Перемены

Глава 8

— Эй, — сказал один из молодых Стражей, дежуривших снаружи Хвастотория. — Эй, Гарри. Что стряслось, дружище?

Я был должен Карлосу Рамиресу больше, чем простой кивок головы, но я не смог этого сделать. Я не хотел ни с кем разговаривать, потому что вовсе не был уверен, что смогу удержаться и не сорваться на разъяренные крики. Я услышал, как Молли торопливо повернулась к нему и сказала:

— Не сейчас. Возникла проблема, мы работаем над ней, и я обещаю позвонить тебе, если ты сможешь чем-то нам помочь.

— Но… — начал он, делая несколько шагов нам вслед.

— Страж, — решительно сказала Люччио. — Возвращайтесь на свой пост.

Он должно быть повиновался. Мы продолжили путь уже без него.

Люччио провела нас через туннель, который я прежде никогда не видел. Пройдя несколько поворотов, мы вышли в темный коридор, подсвеченный только созданным ею шариком света, который парил в воздухе рядом с нами, а затем вошли в теплую, освещенную светом огня комнату. Это было похоже на логово. Большущий потрескивающий камин, несколько зажженных свечей и множество удобной мебели, рассеянной вокруг в уединенных укромных уголках и в группах, так что тут по желанию мог посидеть и один человек и маленькая оживленная компания. Тут же был бар. Очень большой, очень хорошо заполненный бар.

— Ух-ты, — сказала Молли, войдя в помещение следом за мною. — Уютно.

Анастасия отпустила мою руку и целенаправленно пошла к бару. Она достала оттуда бутылку из черного стекла и налила янтарную жидкость в три стопки. Затем поставила их на ближайший стол, жестом приглашая нас садиться, и передвинула все три стопки в центр стола, предоставляя нам право самостоятельного выбора, — за два столетия службы стражем паранойя буквально въедается вам в кости.

Я сел за стол, взял стакан и залпом опустошил его. Напиток очистительным жаром прошелся по моей груди, как я и хотел.

Анастасия, не моргнув глазом, молча выпила жидкость одним длинным глотком. Молли подержала свою стопку, сделала маленький вежливый глоточек и, увидев брошенный мельком внимательный взгляд Люччио, пояснила:

— Кто-то должен быть назначен… если не шофером, то трезвым человеком.

— Гарри, — повернувшись ко мне, произнесла Анастасия. — То, что ты сделал сегодня… было опасным.

— Я мог достать эту сучку, — прорычал я.

— У нас нет возможности узнать, насколько стара Арианна, — возразила она, — потому что люди тогда еще не изобрели письменность, чтобы записать это. Ты понимаешь, к чему я клоню?

Я оттолкнул пустой стакан легким щелчком пальцев и повторил:

— Я мог достать доисторическую сучку, — я осмотрелся. — Что это за место?

Анастасия откинулась назад в кресле и взмахнула руками, ладонями вверх.

— Добро пожаловать в Тревожную комнату.

— Тревожную комнату, неужели?

Она приподняла бровь.

— Ты не видел бар?

Молли хихикнула, с трудом сдерживая смех.

— Извините.

Голос Анастасии наполнился едва заменой иронией.

— Это место, куда мы, твердые старые Стражи, можем прийти, когда нас тошнит от мягкосердечных чародеев, которые так малодушны, что добиваются разрешения оставлять в живых капризных детей, достаточно одаренных, чтобы стать чернокнижниками, вместо того, чтобы их казнить. Например, как твою ученицу. Я гарантирую тебе, что напитки в этой комнате лились рекой и произносились резкие слова о том, как мы все еще пожалеем об этом после её испытания.

Я фыркнул.

— Так вы наливаете, выпиваете, или болтаете?

Она пожала плечами.

— Если не из-за неё, то из-за множества других. Я была здесь, когда Морган напился в хлам после твоего испытания, Гарри.

— Не удивительно тогда, что тут так уютно.

Она сухо улыбнулась.

— Это вероятно наиболее приватная и защищенная комната в комплексе.

