Карнаж тоже чувствовал третьего, кто неотступно шел за ними, но на почтительном расстоянии.

- Держись! - бодро крикнул один из парней, склоняясь к бледному лицу полукровки, - Скоро лекарь осмотрит твои... эм-м, раны.

- Это не раны. Это... - начал было полукровка, но второй перебил его.

- Да тому лекарю все равно, он просто поможет и весь сказ.

Матриарх видела, какими взглядами обменялись эти два, еще только подрастающих, мерзавца. Ей подумалось, что у каждого народа на Материке шельмовское выражение лица выглядело очень по-своему. Например, они ощерялись так, как это свойственно людям: подобно двум крысам, чей срок был короток на этом свете, они в нетерпении сгребали своими лапками все, что могли и постоянно сучили ими и тогда, когда нечего было заграбастать, чтобы ни на йоту не потерять в цепкости и проворстве, держа носы даже в ухмылках чуть вверх, настороженно принюхиваясь к переменчивым порывам затхлого воздуха той подворотни, где обретались всю свою жизнь.

Они дошли до тупика, образованного соединением углов двух высоких зданий.

Матриарх презрительно скривилась. Хорошо место подобрали.

Вдруг один из пареньков вскрикнул и отшатнулся от Карнажа. Оступился, ноги его подогнулись, и он сел в лужу. Второй тут же бросил полукровку и отпрыгнул от него как ошпаренный.

- Прости, - еле слышно просипел Карнаж и, оставшись без поддержки, свалился на колени, - Я не могу это контролировать.

Оба в этот момент яростно, но глухо ненавидели его за этот свой страх, к которому сейчас издалека, словно раскаты грома высоко в пасмурном небе Швигебурга, подступала забытая или подавленная зависть. Черная, немая и потому жгучая как яд выверны.

- Бедняжка, он же ведь все понимает! - прошептала себе под нос матриарх, видя, как полукровка уронил голову на грудь.

По его щекам текли очень горькие слезы.

- Я знаю, зачем вы притащили меня сюда. Ведь здесь нет никакого лекаря.

Встает, словно марионетка: руки в одну сторону, ноги в другую, нескладно повисшая на бок голова. Но встает. Сам.

Матриарх хмыкнула. Это его поднимает тот самый стержень, что в разное время ему отковали различные опекуны, наставники, даже родственники, но отковали, видать, на совесть.

Однако за ниточки дергает другое - порода. Ран'дьянец бунтует! Потому что ран'дьянец никогда не сдается! Потому что ран'дьянец не ведает страха! Ран'дьянец выживает, потому что коварен... Дурачье! Он выпил из них порядочно, чтобы самому протянуть еще немного и не дать им драться в полную силу.

- Мы же друзья...

Матриарх прыснула в кулак - голос подала сильванийская мягкотелость? Впрочем, банальная как всегда.

- Не смеши меня! - вспылил один из парней, хватаясь за нож, - Вампир человеку не друг и никогда таким не будет! Мы для вас пища!

Эльфка вздохнула. Ну и ну! Начитался ворованных из библиотек романов и щебечет как по писанному. Забавный...

- Да! - подхватил второй, поднимаясь из лужи и массируя висок, - Что, кстати, с твоими глазками стало, ась? Силенок не хватает, да? И не зыркай тут. Знай свое место, нелюдь!

Карнаж не ответил. Он тряхнул головой, поднял руки к лицу и, сжимая кулаки, поманил их. Обоих.

Краахнул гром.

Парень ударился головой о стену, судорожно сжимая руками горло. Сполз на мостовую, вывернулся, похрипывая, омерзительно булькнул и затих.

Сверкнула молния.

Вопль. Дикий, животный. Потом еще. Еще! Оглушительно громко!

Матриарх поморщилась и снизила восприятие звуков, чтоб не упустить ничего из того, что она видела.

Фигура с бледной, как полотно, кожей и копной кровавых волос вцепилась в плечо истошно вопившего парня и всаживала нож, каждый раз погружая лезвие в брюхо несчастного воришки по самую рукоять.

- Ну? Ну?! - рычал металлический, ужасно знакомый матриарху, голос, - Давай. Давай, человечек! Оттолкни меня, свою смерть, как только что я остановил тебя. Ползи и подними свой клинок. Преодолей боль, собирай свои кишки и продолжим! Ну же?!

Парень вцепился рукой в обмотанное вокруг бедер полукровки грязное одеяло:

- Чудовище... - прохрипел он и сполз, обливая его кровью из разорванного живота и полуоткрытого в иссякшем крике рта.

- Тогда узнай СВОЁ место, человек, - ответил ему осипший голос бывшего друга, а бледная рука уступила красное от крови одеяло, раз уж покойник в него так вцепился.

Стрела!

Откуда? Матриарх не успела разорвать связь с фантомом, слишком увлекшись, и отшатнулась, ощутив резкую боль в левом плече.

Карнаж же рухнул как подкошенный.

- Серебро? - озадаченно пробормотала эльфка, отнимая руку от несуществующей раны, - Я вас умоляю! Какой осел надумал его так угробить? Ран'дьянцы ведь не кровопийцы!

В переулок ворвались двое. Один, долговязый и сухой как щепка мужчина на удивление проворно подскочил к стрелку и выбил у того из рук оружие. Дуэргар же стремглав бросился к полукровке.

- Кретин! Ты что это удумал, а!? - кричал долговязый, буквально заколачивая выронившего оружие вора в стену.

- Мальчик мой, как ты? - дрожащим голосом бормотал дуэргар, бережно поднимая своими огромными руками Карнажа с мостовой, - Потерпи, потерпи родной.

Он схватился за древко стрелы.

Треск дерева. Тяжкий стон.

- Ян! Что ты там копаешься? Брось эту гниду и скорей сюда! У парня глаза закатываются! - завопил не своим голосом дуэргар, в отчаянии тряся полукровку за плечи.

- Уже здесь, - Ян "Часовщик" в три прыжка оказался возле Карнажа, попутно запуская руку в кожаную сумку на плече и вынимая оттуда пару белых кристаллов, - Поверни его спиной и держи. Крепче!

Матриарх вскрикнула. Она снова увидела это бледное лицо средь вороха багряных локонов с открытыми, закатившимися глазами и гримасой боли на сухих, потрескавшихся губах.

Эльфка выругалась. Она выдала себя.

Поспешно разрывая связь, еще успела услышать душераздирающий металлический вопль и в последний раз в подступающей со всех сторон тьме разглядеть застывшую на коленях плечистую фигуру дуэргара, прижимающего к груди бледное, худое тело с красными как кровь волосами.

- Ты здесь, матриарх?

- Я... да. Прости, Феникс.

- Это ничего, - мягко отозвался из темноты его спокойный голос, - Спасибо, что была со мной там.

Она молчала, не решаясь уточнить последний оттенок, что она ощутила во время разрыва. Наконец, собралась с мыслями:

- И ради этого дуэргара ты позже сцепился со швигебургской стражей? Самоубийца!

- Ты сделала бы по-другому?

- Нет. Уже бы не сделала...

- Понимаю. А кто...?

- Неважно. Его больше нет.

- Проклятье! Если бы я только знал тогда, во время штурма!

- Этот темный эльф просто учил тебя фехтовать. Вот и все. Мои долги - это мое дело, как и твои - твое.

Помолчали.

- Пора. Тард взялся за свою волынку, - легко улыбнулась матриарх, - Так старается, чтобы приободрить феларских вояк и вас, наемников.

- Я не забуду тебя и обязательно вернусь.

- Удачи, "ловец удачи". Надеюсь, ты обретешь то, что ищешь.

What is it that we're waiting for? Looking forward to, preparing for? Life kicks us in the teeth Yet something makes us crawl back for more!

Sami Lopakka*

* * *

Фениксы и драконы...

Зойт Даэран, ларонийский чародей, старой закалки, как называли таких, раскинулся в плетеном кресле на балконе выделенной ему башни в верхнем городе славной столицы магии, "граде четырех дорог", Форпате.

Невообразимая высота, где помещалось его теперешнее пристанище вдали от п'о'ксессальской резиденции Ларона несомненно положительно влияла на его творческие настроения. Белый эльф был удивлен, как метко он обозначил то противостояние, которое сейчас незримо шло в мире под мерное поскрипывание шестерней на часах уходящего столетия. Дело оставалось за малым: развить мысль дальше, оформить ее и в надлежащем виде отправить на рецензию к Окулюсу Берсу, присовокупив к прочим бумагам.

Беловолосому чародею не хотелось, чтобы старик подумал, будто он, славный потомок рода Даэран, почивает на лаврах знаменитых магических талантов своей фамилии или, что еще хуже, даром ест те деликатесы, которыми всегда исправно снабжали верхний город.

На самом деле бургомистру не в чем было упрекнуть Зойта. Проблема этого эльфа, впрочем, была бичом всех его сородичей испокон веков, и имя ей - Мнительность. Ларониец, на взгляд даже самого сурового ревизора, работал в поте лица все то время, которое он обретался в Форпате после полученной от Окулюса протекции. Не покладая рук, эльф систематизировал те части архивов, которые долгое время не поддавались этому в связи с чрезмерной сложностью кодировки каталогов, что были предметом особой гордости тайной канцелярии белых эльфов.

На сегодняшний день такая помощь не считалась уже изменой отчизне, скорее наоборот, сглаживала последствия Войны Кинжалов. А они были. И очень заметные, особенно когда приходилось обратиться к анналам. Там, в самых густых дебрях царства архивариусов, когда, казалось бы, предмет изысканий вот-вот окажется в руках, на измученного и отчаявшегося исследователя как ушат холодной воды выливали нелицеприятные новости. В самом конце пути, на самом пороге закрытой двери желанной тайны, стеной вставала фиолетовая лента с белым знаком - мессир Ридль! Читай: тупик, ларонийский шифр, грубо говоря, кукиш и даже без масла. Бешенства прибавлялось от самого названия, которое белые эльфы придумали как ответ на имперскую систему шифров, "оригинально" именуемую сеньор Э'Нигма. Что ж, заранийская канцелярия надумала тягаться со слишком серьезным соперником, и вот они, последствия... Обозначенный выше "сеньор" переродился в имя нарицательное для самонадеянности, нагромождения из чванства и зазнайства, а "мессир" стал практически синонимом безнадежности, непреодолимого препятствия и простого, как уже говорилось, тупика тупиков.

Для расшифровки такого крепкого орешка, как мессир Ридль, требовался носитель языка Ларона. Более того, изрядный носитель, знакомый не только с классической прозой, но и поэзией белых эльфов. Иначе, если на удачу отловить какого-нибудь молокососа из новой знати, что роилась подле нынешнего императорского трона, можно было навлечь на себя только лишние неприятности и больше ничего существенного. Такой юнец, даже зная принцип кода, не сможет раздобыть нужную информацию, поскольку продраться через аллегорические дебри и штабеля архаических клише и штампов, эпитетов двойного смысла и метафор с подтекстом будет просто выше его сил. Глубина коварства белых эльфов становилась очевидна с того момента, как раскрывалась первая страница какого-нибудь тайного послания, сохранившегося после Войны Кинжалов. Добытчика такого документа встречал обычный текст и больше ничего! Ни одна деталь не указывала на то, что послание было необычным. В отличие от сеньора Э'Нигмы, где в глаза даже не очень опытному шпиону сразу бросятся столбцы из различных знаков и закорючек - код налицо, не правда ли?

