Печать Джа

Глава 11. Новый дом

Встречать утро похмельным стало входить в привычку. С трудом продирать веки и шевелить куском вяленого мяса во рту, проверяя — все ли зубы на месте… Вроде все.

Картина вчерашнего дня медленно всплывала из небытия: бесконечная череда лиц, брошенные невпопад слова… и Гаскинс, зараза такая, опять пристрелить норовил. Тыкал стволом промеж глаз, ну да это картина привычная.

Я приподнял голову и огляделся. Кругом возвышались горы из завалов, кое-как прикрытых тряпками. Сплошной хлам, который в хозяйстве не сгодится, и который выкинуть жаль. Прямо напротив головы торчала обломанная ножка стула с острыми краями. Чуть выше вырисовывался край столешницы, а может секретера — так сразу не определишь, пока ткань не сдернешь.

Лежащая на полу рука дернулась и в воздух взметнулись клубы пыли: тысячи песчинок закружились в хаотичном танце, особенно заметных в лучах солнца, робко пробивающихся сквозь неплотно задернутые занавеси.

В носу помимо воли зазудело, и я разразился целой чередой чихов. Матушки-батюшки, до чего же здесь грязно! Кажись, названную складской комнату не подметали со времен постройки, а влажную уборку так и вовсе никогда не проводили.

Я поднялся и подошел к окну, обогнув по пути множество препятствий. Опрометчиво дернул край занавеси и вновь зашелся в кашле. Воздух в помещении буквально пропитался застоялой пылью. Она была повсюду, за что не возьмись, даже простой взмах руки поднимал в воздух миллионы песчинок.

В горле невыносимо запершило, а мир перед глазами поплыл от количества выступивших слез. Не помня себя, я нащупал оконную ручку. Опустил вниз и дернул с такой силой, что задрожали стекла. Плохо смазанные петли заскрежетали, пропуская внутрь поток долгожданного воздух.

Всеотец, до чего же хорошо! И эти одуряющие ароматы зелени… В центре города все больше жарким камнем тянуло и прогорклым маслом, особенно у проезжей части. А в пригороде красота!

Я зажмурился, пряча глаза от настырных лучей солнца, что пробивались сквозь густую крону деревьев. Растянул рот в сладкой зевоте. Сейчас бы картошечки жареной да с лучком, да с подливой из животного жира. На худой конец и печеная репа сойдет.

Пока мечтал, средь кустов мелькнула знакомая фигура и вскоре показался слуга — тот самый вредный старикан, что отнесся к Сиге из Ровенска, ровно к шелудивому псу, забравшемуся в дом без спроса.

— Эй, любезный, когда будем завтракать?

Любезный не откликнулся. Прошествовал мимо, не соизволив даже повернуть головы. Ну ничего, мы и не таких обламывали. Дай только сроку…

Несмотря на солнце, высоко поднявшееся по небосклону, старый особняк продолжал безмолвствовать. Я вышел в коридор и спустился в большую залу, не претерпевшую особых изменений. Разве что фруктов в вазе прибавилось.

С похмелья безумно хотелось пить, поэтому я схватился за самое большое яблоко и с наслаждением впился в сочную мякоть зубами. Захрустел, проглатывая большие куски.

Фрукты — это хорошо, но хотелось более основательного завтрака, сдобренного мясом. Обыкновенно в господских домах принято было вкушать по расписанию. Интересно, как обстояли дела здесь? Я бы спросил, но сестрицы что-то не было видно, а попавшийся на встречу слуга, оказался крайне несговорчивым.

Может отыскать кухню и приготовить самостоятельно? Чай не графья какие, всего лишь бароны — смогём. Я уже собрался приступить к осуществлению плана, как входная дверь щелкнула и в залу вошел Гаскинс. До тошноты прилизанный, в свежей сорочке и начищенных до блеска туфлях. Пуговицы на сюртуке и те сверкали. Интересно, это металл такой или он их специально каждое утро натирает.

Не здороваясь, Гаскинс прошел в центр комнаты. Прислонил трость к камину и бросил газету на стол.

— Читай! — приказал он.

То же мне выискался… командир. В другое время я бы непременно послал дуболомного вояку, но сейчас самому стало интересно. Что же такого волнующего он обнаружил?

Взял газету в руки и расправил листы. Первое что бросилось в глаза — фотография пятимачтового судна, окруженного ликующей толпой. Подпись внизу гласила: спуск на воду пятимачтового баркаимени третьего канцлера Торгового Союза — Карла фон Цуберга.

«Шестнадцатого числа сего года со стапель судостроительной верфи Баненхайма, в присутствии высокопоставленных лиц сената, министерств и ведомств, а также…»

— Читай на пятой странице, — сбил меня Гаскинс, — второй заголовок сверху.

Шурша бумагой, я принялся листать и наконец добрался до означенной статьи.

«Вчера вечером в спальне собственного дома было обнаружено тело Леонардо Моретти. По словам представителей Корпуса Охраны причина смерти сорокатрехлетнего мужчины носит естественный характер и не имеет никакого отношения к профессиональной деятельности.

Покойный был известен не только как крупный бизнесмен и меценат, вкладывающий огромные средства в развитие города, но и как человек, замешанный в теневых схемах. Согласно официальным данным, покойному принадлежало до двадцати пяти процентов акций судостроительной компании Баненхайма, а также большое количество складских площадей в припортовой зоне. Если же верить неофициальным источникам — до двух третей всей контрабандной продукции приходилось на структуры, подчинённые старшему Моретти. А это миллионы и миллионы кредитов ежемесячно. Согласитесь, слишком жирный кусок пирога, чтобы долго оставаться без владельца.

«И чем это грозит рядовому жителю?» — спросите вы.

«Ростом уличной преступности», — отвечаю наши специалисты. — «Передел сфер влияния в преступном мире еще никогда не проходил мирно. И вряд ли данный случай станет исключением».

Но официальные власти продолжают успокаивать встревоженную общественность, раз за разом утверждая, что криминогенная обстановка в городе находится под их полным контролем».

Я опустил газету и уставился на Гаскинса.

