Перекрестки Берии (Экспер Экспер) читать бесплатно онлайн полную версию книги (ч. 4)

- На выход, - приказал надзиратель, подслеповато щурящемуся арестанту.

- Мы не туда идем, - сказал настороженно Воронович при повороте в очередной коридор.

- Перевели тебя, - снизошел до объяснения конвоир.

Камера оказалась четырехместная. После одиночки - роскошь. Можно с людьми пообщаться. Когда входишь, справа - умывальник, слева - унитаз. Почти гостиница после карцера. В отличии от обычной тюрьмы, битком не запихивали, правда отдельная кровать отсутствовала. Деревянные нары в два этажа без признаков матраца, не говоря уже о простыне.

Первым, кого внутри обнаружил - Тяхе. Участковый, не раз сталкивался по работе. Тот даже не дернулся при виде знакомого. Посмотрел мутно и отвернулся.

- Воронович Иван Иванович, - представился остальным. - Колят на 58-10-1-я часть, 58-3, 58-6, 58-11.

- Антисоветская агитация и организация, а также шпионаж, - 'перевел' интеллигентного вида мужчина не старше сорока. Не слабак, но нечто в нем говорило об образованности. Не присутствующие на носу очки. Благожелательность в тоне? - А третий что такое? Не доводилось сталкиваться.

- Проживание за границей и связь с международной буржуазией.

- Реэмигрант? - откровенно удивился собеседник.

Ну да, погоны хоть срезали, но китель милицейский и не рядового. Кто ж такого возьмет в органы.

- Участник варшавского восстания. После капитуляции не сразу вернулся.

Когда еще и это стали вешать, совсем не удивился.

- А, иностранцы. Из чешского центра встречал, двурушника и врага, поручика чехословацкого корпуса видел, венгерский фашист из бывшего Коминтерна и монархист румынский тоже попадались. Теперь польский и только болгарина для полного набора не хватает.

- Такой же дурень, как я, - сообщил еще один сиделец на эстонском, - раз вернулся.

По виду он был крепыш невысокого роста, но в драке, наверняка злой. На хуторе таких двое из троих. На работу жадные, умелые и в чужие дела не лезущие. Странно, что хоть и не говорит, но на русском понимает.

- С немцами уходил? - понятливо спросил Воронович тоже на эстонском.

- Понимаешь по-нашему?

- Да так, для базара хватит.

- Плохо тебе было на том берегу?

-А тебе хорошо в вермахте? Или выше, сразу в СС?

- Я мобилизованный, - буркнул тот, - как фронт советы прорвали, дезертировал. Пришел домой, а вызывают. Раз повестка, потом вторая. Как третья пришла в лес сбежал. Сидел, никого не трогал. Кому мешал?

- Ну и зачем было бежать?

- Ждать пока в эшелон посадят? - он демонстративно отвернулся.

- Ты-то что здесь делаешь? - спросил Воронович участкового.

- Жену убил, - кисло глянув, ответил тот. - Пьяные оба были, - привычный акцент давно не замечался, если только по работе не требовалось при составлении словесного портрета, - и достала вконец. То ей не так, это неправильно. Надеялась, что со своими орденами при новой власти большим начальником стану. А я не умею задницы лизать. Так она на меня доносы писала. И в Таллин, и в Москву. От же сука. Ну и сорвался.

- Плохо.

- Сколько дать могут? - он посмотрел с надеждой.

- Десятку. При хорошем следаке и судье меньше. Главное кайся, они это любят. И про лизание не бренчи. Невинно оболгала и все-такое.

- Да я давно пожалел, - невпопад ответил Тяхе, - но теперь-то что сделаешь?

Мне вот двадцать пять корячится, подумал Воронович, утешать не тянуло, хотя понимал вполне. И жена будет ждать весточки до самой старости. Я ж не напишу из лагеря при цензуре. Моментально зафиксируют. А просить кого-то... Ага, сам подсовывал в камеру человечка. И покупались неоднократно. Если кто вдруг на волю собираться станет - подстава. Ну Тяхе не из этих, но за меньший срок сдаст. А остальные, чем лучше?

- А вы, простите, кто? - спросил интеллигентного.

- Трубников Сергей Анатольевич. Бывший начальник. Злоупотребление служебным положением, разбазаривание государственных средств.

- Видать неплохо воровали, если привлекли.

Партийные чиновники такого уровня попадали под суд в редчайших случаях. После спиртового дела не удивляло, что в очередной справке за три года лишь один раз мелькнуло привлечение к уголовной ответственности высокопоставленного товарища. Председатель райисполкома Слободкин наладил 'бизнес' по продаже домов, оставшихся от выселенных с этой территории финнов и предназначенных для заселения переселенцев на Карельский перешеек. За солидные комиссионные он составлял акт о том, что дом полностью разрушен. После чего строение разбиралось, покупалось будущим хозяином как дрова и вывозился к месту жительства, где вновь собирался. С кем-то не поделился и влетел по полной программе. Обычно все заканчивалось понижением без суда.

- Вы ошибаетесь, - вздохнул Трубников. - Буквально три месяца назад перевели в вашу республику из аппарата Совета Министров в Москве. Ничего совершить по-настоящему тяжкого не успел. Не буду говорить нарушений не существовало. Как везде. Годами никто внимания не обращал, а теперь очередная компания, связанная с Ленинградом.

- А что там? - невольно заинтересовался Воронович.

- А там началось с хозяйственных недостатков, а в феврале вышло Постановление ЦК ВКП(б) об антипартийной группе в руководстве второй столицы. Еще до моего ареста забрали всех секретарей райкомов и председателей райисполкомов Ленинграда. Кузнецова, Попкова, Родионова с Вознесенским сняли, а это не кот начхал. Члены и кандидаты ЦК ВКП(б).

- Опять большая чистка? - пересохшим горлом проскрипел Воронович.

Плевать, что этих ответственных работников МГБ самих потом в яму спустят. Сначала его туда отправят.

- Вполне возможно. Авиационное дело, адмиральское, антифашистский комитет, повторники, национальные приказы по европейским нациям, поголовно состоящим в разведке ...

Если о первых названных глухо говорили вояки, то о вторичных посадках уже освобожденных, работая в милиции нельзя было не знать. В Прибалтике таких очень мало, но инструкция пришла в начале года крайне подробная. Уже отсидевших и выпущенных на свободу или в ссылку с политическими статьями или пропущенных через фильтр военнопленных и интернированных снова начали массово брать, клепая стандартно агитацию. Гайки закручивали всерьез и не по факту. Вместо настоящего расследования по старым делам, но с новыми данными, накручивали срок, не утруждаясь реальной виной. Прекрасно понимая, что здоровье важнее, бывшие сидельцы легко подписывали, не дожидаясь физических мер. Стандартно получали очередную десятку и ехали в лагерь трудиться на благо народного хозяйства.

- ... теперь ленинградцы. В Ленинграде до моего ареста сняли с работы, исключили из партии и забрали...

Знакомая ситуация. После отбирания партбилета автоматически следует заключение под стражу.

- ... не меньше тысячи человек. А еще...

- И не боитесь неизвестно кому такое говорить?

- А я вас знаю, - с легкой улыбкой, сообщил, - Иван Иванович. Будучи назначен Главой Совета Министров ЭССР первым делом ознакомился с кадрами. Очень уж странный зигзаг у вашей карьеры. По всем отзывам, честный и готовый рыть всерьез, выясняя правду. Донос писать не станете.

- Для меня главное человек, а не самая лучшая идея. Совершил преступление - получил согласно кодексу. Но не за то, что очередная компания пошла и начальство взяло повышенные обязательства.

- Приблизительно так я себе и представлял, - сказал довольно Трубников. - Такой человек мне по нраву. А наверх, к сожалению, попадают все больше осторожные 'чего изволите'. Да, - сказал на быстрый взгляд, - я тоже не герой. Но мнение привык отстаивать. А надо было соглашаться.

- Выходит приспособленцы самые умные?

Дезертир скривился. Похоже он не так плохо понимал русский, как изображал. Это, кстати, наводило на определенные мысли. Когда попадался такой тип из местных огромные шансы, что побывал в Белоруссии с полицейским батальоном или на Восточном фронте. Неоткуда было научиться, сидя дома. Даже коммунисты с комсомольцами 40го до войны толком не знали. В Нарве еще можно найти, там достаточно много жило до войны, но этот-то с Тарту, если не врет. Сиди Воронович с той стороны стола непременно б раскрутил. Но здесь есть шансы, что подсадной и рассказывает про себя сказки. Могли поймать на чем неприятном и вербанули.

- Если не начинают не в меру хапать.

Хорошо знакомый лязг двери прервал беседу.

- Кто тут на 'Л'? - спросил надзиратель.

- Я! - ответил дезертир. - Лаус Хейно.

- К следователю.

А вот про Вороновича так и не вспомнили. Ни в этот день, ни в следующий, ни через неделю. Так сидеть было заметно приятнее, чем не вылезать с допросов или получать сапогом по ребрам. Сломать вроде не сломали, но болело долго.

- И решил я тогда поступать в какой-нибудь институт в Москве, - негромко рассказывал Сергей Анатольевич, сидя рядом. - В райкоме комсомола взял рекомендацию для поступления и поехал.

- Вот так запросто?

Интеллигент оказался натуральным потомственным крестьянином из захудалой деревни в пермском крае. Вот насчет возраста не ошибся. Разница в десять лет.

- Ну, да, - Трубников явно удивился. - Мать моя неграмотная, а отец четыре класса закончил. А я захотел и в ВУЗ поступил. Величайшее завоевание советской власти, возможность любому учиться, не взирая на сословное или национальное происхождение.

- Может когда-то и было так, - хмыкнув, сказал Воронович. - Но вы часом не забыли про Постановление 1940го? Осенью вышло - это точно, вот число не скажу. О введении платы за обучение в старших классах школ и вузах.

- Да, это не лучший шаг, - согласился собеседник, - но государство нуждалось в деньгах.

Почему-то вечно получает за счет бедных, будто не для их обеспечения революцию делали, не стал перебивать Воронович. Тут уже пахло политикой, поскольку разговор неминуемо выйдет на странные достижения советской власти, когда вместо общего улучшения страну поделили на колхозников, рабочих и начальство. Снабжение и уровень жизни у всех в разы отличается. Чем не сословия, если вернулись к прежнему лозунгу и крестьянских детей, как прежде кухаркиных к высшему образованию только на словах допускают.

