Пересмешник

— Быть может, и да. Быть может, нет. Наши теории — лишь пустое сотрясание воздуха. Он мог вести одновременно десяток дел, а погибнуть из-за того, что косо посмотрел на какого-то прохожего. В Рапгаре достаточно сумасшедших, чтобы совершить такое.

Все наслаивается одно на другое. Жизнь в столице никогда не была тихой, всегда случались какие-нибудь происшествия, но последние недели происходящее в моем городе — это просто какое-то стихийное бедствие.

— На мой взгляд, власть себя серьезно дискредитирует. — Талер намазывал масло на тост. — В некоторых кругах уже идут осторожные разговоры, что правительство растеряно и не способно ничего сделать. Рапгар словно расползается по швам. Еще десять лет назад никто и подумать не мог о таком — убийство крупных чиновников на глазах у всех какими-то отморозками. Теперь — пожалуйста.

Он в задумчивости изучил ананасовый джем и придвинул к себе малиновый.

— Ты помнишь, чтобы раньше последователям Багряной леди давали возможность выступить со своими идиотскими заявлениями? Их сразу же стаскивали с трибуны, если не жандармы, то граждане, и волокли в кутузку. А что теперь? Всего пять дней назад я видел, как эти умники проповедовали и Прыг-скоке, и ни один зевака не пошевелился их заткнуть.

Я был с ним согласен. Вспомнил недавний инцидент на площади перед Центральным вокзалом.

— Все кажутся растерянными, — пережевывая, произнес Талер. — В том числе и власть имущие. Этот маньяк, поднявшие голову радикальные ячейки, куча недовольных, приближающаяся война. Последняя, кстати говоря, хоть как-то отвлечет внимание населения от творящегося в городе.

— Ждем войны как избавления от всех неприятностей? — Я с интересом просматривал финансовый листок «Времени Рапгара», так как не нашел ничего приятного в некрологах. — Зря. Она добавит других проблем. А насчет недовольных — не бери в голову. Их придавят так, что следующие полгода-год вновь будет тишина да благодать.

— Хотелось бы верить. В любом случае теперь серый отдел еще сильнее закрутит гайки, и начнется охота на ведьм. Впрочем, это, наверное, неплохо, а? Житья не стало от отребья, нелегально попадающего в город. Ладно бы сидели спокойно и тихо, так они никогда не ведут себя как приличные граждане… Да, там Полли пообещала приготовить яичницу с грибами и беконом и сварить прижские колбаски с травами. Ты не собираешься завтракать?

Я с усмешкой посмотрел на него:

— Ты настоящий прожорливый троглодит.

— Неверное использование слова. Троглодит — существо невоспитанное и некультурное. Я же — всего лишь голодный.

— Ну раз так, схожу на кухню и посмотрю, что можно для тебя сделать.

Шафья спала, и я не собирался ее будить, а Бласетт словно провалился в подвал. Полли, беззлобно ворча на нерадивых слуг, собрала мне поднос с едой. Мы с Талером позавтракали, он забрал к себе на тарелку оставшуюся снедь, а я вновь развернул газету.

— Ты пойдешь на панихиду эр'Дви?

— Не думаю, — после некоторого размышления ответил я. — Я его плохо знал, и мое появление в этом кругу было бы странным. Половина господ из Скваген-жольца до сих пор испытывают несварение желудка при виде меня.

Талер хохотнул и серьезно сказал:

— Просто я ночевал у Гальвирров. Рисах узнал новость раньше, чем она появилась в газетах, еще ночью. Он и Катарина собираются прийти.

— Угу, — без всякого интереса подал голос я. — Пишут, что Ночной Мясник растворился в воздухе. Вот высказывают осторожное предположение, что страх наконец-то покинул город. Никаких нападений уже «достаточное количество дней».

— Судя по тому, что ты мне рассказал, не думаю, будто он успокоился. — Талер сыто вздохнул. — Скорее всего, парень подхватил банальный насморк, и у него нет настроения идти на работу. «Срочные новости» позавчера распространили слух о том, что пророк из района Иных предсказал скорую кровавую ночь. Самую страшную из всех, что были в Рапгаре благодаря убийце.

— Лучше бы он предсказал, где берлога Ночного Мясника, или сдался жандармам, — сухо произнес я.

— Они, если ты не в курсе, за это время успели переловить два десятка пророков, предсказателей, сумасшедших и прочих шарлатанов. Половина из них утверждала, что они — и есть пророк из района Иных. Разумеется, это оказалось ложью. И, между прочим, никто из местных заправил, а также доносчиков, крыс и осведомителей в районе Иных не слышал ни о каком провидце.

— Откуда у тебя такие сведения? — Я посмотрел на него из-за культурного листка «Времени Рапгара».

— Рисах за ужином рассказывал. Впрочем, Кат бесед об убийце в своем доме не одобряет, и подозреваю, что большую часть самого интересного мне так и не удалось узнать. Кстати говоря, как у тебя дела с котами?

— Никак.

Прошло уже четыре дня с тех пор, как я посетил Круг Когтей, но результата пока не было. Конечно, я набрался терпения и ждал, больше ничего и не оставалось, но начинало казаться, что обо мне просто забыли. Причем все — шпики серого отдела, неуемный Фарбо, мяурры, Эрин и те невежливые господа, что несколько раз искали со мной встречи в поисках девушки с карминовыми губами.

— А, сгоревшие души! — Талер хлопнул себя по лбу. — Совсем забыл. Катарина передата тебе записку. Держи.

Мне пришлось отложить газету и распечатать конверт.

«Дорогой Тиль.

Через неделю в Национальном театре состоится премьера оперы мэтра Жали «Снежная сказка». Знающие люди предрекают ей большой успех. Как ты понимаешь, в день премьеры там соберется весь свет (ходит упорный слух, что будет и Князь с семьей).

Я знаю, что в последнее время ты не любишь светские мероприятия, в том числе и театральные вечера, но хочу попросить тебя о маленьком одолжении.

Ты, разумеется, помнишь чэру Алисию эр'Рашэ, девушку в высшей степени утонченную, образованную и достойную, в том числе — и твоего внимания. Думаю, ты согласишься со мной, что эта юная особа — большая умница и прелесть. Я разговаривала с ней пару дней назад, Алисия очень хочет пойти на премьеру, но у нее нет кавалера. Не согласишься ли ты составить ей компанию?

Если сможешь найти для этого время, пожалуйста, сообщи мне о своем решении письмом или через Талера.

Крепко обнимаю.

Катарина».

Я молча протянул записку Талеру, понимая, что все равно отвертеться от его вопросов не получится. Он пробежал глазами по строчкам и осклабился:

— Кат все еще хочет тебя женить, а?

— Она никогда не занималась сводничеством. Катарина просто добрая душа, только и всего. К тому же для нее слишком цинично искать в пару чэре эр'Рашэ мертвеца, который оставит несчастную девушку вдовой лет в двадцать.

— Я по твоим глазам вижу, что ты готов принять предложение.

— Конечно. — Я вновь уткнулся в газету. — Не могу отказать Катарине, к тому же Алисия действительно хорошая девушка. Я себя никак не утружу… Смотри, очередной виток войны. Малозанский цеппелин разбомбил паром с беженцами недалеко от берегов Кируса. Часть населения острова недовольна тем, что наши войска на их земле, и провели акции протеста перед посольством. Малозан объявил, что он поможет жителям острова, требующим свободы от иноземных захватчиков.

Я отбросил «Время Рапгара» со словами:

— Кажется, пора продать акции кое-каких предприятий, пока это все не рухнуло в одночасье.

— Чэр эр'Картиа. — В дверях стоял Бласетт при полном параде. — Могу ли я отвлечь вас на несколько минут?

Физиономия дворецкого сияла, словно хорошо начищенное столовое серебро, хотя он и старался сохранить равнодушный вид.

— Разумеется, Бласетт. Я подойду в кабинет через минуту.

— Спасибо, чэр. Я буду вас ждать.

Он удалился, я допил уже давно успевший остыть кофе и отправился в кабинет. На моем столе стояло большое блюдо, накрытое сверху колпаком для сохранения пищи горячей. Из-под него раздавались глухие стонущие звуки. Бласетт нависал над ним, словно озверевший завью над своей жертвой.

— В чем дело? — нахмурился я.

— Я поймал их, чэр! Я поймал вредителей! На месте преступления. Вот это они пытались положить под вашу дверь! — Он двумя пальцами приподнял огрызок морковки.

Я почувствовал, как веселится Анхель.

— Ну давай посмотрим, кого ты поймал, — сказал я, присаживаясь на стул и наклоняясь к столу.

Дворецкий жестом опытного фокусника поднял колпак, и помещение тут же наполнилось писклявыми рыданиями, стенаниями, причитаниями и воплями. Сквозь стену в кабинет прошла Эстер, ревниво проверила, не завел ли я себе еще одного призрака, презрительно фыркнула и исчезла, словно ее и не было.

Я во все глаза смотрел на шестерых представителей маленького народца. Они, увидев перед собой лицо чэра, завыли еще громче, размазывая кулачками слезы на чумазых лицах, и трое из них от переизбытка чувств не нашли ничего лучше, чем хлопнуться в обморок. Еще одна малышка закрыла лицо руками, а другая, самая маленькая, от страха забыла, как пользоваться крылышками и даже не подумала взлететь. Самая старшая из них, с некоторой сединой в нечесаных, торчащих в разные стороны волосах, с курносым носом и разноцветными глазами, держалась лучше всех — плакала почти беззвучно.

— Принеси печенья и молока, — приказал я Бласетту, решив действовать точно так же, как в поезде, во время встречи с Эрин.

Он вернулся в мгновение ока, с недовольной миной поставил перед пленниками блюдце и положил стопкой имбирное печенье. Почти сразу же троица перестала реветь, а «упавшие» в обморок приоткрыли глаза, решив узнать, не миновала ли опасность. Следующие несколько минут они завтракали, умильно сжимая в маленьких ладошках куски поломанного мной печенья и то и дело наклоняясь к блюдцу, наверное казавшемуся им размером с хорошую ванну.

Бласетт сердито сопел, иногда поправлял пенсне на носу и косился на «гостей» как на кровных врагов.

— Ну а теперь кто-нибудь из вас сможет мне рассказать, чем вам так не приглянулось мое крыльцо?

Кажется, я поторопился, потому что одна из малышек подавилась угощением, а вторая на всякий случай опять хлопнулась в обморок. Мне потребовалось некоторое усилие и масса терпения, чтобы разговорить «злостных преступников».

Старшую звали Пуня Чуховая, она была главой рода Звездочек, и именно по ее указанию все эти дни у меня под дверью появлялся мусор с помойки. Ну, во всяком случае, я считал это мусором, а вот мелочь имела собственное мнение на данный счет. На взгляд маленького народца, всё-всё-всё, начиная от битых стеклышек и листьев и заканчивая трупом крысы, являлось очень большой ценностью.

Собственно говоря, маленький народец решил сделать мне щедрые подношения из своих сокровищниц, чтобы задобрить. Слушая их историю, я не знал, смеяться мне или плакать. Раньше род Звездочек обитал в заброшенном доме, что находился в конце улицы и в данный момент разрушался строителями для возведения нового особняка. Соответственно, малышам и малышкам негде жить, а зима уже совсем-совсем близко. Вот они и подумали, что, возможно, я смилостивлюсь и пущу их пожить у себя, если мне поднесут хорошие дары.

Почему выбрали меня, а не чэру эр'Тавию, полковника МакДрагдала или любого другого соседа, разумно объяснить они не могли и лишь виновато шмыгали носами.

— И что мне с вами делать?

Анхель беззвучно смеялась. Вся эта ситуация ее безумно веселила.

— Сколько вас?

— Немного, господин, — сказала Пуня Чуховая и пробормотала что-то совершенно неразборчиво.

— Ничего не понял.

— Сорок.

Лицо Бласетта окаменело. Я же пожал плечами. При росте и размере маленького народца много места в огромном доме они не займут. Против этого племени я никогда ничего не имел, считал их существами добрыми, наивными и немного комичными. Так что будет очень забавно разместить у себя под боком такой муравейник. Удивлю Данте, он подобного экстравагантного поступка от меня точно не ждет.

— Хорошо. Можете оставаться.

Мои последние слова потонули в ликующих писках. Бласетта же едва паралич не разбил, но удар он выдержал с честью.

— Будете жить в комнате и кладовке, в восточном крыле. Там отдельный выход в сад. Но запрещаю таскать мусор, подниматься на второй этаж и воровать продукты. Я скажу кухарке, она будет оставлять вам еду. Если возникнут какие-то вопросы, обращайтесь к господину Бласетту. Он мое доверенное лицо и назначается ответственным за ваше поведение.

Дворецкий посмотрел на меня с тоской и осуждением, как на предателя, который подсунул ему пару фунтов взрывчатки с горящим фитилем.

— И не спалите мне дом! — напоследок сказал я, слушая, как «хохочет» Анхель.

Чему она радовалась, ума не приложу.

— Мат, — сказал Талер, передвигая офицера на три клетки вперед.

— А, сгоревшие души! — махнул я рукой. — Ты снова меня обошел. Когда-нибудь я тебя сделаю.

Он довольно улыбнулся и стал расставлять фигуры на их первоначальные позиции.

— Ты хоть раз в жизни у него выиграл? — пробурчал Стэфан, следивший за нашей партией с самого начала.

— Две победы. И пять ничьих.

Талер поднял глаза, понял, что я общаюсь с амнисом, и поправил меня:

— Четыре ничьих. Последняя, в день выпуска, не в счет. Я был пьян.

— Да, мой мальчик, играть с ним в шахматы — все равно что с тобой в карты.

— Старина Талер непотопляем, — согласился я. — Он единственный, кому я систематически проигрываю.

Мой друг, слыша эти слова, хмыкнул, но было видно — ему приятно, что его таланты оценили.

Талер достаточно много времени проводит у меня в доме. Если он не на службе, стрельбище, в оружейном клубе или у Катарины, то гостит у меня. Свою квартирку он ненавидит почти так же, как одиночество, и практически не бывает у себя в берлоге.

Я ничуть не возражаю, чтобы Талер приходил, мне он совершенно не мешает, к тому же, как я уже говорил, в доме полно пустых гостевых комнат, а Полли будет только рада накормить новых жильцов. По ее мнению, здесь слишком скучно и пустынно.

— Чэр эр'Картиа, к вам посетительница. — Блассет вошел с прямой спиной и ледяным лицом.

Он все еще дулся из-за истории с маленьким народцем.

— Кто?! — Я резко обернулся к нему, сразу подумав об Эрин.

