Пересекающий время. Книга вторая: Адоня, посвященный герметик.

* * *

Прошел день, и другой, и третий. Ей исправно приносили еду три раза в день, воду для умывания, забирали порожние чашки и миски, зажигали свечи по вечерам… Но этим и ограничивалось общение Адони с обитателями замка. С ней никто не спешил встретиться, что-либо объяснить ей о причине, по которой ее столь бесцеремонно доставили в замок, ни у кого не возникало в ней надобности. Странно было такое отношение к вынужденной гостье, которая вроде бы и не нужна никому. Но Адоня чувствовала – в тишине вокруг нее не было покоя. Тишина была подобна тому затишью, полному напряженного ожидания, которое бывает накануне События. Но чего ожидали в замке? Задавая себе этот вопрос, Адоня ничего не предпринимала, чтобы проникнуть в суть происходящего вокруг нее. Она подождет. Лиента сказал: "Узнаешь в свое время". Разумеется, так и будет, ведь зачем-то она нужна здесь. А события торопить никогда не надо, все приходит в свой черед, и нетерпение – не признак большого ума. Надо дать время, чтобы событие сформировалось. Незрелый плод чаще всего приносит разочарование и хорошо еще, если не ядовит.

Адоня была благодарна Лиенте за то, что при явном недоброжелательстве он не ограничил ее свободы, и она имела возможность беспрепятственно гулять по всему замку за исключением половины хозяина и близких ему людей. Вход в те помещения охранялся круглосуточно.

С Лиентой после той первой встречи она тоже не виделась, хотя он очень нужен был ей. Адоня просто хотела увидеть его. И пусть он будет холоден с ней – не его это вина, она знает. Просто увидеть лицо, глаза, голос его услышать. В этом, чуждом и враждебном им обоим мире, Адоня почувствовала, как ей дорог Лиента, почувствовала близость, которой никогда не ощущала к нему прежде. И если даже в каком-то самом далеком уголке ее души недавно еще оставалась обида на него или просто горечью отдавали воспоминания о прошлом, то теперь это ушло безвозвратно. Теперь ей было жаль его, сильного, бесстрастного, невозмутимого и такого ранимого. И она ведь тоже больно ранила его, тоже заставляла страдать. Как хотела бы она ласково провести ладонью по его лбу и сказать: "Не вспоминай ни о чем, не было ничего. Забудь, как забыла я." Любовь и сострадание испытывала она сейчас к Лиенте, и они становились еще острее оттого, что встретиться они должны были как враги. Впрочем, до сих пор враждебность Лиенты никак не проявилась, Адоня не ощущала с его стороны никакого интереса к себе, как будто он забыл о ее существовании. Поэтому ее желание встретиться с Лиентой ограничилось тем, что она дважды увидела его издали. В первый раз он, видимо, вернулся с конной прогулки, был в хорошем настроении и что-то со смехом говорил своему спутнику. Во второй раз Адоня его увидела, когда он озабоченно и быстро пересек двор и вошел в какую-то дверь.

Родовой замок Яссона Гондвика по-прежнему был Адоне не по душе. Какая из двух жизней порождала сейчас в ней ощущение задавленности толстыми стенами? Из какой жизни шла тоска по солнечному лесу, звенящему от птичьего щебета, по привольному, медовому запаху полей, по вольному ветру, на пути которого не встают каменные стены? Две жизни сошлись в одной точке, и Адоня уже не пыталась, да и не могла их разделить.

И какая разница, каким чутьем она понимает, что замок недобрый, что не любит он людей, живущих в нем? Но ведь он не обладает свободной волей, значит, не сам по себе он стал таким. В таком случае, чья недобрая воля над ним? Адоня чувствовала, что источник многих загадок где-то близко. Об этом говорил вампиризм камней, недоброжелательство и тревожное ожидание, разлитые в атмосфере и то, что кто-то в замке все же нуждался в ней.

Про замок она многое поняла благодаря интересной способности, которую она в себе обнаружила: теперь при самой первой встрече с чем бы то ни было, будь то человек, или дом, или лес, Адоня узнавала их каким-то внутренним чутьем.

