Перелетная птица

Глава 13 Путешествие по замкнутому кругу

Торжественный старт перелёта по сверхдальнему маршруту состоялся на Комендантском аэродроме. Трибуны были полны, толпы народа стояли вдоль взлётной полосы, кроме того, немало людей находилось и за пределами аэродрома: это те, кто не смог или не захотел купить билет. В почётной ложе на центральной трибуне присутствовала августейшая семья в полном составе, вместе с ними и в соседних ложах, в окружении своих семей, сидели все великие князья, что на сей момент находились в России. Они провожали в дальний и сложный полёт своих родственников, пусть и не имеющих титула «великие», но, как говорится, кровь не водица.

На поле в рядок стояли пять самолётов: три «Агаты», «Стриж» и «Ласточка». У «малышей» под крыльями были подвешены дополнительные топливные баки, чтобы они могли преодолеть расстояние до пятисот километров, и с гарантией могли добраться до следующего аэродрома или вернуться на прежний.

Самолёты сверкали, винты их были установлены в одинаковом положении, а перед машинами выстроились члены экипажей. Командор перелёта, князь Иван Константинович, орлиным взором окинул строй, и зашагал к императорской ложе докладывать о готовности, а император, являя особую милость, вышел ему навстречу.

— Ваше Императорское Величество! — отлично поставленным голосом пророкотал князь — Участники перелёта Санкт-Петербург — Тверь — Москва — Курск — Киев — Одесса — Севастополь — Новороссийск — Ростов-на-Дону — Царицын — Казань — Ярославль — Тихвин — Санкт-Петербург готовы к выполнению возложенной на себя миссии. Самолёты в полнейшей исправности, ожидаем лишь монаршего разрешения на начало перелёта.

Как положено, император произнёс речь и вручил князю Ивану икону-оберег, потом обнял, расцеловал, после чего скомандовал отправление. Члены экипажей заняли свои места, и самолёты, раскрашенные в цвета государственного флага России, да с эмблемой «Полярной звезды» на хвосте, стартовали один за другим. Первым, конечно же, взлетел самолёт с князем Иваном, а последним — самолёт с князем Игорем. Именно он, пока остальные машины встали в круг, прошел над аэродромом и сбросил на парашюте большой флаг с надписью: «Ожидайте с победой!». Александр даже через шум двигателей услышал, как внизу восторженно взревели зрители.

— Слышу, как беснуется публика! — улыбнулся он радостно возбуждённому Игорю, вернувшемуся от двери — Надеюсь, вы не забыли пристегнуть страховочный фал?

Механик, стоящий за спиной князя сделал знак, мол, всё нормально, я проконтролировал, а Игорь срывающимся от волнения голосом ответил:

— Я пристегнулся, а когда пошел в кабину, забыл отстегнуться, чуть не запутался.

— Ничего страшного, от волнения и не то случается. Занимайте своё место, господин второй пилот, а когда успокоите дыхание, я разрешу вам принять управление на себя.

— Благодарю!

Александр пилотировал и глядел на самолёты группы. Большие машины летели, построившись треугольником, а «малыши» летели парой чуть выше. Удобный строй: каждый видит каждого, риск потеряться минимальный. В головной «Агате» первый пилот князь Иван Константинович Романов, второй пилот Кузьма Андреевич Ершов, бортмеханик Борис Иванович Чернов. Второй борт: Сергей Геннадьевич Бенсон, второй пилот Виктор Алексеевич Матвеев, бортмеханик Виктор Константинович Воропаев. Третью большую машину пилотировали сам Александр и князь Игорь, а бортинженером и начальником технической части перелёта у них был Павел Иванович Крашенинников. Пилот «Стрижа» — Лидия Виссарионовна Зверева, только в августе прошлого года получившая диплом пилота. Она сама предложила свои услуги для участия в перелёте, и Александр не нашел ни причин, ни решимости отказать отважной женщине. «Ласточку» вёл Михаил Никифорович Ефимов, первый русский лётчик. Он, как и Лидия Зверева, сам вызвался, и был с удовольствием принят: звёзды мира авиаторов для рекламной кампании нужны, к тому же Ефимов имел весомый авторитет, слыл прекрасным пилотом, а также опытным преподавателем и инструктором Качинской авиашколы.

