Одно хорошо. Могло быть и гораздо хуже. Находился в одном шаге от отправки за решетку. Было б желание, а к чему прицепиться всегда найдется. Нельзя сказать совсем уж безгрешен. Допустим, измены родине не было, но мелкие злоупотребления по части финансов, хотя и не для себя, а на общее благо, найти не сложно. Плюс свары с назначенными комиссарами и командиром соединения, превышение власти, парочка сомнительных расстрелов и реальные контакты с американцами, немцами, поляками и прочими сионистами. Можно сказать, по-доброму отнеслись. Бориса запузырили в лагерную охрану куда-то в Сибирь. Многих сидевших с ними в фильтрационном лагере и вовсе отправили на границу с Китаем. Японцы после Берлина тоже быстро капитулировали, но гражданская война между коммунистами и гоминданом в самом разгаре. Мы, естественно, всячески поддерживаем друга Мао. Будто своих проблем мало.
Трамвайная остановка имелась, где подсказали. Да и не сложно идти за толпой с поезда. Не он один приехал. Самого транспорта пока не наблюдалось. Кроме того, куда торопиться. Если не считать дороги до Таллина он очень давно не находился на свободе. Без пригляда со стороны начальства и подчиненных. Не требовалось нечто изображать, ни отличника боевой и политической подготовки для первых, ни несгибаемого Ворона для вторых. Можно позволить себе спокойно выпить пивка. Тем более, пока станет приятно проводит время народ разойдется и не придется пихаться в переполненном вагоне. Ведь стоит прибыть на место и снова примутся гонять с поручениями.
Соответствующее заведение прямо через дорогу, а вещей особых не имеется, чтоб тяжело таскаться. В 'сидоре' кроме выданного на дорогу пайка, новенького мундира и нижнего белья, всякая мелочь вроде бритвы, мыла и иголки с нитками, запасная гимнастерка и импортный костюм из Варшавы. К нему б еще хорошие ботинки, но чего нет, того нет.
Воронович пересек дорогу, пропустив телегу с каким-то барахлом. Стоящий с заведенным двигателем грузовик вроде не собирался трогаться. Водила сидел в кабине и курил. Может ждет кого, подумал мимолетно, направляясь к заветной двери и уже возле нее услышал хорошо знакомые звуки выстрелов внутри. Створка распахнулась от удара и оттуда задом выскочил молодой парень, в характерной позе, держа в руке 'вальтер'. Без формы, неуставное оружие, готовность стрелять в преследователей.
Пистолетчик двинул ногой, захлопывая дверь и начал разворачиваться. Даже если не бандит, выяснять предпочтительно в более спокойной обстановке и без оружия. Тем более, лично у него не имеется. Должны были выдать по новому месту службы. Воронович не раздумывая, двинул носком в бедро юноше. Сапог с железными набойками со всей дури - это больно. Отшатнувшегося и невольно взмахнувшего рукой, ухватил правой ладонью за запястье, а левой чуть ниже локтя. Резко нажал, заламывая на болевой прием, вбитый намертво в рефлексы еще в учебке пограничных войск.
Парень вскрикнул, роняя пистолет и падая на колени. Когда выламывают сустав весь героизм куда-то исчезает, а ты послушно кланяешься, мечтая об отсутствии боли. Взревел мотор по соседству и моментально взвыли включившиеся от опасности старые рефлексы. Воронович еще ничего не понял, но шарахнулся с крыльца, утаскивая за собой 'стреноженного' парня. Очень вовремя. По двери ударила короткая очередь и пленный дернулся от попадания. Крайне удачно прикрылся. Мимо проскочил тот самый грузовик. Шоферу стрелять из автомата через дальнюю дверь было крайне неудобно, еще и держа руль. Только это и спасло.
Двинув по затылку и без того обмякшего парня подобрал 'вальтер' и больше сгоряча, чем реально надеясь попасть несколько раз выстрелил вслед заворачивающей за угол машине. Раздраженно харкнул на землю, поскольку если и угодил куда-то, то точно не в человека, обернулся к лежащему. На светлом коротком пальто расплывалось большое темное пятно. Не показалось. Стрелок в него попал. Интересный вопрос, подумал, распарывая торопливо извлеченным из 'сидора' ножом ткань, в кого он стрелял. В меня или собственного товарища.
Ранение в живот было слепое, выходного отверстия нет. Ничего хорошего. Еще и цвет темный. Повреждение вены. Возможно внутри целое море вытекшей, снаружи не разобрать. Так и помрет незаметно. Только и остается зажать рану, в надежде остановить кровь. Помочь ничем другим без операции нельзя. Все это произошло за меньше минуты, рассказывать и то дольше. Он еще рвал на куски рубаху раненного, намереваясь использовать вместо бинта, когда истерический голос потребовал:
- Руки вверх!
С ППШ в трясущихся руках стоял совсем молоденький морячок, явно не видевший фронта. Такой с перепугу запросто застрелит, а потом сам же плакать станет. Откуда вылез, неужто из пивной?
- Я капитан МГБ Воронович, - старательно подчеркивая каждое слово, чтоб успокоить, произнес. - Удостоверение в кармане. Сейчас покажу и очень медленно протянул руку к куртке, отслеживая краем глаза, как топотом бегут в их сторону еще трое мореходов с повязками патрульных. Возле вокзала видел, но они никого не трясли. Ну да, город портовый, наверняка военные корабли. Кому ж охранять, как не этим.
- Стоять! - взвизгнул морячок. - Хенде хох!
- Ты что дурной? Я тебе немец?
Тут прозвучало и вовсе непечатное.
- Не видишь, сейчас кровью истечет?
Добежавший наконец человек в кителе морского офицера сходу двинул прикладом в плечо.
- Ах ты ж гнида эстонская! - орал он при этом.
Подлетевший матрос добавил в бок.
- Я офицер МГБ! - крикнул Воронович, прикрывая голову руками. - Я ж тебя потом, - и тоже перешел на непечатный язык.
Похоже помогло. Бить дальше не стали. Изволили дождаться под прицелом извлечения удостоверения и после внимательного изучения офицер пробурчал нечто извинительное. По крайней мере разрешил дождаться у пивной приезда следственной группы. Сидевших внутри тоже задержали до последующих распоряжений. А чтоб не разбежались, загнали внутрь. Там оказалось два трупа в форме советских офицеров. Подполковник с лейтенантом. То ли дожидались поезда, то ли как Воронович с него. Чемоданчики и новые шинели. Петлицы общевойсковые.
Судя по обстановке, парень зашел и осмотрелся сначала. Стреляли в упор, а они даже не пытались защититься. Оружие у обоих на боку в застегнутой кобуре. Дебелая, как положено буфетчице, тихо всхлипывала в углу в прострации. Наливать посетителям, старательно огибающим по дуге покойников и брать деньги за это, ей не мешало на полном автоматизме.
Кроме этих сидело за столиками еще семеро. Двое инвалиды, остальные местные в гражданском. Поскольку делать было нечего, в ожидании начальства продолжали хлебать пиво, заедая сушенной мелкой рыбкой и обмениваться впечатлениями. Воронович все равно ни черта не понимал, поскольку беседовали они на эстонском. Но выпить это не мешало, как и следы крови на полу и покойники, которых запретили трогать и возле них поставили часового, жадного наблюдающего за распитием слабоалкогольных напитков.
Минут через сорок приехали кому положено. В помещении сразу стало тесно. Один принялся расспрашивать выпивох, второй занялся буфетчицей. Старший, полноватый и мордастый, в отличие от остальных был форме с подполковничьими погонами. Видать не часто такое случается прямо в центре столицы республики. Он внимательно изучил документы и хмыкнул.
- Сопроводиловка на тебя пришла на днях.
Ну очень хотелось заглянуть в личное дело, но не по Сеньке шапка.
- Будешь служить у меня в отделе. Сходу, значит приступил к выполнению обязанностей?
- Так вышло.
- Студилин Дмитрий Алексеевич, - протянул руку.
- Воронович Иван Иванович.
- А это мой заместитель. Майор Кабалов Никита Андреевич, - кивнул на второго, молча стоявшего рядом.
Этот был поджар и крепок. Настоящий волчара.
Еще одно пожатие.
- Рассказывай.
Доклад был короток и по существу. Как учили когда-то и заставлял других. Никаких свободных изложений в стиле как я провел время и что думал. Одни факты. Все максимально четко и коротко.
- Обычная полуторка, - закончил. - Выпуск военного времени с одной фарой и деревом вместо двери. В номере было 792, но букв не запомнил, мельком видел, при переходе дороги и не обратил внимание.
В стандартном две буквы и четыре цифры, но встречались самые дикие сочетания из-за наличия трофейных машин и старых номеров.
- На заднем борту скол верхней доски. На крыле следы от пуль. Даже если машину угнали, их не может быть много с такими приметами.
Начальник посмотрел на Кабалова. Тот понятливо поднялся и вышел. Видимо звонить. Телефона в пивной не имелось, но на вокзале наверняка найдется.
- Вот так и живем, - неизвестно зачем сообщил подполковник. - Эсти метсавеннанд уже в Таллине.
- Кто?
- Лесные братья по-эстонски. Привыкай, капитан.
А скоро их будет толпы, подумал Воронович, не пытаясь перебивать.
Постановление о начале полной коллективизации в Прибалтике вышло буквально на днях. До сих пор особо не заставляли, если верить лекциям на курсах, хотя порой давили. Теперь начнется всерьез. И появятся желающие стрельнуть в окошко, а также сводящие счеты. Кое-что он о советской коллективизации слышал. В партизанском отряде у многих развязывались языки и болтали. Конечно никто не признавался в таких делах, но и про липовых кулаков, и про высылку, и первую категорию приходилось слышать. Здесь будет ничуть не лучше. Местные еще не забыли прежние порядки, а оружия валялось после боев немало. Работы предстоит много и не самой приятной. Каким местом наверху думают?
- Вряд ли польза, - говорил между тем Студилин, - будет от твоего номера грузовика. На дорогах довольно часто машины останавливают. Их, как правило, не сжигают, а используют, застрелив шофера и получая транспорт. Потом ломанут магазин в одном конце и на скорости уходят с товаром в другой. Проселки они замечательно знают. Но все равно, молодец. Да, Павел? - спросил вошедшего с улицы высокого мужчину в длинном пальто.
- Помер гнида, - ответил тот, явно имея в виду раненного. -Никаких документов. В кармане только повязка, - швырнул на стол сине-черно-белую тряпку.
Это Воронович уже в курсе. Цвета буржуазной Эстонии.
- Отпечатки пальцев сняли. Чего дальше?
- Чего-чего, в морг вези. Стоп! Возьмешь с собой нашего нового товарища. Закинешь в общежитие, пусть устраивается. Завтра покажешь управление.
- Гродин Паша, - сказал тот уже на улице, - старший лейтенант.
- Воронович Иван, - в тон ему ответил, - капитан.
- Грузим трупака, - приказал морякам Павел, показывая на обычный ГАЗ военного времени. - Давайте-давайте. Быстрей управитесь, скорей свободны.
Сам он явно не собирался помогать. Впрочем, на пассажирское сиденье не забрался, тоже в кузов полез. Постучал по кабине.
- Трогай! Ну и как тебе нравится? - спросил небрежно Гродин.
- А что, такое часто бывает?
- У нас почти никогда. Армии полно. Сразу облаву устроят и уйти сложно. Зато в Пярну и в деревнях в порядке вещей. В прошлом году не меньше трех сотен убили. И ведь не солдат, боятся. Почти всегда местных. Партийцев, получивших землю от советской власти, врачей, учителей, милиционеров, просто подвернувшихся под руку. Грабят напропалую. Про свободу орут, а на деле зашли на хутор, забрали мед и сапоги. Налет на сельпо - унесли 150 метров мануфактуры и ящик водки. Для освободительной борьбы самое то.
- Ну из Америки им же жратву не скидывают, вот и крутятся, как умеют.
- А, ты ж из партизан, - сказал он со странной интонацией.
А ты видать из СМЕРШа и привык среди своих заговоры искать, хотелось ответить. Промолчал. Иногда лучше лишний раз рот не раскрывать. Особенно с незнакомыми. Целее будешь. Он-то прекрасно понимал идею. Учителей, объясняющих, что правильно кричать 'Хайль Гитлер!' и полицаев из местных тоже стреляли без разговоров. В чем разница? Для нас помогающие нацистам предатели, для них коммунистам. Чтоб уничтожить врага нужно его понимать. Любить вот не требуется. Дураком считать тоже.
- Правду говорят, - доставая папиросы, - что прибалтов после проверки в фильтрационном лагере домой отправляют?
- Уже в курсе? - Гродин не стал отказываться от курева и ответно предложил зажигалку.
В газетах такие вещи не печатают. Но слухи моментально появляются.
- В поезде говорили.
- Директива ? 54 от 3 марта 1946 года. В армию и рабочие батальоны не брать.
- И за что такая льгота?
- Государство и лично товарищ Сталин очень гуманные. Говорят, не запятнавших себя кровью предателей Родины вместо ссылки тоже по домам отправят.
Это чего, вместо шестилетнего стандартного срока в родную хату?
- Вроде как мобилизовали насильно. А ты попробуй выясни стрелял он или нет в наших. Все врут. Мы можем брать только крупных чиновников прежней администрации и офицеров с эсэсовцами. А остальных на производство. А то их мало для развода осталось. И знаешь, что в результате?
- Что? - послушно переспросил Воронович.
- Вызвали тут одного такого деятеля на допрос, а он вместо того чтоб явиться подался в бега. Теперь лови гада в лесу. Да не одного, у него группа из пяти человек. А тоже был якобы насильственно мобилизованный. Ни в чем не замешан, с немцами не ушел, остался.
- В смысле дезертир?
- В смысле борец за независимость. Пока жареным не запахло в форме ваффен-эсэс ходил и не мешала. А как воевать, так слинял в кусты. В безоружных стрелять много легче. Вот такой здешний контингент. Через одного вражья кровь и в спину готовы стрелять. Мало их в 41м выселяли. В десять раз больше требовалось!
Жить в окружении множества людей он привык с детства и ничего ужасного в общежитии не находил. Очень прилично, надо сказать. В сильно разбитом городе двухэтажное каменное здание практически в центре. Водопровод, даже душевая на этаже и туалеты, отопление зимой, электричество и газ на общей кухне. Что еще нужно нормальному человеку?