Надо сказать, что даже столь достойному потомку дома Даэран пришлось при расшифровке не раз и не два поминать создателя мессира Ридля добрым словом, в бешенстве и бессилии перед очередным изящным бастионом древней словесности ломая кончик пера или дырявя пергамент, а иногда и вышвыривая в окно бумажный комок черновика, что становился бесполезен из-за ошибки в цепочке где-нибудь пятью абзацами выше. Бывало, конечно, и похуже: не несколько абзацев, а весь недельный труд летел в Бездну, - тогда и ни в чем не повинная чернильница могла отправиться прямиком в стену и разлететься вдребезги, скажем, над головой неудачно побеспокоившего чародея практиканта из академии. Зойту доводилось читать там несколько лекций по истории развития традиций боевой магии, а также по ее же прикладным дисциплинам. Кстати, именно по ним он курировал нескольких бакалавров, готовившихся будущей осенью защищать титул магистра. Иными словами, еще было кому принести новую чернильницу и увернуться от очередного яростного приступа неконтролируемого телекинеза, охладив тем самым пыл достойного мэтра...

Меж тем, труды чародея не пропали бы даром в любом случае. Он оставался уверен в положительной рецензии бургомистра Берса. Более того, рассчитывал на рекомендацию к представлению сего труда на рассмотрение коллегией и добавления в форпатское собрание хрестоматий. Но, даже если бы всего этого не случилось, Зойт раскопал достаточно хотя бы лично для себя, чтобы считать все содеянное стоящим потраченных сил и времени.

Верный его друг и коллега, чернокнижник Даэмас, что обретался в Шаргарде, оказался прав, когда говорил, что изначально каждый маг удовлетворяет исключительно свое личное любопытство, а уже затем отдает часть своих изысканий миру. Как своеобразную контрибуцию за рождение, кров, пищу и немного родительской ласки, что скрасила детские годы до того, как шагнуть за границы обыденно мироощущения и уже измениться безвозвратно, неотвратимо и навсегда.

Фениксы и драконы родились из соединения знаний, почерпнутых в Красных Башнях, и расшифровки ларонийских текстов. Стихия Огня всегда покровительствовала неординарным личностям, революционерам с "пламенным" сердцем и так далее. Что уж говорить о магических трудах белых эльфов? Они особо почитали стихию Воздуха в ее буйной ипостаси свободного и неукротимого ветра, что раздувал всякий раз заново пламя истории, щедро посылая в мир своих наперсников, не скупясь и всегда зачерпывая их целыми пригоршнями.

Пассионарии. Термин, который ларонийские тетрархи давно заимствовали у ран'дьянских брахманов. Те, в свою очередь, прихватили это словечко из людского языка, не подозревая, что, в самом начале переселения восьми народов на Материк, люди, с присущей им наглостью, стащили прадеда этого слова из языка коренных жителей вместе с кипой той лексики, которая так полюбились магам орденов стихий своими непривычными щелкающими и шипящими окончаниями, а также обилием букв из самого конца алфавита. Как бы посмеялись Творцы, видя это историческое действо, которое укладывалось в народное выражение "вор у вора дубинку украл", ведь все участники и не подозревали, как тихо приворовывали то, что и так черпали из одного общего котла, просто с разных его краев.

Зойт нашел это слово очень удачным термином для более универсального подхода к анализу пророчества, где говорилось о Восставших. Не во всем, правда, эти слова совпадали, но, в целом, походило на то, что акцент исследования можно было заострить именно на определении меры пассионарности участников пророчества. Только предполагаемых, разумеется, но ключевых фигурах, которые чрезмерная и подозрительная "застенчивость" тех, кто писал и предостерегал в хрониках, не давала возможности опознать достаточно ясно.

Последнее письмо от Даэмаса как раз повествовало о провале одной из попыток подступиться с киркой методики к жиле пророчества и добыть-таки унцию другую более чем желанной конкретики. Чернокнижник сломал свой, казалось бы, надежный и достаточно острый инструмент изысканий, - теорию о строении ран'дьянцев как нетипичных гомункулусов, - о неожиданный факт, который невзначай обронил в переписке Даэран. Феникс, если судить из обрывочных представлений, дошедших до них из хроник Ран'Дьяна, был просто типом личности, которая бросала вызов общей судьбе своего народа. Столь пафосное начало обрывалось не таким уж пышным объяснением: такой ран'дьянец посредством ритуального поединка либо убивал какую-то тварь, чтобы продлить годы своей жизни, либо погибал сам. Вызов бросался со всей убийственной очевидность и простотой ее величеству Смерти. И это было все! Так и появлялись аватары. Они использовали некое, не известное алхимикам, преимущество своего построения как гомункулусов, базируясь на пресловутой "магии крови" и тем самым солидно удлиняли свои годы, но не получали бессмертия.

Рядом как назло уже имелась аналогия. Прямиком из того же источника, из которого оба чародея черпали мудрость не так давно - библиотеки Красных Башен. Подобного продления срока жизни смогли добиться и маги Огня, которые в свое время сделали это возможным не только для гомункулуса, но и для простого человека. Правда, для этого требовался переход в стихию. Рейтц, то самое "живое пламя", был наглядной иллюстрацией успеха и одновременным доказательством конечности, вдобавок ко всему, очень далекой от неуязвимости.

Исходя из всего этого, теория Даэмаса затрещала по швам настолько основательно, что даже его коллега и участник изысканий, глава шаргардской гильдии магов, несколько раз осторожно намекал на зыбкость. Широкая трещина пошла вдоль их, по чести говоря, совместной теории. Старик просто в силу возраста эмоционально отставал от чернокнижника, который, оставаясь в одиночестве, уже во всю рвал на себе волосы.

Зойт знал причину паники своего друга и коллеги, поэтому прилагал все усилия, чтобы отвечать вовремя. Именно вовремя, потому что Время не собиралось никого ждать. Противостояние фениксов и драконов, иными словами пассионариев с амбициозными и масштабными целями и тех сил, что собирались им помешать, вот-вот должно было вступить в стадию своей завязки, когда недурно было бы повлиять на процесс. Пустить его в нужное русло с самого начала, а не играть в опасные прятки и догонялки с последствиями.

На кону стояла сама структура мироздания. Она и так шаталась после войн с амплитудой, достаточной, чтобы в Бездну сыпались не только головы простых смертных из самого основания, но и даровитых чародеев из скрипящей середины и даже нескольких венценосных особ с самой верхотуры!

Даэран вернулся в кабинет и положил несколько чистых листов на стол. Макнул перо в новую чернильницу...

Пришла пора и ему выступить на то поле истории, куда робким путь был заказан во все времена. Настал его черед взойти на гребень, открыться на обозрение безжалостному судье - Времени. Покорно преклонить колено и просить благословления у Судьбы для того, чтобы встретить грудью и не дрогнуть пред той Бездной, которую всегда разверзают посредственности. Те самые, кто вечно говорит о благе, высшей цели, процветании, но на деле несет с собой лишь бедствия. Как слепой торговец, срывая горло над товаром, что давно прогнил и источает яд без цвета, вкуса и запаха. Пускай и говорят, что губительные идеи "плохо пахнут". Они несли одну Трагедию, большую, что коснется всех и каждого на белом свете, ведь окажется плодом того ядовитого семени, что посадят чьи-то руки в самое сердце мира, к вящей убедительности даже не подозревая об этом!

- Вы призывали меня, матриарх? - чародейка остановилась на пороге.

- Да, Иллэ.

Темная эльфка вздрогнула от звука собственного имени. Растерянно оглядываясь по сторонам, она то прятала руки за спиной, то поправляла брошь на плаще, в который, казалось, еще немного и завернулась бы с головой.

Широко распахнутые в каком-то диком изумлении глаза, нервные ужимки... Всклокоченные белоснежные волосы... И это Иллэ! Та, которая всегда подавала пример аккуратности и безупречности.

Матриарх нахмурилась. Не стоило тут прибегать к высотам провиденья или эмпатической скользкой манере мимоходом считывать кусочек ауры, чтобы понять очевидность - все это было... да, последствиями недурно проведенной ночи. Даже более того, бурно проведенной, если судить по тому, как чародейка проспала отбытие убийц драконов и даже торжественное представление нового Темного Феникса. Того самого горниста, что после смерти отца начал рьяно просится в ряды гильдии.

И тетрарх куда-то запропастился... Хотя нет, постойте! Вот снова приоткрывается дверь. Знакомые звуки шуршащего хитина... Так, входит. Вернее, ковыляет...

- Да что же, Тьма вас забери, здесь происходит!? - не выдержала матриарх, вскочив и уперев руки в каменную плиту промеж корреспонденции, свитков, связок перьев и свечей.

Иллэ снова отвела глаза. Тетрарх же молча скалился. Похоже, у него не хватало пары зубов.

- О, всемогущая Вдова! - матриарх бессильно опустилась обратно на каменное сиденье, - Я же просила вас не трогать этого полукровку.

Воцарилось молчание того рода, когда вопрошающий ждет, кто первым из двоих подсудных начнет оправдываться, а те двое как раз не могли решить, нервно переглядываясь, кто же из них будет первым.

Начал тетрарх:

- Если он и полукровка, то никак в родстве с демонами! Говорю вам, это демон! Я еле уцелел, матриарх!

- Кто неволил тебя нападать? - грохнула кулаком по столу матриарх, - И если ты сейчас скажешь, что хотел проверить, достоин ли он был обучаться в рядах гильдии...

- Замолкаю, - драйдер покорно склонился.

- Рано, - ее глаза впились в мутанта, и взгляд их был холоднее льда.

- И признаю свою ошибку, - проворчал тетрарх.

- Так то лучше. Теперь ты, Иллэ.

- Я?

- Проклятье, магика! Не я же?!

Драйдер поднял было руку, собираясь спросить о том визите полукровки в апартаменты матриарха, но встречный взгляд жрицы буквально размазал его по стене.

- Я... А я видела сон! Вот, - щеки Иллэ залились румянцем.

Матриарх облокотилась и смотрела на обоих сквозь пальцы прикрывшей глаза руки.

- Интересно, - сухо поторопила жрица.

- Черный... да, черный феникс. Не такой, как на глифе гильдии. Совсем черный, как тьма Бездны. Он поднимался, вырывался из пепла, которым было усыпано огромное поле. И пламя... Да! Белое-белое, от которого даже демонический меч мгновенно обратится в лужу расплавленного металла, если не испарится...

- Погоди, Иллэ! Тетрарх, в чем дело?

- Я... тоже выдел этот же сон! Но мне подумалось, что это был бред сознанья от тех побоев, что я получил.

Матриарх прищурилась и тихо спросила:

- Иллэ, он что же, тебя тоже... бил?

- Нет-нет, - вспыхнула чародейка, замялась, но преодолела это свое смущение, - Я оказалась беззащитна, но он был великодушен.

- Ты?! - тетрарх отпрянул, - Как это возможно?

