Паутина. Книга первая «Геныч»

Глава 16. «Эдик.»

* * *

В детстве у Эдика было два любимых занятия: шахматы и книги. В шахматы играть его научил отец Соломон Владимирович Эрминсон, в прошлом профессор МГУ. Теперь-то он работает простым учителем математики, но в душе по-прежнему считает себя ученым. И он всегда говорил сыну:

— Запомни, Эдя, ты родился в интеллигентной еврейской семье! В нашем роду умственное развитие всегда ставилось выше физического. А что лучше всего развивает умственные способности? Ну, напряги свои мозги!.. Правильно, шахматы! Так что давай расставляй фигуры. Сегодня ты будешь играть белыми!

Очень скоро Эдик стал играть с отцом на равных, а потом и вовсе начал его обыгрывать. Соломон Владимирович гордился сыном. В кругу друзей, сидя за столом, любил упомянуть о его невероятных способностях.

— Эдя уже сейчас играет в шахматы лучше меня! — говорил он с гордостью. — Может просчитывать ходы на пять шагов вперед! А что будет дальше? Вот увидите, он еще гроссмейстером станет! Или великим математиком! Ну, скажи им, Циля!

Цецилия Адамовна, мать Эдика, полнеющая брюнетка с большим выразительным бюстом, смотрела на все эти вещи более практично:

— Ну что я имею на это сказать! — обычно отвечала она. — Наш Эдя талантливый мальчик. В нем заложены неплохие гены. И в этом не только твоя заслуга — я тоже принимала здесь активное участие. Или ты будешь возражать?.. Вот только насчет гроссмейстера и великого математика я не согласна. Ты вот тоже хотел перевернуть мир. Когда нечего делать, всегда берутся за великие дела! Теперь уже понял: знание — свет, но греют именно деньги!.. Пусть уж наш Эдя будет простым директором на каком-нибудь солидном предприятии. Так надежней! А все эти интегралы, короли да пешки — это несерьезно! От них в кошельке, извините за банальность, не прибудет.

Но Эдик увлекся шахматами. Он мог часами разыгрывать сложные партии, прокручивая в уме оригинальные комбинации. Эдик играл сам с собой, достойных противников у него просто не было! Когда-то он хотел обучить своего друга, но Геныча шахматы не вдохновили. Сыграв с Эдиком несколько партий, он потерял к шахматам интерес. Ну что же, каждому свое! Генычу мешок, набитый речным песком, по которому он постоянно лупит. И гири, по два пуда каждая. Эдик такую от земли-то отрывает с трудом. Однажды попытался до груди дотянуть, но надорвался. Теперь он эти гири обходит стороной. Другое дело — шахматные фигуры. Они намного легче. Хотя... Здесь тоже имелись свои сложности!

Играя сам с собой, Эдик выработал в себе удивительное свойство: в нем стали уживаться две личности. Два совершенно независимых интеллектуальных полюса. Это не было признаком шизофрении. Это было что-то новое, неизвестное современной медицине. Его совсем не напрягало содержать в себе два начала, которые постоянно противостоят друг другу. Он легко держал их под контролем и в любое время мог переключиться на одно из них. А мог, если вдруг возникнет такая необходимость, объединить их и направить на решение одной какой-то очень сложной задачи. Недаром же говорят: один ум хорошо, а два лучше! Справедливость этого утверждения он испытал на своем собственном опыте.

Конечно Эдик понимал: все это следует держать в секрете от других. Иначе не успеешь оглянуться, как окажешься в психиатрическом стационаре, из которого уже не выбраться. Сколько великих умов заканчивало свое существование там, никто не считал. Но Эдик понимал, что много! И ему совсем не хотелось оказаться в их числе. Поэтому про эту его особенность знали только два человека: отец и Геныч. Но отец не враг своему сыну — он никому не расскажет... С Генычем все намного сложнее! Каким-то шестым чувством Эдик понимал: между ними существует невидимая связь, природу которой он пока постичь не в силах.