— Смотрю, ты не удивлен новостью, — произнес тот, внимательно наблюдая за моей реакцией.

— С чего бы?

— Леонардо Моретти скончался.

— Разве я вчера об этом не упомянул?

— Ты лишь сказал, что в гостиный двор приходили его люди, — взгляд Гаскинса стал острым, как острие ножа. — Каким образом Сига из Ровенска связан с его смертью?

— Связан? Что за бред? В газете ясно написано: причина смерти была естественной.

— Существует масса «тихих» способов убийства человека. Таких, что даже самый зоркий из анатомов не догадается. К примеру, яд или тонкое лезвие спицы, пропущенное через носовое отверстие.

— Гаскинс, какой к шантру яд? Вы уж определитесь, кто я: обыкновенный вор, мошенник или профессиональный душегуб?

— Теперь и сам не знаю, — признал тот. — Умудриться убить двух налетчиков голышом.

— В этом деле не одежка нужна, а сноровка и быстрота реакции… И к тому же, Гаскинс, как я смог убить старшего из Моретти, будучи заключенным в кутузку?

Мы некоторое время просидели в тишине. Гаскинса одолевали тяжелые раздумья — это легко угадывалось по его нахмуренной физиономии, я же озаботился куда более насущными проблемами. Проглоченные яблоки нагнали зверский аппетит.

— Гаскинс, в сей мрачной обители полагается завтрак?

— Баронесса завтракает, когда встанет.

— А я?

— Без понятия. Комнату тебе выделили, а кормить никто не обещал.

Что за люди, всё у них… не по-людски. Вечно норовят кукиш показать или еще какую подлость умудрить. Неужели так трудно накормить человека? Сиге из Ровенска многого не надо, он согласится и на тарелку пустой каши: без масла, безо всего. Но даже такой малости в доме сестрицы не ожидалось.

Я догрызал последнее яблоко из вазы, когда задумчивый Гаскинс вдруг ожил:

— С сегодняшнего дня планы изменились. Заниматься поисками матросов с «Оливковой ветви» будешь в одиночку.

Вот те раз! Я аж закашлялся от неожиданности, выплюнув попавшее не в то горло семечко.

— А баронесса в курсе?

— Я сам доложу её светлости.

— Не боишься угодить в немилость?

— Боюсь, — неожиданно честно признался Гаскинс, — но у нас не остается выбора. Слишком много всего происходит вокруг: арест судна, налет на гостиный двор, братья Моретти, а теперь еще инспектор Колми взялся вынюхивать. Я всерьез опасаюсь за жизнь Энрики, поэтому остаюсь при ней, твоя же задача остается прежней — добыть информацию.

«А как же быть с недоверием?» — очень хотелось спросить, но я не стал. Вместо этого устроил аттракцион неслыханной глупости, выдав по истине ценный совет:

— Вам нужно уехать из города.

— Думаешь я этого не понимаю? Энрика упрямая, не согласится. Да и не сможет она просто взять и бросить…

Кого бросить или чего? Увы, окончание фразы не прозвучало. Гаскинс умолк, превратившись в скорбную скульптуру духа-хранителя, которую обыкновенно ставили в фамильном склепе над гробом покойного. И в без того мрачном особняке стало совсем уж тоскливо.

— Может людей для охраны нанять?

Гаскинс грустно усмехнулся.

— Ты в курсе местных расценок или думаешь, мы здесь в роскоши купаемся? Оглядись вокруг, что ты видишь? Разруху и запустение? Вот то-то и оно, мы даже хороших слуг себе позволить не можем.

Откровение Гаскинса ввело меня в некоторое замешательство. Не то, чтобы не подозревал о финансовых проблемах сестрицы. Просто в благородном обществе считалось за дурной тон признаваться в подобном. Они до последнего строили из себя гордых павлинов, тратя оставшиеся крохи на дорогие подарки и угощения, а когда приходила пора платить по счетам — вешались. Или сначала пускались в бега и только потом вешались, потому как трудно выживать, имея ветер в карманах. Особенно тем, кто ранее о нужде не знал.

За сим наша беседа с Гаскинсом подошла к концу. Вояка остался сидеть в кресле, а я, накинув на плечи пыльный сюртук, вышел на улицу. Одними разговорами сыт не будешь, поэтому и отправился на поиски ближайшей забегаловки.

Дошел аж до самого плаката «Добро пожаловать…», но так ни одной «кормёжной» и не обнаружил. По обоим сторонам улицы стройными рядами шли особняки. Разными они были: порою попадались настоящие дворцы с остроконечными башенками и полукруглыми лестницами, поднимающимися к главному входу. С баллюстрадами и фонтанами, да полуголыми великанами, удерживающими скат крыши. А были и такие, как у баронессы, покрытые от старости мхом.

— Уважаемый, не подскажете, где здесь можно перекусить, — обратился я к благообразному господину, неспешно прогуливающемуся вдоль улицы.

Тот недовольно уставился на меня. Осмотрел с головы до ног, но все же ответил:

— В «Восточных холмах» ресторанов нет. Если есть желание перекусить, спустись в средний город.

Спустись… Сказал так, словно предстояло путешествие в клоаку.

Хотел я поблагодарить благообразного горожанина за совет, но увидев удаляющуюся спину, передумал. Непомерная гордыня, густо перемешанная с высокомерием. Хоть в чем-то наши миры схожи.

По пути в забегаловку, я решил заглянуть в оружейную лавку. Прав был Гаскинс, обстановка в последние дни накалилась. Слишком много всего произошло, потому пришла пора задуматься о защите. Не было у меня ничего кроме быстрых ног и кулаков, а столь понравившийся трофейный нож, принадлежавший ранее утопленному Брану, изъяли чернецы.

Я долго изучал стойку с образцами, пока не подошел местный служка и не поинтересовался:

— Чего изволите?

— Хочу пятизарядный пистоль. Такой, чтобы пули не через ствол вставлялись, а в специальное круглое приспособление.

— Барабан, — подсказал продавец. — Вам нужен револьвер, работающий на принципах магнитного импульса. Увы, у нас такие не продаются.

— А где тогда?