- Действительно, объяснитесь, мистресса Иллэ, посвященная пятого круга, верховная чародейка и член триумвират! - понизила голос жрица.

- Как скажете, Безымянная, - собралась с духом эльфка и кивнула, - На него не подействовали заклятия теней, не смотря на исключительную силу и благоприятную фазу Луны. Даже вортекс просто отбросил его и нанес скорее больше вреда моему балкону, нежели этому полукровке.

- Хо-хо... - матриарх зловеще улыбнулась и покосилась на тетрарха, который смотрел на нее в немом восторге.

Все глаза драйдера горели каким-то безумным торжеством. Кривясь от боли, он в исступлении припал на пол, простирая руки перед собой:

- Приказывайте, госпожа, как я должен поступить!?

- Немедленно готовь ритуал и хорошенько. Это магическое послание должен получить только один человек. Хорошо бы, конечно, чтобы это был отец, но и сына его нам вполне хватит.

- Все будет сделано, госпожа!

- Иллэ, ты в ответе! Зашифруй. И если его прочтет хоть кто-то помимо того чернокнижника...

- Я вскрою себе горло на коленях у ваших ног! - сверкнула глазами магика, опускаясь в глубоком поклоне, - Если же вы сомневаетесь во мне...

- Полноте, мистресса! - оборвала жрица.

- У этих людишек, что и огня свечи без формулы возжечь не могут, просто не хватит мозгов расшифровать и половины от запятой в вашем послании, если это послание шифровала такая, как я! - Иллэ дрожала от негодования, - Только демонические глаза наследника башни, владельца последнего договора с shar'yu'i смогут прочесть ваш текст. Клянусь своей жизнью, что это будет так!

- Выполняйте.

Последние слова матриарх произнесла скорее в дань традиции. Оба ее соратника и без этого спешили приступить к делу с таким рвением, что вряд ли кто-то смог бы их удержать. Даже она сама.

Как долго они ждали. Воистину в словах тетрарха была доля истины - они и впрямь проморгали демона. Значит, слухи не врали и Карнаж вправду был потомком Аира, последнего из Xenos. Стало быть, есть шанс, что предостережение отца начинало сбываться и его Наследие ожило. Кровь Xenos забурлила, но иначе. Пусть кристаллов стихий давно не было в мире, да и глаза Феникса не спешили изменить цвет на изумрудные, но... Здесь крылось что-то другое. Что-то жуткое. По-настоящему зловещее.

- Плохо, когда на ваши земли ступает существо с такой богатой, но мрачной родословной, - протянула матриарх, оставшись в полном одиночестве, - Вы думали, что избавились от нас раз и навсегда, господа ларонийские снобы. А я, сама того не зная, уготовила вам очень скверный сюрприз... Берегитесь.

Жрица была уверена как никогда прежде. Ведь она тоже видела тот сон.

* * *

- Скверно, - пробурчал Гортт, выслушав феларского солдата, - А ведь всего четыре дня в пути.

- Скажи-ка, - неприветливо произнес Тард, - У вас еще много таких?

- Не знаю, гном. Могу сказать только, что возвращение в пустоши для многих из нас в одной цене с чумой, - чистосердечно ответил феларец.

- Не дурно, не дурно, - изрек свое заключение Карнаж, который только что вернулся из хвоста обоза, - Мешок сухарей, пять фунтов окорока и две самые крепкие лошади. Беглец не только прожорлив, но и хорошо разбирается в том, что крадет. Зачем только ему понадобилась в придачу еще и женщина с ребенком - ума не приложу? Лишняя обуза, да и только. Хотя... Это нам ведь только на руку, верно?

- О чем вы, сударь? - нахмурился солдат.

- А это уже не твоего ума дело, человек, - отрезал Карнаж, который даже своим друзьям после отъезда из цитадели начинал напоминать скорее голема, чем живое существо.

- То есть как это не моего ума дело? - взъярился солдат, - Это мой собрат по оружию.

- Осторожнее с громкими словами, - сильванийский шарф наполовину скрывал лицо "ловца удачи", но и гномы, и человек почувствовали его недобрую усмешку, - Может быть, ты хочешь недоесть в свой черед то, что утащила эта крыса? Валяй! Заодно на своем горбу дотащи до форта все, что везли украденные лошади. Ну?! Еще что-нибудь скажешь? Нет? Тогда пошел вон!

- Полегче, дружище, - примирительно начал Гортт.

- Да к черту твое "полегче"! - воскликнул полукровка.

- Тут я с ним согласен, - отозвался Тард, на которого устремились взгляды всех присутствующих, - Уже в который раз... А! Чего там? Мы по уши в дерьме! И я не хочу, чтобы стало еще хуже. Если каждый оторвет себе такой ломоть и навострит лыжи...

- Не навострит, - ответил Карнаж, и в его металлическом голосе промелькнули злые нотки, - Надо это пресечь. В корне.

- Как?

- Я сделаю, - холодно отозвался полукровка, вынимая меч с воза, - С женщиной и ребенком далеко не уйдет. В два дня управлюсь.

- Я с тобой! - поднялся на козлах Гортт.

- Это уже лишнее, - желтые глаза посмотрели на друга тепло, но непреклонно, - Я не хочу, чтобы кто-то пытался остановить мою руку в решительный момент.

- Лады, - глухо ответил гном и толкнул локтем Бритву, - Подбрось-ка табачку.

- Держи, - Тард раскурил чубук и протянул другу мешочек.

Солдат недоуменно посмотрел на гномов, потом вернул взгляд на красноволосого, что продолжал невозмутимо собираться:

- Палач.

Феларец с шумом развернулся.

Карнаж пожал плечами - законы дороги были написаны очень давно и очень одинаково. Для всех.

- Эй! Человек, - вдруг окликнул полукровка.

- Что тебе? - солдат остановился.

- Я скоро вернусь, - "ловец удачи" качнул рукоять курикары в его сторону, - Если кто-то решится повторить, я ведь опять поеду. И опять верну наши харчи, и снова без того, кто их украдет.

Феларец застыл в недоумении.

- Передай это остальным, - с нажимом разъяснил Феникс, вскакивая в седло.

- Сперва вернись, - выдержав паузу, огрызнулся солдат.

- Но ты передай, - Карнаж натянул поводья и повернулся, - Бритва?

- Что еще?

- Голову? Или одного уха вполне хватит?

- Нет-нет, - не моргнув глазом, ответил гном, будто не замечая той рожи, что скорчил при этих словах феларец, - На первый раз простим.

- Как скажешь, - кивнул Феникс, мысленно усмехаясь.

Солдат облегченно вздохнул. Хоть в чем-то они походили на людей. Хоть толика сострадания не была чужда этим суровым воинам, которые за деньги готовы ехать сквозь окружающий эти проклятые пустоши ужас и безмолвье лишь затем, чтобы сражаться против таких тварей, одно имя которых заставляло прикусить языки даже самых отъявленных рубак. Это, впрочем, могло бы служить и оправданием таким суровым нравам. Но, слава Создателю, пока не служило.

Надо сказать, феларец оказывался прав практически во всем, кроме одной вещи...

Феникс двинулся в путь незамедлительно, проделав это так, чтобы все феларцы, что только имелись в обозе и не входили в число убийц драконов, могли наблюдать его фигуру на гнедом коне, закутанную в черный плащ. Следовало хорошенько постараться, чтобы этот образ крепко засел в памяти у солдат и тех из уцелевших командиров, кто своей скудной компанией судачили обо всем происходящем так, словно у них имелся хоть какой-то выбор.

Образ мрачного возмездия за предательство. И какого? И где? На тракте! И на самом жутком, что, почитай, сыщется на всем Материке и прилегающих островах. Исключая разве тропу, ведущую к вулкану Фойервельту на острове Отчаяния. Однако то уж была из рода тех дорог, что прямиком вели в дьявольское чрево.

Знал бы Карнаж, что рано или поздно ему предстоит проехать и той дорогой тоже. И совершить этот путь в полном одиночестве... Он бы сейчас еще крепче, даже горделивее, держался в седле под порывами злого северного ветра.

В то время, как весь обоз ленивой черной змеей полз на юг посреди белых заснеженных холмов с чернеющими остовами деревьев сгоревшего здесь древнего леса, полукровке предстояло двинуться на восток. Туда указывали следы беглецов, что обнаружили дозорные этим утром.

И он двинулся. Бесстрашно. Спокойно. Решительно. Настолько, что в этом удивлялся самому себе. В одиночку...

Как будто зная наперед, что ничего дурного с ним приключится не может, он смело ударил пятками в бока коню и деловито приготовил ножны с мечом у седла так, чтобы оголовье рукояти возвышалось над лукой, скрытое под полою длинного плаща.

Набросив капюшон и согревая свои длинные острые уши, "ловец удачи" спустился к руслу пересохшей реки, которая уводила далеко-далеко. Туда, где впереди, словно паутина из трещин на старой амфоре, собрались ущелья, преграждая путь к течению Бергшлюсселя - северной границы Истании с Пепельными Пустошами.

Карнаж хорошо помнил канцелярские карты из феларских архивов. Вернее, их копии, старательно исполненные умельцами за нескромные вознаграждения заинтересованных лиц. В свое время "ловцы удачи" урвали себе и этот кусок задарма, просто потому, что это серьезно расширяло возможности заказов все тех же заинтересованных лиц. В конце концов, ловчие удачи никогда не формировали гильдий, так что формально выходило, будто копии никому конкретно и не передавались, и не распространялись. Такое положение дел устраивало всех. Даже обокраденную канцелярию.

Фениксу вдруг показалось, будто он совсем утратил чувство страха. Один, он быстро продвигался на восток, минуя остовы огромных деревьев, чернеющих на снегу, словно валуны по сторонам того, что некогда было руслом реки. Ветер завывал в ущельях, и его нескладное пение потихоньку достигало чуткого слуха полукровки. Ни капли, казалось бы, зловещего ощущения почему-то не спешило пасть росой на струны души "ловца удачи". Будто все так и было устроено, заведено, обдумано и представлено ему заранее, подобно сюжету баллады, который многим ясен наперед, но будет все равно с почтением и вниманием к деталям выслушан и непременно в конце получит свою долю рукоплесканий и восхищения.

Уныние и запустение. Вокруг и всюду, куда только достигал острый взор желтых глаз с миндалевидным разрезом... Чего тут боятся? Если вокруг нет никого и, по чести говоря, ничего.

Однако же, Карнаж был не из тех, кто воспринимал все сущее как должное. Скорее наоборот, но не показывая тому вида. Все чувства и ощущения, доступные телу, могли обмануть. Они лгали так часто, что лишь глупец, кто убежденно слеп и глух, мог не замечать такой банальности, как, например, обжигающего хлада. Да что там говорить? Каждый день мирозданье мягко намекало всем и каждому в час сумерек, как может оказаться лживо то, что видит глаз - один из главных наших провожатых в материальном мире. Поэтому-то Феникс склонен был больше доверять той странной уверенности, что под корень истребила страх и даже добралась туда, где мерно постанывала опаска, неустанно уверяя, какие сюрпризы готова подбросить судьба тому, кто чрезмерно убежден и горд. И куда больше, чем сомнению дуэта из слуха и взгляда, которым просто не за что было уцепиться, кроме естественных явлений природы, которые в зубах настряли давным-давно.