— Паранойя-Центр, свободный от шпионов. Твои ребята становятся сентиментальными.

— Проклятье, Гарри, — Люччио покачала головой. — Ты выполняешь работу стража уже длительное время. Или большую его часть. Ты по-прежнему думаешь, что у Стражей никогда нет причин для действий… таких решительных, как они иногда действуют?

Я вздохнул. Жизнь не бывает простой. Я годами обвинял Стражей в убийствах детей-молодых парней и девушек, которые стали чернокнижниками, потеряли контроль над своими умами и магическими талантами, балуясь черной магией. Затем я увидел результаты веселья нескольких чернокнижников. Они уродливы. Уродливы, уродливы, уродливы.

— У вас есть для этого основания. Что не означает, что мне нравится это. Не означает, что делает это правильным.

— Не каждый, оступившийся однажды, не может вернуться обратно, — добавила Молли тихо. — Иногда люди просто… просто теряются. Им просто нужен кто-то, кто показал бы, как вернуться назад.

— Да, и за то время, которое потребуется, чтобы различить их, умрет множество невинных людей, мисс Карпентер, — сказала Анастасия искренним и спокойным голосом. — За последние два столетья народонаселение выросло с невиданной скоростью. Все больше рождается одаренных чародейским даром. Каждый раз, когда один из них становится чернокнижником, у нас все меньше и меньше времени, чтобы противостоять этой проблеме, и неоткуда ждать никакой помощи.

— Предотвращение, — сказал я. — Найти их раньше, и они не станут чернокнижниками.

— Ресурсы, — она вздохнула. Мы уже говорили об этом раньше. — Даже если целый Совет будет выполнять работу стражи полный рабочий день, этого по-прежнему будет недостаточно.

— Образование, — сказал я. — Используйте Паранет. Пускай меньшие таланты помогают выявлять одаренных.

Она улыбнулась мне.

— Я все еще пробиваю поддержку этого. Это хорошая идея, Гарри. Это может даже сработать. Проблема в том, чтобы заставить кое-кого из остальных в Совете понять это. Они видят в этом только риск для безопасности, особенно после Пибоди. Но это хорошая идея. Её время придет — непременно.

Я фыркнул, помолчал какое-то время и затем раздраженно произнес:

— Проверенный способ, так ведь? Нагрузить меня текучкой. Успокоить меня. Не так ли?

— Тревога, гнев и волнение застилают разум. Вот почему здесь Тревожная комната, — она слабо улыбнулась. — Я хорошо знаю, как это выглядит, когда чародея надо подтолкнуть к выпивке, — она налила нам еще и продолжила. — Так почему ты не скажешь мне, чем эта доисторическая сучка так вывела тебя?

Я взял стакан в руку.

— Она забрала маленькую девочку.

— Вампиры забирают множество детей, — внимательно глядя на меня, сказала Анастасия. — Что делает этого одного таким особенным?

Я ничего не сказал. Воцарилась тишина. Я поднял взгляд и посмотрел ей в глаза.

Анастасия и я встречались какое-то время. Она знала меня лучше, чем большинство людей. Она, наверное, с полсекунды изучала мое лицо и затем глубоко вздохнула.

— Гарри, — тихо сказала она, — не говори об этом НИКОМУ, кроме тех, кому ты доверишь свою жизнь.

Я коротко, горько ей улыбнулся и кивнул. Знание это сила. Любой, кто узнает, что Мэгги моя дочь, может использовать её, как рычаг влияния на меня. Анастасия так не сделает, ни по каким причинам, но остальные в Белом Совете могут. О, они, наверное, используют более мягкие методы, чем Арианна. Я мог навскидку предположить несколько вариантов. Например, деньги для поддержки Мэгги, чтобы предоставить ей доступ в лучшую школу, к привилегированному воспитанию, все, что отец может хотеть для своего ребенка — и все предложенное может быть отобрано, если я не буду играть по их правилам. В конце концов, они были хорошими парнями.