«Свержение» с поста официального руководителя перелёта Александр пережил легко. Дело было так: в один прекрасный день, фельдъегерь вручил ему предписание явиться в Аничков дворец, где его провели во флигель в глубине двора. В небольшой светлой комнате с высоким потолком сидел подполковник в красной черкеске. При виде посетителя он встал и представился:

— Старший офицер Собственного Его Императорского Величества Конвоя барон фон Шварц Анатолий Ричардович. Присаживайтесь, Александр Вениаминович. Дело, по которому я вас вызвал, с одной стороны рутинное, а с другой — чреватое неприятными слухами и даже скандалами.

Я говорю о перелёте, который вы затеваете. К самому мероприятию претензий нет, напротив, мы всем сердцем поддерживаем его. Дело в участии князя Ивана Константиновича Романова. Я слышал, что вы человек прямой и честный, поэтому скажу со всей откровенностью: потомок императорской крови, офицер гвардии, не может быть в подчинении человека статского, и, простите за прямоту, простолюдина.

Офицер замолчал, испытывающе глядя в глаза гостя. «Любопытно — подумал Александр — с кем согласована эта мелкая интрижка? Непохоже, что инициатива исходит от самого царя, иначе меня бы вызвали в Министерство Двора или к жандармам… Князь Иван сам бы сказал или намекнул о своём желании стать номинальным Командором, он, вроде бы, ещё не скурвился. Да и наплевать! Сути это не меняет, специалисты знают действительное положение дел, а что до глупой возни, то не стоит она ни времени, ни нервов». Он, не меняя выражения лица, твёрдо ответил:

— Я сделаю всё, что угодно его императорскому величеству.

Подполковник едва заметно поморщился:

— Его величество прямо не высказывал такого пожелания, но ему, несомненно, будет приятно узнать о правильном решении.

— Ну что же, и в этом случае я пойду вам навстречу.

А на следующий день на утреннем совещании о назначении князя Ивана Командором перелёта было объявлено всем присутствующим. Игорь был искренне рад за брата, а сам Иван слегка насторожился. После совещания в пустом кабинете он спросил Александра:

— Я хотел бы узнать подоплёку такого скоропалительного назначения. Или это строгий секрет?

— Слова держать произошедшее в тайне с меня не брали, но и огласка, полагаю, нежелательна. Вчера меня вызвал подполковник фон Шварц…

Александр пересказал содержание разговора, и князь нахмурился.

— Я обязательно узнаю, чьи это проделки. И вы правы, не надо предавать огласке это неприятное происшествие. Очень прошу вас, Александр Вениаминович, продолжайте руководить работами, ибо я не готов взять эти обязанности на себя. Возможно, недруги добиваются именно афронта, неминуемо нас ожидающего, если наше предприятие будет дурно подготовлено.

— Именно это я и имел в виду, когда соглашался на их требования.

Три с половиной часа пролетели незаметно, вскоре впереди показалась Тверь и обширное поле на её окраине, с огромной толпой, растекшейся вдоль взлётно-посадочной полосы. Как положено, на краю трепыхался полосатый конус, указывая направление ветра. Первыми на посадку пошли «малыши» — потому что три с лишним часа в открытой кабине на морозе с ветром это непростое испытание. Потом приземлились «Агаты», и последним на не просто очищенной от снега, а чисто выметенной полосы коснулся самолёт, пилотируемый Александром. Принимающую делегацию возглавлял губернатор, что понятно, если не забывать титул Командора.

Звучали речи, пела медь оркестров, красивые девушки поднесли отважным аэронавтам белые тепличные розы… Словом, всё было, как положено, только в душу Александру вполз какой-то червячок и принялся грызть. Может это была бандитская чуйка Шолто Тавиша, а может, интуиция образованного человека, но Александр перед отъездом с аэродрома ещё раз проинструктировал начальника аэродромной команды, служащего «Полярной звезды»:

— Фрол Иванович, душевно вас прошу: проверяйте охрану каждый час. Особенно следите за самолётами, бензином и маслом.