Получив положенный матрац с серой простыней и подушкой, разложил его на стандартной армейской койке с железной сеткой и осмотрелся. Три человека живут в комнате, включая его. Не казарма, все-таки здесь располагались офицеры МГБ и МВД. Хотя, вроде бы, теперь одно ведомство. Можно надеяться на отсутствие стандартных коммунальных склок. Семейные жили на первом этаже и сейчас на втором тишь и благодать. Все чем-то заняты на работе.
Кроме кровати в его личном пользовании имелась тумбочка, куда перекинул всякие бытовые мелочи и гвозди в стене, заменяющие вешалку. На один приспособил костюм, на второй мундир, полюбовавшись на собственные награды. До сих пор не привык к наличию. Выдали сразу горстью после прибытия на курсы, наряду с формой. Погоны всерьез раздражали. Умом понимал удобство и необходимость, а где-то изнутри ехидный голос напоминал про золотопогонников и бар, в море купающихся.
На столе, по соседству с грязными тарелками лежал почему-то журнал 'На боевом посту' издававшийся политуправлением внутренних и конвойных войск. Кажется в их комнате таковых не водилось. Павел точно здесь проживает, раз сказал брать ключ от его комнаты. А кто третий не удосужился выяснить. Ну ничего, познакомимся, подумал. Распахнул окно, с треском оторвав замазку с зимы. Пусть слегка проветрится и завалился на койку, закуривая и открывая журнал.
На крик 'Подъем!', - невольно подскочил, роняя с груди печатное издание и распахивая заспанные глаза. Его хватило на просмотр оглавления и одну папиросу. Загасил в пепельнице, изготовленной из гильзы малокалиберного снаряда и моментально задремал.
Вместо дневального обнаружился все тот же Гродин, отправившийся с трупом в морг.
- Собирайся, едем.
- Куда? - послушно засовывая ноги в сапоги, спросил Воронович.
- Мы в Вильяндиский район, хутор у озера Выртсъярв, - он ухмыльнулся. - Язык сломаешь с таких названий, специально учил.
- А что там? - уже на ходу, сбегая с лестницы.
- Буржуазные националисты в количестве пяти штук. По твоей наводке грузовик тормознули на КПП. Водителя повязали и он начал давать показания.
- Так быстро?
- Наверное не очень стеснялись при допросе. Там участковый эстонец из воевавших и Герой Советского Союза. Да-да, - подтвердил на быстрый взгляд. - Такие тоже есть. Он лесных братьев очень не любит, а они его попадись - на части порвут. Да, ты не понял. Мы-то туда. А ты в Лехмья.
- Куда?
- Деревня такая по дороге недалеко. Там нынче совхоз имени Ленина организовали. Ага, - сказал, - вот и Игнат Васильевич, - показал на понурого пожилого человека в толстых круглых очках с саквояжем у грузовика. - Наш криминалист. Это и есть капитан Воронович, - сказал уже тому.
- Оружие хоть дайте! - потребовал Иван, уяснив, что сейчас его отправят неведомо куда с дедулей, не способным защититься даже от зайца.
- Стрелять не понадобится, но ты прав. Не гоже с голыми руками шляться. Минутку, - и его личный Сусанин умчался назад в общежитие.
- Что случилось то? - спросил Воронович у старичка.
- Из сельсовета позвонили, - неожиданно басом ответил тот. - Трупы нашли старые. Там когда-то был оборонительный рубеж. Остались старые окопы, блиндажи, надолбы, мины, неразорвавшиеся снаряды. Нормальные люди туда не ходят, а мальчишки... Их не удержать. Ну вот и наткнулись. Возможно это еще с 41го лежат, но проверить необходимо, раз сигнал поступил.
То есть послали темную лошадку заниматься обычной рутиной, пока остальные примутся ловить врагов народа. Наверное, правильно. Неизвестная величина. Хотя лично он пустил бы чужака сходу в бой, посмотреть на поведение. Но нынче другие командиры с иными правилами.
- Держи, - сказал вернувшийся Гродин, вручая ППШ с подсумком. Там оказалось еще два запасных диска. Вернешься, отдашь. Выпишем официально личное оружие, а пока так. Поехали-поехали!
Трупов оказалось шестнадцать. И чтоб уверенно заявить по крайней мере о части - недавние, совсем не требовалось быть экспертом. Характерный запах и часть тел еще не разложилась. Полностью раздетые покойники находились в бывшем ДЗОТе достаточно далеко от дорог. Подъехать на автомобиле по здешней грязи невозможно, не оставив следов. Понятно, что даже здоровый мужчина никак не мог тащить волоком или на руках человеческое тело многие километры, да и местность открытая. Выходит, убийца совершал преступление где-то неподалёку и перенос трупов осуществлял ночью.
- Никак не так! - горячо возмутился здешний глава совхоза.
Зубодробительную фамилию с дважды повторенными гласными Воронович не запомнил.
- Нет среди наших таких... э, - он явно не знал слова на русском.
- Уродов, - подсказал капитан.
- Та, фот. Это самое, - глядя на очередную убитую, выносимую из темной дыры входа, согласился. Их выкладывали на брезент одну за другой, тихонько матерясь на русском и видимо на эстонском, часть слов непонятны, пригнанные из совхоза помогать работницы. Поначалу пришлось заставлять, уж больно запах неприятный, но гаркнули совместно, куда им деваться. Не начальникам же носить, тем более у здешнего до локтя руки не хватает. - Тфы смотри, офицер, - то ж тефки.
Волосы даже у дошедших до скелетного состояния сохранились и ошибиться сложно.
- У меня ф 'Ильиче' мужикоф и нету. Раз-тфа кроме меня. И те многотетные. Куты им такое паскутстфо творить.
- Хочешь сказать, не националисты убивали?
- Они б меня грохнули, - уверенно заявил эстонец, ничуть не затрудняясь на слове. - Мяги еще. Тот при Пятсе сидел, как коммунист. А зтесь чужачки. Никто у нас не пропадал. Таллинские тефки.
В любом случае требуется поднять данные о пропавших женщинах за последние год-два. И очень может быть прав. Городские.
- Ты, начальник, тафо-этого, не фешай на нас.
- Сидел?
- Ф штрафной роте был. Ну украл со склада кой чего, - без особой охоты признался, - так фину искупил, - он дернул плечом с пустым рукавом.
Судя по полученной на прощанье от Гродина краткой справке предприимчивый был человек. Вернувшись в сорок пятом умудрился понравится начальству и был назначен в совхоз. Работу знал, голова варила и ухитрялся выполнять план, не обижая подчиненных. Такие умудрялись приспособиться к любой власти и неплохо существовать. Причем явно не ворует, хотя, наверняка, что-то крутит. Без этого нынче никто и нигде.
- А прежде такое бывало? Ну до войны?
- Не, не приходилось слышать, - помотал отрицательно головой. - Люти стали хуже зферей. Баб кругом полно, горотские за пол мешка картошки сами татут.
Он ничуть не преувеличивал. После войны страна лежала в разрухе. Нехватка рук, техники, скота, а на европейской части СССР были уничтожены многие села полностью, привело к резкому обострению нехватки продовольствия. Если во время войны отсутствие части продуктов сглаживал ленд-лиз, то с капитуляцией Германии и Японии американцы перестали нуждаться в помощи СССР. И свою моментально прикрыли.
- Убифать? Урот, правильно гришь начальник.
- Но если не ваш, почему никто не видел. Не один раз приходил!
- Така не отни мы тут. Жилье в сорок перфом посносили, тля обороны материалы зафирали, но фон там, - он показал направление, - поля завотские. Несколько претприятий сеют фторой год картофель, огурцы, капусту для работников. На пайке не протянуть.
И это была чистая правда. Вороновичу в месяц положено 850 рублей. Шесть дополнительных буханок хлеба. Хорошо большинство продуктов по карточкам, но выдаваемого не хватало. Все время ходишь голодный. Толстенной пачки денег, выданной за прошлые заслуги, поскольку в лесу банка не имелось и денежное довольствие не перечисляли, хватит на годик максимум. И его положение еще не самое худшее, все-таки работники МГБ неплохо устроены в сравнении с остальными.
При зарплате чистыми рублей в 200 у молодого рабочего питание в заводской столовой обходилось в 8-9 в день. И это было отнюдь не много. Но без дополнительных огородов выживание становилось достаточно проблематичным. Начальство это понимало и всячески помогало. Выбивали землю под личные и общезаводские посадки. Давало транспорт для привозки собранного урожая. Оплачивало охрану. Проблема все та же. Это ведь в нерабочее время, после смены. Но жить захочешь, еще и не так постараешься.
- Парочка сторожей есть. Фот их и смотрите.
- Ну что скажите, Игнат Васильевич? - спросил Воронович подошедшего криминалиста.
- Следы прижизненного связывания указывают на обездвиживание жертв. Смерть этих людей...
- Мужчины среди них есть? - перебил Воронович.
- Уверенно могу сказать - нет.
То есть возвращаемся к теории о свихнутом насильнике.
Криминалист посмотрел внимательно и продолжил на кивок своим удивительным шаляпинским басом.
- ... последовала в результате причинения каждому из них открытой травмы мозга.
- Топором по башке?
- Возможно и топором. Характер причинённых ранений и специфика постмортальных манипуляций ясно указывает на то, что всё содеянное является делом рук одного и того же преступника. Либо преступников, - помолчав, добавил. - Время совершения убийств точно не установить, но не раньше осени сорок пятого и не позже зимы сорок шестого. Возможно при более детальном осмотре нечто выяснится, но вряд ли. Хотя, у одной есть очень характерная примета, благо передняя часть черепа сохранилась.
- В смысле?
- Зубы выросли неровно, здесь, - он показал, - дырка. Не выбиты.
- Не-а, начальник, - замотал головой, стоящий рядом деятель из совхоза на взгляд, - не знаю таких.
- Тогда везите их в морг, а мы с, - Воронович посмотрел на эстонца, - прогуляемся. Где, говоришь, сторожа проживают?
Опозданием это назвать нельзя, как раз к окончанию обеденного перерыва пришла, но не сомневалась, что Клава устроит очередную головомойку. Всегда являлась самая первая, на пол часа раньше и контролировала приход. По жизни заведующая не плохая баба, но регулярно старается продемонстрировать свою крайнюю важность. Не слишком образованная, зато муж каперанг и назначена свыше. Кроме всего прочего искренне верующая во все пропагандистские лозунги и пытающаяся их вбить немногочисленным подчиненным на постоянных собраниях. Ирья надеялась хоть в таком месте избежать столь важных для советских властей мероприятий, но даже четыре сотрудника, включая уборщицу, не могли изменить положения. Требовалось не просто выслушивать политические установки, но и отвечать на вопросы начальства. Хорошо еще ту удовлетворяло пересказ очередной газетной передовицы. Можно было бездумно повторять. Главное личное мнение не излагать. Причем наедине начальница разговаривала абсолютно нормально, без плакатных призывов и интересовалась все больше красивыми вещами.
- А вот и она, - преувеличенно-радостно, вскричала Клавдия Васильевна, стоило Ирье зайти в помещение библиотеки.
Мужчина у стойки был коротко стрижен и явно не эстонец, не смотря на цвет волос. Уж очень характерное лицо. Славянин. Но не из деревенских мужиков, хотя кожа обветренная, как у проводившего много времени на воздухе, а не в кабинете. Брюки военные и сапоги. По нынешним временам ничего не значит. Половина мужчин прошла через фронт. Ничуть не похож на стандартного агитатора или проверяющего из горкома. Даже заграничная куртка не сближала с обычными партийцами.
- Капитан Воронович, - представился тот, глядя серыми глазами, демонстрируя удостоверение. За счет крепкой фигуры, скорее жилистой, чем массивной он выглядел молодо, но лицо - твердое и даже жесткое говорило о малоприятном опыте и старило. - Мы можем поговорить с глазу на глаз? - он выразительно посмотрел на двух девочек с портфелями, извлекающими оттуда книжки.
- У меня в кабинете, - поспешно предложила Клавдия Васильевна, - пока подменю и сама запишу.
- 'Старшин' вернули, Ирья Альбертовна? - поспешно спросила одна из девочек.
Ирья абсолютно не понимала, чем руководствуется коммунистическая цензура, запрещая иногда классику и позволяя печать такое. Повесть Тальбота Рида 'Старшины Вильбайской школы' издали совсем недавно. Причем в переводе на русский. Очень похоже на реальный рассказ о традиционном английском колледже вроде Итона или Херроу. В этой милой и доброй книжке, написанной со свойственными английской детской литературе увлекательностью и ненавязчивой дидактичностью соперничающие отделения, спортивные состязания, вызывающие взрыв школьных эмоций, шалунов-первоклассников и настоящие сложности старшеклассников-старшин с первой любовью. Для здешних школьников все это напоминало сказку и пользовалось огромным успехом. Буквально на ночь давали лучшим друзьям и до полки библиотеки не доходила, постоянно находясь на руках.
- Да, отложила для тебя, - подтвердила, извлекая книжку из ящика.
Если вежливо просят, почему не пойти навстречу. В принципе можно выписать из другой библиотеки или заказать дополнительный экземпляр, но слишком много бумажной мороки. Да и никакой гарантии, что пришлют. Все поставки централизованы и согласно неведомо кем утвержденным фондам. Но это касается новых книг. А на старые, изданные до советов, частенько приходит бумага об уничтожении. Чем им не угодил Таммсааре она так и не поняла. 'Правда и справедливость' вполне себе разоблачение буржуазного общества. Правда там еще восстания и перевороты, может не так освещено, как положено в Союзе. Но чем отличается уничтожение литературы от немецких сжиганий? Отсутствием публичности разве что.
- Я хотел поговорить о Маргит Прууль, - сказал капитан, заодно выключая вечно работающую радиоточку.
Вторую неделю беспрерывно оно повторяло одно и тоже про империалистов-поджигателей войны и особенно злобного антисоветчика господина Черчилля. Ну сказал старик про попытки распространения коммунистических идей в мире и нежелании позволить румынам с болгарами выбирать власть по собственному разумению. Можно подумать не правда. Мало того, прокатили на выборах Уинстона, не смотря на всего заслуги в войну. Кто он такой и чье мнение выражает? А Сталин специально корреспондента позвал и страстно принялся опровергать речь, которую никто за редчайшим исключением не слышал в стране. Это очень нехорошо пахло конфронтацией, тем более на фоне сравнения немцев с англосаксами. На фоне жуткой разрухи и надвигающегося голода снова воевать? От разговоров и газетных статей становилось жутко.
