Печать Джа

Глава 9. Кто ходит в гости по ночам

Судя по тяжелому утру мне все же удалось напиться. Голова невыносимо гудела, во рту словно кошки нагадили и Гаскинс, зараза такая, сдернул с кровати. Силой вытащил во двор и окатил ледяной водой. С-сука…

Пока я потерянный ползал по траве, он успел вернуться из дома. Бросил под ноги кучу одежды, велев одеваться.

— З-зачем? — выдавил я дрожащими от холода губами.

— Неужели забыл?

— Ч-что забыл?

— Ты обещал помочь раздобыть информацию. Помнишь?

Я помнил, но слабо… Отдельные образы то и дело всплывали из глубин небытия. Вот сестрица в шляпке с длинными полями — сидит в пол-оборота, глубоко призадумавшись. Вот хмурый Гаскинс, вечно тыкающий пистолем под ребра. И чернецы, съехавшие в неизвестном направлении. А еще было падение с лестницы в темном подвале и горящая огнем спина.

Я попытался нащупать кожу меж лопаток: вывернул руку — вроде цела… Из повреждений разве что опухшее левое предплечье — спасибо трости Гаскинса. А еще кровоподтек на правом боку — спасибо пистолю того же Гаскинса.

И что же такого успел наговорить вчера, что эта сволочь стоит и ухмыляется. В отличии от меня он выглядел молодцом: чисто выбритый, если не брать в расчет тонкой полоски усиков, в хрустящей от свежести сорочке и накинутом поверх сюртуке. Гаскинс терпеливо ждал, пока я попаду ногой в штанину.

Шантру, до чего же хреново… Меня вырвало прямо на лужайку: сплошной бурой массой — все что успел съесть и выпить за вечер. Глаза уставились на нитки слюны, свисающие со рта.

Рядом с глухим стуком появилось ведро — не иначе, милость богов… Я опустил ладони в ледяной холод и сделал пару глотков. От невыносимой стужи в зубах заломило. Еще воды…

Я долго умывался, пытаясь привести себя в порядок. И все это время Гаскинс терпеливо ждал. Пару раз из дома показывался старый слуга — интересовался: «не нужно ли чего молодому господину», и вновь исчезал.

Господин? Это что же получается, в Сиге из Ровенска признали родного брата?

— Не обольщайся, — словно прочитав мысли, высказался Гаскинс, — баронский статус выдан на время. Поможешь вернуть Печать и снова станешь тем, кем являешься: вором, мошенником и плутом.

Вернуть артефакт, серьезно? Я точно вчера был пьян, если пообещал подобное. Печать Джа канула в небытие еще на островах «Святой Мади». Может до сих пор там находится, а может на дне морском. Кто же теперь разберет.

— Оклемался? — в голосе Гаскинса не было и намека на участие.

Я молча поднялся, на негнущихся ногах прошелся по лужайке. Вроде нормально, жить можно. И голова не сильно кружится.

Память медленно возвращалась, подкидывая все новые образы. Вот я сижу, пьяный в кресле и ору, надрывая глотку:

«Златокудрая Гвинет — знойная красавица».

Вытянутый палец перед глазами и звучащее на фоне:

«… платите две тысячи кредитов в неделю».

Это второй палец, но был еще и первый. Кажется, я требовал постой в доме и пристрелить себя любимого в случае… Вот ведь треска говяжья!

— Вспомнил? — усики-щеточки изогнулись в подобии улыбки.

— Ты за память мою не переживай. Лучше скажи, где обещанные деньги?

— Какие деньги?

— Гаскинс, дурака не валяй. Мы насчет двух тысяч уславливались, авансом.

Гаскинс покачал головой:

— Плохо ты вспомнил. Не двух тысяч, а одной, и не авансом, а по окончании недели. Баронесса озвучила своё решение, и ты согласился.

— А выделенная комнатка, а постой?

— Ночевать здесь не останешься, — Гаскинс был категоричен.

Боги, неужели настолько был пьян, что позволил благородной дамочке диктовать условия. Прогнули Сигу из Ровенска, обвели вокруг пальца, как последнего лопуха. Что же такое умудрился наобещать взамен?

Это выяснилось вскоре, стоило сесть в подъехавший экипаж.

— Гони в порт, — приказал Гаскинс вознице. И повернувшись ко мне, добавил: — надеюсь, там мы отыщем твоих друзей.

Это он на матросов «Оливковой ветви» намекал. Я слишком долго и упорно разглагольствовал о важности сбора информации, вот ко мне и прислушались. Теперь будем ходить по кабакам в поисках бывшей команды, в надежде услышать что-нибудь новенькое. Пустая трата времени…

Экипаж летел по запруженным улицам города. Возница не щадя сил давил на клаксон, и тот гудел, отдаваясь болью в затылке. А еще меня порядком растрясло, поэтому когда выбрался наружу, первым делом очистил желудок от остатков еды.

— К чему такая спешка? — пожаловался я, вытирая рот тыльной стороной ладони. — Неужели нельзя было подождать до вечера?

— Сам сказал, что нужно действовать срочно.

— Я?

— Местные уголовники прознали про Печать, поэтому мы должны быть на шаг впереди, — процитировал Гаскинс эпизод из забытых воспоминаний.

Неужели я сморозил подобную глупость? Какое нахрен впереди? Моретти и его люди сто раз успели допросить экипаж «Оливковой ветви». И не только они одни… Не удивлюсь, если к делу подключилась местная стража, а обвинение в контрабанде и арест корабля всего лишь предлог.

— Ерунда, — вырвалось из меня помимо воли.

— Полностью согласен, но баронесса в тебя верит. Твердит, что своему они расскажут куда больше, чем постороннему.

Это я-то свой? Трюмная обезьянка, тайком проникнувшая на борт корабля?

— Передайте баронессе мою глубочайшую благодарность, — все что смог выдавить я.

А дальше начался поход по кабакам.

Забегаловок в порту Баненхайма оказалось больше, чем блох на дворовом псе. И все они несмотря на ранний час работали.

«Морской конёк», «Бережок», «Морячка» — вывески сменяли одна другую. Местные художники поработали на славу в попытке привлечь посетителей. Где-то был намалеван краб с выпученными глазами, а где обнаженная девица, стыдливо спрятавшая грудь. Особенно понравился рисунок корабля, упершегося бушпритом в один край стены, кормою — в другой, а гигантские белые паруса колыхались под самой крышей.

