаживайтесь вот сюда. — Он указал на удобный кожаный диван, окруженный горшками с фикусами.

Ильхах щелкнул пальцами, тут же появилась девушка в еше более фривольном и открытом наряде, чем ходят официантки в многолюдных залах внизу. Она поставила на столик передо мной широкий фужер с розовым шампанским.

— За счет заведения, чэр эр'Картия. В память о ваших прошлых победах.

Он отошел, я стукнул по стенке бокала, растревожив пузырьки. Даже странно — не чувствую ровным счетом никако-го сожаления от того, что где-то тасуется колода, а я не в игре. Раньше моей целью было победить и стать первым. Всегда им быть. Наверное, это присуще юности — рваться вперед, доказывая всем и каждому, что ты лучший. Теперь у меня несколько иная цель в жизни, на мой взгляд, гораздо более важная, чем собрать удачный расклад.

Анхель передала мне, что ей даже нравится, что я сюда пришел.

— Почему? — удивился я.

«Ты сам должен был понять, что прошлые увлечения — это пустое», — говорили мне ее эмоции.

— Вот бы еще это Виктор понял, — сказал я вслух.

— Понял что? — Мой брат упал на диван, стоящий напротив. — Привет.

— Здравствуй. Понял, что азартные игры до добра не доводят.

Он хмыкнул:

— Младшему брату не стоит читать нотации старшему. По правде сказать, мы с Виктором единоутробные братья.

У нас одна мать, он старше меня на восемь лет, но его отцом, в отличие от моего, был человек. Внешне мы совершенно не похожи друг на друга. Я шатен, он черноволосый. Мои глаза пепельные, его — голубые. И так далее. Я могу перечислять долго.

— Старший может и потерпеть, особенно если учесть, что это он впервые посадил младшего за карточный стол.

— И тот сразу же стал мастером. Как поживаешь? Я слышал, у тебя была дуэль. Извини, не смог прийти.

Никто не удивлен. Или просиживал за игорным столом, или был мертвецки пьян. Виктора всю жизнь больше всего интересует только сам Виктор. Я не в обиде. Давно привык.

— Ничего.

— Надеюсь, ты не из-за меня сюда пришел? — подозрительно спросил мой брат. — Я в состоянии справиться с неприятностями.

— А у тебя неприятности?

Он ругнулся, поняв, что сказал лишнее.

— Мелочи. Черная полоса.

Это означало, что он проигрался в пух и прах.

— Сколько ты должен?

— Неважно. Я профессиональный игрок. Разберусь.

— Твое право, — не стал спорить я, сейчас все равно от него не добьешься никакого толка, так как внезапная гордость сделала его упрямым. — Но если кто-то соберется ломать тебе пальцы, вспомни, где я живу.

— Всенепременно. — Он встал, хлопнул меня по плечу. — Бывай, братишка. Сейчас начнется новая партия, не желаю ее пропускать. Ты все еще в поиске?

— О чем ты?

— Прекрасно знаешь, что я имею в виду, — нахмурился он. — Ты одержим желанием найти того, кто подставил тебя.

— А… ты об этом… Да. Я, представь себе, одержим жаждой справедливости. Не вижу в этом ничего плохого.

Виктор в раздражении взъерошил волосы на голове — первый признак того, что он начинает злиться.

— Это глупо, Тиль!

— Не узнаю тебя. Тебе всегда было плевать на мои авантюры.

— Мне и сейчас плевать, — буркнул он. — Но мама бы этого не одобрила. Потому что между справедливостью и местью нельзя поставить знак равенства. Помнишь, что она говорила о мести?

Теперь закипать начал я, но, понимая, что это вряд ли хоть чем-то мне поможет, сдержался:

— Ты знаешь, что нет. Она умерла, едва мне исполнилась неделя.

— Я ненавидел твоего отца за то, как он поступал с ней. А мать всегда внушала мне, что месть ничем не лучше яда. Месть нужна лишь дуракам и безумцам, которые не понимают ее последствий, потому что она никогда не бывает бесплатной.

— Даже ее слова не заставят меня отступить, — тихо ответил я. Он вздохнул, покачал головой:

— В тебе слишком много от твоего отца, чэр. Не лги хотя бы себе. Ты все тот же самый азартный игрок, что и раньше. Просто ставки в той игре, в которую ты вступил, гораздо выше, чем в княжеском покере.

Виктор ушел, а я вздохнул:

— Вот и поговорили.

— Он с детства был трудным ребенком, — произнес Стэфан. — Никак не мог простить твоего отца и считал его виновником смерти вашей матери.

Я машинально кивнул, думая о том, что знаю цену мести. И да, она того стоит.

Иногда я начинаю размышлять, что я сделаю с тем, кто так поступил со мной, когда найду его? Разрежу на две половинки? Вырву сердце? Запру на шесть долгих лет в подвале собственного дома, чтобы он почувствовал такое же бессилие и отчаяние, что испытал я?

Не знаю. Видит Всеединый, я действительно не знаю.

Так и не притронувшись к бокалу с шампанским, я встал с дивана, и почти сразу же появился предупредительный Ильхах. Предвосхищая его вопрос, я сказал ему:

— Мне хотелось бы поговорить с Фальком. Тот на мгновение смутился, но ответил:

— Я узнаю, сможет ли он вас принять.

— Передай ему, что это в его интересах.

— Конечно, чэр.

Меня не заставили долго ждать и пригласили наверх. Узкая лесенка на дополнительный этаж, с которого открывался вид на зал с карточными столами, находящийся далеко внизу, привела меня к толстой металлической двери и охранникам-мяуррам.

— У вас есть оружие, чэр? — спросил меня один из четырех котов.

Я молча положил в стальной ящик револьвер.

— Мряожет, еще что-нибудь? — вежливо уточнил охранник, не спеша уступить мне дорогу.

— Фальк, ты стал настоящим параноиком, — громко сказал я, зная, что он слышит меня из-за распахнутой в комнату двери. — Я не отдам амнис лишь из-за твоего опасения порезаться. Можешь поверить, когда мой нож остается в одиночестве, он гораздо опаснее, чем со мной.

— Заходите, эр'Картиа. Заходите, — раздачся из комнаты усталый и не слишком радостный голос.

Меня больше не задерживали, и я ока зался в большом помещении с куполообразным ребристым потолком, большим аквариумом с тропическими рыбками на всю южную стену, несколькими полотнами начинающего становился модным нового художественного течения — импрессиони зма — и целой горой неиспользованных фишек (каждая из которых была равноценна сотне фартов), что высилась на заваленном бумагами столе.

Фальк, пожилой мужчина с помятым, давно не бритым лицом, глазами немного навыкате и редкими волосами у висков, встал, приветствуя меня:

— Чэр эр'Картиа. Признаться, я был сильно удивлен, услышав, что вы здесь. Желаете что-нибудь выпить?

— Нет. Благодарю.

Одежда у нынешнею владельца «Тщедушной ивы" была изрядно помята, а нелепые коричневые ботинки не чищены, наверное, целую неделю.

— Ну и чудесно. — Голос у него был глухим, с хрипотцой. — Я знаю, что ваше время очень дорого. Да и мое, признаться, тоже. Так что, если вы не возражаете, давайте приступим к делам.

— Я ищу одного человека и думаю, что ты сможешь мне помочь.

Я достал из кармана часы, что вытащил из жилета мертвеца лежавшего в моем доме, и протянул Фальку.

Тот взял их за цепочку двумя пальцами, поднес к глазам:

— «Мьядо-хуэр». Для среднего класса. Но работа ка-га, что повышает их ценность. Если что — это не мои часы, чэр.

— Я в курсе. Но ты, вне всякого сомнения, знаешь, кому они принадлежали.

Он поджал губы, понимая, что отрицать глупо, но все-таки сказал:

— На корпусе три едва заметные пробы, поставленные оценщиками моего заведения. Они уже почти сошли, но у вас зоркий глаз, чэр эр'Картиа. Однако что заставляет вас думать, будто я знаю владельца?

Фальк протянул мне часы.

— Пробы говорят, что он несколько раз оставлял их под залог, но каждый раз неизменно выкупал. Я помню правила «Тщедушной ивы» и не думаю, что за прошедшие годы здесь что-то изменилось. Вещи под залог берутся только у тех, в чьем слове можно быть уверенным. То есть исключительно у постоянных клиентов. Добро кассе выдать деньги за залог дает или владелец, или старший менеджер. Ты, насколько я помню, и тот и другой в одном лице, и вряд ли доверяешь подобные вопросы Ильхаху. Поэтому я и пришел.

— В «Тщедушной иве» много постоянных клиентов, — проворчал он. — Мы, как видите, пользуемся популярностью. В игры играют внизу, чэр эр'Картиа. Не наверху. Здесь зарабатываются деньги и ведутся дела. Откровенно говоря, я не вижу особых причин, почему должен вспоминать имя одного из наших посетителей.

Он вопросительно посмотрел на меня, ожидая ответа. Я улыбнулся и задумчиво протянул:

— Ну, возможно, оттого, что этот господин умер в моем доме, перед смертью назвав «Тщедушную иву». А еще потому, что он состоял в одной из организаций, запрещенных законодательством Рапгара. И им очень, просто очень интересуется серый отдел Скваген-жольца. Людей Владимира эр'Дви нет в этом кабинете только исключительно из-за моего доброго отношения и доброй памяти к этим стенам. Мне показалось, что лучше поговорю с тобой я, чем несколько жандармов в серых мундирах. Но если ты так и не вспомнишь, возможно, им повезет больше, чем мне.

— Это меняет дело, — тут же сказал Фальк. — Мне нечего скрывать и совершенно ни к чему покрывать этого… преступника. Здесь его знали как Элберта. Настоящее это имя или вымышленное — не знаю. Он приходил раз, иногда два раза в неделю, играл исключительно в бильярд. Всегда по-крупному. Порой ему везло, порой не очень. Кто он, чем занимается и где живет, я не в курсе. Элберт никогда не доставлял нам никаких проблем.