- Я не понимаю, - сказала Ирья сразу, пытаясь нащупать причину прихода, - причем МГБ? Я отнесла заявление в милицию.
Марго что-то сделала и арестована? Я подвела своей глупостью, обратившись в милицию? Ощущение не из приятных.
- То что я скажу, - произнес после паузы капитан, - не должно выйти за пределы этой комнаты.
По-настоящему нарушение кучи правил, но в данном случае лучше быть честным. Иначе зажмется и ничего не добиться.
Она поспешно кивнула.
- Мы нашли несколько тел, - сказал он. - К сожалению, опознать практически невозможно. Возле Львова был похожий случай. Там местная ячейка националистов убивала лояльно настроенных к советской власти или заподозренных в работе на государственные органы. Пока приходится снова проверять всех пропавших в последний год.
- А вещи?
Смотреть на девушку было приятно. Лицо сердечком, с заостренным подбородком и высокими скулами, пухлые губы, чуть вздернутый носик. Волосы гладко зачесаны назад и скручены в тугой узел на затылке. И хотя одета не лучшим образом, старенькое платье не скрывает приятных округлостей.
- Они раздеты и разложились... Уж поверьте, зрелище не из приятных.
- Зубы должны были сохраниться.
Не только красивая, подумал он. Еще и умная. Именно поэтому и пришел. У пропавшей девушки был очень характерный дефект внешности. Возможно даже не портил, пока была жива, а придавал определенный колорит и индивидуальность. Щель между зубами.
- Почему вы пришли в милицию? - не подтверждая, но и не отрицая, спросил.
- Больше некому, - думая о чем-то, ответила Ирья машинально. - Мы с детства дружили и жили вдвоем. Ее родители погибли еще в 41м под немецкой бомбежкой. Мой дом в 44м накрыло.
С западанием пришло в голову, что об этом лучше бы помолчать. Советская авиация меткостью не отличалась и разбила половину жилых районов. Естественно, при условии, что метили по порту или неким военным объектам, а не прямо по населению в надежде запугать, как многие уверяли. Тогда погибли сотни и остались без крова многие тысячи. Разве задним числом утешаться, что никого не подселят теперь. Считай целый дом в распоряжении. Деревянный и не новый. Зато Каламая практически в центральной части города. В прошлом самый большой средневековый пригород Таллина. И рыбу можно дешево у знакомых взять. До сих пор основное население составляют рыбаки. Каламая и есть Рыбный дом.
- Вот и съехались. На работе никому не было дела до исчезновения. Ничего из заводского имущества не пропало, ну и бог с ней.
- То есть вы знакомы много лет? - он сознательно не употреблял прошедшего времени всерьез заинтригованный. У здешних, даже хорошо говорящих на русском, что случалось не часто, если только не жили много лет в СССР в речи заметен акцент. Она говорит очень чисто.
- С детства. И точно знаю, Маргит не имела отношения ни к подполью, ни к, - девушка запнулась. Неизвестно что хотела выдать первоначально, но удержалась, - к вашим секретным агентам. У нас не было друг от друга секретов.
- А брат?
- А что, Юло? - насторожилась. - Он даже у немцев не служил, подался в Швецию.
На самом деле не совсем так. То есть реально хотел удрать, но из-за бурного моря приплыл в Финляндию. А там его поставили перед выбором: выдадут немцам или служить в армии. Он выбрал финнов. Потом те организовали из таких сбежавших целый эстонский полк и отправили вроде бы в Карелию, если намеки правильно поняла. Даже дослужился до какого-то вянрика. Что-то типа младшего командира. Старше унтер-офицера и младше лейтенанта. Ничего удивительного, парень со средним образованием. Притом не трус. Он и уехал не из страха. Не захотел воевать за Рейх. Чего ради за немцев кровь проливать, когда Эстонии никто не обещал независимости. Финляндия, как бы, иное дело. Братство балтийских народов и все такое. После Великой войны финские добровольцы помогали воевать с немцами и красными. До 45г письма приходили. Что с ним стало потом неизвестно. Можно надеяться, что хватило ума завершить маршрут до Осло. Говорят, финны после капитуляции выдавали советам иностранцев. Но Маргит никаких известий не получала.
- Ирья Альбертовна, мне реально нет дела любила она советскую власть, ненавидела или мечтала смыться в Швецию к родственнику. Но вы можете нечто знать, дающее ключ в поисках убийцы. Ошиблись они в оценке ее поведения или хотели отнять деньги, которые копила на эмиграцию - вот это может иметь огромное значение. Может быть есть люди, обещающие переправить за границу, а сами просто убивают и грабят, понимаете? Это не враги власти. Это просто звери и снова станут бить в спину доверившихся!
- Не было этого, - вскричала Ирья. - И денег у нее не было, и золота. Мы еще в войну все ценное продали. И не стала бы она скрывать, реши податься в Швецию.
А ты б в жизни не пошла с заявлением, прочитала в лице капитана, если б она такое сделала. Сама себе на шею статью вешает. Не донесение о преступлении, кажется так? Почему вообще бегство из страны должно считаться злодеянием? Ей все равно с таким происхождением жизни бы не было. Немка по матери, да еще отец хозяин мастерской. Так зачем держать!
- Ничего от брата не приходило, - без особой охоты пробормотала. - Я правда не знаю, а она болтушка была, не стала бы скрывать ничего.
- Хорошо, - сказал капитан. - Будем считать не в этом дело. У нее был мужчина? Любовник?
- Ну, да, - признала без особой охоты. - Андреас Лийве. Его мобилизовали в армию. Сначала отправили в Пруссию, потом и вовсе на Дальний Восток перевели. Он тут не причем. Уж точно, если б к нему или брату собиралась, вещи б в квартире не оставила.
- Я ищу связь, - помолчав, сказал Воронович, - понимаете? Пока что не вижу ничего общего. Разный возраст, место проживания, работы. Но иногда контакт может быть невидим чужому. Ходили в одну школу, ателье, чинили обувь у мастера... Может вы видели, встречали или знаете этих людей? - он положил на стол несколько фотографий. Часть явно из личных дел или паспорта, другие из ателье.
Она медленно перебирала, внимательно всматриваясь в лица. Капитан называл при этом имена и фамилии. Сплошь девушки. И не только эстонки. Из дюжины две точно русские, одна полячка.
- Нет, - сказала, когда закончились снимки. - Никого не знаю. И фамилий таких не слышала. Извините, но ничем не могу помочь.
- Тогда, - вздохнув, произнес он, - начнем сначала. Забудьте, что писали в заявлении. Расскажите максимально подробно о ее последнем дне.
- Но мы не виделись! Когда я вернулась с работы, Маргит уже отсутствовала.
- Но она домой заходила?
- Да!
- Откуда это известно?
- Ну вещи, - сказала беспомощно. - Я ж знаю, как она одевается и потом взяла деньги. У нас общее хозяйство и мы большую часть зарплаты складывали в ящик. Ну себе кое-что оставляешь, на мелочи разные. А остальное общее. Под конец месяца обычно ерунда остается, так что я в курсе, сколько было. И взяла-то всего ничего.
- Зачем?
- Она собиралась купить картошку.
С продовольствием было плохо. По карточкам отоваривали самый минимум и люди покупали с рук у крестьян. Даже там было дешевле, чем в коммерческом магазине, но предпочитали мужики вещами. Килограмм хлеба мог стоить 150 рублей, то есть двухнедельную зарплату библиотекарши. И то, до вычетов. Подоходный налог, займ на оборону, всякие профсоюзные взносы и прочие 'добровольные' минусы. На руки хорошо если чуть больше половины жалованья выдавали.
- У кого?
- Я не знаю, - прошептала Ирья. - На рынке.
Воронович еще помучил девушку, добиваясь от нее обычного расписания подруги и с кем та водила дружбу и знакомству. Все это имело мало значения и вряд ли представляло хоть какой-то интерес по части следствия. Соседей и коллег по работе и без того опросил сегодня с утра и ничего полезного не услышал. Одни старательно выкладывали нужное и ненужное, другие изображали плохое знание русского языка или вовсе немоту. МГБ боялись, но эстонцы за редким исключением советскую власть не любили и временами демонстрировали. В целом, как и с прочими знакомыми пропавших, сплошная пустышка. Но мало ли что всплывет в разговоре. Любая версия должна проверяться, пока не выходишь на след. А в данном случае его нюх отчаянно сигналил. Про трех девчонок прямо сказали про поход на рынок. Две собирались приобрести бульбу. Это необходимо проверить.
В общежитие он вернулся поздним вечером. Оба его сожителя по комнатке уже валялись на кроватях. Эстонец изучал газету в тусклом свете лампочки, а Павел курил, пуская дым в открытую форточку.
Воронович молча поставил на стол пакет с гречкой, парочку огурцов и добавил поллитровку. Пора знакомиться, а то с этой беготней приходил пока спали, уходил еще не встали. Максимум 'здрасьте', а им и дальше в одной комнате жить, в отделе совместно трудиться.
Бутылку он извлек из 'сидора'. По карточкам давали две в месяц и вторую пока решил сохранить. Подумав, добавил банку ленд-лизовской тушенки, заправить кашу. В отличии от техники продовольствие поставляли бесплатно и не только еду, еще и семенное зерно. Иначе б пол Союза с голоду померло, а кто тогда немцев убивать станет? Но с окончанием войны подарки резко прекратились. В газетах писали про неблагодарность и коварный план Маршалла. Он такими материями голову не забивал. Слава богу, в дорогу выдали неплохой паек. Все-таки МГБ снабжалось по высшей категории. А в Белоруссии, судя по письмам, можно дождаться голода. Засуха, послевоенная разруха, почти выбитый скот.
- Где здесь сварить крупу можно?
Эдуард ни слова не говоря взял пакет и вышел.
- Ты на него не обижайся, - сказал Гродин, попутно расставляя тарелки и кружки. Все было металлическое и не бьющиеся. - Эдик стесняется своего русского. Понимать все понимает, а говорить трудно. А так парень боевой. Под Великими Луками Красную Звезду получил.
- Это чего, Луки?
Павел рассмеялся.
- Не обижайся, - повторил через минуту, - но не мешает тебе хоть чего по здешней истории почитать. А то местные коммунисты могут окрыситься. Для них это важно. Первые бои эстонского корпуса в 43г.
- Я воевал в Белоруссии с 41го. И из прибалтов знаю в основном эсэсовцев и литовские полицейские батальоны. 29-й территориальный корпус перешел к немцам чуть не в полном составе. Наша 16-я дивизия из литовцев в лучшем случае на треть состояла.
- Но ведь были и коммунисты, раз несколько тысяч на нашей стороне набралось? Вот и у эстонцев были. Я тебя понимаю, но нам с ними жить и вместе работать. Не все ж гниды. Есть и настоящие большевики! Вот Борис Гансович Кумм, например.
- Это, конечно, - согласился Воронович.
Данного человека он обязан был знать, как начальство. Министр госбезопасности ЭССР. Как положено, высший чин по республике из местной национальности. Заместителем у него должен непременно быть русский. Но птица высокого полета и от какого-то капитана до наркома дистанция огромная. С чего это вспомнил его собеседник? Ближе никого не нашлось или из нелюбимой породы ищущих материал на товарищей? Ляпнешь чего, а он в барабан бьет.
- О, - довольно воскликнул, на появление Эдуарда с котелком и чайником. - Вот и ужин. Сахара у меня нет, зато заварка имеется.
- Да ты богач! Квашеной капусты не привез?
- Я б и сам не прочь, но чего нет, того нет.
Если б сразу сюда, было б много больше. А то сначала фильтрационный лагерь, где тихо растворились польско-американские запасы, потом курсы в Минске и поездка в Ленинград за назначением, будто на месте нельзя выдать на руки предписание. Ничего особо ценного не услышал, разве освежил прежние инструкции. Уставы и параграфы в памяти за длительный срок заржавели, тем более в своем районе он достаточно долго был царь и бог. Судил по собственному разумению, не вспоминая и не используя кодексы и последние указания Пленума ЦК с министерскими инструкциями. Теперь приходилось существовать в рамках социалистической законности, а не отправлять искупать грехи кровью в бою или расстреливать по революционной сознательности.
- За Верховного главнокомандующего, товарища Сталина! - торжественно провозгласил Павел.
Тост, безусловно, стандартный, но не на празднике же сидят. Чем дальше, тем меньше Вороновичу нравился капитан Гродин. Жаль, что молчать, как эстонец не прокатит.
- С салом бы кашу, - честно деля на три равные порции, сказал Павел. - Говорят белорусы не хуже хохлов делают.
- Свинок тоже не осталось. Ну, почти. А на рынке у вас цены огого!
- А вот в 'Правде' про Орловского написали, который лично пообещал товарищу Сталину поднять благосостояние колхоза 'Рассвет'.
- А, читал, - разливая по второй, пробурчал Воронович.
Положительно Гродин или болтун, или провокатор. Кирилла Прокофьевича Орловского он знал лично. Этот был не из тутэшних, а профессиональный диверсант. Кажется и в Испании воевал. Особо не общались, но контактировали, поскольку оба воевали в западных районах. Потом того тяжело ранили и вывезли на Большую землю. И теперь вдруг возник с большими обещаниями. Ну, если лично товарищ Сталин выдаст ссуду, скот, семенное зерно и тракторы, почему бы и не накормить людей. Вопрос, почему надо лично Иосифа Виссарионовича просить и всех ли выслушают. Было б интересно проверить бюджет на сельское хозяйство и сколько он получит. Только в газете про подарок ничего конкретного. И что, обсуждать это? С человеком, которого видит второй день?
- Наверное сможет, - заверил вслух. - Из наших кадр, еще довоенный. А товарищ Сталин что сказал?
- Что? - автоматически переспросил Павел.
- Кадры решают все!
Если надо, он тоже умеет лозунгами разговаривать
Планерка ничем не отличалась от привычных. Студилин выслушивал офицеров и давал распоряжения. Хотя дело о массовых убийствах стояло в очереди, в самом начале были еще и другие, прежние преступления. Поскольку Воронович о былом, случившемся еще до его приезда, был не в курсе, не особо вслушивался, размышляя о своем.