Единственное, что оставалось неизменным — содержание. В сизом тумане прокуренных помещений мельтешили тени. Посетители продолжали сидеть и пить. Слабые духом отгуляли еще ночью, поэтому на ногах оставались самые крепкие: те кто был способен бухать сутки напролет.

Кругом царила вонь, смрад и грязь. Приходилось переступать через тела лежащих в проходах. Держаться подальше от столиков, залитых дурнопахнущей жижей и лишний раз за ручку не браться, пинком отворяя дверь.

Я был привычен к подобному, а вот Гаскинс брезгливо морщился. Вел себя крайне вызывающе, словно принц, пожаловавший в трущобы. Мешал общаться с завсегдатаями, встревал в беседы, хамил и грубил. В конечном итоге, мы нарвались.

На выходе из очередного кабака нас подкараулила троица подвыпивших мужиков. Судя по внешнему виду они могли быть бандитами или работниками местной верфи, а может и тем, и другим одновременно. Бывает же такое, днем человек бревна стругает, а ночью прохожих.

— Сдается мне, папаша, ты филёр, — процедил самый тощий из них. Извлек из-за пояса нож и поиграл им, перекатывая меж пальцами. Так обыкновенно делали циркачи на рыночной площади. Вот только стоящий напротив мужичок был мало похож на ярмарочного зазывалу.

Я быстро огляделся. Это было плохое место для драки: дорога впереди перекрыта, а по бокам высокие стены. Оставался единственный путь — назад, через двери только что покинутого заведения. Нам там точно будут не рады, уж больно злобными взглядами провожали местные завсегдатаи. А виной всему Гаскинс с прямолинейной манерой вести переговоры. Просил же не лезть…

— Что, язык проглотил? — тощий продолжал издеваться. — А был такой разговорчивый, щебетал птичкой певчей. Не боись… я хоть и не «дохтур», но верное средство от немоты знаю. Запоешь и ты, и дружок твой.

Плохо, ой как плохо… Я невольно сделал шаг назад, а вот спутник мой отступать не намеревался. Вместо этого засунул руку в карман, где покоился пистоль.

В воздухе раздался короткий щелчок и тело тощего первым повалилось на землю. Снова щелчок и рухнул крепыш, по-бабьи всплеснув руками. Третий кинулся бежать, но Гаскинс никого отпускать не собирался: вытянул руку, прицелился и фонтанчик брызг вылетел из бритого затылка.

— Уходим!

Матушки-батюшки…

— Эй, как там тебя? Сига?!

Чужая рука дернула за рукав, и я моментально пришел в себя. Нагнулся и первым делом подобрал выпавшее из рук тощего оружие. Увы, очередной нож оказался дешевой поделкой. Потянулся было к поясу в поисках кошеля и застыл. Взгляд уперся в рану, прямо над правой бровью тощего. Круглые и ровные края — кровь толчками сочилась наружу.

Тело господина барона лежало на земле, освещенное яркой луной. Из дырки по центру лба вытекала кровь. Темный ручеек пульсировал и извивался живой лентой. И края раны слишком ровные…

Ох ты ж, треска говяжья!

Оцепенение спало в следующее мгновенье. Гаскинс рта не успел раскрыть, как я уже сорвался с места. Вылетел в узкий проулок, заставленный бочками, и ринулся вперед: в сторону виднеющегося впереди прохода. Сзади тяжело забухали сапоги.

Вскоре улица закончилась, и я оказался на перекрестке. Огляделся в поисках возможной погони, но ничего подозрительного не заметил. А потом, держась за бок появился Гаскинс. Последнюю часть дистанции он даже не бежал — шел, держась за бок.

— Притомился, папаша?

Гаскинс, отпущенную шутку проигнорировал. Оперся рукой о стену и принялся тяжело дышать.

— Я так понимаю, с обходом питейных заведений на сегодня покончено?

Гаскинс промолчал. Постоял еще с минуту, а когда пришел в себя — направился к ряду самоходных повозок, выстроившихся вдоль обочины. Перебросился парой слов с возничим и уже спустя минуту мы летели вверх по улице, покинув столь негостеприимно встретивший нас припортовый район.

И снова «Добро пожаловать» и снова «Восточные холмы». Спустя полчаса быстрой езды мы прибыли к дому баронессы.

Совсем сестрица за собственностью не следит. Бурые от старости стены особняка были покрыты то ли мхом, то ли плесенью. Крышу давно не чинили, как и накренившийся водосток. Скат над левом крылом частью лишился черепицы и теперь напоминал улыбку древней шлюхи — примерзкое зрелище…

Крыльцо подгнило и требовало замены, но хозяйка отчего-то решила, что и так сойдет. Лишь приказала обновить перила, выкрасив рассохшееся дерево в зеленый цвет. Тоже самое касалось и оконных рам. Кое-где виднелись щели толщиною с палец, наспех забитые паклей. Не дом, а развалина.

На дверной звонок никто не откликнулся. Пришлось Гаскинсу идти во флигель за запасной парой ключей.

Внутри особняка царил полусумрак. И без того прикрытые листьями окна оказались плотно задернуты. День на дворе, а её светлость сидит взаперти, боясь показаться наружу, словно бабайка из детской сказки.

На камине толстый слой пыли, дрова свалены в кучу, что за слуги… Ну хоть следы вчерашней пьянки удосужились убрать и то ладно.

— Побудь здесь, а я пока доложусь баронессе, — приказал Гаскинс.

— Уверен?

Рассечённая бровь вояки дрогнула в удивлении.

— Уверен, что стоит тревожить её светлость? — повторил я снова. — Баронессе нужен результат, а не доклады по малейшему поводу.

На лице Гаскинса промелькнула презрительная гримаса. Настолько раздражающая, что пришлось взять себя в руки и попытаться растолковать дуболомному вояке очередную истину:

— Гаскинс, ты отличный стрелок. И пистоль, делающий три выстрела без перезарядки… я такого раньше не встречал. Но все эти чудеса не помогут добыть информации.

— Мнением ворья никто не интересовался.

— Гаскинс, да послушай же… Ты действуешь слишком прямолинейно. На войне это может быть и хорошо, а вот в общении с бродягами становится помехой. Что ты знаешь о жизни городского дна? Отбросы, достойные всяческого презрения? С таким подходом ты ничего добьешься. С людьми надо по-людски.

