Перекрестки

Глава 1

Род Карнавон

Алаис перебирала струны, сидя на фальшборте. Сейчас она уже не боялась и почти инстинктивно чувствовала движение корабля. Ах, как же хорошо…

В старой своей жизни она несколько раз каталась на океанских лайнерах, за бешеные деньги, а вот на парусных судах как-то не довелось. И есть в них особое очарование…

Этот запах дерева, эти паруса над головой – романтические натуры будут в восторге.

А если не романтические…

Во-первых, на таком корабле остаться одной очень сложно. Даже ради того, чтобы подумать о жизни. К счастью, есть такая штука, как гальюн. Устроен он на носу судна и кое-как отгорожен тканью. Так что приходится шуметь, чтобы к тебе не вломились. Но ладно с этим можно разобраться.

Во-вторых, очень сложно искупаться. Алаис лично использовала старый метод – когда наливали одеколон на тряпку и обтирались ей. Сначала обтереться одеколоном, потом простой пресной водой – и можно жить. А так…

Если не мыться, то вши и блохи себя долго ждать не заставят, а маританцы кровопийц не уважают. Либо выгонят под дождь – то еще удовольствие в шторм на палубе, за борт улететь, как нечего делать. Скользко, скорлупка эта наклоняется в разные стороны, что тот маятник, а ветер, похоже, дует со всех сторон сразу. Алаис один раз высунула нос – и поняла, что это не ее метод развлечения. Либо обвяжут канатом поперек талии – и за борт.

Алаис такого не испытывала, да и не хотела. Было у нее подозрение, что такие развлекушки окончатся или переломом позвоночника, или, если повезет, парой дюжин синяков на всех местах.

Был и еще один вариант, но мыться в одной лохани с десятком мужиков?

Мало того, что это при всех, на палубе, так еще и воду никто не менял. Первой бы Алаис никто не пустил а последней?

А справка есть, что кожно-венерических ни у кого нет?

Лучше уж в море. Синяки в этом времени лечат, а сифилис… хотя его тоже лечат. Пилюлями с ртутью. Чтоб этим лекарям ее самим закачали в то место, которым они думают!

Алаис понимала, что несправедлива, но… не надо ей таких развлечений! Не надо!

В-третьих – рацион.

Блещет разнообразием и вкусовыми ощущениями. Галеты – то есть сухари повышенной жесткости, солонина, квашеная капуста. И спасибо, если в галетах не заведется никакой живности. Долгоносик, например. Приятного аппетита?

Сначала выковырять жучков, потом покушать. Алаис только порадовалась, что в этом рейсе обошлось без подобных радостей, и зареклась плавать на других кораблях. Не маританских. Вот ее подруга Алька – та в морге бутерброды на спор трескала, сидя на прозекторском столе. Она бы и жука съела на спор. А Алаис – нет, не могла.

Кому-то еще мало?

Ну, так добавьте, что нормальная питьевая вода на кораблях – нонсенс. То есть взять с собой нормальную воду, которая не портилась, можно было только в дубовых бочках. Стоило это столько, что дешевле было корабль из золота отгрохать. В других бочках вода быстро протухала и приобретала неприятный вкус и запах, да и пить ее было вредно, поэтому мешали воду с вином. Примерно пять к одному.

Алаис только головой покачала, и принялась для себя норму воды кипятить. Да, воняло, но хоть пить можно было без опасности отравиться.

Этим заинтересовался Карн Роал, и предсказуемо получил лекцию о микробах. Мол, если набирать воду – лучше не из реки, а ключевую. Нет возможности – ее надо фильтровать через воронку, в которую положить шерсть, насыпать древесный уголь и опять закрыть это дело шерстью. Это так, упрощенно. А лучше – кипятить. Тогда корабль не будет напоминать плавучий сортир.

Алаис читала, что древние греки вообще делали проще. Умники возили с собой овечьи шкуры, вывешивали их на ночь на борта судна, а с утра отжимали – и voila! – у вас есть питьевая вода! Конечно, на весь народ так баранов не напасешься, но хоть и не перетравишь всех подряд.

Карн поинтересовался – откуда познания у мальчишки, и получил в ответ невинное – от отца. Алаис вообще привыкла многое списывать на родителей. И музыку, и стихи, и «левые» знания. Пока действовало.

Что такое Маритани – золотые берега

Что такое Маритани – облака, что жемчуга…

Алаис подумала, что над последней фразой надо будет поработать.

– Хорошо поешь. Душевно.

Дорт, приходя мимо, хлопнул Алаис мимоходом по плечу.

– Вечером приходи, я чего нового спою, – Алаис по-прежнему переводила русские песни на местное наречие. Пока, вроде, удавалось неплохо, в претензии никто не был. Большой популярностью пользовались казачьи песни, русские народные, сказки и страшные истории обожали все, а вот мюзиклы не слишком пошли. Все же, мюзикл – это серьезная подготовка, несколько актеров, песни разными голосами…

– Приду, – Дорт чуть приостановился. – Жаль, долго послушать не удастся.

– А что так?

– Да уж завтра, считай, земля покажется.

– УРА! – ответила Алаис.

– Что, так с нами плавать надоело?

– Не то, чтобы надоело, но на берег хочется.

– Крыса сухопутная.

– Попрошу без оскорблений! Или крысюк, или крысак!

– Помню я, как тебя, крысака, выворачивало, чай, за борт травил, что тот насос, – поддел боцман без особой злобы.

Алаис пожала плечами с независимым видом.

– Это у вас кораблик неустойчивый. Шатается и шатается. Вы бы его гвоздями к морю прибивали…

Второй хлопок по плечу оказался еще тяжелее. Дорт заржал, как конь и удрал, а Алаис осталась наедине со своими мыслями. И были те мысли печальны.

Таламир – гад, сволочь, негодяй… плодовитый! Убила бы. Медленно, путем постепенной кастрации. Постарался, понимаешь…

А она-таки беременна. Узнав об этом самым простым способом. Зря только тряпками запасалась – не пригодилось. Оно и к лучшему, кстати, такое на корабле скрыть бы не удалось при всем желании. Кровавая тряпка – это не то, что легко выкинуть, постирать или спрятать. Но теперь в полный рост вставала проблема дальнейшей жизни. Сама Алаис устроилась бы, может, отправилась бы бродяжить, но ведь не с грудным младенцем? А кормящей матери требуется комфорт, это точно. И куда дальше двигаться?

Остаться на Маритани до родов? Не получится, там сложная пропускная система. Почти Арабские Эмираты, кстати говоря.

Ты можешь стать маританцем в двух случаях.

Первый – ты там родился. Второй – ты получаешь благословение моря. Как это происходит – кальмар его знает. Просто в какой-то момент у человека синеют глаза, и он отчетливо понимает, что без моря ему не жить.

Есть и третий вариант. Потомкам герцогских родов на Маритани всегда будут рады. Но!

Радость эта весьма сомнительная, Алаис порасспрашивала моряков. Не все ж ей трепаться, пусть и ей что интересное расскажут…

Оказалось, что если потомок герцогского рода явится на Маритани, его как-то проверят (как – знают только жрицы моря), а потом разрешат жить на острове.

Всё.

Ни дома не предоставят, ни защиты – ничего. Просто потомок герцогского рода уже по определению – маританец. Если сам захочет.

Сначала Алаис обрадовалась. Казалось бы, что в этом такого страшного? Деньги есть, домик она себе прикупит, и даже проживет, а там или еще раз замуж выйдет, или каким-нибудь местным бизнесом займется, или… ага!

А Таламир, узнав, что его беглая супруга на Маритани, за ней не поедет. И голову ей оторвать не пожелает. И ребенка забрать – тоже?

А если пожелает, то ее защитят. Весь остров вступится.

Не верится?

Вот и правильно, что не верится. Такого не бывает. Объявив свое имя, Алаис станет мишенью. Останется только круги нарисовать на всех частях тела. И нигде не сказано, что маританцы не пожелают ее использовать в своих интересах. Она же последняя из Карнавонов, любой, кто на ней женится, автоматически может стать герцогом…

Такая вот ценная девушка.

Тьфу!

Так что лучше хранить инкогнито, и постепенно удрать с острова. Чужакам можно быть на Маритани не больше трех месяцев?

Ей хватит!

Было и еще одно исключение, которое делали старейшины, но там все было еще противнее.

Рабы.

Свободные маританцы по определению воины, рыбаки, купцы, моряки. Не считая рыбаков, это те профессии, при которых дома не посидишь. То есть муж в море, а на хозяйстве кто остается?

Женщины и дети.

Ну, воины. Но чтобы хорошо воевать, надо тренироваться. Уделять упражнениям по нескольку часов в день. И именно упражнениям, а не чистке картошки или пришиванию воротничка. То есть эта категория населения тоже много не наработает. А на острове. Считай, ничего нет. Ни газа, ни водопровода, ни канализации…

И как быть?

Маританцы свой выбор сделали. И одобрили на острове рабство.

С рядом ограничений, например, раба нельзя убить просто так, надо обязательно за какую-то провинность, раба нельзя освобождать на Маритани, надо его вывезти с острова, раб не может размножаться на Маритани, и даже такое – раб не может находиться в рабстве больше десяти лет. То есть прикупил ты раба, а через десять лет вывези его на материк и дай свободу.

На словах – красиво.

На деле?

Десять лет. Целая жизнь, за это время родные тебя забыли, дом рухнул, дело разворовали… а тут ты являешься. Типа, здрасте. Без денег, зато с ценной профессией раба в руках. И что тут скажешь? Ближайший аналог, который пришел на ум Алаис – отсидел десять лет и вернулся. Если вернулся. Ну, здравствуй, сын с лесоповала, канализационный коллектор тебя ждет.

Фактически – маританцы плодят нищих на материке.

Вслух Алаис это не произнесла. Но и любовью к маританцам не прониклась. Тоже мне, высшая арийская раса!

А маританцы действительно считали себя выше других, на том основании, что они – потомки стражи Морских королей. Их предки были воинами, вот и им негоже опускаться. И пачкать руки простым трудом, например, навоз из-под коровы потаскать им тоже нельзя. Не по чину.

Их можно было понять, можно. На службе у королей ребята за свой труд получали зарплату, за счет этого содержали семьи, и были при нужном деле. А потом, когда королей не стало, когда рассыпалось Королевство Рамтерейя, куда им было податься? Спасибо, не в пираты. Но какие-то представления о порядочности у маританцев остались. Пиратов они попросту вешали. На рее. Заодно, кстати, повышали свое материальное благосостояние, поскольку пиратские корабли доставались им.

Так что отношение к ним у Алаис было двойственное. Как к одичавшей собаке, которая после смерти хозяина ушла жить к волкам. С одной стороны, собака-то и не виновата. С другой стороны, тем, кто ей попал на зубы, не легче.

Нет, оставаться на Маритани Алаис не собиралась. И раскрывать себя – тоже.

