Паутина

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Тяжелая серебристая машина с рельефной эмблемой Сената, бесшумно скользила над бурой травой и чернозелеными зарослями берьесы. Единственный ее пассажир, лидер Сената, весьма досточтимый сэр Мигель Тардье равнодушно смотрел сквозь прозрачный бронепластик на расстилающуюся внизу равнину. Достигнув высшей власти в Системе, Тардье с особой ясностью осознавал, как мало зависит от него повседневная жизнь сограждан. И с каждым днем привычные обязанности казались ему все более бессмысленными…

Ровно в десять часов, обрывая разноголосый гул, раздался негромкий протяжный сигнал. Не успел он отзвучать, как лидер Сената неторопливо вошел в зал и занял свое место на возвышении.

Треугольный зал Сената был почти полон. Обычно на заседаниях, проходивших дважды в декаду, пустовало более половины мест. Но сейчас со своего кресла, символически установленного в вершине треугольника, Тардье видел, что явились не только многие сенаторы, но и все члены Кабинета и товарищи министров — их места были как раз напротив него, в основании треугольника.

Лидер Сената обвел взглядом стены зала, обшитые светлыми пластинами из натурального дерева с проступающим на них узором. Хотя смотрел он поверх голов, сенаторы, чутко ловившие каждое его движение, окончательно замолкли. Тардье выждал еще несколько секунд и произнес привычную формулу открытия заседания.

Сегодня отчитывался министр энергетики. Весьма досточтимый сэр Карел Нодия, невысокий худощавый брюнет с вьющимися густыми волосами и неприятно резкими манерами, занял место на небольшой трибуне в центре зала. На всех трех стенах вспыхнули дисплеи, потом из их зеленой глубины выплыл первый многоцветный график. Тардье прикрыл глаза и постарался отключиться. К счастью, на этот раз Нодия говорил сравнительно негромко и размеренно.

Лидер Сената открывал заседания, поддерживал порядок в зале, делал замечания участникам, но, по неписаной традиции, сам воздерживался от выступлений. На все запросы, относящиеся к его компетенции, поручалось отвечать кому-либо из членов Кабинета. Последние два или три цикла чести говорить от имени лидера чаще других удостаивался молодой и напористый министр энергетики. Поэтому многие считали, что в его лице Тардье готовит себе преемника, и среди всех претендентов на пост лидера Нодия, несомненно, считался фаворитом.

Сегодня, в случае удачного выступления, Нодия мог получить лишний шанс на выборах. Следующие слушания по его министерству состоятся, по-видимому, уже после отставки Тардье, и Нодия имел основания надеться, что тогда на трибуну с отчетом поднимется новый министр энергетики. А он займет место в верхнем углу чала Сената. Это понимали и его соперники, самым опасным из которых был недавно назначенный министр стабильности, весьма досточтимый сэр Анвар Гонди. Несколько дней назад в кулуарах Сената кто-то намекнул, что сэра Карела на слушаниях ждет неприятный сюрприз. И министр энергетики готовился к своему докладу на редкость основательно. Он приводил множество графиков и цифр, которые, с одной стороны, могут ничего не значить, с другой — производят впечатление на слушателей. Одновременно Нодия старательно избегал профессиональной терминологии, которую пытались втолкнуть в текст его доклада референты. Он всячески подчеркивал, что не дело Сената заниматься техническими мелочами. Главное — обсудить основные принципы энергетической политики, которую он, Нодия, проводит и, с одобрения Сената, готов проводить и впредь. Сенаторы, мало что понимающие в энергетике, были большими специалистами по общему подходу к любой проблеме и потому вполне одобряли выступление министра. Смущало и нервировало Нодию только то, что чаще других одобрительно кивал ему министр стабильности.

Сэр Анвар Гонди был в высшей степени доволен собой. Он точно просчитал поведение своего коллеги, которого всегда считал посредственным политиком. Стоило через третьи руки намекнуть, что Гонди готовится к полемике, как министр энергетики прибег к самой примитивной защите. И теперь чем больше цифр, демонстрирующих успехи его позиции, приводил Нодия, тем уязвимее становилась его позиция, ибо цифры беззащитны перед цифрами.

Две декады назад сэр Гонди поручил исследовательскому отделу Учебного центра Федеркома проанализировать ситуацию в области энергетической безопасности. А за три дня до заседания Сената специальная компьютерная служба Федеркома представила полный текст доклада Нодии, который готовился в министерстве энергетики, со всеми черновыми выкладками, в том числе и теми, что позволяли сделать самые неожиданные выводы и поэтому не только не вошли в доклад, но и не попали на стол к докладчику.

В подготовленном выступления сэра Гонди тоже содержались цифры — немного, около десятка, которые ставили под сомнение практически все успехи министерства. Две-три из них показывали ни много ни мало реальное снижение энергетического потенциала Системы. В случае их оглашения министр энергетики оказывался в очень двусмысленном положении. Одно дело — неудачи в министерстве, они могут быть временными и не зависеть от министра, другое дело — попытка ввести и заблуждение Сенат. Такое, как правило, членам Кабинета не прощалось.

Неожиданно сэр Гонди насторожился. Министр энергетики заговорил о сокращении добычи трансурановых на Бэте и его возможных последствиях. Этого раздела в первоначальном тексте доклада не было, очевидно, его готовил личный офис министра, не прибегая к услугам федеральных компьютерных сетей. Ситуация в зале изменилась, сенаторы зашевелились, стали перешептываться. Невозмутимым оставался, пожалуй, лишь лидер Сената.

— Итак, весьма досточтимый сэр Мигель, — повысил голос Нодия, обращаясь, как полагалось во время выступления, к Тардье, — все успехи министерства энергетики и технической политики, которую разработало министерство, поддержал Кабинет и утвердил Сенат, о чем я уже подробно доложил, оказываются под угрозой.

— Более того — под угрозой оказывается и стабильность системы, в первую очередь зависящая от энергетическою обеспечения. Но этот вопрос выходит за рамки компетенции руководимого мной министерства. Я же обязан доложить, что в настоящее время работают в нормальном режиме лишь шахты 1-го и 2-го периметров, остальные либо поглощены Болотом, либо отрезаны пауками. Но даже охрана шахт не организована должным образом. Участились случаи нападения на вахты шахтеров и патрули. Около цикла тому назад один из офицеров получил тяжелое ранение на учебной тропе, примыкающей к Базе, куда прорвались болотные пауки, вооруженные лазерами…

— Которые поставляют им под носом у Федеркома, — ехидно добавил кто-то из сторонников Нодии.

— Корректнее, досточтимый сэр, — вмешался лидер Сената, — нам было в свое время доложено об этой прискорбной истории, и все надлежащие меры приняты.

— Я хочу привлечь внимание весьма досточтимого лидера Сената к одному из самых опасных аспектов этой проблемы, — продолжал Нодия. — Наступление Болота — это не природный процесс! Любому разумному человеку видно, куда растет Болото: где нет нас, там нет и его. Не прослеживается ли тут очевидный преступный умысел?

Зал оживленно загудел. Заседание становилось не просто интересным — запахло сенсацией. Нодия перешел в решительную атаку на министра стабильности, это опытные в таких вещах сенаторы отметили в первую очередь. Но некоторые из них осознали и подлинное значение заявления Нодии. Впервые на их памяти речь шла не о гипотетическом, а о реальном вмешательстве извне в дела Системы. Трудно было допустить, что наступление Болота, если оно и в самом деле кем-то подталкивается, является результатом деятельности примитивных болотных пауков. Нет, тут действовала пока неизвестная, но значительная и, несомненно, враждебная сила. Конечно, Нодия мог и ошибаться, но то, что ситуация на Бэте осложнялась цикл от цикла, сенаторы знали и раньше.

Весьма досточтимый сэр Нодия закончил свое выступление эффектным призывом критически и всесторонне обсудить деятельность его министерства и дать необходимые рекомендации. Он ни разу прямо не упомянул о министерстве стабильности, зато несколько сенаторов, выступавших вслед за ним, говорили не столько о проблемах энергетики, сколько о ситуации на Бэте, и неизменно старались зацепить сэра Гонди и его ведомство. Доставалось и Экспедиционному Контингенту, который, впрочем, министру стабильности не подчинялся, но еще больше — Федеркому. Сэр Гонди с непроницаемым лицом ждал своей очереди. Он понимал, что первоначально задуманный план придется коренным образом изменить. Главное министр энергетики сказал: добыча трансурановых падает. Уличать его в мелких противоречиях и ставить под сомнение, хотя бы и доказательно, второстепенные цифры его доклада? Теперь, когда выдвинуто столь серьезное обвинение против его министерства, это будет выглядеть беспомощной и мелочной местью. Нет, нужно подготовить в ответ на скрытые обвинения Нодии не обычную отговорку с обещанием разобраться, а нечто сокрушительное. И сделать это сейчас, немедленно! Приходилось рисковать.

— Я в высшей степени признателен весьма досточтимому министру энергетики за подробный и критический анализ деятельности моего министерства, а также и всем моим коллегам за их искреннюю заботу об органах, подконтрольных министру стабильности. — В наэлектризованной тишине зала негромкий голос Гонди звучал с особой выразительностью. — Самым внимательным образом я отметил все, к сожалению, немногие конструктивные предложения по совершенствованию нашей работы. Но сегодня речь идет в первую очередь о проблемах энергетики. Я остановлюсь только на тех аспектах, которые имеют отношение к моему ведомству, позвольте так говорить для краткости. Я еще раз подчеркиваю признательность весьма досточтимому сэру Карелу, который, с присущей истинным государственным деятелям ответственностью, поднял проблему работы шахт на Бэте. Некоторые из нас сгоряча могли бы приписать вину за явные промахи Шахтоуправления самому министру… но сэр Нодия лишний раз продемонстрировал, что интересы дела он ставит выше интересов своей карьеры.

Сэр Гонди сделал короткую паузу — так, чтобы присутствующие успели осознать смысл сказанного, — и продолжил, не переставая следить за реакцией зала:

— Конечно, мой предшественник упустил из виду эту проблему. Но не будем сваливать вину на отсутствующих, тем более что у них есть и веские оправдания. Поверьте, что ни на имя министра стабильности или товарища министра, ни непосредственно в Федерком не поступали запросы относительно целенаправленной экспансии Болота и его аборигенов. Шахтоуправление и товарищ министра, который его курирует, не сочли нужным предоставлять нам какую-либо информацию по этому вопросу. Резонно будет спросить: почему? Какие цели этим преследуются? Одним словом, нам пришлось начинать работу самостоятельно, с нуля. Должен признать, что пока не готов к исчерпывающему отчету… но первые выводы говорят о том, что ситуация достаточно серьезна. Упущено очень много времени. Погибли люди… В свое время Сенат будет, разумеется, проинформирован о всех результатах расследования.

Краем глаза Гонди видел товарища министра стабильности, который еще недавно был председателем Федеркома. Директор, конечно, лучше всех знал, что никаких разработок этой проблемы Федерком не вел и что заявление Нодии застало Гонди врасплох. Но слушал он своего шефа с тем сосредоточенным безразличием, которое приобретается только в парламентских играх, ни словом, ни жестом не выдав своего отношения к сказанному, и лишь немного, по застарелой привычке, поджал губы.

— Итак, весьма досточтимый сэр Мигель, наши службы уже получили задание провести тщательное расследование и выяснить, кто и — это, пожалуй, главное — по какой причине утаивал от Сената и министерства стабильности в высшей степени тревожные факты, о которых говорил сегодня министр энергетики. Мы разыщем виновных. Что же касается вопросов, поставленных в докладе, наши усилия будут удвоены, и не позднее чем в конце цикла я буду просить Сенат заслушать меня по этому поводу.

Заседание кончилось. Сенат принял к сведению доклад Нодии, одобрил деятельность его министерства. По предложению весьма досточтимого сэра Гонди, в постановление был также внесен пункт о необходимости ускорить разработку всех проблем, связанных с положением на Бэте, и поручить это Федеркому.

— Это временный успех, — не оборачиваясь, сказал Гонди, входя в свой кабинет. — Нодия нанес свой удар первым и совершенно неожиданно. Необходимо как-то подкрепить мое заявление о том, что Федерком этой проблемой уже занимается. Кстати, для прессы. Теперь ваш девиз — «Лицом к Бэте!» Подготовьте ваши предложения. Может, создать новый отдел в Федеркоме и нацелить его на разработку Пятнистой?

— Мне кажется, сейчас этого делать не следует, — мягко ответил товарищ министра, глядя на зеркальную поверхность рабочего стола сенатора. — Жаль, что мы не сделали этого раньше… Но у меня есть кое-какие соображения. Недавно наш представитель на Бэте, Новак, был отозван на Альфу, сейчас он возглавляет оперативный отдел Федеркома. Человек на его место уже найден, но кадровые перемещения еще не завершились. Надо теперь же увеличить штат на Бэте, создать там новые структурные подразделения и так далее. Именно там, а не в центральном звене. И можно будет говорить, что укрепление наших кадров на Пятнистой началось задолго до постановления Сената. Речь ведь пойдет не только о старших чинах. В последнее время в Учебный центр ФК принято несколько человек с опытом службы в Экспедиционном Контингенте. Опять-таки, упомяните о новой кадровой политике…

— Хорошо. Я буду иметь это в виду, — сказал сэр Гонди, подумав, что директор по-прежнему схватывает все на лету и теперь можно с чистой совестью объявить о переориентации деятельности Федеркома, начатой по его, Гонди, инициативе.

— И все же, — вслух продолжил он, — как ни заманчивы ваши предложения, тут надо придумать еще что-то беспроигрышное. Вы же слышали, в конце цикла состоятся слушания в Сенате. Займитесь Шахтоуправлением, вообще, держите это дело на контроле. И посмотрите, что мы можем сделать, чтобы унять пыл нашего друга Карела.

Директор искоса взглянул на своего непосредственного начальника. Похоже, реальная опасность для стабильности, которую они, откровенно говоря, проглядели, министра не волнует. Лишь бы подсидеть соперника. Это, конечно, тоже не последнее дело, но все же Гонди поступает недальновидно. С другой стороны, что ему беспокоиться? Он только занял пост и всегда может сослаться на неточную информацию и ошибки предшественника, как сегодня, в Сенате. А отвечать подчиненным, и в первую очередь — ему, товарищу министра.

— Вы, как всегда, точно определили общие задачи, а деталями займется Микулич. В Федеральном Комитете он вполне освоился, с делом справится. А я, конечно, окажу ему всю возможную помощь. Кстати, должен сделать вам комплимент: в Сенате сегодня утром вы сумели переломить ситуацию. Я ожидал худшего.

Весьма почтенный сэр Гонди позволил себе улыбнуться. Эти профессионалы не понимают всей сложности политической борьбы. Через три-четыре декады Сенат будет утверждать бюджет министерства стабильности. Завтра же он войдет в Бюджетную комиссию с просьбой об увеличении бюджета Федеркома в связи с новыми задачами. После сегодняшнего заседания ему, по всей видимости, пойдут навстречу. Интересно, что скажет старик Тардье? Сегодня он молчал, как обычно. Сдает старик, сдает, дотянет ли до выборов? А его любимчик Нодия, похоже, становится действительно опасен.

Учебный взвод отрабатывал приемы обезвреживания противника в космосе. Занятия вела Элла, хрупкая на вид женщина с недобрым пристальным взглядом. Поначалу Джек Сибирцев пытался продемонстрировать ей свои армейские навыки. Очень скоро ему пришлось горько раскаяться: Элла избрала его постоянным спарринг-партнером, а точнее — манекеном для демонстрации самых эффектных приемов. Порой в спокойную минуту Джек утешал себя размышлениями о том, что чем хуже ему приходится на тренировке, тем лучшую подготовку он получит. Но эта мысль сразу исчезала, когда он в очередной раз летел вверх тормашками после какого-нибудь хитроумного броска. Его наставница, как он неоднократно замечал, во время поединка преображалась, просто расцветала, даже взгляд ее теплел.

Учебная площадка представляла собой шестиметровой глубины бассейн, наполненный водой. На дне виднелась учебная модель патрульного катера с прозрачным колпаком, зазеркаленным изнутри. Курсанты, оставаясь невидимыми для участников, могли наблюдать за всеми деталями поединка. Джек сегодня изображал пилота разведывательного катера, пытающегося проникнуть в Систему, а Элла обещала продемонстрировать, как можно быстро и эффективно в одиночку обезвредить пришельца.

Джек удачно вышел на «вытянутую орбиту» и теперь отслеживал «окружающее пространство», ориентируясь по показаниям приборов. Внезапно он насторожился: датчики зафиксировали появление постороннего объекта — имитатора космолета класса «Пульсар». Сибирцев выключил экран ближнего видения и стал торопливо перенастраивать камеры внешнего обзора на поверхность корабля.