— Нигде, — огорошил он новостью. — Согласно законодательству, стрелковое вооружение импульсного типа изъято из свободной продажи. Говоря простым языком, запрещено.

— А как же тогда покупают? Я на днях у одного знакомого такой видел.

— Если речь идет о военном, то здесь возможно несколько вариантов. К примеру, револьвер был получен в качестве наградного оружия за боевые заслуги или выслугу лет. Все зависит от того, в каких частях служил ваш знакомый, и в каком звании ушел на гражданку.

— А другие способы имеются?

— О, их много — обо всех сразу и не упомнишь. Если заинтересовались данной тематикой, то я бы порекомендовал вам изучить законодательство со всеми принятыми дополнениями. Может и найдете лазейку.

Я гляделся и не обнаружив других посетителей, тихо спросил:

— А купить из-под полы? Если что, деньги имеются.

— Да что вы такое говорите, я законопослушный гражданин — искренне возмутился служка. И тут же добавил: — разумеется, есть черный рынок, но без связей и протекции с вами никто разговаривать не будет. Да и цены там, сами понимаете… кусаются.

По итогу пришлось купить нож. Я долго мучал продавца, заставляя доставать то один образец с прилавка, то другой. Каких здесь только лезвий не имелось: и обыкновенных прямых с долом, ошибочно именуемым в народе кровостоком, и изогнутых на манер лепардова когтя, и волнистых, будто кучерявый волос. Были и совсем уж выдающиеся экземпляры, к примеру с рукоятью, вырезанной из слоновьего бивня. Спрашивается, к чему такое чудо? Всякому же известно, что главная ценность ножа — это лезвие, а переплачивать семь тысяч кредитов ради красоты? Отродясь в кармане лишних денег не водилось, потому и взял простую модель: с плотной рукоятью из клена и лезвием длиною чуть меньше ладони. Не работы гарденских мастеров, но для защиты вполне сгодится.

Заодно прикупил чехол на пояс. Дрянное вышло приобретение, не пойми из какой кожи сделанное: тонкое, грозящее разойтись по шву при первой же непогоде. Ну и плевать, не на всю жизнь беру.

Укрыв нож полой сюртука, я остался довольным: и деньжат сэкономил, и защитой обеспокоился. Для полноты счастья оставалось лишь набить утробу.

Забегаловка обнаружилась по соседству, стоило лишь выйти из оружейной лавки и свернуть за угол.

Подлетевшему служке заказал знакомое блюдо из вареной картошки с мясом. Откинулся на спинку стула, и копируя местных завсегдатаев, принялся потягивать чай.

В небе никуда не торопясь проплывали облака и мои мысли под стать им, лениво шевелились в голове.

Верно в народе говорят, что утро вечера мудренее. Еще вчера не знал, что буду делать, а сегодня сам собою родился план. Пускай не такой мудреный, как в иных сказаниях про хитрого скомороха, но уж каков есть. Все лучше, чем плыть по течению, рассчитывая на капризную птицу Хумай.

Расплатившись за поздний завтрак, я поднялся и направился в сторону городского центра. По пути заглянул в пару магазинчиков, но от дальнейших покупок решил отказаться. И без того порядком поиздержался, отвалив за новенький нож с чехлом пять сотен кредитов.

Главный проспект встретил привычной толчеей и шумом проносящихся мимо повозок. Все куда-то спешили, бежали, и только горластые мальчишки стояли на месте, размахивая стопкой листов.

— Сенсация-сенсация, ужаснейшее торнадо обрушилось на западные регионы Конфедерации. Разрушены целые города и села, в краю тысячи погибших и обездоленных, — надрываясь во всю, голосил мой старый знакомец. — Читайте только в свежем номере Трибуны! От сердечного приступа скончался хозяин судоверфи. В городе грядет большой передел.

Заметив меня, он тут же умолк. И уставился по-детски смешно, нахмурив белесые брови.

— А-а, приперлись господин-хороший. Я уж надеялся, что вы того — померли от непомерной жадности. Нате вот, держите.

Я молча посмотрел на протянутую газету.

— Не надо? А чего тогда голову морочите честным людям? Шли куда-то, ну вот и идите своей дорогою.

— Денег заработать хочешь?

Мальчишка принялся изучать меня. Долго присматривался, пока не пришел к одному ему известному выводу. Потрескавшиеся губы исказила ехидная улыбка:

— Из глиномесов будете?

— С чего это? — удивился я. Сроду Сигу из Ровенска за гончарных дел мастера не принимали. Все больше за ворье, коим по факту и являлся.

— Уж больно вы мутным выглядите, господин-хороший. Все ходите, чего-то вынюхиваете. Так вот знайте — я не по этим делам. Если покуражиться надо, то тогда вам прямая дорога в бордель. Здесь ловить нечего, а станете приставать — мигом старших свистну. И тогда…

Я не выдержал и отвесил звонкий подзатыльник. Покрытая светлыми волосами голова мотнулась в сторону, будто спелый цветок подсолнуха на тонком стебле. Большие глаза испуганно уставились на меня.

— Больно много болтаешь, щегол.

— Я не щегол, — произнес тот с затаённой обидой. Пальцы принялись теребить волосы на отбитом участке.

— До другой птицы пока не дорос… Тебе деньги нужны или будешь обиженного строить?

— Вы толком скажите, чего делать.

— Ничего сложного, — успокоил я пацана. — Плачу сто кредитов за информацию о местонахождении экипажа «Оливковой ветви». Слышал про такое?

Мальчишка на миг задумался.

— Это название судна со старого континента, которое на днях в порту арестовали.

— Верно.

— А капитана ихнего посадили.

— Мне не капитан нужен, а простые матросы. Уверен, что сидят они по кабакам и пропивают последние кроны. Вот только найти их в большом городе сложно.

— Так зачем в городе искать, в порту они. Куда еще матросне податься, особенно если не местные — со старого континента.

— Вот и займись делом — поспрашивай у своих, разузнай, а я за оплатой не постою.

Пацаненок на миг задумался:

— Маловато будет сто кредитов. Придется с другими делиться.