- Иван Иванович? - произнес подполковник.
Воронович невольно вздрогнул. Машинально сделал попытку подняться и на нетерпеливый жест плюхнулся назад на стул. Здесь было не принято в отделе стоять по стойке смирно при докладе. Неизвестно, как с этим обстоит у более высокого начальства, но пока не важно.
- Уровень работы в здешней милиции на крайне низком уровне, - приступил к давно обдуманной речи. - Сразу после освобождения в течение нескольких месяцев найти данные невозможно. Что касается последнего года, одиннадцать случаев исчезновения женщин в возрасте от шестнадцати до сорока лет. Нигде это не зафиксировано, заявления так и лежат, но путем опроса родственников и знакомых установлено: три случая не имеют отношения к нашим. Одна попала под поезд, еще две вернулись домой.
- Погуляли, - со смешком сказал Кабалов.
- Трупов было шестнадцать, - задумчиво сказал Студилин.
- Да, не сходится. Но главное другое, одну все-таки опознать удалось. Некая Маргит Прууль. Работница завода 'Двигатель'.
- О!
- Полагаю к националистам это не имеет отношения, - возразил Воронович, правильно уловив смысл восклицания. Завод имел какое-то отношение к авиации и считался стратегическим объектом. - Никаких намеков на связи.
- Так тебе расскажут.
- Я беседовал не только с работниками бухгалтерии и начальником, но и комсоргом и в отделе кадров побывал.
Сам не зная почему об Ирье умолчал.
- Но это все ничего бы не значило, если б в пяти случаях при вопросах о пропавших не всплыл рынок.
Он еще раз прошелся по родственникам, уточняя. И результат достаточно обнадеживающий.
- Все они собирались за продуктами в последний день.
- Ну что ж, - сказал майор, - тоже версия. Без концов.
- Я вчера побывал там, показывал фотографии постоянным торговцам. Двух, в том числе Прууль опознали.
- Через три месяца?
- У нее очень характерная улыбка. Дырка в зубах. Не выбит, а щель. Вторая лишь предположительно.
- И?
- Якобы кто-то предложил дешевую картошку и она ушла с ним. К сожалению, примет назвать не могут, кроме одной. Человек заметно хромал.
- А вот это уже нечто. Молодец, хорошо поработал.
- Там неподалеку участки заводские под ту самую картошку, - сказал Кабалов. - Вагоноремонтный, моряков, еще чьи-то. Я займусь?
Да уж, помощь не помешает, подумал Иван. Проверить всех владельцев огородов та еще задачка. Даже завод не один и начинать обход придется с самого начала. Прежде приметы не имел и спрашивал не о том. Среди сторожей хромого не имелось. Тамошние охранники убогие инвалиды, не способные тащить на себе покойниц. Нашли способ подработать. От города достаточно далеко, чтоб посторонние регулярно наведывались. А потихоньку можно из той же бульбы гнать самогон на продажу. Он там по случаю шорох навел и на будущее зафиксировал проштрафившихся. Опер на то и опер, чтоб при любом удобном случае брать на крючок любого подставившегося. Может в будущем пригодится. А если нет, так ничего страшного. Всегда восемь из десяти вербованных шлак.
- На тебе саботажники в порту и ограбление склада, - отрезал подполковник. - Воронович начал, пусть и заканчивает. Пока неплохо справляется. Проверишь тамошних, - сказал ему. - Кто хромой и все такое.
- Есть! - максимально недовольным тоном ответил капитан, мысленно потирая руки.
Он слишком долго был командиром, чтоб с удовольствием выслушивать поучения от других, с огромным опытом на несколько месяцев больше, в качестве служащего отдела. А ловить бандитов учить не надо. Сами с усами. Тем более, здесь след не нацистского пособника, имеющего друзей и знакомых. Этот работает один. В худшем случае вдвоем. Такими вещами не хвастаются, любой урка в момент зарежет.
- Вопросы есть? - потребовал начальник у присутствующих. - Вопросов нет, - сам себе ответил на молчание. - Все. Занялись делами.
За дверью все дружно закурили. Студилин не выносил почему-то курения на совещаниях и запрещал. Зато снаружи сколько угодно.
- Здесь есть курсы эстонского языка? - спросил Воронович.
- Зачем? - удивился Кабалов.
- Половина свидетелей не понимает русский, еще треть делают вид, а остальные и ряды чего сказать, да слов нема.
- Пусть учат, - хмуро сказал Звонарев. - Дать в рожу, сразу резко понимать начинают.
- Это так, но иногда при тебе нечто говорят лишнее, если уверены, что не соображаешь. Знать эстонский может быть полезно.
- Не заморачивайся, - хлопнул по плечу Кабалов. - Если очень надо есть Эдик Кангаспуу. Но через пару лет всех научим правильно разговаривать. В школах русский первый язык с этого года.
И в деревне с городками тоже? - подумал Воронович. Где ж они столько учителей наберут. Нет, нынешняя компания с признанием величия и руководящей роли русского народа, раскручивающаяся с подачи Жданова и Сталина его вполне устраивала. Чай не из нацменов. Но головой тоже иногда думать нужно. У нас национальные республики пока, а не одна сплошная РСФСР. Будет непременная неприятная реакция по всем окраинам. Меньше всего русификация нужна на Украине и в Прибалтике. Сначала задавить националистическое подполье и лишь затем всех под одну гребенку. Сколько здесь была советская власть? Год в 40-41 и чуть больше года после освобождения. Даже лояльные не поймут, если убрать эстонский из любых учреждений. Слишком на оккупацию станет похоже.
Когда Кирилл остановил лошадь он уже почувствовал нечто неладное. Торчащий у барака милиционер очень неуместен. Но разворачиваться было б чересчур подозрительно. Поэтому совершенно спокойно подъехал. Высунувшийся на звуки алкаш Витька, подвизавшийся тут в качестве охранника, моментально исчез при его виде. Похоже все еще хуже ожидаемого. Сроду б не стал прятаться. Каждый раз выпрашивает махорку. Да и продукты давно не завозил.
Кирилл Мурин работал при заводской столовой извозчиком. По нынешним временам замечательное место. Всегда сыт и имел возможность достаточно свободно передвигаться. В его распоряжении постоянно телега с лошадью, на которой много чего перевозил, когда не выгодно гонять грузовик. Сам из крестьян-староверов уезда Вирумаа, так что знал и эстонский, и русский. За скотиной хорошо ухаживал, мерин всегда бодр, не смотря на солидный возраст и дефицитный бензин с запчастями не требовался. Всегда можно было договориться с крестьянами о сене, овсе или еще чего нужном. Взамен отвозил на рынок или обратно. Деньгами не брал, продуктами.
- Очень хорошо, что приехал, - сказал появившийся из барака мужчина в заграничной куртке. - Капитан Воронович, - продемонстрировал удостоверение.
Кирилл ничего прочитать не успел, да не очень и старался. К чему-то такому он был готов. Не удивил и легавый с автоматом, перекрывший дорогу. Можно подумать он сможет далеко убежать.
- У вас проводится обыск.
- А ордер есть?
- Постановление на обыск и арест имеется, санкция прокурора тоже, - слегка усмехнулся капитан. Все сильно грамотные стали. И продемонстрировал еще одну бумагу.
Номер, печать.
- Это в чем меня обвиняют? Я вам не враг родины из леса! Член партии. Меня принимали на фронте!
Ну, биографию, после обнаружения подозреваемого в отделе кадров Воронович внимательно проштудировал. В армию Мурина забрали еще при прежней власти. Потом, не спрашивая, перевели в 22-й территориальный корпус, а после отступления в 8-й стрелковый. В 45м, под Таллином, получил тяжелое ранение и после госпиталя комиссовали вчистую. Никуда не поехал, прямо в городе и остался. В нищую деревню, где ничего хорошего не ждало, возвращаться не стремился.
- Всего лишь в нескольких убийствах. Проходи.
- Без меня переворачивать не имели права! - возмутился Кирилл, обнаружив в комнате беспорядок и кучу народа. Двое в милицейской форме и в придачу соседи.
- Все по закону, - скривился капитан. - При понятых, - он показал на Витьку и хорошо знакомого мужика из совхоза.
- Вот эти? Да они и сейчас пьяные!
- Как ты объяснишь следы крови на полу?
- А никак. Мало ли кто здесь бывает. Вот этот же Витька без меня неоднократно лазил.
Забавно, мужику далеко за сорок, а так навечно Витьком и остался.
- Все надеялся чего-то найти и пропить.
- Неправда, - возмутился тот. - Сроду не пускал к себе. Вот такой, - он показал, как рыбак размер пойманного, - замок вешал.
- А третьего дня порезался, когда брился, - и Мурин показал на след на подбородке.
- Так поцарапался, что аж под плинтус попало?
- А может от курицы, - нагло заявил Мурин.
Он принимал офицера за работника уголовки, не зря с милиционером приехал, и вел себя очень логично. Только дураки сознаются. Пусть доказывают. А на нет и суда нет.
- Это определяется, человеческая или животного.
- Вот и определяйте. А я невиновен.
Очень хотелось вмазать. Но не при свидетелях. Да и бесполезно это. Гад пошел в полную несознанку. Фактически предъявить ему нечего, если по закону. Даже если на рынке опознают, ну и что? Да, говорил. Потом не сошлись в цене и разбежались. Никто не видел женщин здесь или его возле ДЗОТа. Одни косвенные. Нет, посадить его не проблема. Но дело не политическое. Требуются реальные доказательства, а не догадки. Иначе суд завернет, а Студилин намылит шею. Не столько обидно будет выволочка, сколько этот уйдет от приговора. Хотя пустить по Особому совещанию, как особо опасного? Можно, но это минус в работе и серьезный.
- А погреб тебе такой зачем?
Под полом оказалось внушительных размеров подземное помещение с деревянной загородкой, похожей на клетку.
- Продукты от ваших алкашей прятать. Ворье, - он махнул рукой.
- Да ты сам вор! - вскричал, обиженный до глубины души Витька.
В комнату ввалился милиционер с погонами сержанта, поставив на стол чемодан.
- В сарае еще три. Женские тряпки.
- Подкинули! - заорал Мурин, вскакивая. - Кто видел? Даже понятых не было!
Он дернулся к чемодану и присутствующие легавые набросились, выкручивая руки. Капитан подошел и врезал в поддых.
- Надеюсь остальные не трогал? - спросил Воронович пришедшего из сарая.
- Вы ж предупреждали про отпечатки пальцев.
- Так чего этот взял? - открывая чемодан, посмотрел на вещи.
Полной гарантии нет, но жакет похожий проходил по списку вещей, надетых на пропавших. И шапочка тоже. Надо показать родственникам, возможно опознают
- Машинально открыл, - глядя в пол, сознался сержант.
- Машинально! Хорошо не я твой начальник. Но ему доложу, чтоб взгрел.
Ирья вышла из библиотеки и сразу увидела его. Иван, мысленно она называла именно так, звание из мельком виденного удостоверения не запомнила, а он был в гражданском, по фамилии как-то неудобно, расположился на скамейке у входа, причем лицом к дверям.
Можно не сомневаться, ждет именно ее. Чувства очень странные. Опаска и предвкушение. Понравился, чего уж там.
Он встал, когда подошла и неловко выбросил папиросу в урну. Уже очко в его пользу. Советские обычно на улице по поводу мусора не беспокоились и швыряли куда попало. Ирью это всерьез раздражало. Конечно, они не привыкли к тихому уюту маленьких европейских городов и их чистоте. Но если уж совсем честно, то приучали в Европе к чистоте при помощи зверских штрафов. Со временем привыкли. И далеко не везде так уж замечательно. В основном на севере и протестантских странах.
- Что-то выяснилось? - спросила, страшась ответа. Догадывалась, какой он будет.
- Простите, - пробормотал Иван, - ничем обрадовать не могу. Она погибла давно. Но по зубам опознали.
- Ох, - вздохнула Ирья.
Плакать не тянуло. Слезы не помогали и прежде. Не первая в ее жизни смерть. Отца она плохо помнила, он скончался от ран, когда ей было лет восемь. Мать умерла перед самой войной. Еще молодая, но как-то сразу сдала. Белокровие, говорили врачи. Безнадежно.
- Я могу забрать тело для похорон? Она должна лежать рядом с родителями.
- С этим помогу.
- Спасибо.
Черт, где деньги то взять на могильщиков и крест?
- Не знаю, станет ли от такого легче, но должны знать, благодаря вам удалось найти убийцу.
- Мне?
- Рынок. Картошка.
Это было самое жуткое. За десяток килограмм дешевой бульбы девушки готовы были идти куда угодно. Для шестнадцати надежда хорошо покушать обернулась смертью.
- Это могло помочь? - удивилась.
- Пришлось побегать.
Это мягко сказано. Несколько десятков человек на базаре опросить. Мимо любого ежедневно проходит множество народа. Большинство никого не помнит. Они для них не люди, а покупатели одной массой. Причем не обязательно продавцы бывают каждый день на рынке. Собственно, как и Мурин. Но результат того стоил.
- Будет суд?
Краем глаза она видела патруль краснофлотцев. В центре постоянно ходят военные и грабители почти не появляются. Если и есть, то не здешние.
Моряки покосились в их сторону, но подходить не стали. Ее собеседник в штатском. Ну, насколько это можно сказать по человека в брюках и сапогах военного образца. Сейчас каждый второй мужчина в таком или перешитом. Редко что путевое даже на барахолке найти можно. Разве из Пруссии везут трофейное.
- Обязательно.
Да только закрытый. В горкоме не хотят, что нехорошие слухи пошли.
Фактически все гораздо хуже. Следователь записал в обвинении: 'за систематические убийства с целью завладения имуществом и деньгами'. Реально суммы не такие уж большие, а почти все вещи не проданы. Когда опознали найденное в сарае перестал запираться и признался. Мало того, поделился, что и прежде убивал. Еще при старой власти. Но тогда всего трех.