Курсанты, столпившиеся у края бассейна, увидели, как слева в толще воды скользнула быстрая тень. В игру вступила Элла. Ее хрупкая фигурка в серебристом скафандре метнулась прямо к борту «разведчика». Магнитные подошвы сомкнулись с обшивкой. Мгновенно восстановив равновесие, Элла изогнулась самым немыслимым образом, дотянулась до объективов телекамер и разбила их.

Джек «врубил двигатели», пытаясь серией лихих маневров, несмотря на перегрузки, сбросить «противника». Заработали мощные насосы, создавая поток воды вокруг корпуса, но Элла уже успела зацепить за кронштейн внешних телекамер противоперехрузочный гамак и теперь деловито вгрызалась лучом лазера в обшивку.

В «каюте» раздался сигнал тревоги, панически замигали датчики. Джек перестал маневрировать, чтобы иметь возможность натянуть скафандр. Тем временем Элла, не завершив первое отверстие, начала резать уже второе, а потом и третье. Еще полминуты, и она тремя магнитными минами вскрыла корабль, как консервную банку. Потоки воды хлынули внутрь, вытесняя воздух Джек, только что загерметизировавший скафандр, повернулся навстречу ворвавшейся через пробоину Элле, но она почти в упор метнула ему в лицо пакет термостабильного пластика из аварийного запаса для экстренного ремонта в космосе. При ударе о шлем оболочка пакета лопнула, черная жидкость мгновенно залила лицевое стекло и тут же застыла, лишив Джека возможности видеть происходящее.

Элла, не останавливаясь, шагнула к Сибирцеву, мощным ударом ноги отбросив его к противоположной стене Джек попытался подняться, преодолевая сопротивление прибывающей воды, но через секунду на его запястье и лодыжке защелкнулись браслеты наручников.

Воду откачали. Элла сняла шлем и с сияющей улыбкой вышла из бассейна. Джек неуклюже ворочался на дне катера, пытаясь свободной рукой соскрести пластик со стекла, а курсанты с веселым удовольствием наблюдали за ним. Наконец двое ассистентов подняла его, расстегнули наручники и помогли снять скафандр. Занятие было окончено.

Все-таки Джек здорово уставал после занятий, которые вела Элла, тем более что во взводе он оказался самым старшим. Гораздо больше ему нравилась ОП — оперативная подготовка. Инструктор, невысокий, плотный, с маленькими добродушными глазками, тоже, казалось, выделял Джека из числа курсантов, правда, не так, как Элла. Он не представился на первом заседании, и курсанты обращались к нему просто — «Мастер», как было принято в Учебном центре. Рыжий Инглз, курсант нахальный и все о всех знающий, шепнул как-то Сибирцеву, что совсем недавно Мастер был «большой шишкой» в Федеркоме.

Джек не очень-то верил Инглзу. Мастер не был похож на начальника, пусть даже бывшего, скорее — на старого оперативника, познавшего все тонкости ремесла. Так, он великолепно знал Город. После своих недавних приключений Джек успел убедиться, как важно разбираться в мельчайших деталях городского хозяйства. До сих пор он поеживался, вспоминая рискованный полет на грузовых контейнерах с Кичем и Германом. Может быть, поэтому он с особым вниманием относился к занятиям по городской топографии.

— Оперативник должен знать Город, как свою квартиру, — говорил Мастер. — Если вам завяжут глаза посреди Города, вы с первого взгляда должны определить ярус, улицу, квартал, сектор. Вы обязаны знать все проходные дворы, все грузопроводы, эскалаторы, переходы. Каждый может удачно сымпровизировать, — тут он неожиданно подмигнул Джеку, сидящему за первым столом, — но профессионал должен знать и уметь.

И он отправлял курсантов в мысленное путешествие по Городу. Сначала занятия были несложными — описать во всех подробностях путь от квартиры до Учебного центра, потом — рассказать о любом секторе, по выбору курсанта. После занятия вся группа во главе с мастером отправлялась проверять ответы. Постепенно курсанты стали описывать те маршруты, по которым проходили всего лишь раз. И всегда Мастер, выслушав их, что-то поправлял и что-то добавлял. И ни разу не ошибся.

Однажды Сибирцев получил вводную: выбрать любой сектор, охарактеризовать его и оторваться от преследования — все это на объемном макете Города. Джек подумал и нашел маленькую кофейню в районе проспекта Пятой Космороты, где когда-то его отыскал боевик Мендлиса. Он повторил свой тогдашний путь — двор, пропускное отверстие коммуникаций, эскалатор… Мастер слушал внимательно, курсанты, обступившие макет, поглядывали на Джека с уважительным удивлением. Когда тот кончил, мастер, усмехаясь, кивнул: «Неплохо… для импровизации», — и посмотрел на Джека с откровенной иронией. — Но я бы на вашем месте сделал так. Справа от эскалатора есть темный коридорчик, выходит под арку, а там — служебный вход в ту же кофейню. Замкнуть круг, чтобы поменяться ролями с преследователями, — прием неплохой. Запомните, курсанты!»

Постепенно Джек начал воспринимать Город не как скопление домов и улиц, но как сложный механизм, предназначенный прежде всего для преследования или ухода. Теперь и он не хуже Кича смог бы найти выход на технические ярусы из любого строения. Свободное время Джек все чаще проводил в отдаленных секторах, изучая малозаметные индивидуальные особенности каждого. Память постепенно становилась все более яркой, предметной, целенаправленной. И тут Мастер перешел к новому циклу — занятиям по оперативной психологии.

…На большом дисплее появились стереофото пяти мужчин. Курсанты оживленно заспорили о том, какая форма подбородка свидетельствует о решительном характере, что означают прижатые уши или же вздернутый нос. Мастер прислушивался к их спорам с легкой улыбкой, не вмешиваясь и не глядя на экран.

— А что это за люди? — поинтересовался неугомонный Инглз.

— Случайные граждане, попавшие в кадр во время последней оперативной съемки. Я о них знаю не больше вашего, — ответил Мастер.

Сибирцев тем временем пристально рассматривал крайнее стерео. Бледный худощавый мужчина с прищуренными глазами, острым носом и большими ушами. «Должно быть, горожанин, — размышлял Сибирцев, — работает в помещении и вряд ли занимается физическим трудом. Руки маленькие. Лицо задумчивое. Уши у него… Может, музыкант?»

Мастер выключил изображение.

— Разминка закончена. На следующем занятии я научу вас определять 18 основных прототипов на основе сцепленных признаков. Главная ваша ошибка — неумение оценивать совокупность примет. Хватаетесь за что-то одно, самое яркое… Кстати, выдающаяся нижняя челюсть бывает у больных акромегалией. А безумные глаза чаще всего говорят, что их владелец не успел заскочить в туалет.

Курсанты засмеялись, Мастер тоже улыбнулся.

— Ничего, займемся отработкой элементов, деталей, а потом, в конце курса, я покажу вам эти же стерео, и сами увидите, как разительно изменятся ваши оценки. А пока — до свидания. Удачи! Встретимся на следующей декаде.

Джек сохранил за собой квартиру в седьмом секторе, перетащив туда кое-какую, еще родительскую, мебель от Полины. Жил он дома, ходил в гражданской одежде, хотя после зачисления в Федерком был восстановлен в звании поручика. Три свободных дня в конце декады он обычно проводил на хуторе Германа.

— Привет, Микки! — сказал Джек, входя в дом. Герман возился где-то на участке, и двери открыл компьютер. После гибели Луи Герман с согласия Джека перенес Микки к себе. Сейчас Джек подумывал о том, чтобы забрать Микки в Город. Пока же он оставался на хуторе на случай, если у Луи объявятся наследники.

Микки едва успел ответить на приветствие, как чья-то тяжелая, властная рука опустилась Джеку на плечо. Сибирцев вывернулся и провел прием. Герман парировал. Теперь они разминались таким образом при каждой встрече.

— Голова. Печень, — быстро говорил Крофт, нанося последовательно удары.

Джек отразил атаку и сам перешел в наступление, широким круговым движением поевшая ногу в голову Германа.

— Однако! Ты растешь на глазах, — резко и невысоко подпрыгнув, Герман сделал полный оборот и ударил Джека в скулу внешней стороной ноги.

Помогая Сибирцеву подняться, старший оперативник пошутил:

— Держать надо удар.

— Иди ты… — огрызнулся Джек, потирая ушибленное место и болезненно морщась.

— Уже иду. А ты сбегай-ка, посмотри, что я собрал с грядок, и тащи на кухню.

И Герман, насвистывая, направился под душ.

Когда сели за стол, Герман, видя, что Джек все еще трет щеку, участливо спросил:

— Неужто все еще болит? А знаешь, в чем твоя ошибка? Ты себя неправильно оцениваешь.

— Угу, — хмыкнул Джек, — я чемпион, только после встречи с тобой позабыл об этом.

— Н-да… Умишка бы тебе еще чуть-чуть… — Крофт с сожалением посмотрел на Сибирцева, как смотрит покупатель на понравившийся костюм: всем хорош, да размер не тот. — Учись оценивать и себя, и противника. У меня, например, длинные руки, а ноги коротковаты. Да и сам я потяжелел. Поэтому мне удобнее атаковать со средней и близкой дистанции. А у тебя — длинные ноги, широкий шаг. Держи меня на расстоянии — и все. Ты же все время пытаешься меня копировать, вот и получаешь по уху. Прикинь-ка, например, способности твоей подруги Эллы.

— Средняя дистанция, — неуверенно пробормотал Джек, — длинные ноги, а руки небольшие.

Крофт сокрушенно вздохнул.

— С ее массой на средней дистанции делать нечего. Оптимальный для нее вариант — бой в воздухе ногами. Ну, с тобой-то она на любой дистанции справится.

— А с тобой? Ты не хочешь с ней сразиться?

— Я не самоубийца. Она ведь и у нас преподавала, и все ее до смерти боялись.

— У вас? — Джек разинул рот от удивления, — она же не старая…

— Эх ты, знаток женщин! Ей под максимум. А кстати, напомни-ка мне, как она тебя в «космосе» обезвредила?

Джек нехотя пересказал недавнее занятие в бассейне. Крофт внимательно выслушал его и задумчиво произнес:

— Все-таки стареет Элла, хитрить начала…

— Что ты имеешь в виду?

— А почему ты оказался в катере без скафандра? Какой дурак, скажи, пойдет в разведывательный полет в комбинезоне? Ты просто физически не успевал его надеть. Ну, понятно, скорость у нее уже не та. Вообще ты на эти космические глупости силы не трать. На моей памяти ни один катер в Систему не пытался проникнуть. Занимайся лучше оперативной подготовкой, психологией, алгоритмом действия. Эти вещи всегда пригодятся.

— Герман, а ты нашего инструктора по ОП знаешь? Правда, что он был в больших чинах?

— Правда. Бывший мой шеф, начальник отдела. Между прочим, бригадир. Да я тебе как-то говорил о нем. Вот уж действительно Мастер. — Последнее слово Герман произнес так, словно оно начиналось с большой буквы. — Я по сравнению с ним так, пузырь… А ты знаешь, как я в топографы угодил? Мастер еще тогда, циклов десять назад, уверен был, что нам много придется работать на Бэте, вот он и отправил меня в ВКШ — Высшую космическую школу. Он ведь меня с детства знает. А в ВКШ и сейчас топографов готовят. Ну а параллельно я и в нашем Учебном центре занимался. Ох и досталось же мне! Когда на Болото попал, не поверишь, впервые за все время службы человеком себя почувствовал.

Герман улыбнулся и встал, считая разговор оконченным.

— Подожди, — дернул его за куртку Джек, — а что же сейчас твой Мастер не у дел?

— Обычная история, — ответил Герман, заметно помрачнев. — Не поладил кое с кем, вот и на пенсии, вас натаскивает…

И Герман заговорил о хозяйственных пустяках, демонстративно меняя тему разговора.

Первые дни после ареста Кича Мацуда, несмотря на внешнее спокойствие, буквально не находил себе места. Кич болтать не станет, твердил он себе, не тот человек. Глубокое энцефалозондирование? Ну и что? Да пусть Федерком вытянет из Кича все его тайные мысли, вытянет — и утрется! Мысли к делу не пришьешь. А вот главного — операций, идущих через Сянцзы, — Кич не знал. Потому концов у Федеркома быть не может.

И все-таки Мацуде было не по себе. Внешне это проявлялось только в том, что взгляд его стал менее открытым да резче выделялись скулы на смуглом лице. Но эти перемены мог заметить лишь очень близкий человек. Для остальных же Рауль Мацуда оставался прежним, в меру общительным, добропорядочным, стареющим бизнесменом, исправно платящим налоги.

Раз в декаду Мацуда в сопровождении бесцветной жены и двух взрослых сыновей, не унаследовавших, к сожалению, его деловой хватки, появлялся в Клубе предпринимателей своего сектора. По-прежнему видели его в маленькой кофейне за традиционной чашечкой кофе — уже давно единственной.

Время шло, и Мацуда чувствовал, что Федерком утратил к нему всякий интерес. Пора было оживлять замороженные до лучших времен деловые связи. Пилота-контрабандиста Дэвида Сянцзы Мацуда пока решил не трогать, но дал приказ возобновить заготовку шкурок пузырей. Сегодняшний день не отличался от вчерашнего: подъем, гимнастический комплекс, утреннее совещание в бюро, визит в крематорий, кофе, деловые свидания… За окном постепенно темнело. Мацуда потянулся рукой к выключателю, но передумал и включил программу видеоновостей. Передавали отчет об очередном заседании Сената. Вот на трибуне худой, яростно жестикулирующий человек. Мацуда напряг память: ах, да — министр энергетики Нодия. Он прибавил звук, выслушал экспансивную речь министра о положении на шахтах Бэты и позволил себе негромко рассмеяться. Мацуда устроился поудобнее, намереваясь досмотреть выпуск до конца, — начавшаяся перепалка в Сенате его забавляла. Но, прослушав ответную речь министра стабильности, Мацуда насторожился. Инспекция Бэты Федеркомом — это что-то новое. Или это просто маневр, попытка взять на испуг? Своих дел на Бэте Рауль не вел, хотя чуть было благодаря Кичу не вляпался в эту историю. Он с раздражением подумал о бывшем ближайшем сотруднике, но быстро совладал с собой и для справедливости обругал и себя самого за авантюризм и безрассудство. Но теперь… когда ФК сам лезет на Пятнистую… Да, это шанс! Выждать немного и прийти на планету по пятам Федеркома, а значит, узнать расстановку сил, занять место конкурентов — ведь найдет же ФК что-нибудь криминальное? Это перспектива, это новые возможности.

— Лиза! — позвал Мацуда, выключая экран и поднимаясь из-за рабочего стола. — Проверь, все ли разошлись.

Секретарша была за дверью, в кабинет хозяина она не заглянула, но по удаляющемуся звуку шагов Мацуда понял, что она услышала его. Он чувствовал эмоциональный подъем, в мозгу зашевелились неясные пока идеи. Как опытный аналитик Мацуда знал, что для пользы дела нужно отвлечься сейчас, дать выход излишнему волнению, позволить определиться единственно верному решению.

Тем временем Лиза обошла опустевшие кабинеты офиса. Сотрудники давно разошлись, но она с удручающей методичностью совершала ежевечерний обход. Сейчас хозяин примет ионный душ, а потом последует еще одно мероприятие с участием Лизы, ставшее таким же традиционным. Холодная по натуре, Лиза умела, когда необходимо, изобразить любое чувство. К тому же Мацуда не вызывал у нее физического отвращения, напротив, был скорее привлекателен, а что касается возможностей — тут он обставил бы многих молодых.

Заперев изнутри входную дверь, Лиза вернулась через погруженный в полумрак офис к себе, приготовила две чашки кофе. В кабинете Мацуды они оказались одновременно: Лиза вошла с небольшим серебряным подносом в руках, а Рауль появился из-за двери, ведущей в душевую прямо из рабочего кабинета. Лиза поставила поднос на пульт, покорно опустила руки и потупила глаза — она знала, что эта поза очень ей к лицу. Однако Мацуда прошел мимо, вызвав у Лизы легкую досаду и недоумение. Она подняла глаза. Рауль рылся в шкафчике с бельем. В ложбинке спины и на упругих, почти юношеских ягодицах поблескивали непросохшие капельки влаги. Очевидно, хозяин торопится сегодня, решила Лиза, но вслух ничего не произнесла, подвинула поднос и села рядом, наблюдая за процессом одевания. Наконец Мацуда извлек из шкафчика широкие белые штаны, ловко затянул на поясе мягкий широкий шнур, посмотрел на Лизу, улыбнулся ей и сел в кресло, успев попутно подхватить чашку с кофе.