— Если честно, Фальк, мертвецы меня мало интересуют. Мне гораздо важнее узнать того, кто натравил старину Элберта и его поделыциков на мой дом. Я, видишь ли, несколько обижен данным обстоятельством. Мне надо узнать, с кем последний раз этот человек здесь разговаривал.

— Спросите чего полегче, чэр, — буркнул владелец «Ивы». — Здесь сотни посетителей. Разве можно за всеми уследить?

— Уверен, что ты знаешь все, что происходит в твоем заведении. У тебя на каждый фут с десяток ушей и глаз, иначе в «Тщедушной иве» проходу не было бы от шулеров. Я помню, как здесь работает система слухов. Не ошибусь, если скажу, что ты не отказался от того, что создал Сантьяго. Если не помнишь ты, возможно, кто-то из наблюдателей за столами может знать, с кем разговаривал Элберт в свой последний приход сюда.

Помятое лицо Фалька выражало только одно — огромное желание избавиться от меня как можно быстрее.

— Хорошо, чэр, — сдался он, не желая иметь никаких дел с серыми жандармами. — Элберт приходил несколько дней назад. Как раз чтобы выкупить часы, так что я видел его. Потом он играл. С переменным успехом. С ним было еще трое или четверо. Никогда их раньше не видел. Затем они поговорили с каким-то человеком и ушли.

— Этого человека ты тоже никогда раньше не видел?

— Вот именно, чэр, — впервые Фальк ухмыльнулся. — Он был здесь в первый и последний раз. Не терплю, когда играть приходят обдолбаши.

— Наркоман? — вскинулся я.

— Да.

— Описать сможешь?

— Старик. Худосочный и слабый, — пожал плечами глава «Тщедушной ивы», показывая, что не собирается держать в памяти такие незначительные подробности. — Охрана отобрала у него дурь и вышвырнула на улицу, как только он перестал интересовать наших клиентов. Слишком непрезентабельный вид.

— Какой наркотик?

— Порошок из корней лунного дерева. Он не искал сложных путей достигнуть блаженства, если вы понимаете, о чем я.

Решение у меня созрело практически мгновенно:

— Было бы просто чудесно получить отобранное у него.

— Ничем не могу помочь, чэр. Я не держу при себе запрещенные средства, которые могут отправить за решетку на целое десятилетие. Дурь выбросили сразу же.

— Он не врет, — шепнул Стэфан.

Да я и сам по глазам Фалька видел, что тот говорит правду. Такой осторожный человек, как он, не станет рисковать и держать у себя в письменном столе или сейфе наркотик, запрещенный в Рапгаре к использованию для всех, кроме мяурров.

— Кто сейчас торгует таким удовольствием?

— Есть несколько поставщиков из тех, кого еще не поймали синие мундиры. Но ни один из них не связывается с лунным корнем. Поговорите с Ракель, я слышал, вы приятели. Возможно, она сумеет пролить свет.

Мы сухо попрощались, я вышел, стал спускаться по лестнице и увидел, как далеко внизу, между столов, идет невысокая девушка с каштановыми волосами.

— Эрин! — выдохнул я. — Забери меня Всеединый, если это не она!

Я понесся вниз, совершенно неприлично перепрыгивая сразу через несколько ступенек. Ее ни в коем случае нельзя было упускать!

Оказавшись на улице, я оглянулся, но не заметил никого, хотя бы близко похожего на девушку. Справа был тупик, так что у нее была лишь одна дорога для бегства — налево, туда, где находилась центральная улица. Я довольно быстро достиг ее, но и здесь Эрин не было. Какая-то высокая женщина в черном платье и в вуали, полностью скрывающей ее лицо, садилась в ожидающий ее экипаж. Я хотел спросить у нее, возможно, она видела беглянку, но, зная, что неприлично подходить на улице к незнакомым благородным чэрам без представления, подавил это желание. Чуть дальше стояли две проститутки и какой-то парень свирепой наружности, смотревший на меня с плохо скрываемой алчностью. Я не стал беспокоить их вопросами.

— Видимо, тебе показалось, — предположил Стэфан.

— Второй раз подряд показалось? Не думаю. — Я испытывал страшное разочарование от полной бесполезности поездки в Яму и оттого, что упустил Эрин.

Анхель ворчала, что опять у меня на пути оказалась эта девчонка, от которой я совершенно теряю голову.

— Чэр! Чэр! — Кто-то окликнул меня едва слышным, писклявым голоском.

Рядом с мусорной корзиной прыгали и махали руками трое из маленького народца. Я с любопытством подошел к ним, не понимая, чего хочет эта мелюзга. Двое мелких, у них были крылышки, подхватили за шкирку своего нелетающего приятеля и, взлетев, подняли его на уровень моего лица.

— Мы копались в помойке, чэр… — пискнул малыш.

— Очень интересное заявление.

— Да. Очень, — важно кивнул он, опасно раскачиваясь в руках у красных от натуги друзей. — И нашли то, что вы искали.

— А я разве что-то искал? — удивился я.

— Порошок из корня лунного дерева, — понизил тот голос.

— Откуда вы знаете об этом?

— Мы живем под окном господина Фалька. На подоконнике, со стороны улицы. Оно было открыто. Мы слышали ваш разговор, чэр.

Один из летающих чихнул, и главный переговорщик опасно закачался, испуганно пискнув, а затем пронзив виновника недовольным взглядом.

— Положим, это так, — сказал я, желая узнать, что будет дальше.

— Мы копались в помойке, чэр.

— Вы это уже говорили, ребята. Переходите к сути.

— Нашли выброшенный порошок. Его остатки. Совсем чуть-чуть. Собрали его в бумажку. Продадим, если дадите хорошую цену, — на одном дыхании хором сказали они.

— Сколько?

Они назвали совершенно смешную сумму.

— И деньги вперед, — шмыгнул носом малыш.

Я отдал ему бумажную купюру, в которую при желании он мог завернуться, словно в одеяло. Его спустили на землю, и один из летунов, подхватив денежку, упорхнул, только его и видели.

Вернулся он меньше чем через минуту, кинув мне в ладони свернутый конфетный фантик. Я поднес к нему нос, почувствовал характерный для наркотика, ни с чем не сравнимый запах влажных пряностей.

— Мы деловые люди, — обиделся один из маленького народца.

— Доверяй, но проверяй, — сказал я ему и протянул еще двадцать фартов. — Это вам за хороший слух и сообразительность.

Оставшись довольны друг другом, мы разошлись в разные стороны.

— И что ты будешь делать теперь? — с сомнением поинтересовался у меня Стэфан. — Снова пойдешь к Ракель?

— Нет. Есть способ гораздо лучше.

Глава 15

КОШАЧИЙ ПРИЮТ

— Ты какой-то смурной, — сказал Талер.

Узнав, куда я направляюсь, он напросился ко мне в попутчики. Я не возражал.

— Сны дурацкие. Ерунда, — ответил я, глядя с высокого южного берега Рапгара на то, как возле моста, едва ворочая колесами, точно призрак, проплывает пароход.

Сны и правда были дурацкие. Бэсс и Алисия пели во дворе моего дома. Контральто и сопрано. Эрин играла на арфе, а старуха эр'Тавиа клюкой стучала по тамтаму Ракель, обтянутому человеческой кожей. На лужайке вальсировали Фарбо и покойный Грей. Последний — в крайне непрезентабельном и окровавленном виде.

После этой нелепости в голове царил сущий кавардак, и Стэфан, не удержавшись, сказал, что, вне всякого сомнения, подобные глупости мне снятся только потому, что я связался с лунным порошком. Галлюциноген никого до добра не доводил.

Я пропустил его укол мимо ушей, но настроение оставалось почти таким же хмурым, как и сегодняшний город.

Всю вторую половину ночи лил сильный дождь, к утру, когда он перестал, внезапно потеплело, и над прибрежными районами поднялся такой туман, что оставалось лишь диву даваться. Паровозные и пароходные гудки звучали сегодня особенно жалобно и тоскливо, застревая в белой пелене, словно мухи, попавшие в паучью сеть. Фиоссам пришлось снизиться едва ли не к самой земле, иначе бы они рисковали врезаться в крыши домов, деревья и столбы, на которых натянуты электрические провода пикли.

Фиоссы — упитанные, черно-желтые полосатые создания с достаточно веселым и легким нравом (особенно молодые представители ульев) — сейчас были раздражены тем, что приходится уворачиваться от прохожих, экипажей и трамваев, «лезущих им под крылья». Они проносились мимо, точно снаряды — маленькие, толстенькие, стремительные и вопящие: «Осади назад!», «Срочная депеша!», «С дороги, громила!», а также «Тупой осел!», «Закрой рот, а то залечу!» и вовсе уж неприличные вещи.

Но фиоссы, в отличие от дирижаблей, еще могли худо-бедно исполнять свою работу. Цеппелины не летали до тех пор, пока с моря не подул ветер и хоть как-то не разогнал туман над северным берегом. Над южным же белая хмарь висела почти до обеда и лишь полчаса назад начала постепенно редеть.

Талер шел чуть впереди меня, свернув от берега в большой парк. Старые клены с черными, словно кирусский грифель, стволами и желтыми, совсем недавно начавшими опадать ли-стьями, казалось, попали сюда из какой-то печальной сказки. Их окутывала белая дымка. Кроме нас, здесь не было ни души, и это только усиливало мое впечатление о затерянном и опустевшем городе. Я сошел с тропы, проигнорировав немного удивленный взгляд друга, и пошел по еще влажным после ночного дождя опавшим листьям, тревожа их и не боясь испачкать ботинки.