И снова полный презрения взгляд.

— Гаскинс, ты тупой! — не выдержал я.

Трость орехового дерева поднялась в воздух. Вот ведь треска говяжья, а я забыть успел о её существовании.

— Повтори, — глухо процедил вояка.

— Какую часть конкретно? Про хорошего стрелка или непроходимого тупицу?

Пространство между нами разделял стол. Именно он и помешал Гаскинсу нанести удар, а может избить до бессознательного состояния. Кто знает, что сидело в голове дуболомного вояки.

Пару раз железный набалдашник мелькнул в воздухе, а потом мы принялись бегать кругами. Честное слово, словно забытая игра в салки, только гонялся за мной не ребенок, а взбешённый мужик.

Мы опрокинули кресло, рассыпав фрукты по полу. Уронили статуэтку коня, вставшего на дыбы. А один раз набалдашник промахнулся, и заместо моей головы оставил вмятину на и без того видавшей виды столешнице.

— Повтори! — рычал, впавший в бешенство Гаскинс, и я охотно слушался.

— Тупорылое создание… тупорылый тупарь.

Вены на лбу вояки вздулись от напряжения, шея побагровела. От сердечного удара бедолагу спасло появление баронессы:

— Что здесь происходит? Гаскинс, извольте объясниться.

Тот остановился, и с трудом переведя дыхание, выдавил:

— Виноват.

— Гаскинс, вы же обещали держать себя в руках.

— Виноват.

— Толку от ваших извинений, — баронесса вздохнула. Вошла в комнату и остановилась напротив окна. Тусклый свет упал на лишенное красок лицо хозяйки.

Почему она за собой не следит? Безликое серое платье, явно надетое второпях. О приличной прическе даже речи не шло: растрёпанные волосы напоминали скорее воронье гнездо.

Тонкие пальцы отогнули шторку, и глаза девушки зажмурились от яркого света. Боги, до чего же бледна. Прошлый раз обстоятельства нездорового вида списал на чрезмерное увлечение косметикой. Выходит, ошибался — баронесса от природы обладала белой, почти прозрачной кожей.

— Солнце в зените, — задумчиво произнесла девушка.

Она вообще в себе? Я вопросительно уставился на Гаскинса, но у того на лице не было ничего кроме слепой преданности и готовности служить.

— Как успехи в нашем деле? — поинтересовалась она.

— Работаем.

— Гаскинс, мне нужен монополь. Именно этот и никакой другой… Добудьте его, прошу вас.

— Обещаю, ваша светлость, что приложу все усилия.

Приложит он… Полчаса назад нас едва не прирезали на пороге таверны, а он стоит тут и распинается: «да, моя госпожа… будет исполнено, моя госпожа». Не было больше сил выслушивать бессмысленные диалоги, потому я решил вмешаться:

— Одних усилий недостаточно…

— Твоим мнением никто не интересуется, щенок, — Гаскинс тут же наградил меня злым взглядом.

— Хорошо, пускай будет щенок… делайте, что хотите, — пожал я плечами. — Засим считаю наше небольшое соглашеньице расторгнутым. Госпожа баронесса, всего наилучшего.

Но не успел сделать и шагу, как из кармана Гаскинса показался знакомый ствол.

— Куда это ты собрался?

— На выход.

— А ну стоять.

— Иди в жопу, Гаскинс.

— Ах ты ж…, да я тебя, щенок, — щегольские усики задергались.

— Стреляй! Один хрен с тобой убьют, так какая разница.

Сжимающая пистоль рука, вытянулась в мою сторону. Я замер и с неожиданным хладнокровием уставился в темное дуло. Отчего-то был уверен, что все обойдется, так оно по итогу и вышло.

— Прекратить!

— Ваша светлость, позвольте…

— Тебя это тоже касается, Гаскинс! Ведёте себя, словно мальчишка. Неужели и без того мало проблем, — длинные пальцы принялись усиленно тереть виски. — Боги, до чего я устала.

— Прошу простить за несдержанность, ваша светлость, — мужчина склонил голову в полупоклоне. Что же касается меня — сроду Сига из Ровенска манерами не отличался. Не имел привычки кланяться: ни богам, ни господам, потому и остался стоять, засунув руки в карманы.

Баронесса наконец пришла в себя. Отняла руки от головы и посмотрела в мою сторону:

— Тебя не устраивает мой компаньон?

Компаньон, о как… Понять бы, что еще это значит.

— Не устраивает.

— И чем конкретно, позволь спросить?

— Кажный должен заниматься своим делом. Пекарь — печь пироги, Гаскинс — охранять вас, а я — ходить по кабакам и говорить с нужными людьми.

— С отбросами.

— Можно обзывать их, как угодно, только сути дело это не меняет. Гаскинс, ты раздражаешь людей одним своим присутствием, не говоря уж о манере общения. Нас скорее прирежут, чем согласятся помочь.

— Хорошо, — недолго думая, согласилась девушка, — тогда я пойду с тобой.

— Исключено, — в один голос возмутились мы.

— Баронесса, одну вас не отпущу, — принялся горячо убеждать Гаскинс. — Вы даже не представляете, какой в порту клоповник.

— Почему же одна, со мной пойдет Сигма.

— Сига, — поправил я, но вновь остался не услышанным.

— Вы хотите довериться мошеннику и плуту?! Да будь моя воля, я бы на порог дома его не пустил, а лучше запер в подвале.

— Будь ваша воля, вы бы и меня заперли, — девушка уставилась в окно. И чуть тише добавила: — я и без того никуда не хожу.

Возникла неловкая пауза, которой я решил воспользоваться.

— Баронесса, в кои-то веки соглашусь с Гаскинсом. Нечего вам делать в нижней части города. В припортовый кабак не каждая шлюха зайти отважится, а вы так и вовсе дама благородная.

— Сомнительное сравнение, — девушка грустно улыбнулась. — Тогда какие будут предложения?

— Во-первых, мы пересмотрим ранее достигнутое соглашение. Вчера малясь перебрал… короче, тысяча крон к концу недели не устраивает. Мне еще харчиться нужно.

— Сколько?

— Две.

— Хорошо.

— Авансом.

— Будет авансом.

Я запнулся, не ожидая столь легкой победой. Эх, надо было просить три, но кто же знал.