Лишь сделав два или три маленьких глотка и удовлетворенно кивнув головой, Мацуда неожиданно спросил, иронически глядя снизу вверх на демонстрирующую обиду секретаршу:

— Что тебе известно о Космофлоте?

Лиза растерянно посмотрела на него.

— Нет-нет, — поспешно сказал Мацуда, — я неправильно построил вопрос. Кого ты знаешь в Космофлоте?

Секретарша нерешительно пожала плечами, как бы сомневаясь в ценности своих показаний.

— Был один тип из отдела грузовых перевозок.

— А… он на стороне не подрабатывал?

По молчаливому соглашению ни Мацуда, ни Лиза не упоминали имени Мендлиса, что при случае не мешало им понимать друг друга.

— Подрабатывал, — кивнула Лиза.

— И неприятности имел?

— Кажется, да, но точно не знаю.

— Нет, — Мацуда нахмурил лоб, — не годится. Нужен новый человек. Среди пилотов у тебя знакомых нет?

Лиза задумчиво покачала головой.

— Подумай, может, вспомнишь?

— Нет, — твердо ответила Лиза, — пилотов я не встречала. Вот если из других служб…

Мацуда вопросительно вскинул подбородок.

— В Главном Штабе, в управлении кадров, служил майор Жан-Виль. Брал за утверждение звания, на этом засветился. Я с ним встретилась только несколько раз. Плакал, был готов на все, лишь бы сохранить свое место. Но дальше дело почему-то не пошло. А потом устроился к вам. Не знаю, почему его не использовали.

«Потому и не использовали, что на все был готов», — подумал Мацуда, но вслух сказал:

— Вот и хорошо, что не использовали. А мы используем.

— На что он такой годен? — скептически спросила Лиза.

— Ну, на болотного паука мы его не пошлем… Так, кое-какая информация, может быть, совет и так далее. Как ты думаешь, он тебя вспомнит?

— Думаю, вспомнит.

— Отлично, разыщи его и поговори. Мне нужен пилот. Из тех, что ходят на Бэту. Чтобы человек был порядочный, незапятнанный — ясно? Но и не слишком мнительный. И не прочь подзаработать. Тебе все понятно?

Лиза кивнула.

— Вот и ладненько, — сказал Мацуда таким тоном, как говорят с ребенком, вскочил, неожиданно легко поднял Лизу с пульта, будто и не напрягаясь вовсе, и медленно поставил рядом с собой, плотно прижимая к телу, так, что высоко задрался подол ее розового платья.

«Свет», — прошептала Лиза, опускаясь на колени и отыскивая узел шнура на поясе хозяина. Мацуда одной рукой нащупал выключатель, опустив вторую на склонившуюся голову секретарши.

Сгущались сумерки, центральный проспект запестрел разноцветными огнями. Сашенька неторопливо шел по узкой улице, поглядывая по сторонам. Со стороны он казался скучающим бездельником. Руки в карманах, пиджак расстегнут, глаза лучились благодушием, и только оттопыренные уши, казалось, чуть шевелились, как антенны радара.

Он уже почти миновал компанию парней, болтавших у входа в дешевый ресторанчик, когда инстинктивно почувствовал опасность. Не оглядываясь и не выясняя, в чем дело, Сашенька резко пригнулся. Тяжелая цепь просвистела над головой.

— Ловко! — одобрительно сказал кто-то из парней, пнув Сашеньку в зад. Тот послушно отлетел в сторону, одновременно оценивая ситуацию. Нападавших было семеро, и, судя по их решительным намерениям, они хотели не просто поразвлечься.

Бывший начальник личной охраны Мендлиса мог без особого труда уложить всех семерых, но Сашенька спешил. Да и не в его правилах было драться бесплатно. Поэтому он спокойно встал, повернулся и побежал. Все семеро бросились за ним, доставая на ходу ножи. Сашенька не глядя махнул рукой, и первый преследователь повалился под ноги остальным.

— Ах, ты драться! — радостно заорал второй, размахивая тяжелой цепью. — Ребята, гони его!

Сашенька бежал неторопливо, не желая попусту тратить силы, и все же парни отставали. Он уже начал замедлять бег, но неожиданно человек, вооруженный цепью, тяжело дыша, вынырнул из-за какого-то угла прямо перед ним.

Замедлив шаг, Сашенька ударил назад ребром стопы, переломив сразу переносицу одному и челюсть другому. Остальные отпрянули. Цепь больно хлестнула Сашеньку по плечу, но нападавший тут же уронил ее и обеими руками схватился за лицо, разбитое ударом головы.

Трое оставшихся на ногах, словно по сигналу, повернулись и исчезли в ближайшей подворотне. Сашенька перевел дыхание, поправил пиджак и двинулся дальше. Плечо болело, но не слишком, и времени он потерял совсем немного.

Было совсем темно, когда Лиза вышла из помещения похоронного бюро. Хозяин уже ушел — он по возможности старался не появляться на улице со своей хорошенькой секретаршей в столь интимный час.

Лиза привычно набрала шифр, мягко сработал запирающий механизм. Со всех сторон подступала темнота, особенно густая по контрасту с отдаленными огнями магистрали. Зябко поеживаясь под тонким плащом, Лиза быстро взглянула по сторонам, но огонька эр-такси нигде не было видно. Вздохнув, девушка быстро пошла к ближайшей остановке эр-буса. Не успела она сделать десяток шагов, как от стены соседнего, такого же неосвещенного строения отделилась тень и шагнула ей наперерез. Лиза вздрогнула и отшатнулась, чуть не вскрикнув от неожиданности.

— Спокойно, — услышала она невыразительный голос, — ничего с тобой не случится.

Незнакомец осветил себя мини-фонариком, спрятанным в ладони. В направленном луче на миг возникло бледное лицо с острым носом и бесцветными прищуренными глазами. «Сашенька!» — вспомнила Лиза.

В кооперативе «Прогресс» Лиза проработала недолго, до тех пор, пока Мендлис, имеющий особый нюх на нужных ему людей, не подметил у нее кое-каких специфических способностей. После этого Лиза уволилась из кооператива, и через несколько декад Мендлис сумел пристроить ее к Мацуде. Неудивительно, что Лиза имела весьма смутное представление о деятельности «Прогресса» и о членах его правления, тем более — о замыслах самого Мендлиса. Председатель кооператива знал, что делал, когда посылал ее к своему основному конкуренту. В случае провала немногое она смогла бы выболтать. Сашеньку, телохранителя Мендлиса, Лиза, конечно, знала, но только в лицо, и часто удивлялась, почему при виде этого тихого, всегда погруженного в себя худощавого человека другие сотрудники кооператива испытывали неприкрытый страх. Расспросы были бессмысленны, и, может быть, именно поэтому Лиза постепенно и сама стала побаиваться Сашеньку, так, на всякий случай.

Но сейчас, в ночном безлюдье, встреча с ним была предпочтительней, чем появление грабителя либо маньяка. Справившись с внезапной дрожью и противной слабостью в ногах, Лиза почти спокойным голосом спросила:

— Сашенька? Ты ждал меня?

— Мне нужно увидеться с твоим новым хозяином, — холодно ответил он.

— Зачем? — поинтересовалась Лиза, невольно входя в роль преданной секретарши.

— По делу. Скажешь ему, что я приду завтра в конце дня. Он меня знает. Больше никого не должно быть.

Голос Сашеньки умолк, бледное лицо его растворилось в темноте. Лиза растерянно смотрела ему вслед.

День начался с неприятностей. В главном корпусе Федеркома испортился «конторский волк», аппарат, который превращал секретные документы в пластиковую крошку. Причем испортился он, видимо, уже давно, а автоматическая система контроля не сработала. И документы, предназначенные для уничтожения, целехонькими отправлялись в накопитель для мусора — вперемешку с остатками пищи, пустыми стаканчиками и прочей ерундой. Контрольный отдел рвал и метал, а его начальник чуть свет примчался к председателю ФК Микуличу и заявил о раскрытии им акта сознательного саботажа.

Советник Микулич совсем недавно занял это место. Был он человек сугубо штатский, неплохо начал свою политическую карьеру, но тонкостей работы спецслужбы, конечно, еще не освоил. На него поглядывали с некоторым сомнением. Сотрудники привыкли к сутулой фигуре Директора, много циклов подряд просидевшего на своем месте. С ним было легко работать. Только несколько ветеранов помнили тот день, когда Директор пришел в Федерком таким же неопытным новичком, как и Микулич сейчас.

Впрочем, начал новый председатель неплохо. В первый же день он явился на службу в новенькой форме комкора. Сотрудники удивились, в тесном кругу поиронизировали над этой причудой. Некоторые предсказывали, что новое начальство начнет с наведения порядка и заставит весь личный состав щеголять в мундирах и отдавать честь даже в сортире. Кто-то из отъявленных пессимистов распустил слух, что готовится приказ об обязательной строевой подготовке.

Ничего подобного! Сам Микулич продолжал носить форму, кстати, она ему шла, но подчиненных не трогал. Напротив, в отличие от мрачноватого и замкнутого Директора, он половину дня проводил в отделах, широко улыбаясь, здороваясь за руку с каждым встречным, расспрашивая о работе.

Весь вид его как бы говорил: «Я в ваших делах пока не очень, но разберусь, и вообще — парень я свой».

Некоторых сотрудников, в том числе нового начальника оперотдела Новака и старшего уполномоченного Крофта, Микулич приглашал к себе для обстоятельной беседы. Расспрашивал, угощал аршадом, намекал на их прекрасные характеристики и перспективу повышения по службе. При этом всячески старался дать понять, что собеседник — именно тот человек, на которого хотел бы опереться неопытный председатель. Сотрудники Федеркома, изучавшие оперативную психологию, обычно не слишком поддавались на подобные шутки. Но обаяние Микулича было неподдельным, и лед постепенно таял.

С утра Микулич был в прекрасном настроении. Вчера вечером его вызвал товарищ министра и дал конфиденциальное поручение. Микулич сразу почувствовал себя в родной стихии — дело касалось не каких-то там гангстеров, а высокой политики. Директор предложил ему начать работу по министерству энергетики. Конечно, высказывался туманно, но Микулич все понял и уже обдумывал план действий. Кроме того, Федерком начинал широкую разработку Пятнистой, и Директор намекнул, что даже незначительный успех будет позитивно воспринят общественным мнением. «Поймите, — сказал он, — мы почти не занимались Бэтой, отдали ее воякам из Экспедиционного Контингента. Ваш новый начальник оперотдела прекрасно знает тамошнюю обстановку, ему и карты в руки. Нужны любые результаты, но они нужны быстро. Ясно?». Микуличу было ясно: его карьера на новом посту начиналась успешно.

И вот, вместо того чтобы делать дело, он вынужден был выяснять, что случилось с капризным агрегатом, успокаивать начальника контрольного отдела и устраивать разнос начальнику отдела административного, проверять список документов, которые за последние дни могли оказаться в мусоре, высылать спецгруппу на автоматический завод по уничтожению мусора… Короче, занимался пузырь знает чем!

Только в конце дня он немного освободился, успокоился и углубился в изучение материалов по Болоту. С самого начала он решил, что оба направления — Бэта и Нодия — будет разрабатывать параллельно.

Информацией о наступлении Болота Федерком, как оказалось, не располагал. Федеральная компьютерная система выдавала лишь отрывочные сведения, попавшие туда из отчетов военных, но они касались только последних пяти циклов. Микулич понял, что дело не так просто, как ему показалось сначала. На всякий случай он дал задание своему личному компьютеру составить сводку всех материалов, в которых так или иначе фигурировало Болото, и вот уже второй час просматривал ее.

Неожиданно он насторожился. В очередном донесении контрольного отдела сотрудник, курировавший подозрительную группу анахронистов, сообщал, что один из его подопечных изучает историю освоения Бэты. Микулич посмотрел на дату. Так, это было два цикла назад. Должно быть, этот тип накопил-таки порядочный материал. Он тут же связался с контрольным отделом. К счастью, автор донесения оказался на месте и на вопрос председателя уверенно сказал, что, конечно же, располагает копией доклада, который сделал этот анахронист на недавнем их сборище. Через несколько минут из принтера на столе Микулича поползли листы с текстом доклада.

С первых же слов Микулич понял, откуда у Нодии данные об экспансии Болота. Интересно, какое отношение член правительства имеет к этой сомнительной компании? Микулич вытащил свой рабочий регистр и с чувством глубокого удовлетворения сделал первую пометку: «Брюнет» — связь с анахронистами». «Брюнетом», по договоренности с Директором, именовался отныне Нодия.

Только после этого Микулич занялся самим докладом. В нем утверждалось, что колонизация Бэты началась двести циклов тому назад. В течение первых тридцати циклов было заложено более 200 шахт, правда, некоторые из них оказались пустышками. Остальные же с избытком снабжали Систему трансурановыми и редкоземельными, которых на Альфе практически не было. Одновременно в значительном количестве с Бэты вывозились пузыри.

Судя по сохранившимся у анахронистов сведениям, Болото было вполне проходимым, практически пустынным и границы его не менялись. Однако 100 циклов назад в отдаленном районе Болота было замечено пятно полужидкой почвы, быстро расширяющееся в сторону внешнего периметра шахт. Вскоре ближайшая к нему шахта 13 была отрезана. Шахтеров с трудом удалось эвакуировать.

Впоследствии таких пятен появлялось все больше, и в конце концов Болото превратилось в одно сплошное пятно с меняющимися границами. Пока что почти все шахты оставались вполне доступными. Казалось, что обстановка стабилизировалась.

71 цикл тому назад произошло чрезвычайное происшествие. Группа шахтеров возвращалась после работы на шахтах внешнего периметра, когда Болото в нескольких шагах от тропы внезапно вспучилось. Перед носом изумленных рабочих появилось черное паукообразное создание, с первого взгляда внушающее отвращение. «Паук» выбросил струю бурой жидкости, которая, попав на скафандр ближайшего шахтера, тут же прожгла его насквозь. Спасти несчастного не удалось.

В течение нескольких циклов нападения следовали одно за другим. На базе исследовательского отряда был создан Экспедиционный Контингент — первоначально в качестве специального подразделения Космофлота. Теперь он фактически превратился в самостоятельный род Вооруженных Сил, в несколько раз превышающий Космофлот по численности. Военные сумели обеспечить защиту от пауков, а специально подготовленные топографы начали исследовать Болото. Впрочем, значительная часть Болота оставалась совершенно недоступной — пауки там так и кишели. С некоторых пор у них появились автоматы, а в последние циклы все чаще упоминались и боевые лазеры. Тут Микулич вспомнил дело кооператива «Прогресс», законченное совсем недавно. По данным Федеркома, предприимчивый Мендлис успел поставить паукам не менее сотни лазеров!

Потери от войны с пауками удалось стабилизировать, но Болото продолжало расширяться, а военные, которые одни только и занимались Бэтой по-настоящему, считали это расширение естественным процессом и ограничивались составлением новых карт. Что касается Шахтоуправления, оно уже много циклов назад отказалось от всяких попыток закладки новых шахт. И старые-то дышали на ладан…

Микулич отложил доклад. Да, судя по имеющейся у него карте Болота, оно расширялось именно в сторону шахт и уже вплотную подступало к Городку — поселению людей на Бэте. Несколько длительных экспедиций, обследовавших другое полушарие Бэты, установили, что там Болото сохраняет прежний вид, легко проходимо, и болотные пауки им не встретились ни разу.

Председатель Федеркома вызвал начальника Учебного центра и приказал ему немедленно получить у военных информацию о миграции пауков, подробные карты обследованных секторов Болота хотя бы за пять циклов и на основании всего этого составить схему с указанием непроходимых участков, мест скоплений пауков и прочего. Потом настал черед Новака.

Начальник оперативного отдела, думая, что вызвали его по поводу недавней аварии, лаконично доложил, что на мусорном заводе никаких следов секретных документов не оказалось. Если они и попали в накопитель, то, по всей видимости, с прочим мусором были отправлены в печи. Утечка казалась маловероятной, если, конечно, авария не была кем-то подстроена. Но этим занимается контрольный отдел.

Микулич слушал Новака невнимательно, не задавал вопросов, не похвалил, как обычно, и продолжал задумчиво смотреть в окно, даже не заметив, что Новак закончил свой доклад.

Наконец он спохватился.

— Извините, Новак, я немного задумался. Спасибо, вы, как всегда, отнеслись к делу добросовестно. Скажите, вы ведь пришли на этот пост с Бэты?

— Да.

— И там вы прослужили…

— Семь циклов.

— Семь циклов? Срок немалый. Вы, значит, хорошо разбираетесь в ситуации? Мы начинаем серьезную разработку Пятнистой. И ваш отдел в какой-то степени перенацеливается для работы там вместе с местным отделением. Курировать эту работу буду лично я. А делами на Альфе займутся мои заместители. Сейчас, кажется, ничего серьезного нет?