Прибыла, огляделась, прикинула куда ехать – и адиос, амигос. Мне будет вас очень не хватать.

Да, и к Ланисии она тоже не поедет. Наводить на кузину Таламира? Такую свинью только для врага. И только для заклятого.

Куда деваться?

Разберемся. Тут главное не суетиться.

Приехал на Маритани певец-подросток Алекс Тан, уехала с Маритани почтенная вдова Александра Тан. В черном платье, с ребенком в животе, и – к родственникам. А на материке снимет или купит дом, наймет прислугу, придумает, как зарабатывать – да просто купит чье-нибудь дело. Драгоценностей у нее с собой хватит и замок прикупить, только внимания к себе привлекать не надо. А знания – есть.

Алаис уже успела приглядеться, и точно знала, в какие отрасли будет вкладываться.

Салон для дам.

Нечто вроде элитных магазинчиков двадцать первого века. Натуральная косметика, а заодно нижнее белье, пояса для интимного периода жизни, специальные фасоны для беременных… многое можно изобрести для женщин. Особенно если ты женщина.

А еще…

История Анжелики – в чем-то правдива. Деньги делаются и на элитных продуктах тоже. Шоколада тут не водится, но сколько рецептов каши из топора знает простая русская женщина? Любая из тех, кто возится на даче, а потом обрабатывает урожай.

Соленья, варенья, квашенья, пироги, закуски…

Для себя готовить Таня когда-то не любила и не хотела. Но кормить Мишу было необходимо. Вкусно, разнообразно и с выдумкой. Вот и…

Элитное кафе плюс магазинчик для дам? Вполне возможно.

Но это – дело будущего.

Что такое Маритани – облака под крышей неба

Что такое Маритани – чудный остров, где я не был…

Стихи складывались сами. А что?

От Алаис не отломится, а маританцам приятно.

Я – Далан Шедер.

Они не сломают меня. Я не забуду свой дом.

Я – Далан Шедер.

Мальчишка злобно скалится на своих тюремщиков.

Я не забуду свою семью! Я не забуду своего имени!

Я выживу и отомщу!

Я – Далан Шедер!

Он похож на голодного тощего волчонка. Грязные волосы некогда были русыми, глаза горят неизбывной злостью, на тощем теле выпирают ребра, щедро покрытые синяками. В первые дни он мечтал перегрызть горло хоть кому-то из своих мучителей, потом смирился.

Внешне, не внутренне.

Я – Далан Шедер!

Я справлюсь и вернусь домой.

Выжить можно где угодно.

Под мягкими сапожками купца поскрипывают доски.

– В этот раз у нас хороший улов, с Маритани вернемся с прибылью. Все живы, ни лихорадки, ни гнили – обошлось.

Купец и капитан разговаривают при рабах так, словно их здесь нет. И верно, для этих жирных тварей они уже не люди.

Руки Далана сжимаются в кулаки.

Ах, если бы он был больше! Сильнее!

Если бы хоть на миг спали цепи!

Если бы.

Но что толку мечтать о несбыточном? Как же подло может иногда поступить жизнь?

Сколько ни берегись, но ты не сможешь предугадать самого простого. Что на ваш караван, который двигался в Тавальен, нападут разбойники, что кого-то убьют, в том числе и дядьку Тисама, а Далана просто оглушат. И продадут в рабство за серебряную монету.

И кричи, не кричи, что ты свободный, что ты сын купца, что ты Далан Шедер…

Ты можешь обещать за себя любой выкуп, но кто ж будет слушать мальчишку?

А в будущем у тебя Маритани.

Что б ты пропал! Что б тебя кракен сожрал…

Далан и сам не мог определиться – кого он ругает? Маритани? Маританцев? Работорговцев?

А ведь всего-то… помолиться ехал. Паломники…

Этой зимой Далан серьезно заболел, и мать дала обет. Если сын выживет, он обязательно съездит в Тавальен, помолится в главном храме.

Вот тебе и Храм.

Как-то там мама?

Они, наверное, уже все знают. Мама плачет, отец утешает ее, сестренки переживают… младший братик не понимает пока ничего, ему только два годика, но если всем в семье плохо, то и ему хорошо не будет.

Будьте вы прокляты, подонки! Будьте прокляты!!!

– Завтра уже будем на острове. Там выгрузимся, вы расторгуетесь, и дней через десять – домой.

Семейство Арьен

Эдмон Арьен покачал головой и кивнул сыну.

– Подбери меч. Продолжим.

Эмиль Арьен покорно подобрал меч и встал в позицию. Эдмон оглядел сына.

– Да не напрягайся ты так! Никто тебя убивать не будет. По крайней мере – здесь и сейчас.

– А когда будут? – вопрос был глупым и заданным только для поддержания разговора. Эмиль и не думал отвлекаться на ответ. Манеру своего отца отвлекать противника и тут же выбивать оружие он хорошо знал. Иные синяки до сих пор чесались.

– Когда-нибудь, – Эдмон скользнул к сыну. Эмиль так же плавно скользнул ему навстречу. Во всяком случае, попытался. Получилось плохо, но мальчишке было только пятнадцать лет. Опыт он приобретет в свое время и в своих боях. Пока же для него это было первое плавание – и Эдмон вовсю натаскивал сына, обучая его драться на палубе корабля. Получалось неплохо для новичка. Клинки столкнулись, разлетелись в разные стороны, столкнулись еще раз – и в сторону отлетел уже Эмиль. И без клинка. Клинок зазвенел где-то в паре метров от него.

– Поднимайся, подбери меч, и продолжим, – предложил Эдмон.

Эмиль подниматься не торопился.

– У меня так никогда не получится!

– Все у тебя получится со временем. Ну!?

Эмиль послушно встал в позицию. И все опять повторилось. Скольжение, столкновение, звон клинков – и Эмиль на палубе.

– Ты совершенно неправильно поступаешь, – покачал головой Эдмон. – Я гораздо сильнее тебя и старше. Естественно, ты теряешь равновесие. А почему?

– Не знаю, – Эмиль обиженно засопел носом. Ему было ужасно обидно. Отец не имел никакого права вот так издеваться над ним в присутствии всей команды! Это не обучение, а не разбери, поймешь чего!

– Зато я знаю. Стоишь? Хорошо. Давай-ка медленно, и внятно повторим удар.

Эмиль опять растянулся на палубе.

– Теперь ты понял, где твоя ошибка?

– Кажется да.

– Тогда повторим – и на сегодня все. Начали!

Эмиль сосредоточился на клинке отца. Теперь все стало понятным и простым. Этот выпад отбивается совсем не так. Он-то принимал весь удар на свою руку, а надо совсем по-другому. Неудивительно, что его с ног сбивало. Надо так. Шаг вперед и влево, поворот, скольжение – и удар ушел в сторону, не причиняя юноше вреда. Зато Эмиль смог бы ударить кинжалом в бок врага, если бы все это было в бою. С отцом этот номер не прошел. Эдмон как-то извернулся и потрепал сына по темно-каштановым растрепанным волосам.

– Теперь понял?

– Понял. И все равно – мне до тебя, как жабе до дракона. И как тебе это удается?

– Настоящий маританец* живет на одной рукояти со своим клинком, – пояснил Эдмон старой пословицей. Иди, умойся.

Эмиль убрал меч в лежащие тут же ножны и помчался к борту. Мчаться пришлось недалеко. Матросы уже успели вытянуть пару ведер воды из-за борта и тут же окатили ими юношу. Эдмон Арьен с легкой улыбкой на губах смотрел на сына. Как же он похож на него. Пусть даже сам Эдмон – темноволосый и голубоглазый, а у его сына каштановые, как у матери волосы и ярко-синие глаза, как и у всякого маританца. Привилегия родившихся детьми моря. У его дочери тоже такие глаза, только гораздо бледнее. И не поймешь, то ли Кати получила глаза от отца, то ли от моря. Эдмон даже не заметил, насколько посинели его глаза после первого выхода в море. И все равно. Глаза, волосы, даже лицо – это все чепуха. Но есть и у Эмиля и у Кати в походке, в осанке, в жестах что-то такое, что только краем глаза посмотришь – и понимаешь – это дочь Эдмона Арьена. Это сын Эдмона Арьена. Хотя Эмиль, в отличие от Кати, и лицом на него похож – один в один. Иногда даже странно становится. Посмотришь на сына – и видишь себя, каким ты был в пятнадцать лет. Таким же молодым, глупым, сорвиголовой, который мог так и не осознать своего настоящего призвания. Эдмон не слишком любил вспоминать о своем прошлом, а тут вдруг потянуло. Это его-то, который в пятьдесят два года оставался в душе озорным мальчишкой. А вот накатило – и Эдмон Арьен застыл у борта корабля.

Он появился на свет тридцать пять лет назад в зажиточной купеческой семье. Через два года появилась Эмисса. Еще через год – Альетта. А еще через четыре года родился и Амедей. Он-то сейчас и унаследовал дело отца. Это Эдмон хорошо знал. Старался узнавать вести с родины, хотя сам там не был вот уже тридцать один год. Что же потом? Они росли. Из всей семьи Эдмон больше всего походил на своего отца, темноволосого гиганта с ярко-голубыми глазами и обаятельной улыбкой, от которой таяли все встречные женщины. Напрасно, кстати, таяли. Эдмон точно знал, что отец всю свою жизнь был верен своей жене. Эмисса, как он ее помнил, была точной копией матери. Вьелерин* с зелеными глазами. А родившаяся через год Альетта была как две капли воды похожа на сестру. Их часто считали не погодками, а близнецами. Хотя, насколько ему сейчас вспоминались сестры, Эмисса действительно была точной копией матери – легкая, веселая, живая, совершенно не способная заглянуть в завтрашний день.

* Вьелерин – создание, сотворенное Арденом из солнечного луча и капель воды. Невероятно красивое, оно доносит до людей волю Бога, ближайший аналог – ангел, прим. авт.

Альетте же достался разум отца – холодный, рассудочный, даже временами жесткий, позволивший ему подняться из нищеты и даже стать главой купеческой гильдии Сенаорита.

И Амедей.

Вечный обделённый.

Младший сын, последний, не особенно любимый, не отличающийся умом, зато хваткий и обожающий торговлю. Он сейчас и унаследовал отцовские дела…

А сам Эдмон ушел в море – и не жалел ни минуты. А ведь мог тогда и остаться дома, еще как мог…

Да, было время.