При том у Вороновича осталось четкое ощущение вранья. Мурин утверждал, будто заманивая свои жертвы предлагал залезть в погреб, чтобы набрать картофель самостоятельно. В момент, когда жертва начинала спускаться по лестнице под пол, бил по голове топором. В таком варианте не могло не остаться следов, а между тем кровь не нашли. Не было ее и на вещах. То есть убивал уже раздетых. Возможно сначала поил спиртным или оглушал. Очень вероятно насиловал. Не зря девушки все раздеты, а одежда, в чемоданах целая. К тому же на неприятные мысли наводила закрывающаяся дверь в погребе, отделяющая угол. Запашок там не зря стоял. Даже горшок не спасал. Выводить наружу наверняка не мог. Не удивился бы, если Мурин убивал далеко не сразу. Держал некоторое время в плену, насиловал и лишь затем избавлялся. Объяснять все это девушке неприятно и не имеет ни малейшего смысла. Зачем ей знать, что подруга еще жила, надеялась на спасение. Может быть кричала. После такого спать не сможет.
- Вы домой?
- Да, - настороженно ответила Ирья.
- Позвольте проводить. Заодно и сумку донесу. Нет, - сказал серьезно, - не собираюсь приставать или вербовать, хотя разговор есть.
Подумав, вручила сумку. В конце концов все равно ведь увяжется, так пусть трудится. Да и не похож на хама. А если честно, очень даже ничего. Не красавец, но обаятельный. Такой мужской шарм уверенного в себе человека.
- Кирпичи?
- Всего лишь книги. И о чем предстоит беседа? - пытаясь свернуть с опасной темы, спросила.
Опять пришла инструкция о списании старой литературы на немецком языке. Ну не могла удержаться и прихватила домой кое-что из классики. Все равно будут уничтожать, а Клава ни бум-бум в иностранных языках и не разберет что жгли. Вынуждено доверяет. Собственная библиотека ушла в войну. Кое-что продано, но в основном сгорело в печке. Тепла от книг немного, но за неимением возможности купить нечто существенное, грелись как могли. Теперь перечитает.
- Мне нужен учитель эстонского, - сказал Иван нечто неожиданное. - Хотя б на бытовом уровне объясняться и газету читать.
- Зачем?
- Ну как жить и не иметь возможности объясниться? Мне надело выслушивать на том же базаре 'ма эй саа ару'. Говорят, когда англичане спрашивали в Австралии как называется вон то странное животное им тоже отвечали 'не понимаю'. До сих пор кенгуру. Так я не хочу быть таким непонимающим.
Такое желание вызывало невольное уважение. По слухам, в горкоме и обкоме даже эстонцы испытывали затруднения с родным языком. Почти всех прислали из Союза. К счастью, сталкиваться с пламенными большевиками практически не приходилось. Даже Клава была всего лишь беспартийной. А среди местных и вовсе немного.
- Я заплачу! - неправильно поняв молчание, поспешно сказал Иван. - И не говорите, что вам деньги не нужны!
- А у вас их много?
- Ну получаю неплохо. И кроме того хорошую сумму выплатили задним числом.
- Это как?
- За звание с 41го и плюс за должность с момента поступления отряда в подчинение Центральному Штабу партизанского движения.
Ничего себе, с начала войны сидел в лесу. Все занимательней, подумала она. Явно не отсюда, знал бы хоть слегка. В Прибалтике партизан почти не было. Белоруссия или Украина.
- А немецкий случайно не требуется? Или английский. Три урока по двойной цене.
- Немецкий я в школе учил, а потом совершенствовал несколько лет с носителями языка.
- Хенде хох и хальт? - отметила выражение.
Ох, не прост Иван. Но почему бы и нет. Дополнительная сумма к мизерным доходам, слава богу зима закончилась, а то и топить нечем, отнюдь не лишняя и ничего ужасного не требуется. Да и вроде нормальный человек. Симпатичный и не наглый, как иные новые хозяева.
- Чуть больше. А вы много языков знаете?
Прозвучало с какой-то опаской.
- К сожалению, всего три. Ну еще кое-что на финском, но в пределах 'где находится вокзал' и 'сколько стоит буханка хлеба'.
- Так вроде финский близок к эстонскому.
- Польский тоже от русского не далек. Но не всегда друг друга понимают.
Причем не только в прямом смысле, подумала. Разные вещи под одним названием подразумеваем. У нас социализм и у них тоже Польская социалистическая Партия у власти.
- На нашем 'как дела' - Kuidas kasi kaib? У финнов - Mita kuulu? Кстати и 'не понимаю' у соседей En ymmara!
- Слава богу, в ближайшее время не потребуется!
Почему нет? - тянуло спросить ехидно. С какой стати нас можно оккупировать, а их нет? Но всему есть границы. На такой юмор может взвиться самый спокойный работник МГБ. А они ведь все партийные, нет?
- Только это... у меня получится разве вечером.
- Я тоже работаю, товарищ капитан. Вечером, так вечером. Главное не ночью.
- Шутите?
- Как умею.
- Тогда не надо по званию, ладно?
- Хорошо. Простите, не запомнила отчество.
- А можно просто Ваня? Я не такой уж старый.
- Зато начальство. К нему на 'вы' не обращаются.
- В данном случае, как на пароходе. Капитан главнее. Преподаватель точно важнее ученика. Он больше знает, на то и учитель.
1947.
Эдуард ехал в кабине с шофером. Эти места он знал много лучше, да и его 'барабан', чего уж лезть. Правда, лучше б прихватили местного участкового, но это означало завернуть сначала в деревню, теряя время. А там вполне мог оказаться некто, при их появлении бегущий в лес с предупреждением. Пусть Кангаспуу младше по званию, но сейчас рассудил здраво и мешать Воронович не собирался. На хуторе должен быть один человек и вряд ли опасный. Иначе б вдвоем не намылились, нема дурных целую банду брать в таком составе. А это что, мелочь житейская. Милиция тоже справилась бы, но начальству нужны показатели для красивого доклада. Мы взяли, не соседи!
Обычное дело, по повестке не явился, в армию и на стройки народного хозяйства не рвется, предпочитая отсиживаться в землянке, изредка навещая родителей. Помыться, продуктов набрать. Иван этого поведения искренне не понимал, сколько можно прятаться. В войну надеялись власть поменяется, а теперь какой смысл? До старости в погребе не просидишь. Если уж всерьез шухарится, то не в родных местах, а куда-то в большой город по липовым документам. Там и затеряться проще и все ж можно устроиться на работу. В прежние времена лучше всего брали на создание метро или какого индустриального гиганта. Жизнь совсем не сладкая, зато к документам не особо присматривались.
А сейчас по всей европейской части страны фронт дважды прокатился.
Здоровый мужчина с нормальными руками, а в деревне любой с детства привык спину гнуть, всегда найдет себе занятие. Хоть в шахте или на стройке. А уж баб свободных после войны! Молодой парень наверняка б нашел к кому в примаки пристроиться. Но здешние были селюки, толком не знающие русского и спалились бы мгновенно. А может просто страшно уходить из знакомых мест. Говорят, кулаки беглые частенько возвращались, прекрасно понимая, насколько плохо может кончится, даже у отсидевших.
Грузовик остановился и Воронович соскочил на землю из кузова. Привычно поправил ППС , автоматически сняв с предохранителя. Руки все делали машинально, без малейшего участия головы. Кобуру тоже расстегнул, но извлекать пистолет не стал. Красться три километра до хутора сжимая в руке слишком глупо.
Эдик попрощался с водителем и показал на тропу справа. Хорошо уже лето, а то шлепали б по колено в грязи. Колея от телеги ярко выражена, но слова проселок или тем паче дорога здешнее убожество не достойно. В принципе, в Литве и Эстонии жили много зажиточнее привычной Белоруссии даже до войны. Наверняка и в Латвии с Финляндией ничуть не паршивее, если уж в Польше на хуторах во время войны было полно вещей и продуктов. Иногда он остро жалел, что не дошел до Германии и в настоящую Европу не заглянул. Иные вернувшиеся рассказывали чудеса, хотя побывавшие в Румынии, заверяли, что там еще хуже, чем у нас. Но одно оставалось неизменным, не смотря на зажиточность, где-то возле городов очень приличные дороги, однако стоит чуть уйти в глубинку и начиналось привычная грязь.
Кангаспуу двинулся первым, Воронович за ним. Эстонец особо не разговаривал и в обычное время, а в лесу лучше помалкивать. Оба прекрасно соображали на этот счет. Звуки далеко разносятся. Но все же война у них была разная. Она не одинакова для солдата, офицера, летчика или партизана. Навыки у всех разные. Лейтенант воевал на нормальной, с поддержкой артиллерии и в пехотном окопе. Вероятно неплохо, раз имел орден и две медали. В МГБ его уже после победы по комсомольской 'путевке' определили. Но лесных схваток, когда неизвестно кто враг, на охоту выходят ягдкоманды из профессиональных охотников и егерей, а в чаще могут сидеть польские, украинские партизаны или даже белорусские полицаи, ничуть не хуже умеющие воевать и скрадывать беспечных, он не знал.
Идешь постоянно отслеживая обстановку на тропе, подмечая каждую мелочь: сломанную ветку с остатками сухих листьев, взрыхлённую почву. Если на пути окажется натянутая верёвка, сучок, мешающий движению, который так и хочется отбросить, или тоненький разрыв в слое земли - это может означать мину или простейший самострел. Получить в грудь заряд дроби из древнего обреза из-за невнимательности, кто ж тебе виноват?
Это вошло в кровь за годы и, хотя ничего такого не ждал, но рефлексы моментально включились, стоило оставить позади асфальт и ступить под кроны деревьев. Мозг еще не успел понять, что краем глаза зацепил, как Воронович сшиб товарища подсечкой и сам упал, начав стрелять еще в воздухе. Над головой ответно вжикнули пули, а в тех самых кустах, за которыми заметил блеск железа, закричал человек. Один есть, переводя огонь по соседству, откуда пальнула винтовка, подумал. Торопливо отполз к соседнему дереву, когда по его прежнему укрытию ударили из немецкого автомата. Этот обращаться с оружием умел неплохо и не давал высунуться, заставляя прятаться.
По соседству заработал ППШ Эдика, поливая длинными очередями лес. Стрелок перенес огонь на него. Вряд ли напарник мог в кого-то попасть, паля с перепугу, но хотя бы живой и отвлек, позволяя сменить позицию.
Впрочем, и от такой стрельбы оказалась польза. Кто-то из врагов не выдержал продолжающегося крика и горячего обстрела. Вскочил и метнулся в глубину леса. Целиться было некогда, полоснул короткой очередью навскидку. Фигура, словно налетев на препятствие, подломилась и завалилась вниз. Попал!
Вместо победной радости пришлось снова прятаться, когда чужак прошелся свинцовым дождиком совсем рядом. Долго такие игры продолжаться не могли. Скорее всего 'лесной брат' остался один. Их не могло быть слишком много и с самого начала слышал два ствола. Был еще и третий, но тот все так же вопил непонятно. По идее давно должен был либо уползти, перевязавшись, либо помереть от потери крови. А он все подвывал на одной ноте. Ну, по крайней мере, в общем веселье не участвовал. Зато Эдик замолчал. Это было плохо.
Воронович извлек из сумки обе лимонки и не поднимаясь, метнул одну куда-то в ту сторону, откуда по нему стреляли. В лесу, отнюдь не лучший вариант. Кругом ветки, деревья, кусты. Может еще до взрыва отскочить в другую сторону. Потому и кидал с легкой задержкой, чтоб назад не прискакало. Собственно, так и получилось, вторая взорвалась еще в воздухе, наткнулась на препятствие. Но после первого взрыва кинулся в сторону, пытаясь зайти во фланг и уже оттуда швырнул еще одну. Результат вышел сомнительный. Успел заметить, как человек в хорошо знакомом пятнистом комбинезоне нырнул в овраг.
Наличие полевой эсэсовской формы ничего не значило, удобная одежда, не больше. Ему и самому приходилось гулять в трофейном. Правда мундир не одевал никогда и другим запрещал. Не из брезгливости. Слишком опасно. При быстротечном столкновении, как сегодня, запросто перепутаешь и своего уложишь.
- Иван! - окликнул напарник, пока менял 'магазин'.
Так мог позвать любой немец или эстонец, но голос он перепутать не мог.
- Здесь! - ответил Воронович.
- Кажется все. Ушел.
Ивану не понравился прерывающийся голос Эдуарда, но сейчас не до того. Очень мешал слушать лес все тот же не прекращающийся на одной ноте вой. С этой стороны он видел скорчившегося человека и валяющуюся рядом 'трехлинейку'. Не рискуя, всадил пяток пуль в ватник. Тело дернулось и наконец настала тишина.
Ждать дальше не имело смысла. Воронович поднялся и пригибаясь, метнулся к раненному, в любой момент ожидая выстрел от третьего, шаря глазами по чаще и готовый сходу стрелять. Вблизи дошло, что произошло. Одна его пуля попала молодому парню в бедро, а вторая в пах. Если там внутри не оторвало напрочь мужские причиндалы, то разворотило, судя по брюкам и луже крови очень прилично. Ну, теперь отмучился, после дополнительной порции свинца.
Второй покойник оказался тоже совсем молодым пареньком. Если у первого наблюдалась легкая щетина, то этому на вид лет шестнадцать и даже пушком на щеках не обзавелся. Похоже опытный камрад собирался натаскать двух молокососов на простенькой задаче. Заодно кровью повязать. Да не на того нарвались. Жалеть? С какой стати, - подбирая немецкий карабин и быстро обыскивая на предмет чего ценного и бумаг, подумал. Кто к нам с мечом, тому мы орало и порвем. Это вам, ребята, не баб колхозных вешать за сотрудничество с властью. Мы сами с зубами и огрызаться умеем.
Кангаспуу сидел у дерева с белым, как бумага лицом, голый по пояс. Пальто, перешитое из шинели, еще снял, а гимнастерку резал. На первый взгляд ничего ужасного, пуля попала в плечо и сам себя достаточно умело перевязал. Но крови он потерял достаточно много, пока вместо собственного спасения поддерживал товарища из автомата. В горячке такое случается. Боли сразу не чувствуешь.
- Я к дороге, - оценив состояние напарника поставил того в известность. - Ловить машину.
- Нет, - резко сказал Эдуард. - Давай за сбежавшим.
- Очумел? Он уже за десять километров умчался.
- Нет, - сказал лейтенант, - я видел. Пару осколков он поимел. Один точно в ляжку. Хромал сильно. Далеко не уйдет.
- Да хрен с ним. Ты ж помрешь, пока бегать стану.
- Ты меня спас, - твердо заявил Эдик, - но дело важнее. Иди!