— Нет. Как обычно, присматриваем за анахронистами. Мацуда пока сидит тихо. Есть несколько мелких банд, но они большой опасности не представляют. Правда, кое-кто настаивает на дальнейшей разработке дела Мендлиса… Но я считаю это излишним. У меня есть указание вашего предшественника закрыть дело.

— Ну и правильно. Скажите, Новак, в вашу бытность на Пятнистой были какие-нибудь конфликты между Шахтоуправлением, Экспедиционным Контингентом и вашим отделением? Ну, не пьяные драки в ресторане, а что-то на уровне руководства? Утаивание информации, ложные данные, а?

— Ничего серьезного не было, только…

— Что только? — быстро спросил Микулич.

— Вы же понимаете, Болото есть Болото. Чтобы держать его под контролем, нужны сотни специально подготовленных людей, новые спутники. У нас нет летательных аппаратов, приспособленных для бэтянской атмосферы. Поэтому мы на многое просто закрывали глаза. Скажем, погиб человек на Болоте, а тела нет. Болото засасывает твердые предметы за несколько часов и, похоже, постепенно растворяет. В некоторые районы мы старались вообще не заходить, там пауки на каждом шагу и постоянные газовыделения, так что от спутников тоже толку мало. И все-таки было несколько совсем уж подозрительных случаев.

— Что вы имеете в виду? — спросил Микулич, недовольный затянувшимся предисловием.

— Люди иногда исчезали прямо из Городка или с его окраины. Никакой паук туда незамеченным не проберется. Несколько раз даже подозревали умышленное убийство, но ни трупа, ни свидетелей так ни разу и не нашли.

— Вот что! Ну а как это объясняли на Базе? Всегда ведь ходят какие-то слухи, которые в компьютер не заложишь…

Новак помолчал, потом неохотно сказал:

— Слухи? Уже много циклов на Пятнистой поговаривают о существовании на Болоте человеческого поселения. Недавно подобная информация поступила от паука-перебежчика, я докладывал вашему предшественнику.

— Метрополия? — вскинулся Микулич.

— Не знаю. Говорят, что в районе «белых пятен» кто-то видел людей без скафандров. Я пытался проверить, но источник слухов так и не определил.

— Подождите, как — без скафандров? Что за чушь? Там же метан! Это все смахивает на фольклор. Сколько у вас подобных сообщений?

— Семнадцать, в том числе материалы допроса паука. Это уже не фольклор, это факт.

— Так, — медленно произнес Микулич, — я все это должен изучить лично. И немедленно. Какой код?

Новак отрицательно покачал головой:

— Эти данные, кроме сообщений паука, я в компьютер не вводил. Вся подборка хранится у меня в единственном экземпляре.

— Разумно, — подумав, согласился Микулич. — Что же, принесите ее мне.

Новак вернулся через несколько минут. Микулич отпустил его и стал внимательно читать записи. Ничего достоверного он там не нашел, хмыкнул, отложил подборку. Затем просмотрел показания паука. Тоже ничего определенного. Наконец взял в руки видеокассету, принесенную Новаком. На ней была запечатлена неудачная операция по задержанию некоего вахмистра Вайцуля, заподозренного в контактах с пауками и бесследно исчезнувшего в тот момент, когда спутник отключился из-за радиопомех.

Был уже поздний час. Кроме Микулича в здании ФК остались только дежурные офицеры. Он спрятал папку Новака и кассету в свой сейф и, потягиваясь, подошел к окну.

По подсчетам Новака, за семь циклов его пребывания на Бэте из района Базы и Городка бесследно исчезло человек десять шахтеров и один военный. Конечно, гораздо больше людей пропало на Болоте, но это можно было объяснить. Шахтеры подчинялись Нодии. Слухи о таинственной колонии казались Микуличу обыкновенной легендой, но люди-то исчезали! А Шахтоуправление ни разу — ни разу! — не обращалось с этим в Федерком. Списывали, должно быть, на пауков…

Микулич вернулся к столу и сделал в своем рабочем регистре еще одну пометку. Разработка «Брюнета» началась.

Сашенька, как и обещал, появился в похоронном бюро «Реквием» в конце дня, когда разошлись не только клиенты, но и сотрудники. Лиза провела его в кабинет Мацуды и оставила наедине с хозяином. Первые несколько минут Мацуда, собственноручно разливая душистый кофе, рассуждал на отвлеченные темы, стараясь не глядеть на посетителя, как бы давая ему освоиться. Но в данном случае его деликатность была излишней. Сашенька не выказывал никакого смущения, оказавшись в кабинете своего недавнего заклятого врага. Он даже не осмотрелся, войдя в незнакомое помещение, и все улыбки Мацуды встречал с обидным равнодушием. В отличие от Сашеньки, Мацуда своего интереса к нему не скрывал, все более откровенно разглядывал гостя, как бы говоря при этом: «Так вот ты, братец, каков!»

Наконец Сашенька, не дожидаясь, пока Мацуда закончит длинную тираду о пользе умеренности, тихо сказал:

— На Пятнистой остался человек, которому предназначался товар. У него должно быть много «паутинки» либо прямой выход на нее.

Мацуда, как бы не заметив, что его перебили, вежливо и незаинтересованно ответил:

— Вот как? Но ведь, как я слышал, арестовано все правление кооператива. Неужели Федерком не потрудился вытянуть до конца такую простую цепочку? Почему вы думаете, что этот человек по-прежнему на Пятнистой и вообще на свободе?

— Потому что у Белого не было простых цепочек, — веско произнес Сашенька и замолчал.

— Что вы имеете в виду? На заказчика выходил, мне помнится, Денич, он арестован, — Мацуда решил блеснуть своей осведомленностью, тем более что теперь это было безопасно.

— Денич работал втемную. Белый один знал все имена и координаты и посылал его на заранее назначенные встречи. Денич должен был передать контрагенту код склада и через декаду получить «паутинку». Но код склада к Мендлису так и не попал.

— Но все равно, по приметам Федерком мог ведь найти контрагента?

— Мог. По приметам найти человека, который встречался с Деничем. Потом, по приметам же, пилота, который возил товар. Потом, тоже по приметам, человека в Космопорту Бэты, которому товар передавали. И, наконец, получателя на Бэте… Но, насколько я знаю, ни один из пилотов, летавших на Пятнистую, не был за это время снят с рейсов.

— Так-так-так, — проговорил Мацуда, — это становится интересным. Значит, вы уверены, что всю цепочку Федерком вытянуть не мог, и запас «паутинки» ждет нас?

Сашенька пожал плечами.

— Ну хорошо, а мы-то как выйдем на него? Тоже по приметам? Мы их не знаем.

— Это мое дело. Я буду искать его на Бэте.

— А при чем тут я?

— Вы получите «паутинку», когда я найду ее хозяина.

— Хорошо, а что получите вы?

— Сейчас деньги на расходы и информацию. Потом — работу.

— Деньги на расходы? — переспросил Мацуда. — Это пустяки. Информацию? Какую? Насчет работы переговорим особо.

— Ваши люди что-либо передавали вам о человеке Мендлиса на Бэте?

— Ничего. Впрочем, нет, однажды о нем упоминалось. Это военный из Экспедиционного Контингента.

— Хорошо. Как-то Белый при мне сказал Кросби, чтобы тот учитывал при планировании операции: человек на Бэте жаден и глуп.

— «Жаден и глуп», — повторил Мацуда и рассмеялся. — Так вы полагаете, что военный с такими приметами — существо уникальное? И это все, чем вы располагаете? Не густо.

— Этого достаточно, — сказал Сашенька, проигнорировав иронию Мацуды. — Я буду его искать. Теперь я знаю, что он военный. Раньше я просто догадывался.

— Хорошо. Вы получите деньги, вы получите все необходимое и, кстати, отличного помощника. Я пошлю с вами одного из самых полезных своих сотрудников. И если по таким данным вы найдете человека с «паутинкой» — кстати, тогда уж назовем его Пауком, а? — так вот, если вы найдете Паука, то можете считать, что вы на службе. У меня вы будете получать вдвое больше, чем на прежнем месте.

Сашенька, не прощаясь, встал, кивнул в знак понимания и, так и не сказав больше ни слова, вышел. Мацуда проводил его взглядом, потом посмотрел на свой пульт и увидел, что на нем белеет неизвестно откуда взявшаяся карточка с адресом Сашеньки. Это, видимо, можно было считать официальным заявлением в отдел кадров. Мацуда покачал головой, спрятал карточку в карман и вызвал Лизу.

— Дорогая моя, — сказал он, — у меня к тебе два небольших поручения. Во-первых, срочно поговори со своим старым приятелем из управления кадров. Мне все еще нужен пилот. Очень нужен. И, во-вторых, не хочешь ли для разнообразия прокатиться на Бэту?

Обещаю хороший отдых… в веселой светской компании.

И Мацуда, не дожидаясь ответа, прощально улыбнулся Лизе.

Операция длилась восемнадцать часов. Сменились три бригады хирургов, но доктора Похья не поменяли ни разу. Пока хирурги по клочкам сшивали тело, принадлежавшее молодому парню из Космофлота, врезавшемуся в альбетонные ограничители при взлете, он занимался микрореконструкцией поврежденных участков мозга. Лишь он один из всех нейрофизиологов Системы способен был выдержать у операционного стола столько времени без передышки. У других пальцы начинали дрожать часа через четыре. Считалось, что Похья — редкостный феномен. На самом же деле ему помогала специальная подготовка, которую инспектор ЮПЕСКО М. Б. Похья много циклов назад прошел в Галактическом Центре. Но и его силы не были бесконечными, и сейчас в эр-такси, направляясь в свой загородный дом, Похья чувствовал себя так, будто это он врезался в ограничитель…

«Кой черт занес меня на эту галеру? — думал он. — Пещерная медицина, пещерные нравы… Эта вторая бригада штопает людей как попало, удивительно, что не путает ноги с руками. И все это громко называется — реконструктивная хирургия! Быть парню инвалидом до конца дней. Когда же они додумаются, что биологические объекты надо лечит биологическими же методами? Да никогда. Что ты хочешь, ты же сам выбрал изолированную цивилизацию, тупик! Вот и любуйся им…»

Медицина была второй специальностью доктора М. Б. Похья. В далекой сказочной жизни на Марсе-Н он был начинающим цивитологом, специалистом по развитию цивилизации. Первые его статьи, посвященные самоизоляции человеческих обществ, остались незамеченными. Да и что он мог сказать нового, используя чужие материалы? Но доктор М. Б. Похья был самолюбив. Он выбрал малоизученную и перспективную в научном плане Систему на окраине населенной части Галактики, отправился туда в качестве инспектора ЮПЕСКО — Организации Объединенных Планет по вопросам образования, науки и культуры, — провел там полтора десятка местных циклов или около десяти галактических лет. Теперь он стал крупнейшим и авторитетнейшим специалистом по данной цивилизации. Но для солидных выводов, он понимал это, необходимо было изучить столь же глубоко еще по крайней мере десяток цивилизаций того же типа! А жизнь человеческая коротка. Сто пятьдесят галактических — или староземных — лет, ну, максимум сто семьдесят. Сегодня доктору исполнилось сорок семь. Нет, жизнь не удалась…

Хуже всего было одиночество. Говорят, что раньше, в эпоху працивилизации, были специальные группы людей, которых засылали в чужую среду для сбора информации. А в этой Системе Марк Богданович Похья был один.

Эр-такси пошло на снижение. Ведущий нейрофизиолог Системы, начальник лучшего отделения Центрального федерального госпиталя М. Б. Похья (индекс лояльности 0,95) расплатился и не торопясь пошел по дорожке, выложенной октаэдрами альбетона, к своему дому.

Если доктор Похья страдал от одиночества, то майор Жан-Виль, заместитель начальника управления кадров Космофлота, мог только мечтать о нем. Он был женат и, по мнению своих знакомых, удачно. Мягкий, нерешительный Жан-Виль, как это часто случается, выбрал в спутницы жизни женщину властную и добропорядочную. Злые языки, впрочем, поговаривали, что выбрала его жена, но тут они ошибались. Жена, как и все женщины, предпочла бы кого-то более мужественного. А Жан-Вилю льстило то уважение, с которым к его невесте относились все окружающие. К сожалению, он быстро убедился, что и его единственным чувством по отношению к жене было то же самое уважение, которое стало столь глубоким и всеобъемлющим, что всем прочим чувствам просто негде было поместиться.

Сегодня майору не везло с самого утра. Сначала он получил суровый нагоняй от жены, а днем еще один, хотя гораздо более мягкий, от начальства. Штабной компьютер опять перепутал индекс, и десяток офицеров теперь будут получать уменьшенные пенсии. Жан-Виль должен был или собственноручно проверить все заново — на это у него ушло бы дня три-четыре, — или попросту подобрать задним числом основания для уменьшенных пенсий. Без особых колебаний он выбрал второй вариант.

Сидя в полуосвещенном автокафе и тоскливо вглядываясь в уличную суету за окном, Жан-Виль потягивал дешевый чемергес. Ему хотелось бросить все, уйти из унылого кафе, найти друга или, еще лучше, подругу, забыть об остальном — о бессмысленной работе, о вечной нехватке денег, о семье. В молодости майор любил помечтать о славе или богатстве, почувствовать себя сильным и уверенным… Но годы эти ушли, оставив лишь глухую тоску. Богатое наследство или выигрыш в тотализаторе так ему и не достались, с возрастом и чинами не стал он ни смелее, ни свободнее. Даже жалованье, теперь уже вполне приличное, полностью контролировалось не в меру хозяйственной женой.

Жан-Виль со вздохом отвернулся от окна и взял с пластикового лепестка бутерброд с искусственной ветчиной. Ветчина, как и следовало ожидать, была безвкусной, кофе остывшим и к тому же — заметно горчил, от дрянного чемергеса начиналась изжога… Майор чувствовал растущую в нем беспредметную злость и время от времени смотрел по сторонам, словно выбирая, на ком сорвать ее.

Лиза уже несколько минут следила за тоскующим Жан-Вилем. За то недолгое, в общем-то, время, которое минуло с их первой встречи, он заметно постарел, осунулся. Лиза удовлетворенно усмехнулась. Кажется, никаких сложностей в разговоре не будет.

Вдруг Жан-Виль наткнулся на ее насмешливый и дерзкий взгляд. В первое мгновение майор не узнал Лизу, хотя лицо показалось ему смутно знакомым. Но тут Лиза махнула рукой, вскидывая ее по-мужски уверенно, и по этому жесту Жан-Виль сразу же вспомнил ее. Некоторое время тому назад он согласился на уговоры старого приятеля, засидевшегося в очередном звании, и за пару тысяч динаров самовольно ввел в компьютер представление на него. Никто ничего не заметил, и расхрабрившийся майор повторил эту операцию еще два раза. У него появились свободные деньги, о которых не нужно было докладывать Марте, а с деньгами и повышенное самоуважение. Вот тут-то и встретилась ему незнакомка в прозрачной блузке, которая, как бы заигрывая, подсела к его столу в ресторане, со здоровым аппетитом поужинала, а в конце вечера, когда захмелевший Жан-Виль предпринял решительные действия, вдруг расхохоталась ему в лицо и спросила, из каких средств он угощал ее — уж не из тех ли, что вручил ему новоиспеченный майор Н…

Жан-Виль был неглуп; он понимал, что подобная информация может попасть только к тем, кто специально ею интересуется. Он ждал продолжения разговора, однако, к его немалому изумлению, продолжения не последовало. Целый цикл Жан-Виля бросало то в жар то в холод при виде всякого нового лица в коридорах управления. В каждом встречном бедный майор готов был видеть федеркомовца либо полицейского. Но ничего не происходило, постепенно он успокоился, и о пережитых треволнениях напоминала разве что изжога. В последнее время он даже подумал, что слишком поторопился стать праведником.

Тем временем Лиза поднялась с места и, как в первый раз, не спрашивая разрешения, пересела за его столик. Майор, лихорадочно перебрав в памяти события последних месяцев и не найдя за собой особых проступков, решил держаться осторожно, но твердо. Не особенно скрываясь, Жан-Виль смотрел, как Лиза закидывает ногу за ногу, обнажая полные бедра. Лиза перехватила его взгляд и усмехнулась:

— Ну как, дорогой, — она вдруг поймала себя на том, что говорит сейчас с интонациями Мацуды, — узнал? Не хочешь еще разок угостить меня ужином?

— С удовольствием, — принужденно ухмыльнулся Жан-Виль, — если ты сначала рассчитаешься за предыдущий.