Эдмон как наяву помнил день, когда повстречал свою судьбу. Не любовь, не подругу, а именно что судьбу. Ему тогда был двадцать один год, он задержался у любовницы до утра и ушел уже на рассвете. Он быстро шел, почти бежал по улице. Жизнь была так прекрасна! Он готов был кричать от радости, от того, что он молод, здоров, от того, что день обещает быть солнечным, а ночь будет такой же невероятной, потому что подруга разрешила ему прийти вечером. Нет, не зря он добивался ее четыре месяца! Он свернул в один узенький переулок, второй – и нос к носу столкнулся с девушкой, несущей на плече большой кувшин, пока еще пустой. К колодцу пошла? Эдмон не знал. Он попытался уступить девушке дорогу, но и она сделала то же самое. Несколько минут они топтались на месте от избытка вежливости, а потом девушка подняла на него глаза и расхохоталась. Расхохоталась так звонко и весело, что Эдмон тоже не смог устоять. Он засмеялся – и вдруг встретился с девушкой глазами. И замер. Из ярко-синих глаз девушки на парня нахлынула морская волна, захлестнула, потянула за собой, поманила – и унесла в море. Эдмон услышал крики чаек, почувствовал вкус соли на губах, увидел клочья белой пены на гребне волны несущейся к берегу – и на миг сам стал этой волной. Он часто видел море, но никогда, никогда еще оно не проникало ему в душу. А сейчас пришло и властно позвало за собой. Давно исчезла куда-то девушка, а Эдмон все стоял на улице, оцепенев от увиденного и на него натыкались прохожие. Потом он очнулся и побрел домой, но радости уже не было. Была смертельная тоска по морю. Его ждали на Маритании.*

– Пап, о чем ты думаешь?

Эдмон встряхнулся, отгоняя грустные мысли, взъерошил волосы сына…

– Ни о чем, Эмиль. Совершенно ни о чем. Кажется, ночью будет шторм, надо бы приготовиться. А если море будет благосклонно к нам, то завтра мы уже увидим берега Маритани.

Маритани была прекрасна. В эту секунду Алаис понимала маританцев, которые были влюблены в свой остров. Сияющие золотом берега, пышная шапка леса, симпатичные белые домики на склонах там и тут, наверное так выглядел остров Корфу до того, как его берега изгадили отелями из стекла и бетона.

А еще – море.

Потрясающей синевы, нежное и лучистое, в котором наверняка так здорово купаться. Рядом с Карнавоном оно сумрачное и жестокое, словно акула, а здесь напоминает маленького ласкового рыбика. Из тех, что доверчиво подплывают за хлебом чуть ли не к твоей руке.

Когда-то она любила нырять и плавать с аквалангом. Давным-давно, еще в той жизни.

– Тебе нравится?

Тим вился рядом. За время путешествия он сдружился с Алаис, как с другим парнем. Более старшим и опытным. И сейчас невольно искал одобрения друга.

– Остров… прекрасен, – честно высказалась Алаис.

– А ты бы хотел здесь жить?

– У меня не будет благословения Моря.

– Ну… мало ли?

– Нет, Тим. Моего желания здесь мало, а значит, лучше и не надеяться, чтобы не разочароваться.

– Странный ты, Алекс.

– Уж какой есть.

Алаис небрежно откинула с глаз отросшую за время путешествия челку.

Вы когда-нибудь пробовали подкрашивать отросшие корни волос в темноте, на ощупь, стараясь не издать и лишнего звука, потому что в метре от вас сопит спящий человек? А потом пробираться на палубу и смывать краску в гальюне? Из фляги с водой? Быстро-быстро, чтобы никто лишний раз не заметил?

Там же наносить веснушки, да и брови с ресницами требуется красить. Тяжкое это дело – маскировка.

– А сколько ты пробудешь у нас?

– Наверное, три-четыре дня. Посмотрю на остров, а потом отправлюсь дальше.

– Далеко?

– Не знаю, – Алаис пожала плечами, – ты же помнишь, – пальцы привычно легли на струны.

Вся жизнь моя – дорога, погоня за мечтой,

И я доволен богом, а он всегда со мной

Мы петли размотаем и сделаем клубок

Которым поиграют судьба, и я, и бог.

Судьба моя, как кошка мурлычет у дверей

Куда ведет дорожка? Пойдем по ней скорей…

Тима стихи интересовали меньше, чем Дорта. И правильно, плести такие кружева Алаис могла километрами. Только вот забывалось все уже через десять минут.

– Ты обязательно должен побывать в храме моря. Хочешь?

– А меня пустят?

– Храм открыт для каждого.

– Тогда стоит сходить. Тим, а ты долго будешь на острове?

– Пока капитан не отправится в новый рейс. Но, думаю, дней двадцать. Капитан Роал соскучился по семье.

– Может, ты мне покажешь остров?

Тим просиял.

– С удовольствием. И… хочешь, я тебя приглашу к нам? Отец пускает иногда постояльцев на пару дней?

Алаис подумала пару секунд.

– Давай так, я сначала остановлюсь в таверне, а потом поговорим с твоим отцом. Ты же не знаешь, как они сейчас…

Тим кивнул.

– Не знаю. Но па обычно рад гостям.

– Ну, вот сначала у него спросишь, а уж потом… – Мальчишка согласно кивнул, и Алаис закончила. – А остров мне покажешь обязательно. И в храм сходим.

Почему бы нет?

В той жизни Алаис обожала посещать церкви. Не ради веры или религии, нет. Ради архитектурных и художественных красот. Почему бы не продолжить традицию и в этом мире?

Корабль медленно двигался к гавани. И два мыса выдавались глубоко в море, словно открывали загорелые до золотого цвета руки.

Вернулись, родные мои.

Я рада вас видеть.

Маритани…

Далан гавани не видел, из трюма вообще ничего не увидишь. Просто изменился ход корабля. Стало чуть меньше качать, и кто-то из рабов сказал, что корабль встал на якорь.

Далан мысленно пожелал Маритани провалиться вместе с якорем в пасть Ириона, да там и застрять. Поближе к хвосту. Вслух он ничего не сказал, понимая, что ругайся, не ругайся…

Плетью вытянут, да и только. А силы ему нужны, очень нужны. Чтобы сбежать, он должен быть здоровым, сытым и не в цепях. Тогда у Далана есть шанс пробраться на корабль, идущий с Маритани и спрятаться там. А уж как будет дальше… кто его знает?

Могут и за борт выкинуть. Тогда все будет кончено быстро. Но могут же и домой отвезти? А он отработает! Он ничего не боится, отец своих детей ко всему приучил. Хоть навоз выгребать, хоть огород копать. Если он сын купца, это не значит, что он – белоручка.

Далан шевельнулся пробуя свое тело. Цепи глухо зазвенели.

А ведь и верно спасибо тебе, отец.

Мальчишка отчетливо понимал, что купец Тхен гоняет своих детей до седьмого пота. И… сейчас ему это могло пригодиться. Вот соседские дети, он знал, с утра немного учились, потом лоботрясничали на улице, а у него, да и у его сестер все было не так. Их занимали то работой, то учебой целый день, от зари до темна. Чтение, письмо, счет – это обязательно. Несколько наречий, и на каждом надо разговаривать. Для него – упражнения с оружием. Для девочек – шитье, вышивание, вязание. Работа по дому – обязательно. И тут уж разделения ни для кого не будет. Сестры могли почистить лошадь или убрать в конюшне, Далан мог приготовить суп, при необходимости.

Время на развлечения? Чтобы пошататься по городу, утянуться на рынок или на площадь?

Вот еще!

Лучше помоги в лавке. Или пол помой лишний раз.

Тогда Далан не понимал, к чему это, а сейчас вот, готов был благословлять отца и мать за их решение. Никакая работа ему в тягость не будет, со всем он справится, все сумеет!

Папа, мама, доберусь до дома, в ножки вам поклонюсь. Только б все были живы-здоровы. Только б выбраться…

Карн Роал посмотрел на Алаис.

– Все, прощаемся, соловей?

Алаис молча поклонилась.

Карн кивнул.

– Знаешь… возьми.

За проезд она заплатила десять золотых, пять Карн возвращал ей обратно.

– За что?

– Считай, отработал. Больше никуда не собираешься?

– Не знаю… надолго я здесь остаться не смогу. Вы потом куда?

– Мы опять в Сенаорит. Если захочешь – приходи, место найду.

– Благодарствую.

Карн, и правда, был доволен мальчишкой. Сопляк совсем, сколько ему там – четырнадцать? Пятнадцать? А руки из нужного места растут, и голова светлая. Жаль, не маританец. И работы не боится. Ну, потравил за борт несколько дней, так потом первый же над собой смеялся. И палубу с Тимом драил, и на камбузе помогал, к матросам, правда, не лез, но туда и юнгу не пускают – тяжко. Надорваться можно, а потом не вырастешь. До восемнадцати, считай, только в крайнем случае а так нечего себе жилы рвать. Да и по вечерам…

Самое плохое в плавании – скука. Если все идет тихо, мирно, спокойно, если нет ни штормов, ни бурь, у матросов возникает нужда в развлечении. И в ход идут карты, кости, а где азарт, там ссора, где ссора – там драка…

Это плохое дело.

А в этот раз все точно знали – заскучал? Найди Алекса. Тут тебе и песня будет, и сказка, и пошутит, и рассмешит, и в разговор втянет…

Шутом бы ему работать при королевском дворе… или герцогом стал бы, или отравили.

Хороший мальчишка. Правильный.

– А если что случится – скажи, пусть меня найдут. Чем смогу – помогу.

Алаис опять поклонилась. И – попрощалась. В Сенаорит ей не надо. В ближайшие года два – точно не надо.

А потом…

Ребенок – это, конечно, сложности жизни. Но никто ведь не мешает сыграть и в обратную?

Если умрет Алаис – это наследник Карнавона. Всех земель и титулов, а Таламир при нем опекуном.

А если умрет Таламир? А Алаис выйдет удачно замуж? Хм-м…

Эту идею стоило рассмотреть внимательно. И даже помочь любимому супругу. Дело оставалось за малым. Обосноваться, заработать денег, укрепиться, найти деньги, найти мужа, найти убийц…

Непосильная задача?

Да, для местных женщин.

А вот если ты пережила конец империи СССР, перестройку, гласность, демократию, дефолты, кризисы… Лично Алаис не считала свои планы неподъемными. Просто – требующими времени и сил. Итак, что главное в жизни?

Правильно расставить приоритеты. Тогда и только тогда ты сможешь двигаться к цели.

Например, есть у тебя долги. А хочется шубку. Если ты позволишь ее себе, ты влезешь в еще большие долги, и хорошо это не закончится. А если ты сначала уплатишь долги, а потом накопишь и купишь шубу – у тебя будет и шуба, и чистая финансовая история.

Сейчас у Алаис не было долгов. Но был ребенок. Ее инвестиция в будущее. Да и просто – ее ребенок!

Значит, приоритеты стоят так.

Обустройство где-нибудь, в достаточно многолюдном городе, подальше от Сенаорита. Заодно можно и свое дело открыть, и денег подзаработать.

Роды. Ребенок.

Это – на ближайшие два года.

А потом, если она и ребенок переживут это время, если все будет хорошо, если она устроится, можно будет и за Таламира взяться. Если к тому времени его и так не пришибут.

Ах, мечты, мечты…

Вот как удавалось всем героиням романов беременеть под конец книги? Спать с героями они начинали с середины, под конец обязательно женились, и чадушко рождалось в законном браке. А у нее где?