Но могло быть еще хуже. Я буквально содрогнулся от мысли, что Никодимус может сделать с этим знанием — или, радостная мысль, Мэб. (Да, та самая Мэб. Поверьте мне, история не воздает ей должное). Я встречал несколько действительно выдающихся существ и ни у кого из них не было причин любить меня. С другой стороны, подумал я с дрожью, Арианна была дьяволом, которого я не знал.

Как бы то ни было, это только навредит, если знание про Мэгги будет общеизвестным. Я никогда не планировал раскрывать нашу кровную связь перед Советом. Это не вызовет сочувствия — только интерес. Чем меньше людей будет знать, что я был отцом Мэгги, тем в большей безопасности она будет. И да. Я осознаю эту иронию.

Я продолжал смотреть на Анастасию.

— Могу я рассчитывать на тебя?

Она положила руки на стол и смотрела на них пять долгих секунд, обдумывая свои слова, прежде чем их озвучить.

— Я уже не так хороша в бою, как раньше, Гарри.

Я оскалился.

— Таким образом, ты будешь сидеть здесь, в безопасности.

Впервые с тех пор, как я прибыл в Эдинбург, темные глаза Анастасии Люччио вспыхнули настоящим гневом, и я внезапно вспомнил, что эта женщина была Капитаном Стражей в течение десятилетий. Воздух между нами буквально физически накалился.

— Хорошенько подумай, — сказала она очень тихим голосом, — прежде чем называть меня трусом.

С тех пор как суровый, седовласый капитан была перенесена в тело недавней выпускницы колледжа, её силы значительно уменьшились — но её сообразительность и опыт никуда не делись. Я бы не хотел драться с Люччио, невзирая на индекс относительной силы. И, черт, это даже если не принимать во внимание то, что я видел, какова она бывает в реальных боях.

Гнев во мне хотел выплеснуться на неё. Но она заслужила лучшего отношения с моей стороны. Я поставил стакан на стол и поднял ладонь правой руки в жесте молчаливого извинения. Об Анастасии Люччио можно было сказать очень многое, но она никогда не была трусом, и она родилась и выросла в эпоху, когда опровержение подобного обвинения могло в прямом смысле потребовать дуэли.

Нет, спасибо.

Она, успокоившись, кивнула, и часть напряжения ушло из неё.

— Я собиралась сказать, что здесь я была бы более полезна для тебя. Я могу собирать информацию, задавать вопросы и накапливать ресурсы, которые ты мог бы использовать. Конечно ты должен бороться, но ты не можешь сделать этого до тех пор, пока не найдешь девочку, а некоторые из наших людей будут заинтересованы, чтобы ты не сорвал мирный процесс. Если я буду работать отсюда, то смогу отвлечь их.

Я смотрел вниз, на свои руки, внезапно смущенный. Она думала более здраво, чем я.

— Я даже не подумал.… Да. Я извиняюсь, Ана.

Она наклонила голову.

— Пустое.

— Это было лишним, — я почесал голову. — Ты думаешь, сможешь навешать лапши на уши Мерлину?

Она приподняла обе брови.

— Адские колокола, я изумлен, что он не скинул свой капюшон и не начал орать на меня. Может быть, бросить мне вызов, тут же. Он бы ни за что не усидел на месте, если бы мог вонзить что-нибудь поострее мне в за…

Я запнулся, заметив, как расширяются глаза сидящей напротив меня Молли, и оглянулся назад.

Рисунок на стене только закончил сдвигаться в сторону, открывая дверной проем, спрятанный за ним. Дверь бесшумно распахнулась, и в Тревожную комнату вошел чародей, который олицетворял собою реальность киношной версии великого Мерлина.

Артур Лэнгтри был одним из Старейшин и самым могущественным чародеем в Белом Совете. Его снежно-белые, с прожилками серебра волосы и борода были идеально ухожены. На слегка вытянутом торжественном и благородном лице светилась голубизна глаз, цвета зимнего неба.