— А ты наха-ал, — укоризненно протянула Лиза, — так разговаривать с людьми, которые в свое время проявили скромность…

— Я тебя не понимаю, — на сей раз Жан-Вилю удалась естественная улыбка, — и давай лучше поговорим о другом. Вот, к примеру, ты никогда не интересовалась, как работает наша компьютерная система? Очень эффективное и экономное устройство. Всякие ненужные сведения, ну, там, текущие архивы, скажем, нашего управления, держатся в памяти один цикл. И все. Остается самое важное. Вот я — прослужил двенадцать циклов в управлении на солидных должностях, а много ли информации останется обо мне в памяти? Два-три файла, не больше. Правда, здорово придумано?

«Что и говорить, придумано здорово, — подумала Лиза, — то-то ты осмелел. Значит, по старому делу тебя не подцепишь».

— А-а-а… — соболезнующе протянула она, — так ты теперь кроме службы ничем не занимаешься и говоришь о ней даже в кафе? А что же автокафе-то выбрал дешевое? Опять без гроша? Платишь налог Городу, а остальное жене?

Жан-Виль, не ожидавший удара по больному месту, насупился и засопел. Лиза с ехидной усмешкой продолжала, следя за его реакцией:

— Впрочем, умный человек всегда сможет подработать. В свободное время и совершенно законно. Если, конечно, предложат.

— Не ты ли хочешь предложить?

— А что, если я, то откажешься?

— Откажусь.

— Вот и правильно. Приучишь еще себя к человеческой пище и дорогим удовольствиям.

От ее слов Жан-Виля передернуло.

— Подожди, — негромко сказал он, озираясь по сторонам, — ты сказала — законно? Кого-то по службе продвинуть или, наоборот, притормозить? Нет, я такими делами не занимаюсь.

— Зачем мне ваши глупости? В постели погон не носят. Подумай сам, какой товар всего дороже?

— Это смотря в какой ситуации.

— Эх ты, солдафон. В любой ситуации дороже всего информация. Мне, точнее, фирме, в которой я работаю, нужна информация о некоторых людях, с которыми мы хотим сотрудничать. Ничего секретного, обычные сведения, так что тебе бояться нечего. Оплата наличными безо всяких расписок.

— Что это за фирма?

— Солидная фирма, не беспокойся. Но информацию мы покупаем, а не продаем. Ни информацию, ни информаторов. Ладно, торопить не буду. Подумай на досуге, а чтоб с голоду тем временем не помер, — тут Лиза насмешливо посмотрела на остатки бутерброда, — возьми на память.

Маленький пакетик она оставила на столе и, покровительственно похлопав Жан-Виля по плечу, исчезла.

Майор долго рассматривал пакет. Если он передаст информацию на словах, а такое условие можно поставить, да причем информацию несекретную, то особого риска нет. В конце концов, он пока ничего не обещал. Не отберет же она задаток! Наконец Жан-Виль решительным жестом развернул пакет и тут же прикрыл его ладонью. Тонкая пачка состояла из редких купюр в тысячу динаров каждая, и было их не меньше десяти. «Осторожнее!» — мелькнула мысль, но Жан-Вилю было уже все равно. Он чувствовал, что пропадает, пропадает безвозвратно, но сопротивляться не было сил.

После четвертого бокала крепкого аршада, выпитого в дорогом ресторане, Жан-Виль осмелел настолько, что, забыв о встрече с Лизой, приударил за пышной молодящейся блондинкой, соответствующей, как ему казалось, его новым финансовым возможностям.

Марта Жан-Виль эту ночь провела в одиночестве.

Однажды, производя ревизию в карманах старой куртки, Джек обнаружил карточку с адресом доктора М. Б. Похьи и с удивлением узнал, что чудаковатый медик жил в Загороде. Обычно те, кто работал в Городе, а уж тем более в центральных его секторах, старались снять квартиру поблизости, что было нетрудно, экономя таким образом время, силы и деньги. Но у доктора Похьи, судя по адресу, всего этого было достаточно. «А почему бы и нет?» — подумал Джек. Герман сегодня собирался работать на своем участке, и Джек без особой охоты представил себе перспективу — ползать, согнувшись, по грядкам… Он нерешительно подошел к компьютеру, помедлил минуту и набрал индекс доктора. Через полчаса Сибирцев, стоя перед домом, уже ловил эр-такси.

Случилось так, что после первого вечера, проведенного в просторном кабинете доктора на втором ярусе загородного дома, окруженного альфасами, Джек стал встречаться с Похьей регулярно. Доктор неожиданно оказался увлекательным собеседником. Сибирцев отдавал себе отчет в том, что сведения, услышанные от доктора, он не добудет больше нигде. Как бы то ни было, но поручик Сибирцев, курсант Учебного центра и будущий оперативник Федеркома, белая кость спецслужбы, все чаще и чаще отправлялся в гости к активному члену подозрительного общества анахронистов.

Правда, доктор в самом начале знакомства посоветовал Джеку ни в коем случае не скрывать этого от начальства и при малейшем признаке неодобрения от контактов воздержаться. «Знаете, молодой человек, — сказал он, — испортить карьеру легко. Потом будете жалеть, и все мои рассказы вас не утешат».

Джек в ответ пренебрежительно махнул рукой, но, поразмыслив, последовал умному совету. Мастер, который был куратором их взвода, выслушал доклад курсанта с обычным для него благодушием и отпустил Джека, не сказав ни слова. Сибирцев счел, что его контакт начальством одобрен. Он был доволен тем, что Мастер не потребовал подробного отчета о последующих встречах с доктором, хотя Сибирцев не скрывал своего желания продолжать знакомство. Впрочем, на всякий случай в самом начале доклада он все же упомянул об уникальном индексе лояльности Похьи.

Идеи, которые развивал перед внимательным и неглупым слушателем уставший от одиночества доктор, незаметно увлекли Джека. Человеку, воспитанному на другой планете, они показались бы достаточно тривиальными, но молодой поручик затаив дыхание впитывал азы исторической диалектики. Доктор свободно оперировал никому на Альфе не ведомыми сведениями о працивилизации, показывал материалы по истории Города, собранные анахронистами. До сих пор многие из них продолжали пополнять свои архивы, записывая сообщения Компьютерной Службы Новостей. Другие, в том числе Похья, опрашивали по специальной методике жителей Города, помнивших многое из того, что происходило в последние циклы. Даже Джек, охотно согласившийся помочь, составил краткое описание событий на Бэте за время своей службы. И очень удивился, когда Похья на основе его собственных воспоминаний доказал ему, что война с пауками постепенно заходит в тупик.

Джек узнал, как складывалась современная структура Города, как рутинные столкновения с метрополией привели, после открытия запасов радиоактивных элементов на Бэте, к изоляции Системы. Узнал он и о начале освоения Бэты. Как бы оправдывая себя, Джек постоянно повторял, что все эти знания пригодятся ему в будущей работе. Доктор соглашался, в доказательство приводя все новые и новые подробности, полезные, по его мнению, сотруднику Федеркома, а сам с удовлетворением наблюдал, как меняется взгляд Сибирцева на окружающий мир.

Однажды Джек застал Похью в состоянии крайнего раздражения. Осторожно поинтересовавшись причиной, он услышал в ответ несколько незнакомых ему, но явно неприличных выражений, а затем немного успокоившийся доктор мрачно сказал:

— Паук раздер-р-ри вашу секретность! Понимаешь, Сибирцев, есть у меня несколько пациентов… Ты помнишь свою сестру? У них то же самое, хотя в более слабой степени и по другим причинам. И вот я узнаю — случайно, в коридоре! — что есть средство, которое могло бы им помочь…

Похья замолчал, увидев, как изменилось лицо Джека. Мысленно обругав себя склеротическим идиотом, он торопливо добавил:

— Нет-нет, к твоей сестре это, к величайшему сожалению, не относится, у нее вся кора буквально выжжена той гадостью… но есть другие, которым можно помочь. Так вот, сегодня я узнал, что новое средство, полученное, кстати, из вашей бэтянской «паутинки», способно подтолкнуть регенерацию нервной ткани. Если повреждения не слишком обширны, есть возможность выздоровления… Но это средство строго засекречено, и я о нем ничего не знаю и знать не могу! И ты тоже, конечно. Подумать только, услышал случайный разговор двух лаборанток в коридоре! Пошел к начальнику госпиталя — тот сразу: «А откуда доктор Похья знает? А кто доктору Похья сказал? А с какой целью доктор Похья интересуется?» Идиот в ранге советника…

Доктор помолчал, нервно теребя густую черную бороду, потом продолжал уже спокойней:

— Не стоило бы тебе этого говорить, да уж очень меня взбесило. Ну ладно, помнится, на Старой Земле было такое понятие — «промышленный шпионаж»: друг у друга технические секреты воровали. А здесь от кого скрываться? Одно государство, одно правительство… Причем заметь, — Похья опять разгорячился, — этим вертихвосткам знать можно, а мне — врачу, здесь, уж поверь, далеко не последнему, — запрещено! Абсурд! Слушай, поручик, ты как-то вскользь упоминал, что у вас занятия по Бэте начались?

— Упоминал? Не помню, — признался Джек, сбитый с толку боевым настроением доктора, которого он до сих пор считал одним из самых невозмутимых и благодушных людей в Городе.

— Ну как же, ты мне рассказывал о войне на Пятнистой и добавил, что об этом же говорилось на практическом занятии…

— Ну, доктор, с вами надо ухо востро держать! — рассмеялся Джек, которому, однако, стало не по себе.

— Не беспокойся, я больше одного государственного секрета за декаду не разглашаю, — успокоил его Похья. — Но вот ты что мне объясни. Как ты думаешь, почему тебя приняли в Федерком?

— Трудно сказать… — начал было Джек, но Похья его перебил:

— Возраст? Физические данные? Связи? Нет. Я думаю, главное в том, что ты десять циклов прослужил на Бэте. Ты слышал о недавнем скандале в Сенате? Министр стабильности объявил, что Федерком ведет широкую разработку Пятнистой. А теперь подумай, курсанты из твоего взвода на Бэте бывали? Можешь не отвечать, я понимаю, что это тоже секрет.

Джек задумался. Получалось, что Похья прав. Действительно, большинство курсантов прослужили на Бэте кто цикл, кто два, а двое из них даже родились в Городке — поселении, расположенном рядом с Базой Экспедиционного Контингента. К тому же, как рассказывал недавно рыжий Инглз, раньше занятий по Бэте в Учебном центре не проводилось.

— В общем так, поручик. Если будешь работать на Бэте, помни о том, что я тебе рассказал. Я тебя ни о чем не прошу, — последние слова Похья выделил интонацией, — но, если тебе попадется порция «паутинки», знай, что на ее основе можно создать лекарство, которое спасет многих людей. Если попадет в нужные руки, конечно.

С этими словами доктор достал из стенного бара пузатую бутылку дорогого аршада, давая понять, что на сегодня серьезный разговор окончен.

Внезапно во взводе пронесся слух, что курсанты сегодня же будут разбиты по парам. Откуда слух пошел, никто не знал, но курсанты ни на минуту не усомнились в его достоверности. Тут же, во время перерыва между занятиями по астронавигации и практикой по ремонту компьютерной техники, они быстро подобрали себе напарников. Лишь Джек оставался в стороне от этой суеты.

Во взводе он держался несколько особняком. Во-первых, возраст — он был циклов на семь-восемь старше своих товарищей. Во-вторых, опыт. Десять циклов на Бэте, ранение, награда, звание поручика… да еще история с паучьими лазерами. Не случайно многие преподаватели выделяли Джека.

Кто-то хлопнул Сибирцева по плечу. Джек обернулся. Сзади стоял Инглз, единственный из однокашников, вызывающий у Джека чувство неприязни.

Инглз принадлежал к тем, кто постоянно хочет быть в центре внимания. В перерывах курсанты собирались вокруг него, а Инглз то отвлеченно и беззлобно, то саркастически острил. Джеку казалось, что мишенью своих шуток он выбирает чаще всего его. На самом деле это было не так: как правило, Инглз оттачивал свое остроумие на всех по очереди. Столь же активен он был и во время занятий. Преподаватели, заканчивая лекцию, всегда поглядывали на Инглза с некоторой опаской, ибо он был настоящим мастером заковыристых вопросов. Именно Инглз каким-то загадочным образом узнавал все новости первым, и обычно его информация подтверждалась.

Он окончил летное училище, но почему-то из Космофлота попал в Федерком. Может быть, неприязнь Джека объяснялась подсознательной завистью? На занятиях у Эллы Инглз был, в отличие от него, одним из лучших…

— Похоже, одинокими остались только мы с тобой, — весело сказал Инглз. — Что ж, предлагаю тебе руку и сердце.

— Засунь их себе… — ответил Джек. Инглз беззлобно засмеялся и отошел.

В конце учебного дня курсантов задержали. Мастер официально объявил им о том, о чем они и так знали. Услышав, что курсанты уже разбились на пары, он улыбнулся и сказал:

— Молодцы, проявляете инициативу… только не всегда вовремя. Распределил вас компьютер. За время вашей подготовки в Центре были составлены личные карты, в которых отражены ваши потенциальные возможности. Тут нет ничего обидного — кто-то выше прыгает, кто-то быстрее соображает. Каждому свое. Вот на основе этих карт компьютер и скомбинировал пары так, чтобы один дополнял другого с максимально широким диапазоном потенциала каждой пары. С учетом индекса психосовместимости, конечно. Так что смотрите на экран и запоминайте. Да, вот еще что. После каждой пары идет числовой индекс. Это показатель эффективности на сегодняшний день. Запомните его и старайтесь увеличить. Все будет зависеть от вашей работоспособности.

Как ни странно, большинство пар совпало с теми, которые определили сами курсанты. Сибирцев смотрел на экран с мрачным интересом. Так и случилось — его напарником оказался Инглз. Единственным утешением могло служить то обстоятельство, что их совместный индекс почти в полтора раза превосходил самые лучшие показатели других пар.

— Ну что ж, присматривайтесь получше друг к другу, — сказал Мастер, — старайтесь почаще быть вместе. Учитесь понимать друг друга с полуслова. Удачи!

— Как видишь, судьба нас свела все-таки, — усмехнулся Инглз, подходя к Джеку.

— Да уж, послал Космос напарничка, — ответил тот и вдруг задумался. А что, собственно, знает он о рыжем Инглзе? Неужели компьютер ошибся?

— Что ты сегодня делаешь? — спросил Инглз.

— Тебе-то что? — по инерции откликнулся Джек, занятый своими мыслями.

— Выполняю приказ — присматриваться к напарнику.

— Потерпишь.

— Послушай, парень, — произнес вдруг Инглз серьезно и спокойно, без тени обычной рисовки, — мне не нравится твой тон. Я не хочу получить заряд в спину из-за того, что напарник воротит от меня морду. Ты что, не понял? В ближайшее время мы получим задание… и, судя по нашему общему индексу, не самое легкое.

— С чего ты взял?

— Очень просто. Ты не интересовался у старших, когда формируются пары?

— Нет.

— Зря. А я интересовался. Так вот, их формируют в конце второго цикла. Второго, а не первого! Потом уже пары получают задание. И с чего бы это нам такая милость?

— С чего? А я, кажется, догадываюсь, — задумчиво сказал Джек. — У нас большинство курсантов побывало на Бэте, так? И я в том числе. А как сказано в недавнем постановлении Сената, которое ты, конечно, не читал, намечена широкая разработка Бэты силами Федеркома. Какими силами? А вот этими, — и Джек широким жестом показал на остальных курсантов. — Программа «Лицом к Бэте» в действии, понял?

— Вот оно что, — протянул Инглз, — значит, Бэта… А ты, брат поручик, не такой уж пузырь, как стараешься изображать из себя. Мне и в голову не приходило…

«И я бы не догадался, — самокритично признал Джек, — спасибо доктору. Смотри-ка, опять он все точно вычислил!»

— Ну, Бэта так Бэта, — продолжал Инглз, — главное, что скоро, раз уж взялись за нас. И я хочу, чтобы у меня за спиной был свой парень.

— Ладно, ладно, — миролюбиво сказал Сибирцев, — извини, ты прав. Что же… давай… э-э-э… присматриваться. Махнем куда-нибудь? Ко мне, может быть?

— Лучше ко мне, — сказал Инглз, — я обещал сегодня быть пораньше. С сестрами познакомлю, хочешь?

Инглз жил на самой окраине Города, в 31-м секторе. Из окон просторной квартиры, которую занимало его многочисленное семейство, видна была плоская равнина Загорода с редкими темными пятнами берьесы у ближних хуторов. Кроме самого Инглза жили здесь его родители, две незамужние сестры и брат-лицеист. Джека сначала удивило такое многолюдство, в Городе в общем-то не принятое, но вскоре он понял, что со средствами у Инглзов неважно. Родители уже перешагнули максимум, потеряв таким образом право на соцобеспечение, а сестры большую часть своего жалованья тратили, похоже, на тряпки. Да и то обе были старше Боба, и обе еще не замужем.