Ветер стих, когда конь полукровки спустился на дно ущелья.

Гробовая тишина...

С другой стороны, кому здесь было шуметь?

- Проклятье. - заворчал Карнаж, кутаясь в плащ, - На кладбище ночью и то веселее.

Сие мнение, кстати, было высказано со знанием дела. "Ловец удачи" не раз и не два посещал старинные склепы где-нибудь на окраине мира. Там, где уже давно не ступала ничья нога и даже охочие до погостов гули передохли с голоду.

Но это было не кладбище. Нет. Это было просто ничто. Пустота в самой своей сути. Разве только воздух вокруг, да опора под ногами - и все, что осталось от некогда цветущего всеми цветами, поющего всеми голосами и благоухающего всеми ароматами края. Неудивительно, что в таком безмолвии многие философы слышали самое страшное проклятие, которое только можно было вообразить. Бессловесное и беззвучное проклятие самого Времени тварям живым за то, как безжалостно и самоуверенно они расправлялись не со своими творениями, уничтожая то, что не смогут воссоздать и на тысячную долю.

Банальность... Карнаж вздохнул. Но банальность, как крик совы, что ночью слышен особенно хорошо, потому что звучит в свой черед.

Вот оно! Неожиданно, как любое прозрение, Феникса вдруг посетил ответ на вопрос, которым он задавался все то время, пока ехал среди пустошей. Почему же у него не было страха? Если вспомнить, как ему приходилось, так сказать, еще едва-едва оперившись в роли "ловца удачи" выполнять небольшие заказы для студентов тех редких магических университетов, что еще уцелели в Форпате после новой формации, то именно в те самые времена, счастливые надо сказать, в чем-то даже беззаботные, полукровка в полной мере познал разницу в страхах... Студенты факультетов, что ближе к защите звания бакалавра потуже затягивали свои пояса и вместо галлюциногенов, дорогих проекций нереальных в своей красоте и похотливости нимф, брались-таки за ум и спешно подбивали и систематизировали знания, добывая реагент для успешного опыта и оплачивая "ловца удачи" за походом в какой-нибудь грот, чтобы там раскопать копию труда какого-нибудь едва ли популярного автора, дабы подпереть научную базу своей шатающейся как на шарнирах дипломной работы, эти усердные студенты смертельно боялись предстоящей защиты. Душа их уходила в пятки от одной случайной встречи с будущим экзаменатором где-нибудь в коридорах. В тоже самое время, как все поджилки посланного в грот или склеп наемника тряслись и волосы его вставали дыбом от вида твари, что скалилась на него из темного угла, капая зловонной слюной под свои уродливые лапы. Семь? Двенадцать? Тридцать? Это только лап. Фантазия алхимиков в творении монстров поистине была безгранична в эпоху Сокрушения Идолов. Также не стоит забывать, что такое количество конечностей и внушительного размера корпус обслуживало, как правило, не один и не два рта. И в них зубы редко когда стояли только лишь в пару рядов! Но все они оказывались поразительно единодушны в моменты, когда надо было цапнуть улепетывающего во все лопатки ловчего удачи с "ценным" фолиантом подмышкой.

Карнаж вздохнул и подогнал коня.

Потом, по прошествию года, уже будущий магистр, на каникулах, нет-нет да вскакивал посреди ночи в холодном поту, потому что снова оказывался перед комиссией и снова лихорадочно вспоминал цитату или формулу под суровыми взглядами своего куратора и председателя. А далеко-далеко, в плохо отапливаемой корчме на лавке у печи с душераздирающим воплем вскакивал "ловец удачи" и хватался за ногу, где под кожаной штаниной болел на дождливую погоду старый шрам. ...и жена корчмаря, всегда очень добрая и внимательная женщина, подходила, ставила на подоконник свечу и подносила кружку согретого вина. Снова растирала мазью, вздыхала, трепала по шевелюре красных волос и уходила, но он не мог больше уснуть и сидел до рассвета, чувствуя, как холодит мазь и жар постепенно отступает от когда-то давно прокушенного до кости бедра.

Едва лишь Фениксу стукнуло двадцать, как он ощутил, какая пропасть лежит между ним и тем самым бакалавром, что платил щедро, но за опасные предприятия. Тому-то казалось, что он вот-вот умрет от страха перед комиссией из едва ли дюжины человек, а "ловцу удачи" просто некогда было бояться, удирая из треклятого грота. Страх бился внутри него зверем в запертой клетке: если вырвется - мгновенно скует ноги и руки предательской цепью мнимой безысходности жертвы перед хищником, которая тем сильнее, чем большее этот самый страх.

Карнаж смело и дерзко говорил даже с Окулюсом Берсом - бургомистром Форпата! Потому что в душе красноволосого полукровки уже обитало такое скопище чудовищ, ужасных ран, рек крови и гниющих тел в подворотнях после драк воровских гильдий "стенка на стенку", что вряд ли что-то способно было напугать ее еще хоть раз. За прошедшие несколько лет, кстати, "ловец удачи" изжил и те самые беспокойные сны... Как клин клином вышибают. Ведь в мире он успел за это время познакомится с еще большими чудовищами. Такими, что не обладали кучей лап и целым сонмом ртов полных ядовитых зубов. Они носили бархат и атлас, накрахмаленные воротнички... Какое там зловоние слюны с оскалившихся зубов, что вы?! Ароматы! Густые и изысканные, со всех концов света. Точеные профили, надменные взгляды, высокомерные речи. И как-то получалось вдруг... первое не уступало гримасе вурдалака, второе по холодности взгляда легко обставляло на несколько шагов змеиные зрачки василиска, а губы, красные словно вишни, изрекали такие слова, что ядовитее бывали кислоты и целой стаи выверн!

Оборвав роившиеся думы, Феникс уяснил для себя одну простую истину: здесь, посреди зловещих тайн и слухов, окружающих это место холодящим душу саваном, здесь, где безмолвие прожигало в ушах дыры, а пустота разъедала глаза, ему было просто напросто чертовски скучно.

Огонек костра показался за поворотом ущелья только лишь под вечер. Карнаж к тому моменту успел изрядно продрогнуть и был очень рад такой отличной находке.

Не таясь, полукровка направил коня прямиком к двум теням, что ютились подле пламени. Для бегства в этом ущелье тем, кто находился впереди, оставался всего лишь один путь, но Феникс помнил, что беглец обременил себя зачем-то женщиной с ребенком, поэтому не волновался - возможность погони была смехотворна.

Его заметили.

От костра отделилась тень и шагнула навстречу.

Невысокий мужчина с коротким, изрядно выщербленным клинком неизвестного происхождения. Однако оружие он сжимал как-то странно, да и стоял в ожидании не как прочие солдаты, словно каменное изваяние, надежно и крепко, а пружинил на своих тощих ногах, постоянно подергивая кончиком лезвия.

Карнаж хмыкнул и резко вырвался из седла. В огромном прыжке покрыв неплохое расстояние, он мягко опустился на снежный покров, хлопнув длинным плащом, из-под которого тут же вынул ножны с оружием. Взвалив их на плечо, "ловец удачи" широким уверенным шагом двинулся к вооруженному мужчине, словно не замечая угрожающих телодвижений, которые тот старательно выделывал.

- Стоять. Ты кто?

Отличная формулировочка! Особенно для солдата. Но не хватало еще немного, чтобы подтвердить смутные догадки, посетившие полукровку. Манера произносить слова так, будто размазывая очень маленький кусок масла по слишком большому ломтю хлеба еще ничего не значила. Точнее, значила, но еще не доказывала. Доказательством здесь послужил бы какой-нибудь более существенный, вербальный свидетель. Надо было, как говаривал в свое время наставника Феникса, дуэргар Филин, спровоцировать на эпитеты.

Карнаж, не долго думая, пошел в наступление, чуть ли не напрашиваясь на клинок.

- Эй-эй! - мужчина попятился, - Ты это... не кипишуй, братишка!

Феникс опасно прищурился, но продолжал молчать. Знакомый жаргончик.

Мужчина собирался с духом. Уж очень его смущал размер меча, который закутанный в плащ преследователь так легко и уверенно держал на плече, даже не вынимая из ножен.

- Последний раз спрашиваю! Ты кто?! - он повысил голос, покосившись на сидящую возле костра женщину.

Карнаж ответил не слишком любезно, но в рифму. Так, по обыкновению, отвечал его друг Гортт, а также это было в ходу у воровских гильдий Швигебурга и Шаргарда. Что касалось прошлого рыжебородого гнома, то оно мало волновало Феникса, зато принадлежность человека с клинком сейчас не мешало бы выяснить.

- Опаньки! - просиял мужчина.

В точку! Полукровка не удержался и выразительно щелкнул пальцами.

Улыбка с небритого лица.

- Ты тут не скалься, гнида, - Феникс всегда следовал одному полезному совету островитян: говорить с каждым на его языке.

- Чего? - физиономия вора обиженно вытянулась.

- Не треснет, столько умыкнуть? - Карнаж кивнул на привязанных лошадей с мешками у седел.

- Кто считает?

- Допустим, я.

- Да ну!?

- К гадалке не ходи.

Клинок вора дернулся в руке.

- Хорошо подумал? - спросил Феникс, постукивая ножнами по плечу.

- А что тут думать? Пусть лошадь думает, - усмехнулся мужчина, горбясь, - У нее башка большая!

Вор с тигриной ловкостью бросился на Феникса. Едва успев подскочить, он вдруг с недоумением обнаружил, что плащ незнакомца уже на его руке с мечом, а сама рука в жестоком болевом захвате.

Основание рукоятки мелькнуло перед распахнутыми в изумлении глазами и врезалось в лоб. Боль и искры из глаз. В голове помутнело. Ноги подкосились. Вор охнул, затем ухнул и неуклюже свалился возле Феникса, тряся головой.

Сверток черного плаща полукровки будто нехотя выплюнул короткий щербатый клинок. Карнаж сел на корточки и присмотрелся к широкому лезвию, одновременно направляя одной рукой кончик уже обнаженного курикары к горлу мужчины:

- Как кличут?

- Г-гвоздь, - заикаясь ответил вор.

- Ну, что, Гвоздь? Проникся? Или может еще разок по шляпке?

- Да чего тут елозить?

Кончик темноэльфийского меча надавил на небритый кадык.

- Всё-всё, патрон! Усвоил. Сижу на жопе ровно.

Клеймо и клинок были незнакомы "ловцу удачи", однако, судя в целом по работе, походило на труды кузнеца из северного Фелара.

- С чего вдруг бежать надумал, да еще прихватил столько харчей и этих двоих?

- А что я там, в южном форте забыл? - нахмурился мужчина, - Там ведь эльфы за каждым камнем. Я на такое не подписывался. Вон пущай эти феларские вояки и твоя братва из убийц драконов надрываются. Свое я уже отвоевал. Почитай уж лишний год здесь кантуюсь.

- А! Так ты искупаешь кровью? Здесь, в гарнизоне?