Воронович раздражено плюнул, поднимаясь. Не за этим типом приходили и никакие начальники ничем им не грозят в случае ухода. Ему не разорваться и всех не словить. Долг тоже не должен быть важнее жизней людей.
- Он будет убивать и дальше, - сказал лейтенант, прекрасно поняв колебания. - Моих людей. Не коммунистов. Обычный народ, мечтающий спокойно жить. Нас, эстонцев, и так немного осталось.
- Я тебе пес, чтоб нюхом искать?
- Пожалуйста.
- Два часа, - решившись, сказал Воронович. - Не догоню - вернусь. Постарайся не помереть за это время.
Не требовалось быть ищейкой, чтоб обнаружить начало следа. Когда скатился в овраг оставил заметную полосу из взрыхленной земли и разбросанного всяческого мусора, вроде старых, практически сгнивших листьев. И да, обнаружилась кровь. Совсем немного, однако никаких сомнений. А когда пересекал ручей оставил хорошо заметные отпечатки подошв. Иван себя не считал всевидящим индейцем из романов Фенимора Купера, прочитанных в детстве, но кое-чему его учили. Не только звериные следы бы не спутал, но и убедился в хромоте. Ноги ставил человек по-разному, к тому же опирался на палку. Потом отступился на мокрой глине и плюхнулся на задницу.
Кажется, реально подранок и нет сил драпать. Это было хорошо и одновременно плохо. Если б Воронович был не один, они б просто загнали хромого. А так, он может попытаться встретить преследователя. Варианты разные, но напрашивающийся, устроить засаду прямо на пути преследователя, азартно несущегося вдогон. Волчара, судя по впечатлению, битый и непременно проверится. А поскольку пострадал, долго драпать не станет. Получается идти теперь требуется осторожно, все время наготове и если ошибся в оценке, элементарно уйдет, пока ныкаешься от дерева к дереву. Не выход. Требовалось нечто нестандартное.
Не требовалось быть ищейкой, чтоб обнаружить начало следа. Когда скатился в овраг оставил заметную полосу из взрыхленной земли и разбросанного всяческого мусора, вроде старых, практически сгнивших листьев. И да, обнаружилась кровь. Совсем немного, однако никаких сомнений. А когда человек пересекал ручей, оставил хорошо заметные отпечатки подошв. Иван себя не считал всевидящим индейцем из романов Фенимора Купера, прочитанных в детстве, но кое-чему его учили. Не только звериные следы бы не спутал, но и убедился в хромоте. Ноги ставил человек по-разному, к тому же опирался на палку. Потом отступился на мокрой глине и плюхнулся на задницу.
Кажется, реально подранок и нет сил драпать. Это было хорошо и одновременно плохо. Если б Воронович был не один, они б просто загнали хромого. А так, он может попытаться встретить преследователя. Варианты разные, но напрашивающийся, устроить засаду прямо на пути преследователя, азартно несущегося вдогон. Волчара, судя по впечатлению, битый и непременно проверится. А поскольку пострадал, долго драпать не станет. Получается идти теперь требуется осторожно, все время наготове и если ошибся в оценке, элементарно уйдет, пока ныкаешься от дерева к дереву. Не выход. Требовалось нечто нестандартное.
Главное определить куда идет, чтоб не потерять. Остановился, вспоминая карту. Слава богу, догадался посмотреть перед выходом. В подробностях не нуждался, но на восток будет шоссе с достаточно интенсивным движением. Вряд ли стрелок рискнет переходить. Хутор? Ну это совсем глупо. Если их ждали, значит в курсе куда и зачем шли. Завтра здесь будет рота и займется прочесыванием. Деревня? Да, неплохой шанс. Наверняка там кто-то накормит и спрячет. Потом могут и вывезти тихо, если имеют отношение к транспорту. В конце концов, телеги обычной хватит.
Придется рискнуть. Тем более, потом и до жилья с участковым недалеко. Милиционер организует перевозку до Таллина и трупы приберет. Имеет смысл ему показать, возможно опознает. Местных обязан помнить, а там можно и по цепочке пройти. Он побежал правее, забирая в сторону дороги. Таким образом получался дополнительный крюк, зато не словит пулю, вылетев прямиком на ждущего диверсанта.
С пол часа гнал в хорошем темпе, потом пошел быстрым шагом, внимательно осматриваясь. Следы войны попадались довольно часто. Какие-то тряпки, железки, старые консервные банки. Однажды части скелета в остатках немецкой формы. Ничего удивительного. Лес большой, но далеко не везде можно нормально пройти. А здесь и вовсе торфяники с болотами. Не белорусские, конечно, утонуть разве по глупости получится, но в ботиночках лучше не ходить и напрямик не бегать. Путей не так много, для понимающих.
Деревня была уже совсем рядом. Изредка доносился ветром беззлобный собачий брех. На пригорке, недалеко от опушки идеальное место для отслеживания тамошних перемещений. И без бинокля можно обойтись. Если расчет правильный, а реально либо да, либо нет, остается гадать, он должен появится если не здесь, то по соседству. Во всяком случае, сам Воронович именно в этом месте и устраивал бы свидания со связником. Ты идущих сюда видишь, они тебя нет. И при этом не на самом краю леса. Конечно, гораздо удобнее залезть на дерево, но не станем усложнять задачу.
Иван сел и приготовился ждать ровно час. Если ничего не произойдет, пойдет к домам за повозкой. Сидеть в засаде привычно. Без терпения партизану не выжить. Еще зверски тянуло закурить, но нельзя. Запах не только зверь может учуять. Когда решил, что сделал глупость и собрался уходить, в предполагаемом секторе появления противника, мелькнуло движение. Воронович замер, мысленно вручая себе орден за правильное проведение операции, стараясь прямо не смотреть. Человек ощущает пристальный взгляд. Пусть спокойно подходит. Свалить вглухую теперь не так сложно, но требовалось взять живым.
Он здорово хромал, тяжело опираясь на палку. Судя по движениям здорово измучился. Тем не менее, не перся бездумно. Останавливаясь не просто отдыхал, а крутил головой, внимательно прислушиваясь и осматриваясь. Тот еще кадр. Немецкий пистолет-пулемет держит привычно-небрежно и даже в таком состоянии моментально откроет огонь. Он должен был пройти метрах в двадцати и казалось слышно тяжелое дыхание. Ближе уже не выйдет, у везучести тоже есть пределы. Воронович и не подумал картинно вскакивать с криком: 'Руки вверх!' и прочими уставными глупостями. Короткой очередью ударил по ногам. Ствол при стрельбе задирало слегка вверх и вправо, поэтому немного занизил прицел.
Человек еще падал в шоке, а он уже понесся длинными прыжками, готовый докончить начатое, если ствол повернется в эту сторону. Своя шкура важнее любых сведений. В последний момент ударил ногой в голову, когда подстреленный с животным рычанием перевернулся, готовый встречать напавшего пулями. Потом добавил сгоряча прикладом по хребту, хотя поправка уже не требовалась.
Быстро скрутил руки заранее приготовленным ремнем, обшмонал, избавив бессознательное тело от двух ножей, люгера, нескольких запасных обойм. Документов у схваченного не оказалось. Совсем. Ни одной бумажки. Зато под мышкой группа крови. Эсэсовец. И не из мобилизованных.
Портсигар с махоркой. Западный человек. Сигареты отсутствуют, но табак все равно не в кисет. Всякая ерунда вроде ключей. Вряд ли ему требовался замок такого рода в чаще. Скорее всего, от прежней квартиры. Символ с собой таскал. Впрочем, спросить, в любом случае, имеет смысл. Заодно перевязал прострелянные ноги. Если левая получила от него горячий привет в мясо, то в правой колено раздроблено напрочь. Больше не побегает. Оказывается, осколками гранаты ему прежде зад покорябало. Кто думает, что это смешно, очень ошибается. Можно запросто истечь кровью. А уж ходить и сидеть мука натуральная.
Выполнив первоочередное, сел рядом на землю и с наслаждением закурил трофейный табак. Явно не покупной, сами и выращивают. Горло дерет не хуже наждачной бумаги. Попутно принялся мысленно составлять словесный портрет. Рост средний, волосы русые, лоб широкий. Глаз не видно, н лицо с квадратным подбородком. Нет, навскидку не вспомнить ориентировку. Пол сотни рыл в розыске только из самых опасных, да две сотни на подхвате и каждый второй блондин. Шрамов на теле хватает, но у любого воевавшего они есть.
Мускулатура развитая, фигура атлетическая, не смотря на плохое питание. И чистый. Нет этой обычной вони, когда сидят в схронах, не имея возможности нормально помыться. Да это и не удивительно. Вещмешка с собой не имел ни один из троих. Наверняка здешние и по хатам сидят, изображая мирных жителей.
- Ну-ну, - сказал с насмешкой, обнаружив дрожание ресниц. - Хорош придуриваться.
- Was? - спросил тот, изображая недоумение.
- Фуяс, - пробурчал Воронович. - Нет времени в игры играть.
Первую часть он сказал на немецком, вторую на эстонском и продолжил на русском.
- Или сдохнешь тут, или поедешь в больничку, если на вопросы ответишь.
- Фот именно, - сказал бандит с характерным местным акцентом, отнюдь не немецким. - Плефать на тебя. Фсе конец один - умру.
- Дурашка, - почти ласково заверил Воронович. - Я Ворон. Тот самый, что в Паневежисе на площади вешал литовских полицейских и их родню. Слышал?
В глазах невольного собеседника нечто мелькнуло. Он знал. Почти наверняка и про сожженные деревни, откуда родом каратели. На площади обычно вешали старосту с табличкой на шее, где объяснялась причина казни. В Литве все в курсе.
- Слышал, - отметил Воронович с удовлетворением. - Я очень просился в Вильно, но и здесь давить вас, сук можно. Мне на законы растереть. Как вы с нами, так я с вами. Но просто убить? Есть участь пострашнее смерти. И я тебе ее обеспечу. Смертную казнь у нас по неведомым мне причинам отменили , даже для таких выродков, как вы. Ты у меня будешь жить, но очень несчастливо. Правую ногу ампутируют, но люди и на костылях прыгают. Так что левое колено отстрелю в последнюю очередь. А начну, пожалуй, с рук.
Осмотрелся, подыскивая подходящий чурбачок и поднявшись, под невольные крики боли, поволок с гнилому пеньку.
- Раны непременно прижгу, - пообещал, прижимая ладонь, - чтоб заражения, упаси бог, не случилось и концы раньше срока не отдал, - тяжелым тесаком, взятым у самого бандита одним движением отсек четыре пальца, вогнав далеко в дерево острие.
Человек закричал, выгибаясь всем телом и с ужасом глядя на обрубки.
- Неудачно, получилось, - пробурчал Воронович, глядя на кривые остатки пальцев. У мизинца даже две фаланги сохранилось. - Ну ничего, поправить недолго и ударил вторично.
- Хватит! Не надо!
- Штаны сам не расстегнешь, - беря вторую ладонь. Небрежно двинул поддых и не смотря на судорожные попытки вырваться, положил на импровизированную плаху. - Еще и язык вырежу, чтоб не мог попросить.
- Нет! - взвыл бандит в голос, теперь от него несло, как положено, а штаны обмочил. Он был неглуп, жесток и неоднократно убивал. Причем далеко не всегда легкой смертью. Но сейчас ему продемонстрировали запредельную жестокость. - Я все скажу.
- Имя?
- Ильмар Таавет!
Есть такой. И по приметам схож. Ага, было там про тяжелое ранение в живот. Шрам присутствует. Не из самых отпетых, есть и похуже. Но кроме службы в полицейском батальоне, участия в массовых расстрелах и боев в составе эсэс на нашем фронте, куча послевоенных художеств. Грабежи, убийства. За ним много крови и не удивительно, что не рассчитывал на пощаду. Но сломать можно любого. Это Воронович твердо знал. Тут важно, знать, чего добиваешься и мучать не зря. Под пыткой что угодно скажут.
- Я ведь знаю про твою жену, - сказал вслух. - Она сейчас в тюрьме. Соврешь - лично матку ей вырву. Ты меня понял?
- Да!
Он нисколько не сомневался. Ворон и не на такое способен.
- Кто предупредил о нашем приезде?
- Антс, председатель сельсовета!
- На тебя работает? Врешь! - и недвусмысленно поднял клинок.
Ильмара прорвало и он заговорил без остановки.
С окна чердака хлестко ударил винтовочный выстрел. Странно было б, если б не заметили происходящее. Смысла красться не имелось никакого, да и вряд ли б вышло. А вот уйти через заборы и соседние дома могли. Потому требовалось оцепление и подъехали прямо на грузовиках к кварталу с нескольких сторон, стараясь не дать время удариться в бега. На сложные операции и дальние подходы не имелось возможностей и желания. Сегодня бандиты здесь, завтра уже в лесу.
Моментально заполошно ответило несколько стволов. В окруженном доме зазвенели выбитые стекла и заработал из глубины комнаты автомат. Его поддержал, судя по хорошо знакомому звуку MG 42. Стрелявшие не собирался сдаваться. Но это и неважно. Главное все вышло удачно. Полученный адрес правильный и есть кого брать.
В какой-то момент установилась тишина. И воспользовавшись представившейся возможностью летеха прокричал явно заранее заготовленное:
- Вы окружены! Сопротивление бесполезно! Сдавайтесь!
В ответ опять началась беспорядочная стрельба.
- Не знаю точно, - сказал Воронович, присевшим у сарая офицерам. - Мне сдали двоих, в избе только старуха проживает.
- Так, - сказал милиционер из местных с сержантскими погонами. - Сын у нее погип еще в 44м. Отна жифет.
Офицер, если судить по сапогам, он был в танкистском комбинезоне, издевательски хмыкнул. От него даже на расстоянии несло перегаром.
Большинство солдат в роте молодняк, призванный уже после войны, но для оцепления вполне годились. Других все равно взять негде, а с этими удалось договориться почти случайно. Не дозвонившись до отдела, никто не брал трубку, двинулся напрямую в комендатуру Тарту. Объяснил ситуацию. Тамошний дежурный вошел в положение и моментально пригнал на окраину подчиненных, включая собранных с бору по сосенке. Откуда старший лейтенант в новенькой шинели, нервно теребящий кобуру, взял несколько офицеров, Воронович не имел понятия. Может по пьянке загребли на губу, а тому хватило ума с собой прихватить. Оружие явно не свое, уже на месте выдали. Вряд ли офицеры в свободное время гуляли с ППШ и гранатами.