— Вам что-то известно?

— Нет, но внутренняя сирена так и завывает.

— Понимаю вас, Александр Вениаминович. Ночь спать не стану, ну, да не впервой, буду настороже.

Участников перелёта разместили в губернаторском дворце. Был приём, бал, атмосфера лучилась восторгом и весельем. Все члены экипажей, в парадных костюмах пилотов «Полярной звезды» были нарасхват. С ними желали потанцевать решительно все дамы, а все мужчины жаждали перекинуться словечком-другим.

После приёма слегка утомлённые и отвратительно трезвые члены команды пошли отдыхать. Но Александру выспаться не удалось. Ещё затемно, не позднее шести часов его вызвали к телефону.

— Слушаю, Фрол Иванович!

— Вы были правы! — возбуждённо зачастил служащий с той стороны — Поймали злодея! Он крался к бочкам с бензином, при нём была воронка и мешок с чем-то, мы и вскрывать не стали. Что нам делать?

— Злодея сфотографировать, а после этого передать жандармам или полиции под расписку.

Ну какой после этого сон?

Провожать участников перелёта опять собрались почти все жители Твери. Людское море волновалось, то и дело были слышны отдельные или хоровые приветствия, мелькали флажки, играла громкая музыка. Но вот все слова сказаны, все руки пожаты, и самолёты один за другим пошли на взлёт. От Твери до Москвы совсем недалеко, каких-то сто шестьдесят километров, так что добрались за час с хвостиком, тем более, что железная дорога, или, как будут шутить позже, «компас Кагановича», между Питером и Москвой не устраивает замысловатых петель, а тянется ровной струной.

После взлёта Александр снова уступил управление Игорю, а сам задумчиво оглядывал небо, тонкие облачка вдалеке и строй самолётов, неторопливо плывущих над лесами, перечёркнутыми белами лентами рек.

Давешнего диверсанта Александру довелось допросить лично, в присутствии князя Ивана. Полиция по какой-то причине не забрала его сразу, хотя урядник сидел в коридоре конторы рядом с клетушкой, где был заперт арестант.

Задержанный не проявлял особого беспокойства — да и чего ему бояться?

— Назовитесь и объясните, с какой целью вы решили испортить топливо для самолётов. –спросил Александр.

Ему не нужен был сам ответ — всё равно этот человек соврёт — нужна была эмоциональная реакция злодея. Люди часто выдают себя не словами, а именно душевными порывами, отражающимися на лице, в дрожи пальцев и тысяче иных признаков.

— Я Борис Ашкенази, член партии социалистов-революционеров.

И замолк.

— Повторю вопрос: что вы делали возле бочек с топливом?

— Хотел засыпать в бензин особое вещество, от которого самолёт неизбежно взорвётся.

Александр махнул рукой уряднику:

— Отведите его назад и стерегите получше.

Когда дверь закрылась, он повернулся к молчавшему до сих пор князю:

— Вряд ли мы узнаем правду, Иван Константинович. Он такой же еврей и эсер, как я негр-академик философии.

— Как же вы определили? — живо отреагировал князь.

— Вы видели его выправку? Это кадровый офицер, даже не отставник — у тех осанка ослабевает со временем. А он словно прямо с Царскосельского плаца.

— Да, я тоже что-то такое отметил, но не придал значения.

— Второе: в мире нет веществ, от которых бензин взорвётся не сразу, а только во время полёта. Но вещества, способные заглушить работу мотора, я знаю. Какой из этого мы сделаем вывод?

— Усиление внимания, дотошное исполнение мер безопасности, недопущение посторонних к самолётам.

— Совершенно верно, Иван Константинович. Как вы считаете, следует ли предавать сей инцидент огласке?

— Совершенно определённо нет. Но в Петербург я телеграфирую немедленно.

Москва встретила участников перелёта ясным небом и умеренным ветром, по счастью, дувшим вдоль подготовленной полосы.

— Игорь Константинович, вы не устали?

— Ни в малейшей степени!