Может быть, она ощущала их душу, их скрытую сущность и это выливалось в мыслеобраз, отражающий самую суть явления.

Так старого слугу Консэля она увидела седым псом, умным и добрым, до последней кровинки преданным любимому хозяину, но при этом очень печальным.

Рекинхольмский замок неизменно виделся Адоне оплетенным сетью черной паутины. Но самого паука она не видела. Впрочем, присутствие свое он все же обнаружил.

Однажды она забрела в оружейную залу. На огромных гобеленах, закрывающих стены от пола до потолка, изображались сцены охоты и сражений. Здесь же размещалась богатейшая коллекция всевозможного оружия. Клинки кинжалов, мечей, метательных ножей мерцали холодными бликами. Тускло отсвечивали стволы пистолей и мушкетов. Стрелы целили в потолок тщательно отточенными остриями. Тетивы арбалетов вздрагивали, как чуткие нервы. В грациозной лености изогнув свои изящные тела, покоились луки в налучьях. Оружие разных времен и многих народов окружало Адоню. Оно было даже красивым: приклады, эфесы, гарды, выполненные первоклассными мастерами-оружейниками, блистали тонкой резьбой, гравировкой и инкрустациями. Драгоценные камни испускали колкое разноцветье лучей.

Но чистые, бритвенно отточенные лезвия жаждали обагриться кровью – они для того и были созданы. Наконечники стрел цепенели в ожидании сладостного мгновения, когда вопьются в трепещущую плоть. Все, что обитало в этой комнате, служило убийству, смерти, насилию, боли. Здесь жила вполне ощутимая угроза.

"Неужели Лиента не чувствует ее? Неужели в этой зале ему хорошо, уютно?"

Она "увидела" Лиенту – изящного, тонкого аристократа, надменного и высокомерного, которого невозможно было представить в хижине посреди джайвы. Но именно такой – аристократ, он будет любоваться своей коллекцией, роскошью отделки, гордиться клинками из уникальной стали и не чувствовать главного – дыхания смерти, которое жило в любом из них.

Дух смерти не живет в том оружии, которое изготовлено от необходимости, как средство защиты. Но здесь было совсем другое оружие: его холили, получали удовольствие, создавая его и оттого оружие "упивалось" своим назначением.

Вот тут-то, в оружейной, и пришло к Адоне ощущение пристального взгляда. Ей явственно почувствовалось присутствие кого-то недоброго. Она даже обернулась, но рядом никого не было. Отсрочивая понимание, она сказала себе: "Все может быть гораздо безобиднее – потайные смотровые оконца". И уже понимая, что это только малодушная попытка обмануть себя, она вышла из залы. Но ощущение цепкого, пристального взгляда осталось и еще долго сопровождало ее.

Она ничего не предприняла, чтобы закрыться или выяснить источник – осталась по-прежнему бездеятельной. Возможно, тот, другой, как раз и ждет, чтобы она проявила как-то себя, показала, чего стоит, как противник. Адоня не собиралась потворствовать ему в этом. Еще не бой, так к чему угрожающе бряцать мечом, едва мелькнет неясная тень вдали?

В тот вечер Адоне было до боли тоскливо. Она не знала, кто так осторожно и заинтересовано наблюдает за ней издали, и не было никаких оснований сказать – нет, это не Лиента. Наблюдателем мог быть и он. Но это означало самое плохое – в нем тоже могучая сила тайных знаний. Если предположение оправдается, тогда Лиента не просто опасен. Тогда она должна будет забыть, что он – жертва… Забыть, что это она, по сути, принесла его в жертву… Боже, избавь от столь жестокого испытания!..

Ах, как нужна была сейчас ей рука любимого, чтобы опереться о нее и укрепиться в себе, как нужен был добрый, ласковый взгляд, когда все становится ясно без слов, как нужна была его бережная, светлая любовь. И как никогда нужен был ей совет Андрея… Но она прогоняла мысль о том, чтобы вернуться к нему хоть ненадолго – пока Лиента здесь, она ни на минуту не оставит его наедине с этим миром.