Брак-то у нее есть, но спокойствие, дом, любовь, доход…

Либо книга не та, либо героиня неправильная.

С этими мыслями Алаис и вступила на землю Маритани, без особого благоговения оглядываясь в поисках ближайшего трактира.

Надо сказать, Маритани ей понравилась. Прежде всего – своей модой.

Мужчины на Маритани носили белые рубашки, которые заправляли в свободные брюки… да-да, из той самой ткани, которая здесь и сейчас называлась парусиной. А чего добру пропадать?

Поверх рубашки накидывались либо жилет, либо куртка, в зависимости от погоды. Верхняя одежда украшалась яркой вышивкой в голубых и синих тонах.

Полностью синей одежды, кстати, тут не было – дурной тон. Синий – цвет морских королей, надеть синее, как бы посягнуть на пустующий трон. Нехорошо получается. Женская мода Алаис восхитила настолько, что она твердо решила уезжать с Маритани – женщиной. И в местных платьях!

Вот!

Женщины на Маритани носили простые приталенные платья, без корсета, нижней юбки и прочих материковых радостей. Облегающий лиф – и юбка-солнце длиной до середины икры. И правильно – не поработаешь по дому в длинной юбке. Талия перетягивалась ярким кушаком. На шею вешались украшения из монет, добавьте распущенные или подхваченные яркой лентой волосы, белозубую улыбку – и у многих из жителей яркие синие глаза.

Почти как у Морского Короля из видения Алаис.

Яркие-яркие, синие-синие, впитавшие в себя цвет моря.

Впрочем, нет.

У короля они и были – морем. Изменчивым, волнующимся, словно через зрачки мужчины смотрел мировой океан. Бушевал, ежесекундно изменялся, пытался выплеснуться наружу. А маританцы взяли от него лишь цвет. Яркую синеву. У кого-то темнее, у кого-то светлее, но и только. Статичный цвет, неизменный.

Красиво, но не то.

А еще на Маритани было необычно чисто. Ни грязи, ни вони, ни крыс – ничего. Каменные мостовые блестят в лучах солнца.

Тим рассказал Алаис, что когда маританцы только поселились на острове, их мучили болезни. А потом боги смилостивились. Послали шторм, который бушевал несколько дней. Отмыл город до блеска, а эпидемии прекратились. Жители намек быстро поняли.

С тех пор на Маритани грязи не найти.

Золотари вывозят отходы на поля, а если кто посмеет насвинячить на мостовой, будет мыть всю улицу. Соседи проследят. Или получит двадцать палок на площади.

За плевок на мостовую – могут заставить его вытирать своей же рубашкой.

За попытку нагадить в укромном уголке – тоже палки. И плюс мытье улицы. Понимали все и быстро.

Впрочем, маританцам помогала сама природа. Их город был большой гаванью, протянувшейся на берегу. Шторм ли, буря, дождь – и считай, улицы отмыты.

Вглубь острова никого не пускали.

Дворец Короля должен был оставаться в неприкосновенности до его возвращения.

Таверна нашлась рядом с портом, и Алаис почти пинком распахнула дверь.

Не по хамству – просто руки были заняты.

- Я приехал издалека, я вам песенки привез

За моей спиной историй, побасенок целый воз

Я от тяжести шалею, вам надеюсь рассказать

Что увидел и услышал, чтобы дальше передать.

Не гоните менестреля, я хороший и не злой

Я пройдусь по скуке тряпкой и по затхлости водой

Я веселье преумножу, разгоню тоску и грусть

Не гоните менестреля, все равно я к вам вернусь…

Сопровождалось сие действие глазками кота из 'Шрека', гитарным перебором и широкой улыбкой. И Алаис не прогадала.

Хозяин, вознамерившийся, было, кивнуть вышибале, ухмыльнулся, и отставил в сторону кружку, которую протирал. Самый обычный трактирщик, в меру умный и хитрый. И таверна, как и в Сенаорите. Стойка, столы, скамейки, разве что там в качестве декора использовался лук и чеснок, а здесь – гирлянды из ракушек. Оно и правильно – лук и чеснок тут статья экспорта, глупо их впустую переводить, а ракушки под ногами валяются. Хоть ешь, хоть нижи…

– Ну, проходи, менестрель. Потешь душеньку.

– А молочка нальете? – нахально осведомилась Алаис. Не из вредности, просто менестрелям в эту эпоху было позволено достаточно много. А что?

Радио нет, телевидения нет, хоть так развлечься. А если развлечение – товар, то и стоит он дорого. И доступен не каждому. Попробовать-то может хоть кто, но в местном обществе очень качественная и действенная критика.

Сколько бы поп-групп остались на плаву, если бы их можно было критиковать, закидывая гнилыми помидорами и тухлыми яйцами, Алаис предугадать не бралась. А особо отличившихся менестрелей могли и вовсе вынести с почетом – до ближайшего нужника.

– А ты с губ слизни, чай, там еще не обсохло, – посоветовал хозяин.

– У-у… жадина, – фыркнула Алаис. Но на высокий стул рядом со стойкой вспрыгнула без раздумий. – Значит так. Поймал дед рыбу. Вот такую. Нет! Вот таку-ую…

Спектакль по мотивам сказки 'Ух ты, говорящая рыба' прошел на 'ура', пара песен развеселила и трактирщика и вышибалу, а 'песня рыбака' вообще оказалась вне конкуренции. Кое-какие слова пришлось заменить, но Алаис постаралась так извернуться с ритмом, чтобы песня ничего не потеряла. И вроде бы ей это удалось.

Алаис посмотрела на довольные лица – и прихлопнула ладонью струны.

– Так как – заработал я свое молоко?

– Заработал. И даже на ночлег пущу, но с отработкой, – решил трактирщик. – Вечером с восьми склянок до полуночи – народ потешишь?

– Я-то смогу, – прищурилась Алаис. – А что мне за это будет?

– Что заработаешь – то и будет?

– Плюс ночлег и трехразовая кормежка за счет заведения.

– А не слишком ли заламываешь?

– Ну… на тухлые яйца всегда разориться несложно. Если захотите.

– Самоуверен ты не по годам…

– Так ум и умения не от лет зависят. Кто и в старости дураком останется, – пожала плечами Алаис.

– Наглый. Тебя звать-то как?

– Алекс Тан.

– Ладно. По рукам, Алекс. Но если тебя гнилыми помидорами закидают – я спасать не стану.

– Не закидают, – ухмыльнулась Алаис.

Не закидали.

Маританцы там – или нет, а музыка нравилась всем. И песни тоже. И даже испанские гитары.

Алаис из своего времени знала кучу мелодий, и на Маритани они пошли влет.

Слушали, топали ногами, хлопали в ладоши в такт задорному ритму… Алаис десять раз порадовалась, что взяла медиатор. Да и кожа на пальцах рук стала чуть погрубее, но все равно пальцы ныли.

К концу вечера недовольных не было. В том числе и трактирщик, который хлопнул девушку по плечу и предложил:

– Не хочешь на площади подыграть? В конце пятидневья танцы, там такие как ты всегда нужны.

– Пятидневья?

– Через два дня. Наши ребята там тоже играют, но не так. У нас другие песни…

– Внесем разнообразие, – усмехнулась Алаис.

Уже в час ночи, вытягиваясь на кровати, она уткнулась носом в подушку.

Пахло не перьями, нет. На острове маританцы набивали подушки чем-то вроде гречневой шелухи. Другой запах, другие ощущения, но главное осталось прежним.

Чистота.

Пусть постельное белье было застирано до потери всякого цвета, а одеяло кололось, но все было безупречно чистым. Хорошо-о…

Жаль, она не сможет остаться на Маритани.

Далан понял, когда причалил корабль. Качка стала иной, изменилась, поутихла. Да и звуки жизни портового города послышались.

Купец спустился в трюм.

– Так… Норс, делайте все, как обычно. Понял?

– Ночью?

– Что ж нам – завтрашний день терять? Помост я оплачу, так что работай!

И начался кошмар.

Рабов по одному отцепляли и выводили наружу. Там им давали в руки кусок мыла и окатывали водой. После того, как человек полностью смывал грязь со своего тела, его осматривали с ног до головы. Осматривали зубы, глаза, половые органы – рабов с дурными болезнями нельзя ввозить на Маритани, за это крупный штраф. Заставляли промывать волосы чем-то едким – рабов с насекомыми тоже не продавали.

Расспрашивали, кто что умеет.

Потом человеку выдавалась набедренная повязка, и он опять приковывался к цепи. На этот раз уже на причале. В трюме грязно, не затем их мыли.

Когда очередь дошла до Далана, мальчишка не сопротивлялся. Ни к чему.

Чтобы сбежать, ему надо не отличаться от маританцев, то есть быть чистым. Не сдержался он только когда его полезли щупать грубые пальцы. И тут же получил сильный удар по ягодицам.

– Стой спокойно!

Далан ответил грязным ругательством, и в следующий миг его ударили еще и под дых. Мальчишку скрутило вдвое. Было бы чем – еще бы и стошнило.

– Учти, щенок, – надсмотрщик подцепил Далана за кожаную полоску ошейника, – проявишь свой плохой характер – лично с тебя шкуру спущу! Молись, чтобы тебя продали, потому что иначе выкинем за борт. Поджилки подрежем, шкуру попортим, чтобы акулы заинтересовались – и дорога в море. Понял?

Далан понял. Оскалился.

– Лучше сдохни сам, потому что если я выживу – это я с тобой и проделаю.

Пощечина была легкой – не дело, чтобы на лице товара были синяки, но и она снесла мальчишку к цепи, где его сноровисто и приковали.

Далан дождался, пока от него отвлекутся и подергал кандалы.

Нет, все крепко.

– Что ты умеешь?

Ответом был изобретательный посыл работорговца в дальние дали. Тот не обиделся – не станет же человек обижаться на собаку, которая его облаяла? А для него Далан человеком и не был.

Товар. И все тут. Просто товар.

– Грамотен?

Далан сверкнул глазами.

– Да пошел ты…

– Отвечай. А то останешься голодным.

Ругательства у мальчишки еще не закончились. Купец безразлично пожал плечами.

– Так и запишем. Отребье. Годен для черной работы или в бордель.

Далан скрипнул зубами. Ругайся, не ругайся…

Но и сдаваться он не собирался. Сначала ты рассказываешь о своих умениях, потом становишься на колени, а потом – раб. Уже не по ошейнику, а по душе!

Нет уж!

Как писал один древний поэт: 'Кто в сердце свободен – не будет рабом'!

Правда, сейчас это мальчишку не утешало. Жрать хотелось до соплей и слез, аж животик подводило. Прикованные по соседству рабы торопливо жрали доставшийся им свежий хлеб.

Мальчишка сглотнул голодную слюну. Угостить его никто не пытался – нарывались уже. Тогда избили обоих рабов – и Далана, и того, кто его пожалел. Вот и сейчас дядька Вирт ест, а смотрит с сочувствием. И табличка на шее.