Мерлин Белого Совета был одет в простую белую мантию. Я сразу обратил внимание на стрелковый пояс из белой кожи, висевший на его бедрах. Он выглядела так, как будто был разработана для спецназа, но после внезапной вспышки озарения я понял, что это вероятнее всего было правдой. Многочисленные пузырьки, наверное, зелья, располагались в индивидуальных кожаных ячейках. Покрытая кожей рукоять тонкого жезла или толстой короткой палочки, торчала из кобуры. Несколько мешочков были плотно закрыты, и выглядели так, как будто могли содержать мелочи и прочий стандартный чародейский набор, который я обычно беру с собой, когда работаю. Он так же нес длинный, белый посох — простую деревянную палку, сделанную из неизвестного мне дерева.

Я мгновенье смотрел на него.

— Мирные переговоры окончены?

— Конечно, нет, — резко сказал Мерлин. — Боже мой, Дрезден. Мы не собираемся позволять всему Совету Старейшин стоять на помосте, в пределах досягаемости вампирских клыков. Ты совсем спятил?

Я смог только удивленно моргнуть.

— Чародей МакКой единственный настоящий член Совета Старейшин на помосте, — сказал он, и затем поморщился. — Кроме Кристоса, разумеется, который не осведомлен о мерах безопасности. Посланник запросто может оказаться убийцей.

Я несколько раз задумчиво пошевелил нижней челюстью.

— Так. Вы позволили ему подняться туда и быть самим собой, пока вы тут играете в безопасность.

Мерлин пожал плечами.

— Один из нас должен быть там и держать руку на пульсе. Это была идея МакКоя, Дрезден. Он раздражительный, заносчивый, высокомерный и очень опасный человек.

Я нахмурился и мысленно отхлестал свой мозг за слабость, не позволяющую ему заметить очевидное.

— Вы не доверяете вампирам, — произнес я медленно. Вы не пили «Кулэйд» на этой мирной конференции.

Лэнгтри вопросительно глянул на меня. Потом перевел взгляд на Люччио.

— Джонстаун, — пояснила она. — Самое массовое самоубийство последнего века.

Он нахмурился, обдумывая это, и затем кивнул.

— Ага, я понял метафору. Нет, Дрезден, мы не собираемся просто так поверить им на слово, но очень много людей в Белом Совете не в курсе этого. Кристос собрал большое количество сторонников, которые с удовольствие согласятся на стандартные условия мира.

— Если вы не хотите положить конец войне, — возмутился я, — тогда какого черта вы остановили меня, Капитан Люччио? Я бы исправил это для вас прямо там.

— Ты бы не смог, — невозмутимо сказал Мерлин. — В тебе играли чувства, и ты попал бы в переплет, — слабая улыбка пробежала по его губам, когда он говорил это. — Согласен, приятное зрелище, но не практичное.

Рядом со мною Молли поставила локти на стол и положила подбородок на ладони, внимательно глядя на Мерлина.

Мой мозг продолжал пыхтеть и работать. Я думаю, что я могу… я думаю… Когда он добрался до вершины холма, мои глаза расширились.

— Вы не планируете курить трубку мира. Вы ожидаете атаку.

Он равнодушно посмотрел на меня, и словно невзначай положил руку на рукоять боевой палочки.

— Ей-богу! И что выдало этот секрет, Дрезден?

Я начал говорить что-то резкое в ответ, плевать Мерлин он там или нет, но Анастасия мягко положила руку на моё запястье.

— Наши источники, — с нажимом сказала она, прерывая поток оскорблений готовых сорваться с моих губ, — сообщают о большой активности в лагере Красной Коллегии. Они проводят мобилизацию.

Я перевел взгляд с одного на другого.

— Вы подозреваете, они попробуют протянуть Троянского коня?

— Или что-то подобное, — ответил Лэнгтри.

— Так что мы подготовились к этому, — продолжила Анастасия. — И подготовили наисильнейшую контратаку.

— Гм, — сказала Молли, — что если они серьезно хотят заключить мир?

Мы все посмотрел на неё, и моя ученица визуально уменьшилась под взглядом Мерлина.

— Такое может случиться, — добавила она немного тише.

Артур Лэнгтри чуть улыбнулся.