- И в рабочих у станка, больше, чем толпе с полным дипломом школы.

То есть Трубников прекрасно соображает о смысле данного мероприятия и выбивает сразу козыри. Указ СНК 'О государственных трудовых резервах СССР' давал возможность, не спрашивая мнения, призывать с 14 лет, в училища и школы фабрично-заводского обучения. Выпускники получали направления на предприятия, где обязаны были проработать 4 года. А позже появился указ об уголовной ответственности сроком до 1 года 'за самовольный уход или за систематическое и грубое нарушение школьной дисциплины, повлекшее исключение' из училища (школы)'. Фактически государство прикрепляло учащихся ФЗО, как крепостных. Осталась одна лазейка - идти в военные училища. Там обучение бесплатное. Ну, и летчик высоко летает, много денег получает. Пехота поменьше, но тоже неплохо.

- И потом годовая плата примерно соответствовала средней месячной номинальной зарплате советских трудящихся в то время.

- Вы в курсе, сколько получают колхозники?

- Намекаете на отсутствие денежного эквивалента, - натужно рассмеялся Трубников. - Не так ужасно их положение было до недавних пор. Могли продавать на колхозном рынке произведенное на личном участке. Согласно Уставу колхозный двор имеет право на 25-50 соток. А страна лежит в разрухе! Мы собрали...

Мы, хотелось выругаться. Мы пахали. Я и трактор. Кроме Эстонии, где он видел последствия создания колхозов в виде исчезновения продуктов собственными глазами, еще и получал вести от бывших партизан. И слишком часто повторялись жалобы, чтоб отмахнуться. Килограмм мяса 'мы' покупали у колхозников по обязательным поставкам за 14 копеек, а продавали в госторговле за 32 рубля за 1 кг. Каждый крестьянский двор должен был отдавать государству по обязательным поставкам в год от 40 до 60 кг. мяса, от 30 до 150 штук яиц, а также шерсть, зерно, картофель. При этом за корову налог составлял 198 рублей, а денежный доход от трудодней в республике на 1 хозяйство в том же году составлял 373,59 рублей. Неудивительно, что коровы куда-то исчезали, а для молока держали коз, за которых брали много меньше. Но если б только это!

По просьбам трудящихся увеличили налоги на 30%. Стали требовать платить за наличие плодовых деревьев несуразно-большие суммы. Соответственно их вырубали хозяева. Яблоки и прочие груши из продажи пропали снова. Началась повсеместная борьба с рвачеством. Отбирали потихоньку прирезанные в войну куски земли, даже если они были и будут пустырями. Чтоб не брыкались, в 1947 году вышел Указ Президиума Верховного Совета СССР "Об уголовной ответственности за кражу колхозного имущества", по которому за такое деяние устанавливалось наказание от 5 до 20 лет лишения свободы с возможной конфискацией имущества. Дубль предыдущего 30х 'за колоски'. Закон никто не отменял, но применяли редко. Теперь, в связи с новым указом, начали пачками сажать. Может и за дело, но неплохо бы вспомнить, что иной раз умирающие дети важнее моральных идеалов.

- ... на семь процентов меньше продукции сельского хозяйства по стране, чем в 40м году. Урожайность не выросла, а снизилась. Она хуже, чем до революции! Посевная площадь сократилась. Некому и нечем было пахать. Только в конце 48 года удалось начать выпуск крайне необходимой для сельского хозяйства продукции на Минском и Харьковском тракторных заводах, Ростовском и Харьковском комбайновых. Тогда же завершилось восстановление крупнейшей в европейской части СССР ГЭС - Днепровской, Азовского и Макеевского металлургических комбинатов, предприятий комплекса Криворожского бассейна, частично - шахт Донбасса. Репарации дают минимальную помощь и наши союзнички требуют не вывозить оборудование из Германии. Все равно это делаем, но мало. Мало! За счет чего было восстанавливать промышленность? Увы, за счет народа. Нет другого выхода. Или вы хотите повторение голода?

- Если требовать все больше у колхозников, он как раз и повторится. Есть же граница, сколько можно отобрать. Потом люди работать перестают. Налоги с 40го, выросли в пять раз! Да немцы столько не драли!

- Страна в окружении врагов. Нравится нам или нет, но за счет села строится промышленность, уничтоженная оккупантами. Это не хорошо и не плохо. Это необходимость, иначе нас сомнут!

- И все же, так нельзя.

- А как? - снисходительно спросил Трубников. - У вас есть рецепт?

- Элементарный. Снизить налоги на селе. Позволить каждой семье взять в аренду у колхоза столько земли, сколько они смогут обработать. Разрешить свободную продажу, при условии трети обязательных поставок по прежней цене. Все остальное имеют право использовать по собственному разумению. Как и что конкретно выращивать. И никакой голодухи!

Знакомо лязгнула тяжелая дверь, впуская надзирателя. Все привычно встали, предвкушая знакомое действие. Ежедневно в это время полагалось гуляние в течение 20 минут на свежем воздухе. Естественно, во внутреннем закрытом дворике.

- Выходи на прогулку!

Размер пространства невелик, метров десять на десять. Но над головой небо и не сидишь в опостылевших тесных стенах. Практически праздник. Торчащие на стене фигуры с автоматами совсем не волнуют. Если не кидаться в прыжке вверх, они стрелять не станут. Потом, после ухода, проверят на наличие надписей на цементном полу или кирпичах. Не бросили ли записку для другой группы. Даже окурки разворачивали. Говорить можно только тихо, глядя вниз и почти не шевеля губами, чтоб не заметно с вышек было. Этому учатся достаточно быстро. Но обычно на прогулке не болтают. Хватает и камеры. А здесь люди дышат почти забытой атмосферой, а не спертым до запаха несвежих носков застоявшимся воздухом.

- А вы знаете, - воскликнул Трубников, стоило захлопнуться двери камеры после возвращения, - я подумал над вашими словами. Что-то в них есть. При НЭПе каждую субботу и воскресенье в райцентре проходила ярмарка. Со всех сел везли продукты и всякую мелочь ремесленную. Весов ни у кого не было и овощи с фруктами продавали ведрами и бочонками, а также мешками. А рядом были всяческие магазины. На один государственный три-четыре частных, предлагающий мануфактуру, галантерею и всяческие хозяйственные товары. А ассортимент!

Сам того не замечая, вздохнул с ностальгией. Через двадцать с лишним лет советской власти прежнее изобилие смотрелось изумительно. А ведь Воронович застал Литву только-только вошедшую в СССР. Лучше точно не стало. Причем заметно еще до войны. Ему было с чем сравнить, пусть НЭП по малолетству особо не помнил.

- Возможно требуется сделать серьезный упор на артели и кооперативы. Больше инициативы. Это может возместить снижение налогов. К сожалению, расчеты без данных провести не получится.

- Как назло, - в тон ему произнес Воронович, - вызвать референта не получится. Телефон временно отключен.

И они засмеялись, беззлобно, но с тоской.

Внезапно в очередной раз заскрежетал замок на двери.

- Кто на 'Вэ'? - спросил охранник.

В кабинете ничего не изменилось. Все так же восседал на стуле, изучая какие-то папки начальник следственного отдела майор Пряхин. Для разнообразия не стал делать вид, что крайне занят.

- Закуривай, - сказал, подвигая пачку 'Казбека'.

- В камере, - беря папиросу, но отодвигаясь от предложенного огонька, объяснил.

На самом деле Воронович вовсе не собирался курить. Многолетняя привычка тяжело, но верно отступила перед реальной жизнью. Приобретать в ларьке ему не позволили, стрельнуть сначала в одиночке, а затем карцере было не у кого. Передачи тоже не носили. Первые дни от отсутствия курева хотелось лезть на стенку. Потом притерпелся и отпустило. Не то чтоб не тянуло, но теперь из принципа не просил. Но табак в камере не хуже денег. Можно получить взамен нечто или просто облагодетельствовать товарища.

- Так возьми еще, - предложил Пряхин, изучив пожелтевший след на щеке.

Слава богу не загноилось. Климат был здесь противный, возможно из-за моря, однако любая царапина могла воспалиться и долго не заживала.

- Лучше потом, - ныкая в карман вторую, озвучил мысль Воронович.

Майор усмехнулся.

- Я без заходов, чисто по-дружески.

- Дружба у нас несколько односторонняя, гражданин начальник.

- Сам виноват, - ничуть не смущаясь, сказал тот. - Ругаться и в очереди опасно бывает, а уж в кабинете следователя, - он развел руками. - Думать надо, что говоришь.

- Я думаю.

- И это тоже зря. Сам понимаешь, приказ с самого верха пришел.

- Нацисты тоже нечто такое на процессах говорили.

- А ты у нас ангел, - откидываясь на спинку стула, сказал Пряхин, откровенно улыбаясь.

- Я липовых дел не шил даже по приказу.

- Ага, в депортации гражданских лиц не участвовал. Инструкции не выполнял, сажая не по той статье. Самосуды не устраивал.

- Это о чем?

- Да ладно, не собираюсь ничего лепить про здешних из леса. Было, не было, плевать. 'Лесных братьев' еще жалеть. Справочки навел о твоем прошлом. Приказов не получал, без них людишек резал?

- Организации им не рисовал выдуманные. А кто оружие в руки взял, тому полной мерой отвесил и не жалею.

- И гражданских в тех литовских деревнях не вешал, а дома не жег? Ну ты помнишь, как назывались, у меня в голове эти дурацкие названия не остаются. Ну чисто ягдкоманда, а не доблестные партизаны творили всякие ужасы. Было ведь?

- То враги.

- Ну у немцев тоже были враги, - победно ухмыльнулся. - И не жалели.

- Нет. То другое. Как аукнулось, так откликнется. Они начали, я закончил. Но всех подряд во враги не записал по национальности.

- Интернационалист.

- И что плохого? Как учили.