— Мяурр. Кошка. Она представилась, но, к стыду своему, я не в состоянии запомнить такое имя с первого раза, чэр.

— Фэркаджамрея?

— У вас великолепная память, чэр, — поклонился Бласетт. — Пригласить ее к вам?

— Будь так добр.

— Сию минуту, чэр.

— Это та самая? Из мышурров? — оживился Талер.

Я, прищурившись, посмотрел на него и совершенно нетактично поинтересовался:

— Тебе не пора? Ты сто лет не был на стрельбище.

— Если ты считаешь, что лучший друг оставит тебя, когда ты полезешь рисковать собственной шеей в логово к торговцу дурью, то ты не знаешь, что такое друзья!

— Я рад, что ты вспомнил о риске. Я лезу во все это исключительно потому, что, как ты знаешь, мне нечего терять. Разумеется, никто не говорит, что я не хочу жить долго и счастливо, но если взвешивать наши жизни на весах…

— Оставь, пожалуйста, свои недалекие теории, — отмахнулся он. — Чья жизнь важнее — умирающего или того, кто не знает, что с ним случится завтра, вопрос пустой и философский. Я на эту удочку не клюну.

— Все, что я затеял, мой друг, это всего лишь моя придурь. Глупая прихоть страдающего от безделья чэра, который стремится найти тех, кто пытался убить меня в моем собственном доме, и с помощью этих господ в красных колпаках — выйти на след Эрин. Девушки, которую я совершенно не знаю и видел от силы двадцать минут. Я не считаю, что тебе надо принимать участие в подобном абсурде.

— Спорю на трестон, что, если я продолжу упорствовать, ты пригрозишь нажаловаться на меня Катарине.

Ответить я не успел, так как вошла Фэркаджамрея в сопровождении Бласетта.

— Добррый день, чэрр эрр'Карртиа, — поприветствовала меня кошка.

— Добрый день, Фэркаджамрея. Это мой друг господин Талер.

Она безразлично посмотрела на Талера, равнодушно-вежливо кивнула.

— Присаживайтесь. Желаете что-нибудь выпить? — предложил я ей.

— Яичный ликерр с мрряутной настойкой в рравных прропоррциях.

Бласетт дернул бровью, удивленный таким сочетанием, но довольно скоро вернулся с высоким бокалом и вручил его мяурре.

— Я нашла прродавца, хоть это и было непрросто.

Мне показалось, что она сдержалась, чтобы не улыбнуться довольно.

— Это очень хорошие новости. Благодарю вас за помощь, — сказал я ей.

— Не стоит благодаррности, чэрр. Я выполнила прриказ старрейшины. Мы мряожем поехать хоть сейчас.

— Чудесно, — сказал я, вставая. — Дайте мне пару минут, чтобы собраться.

Я перестал спорить и пытаться переубедить Талера, как только мы вышли из дома. В конце концов, он взрослый человек, и если ему хочется заниматься ерундой, которая привлекает меня, вперед и с песней. Я лишь предупредил, что, если ему опять продырявят шляпу, новую покупать не буду. Он хмыкнул по своей старой привычке и, засунув руки в карманы плаща, пошел рядом.

Фэркаджамреи не было никакого дела до того, кто меня сопровождает. Она запрыгнула в трамвай, на ходу показав кондуктору жетон, и села в салоне третьего класса, среди многочисленной гомонящей толпы эмигрантов и студентов. Возле Старого парка мяурра вышла, привела нас на набережную, сев на лавочку, потянулась, подобрала под себя ноги и сказала:

— Надо ждать.

Я, не став задавать вопросов, сел рядом, а Талер, у которого вновь началась аллергия, подошел к воде и вместе с мальчишками, детенышами ка-ra и тремя оторвавшимися от дел фиоссами начал швырять камушки в воду, пуская «лягушек». Кошка следила за ним безмятежным взглядом раскосых лиловых глаз, затем сказала мне:

— От него пахнет поррохом.

— Да. Талер любит стрелять.

— Поэтому вы и взяли его с собой?

— Нет. Причина в другом. Если Талер что-то решил, его тяжело переубедить.

— Он похож на нас, — сказала Фэркаджамрея и, поймав мой непонимающий взгляд, уточнила:

— Мряушурров.

Мы вновь замолчали. Стэфан начал что-то бубнить о бездарно растрачиваемом времени, но я попросил его замолкнуть и, подставив лицо осеннему солнцу, закрыл глаза. Было тепло, хорошо, мягко плескались волны, слышались крики чаек и занятых игрой мальчишек, иногда над водой неслись гудки далеких пароходов. Чудесный день, чтобы поехать куда-нибудь за город, подальше от скоплений народа, пожить в свое удовольствие, погулять в тишине и покое, наслаждаясь единением с природой.

— Может, ты все-таки обратишь на меня внимание?

— Что тебя беспокоит на этот раз? — мысленно обратился я к трости.

— Шпики. Я понимаю, что ты так привык к их присутствию и перестал замечать, но сегодня их действительно нет. Горизонт чист, мой мальчик.

— Неудивительно. Эр'Дви мертв. Серый отдел стоит на ушах. Каждый оперативник на счету. На кой я им теперь сдался? Они потеряли надежду, что Носящие колпаки еще раз ко мне нагрянут, и занялись более насущными проблемами.

— Но ты-то должен понимать, что эти люди вновь могут тебя найти?

— Конечно.

На лицо легла тень, и я открыл глаза. Сигарообразный серо-стальной цеппелин закрыл собой солнце и, снижая скорость, полз по небу. Он казался медлительным, неповоротливым и громоздким китом, внезапно научившимся летать.

Обтекаемый нос, гондола экипажа, две пассажирские, каждая из которых размером с приличный ресторан, восемь дымящих паром мотогондол с медленно крутящимися лопастями пропеллеров, крестообразное оперение на корме — два вертикальных киля и два горизонтальных стабилизатора.

Он проплыл над городом и удалился к Станции дирижаблей, находящейся на большом поле в окрестностях Маленькой страны. Там стояло шесть посадочных мачт, так что воздушные чудовища курсировали постоянно. В том числе не только пассажирские, но и грузовые и военные.

У Рапгара было уже двадцать семь жестких цеппелинов, и город на этом останавливаться не собирался. Воздушный флот развивался стремительно, акции росли, Данте даже предлагал мне поучаствовать в этом деле, купить ценные бумаги, но к подобным экспериментам, пусть даже они и будут выгодны и перспективны, я относился с сомнением.

Да, у дирижаблей хорошая скорость, способность быстро преодолевать большие расстояния, поднимать серьезные грузы, но они тяжелы в управлении, зависимы от погоды и слишком ненадежны. На мой взгляд, настоящие перспективы у этого вида транспорта появятся, когда на них поставят мощные электрические моторы, которые в данный момент существуют лишь в одном, экспериментальном образце в лабораториях тропаелл. Пока эти штуки слишком громоздки, дороги и нефункциональны, мы будем зависеть от пара. Стэфан считает, что надлежащий прорыв в технической мысли возникнет не раньше чем лет через десять. К тому же паровые магнаты, получающие на производстве привычных двигателей баснословные прибыли, будут тормозить вредные для их капитала разработки всеми возможными способами. Ну и не стоит сбрасывать со счетов магов. Эти, потеряв большую часть власти и способности влиять на правительство, до сих пор еще достаточно сильны для того, чтобы научно-технический прогресс спотыкался на любом бюрократическом законе.

— Чего мы ждем? — окликнул нас Талер, подкидывая на ладони камешек.

Я вопросительно посмотрел на Фэркаджамрею.

— Мряуих дррузей, — произнесла она. — Они скорро будут.

— Что за жетон вы показали в трамвае?

Она с неохотой вытащила из кармана круглую железяку с гравировкой и повернула ее ко мне:

— Мы следим за поррядкомряу срреди своего наррода. Глас Иных и мэрр наделили нас соответствующими полномочиями.

Я знал, о чем она говорит. Народные отряды правопорядка из этнических меньшинств, облеченные властью и приравненные в правах к жандармам, являлись рукой правительства в своих районах. Создание таких отрядов было вполне разумно — местные всегда лучше знали, что происходит у них под боком, чем пришлые чужаки.

— Жандармам ввели льготу на бесплатный проезд?

— Уже очень давно, — ответила она мне.

Я чувствовал во всем ее поведении, в каждом слове некоторую холодность, отчуждение, скрытое за стеной вежливости. Я не стал интересоваться, в чем дело. Мне не было даже любопытно. Возможно, одна из мышурров не считала правильным быть на побегушках у лучэра.

Длинная лодка с сильно чадящей закопченной трубой забрала нас через пять минут. Капитаном оказалась бледная женщина из народа кохеттов. Кроме нее здесь находились лишь двое мяурров в тусклых неброских одеждах, как и у Фэркаджамреи. Оба были такими же короткошерстными и дымчатыми, как она, но гораздо выше и мощнее. Они не представились и никак не показали, что замечают нас, лишь перебросились несколькими фразами с нашей провожатой.

Лодка отошла от берега и поплыла, нацелив нос между южным берегом Соленых садов и Хвостом. Мяурра подошла к нам и сказала:

— Мы напрравляемся в конец Складской бухты. Его зовут Димитррос, он урроженец Кирруса, но давно живет здесь. Рраньше мряурры не замечали, чтобы он прродавал лунный поррошок, но, как оказалось, этот бизнес у него уже больше шести лет. До последнего врремрряуни человек был очень осторрожен. Никто не знал о нем.

— Он вооружен? Есть охрана? — поинтересовался Талер.

— Уже нет.

Тон ее говорил за себя.

— Вы зададите ему свои вопрросы, чэрр, а затем уйдете. Хорошо?

— А что будет с торговцем?

Она недовольно прижала уши к голове:

— Мы отвезем его к старрейшинам. Они ррешат его судьбу.

Кошка ушла на корму, к своим соотечественникам, а Талер чихнул и сказал:

— Значит, стрелять сегодня мне не придется.

Я поморщился и закрыл нос платком. Мы вплывали в Тухлую бухту, куда постоянно залетала фабричная вонь из индустриальных районов, до которых было рукой подать. Лодка причалила чуть ниже складов — бесконечных унылых сооружений, тянущихся вдоль всего берега. В них сгружали с барж привезенные уголь и металл, а оттуда — забирали продукцию заводов.

Черные трубы, выбрасывающие в воздух желто-коричневую гарь, казались такими же близкими, как Талер, шедший справа от меня.

— Как можно жить в этой помойке? — простонал мой друг, кашляя и чихая.

Я вяло пожал плечами, стараясь дышать как можно реже и неглубоко. Складской берег — это еще рай. Представляю, что творится в Дымке или Пепелке. Говорят, там продолжительность жизни гораздо меньше, чем в других районах Рапгара. А у тех, кто работает на заводах, и того меньше. Нужно иметь железные легкие, чтобы дышать угольной пылью и прочими «радостями» цивилизации, носящимися в воздухе.

— Мы живем в дикую и смешную эпоху, — с горечью сказал Стэфан.

— Почему? — спросил я у него, шагая по грязи на узкой улице.

— Потому что мы доживаем последние лучшие дни в первозданном мире Всеединого, который слишком сильно изменяем под себя, мой мальчик, — тут же ответил он. — Запомни его хотя бы таким, какой он есть сейчас.

— Не ты ли говорил мне когда-то, что изменения необходимы?

— Разумные изменения, Тиль! Разумные! И контролируемые! Согласись, управляемый трамвай и трамвай, мчащийся с горы без тормозов, это разные вещи. Так вот, сейчас мы летим из первозданной эпохи в мир, о котором даже мне, амнису, страшно подумать. Я помню эту вселенную девственной, а теперь она больше напоминает потасканную шлюху. Жить тогда было гораздо проще, чем сейчас.

— Я уже слышал твои стариковские стенания и раньше, — улыбнулся я.

— Ну так послушай еще немного. Право, ты ничего не потеряешь. Я хочу лишь сказать, что, оказываясь в подобных местах, начинаю соглашаться с волшебниками и всеми теми, кто выступает за принятие закона о разумном ограничении технического прогресса.

— Тогда тебе надо быть вместе с чэрой эр'Бархен. Бич Амнисов с радостью услышит твои соображения.

— По твоему мнению, я не прав? — с вызовом спросил Стэфан.

— Прав. Но теперь все то, о чем ты говоришь, вряд ли возможно, даже если Князь самолично отправится на заводы, закрутит все вентили в печах, погасит топки и заложит под цеха порох. Это не остановить. Если что-то и следовало делать, то много раньше. Лет сто назад. Теперь, чтобы взять чудовищного кракена по имени прогресс под свой контроль, придется связать ему щупальца, а их слишком много. Монстра не только нельзя подчинить, но невозможно и победить.

— Дракона следует и всегда можно уничтожить. Потому что фантазия, лишенная разума, производит чудовищ, а последним нет места среди нас.

— Революционные идеи излагаешь, Стэфан. — Я обошел лужу, в которой плавала целая гора мусора. — Если уничтожить технологический процесс, мир ввергнется в хаос, а от величия Рапгара останутся одни лишь воспоминания. К тому же среди нас достаточно реальных чудовищ, вспомни хотя бы Ночного Мясника.

— Мои слова, к сожалению, лишь пустое сотрясание грязного воздуха. Чтобы свалить с ног великана, нужен другой великан. Тот, кто без жалости уничтожит тех же пикли, тропа-елл, изобретателей, ученых, не говоря уже о финансовом рынке и хорошо отлаженном индустриальном механизме.

— Ну вот. Теоретик уже есть. Осталось найти исполнителей, — пошутил я.

— Не трудись. Я не хочу быть таким жалким, как этот тип. Я понял, что он говорит о высоком изможденном мужчине с рыжеватой бородкой, облаченном в черную рясу с красным жестким воротничком. Человек надтреснутым голосом проповедовал любовь к огненному богу, спящему на дне моря. Люди и нелюди, грязные, обозленные, уставшие, занятые, не обращали на проповедника ровным счетом никакого внимания. Таких господ по городу пруд пруди. И у каждого своя вера. Если слушать всех, то никакой жизни не хватит.

— Мы с тобой уже видели его, — сказал я амнису. — Когда ехали на Арену. У него смешная запоминающаяся бороденка.

Мы свернули в узкий, воняющий всем, чем только можно, переулок. Здесь, в помойке, в поисках пищи рылись с десяток скангеров. Ящероподобные создания размером с крупную собаку чирикали, словно воробьи, отбрасывая передними розоватыми лапами мусор.

