Печать Джа

Глава 13. Заманчивое предложение

Во вранье главное — не запутаться. Когда врешь много и складно, важно помнить каждую мелочь, каждую деталь потому как на них — на деталях обыкновенно и палятся.

Я проблемами с памятью не страдал, выдав матросам укороченную версию последних злоключений Сиги, где нужно — присочинив, а где-то попросту смолчав. Дождался открытых ртов и округлившихся в удивлении глаз, после чего озвучил главное, ради чего пришел.

Признаться ожидал большего энтузиазма от бывших коллег. Ибо не каждый день предлагают переехать из гадюшника в припортовой зоне во флигель в престижном районе, но вместо этого…

— Барон? — Бабура отказывался верить услышанному. Пялился на меня, словно на возникший из воздуха призрак.

А вот Рогги оказался куда более сообразительным. Он сразу взял в толк — что к чему, высказав восхищенное:

— Ну и ловок же ты, Танцор. Выдал себя за мертвого барона, да еще и баронессу убедил признать. Ловок, как тысяча шантру!

Зычник же не сказал ничего. Свернувшись клубком в углу, парень отсыпался после вчерашней пьянки. Может свернулся бы и в другом месте, но окромя углов и стен в арендуемой конуре ничего не было. Гадюшник, одним словом.

— Ты барон? — вновь повторил ошарашенный Бабура, — барон… А грамотку на имя Дудикова когда умудрился стащить?

Во вранье главное — не запутаться. Но беда в том, что врал я об одном и том же в разных вариациях: милой сестрице, дотошному инспектору Колми, опасному Моретти, теперь вот матросам с «Оливковой ветви». Тут самому ловкому запутаться немудрено.

Я набрал воздуха в легкие и понял, что устал. Заколебался заново придумывать одну и ту же историю.

— Мужики, вам крыша над головой нужна? Ну тогда чего сидим — пошли.

Представление новых работников прошло успешно. Даже Гаскинс против ожидания не стал бросать палки под ноги. Он лишь внимательно слушал, возвышаясь безмолвной статуей за спиной баронессы.

Каждый из матросов отрекомендовался, коротко рассказав чего умеет, как зовут и где довелось служить. Так я узнал, что Бабура вовсе не Бабура, а Бабурин Михайло из Северца-Озерного. По профессии плотник, а в матросы угодил случайно, позарившись на богатые посулы столичного рекрута. Рогги оказался Рогуславом из столичного Лядово, а Зычник… Туго соображавший после вчерашней попойки парень возьми, да и ляпни:

— К вашим услугам, баронина.

— Баронина? — брови девушки удивленно поднялись вверх. — Почему баронина?

— Ну дак это… граф — графиня, барон — баронина.

— Балда, — стоящий по соседству Рогги, ткнул в бок страдающего похмельем бедолагу, а девушка неожиданно рассмеялась. Не наигранно, как любят некоторые великосветские барышни, а вполне искренне. Забыв о приличиях и обнажив зубки.

— Даже боюсь представить, как будут звучать остальные титулы, — отставной военный покачал головой.

— Да полно вам, Гаскинс… Не свинина и то ладно, — отсмеявшись, возразила девушка. И уже более серьезным тоном добавила. — Надеюсь, наш общий знакомый сообщил условия найма?

— Работаем за еду и крышу над головой, — ответил за всех Рогги.

— А что будет входить в ваши обязанности?

— Помогать по хозяйству, следить за порядком и охранять, если потребуется.

— Какими видами вооружения владеете? — уточнил Гаскинс.

Честное слово, лучше бы промолчал. Ну каким оружием может владеть матросня? «Всем что режет и бьет», — здоровяк Бабура прямо так и ответил. Хорошо, что у Гаскинса хватила ума не уточнять.

За сим стороны разошлись, вполне довольные друг другом. Баронесса на прощанье напомнила, что не потерпит пьянки и незваных гостей, а Рогги заверил, что даже в мыслях подобного не держали.

— Удивил, милый братец, — призналась девушка. — Я ожидала увидеть закостенелых уголовников, а тут вполне приличные люди. Немного неотёсанные, ну да и мне не званые вечера устраивать.

— Сразу видно, что матросы с торгового судна, приученные к порядку, — влез со своим мнением Гаскинс. — Люди порядочные, не чета некоторым…

Под некоторыми подразумевался конечно же Сига. С трудом сдержавшись, дабы не нахамить возомнившему о себе отставнику, я развернулся и вышел во двор. Постоял на крыльце, подышал свежим воздухом и недолго думая направился прямиком во флигель.

Надо отдать должное хозяйственности бывших матросов. Они быстро распределили обязанности и принялись наводить порядок. Через час у порога скопилась коллекция гнилых тряпок, собранная прежним слугой. Сломанные стулья и швабры, кусок отколотого стекла и целая артель бутылок с мутной жидкостью — много интересных вещей имелось в запасниках у покойного. Под шкафом сыскалась амбарная книга, где старик с необычайной для своего возраста педантичностью вел учет, в каком размере и когда сумел обдурить хозяйку. Это было легко, учитывая полное незнание баронессой расценок. Из ста кредитов, положенных на закупку продуктов, пятая часть уходила в карман слуги.

— Вот прощелыга! — листавший страницы Рогги не смог сдержать восхищенного возгласа. — И ведь как ловко дела обстряпывал. На зерновых накручивал по минимуму. Знал, подлец, что цены по городу одинаковые, и в случае чего, попасться будет легко. Зато на мясе отрывался по полной. Поди разберись, какую говядину баронесса изволила откушать: фабричную или с дворового хозяйства. Мясо оно завсегда мясо, а вкусовые качества легко забить специями и сильной обжаркой. Ох и ловок был, подлец.