Как бы там ни было, жило все семейство весело и дружно. Джек давно уже отвык от домашней атмосферы и поначалу чувствовал себя немного неловко, но удивительно быстро освоился. Его накормили обильным ужином, рассказали всевозможные смешные истории, связанные с детством Инглза, познакомили со старшей сестрой, Анной, а потом оставили напарников одних в крохотной комнатушке Боба.

Лениво попивая чемергес, Джек расслабился в кресле. Говорить ему не хотелось. Инглз сидел напротив, доброжелательно поглядывая на гостя, и тоже молчал, хотя ему, кажется, давалось это с трудом.

Сибирцев чувствовал, что его прежняя неприязнь к Инглзу, которого он мысленно уже называл по имени, улетучивается. В конце концов, парень он веселый, не злой и весьма неглупый. А то, что любит подшучивать, так это всегда пригодится. Главное — посмотреть, каков он в деле.

Было уже темно, когда Джек собрался домой. Он распрощался с хозяевами и шагнул на площадку, закрывая за собой дверь. Резко распахнулись дверцы лифта, и на него налетела молодая девушка, явно не ожидавшая встретить тут незнакомого мужчину. Судя по яркорыжим волосам, она тоже принадлежала к роду Инглзов. Скороговоркой пробормотав извинения, она обошла Джека и забарабанила в дверь. Уже войдя в лифт, Сибирцев услышал голос Боба: «А, Ника, привет!»

«Ну да, вторая сестра, — сообразил Джек, — очень даже ничего». Тут же он забыл о ней. Лифт мягко скользнул вниз. Джек закрыл глаза и представил себе бурую равнину, над которой вставали метановые испарения.

«Значит, опять Пятнистая… Никуда мне от тебя не уйти. Интересно, кто из наших ребят там остался?» — подумал он.

Сначала его долго везли через анфилады каких-то залов с высоченными розовыми стенами. И стены, и сам воздух вокруг колыхались. Он видел доброжелательные незнакомые лица и засыпал с чувством умиротворения. Это продолжалось очень долго — провал в сон, пробуждение в розовом тумане, плавное покачивание, непрерывное движение. Один раз он открыл глаза и был поражен мгновенной болью, взорвавшей каждую клетку его большого тела. Он хотел закричать, но губы странно онемели, распухший язык с трудом помещался во рту и не хотел поворачиваться. Очевидно, ему все же удалось издать горловой звук, ибо немедленно над ним склонилось чье-то лицо, почему-то кажущееся квадратным, послышалась приглушенная человеческая речь, и боль исчезла.

С этого момента сознание стало стремительно возвращаться к нему. Прежде всего он вспомнил свое имя — Вайцуль, вахмистр патрульной службы. Это воспоминание придало уверенности, он повел глазами из стороны в сторону и стал думать, где же он находится. Нормальное восприятие окружающего пока не восстановилось, реальность причудливо сплеталась с иллюзорным миром. С левой стороны от себя вахмистр ясно различал высокую, выкрашенную белой краской стену, переходящую под прямым углом в голый альбетон потолка. Справа же все еще витал розовый туман, плавно округляя все углы и неровности. Но с каждой секундой область реального непрерывно расширялась, пока окончательно не вытеснила иллюзии.

Он лежал в длинной узкой комнате. Тусклая лампочка под потолком, казалось, давала больше тьмы, чем света. Окон не было, комнату с остальным миром связывала только овальная дверь в торце.

«Где же я? — подумал Вайцуль. — Госпиталь? Совсем не похоже. Гауптвахта? Нет, я пару раз побывал там, и такого помещения не помню. Тюремный госпиталь? А почему, собственно, тюремный? Что это мне пришло в голову? Я патрулировал на Болоте, потом потерял сознание…»

Он продолжал уговаривать себя, уже понимая, что это превращается в игру. Слово «тюремный» как бы отворило двери памяти. Вайцуль до мелочей вспомнил свой последний разговор с командиром патрульной роты майором Донателли. Паршивый стукач! Хоть бы научился не задавать вопросов в лоб да не впивался глазами, как полоумный… Но, Великий Космос, как же перепугался тогда Вайцуль! Когда пришло время дежурства, он очертя голову кинулся в самую трясину, бросив свой сектор. Там, в одном из «белых пятен», районе постоянного выделения болотного газа, вахмистр еще раньше притопил пустой кислородный баллон, обернутый металлической лентой. Найти его с портативным миноискателем — плевое дело. Если знаешь, где искать.

В баллоне Вайцуль прятал собранную на Болоте «паутинку», позже приносил сюда лазеры, поставляемые Мендлисом. Здесь состоялся его первый контакт с пауком. Постепенно в самом надежном тайнике, который только можно вообразить на Бэте, — в затопленном пластиковом баллоне — скопилось пятьсот с лишним доз «паутинки» — целое состояние! Сюда и бросился Вайцуль после напугавшего его разговора с Донателли. Если бы только он смог оторваться от преследования! За десяток доз его припрятал бы в Космопорту каждый третий, а там и на Альфу недолго переправиться с его-то богатством… Но, чувствуя за спиной погоню, он вдруг испугался за свой баллон и резко свернул в сторону, в глубь Болота.

Что же все-таки произошло? Вахмистр помнил, как Болото вокруг него вспучилось, он не устоял и рухнул в яму, образовавшуюся под его ногами. Такого с ним раньше на Болоте не бывало, да и от других он о подобных ловушках никогда не слыхал. Что же это? Неужели вмешался Федерком? Тогда все, конец. От бессильной злобы он заскрежетал зубами и заерзал на своем странном ложе — таком же высоком и узком, как и сама комната. От неловких движений свалилось на пол старое, потертое армейское одеяло, прикрывавшее его до пояса.

Немедленно отворилась дверь, и в проеме возник человек невысокого роста в сером комбинезоне. Накрывая Вайцуля одеялом, вошедший наклонился, и вахмистра неприятно поразил землистый цвет его лица.

— Здравствуй, брат, — произнес человек. Слова, да и тон, были вполне благожелательны, но неподвижное бурое лицо придавало им какой-то дополнительный, не улавливаемый Вайцулем смысл. — Мы приветствуем тебя. Не беспокойся ни о чем, отныне ты в полной безопасности. Все самое трудное позади. Привыкай к новой жизни.

Человек повозился за изголовьем ложа, где, как догадался Вайцуль, находились приборы и пульт управления. Через несколько мгновений он почувствовал слабое покалывание во всем теле. «Электростимуляция», — понял вахмистр. Когда процедура закончилась, Вайцуль попытался шевельнуться, но неизвестный придержал его за плечо.

— Придется потерпеть еще несколько дней, — сказал он все тем же негромким голосом, — завтра мы повторим сеанс.

Не оглядываясь, неизвестный быстро прошел к двери и исчез. В ту же секунду погасла лампочка на потолке, и Вайцуль остался один в полной темноте.

«Нет, это не тюрьма, — решил он. — Где же все-таки я?»

Но думать уже не хотелось. Он закрыл глаза и погрузился в сон без сновидений. Прошло несколько дней. Покой, сеансы электростимуляции и укрепляющие инъекции сделали свое дело. Теперь Вайцуль вставал, а точнее — осторожно сползал с ложа, делал на подгибающихся ногах несколько шагов, подходил к неизменно запертой двери. Выходить из комнаты ему пока не разрешали.

Ежедневно по нескольку раз его посещал тот же самый человек, которого Вайцуль про себя называл врачом, проводил сеансы электростимуляции, изучал показания приборов. На все вопросы вахмистра он ничего не отвечал, повторяя слова: «Позже, позже».

На четвертый день — время Вайцуль определял по тому, загорался или гас свет в его комнате — он не только прошелся по палате, но и сделал под наблюдением врача простой комплекс упражнений, держась на всякий случай за край своего ложа. Вахмистр по-прежнему ощущал сильную слабость, но, по крайней мере, функции организма полностью восстановились. Немного удивляло его то, что он до сих пор не испытывал голода. Подумав, Вайцуль решил, что его в бессознательном состоянии кормили искусственно, а сейчас все необходимое он получает путем инъекций. Впрочем, вахмистр не любил долго задумываться над чем-либо. Гораздо больше его сейчас беспокоило другое: нашли ли его преследователи тайник с «паутинкой», а если нет, то когда он, Вайцуль, сможет выбраться на Болото.

Наконец настал день, когда врач появился не один, а с другим человеком, повыше и поплотнее, но с тем же землистым цветом лица и в таком же сером комбинезоне.

— Мы принесли тебе одежду. Старший брат ждет тебя.

Вахмистр несколько минут стоял обнаженный, придирчиво разглядывая свое тело. Никаких шрамов на нем не было, но кожа, должно быть от тусклой лампочки, казалась темноватой. Врач протянул ему сверток, оказавшийся таким же комбинезоном, который вахмистру пришлось натянуть на голое тело, и прощально кивнул. Лицо его оставалось равнодушно-неподвижным. Вайцуль и второй человек вышли в коридор. Прикрывая за собой дверь, вахмистр успел прочитать надпись на ней — «Лаборатория № 6». Его спутник, не дожидаясь, двинулся по коридору.

Стены, пол, потолок — все было сделано из неокрашенного грязного альбетона. Коридор плавно закруглялся, и Вайцулю показалось, что они шли по кругу, одновременно поднимаясь вверх. Иногда на внешней стороне спирали Вайцуль замечал плотно закрытые двери, на которых были надписи: «Лаборатория №…» После того как они совершили, по подсчетам вахмистра, два полных круга, надписи на дверях исчезли, остались только грубо намалеванные номера. Коридор освещали тусклые лампочки, такие же, как и в лаборатории, где до сего дня лежал Вайцуль. Эти и без того слабые источники света вдобавок располагались далеко друг от друга, и в коридоре царил сумрак. Ни один человек не встретился им на пути, и ни один звук не примешался к звуку их шагов.

Наконец они остановились перед дверью, на которой, как машинально отметил Вайцуль, не было ни надписи, ни номера. Молчаливый проводник скользнул рукой по краю двери, сработал магнитный замок, и они вошли в короткий прямой коридор, который был чуть посветлее. Через несколько шагов они повернули направо, в коридор поуже, но еще более светлый, заканчивающийся дверью, не овальной, как прочие, а прямоугольной. Провожатый, так и не сказавший ни слова, прижался к стене, пропуская Вайцуля вперед. Вахмистр толкнул массивную на вид дверь — она неожиданно легко поддалась — и оказался в небольшой пустой комнате без окон, где стоял лишь маленький диванчик. Напротив была еще одна неплотно закрытая прямоугольная дверь. Вайцуль оглянулся, но сзади уже никого не было. Вахмистр зябко повел плечами, чуточку потоптался у входа и, решившись, пересек комнату и распахнул вторую дверь.

Перед ним оказался просторный кабинет, заставленный незнакомыми приборами. Углы тонули в полутьме, с потолка на длинном черном шнуре свисал неяркий светильник, бросая круг света на большой стол бобовидной формы. Судя по зеленым отсветам на поверхности стола, там светился дисплей. За столом сидел человек. В полумраке супервэриор не мог рассмотреть его, видел только контур необычайно широких плеч. Человек внимательно вглядывался в невидимый Вайцулю экран. Вахмистр осторожно притворил за собой дверь и негромко кашлянул. Хозяин кабинета поднял голову, внимательно посмотрел на посетителя. Вайцуль почувствовал несвойственную ему робость. Светильник теперь выразительно освещал лицо сидящего, нос и подбородок казались вытянутыми из-за падающей тени, что придавало хозяину кабинета выражение мрачной насупленности. Цвет лица его был землистым, как у врача и провожатого, а черты — странно застывшими. Широко посаженные небольшие темные глаза спокойно и пристально смотрели на супервэриора.

Так продолжалось несколько томительных секунд.

— Приветствую тебя, брат, — наконец негромко сказал сидящий за столом человек. — Я глава свободных исследователей. Можешь обращаться ко мне просто — «старший брат». Садись, разговор у нас будет долгим.

Вайцуль вступил в круг света и опустился на высокий неудобный стул прямо перед старшим братом. Тот помолчал, пристально глядя на супервэриора, потом спросил:

— Когда ты ел в последний раз?

— Я… я не помню… — растерялся Вайцуль.

— А почему ты не просил еды?

— Мне не хотелось. Наверное, меня кормили искусственно.

— Нет. Просто ты начинаешь новую жизнь и должен привыкать к изменениям. Это — первое, но не главное.

— Где мы находимся? — вырвался у Вайцуля давно мучивший его вопрос. Старший брат будто и не слышал его.

— Мы забрали тебя с Болота. Посмотри.

Он щелкнул переключателем старенького лазерного стереовизора. Вайцуль увидел Болото в необычном ракурсе. Крупным планом — свое потное искаженное лицо. Затем — новый кадр — Вайцуль во весь рост. Еще один — вокруг его фигуры в забрызганном грязью скафандре вздыбилось кольцо болотной жижи.

Старший брат выключил аппарат.

— Этого твои преследователи не видели, мы закрыли участок Болота, на котором ты находился, специальными помехами. Способ старый, но надежный. Потом убрали тебя с поверхности. К сожалению, пришлось поспешить, пока не подоспели вояки из Городка. В результате ты побывал в сильнейшем электромагнитном поле. Думаю, что на Альфе тебя не спасли бы. Но у нас есть свои средства.

— У кого у вас?

— Я уже говорил тебе, — терпеливо сказал старший брат, — мы свободные исследователи Бэты. Теперь ты будешь одним из нас.

— Значит, я в колонии на Болоте? — опешил Вайцуль. — Я думал, что это сказка.

— Да, мы жители Болота. Когда-то на этом месте была шахта № 13. Теперь здесь возникает новая могущественная цивилизация, которая в скором времени распространится на всю Систему. И тебе выпало редкое счастье: ты будешь одним из первых. Ты супервэриор?

— Конечно. Я вахмистр патрульной службы.

— Мы наблюдали некоторое время за тобой, как наблюдаем за всеми, кто вступает в контакт с нашими друзьями. Не всем это дано. Ведь ты поставлял лазеры паукам, не так ли? Откуда ты брал их?

У Вайцуля перехватило дыхание. «Он знает про мой тайник! — с ненавистью подумал он, — а все, что он несет, весь этот бред — просто прикрытие». Но надо было отвечать на вопрос, и супервэриор произнес внезапно охрипшим голосом:

— Один человек в Космофлоте получает их на Альфе, уж не знаю у кого. Но теперь дело лопнуло.

— Да, я слышал что-то. Мы иногда перехватываем разговоры в Городке. Правда, пока только личные, по открытым каналам… Взамен ты получал «паутинку»?

Вайцуль не ответил. Конечно, вряд ли жители Болота, раз уж спасли его от погони, выдадут преступника. Но ему все-таки не нравилось любопытство старшего брата. Тот отгадал несложные мысли вахмистра.

— Не бойся. Само наше существование должно остаться тайной для всех. По крайней мере, на ближайшие циклы. Выручая тебя, мы и так рискнули. Но нам может пригодиться военный с твоей квалификацией. Других супервэриоров у нас нет. Вы ведь проходите тактическую подготовку?

— Да, — буркнул Вайцуль, — я закончил школу младших командиров для патрульной службы. Нас готовили по офицерской программе.

— Хорошо. Ты будешь нашим военным советником. Скоро нам потребуются твои знания.

— Но я хочу вернуться на Альфу!

— Об Альфе забудь. Ты еще ничего не понял, вахмистр. Ты не сможешь вернуться ни на Альфу, ни в Городок. Ты стал свободным исследователем и ты останешься им навсегда!

— Вы будете удерживать меня силой? — с угрожающим спокойствием спросил Вайцуль. «Суперов у них, стало быть, нет, — сообразил он, — ас остальными я рано или поздно разберусь. Только бы окрепнуть да оглядеться».

— Мы не будем удерживать тебя, брат. Зачем? Ты можешь, конечно, уйти от нас, остаться на Болоте… Рано или поздно тебя подстережет какой-нибудь паук или какой-нибудь патруль подстрелит на всякий случай. Сам понимаешь, увидит тебя без скафандра и пальнет с перепугу.

— Почему без скафандра?

— Потому, новый брат, что теперь до конца своих дней ты сможешь жить только здесь, в метановой атмосфере. А скафандр тебе понадобится, чтобы войти на Базу или отправиться на Альфу. Когда мы притащили тебя с Болота из электромагнитного кокона, ты был мертв. Практически мертв. Мы сделали то, что могли, — ввели тебе большую дозу А-эликсира, или, по-вашему, «паутинки». И после этого в твоем организме за несколько дней произошли необратимые изменения. Ты больше не нуждаешься в обычной пище, тебе не страшна повышенная радиация, ты дышишь метаном. Ты стал жителем Болота, вахмистр.