— Что-то еще?

— По поводу комнаты.

— Исключено.

— Согласен на уголок во флигеле.

— Не обсуждается.

Пришлось вздохнуть:

— Ладно, поживу в гостинице.

— И про баронский статус забудь. Пока я закрою глаза на подлог, но как только найдется монополь и вернется мой непутевый брат…

Хрена с два он вернется: тело Алекса Дудикова давно распухло под лучами жаркого солнца. И артефакта баронессе не видать, как собственных ушей. Получается, ходить Сиге из Ровенска под баронской личиной до конца жизни? Вариант хороший, меня устраивающий, поэтому согласно кивнул:

— Теперь касаемо дела… Предлагаю перераспределить обязанности. Пускай Гаскинс отвечает за прикрытие, раз уж неплохо стреляет, а переговоры буду вести я.

— На место главного метишь? — моментально встрепенулся тот

— Да, — признал я, а чего скромничать. — Поисками должен заниматься человек, знакомый с жизнью отбросов, а не весь из себя чистенький и благородный. Пока я буду перетирать с нужными людьми, ты будешь сидеть в уголке и не отсвечивать.

— Хорошо.

— Но баронесса?!

Девушка проигнорировала возмущенный возглас компаньона.

— Согласна, но при одном условии: Гаскинс должен слышать каждое сказанное слово. Сам понимаешь, доверия тебе никакого.

— Можно попробовать, но существует проблема, — я с сомнением посмотрел на ухоженную физиономию напарника, — рожа у Гаскинса уж больно приметная, так и просится… короче, в портовом районе не оценят, потому предлагаю сбрить усы.

Усики-щетки недовольно задергались.

— И одёжку сменить на попроще, и от палки избавиться… Где это видано, чтобы в питейный кабак с тростью заваливались, да еще из дорогого орехового дерева. Гаскинс, нахрена она тебе, ты даже не хромаешь. Перед дамами красуешься, а может перед баронессой?

— Закрой пасть, щенок, пока я сам её не захлопнул.

— Тихо! — и вновь длинные пальчики принялись массировать виски. — Раз не можете договориться, сделаем следующим образом, — острый ноготок указал в мою сторону, — минус сто кредитов.

— С чего это? — возмутился я.

— Будет впредь наука. Прежде подумаешь, чем Гаскинса доводить… А ты, мой дорогой друг, — взгляд баронессы устремился в противоположную сторону, — будешь слушаться Сигму.

— Усы не сбрею, — нахмурился тот.

— Обещаю, я что-нибудь придумаю.

И придумала. Ближе к вечеру Гаскинс обзавелся шикарными накладными усами. Потертый сюртук отыскался в запасниках дома, а поношенные ботинки одолжил старый слуга. Баронесса настолько увлеклась преображением своего подручного, что взялась за косметику. Поработала кисточкой, вследствие чего лицо Гаскинса утратило привычный лоск, превратившись в хмурую физиономию.

— Сестрица, да у вас талант, — похвалил я девушку. Последняя была слишком увлечена работой, поэтому не обратила никакого внимание на фамильярное обращение. Словно маленькая девочка, дорвавшаяся до любимой куклы. — А можешь его походку изменить?

— А что с ней не так? — удивилась девушка.

— Ходит, будто в жопу палку засунули.

Зря я это сморозил. И хрен бы с ним с Гаскинсом, грозящим снова пристрелить. Куда жальче было потерять очередные сто кредитов, уплаченные в качестве штрафа. Баронесса вела строгий учет в голове, поэтому вместо положенных двух тысяч выплатила полторы.

— Позвольте, — возмутился я, — откуда еще триста набежало.

— Графин коньяка, который имел удовольствие выхлестать ночью, стоил двести пятьдесят. Плюс разбитая ваза.

— Какая ваза?

— С фруктами.

Я посмотрел на стол и убедился, что названная ваза действительно отсутствовала. И когда только успел?

— Милая сестрица, вам никто не говорил, что вы крайне прижимистая?

Баронесса улыбнулась в ответ:

— Кто-то же должен быть экономным. Не все тебе деньги транжирить, дорогой братец.

Закончив обмен любезностями мы перешли на серьезную тему или как выразился Гаскинс: планирование операции. Не понимаю, к чему все эти грозные названий. Чего там планировать? С утра надо было думать, когда сдернул похмельного человека с постели и силком потащил в порт. Тоже мне, великий стратег…

Целый час корпели над картой, определяясь, в какие кабаки следует пойти в первую очередь и с суммой денег, необходимой для подкупа особо несговорчивых. А еще, как должен вести себя Гаскинс, чтобы лишний раз не нарываться.

Баронесса жаждала действий. Она хотела, чтобы мы немедленно отправились в порт. Пришлось осадить её светлость:

— Дня через три, а лучше через неделю.

— Почему так поздно? — девушка недоуменно уставилась на меня, а я в свою очередь на Гаскинса. Тот помялся, но все же ответил:

— Возникло легкое недопонимание с местной публикой.

— Насколько легкое?

— Поверьте, вам лучше не знать.

— Гаскинс, вы от меня снова что-то скрываете!

Тот принялся мямлить невразумительное о том, что случившееся сущий пустяк, не заслуживающий упоминания. Нихрена себе пустяк: три трупа, оставленные на пороге заведения. Нет, ну может быть по местным меркам действительно мелочь. Это в родном Ровенске жителей наперечет: ежели одного убьют — вся округа знать будет. Здесь же народу тьма тьмущая.

На щеках разволновавшейся девушки проступил румянец. Она подошла к Гаскинсу и решительным жестом вытянула руку:

— Покажите револьвер!

Тот опустил взгляд в пол.

— Ну же, я жду!

— Энрика, не стоит.

Девушка все поняла. Не стала больше требовать и отступила, замерев безликим силуэтом на фоне окна.

— Гаскинс, вы мне обещали.

— Поверьте, у меня не оставалось выбора. Ситуация вышла из-под контроля.

— Вы дали слово…

В лишенном дневного света доме повисло тягостной молчание. Из коридора донеслось громкое тиканье часов. М-да, в склепе веселее, чем в этом мрачном жилище. Я не выдержал, взял яблоко и захрустел. Вышло громко, потому как плечи баронессы вздрогнули, а Гаскинс недовольно уставился на меня.

— Кажется, нашему гостю пора.