— В таком случае, можете произвести посадку. Главное в этом случае — не волноваться, скрупулёзно выполнять то, чему вас учили.

Игорь подобрался (хотя куда уж сильнее!) и только кивнул. Ничего! С опытом придёт уверенность, и из мальчика вырастет матёрый командир.

Как условились заранее, первыми приземлились бипланы, а последней — «Агата», управляемая князем Игорем.

Снова оркестр, речи, неистовство публики, губернаторский дворец, приём и отдых в выделенных комнатах.

Александр прошел в свою и упал на диван, подсунув под голову маленькую, очень удобную жёсткую подушку, не хуже ортопедических изделий будущего. Отметил про себя: надо бы завести для себя несколько таких же домой, а парочку возить с собой, чтобы с удобством отдыхать. Потолок был белый, ничего интересного на нём не происходило, отчего мысли Александра скользнули в недавнее прошлое, к телеграфному разговору с Агатой Адамсон.

Комната в Главном почтамте Петербурга, на столе телеграфный аппарат за которым работает телеграфист в форменной тужурке.

Телеграфист: Соединение установлено, можете диктовать.

Александр: Добрый день, ваше сиятельство!

Агата: Добрый день, милый Алекс. Мы договаривались, что будем общаться запросто. Я настаиваю на этом.

Александр: Повинуюсь, моя госпожа! Как твоё здоровье, благополучны ли девочки?

Агата: У девочек всё в порядке, я здорова. Скажи, в чью честь ты назвал свой чудесный аэроплан?

Александр: Не один аэроплан, а целую серию. Только для моей фирмы, которая займётся пассажирскими перевозками, будет построено не менее двадцати «Агат». А в чью честь названы? Угадай. Намекну: у меня только одна знакомая с таким именем. Ещё намекну: она самая прекрасная на свете женщина.

Агата: Алекс! Ты такой необыкновенный! Вся Британия, да что там, вся Европа и Америка завидует мне. Все уверены, что мы близки.

Александр: В какой-то мере их уверенность зиждется на твёрдом основании.

Агата: Я хочу приехать к тебе в гости.

Александр: Это самая лучшая в мире новость. Буду ждать с нетерпением.

Агата: В «Таймс» пишут, что ты собираешься совершить полёт по всей России.

Александр: Клевещут. Россия очень велика, а я совершу полёт по очень малой её части.

Агата: Это не опасно?

Александр: Ни в малейшей мере. Когда ты приедешь в гости, я подарю тебе такой аэроплан, и ты на собственном опыте убедишься, насколько он безопасен.

Агата: Будет лучше, если ты сам станешь меня катать. Я приеду, когда сойдёт лёд в Балтийском море. Или ехать на поезде?

Александр: Я закажу для тебя салон-вагон от Кале до Петербурга. На какую дату брать билеты?

Агата: Даже так? Тогда на первый день следующего года.

Александр: Ты сделаешь мне великолепный рождественский подарок!

Агата: Рождество уже пройдёт!

Александр: Вовсе нет. У православных, или как у вас говорят, ортодоксов, рождество седьмого января.

Агата: Это прекрасное совпадение.

Александр: До встречи, душа моя!

Агата: До встречи, милый Алекс!

До Одессы добрались без лётных происшествий, хотя пришлось поменять левый двигатель на «Агате» Сергея Геннадьевича Бенсона. Без видимых причин, во время вечернего осмотра и контрольного запуска двигателей, этот вдруг страшно загрохотал, и у него отвалился один из цилиндров. Механики установили новый движок, а повреждённый тщательно упаковали и отправили в Ярославль: создателям «пламенного сердца» будет крайне интересно изучить увечный агрегат и разобраться в причинах его внезапной кончины.

А в Одессе провели общее совещание, на котором присутствовал полный состав команды. На повестке дня стоял единственный вопрос: по какому маршруту лететь: над сушей — более пятисот километров, или по прямой — около трёхсот. Общее мнение было: «лететь напрямую».