Да какая к шантру ловкость? Баронесса вечно витала в облаках и даже не помнила, что ела на завтрак, а Гаскинс — дуболомный вояка, был далек от тонкостей вкуса. Вот старый слуга и пользовался моментом, складывая в кубышку сворованное добро. Оставалось лишь понять, где припрятаны деньги.

Другие задались схожим вопросом. Бабура принялся обшаривать верхние полки, стряхивая на наши головы вековые залежи пыли, а Зычник предложил вскрыть пол. Даже рассудительный Рогги поддался общему настрою и взялся за лопату, с мыслью перекопать сад. Пришлось выступить голосом разума в бушующем океане страстей.

— Мужики, какая нахрен лопата, какие доски? Вы о чем вообще? Слуга — старый дед: ни согнуться толком, не подняться высоко. Ищите деньги в доступном месте: в какой-нибудь выемке или полости, скрытой от глаз.

Так оно по итогу и вышло: металлическая коробка из-под дорогого печенья хранилась под подоконником. Открыв крышку, Рогги аж присвистнул от удивления: кубышка старого слуги оказалась доверху забита банкнотами.

После долгих подсчетов была установлена точная сумма найденного богатства: девяносто шесть тысяч четыреста восемьдесят пять кредитов — целое богатство по меркам нищих матросов. Да и у меня, признаться, глаза загорелись от увиденного. Огоньки жадного пламени заплясали внутри, предвкушая добычу.

Рогги разложил банкноты аккуратно по стопочкам, исходя из их номинала. Самой высокой получилась башня из купюр красного цвета с цифрой десять на одной стороне и усатым дядькой на обороте. То ли слуга их по-особенному ценил, то ли просто так получилось.

Четыре головы склонились над найденным богатством.

— Как делить будем? — первым нарушил молчание Рогги.

— А чего тут думать? — удивился Зычник. — На равные доли, каждому по двадцать четыре тысячи, а хвостик можно пропить.

Озвученная сумма не внушала столь благоговейного трепета… То ли дело — девяносто шесть! Жадные огоньки пламени поползли по кишкам, заполняя внутренности.

Кажется, не меня одного охватил азарт. У бедолаги Зычника аж руки затряслись, настолько захотелось получить свою долю, а может и того больше. Я вдруг вспомнил про лопату, лежащую подле Рогги и по спине, пробежал неприятный холодок. Бывало, что и за медяк убивали, а здесь без малого сто тысяч.

Бабуре даже дополнительных инструментов не понадобится. Своими могучими ручищами он передушить присутствующих, как кутят. При условии, что я нож достать не успею.

Мысли лихим ветром пронеслись в голове, раздувая и без того жаркое пламя. Ладонь помимо воли потянулась к рукояти, укрытой полами сюртука. И вдруг…

— Мы не возьмем эти деньги, — громкий голос Бабуры окатил ушатом холодной водой. Мы с Рогги удивленно подняли головы, а опешивший Зычник переспросил:

— Как не возьмем?

— Это чужие деньги.

— Но мы их нашли!

— Мы нашли то, что было украдено. А раз так, то деньги следует вернуть хозяйке.

— Да она про них слыхать не слыхивала, и думать забыла. Если бы Рогги книжку не открыл и не вник в записи, а Танцор не нашел спрятанную коробку…, - защебетал Зычник. Сейчас он больше всего напоминал лесную птаху, с большим носом заместо клюва. И столько шума было от него, что не выдержавший Бабура, рявкнул:

— Угомонись!

— А чего ты его затыкаешь? — вмешался в разговор Рогги. — Парень прав, баронесса не обеднеет, если деньги себе приберем. Еще неизвестно, когда на нормальную работу устроимся. Или тебе нравится перспектива вкалывать за еду?

— Это воровство, — продолжил гнуть свою линию Бабура.

— Да какое нахрен воровство? Кто узнает?!

— Боги все видят. Или напомнить, что приключилось с Сарбо в прошлом году, когда деньги решил стащить у пассажира? А с Гленом в порту Аларнии? А с Жидяем, позарившимся на небесный камень? Сам сгинул, и товарищей вслед за собой утащил.

— Это еще бабка надвое сказала. Мертвым-то его никто не видел, — пробормотал растерянный Зычник. Ох, как он заблуждался…

Четыре пары глаз уставились на лежащее перед ними богатство. Боги карают за присвоение чужого добра, только где эти могущественные существа? Сидят себе на небе, вечно занятые делами, а деньги — вот они, прямо на полу, аккуратно разложенные по стопочкам.

— Предлагаю проголосовать, — высказался Рогги, — это будет самым верным способом решить проблему. Возражения есть?

Возражений не последовало.

— Тогда кто за то, чтобы вернуть деньги хозяйки?

Рука Бабуры взметнулась вверх, да там и застыла в гордом одиночестве. Остальные молча переглянулись.

— Полагаю, вопрос можно считать закрытым.

Но не успел он договорить, как еще одна рука поднялась вверх.

— А ты-то куда лезешь, Танцор? Лишние деньги не нужны или за сестрицу обидно? — удивился Зычник.

Деньги нужны всегда, только толку от них мертвецу. А именно таковым я и стану, если не выполню поставленной чернецами задачи. С возвращенными баронессе деньгами втереться в доверие станет куда легче, потому и пришлось придушить собственную жадность.

— Танцор, ты уверен?

— Уверен.

Рогги затянул паузу в надежде, что я передумаю, но вскоре вынужден был признать:

— Два на два — равенство. И как поступим?

— Решающий голос должен быть за Танцором, — громыхнул сверху Бабура. Зычник попытался было протестовать, но раскатистый бас шкотового моментально его заглушил. — Это Танцор привел нас сюда, поручившись перед баронессой. Ему и решать.