* * *

А еще Эдик любил читать книги. Читать он научился в пять лет. В шесть осилил несколько сборников с детскими сказками, в восемь — почти всего Жюля Верна. С десяти лет интересовался только взрослой литературой, детская его уже не устраивала. Пользуясь библиотекой отца, он втайне наслаждался Мопассаном и был весьма осведомлен в пикантных вопросах. В школе ему нравилось вводить в краску молоденьких учительниц, говоря им, казалось бы, невинные вещи, в которых однако подразумевался тонкий намек. Они смущались, говорили, какой он гадкий, но все ему прощали. Потому что разговор происходил наедине, а мальчик был невероятно красив... Наконец, потому что все понимали: Эдик Эрминсон необычный мальчик. Возможно даже гений! А гению позволено многое!..

Однажды в его руки попалась "Лолита" писателя Владимира Набокова. Этот роман родители от него тщательно скрывали, но однажды допустили досадную оплошность — оставили на самом видном месте. "Лолиту" Эдик перечитывал несколько раз. Ему было тогда четырнадцать лет. Нетрудно представить, что ощущает подросток в его возрасте, читая подобную литературу, и какие потом могут быть последствия. Однако, как уже упоминалось, Эдик не был обычным подростком. Он извлек из этой книги совершенно неожиданную истину.

И да, все учительницы были от него без ума. Кое-кто посматривали на молодого ловеласа с большим интересом. Мальчик рано взрослел, к тому же был необычайно сексапилен. Его тщательно уложенные курчавые волосы и тонкий иронический профиль будили в их душах странные ассоциации. Черные глаза притягивали своим бесстыдством. В этих глазах просматривалась какая-то невероятная осведомленность о том, что так привлекает молоденьких женщин.

Эдик интуитивно чувствовал, что имеет над ними какую-то власть. Будучи человеком любознательным, он решил самолично в этом убедиться. Для своих психологических опытов он выбрал учителя математики Анастасию Георгиевну, невысокую стройную женщину тридцати двух лет. У Анастасии Георгиевны были красивые руки и шея, изящная линия плеч, которая плохо гармонировала со слегка отяжеленным бюстом и нижней частью тела. Но это её совсем не портило. С точки зрения неопытных подростков большая грудь и внушительные подвижные ягодицы были главным достоинством любой женщины. Когда она проходила мимо, подростки с замиранием сердца смотрели ей вслед. Эдик выбрал Анастасию Георгиевну не случайно. У нее простое обаятельное лицо, на котором все легко читается, и она откровенно таяла под его пристальным взглядом. Такие легко поддаются внушению. И еще, что тоже немаловажно, она была одинока. Проживала одна в маленькой однокомнатной квартирке четырехэтажного кирпичного дома почти на самой окраине. Идеальная кандидатура для экспериментов!

Анастасия Георгиевна сразу согласилась задержаться после уроков, чтобы индивидуально с ним позаниматься. Эдику было кое-что непонятно в уравнении с двумя неизвестными, и она, как уважающий себя педагог, просто обязана ему помочь... Это конечно же было неправдой. Эдик Эрминсон считался лучшим математиком в школе. Он учился в седьмом классе, но знал больше любого десятиклассника. Анастасия Георгиевна даже подозревала, что Эдик знает больше, чем она сама! Но эту невинную ложь она приняла благосклонно. Она до сих пор не замужем, следовательно, торопиться домой не было особой причины. И еще — в этом она боялась признаться даже самой себе — ей очень нравился Эдик!.. Они сидели за учительским столом совсем рядышком и их сердца стучали в унисон. Анастасия Георгиевна смотрела в тетрадку своего ученика, где ровным красивым почерком были написаны какие-то уравнения. Кажется, она что-то ему объясняла... А может, это он ей что-то объяснял?.. Рука Эдика лежала на её колене. И не просто лежала — она медленно передвигалась... И это мешало сосредоточиться!.. В класс заглянула уборщица, в руках она держала швабру. Уборщица вопросительно взглянула на учительницу. "Да-да, — произнесла Анастасия Георгиевна, — мы уже заканчиваем!" Она была почти в полуобморочном состоянии.

На улице ей стало легче. Свежий морозный воздух привел в чувство. Но, ненадолго! Эдик проводил учительницу до самого дома и в подъезде крепко обнял. В голове все затуманилось — она вынуждена была пригласить его к себе...