— В таком случае, — сказал Александр — спросим наших уважаемых механиков по каждой машине и общий вывод сделает начальник технической части. Состояние моторов, планеров и агрегатов позволяет совершить такой перелёт? В случае аварии опуститься некуда.

Механики по очереди заявили, что ручаются за свой самолёт, а инженер Крашенинников резюмировал:

— Перелёт вполне нам по силам. Лично я не ожидаю неприятностей.

— Отлично. Теперь вопрос к пилотам, и начну я с «малышей»: уверены ли вы в своих силах? Показания барометра пока благоприятны, из Севастополя сообщают о неплохой погоде, за три часа больших изменений не ожидается.

Пилоты бипланов переглянулись, и Лидия Виссарионовна высказала их общее мнение:

— Мы готовы лететь над морем. Я пока не умею ориентироваться над акваторией, но в том беда небольшая, поскольку мы движемся группой.

Её поддержали пилоты «Агат», а Александр заключил:

— Группу поведу я, поскольку всю дорогу сюда тренировался в управлении самолётом по приборам. Чему я научился, покажет результат. Как мне сообщил офицер штаба Черноморского флота, по маршруту полёта высланы семь кораблей, они подстрахуют нас с моря.

Уже ставшее привычным прощание на аэродроме, и самолёты один за другим встают на крыло. Построились привычным порядком и двинулись в сторону Севастополя, с интересом поглядывая на проплывавшие внизу корабли и суда. Наверное, и моряки сейчас любовались самолётами — ещё редким зрелищем в эти годы. А когда под крылом показались севастопольские прибрежные скалы, раздался встревоженный голос Крашенинникова:

— Командир, дымит правый двигатель!

— Сильно дымит?

— Прилично. Кажется, показался огонь!

— Перекрывайте подачу топлива, Павел Иванович, и включайте огнетушитель. Игорь Константинович, примите управление, мне любопытно посмотреть, как сработает наша защита.

Защита сработала как следует. Дым исчез, других внешних признаков пожара, вроде изменения цвета капота, тоже не наблюдалось. Но самолёт понемногу стал терять высоту: всё-таки мощности одного мотора для этой машины маловато.

Александр вернулся в кресло и одобрительно посмотрел на своего второго пилота: он спокойно занимался своим делом. Да, из этого парня выйдет толк. «Эх — непочтительно подумал он — дать бы этому парню полноценное образование после аналога ПТУ в Пажеском корпусе, но это уже сладкие мечты».

И взялся за штурвал: на самолёте нет бустеров, и одному управлять неисправной машиной нелегко.

Но, по счастью, вскоре показалась посадочная полоса, и машина сходу коснулась колёсами твёрдой земли, усеянной мелкими камушками.

В Севастополе пришлось задержаться: шальной циклон краем задел Азовское и самый север Чёрного моря, а на утлых самолётиках опасно лететь над неспокойными водами. Образовавшееся свободное время решили провести с пользой: взяли экскурсовода, который провёл группу по всем значимым местам города-крепости. Приятной неожиданностью оказалось то, что команду вызвался водить целый контр-адмирал, пусть отставной, зато моложавый и крепкий. Рассказывал он необыкновенно интересно и живо, все слушатели были непритворно увлечены.

Вечером второго дня вынужденного простоя Александр сидел в обеденном зале Морского собрания, рассеянно наблюдал, как его спутники танцуют на небольшом пятачке возле низенькой эстрады. Самому танцевать не хотелось, и у него была «официальная отмазка»: сегодня на Малаховом кургане он неловко поскользнувшись, слегка подвернул ногу. В сущности, всё уже прошло, но лень-матушка приковала его к удобнейшему стулу. От созерцания его отвлёк милый звонкий голосок:

— Александр Вениаминович, позволите к вам присоединиться?

Перед столом стояли три относительно юные грации: блондинка, брюнетка и рыженькая.

— Будьте любезны, присаживайтесь! — вставая, пригласил Александр — Мне очень приятно оказаться в вашем обществе.

Блондинка, самая бойкая в троице, представила подруг и себя:

— Баронесса Остен, Анна Виллиевна, Голощекина Наталия Андреевна и Шлиппенбах Ольга Игоревна.