— Это… это не честно… Танцор уже решил отдать найденное, — Зычник едва не плакал от расстройства. Тяжело расставаться с внезапно обретенным богатством, особенно когда успел подержать его в руках. — Рогги, ну чего молчишь? Скажи им? Скажи, разве будет по справедливости отдать наши деньги?

Лицо корабельного всезнайки застыло каменной маской. Вдруг левая щека дрогнула, а черты лица исказились, словно их обладатель испытывал невыносимые муки.

— Гори оно…, - Рогги разразился целой серией проклятий. Вскочил на ноги, и направился к выходу.

— Ты куда? — растерянно проблеял Зычник. — А как же деньги?

— Делайте, что хотите.

— Но…

— Пропади оно все! Глаза бы мои вас не видели.

Дверь с шумом захлопнулась, но ругань Рогги еще долго доносилась до наших ушей.

Вечером того же дня мы вернули баронессе деньги. Мы — это я и Бабура. Остальные решили отказаться от столь почетной миссии: расстроенный Зычник представлял жалкое зрелище, а Рогги свалил в город.

— Вернется он, — ответил Бабура на невысказанные сомнения. — Попсихует малясь и вернется. Уж я-то этого всезнайку знаю. Нет у него средств, чтобы обиженную барышню строить.

Бабура как в воду глядел. К вечеру нагулявшийся вдоволь Рогги вернулся во флигель. Но до того мы имели разговор с сестрицей.

Начался он с немой паузы, когда пальцы баронессы открыли крышку металлической коробки, а потом долго перебирали разноцветные купюры. Бабура, как зачарованный следил за плавными движениями аристократки, я же любовался выражением лица Гаскинса. Шантру подери, оно того стоило… Сто тысяч гребанных кредитов, чтобы увидеть, как вытянется физиономия гвардии-капитана в отставке. Что, выкусил?!

— Ничего не понимаю, — баронесса больше всего походила на растерянную девчонку: хлопающую ресницами и растерянно переводящую взгляд. — Как он мог? Пожилой слуга с солидной репутацией, с рекомендательными письмами и… и пасть так низко, — пальцы с отвращением захлопнули крышку.

— Я бы не сказал, что мелко, — возразил Бабура, — без малого сто тыщ. Старик явно знал свое дело.

Баронесса словно не услышала сказанного, продолжив повторять:

— Создала все условия… Выделила целый флигель, помогла с переездом, относилась как… как… Слова плохого не сказала, не попрекнула ни разу. Гаскинс, почему?

— Сам удивлен, ваша светлость. С виду профессиональный служащий, учтивый и воспитанный, и вдруг такая подлость.

— Да потому что люди — не печенье, чтобы по внешнему виду судить, — не выдержал я царящей вокруг глупости. Ну надо же какая беда приключилась, обманули доверие. Как будто в первый раз… И главное расстраиваются столь искренне, что у самого на душе лепард скребется.

— Сигма, ты уверен, что именно Дрэксон украл эти деньги? — глаза баронессы с надеждой воззрились на меня. — Может ты что-то напутал? Может он откладывал заработанное на дожитие?

— Ваша светлость, а вы книжечку записную полистайте. Там все четко расписано: в какой день, какую сумму. Старый хрен был настолько уверен в собственной безнаказанности, что даже текст не шифровал.

— Столько лет служить… Нет, я не могу в это поверить, он не мог.

— По вопросам веры — это к церковникам. Я лишь констатирую имеющиеся факты… Баронесса, мы пойдем, парням еще флигель обустраивать нужно.

— Погоди, — остановила девушка и протянула коробку, — возьми.

— Всю? — не поверил я собственным глазам.

За спиной девушки дрогнул верный Гаскинс. Нагнулся и громко зашептал:

— Ваша светлость, хочу напомнить о покупке химикалиев. И необходимо заплатить за прошлую поставку… ждать не любят.

Рука баронессы дрогнула.

— Хорошо. Сколько здесь, сто тысяч?

— Девяносто шесть, — уточнил я.

— По закону пятая часть средств, возвращенных в казну, полагается в качестве награды. И таковой будет ваша доля.

Гаскинс попытался возразить, но баронесса не слушала. Она позволила отсчитать двадцать тысяч, а после с благодарностью вручила.

Бабура, рассовав купюры по карманам, вышел первым. Меня же задержали у самого порога.

— Вы удивили меня, братец, — взгляд баронессы был долгим и внимательным, словно девушка очнулась от долгого забытья, впервые заметив, что рядом есть ещё кто-то кроме Гаскинса. — Может раньше вы были мошенником и совершали много недостойных поступков, но сейчас… вы поступили очень благородно. Спасибо!

— Да ладно, чего там… подумаешь деньги.

— А я не за деньги благодарю.

Ледяные девичьи пальцы коснулись моей руки, и я вздрогнул. Нет, не от холода — просто не ожидал подобных нежностей от баронессы. Сама подошла, сжала ладонь… Длилось прикосновение всего лишь мгновенье, но странное дело — даже спустя час я чувствовал на коже легкое, едва ощутимое покалывание.

Доставшиеся в награду деньги разделили тем же вечером. Нагулявшийся вдоволь и получивший причитающуюся долю Рогги, ворчать меньше не стал.

— Могли бы иметь в пять раз больше, — заявил он, пряча деньги за пояс.

— А могли бы вообще ничего не получить, — возразил Бабура. — Сидели бы сейчас в таверне и пропивали последнее. Судьба жадных не любит: особенно тех, кто разевает рот на чужой кусок пирога.

— Я всё слушаю и ни как в толк взять не могу. Может у тебя в роду церковники были? Михайло, ты прямо скажи… Нет? Тогда откуда взялась страсть к проповедям о судьбе-судьбинушке и грозных богах, что непременно накажут? Ты лучше Танцору сказки на ночь рассказывай, он парень молодой, послушает с удовольствием. А я вдоволь успел нагорбатиться, чтобы каждой монетке цену знать.