- Да с торца я бздел на это искупление и на этих рекрутских задолбышей в канцелярии! В петлю не охота было, вот и согласился.

Теперь нахмурился Феникс:

- Короче, не новичок. Закон тракта знаешь? Я все забираю, оставляю только то, что положено каждому отдельно. И отпускаю тебя на все четыре стороны.

- Курва, - прошипел Гвоздь, - Знаешь же, что я не смогу выбраться.

- О! Как запел! - рыкнул Карнаж, - Я тебя не спрашиваю даже, за каким чертом ты прихватил с собой ту дуру с ребенком. Что ты ей плел мне до северной звезды, но мы оба знаем, зачем они тебе понадобились. И после этого я еще и курва? Ты - падаль!

- А! Пес с тобой! - возопил вор, чувствуя как по его шее сбежала капля крови, -По-любому ведь все отдам, а тебя сейчас хоть в твою эльфийскую задницу поцелую, лишь бы ты этот ножичек убрал. Сделаешь дырку - потом не зашьешь!

- Это ты верно подметил, - сверкнул глазами Феникс.

Гвоздь потер шею, смазывая кровавую струйку, прокашлялся и глухо ответил:

- Я не собирался... того... ребенка. Ты же знаешь? Побродили бы, конечно, по ущельям. Карты то у меня нет. Да... Если что, пустил бы на харч бабу. Затем и брал. Но не дитё ж! Вынес бы я его, куда б делся?... Вот. Слушай, а клинок отдашь?

- Бери. И убирайся, - отрезал Карнаж, свистнул коня и двинулся к костру.

"Ловец удачи" почувствовал. Этот взгляд на своей спине. Но не обернулся.

- Гвоздь?

- Что тебе?

- Еще раз так посмотришь - убью!

Вор зло сплюнул, скрежеща зубами от бессильной злобы и с силой толкнул клинок в ножны.

Когда Гвоздь подошел к костру за своей нехитрой поклажей, Феникс уже удобно расположился возле котелка с топленой водой и заливал кипятком лангвальдский чай.

Женщина с ужасом посмотрела на красноволосого, которого сейчас, когда рядом не было никого, кроме ее спутника, боялась пуще смерти. Она встала и шагнула навстречу вору, сжимая ребенка на груди.

Сзади послышалось предостерегающее цоканья языком. Полукровка одарил беглецов недвусмысленным взглядом.

- Теперь вы с ним, - коротко объяснил расклад Гвоздь, подхватывая торбу и кутаясь в свой старый и местами латанный плащ.

- Как же так? - не выдержала женщина.

Обернулась и встретила взгляд холодных желтых глаз:

- Заткнись и сядь. Вы с ребенком - моя добыча. А ты бери лошадь и проваливай, покуда цел!

Вор и не ждал такого подарка. Мгновенно вскочил в седло и скрылся в ночи.

- Все равно вернешься, - процедил, не вынимая серебряной трубочки изо рта, Феникс, - И скоро.

Женщина все еще стояла поодаль, не решаясь подойти к красноволосому, который как ни в чем не бывало, по-хозяйски, расположился у костра, деловито нарезая себе окорок и разогревая еще воды.

- Если так и будешь там стоять, то к утру околеешь.

Он сказал это настолько холодно и спокойно, что ее даже взяла злость.

- Устраивайся у костра и спи. С рассветом мы выступаем.

- Куда?

- Обратно, - коротко пояснил Карнаж.

- А... вы?

- И не надейся. Я и глаз не сомкну, пока мы не доберемся. Так что, пожалуйста, не делай глупостей.

- А... каких? - она состроила удивленное выражение лица.

Не подействовало.

- Я ведь могу и за волосы дотащить, - проникновенно ответил Карнаж, приподнимая огненные брови.

Больше вопросов с ее стороны не последовало. Вообще.

С рассветом, как и обещал Феникс, они двинулись в путь.

Женщина отметила для себя, что отлично выспалась в этот раз. Не так, как две предыдущие ночи, когда Гвоздь храпака давал, да ногой отпихивал, а у нее сердце было не на месте, потому как чувствовала она, что нечто бродит рядом, среди этой пустоты... А единственного защитника пушкой не разбудишь!

Парадоксально, но этот странный нелюдь, полукровка, что ехал впереди, конечно пугал и настораживал ее, но, с другой стороны, после спокойно проведенной ночи, она уже и не знала, сожалеть или же радоваться такому провожатому. Он возвышался впереди на своем коне огромной скалой, за которой она себе казалась маленькой и жалкой - да, но была почему-то уверенна, что больше ее никто не сможет тронуть. Ни единого теплого слова за весь дневной переход, только резкие одергивания и приказы, но она безропотно повиновалась. Нечто внутри говорило, что этот красноволосый имел право на такой тон. Что-то сказало ей, что этот кровавый убийца и мясник, который при штурме без жалости резал и убивал людей налево и направо, сейчас вытягивал ее из какой-то опасной западни, всей хитрости которой познать она не смогла, но, все же, ощущала отдаляющуюся угрозу. Смертельную угрозу.

Карнаж не стал ей ничего объяснять и рассказывать. Ни о намерениях Гвоздя, ни о том, что в пустошах затевать такие "побеги" было смертельно опасно. Что на самом деле и целым обозом двигаться мимо брошенного и зараженного форта было пропащим делом, а уж по одиночке перемещаться даже на небольшом отдалении и подавно. Он обдумывал другие вещи, да следил за направлением. Чтобы догнать обоз им требовалась хорошенько забрать на юго-запад. В принципе пока все шло как по маслу, только "ловец удачи" чувствовал, что от такого темпа женщина с ребенком выбьются из сил слишком рано. А это в свою очередь обещало очередную ночевку в пустошах и воссоединение с обозом лишь на исходе третьего дня.

Проблемы начались, когда ребенок заплакал. В который раз уже Карнаж поражался крикливости человеческих младенцев, что едва успели явить себя миру, а уже надрывались во всю мочь глотки. Чем-то это наглядно показывало суть рода человеческого, что едва сделав первый вздох уже поднимал шум, развивал деятельность, полную пустых разговоров, бесцельных обсуждений, бессмысленных деяний. Люди с жадностью протягивали руки ко всему, до чего могли дотронуться, никогда не загадывая надолго, потому как век их был краток, набивали животы всем что можно, после чего тут же надрывали их на представлениях комедиантов и, едва покончив с этим, рыдали на похоронах ближнего, даже если не испытывали подлинного горя и печали. Стремление окунуться с головой во всю пучину эмоций да поскорее и без того ускоряя быстрое течение отпущенного им времени... Будто от самого рождения их терзала жажда всего подряд и не всегда потому, что они действительно желали этого, а потому, что этого же хотели окружающие.

Плач действовал Фениксу на нервы. И сильно. Полукровка не понимал причины такого выражения недовольства, злился от того, что мать не знала как успокоить собственное чадо, которое голосило и будто пронзало насквозь этими воплями острые уши "ловца удачи"...

- Проклятье! Да заткни ты своего выродка!

Металлический окрик, казалось, смутил даже сам ветер, гнавший сухой снег тонкими волнами под копыта лошадей.

... и еще потому, что когда-то давно, в одной комнате, подле горевшей свечи он несколько дней к ряду слушал такой плач за стенкой. Особенно по вечерам. Незримый младенец вопил как заведенный, поднимая все самые черные стремления в душе красноволосого мальчика, потому что эти крики не давали забыться сном его измотанной болезнью матери.

Он был уже одной ногой на пороге страшного и безжалостного решения, когда люди из соседней комнаты неожиданно покинули гостиницу, успокоив безумство и агрессию, что закипали в жилах наполовину ран'дьянца. Эта половина крови не знала сомнения и угрызений совести, защищая то, что ей было дорого любыми средствами, и не важно, кто служил угрозой, хоть малое дитя, хоть глубокий старец.

- Он вообще спит или как?! - возмутился Гвоздь, наблюдая за огоньком костра невдалеке.

Вор прижался к остову дерева и посмотрел на облачко пара, что породило его тяжелое дыхание.

Холодно.

- Вот ведь волчара! Я ж тут задубею вконец! И хавча почти не осталось.

За эти два дня Гвоздь не смог совладать со своим аппетитом, который изрядно увеличился с того момента, как он урвал себе расширенный паек. Таким как он было трудно сразу затянуть потуже пояса, да и смириться с таким раскладом тоже не светило. Вплоть до гробовой доски. Поэтому все два дня он упорно преследовал Карнажа, рассчитывая ночью перерезать "ловцу удачи" горло и продолжить начатое уже с тремя лошадьми в запасе. И это удалось бы без всякого сомнения, как без сомнения оставалось и то, что вор уже проделывал такие нехитрые гамбиты в прошлом. Однако полукровка оказался непрост. Более того, он был тем, настолько редким, исключением в практике Гвоздя, которое могло привести вора к гибели. По этому случаю стоило вспомнить страшную, но правдивую во всех смыслах пословицу: сколько веревочке не виться, а конец будет.

Гвоздь вдруг почувствовал сзади движение.

Ужас сковал ему руки и ноги. Мимо пронеслась лошадь с разорванной уздечкой... Рвалась прочь как безумная.

Вор хотел было окликнуть, но слова застряли на языке, когда за спиной послышалось сопение вперемешку с кряхтением.

Он медленно повернулся.

Пятеро.

Схватился за меч.

Знакомые лица, но с них неприветливо и пусто глазели черные зрачки, заполнявшие всю радужку.

Гвоздь нервно усмехнулся, называя имена. Голос дрожал, рука метнулась за кинжалом. Меч в одной, кинжал в другой руке... Так... Черт, как же страшно. Как же их много. Как же они медленно подступают!

Рычат. Слюна капает с губ. Кровавая. Это не те, кого он знал. Их имена больше не принадлежат никому, потому как даже тела не легли в землю, а стояли перед ним пустыми оболочками из кожи, мяса и костей.

Их руки со скрюченными пальцами медленно, гипнотически, словно во сне, направились к рукоятям оружия. Где сабля, где палаш, а где и простой меч...

- Б-братва, вы чего? - прохрипел вор.

Мгновение, и пять теней со скоростью стрелы сошлись перед ним сверкая клинками, которые даже его наметанный и напряженный до предела взор не смог уловить в тот момент, когда они покинули ножны.

- Ой, шухер! Ой, шухер!!! - вскричал Гвоздь, замахиваясь своим оружием.

Крик.

Она вскочила.

- Сядь, - спокойно проговорили губы с каменного лица полукровки.

Крик повторился, проносясь в ночи. Казалось, там, невдалеке, за остовами деревьев, с кого-то заживо сдирали кожу.

"Ловец удачи" снял с себя плащ, подошел к ней и накрыл.

- Если станет страшно, - проговорил он, выпрямляясь, - Накинь капюшон на голову и не смотри. Заткни уши и не слушай. Но не беги. Если попытаешься -они убьют тебя.

Женщина кивнула.

Крик оборвался.

- Похоже, - криво усмехнулся Карнаж, потягивая чай, - Гвоздя все-таки забили. Заколотили по самую шляпку...

Пять теней подошли быстро, но остановились на границе света от костра.