- Вот я и говорю, не умеют работать там, - Пряхин показал на потолок. - Им бы по количеству отчитаться. Почему в деревне Гадюкино враги выявлены, а соседней области в деревне Шмадюкино нет? Недоработка. Извольте найти, а то сами сядете. Глупо было тебя присобачивать к ленинградцам. Ну какой из тебя, прости господи, русский националист. Нормальный советский гражданин. Очередной Указ спустят сверху о необходимости выслать тамбовскую область - выполнишь. Так?! - Во время монолога он докурил папиросу и тут же зажег новую. - Молчишь, - сказал с удовлетворением. - Потому что знаешь, чем отказ выполнять у людей в погонах пахнет. А сам-то в душе злоумышляешь. Других по вагонам трамбуешь, посемейные списки проверяешь, а свою жену спрятал.

- Не было такого, - устало пробурчал Воронович.

- Не ловлю я тебя сейчас, даже уважаю. Сумел. До сих пор следов не обнаружили. Но если по чесноку, чем ты лучше меня? Не по инстанциям побежал с просьбой, а в наглую поперек закона пошел. Так и у меня родные и я их ничуть не меньше берегу, - с каждым словом он повышал голос. - Потому что, если чего, загремят как члены семьи врага народа. Приказ номер 486. Для таких Акмолинский лагерь жен изменников родины, АЛЖИР, имеется. Так что, извини. Выбора нет. Сначала сдохнешь ты. А я поживу.

Он помолчал, барабаня пальцами по столешнице.

- Ладно, - сказал уже спокойно. - Мы люди взрослые и друг друга, надеюсь, понимаем. Абакумова сняли постановлением ЦК с паршивой формулировкой 'О неблагополучном положении дел в МГБ'. Это может означать что угодно, поскольку параллельно по многочисленным просьбам трудящихся, - в тоне присутствовала бездна сарказма, - готовится указ о возврате смертной казни. Мне знающие люди подсказали, что кто-то бойкий внес дополнение в готовящийся закон. По нему ВМН может быть применена к лицам, совершившим некие действия в период запрета.

- Закон обратной силы иметь не может!

- В нашей стране все однажды случается. Рассказать о понятии 'презумпция невиновности'? Нет? - деланно удивился на отрицательное мотание головой. - Знаешь? А в нашем юридическом институте такому не учат. Это буржуазные глупости. И ты ж не заканчивал. Партия сказала надо укреплять органы и ответил - 'Есть!'.

Он закурил очередную папиросу.

- Москаленко был человек Абакумова, - сказал доверительно, - и раскручивать дело в связи с ленинградскими процессами стали с его подачи. Короче, веришь или не веришь, но мне такие приказы самому поперек горла, но ничего от меня не зависит. Если вашего республиканского министра госбезопасности снимут, у тебя есть шанс соскочить. Мизерный, но он существует. Смотря как дело представлю. Постарайся не становиться в позу праведника, если вызовут. Вроде не дурак. Ты меня понял?

- Да, гражданин майор.

- Конвой! - нажимая кнопку, крикнул. Когда 'дубак' открыл дверь, - в камеру его.

Снаружи Воронович был спокоен, но внутренне его трясло. В душе он настроился на приговор и лагерь. Приятного мало, но от судьбы не уйти. А теперь появился вариант. В бескорыстность или доброе отношение Пряхина не верилось от слова совсем. Тем более, тот открытым текстом объяснил, что своя рубаха ближе к телу. Значит ему чего-то надо. Поманить надеждой и показать фигу издевательски смеясь не в его стиле. Вербовка? Какой смысл? Стучать на работников милиции? Вариант, но не из лучших. Он им наосвещает. Долго ждать будут. Канал для слива по морякам и военному флоту? Тоже неплохая версия. Армейская контрразведка очень не любит вмешательство МГБ. А я вроде из штата, но не вполне.

О, блин! Кто сказал, что МВД останется в системе? Его под Абакумова передали. А теперь и разделить могут. Это хорошо или плохо? Ни черта заочно не понять. Ну и... с ними. Может все проще. Дернут на очередной допрос, но там будут другие следаки и интересоваться станут не мной, а Черняком и Пряхиным. Так бы непременно поделился нарушением социалистической законности. УПК запрещает насилие и угрозы в отношении подследственного. Смешно, конечно, но подвести под статью, раз плюнуть. Пряхин начальник и отвечает за следствие. Теперь стоит подумать, есть ли смысл топить готового пойти навстречу. Возможно врет, а может и нет. Как разобраться? Только ждать. Хуже точно не будет.

- Очень интересно, - пробормотал Трубников, когда шепотом поделился про Абакумова. Углубляться в подробности не стал, просто сам факт, озвученный майором. - Смерть Жданова создала условия для ленинградского дела. После войны выходцы оттуда оттеснили прежних руководителей. Сталин снял Молотова, Берию послал на, - еле заметная запинка, - другое направление, убрав от управления спецслужбами. Маленкова тоже за ошибки в авиационной промышленности с большинства постов убрали. Либо Иосиф Виссарионович передумал и молодых выдвиженцев убирает, либо старые нашли себе способ вернуть прежнее влияние. Абакумова Берия крепко не любил.

- Вы их всех знали?

- Ну не в качестве приятеля. Присутствовал иногда на совещаниях. Я ж так и не рассказал, - он заметно оживился. Хотя на допросах его не били, но единственная возможность хоть как-то вспомнить прежнее была в этих беседах. С эстонцами особо не пооткровеничаешь, они часто просто не понимали, да и не ощущал их равными себе. Простые мужики. Воронович был все ж начальник и готов выслушивать. - В 30м вышло постановление об омоложении и обновлении государственного аппарата. Я еще закончить институт не успел, как ЦК комсомола дало направление для работы в СНК СССР.

- Юристом? - переспросил Иван, поскольку тот учился на соответствующем факультете, а Воронович не очень представлял, кому нужны прокуроры в народном хозяйстве.

- Наш отдел занимался вопросами труда и быта. Продолжая учиться, ходил на работу, - мечтательно улыбнулся, как все, вспоминающие нечто приятное. Потом у Микояна работал. В войну, снабжением продовольствия Ленинграда занимался и фронта. Даже полковника дали, хотя какой из меня офицер. А сюда, якобы на усиление местных кадров направили, за хорошую работу, - у него явно испортилось настроение. - Наверняка из-за этих старых знакомств и арестовали.

О нем опять забыли. Время шло, на допросы вызывали редко были достаточно формальны, хотя настораживало направление. Про русский национализм Черняк намертво забыл и стал интересоваться буржуазными националистами в эстонском государственном и партийном аппарате, а также прошлым. Варшава, партизанский отряд. Догадаться куда гнет не так сложно, но тот работал без энтузиазма и не пытался повторить фокус с бессонницей. Морду тоже не били. Пряхин вообще не показывался, не говоря уже о доверительных беседах и подписках с обещаниями.

Они явно ждали чего-то. Похоже прямой команды, не зная куда дальше двигаться. Прежние инструкции не действовали, новые еще не пришли. А на улице уже лето. Так сидеть можно, как в анекдоте, на одной ноге. Еще и развлечения по полной программе. Он Трубникову про преступления, точнее всякие байки и смешные случаи, вроде протокола, с трупными пятнами размером с пятак, а всего на рупь двадцать. Тот ему о работе Совнаркома и современной государственной экономике.

Если задуматься, становилось страшно. Причины серьезнейших отставаний в выполнении пятилетнего плана восстановления народного хозяйства крылись в новом противостоянии. Требовалось уничтожить монополию США на ядерное оружие, да и создание нового кордона в Европе в виде Атлантического Союза требовало содержать огромные силы. Все это вынуждало направлять силы на армию и связанное с ней. В структуре расходов государственного бюджета СССР на 1949 г. затраты на социальное обеспечение и на здравоохранение составляли по 4%, а на содержание собственно вооруженных сил, притом открытое, с утверждением на сессиях ВС СССР - 19%. Еще было МГБ-МВД с собственными войсками, рост ВМФ в два раза и куча секретных ядерных объектов. То есть на войну уходило не меньше трети бюджета только по открытым данным. А сколько тратилось на научные разработки, когда целые города возводились закрытые, наверное, и в руководстве толком не в курсе. Не удивительно, что люди так паршиво живут и оккупационные войска в Германии тащат в СССР все, вплоть до строительных материалов.

На открывающуюся дверь невольно напрягся. Может за ним.

Оказалось, пригнали на замену отправленного куда-то Тяхе, вроде в обычную тюрьму до суда, нового жильца. Лично не знакомы, но видеть доводилось. С автобазы снабженец. Хоть какое-то развлечение. Эстонец молчал постоянно и даже на родном языке общаться не желал. Библиотеки в тюрьме не было, опасались пользования шифром при передаче книг из одной камеры в другую. В тексте могли быть отметки ногтем, булавкой. Газет тоже не давали. Чего опасались в этом случае неизвестно, но новости доходили исключительно через следователей или с новенькими.

- Лейтенант Пратиков Филипп Андреевич, - сказал испуганно красномордый толстячок с содранными с кителя погонами.

- Бывший лейтенант, - уточнил Воронович.

- Никак нет. Лейтенант. Из рядов не уволен.

Грамотный. Только чего так трусит? Кто-то порассказывал семь бочек арестантов и про злых блатных? Не дошло еще, куда угодил. Потом будут ему и такие, но не сейчас.

- А сюда за что?

- Пропил три бочки бензина, - смущаясь, сказал тот.

И всего то? В МГБ за это?

- Не ври, - сказал презрительно Воронович. - Даже по указу об уголовной ответственности за хищение государственного имущества от 47г во внутрянку бы не отправили. Милиции б хватило.

- В ресторане поддатый в морду мужику дал, - повинился новенький. - А он оказался вторым секретарем комсомола Таллина. Ну откуда ж мне знать?

Ну это уже слегка похоже на правду. Заработал нападение на представителя власти и как бы не теракт. Крепко влетел. После этого и всерьез ковырять стали. Надо думать, не три бочки налево пустил, но это уже не важно. Пить надо меньше и кулаками махать.

Опять лязгнул железом замок на входе.

- Умер, - сказал, едва переступив порог и не дожидаясь закрытия двери в камеру, странным тоном Сергей Анатольевич. Кажется, не очень понимал, как реагировать.

Этого ждали третий день, с тех пор, как вместо зарядки и чтения передовиц 'Правды' по радио зазвучала печальная классическая музыка. Врачей среди них не имелось, медицинских терминов не понимали, но уж больно напрашивалось.