— Чужой монете, — тут же не преминул добавить Бабура.

— Я эти деньги не крал!

— Если присвоил ворованное — то считай, тоже самое, что и украл.

— Если бы я не открыл книгу, и не вник в записи, никто бы про эти деньги не узнал.

— Значит так было угодно богам.

— Причем здесь боги? Я!!! Я нашел эти деньги, понимаешь! Если бы не залез под шкаф и не отыскал книгу…

— А если бы баронесса не впустила во флигель?

— Какой же ты б. ть, душный! — не выдержав, закричал Рогги. Выбежал на улицу, но спустя пару секунд вернулся, чтобы вновь проорать: — гребаный проповедник!

И уже тогда от души хлопнул дверью.

Они продолжали ругаться два дня и только на третий буря стихла. Рогги окончательно смирился с финансовыми потерями, лишь изредка вспоминая про тот случай.

Зычник так и вовсе про него забыл, стоило увидеть свою долю. На следующий же день он щеголял в обнове — высоких ботинках на модной нынче шнуровке.

— Дурья твоя башка, зачем коричневые взял, — отчитывал парня Бабура. — Они же не практичные нихрена. И кожа тонкая, как у бабской сумочки. Вот, попробуй, помни на сгибе — чуешь? И узкие, хрен нога влезет.

— Продавец сказал, что «лодочка» — новый модельный ряд, весьма популярный у слабого полу.

— Мозги у тебя слабые… Лучше скажи, сколько денег спустил на подобное «чудо»?

Зычник не признался и правильно сделал, потому как с Бабуры сталось бы всю оставшуюся неделю читать проповеди об экономии. Удивительное дело, но бывший шкотовый, в миру Михайло Бабурин, оказался на редкость хозяйственным мужиком. До морской жизни была у него небольшая лесопилка под Северец-Озерным и целая мастерская по изготовлению мебели. Что со всем этим добром сталось, Бабура не рассказывал — сразу мрачнел лицом и требовал сменить тему. Оно и понятно, что ничего хорошего. Не от лучшей жизни подался в моряки.

На корабле пространства было мало — особо не развернешься, вот и прятал здоровяк деятельную натуру. А стоило ступить на твердую землю, как внутри заиграло.

Уже на третий день Бабура взялся за крыльцо. Нашел в сарайчике доски и принялся пилить и колотить. Не только ступеньки заменил, но и перила исхитрился вырезать в виде стеблей и листьев неведомых растений.

— Это что за водоросли? — удивился Зычник, впервые увидав подобное чудо.

— Какие водоросли, дурья твоя башка. Или окромя воды ничего не видел? Это же лианы.

— Ну не знаю, — засомневался парень, — у лиан вроде стебли тонкие.

— Вроде у бабки в огороде. Ты все купил, что я тебя просил?

Пока Бабура занимался строительными работами, Зычник бегал на посылках: то материалов по мелочи прикупить, то съестного на кухню. А если этого не было нужно — занимался уборкой. Благо пыли в особняке скопилось на годы вперед. Парень по началу роптал, дескать почему именно он должен заниматься столь неблагодарной работой. Тогда Бабура предложил на выбор крышу латать или кашеварить. Больше вопросов не возникало.

С обязанностями сухопутного кока неплохо справлялся Рогги. Большую часть времени корабельный всезнайка предпочитал возится на кухне, громыхая посудой. Все дулся на нас с Бабурой, за то что лишили найденного богатства. Заодно наводил порядок в подотчетном хозяйстве, пришедшем в запустение после смерти старого слуги.

Каждый нашел занятие, только один я слонялся без дела. Обещал сестрице узнать информацию про второго пассажира, а сам страдал бездельем: кушал в уличном кафе, наблюдая за прохожими, совершал послеобеденный променад, улыбаясь милым дамам. Одним словом, вел себя как настоящий барон.

В один из вечеров заглянул в местный бордель, подсвеченный множеством разноцветных фонарей. Заказал грудастую блондиночку и оказался крайне разочарован предоставленными услугами. Шлюха явно скучала, отрабатывая положенный номер. Сначала изучала отражение в зеркальном потолке, а когда перевернул на живот — принялась грызть ногти.

— Ты хоть поохай для приличия, — не выдержал я.

— Может еще спеть? — из-под накладных ресниц на меня уставился тупой до одури взгляд.

— Петь не обязательно. Ты хоть сделай вид, что тебе интересно… Сосредоточься на процессе.

— Тебе надо ты и сосредотачивайся.

Это был мой первый поход в бордель. Раньше никогда не испытывал проблем в общении с женским полом, потому и нужды не возникало. Только с чужих пересказов слышал, как там хорошо, да как сладко. А когда самому довелось столкнуться, то разочарованию не было конца.

Я и раньше подозревал, что для баб это работа, но чтобы настолько опостылевшая… Зычник и тот с большим энтузиазмом протирал пыль, чем шлюхи раздвигали ноги. Сомнительное сравнение, да уж какое нашлось. Я слишком хорошо помнил горячие объятия Влашки, требовавшей ласки и любви. А эта бл. ть корабельной доской лежит и из зубов остатки еды выковыривает.

Сделав дело, я натянул портки и покинул бордель в наихудшем расположении духа. Даже запотевшая кружка пенного не смогла исправить ситуации. Я выпил бы больше, но сестрица терпеть не могла алкогольный запах. Ей даже чуять его было необязательно. Зачем, когда для слежки и наблюдений был приставлен верный Гаскинс.

На следующий день он пригласил меня в гостиную, где уже сидела баронесса. По-прежнему бледная, с изможденным выражением лица. Длинные пальцы держали чашку с ароматным кофейным напитком, а на блюдце лежало нетронутое пирожное.