Я терпеть не мог этих прямоходящих, лоснящихся, словно плотоядные черви, созданий. Мне отвратительна каждая их черта, начиная от острой хищной морды и выпученных глаз и заканчивая последней чешуйкой на треугольном хвосте. Мне не нравились их осторожные повадки, их наглость, стоило тварям только сбиться в крупную стаю, и вечное желание пролезть из гетто и низких районов куда-нибудь в Золотые поля, чтобы поживиться всем, что плохо лежит.

Четверо отвлеклись от розыска пищи, повернули в нашу сторону испачканные отбросами морды и угрожающе раздули оранжевые капюшоны. Мяурры не обратили на эту падаль никакого внимания. Талер поднял с земли камень и швырнул в скангеров, попав одному из них в бок. Тот взвизгнул, перекувырнулся через голову и рухнул с мусорного ящика в грязь. Остальные зашипели, подобрались, но, увидев в руках моего друга револьвер, решили не связываться.

— Зачем ты это сделал? — спросил я у Талера, когда мы вышли на соседнюю улицу.

— Ненавижу тварей. Хуже крыс. Настоящее стихийное бедствие.

— Между прочим, они разумны и злопамятны.

— Значит, еще больше поводов их истребить! Не знаю, куда смотрит миграционный контроль! У скангеров нет никаких гражданских прав, но они лезут в город с Пустырей, словно тараканы, а никто и пальцем не пошевелит, чтобы их остановить.

— В нашем ррайоне скангерров нет, — сказала Фэркаджамрея, слышавшая беседу.

— Потому что вы сняли с некоторых из них шкуры и повесили на улицах в назидание остальным. Больше мусорщики к вашим домам не лезут. Правильно поступили. — Талер сурово свел брови. — Кстати, ты в курсе, Тиль, что они порой едят любимый тобой маленький народец?

Я неохотно кивнул. Маленький народец на то и маленький, чтобы его обижали все кому не лень. Как я уже говорил, обычно до этих ребят никому нет никакого дела. Если малыши и малышки исчезнут из нашего мира, никто и не заметит.

Мы подошли к дому из красно-коричневого, плохо обожженного кирпича, где на балконах висело влажное, небрежно отстиранное, серое белье. Коты скользнули в подъезд, темный, с исписанными непристойностями стенами, прошли его насквозь и вывели нас к приземистому двухэтажному зданию, во внутренний двор, который никогда не отыскать тому, кто о нем не знает.

Несколько чумазых мальчишек играли в мяч. Они проводили нас заинтересованными взглядами, но почти сразу же вновь занялись игрой.

В западных районах Рапгара существует очень простое для жизни правило — не соваться в чужие дела и, следовательно, не наживать неприятностей. Детей учат этому закону с самого рождения.

Дверь нам открыл мяурр, брат-близнец двух других котов. Он посторонился, пропуская всех в холл.

Изнутри дом в корне отличался от того, как выглядел снаружи. Чистый, просторный, с хорошей мебелью, картинами на стенах и кадками с растениями вдоль окон. Возле ближайшей кадки лежал труп какого-то громилы, рядом с ним валялось ружье. Насколько я мог видеть, человек был весь исполосован ножами. Я бы даже поставил сотню фартов, чтобы сказать, что здесь поработали керамбитом. Точнее, множеством керамбитов, которыми заканчиваются лапы некоторых жителей Рапгара.

— Вот именно поэтому я предпочитаю не связываться с мяуррами, — во всеуслышание заявил Талер. — Пока будешь махать одним ножиком, они с помощью когтей выпустят из тебя всю кровь, не успеешь глазом моргнуть.

Мышурры, которые, разумеется, слышали все вышесказанное, никак не отреагировали. Мы прошли через несколько смежных комнат, где наткнулись на еще несколько трупов, лежащих в лужах уже начавшей подсыхать крови. Охранники господина Димитроса со своей задачей совершенно не справились.

Сам торговец порошком оказался сорокалетним мужчиной с большими залысинами и очень густыми черными усами. Он был бледен как смерть, а его карие глаза то и дело бегали, словно две маленькие крысы, желающие найти лазейку, в которую можно было бы юркнуть. Но вряд ли бы у господина Димитроса получилось сбежать — коты связали его по рукам и ногам.

Он увидел нас с Талером, и на его лице появилось облегчение:

— Всеединый вас благослови, лучэр! Я уже потерял всякую надежду! Вы из Скваген-жольца?! Готов признаться во всех грехах, только заберите меня отсюда!

Разумеется, он не ждал ничего хорошего от мышурров.

— Сожалею, — сухо сказал я ему. — Не имею к жандармам никакого отношения.

Он побледнел еще сильнее, со страхом посмотрел на меня. Знаю, о чем он подумал. Мстительный чэр, родственник которого подсел на запрещенную дрянь. Мне господина Ди-митроса было совершенно не жалко — лунный порошок убивает каждою второго спустя месяц после начала приема. Каждый первый редко проживает хотя бы год.

— Зачем вы пришли? Что вам надо?

Фэркаджамрея, повинуясь моему жесту, показала ему знакомую мне пробирку с порошком, а я сказал:

— Мне нужно имя одного из твоих клиентов. Я ищу его. Он нашел в себе силы презрительно рассмеяться:

— С чего мне помогать вам, чэр?

Кошка оказалась у него за спиной, выпустила из лапы страшные когти и сунула ему их под подбородок, оттянув голову назад:

— Потому что иначе ты умррешь быстррее, чем думряуешь! Я терряю террпение!

— Ладно! Ладно! Полегче! — просипел он и с облегчением перевел дух, когда Фэркаджамрея отошла к посмеивающимся котам.

Это порок всех кошачьих — играть со своими жертвами, прежде чем убить. И пусть торговец не слишком походил на мышку размерами, мяурров это не смущало.

— У меня много клиентов, чэр. Всех не упомнишь.

— Я помогу тебе. Он старик. Слабый и тщедушный. Но ему хватает денег, чтобы покупать у тебя гнусную дрянь.

— Да. Я помню его, но мало о нем знаю. Он псих.

— Это не поможет мне его найти.

— Я не знаю имени!

— Не врри! — тут же одернула его кошка. — Ты должен знать все о своих клиентах, потомряу что осторрожен. Иначе мы рразыскали бы тебя намряуного рраньше.

Он заскрипел зубами, посмотрел на меня с ненавистью и сказал:

— Не знаю его имени. Неинтересно. Он всегда платил, хотя не могу представить, откуда у старой развалины были деньги на товар. Раньше он жил на окраине района Иных, ближе к Холмам, теперь перебрался за паровозное депо. В Пропавшую долину. В старой церкви, что перед ржавой свалкой. Не ошибетесь. Он наверняка там, потому что вчера покупал у меня порошок.

Я кивнул, запоминая.

— Это все, что вы хотели узнать, чэрр? — спросила Фэр-каджамрея.

— Да. Пожалуй, что все.

— Тебе есть, что еще сказать? — Мяурра запустила в плечо человека коготь.

Тот скорчился от боли и крикнул:

— Нет! Да! Пожалуйста! Не надо! Да! Я скажу!

Талер скривился от отвращения — ему претили пытки.

— Три дня назад его искали. Пришли ко мне.

— Искал? Кто? — нахмурился я.

— Никогда раньше я их не видел. Двое. Один двигался неловко, словно был ранен. Мои люди выставили их прочь. Я ничего им не сказал.

Мы с Талером переглянулись. Возможно, Димитрос говорит о дружках тех, с кем беседовал старикан в казино. Кто знает?

Глава 18

ЧЕЛОВЕК, ВИДЯЩИЙ ГРЕЗЫ

Долгий, тоскливый паровозный гудок разнесся в ночи над пустырем и стелющимся по земле холодным туманом. Спустя минуту вдалеке появилось едва ползущее, пыхтящее, гремящее, исходящее паром и дымом черно-белое чудовище ка-га.

Мы с Талером не сговариваясь сошли с путей на огкос, дожидаясь, когда паровоз проедет. Проходя мимо нас, он вновь оглушительно прогудел, лохматый ка-га высунул нос-морковку из окошка и заорал, что нечего ходить по рельсам впотьмах. Гремящая и пыхтящая стальная многотонная машина, в которую было запряжено два десятка груженых вагонов, прополхла мимо нас и, оставив после себя запах технологической смолы, горячего воздуха и угля, удалилась в сторону Рапгара.

Мы вернулись на пути и продолжили двигаться в сторону паровозного депо.

Талер предложил пойти напрямик, срезав путь, чтобы не толкаться в Маленькой стране и не объезжать Большие головы. Наша цель была расположена на окраине Рапгара, совсем рядом с лесом и озерами, которые тянулись на север на несколько сотен миль, лишь изредка перемежаясь деревушками и небольшими городками.

Футов через пятьсот мы добрались до рельсовой развилки. Одна ветка вела в депо, другая тянулась четко на запад, обходя жилые районы, а затем поворачивала на юг и заканчивалась в Саже и Дымке. Именно оттуда груженые составы вывозили продукцию заводов и фабрик, а туда везли нужные для цехов материалы.

Мы шли по хорошо утоптанной тропке, тянущейся через поле с высокой засохшей травой, громко шелестевшей, лишь только появлялся легкий ветерок. Территория депо, огороженная высоким стальным забором, с длинными ангарами и ярко сияющими фонарями осталась по правую руку. Впереди благодаря бледному лунному свету виднелись остовы полуразрушенных домов и силуэт старой церкви. Огонь Всееди-ного на ее шпиле давно погас.

Раньше эта территория являлась жилым пригородом, ко-торый, когда Рапгар разросся, стал его окраиной. Но затем начали расчищать место под Большие головы, проложили железнодорожную ветку и восточнее завершили строительство большого лепрозория, который очень понадобился городу, так как в одной из наших южных колоний оказался целый рассадник экзотической заразы. И пригород, всего-то двадцать жалких домишек, пришел в запустение, а затем и вовсе умер.

Мы подошли к церкви, Талер достал револьвер, проверил патроны в барабане:

— Я видел на другом конце улицы тень. Здесь можно встретить кого угодно, даже стайников ^[34].

— Это был завью. Не думаю, что он опасен.

— Вампиры всегда опасны, особенно когда кусают без спросу. Мне не хотелось бы погрузиться в сумасшедший бред.

— По мне, так следует больше опасаться тру-тру.

— Не думаю, что они здесь есть. — Талер шмыгнул носом. — Слишком чисто для них и слишком далеко от жилых домов. Нечем поживиться. К тому же, рыскай они поблизости, и старику несдобровать.

— А есть л и старик? — подал голос Стэфан. — Торговец порошком мог и наврать.

— Сейчас мы это узнаем. — Я переложил трость в левую руку, вытащил Анхель из кармана, взял нож обратным хватом так, что его было очень сложно увидеть, и не спеша проследовал к калитке.

Она оказалась ржавой и скрипела на тугих петлях. Талер, следуя за мной, все время оглядывался по сторонам и не убирал пистолет. Это было разумно, особенно если учесть, какую дрянь можно встретить в заброшенных районах на границе города и леса. Такие места не менее опасны, чем Пустыри.

— На первом этаже горит свет, — сказал Талер, заметив бледный отблеск. — Поселиться в церкви… лучше места, разумеется, не нашлось.

Я толкнул дверь плечом, но она оказалась заперта изнутри.

— Жди, — сказал я приятелю, отдал ему Стэфана и пошел вдоль стены.

Разбитое окно отыскалось довольно быстро. Я подпрыгнул, ухватился за каменный выступ, подтянулся и, перешагнув через острые осколки витражей, спрыгнул на пол в полутемном зале. Вдалеке, там, где было место силы ^[35], мерцал тусклый огонь, весь остальной зал скрывался в густых тенях. Анхель обдала меня спокойствием, говоря этим, что я никого не потревожил.

Добравшись до двери, я отодвинул засов и впустил Талера внутрь. Приложил палец к губам, показал на левую стену. Он кивнул и двинулся вдоль нее туда, где горел огонь. Я шел по проходу, оставшемуся между двух груд сваленных друг на друга скамеек.

Пламя в открытом очаге почти потухло, и дым перестал лизать и без того закопченный потолок с потемневшими картинами, рассказывающими о двадцати великих делах Всеединого. Вокруг валялся мусор, в основном состоявший из пустых бутылок, множества старых газет, каких-то объедков, огарков свечей и нескольких груд тряпок.

Талер нагнулся, поднял что-то с пола, показал мне. Это был стеклянный шприц, в котором еще оставалось несколько капель буроватой жидкости.

— Ты лучше посмотри сюда, — сказал я другу, привлекая его внимание к стене, где висели наклеенные газетные вырезки.

«Срочные новости», «Вестник», «События и факты», «Криминальная хроника», «Время Рапгара». Все заметки были посвящены Ночному Мяснику и пророку. Часть из них оказалась сорвана и смята, словно на сделавшего это нашел приступ ярости.

В левой руке Талера появился еще один пистолет:

— Думаешь, мы нашли его? Он сразу уловил суть.

— Тогда мы в большой опасности, — пробормотал я, вспомнив ночь кровавого ужаса, когда я нашел истерзанное тело старшего инспектора Грея.

Анхель с сомнением сказала, что не чувствует никаких признаков застарелых смертей и крови.

В этот момент груда тряпья в дальнем углу зашевелилась и вновь застыла. Талер тут же развернулся, направив в ту сторону оба револьвера, и его пальцы на спусковых крючках напряглись.

Я поднял руку, призывая его к спокойствию, двинулся вперед и хладнокровно поворошил тряпки тростью. Некто тихо застонал, в рванье появилась высохшая, желтоватая, исколотая рука.

— Оставьте меня, — умоляюще попросил надтреснутый старческий голос- Уходите, сгоревшие души. Я еще не ваш. Я грежу.

— Придется тебе грезить наяву, приятель, — сказал я, выволакивая человека на свет. — Подкинь дровишек, Талер.

Тот сделал, что я попросил, пихнув в огонь целый пук собранного хвороста, и вновь взялся за пистолеты, разглядывая незнакомца со смешанным чувством опаски, отвращения и жалости.

Это был высокий высохший старик. Желтая натянувшаяся кожа обтягивала его скелет, грозя вот-вот лопнуть от ветхости. Бесцветные глаза, лихорадочно блестящие и в то же время сонные, все иссеченные полопавшимися сосудами, глубоко запали, словно провалились в череп, и были совершенно безумными и больными. Седая щетина на ввалившихся щеках, истрескавшиеся, все в болячках губы, немытые патлы волос, густые лохматые брови.

От него сильно пахло лунным порошком и застарелым потом, а его одежда, к моему великому изумлению, оказалась церковной — в тусклой рваной тряпке еще можно было узнать сутану с оторванным воротничком.