- Усатый сдох? - подскочил на нарах Лаус.

- Нельзя так говорить, - взволновался Пратиков.

- Еще как можно! - на вполне приличном русском, забыв намертво, что знает три слова и то ругательных, орал эстонец, - сдох, рябая скотина! Гореть ему в аду! Медленно мелют божьи мельницы, но теперь за все ответит на том свете чертям! Эх, выпить нету!

- Ты, - вскричал лейтенант, - кто его заменит? А ты - гад!

И непонятно на публику или всерьез.

- А ты идиот!

- Засохли оба, - потребовал Воронович, не дожидаясь продолжения.

Лаус смерил его оценивающим взглядом и непроизвольно сжал кулаки.

- Будут изменения или нет, - пояснил для всех, - неизвестно никому. Поэтому кто хочет может радоваться или плакать, но тихо. Я в карцер за вас не рвусь.

- А ты рыдать вроде как не собираешься? - эстонцу явно море по колено, Пратиков ведь в момент заложит.

- Однажды президент Пятс зашел в церковь, - Хейно удивленно моргнул, на эстонский язык. На самом деле речь в притче, поведанной когда-то Борисом шла о древнегреческом тиране, но так доходчивее. - Видит, женщина молится за его здоровье. Ну, в те времена, его каждый ругал и вдруг такое, - говорил он медленно, подбирая слова. Вечно путался в неимоверном количестве падежей. В русском столько нет. Тем не менее, обычно его неплохо понимали. А вот когда начинали местные говорить быстро, ничего не улавливал. Если не тупые, принимались произносить внятно и простыми словами. Все проще, чем объясняться на кривом русском с начальником. - Вот и спрашивает: 'Чего это вдруг за меня поклоны бьешь'? А женщина отвечает: 'Помрешь, придет тебе на смену другой, тогда поймут люди, как замечательно жили под твоей властью'.

Лаус скривился.

- Так, да?

- Ничто так не портит жизнь, - по-прежнему на эстонском, - как несбывшиеся прогнозы оптимистов, - последнее слово он произнес на русском, не найдя подходящего эквивалента в закромах памяти.

- Что вы ему сказали? - шепотом спросил Трубников, когда эстонец молча уселся.

- Что, хотя приговора пока нет, никто амнистии не обещал, - специально для всех на русском, выдал Воронович.

Если Лаус не идиот, на допросе так и ответит. А если стукач, то ничего ужасного про советскую власть не прозвучало. Гитлера имел в виду.

- А вы лично-то Сталина знали? - спросил Воронович уже после отбоя шепотом.

Очень удобно общаться, когда на нарах рядом лежишь.

- За девятнадцать лет каждый день видел ни разу не говорил.

- Но что за человек, разве не видно?

- Очень неоднозначный. Безусловно умный. И, очень важно, в отличие от сказочек в газетных статьях, лез в мелочи, только когда нечто требовалось. Он лично руководил очень ограниченным кругом помощников и эти люди решали все. Причем у каждого было сразу по несколько весомых постов, но за конкретную отрасль отвечали рангом ниже.

- Так это правильно. За всем не уследишь. Есть ответственный - пусть отдувается и делает втыки нижестоящим.

- Все дело в том, что регулярно стравливал ближайший круг. Обычно важнейшие решения принимались с участием Молотова, Маленкова, Берии и Микояна. Реже к руководству добавлялись Жданов и Вознесенский. Потом, когда Жданов умер, его место занял Хрущев. Гораздо реже решения приглашали пару второстепенных членов Политбюро - Калинина, Ворошилова или Кагановича. Но самое интересное, как принимались итоговые резолюции. Молотов председательствует, а Сталин ходил и слушал.

Наверху что-то пробормотал лейтенант во сне. Трубников замолчал, прислушиваясь. Потом снова принялся говорить еле слышным шепотом.

- К обсуждению он подключался лишь тогда, когда оно начинало уходить не туда, куда хотел. Поправит товарищей и снова начинает ходить. Причем сроки заданий практически всегда нереальные. Построить завод за два года. Все знают, невозможно. Но возражать никто не смеет. Потом отчитываются о сдаче объекта и начинаются проблемы. Того нет, это недоделано, станки и вовсе не привезли, а оборудование гонит брак, поскольку квалифицированные рабочие не подготовлены. И это не случайность, обычная штурмовщина. Началось еще в первую пятилетку. Целые заводы сооружали без предварительных планов, вбухивая огромные средства. Потом приходилось переделывать или вовсе сносить уже построенное. Но зато вовремя отрапортовали и орден получен. А начнешь возражать - не долго и до снятия. Хорошо, если не до лагеря, как с многими конструкторами. Сталин не знал? Еще как знал! Но это ж удобно иметь кругом виноватого. Или ты не справился, или у тебя на заводе куча проблем.

- Его так боялись, что никто возражать не смел?

- В деталях - случалось. Но по принципиальным вопросам... Я пришел в Совнарком, когда заместителями Молотова были Орджоникидзе, Куйбышев, Рудзутак, Чубарь. Практически со всем общался. Сильные и не простые люди. Еще старая гвардия. В 35м году умер Куйбышев. В 37-м арестовали Рудзутака. Застрелился Орджоникидзе. Последним в 38м забрали Власа Яковлевича Чубаря. Жуткое время было. Вчера человек сидел на рабочем месте, сегодня он исчез и никто не задает вопросов. Чубаря убрали чуть не совсем секретариатом и ни одного помощника не осталось. У Молотова тоже схватили заместителей. Могильный по госбезопасности и Визнер по Коминтерну. Новые зампреды Совнаркома Микоян, Булганин, Каганович, Вознесенский были верными соратниками Сталина. И Молотов тоже резко перестроился.

- Испугался?

- Все боялись. У Вячеслава Михайловича не осталось своих людей в системе. То есть мелочь на уровне начальника отдела, как без этого, однако серьезные фигуры ушли. Был вторым человеком в СССР и все текущие решения принимал самостоятельно, без согласования. И вдруг принялся по любому поводу спрашивать мнение Сталина. Куда деваться? А Иосиф Виссарионович подмял и оставил на посту, как хорошего исполнителя. В отличие о Молотова, он не любил работать с бумагами.

- То есть как?

- А вот так! Очень не любил подписывать. Иногда ставил 'пытычку', то есть ознакомился. Если в Политбюро решения принимал, то в Совнарком после 41года и вовсе раз в год заходил. А ведь глава правительства! В последние годы месяцами важнейшие документы лежали на даче, в ожидании подписи. Но тут, - он перешел окончательно на шелестение, сработали стандартные рефлексы на чужие уши, - может вины-то и нет Сталина. У него два инсульта уже было.

- Это когда кровоизлияние в мозг? - разочарованно переспросил Воронович. Он ожидал чего-то ошарашивающего. А тут... Старик 70 лет, наверняка не очень здоровый и вечно нервничающий. Откуда силы брать и странно, что раньше не загнулся.

- Бывает и парализует, а иногда говорить потом не могут. Врать не стану, не в курсе. Но не зря все это было. Заместитель председателя Госснаба Михаил Помазнев написал письмо в Совет министров о том, что председатель Госплана Вознесенский закладывает в годовые планы заниженные показатели. Для проверки письма была создана комиссия во главе с Маленковым и Берией. Они подтянули к своему расследованию историю с подготовкой в Ленинграде Всероссийской ярмарки, которую руководители города и РСФСР просили курировать Вознесенского. И все это представили как проявление сепаратизма. И получилось, что недруги Маленкова и Берии поголовно враги народа. Именно смерть Жданова и дала им шанс. Это его выдвиженцы. Вознесенского с Кузнецовым арестовывают, Молотова еще до того отстранили, 6 марта. Хрущев пока силы не имеет. Кто главный теперь? Маленков и Берия. А Булганин не рыба, не мясо. Будет слушаться этих двоих.

- Коллективное руководство, не самое плохое дело.

- Да! При Ленине оно существовало. Я еще застал помнящих то время. Владимир Ильич с охраной по коридору не ходил. И становится к стенке спиной, держа руки на виду не требовал. Мог и с простым народом общаться. И его слово не было истинной для всех. Он давал высказаться. Правда тоже умел правильно передернуть. На совещаниях высказывался первым, чтоб члены Совнаркома поняли, чего хочет. Но за возражения не расстреливал! Ленинский стиль исчез в 30е годы, с последними партийцами его знающими. Они старались быть подчиненным товарищами, а потом начальниками. А нынешние руководители и господа. Кроме приказного тона ничего не знают и знать не хотят!

Он замолчал и после длинной паузы, когда Воронович успел задремать, побормотал:

- Куда мы пришли, господи!

Наверное, и сам не заметил оговорки. Настоящему коммунисту не положено взывать к сидящему на облаках или просить о милости. Но на фронте и в тюрьме быстро становятся религиозными. Классики так и учили: 'Бытие определяет сознание'.

В кабинете вместе с Пряхиным присутствовал новый и незнакомый человек в штатском. Морда окормленная, да и сам рыхлый, как привыкшие к сидячему образу жизни.

Невольно стукнуло сердце. Такие вещи случайными не бывают. И вызвали с вещами. ОСО уже вынесло заочно приговор и сейчас зачитают?

Старший следователь совершенно невыразительным тоном зачитал невероятную новость: по вновь открывшимся обстоятельствам в ваших действиях состав преступлений не найден, освобождаетесь из-под стражи.

Вороновича кинуло в пот. Руки задрожали. Сколько не настраивайся на хрен с ним, что будет, то и будет, однако, когда так ошарашивают, невольно трясет.

- Подпишите здесь, - внезапно на 'вы', произнес следователь, подсовывая постановление. - И здесь, - еще одна, на этот раз о неразглашении. - Поздравляю, - произнес нормальным голосом и вышел, забрав документы.

- Меня зовут Иван Александрович Ягодкин, - сообщил оставшийся за столом. - Работаю в Комиссия партийного контроля при ЦК ВКП(б).

Кажется сейчас и начнется, о чем предупреждал Пряхин в свое время, подумал Воронович.

- Слышали о такой?

- Можно папиросу? - спросил Иван.