— Слышь, щегол, я что — похож на человека, которого заботят чужие проблемы? Мое дело предложить работу, а уж как будешь крутиться — дело десятое. Хочешь — других привлекай, хочешь — сам по кабакам бегай.

— Тогда аванс заплатите. С вас пятьдесят кредитов, — узкая ладонь вытянулась ко мне в ожидании.

— Щегол, ты часом не оборзел? Сначала информация, потом деньги.

— А вдруг обманите?

— Из нас двоих ловчил только ты. Или забыл, как попытался кинуть со сдачей?

— Ничего я не ловчил, — протянутая ладонь, не получив желаемого, скрылась в широком рукаве.

— Слышь, щегол, ты эти сказки другим рассказывай. Не удивлюсь, если ваш брат половину заработка делает на обмане. Так что, будем сделку заключать или мне других поискать, посговорчивее.

Пацан посопел-посопел, да и согласился.

— Будь по-вашему. Только чур цену не снижать за количество найденных матросов.

— Ты хотя бы одного сыщи, — ответил я, понимая, что там, где — один, будут и остальные.

Распрощавшись с нахальным пацаненком, перешел на другую сторону улицы и направился прямиком к уродливому зданию с узкими окнами-бойницами. Доходной дом меня заботил мало, в отличии от спрятавшегося в проулке игорного заведения.

Узкий пятачок, окруженный стенами, и прочная дверь из ясеня. Над входом горела знакомая вывеска: девица с татуировкой на обнаженном плечике в виде ромба — «Дама Бубей».

Откликнувшаяся на звонок охрана пропустила внутрь, а дежурно улыбающийся служка поинтересовался:

— Впервые у нас?

— Нет, я был на днях… барон Дудиков моя фамилия.

Портье сверился с записями и после небольшой заминки, вновь улыбнулся:

— Господин барон, вам открыт доступ во второй зал со ставками свыше тысячи кредитов. Желаете начать игру?

— Не надо новой залы… Меня старая вполне устраивает, — я полез в карман за наличностью, но был остановлен.

— Для уважаемых гостей господина Моретти входной таксы не существует.

— А как же без фишек играть буду?

— Не волнуйтесь, вам всё выдадут в качестве бонуса от заведения.

Служка не обманул: спустя минуту в моем распоряжении оказались две коробочки, внутри каждой набор из ста фишек. До чего же приятная тяжесть. После улаженных формальностей охранник проводил в уже ставшую привычной подвальную залу: голые стены без окон, светильники на низком потолке.

Из восьми столов половина пустовала, видимо сказывался ранний час. Игроки лениво, без особого азарта перекидывались картами. Меня подсадили к двум старичкам и одному весьма тучному господину, потевшему то ли от избытка веса, то ли от недостатка свежего воздуха.

Я с ходу взял две партии, а потом волшебная птица Хумай неведомо за что обиделась и пошла у Сиги из Ровенска черная полоса неудач. А может виной всему внутреннее волнение. Мне никак не удавалось нащупать струны игры, впав в особое состояние магического транса. Потому за без малого час умудрился спустить большую часть фишек. Ладно хоть не из личного кармана. Я уже собирался поставить на кон последнее и закончить на сегодня с покером, когда ко мне подошли.

— Господин барон, с вами готовы встретиться.

Вот оно и случилось — то, ради чего пришел и одновременно боялся.

Я извинился перед соседями за ту поспешность, с коей был вынужден закончить партию. Поднялся из-за стола и в сопровождении служки направился в сторону кабинета владельца. У дверей нас встретила уже знакомая парочка поджарых охранников — тех самых, похожих на церковных псов. Они ловко обыскали меня, только после этого позволив войти.

Господин Матео Моретти устал. Нет, он по-прежнему выглядел безупречно: темно-бархатный жилет без единой пылинки, идеально выглаженная сорочка. Цвет лица ровный и свежий, без помятостей, свойственных страдающему от недосыпа человеку, но вот движения… Движения выдавали всё. Складывалось ощущение, что хозяина кабинета поместили в гигантский аквариум под толщу воды. Уж слишком заторможенным он выглядел.

А еще письменный стол владельца, склонного к акуратизму. Прошлый раз он удивил чистотой и порядком, сейчас же на поверхности царил истинный хаос: гора сваленных в кучу папок, письменные принадлежности разбросаны, в дальнем углу нашла приют грязная коробка со следами потеков.

— Господин барон, признаться, не ожидал вас увидеть столь скоро, — внимательные черные глаза уставились на меня.

— Да какой к шантру я барон.

— Нет уж, любезный вы наш, раз уж примерили чужую шкуру, будьте добры соответствовать. И я стану Алексом величать, уж не обессудьте… Так чем могу помочь, господин барон?

— Возникли некоторые непонятки с вашим братом.

Выщипанные брови хозяина кабинета пришли в движение, направившись к переносице.

— Что за жаргон? Дудиков, вы ли это?

Прав Моретти, тут с какого бока не погляди. Раз уж взялся, нужно играть роль до конца. Вона один раз расслабился на допросе у дознавателя и едва не угодил в переплет. Еще не известно, чем все эта оплошность закончится. Инспектор Колми ясно дал понять, что теперь будет приглядывать.

Я барон… барон Дудиков. Спина выпрямилась, подбородок чутка приподнялся, а руки покинули столь удобные карманы.

— Не просьба о помощи привела к вам, господин Моретти. Я не люблю оставлять за спиной нерешенные вопросы.

— А они есть? — искренне удивился тот.

— Ваш брат.

— Вы-то здесь причем, барон? Согласно медицинскому заключению смерть Леонарда наступила по естественным причинам. Сорок лет — это не тот возраст, когда следует пренебрегать здоровьем. Увы, мой брат слишком любил женщин, наркотики и алкоголь — вот сердце и не выдержало.

— Я пришел обсудить не смерть вашего родственника, а налет на гостиный двор.

Моретти молчал, а я продолжал стоять пугалом посреди огорода, не зная куда деть руки. До чего же неудобно держать их где-то еще, помимо карманов. Вот если бы хозяин пригласил сесть. Но он отчего-то этого не сделал, а сам я не решился на своеволие, памятуя о том, кто здесь главный и что за человек Матео Моретти

— Прошу простить за…, - договорить мне не дали.