— Сколько… сколько же вы ввели мне?

— По твоим меркам примерно пять тысяч доз.

«Пять тысяч доз!» Вайцуль был оглушен как открывшейся ему истиной, так и невероятной цифрой. Он перетаскал паукам несколько десятков лазеров, рискуя жизнью и свободой, а получил от них от силы пять сотен доз. И, наверное, ни у кого в Системе не было такого богатства. А эти болотные исследователи ввели ему, незнакомому беглецу, пять тысяч доз и так спокойно говорят об этом!..

Старший брат смотрел на него с откровенной иронией — первым проблеском эмоций за всю их беседу.

— Успокойся, вахмистр, ты получил больше, чем потерял. Посуди сам, догнали бы тебя твои друзья, и что тогда? Принудительная психосоциальная реадаптация личности, верно? Звучит красиво, а на деле тебя просто стерли бы и потом изобразили заново. И стал бы ты высокопорядочным и самодовольным пузырем, как твои сограждане на Альфе. А мог ведь и в шахте оказаться, на аварийном участке, где таких, как ты, используют. Ну а теперь посмотри, что ты получишь взамен. Конечно, на Альфу ты вряд ли вернешься, во всяком случае в ближайшее время, но зато ты стал в несколько раз сильнее, у тебя невероятная для человека быстрота реакции. Ты почти неуязвим, как и все мы. Смотри!

Глава свободных исследователей закатал рукава, взял со стола тускло блеснувший скальпель и спокойно чиркнул им по предплечью. Из широкого разреза хлынула, запузырилась и тотчас застыла густая темная кровь. Две-три минуты — и на месте пореза остался только белый след, который на глазах начал темнеть, сливаясь с окружающим фоном неповрежденной кожи.

— Ты не будешь болеть, брат, и жить будешь долго. Ты хочешь прожить пятьсот циклов?

— Пятьсот?!

— Да, пятьсот. Кто знает, может быть, и больше. Пока ни один свободный исследователь не умер от старости, а Колония существует почти семьдесят циклов. Я вижу, ты пока не понимаешь, как тебе повезло. Сейчас тебя отведут в твою комнату. Отдохни, подумай, а завтра мы встретимся вновь, и я расскажу тебе, как возникла наша Колония.

Старший брат махнул рукой, и Вайцуль послушно вышел. Он не мог прийти в себя от обрушившихся на него новостей. В узком коридоре его ожидал молчаливый провожатый. По-прежнему не говоря ни слова, он вывел Вайцуля в тот же кольцевой туннель, но на этот раз они спустились совсем не намного. Провожатый распахнул дверь с номером 47, ведущую в боковое ответвление. В конце его располагалась точно такая же комната, как та, в которой Вайцуль провел предшествующие дни, — полутемная, узкая, с выкрашенными в белое стенами и голым альбетонным потолком. Провожатый мягко подтолкнул Вайцуля к широкому топчану и вышел, прикрыв за собой дверь. Вахмистр остался один, бессмысленно глядя в стену перед собой. «Пять тысяч доз! — повторял он про себя. — Сколько же у них здесь после этого осталось? Да еще мой тайник!»

Он чувствовал себя почти миллионером.

Пассажирский модуль медленно полз по выветрившемуся альбетону. Лиза, раньше не бывавшая на Пятнистой, с любопытством всматривалась через лобовое стекло в окружающий пейзаж. Других иллюминаторов в модуле не было, и прочим пассажирам, сидевшим вдали от водителя, приходилось довольствоваться лицезрением друг друга.

Впереди уже виден был невысокий корпус пассажирского терминала, за которым вздымался купол Управления Космопорта. По сторонам расползлись какие-то приземистые постройки, похожие на склады. Вдали, за первым куполом, виднелся второй, гораздо больший по размеру. Это был Городок — основное поселение на Бэте. Слева от него возвышался недостроенный купол Шахтоуправления, а справа, ближе к Болоту, — База Экспедиционного Контингента. Все это, вспомнила Лиза, было соединено длинными переходами и грузопроводами. Перед отлетом она навела справки об условиях жизни на Бэте и была неприятно удивлена тем, что приезжим не разрешалось выходить за пределы трех основных куполов. Она-то надеялась скрасить свое пребывание на скучной планете выходом на Болото, увидеть, если повезет, настоящего болотного паука. А придется провести неизвестно сколько времени в переполненном Городке. Да еще в компании с этим ушастым молчуном… Она неприязненно покосилась на Сашеньку. Тот сидел, уставясь прямо перед собой. Очевидно, что Бэта как таковая Сашеньку не интересовала.

Пройдя контроль, они пешком отправились в Городок. Крытый переход представлял собой гигантскую трубу, наполовину углубленную в грунт. В ее нижней части проходили грузопроводы и различные коммуникации, второй ярус предназначался для наземного транспорта всех видов, а верхний ярус, крытый прозрачным пластиком, был целиком отдан пешеходам.

За толстыми стенами тянулась плешивая бурая равнина, на которой кое-где паслись пузыри, сбившись в кучки. Вдалеке справа горизонт прятался за мутными испарениями. Там начиналось Болото. Зеленоватое небо казалось низким и враждебным, временами налетал сильный, порывистый ветер, рвущий в мелкие клочья подлетающие к самому переходу облачка болотного газа. Лиза поежилась и ускорила шаг, догоняя своего равнодушного спутника, который, кажется, так ни разу и не взглянул по сторонам.

Экспедиционный Контингент, Шахтоуправление, Космопорт — все имели в Городке свои гостиницы, кроме того, на центральной площадке Городка располагался самый большой и вечно переполненный муниципальный отель с не претендующим на оригинальность названием «Бэта». Сашенька как человек предусмотрительный заказал места еще на Альфе, тем не менее им достался всего-навсего общий номер из двух крохотных комнат. «Тесно, — вздохнул портье, передавая им входной код, — везде у нас тесно. Сами видите, купола переполнены. Кого в складах размещают, кого — в недостроенном куполе. Гражданский госпиталь в Городке закрыли, лечимся на Базе… А правительству плевать, второй купол для Городка и не закладывали еще».

Портье выглядел совершенно издерганным, почти не слушал, что ему говорят. Лиза попыталась, обольстительно улыбнувшись, договориться об отдельном, хоть самом маленьком номере, но портье решительно покачал головой, а Сашенька, не обращавший на Лизу внимания, тем временем уже входил в лифт. Пришлось смириться. Впрочем, личные неудобства в некоторой степени компенсировались тем, что Лиза могла теперь днем и ночью присматривать за Сашенькой — в конце концов, именно для этого Мацуда и отправил ее на Пятнистую.

Со следующего дня для Лизы началась утомительно однообразная жизнь. Они прилетели на Бэту в качестве представителей небольшой фирмы, производящей газоаналитическую аппаратуру. Приятель Мацуды по Клубу предпринимателей оказал эту услугу, тем более что тот обещал передать все заключенные на Бэте контракты в распоряжение фирмы. Слову Рауля Мацуды верили. И вот теперь Сашенька и Лиза ходили из офиса в офис, исследовали химический состав воздуха, старательно определяя микропримеси, и вели переговоры о поставке опытных партий новейших анализаторов и систем регенерации. Два контракта были уже подписаны.

Лиза помогала при измерениях, которые, кстати, Сашенька делал вполне профессионально, заносила нужные данные в память микрокомпьютера и улыбалась клеркам, которые радовались поводу оторваться от унылых дисплеев и норовили завязать с симпатичной девушкой более близкое знакомство. Ежедневно в середине дня Сашенька куда-то исчезал часа на два, и Лизе приходилось работать за двоих.

Она чувствовала, что плохо выполняет поручение шефа. Но что она могла сделать? В какой-то момент Лиза попыталась и тут использовать свое обаяние, но на Сашеньку оно не произвело ровно никакого впечатления. Он просто не замечал свою напарницу. Впрочем, Лиза особенно не усердствовала и не огорчилась своей неудаче: партнер вызывал у нее откровенную неприязнь. О своем прежнем страхе перед ним она напрочь забыла и порой про себя удивлялась, как мог покойный Мендлис с его проницательностью и хитростью приблизить такое ничтожество.

Постепенно Лиза совершенно уверилась, что Сашенька просто водит Мацуду за нос. Все вечера он проводил в ресторанах, возвращаясь в отель в малопристойном виде. Однажды Лиза рискнула составить ему компанию. Но Сашенька весь вечер молчал, угрюмо напивался, предпочитая делать это к тому же не за столиком, а у стойки. А Лизе тем временем приходилось отбиваться от энергичных и прямолинейных ухаживаний посетителей ресторана. Женщин на Пятнистой было так мало. После этого вечера она предпочитала проводить в номере. Бессмысленное хождение по Городку с аналитическим прибором постепенно навело Лизу на мысль: а не решил ли Мацуда просто избавиться от нее, найдя удобный повод сопровождать Сашеньку на Пятнистую? Возможно, шеф с самого начала понимал, что бывший телохранитель его бывшего конкурента блефует? Думая об этом, Лиза еще больше возненавидела своего напарника.

Младший стивидор Космопорта Пинеску был завсегдатаем ресторана «Свой парень». Человек в общем-то безалаберный, там он появлялся с завидной регулярностью — трижды в декаду. Его массивная, до времени оплывшая фигура в замасленной куртке примелькалась всем посетителям ресторана. Приходил он рано, когда зал еще не был заполнен и наполовину, садился за угловой столик рядом со стойкой и принимался с какой-то патологической торопливостью поглощать дешевый чемергес. Делал это Пинеску следующим образом. Обычно он брал сразу две литровые бутылки, одну из них выпивал немедленно, не закусывая. После этого наступал более или менее длительный перерыв, во время которого стивидор начинал болтать о пустяках с кем-нибудь из случайных знакомых. Таковые всегда находились, публика в основном была постоянная. Потом также торопливо Пинеску истреблял содержимое второй бутылки, никогда и никого не угощая. Казалось, что спиртное на него не действует, по крайней мере внешне это не проявлялось, разве только лицо и белки глаз наливались кровью. Оглядев напоследок зал, Пинеску вставал, вялым взмахом руки прощался с приятелями и тяжело двигался к выходу, размахивая длинными руками.

Третий раз за эту декаду Сашенька пил рядом с Пинеску и успел хорошо изучить его повадки. Вот сейчас он подзовет приятеля… начнет рассказывать безнадежно старые анекдоты… смеяться булькающим смехом над собственными шуточками, так что ходуном заходит живот… Потом поскучнеет, замолчит и станет мрачно ждать, пока приятель не вернется на свое место. Тогда придет очередь второй бутылки.

Но сегодня все произошло по-другому. Лысый капрал, пропустив мимо ушей очередной анекдот Пинеску и дождавшись, когда тот перестанет смеяться, начал, в свою очередь, рассказывать какую-то дурацкую историю. Сашенька был равнодушен ко всяким болотным рассказам, но его насторожила реакция Пинеску — тот вытянул шею, замолчал, хотя обычно тут же перебивал собеседника, навалился грудью на стол и стал внимательно слушать, явно боясь пропустить хоть слово.

— Ну, подняли нас, — рассказывал капрал, — бросили на Болото. Говорят, дезертир. Что, думаю, за чушь, какой дурак в Болото будет дезертировать? Ладно, идем. Я рядом с майором шел, слышу, как ему со спутника наводки дают — мол, повернул в один сектор, вышел в другой. Где это видано — за психом-дезертиром со спутника следить! Потом слышу, кто-то орет в приемнике: «Кольцо замкнулось!» Гляжу — точно: слева, справа другие взводы обложили, стоим, а наш взвод оставили прочесывать сектор. Прочесали мы его один раз, другой, хотели уже возвращаться — тут подлетает майор из патруля, заставил еще раз все пройти. Прошли. Никого, и следов никаких. Исчез! Испарился!

— А кто же он был?

— Да какой-то патрульный вахмистр. Не зря там ихний майор крутился. Я сначала решил, что этот вахмистр комкора шлепнул — столько шума подняли!

— Куда же он мог деться?

— Пузырь тебя возьми, я-то откуда знаю?

— Утонул? — предположил Пинеску.

— Где, в Болоте? Да нет, оно так быстро не засасывает.

Пинеску, увидев, что больше от капрала ничего не добьешься, замолчал и стал смотреть в сторону, ожидая, что собеседник оставит его одного.

Сашенька задумался. Рассказ выглядел нелепо, и рассказчик был пьян, но интерес Пинеску явно выходил за рамки простого любопытства. Что могло привлечь его в этой истории? Вахмистр из патруля — фигура самая подходящая. Выходит на Болото один, бывает в отдаленных секторах, как младший офицер свободно покидает казарму… Если у него были налажены контакты с пауками, могли он спрятаться с их помощью на Болоте? А почему бы нет?

Сашенька присматривал за Пинеску не случайно. Несколько дней он провел в офисах Космоуправления, окольными путями выясняя возможности для деловых контактов, в том числе и порядок получения грузов с Альфы. Массу нужных сведений он получил совершенно открыто как представитель фирмы, имеющей на руках подписанные контракты на поставку оборудования. Во время своих непонятных для Лизы отлучек он лично проконтролировал все, что происходит при приемке груза в порту. И убедился, что никто, по крайней мере в обычной ситуации, не может обойти младшего стивидора, который принимал груз. Сашенька знал, когда лазеры, подготовленные Мендлисом, должны были отправлять на Бэту. Теперь легко было вычислить, в чье дежурство они попадали в Космопорт Городка. В служебных помещениях, где были вывешены графики дежурств, он побывал вместе с Лизой и со всеми приборами. Сашенька понимал, что проще и надежнее всего передать груз обычным порядком. При этом до минимума сокращалось количество участников, а стало быть, и расходов — прижимистый Мендлис не любил бросать деньги на ветер. Пинеску с первого взгляда показался Сашеньке подходящей фигурой. Хитер, но неумен, жаден и явно не отягощен предрассудками. Конечно, такой человек не очень надежен, но ведь ему совершенно не обязательно знать о характере груза. Сам же смотреть не полезет, дураков нет. Контрабанда — дело хоть и обычное, но наказуемое. Принял — поспешил избавиться, тут уж не до праздного любопытства.

Подозрения Сашеньки укрепились после первого же вечера в ресторане. Реакция Пинеску на алкоголь могла ничего не означать, а могла значить и очень многое: резкий прилив крови к голове встречался у тех, кто регулярно, хотя бы в малых дозах, баловался «паутинкой». И теперь вот жадный интерес Пинеску к этой болотной истории… Нет, не похож был стивидор на романтика, бескорыстного любителя легенд.

Сам по себе Пинеску Сашеньку не интересовал. Мелкий жулик, каких среди обслуги любого Космопорта вьются целые стаи. Они легко, по первому зову, предлагают свои услуги и так же легко, даже не задумываясь над этим, предают. Но это была единственная ниточка, тянувшаяся к неизвестному пока военному, имевшему контакты с пауками. Должен ли Пинеску, если передача грузов действительно шла через него, встречаться с военным? Безусловно, полагал Сашенька. Торг есть торг. Изменяются объемы поставок, изменяется и размер вознаграждения. Заочно такие вопросы не решают. Изучив привычки и возможности Пинеску, Сашенька твердо убедился, что идеальное место для переговоров — вот такие шумные ресторанчики, где наверняка и сегодня заключаются какие-нибудь не совсем законные сделки.

Но заканчивалась декада, а нужный человек не появлялся. В этом Сашенька, умеющий оставаться незаметным для Пинеску, был уверен. Порою ему начинало казаться, что он ошибся, сконцентрировав свое внимание на этом стивидоре, хотя гора косвенных улик, подтверждавших правильность его выбора, все росла. И вдруг этот странный, так взволновавший Пинеску, рассказ про дезертира…

«Стоп!» — Сашенька побледнел от волнения. Каким же идиотом он был! Конечно, Федерком мог и не разматывать цепочку с грузом, трудно, долго и ничего не даст.

Но упустить человека, вошедшего в контакт с пауками, Федерком не мог! Цепочку размотали с другого конца, перетряхнули, должно быть, весь Экспедиционный Контингент, привлекли психоаналитиков с их хитрыми машинами — и вышли на этого вахмистра. Вот и разгадка той странной облавы, о которой рассказывал пьяный капрал. Ну, а раз вахмистр пропал где-то на Болоте, то не стали особенно искать и в порту. Может, и отметили про себя того же Пинеску, да не было прямых улик, вот и отложили до лучших дней. Пока еще на чем-нибудь не попадется. Так, кажется, все логично. Но это значит…

Это могло значить только одно: вахмистр сумел связаться со своими партнерами-пауками, недаром ходят слухи, что некоторые военные понимают «болотную речь», и те его каким-то образом спрятали от облавы. И, наверное, вахмистр до сих пор где-то там, на Болоте. Вряд ли после такой погони он рискнет появиться в Городке или на Базе. Да и в Космопорту контроль, конечно, ужесточен. Пинеску, судя по всему, сам искал встречи с вахмистром, ничего не зная о его судьбе.