Одновременно потянуть время, пытаясь сообразить куда несет и зверски реально захотелось.

- Пожалуйста, - доброжелательно подтолкнул пачку и спички к нему тезка.

Прикурил, затянулся и почувствовал, насколько отвык. Голова закружилась. А сейчас она ему крайне нужна ясной. Ломая, загасил в пепельнице едва начатый окурок.

- Вы занимаетесь чистками в партии.

- Не совсем так, но в том числе. По крайней мере арест Абакумова неминуемо требует внимательно изучить соратников и работников наших 'органов'. Буду откровенным, вам крупно повезло, поскольку расследование деятельности Москаленко заставило внимательно присмотреться к вашей личности. Второй раз попадаете в поле зрения, - он усмехнулся. - И снова в связи с начальством. Теперь им не удастся уйти от ответственности!

Кому им? - подумал Воронович. Уточнять как-то не тянуло. Захочет, сам выложит.

КПК представляло из себя нечто вроде партийной контрразведки и теоретически любого проштрафившегося руководителя могла размазать, не имея никаких прав по Конституции. Но данные ей поручения исправно выполнялись на любом уровне. Среди сидящих наверху, без партбилета, не имелось никого. То есть давление шло не по государственному уровню, а совсем с другой стороны. И работали они по прямому поручению Сталина или, как минимум, с его ведома. Кто сейчас мог спустить приказ не его ума дело, но просто так они б не появились. Главный вопрос, а чем может капитан угро помочь столь влиятельному деятелю. А ведь способен, иначе лично б не заявился.

- От вас мне тоже нужна полная откровенность, - без всяких туманных намеков потребовал Ягодкин.

- Конечно, Иван Александрович.

Тот удовлетворено кивнул.

- Вы за или против советской власти?

Ага, на такой вопрос честно.

- Я за нее воевал, - заявил Воронович, постаравшись передать голосом обиду. - То, что случилось со мной, не ее вина. Конкретных людей.

Выполняющих приказы свыше, хотелось добавить. Но это было б глупо.

- Да, а где ваша жена?

Звякнул тревожный звонок в голове Вороновича. Правду говорить нельзя, но откровенно врать, как следователям тоже опасно.

- У тетки.

Ягодкин выразительно посмотрел на папку. Никаких близких у них обоих не имелось.

- Не родная. Седьмая вода на киселе, но тем и ценна. В анкете ее нет.

- Ее вычеркнули из списка на ссылку, - небрежно сказал Ягодкин. - Как метко сказал товарищ Сталин, дочь за отца не отвечает. Пусть возвращается.

- Большое спасибо, - с чувством ответил, готовый кланяться.

Камень с сердца свалился. Теперь придется расплачиваться.

- Кстати, о конкретных людях. Что вы думаете о, - заглянул в извлеченную из папки бумажку, - о Звонареве Викторе Михайловиче и Олеве Робертовиче Лембите?

- Отличные специалисты и честные, - мучительно размышляя причем столь разные люди и не рисует ли себе снова срок, но топить ни с того ни с сего отвратно, - преданные делу партии, товарищу Сталину коммунисты.

- Вы в этом уверены?

- Абсолютно.

- Тогда ознакомьтесь с этим, - толчком оправил парочку листков.

Это были заявления о 'вредительской деятельности И.И. Вороновича, а также предосудительных высказываниях' в узком кругу. И подписаны они были его друзьями, насколько это возможно на работе. Причем не на допросе или под давлением. Сами и накатали. Даже не по одному разу, гниды.

- Что теперь скажете?

- Что от слов про профессионализм не отказываюсь. Возможно именно от преданности партии и написали, придав некоторым фактам определенный акцент. Но, как люди, те еще сволочи.

- А ведь хорошо сказано. И не вывалили кучу воняющих фактов про знакомых. Увы, так поступают не часто. Кажется, товарищ Кедров в вас не ошибся.

Сердце ёкнуло. Это ему аукнулась та история с троцкизмом? Выходит, и партийцам благодарность бывает ведома. А то стал бы им заниматься партийный контроль.

- Итак, время ограничено, потому перехожу к делу. В ближайшее время предстоит много работы по части проверки МГБ и некоторых региональных руководителей. Мне нужны помощники. Вы знакомы изнутри с разными управлениями и в курсе, как шестеренки вертятся. К тому же обладаете опытом ведения следствия. И даже с той стороны стола, - он слегка посмеялся. - Впрочем, неволить не собираюсь. Что предпочитаете Москву и постоянные командировки, с безразмерным рабочим днем или Таллин и прежнее место работы?

- Мне совершенно не хочется возвращаться и смотреть постоянно в глаза этим людям, сталкиваясь на службе.

Можно было б и прямо заявить: 'Я ваш человек, раз вместе с женой вытащили', но излишне патетично. К тому же и предлагающий 'добряк' на это сделал ставку. Ничего не поделаешь, придется отработать.

- Вот и ладненько, - поднимаясь, произнес Иван Александрович. - Сутки вам на улаживание дел, - он посмотрел на Вороновича скептически. Наверное вид недостаточно презентабельный. - Двое суток. Приведите себя в порядок. Парикмахер, баня. Затем явитесь по этому адресу, - протянул бумажку, - к 18.00. Мы по-прежнему, - похоже сказал сам себе, - трудимся по ночам.

Явно подразумевалось, как завел Иосиф Виссарионович. О странном графике, когда в наркомате даже ночью могли вызвать, не слышали только колхозники. Любой начальник, вынужденный так работать, заставлял младших по званию постоянно быть готовым или дежурить. Мало ли, а вдруг справка понадобится.

- Если можно, у меня просьба...

- Да? - нахмурился Ягодкин.

- Трубников Сергей Анатольевич. Там не только хищений нет, даже использования служебного положения с корыстной целью. За два месяца и разобраться в хозяйстве толком не мог, а вешают кучу должностных преступлений. Кроме банкетов со списанными продуктами ничего, на самом деле нет.

- Хороший знакомый?

- В одной камере сидели, была возможность присмотреться.

- Я проверю.

И то хлеб, подумал Воронович, мысленно перекрестившись на счастье. Что смог - сделал. Теперь еще одно дельце. Как начальство посоветовало, требуется кое-что уладить.

Халупа Дагмар была на самой окраине Таллина и пришлось топать ножками. Мотоцикл никто, естественно, не дал покататься. Не успел подойти, а сразу три детские мордочки высунулись из-за кривого забора.

- Дядя Ваня пришел!

Он серьезно раздал каждому по ожидаемой конфете, оставив кулек для прочей братии. Для здешних и это немалая радость, а с деньгами у него по-настоящему паршиво.

Стыдно сказать, но за год с лишним, так и не запомнил всех по именам. Слишком их много. Чертова дюжина. Старшему, Янусу, уже шестнадцать стукнуло и устроил его в милицию, чем тот был крайне доволен. Форма и зарплата. Младшей не больше пяти. Или Яллак не знал о всех, или еще добавилось. Все-таки бывал не часто и в основном через Дагмар передавал нечто, когда появлялась возможность. Ирка знала и принимала, как должное.

- Выпустили? - сказала Дагмар на эстонском, появившись на шум из дома. - Хвала Иисусу. Есть правда на земле. Письмо назад хочешь?

- Само собой. Но тебе надо собраться, со мной пойдешь.

- Куда? - испуганно спросила.

- К нотариусу, - стараясь правильно выговаривать, объяснил. - Мы уезжаем, а ты с ребятами в доме поживешь. Оформить все, как положено, понимаешь? Прописка, доверенность, - это было сказано на русском.

- Почему такое?

- Я вырос в детдоме, - переходя на русский, сказал Воронович. Ему тяжело было подбирать слова. - Там были хорошие учителя. Но это не семья. А тебя они зовут матерью. Не для тебя, для них. Понимаешь меня?

Она кивнула.

- Ну вот и хорошо. Время мало, возьми документы на всех. И Эву. Если что, переведет.

В отличии от уборщицы девчонка хорошо училась в школе и не только говорила свободно на трех языках, но еще и читала. Ирка ей книжки выдавала и хвалила за сообразительность.

Хотя все дети писались эстонцами, добрая половина ими не являлась. Справки то ли липовые, то ли выданы по знакомству. Все ж не зря мыла коридоры в управлении. На одних достаточно посмотреть. Другие невольно себя выдавали. Иван никогда не спрашивал у детей куда делись настоящие родители. Можно было услышать нечто малоприятное. По крайней мере, двое были русские, неизвестно как попавшие в Таллин. Между собой дети говорили на дикой смеси нескольких языков. В детстве хорошо знания усваиваются, а Дагмар сознательно отдавала своих именно в русскую школу учится. Крестьянская сметка ей уверенно говорила: хочешь, чтоб дети жили хорошо, они должны знать язык власти. Эва была немкой из местных, откуда ее познания. Русский она выучила уже после войны в школе и в здешней компании.

- Поможешь? - подмигнул девочке.

- Конечно!

Поезд не успел остановился, а он уже шагал по перрону к нужному вагону в нетерпении, забыв о газете. В последнее время они становились крайне интересными. В сегодняшней имелось два важных, для понимающих в особенности, постановления.

Одно сообщало об отмене уголовной ответственности за аборты. Теперь их можно было официально и свободно делать в больницах. Уровень внезапной смертности молодых женин должен был стремительно упасть. И это хорошо. Правда делали все равно не бесплатно и это уже хуже. Все равно улучшение.

Второй указ тоже вызывал двоякие чувства. Объявлена амнистия за мелкие административные и экономические правонарушения. Отменяются все приговоры меньше чем к 5 годам тюрьмы и освобождаются из мест заключения пожилые или больные люди, а также несовершеннолетние и матери семейств. На словах звучало прекрасно. Но он ситуацию знал изнутри.

До указов 1947г 'Об уголовной ответственности за хищение государственного и общественного имущества' и 'Об усилении охраны личной собственности граждан', получивших в определенной среде название 'четыре шестых' за кражу давали год. Грабеж карался по максимуму пятеркой, но нередко давали меньше. По новым правилам суд штамповал от десятки до двадцати пяти. В первую очередь изменения объяснялись послевоенной обстановкой, когда для многих жизнь человеческая потеряла всякую ценность, оружие достать легко, а крови многие навидались.