Едкий смешок будто оттолкнул их немного дальше, на полступни назад, не более, но оттолкнул всех пятерых.

- А я уж думал вечерок будет снова скучным до рези в зубах, - изрек вместо приветствия металлический голос.

Она поняла, почему он просил ее не бежать. Пламя, неровное, но злое, красное, словно кольцом оградило ее, ребенка и костер и выходило оно слева и справа от полукровки, что стоял между ними и пятью фигурами.

Женщина с силой зажмурилась, снова открыла глаза - нет, это было видение. В правой руке Карнажа уже блестел готовый к бою меч, а в левой висела, раскачиваясь на ветру, цепь с грузилом.

У одной фигуры за плечами находился мешок, из которого торчали ноги в поразительно знакомых сапогах. Остальные также были при мешках, но, покамест, пустых.

- Добываете пропитание? - недобро спросил Карнаж, - Эх! Как же мне это напоминает те годы в гильдии. Мы также по рынкам шастали... Только мешки у нас были поменьше.

Его черные глаза-плошки, наконец, сделали свой выбор...

- Простите за эту ностальгию, - усмехнулся "ловец удачи", - Ничего не могу с ней поделать. Как же там нас, мальцов, Ротбард-то наставлял?...

В воздухе раздался свист.

Пять фигур даже не успели моргнуть, когда грузило с расправленными перьями с хрустом врезалось в лицо второму слева, размозжив его целиком и безвозвратно. Зараженный покачнулся и задрожал. С гулким свистом в него впивались заточенные пластины. Одна за одной... Одна за одной! Десятком вонзившись в руки и ноги, они разорвали одежду, кожу и все важные сухожилия.

- Припоминаю, - пробормотал сам себе Феникс, - Сначала - бей в "башню"...

Крайний справа рванулся вперед как только нашпигованный сталью зараженный бухнулся в снег.

Сцепились. Неуловимые, быстрые движения. Гулкий удар, толчок вперед. Подножка! Снова удар.

Зараженный упал и лезвие курикары моментально пригвоздило его к земле.

- ... а потом - коли в "душу"! - меч полукровки с хрустом вырвался из грудной клетки противника, на мгновение замер в воздухе и, с глухим сопением своего обладателя, принялся дырявить распластанного на земле зараженного, разворачивая в пух и прах легкие и перемалывая ребра.

Закончив, Карнаж отпрянул и поправил сбившиеся на лоб волосы:

- Теперь вас трое. И у вас есть три трупа. Стало быть, на каждого по одному полному мешку.

Нога в обитом металлом ботфорте толкнула исколотое тело в сторону ночных посетителей.

- Забирайте и проваливайте, - глухо прорычал Феникс, тряхнув волосами.

С его бледного виска побежала довольно широкая струйка крови.

- Мы еще встретимся, ран'дьянец, - произнес булькающий и очень злой голос со стороны зараженных, которые принялись деловито засовывать трупы в мешки.

- Прекрасно! Я тебя в порошок сотру! - ощерился Карнаж.

Он стоял до тех пор, пока тени не растворились в ночной темноте. Потом пошатнулся, оперся на рукоять меча.

Женщина робко подошла к нему.

- Не спится? - тихо спросил он, с трудом доковыляв до костра.

Она отрицательно покачала головой, бросила короткий взгляд на черный плащ, в котором сладко спал ее ребенок, потом сосредоточенно и настойчиво высвободила правую руку Карнажа из рукава куртки. Сам Феникс тем временем взял протянутый ему кусок ткани, тяжело опустился на снег и приложил к рассеченному лбу.

Женщина разорвала остатки пеленок и принялась перевязывать залитый кровью бок и руку "ловца удачи".

Глава 5

Мы были в дерьме по самые уши! И то только потому, что встали на плечи ларонийским стражам гор! Фигурально выражаясь...

из мемуаров Тарда Бергзальца, главаря малоизвестной группы наемников

- Коллега, простите великодушно, но это всё вилами по воде писано! - взорвался председатель совета шаргардской гильдии магов.

- Вы так думаете? - Даэмас как-то нервно теребил в руке огрызок пергамента, поглядывая на черный кожаный чехол, который материализовался на столе этой ночью.

Раньше, до эпохи Сокрушения Идолов, подобные вещи мало кого удивили бы, но теперь, когда даже порталы стали роскошью, это послание, вдобавок пришедшее от темных эльфов, заставляло крепко задуматься.

- Объявился черный феникс, поднимающийся из белого пламени... - архимаг фыркнул, - И ради этой пары строк матриарх и всё её сборище маньяков так старательно запечатали послание, что одно неосторожное движение и мы тут все взлетели бы на воздух!? Воистину, после Исхода дети Черной Вдовы окончательно потеряли способность мыслить здраво!

- Они всего лишь сообщили мне, что объявился тот, кого они так ждали, - пожал плечами чернокнижник.

- Почему именно вам?

- Потому что у меня содержится часть их пророчеств о Черном Фениксе. Этим посланием они просят меня вложить несколько листов с древними текстами в чехол, соответственно дате.

- А как именно вы определите, какие им требуются? - изумленно вскинул брови архимаг и протянул руку за кубком с подогретым вином.

- Нет ничего проще, - Даэмас подошел к шкафу в углу кабинета и нажал на пластину в стене.

Открывшееся потайное отделение содержало кипу пожелтевших от времени пергаментов, наподобие того огрызка, на котором было начертано послание. Пошуршав с минуту уголками листов, чернокнижник выдернул стопку пергаментов где-то в полдюйма толщиной из кожаной потрепанной сумки, где они содержались. Такие часто использовали хронисты для своих черновиков.

- Как видите, на уголках есть пометки с датами и числами, - Даэмас пренебрежительно швырнул пергаменты на стол.

Архимаг отпил вина и принялся изучать тексты.

- Вряд ли мы поймем, что именно тут говорится, - немного погодя, вздохнул он, - Темные эльфы давным-давно сделали шифр наподобие мэссира Ридля, так что шансов у нас мало.

- А зачем? - чернокнижник закусил кончик пальца в перчатке, размышляя, - Если и так понятно, что мы просто архивариусы, которые по просьбе выдают документы из коллекции.

- Хотите сказать, они их вернут вам?! - председатель совета гильдии озадаченно приподнял свои очки.

- Разумеется, это же часть коллекции моего отца.

- И сколько у нас времени?

- Четыре дня до отправления.

- Слишком мало.

- Однако, это не повод падать духом. Мы и так получили огромное количество сведений, - значительно поднял палец Даэмас, - И эти бумаги, сколько бы они ни стоили в качестве источника информации, можно спокойно отдать.

- Верно! Их же все равно вернут вам?

- Да... лет, эдак, через десять, а то и двадцать, - улыбнулся чернокнижник.

Архимаг нахмурился.

- Коллега, ну сами рассудите, - поспешил объяснить чернокнижник, - Эти пророчества имеют отношение только к детям Черной Вдовы. Какой нам с них прок? Мы прекрасно обойдемся и без текстов. Нам и так уже вручили ниточку. И какую!

- Хорошо, излагайте. Я, право, плохо вижу связь и уж тем паче повод для ликования, которое столь явно читается на вашем лице.

- Эти пророчества имеют привязку к герою, то есть живому существу. Если мне послали запрос, значит таковой появился! Прибавим к этому, что в Пепельные Пустоши недавно отправился отряд убийц драконов, и нам будет среди кого искать. Осталось составить список примет.

- Вот! И как же это сделать без текстов пророчеств!? - архимаг выразительно махнул рукой.

- Нет ничего проще, - глаза Даэмаса загорелись, - Вы знаете, что означает черный цвет у темных эльфов?

- Жестокость.

- Отлично! А феникс что символизирует?

- Возмездие.

- Теперь давайте сразу отметём одно сомнение, - предложил чернокнижник, - Это не может быть темный эльф и вот почему. Если бы оказалось, что это сын или дочь Черной Вдовы, тогда бы послание звучало так: Темный Феникс восстал из белого пламени. Тьма - тайна. Сокрытое, нечто, что затаилось, и так далее... Так у них называется гильдия убийц драконов. Читаем с языка алхимиков: Затаившееся Возмездие. Понимаете?

- Кажется, да, - кивнул архимаг.

- Теперь давайте еще немного используем язык алхимии и пойдем далее, - Даэмас заложил руки за спину и начал мерить шагами свой кабинет, - Какой цвет был "общепринятым" цветом жестокости?

- Цвет крови - красный или алый.

- А возмездие помещалось в перечень мрачных пороков души, сиречь черных?

- Именно.

- Ну что ж, тогда возьмем быка за рога? Итак, в ком из недавних пришельцев в Пепельные Пустоши сочетаются все эти цвета.

- Вы хотите сказать, что это Карнаж?

- Именно!

- Два цвета - слишком мало. Может быть простое совпадение.

- Нет, не только два цвета, - торжествующе улыбнулся Даэмас, - Карнаж является сыном изгнанницы, следовательно его имя не будет разделено апострофом. Тогда получается Kharnazh. С ран'дьянского это переводится как жестокость. Если вы и это считаете совпадением, тогда прибавьте сюда его прозвище - Феникс. Итого: четыре совпадения подряд, при этом они парно подкрепляют друг друга!

Архимаг поднялся из кресла и подошел к окну. Он постоял там некоторое время, собираясь с мыслями. Повернувшись снова, он был мрачнее тучи:

- Похоже, мы на пороге того, что искали. Это Наследие. Наследие Xenos явилось, а это значит, что роковой час близится.

- Давайте не будем торопиться с выводами такой степени...

- Нет! Молодой человек, все слишком серьезно, - прервал чернокнижника председатель совета гильдии, - Тем паче мы зашли в тупик с нашей теорией о гомункулусах ран'дьянского типа. И, едва мы зашли в этот тупик, как нам на глаза попадается такое существо, как Карнаж. К черту совпадения! Да будет вам известно, что в этом полукровке кипит кровь такой гремучей смеси, что нарочно не придумаешь! Если вы так крепко задумались над ран'дьянцами, то прибавьте к этому, что отец "ловца удачи" был не просто сильванийцем, а квиром, более того, изумрудные глаза Xenos не были наследственным явлением. Они передавались без изменения, без условий, любым расам на Материке, и даже тем, у кого подобных генов не могло быть в принципе! Что скажете теперь?

- Гомункулус... - только и смог выговорить ошарашенный чернокнижник.

- Да, только какого-то неизвестного типа. И, согласитесь, очень высокого уровня, если мог спокойно размножаться с кем угодно, не теряя своих способностей.

Сняв очки, архимаг потер переносицу и тихо добавил:

- Вы стоите на границе жесточайших тайн магов всего Материка...

- Я готов к этому! - с чувством ответил Даэмас, - И начнем мы распутывать этот клубок со значения белого пламени во всем этом деле! Что скажете?

- Кажется, я знаю к кому вы обратитесь. Надеюсь, мэтр Зойт Даэран не откажет нам в помощи. Кстати, попросите его заодно выслать то, что есть в записях ларонийских эскулапов о квирах.

- А зачем сейчас кому-то вести такие записи? Признаться, не понимаю. Большинство квиров перебили во время эпохи Сокрушения Идолов.