«Корзиночка», — отметил я про себя. Ровно такое же, что покупал в подарок. Видать понравилось.

— Сигма из Ровенска, надеюсь, ты помнишь условия заключенного договора, — начала девушка официальным тоном. — Скоро конец недели, а результатов нет.

— Это вы так намекаете, что денег я не увижу.

— Почему намекаем — говорим открытым текстом, — ответил Гаскинс заместо баронессы. А у самого глаза блестят, что у кота, обожравшегося сметаны.

Вчера было все нормально, и сестрица казалась вполне довольной жизнью. Так что же случилось? Не иначе, работа отставного гвардии-капитана. То-то у него рожа светится.

— Погодите, я разыскал парней с корабля, узнал информацию о втором пассажире.

— Этого недостаточно.

— Я продолжаю работать… Невозможно успеть всего за одну неделю.

Брови баронессы нахмурились, а голос сделался до одури сладким:

— Бедняжка не успевает. А ходить по кварталу развлечений время есть.

Вот же ж Гаскинс, сука такая — заложил… И как только прознал.

— Попрошу не лезть в мою личную жизнь. И чтобы вы знали, одно другому не мешает.

— Надо же, — притворно удивилась баронесса. — Тогда позволь узнать, как далеко продвинулись твои поиски? Что успел сделать за последние четыре дня.

— Не имею привычки попусту языком молоть. Когда будет результат, тогда и доложусь.

— Вот как будет результат, тогда и получишь деньги, Сигма.

— Я Сига!

Баронесса недовольно сморщила носик.

— Не важно. Можешь идти…

Вот ведь зараза. Только-только отношения с баронессой стали налаживаться и вдруг такой облом. Вряд ли Гаскинс или нанятые им люди устроили слежку. Я подобные вещи за квартал чую — специфика воровской работы. Но если не «хвост», тогда что остаётся? Чей-то длинный и не в меру болтливый язык?

Круг претендентов был крайне узок, поэтому я не стал откладывать разборки на потом. Быстрым шагом пересек двор и буквально влетел во флигель. В тот самый момент, когда Рогги громыхал половником. От разлитого по тарелкам супа исходил приятный грибной аромат.

— Танцор, ты вовремя, — лесным филином проухал Бабура, — садись, откушай с нами.

— Не буду я за одним столом со стукачами сидеть.

Добродушное лицо Бабуры мигом нахмурилось.

— Танцор, ты говори-говори, да не заговаривайся. Отродясь среди нашего брата трепачей не водилось. Правильно я говорю, мужики?

Мужики недовольно переглянулись.

— Сказки можете баронессе рассказывать или Гаскинсу. Хотя, о чем это я? Один из вас именно это и сделал. Признавайтесь, какая сволочь напела про мой визит в бордель?

— С чего ты решил, что это мы? — осторожно спросил Зычник.

— С того, что кроме вас троих об этом никто не знал.

— И что? — раздраженный Рогги бросил половник в кастрюлю. — Я могу перечислить тысячу способов, как раздобыть нужную информацию. У тебя доказательства есть?

Прав был Рогги, зря я вообще все это затеял. В Кирпичном районе за пустую предъяву можно было и перо в бок схлопотать. Хорошо, что у матросов с «Оливковой ветви» были другие привычки.

На следующий день ко мне в комнату заявился Бабура. Спозаранку, когда дом продолжал спать. Ввалился в комнату и позвал на прогулку. Пришлось накинуть сюртук и выйти следом. На улице оказалось необычайно свежо: предрассветный воздух холодил кожу — не спасал даже поднятый воротник. Пальцы, и те зябли в карманах.

Мы миновали двор и свернули на боковую дорожку, усыпанную желудями. Лучшего места для разговора не придумаешь: с одной стороны полотно дороги, с другой — зеленая лужайка. Желающему подслушать и спрятаться было негде: кругом открытое пространство.

Покрутив головой, первым заговорил здоровяк:

— Зря ты вчера это затеял.

— Знаю.

— Ты пойми, Танцор, парни тебе благодарны, что из такой задницы вытащил. Работа пускай и не за деньги — все лучше, чем прозябать в трущобах, пропивая последнее.

— А как же вдовушки в деревне? — не выдержал я.

— Какие там вдовушки, — Бабура с досады махнул рукой, — пьяный треп от безнадеги. В деревне отношение к чужакам еще хуже, чем в город. Здесь хоть какая-то возможность заработать есть… Как не крути, выручил ты нас, Танцор. И парни это понимают.

— Сомневаюсь.

— А ты не сомневайся. Я поболее твоего на свете пожил и знаю, о чем говорю. Только вчерашнее добро легко забывается, когда творится несправедливость.

— Это какая же? — возмутился я. — Обиделись, что деньги баронессы вернул?

— Не только… Месяц назад ты был частью команды: ел, спал, работал вместе со всеми, а нынче в бароны заделался.

— Завидно?

— Все сложно, Танцор… но парней тоже можно понять. Пока одни вынуждены горбатиться — другие слоняются без дела по кафе, да по борделям. А потом заявляются во флигель и жалуются на местных шлюх, не способных должным образом ублажить. Понимаешь, о чем я? Одни назовут это чувством зависти, другие жаждой справедливости.

— Ты оправдываешь стукачей?!

— Нет, я просто пытаюсь вставить мозги на место одному зарвавшемуся пацану. Ты зачем про бордель рассказал? Какие эмоции хотел вызвать у Рогги, проторчавшего пол дня у плиты или у Зычника, набегавшегося до кровавых мозолей? Ты чем думал?

Не хотелось признавать, но Бабура был прав. Я слишком зациклился на собственных проблемах, и упустил из виду остальное. Получается, что зря, потому как Гаскинс моментально этим воспользовался.

— И что дальше?