То есть, если сел до 47г, по амнистии выйдет масса крадунов, бандитов и воровской пристяжи, попавшей в лагерь на малый срок и усвоившие там уголовные правила жизни. И таких скоро на улицах появится многие тысячи сразу. Наверняка потянутся в большие города.

Обычно встречающих на перрон заранее не пускали, но удостоверение, как обычно, служило пропуском. Теперь на бардовом фоне золотым буквочки, поминающие ЦК, что на практике не хуже МГБ.

Из репродуктора неслось знакомое и привычно попадало из одного уха, моментально вытекая из другого:

В бой за Родину, в бой за Сталина!

Боевая честь нам дорога.

Кони сытые бьют копытами,

Встретим мы по-сталински врага!

После смерти Иосифа Виссарионовича звучало несколько странно, но никто не задумывался. Раз уж Ленин вечно живой, чего ж его верному другу и соратнику не остаться навечно в песнях.

- Вот каким местом мужики думают, - недовольно возмутилась проводница, когда радостно кинулся помогать Ире спуститься по ступенькам вагона. Руки у нее были заняты очень характерным свертком. - Как можно жену с таким маленьким ребенком одну отправлять.

- Работа у него такая, - объяснила Ирья.

- Нет такой, где нельзя договориться с начальством, когда только родила! - в возгласе звучало нечто личное, но чемоданчик вручила без дальнейших нотаций.

- Познакомься с Александром, - сказала жена, вручая ребенка.

Иван неловко взял, мучительно стараясь держать осторожно, чтоб не сделать больно крохотуле, продолжавшему сладко спать. Ощущения, более чем странные. У него сын. Вот не было и вдруг есть. Ну, не полностью идиот и считать сроки умеет. И все же, одно дело знать абстрактно и совсем иное держать невесомое тело. Какая-то нежность прет неизвестно откуда. Это любовь? Да. Но какая-то совсем другая.

- Руку под голову, - с еле заметной насмешкой, посоветовала Ира, - и не бойся разбить. Не стеклянный.

- Давай лучше поменяемся, - с мольбой попросил. - Чемодан тяжелее и ты привыкла мальчика носить.

- Ничего, - прокомментировала проводница, - научится. В костюмчике, значит не совсем дурак.

Она-то в форме. Железнодорожники давно в таком виде, а после войны чуть не всех подряд наряжают. Юристов, учащихся институтов и школ, работников всевозможных министерств. В каком-то смысле удобно. Сразу видно с кем столкнулся. Знаки различия практически не отличаются. Но вот форма разная. Поди разбери с лесником или шахтером ругаешься. Бывает швейцаров на входе в ресторан с генералами путают.

- Не пьет?

- Нет. Ну, по праздникам.

- Это нормально, - разрешила.

- Пойдем, - попросил Воронович.

- Спасибо вам, - попрощалась жена с железнодорожницей и двинулась за сбежавшим с чемоданом мужем.

- Почему Москва? - спросила негромко, когда миновав вокзал, вышли на площадь.

- Теперь здесь будем жить.

- И кто я теперь? - спросила с подозрением.

- Ирья Альбертовна Воронович. Можно больше не бояться. Все уладилось.

В такси они молчали лишь держались за руки. Зато таксист заливался не хуже тетерева, не интересуясь насколько пассажирам интересна его радость.

- Мы теперь всем покажем! - грозил кулаком неведомым врагам. - Своя атомная бомба имеется! Теперь не сунутся!

Ирья не слушала. Для себя она решила, что подобное сообщение ТАСС много опаснее, чем представляется иным людям. Неизвестно с какой целью предупреждаем противника. Наверняка ведь не может быть много таких изделий. А у американцев было четыре года. Ну вот завтра решат не дать СССР накопить нужное количество и что? Лучше о таком не думать, тем более, когда у тебя беспомощный ребенок на руках. Пусть войны не будет! Хватит с нее, да и страны. Объяснять другим такие элементарные вещи не хотелось. Пораженческие настроения, караемые руганью, а то и доносом.

Она с интересом смотрела сквозь стекло на улицы вокруг. Москва очень отличалась от Пскова или Таллина. Никаких развалин, множество магазинов и людей, а еще строящиеся высотки. Что-то об этом она читала в газете, но не представляла насколько зрелище грандиозное даже со стороны. Наверное, после окончания будет не хуже американских небоскребов.

- Французское барокко, - выдала после раздумья, когда машина остановилась у названого адреса, на улице Грановского.

Иван посмотрел с недоумением. Иногда она упускала из виду, насколько далек от таких вещей. Правда и она в его работе смыслила на уровне описания Конан Дойля. Может потому и хорошо рядом? Невольно дополняют друг друга, а уж после случившегося можно не сомневаться - на него можно положиться.

Муж сунул таксисту деньги и повел на второй этаж. Ну что ж, точно не ее 'хоромы' в пристройке у школы, где даже помыться толком было невозможно, а белье приходилось сушить в комнате, чтоб не смущать учеников. По крайней мере, так заявила директриса, требуя прятать. Отопление паршивое, занимались при керосиновой лампе. Водопровода тоже не имелось. Одним словом, нормальная русская деревня конца 40х. И не в немцах проблема. Здание сохранилось при оккупации и учиться ходили 600 гавриков в две смены за 480 рублей жалованья плюс возможность растить картошку с капустой в огороде.

С каким облегчением бросила все и помчалась в неизвестность, стоило получить телеграмму.

Здесь имелись туалет с унитазом, водопровод, электричество, плита газовая и даже ванна самая настоящая. Метров тридцать жилой площади? Будто для кукол. У них с Маргит в доме спальня была не меньше, не считая трех других и пристройки.

- Пока две комнаты дали, - объяснил Иван, - по московским понятиям очень неплохо, - в голосе звучала гордость.

- Не в коммуналке, уже хорошо, - покладисто согласилась Ирья. -

Из привычного деревянного, своего дома в каменный, не спрашивая мнения. Но гораздо лучше, чем в тайгу навечно. Кое-что про 'сладкую' жизнь высланных в 41м приходилось слышать. После войны письма приходили из-под Новосибирска.

Из мебели в квартире имелись большая кровать и стол с тремя стульями. Еще парочка гвоздей, заменяющих вешалки. Устраивать уют Иван не умел, это она уже поняла. Может не привык, все время обретаясь по общагам и казармам, может не приходило в голову. Мужчинам не понять, зачем вешать занавески на окна или заводить мягкое кресло. А уж изготовление салата и вовсе неясное таинство. Ну вот готовился, старался. Тарелки, вилки, угощение, причем приволок не одну вареную картошку. Но порезать уже в голову не пришло.

Алек закряхтел знакомо. Ребенок был чудо. Почти не плакал и по ночам особо не тревожил. Но кушать требовал по часам. Извинительно улыбнулась и дала сыну грудь. Иван уставился на сцену со странным выражением. Похоже он не знал, отвернуться или нет.

- Рассказывай, - приказала. - Я долго терпела.

- Что?

- Все! - очень логично заявила, не имея понятия, о чем речь.

Иван налил себе пол стакана водки, выпил одним махом и захрустел огурцом.

- Я жду! - сказала с угрозой.

- Меня перевели в Комиссию партийного контроля при ЦК ВКП(б).

- И что это означает?

- Фактически повышение, причем ничего нового делать не придется. Расследовать преступления ответственных работников. В денежном смысле, по возможностям и даже квартирном - улучшение. В Москве нынче прописаться достаточно сложно, а снабжение здесь гораздо лучше. Если все пойдет хорошо, перспективы заманчивые. Ну и плюс, раз уж взяли, твое дело прикрыли по знакомству. Никто не ищет и претензий не имеют. Саша, кстати, в свидетельстве о рождении как записан?

Она сразу и не поняла, кого имеет в виду. Никогда так не называла.

- Алек, - подчеркнуто, - записан на тебя. И меня. Все настоящее.

У Ивана в глазах нечто мелькнула. Можно не сомневаться, посчитал дурой. Вот так подставиться с чужими документами.

- Я в поезде рожала еще до Пскова, - объяснила. - На том полустанке никому до нас дела не было.

- Ты была в списках на депортацию.

То есть все правильно сделал, отправив подальше заранее. Мужчина!

- Что было, то прошло. Чем платить то придется?

- Скажут фас и придется копать на три метра в глубину, - он криво усмехнулся. - Послезавтра еду в Баку.

- Что?

- Все катим, - без особого энтузиазма сказал Иван. - Новые начальники хотят проверить сигналы на очень ответственных лиц. Просто так убрать неудобно.

Стараться он будет, но чисто по закону. В худшем случае попрут, но играть надо честно, даже если приходится прогибаться.

- Послезавтра, - побормотала Ирья с тоской. - Мы пол года не виделись! - Потом поешь. В койку идем!

- А?

- Я соскучилась.

- А Алека куда?

Молодец. Правильно понял. Никаких Сашек или Шуриков.

- Он теперь рядом будет очень долго. Лови момент, мужчина, пока сын дрыхнет.

Возле подъезда остановилась легковая машина, загораживая проезд и из лакированно-кожаного нутра трофейного фольксвагена наружу полезли весело переговариваясь женщины в красивых платьях и мужчины в импортных костюмах. В их доме еще и не такое случалось. Когда-то здесь жили деятели Совнаркома, включая Молотова и многие, съехав, оставили квартиры родственникам. Воронович мало с кем был знаком, сходу отправившись в командировку, да и после бывая дома не часто. Потому присматриваться и здороваться не стал, обходя компанию по дуге.

- Иван Иванович! - вдруг окликнули радостным тоном.

- Здравствуйте Сергей Анатольевич, - с задержкой признал, пожимая руку.

Трубников отъелся и загорел, печать обреченности с лица исчезла, да и одежда совсем иная. К тому же отрастил бородку. Не окликни, мог и не узнать.

- Вы сюда по делу?

- Нет. Живу здесь.

- И в какой квартире?

Воронович назвал.

- Не возражаете, если попозже загляну?

- Всегда пожалуйста.

Похоже неплохо идут дела у бывшего однокамерника. И не ошибся с ним. Частенько люди в чинах, побывавшие за решеткой не любили об этом вспоминать и прежних знакомых сторонились. Этот не выкинул из памяти прежнее.