— А пханигование опегации?

— Позже.

Возразить не дали, да и трудно это было сделать с набитым щеками. На звон колокольчика откликнулся слуга. Вынырнул, словно шантру из подземных чертогов, и замер в ожидании.

— Проводи, — указал Гаскинс в мою сторону. — И этот, как тебя там… Сига, не вздумай съезжать с «Матушки Гусыни». На днях загляну и тогда обсудим детали.

Мне ничего не оставалось, как последовать за слугой. Благообразный старик всячески выражал свое презрение, словно я был не ближайшим родственником её светлости, а шелудивым псом, забравшимся внутрь и нагадившим на любимый ковер. Он даже входную дверь поленился открыть передо мною.

Обидно… Я хоть и фальшивый, но все же барон. Подобного отношения стерпеть не смог, потому и высказался:

— В приличных домах гостей положено кормить.

— Это если гости приличные.

До чего же зловредный старикан.

— У тебя на лужайке наблевано, — бросил я на прощанье. И переступив порог, покинул «сию мрачную обитель духа».

Долгих три часа я возвращался в «Матушку Гусыню». Можно было управиться и в более короткие сроки, но уж больно погода располагала к прогулкам: ласковый ветер, яркое солнце над головой. Прошелся вдоль богатых особняков, дивясь причудливости фасадов. Заглянул в городской парк с ухоженными дорожками и ажурными лавочками, выкованными из металла. На последних успел посидеть, вытянув гудящие от долгой ходьбы ноги.

В центре парка расположился пруд с перекинутыми мостиками. Столпившаяся у перил детвора громко смеялась и крошила мякиш плавающим внизу уткам. Птиц было много, сытых, лоснящихся… Среди них особой упитанность выделялся один селезень. Весь из себя важный, он даже плавал с заметной ленцой, не торопясь к месту кормежки. Эх, такого бы зажарить на медленном огне. Жирненького, вскормленного на белом хлебе…

Я вдруг понял, что проголодался. У баронессы накормить не удосужились, вот фантазия и разыгралась. Благо, заведений в парке, способствующих сытости желудка, имелось предостаточно.

Долго ходить и выбирать я не стал, свернув в первое попавшееся. Несколько столиков расположилось прямо на лужайке под открытым небом. Посетителей было немного: важный господин, читающий газету, и парочка смешливых дам, по внешнему виду совсем девчонок.

Та, что светленькая, было очень даже ничего. Я гоголем уселся напротив, распахнув полу сюртука. Помнится, в Ровенске появление Сиги вызывало сердечный трепет у противоположного полу. Всегда находилась особа, готовая разделить со мною постель. Не за деньги или подарки в виде побрякушек, как случалось для многих, а лишь за тепло и жаркие объятия.

Увы, за океаном любовные чары развеялись: темненькая бросила пару быстрых взглядов в мою сторону и забыла, а светленькая и сей малости не удостоила.

Пришлось общаться с услужливым половым. Заказать жаренной свинины и картошки с замудрёным названием, которое не то что запомнить, выговорить не удалось. Пришлось ткнуть пальцем в строчку меню. В итоге принесли тарелку с вареными клубнями, посыпанными зеленью и политыми соусом. И чего, спрашивается, выпендривались: картоха, она и в Баненхайме картоха.

От предложенного кофе отказался, а сладкого чаю выпил с удовольствием. Откинулся на спинку стула и уставился в подернутую мелкой рябью поверхность пруда. Хорошо, когда хорошо — когда сыт и никуда спешить не нужно. Мир сразу представился в ином свете.

Чернецы сбежали — хорошо? Хорошо… И аркан сегодняшней ночью не сработал, а мог бы, с учетом нарушенного запрета на алкоголь. Я не просто выпил, а нажрался до беспамятного состояния. Наговорил, шантру разбери что, и остался в живых. Может снова попробовать?

Девичье веселье за соседним столиком невольно привлекло мое внимание. Смеялась светленькая: звонко и чисто, запрокинув голову. В великосветском обществе подобное считалось за дурную манеру. И что уж совсем немыслимо, девушка забыла прикрыть ладошкой рот. Влажные от выпитого сока губы слегка приоткрылись, словно умоляя о поцелуе. Легкий пушок волос на шее и бархатная кожа, жаждущая прикосновений.

Да, отвык Сига из Ровенска от женской ласки. Считай, полгода прошло с последнего раза. Случилось то с супружницей кровельного мастерового из Лядово. Пока ейный муж в отъезде был, мы в подсобке кувыркались, точнее кувыркался я подле неё. Уж больно объемной в теле вышла тётка. Встала как скала, задрала юбку — давай мол, работай. Аж семь потов сошло, пока управился.

Девушка вновь засмеялась и мурашки пробежали по коже: не от страха, от предвкушения. Решено — сегодня же завалюсь в бордель и сниму шлюху помоложе. К осьмипалым демонам запреты чернецов. Хотели бы наказать, давно наказали.

С этими мыслями допив остатки чаю, я поднялся со стула. Предстоящая ночь обещала выдаться жаркой.

«Матушка Гусыня» встретила привычным отсутствием посетителей и скучающим за стойкой портье.

— Вишек, — протянул я радостный с порога, — ах ты ж сукин сын!

Тот аж с лица спал. Щеки втянулись, а и без того большие глаза сделались круглыми от страха.

— Г-господин барон?

— Что, не ждал? А мы вернулись.

Перепуганный портье сделал шаг назад, упершись спиной в стену.

— П-почему не ждал — ждал. Мы постельное белье заменили, и воду выделили, как вы просили.

— И девкам местным за уборку номера деньгу передал. Передал, ведь так?

Служка усиленно закивал, но по бегающим глазкам стало понятно — врет прохвост. Но ничего сейчас всю деньгу вытрясем, вплоть до последней бумажки.

Я подошел к стойке и тяжело облокотившись на край, уставился в бледное лицо портье.

— За сколько сдал меня, пёс!

— В-вы что-то путаете, господин барон.

— Сколько заплатили, чтобы ты дверь в гостевую закрыл.

— Поверьте, я не закрывал! Она сама собою захлопнулась… Старые проблемы с замком, спросите кого хотите.

— А вот сейчас поглядим.

Вишек шмыгнул в сторону, пытаясь скрыться в служебном проходе, вот только я оказался быстрее. Одним махом перелетел через стойку и схватил улепётывающего портье за шкирку.