— Барон, вам не следует извиняться. У нас с братом сложились непростые отношения. Большие деньги и власть не способствую крепости семейных уз, особенно после дележки общего бизнеса. Всеобщее недоверие и подозрительность… В моем хозяйстве завелась крыса — жирная такая… Она и донесла о существовании таинственного груза на судне со старого конинента и некоем бароне, с ним связанным. Увы, мой брат никогда не отличался терпением. На правах старшего он привык получать все и сразу, вот и в этот раз поспешил, — Моретти вдруг улыбнулся. — Ну до чего же ловким оказались, барон. Признаться, не ожидал от вас этакой прыти — столь легко сбежать от Лусио Липкого.

— Легко не было.

— Охотно верю. Свое прозвище он получил отнюдь не за потные ладони… Кстати, вы не в курсе, что с ним случилось? Лусио, Бран, Весельчак и еще несколько доверенных лиц брата буквально испарились после той злополучной ночи: ни следов, ни трупов.

Мне оставалось лишь пожать плечами.

— Вот и я не знаю, — задумчиво произнес Матео. Ухоженные пальцы погладили край столешницы. — Не стану вас больше задерживать, барон. Да и дел поднакопилось в связи с последними событиями.

Я развернулся, а по спине пробежался неприятный холодок. Вдруг вспомнился прошлый визит, когда голос хозяина кабинета остановил на пол пути и принялся задавать неприятные вопросы. Увы, он и в этот раз не изменил своим привычкам:

— Напомните, бароне, где вы остановились?

Жилистая рука охранника легла на дверную ручку, преградив путь. Вот ведь треска говяжья… По степени въедливости ничем не уступает инспектору.

— Я остановился в особняке баронессы Дудиковой. Точный адрес не скажу, но то ли восьмой, то ли девятый дом по левую руку, если считать от поворота. Там еще старый дуб растет через дорогу.

— Парковая семнадцать, — поделился знаниями Моретти. — И как только сестра пустила переночевать? Неужели и вправду родную кровь признала.

— Я пообещал помочь с поисками небесного артефакта.

— Это вы молодец, ловко придумали. И какими будут первые шаги?

Трудно разговаривать с человеком, стоя спиной. Но еще труднее было заставить себя развернуться.

— Я планирую найти и расспросить матросов с «Оливковой ветви».

— Ловко, — снова повторил Матео. — Успехов вам в ваших начинаниях, господин барон. Я крайне заинтересован в том, чтобы потерянный монополь нашелся и обрел своего истинного хозяина.

— Я помню о заключенной сделке, господин Моретти.

— Рассчитываю на это. Всегда выгодно иметь в союзниках сильную сторону, способную помочь не только деньгами, но и советами. Не так ли, господин барон? И вот вам первый из них: попробуйте поискать бывших коллег в «Жемчужнице» — это забегаловка в южной окраине. И вот вам сразу второй — не ходите в припортовую зону ночью, сейчас для этого не самое лучшее время. Местная судоверфь лишилась одного из владельцев — грядут большие перемены.

— Спасибо за совет.

Моретти кивнул, и жилистая рука охранника опустилась, освобождая проход.

Быстро покинуть «Даму бубей» не удалось: на самом выходе меня остановил служка. Всучил пухлую стопку банкнот со словами:

— От хозяина на будущие расходы.

А господин Моретти не разменивается по мелочам. Прошлый раз было две тысячи кредитов, теперь вот три. Странное дело, но увесистая пачка денег сердце не грела. Моретти не похож на доброго дядюшку, балующего внучка. Скорее уж на прожжённого дельца, способного выжать десятикратную прибыль с каждой вложенной монетки. Не хотелось бы угодить под его пресс.

Остаток дня я слонялся по городу, занимаясь откровенным бездельем. Перекусил лепешками с клиновым сиропом в одной из кафешек. Снова заглянул в парк, посмотреть, как шумная мелюзга кормит разжиревших от хлеба уток.

Прогулялся по длинной пешеходной улице, прозванной горожанами «Аллея». По моему разумению вдоль аллеи должны деревья расти, здесь же окромя небольших домов и не было ничего. Никакой зелени, даже увядшей травы.

Первые этажи зданий были занятыми магазинами — всюду горели витрины и вывески, а над головой висела иллюминация в виде множества крошечных фонариков. Мне сразу вспомнились далекие острова «Святой Мади» и гладкие аспидные веревки, тянущиеся от дома к дому. Так вот как должна была выглядеть та улица. Черная сетка в сумерках превращалась в яркий полог, укрывающий с головой. И на душе сразу становилось хорошо и уютно, а еще празднично.

Кругом гуляли люди — без всякого смысла, просто наслаждаясь теплым вечером. Были здесь и умудренные сединами господа, степенно прохаживающиеся вдоль ярких витрин, были и молодые. Последние громко шутили, смеялись, заполонив большими компаниями лавочки. В Ровенске ночные гуляния тоже случались, но не каждый день и не в таких масштабах. Вот если бы нацепили осветительную сетку над центральной площадью…

Я не справился с искушением и заглянул в несколько лавок. Купил вкусно пахнущие пирожные в форме корзинок с ягодами, покрытые шоколадной глазурью. Заодно приобрел бритвенные принадлежности, а то редкие волосы, торчащие с подбородка, стали доставать. Срам один, а не растительность.

— На днях прибыла партия «Стрел Лагорна», настоятельно рекомендую, — местный продавец разливался соловьем. Еще бы ему не быть довольным, покупатель без малого двести крон спустил на бритву, да на крема разные.

— Зачем мне стрелы? У меня и лука-то нет.

— О, вы неправильно поняли. Речь идет о мужском парфюме с наитончайшими ароматами мускуса и можжевелового куста. Одеколон порадует своего владельца высокой стойкостью, быстро угасающей резкостью и мягким шлейфом, сводящим с ума самых стойких дам.

Последний аргумент был как нельзя кстати. Исчезло мужское очарование Сиги, растаяло дымкой тумана по утру. Сколько я не улыбался местным прелестницам, так и не смог найти ответного отклика. Может новый аромат поможет решить проблему?