От наркотика старик был слаб настолько, что его покачивало, и он благоразумно, наверное по давно уже выработанной привычке, прислонился к стене.

— Пить, — попросил человек.

Я подошел к ведру с водой, в котором плавал латунный ковшик, зачерпнул, протянул ему. Он долго и жадно булькал, его острый кадык ходил ходуном, а часть воды пролилась мимо рта и стекла по подбородку на грудь. Напившись, дед почти минуту переводил дух, слепо глядя на нас и, кажется, даже не замечая. Алые отблески костра плясали на его лице, делая его еще более резким и грубым, чем оно было на самом деле.

— Вы самая лучшая из моих последних грез, — наконец сказал он.

Талер скривил губы то ли в усмешке, то ли в жалостливом сочувствии.

— Кто вы? — спросил я.

Он не ответил. Забормотал что-то и провел перед собой рукой, общаясь с кем-то другим.

— Считаешь, что это Ночной Мясник? — хмуро обратился ко мне Талер.

— Только потому, что человек использует наркотик, живет в таком месте и собирает тематические газетные вырезки, нельзя назвать его убийцей, о котором говорит весь город. К тому же посмотри на него. Он так слаб, что даже муху прихлопнуть не сможет.

— Не скажи, — не согласился Стэфан. — Знавал я наркоманов, которые по силе могут поспорить с махорами. Препараты выкидывают с родом человеческим разные фокусы.

— Он же не все время вводит себе в вену мяуррскую дрянь, — с сомнением предположил Талер, не слышавший рассуждений амниса.

Я пожал плечами и убрал Анхель обратно в ножны. На мой взгляд, никакой опасности не было.

— Он старик. А то, что сделал с Греем Ночной Мясник, требует дюжей физической силы. Не так-то легко не просто убить, но еще и раскромсать на тысячу кусочков. Особенно если это делать быстро.

Так считал не только я, но и Скваген-жольц. Газеты писали, что проверяются врачи, в первую очередь опытные хирурги, способные на раз выпотрошить пациента и собрать его заново. Никаких успехов это не принесло, как и проверка ветеринаров, патологоанатомов, таксидермистов и прочих, связанных с работой, где следует знать хоть какую-то анатомию.

— Я жил с ним многие годы, — произнес старик, глядя в пустоту, и его лицо скривилось, словно он хотел заплакать. — Его идея душила меня, его мысли приносили муки. Каждую минуту. Я так молил Изначальное пламя освободить меня от него…

— И чего ты хочешь от него добиться? — вздохнул Талер, отходя к газетным вырезкам и еще раз просматривая их. — Он себя-то не понимает.

Стэфан предложил перестать заниматься ерундой и уйти от греха подальше. Он тоже считал, что здесь делать нечего.

— Знаете, друзья мои, оно меня все-таки услышало! — рассмеялся старик.

— Кто тебя услышал, старче? — устало сказал Талер.

— Пламя! Оно освободило меня от этого человека. Но и ему дало свободу, выпустило! Выпустило в мир! Это я! Я виноват в этом!

Он обхватил голову руками и зарыдал, покачиваясь из стороны в сторону.

— Я виноват! О Всеединый! Я так виноват! Прости, прости меня за все эти жертвы! Я не смог его остановить!

Он рыдал, размазывая по лицу слезы, и кашлял, а я со все возрастающей жалостью понимал, что нельзя оставлять здесь больного человека, пускай он сто раз сумасшедший и тысячу раз наркоман. В Рапгаре существовал и социальные службы, и они вполне могли позаботиться о старике, особенно если он окажется гражданином. В мэрии существуют специальные фонды как раз для таких, как он.

— Он не желал слушать меня, молодой чэр, — прошептал старик, явно обращаясь ко мне и в то же время глядя сквозь меня. — Его навязчивая идея пройти по дороге до конца… его привлекало желание распахнуть двери дома… он так этого хотел, что сам себя боялся. Но я видел в его глазах лишь кровь и смерти. Много смертей.

Сгарикан зарылся обратно в тряпки, сдавленно рыдая и говоря, что он не хотел, чтобы так все получилось.

— Сгоревшие души, Тиль! — вспылил Стэфан. — Неужели ты не видишь, что мы бесполезно тратим время! От него нельзя ничего добиться!

Талер, судя по всему, был точно такого же мнения. Я же отличался большим упорством и упрямством и вновь выудил наркомана из рваных одеял. Я во что бы то ни стало намеревался узнать от него о тех людях, что напали на мой дом в поисках Эрин.

— Я пытался его остановить. Предупредить! Избежать жертв! Говорил, но меня не слушали! Я вижу каждое убийство, все, что случится! За что мне такая мука?! За что в мою последнюю ночь?! Кровь! Так много крови! Он пройдет этой дорогой до конца, и никто не сможет его остановить!

— Ему не хватало благодарных слушателей, — сказал Талер, но я резко вскинул руку и гневно тряхнул головой, показывая ему, что он должен молчать.

— Все мои грезы только об этом! Я знаю, что произойдет! О Всеединый, ну почему они не желают слушать меня?!

Кажется, наконец-то из этих бессвязных причитаний у меня начата складываться кое-какая, пускай и пугающая, картинка.

— Я тупой кретин! — прошептал я. — Талер, кажется, мы утерли нос всему синему отделу Скваген-жольиа!

— Ты изменил свое мнение и считаешь, что перед нами Ночной Мясник? — вяло поинтересовался он.

Было видно, что в подобном утверждении мой друг уже основательно разуверился.

— Я думаю, он пророк из района Иных.

— Это не район Иных. А наркоман не может быть пророком.

— Еще как может, — возразил я. — Помнишь, что сказал торговец? Раньше он жил в районе Иных. Ты послушай, что он говорит!

— Порошок — сильный галлюциноген. Но он не дает возможности видеть будущее, — с сомнением сказал Талер.

— Ты готов за это поручиться? Я — нет.

— Глянь сюда. — Талер показал мне толстенную пачку фартов сотенными купюрами, которую вытащил из-под какой-то кастрюли. — Да папаша, однако, богач.

— Эй! Старина. — Я сел рядом с плачущим стариком. — Ты тот самый пророк, правильно?

Он перестал плакать, отнял руки от лица, посмотрел на меня красными глазами:

— Столько крови. Каждая из грез — в крови. Красный дождь прольется с небес, прежде чем он откроет дверь… Его надо остановить, молодой чэр!

— Пророк или не пророк, сейчас он не в себе. Действие наркотика, если я хоть что-то в этом понимаю, продлится еще часов двенадцать, Тиль.

— Знаю, — угрюмо сказал я и пощелкал пальцами перед лицом старика, привлекая к себе внимание:

— Эй. Ты знаешь, кто такой Ночной Мясник? Помнишь его имя? Как его найти?

— Он жил со мной, а мое желание свободы дало ему волю поступать, как прежде, — прошептал человек, завороженно следя за моей рукой.

Талер ошеломленно присвистнул.

— Кто он? — настойчиво повторил я, но старик лишь сказал:

— Столько хороших людей было загублено из-за тени на своем рождении. Видит Всеединый, когда я вел мессы, то считал себя порядочным гражданином. О да, чэр! И поэтому страдаю о каждой погибшей душе. Все. Все они родились в год Темной луны, и выбор его не случаен.

— Сорокалетний астрологический цикл. Год Темной луны его закрывает, — подсказал мне Стэфан, начавший внимательно слушать человека.

Я пока еше не понимал, как это все связано между собой, но уже знал, что следует брать старика в охапку и вести в Скваген-жольц. У меня был в руках ключ к поимке безжалостного убийцы.

— В первый раз он сделал это так давно. Я еще не знал его. Не видел крови. Не понимал, — между тем бормотал пророк.

— В казино ты встречался с людьми. Говорил с ними. Знаешь, кто они?

Он посмотрел на меня задумчиво и рассмеялся:

— Хорошие люди. Я сказал, что они скоро умрут.

Мы с Талером переглянулись. Я испытывал разочарование. Неужели их встреча была всего лишь случайностью?!

— Ну с его предсказанием не поспоришь, — сказал мои друг. — Тех типов мы перестреляли, словно фазанов. Кажется, ты вновь в тупике со своей Эрин.

Старик вздрогнул и, крепко впившись мне в руку, зашептал:

— Держись ее. Она выведет. Поможет тебе. Помнит наследие. Она — твои грезы, молодой чэр. Слушай их. Вот здесь. — Он постучал себя по виску, блаженно улыбаясь. — Город. Он убил меня. Проклятый город… Я слишком стар, чтобы бороться. Устал… Сильно устал… Пришел сюда, в старый приход. Он помнит меня и добр ко мне. Останови кровь… Мое время пришло…

Он забормотал что-то вовсе бессвязное и, свернувшись калачиком, лег на тряпки.

— У него озноб, — мрачно сказал Талер.

— Вижу. — Я снял пальто и укрыл старика. — Надо уводить его отсюда, пока он не умер. Ему нужен хороший врач. Нам потребуется коляска.

— В таком месте ее не найдешь и за год. Впрочем, ты же лучэр. Воспользуйся услугами Теневых кучеров.

— Не получится, — покачал я головой. — После тою как меня казнили, я потерял возможность их вызывать.

— Жаль.

Это точно. Существа, призванные служить лучэрам и перевозящие их по Рапгару на черных каретах в ночное время в случае крайней необходимости, больше не слышали меня.

— Я побуду с ним, — предложил я Талеру. — Сможешь найти повозку?

Он помялся и сказал:

— Давай лучше ты. Ближайший район — Большие головы. Тропаелл серьезно охраняют, и к человеку, да еще с таким количеством оружия, жандармы прицепятся надолго. Не то что к лучэру.

Его доводы были разумны.

— Не дай ему сбежать, — сказал я и вышел на темную пустынную улицу.

Туман исчез, температура упала, на небе появились низкие, подсвеченные бледной луной облака. Твидовый пиджак совершенно не спасал от ночной свежести, но я, стараясь не обращать внимания на холод, быстро шагал по пустой, заросшей дикой жимолостью, заброшенной улице.

Довольно скоро я вышел на проселочную дорогу и поспешил на юг через большую кленовую рощу.

— Свет, пожалуйста, — попросил я Стэфана.

Трость замигала и загорелась рубиновым светом, освещая мне путь. Я спешил, желая вернуться как можно скорее и понимая, что до оживленных районов больше четверти лиги. Пришлось перейти рельсы железнодорожной ветки, направляющейся к фабрикам и рассекающей рощу насквозь. Мне оставалось лишь сожалеть, что это не район Иных. И какие сгоревшие души дернули старика перебраться на самую окраину, в такую даль от цивилизации?!

Стэфан был удивительно молчалив, я тоже думал о своем и о той несказанной удаче, кривой тропкой приведшей меня к пророку. Разумеется, это не Эрин, которую я так искал, но отрадно знать, что время и силы потрачены не зря. Мое чрезмерное любопытство, рвение и заинтересованность оказались полезны, пускай не мне, но городу и людям. Надеюсь, когда старик хоть немного придет в себя, он поможет жандармам поймать Ночного Мясника.

Откуда-то из-за реки долетел едва слышный львиный рык — тру-тру бесчинствовали на Пустырях.

Впереди, сразу за залитым светом луны лугом, горели огни Больших голов — района, где росли, цвели и думали тропаеллы. Электрический свет в кромешном ночном мраке радовал глаз и казался бриллиантовой короной. Здесь были высокие дома, технические ангары, лаборатории и конечно же оранжереи. Охраняли покой и сон растений, являющихся ценными гражданами города, специальные отряды жандармерии, не слишком жаловавшие праздношатающихся чужаков.

Я прошел по освещенной улице футов четыреста, мимо высоченных заборов и лужаек с травой, прежде чем появилась хаплопелма. Я остановился, давая себя рассмотреть, и подошел к ней:

— Доброй ночи. Мне нужна помощь.

— Конечно, чэр, — проскрипела она.

— Требуется повозка, чтобы доставить свидетеля по делу Ночного Мясника.

Она задумчиво пошевелила жвалами и сказала:

— Идите за мной.

Это был пустой почтовый фургон, запряженный парой чагравых лошадей. Его жесткие рессоры скрипели, стоило только колесам наехать на очередную неровность. Управлял фургоном краснолицый большеносый жандарм в синем шлеме, все время сползающем на глаза. Его напарник трясся внутри, уступив мне место на козлах.

Жандарм спешил, понукал лошадей, но те шли неохотно. Им не нравилась ночная роща и то, что их вытащили из конюшни ни свет ни заря. На меня человек в синем мундире поглядывал с любопытством, но с вопросами не спешил.

Перед тем как пересечь рельсы, жандарм натянул поводья, посмотрел в обе стороны, опасаясь паровоза, и лишь после этого переехал пути. Еще находясь в лесу, мы услышали череду приглушенных из-за расстояния хлопков. Возница стукнул по стенке фургона, привлекая внимание товарища, и тот выглянул в окошко:

— Чего?

— Стреляют, кажется. Револьверные хлопки.

— Так гони, какого медлишь?!

Я нахмурился, не понимая, что произошло, и беспокоясь за Талера. Неужели старик попытался сбежать или, того хуже, напал на него? Или случилось еще что-то? Я вслушивался, но выстрелы больше не повторялись. Испытывая сильную тревогу, я молил Всеединого помочь добраться до Пропавшей долины как можно скорее.

— Угораздило же вашего свидетеля так далеко забраться, чэр, — сказал жандарм. — Но! Пошли! Ночного Мясника, что ли, опасался?

— Возможно, — коротко ответил я.

— Наверное, он здесь недавно. Район пустует, ребята из восемнадцатой роты каждые пять дней проводят проверку и гоняют бездомных.

Мои мысли были далеко от этих проблем.

Впереди показались остовы заброшенных домов и черный шпиль церкви. Через минуту мы выехали на разбитую улицу, и жандарм пробормотал:

— Вроде все спокойно. Ох!

— Опасность! — одновременно крикнули Стэфан и Анхель.

Со стороны паровозного депо вспыхнуло зарево, и в воздух поднялась огненная птица. Расправив пылающие крылья, она совершенно беззвучно пронзила ночь и, освещая окрестности, рухнула на противоположной от нас окраине заброшенного района. Вспыхнуло еще сильнее, к облакам вознесся огненный спиралевидный столб.

— Спаси Всеединый! — крикнул жандарм, натянув вожжи.

Следующая «птица» оказалась точнее и угодила в основание церкви. Пламя окутало шпиль, упало, но зарево никуда не исчезло. Второй жандарм уже вылез из фургона и свистел.