Талер хранил молчание, решив никак на это не реагировать. Он искренне считал, что после того, как мою жизнь оборвали, я имею право на некоторую долю чудачеств. Это не мои домыслы — мой однокашник именно так и говорил, хотя порой добавлял, что тюрьма достаточно сильно меня изменила.

Все так говорят, поэтому я даже не отнекиваюсь от очевидного.

Кошачий приют, куда мы направлялись, номинально являлся частью района Иных, но давно уже от него обособился и существовал на отдельной строке бюджетного финансирования мэрии. Если равнять по гражданским правам, по льготам мяурры находятся на одном уровне с хаплопелмами и людьми, уступая лишь в жалких мелочах лучэрам да пикли. Так что здесь, в Приюте, все более-менее прилично, хотя и нет электричества. Последнее мяуррам совершенно не нужно, они предпочитают прежние источники света и больше полагаются на ночное зрение, слух и чутье, чем на новомодные штучки.

Мы миновали тихий парк и оказались у Северной развилки, как называлось это место. Оно располагалось на пригорке, и если бы не неохотно рассасывающаяся туманная дымка, отсюда были бы прекрасно различимы расположенные на юге Холмы — один из самых больших районов Рапгара. Сейчас открывался лишь вид на северо-запад, небольшое окно, пробитое в пелене играющим у воды ветром. Через узкий пролив виднелись острые крыши Гетто Два Окна, а за ними высились почерневшие цеха и склады Пепелка, за которыми дымили едва различимые фабричные трубы из красного кирпича.

— Мы когда-нибудь сдохнем от чадящей дряни, — с остервенением сказал Талер, грея руки в карманах плаща. — Недавно мне пришлось избавиться от квартиры, чтобы поменять вид из окна. Когда я смотрю на дым, мне кажется, что мои легкие полны сажи.

— Я тебя вполне понимаю. Но твой дом далеко от индустриальных районов, к тому же ветер все сносит на запад.

— Ну да! — Он мрачно сплюнул. — Мэр всегда может сказать, что город должен развиваться, и фабрики подстегивают производство. Дьюгони с радостью бы утопили градоначальника у себя в озере. Говорят, за последние пять лет там передохла половина рыбы и вода стала опасной для питья.

— По мне, так пусть лучше утопят мэра, чем весь Рапгар. Дьюгони контролируют плотину, но умники из Городского совета до сих пор считают, что водные жители и дальше станут терпеливо сносить всю ту дрянь, что сливают им на голову.

Талер пнул ногой подвернувшуюся на дороге консервную банку. Она загрохотала по мостовой, и несколько прохожих обернулись на шум, а во дворе одного из домов отчаянно затявкала собака.

— Ну, в администрации есть умные люди. — Он снял шляпу, почесал в затылке. — На последнем пятичасовом чае у Гальвирров Рисах рассказывал, что при совете создали экологический комитет, хотя владельцы предприятий и пытались вставлять палки в колеса. Только протекция Князя помогла. Как говорят, в совет попало даже несколько представителей из секты Детей Чистоты.

Я присвистнул:

— Если уж фанатики природы попали во власть, то ситуация действительно непростая.

— Угу, — подтвердил Талер и посмотрел в сторону фабричных труб, но «окно» в тумане уже затянулось, и даже крыши гетто были едва видны. — Если плотину прорвет, не сегодня, гак в следующем году, как раз во время весенних паводков, я буду во всеоружии. Подумываю купить себе лодку.

Я рассмеялся, но затем понял, что его идея не лишена смысла.

— Возможно, ты и прав, мой друг. Хотя плотина — рискованный шаг для самих дьюгоней. Они не отсидятся на глубине. Князь их вытащит на берег и освежует, точно лососей.

— Верно говоришь. Как я понял из газет, Городской совет пытается замаслить это дело тем, что передал в Комитет по гражданству новую резолюцию, посвященную дьюгоням. Возможно, наши водоплавающие соседи будут хотя бы удовлетворены тем, что процесс движется.

— Он движется гораздо медленнее, чем весной поднимается вода в озере. Подобное обстоятельство следует учитывать, — встрял в разговор Стэфан.

Я передал его слова Талеру, тот еще более мрачно кивнул и оглушительно чихнул в носовой платок.

Мы шли по району мяурров, застроенному достаточно высокими домами со скошенными крышами и перекинутыми между ними мостками. Представители кошачьего народа не гнушались ходить не только по земле, но в буквальном смысле по воздуху.

Чтобы рассказать об истории Кошачьего приюта, следует упомянуть о том, что раньше южный берег Рапгара был тих и пустынен. Холмы, поля, множество ручьев и леса, где Князья любили охотиться до тех пор, пока не организовали заказник в Лесу благородных, где теперь иногда проходит отстрел дичи. Редкие поселения эмигрантов вдоль берега были не в счет. Мяурры — уроженцы большого острова Спинотис, лесистого и горного, попали на берега рапгарского фьорда очень давно. Сюда приехал достаточно большой прайд, семей в восемьдесят — сто, сразу приглянувшийся тогдашнему Князю, создававшему первую гвардию и искавшему тех, кто будет служить ему верой и правдой и не зависеть от влиятельных семей лучэров, которые в то время еще иногда пытались оспорить его власть.

За преданность мяурры обрели гражданские права и получили разрешение поселиться на территории Рапгара. Но тогда представители хвостатого народа были еще достаточно нелюдимыми и необузданными. Они предпочитали жить поближе к природе, поэтому попросили отдать им кусок земли на диком южном берегу. К тому же они дали обязательство приглядывать за островом, где находился старый портал для низших, сохранившийся еще со времен ухода Всеединого. Население на острове обитало неистовое и кровожадное, то и дело сующее нос в пределы Рапгара, так что Князь счел, что дополнительные силы на этом участке будут не лишними.

И дал мяуррам все, что они просили. Кошачий прайд хапнул себе столько земли, сколько смог удержать, оставшись довольным сделкой. Котов никогда не пугало соседство с островом, позднее получившим название Города-куда-не-войти-не-выйти. Серьезные стычки с немногочисленными низшими, которым пришлось объединиться друг с другом, чтобы противостоять новой угрозе, закончились гибелью примерно половины мяурров, но коты дрались столь отчаянно, что больше демоны без нужды с ними не связывались, решив, что себе дороже драться из-за пустяков.

Разумеется, те времена прошли, и соседи живут бок о бок гораздо более мирно, чем те же малозанцы и иенальцы, но мяурры до сих пор стерегут Черный мост и Огненные ворота. Больше по традиции, в память о старом обещании прежнему Князю, чем по серьезной нужде, потому что жители темного города редко покидают пределы его стен, а те из них, что наведываются в большой мир, имеют при себе пропуска, одобренные в трех десятках правительственных организаций. Эти бумажки гарантируют, что жители запретного места в состоянии держать себя в руках и бороться со своими кровожадными инстинктами, когда вокруг находятся цивилизованные существа.

С тех пор как первый прайд получил землю и права, утекло много воды. Рапгар разросся, занял южный берег фьорда, заполз на прилегающие острова, разжился городами-спутниками, и Кошачий приют давно перестал быть изолированным местом, хотя до сих пор считается, что он находится на юго-западных окраинах города. А вместо одного прайда здесь живут уже шесть.

Талер вновь оглушительно чихнул и шмыгнул носом.

— Шел бы ты домой, — укорил я его. — У тебя ведь аллергия на кошачью шерсть.

— Ерунда, — отмахнулся он. — По сравнению с тем, что было раньше, сущая ерунда. Я нашел отличное средство в одной из аптек ка-га.

— Что-то не заметно, что оно отличное, — с сомнением сказал я, видя его слезящиеся глаза и быстро краснеющий нос.

— Это ботому, что я забыл его сегодня бринять.

— Здорово. И долго ты будешь тянуть?

Он вытащил из кармана баночку с пилюлями, заглотил сразу две и, передернувшись, скривился:

— Горькие! Я лишь руками развел.

— Далеко еще? — мрачно спросил он. — Вроде Мряшал раньше жил в конце Шептунов.

— Ты когда его последний раз видел?

— Лет восемь назад, наверное.

— То-то и оно. Он сейчас помощник одного из старейшин прайда. Так что забудь об окраинах. Нам направо.

Несмотря на то что это был район мяурров, здесь жили представители и других народов, исключая лишь скангеров. Последних коты не переносили, и те не решались проверять местные помойки, держась подальше от Приюта.

— Тебе не кажется, что котов сегодня удивительно мало?

Я проводил взглядом двух кошек в дорогих атласных платьях с выводком игривых котят, облаченных в морские костюмчики и вооруженных деревянными саблями, и пожал плечами:

— Погода плохая. К тому же они больше ночные жители. Нет. Не кажется.

Мы пошли вдоль ограды старого кошачьего кладбища, затем свернули на улицу, ведущую в глубину района и упирающуюся в Холмы, и я почти нос к носу столкнулся с высоким мужчиной в дешевеньком костюме-тройке. Он отступил на шаг, гневно сверкнул глазами, собираясь сказать какую-то гадость, но захлопнул рот, так как узнал меня, и его рыхлое лицо стало бледно-творожным.

— Привет, Шольц, — сказал я, а затем, отбросив трость, схватил его за грудки и толкнул в узкий проулок между домами.

Разумеется, он пытался сопротивляться, но я мигом прекратил эти попытки, ударив его головой в нос, а затем впечатал в стену, приподняв над землей.

— Тиль! Тиль! Хватит! Ты убьешь его! — Я слышал крик Талера, пробивающийся ко мне из-за кровавой пелены гнева, но видел перед собой лишь ненавистное окровавленное лицо, выпученные от ужаса глаза и продолжал пробивать Шольцем стену.