По крайней мере трое с нашивками за ранения. На фронте были, что и требовалось. Еще двое сержантов и почему-то штатский присутствовали на импровизированном совещании.
- Не пыло сигналоф.
- Уже не важно. Потом станем разбираться, - оборвал неуместные оправдывания Воронович.
- Вам живые нужны? - спросил майор с зелеными петлицами пограничника.
- Как получится. Рисковать солдатами не требуется.
- Тогда все проще. Товарищи офицеры, стандартная тактика, - он явно взял на себя командование. - Пулеметчик умелый?
- Да, - заверил комендантский лейтенант.
- Заткнуть гиду с MG в доме, не давая поднять головы. Он самый опасный. Хоть бесконечной очередью, пока во двор проскочим.
- Прохор сможет, - подтвердил один из сержантов.
- Ты, ты и ты, - показывая на офицеров, включил и штатского, - в помощь по два-три человека взяли на каждое окно с этой стороны. Чтоб сплошное море огня. Мы, с капитаном, - посмотрел на Вороновича, - идем впереди.
Справедливо, подумал Иван. Кто заварил кашу, тому и отвечать. Посылать молодых солдатиков душа не лежала. Не обстрелянные. Зачем грех на душу брать.
- Под прикрытием влетаем во двор. Никто не бежит прямо к окнам.
Танкист хмыкнул. Пограничник посмотрел на него многообещающим взглядом.
- Молчу.
- Наискосок к стене и гранаты внутрь. Вопросы есть?
Молчание.
- Сверим часы. 17.32.
Комендантский лейтенант принялся подводить стрелки. Один из сержантов пожал плечами, показывая пустую руку.
- Услышишь. Через восемь минут начинаем. По местам!
'Эмка' приехала когда оцепление уже сняли и разбитом доме остались лишь милиционеры, старательно обыскивающие помещения на предмет оружия, бумаг и всего любопытного. Мертвых положили у крыльца в ожидании труповозки. Трое, не считая хозяйку. Бабке не повезло или напротив, словила удачу. В ее возрасте ничего хорошего в лагере не ожидало, а так быстро отмучалась. В прямом смысле сразу. Поймала пулю в самом начале. Остальным настолько счастье не привалило. Пулеметчик комендантского взвода оказался настоящим мастером и сумел подавить своего противника. Того буквально нафаршировало свинцом. Двум, стрелявшим из окон, повезло меньше. Разрыв гранаты в замкнутой комнате еще никому на пользу не пошел. Кроме осколков еще и ударная волна. Один еще минут пять дергался в агонии. Сердце крепкое, молодое, никак на тот свет не отпускало. Второму снесло нижнюю челюсть и продырявило горло. Быстро истек кровью, но опознать его будет сложно.
Воронович вскочил со ступенек, демонстрируя чинопочитание начальству. В отличие от прибывших Студилина с Кабаловым он был не в форме и изображать строевой шаг с отдаванием чести не стал.
Иван не особо обрадовался появлению новых лиц, прекрасно представляя последствия. Самостоятельность закончилась. Он удобно устроился, изучая найденные удостоверения, справки и паспорта. С эстонского тут же переводил тот самый штатский, оказавшийся присланным командировочным из Таллина. Товарищ Мери тоже воевал в 8м эстонском стрелковом корпусе и после войны направлен на учебу в ВПШ . Прежних навыков не забыл, в бою вел себя правильно и позже сам вызывался помочь.
- Здравия желаю, - сказал штатский.
Как минимум четыре паспорта из десятка проходили по ориентировкам убитых активистов. Видать надеялись чужие документы использовать при проверках. Возможно кто-то знал химию и умел незаметно подчистить или исправить. Обычным диверсантам давали самые поверхностные знания по этому поводу, но многие учились самостоятельно. Жить захочешь еще и не так постараешься. Лично ему Мирон, в свое время, преподал ряд уроков. Немцы тоже любили бюрократию и без аусвайса могли пристрелить на месте. А могли и подсунуть своего человека. Так что требовалось знать и куда смотреть, и как создавать фальшивки. Эти, похоже, настоящие.
- Здравствуй, Арнольд, - пробурчал подполковник. Он явно знал партийного.
Вид у Студилина был, как у съевшего лимон. В здешних краях бушевали свои, невидимые посторонним страсти, очень отличные от политического бандитизма. Даже для далекого от интриг Вороновича достаточно доходило. Это ж достаточно просто, объясняли сведущие люди. Если у тебя бумага от людей Веймера, Аллика или Кумма не ходи к назначенцам Каротамма и Кэбина.
Просто? Совсем нет. Все они занимали довольно высокие посты в руководстве: А.Веймер был председателем Совета Министров республики, Г.Аллик - его заместителем, Б.Кумм - министром государственной безопасности Эстонии. Н.Каротамм - первый секретарь ЦК КП(б) Эстонии, И.Кэбин - секретарь ЦК КП(б)Э по агитации и пропаганде.
Внутри республиканского руководства существовало несколько групп, борющихся за власть и влияние. Разобраться в их старых и новых счетах и сварах, отделив личную от общественной основы, не так просто. На поверхности лежало противостояние этническое. То есть представительство в республиканских и партийных структурах русских (русскоязычных) и эстонских представителей. Каждый не прочь увеличить долю своих людей в управлении.
Для местных больной вопрос. Советские товарищи частенько здешних уроженцев не уважали и не стеснялись это показывать. Особенно на фоне постоянного возвеличивания достижений русского народа. Буквально любое изобретение записывалось в приоритет перед западными. Мы самые лучшие, но не все. А сплотивший навеки. Это шло сверху и нисколько не смягчалось даже в национальных образованиях. Там сажали вторым секретарем непременно славянина. А кому понравится, если к нему в дом влезли навечно, да еще и определяют правильное поведение.
Не так заметно выпирала разница между самими аборигенами. Одни из них имели большой опыт легальной и нелегальной работы в независимой республике, по несколько лет отсидели в тюрьмах (отсюда их название - 'старые политзаключённые'), другие эмигрировали в Советский Союз или вообще большую часть жизни провели за границей, являясь лишь по факту происхождения эстонцами. 'Старые' и 'новые', 'политзаключенные' и 'эмигранты' доказывали Москве насколько они полезнее и лучше противоположной группы. Иногда это шло за счет населения, реже - тому на пользу. В целом, что те, что эти, были коммунисты и не собирались уклоняться от линии партии.
Тем громче грянуло недавняя поверка из ЦК, выявившая в деятельности ЦК КП(б) Эстонии крупные недостатки и ошибки, которые замедляют перестройку всей жизни эстонского народа на советский лад. Якобы обнаружились серьёзные извращения в осуществлении политики партии в деревне, которые сводились к следующему: при проведении земельной реформы части зажиточных крестьян удалось сохранить за собой лучшие земли, местное руководство оказывало покровительство кулакам, не защищало интересы бедняков и прочее.
Студилин по этому поводу сильно возбудился даже без команды сверху. Уж очень явные намеки на Первого секретаря ЦК компартии Эстонии Н.Г.Каротамма позвучали. Он обвинялся в том, что 'по существу запретил газетам вести пропаганду преимуществ колхозного строя'.
Как ни странно, ничего серьезного не произошло. Критикуемый покаялся с должным пылом и сохранил прежнюю должность. Возможно, в данном случае, сыграла свою роль позиция Жданова и Кузнецова, которые 'опекали' Эстонию. Второй секретарь ЦК компартии Эстонии Кедров хорошо знал секретаря ВЦСПС Кузнецова ещё по совместной работе в Ленинграде и пользовался его поддержкой. Он и на свой пост был назначен также по его рекомендации.
- В ходе оперативных мероприятий, - бодро начал доклад Воронович.
- Молчать! - наливаясь кровью, взревел Студилин. - Кто тебе позволил устраивать бардак без согласования со мной?
Прозвучало несколько двусмысленно, но он, кажется, и не понял, что выдал ненароком.
- Почему не доложил?
- Телефонная связь отвратительная, - покаялся Иван, - а завтра их бы на месте уже не было!
Председатель сельсовета охотно позволил воспользоваться аппаратом, внимательно слушая разговор. Столь же готовно отправил людей за убитыми и Эдуардом. И очень удивился, когда Воронович закрыл дверь и для начала двинул в поддых. Если сильно ударить в солнечное сплетение, можно и убить. Но такого желания Иван не имел. Исключительно для лучшего понимания вломил. Мотивы предательства он понимал, хотя прощать не собирался. Каждому по трудам его. Мог и погибнуть, да и за напарника Антсу отвечать придется всерьез.
Здешний деятель был уже третий по счету. Предыдущих, как и еще шестерых активистов (два комсомольца, партийный, милиционер и два простых бедняка, взявших землю у прежних хозяев) застрелили. Хорошо семьи не тронули, но те либо сбежали, либо сидели тихо, не смея рта открывать. Так что желающих занять пост не имелось и нынешнему даже выдали оружие. Только вот никого ловить не собирался, исправно сообщая метсавеннад о всем происходящем. Обвинять таких сложно. Прекрасно знали - им не жить, попытайся возмутиться. Но и жалеть, сдавшего его с товарищем, Воронович настроения не имел.
Когда до бывшего деревенского начальника дошло, откуда сведения о его предательстве, даже не потребовалось пугать или всерьез бить. Почти с облегчением сообщил обо всех связях и кто таскает в лес еду, а к кому в гости заходят. Это Иван оставил на потом. Никогда не поздно заняться. Когда машина привезла из леса лейтенанта, забрал с собой разговорчивого 'языка' и поехал в Тарту, на указанный Ильмаром адрес.
- Где арестованный бандит Таавет? - зарычал сходу прямой начальник.
Фактически фраза звучала длиннее. На каждое слово приходилось по три матерных. Он так и дальше продолжал. Для старшего по звании в армии обычное дело. Они всего тыкают подчиненным и разговаривают ругательствами. Вот обратное может выйти боком.
- В лесу лежит, - с недоумением, - ответил Воронович. - У деревни.
Для себя сделал напрашивающийся вывод. Дежурный доложил продиктованное, однако они помчались допрашивать, а не к нему. Проверяли. За такие штучки, вообще-то морду бьют. Сначала помоги, потом устраивай разборки. Тем более при чужих. Арнольд никуда не ушел и сидит рядом, прислушиваясь. Приличный начальник бы громогласно похвалил и лишь затем, с глазу на глаз, вставил на всю катушку.
- Он был тяжело ранен и помер. Нисколько не жалко.
На самом деле добил. Зачем ему такое счастье, нести на горбу в деревню и спасать? Смертной казни нет и этот эсэсовский урод, убивший добрый десяток своих же эстонцев, будет жить? Справедливость требовала отмщения.
- Он мог дать показания о связи с иностранной разведкой!
- Чего? - от неожиданности Воронович раскрыл рот.
- У нас есть сведения, о контактах Таавета с американцами.
За кого он меня принимает? Я ему мальчик? Может и не отказался бы Ильмар от контактов с заграницей в любом виде. Но если б имел возможность, свалил бы мгновенно. Сам признавал, что сглупил, не уйдя если не с немцами, так в Швецию. И никаких сведений о контактах с утра в отделе не имелось, иначе б знал.
- Виноват, - произнес вслух. - Не сумел взять целым. Он отстреливался.
- А про председателя сельсовета и здешний дом, - ехидно спросил майор Кабалов, - в пылу перестрелки выкрикивал?
Заместитель был гораздо умнее Студилина и умел ловить на противоречиях. В войну не в кабинете сидел, а настоящих диверсантов брал. Но уж больно выслуживался. Так и не нашли с ним общего языка.
- Помер-то не сразу, - повинился Воронович. - Кой чего выбил, обещая больницу и спасение.
- И без проверки полез требовать помощь в гарнизоне! - опять заорал Студилин. - Ты имеешь понятие о дисциплине?
- Так точно!
- Тогда что творишь?
- Виноват, вынуждено действовал по обстановке, не имея возможности получить приказ.
- Мне такие офицеры в отделе без надобности, - сквозь зубы, сообщил подполковник. - Не в первый раз лезешь не в свое дело. Три месяца бандгруппу выпасали и всю операцию сорвал!
Нет, ну чего взбесился? Ведь врет в глаза. Воронович реально ничего не понимал. Допустим, он мог чего-то не знать. Не присутствовал или случилось до его появления в отделе. Однако в общих чертах представлял, кто с кем работает и над чем. Докладывали всегда на общей планерке о результатах. Своих сексотов публично по именам не называли никогда. У любого отдельный контингент. Оформляли агентов далеко не всегда. Хотя был и план по вербовке. И попробуй не выполни! Привлекаешь граждан к сотрудничеству, значит работаешь. Премия, повышения и тому подобная фигня. Показатели надо давать. Причем не только для себя. Для отдела важно. Не сумел, значит хреново работаешь, а если не умеешь заниматься агентурной работкой, то тебе другое место подберут, с понижением.
Вот и приходится всячески крутится. С того возьмешь подписку, с этого. Главное не чтоб освещал, а бумажка правильная в папке. Ну и если случится нечто, всегда можно извлечь обязательство о сотрудничестве. Иван не так давно здесь, но тоже имеет несколько официальных сексотов. Но то для галочки. Отдельно, для себя, кое-кто нигде не фиксируется. Например, скрывающий службу в 20-й дивизии ваффен-СС в качестве зенитчика в 16 летнем возрасте. Ничего подпадающего под понятие преступление за ним нет, но срок бы Кийску навесили в момент. А так, учится спокойно в театральном институте. Свой в определенных кругах. Еще капитан буксира, вляпавшийся на контрабанде, экспедитор на торговой базе. Воровство. И так далее. Глядишь и пригодятся.
Нет, все-таки неизвестно зачем вола крутит. Не послали б их с Эдиком отлавливать дезертира так близко к лежке, если б реально нечто крутили. Могли случайно спугнуть. Да и Ильмар хорошо затихарился. В этом году в том районе никого не трогал, уходя от деревни подальше на акции, чтоб не спалить логово. Сейчас хотел натаскать новобранцев на легком деле. Никто б тел не обнаружил еще долго, а шли они в противоположную сторону.
- Виноват! - послушно выдал Воронович вслух итог раздумий на бешенной скорости. Прошло всего несколько секунд. Спорить с командиром - себе дороже. Правильно принимать разнос и каяться. Иначе не успокоится. - Больше не повторится.