Возле церкви я оказался через несколько мгновений. Не слушая предупреждающих воплей Стэфана, кинул трость на опавшую листву и бросился к двери. Вся восточная стена была объята пламенем, также горела крыша и деревянная пристройка.

Внутри огонь захватил большую часть зала, тек по стенам, словно вода, жрал скамейки и даже камень.

— Талер! — гаркнул я, но рев разрастающегося пожара заглушил крик.

Я, держась дальней стены, где было еше не так жарко, бросился в сторону места силы. И наткнулся на первое тело возле перевернутого знака Всеединого. Лицо мужчины скрывал натянутый на голову красный колпак. Через восемь шагов лежал еше один мертвец. Возле стены, свесив голову на простреленную грудь, сидел старик, а рядом, так и не выпустив револьвер из руки, лежал Талер.

Я упал перед ним на колени, уже понимая, что он мертв. Несколько пуль попали ему в грудь, живот и плечи. Я не желал поверить в случившееся, мной овладело такое отчаяние, что я пришел в себя только от криков Анхель. Пламя подобралось ко мне слишком близко, с грозящей вот-вот обвалиться кровли с ревом падали огненные капли.

Я подхватил Талера на руки и ринулся сквозь огонь к выходу.

Глава 19

ДОЧЬ НИЗШЕЙ

Унылый моросящий дождь лился с небес и смешивался с густой осенней дымкой, делавшей все звуки блеклыми, словно потускневшие краски в палитре обедневшею художника. Было как никогда зябко, и влажный ветер, дующий с моря, остро пахнущий скорыми штормами, пробирался сквозь одежду, холодя кожу.

Бледные запахи увядших трав, дождя, сырой земли и догоревших свечей щекотали ноздри. Капли стучали по раскрытому зонту. Священник заканчивал погребальную мессу:

— Всеединый всегда выступал против насилия. Он говорил своим детям, что им лишь кажется, что когда совершается добро, то это добро не может существовать долго, в отличие от зла, которое может жить вечно…

Он говорил что-то еще, этот маленький священник в простой, намокшей от дождя рясе, но я не слишком-то его слушал. Сегодня мне претило то смирение, о котором шла речь. Чтобы зло не было вечным, над ним требуется совершить насилие.

Талера похоронили на маленьком семейном кладбище Гальвирров, совсем рядом с их усадьбой, недалеко от морского берега. Народу пришло мало, лишь близкие друзья и знакомые. Родственников у него не было, так что оплакивать его могла лишь Катарина. Она стояла рядом со мной, взяв Рисаха за руку, и по ее щекам беспрерывным потоком текли слезы. Я даже не пытался представить, что она испытывает, потеряв его.

Не думал, что гибель Талера, случайная, глупая, неправильная, так сильно ударит по мне. Наверное, в былые годы я бы был потрясен несправедливостью жизни, но теперь, зная, что она действительно несправедлива, чувствовал злость на Провидение, которое допустило, чтобы такое случилось.

Когда все закончилось. Кат, прежде чем уйти, крепко обняла меня и шепнула:

— Только себя не вини, Пересмешник. Он бы этого не хотел.

У меня было такое ощущение, словно мне в живот забили ледяные колья. Я лишь кивнул, обнял ее в ответ и взглядом попросил Рисаха позаботиться о ней.

Люди стали расходиться, а я все стоял, стараясь взять себя в руки.

— Чэр эр'Картиа? — раздался за моей спиной знакомый голос.

— Вы очень не вовремя, старший инспектор, — сказал я, даже не обернувшись. — Я все уже вам рассказал. И вам, и серому отделу.

— Нам нужно, чтобы вы описали так называемого пророка нашему художнику. Он поможет…

— Уже, — устало ответил я. — Возьмите рисунок у своих коллег.

Я слышал, как он сердито сопит, и с неохотой повернулся к нему:

— У вас что-то еще?

— Верно, чэр. — Он смотрел на меня исподлобья. — Не сочтите за оскорбление, но мне интересно, какую еще информацию вы пытаетесь скрыть от Скваген-жольца?

Его подозрения были обоснованны. Я ничего не рассказал им о том разговоре, что провел с умирающим преступником в своем доме и благодаря которому начал распутывать цепочку, приведшую меня к пророку. Разумеется, во время допроса, точнее, во время беседы с жандармами после пожара в церкви мне пришлось сказать, что пророк оказался найден совсем по иной причине, чем это было на самом деле. Они не остались довольны моими словами, рационально полагая, что я должен сообщать им всю информацию, как только она попадает мне в руки.

Безусловно, в какой-то степени они были правы. Скажи я им раньше, и, возможно, ничего бы не случилось, и Талер остался бы жив. Но в меня слишком сильно вбили недоверие в эффективность работы инспекторов, чтобы я мог перебороть себя и поверить, что криминальный отдел хоть раз сможет найти настоящих виновных.

Да, я пристрастен. Да, то о чем я говорю, неразумно и не всегда является правдой. Но попробуйте переубедить безвинного лучэра, много лет просидевшего в магически запечатанной одиночной камере, что следователи знают свое дело. Боюсь, у вас ничего не получится.

— Никакую. Я рассказал вам все, что знаю о Ночном Мяснике, — сухо произнес я.

Это действительно было так. Я как мог пересказал им речь пророка и высказал все свои предположения.

— Носящие красные колпаки. Как вы думаете, почему они пришли туда? Зачем им убивать старика?

— Я слышал, что вы высказывали теорию, будто Ночной Мясник принадлежит к этой секте. Я так не думаю. Возможно, преступники сочли, что раз пророк так точно говорит об убийствах, которые произойдут, то, как только он попадет в руки Скваген-жольца, то предскажет что-нибудь еще. Например, где следует искать уцелевших Носящих колпаки.

— Ваша теория не выдерживает критики, чэр. Я остался к этому заявлению равнодушен:

— Как вам угодно. Но вы не будете отрицать, что преступники, которые, в отличие от меня, целенаправленно искали пророка, обнаружили его гораздо раньше, чем криминальный отдел.

Фарбо подвигал тяжелой челюстью, передумал отвечать на это, поднял воротник плаща, хотя дождевые капли продолжали литься ему за шиворот:

— Этот пророк… Пламя полностью уничтожило тело. Теперь его не опознала бы даже родная мать. У нас нет никаких зацепок, кроме ваших слов. — Он всем видом показывал, что не слишком полагается на них. — Если у меня возникнут вопросы, я задам вам их позже, чэр.

— Как вам будет угодно. — Я не счел нужным касаться шляпы.

Он, втянув голову в плечи, защищаясь от дождя и сгорбившись, пошел вдоль серых памятников к воротам, то и дело оскальзываясь на влажной земле. Я вспомнил кое о чем и догнал его, уже выйдя с кладбища:

— Старший инспектор, позвольте полюбопытствовать. Сколько лет было Грею?

Фарбо не стал скрывать, что удивлен таким вопросом, и нахмурился еще больше прежнего:

— Сорок два.

— То есть он тридцать шестого года?

— Да… наверное. Почему вас это интере… Он осекся, прищурился и улыбнулся:

— Значит, вы тоже уже поняли?

— Что все жертвы Ночного Мясника одного года рождения? Да. Теперь понял. Старик говорил, что были и другие убийства. Сколько из них вы смогли скрыть от общественности?

Фарбо холодно посмотрел на меня:

— Я не разглашаю такие сведения, чэр эр'Картиа. Попрощавшись, он сел в казенную коляску, укатил прочь, а я остался стоять в одиночестве возле маленького кладбища и продолжал думать о Талере, пока Стэфан не решился подать голос:

— Год Темной луны.

— Что? — отвлекся я.

— Год Темной луны, мой мальчик. Я был прав.

— Только никому это не поможет, — сказал я. — В городе таких людей могут оказаться тысячи. За всеми уследить не удастся.

— Ты не понимаешь. Он знал о своих жертвах. Во всяком случае, год их рождения.

— Не считай меня глупее, чем я есть. Это и так понятно, что убийства не случайные. Он знал, кого надо убивать. Другой вопрос, чем дался ему этот год?

Анхель сочла, что сегодня особый случай, и мелодично сказала:

— С этим годом связывают много мистического и религиозного.

— Ну да, — согласился Стэфан. — Религиозные фанатики только и делают, что упоминают его в своих проповедях и жалких книжонках. Год Темной луны — до неприличия затасканное знамя. Так что Ночной Мясник мог его выбрать по любому поводу. Причин масса, и гадать, какая из них истинная, все равно что спускаться в катакомбы и уговаривать тамошних жителей вылезти на солнце.

— В катакомбах давно уже никто не живет. Они замурованы и полузатоплены еще лет двести назад.

— Это ты так думаешь. Вообще, по текстам Забытых апокрифов ^[36] считается, что Всеединый появился в этом мире именно в год Темной луны.

— Бесполезная информация, мой амнис.

— Теперь случившееся тоже стало для тебя личной местью?

— Мясник? Нет. А вот Красные колпаки — да. Им не стоило убивать Талера. Если я смогу испортить этим подонкам жизнь, то сделаю это незамедлительно. Жаль, что старик находился в наркотическом бреду. Ты и правда считаешь, что он бывший священник?

— Это возможно, мой мальчик. Хотя ничто не говорит и об обратном. Старую рясу можно найти в мусоре.

Я посмотрел на дорогу, тающую в дождливой дымке, словно кусок сахара в кипятке:

— Одно могу сказать точно — эта церковь не была его приходом. Она закрылась гораздо раньше, чем пророк появился на свет.

Ко мне подкатила большая дорогая карета, запряженная четверкой лошадей. Дверца распахнулась, и я увидел Данте. Его алые глаза осмотрели меня с ног до головы, и мой друг явно остался недоволен увиденным, потому что скривился:

— Залезай, Тиль. Тебе совершенно противопоказано пить в одиночестве.

Заведение «Слезы Белатриссы» находилось на самом западном краю Квартала исполнения желаний, совсем рядом с трущобами и улицами, куда лучше не заходить даже в светлое время суток, не говоря уже о ночи.

Вместе с тем, несмотря на неудачное место, «Слезы Белатриссы» считался одним из самых дорогих борделей Рапгара, на взгляд Данте, превосходившим и «Небесный вечер» в Сердце, и «Старину Иеззу» в Старом парке, и «Королевскую гавань» в Золотых полях. Я был с ним не слишком согласен, так как во всех вышеперечисленных заведениях были свои плюсы и минусы.

Что касается «Слез», то в этом прибежище разгульного порока, куда попасть можно только по большим связям и с очень толстым кошельком, было чем занять себя. По сравнению с ним популярное казино «Тщедушная ива» — место, где собираются нищие отбросы общества. «Слезы» — закрытый клуб для тех, кому хочется хорошенько отдохнуть от тяжелой работы, власти, публичности, многочисленных жен, любовниц и друзей, но не попадаться на глаза нежелательным людям и прессе.

Данте, у которого здесь имелись собственные апартаменты, сегодня счел, что развлечения с азартными играми и доступными женщинами — это не для нынешнего дня, приказал принести кальвадос «Яблоневый сад» для меня, абсент для себя и еду, к которой я даже не притронулся.

Я не люблю напиваться, хотя бы потому, что для этого требуется слишком много хорошего алкоголя, а толку чуть, да и на следующий день я начинаю ненавидеть и без того несчастный мир. Так что со времен выхода из «Сел и Вышел» я слабовольно напился лишь один раз — в ночь, когда погиб Талер. И больше не желал повторяться, так что, наполнив одну рюмку до краев, едва отпил из нее.

Данте, наоборот, уже успел прикончить бутылку абсента и теперь ускоренными темпами подбирался к дну второй. Впрочем, на его самочувствии это никак не отражалось. Чтобы опьянеть, такому, как он, требовались гораздо большие объемы.

Сейчас он попыхивал зажатой в зубах сигарой и осторожно лил на сахар, лежащий на подогретой, резной, фигурной, дырявой серебряной ложке ледяную воду. Вода смешивалась с абсентом, и напиток мутнел, из ярко-зеленого становясь радужно-белым, с желтоватым оттенком.

— Когда-нибудь тебя свалит припадок от этой дряни, — пообещал я ему.

Он усмехнулся, взболтал смесь, отложил ложку, вытащил изо рта сигару и сказал:

— Жду не дождусь подобного который десяток лет. Меня тяжело свалить хоть чем-то, если ты еще не заметил. Что же касается этого, — он кивнул в сторону квадратной рюмки на тонкой ножке, — мне нравится сам ритуал и запах полыни. Жаль, что Талер умер и что я не слишком хорошо его знал. За то, чтобы в Изначальном пламени ему было так же чудесно, как нам здесь.

Я промолчал.

— У меня нет для тебя утешающих слов, Тиль. — Данте поставил опустевшую рюмку и, подумав, погасил сигару, обрезав тлеющий кончик ножницами. — Я сам потерял многих друзей. Это беда всех долгоживущих — хоронить тех, кто тебе дорог, и вспоминать их. Каждая потеря остается потерей, сколько бы их ни было до этого. С этим приходится жить. Даже таким циничным ублюдкам, как я.

Я посмотрел на золотоволосого кудрявого юношу и веско заметил:

— В Пропавшей долине должен был умереть я, а не он. Мне следовало остаться, а ему — искать коляску.

— Не хочу показаться фаталистом, Тиль, но судьба распорядилась по-иному, принимаешь ты ее решение или нет.

— Ты не понимаешь.

— Чего же? — Он посмотрел на меня, словно взрослый, который не хочет смеяться над маленьким ребенком, сказавшим какую-то очень смешную глупость.

— Моя смерть — свершившийся факт. Я мертвец. Талеру же еще жить бы и жить.

— В тебе, дорогой мертвец, гораздо больше жизни, чем во многих моих знакомых, — рассмеялся Данте. — Возможно, ты еще успеешь понять, что кому жить, а кому умереть, выбираем не мы, а Двухвостая кошка.

В подтверждение своих слов он поднял левую руку и показал мне серебряное с сапфирами кольцо, изображающее голову этого создания.

— И с этим ты ничего не сможешь сделать. Единственное, что тебе доступно — найти тех, кто убил твоего друга, и отправить их в Изначальное пламя прежде, чем кошка придет за тобой.

— Ты подстрекаешь меня к мести, — невесело рассмеялся я. Он пожал плечами:

— Наверное, потому что я слишком жесток и в твоем случае поступал именно таким образом. Впрочем, после содеянного мне, мой юный друг, легче не стало. Так что забудь о моем совете. Твоей душе это нисколько не поможет.

Мы начали говорить о том, что случилось в Пропавшей долине, и строить предположения. Переливали воду из пустого в порожнее. В конце разговора я сказал:

— К сожалению, мы мало смогли узнать от старикана.