Ты совсем с ума сошел. Зачем было меня так швырять. — Надо сказать, что Стэфан находился в мрачнейшем из своих настроений.

— Извини, — помолчав, ответил я ему.

— Ты его едва не прикончил, мальчик. Следует держать себя в руках.

Я кивнул, соглашаясь с ним и помешивая брошенный в кофе сахар. Талер сидел напротив меня, несколько удивленный произошедшим, и благоразумно молчат все те десять минут, что мы торчали в кафе и я приходил в норму.

Чувствовал я себя довольно мерзко. Не потому, что устроил такую безобразную сцену, а потому, что не смог перебороть бешенство и сдержаться. Мой старый амнис прав, я вспыхнул точно так же, как в прошлые годы. То же самое со мной случилось ночью на вилле «Черный журавль». С тех пор прошло так много времени, что я был уверен, будто в любой ситуации могу оставаться с холодной головой. А оказалось, что это не так.

— Ты в курсе, что сломал ему руку? — наконец поинтересовался Талер.

В его голосе совсем не было осуждения, лишь попытка разобраться, что произошло и отчего я так яростно набросился на какого-то прохожего.

— Если бы ты меня не оттащил, я бы сломал ему шею, — мрачно ответил я.

Впрочем, «оттащил» — это мягко сказано. Понимая, что физически со мной не справится, приятель вооружился Стэфаном и ударил меня тростью по спине. Амнис в одно мгновение привел меня в чувство, одновременно наорав на более кровожадную Анхель за то, что та даже не сделала попытки меня остановить. Последнее обвинение было совершенно несправедливым — пока нож находится в ножнах, он никак не может повлиять на меня.

— Если он обратится к жандармам…

— Не думаю, — возразил я. — Будет расследование. Ему это не слишком выгодно.

— Все знают, что ты оправдан по всем статьям, но если только старший инспектор Фарбо узнает об инциденте… — Талер был необычайно хмур. — Ты просто озверел. Судя по твоей ярости — вы старые знакомые?

Я посмотрел в его серо-зеленые глаза, положил ложечку на блюдце и неохотно сказал:

— Это Шольц. Старина Шольц. Надзиратель и мой личный тюремщик из «Сел и Вышел».

— О! Тогда я тебя понимаю.

— Думаю, не слишком, — криво улыбнувшись, сказал я и отхлебнул из чашки, не планируя продолжать объяснения.

Старина Шольц — больной ублюдок с садистскими наклонностями. «Я знаю, чего ты боишься», — говорил он мне со своей вечной сальной улыбочкой. У него была замечательная привычка будить меня ведром ледяной воды, неделями не давать спать и морить голодом. Ему доставляло удовольствие вместе с еще одним, теперь уже покойным мерзавцем заковывать меня в цепи и бросать на печать Изначального огня. То количество развлечений, что для меня придумал дружище Шольц, не поддается перечислению.

Однажды он потерял бдительность, и я едва его не прикончил. Тогда он стал более осторожным и еще более изощренным. Ему нечего было бояться. Официально меня считали мертвым, и я не мог подать жалобу. Это продолжалось почти год, до того, как тюремщика не вышибли пинком под зад за то, что воровал у своих же товарищей. Когда он уходил, я пообещал ему, что, если мне только представится возможность, я выбью из него душу. Он рассмеялся мне в лицо, предложив встретиться в Изначальном пламени, куда я, несомненно, в самом скором времени попаду из маленькой одиночной камеры.

Сегодня он не смеялся, только визжал как свинья, когда сломя голову бежал прочь. Я не чувствовал никакого злорадства, лишь глубокое сожаление, что не прибил гадину. Впрочем, мои амнисы правы — это неразумный поступок. Поэтому стоило как можно быстрее выкинуть случившееся из головы и заняться неотложным делом. Я одним глотком допил кофе, поставил чашку на блюдце. Талер сделал то же самое и, прежде чем встать, очень серьезным тоном произнес:

— Я не хотел бы вновь бить тебя твоей же тростью, если мы вдруг встретим по дороге судью или начальника тюрьмы.

Пришлось его заверить, что больше такое не повторится.

— Все эти поиски исключительно из-за женщины, да? — спросил Талер, когда мы уже вышли на улицу.

Стэфан тут же хихикнул.

— Когда ты научился разговаривать со Стэфаном?

— Для этого не надо понимать амнисов. Достаточно только вспомнить, какое порой у тебя было выражение лица, когда ты увлекся Клариссой, да не будет эта ведьма упомянута к ночи.

Стэфан хихикнул еще более ехидно и мерзко.

— И какое же оно было?

— Дурацкое, — без обиняков сказал он.

— С Эрин все не так, как с Клариссой. Я ее совсем не знаю, просто хочу разгадать загадку.

— Эрин? Это та крошка, с которой ты познакомился в поезде и из-за которой нас обстреляли, когда мы ехали к Гальвиррам? — вскинулся Талер.

— Тебе и половина истории неизвестна. — Смех у трости был дребезжащим, словно несмазанные шестеренки в трамвае.

Я попросил Стэфана помолчать и начал рассказывать другу все то, чего он не знал о красотке Эрин, Красных колпаках и странном любителе лунного порошка.

— То есть ты думаешь, если найдешь наркомана, то разыщешь и девчонку? На мой взгляд, это слишком оптимистичное утверждение, — сказал он, выслушав историю и уступая место проходящему мимо низкорослому ка-га.

— Ну я, по крайней мере, попытаюсь.

Он, не желая меня разочаровывать, промолчал, за что я ему был очень благодарен.

Мряшала мы застали, когда он выходил из своего дома. Высокий кот с рыжеватой шерстью, лиловыми глазами, пышными усами и пушистым хвостом был облачен в черную мантию с вышитой на ней серебряными нитями луной.

Увидев нас, он фыркнул, что у мяурров означало высшую степень удивления.

— Тиль, Талер, приветствую вас.

У этого народа не было в обычаях пожимать руки, они предпочитали тереться друг о друга головами, что было не слишком удобно для всех остальных, так что мы поздоровались, обменявшись поклонами.

— Что вы здесь делаете?

— Разве тебе не приходила моя записка? — с недоумением спросил я у него.

— Пришла. Сегодня утром. Я сразу послал гебе ответ, что не смряугу с тобой встретиться, и попросил перенести встречу.

— Я ничего не получал, — огорчился я.

— Фиоссы — бездельники! — прошипел он. — Тумряуан, вот они и не торопятся! Извини, старый брат по крови, но нам придется отложить встречу. Сын Луны собирает сегодня представителей всех прайдов. Назначен Круг Когтей.

— Осенью? — изумился Талер, шмыгнув покрасневшим носом. — Но ведь он всегда проводится весной, в первую полную луну.

— Бывают и исключения, мррой старый брат по крови. — Было видно, что Мряшал спешит, но, оставаясь вежливым, продолжает беседу. — Мряуогие мрролодые юноши хотят уйти добровольцамрри. Кирусу нужны резервисты, чтобы защищать деревни и города от мряузанских провокаций. Сражаться имрреют право лишь мряужчины. В такой ситуации никто, даже главы прайдов, не смряуют им отказать. Ведь речь идет не о создании семряуи и браке, а о будущем Рапгара.

— Мое дело тоже достаточно важное для меня, чтобы его откладывать. В этом есть и интерес мяурров.

Я уверен, что любому другому Мряшал бы отказал. Но не нам, так как для него мы братья по крови. Мяурр учился в нашем университете, но на два курса младше. В то время он был достаточно слаб, неразвит и робок, не то что сейчас, так что ему частенько доставалось от более сильных соперников. Однажды вся наша замечательная троица — я, Талер и Катарина — обнаружила, что студенты из Маркальштука, вооруженные не только кулаками, но и палками, решили оттаскать молодого кота из враждебного учебного заведения за хвост, что было само по себе очень унизительно.

Мы не дали Мряшала в обиду и устроили такую грандиозную драку, что попали в участок жандармерии (исключая Кат, которая потом нас оттуда вытаскивала). С тех пор как мы, по словам Мряшала, смешали свою кровь с его, да еще и в бою, что для мяурров особенно ценно, я, Талер и Катарина стали ему чем-то вроде родственников, во всяком случае, это самое близкое значение в человеческих понятиях. Мяурры все воспринимают гораздо сложнее и с множеством недоступных для нашего понимания нюансов.

— Поговорим по дороге. — Мряшал кивнул в сторону ожидающей его коляски.

Талер оглушительно чихнул и принял еще две пилюли.

— Что тебя заботит, Тиль? — спросил кот, когда экипаж тронулся.

Я достал из внутреннего кармана пробирку, в которую вчера ночью пересыпал добытый у маленького народца порошок. Пробка была плотной, именно поэтому Мряшал не почувствовал запаха раньше.

— Я знаю, что вы не одобряете, когда священные благовония для ваших служений Лунной кошке используют в корыстных целях, — сказал я, протягивая ему наркотик.

— Никому не нравится, когда извращают их религию, — прищурился кот, разглядывая пробирку. — Использовать часть священного древа как наркотик — это верх цинизма, мррой брат. Откуда он у тебя?

— Добыл в Яме. Не у продавца. Но мне нужно найти того, у кого эту порцию отобрали.

— Наркомряун… это сложнее, чем научить скангера быть чистоплотным. Невозмряужно обнаружить крысу.

— А торговца?

— Проще, — подумав, ответил Мряшал. — Есть вероятность удачи.

— Возможно, через продавца я выйду на покупателя.

— Это твой личный интерес? Будь здоров. Талер.

— Басибо, — прогундел тот, вытирая нос- Избини. Тбоя шерсть… Чха!

Кот понимающе кивнул. Он знал о проблеме моего друга. Эта аллергия Талера доконает. Я предупреждал его еще утром, когда он пришел на завтрак и решил ехать вместе со мной. Пусть теперь расплачивается за свою безрассудность.