Подполковник в очередной раз выдал матерную тираду, на этот раз уже просто выпуская пар и прошел мимо убравшегося с пути Ивана в дом. Делать ему там абсолютно нечего, зато в рапорте можно честно написать про присутствие на месте столкновения.
- Не сцы, - сказал майор Кабалов, подмигивая. - Утрясется. Есть и без 'лесных братьев' чем заниматься. Бумаги точно стрелять не станут. Целее будешь.
На стук калитки Ирья моментально подскочила, забыв о книге. У двери они оказались одновременно. Она сбросила щеколду, прежде чем Иван постучал.
- Я ж просил не ждать, - недовольно пробурчал. - Ночь на дворе.
- Зачиталась, - прижимаясь, ответила.
Возвращался он всегда грязный, заросший, измученный. И пахло от него вечно потом, оружейным маслом, табаком и иногда кровью. Она никогда не спрашивала зачем мотается по районам. И так догадывалась. Он тоже о служебных делах не распространялся. И не важно. Пусть только возвращается. Даже не к ней, но целый. А что грязный не страшно. Теплая вода стоит в котле на печке. Белье постирает пока будет отсыпаться. Лишь бы дали вволю отдохнуть, а не снова дернули на службу, как случалось неоднократно.
- Господи! - сказал он, - я что маленький ребенок, чтоб раздеться не мог.
- Ты еще секретаря ЦК спроси, партийный товарищ.
- Нет, ну правда.
- А может мне приятно тебе помочь?
И это чистая правда. Поливать, когда моется, даже брить, если б позволил. Откуда вылезло это чисто женское она и сама бы не смогла объяснить. Но даже запах нравился. Иногда, когда его долго не было нюхала гимнастерку и становилось легче. Естественно, никому о таком не рассказывала. Да и некому. Маргит бы смогла, но той уже не было. А других подруг и не имела. Не с Клавой же обсуждать мужиков. Она вся такая правильная и морально устойчивая. По крайней мере, на словах. На самом деле все время боится. Любой мелкий начальник вгонял заведующую в дрожь, а уж от чекистов натурально тряслась. Иван перестал заходить поэтому в библиотеку. Даже понимая, что не по ее душу заявился, Клава всерьез очковала. И вполне могла отыграться на Ирье, случись что с ним.
- Может и вытрешь?
Она окинула взглядом полураздетого мужчину. Ничего парень ей достался. Не богатырь, но крепкий. Весь из жил и вполне способный носить на руках. Между прочим, проверено на практике.
- На, - кинула полотенце, - будто чего не видела.
Долгое время между ними вообще ничего не было. То есть он реально приходил учить эстонский. При этом она достаточно женщина, чтоб понимать бросаемые в ее сторону взгляды, когда, по его представлениям, Ирья не видела. Ноги он изучал с глубоким одобрением, да и не только их. При этом никаких попыток сближения не делал, хотя говорили они на всякие темы достаточно свободно. Быстро сообразила, он не из разговаривающих лозунгами, на манер Клавы. Достаточно критично относился к окружающей жизни и не закрывал глаза на проблемы. Судя по иным оговоркам повидал много неприятного. Партизанская война отнюдь не благородное занятие.
Шлепая босыми ногами Иван прошел в комнату. Сначала поставил автомат к стенке, сунул пистолет под подушку и лишь затем нырнул под одеяло. Эта привычка держать оружие под рукой с самого начала не удивляла. Партийных и военных неоднократно убивали. В Таллине не часто, но в уездах регулярно. Хотя о таких вещах в газетах не писали народное радио быстро сообщало об очередном происшествии. Иногда с заметными преувеличениями. Их дом хоть и не на окраине, но вломиться можно без особого труда. Она не зря тщательно запирала, когда Иван оставался на ночь.
- Холодный, - сказала невольно хихикнув.
- Зато побрился, - ответил шепотом, целуя в шею.
- Надо на кровать повесить табличку: 'здесь спали Ирья с Иваном, когда они, действительно, спали', - сказала она на эстонском.
В первый раз она буквально не знала, как себя вести. Ну что поделать, если все ее умения чисто теоретические. Никогда прежде с мужчиной не была. Но он оказался нежным, неторопливым и осторожным. И это оказалось очень приятно. А потом еще лучше. И кроме того, она заподозрила, что грозный работник МГБ, бывший партизанский командир и уж точно неоднократно убивавший, за что получил несколько орденов, включая польский, в глубине души мягкий человек. Иначе б не вел себя так. Делиться догадкой даже с Иваном не стала. Может ему не хочется, чтоб кто-то был в курсе. Мужику положено быть несгибаемым. Особенно коммунистам в глазах населения.
- В Белоруссии у меня был, ну можно сказать, приятель, - сказал он медленно, с жутким акцентом, но почти правильно на том же языке. - Старовский. Из западников, - это произнес на русском, подразумевая присоединенные территории польских кресов, - так он говорил: 'Иностранный язык правильно учить с девушкой в постели. Очень способствует'.
Вобще-то Мирон много чего говорил, но когда дошло до реальных действий все его советы вылетали из головы. Не имелось у Вороновича большого опыта. То есть женщины были, а как ухаживать не очень представлял. В лесу проще. Там цветы и душевные разговоры не в ходу. Неизвестно будем ли завтра живы, так давай хоть сейчас побудем вместе.
Хуже того, быть просто поднятым на смех неприятно, но переживаемо. Но когда ты не знаешь, посмеет ли отвергнуть потому что неприятен или испугается погон и власти, сразу настроение портится. И посоветоваться не с кем. Не с Студилиным же. На что способны иные деятели он хорошо знал и почему боятся МГБ тоже.
В 45г он лично расстрелял Шуляка. Они были знакомы с 42-го и отряды действовали рядом. Командир в тамошних лесных условиях - это царь и бог, самолично решающий кого казнить, а кого миловать. Шуляк был неподдельно храбр, как бывший командир РККА, попавший в окружение, умел поддерживать дисциплину среди подчиненных. Его люди давали реальный результат, громя немецкие гарнизоны и пуская поезда под откос, а не занимаясь отписками и враньем.
При все этом он не выдержал тяжести бесконтрольной власти. Пил, практически каждую симпатичную женщину в отряде заставлял с собой спать. Когда, не выдержав придирок, два десятка человек захотели перейти к другому командиру их всех перестрелял. Были еще убитые в пьяном виде колхозники, сказавшие нечто поперек. Когда устроил в очередной деревне погром, поскольку тамошние крестьяне не могли дать столько продовольствия, сколько хотел, количество жалоб окончательно перевесило размер терпения. Пригласил к себе, якобы обсудить операцию и разоружив всю команду прислонил к стенке после суда.
Потом была большая разборка с командованием бригады и даже Штабом партизанского движения в Москве. Очень уместным оказалось, что боясь потерять руководящую роль Шуляк прикончил заброшенную в лес группу советских разведчиков. Причем радистку предварительно изнасиловал и потом собственноручно застрелил.
Что-что, а информацию Старовский качал качественно и свидетелей под протокол допрашивал до похорон бывшего героя. Отбросить показания и гибель спецгруппы оказалось невозможно. Так все и спустили на тормозах. Любви к нему от остальных партизанских вожаков не добавилось. За каждым нечто числилось не всегда законное и праведное. На действия Большой земли они б утерлись и стерпели, но от такого же? Чем он выше?
- Ты все равно других языков помимо русского не знаешь, - задыхаясь под наглыми руками. - Так что не нарушай одиннадцатую запись.
- Есть такая? - он даже остановился в удивлении. - Я плохо помню, но вроде десять?
Странно, что вообще хоть в курсе, с его воспитанием.
- Самая важная! Не дурачь женщину - серьезно рискуешь.
- Я тебе никогда не вру!
Просто молчишь о многом, подумала Ирья. Потом говорить стало совсем невозможно. И много позже, пристроившись уютно на плече и осторожно водя пальцем по старому шраму:
- Вань.
- А? - бормочет сквозь дрему.
- Почему я?
- Мне нравятся блондинки по имени Ира.
- А говорил, не врешь!
- Чистая правда.
- Лишь бы отвязаться!
- Ох, - сказал он. - Ну как объяснить то, что сам не понимаешь. Не любят за что-то. Просто любят.
- А почему ты никогда не спрашивал, люблю ли я тебя?
- Боялся услышать отрицательный ответ.
- Теперь спроси!
- Сейчас это будет не честно.
- Я все равно скажу!
- И? - после долго молчания потребовал.
- Да, я люблю тебя.
- Тогда выходи за меня замуж.
- А надо? - спросила она помолчав. - Анкета у меня, ты ж знаешь. Или не знаешь?
- Я хороший опер, Ир. Еще когда про твою подругу спрашивал, поинтересовался.
- Тогда зачем портить карьеру?
- Если б меня волновало очередное звание, обязательно бы прислушался. Все равно моральный облик не соответствует высокому званию офицера МГБ. Ну пусть хоть за дело склоняют.
- В церковь не пойдешь?
- Это перебор. За такое точно уволят из органов. Чем ЗАГС то плох?
- Я подумаю над твоим предложением.
- Только недолго, блондинок в Таллине много.
- Скотина! - задохнувшись от смеха, стукнула кулачком. - Кто ж так уговаривает?
Дым стоял в помещении пивной плотным облаком. От него не помогали открытые двери. Но люди внутри, казалось, не замечали ничего. Пили свое паршивое пиво, лениво перебрасываясь репликами. Между столиков сновал инвалид без ног на низкой тележке, отталкиваясь небольшими палками-рычагами от пола и выписывал виражи между посетителями. Достаточно агрессивно приставал к стоящим с кружками и время от времени ему наливали или оставляли допить. Связываться с ним желающих не находилось. Продавщица всегда защищала калеку, позволяя ему ошиваться здесь. А появись на шум патруль, тоже могли встать на его защиту. На старой гимнастерке от постоянно носил награды - медаль 'За отвагу', ордена Красной звезды и 'Славы'. Так что постоянные посетители о том в курсе и старались не задевать. Мог открыть рот и в голос обложить матюгами, отравив удовольствие.
Новый гость о тонкостях общения в здешней забегаловке был не в курсе, но нервного инвалида обошел стороной, подойдя к столику в углу, среагировав на жест там стоящего. Здешние подставки не имели стульев и специально высокие, как на загнивающем западе. Еще с прежних времен сохранились.
Был пришелец в дорогом импортном пальто, да еще и шляпе. А на ногах модные ботинки. Зима тут не зима, а сплошная слякоть, однако снег все-таки выпадает и ходить в таких не рекомендуется. Не иначе, в основном ездит, а не пешком топает. Обычно в пивной обретались люди рангом пониже, но народ правильный. Без причины не цепляется.
- Иван Иванович? - спросил богато одетый на подвинутую к нему кружку с пивом.
- Все правильно, - подтвердил Воронович.
- Я так понимаю, записаться на прием сложнее, чем обратиться с просьбой о встрече столь странным образом.
Ну, да. Елена Васильевна являлась его любовницей. А еще она работала прокурором города. И занималось тем, что брала взятки у подследственных и их родственников. И не важно, что за освобождение пойманного за руку на хищении получила 500 рублей, два куска сала и палку колбасы. Преступление есть преступление и наверняка при правильной проверке будет выявлена куча нарушений. Один факт уже имелся. При зарплате 950 рублей в месяц на днях отправила перевод в три с половиной тысячи матери. Когда Иван объяснил ей конкретные сроки отсидки и попросил взамен закрытия глаз на случившееся о маленьком одолжении, Елена Васильевна не колебалась ни минуты. Оба они прекрасно знали, с таким покровителем и при стандартном нежелании юридического ведомства выносить сор из избы, до тюрьмы дело не дойдет. Возможно все закончится выговором по партийной линии. Но кому нужны неприятности с вероятным переводом с понижением на другую работу? Даже второй секретарь ЦКЭ не всегда сумеет прикрыть полностью. Ему тоже светиться в подобном случае не хочется. А так... Нашел капитан способ попросить об услуге.
- Гадость, - сказал, отхлебнув Кедров. - Разбавляет она, что ли? Вот и занялись бы.
- Вы правы, - не обращая внимания на предыдущие слова, обычная попытка указать на место, согласился Воронович. - Меня не тянет оставлять явные следы в вашем секретариате. И проблема, отнюдь, не в вашей знакомой.
- О чем тогда речь? - не особо поверил собеседник.
- В МГБ и прокуратуру поступили сигналы о крупных хищениях на спиртовом заводе.
- Это не новость. Меры приняты.
Он курировал пищевую промышленность и не мог не быть в курсе, чем занимались последние три месяца проверяющие. После той истории с уничтожением двух групп Вороновича, за все хорошее, включая отсутствие субординации, отправили в качестве вечного дежурного писать бумажки и затем в помощь созданной сводной группе. Там стрелять не требовалось, зато приходилось разбираться в финансовой документации. Не то чтоб никогда не занимался хозяйством. Не один год контролировал снабжение собственного отряда с упором на количество имеющегося у крестьян. Лишнее брать - вместо дружелюбного приема примутся немцам сообщать. Зачем мужикам грабители. Потому всегда приходилось держать в голове размер запасов, имеющихся и даже урожай в районе. Далеко не все мечтали делиться и это тоже учитывалось в планах.
Но здесь делопроизводство гораздо запутаннее, причем из-за бюрократии и сознательно тоже. Инструкции за разные годы, приказы из главка и министерства частенько противоречили друг другу. А где нет, там находились веские причины для нарушений. Например, в 43г. разрешили продажу водки в порядке стимулирования работ на спиртозаводах в размере от 500 до 2000 литров в месяц. Однако на строгость соблюдения этих лимитов закрывали глаза: регулярный перерасход, спирт вместо продажи отпускался бесплатно. Если чисто по закону - хищение. Все дело в том, что алкоголь стал вторыми деньгами. Без бутылки ничего не двигалось.
Но хуже всего, в общей системе участвовали и ответственные работники. Ко всем праздникам они получали вне любых лимитов и правил определенное количество спирта. Привозили бидонами в ЦК и переливали для банкета в бутылки, разбавляя водой. Ежемесячно тоже шли поставки. Норма выдачи колебалась в зависимости от занимаемого положения Первый
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска и скачивания книг
Книжный Бот
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
ВКОНТАКТЕ