Вынуждена! Это слово стало ключевым в их отношениях. Ему захотелось, чтобы она разделась по пояс. И она вынуждена была сделать это. Он долго её рассматривал, потом приказал снять юбку... Если бы он её попросил, она бы еще подумала. Скорее всего отказалась бы, а потом еще и накинула на себя кофточку. Как-то непривычно стоять перед мальчиком с открытой грудью. Но он не просил — он приказывал! И при этом пристально смотрел ей в глаза. При каждом его слове Анастасия вздрагивала, словно по её телу пропускали ток! А руки сами расстегивали молнию... и невозможно было остановиться... Потом, когда он ушел, Анастасия долго не могла прийти в себя. Откуда у Эдика такие странные наклонности? И почему ей это нравится?

В школе она старалась на него не смотреть. Боялась себя выдать. Вечером из дома никуда не выходила. А вдруг он придет?.. Он мог прийти в любое время. Когда в прихожей раздавался звонок, она тяжело вздыхала и покорно шла открывать дверь. И все повторялось. И боль и унижения! И желание, чтобы все это продолжалось как можно дольше... А потом она оставалась одна и чувствовала себя на седьмом небе!.. Но вот его посещения стали происходить все реже и реже. Анастасия начала понимать: мальчик ею пресытился и теперь просто ищет повод, чтобы все закончить. И как она теперь будет жить без него?..

Но все оказалось не так уж и страшно. Вскоре она заметила, что жизнь её начинает приходить в норму. И это даже замечательно, что он больше не приходит — без него стало легче дышать! Анастасия словно проснулась от тяжелого изнурительного сна. Как-то придя домой, она встала под прохладный душ и долго смывала со своего тела ощущения его пальцев. Словно сдирала с кожи липкую паутину...

Прошел год с того рокового вечера, когда она впервые пригласила Эдика домой. Анастасия стала прежней. Жизнерадостной, влюбленной в свою профессию женщиной, у которой все в жизни теперь складывается удачно. Совсем недавно мужчина из соседнего подъезда сделал ей предложение и все уже идет к свадьбе. Но удивительное дело! Она как и прежде избегала смотреть Эдику в глаза. Когда он проходил мимо, холодная дрожь пробегала по всему телу. Все чаще в её голове возникал странный вопрос: а что вообще у нее в прошлом году с этим мальчиком было? И было ли? Остались лишь смутные воспоминания, больше похожие на сон.

* * *

Но вот наступило лето 1966-го года и Эдик влюбился! Влюбился в самую красивую девушку Зареченска. Возможно так казалось только ему, но разве это имеет какое-то значение? Главное, что так считает он! Одно было странно. У него уже имелся опыт общения с женщиной. Казалось, теперь он может свободно подойти к любой девушке и познакомиться. Но стоило ему увидеть Марину!.. Куда только подевалась его хваленая смелость? Внутри словно заклинило!.. Неизвестно, чем бы это закончилось, если бы не Геныч.

Марине было шестнадцать лет, но это его не смущало. По сравнению с ней Эдик в свои пятнадцать выглядел намного старше. Его уже свободно пропускали на фильмы для взрослых. И конечно они ходили в кино вместе. Неизменно брали билеты на задний ряд, чтобы их никто не мог видеть. В этом было что-то необычное, волнующее! Смотреть взрослый фильм и в самый пикантный момент... Впрочем, в самый пикантный момент ничего не происходило. Эдик все никак не мог решиться дотронуться до своей Эсмеральды.

Парадокс? Вряд ли! Наверное в этом случае в нем доминировало его второе "Я" — более осторожное, нерешительное. И он пока никак не мог переключиться.

Кажется, Марина сама желала, чтобы он до нее наконец-то дотронулся. Не дождавшись, она решила взять инициативу в свои руки. Однажды она спросила:

— Ты знаешь, что такое французский поцелуй?

Он начал вспоминать. Что-то очень знакомое!.. Вроде бы он даже об этом где-то читал.

— Хочешь покажу? Ты только ничего не делай, я все сделаю сама.