Тот пронзительно завизжал и забился перепелом, угодившим в сети. Попытался ударить, замахал беспорядочно кулаками, но ручки у служки оказались слабыми, словно у изнеженной барышни. Оно и понятно, целыми днями за стойкой стоять.

— Не имеете права, я буду жаловаться!

— Кому? — сразу заинтересовался я. — Хозяину гостиной? Замечательно, пойдем вместе. Полагаю, ему будет интересно услышать историю об одном ушлом портье, продававшем информацию о клиентах на сторону. Как думаешь, ему понравится? Насколько сильным будет удар по репутации гостиницы, если про это прознают другие?

Вишек рванул в сторону. Пришлось вдарить не в меру прыткого портье по печени: не сильно, больше для острастки, чтобы лишний раз не дергался.

— Не надо, не бейте… пожа-алуйста.

Вишек натуральным образом зарыдал, сжавшись в комок. Хватило одного удара, чтобы сломать человека: то ли трусом оказался из последних, то ли просто никогда не били.

Я прижал безвольное тело парня к стойке и зашарил по карманам в поисках денег. Улов оказался невелик: сотня кредитов мелочью.

— Смотри сюда, пёс! — пальцы поднесли смятые банкноты к кончику носа Вишека. — Этого недостаточно! Обеспечишь номер водой на месяц.

В горле портье забулькало.

— Не слышу!

— … да, господин.

— Что да?

— Обеспечу водой… месяц.

— Вот и ладушки.

Я похлопал паренька по мокрой от слез щеке. Тот вздрогнул всем телом и зажмурился, ожидая очередного удара. Что за слабый народ живет за океаном. Тишка, на что трус из последних, и тот бы не раскис от пары тычков. А этот… жалкое зрелище.

— Если обманешь — вернусь, — пообещал я, отпустив ворот рубахи.

Хорошая ткань идет на пошив униформы для местных служащих. И нитки крепкие… Как говорится, таскай — не хочу.

Не успел я сделать и шагу, как краем глаза заметил движение. Тонкая девичья фигурка дернулась в темном проеме и застыла, поняв, что обнаружена.

Это была одна из местных служанок, привлеченная шумом и рискнувшая высунуть не в меру любопытный носик наружу. Большие от страха глаза уставились на меня. Надо отдать должное девчонке: та не побежала и не закричала, призывая на помощь.

Я подошел ближе и одарил служанку самой шикарной из имеющихся в арсенале улыбок. Взял узкую девичью ладонь, вложив горсть смятых банкнот.

— Это тебе за будущую службу. Я оставлю грязную одежду за порогом. К вечеру постираешь и принесешь. Поняла?

Девушка согласно кивнула.

— До двенадцати управишься? Ну вот и умничка.

Я отпустил липкую от страха ладонь и зашагал к лестнице. Губы сами собой принялись насвистывать похабную песенку про златокудрую Гвинет. Боги, до чего же хороший день, а должен стать еще лучше.

Оказавшись в нумере, первым делом разделся догола. Связал грязное тряпье кулем и выставил за дверь. Привычно проверил спину на наличие татуировки и прочих признаков аркана. Не обнаружив оных, полез в ванну, предварительно слив остатки грязной воды.

Как там подогрев включается? Кажется, красный рычажок. В воздухе щелкнуло и облегающие ванну пруты налились жаром. Боги, до чего же хорошо. Я погрузился в воду и откинулся назад, наслаждаясь теплом.

В какой-то момент снизу стало горячо. Я уже хотел выбраться наружу, чтобы не оказаться в роли курицы, угодившей в кастрюлю, но механизм вновь щелкнул и нагревательные элементы отключились. До чего же удобно. И никаких тебе ведер с кипятком, которые еще поди натаскай — нажал на рычаг и готово. Вот что значит небесная сила!

Интересно, почему Церковь столь яростно ей сопротивлялась? Ведь если задуматься, сколько добра она может принести: самоходные повозки, свет в домах и на улице, отопление в лютые морозы. Ради одного этого стоило рискнуть пойти против божественной воли. Всеотец высоко и далеко, куда ему до нужд смертных. Поди куролесит ночи напролет, пьет вино и забавляется с грудастыми прелестницами, а днем отсыпается. Если бы я был всемогущим, я бы так и поступил.

Перед глазами возник образ мужчины, облепленного нагими женскими телами. Ох, сегодня и покуражусь в борделе. Закажу сразу двух, нет — трех прелестниц. Чтобы у одной кожа была белой, как молоко, а волосы цвета спелой пшеницы. Другая непременно смуглянка с южных островов, глазами черными — черней самой ночи, а третья… А с третьей я еще не определился. Знаю только, что грудь у неё будет полная, колышущаяся от малейшего движения, которую мять — одно удовольствие

Вода нежила тело, убаюкивая ласковым теплом. Звала и манила к себе… И до того расслабился, что погрузился в нее с головой, оставив один нос торчать наружу, ну еще и руку с калечным мизинцем. Последний, зараза, воду не любил: ни горячую, ни холодную. Сразу принимался пульсировать болью.

Я долго лежал и отмокал, пока до ушей не долетел приглушенный звук. Сначала было решил, что это сердце бухает в груди, а потом промелькнула тень. Я увидел её сквозь прикрытые веки. Вынырнул наружу и замер от неожиданности.

Прямо напротив стоял незнакомец в безликой темной одежде и котелке, сдвинутом на затылок. Нож в руках не оставлял сомнений в намерениях, как и холодный взгляд человека, умеющего им пользоваться. Он мог в любую секунду прирезать меня, но отчего-то медлил.

Я бросил быстрый взгляд в сторону выхода. Сколько всего гостей пожаловало: один, два, а может быть трое? Из комнаты не доносилось ни звука, лишь шум улицы из приоткрытого окна.

Но как он незаметно прокрался внутрь? Я точно помнил, что закрывал дверь на замок. Вишек, пес поганый… В следующий раз ударом в печень не отделается. Рожей по брусчатке буду возить, и передний зуб выбью, чтобы стыдно было перед девками улыбаться.

— Приятно познакомится, господин барон, — произнес незнакомец, и длинное лезвие заплясало в пальцах. — А может лучше сказать Танцор или Сига из Ровенска?

— Чё надо?

Мужчина покачал головой.