— Да, это мой личный интерес. - Я покосился на пилюли в руках приятеля. — Талер, перестань глотать таблетки. Толку от них никакого, а здоровью они в таких количествах лишь повредят.

Он проворчал что-то нелестное в адрес аптекаря ка-га и убрал порошки обратно.

— Чем я смряуогу помочь? — Мяурр с некоторым колебанием вернул мне пробирку.

— Я надеялся, что ты наведешь меня или на продавцов, или на покупателей.

— Только не я. — Он покачал лохматой головой. — Извини, кровный брат, но эта информряуация не лежит в сфере мряуих интересов. Я занимаюсь политикой и обеспечением согласия мряужду семьями в мряуем прайде. Ну и помогаю его главе, конечно. Тебе следует говорить с кем-нибудь из мряушурров.

— Мышурров? — оживился Талер.

— О да. Они следуют велениям Сына Луны. Когда у старика плохое настроение или болят зубы, он зовет свои когти. И тогда…

Мряшал поднял лапу и показательно выпустил когти, каждый из которых по размеру и форме казался братом-близнецом клинка Анхель. А затем сжал пальцы. Очень красноречивый и понятный жест.

— Никто из моего народа не любит, когда глумятся над нашей верой и наживаются на религии. Мряушурры редко щадят тех, кто смеет продавать священное дерево в качестве наркотика. Поэтому торговцев не так мряуного, как могло бы быть.

— Но они есть.

— Разумряуется, Талер. Всех крыс никто никогда не переловит.

— Ты сможешь устроить мне встречу с одним из мышурров?

— Они живут более обособленно, чем прайды. В Вольном городе. Это отдельная семряу… Сегодня они тоже будут присутствовать на Круге. Но позволение говорить с кем-нибудь из них ты можешь получить исключительно от старейшины прайда. Мряушурры стараются как можно меньше общаться с инородцами.

— Реально это устроить?

Кот задумался, дернул левым ухом, спрятал лапы в рукавах парадной мантии, тихо вздохнул. Кончик его пушистого хвоста дернулся.

— Попытаюсь, мррой старый кровный брат. Но ничего не буду обещать. А вот ты, Талер, с намряуи пойти не сможешь.

— Это бочем-пчха! Бочему?! — возмутился тот.

— Хотя бы поэтому. Ты выглядишь больным. И это когда я один. В помещении будет несколько сотен мряуих братьев. Что с тобой там случится, ведает лишь Лунная кошка. Ктом-ряу же на Круг Когтей допускаются лишь мряурры.

— Эй, постой-ка! Что-то я не вижу у него усов, когтей и хвоста! — Талер ткнул пальцем в меня.

— Тиль — особый случай, — сказал кот. — Он ожидает прихода Лунной кошки и гораздо ближе к мряуррам, чем сам считает. Тебя мряугут допустить на религиозный ритуал.

— Надеюсь, старейшины не ожидают, что благодаря ему на испытании боявится ваша богиня? — скептически бросил Талер, прежде чем высморкался.

— Послушай, — примиряющее сказал я несколько обиженному другу- Тебе вовсе незачем страдать от аллергии. Дождись меня в моем доме. Полли накормит тебя до отвала. Разрешаю брать в Оружейной комнате все, что хочешь.

— Незачем?! — обиделся он. — Бо-твоему, мне не хочетс… хоче… апчха! Мне не хочется увидеть настоящий Круг?!

Он поворчал еще немного, скорее для вида, потому что, наверное, уже представлял, как залезет в мой оружейный шкаф.

Глава 16

КРУГ КОГТЕЙ

Центральный храм Лунной кошки располагался среди мяуррских вишневых садов, окруженных со всех сторон жилыми кварталами. Весной, когда вишня начинала цвести, вход в сады открывали для всех желающих полюбоваться белопенными деревьями Спинотиса. Во все остальное время вход иноверцам на территорию, прилегающую к храму, был запрещен.

Разумеется, некоторым нашим религиозным гражданам, в том числе и представителям духовенства, такая изоляция не нравилась, ее считали подозрительной и направленной исключительно против догматов Вееединого, но Князь приказал оставить мяурров в покое и дать им жить по своим законам. Религия котов, в отличие от того же солнца малозанцев или духов оганов, куда как мягче, спокойнее и терпимее. Она направлена внутрь себя, а не наружу, поэтому не стегает кнутами веры тех, кто не желает поклоняться Лунной кошке. Мя-уррам, если ты не мяурр, все равно, в кого ты веришь и как молишься своим богам.

Сады окружал высокий забор, ворота были кованые, с множеством изображенных на них фигур танцующих котов и кошек. Вход охраняли. Один из стражников, черный кот с белой подпалиной вокруг левого глаза, с удивлением посмотрел на меня и сказал Мряшалу:

— Что здесь делает чэр?

— Он со мряуной. И ему позволено пройти. Чэр — проводник Лунной кошки.

Охранники с сомнением посмотрели на меня.

— Просто покажи им. Так будет быстрее, — попросил меня Мряшал.

Я с неохотой снял перчатки, продемонстрировав черные узоры на коже. Коты жадно уставились на них, и черный с некоторым колебанием сказал:

— Я чту древние законы, где говорится об ожидающих Лунную кошку. Чэр мряожет войти в сад. Но разрешение на посещение храмруа и присутствие на ритуалах нашего народа придется просить у Сына Луны.

— Я помню об этом, — с некоторым холодком в голосе ответил мой спутник и, сделав мне знак, чтобы я следовал за ним, прошел в ворота.

Я двинулся вслед, на ходу натягивая на руку перчатку.

— Не делай этого, — попросил меня Мряшал. — Сразу же возникнут вопросы. Пусть видят, кто ты.

Мне совершенно не хотелось, чтобы все знали, что среди них казненный лучэр, жизнь которого катится к закату, словно летящий под откос паровоз. Но я счел его предложение достаточно разумным и оставил руки неприкрытыми, чувствуя себя так, словно разгуливаю нагишом на званом обеде и на меня пялятся все приглашенные.

Вишни стояли голые, серые и словно облитые ледяной водой. Над ними возвышался пирамидальный храм Лунной кошки. Он был самым крупным, но не единственным в Рап-гаре. Еще два храма, куда более скромных размеров, располагались на северном берегу, но не шли ни в какое сравнение со зданием, к которому я направлялся. Сложенная из глыб розового гранита, с арочными пролетами окон, с колоннами в форме кошачьих лап, пирамида довлела над всем Кошачьим приютом, и ее острый трехгранный профиль был отлично виден даже с северного берега.

Я задрал голову, наблюдая, как с вершины здания взлетела голубиная стая, испуганная звуками тяжелого гонга.

— Подожди мряуня, пожалуйста, здесь. Чтобы провести тебя внутрь, понадобится разрешение. Это мряуожет занять какое-то время.

Он взметнул мантией лежащие на дорожке листья, поднялся по ступеням и скрылся в здании.

— Если нас пропустят, я наконец-то удовлетворю свое любопытство, — произнес Стэфан. — Помню, я еще твоего деда подначивал хотя бы одним глазком взглянуть на Круг Когтей…

— Зачем тебе это? — с некоторым недоумением спросил я, разглядывая барельефы, изображавшие множество кошек.

— Из практического любопытства, мой мальчик. Несмотря на преклонный возраст, я все еще стараюсь узнавать что-то новое.

Я недоверчиво хмыкнул. На мой взгляд, амнис и так знает все на свете.

Мяурры в дверях храма, вооруженные ритуальными резными посохами, увенчанными стальными шипами и когтями, с интересом поглядывали на меня. Анхель нетерпеливо излучала эмоцию за эмоцией, в основном говорящие о крайней степени нетерпения и некоторой доле неодобрения, что я затеял весь этот сыр-бор ради Эрин.

Маленькую площадь перед храмом то и дело неспешно пересекали прогуливающиеся кошки. Зверьки ничего не боялись и чувствовали себя как дома. Одна из них, черепахового окраса, проскользнула мимо меня, таща в пасти упитанную крысу, хвост которой волочился по земле.

— Представляю, как разочарован шпик эр'Дви, — со злорадством произнес Стэфан. — Его, в отличие от тебя, задержали на входе.

— Знаю, — вяло ответил я.

Те же самые господа, от которых я смылся вчера, сегодня с утра хвостом сопровождали меня от самого моего дома. Я счел их неопасными и совершенно не досаждающими мне и выкинул из головы. Когда меня покинул Талер, один из соглядатаев увязался за ним, а второй остался со мной, лишь для того, чтобы отстать возле храма Лунной кошки.

Вновь ударил гонг, его звон растекся по осеннему саду, всколыхнул голые ветви вишен и затих на очень высокой ноте, дрожа, словно потревоженная струна малозанского музыкального инструмента. Очень печальный звук, если подумать. Словно внезапно оборвалась чья-то жизнь.

Мряшал вернулся минут через десять в сопровождении серо-полосатого мяуррас плоской мордой и зелеными глазами. Тот не счел нужным представляться, по встопорщенным усам и прижатым ушам было видно, что кот не слишком доволен сложившейся ситуацией.

— Позвольте взглянуть на ваши руки, чэр, — сипло попросил он меня.

Тон у него было невежливый и раздраженный. Я вопросительно взглянул на Мряшала, но тот сделал мне знак не обострять ситуацию.

— Да. Хорошо. Вы мряужете пройти, чэр. Воля Лунной кошки выше законов мряурров.

Он развернулся, поднялся по ступеням, что-то сказал охранникам и скрылся в храме.

— Кто наступил ему на хвост?

Мряшал закашлял, что у его племени означало смех:

— Лучшая шутка за неделю, Тиль. Не обращай внимряу-ния. Он всегда такой.