Они смотрели фильм, где в главной роли снималась Софи Лорен. Если уж быть точным, они смотрели этот фильм уже в третий раз. Их здесь привлекала одна сцена, и эта сцена должна была вот-вот начаться... Марина взяла его руку, положила её себе на ноги. Губами прижалась к его губам, язык стал проникать в рот...

— Тебе нравится?

— Очень!

— Мне тоже! Меня подружка этому научила. Кажется, что ты улетаешь на небеса!..

— А ты что, целовалась с ней?

— Целовалась!

— Прямо в губы?

— Ну а как иначе? Глупенький! Я сама её об этом попросила, чтобы потом научить тебя. Ты же у меня такой нерешительный!..

Софи Лорен сразу же перестала существовать. Его второе "Я" тоже куда-то исчезло. Эсмеральда оказалась не такой уж недотрогой. Да, она красивая! Но она обычная женщина, такая же, как Анастасия. И, похоже, с ней тоже можно делать все, что угодно!

Их чувства разгорались стремительно. Томные продолжительные поцелуи требовали продолжения, и однажды он, втайне от родителей, привел её к себе домой... Потом Марина спросила:

— И кто я теперь для тебя, Эдик? — её глаза смотрели пристально и требовали ответа. Эдик растерянно произнес:

— А разве ты не знаешь? Ты — моя Эсмеральда!

Он попытался обнять её, но Марина увернулась:

— И это все?

Эдик смешался. Его сейчас переполняли чувства, которые трудно выразить словами. Что она хочет услышать от него? Он совсем еще молод, ему рано думать о женитьбе... Подумав, он сказал:

— Мне еще школу нужно закончить. А потом я буду поступать в институт. Ты будешь меня ждать?

— Буду! — кивнула она. — Разве теперь может быть иначе?

Похоже, этот ответ её успокоил.

1968 год, июль. Дачный домик в Подмосковье.

В июне Эдик Эрминсон с отличием окончил школу. Что делать дальше? Этот вопрос стал обсуждаться на семейном совете. Лично для Эдика все давно уже было ясно — он едет поступать в Новосибирский электротехнический институт.

В последнее время он увлекся электроникой. На его столе постоянно находился чей-то радиоприемник в разобранном виде. Он в нем копался, что-то паял, настраивал... Потом возвращал счастливому владельцу. И тот искренне его благодарил, потому-что после такого ремонта приемник становился лучше. "Как у тебя это получается? — спрашивали его. — Теперь он ловит даже то, чего ему вообще ловить не следовало бы". На что Эдик с улыбкой отвечал: "Я личность творческая. Хочу творю, хочу вытворяю! Если тебе не нравится, могу вернуть все как было". Люди смеялись, но никто не хотел ничего менять.

Однако сегодня на семейном совете было не до шуток.

— Какой Новосибирск?.. Какой электротехнический? — восклицала мать. — Только МГИМО!.. Послушай, Моня. Наш мальчик тогда на пляже очень сильно ударился головой. Он забыл, что родился в еврейской семье.

— Но не каждый еврей хочет поступать в МГИМО! — защищался Эдик.

— Просто не каждому выпало счастье иметь такого дядю как у тебя. Не повторяй ошибок своего отца. Зачем тебе Сибирь, когда есть Москва и дядя Янкель?.. Поезжай в Москву, Эдя, не морочь нам голову!

И Эдик поехал.

Яков Владимирович Эрминсон жил в сталинской высотке на Котельнической набережной. В квартире с видом на Кремль.

— Значит, решил в институт международных отношений? — спросил он. — Хорошее дело!

— Решил, дядя Яков! Поможете? У меня, конечно, аттестат с отличием. Но, говорят, чтобы поступить в МГИМО, этого недостаточно.

— Конечно помогу! — ответил дядя. — О чем речь? Ты же у меня единственный племянник. Только ты пока не спеши подавать туда документы...

Яков Владимирович стоял посреди комнаты, заложив большие пальцы рук за резинку подтяжек, где-то на уровне груди. В этой позе он очень напоминал вождя мировой революции. Сходство дополняли лысина и бородка клинышком. "Ему бы еще усы, — подумал Эдик, — тогда сходство будет полным".

— А почему не спешить? — спросил он. — Есть что-то, чего я не знаю?