— Не знаю, — признался здоровяк. — Я поговорю с парнями, только не уверен, что это поможет. На корабле было не в пример проще… Ты попробуй поменьше мельтешить без дела — глядишь и наладится.

Нихрена не наладится. В кои-то веки сытый желудок и мягкий матрас сыграли злую шутку, заставив позабыть о простой истине. Истине — выбитой на камне, возрастом в тысячи лет: человек человеку волк, хищник и конкурент. За лучшую долю готов в глотку вцепится и подгадить, лишь бы другим хуже было. В закрытых сообществах вроде банды в Кирпичном или экипажа корабля люди вынуждены сосуществовать ради выживания. Они принимают правила, играя в дружбу и братство, но стоит оказаться в открытом мире, где каждый сам за себя и старые связи рвутся подобно волокнам гнилого каната.

Я вспомнил, как заблестели глаза Рогги при виде найденного богатства. Окажись мы в лесу, да ещё и без великана Бабуры, превосходящего каждого из нас в силе, как бы тогда он поступил? Согласился поделить деньги на равные доли или пустил в ход нож? А Зычник? Вот то-то и оно… Я и сам, чего греха таить, не был уверен в собственных действиях. Уж слишком большой куш оказался на кону, почитай сто тысяч.

Да, зажрался Сига из Ровенска, совсем нюх потерял, но ничего, время покажет у кого хватка крепче и зубы острее.

Когда мы возвращались в особняк, я все же не выдержал и сказал:

— Будь моя воля, с удовольствием поменялся местами — с любым из вас.

— Я знаю.

— Откуда?

Бабура пожал плечами.

— Наверное опыт… В жизни халявы не бывает. Вопрос лишь в цене, которую придется заплатить. Я один раз позарился на чужое и потерял все что имел: жену, детей, хозяйство, доставшееся по наследству.

— А если окромя жизни нечего терять?

Бабура остановился и удивленно посмотрел на меня.

— А разве этого мало?

Следующая неделя мало чем отличалась от предыдущей. Я по-прежнему слонялся без дела, не зная, как расположить её светлость. И чем дольше тянул, тем хуже ситуация становилась. Гаскинс работал по полной, нашептывая всякие гадости. Это становилось заметно по тому выражению лица, с которым баронесса меня встречала.

— И снова никаких новостей, — говорила она неизменно, проходя мимо. Словно забыла, кто вернул кучу денег, и кто нашел заместо умершего слуги трех новых, готовых работать за еду. Называется, не делай добра…

Бабура к концу второй недели закончил с крыльцом. Заменил ступеньки, выкрасил новые перила лаком и перешел на крышу. Здесь фронт работы предстоял не в пример больше. Потребовались дополнительные руки, в том числе Зычника и Рогги. Целыми днями бывшие матросы пилили, строгали, стучали молотками. А я после того случая ни с кем толком и не общался. Во флигель больше не заглядывал, предпочитая проводить свободное время за пределами особняка.

Нужны были любые зацепки по второму пассажиру. Но увы, все те кто мог назвать его имя, оказались недоступны: капитан и квартирмейстер за решеткой, а боцман растворился в большом городе, как капля воды в океане.

Бабура подкинул мысль по поводу записей в судовом журнале. Согласно морским правилам старший помощник обязан был фиксировать списки членов экипажа и пассажиров. Вот только вряд ли это сможет помочь. Вся документация корабля после ареста была изъята и хранилась под замком в недрах таможенной службы.

Я долго мучался, пытаясь отыскать хоть какую-то лазейку, пока в один прекрасный день из кармана не выпала визитка Артуа Женевье — разговорчивого старичка, подсевшего за столик. Казавшегося на тот момент добродушным, но подпись под фамилией лишала всяческих иллюзий — инспектор. Это вроде старшего стражника на местный манер. К примеру, таковым являлся Густав Колми, три дня продержавший меня в каталажке. Он же ясно дал понять, что знаком с Артуа. И, судя по всему, знакомство это было далеко не дружеским. Может причиной всему второе слово — военный?

Довелось по случаю приобрести одну книгу «О государственном устройстве» и чего-то там. Повелся на красивую обложку с изображением скрещенных мечей. Думал, будет про войну, а на деле оказалось на редкость скучное чтиво о бюрократическом аппарате, его структуре и механизмах работы. Имелись даже графики со стрелочками. Благодаря им я и узнал, что сразу несколько ведомств могли выполнять схожие задачи. Например, Корпус Охраны Порядка и таможня, а еще отдел безопасности при штабе армии и министерство по защите государства, именуемое контрразведкой. Согласно авторам произведения — подобное разделение таило в себе великую опасность. Только отлаженный бюрократический аппарат с системой сдержек и противовесов мог принести пользу. В противном случае стране грозил внутренний конфликт, а при наихудшем варианте развития событий смена власти и даже распад.

Вот и получается, что инспектор инспектору рознь. Один следил за порядком в городе среди гражданского населения, другой — в армии. Разные ведомства, но пересекающийся функционал — чем не повод к соперничеству и конкуренции, а может даже к вражде.

Наплодили чиновников, что блох на уличном псе. Спрашивается, к чему такие сложности? На старом континенте на протяжении многих веков политикой заправляла Церковь. Делала это вполне успешно — пускай только попробуют вякнуть, мигом устроит народные волнения и бунты. Потому правители сидели тихо, и в обучающих книгах со схемами нужды не возникало.

Я без труда отыскал адрес, указанный на визитке. Дом отставного инспектора находился в престижном районе города. Здесь даже искусственный канал имелся, соединяющий водохранилище с водопроводной системой. Настоящая река с бетонными берегами и перекинутыми поверх мостиками. Внизу плавали лодки, специально оборудованные для пассажиров. Деревянные скамейки были подбиты мягким войлоком, а у некоторых имелись высокие спинки с зонтиками. Не понимаю, чем любовались пассажиры: высоким синим небом, а может каменной кладкой канала, покрытого тиной и пахнущего соответственно? Сомнительное удовольствие, за которое еще и платить.