— А что за разговоры о воле Лунной кошки? — с подозрением произнес я. — Надеюсь, внутри меня не отправят на ритуальное заклание?

— У мряурров есть закон, по которому ни один инородец не мряуожет быть на Круге Когтей. Он соблюдается. Но в то же времряу уже был нарушен больше пяти раз, пока прайды живут в Рапгаре. В книге мряолитв, которая досталась нам от первых, встретивших Лунную кошку, есть строки, где она молит своих неразумряуных детей быть чуткими к тем, кто стоит на пороге встречи с ней.

Он сделал жест, приглашая меня подняться в храм.

— Мы не вправе отказать, если только это не влечет опасность нашемру народу. К тому же наши священники считают, что такие, как ты, мряуогут привести богиню, а для нас это бесценно.

— Чтобы ее привести, следует умереть. Этого я делать не собираюсь. Во всяком случае, сегодня.

— Вне зависимости от твоей смерти ее благословение снизойдет на это святое мряуесто.

Я перестал вникать в теологические представления мяурров, сочтя их сейчас не слишком важными для меня. Сразу после входа мы попали в огромный зал, купол которого уходил высоко вверх, здесь пахло лунным корнем и слышалось приглушенное пение. Прежде чем я успел рассмотреть в полумраке хоть что-то, Мряшал толкнул дверцу в стене и по извилистой лестнице привел меня в небольшую ложу, где с балкона открывался вид на зал.

— Жди здесь. С тобой поговорят, когда найдут времряу. Я приду за тобой.

Шурша мантией, он скрылся.

В помещении, куда меня привели, была лишь маленькая деревянная скамеечка. Я сел, положил руки на перила балкона и стал смотреть вниз.

Зал в форме эллипса, как я уже говорил, был огромным и, казалось, впитывающим в себя свет. Окна, находящиеся на дальней от меня стороне, по чьему-то приказу закрыли непроницаемыми для солнечных лучей щитами, и густой полумрак в помещении не могло разогнать пламя двух жаровен, что стояли по бокам от высокого, похожего на трон резного кресла.

Впрочем, все быстро изменилось, когда четыре десятка мяурров внесли в зал большие факелы на длинных бронзовых шестах. В полу оказались специальные пазы, куда воткнули шесты, и свет огня разогнал тьму в центре помещения. Стала видна площадка, приблизительно тридцати футов в диаметре, ограниченная белым меловым контуром. Ее, словно крылья, охватывали трибуны. Лишь первые ряды были прекрасно различимы, все остальные, уходящие к потолку, скрывались в полумраке. Судя по шорохам и шепотку, все места оказались заняты мяуррами, и я не сомневался, что сегодня здесь собралось все взрослое мужское население Кошачьего приюта.

Среди тех, кого я мог увидеть на достаточно хорошо освещенных трибунах, была совершенно разношерстная публика в буквальном и переносном смысле слова. Каждый прайд, каждая семья этого племени отличается друг от друга по множеству внешних признаков. Разные морды: узкие и широкие, плоские и вытянутые, похожие на тигриные или львиные или еще на два десятка других представителей дикого кошачьего племени, населяющего наш мир. Разная шерсть: пушистые, короткошерстные, черные, белые, рыжие, полосатые, пятнистые. Разная длина и форма хвостов, лап и ушей. Все эти признаки говорили знающему человеку о родословной мяурра и его принадлежности к определенной семье и прайду.

Я худо-бедно мог понять, с представителем какого прайда общаюсь, но что касается семей — был полным профаном. В каждом прайде их не меньше пятидесяти, и запомнить такое многообразие признаков… Нет. Не скажу, что невозможно, но просто это не самое важное в моей жизни.

Двое котов в золотых мантиях щедро сыпанули в жаровни лунного порошка, который тут же превратился в охряный дым и начал расползаться по помещению. Острый запах восточных пряностей, и без того сильный, показался мне едким и даже невыносимым. На мое счастье, дым не являлся наркотиком, во всяком случае, для лучэров. А вот если вколоть растворенный в воде порошок прямиком себе в вену, то «улететь» от этой дряни способен даже такой невосприимчивый к запрещенным веществам народ, как Дети Мух, как нас привыкли называть ненавистники из человеческой среды.

Судя потому, как много кидали порошка в огонь для ритуальных воскурений в честь Двухвостой кошки, у мяурров его было в достатке. Отсюда следовало, что всегда найдется ворюга, готовый рискнуть собственной шкурой, подставиться под острые когти и стянуть унцию бесценной для наркоторговцев дряни.

Ударили в гонг. Его звук достиг наивысшей точки, отражаясь от потолка и стен певучим «ом-м-м-м», и, когда он стих, шепотки и шевеление на трибунах прекратились. Двое все тех же мяурров в золотых мантиях под руки подвели к креслу третьего. Он был очень старый, сгорбленный, еле волочащий лапы, с седой, словно выгоревшей на солнце шерстью, большими ушами с кисточками, как у рыси, и облезлым, похожим на осеннюю безлистную ветку, хвостом.

Старик с трудом уселся, положив лапы на подлокотники, выпустил грозные когти, впившиеся в мягкую древесину, и, медленно подняв голову, оглядел трибуны.

Сын Луны, самый старый, самый мудрый кот, которого выбирают из шести старейшин прайдов и который определяет политику и поведение своего народа.

Почти три минуты он рассматривал тех, кто пришел, а затем заговорил.

Голос его, вопреки моим ожиданиям, оказался сильным и глубоким. Он с легкостью разносился по всему залу, и мяурры, подавшись вперед, внимали каждому слову. Я, в отличие от них, ничего не понимал. Язык мяурров — набор хриплых, мурлыкающих, шипящих грудных звуков. Родной язык уроженцев Спинотиса считается одним из самых сложных среди тех, кто населяет Рапгар. Знают его немногие, а учить почти никто не стремится — коты прекрасно изъясняются на всеобщем.

Минуты четыре я терпел, затем не выдержал и прорычал задумавшемуся Стэфану:

— Ты долго собираешься маяться от безделья?!

— Прости! Отвлекся на разговор с Анхель, — оживился он и начал переводить с половины фразы, опуская стандартное «мряу» то и дело попадающее на букве «м»:

— …они запятнали себя, запятнали свою семью, запятнали свой прайд и тех достойных мяурров, что несли ответственность за них, поручились честью за их доблесть, воспитывали и вкладывали знания. Это позор для нашего народа, когда вместо детей рождаются презренные мыши, которым не место среди гордых воинов!

По рядам пробежал первый одобрительный шепоток, впрочем мгновенно стихший.

— Как завешали нам великие предки, истинные потомки благородной Двухвостой кошки, лазающие по горячим скалам и охотящиеся на вепрей, — гнилое яблоко следует без жалости выбрасывать. Ни я, ни старейшины, никто из моего народа — племени отважных воинов — не потерпит, чтобы преступивших хоть что-то связывало с настоящими мяуррами!

Эти слова был встречены согласным ревом. Я уже подозревал, что случится дальше, и, неприятно скривив губы, снял шляпу, бросив ее на скамью рядом с собой.

Вновь наступила оглушающая тишина, и через минуту мяурры в черном, с острыми посохами наперевес, ввели невысокого кота. На нем, к моему удивлению, не было никаких цепей. Он шел сам, без принуждения, с ровной спиной и высоко поднятой головой, с презрением покосился на тяжелую деревянную колоду, поставленную в центре круга.

— Тебя обвиняют в том, что ты запятнал свою честь недозволенной работой, — прогудел Сын Луны.

— Я не считаю ее таковой, — надменно ответил кот.

Его ответ не понравился сидящим, и зловещий шепот был тому лучшим подтверждением.

— Цирюльник! — выкрикнул толстый белый мяурр из первого ряда. — Это, по-твоему, достойно мяурра?! Мы воины, стражи, защитники, охотники, оружейники! Но не пекари, официанты, цирюльники и слуги! Это позор на твой прайд, Рмяул!

Невысокий обвиняемый спокойно встретился взглядом с белым котом и негромко сказал:

— Я не вижу позора в достойных профессиях, старейшина. Надеюсь, хоть кто-нибудь готов это понять.

— Одумайся! — вскричал мяурр с верхних рядов. — Еще не поздно все исправить! Отступись, Рмяул!

— Но мне нравится быть цирюльником, — сказал тот с каким-то удивлением, словно его никак не могут понять.

— Я прошу дать ему время, — обратился белый старейшина к Сыну Луны. — Молодость склонна к горячности и неразумным поступкам.

— Хорошо, — после недолгого молчания ответил старик. — До юного месяца. Но если его еще раз заметят за непозволительной для мяурров работой, ты сам знаешь, как следует поступить.

Кота, не проявившего никакой радости из-за того, что его освободили из-под стражи, сменил следующий обвиняемый. Я заметил у него в лапах томик со святой книгой откровений Всеединого, в который он вцепился, словно в свою последнюю надежду.

— Ты предал веру предков, отвернулся от Лунной кошки и заполнил разум ложным учением…

— Вера во Всеединого столь же истинна, как вера в Лунную кошку! — горячо перебил его обвиняемый.

Судя по всему, он допустил очень большую бестактность, перебив главу, потому как несколько мяурров вскочили со своих мест, в гневе потрясая лапами с выпушенными когтями, и лишь резкий окрик Сына Луны остановил их от расправы.

— Я не собираюсь спорить с отступником. Это ни к чему не приведет и лишь потратит наше время в пустой погоне за несуществующей мышью. Ты предал веру предков, сменив ее на чужую, какой бы истиной она ни считалась в Рапгаре. Этого достаточно, и ситуация не требует дальнейших разбирательств. Что скажет семья отступника?

— Виновен, — раздался слабый голос из самого последнего ряда, находящегося как раз под моим балконом.

— Что скажет прайд отступника?

— Виновен! — раздалось несколько голосов из разных концов зала.