— Понимаешь, Эдик, наша действительность настолько многогранна, что порой не знаешь к какой грани прислониться! — дядя многозначительно откашлялся. Ему захотелось выговориться, блеснуть перед племянником своей эрудицией и умением оригинально излагать умные мысли. — Вот отец твой. Он же математик! Некоторые из его смелых теорий до сих пор бурно обсуждаются в научных сферах. Ему бы сидеть спокойно в Москве и изучать свои интегралы. Так нет же, в политику полез! Правозащитник хренов!.. Прости конечно, что я так о твоем отце. Но, накипело!.. Мы же тогда столько денег потеряли, чтобы все это замять. И что в результате он получил? Грязный городишко в глуши и должность учителя математики?

Тут в дверях появилась тетя Изя, супруга Якова Владимировича. Она неодобрительно покачала головой:

— Янкель, ты много болтаешь! Мальчику совсем не обязательно все это знать. Он просит тебя помочь, вот и помоги! Без всяких лирических отступлений. Ты не на митинге!..

Тетя Изя наверное тоже долго говорила бы. Видно в этом доме очень любят поговорить. Но её тонкий нюх уловил доносящиеся из кухни тревожные запахи. Она остановилась на полуслове, ойкнула и убежала к плите... Дядя проводил её недовольным взглядом.

— Напрасно вы так про наш город! — сказал Эдик. — Он совсем не грязный. Конечно, он маленький и находится в глуши. Но в этом есть своя прелесть!

— Разве? — улыбнулся Яков Владимирович. — Где-то я что-то похожее уже слышал! Но не в этом суть. Я о том, что каждый должен находиться на своем месте и заниматься любимым делом. Вот ты, например. Ты уверен, что хочешь стать дипломатом? Или для тебя достаточно, что этого хочет твоя мать? А ты подумай. Может, тебя тянет совсем к другому?

Эдик посмотрел на дядю. К чему это он клонит?

— Не удивляйся! — продолжал дядя. — Я недавно разговаривал с твоими родителями по телефону и прекрасно осведомлен, почему ты решил поступать в МГИМО. Только мне кажется, существует вариант, который подойдет тебе больше. Знаешь что, племянничек, — неожиданно сказал он. — А давай-ка мы съездим с тобой в одно место! Думаю, тебе будет интересно.

— И куда это вы собрались? — снова возникла в дверях тетя Изя. — Мальчик никуда не поедет, пока не покушает! Вам, Эрминсонам, противопоказано голодать. Вы потом начинаете глупеть прямо на глазах.

— Ничего, у профессора поест! — махнул рукой Яков Владимирович. — Его Мария вкусно готовит.

— Я тебя умоляю! Разве Мария может правильно приготовить цимес?.. И потом, Янкель, ты говоришь обидные вещи! Я так старалась! Лично ходила на рынок, выбирала курицу, изюм, чернослив... И все зря?.. Ничего не хочу слышать, садитесь оба за стол!.. А потом уже езжайте себе, куда хотите!

Яков Владимирович только развел руками. Ну что тут возразишь? Запах на кухне такой, что у самого уже слюнки текут!

Форд Мустанг стремительно летел по загородному шоссе. Эдик с завистью сказал:

— Шикарная у вас машина, дядя Яков!

— Американская! — с гордостью произнес Яков Владимирович. — Сто лошадиных сил! У тебя такой же будет. А может даже лучше! Все зависит от того, какой выбор ты сделаешь в начале своего пути. Ты, кстати, узнаешь дорогу по которой мы сейчас едем?

— Да, что-то знакомое... — в голосе Эдика прозвучала неуверенность.

— Когда-то ты по этой дороге проезжал много раз. Тогда у твоего отца был Москвич, а я ездил на Волге... Сколько тебе тогда было?

— Десять лет! — ответил Эдик. Он все вспомнил. И эту дорогу и дачу в престижном поселке. Они жили через два дома от дачи Якова Владимировича, и у них была своя прислуга — старательная молчаливая Мария, которая всегда все успевала. И за садом присмотреть, и дом содержать в надлежащем порядке... А какие она пекла ватрушки!.. Интересно, кто сейчас в этом доме живет?