Председатель совета гильдии снисходительно улыбнулся и почти шепотом произнес:

- А как вы думаете, кем является их дражайший император? Один из последних, но, тем не менее, квир.

- Проклятье! Вот, что называется, слона то я и не приметил! - раздосадовано хлопнул ладонью по столу чернокнижник.

Оба рассмеялись, но не сказать, что для них этот смех был смехом облегчения...

* * *

Today I woke to the rain of blood A rain of blood*

По коридору с высоким потолком и холодными каменными стенами, украшенными барельефами, широкими шагами шел коннетабль Ларона. Эльф отмахнул длинный фиолетовый плащ и хмурился, бряцая при каждом шаге крупными золотыми шпорами и широким полуторным мечом у пояса.

Остановившись у двустворчатых дверей в покои, он некоторое время размышлял, уставившись на мыски собственных ботфорт. Наконец, тряхнув шевелюрой натертых специальным составом белых волос, толкнул обеими руками двери.

Бросив косой взгляд на огромное овальное ложе у южной стены, коннетабль нисколько не стараясь приглушить скрежет и лязг петель, бесцеремонно закрыл за собой двери и, ежась, прошел к камину. Усевшись поудобней в глубокое кресло с гербами дома Ларонидов, он взял с небольшого столика фужер и початую бутылку вина.

- Пятьдесят тысяч золотых крон, - произнес себе под нос эльф, разглядывая оттиск со знаком винодельни на матовом стекле, - Будь я проклят!

Нет, речь шла не о цене того сорта вина, которым коннетабль решил разогнать свою кровь по жилам этим ранним и серым ларонийским утром, которое всегда было таким здесь, высоко в горах, в столице белых эльфов, П'о'ксессале...

Порыв холодного ветра прорвался с балкона через три стрельчатых окна и взволновал громадное полотнище фиолетовой ткани с серебряной оторочкой, что висело над овальным ложем. Эльф вздрогнул. Изображенная на ткани театральная маска, изукрашенная каменьями и золотом, что до этого, казалось, спала глубоким сном, напоминая лицо почившей императрицы - бледное, спокойное, словно высеченное из оникса, - эта маска открыла свои пустые и черные глазницы.

- Утро доброе, коннетабль, - раздался позади эльфа мягкий голос с едва уловимым прононсом южных областей Сильвании.

Фиолетовый плащ коннетабля породил бурю в кресле и через мгновение эльф припал на одно колено, уперев кулак в толстый ковер.

Проклятье! Он опять не почувствовал... Так не долго и до обвинения в некомпетентности!

Поверх натянутого по самые уши одеяла на него в ожидании смотрели огромные фиолетовые глаза. Белые, как молоко, вьющиеся локоны, словно стекали по сторонам открытого лба. Шевельнулись тонкие алебастровые пальцы, придерживающие край одеяла... Холеные длинные ногти, фиолетовый лак... Эльф застыл под изумленным взмахом длинных ресниц.

- Вы язык проглотили? - спросил все тот же голос.

- Нет, господин, - коннетабль собрал в кулак волю и отвернулся.

По покоям разнесся серебристый и заливистый смех юноши.

Коннетабль ощутил будто бы еще один порыв ветра, прошедший совсем рядом. Только этот порыв нес другой запах. Резкий, сладковатый запах каких-то диких фруктов с южных островов.

- Излагайте, - стройная фигура с ворохом белых волос до середины спины остановилась возле комода и натягивала ларонийские шальвары, сжимая в зубах длинный широкий кушак, - Только, прежде, перестаньте изображать из себя изваяние и подбросьте в камин поленьев, иначе мои кошечки замерзнут, пока мы будем разбираться с делами.

Действительно, "кошечки" - две сонные эльфки, что ёжились под огромным одеялом от холода, беззастенчиво устремились в объятия друг друга, дабы согреться. После этого они в ожидании посмотрели на коннетабля.

Эльф подавил ухмылку и исполнил поручение. Его поблагодарили кивком обе, пожалуй, самые очаровательные головки, что сыскались бы при дворе его императорского величества.

Длинные ногти на алебастровых пальцах, что ловко затянули на кушаке узел, нетерпеливо забарабанили по каменному столу. Посередине этого предмета мебели с короткими ножками имелось округлое углубление, словно для хрустального шара какой-нибудь гадалки.

Коннетабль сразу понял намек и, не теряя времени, раскрыл небольшой ларец, что помещался в углу возле комода. Вынув оттуда сферу из переплетенных тонких металлических прутьев, эльф на мгновение замер, наблюдая в зеркало за реакцией своего господина, стараясь разгадать его настроение.

Бесполезно. Даже через отражение почувствовал взгляд. Огромные фиолетовые глаза снова подозрительно смотрели с женского лица, помещенного на тело шестнадцатилетнего эльфийского юноши, который стоял, скрестив изящные руки на худой, но не впалой груди.

- Поспешите, я весь в нетерпении, - улыбка скользнула по бледным губам, когда он кокетливо склонил голову к плечу и сладко зевнул.

Коннетабль все еще не мог привыкнуть к этой манерности, жесткости и мягкости одновременно, причем выражаемой одним и тем же голосом без пола и толком без различимой интонации.

Эльф сунул руку под куртку и вынул продолговатый кристалл, схваченный поперек металлическим кольцом.

- Что вы там копаетесь? - алебастровые пальцы бесцеремонно выхватили эту занятную вещицу, чудом сохранившуюся после эпохи Сокрушения Идолов.

Коннетабль натянуто улыбнулся, незаметно потирая кисть в которую, казалось, вонзилась сотня иголок.

Император, словно не замечая этого, склонил голову, не сводя глаз с лица эльфа, при этом ловко вставляя кристалл в сферу. Застывшие, словно стеклянные, глаза уставились, ловя каждое сокращение мимических мышц, каждое движение зрачков.

- Господин... Прошу вас.

- Не можешь привыкнуть? До сих пор?

- Нет.

- Тогда разрешаю отвести взгляд.

Коннетабль съехал с края скамьи и скорчился у стены, чувствуя, как спазм переходит через предплечье в плечо. И это было лишь проявлением нетерпения. Оно и понятно, этих новостей ждали очень долго. Целых пятнадцать лет господин жаждал узреть потомка Xenos в деле.

Всё было готово.

Длинные тонкие пальцы легко проникли сквозь решетку. Фиолетовый лак задымился на кончиках ногтей. Кристалл отозвался мутным свечением. Император прикрыл глаза:

- О! Какой интересный. Где это он, кстати?

- На острове Палец Демона, - ответствовал коннетабль, переводя дух после прошедшей через руку судороги.

- Хм-хм... Злачное местечко... Ой, как умилительно скалит зубки! А в этой его резне есть смысл и даже грация. И гардеробчик себе подобрал тот еще... сразу видно, сын квира. Яблоко от яблоньки, как говорится... А почему он носит ларонийскую военную стрижку? Прям как у вас, коннетабль.

По покоям опять разлился его серебряный смех.

- Нам известно, что этим Карнаж открыто выказывает презрение к сильванийской половине своей крови, - ответил эльф.

- Бедняжка, нашел на что тратить время, - скривил губы император, - При первой же возможности надо будет донести до него, что он сильваниец не больше, чем его отец... или я. Все мы... другие.

- Господин, прошу вас, не сравнивайте себя с этими жалкими лесными енотами!

- Ох, коннетабль, как вы нетерпимы. Похоже, годы только разогрели вашу кровь вместо того, чтобы остудить.

- Я стараюсь во всем соответствовать своему господину.

Император поморщился, не открывая глаз и давая понять, что такая двусмысленная лесть его вряд ли забавляет. Через мгновение он нахмурился и поднес руку ко лбу.

- Опять, - глухо произнес он сквозь пальцы, - Этот мир не меняется. Сколь бы ни долбали его магией, пожарами, эпидемиями и войнами. Всё равно...

- Что вы там увидели, мой господин?

- Тоже, что сам видел в его возрасте.

Горечь, мгновенно прошедшая через тонкие черты лица повелителя ранила коннетабля хуже, чем мог бы это сделать любой кинжал. Эльф был очень предан своему императору и любил его всем сердцем, не важно насколько странным существом тот был...

Зал сената полон. Бурлил, словно арена в ожидании зрелища.

Двери распахнулись и они вошли внутрь. Молодой наследник вместе с двумя верными офицерами шествовал впереди, гордо задрав голову. В полумраке на них недружелюбно смотрели бесчисленные фиолетовые огоньки глаз.

Он принес им победу. Покрытый славой и доблестью, шагнул в столб света, что лился из отверстия в высоком потолке... И кровью. Он был залит кровью с ног до головы. Кровью врагов Ларона.

- Стой, где стоишь! - одернул женский холодный голос.

- Тётя? - юноша встал как вкопанный.

- Чудовище, как ты посмел явиться сюда, в эти священные стены!? - эльфка шагнула на ступени.

В дрожащей руке был заряженный арбалет. Она целилась ему в сердце.

- Теперь понятно, почему моя сестра умерла во время родов! Это всё ты, урод! Вы все! Настолько проклятые природой, что даже матерей своих убиваете при рождении.

Она замолчала, пытаясь сдержаться, но не смогла:

- Никогда такому выродку не занять трон Ларона! Умри! Умри же! И будь ты проклят!!!

Сухой щелчок арбалета...

Господин? Он настолько ошарашен, что не успеет увернуться!

Коннетабль бросился наперерез.

Крик! Тонкие руки с неожиданной силой подхватили отброшенного выстрелом эльфа. Но коннетабль успел позвать:

- Аир, умоляю тебя! Дверь! Не дай им запереть нас!

Однако альбинос уже был в деле. Выворачивая широким горским палашом дикие финты, он изо всех сил отбивался от наседавших на него разом шестерых стражников. Рыча и сверкая изумрудами глаз, капитан наемников бился как дикий зверь. Ни шагу назад, как скала, этот квир закрывал спину будущего императора.

Коннетабль увидел взгляд своего господина, когда рука в тонкой перчатке вцепилась в болт, засевший в груди. Его губы скривились, оголив едва выраженные белые клыки. По щекам заструились слезы...

- ИЗМЕНА! К оружию! Смерть сенату! - этот призыв молодого наследника пронесся эхом по стенам и вырвался в коридоры.

Тётя посторонилась от племянника, что шагнул вперед и со зловещим клацаньем снял со спины свою огромную боевую косу, загораживая раненого.

- Смерть квирам!!! - вскричала она, давая знак притаившимся по углам зала убийцам.

Двери не успели закрыть и они с треском слетели с петель, придавив собой стражников. Внутрь рвались ларонийские гвардейцы с перекошенными от ярости лицами, готовые изо всех сил пробиваться на крик своего владыки, даже если он снова звал их за собой прямиком в ад!

- Они убили его лишь за то, что он наполовину ран'дьянец...

- Но как же? Он же еще живет и здравствует. В этом нет сомнения! - поспешил заверить коннетабль, - Он отчаливал из Трёделя вместе с остальными наемниками.

- Вот и я думаю - как? - ухмыльнулся император, открывая глаза, - Он нам очень пригодится. Следите за ним, но и пальцем не трогайте.

- Будет исполнено. Однако...