Загруженный покупками я вышел на крыльцо магазина. Вдохнул полной грудью воздух, пропитанный ароматами цветов и моря, и понял, что в бордель сегодня не пойду. Шлюхи известны своей вороватостью, а у меня руки заняты свертками, и карманы забиты наличностью — не приведи Всеотец, упрут. Как-нибудь в следующий раз…

До особняка баронессы добрался, когда от оранжевого заката не осталось и следа. Солнце давно скрылось за горизонтом и миллионы звезд высыпали на черный небосвод.

Вместо слуги дверь открыл Гаскинс. Повел носом и недовольно произнес:

— Чем это воняет?

— Не воняет, а пахнет можжевельником, мускусом и этой, как её бишь… пачулей. Сразу видать, Гаскинс, что ты человек дикий, в веяниях моды не разбирающийся. «Стрелы Лагорна» — новинка сезона, пользующаяся большой популярностью среди молодых.

Твердолобый вояка спорить не стал и отступил в сторону, пропуская внутрь. В особняке стояла удушающая атмосфера склепа: пахло старостью и тленом. Особенно это бросалось в глаза, точнее в ноздри после наполненного свежестью уличного воздуха.

Оставив коробку с пирожными в зале, я прошел в отведенную мне комнату и тут же принялся чихать. В тусклом свете лампы водила хоровод пыль. Я и забыл, до чего здесь… не прибрано.

Пришлось срочно открывать окно, а после, закатав рукава, приняться за влажную уборку. Соответствующие принадлежности нашлись во флигеле. Слуга по началу долго кочевряжился, не желая открывать дверь, а когда открыл, то зажал ведро с тряпкой. Пришлось сослаться на выдуманное распоряжение сестрицы, заодно пожурить нерадивого старика.

— Как же ты убираешься, милейший, ежели особняк весь в говне, кругом мухи засрали. Полы в родимом флигелёчке скрипят от чистоты, а бедная баронесса скоро помрет от чахотки. Ты бы хоть веничком ради приличия прошелся.

— Госпожа не жалуется, — ответствовал тот с гордо задранной головой и захлопнул дверь.

Вот ведь зараза… Госпожа витает незнамо где, потому и не замечает ничего вокруг, но у других-то глаза имеются. Почему живут, словно в хлеву? Стол в зале сверкает от чистоты, а про полку каминную забыли. Как и про темные углы, и подоконники, закрытые массивными шторами. Там такой слой пыли скопился, что пальцем провести страшно.

Понятно, что баронесса стеснена в средствах, но разве это повод запускать хозяйство? Не следить за элементарными вещами, такими как чистота и порядок в доме.

Выделенная во владение комната находилась в дальнем конце коридора: небольшая, но плотно заставленная. Не зря из уст сестрицы прозвучало слово — складская. Чего здесь только не было: старой мебели, забитых ветошью тюков, и даже кирпичей, выстроившихся в ряд у стены. С какой целью решили сохранить битые осколки, оставалось загадкой.

Грязь, грязь — кругом грязь. Вода в ведре моментально становилась черной, стоило один раз опустить тряпку. От поднявшегося мусора першило в горле, на глазах выступили слезы. Нет, ну это надо же так запустить… На палубе корабля с полусотней матросов было и то не в пример чище.

Когда я в очередной раз шел обновить воду, в гостиной бледной тенью появилась баронесса. Замерев возле стола, девушка задумчиво произнесла:

— А чем это пахнет?

Сидящий в кресле с газетой Гаскинс, не преминул высказаться по данному поводу:

— С вашего позволения, дорогая Энрика, воняет новинкой сезона с ароматом пачули. Наш новый постоялец буквально купается в одеколоне.

— Постоялец? — удивилась баронесса и тут же столкнулась со мной взглядом. — Ах да, у нас постоялец… Я про другое, Гаскинс. Что за коробка стоит на столе?

— Пирожные «корзинка» из наисвежайшего песочного теста, наполненные натуральными ягодами ежевики и смородины, покрытые глазурью, — процитировал я продавца в кондитерской. — Угощайтесь!

— Ну надо же… Откуда аттракцион столь неслыханной щедрости?

— Всё оттуда, — постучал я по груди, — всё от чистого сердца. Или не может родной брат побаловать милую сестрицу.

— Баронесса, я бы на вашем месте не стал…

Но баронесса уже не слушала. Распахнув крышку, она взяла первое попавшееся пирожное и осторожно надкусила. Стон удовольствия сорвался с губ, перепачканных кремом. Он был настолько сладострастным, что я поневоле «загорелся». Пришлось спешно покинуть залу, дабы не попасть впросак с торчащим в штанах хозяйством. Из комнаты донеслись голоса:

— М-м-м, пальчики оближешь… Гаскинс, попробуйте, это просто объеденье.

— Я бы воздержался принимать угощения от столь мутного типа.

— Ну полноте вам ворчать, юноша проявил обычную вежливость.

— Энрика, не забывайте, что этот как вы изволили выразиться «юноша» — плут и мошенник.

— Попробуйте кусочек, невыносимый вы ворчун.

Дверь захлопнулась, и я вышел крыльцо, с трудом скрывая торжествующую улыбку — сработало. Кто в первую очередь баронесса — девчонка, и только потом её светлость, ученая дама и хозяйка особняка. А чтобы завоевать расположение девицы, особого ума не требовалось, главное — правильный подход: завалить подарками, наговорить кучу комплиментов. Проще говоря, оказывать знаки внимания. На дворовой девке Влашке это сработало, а баронесса чем хуже? Тем более, что в постель её светлость тащить никто не собирался. Требовалось лишь добиться доверия и развязать язык.

Переполненный собственным довольством я едва не сверзился со ступенек. Рассохшиеся от времени доски торчали, вот о них ногой и зацепился. В очередной раз спасла природная ловкость: тело повисло на перилах, а тяжелое ведро — громыхая, укатилось вниз, расплескав по пути грязную воду.

Ну что за хозяйство…

За оставшееся время домыл полы и устроил в углу спальное место. Баронесса по такому поводу велела выдать матрас. Тот хоть и выглядел старым, но гнилью не пах, и насекомые табунами не бегали. А большего и не требовалось.