— Леопард не может изменить свои пятна, мисс Карпентер. Плохо овцам, где волк в пастухах. Красная Коллегия это сплошная дикость и крокодильи слезы. Если они хотят мира, то только для того, чтобы восстановить ресурсы и начать войну.

— Дьявол с хорошими манерами все равно поведет тебя в ад, — подтвердил я Молли, кивком включая в разговор и Мерлина. — Всегда надейся на лучшее и готовься к худшему.

Молли прикусила губы и глубокомысленно кивнула.

Лэнгтри пристально посмотрел на меня и произнес:

— Нужно говорить, почему мне пришлось это объяснять, Дрезден?

— Вы могли бы сделать это более красочно, — сказал я. — Например, вы не использовали иллюстрации и тому подобное, Профессор.

Лэнгтри вздохнул, на пару секунд, закрыл глаза и затем отвел от меня взгляд.

— Хм? — спросила Молли, недоуменно нахмурившись.

— Мы хотим, чтобы Красная Коллегия атаковала, если это является их целью, — пояснил я ей. — Мы хотим, чтобы Красная Коллегия думала, что их трюк сработал. Мы хотим, чтобы они были самонадеянны. Затем, когда они ударят нас, мы ударим их в ответ так сильно и так быстро, что они не будут знать, что происходит, до тех пор, пока не станет поздно.

— Нет, — сказал Лэнгтри. — Они никогда не узнают, что произошло. Конец. Мы не хотим больше вести войну, ни грязную, ни холодную, ни горячую, ни любую другую. Мы хотим уничтожить их, полностью, корни и побеги, — он чуть приподнял подбородок, а его голос стал обжигающе холодным. — Мы собираемся истребить их.

Упала тишина. Радостно потрескивал огонь в камине.

Я почувствовал, как мои ладони сжались в кулаки.

— Но вам надо дождаться, чтобы они первыми себя разоблачили. И вот, — прошептал я, — вы собираетесь попросить меня оставить в покое Герцогиню Арианну.

— Не будь смешным, — сказал Лэнгтри спокойным, тихим голосом. — Я не прошу. Я приказываю тебе воздержаться, Страж Дрезден.

— И оставить ребенка умирать, — сказал я.

— Наиболее вероятно, что ребенок уже мертв или обращен, — сказал Мерлин. — И даже если она еще жива, мы должны смотреть голой правде в лицо: Бесчисленные миллиарды сейчас живущих, как и те, кто еще только родится, будут спасены, если мы остановим питание Красной Коллегии на человечестве навсегда, — его голос стал еще холоднее. — Ни одна невинная жизнь, не стоит больше, чем это.

Я ничего не говорил на протяжении нескольких долгих, тихих секунд.

Затем я поднялся и на мгновенье встретился взглядом с Мерлином. Я мог чувствовать жесткую, стальную волю, которая вела этого мужчину и сделала его волшебство самым большим источником смертной силы на лице земли.

— Есть и другая сторона медали, вы это знаете, — сказал я ему тихо. — Никакая жизнь не стоит больше чем это? Нет, Мерлин. Никакая жизнь не стоит меньше.

Выражение его лица не изменилось. Но его пальцы немного напряглись, сжимая посох. Холодные, голубые глаза мельком скользнули по Молли и затем снова посмотрели на меня.

Опасность буквально витала в воздухе.

Я чуть наклонился к уху Мерлина и прошептал:

— Действуйте, Артур. Попытайтесь. — Затем я медленно выпрямился, избавляясь от каждой эмоции и каждой мысли, на лице. Напряжение в воздухе можно было буквально пощупать руками. Никто не шевелился. Я мог видеть, как Молли дрожит на месте, где она сидела.

Я медленно кивнул Мерлину.

Затем я сказал спокойным, чистым от эмоций голосом:

— Кузнечик.

Молли немедленно поднялась.

Я держался между девочкой и Лэнгтри, пока мы шли к двери. Он не принял вызов, но его глаза были абсолютно ледяные. Позади него Люччио, коротко и заговорщицки мне кивнула.

Адские колокола. Она знала, против кого будет работать все время.

Молли и я покинули Эдинбург и возвратились обратно домой в Чикаго.