- Ир, - сказал, выглянувшей на звук ключа в замке жене, - я тут встретил старого знакомого, он пообещал зайти. У нас есть чего пожрать?

- Найдем, - бодро ответила она. - Разносолов не обещаю. Как у тебя? - спросила уже с кухни.

Воронович скинул ботинки и прямо в носках прошел следом. Она посмотрела и вздохнула выразительно. Тяжкая борьба за надевание тапочек с переменным успехом шла с самого знакомства. Он предпочитал дать ногам отдых и если б не приход гостя, ходил бы босиком. Правильно воспитанная жена считала необходимым перемещаться и в доме в легкой обувке.

- Нормально, - сказал неопределенно. Служебные дело он никогда не обсуждал дома. Не из соображений секретности. Просто если реально не знаешь, на допросе не подловят. - Спит? - заглядывая в комнату, где лежал наследник. Он еще мал и вряд ли мог отвыкнуть от папаши, но Иван, не успев приспособиться к наличию ребенка уехал в достаточно длительную командировку и даже после возвращения чувствовал себя виноватым.

- Скоро кушать попросит. А я, пожалуй, переоденусь.

Тут прозвенел звонок и они невольно рассмеялись. Гость заглянул еще скорее ожидаемого.

- У вас замечательный муж, - горячо вскричал Сергей Анатольевич, после представления, - не каждый решится так поступить.

- В смысле? - не поняла Ирья.

- Его еще из тюрьмы не выпустили, а посмел поручиться за меня. Да-да, - воскликнул, на гримасу Ивана, - я в курсе и очень благодарен.

- От меня ничего не зависело, - пробурчал, ощущая взгляд супруги. Про ту историю он ничего не рассказывал и теперь обязательно отольется.

- Тем более!

Трубников поставил со стуком на стол бутылку коньяка. Все-таки он успел поддать, хотя и не пьян, но чуток тормоза ослабли и его несло.

- Не уверен, хватило б мужества у меня так поступить. Я не трус, но за решеткой совсем иначе себя ведут. А уж как шарахались от родственников вроде близкие друзья, - он махнул рукой.

- Хороший коньяк, - изучая этикетку, сообщил Иван, неумело пытаясь съехать с темы. - Армянский, пятнадцать лет выдержки.

Открутил крышку и налил в заранее поставленные рюмки. Самое забавное, он об их наличии в доме и не подозревал. Со старого дома вещи привез, женщинам нравится такое. Да и приобретать всякие кастрюльки-ложки-чашки-занавески сызнова не понадобится. Но тамошние наперстки даже паковать не стал. Это нечто западное, ему и стакан подойдет. А теперь, вдруг обнаруживают бокалы. Для коньяка они вполне приличного размера. Жена, видимо, наводит уют. В ее понимании. Ну и пусть ей будет приятно, если хочется. Это разве принципиально какого цвета обои? Для него - нет.

- Мне не надо, - сказала Ирья. - Еще кормлю сына.

- Поздравляю, - обрадовался Трубников. - У нас тоже дочка недавно родилась, а Иван Иванович о вас много говорил...

Что чистое вранье. О жене он старался и с сокамерниками помалкивать.

Опять этот прожигающий взгляд. Положительно потом сковородкой огреет. Или нет? Успеет остыть.

- За здоровье...

- Александра, - подсказал.

- Пусть ему достанется иная жизнь, более спокойная, обеспеченная и без войны.

Они выпили, закусили нехитрым набором из картошки, шпрот из банки от пайка с работы и соленых огурцов, закатанных женой. У нее и на это времени хватало.

- Вы чем занимаетесь?

- В основном ребенок. Иногда переводы.

- С немецкого?

- Да. Еще английский и эстонский. Ну, последнее не особо требуется.

- Почему же? Очень даже может понадобиться. Но лучше, безусловно, английский. Хорошо знаете?

- Книжки для развлечения читает, - довольный изменением направления разговора, разливая по второй, сообщил Воронович.

- Разговорной практики давно не было, - призналась Ирья.

- Ну, для прямого общения еще рано, но люди со свободным владением языками нам нужны.

Он извлек из кармана обгрызенный кусок карандаша и прямо на газете черкнул номер телефона.

- Честное слово, это не составит труда и мне будет приятно помочь. Позвоните, скажете от меня. Я предупрежу.

- Кого? - невольно насторожившись потребовал Воронович.

- А, я ж не сказал. Понимаете, правительство создало специальную комиссию, изучающую экономическую ситуацию в стране и возможные пути для ее улучшения. Там и литературу всяческую требуется изучить для сравнения с выработанными рекомендациями буржуазных специалистов. И переводчики крайне важны. Если честно, - театральным шепотом объяснил, - самим интересно.

- Мне б сейчас нечто не требующее постоянного присутствия. Ребенок, - объяснила Ирья, извиняющимся тоном. Говорить по сомнительную анкету и малую вероятность приема на столь важную работу, не стала.

Трубников подумал и написал еще один телефон.

- Детгиз . У них в планах стоит раз в год выпускать нечто из европейской современной литературы. По регионам. Западная, Восточная, Балканы, Скандинавия. В этот раз Болгария, значит в следующий Югославия. Ну вы понимаете, прогрессивные писатели.

- Ага, - дружно подтвердили слушатели.

- Наверняка и США с Великобританией есть в планах, а значит и переводчики нужны. Вот здесь ничего обещать не могу, но если понравитесь...

- Спасибо, - с чувством сказала Ирья.

Ее всерьез угнетала невозможность устроиться на работу и сидение на шее мужа. Пока Алек мал, но через годик в детский сад и придется нечто искать. В школу не возьмут, за отсутствием настоящего диплома. Бесконечно перепечатывать тексты в машбюро не очень хотелось. Да и платят сущую ерунду. Только если уж иного варианта не подвернется. Все-таки языки хороший козырь, но в серьезные учреждения идти боялась. Проживание на оккупированной территории, сомнительное происхождение. Тут и муж не поможет. Просто не возьмут с вежливыми улыбками.

- Так вот, - решив вопрос, Трубников вернулся к собственной персоне, - облегчение положения крестьянства лишь первый шаг. Маленков смотрит далеко вперед! Атомную бомбу создали и продемонстрировали миру. Клепать другие можно по конвейеру. Теперь нет смысла пугать огромной армией. Важнее получить средства доставки. В этом направлении работы продолжатся, Берия на них зациклен и требует ускорить, чтоб было чем грозить шведу, - он засмеялся. Нападать и теперь на нас себе дороже. Любая войсковая группировка атомной бомбой - в пыль!

Он всерьез раздухарился и размахивал руками, повысив голос. Заплакал в соседней комнате проснувшийся ребенок.

- Извините, - сказал сконфуженно Трубников, когда Ирья поднялась и ушла успокаивать Алека.

- Бывает, - сказал Воронович, кивая на рюмку. - Итак, - когда выпили, - сокращение армии?

- Очень серьезное. И перевод части заводов с военной продукции на мирную.

Выходит, не просто так Лаврентий Палыч в заграницах пребывает. Наводит мосты улаживая проблемы Он с американцами должен не одну Германию обсудить. Разоружение взаимное? Договора о торговле? Только глупцы думают, что приехал и поговорив с другим начальником подписывают. Все нестыковки решаются заранее. И не обязательно прямо. Можно через ту же разведку информацию подкинуть.

- Надо улучшать жизнь простых людей, помните, о чем тогда, в камере, говорили? Мы на перекрестке и любые пути открыты. Есть такие возможности и Георгий Максимилианович готов на важные меры, а Берия с ним полностью согласен.

Какая изумительная уверенность. Когда-то и разные Бухарины с Блюхерами тоже были 'за'. И куда делись? Кто первый ножку подставит из двух согласных?

- Прекращение бессмысленных трат на сотнях гигантских проектов вроде тоннеля на Сахалин. Он по начальной смете 400 млрд рублей, а по факту будет много больше. Реально, сотни не нужных пирамид! Нам важно увеличение доли товаров народного потребления, новое пенсионное законодательство, жилищное строительство.

- Всё сразу? - скептически переспросил Иван.

- Прямо завтра не будет, но на грядущем съезде часть идей огласят публично. Это ж уму не постижимо, как можно было столько лет нарушать устав и не собирать.

Потому что партия ничего не решала, подумал внимательный слушатель. За нее и сейчас принимают указания наверху. А снять ЦК мы не можем. Нет такого механизма. Если я сам член ВКП(б) это еще не означает, что не умею читать Конституцию и не вижу, кто управляет. Отнюдь не Совмин, он же Совнарком.

- Одно из возможных направлений возврат к НЭПу...

- Наши сограждане только в марте 48г получили Постановление о частнособственническом имуществе в артелях. Числа не скажу, но несколько тысяч посадили.

- Власть сменилась, - Трубников ничуть не смутился. - Будет всем послабление. Идет разговор и о предоставлении концессий иностранным компаниям. Стране позарез требуются новые технологии и товары для народа. Не привозные, созданные на месте!

- И кто второй раз купится на обманку? Я как-то говорил с одним бывшим, так договор заключали не меньше чем на десять лет и до сорока. А по факту, получив станки и убедившись, что наших научили, начинали щемить импортных дурачков. То профсоюз натравят, то прибыль запретят вывозить, хотя все в соглашении прописано четко. Вроде, кроме японцев, всех выперли. С самураями связываться опасались. Так на Сахалине и качали до последнего момента нефть для их флота.

- Что Ленин сказал про веревку? Капиталисты за сто процентов прибыли удавятся и дадут нам все что угодно. На этот раз мы готовы, действительно, вводить новые порядки всерьез и надолго. Иначе снова голод и коллапс. Мы еще не оправились от послевоенной засухи, а специалисты предупреждают о плохой погоде в этом году. Возможно и в следующем. Сталинский план преобразования природы, - он запнулся, проглотив нечто непечатное судя по смущенному виду, - проводится в обычном стиле штурмовщины с последующими докладами о перевыполнении. Бюджет огромный, а результат пока сомнительный.

То есть газетные статьи, невольно сделал вывод Воронович, полный вздор.

- Пакет предложений огромен, но обсуждать подробно пока невозможно. Что-то непременно изменится, другое добавят. Основные тезисы прозвучат в программном докладе на съезде партии для всей страны! Да, - спохватился после очередной дозы, - все про себя и про, - он неопределенно повел рукой в сторону потолка. А вы то, как?