— Меня, как я понимаю, вы уже знаете.

— О, да! Мы премного о вас наслышаны. В британской прессе писали, что вы пишете и рассказываете со сцены пресмешные скетчи, великолепно поёте, и ваши песни необыкновенно популярны в Англии.

— Хм… Слухи о моих талантах изрядно преувеличены, но да, мне доводилось петь на острове.

— Александр Вениаминович, спойте и для нас? — блестя глазами, попросила блондинка.

Отчего бы не выполнить просьбу прелестной дамы? Александр встал, подошел к низенькой эстраде и спросил старшего среди музыкантов:

— Вы разрешите мне исполнить пару романсов?

— Какой инструмент вы предпочитаете? — с готовностью отозвался тот.

— Рояль меня вполне устроит.

— Располагайтесь, господин Павич.

Александр пробежал пальцами по клавиатуре и объявил:

— По просьбе очаровательных дам я исполню два романса.

И запел:

Мне нравится, что Вы больны не мной,

Мне нравится, что я больна не Вами,

Что никогда тяжелый шар земной

Не уплывет под нашими ногами…

Ожидаемо последовал шквал аплодисментов, и почти без паузы прозвучала вторая песня:

Берега, берега, берег этот и тот,

Между ними — река моей жизни…

Между ними река моей жизни течет,

От рожденья течет и до тризны…

От столика донесся звонкий лукавый голосок:

— Нас трое, по справедливости нужны три песни!

— Слушаю и повинуюсь! — шутливо поклонился Александр и запел:

Мы, друзья, — перелетные птицы,

Только быт наш одним нехорош:

На земле не успели жениться,

А на небе жены не найдешь!

Потому, потому, что мы пилоты,

Небо наш, небо наш родимый дом.

Первым делом, первым делом самолеты,

— Ну а девушки? — А девушки потом.

Публика аплодировала и смеялась. Музыкальную шутку приняли очень хорошо. Во втором ряду поднялся пожилой офицер и басовито попросил:

— Было бы славно услышать песню и для моряков. У вас найдётся таковая?

— Отчего бы не найтись? Пожалуйста:

Споёмте, друзья, ведь завтра в поход

Уйдём в предрассветный туман

Споём веселей пусть нам подпоёт

Седой боевой капитан.

Прощай любимый город!

Уходим завтра в море,

И ранней порой

Мелькнёт за кормой

Знакомый платок голубой.

Переждав аплодисменты, Александр сказал:

— Я вижу в зале армейских офицеров со спутницами. Дамам я посвятил два романса, об авиаторах спел, было бы несправедливо забыть Армию.

Ночь коротка,

Спят облака,

И лежит у меня на погоне

Незнакомая ваша рука.

После тревог

Спит городок.

Я услышал мелодию вальса

И сюда заглянул на часок.

Хоть я с вами почти незнаком

И далёко отсюда мой дом,

Я как будто бы снова

Возле дома родного.

В этом зале большом

Мы танцуем вдвоём,

Так скажите мне слово,

Сам не знаю о чём.

Когда Александр под гром аплодисментов вернулся к столу, рядом материализовался рослый поджарый парнище с кулаками размером побольше пивных кружек. Мгновенно вспыхнувшие подозрения о возможности неспровоцированной драки пресек сам парнище:

— Патрушев Иван Иванович, редактор «Крымского вестника». Господин Павич, ваши песни великолепны! Вы позволите их опубликовать вместе с репортажем о сегодняшнем вечере?

— Извольте, господин Патрушев. Но извините, текстов у меня при себе нет.

— Ничего страшного! Я стенографировал песни, а ноты запишу позднее.

Так потихоньку добрались до Тихвина, где к команде присоединились пятнадцать человек: можно сказать, сюрприз для заключительной части перелёта.

Ещё в прошлом году, по просьбе Александра в Петербурге отыскали человека, о котором было известно только две вещи: его фамилия Котельников, и он изобрёл средство спасения пилотов с терпящего бедствие самолёта — парашют. Надо сказать, конторский служащий, которому поручили это задание, нимало не перетрудился, потому что поступил просто и эффективно: он, вычленив слово «изобрёл», отправился в патентное бюро, где ему любезно дали выписку с адресом изобретателя.