На следующий день проснулся отдохнувшим и в хорошем расположении духа. В открытое окно задувал свежий ветерок, шелестела листва — день обещал быть прекрасным.

Я вышел в зал и первым делом столкнулся с баронессой. Та бледной молью сидела в углу, читая книгу. Признаться, не сразу заметил её, а потому вздрогнул от неожиданности, услыхав голос:

— Вы сегодня припозднились, дорогой братец.

Я взглянул на циферблат настенных часов — большие стрелки показывали двенадцать. То-то показалось, что солнце высоко стоит.

— Как продвигаются наши дела? — баронесса отложила в сторону книгу. Растрепанные волосы, бледное осунувшееся лицо с черными кругами под глазами — до чего же ты страшна, мать.

— Дела-то? Нормально продвигаются.

— Напоминаю, если в течение недели не будет результатов, денег ты не получишь.

— Нет нужды пугать, дорогая сестрица. Результаты обязательно будут, вот только пузо набью… Что за дом, хоть бы краюху хлеба предложили.

Девушка проигнорировала последнее высказывание, вновь взявшись за книгу.

Вот же ж зараза, не хотел припираться, совсем другое было в планах. Откашлявшись, я изобразил на физиономии самое милое из возможных выражений и с придыханием произнес:

— Прекрасно сегодня выглядите, баронесса.

— Что?

— Я говорю, хорошо выглядите.

Тонкие брови девушки нахмурились:

— Если это шутка, то крайне глупая. Благодаря зеркалу в ванне я знаю, как выгляжу, поэтому попрошу избавить от неуместных острот!

Признаться, не ожидал столь резкой отповеди, поэтому растерялся и промямлил нечто невразумительное о том, что ни какая это не шутка и не хотел никого обидеть.

— Тогда еще хуже. Я ни уличная профурсетка, испытывающая нужду в дешевых комплиментах.

М-да, тут просто не будет. Ошибся я малость вчера, сравнив баронессу с дворовой девкой. Придется поломать голову, подыскивая нужную отмычку для сердечного замка. С этими мыслями и покинул особняк.

Пообедал в кафешке, неподалёку от гостиного двора. Разместился за свободным столиком, повесив сюртук на спинку стула. Вспотевшая от плотной ткани спина почувствовала легкий ветерок, дующий со стороны океана.

Подлетевший половой, улыбнулся, как старому знакомцу и спросил:

— Вам как обычно?

Я не стал мудрствовать лукаво, заказав вареной картошки с мясом. Увы, военного инспектора в отставке среди посетителей заведения не наблюдалось. Пропал Артуа Женевье, канул в небытие, а вместе с ним испарились шансы узнать… Что узнать, и сам толком не понимал, но отчего-то чувствовал, что сей благообразный господин может оказаться полезным. Не зря инспектор Колми пришел в возбуждение, увидев визитку с его именем. Был там указан и адрес, но я решил не торопить события, по крайней мере до тех пор, пока не решу вопрос с бывшими коллегами по палубе.

Покончив с едой и допив остатки чаю, я направился в сторону Центрального проспекта.

— Сенсация-сенсация! Из-за напряженной ситуации на границе железная руда поднялась в цене, — звонкий мальчишеский голос прорывался сквозь шум улицы. — На фабриках господина Уолесса грядут массовые сокращения, к чему это приведет? Читайте только в свежем номере Трибуны.

Завидев меня, пацан опустил тощую руку, держащую пачку газет. Рот ощерился в наглой ухмылке, обнажив прореху в нижнем ряду — уже успел где-то зуб потерять. Ну да на улицах это дело не хитрое, что здесь, что в далеком Ровенске.

— Думал, сегодня не придете, господин-хороший.

— Я плачу не за то, чтобы ты много думал. Узнал, что просил?

Худая рука вытянулась в мою сторону в явном ожидании кредитов, и тут же дернулась обратно.

— Эй, чего деретесь? — зашипел мальчишка, потирая ушибленную ладонь.

— Руку будешь тянуть, когда я скажу. А теперь говори.

— Нашли дурака… я вам сейчас солью информацию, а вы возьмете и деньги зажмете. Дайте хотя бы авансу, кредитов пятьдесят.

— Условия вздумал ставить, щегол? Никаких авансов — или говоришь, где они, или я разворачиваюсь и ухожу.

— Хорошо-хорошо, будет вам угрожать — в «Жемчужнице» ваши матросы. Раньше в «Морском коньке» собирались, но после устроенной драки хозяин их погнал.

А пацан-то не врет. И Матео Моретти на счет «Жемчужницы» советовал.

Я засунул руку в карман и извлек наружу две банкноты, номиналом пятьдесят каждая. В глазах мальчишки вспыхнул жадный огонь. Он словно не веря, посмотрел сначала на меня, потом на демонстрируемое богатство. Быстро выхватил деньги и кинулся бежать, прижимая то и дело норовящую разлететься стопку газет.

Совсем дурной малец попался. И чего, спрашивается испугался? Думал, я кредиты покажу и обратно спрячу? Какой в этом смысл?

Полный недоумения, я поправил полу сюртука. Стряхнул прилипшую к рукаву грязь и отправился в припортовый район. Пришла пора навестить бывших коллег.

Против ожидания долго плутать в поисках «Жемчужницы» не пришлось. Первый же пьянчужка указал верное направление, предварительно выпросив пару кредитов на опохмел.

Улочки в южном районе были тем еще лабиринтом. Не прямые и ровные, как в центре города, а извилистые, то и дело норовящие завести в тупик, словно вернулся в порядком подзабытый Ровенск.

Припортовая зона Баненхайма казалась соткана из противоречий. Здесь яркие фасады домов сменялись серым массивом складских помещений. Из-за угла тянуло ароматами жаренного мяса и тут же протухшей рыбой, сладким запахом одеколона вперемешку с вонью нечистот.

Место нищеты и кичливых витрин, частью разбитых и заколоченных досками. Уверен, здесь у каждого продавца был припрятан «ревульвер» под прилавком, а то и не один. С хмурыми рожами местных поневоле озаботишься личной безопасностью.