- А я вроде на хорошем месте, да весь в непонятках.

- В смысле?

А почему нет, подумал Воронович. И выложил всю историю, закончившуюся срочным прилетом Багирова в Москву.

- Вместо осуждения воров и отдачи под суд мягко пожурили виновных. А теперь нам вменяют тенденциозное проведение ревизии и предвзятое отношение к руководству республики. Как бы снова, - оглянувшись на дверь, слава богу Ирка не вернулась и показал пальцами решетку, - не загреметь.

- Неприятно, - сказал Трубников после паузы, явно нечто в мозгах прокрутив, - но бояться не следует. Я не министр, но кое-что доходит. Маленкову и Берии нужна поддержка в ЦеКа. Если в РСФСР у них прямых врагов не осталось...

Иван кивнул, он помнил их беседы неплохо и расклад с убиранием с доски Жданова, Молотова, Абакумова, Вознесенского и Кузнецова. Все так и вышло. Не зря на похоронах Сталина Георгий Максимилианович речь произносил.

- ... то в республиках не все так просто. На этом этапе важен компромисс. Багиров и его люди теперь у них в кармане. А убирать всю головку Азербайджана перед съездом, вонь поднимется. Лучше получить подконтрольные голоса 'за'. Наверное некие трения имелись, раз Берия прежде поддерживал Багирова и вдруг... Вы ведь понимаете, что это предположение? - внезапно озаботился.

- Еще бы, - согласился Воронович. - Полагаете полезные кадры, способные накопать и на других еще пригодятся Лаврентий Павловичу?

Трубников демонстративно развел руками.

- Тебя арестовали из-за меня? - спросила Ирья прямо с порога, когда вернулся домой, проводив гостя.

Больше они ничего такого занятного не поднимали, особенно, когда жена вернулась и как положено хозяйке чай принесла. Возможно ничего такого она не имела в виду, однако, похоже, Трубников принял за намек. Мол, пора. Долго после не задержался. На прощанье напомнил о звонке, а на лестнице еще раз поблагодарил с пылом. Под конец аж прослезился от переполнявших чувств. Воронович к таким излияниям не привык и почти с облегчением запихнул гостя в вызванное такси.

- Нет, - отрезал Иван. - Чистое совпадение.

Он молча ждала, прислонившись к стояку и не пропуская внутрь.

- Честное слово. Я просто подвернулся совсем по другим причинам. Товарищ Сталин очень вовремя умер, а то б многие загремели, как в тридцатые.

Он протиснулся мимо жены, направляясь к столику.

- Может хватит? - спросила, когда налил в рюмку остаток коньяка.

- Вот допью и все, - максимально убедительно заявил Воронович. - Что такое бутылка на двоих взрослых мужчин?

- Итак, - усаживаясь в обычную позу, которая его не первый год ставила в тупик. Что за удобство, когда нога под себя. - Я ни о чем тебе не спрашивала, а теперь узнаю такое.

Четыре месяца на нарах за решеткой - это ж такая ерунда, хотелось сказать. На самом деле - нет. Можно сколько угодно утешаться, что от сумы и тюрьмы никто не застрахован, а испытать на практике приятного мало. Да было б реально за что! Кроме жены с чужими документами за ним числилось кое-что посерьезней. И не история с предупреждением Кедрова. Самая настоящая измена родине. Хотя он так и не считал.

Студилин был буквально одержим на поиске иностранных агентов. Все время требовал искать американцев и как националисты получают выход за кордон. Остальные копали на побережье, а вот он пошел совсем в другом направлении. И нашел. Все-таки, можно признать, хороший сыщик. И знает где и как искать.

Только совсем не то обнаружил, о чем мечтал начальник. Настоящий канал для ухода за границу, без всякой липы. Но не для агентов, а для желающих смыться из Союза. Через Литву и Польшу с Чехословакией во Францию и на Ближний Восток. И он тихонько оседлал связи. И не стал торопиться с докладом. Сначала не было мыслей ни о чем таком. Студилин бы всех загреб и получил орден. А здесь есть шанс на красивую комбинацию. Фактически появилась возможность подсунуть человека с нужной легендой для внедрения на Западе. И не одного.

- Оно тебе надо? Во многие знания есть многие печали.

- Я никогда не пыталась выяснить о твоих служебных делах, но промолчать о таком? Немножко неправильно, а?

- Ну, правда, никакой связи с твоей поездкой.

- Я вроде живу в этой стране и твоя жена. Имею право знать, что происходит?

- Происходило, - выпив коньяк, заверил. - Ситуация серьезно изменилась. Ей богу, что ты хочешь услышать? Раз в газетах не писали, значит советскому народу знать не положено.

- Я не народ.

- Армию шерстить начали, - мысленно плюнув, какая нынче разница, да и достаточно ума имеет, чтоб с чужими не трепаться. - Сначала авиационных генералов забирали, моряков трусили, потом за производственников взялись. Через них пошли к артиллеристам и танкистам. Огромное количество брака и военная приемка закрывала глаза.

- Но это ж справедливо? Они виновны?

- Ага. Когда берут за нарушение технологий или неправильное расходование средств. А вот когда шьют сознательное вредительство по заданию троцкистов или чьих-то разведок, совсем иначе смотрится. Параллельно гребут всех уже отсидевших срок и паяют антисоветскую пропаганду. Бывших пленных и партизан, пропущенных в свое время через фильтрационные лагеря с подтверждением отсутствия вины. Это я, к примеру. Сомнительных, но без доказанных свидетельств о сотрудничестве с немцами. Бывших эмигрантов. Это ты. Под гром фанфар о приоритете России во всех областях начинают гонять космополитов. ЕАК не просто разгоняют, многих сажают и к стенке ставят. Они все назначенные партией для втирания очков иностранцам и всю войну доили с них деньги. Теперь пойдут по процессу сионистов. Одновременно, за желание сделать отдельную русскую партию в ВКП(б), как есть в любой республики, хватают кучу народа в Ленинграде. Их было за что сажать, уж наслушался. Но то снова хозяйственные дела. Не враги, какие. А им клеят именно заговор. А там уж расходящимися кругами пойдет. Этот знает того, тот этого. Говорил нечто не вполне патриотичное? Да ты враг народа!

Он принялся вытряхивать из бутылки последние капли коньяка и опрокинул в глотку, недобрав до края рюмки.

- И в Эстонии вдруг обнаружились недостатки. А все почему? Попытка срыва колхозного строительства в ЦК республики. Затаившиеся буржуазные националисты. Что характерно, сплошь сняли бывших подпольщиков, а не советских, присланных после освобождения. Короче, к любому процессу из перечисленных, при желании, можно меня пристегнуть. С одними знаком, в другом участвовал, третьих вовремя не посадил и это подозрительно. Нам повезло, - сказал совершенно трезво. - Тебе, мне, Трубникову и всей стране. Проживи товарищ Сталин еще пару лет и сгноили бы в лагере новые тысячи. Десятки тысяч. Хотя нет, расстреляли б. Смертную казнь по просьбам трудящихся вернуть успели до похорон. Видать по инерции, но указ подписан.

- Не может один, даже Верховный, отвечать за все.

- Ну не знаю, чего в котелках у наших самых главных варилось. Но кое-какие выводы сделать не сложно. Абакумова сняли и моментально половину уже ведущихся дел тихо прикрыли. Новому министру процессы оказались не востребованы. Я потому и выскочил. Очень похоже Берия с Маленковым убрали опасного для них человека без санкции, потому что почуяли опасность для себя. Это классика, стратегия противовесов. Жданов тянет в одну сторону, Молотов и Берия в две другие. Я упрощаю, но Абакумов пришел на место Лаврентий Палыча, возглавив спецслужбы. И вдруг никого не осталось. Одни Берия с Маленковым. Выходит, они всех и убирали. Вознесенского, Кузнецова, Абакумова, Молотова. Не своим руками. Приносили компромат, к примеру. Но тогда Сталин в последние месяцы совсем в неадеквате был. Иначе б не решились. Или вообще, - он невольно понизил голос, хотя никто слышать не мог, да и без того говорил тихо, - реально яду подсыпали. Сразу после ареста министра МГБ, Иосиф Виссарионович дал дуба. Им за Бухаринами и Ежовами позарез идти не хотелось. Наш Вождь никого не жалел. Молотова и то убрал с постов. А сначала жену арестовал и ждал, станет ли просить.

- И стал?

- Говорят - нет. Побоялся. А мне правду не докладывают. Так, слухи.

- Тогда ты гораздо лучше, - задумчиво сказала Ирья. - Спрятал меня, понимая, чем рискуешь.

На самом деле все гораздо хуже, чем ей представляется. После перевода в милицию, о вычисленном канале за рубеж, так и не доложил. Оказалось, не зря. Если б его посадили, по отправленному Дагмар письму пришел бы сигнал. Псковский связник передал б Ирку с рук на руки и она ушла б по цепочке за кордон. Лучше так, чем всю жизнь бояться. Он собирался использовать втемную всех. Не понадобилось? И слава богу. Риск все-таки немалый и статья расстрельная. Но не жалел. Как говорил Пряхин, свои родные ближе любой идеологии. Потому что они родные и Родина моя в них. И Дагмар дом отдал не потому что согласилась выполнить просьбу, все одно не понадобилось. Просто должны где-то жить ее найденыши, а пустая изба долго не стоит.

- Ага, - сказал вслух. - Я самый лучший. Только тапки все одно не надену.

На звонок телефона оба невольно вздрогнули. Ирья посмотрела на аппарат, как на ядовитую змею.

- Да, - сказал Иван. - Я. Слушаю. Ага. И зачем? Понял.

В глубине души он чувствовал облегчение. Чтоб не ждало впереди, но решение приняли. Теперь дадут новое дело.

- Что? - спросила жена.

- С работы. Завтра явиться к 8.00 при полном параде к Шкирятову.

- Зачем?

- Направление на новый фронт работ.

- Опять надолго?

- Вроде в Москве. И тон такой, знаешь, хоть и деловой, но поздравительный.

- Генерала дадут!

Шутит - это хорошо. Неприятная тема ушла. Успокоилась.