Я постоял на мостике, наблюдая за проплывающей внизу лодкой. Наряженный в разноцветную рубаху гребец никуда не торопился: лениво работал веслами и сладко позевывал, пригретый солнцем. Оно и понятно, клиенты платили за комфорт, а не за скорость передвижения. Кому понравится быть забрызганным мутной водой.

Сразу за мостом располагался нужный мне дом — красивое двухэтажное здание с большими окнами. Входная дверь, выполненная из дорогих пород дерева, скорее внушала уважение к денежному благополучию местных жильцов, чем обеспечивала защиту. Для последнего здесь имелась охрана и служка.

— Чем могу помочь? — откликнувшийся на звонок парень расплылся в улыбке.

— Могу я увидеть господина Артуа Женевье.

— Вам назначено?

— Нет, но меня приглашали в гости. Вот визитка, — я извлек из кармана карточку.

— Как вас представить? — парень даже не удосужился взглянуть на неё.

— Барон Алекс Дудиков — молодой человек, с которым господин Женевье соизволил отобедать. Кажется, это было на позапрошлой неделе, в одном из уличных кафе неподалеку от «Матушки Гусыни».

От большого количества информации улыбка слуги погасла. Что поделать, старик мог и запамятовать, посему напомнить о себе лишним не будет.

— Прошу прощения, какой матушки?

— Гусыни.

— Хорошо, я передам.

Дверь захлопнулась прямо перед носом. Обескураженный подобным приемом, я спустился с крыльца. Огляделся в поисках места, где можно присесть, но так и ничего не обнаружив, остался стоять на ногах. Походил туда-сюда, посмотрел на молоденьких барышень, прогуливающихся вдоль улицы. Одной улыбнулся, но увы — с прежним успехом. Магия очарования, некогда действовавшая безотказно, за океаном вдруг испарилась.

Спустя пять минут дверь открылась и на пороге вновь появился служка.

— Вас ждут!

Когда зашел в гостеприимно распахнутые двери, то в первые секунды растерялся. На полу распластался разноцветный ковер, в углу кадка с растениями, всюду занавески и салфетки — каждая мелочь создавала ощущение уюта и тепла, словно угодил в жилую комнату. Но я-то знал, что это вроде прихожей в гостином дворе или как принято говорить у местных — холла.

И до чего же чисто… Отсутствие пыли бросалось в глаза, особенно после особняка баронессы.

— Вам по лестнице на второй этаж. Апартаменты номер семь, — вывел из задумчивости голос служки.

Я с сожалением посмотрел на грязную обувь. Потом на лестницу, укрытую ковром, потом снова на сапоги. Чего уж теперь — натопчем. Кто им виноват, что развели в прихожей красоту. Она на то и прихожая, чтобы плевать, сморкаться и грязь об ступеньки счищать.

Поднявшись наверх, я без туда обнаружил искомую дверь. Замер в нерешительности, пытаясь собраться с мыслями.

— Да входите уже, — послышался раздраженный голос. — Или на старом континенте принято по долгу расшаркиваться? Я слишком стар, чтобы тратить время на подобную чепуху.

На счет возраста старичок загнул. Да, кожа была морщиниста и суха, а волосы изрядно побиты сединой, но двигался он весьма живо: сам достал чашки с верхнего шкафа, ловко распечатал упаковку с набором свежих печений и заварил чаю.

— Я еще прошлый раз заметил, что кофе вам не по нраву, — прокомментировал он свои действия.

— Слишком резкий вкус… никак не привыкну.

— О, поверьте, даже не стоит пытаться. Модные веяния не несут никакой пользы для здоровья. Взять, к примеру дамские сигареты с фильтром, что рекламируются на каждом углу. «Мы избавим ваши легкие от черноты», — говорят они. Что, серьезно? Кусок гофрированной бумаги способен очистить табачный дым? Какая несусветная чушь… Единственное, что избавит легкие от болезни — это чистый воздух, другого не дано. Но современные барышни столь легко ведутся на красивые слова. Они и во времена моей молодости страдали подобным недугом, — тут старик хитро подмигнул, — а уж во времена нынешние, так и подавно. Везде лезут со своей эмансипацией, на каждом углу кричат о равных правах, а у самих мозгов не хватает понять, что сигаретный фильтр — обман. Очередная уловка фабрикантов, чтобы побольше продать.

Старичок поднес к губам чашку и, зажмурившись от удовольствия, сделал глоток.

— Но если кофе вредно, почему сами пьете? — задался я вполне резонным вопросом.

— Людям свойственны слабости. Порою они мешают и вредят, а порою способны скрасить часы одиночества. Сами поймете, когда доживете до моего возраста.

Нет уж, спасибо… Я планировал раньше умереть. Не хотелось превратиться в старую развалину, пускающую сопли и прудящую в собственные портки. Сорок лет — срок вполне достаточный, чтобы насладиться всеми прелестями жизни, а дальше начиналось дожитие — в мире, где старикам не место.

— Признаться, я вас ждал. На прошлой неделе заглянул в гости один наш общий знакомый: Колми — его фамилия… инспектор Густав Колми. Вижу, вы не удивлены, молодой человек.

— Инспектор крайне дотошен в работе.

— О-о, кому как не мне об этом знать, — старик зашелся в каркающем смехе. — Он был моим студентом в институте.

— Вы его учили?

— Учил, громко сказано. Уже тогда Колми представлял из себя несносного выскочку, полагающего, что правила писаны для других. А еще он считал себя самым умным на потоке, поэтому прогуливал занятия, спорил на лекциях и допускал непозволительные обороты речи при личном общении. Хам и наглец.