'Неграмотен. Сильный, работал в поле'.

Будьте вы прокляты, твари, торгующие другими людьми!

Будьте прокляты!!!

Далан поежился. С моря дул холодный ветер, кожа покрывалась мелкими пупырышками. Не заболеть бы…

Я – Далан Шедер! Меня не сломают! Я справлюсь!

Наутро Алаис отправилась гулять по острову.

Правда, дошла она недалеко. Ровно до лавки, над которой было написано 'Платья тетушки Люсиллы'. Подумала – и зашла внутрь.

И тут же была окутана запахом чего-то очень вкусного, вроде печенья с корицей. После солнца и света острова в лавке царил приятный полумрак, и чувствительные глаза Алаис просто расслабились. Пару минут она позволила себе просто стоять и ни о чем не думать, пока не прозвучали слова:

– День добрый, девочка. Платье заказать хочешь?

Алаис только рот открыла. Вот тебе и маскировка! Вот тебе и 'юноша'!

– А… э…

Тетушка выплыла откуда-то из сумрака. И выглядела она так, что ей тут же захотелось довериться. Невысокая, кругленькая, улыбчивая, похожая на сдобную булочку, она смотрела с теплотой и участием. И глаза у нее были ярко-синими. Алаис уже знала, что чем синее глаза, тем сильнее благословение моря для человека.

– У меня все есть. Тебе какие платья хочется?

Алаис подумала.

– Черное. Две штуки. Красное. А еще бледно-голубое, розовое, фиолетовое…

– Мы сейчас посмотрим все ткани, прикинем цвета – и за десяток дней заказ будет готов.

– А пораньше?

– Можно и пораньше. Но подороже, – не стала спорить тетушка.

Алаис тоже спорить не стала.

– Пусть подороже, но через пять дней?

У зеркала она провела два самых замечательных часа за все время своей жизни здесь. Прикидывала ткани, подбирала цвета, выбирала фасоны, в том числе и для беременной. Заказала штук пять платьев с завышенной талией, попросила тетушку подобрать и подходящую обувь, и белье. Та заверила, что все будет в порядке – есть у нее знакомый башмачник, и назвала цену. Алаис только вздохнула.

На материке за эти деньги можно было бы заказать целый гардероб. Два раза.

Ладно, деньги были,

И Алаис безумно хотелось хоть чем-то себя порадовать за все беды и невзгоды этой жизни. Хорошо другим попаданцам – они жили. А она выживала, стараясь не сделать лишнего шага. Бежала, пряталась, и опять выживала.

А так хотелось просто жить.

Выйти на улицу в новом платье, почувствовать на себе восхищенные мужские взгляды… черт возьми!

А хочется побыть в миру, попировать на пиру. Затеять с душкой мушкетером любовную игру…*

*- Ю. Ряшенцев. Песня кармелиток из к/ф 'Три мушкетера', прим. авт.

Ладно. С любовной игрой – перебор, но все остальное-то можно?

И хочется!

Алаис непроизвольным жестом опустила ладонь на живот.

Там растет ее ребенок.

Так странно, так необычно. В той жизни она уже смирилась, что детей у нее не будет. В этой жизни… она все равно не представляет, что делать с детьми, но не убивать же малыша? Можно вытравить плод, Алаис об этом знает, но ребенок-то не виноват в том, что у него папа – сволочь! И любить его Алаис будет за двоих. Уже любит.

Договорились, что за платьями Алаис придет через пять дней. Сама, лично.

Женщина оставила задаток, и отправилась дальше. По дороге купила пирожок с рыбой, слопала в одну секунду, облизала пальцы – и купила еще три штуки. Вкуснотища…

Надо уезжать с Маритани. Иначе при такой кормежке она после родов втрое увеличится!

Пойти в порт?

Присмотреть себе корабль, договориться об отъезде дней через пять-шесть, как раз платья заберет? Можно…

И женщина повернула к порту.

Не дошла.

Видимо, где-то она сбилась, или неправильно поняла объяснения, потому что угодила на рабский рынок. И замерла в ужасе.

Одно дело – читать или смотреть кино. Другое…

Когда видишь это своими глазами – становится страшно и жутко. И кричать хочется.

Люди же!

Люди!!! Да что ж вы с собой делаете!?

Когда-то женщина с ужасом читала о невольничьих кораблях. В трюме устанавливались решетки, и люди ложились на них, как ложки в коробке. Два метра в длину, полметра в ширину и полметра в высоту. Ни повернуться, ни шевельнуться, ни-че-го! Все дела под себя, на голову ниже лежащему. Затхлый воздух, плохая вода и еда… часто довозили живых вперемешку с мертвыми. А воняли корабли работорговцев так, что их отличали за километр.

О невольничьих рынках читать тоже доводилось. Но видеть вживую… это было намного страшнее.

Небольшая круглая площадь была уставлена помостами в несколько рядов. Между помостами ходили люди. Приглядывались к товару.

И на помостах стояли люди.

Товар.

Мужчины и женщины, в одних набедренных повязках, молодые и средних лет. Хорошо хоть детей не было, иначе Алаис бы не справилась с удушливой волной гнева, которая ее захлестнула. А так – накатило и схлынуло, оставив по себе память в виде жестокой изжоги.

Люди.

Все в кожаных ошейниках-полосках, все прикованы цепями, у каждого на шее табличка.

Алаис пригляделась.

Ближе всего к ней оказалась девушка лет семнадцати.

'Девственна. Умеет готовить, ходить за скотиной. Хорошо шьет.'

Мужчина рядом с ней…

'Сильный. Хороший пастух и конюх. Покорный'.

'Ученый и лекарь. Ест мало.'

'Винодел. Плохо видит.'

Хотелось рухнуть на колени и взвыть в голос.

Люди же…

И вот эти выражения лиц, глаза… боги! Глаза!

У тех, кто стоит на помостах – покорное у тех, кто ходит внизу – жадное, приценивающееся.

Вот какая-то тетка с лицом бордель-маман щупает девушку на помосте, хватает за грудь, за живот, требует показать зубы.

Рядом мужчина средних лет приценивается к молодому парню, но уже иначе. Рассматривает мышцы, требует поднять что-нибудь тяжелое…

– Прикажи ей повернуться, я осмотрю задницу. У меня клиенты любят по-разному…

– Гляди, каков гигант! Долго прослужит!

Алаис шагнула назад – и резко согнулась вдвое.

Комок все-таки не удержался внутри. Женщину рвало долго и мучительно. По счастью, рядом с работорговческой площадью домов не ставили, а угол склада послужил неплохим прикрытием.

Наконец Алаис сплюнула на землю остатки желчи, и сделала пару шагов вперед.

Надо бы найти хоть кого – и спросить дорогу. Но… даже дотронуться до продавцов или покупателей она не могла. Было так мерзко, что она боялась не сдержаться.

Токсикоз?

Или простое человеческое отвращение?

– Да пошла ты в… и… старая… по… к…!!!

Звонкий мальчишеский голос так изобретательно ругался, что Алаис невольно встрепенулась. Сделала шаг вперед, второй, третий…

На помосте стоял мальчишка лет пятнадцати.

Тощий, весь в синяках и ссадинах, серые глаза горят злым огнем из-под русой челки, ребра видно напросвет, но…

Никто из рабов не решался спорить с судьбой.

Они уже сломлены. Уже забиты. Уже превращены в домашнюю скотину.

А вот мальчишка считает, что лучше умереть. И, кажется, этот момент близко.

Одного взгляда Алаис хватило с лихвой. И на мальчишку, и на стоящую перед ним толстую тетку с водянисто-голубыми, блеклыми какими-то глазами, и на надсмотрщика, который занес кнут…

– Стойте!

Голос она натренировала. По крайней мере, на нее обернулись. И продавец, и тетка в жутковатом красном платье с черными кружевами, которое смотрелось на ней, как комбинация на хрюшке, и надсмотрщик, и даже сам мальчишка.

Алаис выпрямилась. Черт возьми, в этом мире она – герцогиня Карнавон! И если назовет свой титул, эти твари обязаны будут склониться перед ней.

Но называть ничего нельзя. А значит…

– Сколько ты хочешь за этого щенка?

И надменности в голосе побольше, побольше…

– А тебе что, парень?

– Раз спрашиваю – значит, есть и дело и деньги, – лениво пояснила Алаис, удостоившись еще одного потока ругательств от паренька. Смерила мальчишку насмешливым взглядом и пожала плечами. – вряд ли ты его еще кому продашь.

– Ну, почему же. В моем деле он точно пригодится, – усмехнулась тетка. – Есть у меня любители зады повторять.

Алаис даже не удостоила ту взглядом.

– Так сколько стоит паренек?

– Пятьдесят золотых, господин, – недолго думая, обнаглел продавец. – вы не смотрите что тощий. Зато сильный, выносливый…

– Ага. И чтобы проявить эту выносливость, требуется забить его до полусмерти? – ехидно уточнила Алаис.

– Найдутся любители, – прищурилась тетка.

Таких Алаис тоже просчитывала в минуту. Начни она сейчас торговаться, спорить, ругаться – и парню не поможет, и свои капиталы засветит, и…

– Пятьдесят монет? Ну, за торговца я бы столько еще заплатил… по весу. А за мальчишку – нет. Берите его, уважаемая.

Тетка разинула рот. Торговец поперхнулся, мальчишка, наоборот, рот закрыл и уставился на Алаис с нехорошим прищуром.

– Ты…

– Вот. Еще и матерится постоянно. Изобретательно, конечно, а все ж надоедает. Вам как, любезнейшая, соловьи для клиентов сгодятся?

Алаис была сама вежливость. Но бордельного вида тетка поморщилась и сплюнула.

– За десять монет отдашь?

Торговец замялся.

– Сорок? Только для вас?

Алаис сделала вид, что ей уже неинтересно, и повернулась к соседнему помосту. Там как раз выставлялся роскошный экземпляр мужской породы. Настолько роскошный, что с него и набедренную повязку сняли. И правильно – прятать самое главное в человеке не стоило.

А глаза потухшие.

И этот уже – раб…

Торговец скрипнул зубами, видя утрату интереса к мальчишке. Парень тоже помог, снова обложив толстуху в три этажа с чердачком. Сейчас он, правда, по ее возрасту не проходился, а вот с дохлым тюленем сравнение вышло красочным.

– Да пес с ним, об него больше палок обломаешь, – махнула рукой женщина. И отошла. А вот Алаис приценилась пару раз к другим рабам, сделала круг по площади, преодолевая отвращение, и вернулась обратно.

– Так сколько?

– Я ж сказал – пятьдесят монет.

– Пятерка золотом – и мальчишка уходит со мной.

– Сорок пять. Вы посмотрите, господин, какой он ловкий?

– Где? Это ж щепка, а не мальчишка! Его еще год кормить, чтобы на человека стал похож!

– А вам-то он зачем?

– Не мне, матери.