— Не так уж и мало, — возразил мне Данте, кидая в рот оливку. — Пророк и Ночной Мясник были знакомы — раз. Все жертвы одного года рождения — два. Ну и бредовые разговоры о пламени, вине и годе Темной луны, дорогах, дверях и прочем — три. Если я только захочу, то на этой почве построю пару сотен теорий, одна интереснее другой. Что касается того, кому помешал старик — многим. Ты правильно сказал: если у него действительно был дар, то он опасен для всех живущих в Рапгаре. Никто не любит показывать свое грязное бельишко. В нынешнюю эпоху быть настоящим пророком очень непопулярно и, что немаловажно, опасно для здоровья.

Он взялся за бутылку и намекнул:

— Если ты все-таки соберешься что-то делать, советую начинать поиски с изначального мага. В отличие от других деятелей этот господин более заметная фигура.

— Как же я его найду? Данте выразительно фыркнул:

— Ну нашел же ты пророка, Тиль! Думаю, обнаружить изначального мага будет так же несложно.

Лучэр с ногами забрался на диван:

— Кстати говоря, я уезжаю из города через полторы недели. Еду на воды в Жвилья. Если хочешь — присоединяйся.

— Рапгар тебя окончательно утомил? — Я поправил перчатку на правой руке.

— Вроде того. Хочу успеть отдохнуть как приличный чэр до начала войны. Неизвестно, насколько обострятся отношения с нашими соседями и не закроют ли жвилья курорты в протест против военной кампании. В этом городе сейчас сгоревшие души знают что творится. Сегодня «Время Рапгара» написало, что жандармам удалось поймать малозанских шпионов из числа эмигрантов, живущих на Ничейной земле. Они пытались заложить бомбу в железнодорожный туннель, что тянется под Холмами, но их вовремя перестреляли. Мы деремся за несколько тысяч миль от столицы, но отголоски конфликта добрались и сюда. — Он установил на рюмку резную ложку и снова положил на нее кубик тростникового сахара. — Нашему руководству не дает покоя черная жижа Кируса, но мы прикрываемся идеалами веры и как будто спасаем население острова от восточных еретиков.

— Война всегда преследует разные цели, а мы прикрываемся идеалами, но в основе всего лежат деньги.

— Отлично сказано, мой друг. Уже уходишь?

— Да. Спасибо тебе за компанию. Он ухмыльнулся, пожал плечами:

— На что еще нужны друзья в трудную минуту? Впрочем, моя помощь исключительно символическая.

Я распрощался с ним и, уходя, видел, как старина Данте льет воду на сахар. Думаю, при том количестве соблазнительных дам, что всегда находятся в «Слезе», мой друг недолго будет скучать без моего общества.

— На улице дождь, — напомнил я Стэфану.

— И что с того? — сразу забрюзжал он. — Ты же знаешь, как я ненавижу мокнуть. Купи себе наконец настоящий зонт, мой мальчик. Меня засунули в трость, и я не обязан по первому твоему требованию становиться то подзорной трубой, то шестизарядным карабином.

— Ты не можешь ни того, ни другого. Но зато прекрасно справляешься с функциями зонта. Так что, будь добр, прекрати пререкаться.

Он раздраженно вздохнул и изменил облик, став большим черным зонтом с черепаховой ручкой.

— Доволен? — пробурчал амнис.

— Благодарю.

Я вышел под моросящий дождь и раскрыл зонт, ощущая, как Анхель внутренне смеется над своим напарником. Мокрая полутемная улица была пуста — плохая погода всех разогнала по домам. Лишь футов через двести стоял прячущийся под балконом торговец наркотой. Увидев меня, он обрадованно дернулся в мою сторону, но я недвусмысленно показал ему, что не желаю общаться, и человек остался на месте.

— Ну почему никогда нет коляски, когда она нужна? — простонал Стэфан.

— Чэр эр'Картиа? — окликнул меня женский голос из переулка.

Я остановился, вгляделся во мрак, не понимая, кто меня зовет. Невысокий силуэт мгновение поколебался и затем шагнул на свет, давая себя хорошенько рассмотреть.

Это была насквозь промокшая Эрин. Ее каштановые волосы, сейчас не скрытые шляпкой, липли ко лбу и щекам, карминовые губы побледнели, под голубыми глазами залегли круги, а ее лицо показалось мне намного более усталым, чем было у меня самого. И в то же время она оставалась самой прекрасной и самой таинственной из всех женщин, которых я когда-либо знал.

Даже сейчас, намокшая, замерзшая, измотанная, она продолжала оставаться той самой девушкой, которую я так долго и безуспешно искал.

— Эрин. — Я, стараясь скрыть изумление, коснулся шляпы. — Какая неожиданная встреча.

Я очень надеялся, что она не слышит, как у меня колотится сердце.

— Я ждала вас, — сказала она, поспешно оглядев улицу и сделав еще один шаг мне навстречу.

— Вот как?

— Мне пришлось следить за вами от кладбища. Очень жаль, что с вашим другом произошла беда.

Я увидел, что она дрожит.

— Вы совсем замерзли!

— Пришлось стоять под дождем. — Эрин виновато улыбнулась. — Какой-то господин отнял у меня зонт. Этот район не слишком дружелюбен к одиночкам. Нам следует поговорить, чэр эр'Картиа.

— Именно это и я хотел сказать, — произнес я, внутренне отмахиваясь от Стэфана, возмутившегося тем, что я закрыл им девушку от дождя.

Она потянула меня за рукав:

— Идемте. Здесь нас могут увидеть.

Я хотел возразить ей, что на улице ни души, но не стал спорить и пошел рядом во мрак переулка. Единственный фонарь горел далеко-далеко впереди. Она шла, опустив голову. Я не выдержал и, несмотря на ее горячие возражения, отдал ей свой плащ.

— Я давно искала встречи с вами, но у меня не получалось, — сказала Эрин. — Извините, что доставила вам столько неприятностей. Если бы я только знала, к чему приведет моя попытка спрятаться в вашем купе, то никогда бы не стала этого делать.

— Если вы искали встречи со мной, то зачем же убежали, когда увидели меня на Арене?

— Я испугалась, если честно. Извините, что мне пришлось так поспешно скрыться.

— Вы о первом или вторым случае? — с иронией спросил я. Девушка невесело рассмеялась:

— Извините за то и другое, чэр.

Я хотел спросить, для чего ей понадобилось убивать того человека, но решил придержать этот вопрос какое-то время.

— Вы пришли за своим платком, так? — Мы миновали фонарь и оказались в переулках западной Ямы.

Темных, узких, безлюдных и грязных.

— Так значит, это вы нашли его?! — Я почувствовал в ее голосе и напряжение, и облегчение.

— Почему он так важен для вас? Зачем вам потребовалось его красть?

— Вы и это знаете? — Мне показалось, что она снова невесело улыбнулась, но из-за окружающей нас темноты я не мог за это поручиться. — Я забрала у вора лишь то, что принадлежит мне по праву рождения и наследования, чэр. Платок хранился в моей семье много лет. Для меня он бесценен. А для вас, боюсь, он так и останется красивой цветной тряпицей. Так он у вас?

— Да, — не стал я врать.

— Слава Всеединому, что его нашли вы! — прошептала Эрин. — Я подозревала, но не была до конца в этом уверена.

— Ваши слова означают, что вы вернулись в купе и не покидали поезда, несмотря на рвение жандармов.

— Я надежно спряталась, — пожала она плечами. — И когда, вернувшись, не обнаружила его, сразу подумала о вас.

— Для чего его было скрывать? Вы могли взять платок с собой.

— Я боялась, — сказала она, опять небрежно пожав плечами. — В тот момент мне показалось отличной идеей спрятать эту вещь в вашем купе. Оно было самым надежным местом в поезде.

Я рассмеялся, и она вопросительно посмотрела на меня. Пришлось объяснить:

— Простите, что не доверяю вам, но всего лишь несколько минут назад вы говорили, что платок важен только для вас. Но раз вы его спрятали…

— Я боялась, — вновь повторила Эрин. — Подумала, что люди, преследующие меня, это…

— Носящие красные колпаки? Она покачала головой:

— Нет. К сожалению. Давайте дойдем до моей квартиры, и я расскажу вам все.

— Вы живете в Яме?

— Скорее скрываюсь. Вы отдадите мне платок, чэр?

— Не раньше, чем вы ответите на мои вопросы, Эрин. Она немного подумала и сказала:

— Что же. Это вполне справедливый обмен. Но, боюсь, ответы не принесут вам ни счастья, ни поко…

Сверкнула электрическая вспышка, и девушка, даже не вскрикнув, упала на мостовую. Я отшатнулся в сторону, ткнув принявшим обычный облик Стэфаном во мрак, словно держал в руках шпагу. Кто-то взвыл, я услышал предостерегающий «крик» Анхель, и в этот момент рядом с моим правым боком разорвалась бомба.

Меня основательно тряхнуло, в голове помутилось, и я сам не понял, как оказался на мокрой мостовой.

— Готов? — раздался голос надо мной. Кто-то наклонился и сказал:

— Кажется, да. Проверь девчонку. Возня, чирканье спички, ругань и за ним:

— Да! Да! Это она!

— Отлично. Тащите ее в телегу.

В темноте они не опознали во мне лучэра и поэтому не знали, что, в отличие от человека, мне недостаточно одного касания жандармской шоковой дубинкой. Для того чтобы такой, как я, потерял сознание, требуется, чтобы эту разработанную тропаеллами пакость держали у моего затылка почти минуту. Я был парализован на краткое время, но все прекрасно слышал.

То, что это не простые грабители, я понял сразу. У людей, охотящихся в Яме на случайных прохожих, нет возможности владеть столь дорогим снаряжением. К тому же…

— Сосредоточься на главном, — шепнула Анхель. — Попробуй пошевелить пальцами.

Я сделал, как она просила, но без толку.

— Все. Мы поехали. Вы разберитесь с этим.

— Что с ним делать?

— Не будь придурком. Избавьтесь от него и выбросите в реку. Только не здесь. Оттащите к берегу.

Они подошли, и один из них попытался откинуть трость, но я держал ее крепко.

— Надо же! — удивился он. — Пальцы судорогой свело. Не разожмешь.

Стэфан, на мое счастье, не стал применять обычные для себя способы общения с наглецами, касавшимися его, и прикинулся бездушной деревяшкой, выжидая, когда я приду в себя.

Кто-то выругался и хриплым голосом сказал:

— Какая разница, Марк? Что с тростью он пойдет на корм рыбам, что без нее. Бери его за ноги и тащи в проулок. Надо подумать, как донести до берега.

Меня оттащили и оставили в какой-то куче мусора. Судя по всему, их было не то четверо, не то пятеро. На мой взгляд, слишком много для того, чтобы убить одного человека.

Я волновался за судьбу Эрин, злился на то, что нас так ловко подловили, и пытался шевелить пальцами. В какой-то момент у меня это получилось, и я начал ощущать, как в них впиваются сотни колючих иголочек.

Кто-то закашлял, сплюнул, шмыгнул носом и предложил:

— Может, здесь прикончим?

— И оставим кровавый след? Тащить покойника через весь район до воды? Сиди, кури махорку и не дергайся. У меня перерыв.

Я приподнял голову, посмотрел на едва видимые во мраке мужские фигуры, принял Облик и отшагнул во тьму, обнажая жаждущую крови Анхель. Теперь следовало понять, что делать дальше. Справиться со всеми одновременно вряд ли получится. В общей свалке кто-нибудь из них обязательно умудрится ткнуть меня дубинкой и после этого мне вряд ли предоставят второй шанс.

— Эй! Его нет! — раздался встревоженный крик. Топот ног. Ругательства.

— Посвети, ты…!

— Куда вы смотрели, олухи! Как он мог так быстро прийти в себя?!

— Может, у этой штуки заряд кончился? — недоуменно спросил какой-то писклявый тип.

— Я сейчас засуну ее тебе в… и узнаю, работает она или нет! Мимо нас он не проходил, значит, пошел туда. Там два проулка, и оба заканчиваются тупиками. Уйти ему некуда, если только он не умеет летать. Разделитесь и прикончите его. Только тихо!

— А ты, Фригго?

— А я буду здесь, на случай, если он вновь оставит вас с носом.

Во мраке на мгновение блеснуло бледно-голубым, и я понял, что в руках у человека револьвер с электрическими пулями.

Четверо головорезов двинулись вперед, и я отступил назад, а затем повернул в правый проулок и, положив Стэфана на землю, подпрыгнул и уцепился за висящий довольно высоко над землей балкон.

Они прошли подо мной через неполную минуту, даже не догадавшись поднять головы.

— Темно, как в чистилище, — проворчал один из них. Второй вместо ответа хмыкнул. Мне показалось, что у него пистолет. Когда они прошли, я разжал пальцы, приземлился за его спиной и взмахнул Анхель.

Особенность хорошего керамбита в том, что, несмотря на небольшие размеры, при должном умении серповидным лезвием можно орудовать настолько быстро, что удается обездвижить противника за несколько секунд. Z-образный удар подрезал человеку сухожилие на правой ноге, на левой, затем под коленом и рассек бедро. Он начат падать, и я чиркнул ножом крест-накрест, добив его, так как амнис уже успела напитаться силой из его крови.

Оставшийся противник громко крикнул, привлекая внимание товарищей, и, пытаясь меня остановить, прыгнул вперед, ткнув ножом в воздух там, где я только что находился.

Перерезать вены на запястье, черкануть по бицепсу, превратив руку в бесполезную плеть, подставить ногу, толкнуть не занятой рукой в грудь и, когда человек уже начинает падать, ударить во внутреннюю поверхность бедра, рядом с пахом, туда, где проходит артерия.

Анхель наслаждалась действом, впервые за многие годы занимаясь тем, для чего была призвана и создана. Я же, в отличие от нее, происходящим не упивался и просто делал то, чему меня когда-то научил отец.

Когда второй человек умер, я крутанул нож на указательном пальце, решив не менять обратный хват.

— Что там у вас? — раздался раздраженный крик одного из тех, кто ушел в противоположный проулок. — Нашли?

— Нет! — ответил я голосом одного из убитых. — Показалось!

Они выругались и зашаркали прочь. Я поднял Стэфана, который тут же высказал мне все, что он думает по поводу того, что его не взяли в схватку, и вдруг услышал испуганный вопль и гулкий выстрел, эхом заметавшийся по узкому проулку, отражаясь от стен безучастных домов.

— Да что там у вас?! — закричал главарь шайки, выходя на перекресток и поворачиваясь ко мне спиной.