— Что скажет старейшина прайда?

— Виновен! — сверкнув глазами, сказал высоченный мяурр, рядом с которым я увидел сидевшего Мряшала.

— Кто-нибудь из достойнейших, находящихся сейчас здесь, желает выступить в защиту обвиняемого?

Тяжелая тишина была ему ответом.

— Ты признан отступником, — сказал Сын Луны. — Ты потерял защиту семьи, прайда, своего народа и богини.

Все произошло довольно быстро, и, что меня удивило больше всего, обвиняемый совершенно не сопротивлялся, приняв решение большинства как нечто само собой разумеющееся. Широкий тесак сверкнул в свете факелов и ударился в деревянную колоду, отрубая хвост мяурру у самого основания.

— Ты лишился благословения Луны и Ночи. Отныне ты мертв для своего народа. Живи днем.

Нарушившим закон отрубали хвосты, изгоняли из Кошачьего приюта и при встречах не замечали, считая, что изгнанники просто не существуют, так как Лунная кошка больше не присматривает за ними. Таких котов, запятнавших себя чужой верой, презренной работой или постыдным поступком, которому нет оправдания, называли Полуденными. Их жизнь не зависела от прайда, и они могли полагаться только на самих себя.

Мяурров с отрубленными хвостами в Рапгаре достаточно много, и с ними частенько можно столкнуться на улице, а в особенности в ресторанах, трамваях, цеппелинах или поездах, где они предпочитают работать. Порой эти ребята чем-то напоминают мне самого себя — такие же отверженные, каким был я достаточно долгое время. Единственное наше отличие в том, что они сами выбрали свою судьбу и знали, на что шли и за что лишились хвоста.

Обстановка и настроение в зале изменились. Теперь каждый фут был пропитан тревожным ожиданием, предвкушением и надеждой. Начинался Круг Когтей.

Мяурры достигают совершеннолетия в двадцать лет, должны пройти Круг, доказать, что они настоящие мужчины, и, в случае удачи, получить от старейшины разрешение на создание своего «когтя» — маленькой социальной ячейки, входящей в многочисленную семью родственников, которая в свою очередь является частью могучего прайда. Круг — первое и последнее препятствие для женитьбы. Всего за свою жизнь кот может завести трех жен, в двадцать, тридцать и сорок лет соответственно. Тем, кто не смог пройти через испытание, следует ждать целый год, до нового сбора Круга, и повторить попытку.

Как-то, еще будучи студентом, я разговаривал с Мряшалом, которому только предстояло пройти через это, и он осипшим голосом говорил, что есть среди мяурров такие, кто не может добиться победы и с пятнадцатой попытки.

Претенденту следует сразиться в рукопашной схватке с тремя опытными бойцами, продержавшись против каждого всего лишь минуту. Кому-то везет, кому-то не очень.

— Подозреваю, что сегодня экзамен сдадут все, — сказал Стэфан.

— Почему ты так уверен?

— Случай нетипичный. Сбор нетрадиционный. Молодые отправляются на войну.

— Войны еще нет, — напомнил я ему.

— Вопрос времени, мой мальчик. Так вот. Молодые отправляются на войну. Согласись, они будут сражаться более доблестно и не опозорят честь прайда, если будут знать, что их ждут дома. Моральный дух, Тиль. На мой взгляд, это важно.

Сын Луны стал говорить, и речь его была заполнена патетикой о предназначении мяурров в этом мире, службе прайду, Рапгару, стране и Князю, гордости за тех, кто вызвался добровольцем, и семейных ценностях, к которым должен стремиться каждый кот. Я слушал вполуха, с большим интересом наблюдая за сидевшими на трибунах хвостатыми господами. Все внимали главе своего народа затаив дыхание.

Наконец, когда со словами было покончено, двенадцать претендентов, облаченных в темные плащи, с капюшонами, полностью скрывающими их лица, встали позади трона Сына Луны. Подчиняясь приказу одного из старейшин, первый из молодых мяурров сбросил плащ и осторожно вошел в круг.

Это был большеглазый, пушистый, похожий на всклокоченного детеныша леопарда, совсем еще юный. Вся его одежда состояла из белых хлопковых шаровар и туники такого же цвета. Его противник, отличавшийся и силой, и статью мяурр с темно-коричневыми подпалинами, в черной тунике и шароварах, встал напротив и стеганул хвостом по воздуху. Он не отрывал горящих желтых глаз от претендента.

Прозвенел гонг, и началась схватка. Бойцы дрались, не издавая ни звука, их сражение мало чем напоминало свалку между выясняющими отношения уличными котами. Двигаясь, словно молнии, кружа друг вокруг друга, нападая и отскакивая, подлетая в воздух на восемь с лишним футов, совершая удары всеми четырьмя лапами, они поразили мое воображение удивительной пластикой, точностью действий и потрясающим контролем над своим телом.

Хвосты позволяли мяуррам исполнять такие кульбиты и пируэты, что любой воздушный акробат, увидев это, должен был бросить карьеру и навечно повесить трико в цирковой шкаф.

Казалось, на целую минуту я забыл дышать, пораженный поединком. Когда время завершилось, туника претендента была исполосована когтями.

Второй «экзаменатор», как мне показалось, был из родного прайда молодого мяурра, так как более щадил противника, чем его предшественник. Он занял оборонительную тактику, лишь иногда нанося удары когтистыми лапами, которые, впрочем, почти не достигали цели.

Зато третий боец жалости не знал, во все стороны летели клочья шерсти и обрывки материи. Когда все закончилось, претендент стоял на четырех разъезжающихся лапах, низко пригнувшись к полу, стегая себя по окровавленным бокам хвостом, и тяжело, хрипло дышал.

Анхель сочла, что молодой еще легко отделался.

Она оказалась права, стоило лишь начаться следующему бою. Здесь удача сложилась для юного кота гораздо хуже, чем для его предшественника. Здоровый рыжий мяурр, одноглазый, похожий на пирата из южных морей, устроил настоящее избиение. Исполосовал морду противника когтями, рассек ему нос, а затем распорол бок и плечо. Площадка разом намокла от крови. Но новичок, несмотря на раны, бросался в атаку, слепо, отчаянно, нанося удар за ударом и не обращая внимания на то, как вражеские когти раздирают ему спину и шею. В итоге рыжий с диким воплем отлетел в сторону, лишившись одного уха.

Время вышло, но одноглазый, словно бы не услышав этого, прыгнул на ослабевшую жертву, но был сбит в воздухе сразу двумя мяуррами, соскочившими с трибун. Он выл и плевался, но его очень быстро обездвижили и уволокли прочь.

— Между ними явно пробежала какая-то кошка, — хихикнул Стэфан.

— И тебе нравится это варварство? — Я с отвращением кивнул в сторону окровавленного кота. — Он едва стоит и не сможет продолжать бой.

— Смряуожет, — сказал внезапно появившийся рядом Мряшал. — Раны — это пустяки. Гордость гораздо важнее. Он не будет драться, если только потеряет сознание или умряует. Никто из нас не желает уронить честь прайда. Это не варварство, мряуой старый брат по крови. Это жизнь нашего народа. Тебе она кажется жестокой?

— Да, — не стал я отрицать.

— Наш мряунталитет отличается от вашего. Мы тоже не всегда мряуожем понять лучэров. На наш взгляд, вы гораздо более странные, чем тру-тру. — Он бесстрастно посмотрел на сцену, где подходил к концу очередной бой. — Но мы живем по вашим законам и готовы смряуириться с вашей необычностью. А ты?

Я посмотрел ему в глаза и осторожно ответил:

— Сегодня я всего лишь невольный наблюдатель, Мряшал. Я не буду вмешиваться и учить вас, как следует жить.

— И это разумно. Идем. С тобой поговорят.

Я в последний раз бросил взгляд на арену и последовал за ним. Мы спустились вниз, вошли в противоположную дверь и, сойдя по темной широкой лестнице, оказались в полуподвальном помещении, где сильно пахло мятой и апельсиновой цедрой.

В комнате, куда меня привел мяурр, находился тот самый высоченный кот, глава прайда, что сказал последнее слово в судьбе религиозного отступника. Он был на голову выше меня, с густыми усищами и несколько кудрявой шерстью ванильного оттенка.

— Сврямряук, глава моего прайда. Чэр Тиль эр'Картиа. — Мряшал представил нас друг другу.

— Сын Луны уполномряучил меня рассмряутреть вашу просьбу. — Сврямряук предложил мне сесть.

Мне почудилось, что наверху, на потолочных балках, кто-то есть, но Анхель сохраняла «молчание», и я, успокоившись, выбросил это из головы. Кот налил вина в два бокала, ничего не предложив Мряшалу, стоявшему возле стены и ловившему каждое движение главы прайда. Я принял вино, из вежливости сделал небольшой глоток солнечного муската.

Глаза Сврямряука безразлично скользнули по моим рукам:

— Я слышал вашу историю, чэр, хотя уже десять лет как ушел в отставку из жандармряурии.

Я стал ждать продолжения, которое обычно всегда заключалось в вежливом сожалении о несправедливости судебной системы и некомпетентности судебных органов. Но он сказал совершенно не это:

— Я вижу, что вы соответствуете старому кодексу своего народа, чэр эр'Картиа. Лучэр должен оставаться лучэром вопреки всемряу.

— Не понимаю, к чему вы клоните.

— Я рад, что встретил лучэра, а не сдавшуюся развалину. Поверьте мряуему опыту, многие сдаются перед несправедливостью жизни. Это гораздо проще, чем продолжать бороться. Мои глаза видят, что вы боец. Не хотел бы я вставать с вамряуи в Круг, чэр.

— Для меня это комплимент, — пробормотал я, весьма сбитый с толку. — Впрочем, смирение никогда не было моей положительной чертой.