Мальчишка высказался в том смысле, что таких подонков только гадюки рожают – и огреб справедливый подзатыльник. Оскорблять свою мать Алаис бы никому не позволила, так что и останавливать надсмотрщика не стала.

– Характер гадкий, воспитания нет, неграмотен, способен только к черной работе – и за это пятьдесят монет? Он того не стоит!

– Не хочешь – не покупай. Без тебя любители найдутся, – огрызнулся купец.

Алаис почувствовала, как подкатывает к горлу еще один комок тошноты. Нет, надо бежать, или…

– Удачных поисков, – выдавила она, и осторожно, стараясь не расплескать то, что внутри, двинулась с площади.

Второй раз ее рвало уже под причалом.

Как она туда забралась, Алаис и сама не знала. Ноги привели. Но тошно было до ужаса.

Во рту прочно поселился привкус желчи, голова кружилась, ноги подкашивались.

Как люди могут такое делать с другими людьми?

Маританцы считают себя наследниками воинов… и как?! Как те, кто должен был охранять, беречь и защищать, превратились вот в это?

Если бы короли остались на троне, такого никогда бы не было. Работорговли при Морских королях не существовало. Было единое королевство, и нарушать его законы было чревато.

А сейчас…

Все рассыпалось, все развалилось.

Алаис кое-как умылась соленой морской водой. Кожу на лице стянуло.

– Да что б ваш рынок до основания срыло!

В этот момент она всей душой желала исполнения своих слов. Прямо-таки видела, как налетает на берег громадная волна, как она захлестывает площадь, как ломаются под ее напором помосты, выворачиваются из земли камни…

Руки по-прежнему оставались в морской воде. Море мягко обволакивало пальцы, ласкалось, гладило, утешало…

Алаис вздохнула.

Да уж, помечтать-то можно, но результат? Сколько ни тверди: 'халва', но во рту слаще не станет. Вот если бы изобрести динамит и заложить его в нужном месте, чтобы волна нахлынула…

Женщина выпрямилась, окинула взглядом причал – и едва не сверзилась в воду. Помогло то, что рядом оказался покрытый водорослями и какой-то слизью столб. Был он не слишком приятным на ощупь, но Алаис вцепилась в него, как в лучшего друга.

По трапу корабля на пристань спускался не кто иной, как тьер Маркус Эфрон.

Маркус был откровенно недоволен. Увы, блестящий тьер сильно страдал от морской болезни, так что путешествие ему удовольствия не доставило. Почти всю дорогу он провалялся на койке в душной каюте.

Да и маританцы были весьма непочтительны.

Что такое уважение и восхищение благородным тьером, они даже не представляли. Могли и окликнуть запросто, и посмеяться за спиной (Маркус точно знал, что это над ним), и смотреть так, что крестьянина повесили бы за подобный взгляд.

Сволочи!

Сам Маркус вряд ли поехал бы на Маритани – сдалась она ему. Женщин можно и поближе найти, рыба тоже не великая ценность, но отец приказал! Можно подумать, Маркус виноват в том, что упустил Алаис Карнавон!

Да эта дрянь от кого угодно ушла бы, нормальному человеку и в голову не придет то, что она выкинула!

Удрать из дома и спрятаться так, что по сей день не нашли!

Это же уму непостижимо!

Алита в такой ситуации могла бы плакать. Молиться, край – уйти в монастырь. А эта?! Сбежать от законного мужа! А если она и от них так же сбежит?

Опасная привычка, очень опасная…

Но отец был неумолим. Приказ посетить Маритани, и прожить там весь отведенный срок надо было исполнять, так что Маркус спускался на землю острова. И даже не подозревал, что его ценный приз наблюдает за ним из-под крепко сбитых досок.

Первым побуждением Алаис было – удрать куда подальше.

Вторым – успокоиться.

Убегать получается очень плохо, если тебя шатает от слабости. А вот думать – вполне. Вдохнуть, выдохнуть и выругаться.

Уехать с Маритани женщиной – не выйдет.

Маркус не полный идиот, и узнать он ее может. Даже в рыжем цвете, уж слишком она сейчас яркая. Слишком привлекает внимание.

Алаис, не долго думая, стянула с шеи платок, повязанный, чтобы не привлекать внимание к особенностям ее строения. У мужчин-то кадык выпирает…

Теперь делаем бандану! Вот так, отлично.

Наблюдаем за Эвроном, пока эта тварь не уберется с территории порта.

И – подыскиваем корабль.

Неважно куда, важно, чтобы как можно скорее.

А еще…

Алаис несколько минут колебалась, а потом махнула рукой.

Дура, да. И кто бы спорил, и о чем бы спорить? Но сейчас она вернется на рабский рынок и выкупит того мальчишку. На двух ребят обратят меньше внимания. А что она с ним будет делать на материке?

Да ничего!

Освободит – и пусть проваливает к крабьей матери! Вообще не стоило бы с этим связываться, но к добру ли, к худу…

Внезапно Алаис вспомнился блистательный Басилашвили в роли Воланда. Его глаза, его выражение лица, с которым Дьявол смотрит на Маргариту…

Да, пора обзавестись тряпками и заткнуть все щели, чтобы внутрь комнаты не проползло милосердие. Вы, Алаис, высокоморальный человек?

Нет, мессир, я отвратительно легкомысленный человек. Там, у помоста, я смотрела в глаза несчастного мальчишки. И видела в них и надежду и гордость. И не буду всю жизнь иметь покоя, предав эту надежду.

Пятьдесят золотых?

Черт с ними!!!

Простите, мессир. Ничего не поделаешь. Так уж вышло.

Классика помогла Алаис собраться, успокоиться и взять себя в руки. И уже вполне спокойно она наблюдала, как Маркус отправляется куда-то, потом выползла сама, дошла до ближайшего колодца, умылась еще раз, напилась – и направилась на площадь, где торговали рабами.

Увидев еще раз рыжего сопляка, Далан глазами своим не поверил. За это время к нему несколько раз приценялись, но из-за строптивого характера, быстро отказывались от покупки.

Купец зверел и поглядывал на надсмотрщика, тот поглаживал плетку, но и сдаться Далан не мог.

Он отчетливо понимал, что этой ночью ему придется худо.

В лучшем случае его изобьют. Так чтобы не осталось следов, но и на своих ногах он передвигаться вряд ли сможет.

В худшем – убьют, чтобы научить остальных покорности.

И пусть!

Лучше сдохнуть человеком, чем рабом! Вот!

А рыжий еще раз прошелся перед помостом.

– Ну что – не передумали, господин хороший? Отдадите мне сопляка за десятку?

Купец прищурился.

Далан не знал, что убивать рабов на Маритани нельзя. Да, бывшая стража вовсю использовала рабский труд, но что-то человеческое в них все же оставалось. Если бы работорговец забил мальчишку этой ночью, ему пришлось бы уплатить большой штраф. Мало того, его перестали бы пускать на Маритани.

Один дерзкий сопляк того не стоил.

С другой стороны, достал щенок всех до такой степени, что купец не был уверен в себе. Мог и не удержаться.

А продать… а кто купит?

Если этот рыжий хочет купить себе проблем, кто ж ему будет запрещать? Его же деньги… Но не поторговаться купеческая душа не могла.

– Сорок монет. Так и быть – десятку я тебе скину.

– Восемь монет золотом, – предложила Алаис, – и вы навсегда забываете об этом мальчишке?

– Ладно, тридцать восемь.

– Семь. И хватит торговаться?

Далан скрипнул зубами.

– Ты, рыжий…, вали отсюда!

Алаис и внимания не обратила на выкрик. Они с купцом азартно торговались за каждую монетку. Эх, сгорел сарай, гори и хата! Забыв про желание быть как можно более незаметной, Алаис пустила в ход все приемчики, отточенные ей на турецких и египетских базарах. Когда-то Миша любил баловать свою любовницу, а та любила покупать всякую мелочь. Не ради покупки, ради процесса торговли, беседы, ради азартной и веселой перепалки с продавцом, который получает никак не меньше удовольствия, чем ты сама.

И сейчас в ход пошло все.

Далан даже забыл, что хотел ругаться, глядя как со всем артистизмом рыжий призывает на головы купца кары богов, утверждает, что из-за жадности торговца его семья пойдет по морю… простите, по миру, будет есть одну рыбу, и ту придется ловить на живца. А на что там ловить – одни кости? Разве что головой в море макать, чтобы селедка от возмущения сама всплыла кверху брюхом?

От возмущения мальчишка сам едва кверху брюхом не всплыл. И тут же подавился, услышав, что его можно использовать и в охоте на акул. Привесить к борту – и пусть рыбку ядом заплюет. А бравые рыбаки уж расстараются – за хвост ее привяжут и на землю доставят.

Даже надсмотрщик перестал хвататься за кнут.

Купец идею оценил, и предложил скинуть цену на две монеты.

Рыжий воздел руки к небесам и заверещал, что его грабят среди бела дня! И ради чего! Да если мальчишку на огороде выставить, так вороны за тот год урожай вернут! Прослезятся!

За спектаклем уже наблюдали все. И рабы, и продавцы, и маританцы. И Далан даже не удивился, когда его продали за восемнадцать монет золотом. Рыжий честно отсчитал их в руки купцу, принял веревку и за нее свел Далана с помоста, как скотину. И повел по рынку.

Недалеко, до ближайшей таверны.

В таверне Алаис пихнула мальчишку за самый дальний от входа столик. Смотрел он зверенышем, и выглядел так, что дураку ясно – в горло вцепится, как только сможет. Это и к гадалке не ходи.

– Две чашки бульона. И хлеб, только немного.

Серебряная монетка мелькнула в воздухе, и трактирщик поспешил выполнить заказ. Не прошло и пары минут, как перед 'парнями' встали две большие чашки с рыбным бульоном, тарелка с поджаренной рыбой и пара ломтей хлеба.

Алаис честно поделила все на две части, ту, которая поменьше, придвинула к Далану.

– Ешь.

– Не буду…

А кадык дернулся на тощей шее.

Алаис закатила глаза.

– Чтобы убить меня и сбежать, как ты хочешь, нужны силы. Так что лопай. Поговорим потом.

У Далана округлились глаза.

– К-как…?

– Думаешь, ты такой умный? Лопай молча.

Далан помотал головой, а потом решительно выхлебал половину своей чашки. Съел кусок рыбы, потом еще один, зло посмотрел на кучку с которой расправлялась Алаис. Та точно была побольше.

Женщина вздохнула.

– Да мне не жалко. Только тебя давно не кормили как следует. Можешь потом от заворота кишок загнуться. Попозже еще покормлю, понял?

Далан кивнул головой.

Реальность как-то размывалась в присутствии этого рыжего парня. Он не так говорил, не так двигался, не так… да все в нем было – не так!

А как – правильно?