— Здесь я задаю вопросы.

— Ну так задавай, чего пялишься? Или на голых мальчиков потянуло?

Щека незнакомца едва заметно дернулась. Надо же, какие мы ранимые.

— К тебе вчера приходили люди… Кто они?

Ага, это он про баронессу с Гаскинсом интересуется. Я сделал вид, что задумался.

— Люди? Да самые обыкновенные: два глаза, два уха и кажется нос. Точно, был еще нос!

Нож в руках незнакомца застыл, прекратив безумную пляску.

— Думаешь, я здесь шутки шуткую?

— Кто же вас мужеложцев разберет. Все у вас через задницу.

Эко гостя зацепило, теперь вместе с щекой принялась дергаться бровь. Неужели и вправду из этих?

— Последний раз спрашиваю, кто они?

— Поцелуй меня в жопу! Хотя нет, не стоит… Боюсь, в твоем случае это прозвучит как приглашение.

Рожу мужика перекосило от злости. Он сделал два быстрых шага к ванне и выкинул руку с ножом. Трудно сказать, что входило в его планы: просто попугать, а может покалечить. Времени на раздумье не оставалось, поэтому я выбрал самый простой из имеющихся вариантов: скользнул вниз, уйдя под воду. Лезвие блеснуло — тень руки промелькнула над головой. А потом застыла — на доли секунды, но этого оказалось достаточно. Я вынырнул, перехватив чужое запястье. С силой дернул, увлекая незнакомца вниз. Нож с глухим стуком врезался в стенку ванны, а владелец приложился головой о край. Увы, не достаточно сильно, чтобы вырубиться. Пришлось обхватить шею и потянуть под воду.

Мужик сопротивлялся, бился гигантским сомом, выкинутым на берег. Но уж больно позиция оказалась неудобной — головой в ванне. Под ногами заскользила мокрая плитка, а на шее мертвым грузом повис я. Обвился вокруг тела, еще и ногу на спину закинул, чтобы сподручней было держать под водой.

Ванна заходила ходуном, и в какой-то момент, оказавшись на двух ножках, едва не опрокинулась. Если бы в запасе у незнакомца оказалось чуть больше времени… Но человек, как известно, не рыба, долго обходится без воздуха не умеет. Тело незнакомца дернулось раз-другой и обмякло.

Фу-х, еле-еле управился. Ну и силен же ты оказался, приятель.

Я с трудом выбрался наружу, и первым делом подобрал нож, оставивший глубокую борозду на стенке ванны. Попробовал лезвие на прочность — вот это другое дело, вот это хорошая сталь. Не работы гарденских мастеров, но все лучше той дряни, что попадалась в последнее время.

От созерцания ножа отвлекли шаги в коридоре. Я сразу догадался, что гостем был не Вишек, того с потрохами выдавала суетливая походка. И не из числа служанок, уж слишком отчетливым был звук, словно передвигался кто-то массивный.

Прошлепав по мокрому полу, я замер. Остановился прямо у проема, ведущего в комнату и принялся ждать. Входная дверь с щелчком открылась, запустив внутрь сквозняк. Легкий ветерок пробежался по полу, захолодил распаренные пятки.

— Бран, чего там?

Я лишь сильнее вжался в стену, лопатками ощутив шершавую поверхность. Потревоженный мизинец принялся пульсировать и ныть. Тоже мне, нашел время…

Тяжелые шаги раздались внутри комнаты. Гость даже не пытался красться или другим образом скрывать свое присутствие. Он завалился в нумер, словно к себе домой, с трудом переводя дыхание. Запыхался бедолага, с чего бы? С лестницы на второй этаж?

— Долбанный портье… Бран, заканчивай возиться, у нас время… Шеф сказал, чтобы хватали мальчишку и…

В полоске света на полу появилась тень. Она росла и ширилась в размерах, пока ноздри не уловили едкий запах пота, перемешанный с ароматом одеколона.

— Бран? Какого хера…

Пора! Я отлип от стены и шагнул вперед, выкинув руку с ножом. Удар пришлось скорректировать, подняв кисть чуть выше. А все потому, что гость оказался тучным верзилой с массивным тройным подбородком. Вот под него-то лезвие и вогнал. Бил снова, и снова, пока толстяк не захрипел, пустив изо рта красную пену. Он зажал рану, пытаясь заткнуть бьющую фонтаном кровь, и на короткий промежуток времени ему это удалось. По толстым волосатым пальцам заструились темные ручейки, а потом глаза закатились и массивное тело рухнуло на пол. От удара жалобно звякнули баночки гуталина. Что и говорить, обувным кремом запасся на славу, но так ни разу и не воспользовался, продолжая разгуливать в грязных сапогах. Теперь может и не доведется.

Подбежав к окну, я осторожно выглянул наружу. Напротив центрального входа в гостиный двор стояла повозка. И все бы ничего, но подле терся подозрительный тип. Лица толком не разглядеть, лишь огонек папиросы в сгустившихся сумерках.

Конечно, это мог быть случайный извозчик, поджидающий очередного клиента. Вот только чуйка подсказывала, что это далеко не так, и двумя визитерами дело может не обойтись.

Что, дружок, расслабился, размечтался о подвигах в борделе? В итоге оказался загнанным в угол, еще и без порток: грязная одежда осталась за порогом. Наверняка расторопная служанка успела её забрать. И что теперь, бегать по улице голым?

Я бросил взгляд в сторону лежащих тел, прикинув размеры. Толстяк сразу исключался, а вот на счет второго…

Нет… нет времени на переодевания. Новые гости могли оказаться более расторопными, а еще куда более ловкими и менее беспечными, с пистолями вместо ножей. Один раз довелось увидеть, как Гаскинс палил от пояса, не целясь: сразу тремя пулями, выпущенными за короткий промежуток времени. Даже если от одной увернусь, вторую обязательно словлю или голой задницей, или бестолковкой. Нет, надо драпать.

Я подбежал к приоткрытой двери и выглянул наружу. Комка грязной одежды у порога не оказалось, лишь отпечатки подошв на коврике.