— Смряурение для слабых духом. Мое племряу не ценит эту особенность характера. — Он сел в кресло напротив, обвившись хвостом. — Я рад, что смряурение не мешает вам. Потешьте мряуое любопытство, чэр. Что толкает вас жить, когда вы мряуртвы и Лунная кошка бежит за вашей спиной? Для меня это важный жизненный опыт.

— Цель, — не раздумывая, ответил я. — Вы не думали, Сврямряук, что мы все живем ради какой-то цели?

— Думал ли я? О да. Так и есть. Мряурры живут для того, чтобы быть воинамряуи, служить своей стране, прайду и семье. И наша цель, в отличие от многих других, никогда не заканчивается. Она тянется сквозь ночь, словно лунный свет, и является бесконечной. Никомряу из мряуего народа не надо страшиться, что цель окончится и мы потеряем смысл жизни. Надеюсь, ваша цель столь же живуча. — Он отсалютовал мне бокалом.

Я вежливо улыбнулся ему.

Кот наклонился в кресле, протянул лапу:

— Мряуогу я забрать принадлежащее мряуоему народу?

Я отдал ему порошок. Он посмотрел его на свет, как это уже делал Мряшал, откупорил крышку, понюхал и отметил:

— Хорошее качество. Понимаете, чэр эр'Картиа, каждый сбор лунного корня уникален. Если есть опыт, легко можно определить регион, сад, год сбора корней. Знающий зайдет дальше, смряожет назвать время поставки и хранения, а также день, когда его украли у нас. Посмотри. Что скажешь?

Прятавшийся все это время на балках спрыгнул вниз, легко приземлившись на ноги. Мяурр оказался кошкой с раскосыми лиловыми глазами и короткой дымчатой гладкой шерстью. Она была невысока и изящна. В ней чувствовался аристократизм, природная кошачья утонченность, невообразимая пластика и легкость движений. Ее глаза окружали темные подпалины, похожие на солнечные очки, а одежда была простой и неброской, обычной для ее народа — короткие шаровары в складку, хлопковая туника, вельветовый жилет.

— Надеюсь, вы не обижаетесь, чэр, что нас слушал кто-то еще? Мы не были уверены, что дело настолько серьезно. Семья мряушурров не слишком любит, когда чужаки знают их в лицо. Это Фэркаджамрея, чэр эр'Картиа. Она следопыт семьи мряушурров.

Я снял шляпу, кошка ответила легким кивком и, взяв пробирку, понюхала порошок:

— Сборр шестилетней давности, с южного поберрежья, плантации Мрряуена. Эта прропажа не из наших хранилищ. Прродавали на Спинотисе.

Голос у нее был гортанным, очень тихим, и она грассировала. Я впервые был не уверен, что смогу повторить его с первой попытки, несмотря на свой Атрибут.

— Вамрр трребуется торрговец, чэрр? — Взгляд у нее был пронзительный и неприятный.

Было видно, что она общается со мной только по приказу старейшины.

— Лишь для того, чтобы найти одного из его покупателей. Для меня найти торговца — единственный способ выйти на нужного мне человека.

Она пошевелила ушами, принимая мои слова к сведению, посмотрела на старейшину.

— Я не слышала, чтобы такая поставка попадала комрряу-нибудь из рраспрострранителей в Ррапгаре. В карртотеке жандаррмряурии нет никаких упоминаний о сборре с плантации Мрряуена, да еще и шестилетней давности. Никомрряу из мрряуей семрряуи ничего об этомрр не известно.

— Я помню, что последние четыре мряусеца продаж на улицах не было, — согласился Сврямряук, и Мряшал, подтверждая его слова, кивнул. — Но, как мы знаем, изжить зло невозмряуожно, хоть мы его и уничтожаемряу в меру наших сил и религиозного рвения. Я хотел бы, чтобы ты занялась этой проблемой, Фэркаджамрея. Это пойдет на пользу нашемряу прайду.

— Да, старрейшина.

— Но не спеши убивать крысу, прежде чем любезный чэр эр'Картиа не узнает все, что он хочет услышать. Он отмряуечен Лунной кошкой.

Последнее было явным напоминанием на тот случай, если Фэркаджамрея об этом забыла. Она вновь поклонилась, впрочем, не слишком довольная последним приказом, быстро попрощалась со всеми и удалилась, выскользнув в приоткрытую дверь.

— Потребуется времряу, чтобы найти необходимое. У Фэркаджамреи есть нужный запах, и теперь мряушурры займряутся поиском. Она свяжется с вамряуи, чэр, как только появится результат.

— Будь спокоен, — сказал Мряшал. — От мряушурров еще никто не уходил.

Я поблагодарил их обоих, встал с кресла, отставив недопитый бокал вина, взял Стэфана, который был недоволен всем происходящим и не верил ни в какой результат, а также злился, что ему не дали досмотреть Круг Когтей.

— Я не хотел бы, чтобы они трогали покупателя, — сказал я напоследок.

— Мы не видим смряуысла наказывать тех, кто принимает порошок. Они заблудшие души и давно уже потерялись в паутине лунного света. Будьте спокойны. Вы получите наркомряуна целым.

Мне оставалось лишь положиться на слово старейшины.

Глава 17

МЫШКА МЫШУРРОВ

Часы сегодня тикали особенно громко. Солнечные лучи, назойливые, удивительно теплые, просачивались, словно вода, сквозь толстые занавески и бесцеремонно плясали у меня на лице, не испытывая никаких мук совести оттого, что разбудили меня. Я собирался хорошенько выспаться, но у вновь начинавшей налаживаться погоды было свое мнение на этот счет.

Шафья спала рядом, на животе, и ее горячий бок жег мне кожу. Изящная смуглая рука, украшенная золотыми браслетами, все еще лежала у меня на груди, и я как можно осторожнее, стараясь не разбудить девушку, выбрался из постели. Магарка прижималась щекой к подушке, и всегда собранные в косы волосы сейчас темным облаком укрывали ее, словно одеяло.

Как-то Данте сказал, что человеку моего круга спать с собственной служанкой вульгарно. Разумеется, говорил он это с очень большой иронией, так как сам в постельных делах отнюдь не образец нравственности, так что его недовольство я пропустил мимо ушей. Моя совесть была абсолютно чиста.

Стороннему наблюдателю в крайне щекотливых отношениях хозяин — служанка может много чего показаться, но я ни к чему Шафью никогда не принуждал, и наши встречи возникали лишь по обоюдному согласию и никогда не заводили дальше, чем это требовалось. Никто из нас не испытывал дурацкого чувства вины или неловкости в общении друг с другом. Мы были достаточно взрослыми, чтобы понимать, что нуждаемся в обычном человеческом тепле, пускай лишь на одну ночь. Она была одинока, прекрасна и горяча, я также одинок и пока еще жив. Мы отрывали бесценные минуты у ночи, понимая, что быть вдвоем, хотя бы иногда, — гораздо лучше, чем коротать часы жизни в одиночестве.

Я вошел в смежную со спальней комнату, прикрыв за собой дверь, оделся и спустился вниз. Бласетт отсутствовал, что само по себе было странно, а в Охотничьей комнате пил кофе Талер.

— «Откуда ты, прелестное явление»? — спросил я цитатой из пьесы Арчибальда.

Мой друг молча налил мне кофе, бросил в чашку сахар и протянул свежую газету. Я пожал плечами, поискал глазами Стэфана, затем вспомнил, что оставил его вместе с Анхель, и застыл, так и не донеся чашку с дымящейся ароматной жидкостью до рта.

— Думал, что тебе будет интересно узнать об этом как можно раньше. — Талер рылся в конфетнице.

— Да уж, — только и выдавил я из себя.

Заголовок первой страницы мне решительно не понравился. Текст, находящийся под ним, еще больше. Я быстро пробежал его глазами. Раз. Другой. Третий. Взгляд зацепился за отрывок:

«…Управление Скваген-жольца по связям с общественностью подтвердило нашему корреспонденту, что при взрыве, произошедшем на мосту Легионеров вчера в восемь вечера, погиб Владимир эр'Дви, начальник серого отдела Скваген-жольца. Гвидо эр 'Хазеппа выразил глубокую печаль в связи с гибелью своего коллеги и подчиненного и принес соболезнования родственникам погибшего.

К сожалению, «Время Рапгара» не знает подробностей, но, по словам свидетелей, в окно кареты чэра эр’Дви двумя неизвестными была брошена бомба. Они скрылись с места преступления, расстреляв из револьверов подоспевший патруль жандармов. Это самое успешное из всех покушений на крупного чиновника, произошедшее в Рапгаре за последние годы. Подобный инцидент произошел восемь лет назад, когда боевая ячейка ныне уничтоженных Носящих красные колпаки расстреляла на ступенях Души Рапгара прежнего мэра — Русэля Кваддо.

Гвидо эр 'Хазеппа заверил, что дело взял под свой контроль Князь, виновные будут найдены в самом скором времени и понесут заслуженное наказание.

Из выборочного опроса респондентов мы выяснили, что лишь небольшой их процент не сомневается в успехе органов правопорядка, большинство же, удрученное неудачей в поимке Ночного Мясника, полагает, что это громкое убийство так и останется нераскрытым.

Наши эксперты в области политологии, криминалистики, а также этнических отношений и истории сект не смогли однозначно назвать предполагаемого виновника столь громкого убийства, но уверенно заявили, что с гибелью чэра Владимира эр 'Дви серый одел Скваген-жольца ждет если не реорганизация, то существенные изменения…»

— Отвратительное утро, — буркнул я, вспоминая светловолосого чэра.

— Почти мои слова, — откликнулся Талер. — Не думаешь, что за этим стоят Носящие красные колпаки? Ведь в последнее время он интересовался ими. Я помню, как чэр примчался к тебе в дом после того нападения.