И суп кончился…

Алаис наблюдала за парнишкой лишний раз убеждаясь, что спасла не крестьянина. Ой. Нет. Может, и не дворянина, но и в земле паренек точно никогда не копался. Мозолей нет манеры уверенные, рот рукой не вытирает, ложку держит даже с изяществом, сидит прямо и не сутулится…

Явно не из бедных. Попробовать?

А что она теряет?

– Доел? Ну, давай поговорим о твоих планах на будущее. Что делать будешь, когда мы выйдем отсюда?

Далан прищурился.

– А тебе-то что?

– Ты вообще слово 'логика' знаешь?

Мальчишка шмыгнул носом.

– Ну, знаю…

– Тогда найди противоречие в моих словах. Мы сейчас выйдем отсюда и пойдем. Ты, конечно, можешь оглушить меня и сбежать, но куда?

– Найду куда, – невольно включился в диалог Далан.

– Хорошо. Бежать тебе либо вглубь острова, но туда маританцы никого не пускают. Попадешься – прибьют на месте. Либо попытаешься пробраться на корабли, чтобы уехать домой. С тем же результатом. Либо рабство, либо смерть.

– А с тобой не это?

– А это второй вариант. Мы сейчас идем спать. Утром просыпаемся, завтракаем, покупаем тебе одежду и идем в порт. А там ищем корабль, который отвезет нас на материк. У тебя семья где живет?

– В Лемарне. Это на побережье герцогства Атрей.

– Туда и отправимся. И поступим так. Мне надо где-то переждать год. Твои родные смогут меня приютить в обмен на возвращение сына? Не бесплатно. Денег дам, может, помогу в чем…

Далан открыл рот.

– Ты… хочешь…?

– А ты еще не догадался, что мне и даром не нужен? – огрызнулась Алаис. – Сокровище нашлось, блохастое!

– Нет у меня блох, – насупился Далан. Потом понял, что над ним подшучивают, и насупился еще больше. Алаис усмехнулась. По-доброму…

Чем-то паренек напоминал ей племянника Пашку, шебутного и бестолкового, но доброго паренька. Не выросла еще собака из щеночка. Ну так дайте время!

– Откуда я могу знать, что ты не врешь?

– Ниоткуда, – честно высказалась Алаис. – Пока мы на Маритани, я даже ошейник снять не могу. Это уже потом, на материке. Но ты-то ничего не теряешь, поверив мне? Если я соврал – в твоей жизни ничего не изменится. Ни к лучшему, ни к худшему. А если поверишь, у тебя есть шанс попасть домой. Этого мало?

Это было даже слишком много. Далан смотрел – и не верил. Ни парню, ни своим глазам, ни его словам… но бежать и вправду глупо. И обращаются к нему, не как к рабу. Что же ему делать?

А рыжий. Понимая, видимо, состояние Далана, просто встал из-за стола, бросив пару медяков.

– Пошли. Спать хочу. Мне еще вечером работать, так сейчас хоть часика три подремать бы.

Так ничего внятного и не решив, Далан отправился за своим… кем?

Хозяином?

Спасителем?

Ирион его разберет!

В комнате Алаис, не долго думая, растянулась на кровати и скинула сапоги.

– Разбуди меня к закату.

Далан только рот открыл.

– А до того?

– Делай что хочешь, только не буди. Ладно? Спать хочу – умираю.

Беременность пока еще никак не отражалась на внешности, но сил у Алаис становилось меньше. Хотелось спать, заползти куда-нибудь в уютную норку, и чтобы никто не трогал. Только вот нельзя. Из норки можно и не выползти вовремя.

Правильно ли она поступает, доверившись мальчишке?

Выбора все равно нет.

Через несколько месяцев она будет хуже, чем беспомощна. Беззащитна и с ребенком на руках. Ей нужны друзья и нужно убежище.

Ей нужно спать…

– А если я тебя сейчас убью?

Мальчишка. Глупый мальчишка…

– Ты не убьешь женщину.

И разум окончательно отключился.

Далан где стоял, там и сел.

Женщину!?

Такого не бывает!

Такого! Не! Бывает!

Прошло секунд сорок, прежде чем паренек шагнул вперед и кое-как попробовал распутать шнуровку рубашки Алаис. Получалось плохо, но все же.

Распутал. Заглянул. И, увидев корсет, плотно стягивающий грудь, в один момент понял, что все так и есть.

Это не парень. Это девчонка, которая притворяется парнем. Но как? Зачем!? Для чего!?

На эти вопросы у Далана ответов пока не было. Было только время. До заката оставалась еще пара часов. Что он может сделать?

Хм-м…

Отец всегда говорил: 'не знаешь, что делать – сядь и подумай'. И правильно говорил, потому как сдуру такого наворотить можно, сам потом ужаснешься!

Далан и последовал умному совету. А и то верно – куда бежать? Остров же, Ирион его сожри! Сколько ни бегай, а все на одно место вернешься. Нет уж.

Посидим, подумаем, что дальше делать. А еще – что может делать девчонка в мужской одежде на Маритани?

К чести Далана, мысли сбежать и разболтать об Алаис всем встречным у него и не возникло. Парень прекрасно понимал, что здесь и сейчас он – добыча. Законная добыча каждого человека без рабского ошейника. А снять его…

Да, можно снять. Но дальше-то делать что? Маритани – тесное сообщество. Чужаков здесь не принимают, к тому же он не голубоглазый, так что любой, любой маританец выдаст его властям. Нет, надо держаться рыжего… рыжей. Она точно зла не желает. Вечером расспросим ее, а там уж и решим, как поступить.

Так-то.

Алаис проснулась оттого, что ее осторожно потрясли за плечо.

– Скоро закат.

Несколько секунд она созерцала мальчишескую физиономию с прыщом на подбородке, а потом кивнула.

Да. Маритани. Далан. Трактир…

– Попросишь у трактирщика кувшин воды с тазиком – умыться? И чего пожрать?

– А деньги?

– Не волнуйся, даст, – отмахнулась Алаис. – Отработаю.

Далан нахмурился.

– А кем ты работаешь?

– Продавцом родины в больших количествах, – фыркнула Алаис. – Ты еще здесь?

Мальчишка фыркнул в ответ, с чувством собственного достоинства развернулся и исчез за дверью. Правильно она все-таки его выкупила. Куда ему в рабство? Убили бы…

Когда он вернулся, Алаис уже приготовила себе во что переодеться, а мальчишке кивнула на ширму.

– Побудь там. Вздумаешь подглядывать – уши оборву.

– Не справишься.

– Поспорим?

Спорить Далан не хотел, и правильно. В честной драке Алаис не победила бы даже гусеницу, но кто сказал, что она станет драться честно? Не-ет уж!

Драка по правилам – для тех, кто смел и силен, а хрупкой девушке в наше время жить сложно. Поэтому увернулся, ударил – и удрал! И никак иначе.

Покоя все равно не было. Хоть и не высовывался Далан из-за ширмы, но и не замолкал.

– А как это – продаешь родину? Ты землей торгуешь?

– Хорошая идея. А ты при мне ее видишь?

– Нет. Но, может, на корабле…

– Нет у меня корабля. И родины тоже не осталось. Вечером пойдешь со мной, посмотришь, что и как.

– А все-таки?

– Менестрель я. Ме-не-стрель!

Далан открыл рот.

– К-как?

Ничего умнее в голову не пришло.

– И неплохой, говорят. И зови меня Алекс, понял?

– П-понял.

– Будешь помогать. Монетки собрать не переломишься?

– Уж как-нибудь. А как тебя на самом деле зовут?

– Александра, – не моргнув глазом сообщила Алаис. А что она – дура? Все сразу доверять?

– А чего ты в парня переоделась?

– А меня замуж хотели выдать. За кабана на сорок лет старше и в сорок раз толще… вот ты бы пошел?

– Ну… родительская воля – закон для детей.

– Далан, а ты представь себе, что приходишь ты домой, там сидит жирнющая баба лет на сорок старше тебя, и отец говорит – женись, сынка. Надо… а в постель тебе ложиться, эту харю на подушке тебе видеть… не стошнит?

Далан представил.

Впечатлился.

И кивнул.

– Я бы тоже сбежал. Просто как-то… я же парень!

– Так я и не девушка. А парень. Алекс Тан. Понял?

Далан закивал.

По подростковому эгоизму и определенной бестолковости, мальчишка искренне полагал, что мир вертится вокруг него. А то вокруг кого же еще? Поэтому все было правильно.

Да, его захватили в плен, но потом пришла Алекс и помогла. И дома он обязательно окажется. А разве может быть иначе? Он ведь главный герой этой сказки!

Алаис видела это, но разубеждать и разочаровывать мальчишку не спешила. Жизнь и так еще повозит его носом об забор. Она помогать не станет. Ну… разве что самую малость.

Вниз они спустились уже вместе.

Трактирщик окинул Алаис одобрительным взглядом.

– Раба решил прикупить, а, парень?

– А чего ж не прикупить? Стоит дешево, а польза есть.

Далан сверкнул глазами, но потом опустил голову. Трактирщик все равно это заметил, отвесил пареньку подзатыльник, и направился к стойке. Алаис сжала руку мальчишки, чтобы не вздумал бузить – и последовала за ним.

Предстоял длинный рабочий вечер.

Ночью Далан вытянулся на матрасе, прямо на полу. Алекс предлагала поделить кровать по-братски, но разве можно так? С женщиной?

Ну… хотелось, но не с благородной же дамой?

А Алекс наверняка из благородных. Это видно и по повадкам, и по разговору, и по тому, как она голову держит…

А какие у нее песни! И истории!

За этот вечер Далан схлопотал четыре подзатыльника, и все они были заслужены. Заслушавшись, мальчишка забывал о своих обязанностях – собрать монетки, принести воды, он просто погружался в историю и не выплывал наружу, пока не смолкал перебор струн.

Особенно ему понравилась история по аленький цветочек.

Если ты не вернешься к сроку, я умру на вечерней заре…

Это было так красиво, и так необычно, что даже подгулявшая компания моряков заслушалась. Какое там драться или разносить трактир? Рявкали на всех, кто шумел и мешал слушать!

Трактирщик, кабан жирный, вообще светился собственным светом! Он за это время сколько продал, да сколько еще к счету приписал… ууу… харя! Такая, как Алекс, для него находка.

И для себя тоже. За сегодняшний день Далан собрал с пола малым не четверть собственной цены. Еще пара-тройка вечеров, и на проезд хватит, и на провиант, и на материке они не пропадут.

Вот сейчас он девчонке верил.

Ей нет смысла лгать, она песнями заработает в шесть раз больше, чем за него выручит! Значит, и правда пожелала помочь. Бывает и так.

Бывает.

А вот какая помощь нужна ей? Алекс не производит впечатления беспомощной дамочки, у нее и язык подвешен, и руки из нужного места, и денег она заработать может… Зачем ей семья Далана? Хотя…

Она сбежала из дома. От жениха.

Возвращаться ей теперь нельзя, наверняка или в монастырь запрут, или вообще убьют, тут всякое возможно. Значит, ей надо где-то обосноваться. Где-то жить, на что-то жить… вот тут его родные могут и помочь. Денег Алекс не надо, это видно, а вот помощь иного рода…

Точно!