- Что вас смущает?

- Он собирается карать драконов.

- Давно пора дать нашим чешуйчатым друзьям немного встряхнуться, - хохотнул серебряный голос, - Кстати, и мне бы не помешало. Что у нас этим утром на второе, друг мой?

- Снова явились охотники за наградой.

- Сколько их?

- Четверо. И все - отъявленные головорезы.

- Чудненько! - император подскочил, словно подброшенный пружиной, и захлопал в ладоши, направляясь к шкафу в глубине покоев.

- О! Что же... Что же мне взять на этот раз!? - вопрошал он сам себя, жеманно хлопая подушечкой указательного пальца по собственному виску, - Может быть, немного классики не помешает?

Коннетабль сглотнул, с содроганием глядя на шкаф, который со всей изящной резьбой и накладками из красного дерева, на которых были изображены обнаженные нимфы, вряд ли можно было сразу принять за личную оружейную ларонийского императора.

- А! Точно! - владыка щелкнул пальцами и резко распахнул створки, - Придумал!

- "Пожалуйста, только не косу!" - мысленно взмолился коннетабль.

- Друг мой, ловите!

Алебастровые пальцы, большой и указательный, зацепили со стоек скромно украшенное топазами оголовье огромного фламберга в человеческий рост. Черное волнистое лезвие, массивные кольца и усы гарды порхнули вверх как пушинка и со свистом крутясь в воздухе полетели в коннетабля. Эльф каким-то чудом умудрился поймать оружие, правда, оступившись и опрокинув скамью, стол и разломав своим падением в щепки пару стульев. Клинок весил шесть фунтов, никак не меньше.

- Идёмте, - позвал у дверей всё тот же мягкий голос, в котором вдруг усилился прононс южан Сильвании.

Он пошел впереди, сунув руки в карманы. Вышагивал развязно, игриво вытягивая пятки, словно ему через несколько минут предстояла не схватка со смерть, а беззаботная прогулка до лавки кондитера за сластями.

Раньше господин таким не был. Что-то сломалось в нем, но не тогда, когда началась резня в сенате. Скорее раньше, когда его доспехи превратились из белых в красные в битве при озере Люксия... Или нет? Хотя, некоторые уважаемые маги поговаривали, что квиры такими и рождались, но коннетабль всё равно не верил.

Они остановились на каменной площадке в конце коридора. Алебастровые пальцы стукнули в металлическую пластину на стене и площадка медленно со скрежетом начал опускаться вниз.

Через проплывающие мимо узкие бойницы проникал ровный белый свет пасмурного утра. Порывы ветра играли его молочными волосами. Он стоял босиком на каменной площадке и дрожал всем телом.

- Господин, вам холодно? - коннетабль взялся за фибулу плаща, собираясь...

- Холодно, - бледные губы шевельнулись на настолько безразличном лице, что, казалось, даже не они произнесли это слово.

Коннетабль вздохнул и отпустил фибулу.

Движение платформы усилилось. Тени то покрывали лицо императора, то исчезали, в белом свете утра еще сильнее выделяя фиолетовые глаза на фоне алебастровой кожи. По мере приближение к цели, белые брови поднимались все выше, открывая широко распахнутый взгляд отчаянного безумия. Губы пытались справится с улыбкой, неловко сжимая уголки. Черты обострились, выламываясь в демоническую маску того рода, когда личина пугает не своей формой, - форма все также идеальна, - а содержанием, которое через нее прорывалось.

Платформа остановилась. Коннетабль сошел.

- Ждите меня как обычно, у ямы, - приказал император, не поворачиваясь.

Эльф заметил, как господин немного сгорбился, когда платформа пошла дальше вниз.

Взвалив фламберг на плечо, коннетабль двинулся к выходу, который ярким пятном выделялся у противоположной стены пещеры. Снаружи, вдохнув полной грудью свежий воздух, эльф почувствовал себя гораздо лучше и бодро сбежал по широким и низким каменным ступеням, высеченным в скале. В конце концов это уже далеко не в первый раз...

Эльф в отличие от нескольких стражников встал не у самого края ямы, увенчанной, словно короной, огромными стальными шипами, что склонились над кровавым песком арены в ожидании расправы, а поодаль, уперев кончик меча повелителя в каменные плиты и торжественно скрестив руки на оголовье.

Из ямы, меж тем, послышались голоса охотников за наградой, что уже ожидали там свою жертву. По законам Ларона преступников, даже самых отъявленных, должны были убивать, а не казнить, не важно в честном поединке или нет.

- Мужики, не нравится мне это. Чую, жопа будет, - не унимался фивландский бас.

- Ну и проваливай! Нам больше достанется, - отозвался феларский хрипун, - Пятьдесят косариков и на троих шикарно делятся!

- Держи карман шире!

- Я так скоро совсем замерзну, - жалобно подал голос сильванийский тенор.

- Ах-ах, какие мы нежные! - закартавил истаниец, - Таки прихватил бы муфту своей бабки, знал ведь куда ломимся.

Коннетабль зло улыбнулся и крикнул, не смущаясь своего акцента, по феларски:

- Господа охотники, приготовьтесь! Перед вами легендарный палач прошедшей эпохи. Тот, кто практически в одиночку перебил стрелковую женскую сотню из лессов Роккар и смял построение Бешенных феларского корпуса во время истанийской кампании!

Последующая пауза немного затянулась. Очевидно, охотники ждали чего-то еще.

- А как зовут-то твоего "легендарного"? - донеслось, наконец, басом из ямы.

- У него столько имен, что если зачитывать все - уйдет слишком много времени. Если заживетесь, я вам их после назову, - холодно отозвался коннетабль.

Заскрежетали шестерни механизмов, что поднимали решетку...

- Ха! Да вы бы с него кандалы-то сняли, или хотя бы гирю с цепью на ноге, - залился смехом сильванийский тенор.

- И дайте ему уже железяку! - потребовал хрипун, - Терпеть не могу убивать безоружного.

- Оружие - это можно, - коннетабль подхватил фламберг и с размаху швырнул его в яму, - А насчет цепей... Ты скоро пожалеешь, что он не прикован к решетке по самую шею! Слышишь меня, сильванийский засранец!?

- Да что ты там лопочешь, беляк...?

Послышался удар лезвия о камень, но меч явно успели подхватить.

- ПРОКЛЯТЬЕ!!! - вскричали разом все четверо.

Коннетабль не спеша отошел к стене высокой башни, достал островитянскую тонкую трубку и изготовил для курения. Эльф прислонился к каменной кладке и с удовольствием вдыхал густой дым, чувствуя расслабление, разливающееся по всему телу от наркотика. Он смотрел на восходящее солнце, слушал истошные вопли из ямы и понимал, что каждая клеточка его тела сейчас действительно дышала в потоке времени, который неумолимо нес господина и его самого вперед к Бездне.

- ... шмаляй! Шмаляй резче, курва сильванийская!!! - возопил халфлинг.

- Да без толку! - заголосил в отчаянии сильванийский тенор, - Эта тварь даже парные стрелы сбивает своей "дурой" в полете!

Тенор перешел в фальцет. Обострившимся от островитянской трубки слухом коннетабль различил сначала звук прошивающего плоть лезвия, потом тупой хлопок плоскостью... Голова сильванийца вылетела из ямы и откатилась к его ногам.

Эльф мягко улыбнулся. Он каждый раз менял место и всякий раз господин вслепую находил его и посылал эдакий презент.

Безголовое тело сильванийца взвилось в воздух и с отвратительным хрустом опустилось на один из стальных шипов нависших над ямой.

Высший класс! Бедолага даже не успел выронить лук и стрелу.

- "Зря ключник встал так близко," - подумал коннетабль, видя вытаращенные глаза молодого стража, что склонился над ямой с ужасом наблюдал за расправой.

Следующим заорал хрипун. Дико, пронзительно. Он просто был еще слишком цел, хоть и остался без ног, когда его насадили на один из шипов.

Коннетабль скривился. И от этого крика и от утробных звуков отчаянно блюющего рядом ключника. Эльф сделал одолжение и, схватив молодого стражника за шкирку, оттащил его от края ямы к башне.

- Да заткнись ты уже! - рявкнул коннетабль на феларца.

Из ямы мелькнула босая нога, крутанулась цепь и круглая гиря размозжила голову человека в куски.

- Пощади! - загудел бас.

- Спасите! - подкартавил гному халфлинг и, если убрать "прочие" выражения, добавил, - Что это за чудовище!?

Ответом им был только лишь громкий, истерический, раскатистый женский смех.

Коннетабль отвернулся, когда последний из охотников беспомощно повис, насаженный на стальной шип. Он не хотел видеть, как господин взвивается в воздух, перехватывая меч, опускается на песок, вгоняет туда волнистое лезвие по самую рукоять и пускает в четыре стороны четыре фиолетовые змеи. Как эти змеи обвиваются и ползут по прутьям, как они впиваются в тела убитых и... проливают кровавый дождь.

Беловолосая худая фигура стояла посреди красный струй, уронив голову на грудь, и вздрагивала от нервного хихиканья...

Он плюхнулся позади коннетабля, встал, легко подхватил алебастровыми пальцами настигшую его гирю, будто она и не весила дюжину фунтов, и вопросительно посмотрел на скрючившегося у башни ключника.

- Прощения просим, - склонился эльф.

Император нахмурился. Коннетабль с виноватым видом протянул ему золотую трубку с тем же наркотиком, что недавно курил сам.

Господин хмыкнул и без видимого усилия разорвал цепи на кандалах, чьи звенья были толщиной в палец. По тонкой коже предплечий побежали две красные струйки, когда он взял трубку.

- В следующий раз либо найдите кого покрепче, либо не кормите перед этим! Да, и поднимите награду замою голову еще на десять тысяч крон, как всегда анонимно. Иначе я так совсем умру от скуки.

- Будет исполнено, - ответил коннетабль, услужливо перерубая своим мечом цепь на гире.

- А теперь к архивариусу, - возвестил император, - В этом месяце я еще не выбрал себе новое имя. Кстати, в прошлом было приятно быть вашим тезкой.

Теплый плащ, подбитый мехом, сорвался с плеча и с величайшими предосторожностями был наброшен на голые алебастровые плечи.

- Это... была высочайшая честь для меня.

- Коннетабль, я не просил...

- Иначе, глядя на вас, я сам промерзну до костей, пусть хоть на меня наденут все плащи мира. Умоляю!

- Ладно, - он обернулся и мягко улыбнулся, глядя своими огромными глазами, - Так что там с реестром?

- Да... так вышло, что вы перебрали почти все мужские ларонийские имена.

- Ой, какое горе. Коли так, начнем именоваться женскими!

Коннетабль следовал за императором и думал, что все-таки не сможет привыкнуть к своему обожаемому господину, хотя бы потому, что, как ни старался, не смог этого сделать за сорок с лишним лет, которые верно служил ему, и за те двадцать, которые они росли вместе... Однако, он не горевал. Каждый день не был похож на другой и каждый день эта "звезда" светила настолько горячо и ярко с ларонийского трона, что согревала друзей и обжигала врагов, одновременно ослепляя своим сиянием и тех и других.


Загрузка...