— Да!.. Как быстро бегут наши годы! — сказал Яков Владимирович. — Теперь тебе уже семнадцать. Ты догадываешься, куда мы едем?

— На вашу дачу?

— А вот и ошибаешься! Мы едем на вашу дачу! Да-да, не удивляйся! Когда вы покинули Москву, мы решили её не продавать. Прописали туда Марию. Помнишь Марию? Она когда-то нянчила тебя и вообще была как член вашей семьи. Теперь она там вроде хозяйки. Вот уж обрадуется, увидев тебя.

— Она там одна живет? — спросил Эдик.

— Нет, не одна. Там проживает еще один человек. Профессор. К нему-то я тебя и везу. Он очень хотел с тобой познакомиться. Мне кажется, он может предложить тебе вариант получше МГИМО.

— А что?.. Такой вариант существует?

— Существует! Мы совсем недавно об этом с ним говорили. Он просил позвонить, когда ты приедешь в Москву, но я решил сделать ему сюрприз.

— А что это за человек? Мы когда-то с ним раньше встречались?

Дядя задумался.

— Трудный вопрос, — сказал он. — Даже и не знаю, что тебе ответить. В нашем мире он известен как профессор Клименко. Но это не совсем так. Я бы даже сказал — совсем не так!.. Думаю, тебе просто нужно запастись терпением. Ты все узнаешь в свое время. И про этого профессора, и про себя...

— Ну уж про себя-то я точно все знаю! — сказал Эдик.

— Ты так думаешь? — дядя задумчиво покачал головой. — Не знаю, не знаю!.. Что-то мне подсказывает, ты сильно ошибаешься!

* * *

Профессор стоял на крыльце. Старый, с тростью в руке. Его взгляд был устремлен куда-то в небо. Когда машина остановилась у калитки, он вздрогнул. Посмотрел в сторону гостей и стал медленно спускаться по ступенькам.

— Что-то в последнее время он сильно сдал! — сказал дядя. — Ты смотри, будь с ним поосторожней. Не обижай старика. Зовут его Сергей Васильевич. Я сейчас уеду, оставлю вас наедине. Думаю, вам есть о чем поговорить.

— А я что, здесь останусь? — удивился Эдик.

— Тебе придется какое-то время пожить на даче. Не беспокойся, Мария тоже будет с вами, она в обиду тебя не даст!.. В случае чего, звони! Телефон на даче имеется.

Он высадил Эдика и включил коробку передач. Форд Мустанг медленно покатил по ровному асфальтовому покрытию. В этом поселке везде был проложен асфальт. Здесь проживали очень известные люди. Этих людей часто показывают по центральному телевидению, о них пишут в газетах, их имена звучат в новостях на всех радиостанциях Советского Союза... Яков Владимирович проехал мимо своей дачи и прибавил скорость. Минут через десять он уже выехал на трассу, ведущую в Москву.

Профессор медленно приближался. Эдику показалось, что он уже где-то его видел. Этот пронзительный взгляд из-под нависших бровей... Трость с резной рукоятью...

— А что же Яков Владимирович уехал? — спросил профессор. — Оставил тебя одного... Впрочем, так даже лучше! Давай уж, заходи... Да калитку за собой не забудь закрыть! — он медленно повернулся и пошел к дому. "Странный старик! — подумал Эдик. — Что он такого может мне предложить?"

Они зашли в дом, Эдик осмотрелся. Знакомые стены, камин... Винтовая лестница, круто уходящая вверх. Она ведет в мансарду — верхнюю комнату, где когда-то стояла его кровать.

— А помнишь, как ты любил скатываться по этим перилам вниз? — спросил профессор. — Мама всегда ругалась, ты постоянно протирал на штанах дырки.

— Откуда вы знаете? — удивленно спросил Эдик.

— Эх, дружище! Я столько о тебе знаю, ты даже не поверишь!.. Может, поднимешься наверх? Посмотришь, изменилось ли что там с тех времен.

— Ну давайте, — кивнул Эдик, — мне даже самому интересно. Давненько я тут не был!

В мансарде все осталось по-прежнему. Даже детская кровать стояла на том же самом месте. Эдик сел на нее, поправил покрывало...