В коридоре стояла тишина: не громыхала посуда, не звучали голоса за стенкой. Что и говорить, «Матушка Гусыня» известна отсутствием постояльцев. Перехватив поудобнее нож, я прокрался к лестнице и перегнулся через перила. Стойки отсюда не разглядеть, лишь самый краешек выглядывал из-за стены. За ней была дверь, ведущая в служебные помещения. Именно туда таскали мешки с мусором и тюки с грязным постельным. А еще простая житейская мудрость подсказывала о наличии черного хода. В любом уважающем себя заведении он имелся, а чем «Матушка Гусыня» хуже?

Быстро спустившись по ступенькам, я пересек прихожую. Возле стойки царил беспорядок: по всюду разбросаны бумаги, связка ключей валялась на полу. Дорожка из темных капелек вела в место, за которым обычно стоял дружелюбный портье. Я и пошел по ним, пока не наткнулся на лежащее ничком тело. Что за неудачный день для бедолаги Вишека: сначала от меня огреб, а после неизвестный перерезал глотку.

«Что же такого ты умудрился натворить, чтобы заслужить смерть?»

Портье, в кои-то веки промолчал. На бледном лице вместо дежурной улыбки застыла маска ужаса. Скрюченные в предсмертной судороге пальцы сжимали бумажку. Я опознал в ней банкноту в пятьдесят кредитов. Ту самую с изображением аристократки, которой в тайне любовался. Гордый профиль с чуть приподнятым подбородком, длинные волосы, ниспадающие на плечи. Красивая барышня, а еще ценная…

Я попытался разжать кулак, но жадный Вишек даже после смерти не желал расставаться с деньгами.

«Моё!» — кричал его перепуганный взгляд.

— Треска говяжья, — прошипел я, понимая, что надо валить, но пятьдесят кредитов… Такие деньги на дороге не валяются. Поднес лезвие к окоченевшим пальцам и тут тренькнул колокольчик над входной дверью.

Хорошо, что длинная стойка прикрывала голый зад от любопытствующих взоров. Пока вплотную не подойдешь, не увидишь.

Судя по звукам шагов, посетителей было двое. Они дошли до центра прихожей и остановились.

— И снова Бран, — произнес грубый мужской голос. Я словно увидел его обладателя, как тот недовольно морщится, процеживая слова сквозь зубы. — Сказано же было, работать быстро и аккуратно. Где он до сих пор шляется?

— Режет барончика на лоскутки? — предположил второй.

В ответ послышались ругательства. Длинная тирада на полузнакомом языке: то ли местном наречии, то ли жаргоне. Когда поток слов иссяк, второй осторожно поинтересовался:

— Может проверить?

— Проверь. И заодно предупреди, если барончик в машине кровью изойдет, я его самого на лоскуты порежу.

Что же делать? Что делать… Я застыл, прижавшись голой спиной к стойке. До служебной двери незамеченным не доберусь. Слишком много открытого пространства между столом и лестницей.

Взгляд невольно уперся в тело, распростертое под ногами. Кажется, или мертвый Вишек улыбался? Протягивал пятьдесят крон, зажатых в кулаке: «нате мол, ваша светлость, возьмите».

Ступеньки заскрипели под весом человека. Сейчас второй зайдет внутрь номера и обнаружит трупы. Поднимет шум, начнутся поиски и тогда мне точно несдобровать. Значит, выбора не остается — нужно идти в прорыв.

Поудобнее перехватив рукоять ножа, я рванул в сторону столь желанного служебного выхода. Рванул слишком сильно: мокрые ступни заскользили по полу, и если бы не природная ловкость… Чудом удалось сохранить равновесие, ухватившись за косяк.

Сзади раздался грозный окрик, только кто же станет слушаться. Я рыбкой нырнул в проем и оказался в небольшой комнате с диванчиком. Помещение предназначалось для отдыха работников, о чем свидетельствовали пустые кружки на столе и остатки еды. Сейчас здесь никого не было, лишь фартук служанки, брошенный в спешке на пол.

Оттолкнув подвернувшийся под ноги стул я бросился в единственную дверь. В потёмках налетел на что-то мягкой, и кубарем полетел вниз. Больно ударился коленками, но тут же перекувыркнулся и вновь вскочил на ноги. Это был склад: кругом валялись тюки и мешки, забитые грязным тряпьем. А еще в углу располагалась огромная ванна и механизм, напоминающий вилы, с опущенными вниз лезвиями. В другой раз я бы непременно заинтересовался, но не когда из-за спины доносится топот ног.

На выход вело две двери, и я ломанулся в ту, что была распахнута настежь. Наверняка, дело рук убегавшей служанки. А раз так, то и мне лучше последовать за ней. Насколько бы испуганной девчонка не была, вряд ли бы она выбрала тупик.

Узкий коридор резко вильнул в сторону. Я перепрыгнул через рассыпавшиеся по полу коробки, оттолкнулся рукой от стены. И снова коридор, на этот раз куда длиннее первого. В конце показалась очередная дверь. Вот он — черный ход!

Я не пробежал и половины пути, как ведущая на свободу дверь открылась. В проеме показалась фигура коренастого мужчины. Заметив меня, тот застыл. В руке мелькнула короткая дубинка, обмотанная вокруг ладони завязками. Такой обыкновенно куски говядины отбивали, чтобы мясо после жарки оставалось мягким и нежным. Ну или неугодных людей.

Вот ведь, треска…

Я развернулся в обратную сторону, но отступать было поздно.

— И кто тут у нас такой шустрый? — вышедший из-за угла мужчина улыбнулся. Я узнал голос, тот самый грубый, что остался недовольным возникшей заминкой. И вот теперь его обладатель веселился, разглядывая меня. — Голых девиц ловить приходилось, а вот голых баронов… Да ты не дергайся, парень, лишать жизни тебя никто не собирается. Просто отвезем в одно место и поговорим.

Ага, знаю я такие места, где по весне трупы всплывают. Не оставят меня в живых, особенно после того, как парочку ихних порешил. Сначала выбьют нужную информацию, а после убьют. И ладно если кончат быстро, без мучений и разделки на лоскуты. Вона как лыбится, чует предстоящую забаву.

— Барончик, не дури, брось нож. Мы ребятки понятливые, если с нами по-хорошему, то и мы проблем не создадим.

Я нагло ощерился в ответ. Толку тратить время на разговоры, особенно с теми, кого собрался убивать. Прочертил кончиком лезвия кривую, разминая кисть. Хорошо рукоять легла, как влитая. Может по весу чутка тяжеловата, ну да это мелочи.

Судари, подходите по одному, будем танцевать.