Я не мог не воспользоваться этой оказией, но он почувствовал движение, развернулся и выстрелил в мою сторону без всякого предупреждения. Если бы не Анхель, заставившая меня броситься влево, голубой росчерк попал бы мне в грудь, а так он прошел между рукой и боком, не причинив вреда.

Я принял Облик, исчезнув с глаз противника, но он, уже поняв, с кем имеет дело, произвел еще четыре выстрела вслепую. На мое счастье, стрелял он совершенно в иную сторону. Сейчас мне было не до того, чтобы беспокоиться о чужих жизнях, и, когда я понял, что сделал, человек уже лежал с рассеченным горлом.

— Могла бы и сдержаться, — с разочарованием сказал я Анхель.

Она с обидой ответила, что на этот раз совершенно ни при чем и не в состоянии каждый раз меня контролировать и останавливать.

— Ты забыл еще о двоих, — напомнил Стэфан. — Странно, что они до сих пор не появились. Возьмешь пистолет?

— Нет. Там всего один патрон. С вами мне привычнее.

— Не думаю, что они тебе понадобятся, — с насмешкой произнес женский голос из проулка, и я узнал это контральто.

— Бэсс?

— Привет, Тиль. — Она неспешно приблизилась, и я увидел, как красным светом горят ее узкие кошачьи зрачки.

Жуткое зрелище.

— Признаться, я впечатлена тем, как ты ловко с ними справился. Неплохо для новичка.

— Те люди…

— Эта парочка олухов? Мертвы. Можешь меня не благодарить.

Проклятье! Следовало оставить в живых хотя бы одного!

— Что ты здесь делаешь, Бэсс?

— Данте попросил оказать ему услугу и проводить тебя до дома. Он считает, что неприятности висят у тебя на хвосте. Я не собиралась вмешиваться, но, надеюсь, ты не в обиде?

Она заглянула мне в глаза.

— Не в обиде. Но жаль, что ты их убила. Теперь я не узнаю, куда увезли Эрин.

— Эрин — это та намокшая красотка? Если она так нужна, Тиль, я отведу тебя к ней. Я сочла, что, пока ты лежишь, ничего плохого не случится, если я посмотрю, куда они едут. Надо было всего лишь заговорить лошадь. Именно поэтому я задержалась и не пришла на помощь сразу.

— И что? Лошадь теперь вернется и укажет дорогу? — недоумевающе спросил я.

Она рассмеялась и, взяв меня под руку, пошла в сторону улицы:

— Очень смешной вопрос. Разумеется, нет. Но часть моего сознания сейчас в кляче, так что я вижу дорогу ее глазами. Они направляются на северо-запад и почти достигли берега реки Пиявок. Я смогу отыскать путь и, если мы поторопимся, то ничего с твоей Эрин не случится.

Ее кожа была удивительно горячей и жгла меня даже сквозь мокрую одежду.

Через несколько минут мы прошли мимо газового фонаря, и я смог рассмотреть Бэсс в его бледном свете.

В отличие от меня девушку дождь абсолютно не беспокоил — ее одежда, собранные в длинный конский хгюст волосы и кожа были совершенно сухими. Одна из странных особенностей низших — их никогда не волновали капризы погоды. И ливень, и снегопад, и колючий ветер они переживали с одинаковым равнодушием, вовсе их не замечая. Как говорят священники, мать-природа избегает касаться проклятой плоти.

На ней было короткое осеннее бордовое пальто, прямая юбка до середины голеней без всяких вычурных деталей и высокие блестящие сапожки, такие же изящные, как и сама девушка. Я уже говорил это раньше — Бэсс очень красива, особенно если забыть о ее глазах и острых зубках.

По дороге она с легкостью и без умолку болтала о всяких милых пустяках, словно мы шли не по трущобам Ямы, а по Старому парку, занятые послеобеденной прогулкой. Опасная хищница в образе прекрасной рыжей леди была лучшим спутником в эту ночь.

Удивительно, но я, даже беспокоясь о судьбе Эрин, полностью доверял ощущениям низшей и, несмотря на то, что она не слишком спешила, не считал, будто мы должны торопиться.

— Тебе дорога эта красотка? — невзначай поинтересовалась Бэсс.

— Не знаю, — искренне ответил я.

— Вы, мужчины, сплошное ходячее противоречие. — Ее глаза насмешливо сверкнули. — Никогда не знаете, чего хотите в женщинах. Отсюда в нашем мире столько проблем.

— Мне казалось, что ты неплохо относишься к мужчинам.

— Я вас просто обожаю! — Смех у нее был хрустальным и очень заразительным. — Но это не значит, что я закрываю глаза на ваши странности. Никогда не могла понять, как можно не знать о собственных чувствах. Если любишь — люби. Ненавидишь — ненавидь. Сомнения и неуверенность — плохие спутники в жизни. Они заставляют топтаться на одном месте, а затем жалеть об упущенных возможностях.

— И у тебя конечно же есть рецепт, как избавиться от подобных пороков, — поддел я ее,

— Конечно же. Нужно всего лишь жить. Видишь, как просто? Я следую этому правилу с самого рождения. И тогда каждый день можно считать подарком судьбы. Предпочитаю оставаться оптимисткой, даже если ситуация самая гадкая.

— Я как-нибудь попробую.

Она серьезно кивнула, словно я только что дал ей клятву, и внезапно сжала пальцы на моем локте, дав ощутить, сколь остры ее ногти:

— Мы пришли.

Это была самая окраина Ямы, территория частных складов, на которых давно уже никто ничего не держал по причине запущенности этой части района и нечистых на руку людей, шныряющих в округе. В Городском совете давно бродила идея снести постройки и поставить здесь дома, благо приезжие прибывали в Рапгар, несмотря на отсутствие гражданства, но пока дело дошло лишь до разговоров.

— Двое находились в телеге и двое ждали здесь. Возможно, в бараке есть кто-то еще, но лошадь туда заводить не собираются, так что я не могу сказать точно.

— И как мы проникнем во вражеский стан, скажите на милость? — заволновался Стэфан.

— Очень просто. Постучим, как вежливые… нелюди, — ответила Бэсс, когда я передал ей его слова. — Тиль, если можно, держись, пожалуйста, за мной.

Она решительно постучала в ворота. Ей пришлось четырежды повторить это действие, прежде чем раздались тяжелые шаги и чей-то раздраженный голос крикнул:

— Проваливайте! Это частная территория!

— Простите, господин! — жалобно захныкала Бэсс. - Я, кажется, заблудилась.

Думаю, ради такого голоса любой мужчина должен броситься в пропасть. Привратник не являлся исключением из этого правила. Он распахнул калитку и попал в цепкие ручки Бэсс. Не скажу, что я был поражен, когда она оторвала ему голову. Чего-то такого я и ожидал от дочери Крадущей детей. Девушка перешагнула безголовое тело, даже не запачкавшись кровью, и, забыв обо мне, нырнула во мрак.

Я бросился следом. Мимо мирно стоящей лошади, запряженной в пустую телегу, ржавой ребристой бочки с дождевой водой, масляного фонаря, подвешенного на крюк в стене, сарая с развалившейся крышей, по лужам и грязи, под нескончаемым дождем влетел в барак, в котором горели окна, следом за своей спутницей, услышал встревоженные крики, выстрел, впереди взметнулся рыжий хвост Бэсс, а затем началась свалка. В стену и в потолок ударили тугие струи крови.

На расправу я не успел. Три трупа оказались на полу меньше чем за десять секунд. Бэсс слизнула проворным язычком кровь, оставшуюся на полных губах:

— Двое успели выскочить и запереть дверь.

Я, стараясь, чтобы падающие с потолка тяжелые капли не попали на меня, подошел к стальному монолиту и быстро осмотрел его.

— Видимо, засов с другой стороны.

— Да. Мне потребуется твоя помощь, чтобы вырвать дверь.

— Ни к чему. Эрин с ними? Ты видела?

Она безучастно перешагнула через труп, оказалась рядом — хрупкое стройное рыжеволосое создание, только что убившее трех здоровых, вооруженных мужиков:

— Мельком. Лежала на полу.

Я отдал приказ Анхель, и та начала тихо вибрировать, стягивая в себя доступную ей силу.

— Вы не забываете, что у них оружие? — предупредил нас Стэфан.

— Если только ножи, — безучастно ответила Бэсс и кивком показала на стол, где все еще лежали пистолеты. — Мальчики так торопились, что оставили свои игрушки.

— Все равно надо быть осторожнее! — не успокаивался амнис.

— Не думал, что низшие двигаются быстрее мяурров, — сказал я, опустив нож на верхнюю дверную петлю.

— О, мы полны загадок и интересных умений, но нас мало кто ценит, — с загадочной улыбкой ответила мне Бэсс.

— Нисколько этому не удивлен. Ты сама себя не боишься?

— Только по утрам, — рассмеялась девушка, сочтя мою шутку очень удачной, хотя я говорил совершенно серьезно.

Вторая дверная петля была срезана, и убрать преграду с дороги оказалось делом одной минуты.

— Они фокусники? — озадаченно нахмурилась Бэсс, разглядывая пустое помещение без окон и дверей.

Эрин и двое мерзавцев как сквозь землю провалились. Я подошел к лежащему на полу плащу, который дал замерзшей девушке, чтобы защитить ее от холода, поднял ею, отряхнул и сказал своей спутнице:

— Подожди. Кажется, я догадываюсь, в чем тут дело.

Я стукнул тростью об пол, затем еще и еще, пока звук не изменился. Приглядевшись, мы увидели очертания люка.

— Так я и думал, — сказал я, пытаясь поддеть край тростью. — Вход в подвал.

— Боюсь, что нет. — свела брови она.

Люк тоже оказался заперт, пришлось потерять несколько драгоценных минут, чтобы попасть под пол. Здесь было достаточно высоко, пришлось повиснуть на руках, затем спрыгнуть.

— Свет, — попросил я Стэфана, прислонил его к стене и обратился к Бэсс:

— Прыгай. Поймаю.

Она без колебаний сиганула вниз, мои руки обхватили ее тонкую талию и аккуратно поставили на землю.

— Обожаю сильных и решительных мужчин, — промурлыкала девушка. — Ну вот. Я так и знала. Катакомбы.

Широкий коридор, в котором мы оказались, был грубым и неровным. Судя по цвету и фактуре стен, порода, залегающая здесь, — известняк.

— Что-то низковато для катакомб.

— Ты в них бывал?

— Да. Еще мальчишкой. На кладбище Невинных душ в одном из склепов есть спуск вниз.

— Ты говоришь о старых штольнях. Они ведут в подземный город, центр которого находится под Каскадами. Судя по тому, что ты еще жив, там ты побывать не успел.

— А есть чего опасаться?

— Здесь — вряд ли. Но вот в подземелье, возраст которого как у Всеединого, следует проявлять большую осторожность. Там много кто живет.

— Не знал.

Коридор вел в одном направлении, и я, освещая тростью путь, быстро направился вперед. Бэсс пошла рядом:

— Ну на счастье горожан, эти существа не слишком любят выбираться на поверхность. Я осталась цела лишь благодаря крови, доставшейся мне от моей прекрасной матушки.

— Ты хорошо ее знала?

На этот раз ее смех нельзя было назвать веселым и жизнерадостным:

— В нашем мире не так много живых существ, которые хорошо знают Крадущую детей. Я не вхожу в их число. Мать оставила меня отцу, когда мне исполнилось всего несколько месяцев. Сказала, что не хочет для себя соблазнов.

Я кивнул, понимая, о чем она говорит. Чистокровные низшие, да еще такие грозные, как Крадущая, не всегда могут контролировать себя. А убить собственного ребенка — ничего хуже быть не может. Даже для демона.

— Так что мы с тобой в чем-то похожи. — Она вновь взяла меня под руку. — Оба не знали своих матерей.

Бэсс заметила мой недоуменный взгляд и пояснила:

— Данте как-то рассказывал.

— Вы давно с ним знакомы?

— Ага, — и понимая, что этот ответ не слишком исчерпывающий, продолжила: — Собственно говоря, он воспитывал меня, пока мой отец был занят. Так что я помню его, кажется, с самого момента рождения. Данте дружил с отцом и время от времени был не прочь оказать ему помощь.

— Я удивлен. Не думал, что у этого древнего и порочного чудовища есть таланты воспитателя.

Девушка улыбнулась:

— Ты же его знаешь. Он лучэр-загадка. И очень заботливый. Иначе сегодня меня бы с тобой не было.

Я хмыкнул, поднял руку, освещая небольшой ромбовидный зал, из которого вели три коридора в совершенно разных направлениях. Центральный уходил резко вниз, и в полу было выбито нечто вроде изъеденных временем ступеней.

— Куда теперь?

Девушка покрутила головой:

— Там северо-запад, туда запад, этот на юг.

Она ориентировалась под землей точно по солнцу или компасу. Затем втянула носом воздух:

— Судя по оставшемуся от них запаху пота, они направились на северо-восток. Под землю.

— Дураки.

— Не скажи. Западный опасен, уверена, что он рано или поздно соединяется с древними катакомбами, и туда сунется только самоубийца. Южный приведет к озеру, я слышала, эти места давно завалены. Помнишь, лет одиннадцать назад сильно просела земля в Саже и разрушился целый квартап? Уверена, подземные воды подмыли грунт, и земля не выдержана. Газеты тогда писали, что проблема как раз вызвана старыми выработками известняка.

— Да. После этого Городской совет создал службу по укреплению подземных сводов.

— Вот-вот. Они нашли вход в подземный город, где их и сожрали.

— А ты откуда знаешь? — удивился я.

— Видела обглоданные кости, — пожала плечами Бэсс. - Я уверена, что нам нужен северо-западный. По идее, он проходит под рекой Пиявок и Пустырями. Они надеются выбраться в старом карьере.

— Понимаю, о чем ты. Из него в Рапгаре начинали добывать известняк для постройки домов тысячу лет назад. Если мы поспешим, то нагоним их довольно быстро. Не так просто идти здесь, особенно если тащить бесчувственную девушку.

— С учетом того, что они ее не желают убивать, ты совершенно прав. Поспешим.

— А я бы предпочел никуда не ходить, — проворчал Стэфан, но его голос мы сегодня не учитывали.

Череда коротких спусков привела нас в более узкий коридор с влажными стенами и полом и грубо обработанным потолком. Кое-где все еще стояли основательно подгнившие деревянные опоры, но я бы не стал на них полагаться, если бы от этого зависела моя жизнь.

Затем начала прибывать вода. Я не успел опомниться, как уже шлепал по ней в мокрых ботинках. От нее пахло какой-то дрянью, и в рубиновом свете трости она маслянисто блестела. С потолка тоже капало, и нам оставалось лишь терпеть этот тяжелый ледяной дождь.