— Просто фантастика! Я словно возвратился в детство. Когда-то я на этой кровати спал, теперь могу только сидеть.

Профессор смотрел на него и улыбался. И снова его лицо показалось Эдику знакомым...

— Давай, продолжим наше путешествие в детство! — сказал профессор. — Сейчас я позвоню в этот колокольчик и нам принесут сюда чаю. Ты же любишь чай с ватрушками!

"Боже, что он такое говорит! Откуда он все это знает?.."

На лестнице послышались шаги, в мансарду кто-то поднимался... Вошла женщина средних лет в переднике и с подносом в руках. Она поставила поднос на стол, посмотрела на профессора. Потом её взгляд остановился на госте. У Эдика защемило в груди: "Невероятно! Это же Мария!.. Однако как она изменилась!"

— Ну что, узнал? — спросил профессор. — Что сидишь? Пойди, обними её... Видишь, она вот-вот заплачет!

Эдик кинулся к ней, и слезы полились рекой!.. Но это были слезы радости, они продолжались недолго. Очень скоро Мария успокоилась, утерлась передником и смущенно сказала:

— Пойду, приготовлю ужин.

— Иди, Мария, и достань из погреба хорошего вина. Самого лучшего! Слышишь? У нас сегодня праздник!

Профессор проводил её взглядом.

— Вот ведь как бывает! — сказал он. — В последнее время она по дому просто летала. Каждый день пекла для тебя ватрушки... А вдруг ты неожиданно приедешь!.. Много смеялась, а как увидела — расплакалась.

— Я и сам чуть не расплакался, — признался Эдик. - А вы как будто знали, что я приеду?

— Знали, — кивнул головой профессор, — и готовились. Твой приезд был неизбежен! Мы просто не знали, когда это случится.

Вечером они все втроем сели за стол и выпили вина. Мария выглядела очень счастливой. Она постаралась, приготовила хороший ужин. И вот теперь на равных сидит с ними за одним столом. После трех рюмок её лицо раскраснелось, Мария вконец захмелела, расчувствовалась и ушла к себе. Мужчины остались одни.

— Я вот все думаю, — сказал Эдик, — кто вы такой?

— Ну и что надумал? — сощурил глаза профессор.

— Вы очень похожи на моего отца. Только намного старше.

— Так! Развивай свою мысль дальше.

— Наверное вы мой родственник, о котором я пока не знаю.

— Нет, не угадал! Еще версии есть?

— А что мы все в загадки играем? — не выдержал Эдик. — Может, сами расскажете! Кто вы такой? Откуда обо мне столько знаете?.. Есть у меня одна версия. Но она настолько нелепа, что я даже не стану её озвучивать!

— Ну хорошо, — вздохнул старик, — не буду больше тебя мучить. Вспомни тот день, когда ты прыгнул с высокого берега в реку. Помнишь?.. На диком пляже... Там в это время топляк проплывал, и ты в него прямо головой-то и угодил. Тебя тогда Геныч с того света вытащил, но голову ты разбил крепко! В больнице потом долго лежал, шрам большой остался...

— Откуда вы все это знаете? — прошептал Эдик.

— Подойди ко мне, найди на моей голове этот шрам. Ну, смелее!.. Ты же знаешь, где он находится!

Эдик дрожащими руками ощупал голову профессора... Машинально потрогал шрам на своей голове...

— Дурной я был по молодости! — продолжал старик. — Все хотел кому-то что-то доказать. А там на берегу Маринка находилась. Мне очень хотелось, чтобы она увидела...

— Прекратите! — простонал Эдик. — Этого просто не может быть!

— Как видишь, может! Ты успокойся и прими это как неоспоримый факт!

— Да как тут успокоишься!.. Вы же намекаете...

— Послушай! Перестань меня на "вы" называть! — резко оборвал профессор. — И приди наконец в себя!.. Да! Я, это ты! Только постаревший. И нечего этому удивляться. Я вернулся в ваши дни из далекого будущего. И мне очень хотелось бы это с тобой обсудить!.. Эй, приятель, ты что-то совсем расклеился. Может, еще по рюмочке?.. У нас в подвале, кстати, большая коллекция вин имеется...

* * *