— И зачем же он к вам пришёл?

— Узнать при каких обстоятельствах произошло наше знакомство. Не было ли в нем чего-нибудь… необычного.

— А оно было?

Старик вновь разразился кашляющим смехом. После чего был вынужден взять салфетку и вытереть влажные губы.

— Предлагаю покончить с обсуждениями моего бывшего ученика и перейти к главному — цели вашего визита.

— Нет особой цели, просто…

— Просто перестаньте морочить голову и скажите прямо — зачем пришли? — голос Женевье вдруг стал резким и уверенным. Но больше всего поразили глаза: до того времени казавшиеся водянистыми, они приобрели необычайную ясность, наполненную отблеском холодной стали.

— Мне нужна информация.

— Вот так бы сразу, — голос старика расслабился, приобретя былую мягкость. Словно старый кот спрятал когти, превратившись в прежнего мурлыку. — И какого рода информация вас интересует?

— Мне нужен список пассажиров «Оливковой ветви» — судна, арестованного на прошлой неделе.

— Две недели назад, если быть точным, — поправил старик.

— Так вы в курсе?

— За кого вы меня принимаете, молодой человек? Конечно же я в курсе. После нашей последней встречи навел справки через знакомых, и кое-что узнал про одного юношу и корабль, на котором тот приплыл.

Ох и не понравился мне этот прищур. И без того морщинистое лицо приобрело дополнительные складки. Сразу стало видно, что передо мною сидел не страдающий от безделья старик, а настоящий дознаватель. Я навидался их за прошлую жизнь, и мог отличить по повадкам, как бывалый охотник одного хищника от другого. Не знаю в каких частях сей полковник служил, но уж точно не в действующей армии. Слишком хитрожопый для вояки.

— Я успел изучить интересующий вас список. И должен сказать, интригующее получилось чтиво, весьма интригующее… К примеру, вы знали, что некий барон Дудиков покинул судно еще на архипелаге «Святой Мади», и обратно на борт не вернулся?

Возникла неловкая пауза, в ходе которой я проверил рукоять ножа, а старик успел сделать аккуратный глоток, и даже промокнуть губы салфеткой.

— Перестаньте нервничать, юноша. В мои планы входит отнюдь не война, а сотрудничество, основанное на обоюдных интересах… Вы заинтересованы?

— Да.

— Прекрасно-прекрасно… И хватит теребить полу. Что у вас там спрятано — нож? Очень глупо с вашей стороны.

Я поднял ладонь, вынужденный признать доводы старика. Действительно, глупо… Если бы мне хотели навредить, то давно это сделали, а не угощали чаем, сидя за одним столом.

Старик вновь взялся за чашку.

— Значит вам нужны записи… Забавно, что инспектор Колми приходил со схожей просьбой. Смежники из таможенной службе отказались выдать судовой журнал, поэтому он решил действовать неофициальными методами. Наивный, столько лет прожил, а все никак не запомнит, что у всего есть своя цена.

— И какую цену вы озвучили?

— О-о, в его случае эта цена весьма высока — беспомощность. Обожаю наблюдать за умниками вроде Колми, мечущимися по кругу, и не способными разрешить ситуацию с помощью «блестящего ума». Хорошо иметь светлую голову, но куда важнее проявлять почтительность при общении с другими людьми. Особенно если они старше вас по званию и по возрасту, не находите?

Я не стал отвечать на вопрос старика, да он в этом и не нуждался. Вновь сделал глоток черного как смоль напитка, и морщинистое лицо исказила гримаса удовольствия.

— А какую цену назовете мне?

— Хороший вопрос… правильный. Так уж повелось, что люди издревле оказывают друг другу услуги. Сей товар не менее ценный, чем золото или кредиты, а может и подороже будет, особенно когда карта в масть… Вы слышали про Адель — певицу, что прибыла в наш город.

— Читал в газете.

— Так вот, один господин совершил опрометчивый поступок, находясь под впечатлением от её несомненно выдающегося голоса. Ох уж эта молодежь: вечно спешат и только потом думают. Быть скомпрометированным в кругах высшего света — сродни самоубийству.

— И что требуется от меня?

— О, ничего сложного — всего лишь вернуть ранее подаренную вещицу.

— Украсть?

— Термины здесь не важны, юноша. Они придают не нужный эмоциональный окрас происходящим событиям. Просто верните семейную реликвию прежнему владельцу, и тогда я назову вам имена пассажиров, — старик на миг замер, словно раздумывая над чем-то важным. Опустил пустую чашку в заботливо подставленную миску. Лязгнул ложечкой и все же добавил: — их было двое. Один лысый, с татуировкой на шее, согласно судовому журналу сел на борт во время стоянки на архипелаге «Святой Мади», а вот второй — фигура куда более занимательная. Уверен, назови имя сейчас, и оно вам вряд ли поможет.

— Фальшивка? — предположил я.

— Как и многое другое в этом мире, как и многое другое… Я стараюсь играть по правилам, поэтому предупреждаю заранее.

— Тогда какой смысл оказывать вам услугу?

Старик улыбнулся, продемонстрировав полный рот зубов. Несомненное достижение для его возраста.

— О-о, так уж получилось, что я знаю настоящее имя второго пассажира. И даже подскажу адрес, где его искать… Заинтересованы? Тогда скрепим джентельменское соглашение рукопожатием или вам требуется время подумать?

Подумать, конечно, не помешает. Интересно, в какую вонючую дыру меня пытаются запихнуть на этот раз? Эх, Сига-Сига… сидел бы ты в своем Ровенске, и не дергался в поисках земли обетованной. Здания здесь может выше, и повозки передвигаются без лошадей, но и дерьма хватает. Причем таких сортов, что пока не распробуешь — не определишь: конфета перед тобой лежит или чего похуже. Куда же ты влез, Сига…