— Мы сейчас под рекой, и у меня клаустрофобия, — пожаловался Стэфан, но я, занятый мыслями об Эрин, ничего ему не ответил.

На мои взгляд, можно лишь радоваться, что строители прошлого придумали какие-то невидимые мне водоотводы, иначе здесь пришлось бы нырять. Наконец уровень пола начал незаметно повышаться, вода отступила, и мы вышли в череду извилистых, следующих за известковой породой штреков, где воздух был застоявшимся, сухим и холодным.

Бэсс презрительно наморщила очаровательный носик:

— Какая гадость!

— Что? — недоуменно нахмурился я, — Ничего не чувствую.

— Тебе повезло родиться лучэром, а не низшим. Воняет застарелой смертью. Впереди логово какой-то твари. Уже жалею, что не взяла с того стола пару револьверов. Не хотелось бы пачкаться. Идем. Только тихо, пожалуйста.

Угрожающее рычание раздалось из мрака несколькими минутами позже.

— Тру-тру, — коротко пояснила Бэсс — Кажется, почуял наших беглецов и приполз сюда.

— Он их не поймал?

— Нет. Свежей кровью не пахнет.

Я знал о тру-тру то же самое, что и все остальные. Когда неголодны, они разумны, обожают свежую человечину, поклоняются мраку, живут в укромных уголках, как можно дальше от чужих глаз, и выходят на охоту, лишь будучи уверенными, что им ничего не грозит. Эти косматые твари очень опасны, особенно если чувствуют слабость жертвы. Городские власти делают все возможное, чтобы избавить Рапгар от их присутствия, и уничтожили почти все семьи, но, как это бывает с теми же тараканами, всех перебить не смогли.

Уцелевшие единицы надежно спрятались на Пустырях и в подземельях, мэр поспешил объявить о том, что угроза миновала, но, несмотря на это, почти каждый год «пропадает без вести» какое-то количество жителей. Лично я считаю, что несчастные находят свою смерть в желудках тру-тру.

Его мы увидели, войдя в очередной зал. Он, несомненно, почувствовал нас загодя и теперь стоял возле дальней стены, опустившись на четыре лапы и наклонив угловатую голову к самой земле. Обычно эти существа предпочитают перемещаться на двух ногах, завернувшись в ворох лохмотьев, которые на самом деле часть их старой кожи.

Его лицо, белое, словно выкрашенное актерской краской перед выступлением в комедии, с черными, похожими на очки, провалами глаз и неровной полосой рта, казалось гораздо более безжизненным, чем у митмакемов.

Тру-тру не любят, чтобы им смотрели в глаза, поэтому частенько отращивают густую гриву волос, перекидывая их на лицо. Они считают себя ровней другим народам и пытаются избавиться от множества звериных привычек, свойственных их племени. Во всяком случае, ходить прямо и пытаться говорить на всеобщем, пока голод не притупит их разум настолько, что они вновь становятся опасными любителями свежего мяса.

Судя по тому, как двигался и вел себя этот, он не ел уже достаточно давно. Просто чудо, что похитившие Эрин олухи на него не наткнулись!

Я сделал шаг, и Бэсс тут же схватила меня за руку, не давая идти вперед. Она оказалась намного сильнее, чем я думал.

— Не надо его провоцировать, — сказала она и обратилась к тру-тру:

— Уходи. Мы тебе не по зубам.

Он шумно задышал, и из угла его темного рта потекла прозрачная слюна. Затем приглушенно рыкнул, сделав шаг к нам, надеясь испугать, заставить показать слабину, но синее лезвие Анхель стало льдисто-голубым, сверкающим, словно утренняя звезда, а Бэсс зашипела, точно кошка. Тру-тру заворчал, не спуская с нас глаз, и отступил во мрак. Я слышал лишь шорох его одежды-кожи, а затем стих и он.

— Все, — через какое-то время сказала Бэсс — Ушел. Она разжала пальцы, отпуская мою руку, и показала, куда следует идти. Мое сердце все еще колотилось, а Стэфан безостановочно благодарил пламя, из которого появился, за то, что мы легко отделались. Тру-тру достаточно страшный и жестокий хищник, который физически сильнее меня, и, если дело дойдет до схватки, мне останется полагаться лишь на Облик да моих амнисов.

— Откуда ты знала, что он не нападет? — поинтересовался я у Бэсс, которая из-за узости поднимающейся к поверхности штольни шла сразу за мной.

— Я не знала, — вздохнула та, и мне почудились в ее голосе первые нотки усталости. — Но он не ревел и не бросился на нас сразу, а значит, еще был способен соображать.

Свет трости вырвал картину, достойную бульварных романов, которые в последний год так полюбились читательницам из высшего общества и еженедельно печатались в газетах глава за главой. Впереди в очень естественных и в то же время нелепых позах застыли двое мужчин. Их лица были искажены ужасом, глаза выпучены, а сами люди казались сделанными из розового кварца или стекла. — Не похоже на скульптуры.

— О да. — Девушка попросила у меня трость и легонько стукнула по ближайшему изваянию.

Раздался мелодичный звон.

— Перед нами те умники, что украли твою девушку. Интересный эффект, словно их чем-то облили.

— И поэтому они стали полупрозрачными стекляшками? Здесь была магия, — сказал Стэфан. — Вот только ее природу я не могу понять.

— Эрин наконец-то пришла в себя и задала им трепку, — высказалась Бэсс, выслушав от меня слова амниса. — А она опасна. Они, кажется, даже не поняли, с кем на свою беду связались.

— Судя по твоему лицу, ты не испытываешь разочарования, — сухо сказал я.

Моя спутница лишь развела руками:

— Женщина должна рассчитывать не на мужскую защиту, а учиться сама себя защищать. Эта красотка изначальный маг?

— Не знаю… Не думаю.

— Ну лично я больше не вижу никаких вариантов. Слушай, Тиль. Она спаслась и убежала. Уверен, что стоит ее преследовать? Если девчонка испугана…

— Мне отчего-то кажется, что ее тяжело испугать, — после недолгого молчания ответил я. — К тому же коридор начал подъем, и, если нам повезет, выход появится раньше, чем если мы отправимся в обратный путь.

— Разумно, — согласилась она. — Тогда освещай дорогу, мой рыцарь, и давай покинем эти унылые чертоги.

Я улыбнулся ей и поспешил вперед по расширяющемуся коридору, гадая, как Эрин способна проделывать такое с людьми. Мне не нравились мысли, лезущие в голову, я все больше и больше запутывался, понимая, что даже не хожу по кругу, а стою в тупике и бьюсь лбом в толстую стенку.

Через пятнадцать минут быстрой ходьбы по сухому, хорошо вентилируемому коридору я заметил впереди чуть более светлое пятно и, миновав перевернутую на бок ржавую вагонетку, очутился под открытым небом.

Мы вышли к большому известковому заброшенному карьеру-каменоломне с оплывшими от времени стенами. Небо медленно бледнело, начинался рассвет.

Я помог Бэсс выбраться, и она, отряхивая рукава пальтишка, сообщила мне:

— Мы где-то между Пустырями и Королевством мертвых. Лучше идти на север.

Очень верное уточнение. Пустыри — место гадкое, там можно встретить кого угодно, начиная от стаи скангеров, чувствующих себя здесь совершенно вольготно, и заканчивая такими очаровательными тварями, как тру-тру.

Расщелина, из которой мы только что выбрались, издала рокочущий львиный рык

— Вспомни тварь — и она тут же появится! — Я не выругался только потому, что рядом была дама.

— Голод все-таки оказался сильнее, — опечалилась Бэсс и мягко, ладошкой, толкнула меня подальше от дыры в земле. — Я верю, что ты с ним справишься, но мне не хотелось бы нести на себе калеку. Пожалуйста, не вмешивайся.

— Он раздавит тебя, Бэсс.

Она улыбнулась точно так же, как Данте, словно считала меня неразумным ребенком:

— Я уже сталкивалась с этим племенем. И знаю, что надо делать.

Тру-тру уже вылез из катакомб и, увидев нас. припадая животом к земле, неспешно пололз вперед. Весь его подбородок был измазан текущей слюной, черные губы приподнялись, обнажая мощные зубы.

Бэсс еще раз предупреждающе посмотрела на меня, сорвала заколку, тряхнула головой, заставляя рыжие волосы рассыпаться по плечам. В следующее мгновение они, а также брови и ресницы девушки вспыхнули, превращаясь в oгненную гриву, и я отступил на шаг, заслоняя глаза рукой, такой шел от нее жар.

Бэсс легко, словно танцуя, начала обходить ошеломленного, приостановившегося тру-тру, и каждый ее след был огнем, оставленным на белой каменистой земле. Цепочка огненных следов росла, и тру-тру, придя в себя, прыгнул на низшую, но с совершенно человеческим криком боли отлетел назад, тряся обожженными передними лапами. Он попытался отступить в катакомбы, но путь туда уже был перекрыт полосой пламени.

Я бросился вперед как раз вовремя, ударив тростью ему в лицо прежде, чем тот выскочил из не завершенного Бэсс круга. Людоед вновь закричал жалобно, пронзительно, упал на спину, перекувырнулся через голову и распластался на брюхе. Тут же вскочил, собираясь кинуться на меня, но я уже отступил назад, давая дорогу девушке, и она замкнула огненную линию.

Круг начал сужаться, тру-тру заметался, оказавшись в огненной ловушке, решил перескочить пламя, но лишь опалил кожу, а затем из жара появилось несколько кроваво-красных узловатых рук. Они вцепились в людоеда, блеснула беззвучная вспышка, и пламя исчезло, оставив после себя лишь дымящуюся землю и обугленную плоть полузверя.

Волосы Бэсс тут же перестали «гореть», стали обычными, ярко-рыжими, лишь их кончики все еще продолжали дымиться. На ее левой щеке остались следы копоти.

Не спеша она подошла ко мне и сказала:

— От моей мамочки мне досталась не только красота. Не касайся меня! — тут же резко произнесла девушка, увидев, что я протягиваю руку, и мягко добавила: — По крайней мере какое-то время. Мне надо отдохнуть.

Она села прямо на землю, подтянула колени к подбородку, обхватила их руками и стала смотреть, как медленно светлеет небо. Я осторожно присел рядом с Бэсс и принялся ждать, когда в ее глазах погаснет Изначальное пламя.

Глава 20

ГОСТЬИ

— Все прорывы, семимильные шаги вперед, порох, пули, рельсовые винтовки, паровой двигатель, цеппелины, наконец — все это как-то меркнет перед тем, что совсем недавно продемонстрировала мне сопливая девчонка, к тому же еще и низшая! Иногда я начинаю жалеть, что мир пошел по нынешнему пути развития, мой мальчик. Уверяю тебя, магию слишком рано списали со счета, так и не исчерпав ее возможностей.

— Ты ли это, Стэфан? — невольно удивился я. — Сколько тебя помню, ты всегда был против развития магии.

— Но-но! Я был против того, чтобы амнисов вырывали из их дома, засаживали в предметы и заставляли верой и правдой служить какому-нибудь чэру! Это всего лишь одна сторона магии, но есть и другие, гораздо более благосклонные к моему племени.

— Ну перестань, — возразил я ему. — Тебе особо не на что жаловаться. Никто тебя не эксплуатирует, к тому же чтобы ты делал в Изначальном пламени? Умер бы от скуки. Ни газет, ни новостей, ни путешествий…

— Ни молодого чэра, который мало что понимает, — язвительно подхватил амнис. — Мне с тобой повезло, не спорю, но все перечисленное не стоит одной простой вещи — свободы. И, поверь, у меня дома дел по горло. Скучать там некогда.

Бэсс с улыбкой слушала мои односторонние пререкания со Стэфаном.

— Я не люблю магию. Особенно в последнее время, — сказал я.

— Можно простить ребенка, который боится мрака, но печаль всей жизни, когда мужчина боится света.

— Даже не буду думать, к чему эти аллегории.

— К тому, что рано закрывать глаза на магию. Она еще может себя показать.

— Придавленная техническим прогрессом сверху, снизу и по бокам? Волшебство взяли под жесткий контроль, поставили на рельсы и отправили по четко заданному пути. Оно не может шагнуть ни влево, ни вправо, ни подпрыгнуть. И выполняет лишь то, что ему позволяет правительство.

Амнису пришлось признать мою правоту, и он занялся диспутом с Анхель.

Тропинка тянулась среди пустых лугов с высохшей пожухлой травой и редким кустарником с едва-едва уцелевшими на ветвях пожухлыми листьями. Впереди уже виднелись задворки Королевства мертвых.

— Свернем правее? — предложила Бэсс. Но я лишь покачал головой:

— Не получится. Нам все равно придется пройти по их земле.

Она огорчилась, и я, чтобы поддержать ее, сказал:

— Я помогу тебе, если будет плохо. Постараемся миновать ее как можно быстрее.

Девушка благодарно кивнула. По легенде, где-то в районе Королевства мертвых Всеединый пролил свою кровь в сражении с одним из своих диких братьев. Несколько капель упали на землю и сделали ее для кого-то «святой», для кого-то «нечестивой». Для низших находиться на территории огромного кладбища было небезопасно. Ядовитая для их сущности почва тянула силу, и если отказывали ноги, то рано или поздно низший умирал. Именно поэтому порождений демонской сути казнили очень простым способом — сажали в камеру, пол которой был засыпан почвой, привезенной из Королевства мертвых.

— На дороге следы, — привлекла мое внимание Бэсс.

— Видел. Спасибо.

Судя по небольшим отпечаткам туфелек, Эрин прошла здесь около часа назад, но вряд ли теперь мы ее нагоним. Девушка, которая хотела со мной поговорить, даже не подозревает, что мы отправились следом за ней.

Уже совсем рассвело, и темные силуэты деревьев на фоне ярко-голубого неба приняли свои обычные очертания, перестали казаться костлявыми руками скелетов. Утро было замечательным, если, конечно, не считать прохладного ветерка. Дождливые облака уползли на юг, забрав с собой плохую погоду.

Мои ноги в подземелье основательно промокли, а костюм, после того как меня хорошенько поваляли на грязных улицах Ямы, представлял собой жалкое зрелище.

Бэсс сбавила шаг, остановилась в неуверенности. В десяти футах от нас начиналось огромное, тянущееся на многие мили древнее кладбище. Дальше, к западу, оно было ухоженным, с ровными дорожками, аккуратно подстриженными кустами, клумбами, могилами, памятниками и склепами, тянущимися до горизонта покуда хватало глаз.