Далан выругал себя идиотом!

Вот сколько отец дурню повторял, что знание дороже всего на свете! Знаешь ты, что в Тавальене мор на овец напал – придержи шерсть, потом вдвое дороже продашь! Знаешь, что конкурент корабль с пряностями снарядил – либо перебей торговлю, либо войди в долю…

Знание, вот в чем ключ!

Алекс наверняка не знает у кого купить дом, чтобы не обманули, куда вложить деньги, кого нанять…

Это ж и дураку ясно! А он, лопух придорожный, и не сообразил сразу! Точно – лопух!

Вот не зря отец говорил, что Далан для торговли, что рыба для полета! За хвост раскрутишь, запустишь – так полетит. Да мордой в землю!

Эххх…

Тут уж кому что дано! Вот в драке он первый, а в торговле Шерн и Марек его обставляют вчистую. Каждому свое.

Но какие у Алекс сказки!

И песни…

Он потом еще спросил – откуда, а она и ответила, что с родины. Вот как она родину продает. Память о доме, чему научилась… интересно, где такое рассказывают?

Узнает еще…

Завтра им в порт, будут корабль искать. Хотя их и на корабль теперь за полцены возьмут! С таким-то даром! Попросить Алекс научить его, что ли? За время плавания они многое могут успеть, если он лениться не станет! На этой мысли Далан и заснул.

Луна равнодушно смотрела на него в окошко золотистым змеиным глазом. Волны накатывали на берег и слышалось змеиное шипение в их равнодушном шорохе.

Смешшшшной мальчишшшка. Много васссс тут было.

Волны накатывали на берег одна за другой. И не было им дела ни до людских радостей, ни до их горестей. Люди исчезнут, а море останется.

Оно незыблемо, оно вечно, оно всеобъемлюще…

Море помнило Королей и видело их во сне. И такие же сны снились Алаис.

Людишшшшшки…

Алаис смотрела – и видела.

На этот раз герцога Карнавона. Того, старого. Не отца, но последнего вассала последнего Короля. Даже не видя касатку, вышитую на плече его камзола, она все равно знала – Карнавон. Он сидел в кресле с бокалом вина. Напротив стояли еще два кресла. И в них тоже сидели мужчины.

Один – седой, среднего роста, с удивительно темными, почти черными глазами. И на его плече был герб.

Акула. Род Лаис.

Второй – высокий, с открытым лицом и соломенными волосами, с удивительно добрым выражением, и на плече его камзола вышит дельфин, играющий в волне.

Атрей породнился с Дионом. Тимар видит себя на престоле. Остаются Лаис, Карст, Карнавон…

Алаис слышит это так четко, словно Король стоит за ее плечом. И понимает, что здесь и сейчас видит переговоры трех герцогов.

Лаис. Карст. Карнавон.

Первым нарушает молчание ее предок.

– Не будем таиться друг от друга, господа. Король говорил со мной перед смертью. Он завещал мне нечто… важное.

Карст реагирует первым. Ерошит волосы, удивленно смотрит…

– Вам тоже?

Лаис глубже уходит в кресло. Акулы – они вообще неразговорчивые. Карнавон медленно опускает голову.

– Да. Наша задача сохранить наследие до тех времен, когда его… призовут. Этого хочу я, этого хотите и вы. Я ошибаюсь?

Карст кивает, но Карнавон сейчас смотрит на герцога Лаис. Пристально, жутковато. И тот, подумав пару секунд, опускает голову.

– Да.

Карст пожимает плечами.

– К чему этот разговор? У нас нет иного выхода! Стоит нам нарушить клятву, и…

– Мы можем ее и не нарушать. Но за нами придут наши потомки. Вы воспитаете их в верности королям?

Лаис пожимает плечами.

– Поколение, два… память людей недолговечна, как следы от волн на песке. Тебе ли не знать?

– К тому же Атрей и Тимар сейчас не с нами. Они против нас, значит, нашли способ обойти клятву, – прищуривается Карст.

Карнавон кривится.

– Не обойти. Подправить. Дион королевской крови. Они служат бастарду, но кровь в нем – старая. Любые его приказы… даже подсказанные ими же. Нарушить нельзя, обойти – можно.

– Не люблю громких слов, Карнавон. Мы собрались здесь не ради твоих прекрасных глаз, – Лаис делает пару глотков из высокого бокала. – Давай к делу?

– Я хочу предложить сделать так, чтобы наследие было доступно каждому из наших потомков.

Карст качает головой.

– Невозможно. Эри все предусмотрел. Я хотел бы, но нужна чистая кровь. Королевская кровь…

– Мы займемся этим вопросом. Но я уже сказал – мы не нарушим. Мы аккуратно… обойдем.

– И как же?

– Наши наследники не должны вступать в браки, это верно. Но есть и второстепенные ветви семей. Кровь в них та же, кровь наша. Просто они уже не совсем герцоги, у них только титулы учтивости…

– Ты предлагаешь родниться между собой? – Лаис понимает все достаточно быстро. – Но кто-то должен будет отслеживать родословную…

– Этим займется Карст. Нам бы Атрея, но на него нельзя сейчас положиться, так что… придется тебе.

Карст задумывается, а потом кивает головой.

– Хорошо. Я сделаю. С чего мы начнем?

Карнавон хищно улыбается. Как касатка, которая только что до отвала нажралась сырого мяса.

– С помолвки.

Картина меняется.

И Алаис видит нечто иное.

Это большой зал. Громадный. Стены его из необработанного темного камня, они так велики, что факелы не рассеивают темноту. Они только подчеркивают ее. И тени мечутся по стенкам, оскалив пасти и протягивая ледяные пальцы к людям, стоящим в центре зала.

Пятеро.

Пятеро человек в одежде разных цветов.

Алый с черным. Белый с лиловым. Серебристо-серый с зеленым. Желтый с коричневым. Голубой с золотым. Родовые цвета герцогов. Если она приглядится, она даже сможет разобрать, где и кто. Но Алаис это не интересно.

Пятеро людей стоят по углам… пентаграммы?

Да.

Они не молятся, они просто стоят и ждут… чего?

В центре, перед алтарем, стоит молодой человек. Алаис заглядывает ему в лицо. Оно симпатичное. Было бы…

Сейчас его словно разъела изнутри ржавчина. Женщина даже во сне брезгливо отшатывается. Такое ощущение, что по венам у молодого человека вместо крови пустили кислоту. Лицо в язвах, в рытвинах, и руки такие же, и наверное, все тело… На алтаре – корона, скипетр, меч. В руке юноши появляется короткий кинжал из какого-то черного металла.

– Клянусь кровью моря вечно служить моей земле и моему народу.

– Свидетельствуем.

– Клянусь ставить их интересы выше собственных. Клянусь оберегать и защищать, пока стучит мое сердце…

– Свидетельствуем…

Алаис слышит все. И клятвы, и слова герцогов… они просто свидетели обряда. Пятеро по углам, один в центре…

Она едва не упускает момент, когда парень разрезает себе руку кинжалом. Ярко-алая кровь хлещет на алтарь, и тот… открывается?

И под ним кипит белой пеной воронка водоворота.

Голодная.

Страшная.

Ждущая…

Алаис не кричит только потому, что от ужаса перехватило дыхание. Но видит, как молодой человек отшатывается в ужасе… поздно!

Слишком поздно!

Пол поворачивается под его ногами, и он падает, падает вниз…

Герцог в желто-коричневом дергается, было, вперед в отчаянной попытке спасти, успеть, но потом останавливается, опускает руки. Он понимает – это смерть.

Холодная.

Ждущая…

Безжалостная.

Плита медленно поворачивается обратно, закрывая от Алаис водоворот, и женщина выдыхает. Здесь и сейчас – ей страшно. Она никогда не видела водоворотов в реальной жизни. На картинках, в книгах, в фильмах – да много раз. Но вот так, ощутить вблизи его голодную жестокую злобу… нет, к этому она готова не была.

Молчание нарушает герцог Карнавон.

– Пусть море примет эту душу.

Алаис видит их лица.

Она отчетливо видит, что Карнавон доволен. Лаис тоже, хоть этого и не показывает. А вот Атрей в гневе. Сейчас на его глазах рухнули в пропасть самые большие его надежды. Карст спокоен. Все идет правильно, все так, как надо. Тимар внешне тоже спокоен, но это спокойствие – оно вроде той плиты, которая поворачивается. Вроде бы и камень, а под ним холодная злоба водоворота. Алаис бы к нему спиной не повернулась. Страшно…

И медленно гаснет свет.

Алаис открыла глаза. Выдохнула.

Страшно?

Еще как страшно. Интересно, что она сейчас видела? И почему?

Хотя что – это и так понятно. Если это не отторжение плохого претендента на трон, зовите ее крокодилом. Наверняка – неудавшаяся коронация.

А молодцы эти Короли! Так и надо с претендентами на трон разбираться! Четко и по делу. Не прошел? Приятного плавания…

А вот почему она это увидела?

Алаис серьезно задумалась. Но идеи появились достаточно быстро. Она на Маритани, здесь стоит дворец Королей, здесь это и произошло, наверняка. Подобные события оставляют след в мировом энергоинформационном поле. В ноосфере, говоря научно. Если она правильно поняла, это происходило после смерти последнего Короля. Так что – Событие. С большой буквы.

К тому же, она Карнавон. Последняя из рода. Сейчас, кстати – в удвоенном формате. Все-таки ее ребенок тоже Карнавон, хотя и у нее в животе. Полноправный, зачатый в законном браке, и в нем же мальчик будет и рожден. Надо только как-то позаботиться о признании. Например, свидетели, лекари… как тут вообще оформляют законных наследников? В отсутствие ЗАГСов? В храме? Или как-то еще?

Надо будет расспросить мальчишку.

Вот и польза от него нашлась. Алаис же кучу всего не знала! Герцогесса, Ирион сожри это аристократическое воспитание! Кучу вилок мы знаем, а вот в трамвае проехаться – слабо. А званые обеды в обычной жизни встречаются реже трамваев.

Пусть пример не идеальный, но суть-то ясна? С Далана будем скачивать информацию. Пусть отрабатывает.

Могла она увидеть этот сон, вполне могла. И даже пророческий. А сколько в нем правды?

Архивы почитает. Разберется. Юристу в бумагах копаться не привыкать. И выискивать то, что спрятали – тоже. Двойные, тройные смыслы, подтексты, формулировки… Работа такая. Была.

Алаис откинулась назад на подушку, успокоила дыхание, заставляя себя расслабляться.

Луна насмешливо смотрела в окошко, и Алаис зло сощурилась в ответ.

Я – справлюсь. Не смотри, что мне бывает плохо, я все равно справлюсь, я сильная! И сама вылезу, и ребенка своего вытащу, и мужа еще утоплю на неглубоком месте. Вот!