На следующий день после знаменательной просьбы Котельников был доставлен на квартиру к Александру.

— Господин Павич! — несколько робея, заговорил молодой служащий, переступив порог квартиры. — Изобретатель Котельников найден, также доставлено изобретение, извольте освидетельствовать.

Сам виновник переполоха стоял за спиной своего спутника, и заметно волновался. Оно и понятно: до сих пор на предложения об испытаниях парашюта он получал только более или менее вежливые отказы.

Последовала приятная процедура знакомства, причём Александр не выставил за дверь расторопного канцеляриста, а тоже пригласил в гостиную, усадил за один стол с собой и Котельниковым.

— Весьма рад, Глеб Евгеньевич, что вы отозвались на мою просьбу посетить меня.

— В произошедшем небольшом недоразумении имеется исключительно моя вина. Видите ли, Александр Вениаминович, я увлёкся штурмом учреждений военного ведомства, а такую очевидную мысль, как визит к выдающемуся авиаконструктору и фабриканту я упустил. Да и то сказать, я обращался к Сикорскому, Щетинину, на заводы Лебедева и «Дукс», но безрезультатно.

— Нет худа без добра, Глеб Евгеньевич. За это время вы усовершенствовали свой парашют, теперь вам будет необходимо подготовить его для серийного производства. Только есть маленькое уточнение, если позволите. Ваш парашют упакован в алюминиевый ранец, а это неудобно для пользователя. Сделайте тканевую упаковку, раскрывающуюся в виде конверта, и проблема будет решена. Простите, я не спросил: готовы ли вы сотрудничать со мной?

— Всем сердцем согласен!

— В таком случае Герард Осипович, которого я назначаю вашим помощником, по административным вопросам, отыщет вам технолога швейного производства и присмотрит место для строительства швейной фабрики. Простите, Герард Осипович, я не спросил, хотите ли вы вообще этим заниматься? Каково ваше мнение о подобной работе?

— Разумеется, самое восторженное!

— Вот и договорились.

Фабрику построили на окраине Липецка, там и испытывали парашюты, там же тренировались парашютисты: сначала на вышке и тренировочном полигоне, а потом дело дошло до практических прыжков из самолёта. Последние пару месяцев, когда Липецкое отделение получило звено «Агат», команда раз за разом репетировала групповой прыжок с трёх самолётов. Сумасшедшие прыгуны, во главе с самим Котельниковым, собирались построить «звезду», о которой вскользь упомянул Александр, но их идею зарубили на корню: дело рискованное, поскольку высота полёта нынешних самолётов недостаточна, да и вообще, народ к подобным зрелищам следует приучать постепенно. Пока и простая выброска группы на парашютах является невероятным достижением.

И вот над Комендантским аэродромом появились самолёты. Сначала они сделали круг на небольшой высоте, а потом поднялись выше: три «Агаты» пошли строем фронта, а «малыши» поднялись над ними. В это время на земле глашатаи в жестяные рупоры оповещали зрителей:

— Дамы и господа! Во время промежуточной посадки в Тихвине в самолёты взяли пятнадцать смельчаков, которые при помощи новейшего изобретения Глеба Евгеньевича Котельникова под названием парашют выпрыгнут из самолётов и плавно опустятся на землю!

По знаку с аэродрома, поданному прожектором, двери самолётов открылись, и оттуда один за другим, вниз бросились пятнадцать ясно видимых фигур. Над ними тут же раскрывались разноцветные шёлковые купола. Удивительно, но почти неуправляемые парашюты не разнесло по всей округе, и все прыгуны опустились на взлётное поле.

Трибуны неистовствовали. Даже обитатели императорской ложи, где все знали о готовящемся сюрпризе, выглядели ошеломлёнными.

Наконец, поле освободилось. Александр повёл «Агату» над аэродромом и князь Игорь сбросил флаг с надписью: «Мы вернулись с победой»!

После этого самолёты по очереди пошли на посадку.