Что удивительно среди прохожих попадались и солидные господа: кто с охраной, а кто и в одиночку. Но вот опять же, лица… Стоило только взглянуть на физиономии, и все становилось на свои места. Не зря в народе говорят: сколько не обряжай волка в овечью шкуру, всё равно тот останется хищником. Под внешней благообразностью примерных горожан скрывались те еще бандиты. И лишний раз подумаешь, стоит ли подходить за золотым перстеньком, заманчиво поблескивающим на пальцах, или лучше по другой стороне улицы обойти, от греха подальше.

Я понял, что меня ведут, когда до цели оставались считанные метры.

«Жемчужница» — гласила невзрачная вывеска над входом. Был еще и пояснительный рисунок в виде ракушки, неумело намалеванный поверх кирпичной кладки. Художник был или сильно пьян, или находился под воздействием дурман-травы. Где это видано, чтобы створки моллюска имели лазурную расцветку? Они были маслянисто-черными или грязными, но уж точно не светло-голубыми.

Впрочем, мазня на фасаде заботила сейчас меньше всего. Тощий пацан в надвинутой до бровей кепи шел по пятам уже третью улицу. Явно по мою душу — уж слишком старался не попадаться на глаза, от того и дергался, суетясь не по делу.

Интересно, кто и с какой целью подослал? Может стражи правопорядка во главе с инспектором Колми организовали слежку, а может чернецы озаботились деятельностью подопечного? Стоило вспомнить о церковниках, как кожа меж лопатками засвербела. На счет последних — это вряд ли: не станут братья размениваться по мелочам, когда есть поводок в виде аркана. Больше похоже на местное хулиганье, надумавшее пощипать кармана залетного господина. Их даже не смутил мой потрепанный вид.

Плохо… очень плохо, ну да об этом чуть позже. Я распахнул двери и вошел внутрь пропахшего табачным дымом помещения. Забегаловка ничем не выделялась среди прочих: все те же грубо сколоченные столы, тусклый свет ламп под потолком и стойка у дальней стены.

На дворе стоял разгар дня, поэтому посетителей было немного. Я быстро пробежался по лицам и не обнаружив искомые, подошел к трактирщику, протирающему грязной тряпкой посуду.

Я еще по Ровенску помнил, что сия братия не склонна к беседам по душам, потому как любопытствующий рано или поздно свалит, а заведение останется. А ну как после случившихся откровений лихой люд обидится, да и спалит в отместку трактир. Это только снаружи дома кирпичные, а изнутри занимаются ой как хорошо.

Осторожными были их владельцы, что и говорить. Поэтому не стал тратить времени на хмурого трактирщика — заказал две кружки пенного и подсел к местному забулдыге, одиноко устроившемуся за дальним столом. Тот гостю обрадовался, а больше всего угощению, и принялся трепать языком: о плохом здоровье, заглубленном на красильной фабрике, о разбавленном пиве, и о творящемся в городе беспределе. Шумно стало в последние дни в припортовой зоне. После смерти господина Моретти должность теневого владельца южным районом осталась вакантной. Сынуля евонный — сопля зеленая, слишком мал, чтобы таким жирным куском владеть, а оставшиеся братья промеж собой никак договорится не могут. Нехорошие нынче дела в порту творятся, ой — не хорошие: то этому башку проломили, то того прирезали. Второго зама таможенной службы нашли повешенным в собственном кабинете. На морде явные следы кровоподтеков, а копы с расследованием не спешат, боятся соваться в гудящее осиное гнездо. Но что хуже всего — это только начало.

Мужичок болтал, и я ему не мешал. Когда пиво в кружке закончилось, поделился своим, а когда и оно подошло ко дну, сходил за новой порцией пенного: на редкость паршивого, сильно разбавленного, но не утратившего способности развязывать языки.

Направить разговор в нужное русло оказалось несложно. Стоило лишь закинуть удочку по поводу корабля, прибывшего из-за океана, как фабричный красильщик сам все рассказал: и про арест ихнего капитана с помощником, и про неприкаянных матросов, вынуждены оставаться на берегу. Не было у них разрешительных документов, потому и не смогли устроиться на работу на местные суда. Бедолаги были вынуждены пропивать последнее, подрабатывая, где придется.

— Сейчас рано… они обыкновенно к вечеру являются. Один здоровенный такой детина, плечи в-о-о, — мужичок двинул рукой, едва не смахнув пустую кружку со стола. — Другой тощий и клюв у него, как у птицы, а третий… третий больно много умничает. Ему на днях рожу начистили…

Дальше можно было не слушать. Я поднялся из-за стола, а красильщик все болтал и болтал без умолку, так и не поняв, что лишился единственного слушателя.

Сопровождаемый суровым взглядом трактирщика, я вышел на улицу. Огляделся, и не обнаружив ничего подозрительного, быстро зашагал по мостовой. Рассчитывал в кратчайшие сроки добраться до порта, но увы, моим планам не суждено было сбыться.

Стоило свернуть в узкий проулок, как дорогу перегородила шпана. Самому старшему было от силы лет пятнадцать, остальные так и вовсе мелюзга. Глаза наглые, смотрят с прищуром, а у главного в зубах незажжённая папироса торчит. Видать для статуса.

Плохо… очень плохо… Со взрослыми дядьками проще договориться — те цену жизни знают, а вот молодняк обыкновенно дурной, творит всякую дичь по беспределу. Я это точно знал, потому как раньше и сам был таким.

Быстро пробежался взглядом по лицам. Узнал пацаненка в кепи, того самого, что вел до входа в «Жемчужницу», а ещё щегла, торгующего газетами. Последний стоял чуть в стороне, отсвечивая свежим фингалом. Так вот кто на меня навел: на господина-хорошего, платящего большие деньги за информацию. Потому и подкараулили возле входа, знали куда направлюсь.

Ладонь легла на рукоять ножа, укрытого полой сюртука. Ну что, окропим красненьким булыжники мостовой? Заодно и вчерашнюю покупку обмоем: негоже лезвию долго без работы скучать. Оно того и гляди… заржавеет.