«Паутинку» этот тип, конечно, тоже прятал на Болоте. Не в казарме же ее хранить! Значит, удовлетворенно подумал Сашенька, интуиция его не подвела: и до вахмистра, и до его запасов можно добраться. Придется теперь всерьез заняться Болотом.

С утра Директор просматривал подготовленные для него материалы о готовящейся реформе муниципальной полиции. Он долго путался в сложных периодах и наконец решительным жестом отодвинул папку на край стола. Несмотря на многозначительные формулировки, дело сводилось к обычной перетасовке чиновников. Несколько переименований должностей — и реформа испечена. Директор поморщился. Вряд ли после этого что-то изменится к лучшему, но ссориться с половиной министерства не стоило: они столько времени ухлопали на все эти документы! Пусть теперь их читает сам министр, весьма досточтимый сэр Гонди. И Директор поставил на титульном листе одобрительную закорючку.

На середину дня было назначено совещание с полицейским руководством. Директор невольно представил себе, как советник Плавт, Главный инспектор полиции, сейчас в своем офисе, готовясь к совещанию, пыхтит над такой папкой. Чего не отнять у Плавта, так это умения держаться на плаву. Скандал вокруг аферы с лазерами выбросил из своих кресел самого министра стабильности и его товарища. На Федеральный Комитет брошена тень, на тот самый ФК, который успешно провел-таки операцию и ликвидировал преступный кооператив. А где же непотопляемый Плавт, чье ведомство прошляпило даже убийство, с которого, собственно, все и началось? А Плавт все там же, самоуверенный и самодовольный. Эх, разогнать бы этих муниципалов, а на их место — рядовых оперативников ФК. Только нынче Федеральный Комитет не в чести, да и других забот по горло. Две наиважнейшие проблемы: Бэта и Нодия. Для министра, конечно, важнее Нодия, его соперник. Директор не собирался спорить со своим начальником, но про себя давно решил, что основное внимание все же следует сосредоточить на Пятнистой. Это вопрос не предвыборной тактики, а долговременной стратегии. Он уже несколько раз, минуя председателя ФК, вызывал к себе начальника Учебного центра, сам побывал там, связался с Экспедиционным Контингентом и Высшей Космической Школой и, в общем, добился своего. С помощью военных подготовка курсантов первого цикла была перенацелена на Бэту. Однако на самой Бэте дела шли ни шатко ни валко. Пожалуй, следовало нажать на Микулича и подбросить туда еще людей.

Директор взглянул на таймер. Сейчас Микулич у себя, проводит совещание с начальниками отделов. Вызвать его в министерство? А не пройтись ли самому?

Он никак не мог привыкнуть к новому кабинету. Этот был меньше прежнего, неудобный, как пиджак с чужого плеча, помещался в боковом коридоре, и окна к тому же выходили в какой-то грязный тупик. Но главное, в министерстве стабильности Директор был в лучшем случае вторым. А у себя, в Федеркоме, Директор привык быть первым, точнее — Первым. Много циклов подряд он использовал этот позывной…

Директор встал, направляясь к выходу. «Буду через час», — негромко произнес он, обращаясь к электронному секретарю, и осторожно закрыл дверь. Машину вызывать не стал. Несколько кварталов можно пройти и пешком, кое-что еще надо было обдумать.

Если сэр Гонди подставит ножку своему коллеге и в итоге возглавит Сенат, то и товарищу министра стабильности обеспечено повышение. А если нет? Директора беспокоил тот энтузиазм, с которым Микулич ухватился за его просьбу «присмотреть» за министром энергетики. Нетрудно сообразить, для чего и кому это нужно. В Федеркоме всегда считалось дурным тоном вмешиваться в министерские свары, по крайней мере так откровенно. Вдруг Нодия, у которого тоже есть свои возможности, сумеет доказать, что Федерком работал против него? Что тогда? Министр стабильности будет скомпрометирован, наверняка подаст в отставку, но сохранит свое сенаторское кресло. Действительно, не может же он вникать в технические подробности работы ФК! Для этого существует товарищ министра. А Микулич? А что Микулич? Микулич тоже не дурак. Следили за министром? Помилуйте! Его охраняли как основного претендента на роль нового главы государства. Помнится, сам товарищ министра давал такое указание, вполне, впрочем, объяснимое. А то, что наткнулись на какие-то сомнительные факты, так это дело случая. Федерком не обязан интерпретировать их с политической точки зрения. Это решают наверху. Как где? В министерстве, конечно… Делом занимался сам лично товарищ министра… Опять товарищ министра! И что тогда говорить ему, Директору? Что он не профессионал? Это после двадцати циклов в Федеркоме? Или что он не политик? На его-то посту? Ладно, паук с ней, с карьерой, но ведь и до возрастного максимума недалеко!

По длинному коридору Федеркома Директор шел не спеша, вежливо, но сухо раскланиваясь со всеми встречными, на минуту остановился пожать руку начальнику контрольного отдела. Он рассчитал правильно: Микулич, уже предупрежденный о его приходе, ждал в дверях кабинета. Они поздоровались. Директор подошел к столу, скользнул по его краю, безошибочно нашел нужное место и утопил незаметную кнопку — сначала слегка, а потом до отказа. Теперь кабинет был застрахован от подслушивания. Одновременно включилась запись. В течение 6 декад их разговор будет храниться в памяти личного компьютера председателя ФК.

— Извините, привычка, — вежливо сказал он Микуличу, — все никак не могу отвыкнуть от этого стола.

Микулич широко улыбнулся и махнул рукой, как бы говоря: «Ну что за пустяки!»

— Я, собственно, заглянул к вам так просто, по старой памяти, — продолжал Директор, — захотелось посмотреть, как вы тут устроились. Выдался, знаете ли, свободный час, вот и решил прогуляться. Что-нибудь сложное сейчас есть?

— Да нет, обычная рутина, — ответил Микулич, который ни на миг не поверил в случайный приход товарища министра.

— Я внимательно слежу за вами и вижу, что вы уже полностью вошли в курс дела. Мне в свое время понадобился куда больший срок. Что ж, пора разворачиваться. Мне кажется, теперь самое время присмотреться к анахронистам. Они заметно активизировались, ищут контакты в политических кругах. Помнится, последние сигналы, которые я получал в этом кабинете, были весьма любопытными.

Как и предполагал Директор, при упоминании о политических контактах Микулич оживился.

— Я уже немного посмотрел материалы на них, — сказал он. — По-моему, тот самый фигурант, о котором мы говорили в прошлый раз, именно от них получил основную информацию.

— Вот как? Это интересно. Можно поработать в этом направлении. Особенно, если есть доказательства. Впрочем, это не срочно. Сейчас для нас главное — Бэта. Боюсь, что ситуация там осложняется.

«Что же ему нужно, — напряженно думал Микулич, изображая доброжелательное внимание, — зачем он притащился, старый паук? Включил охранный блок, а болтает о пустяках. Намек на Нодию проигнорировал, заговорил о доказательствах. Он что, судить его собрался? Скомпрометировать можно и без всяких доказательств, так даже вернее получается. Может, он хочет, чтобы мы подбросили эти доказательства? Что ж, надо подумать».

— С Бэтой сложнее, — вслух сказал он, — людей там маловато, да и наш представитель новый, еще не освоился.

— Там раньше был Новак, начальник оперотдела? Может, поручить ему координацию работы по Бэте?

— Вообще-то Новака я нацеливаю на анахронистов. К тому же его на Пятнистой знает каждый пузырь. Если он зачастит гуда, это привлечет ненужное внимание, — возразил неожиданно для себя Микулич. Хотя до этой минуты он и сам собирался поручить Бэту Новаку, непонятный приход Директора встревожил его и заставил импровизировать.

— Резонно. Вы правы, я об этом не подумал. Старею. Тогда, конечно, Новака лучше использовать здесь. Хорошо, пусть пока этим занимается наш представитель. Людей ему можно и подбросить, я, кстати, принимаю меры в этом направлении. А весьма досточтимый сэр Гонди добился разрешения на увеличение штатов в нашем отделении на Бэте. Тут вот еще что. Кому-то надо заняться непосредственно Болотом. Мало того, что Экспедиционный Контингент не обеспечивает должную его охрану, так еще и сами военные оказались замешанными в контрабандных операциях. Пошлите туда умного парня с опытом, знающего местные условия, чтобы поработал осторожно, без всякой огласки. И людей ему дайте, и опытных, и молодых, под самыми разными крышами. Пусть копнут поглубже. Бэта сейчас самое больное наше место. Если не удастся там хоть за что-то зацепиться, бледно мы будем выглядеть на очередных слушаниях.

— Хорошо, — согласился Микулич, думая тем временем о своем. «Похоже, старый олух опять сел на своего конька — в Болоте ищет козни метрополии… Нет, эти сказочки мы оставим для Компьютерной Службы Новостей, — рассуждал про себя Микулич, — а займемся в первую очередь Нодией. Тут заинтересован сам министр. Потом уже — анахронисты, тема избитая, но все еще популярная в Сенате. А Болото — для публики, пошлем туда несколько человек, может, и впрямь что-нибудь обнаружится. Главное — пошуметь, полезно и для престижа Федеркома, и для его председателя тоже. Вдруг на Болоте действительно прячется какой-нибудь псих? А Новака на Бэту посылать не стоит, не случайно Директор второй раз заговаривает об этом, с чего бы вдруг? Пусть начальник оперотдела занимается текучкой…»

Директор был доволен разговором со своим преемником. Проблема с Нодией, похоже, решена. Если министр действительно связан с анахронистами, достаточно намекнуть об этом, и шансы Нодии занять высокий пост улетучиваются. Не очень ясно, почему Микулич вдруг воспротивился возвращению Новака на Пятнистую, но, может быть, оно и к лучшему. Новак помнит, кто сделал его начальником отдела. Оставаясь на Альфе, он будет полезен в качестве источника информации. А на Болото стоило бы послать Германа Крофта — он бывший топограф, знает о Пятнистой все. Хватит держать его в запасе. А все эти политические игры не для него, Директор не знал, что относительно Германа у Микулича были свои планы.

Никто официально не вызывал Сибирцева и Инглза, никто не говорил с ними о предстоящем задании. Просто однажды после занятий Мастер подозвал их к себе и совершенно буднично объявил, что с завтрашнего дня они будут работать по индивидуальной программе, для чего с утра им следует явиться в кабинет № 5. А с начала следующей декады оба перейдут на казарменное положение, поэтому надо подготовить и перетащить в Учебный центр все необходимое. Сразу же стало ясно, что действовать им придется на Бэте, точнее — на Болоте. Инглз тоже предположил, что из них решили сделать топографов. Джек скептически пожал плечами, но и он про себя отметил, что известный резон в словах Боба есть. С первых дней занятий в Учебном центре им упорно твердили, что главное в оперативной работе — внимание к человеку, умение войти в контакт, определить психологические характеристики, внушить доверие… А тут — разновидности пауков, особенности почвы в различных секторах, биохимия и топография Болота. Занятия проводили не специалисты ФК, а военные из Высшей Космической Школы, готовившие офицеров для Экспедиционного Контингента, молчаливые, даже замкнутые, что резко отличало их от прежних преподавателей. Джек заподозрил, что некоторые из них ради двух курсантов прилетели прямо с Бэты, хотя это предположение ему самому казалось фантастическим. График занятий был плотным — утром основательная разминка, которую проводили специалисты из Учебного центра, в том числе Элла, потом «болотные» занятия, как окрестили их два ученика, оперативная подготовка, самостоятельная работа… В общем, вздохнуть было некогда. В предпоследний день декады они сдавали зачеты, потом мгновенно пролетающие сутки отдыха, и все начиналось сначала. Короче говоря, за четыре декады Джек ни разу не выбрался на хутор к Герману, разговаривать же по видеотелефону не хотелось…

Уже в начале второй декады Джек поймал себя на том, что с нетерпением ждет нескольких часов относительной свободы. Главное, никто, даже всезнающий Инглз, не знал, сколько времени продлится эта гонка. Остальные курсанты занимались по обычному графику, хотя и в их программе Бэта занимала непривычно большое место.

И при всем при том Джек, который за пол-цикла на Альфе так и не нашел себе подружки, именно в эти сумасшедшие четыре декады завел себе небольшой роман.

Началось все самым банальным образом. В первый выходной они решили с Инглзом просто прогуляться по Городу, зайти в ресторан, поглазеть на людей. Договорились, что оба заскочат к себе домой, а потом Инглз заедет за Джеком в эр-такси и они отправятся в центр. Джек принял душ, переоделся и стал ждать, поглядывая на дисплей, где мелькали кадры вечерних видеоновостей. Мяукнул дверной сигнал. Инглз, стоящий на площадке, казался смущенным, но Джек, предвкушавший приятный вечер, не обратил на это внимания. Схватив куртку, он стремглав сбежал по лестнице. Инглз не слишком поспешно последовал за ним.

Причину смущения Боба Джек понял только у подъезда. В эр-такси с самым невинным видом сидела рыжая девушка. Джек сначала не узнал ее: «Знакомься, Джек, это Ника, моя младшая сестра». Конечно же, вспомнил Джек, он видел ее на площадке в тот день, когда впервые побывал у Инглзов.

Устроившись на заднем сиденье, Боб улучил момент, когда Ника отвернулась к водителю, и шепотом извинился:

— Понимаешь, Джек, пристала, как болотная лихорадка, скучно, говорит, возьмите с собой, ну и так далее.

— Ладно, — отмахнулся Джек, который еще не решил, помешает ли Ника их отдыху.

Впрочем, Ника оказалась кстати. Она тут же завладела Сибирцевым, оживленно болтала с ним весь вечер, неутомимо танцевала и, морщась, но не споря, пила аршад. Чуть захмелевший Джек, расставаясь с Инглзами, даже сказал ей какой-то неуклюжий комплимент. Но по-настоящему он заинтересовался девушкой во время следующего выходного, когда увидел, какими завистливыми взглядами провожают его встречные мужчины.

А Боб стушевался, стараясь не мешать им и поглядывая на сестру — ай да тихоня! И куда только подевалась ее пресловутая застенчивость?

Закончилась пятая декада.

— Надоели рестораны, — решительно сказал Джек за день до выходного. — Давай просто погуляем. Скажем, в парк сходим…

Инглз посмотрел на него с подозрением. Джек смутился.

— Ну да, — не стал отрицать он, — звонила Ника. Это ее идея. А что? Мне нравится.

Встретиться они договорились у памятника Жертвам гегемонизма, в самом центре Города. От доктора Похьи Джек знал его подлинную историю, и потому смотрел на памятник с раздражением. Когда-то два патрульных катера, отрабатывая учебный перехват почтового корабля с Марса-II, неловко сманеврировали, и один из них подставился под выхлоп другого. Почтовик благополучно покинул окрестности Альфы, уцелевший патруль вернулся на базу, а трем неудачникам поставили этот памятник. И жители Города с детства привыкали к мысли о враждебности метрополии, стоившей жизни их согражданам.

Он только что закончил рассказывать Инглзу эту историю — Боб, впрочем, выслушал ее с явным недоверием, — когда на площадь плюхнулось эр-такси и Ника, смеясь и извиняясь одновременно, подбежала к ним.

Сегодня она была необыкновенно хороша, Джек еще не видел ее такой. Ника и сама чувствовала это и поглядывала на Джека с вызовом.

— Знаешь, ты сегодня красивее всех на свете, — произнес Джек ожидаемые слова.

— Да? А я-то думала, что всегда такая!

— Всегда, но сегодня особенно, — сгладил углы Сибирцев. — Ну что, пошли?

— Ребята, идите одни, — неожиданно сказал Инглз, — я сегодня действую по индивидуальной программе.

Не дожидаясь возражений, он подмигнул сестре и быстро пошел через площадь, на ходу подзывая эр-такси. Не сговариваясь, Джек и Ника неторопливо побрели в сторону седьмого сектора.

В парке почти никого не было. Ника весело болтала о каких-то пустяках, а Сибирцев молчал, тактично изображая внимание. Ему вдруг вспомнился вечер, который он просидел здесь после памятной драки в баре. Сколько всего изменилось! Где-то проходит психосоциальную реадаптацию финансист Чен — Джек так и не привык звать его Кичем. Погиб Луи, нет и Полины. Зато у Джека появились новые друзья — Герман, доктор Похья, рыжий Инглз и еще вот эта девчонка.

Они свернули с альбетонной дорожки. Ника шла впереди, прямо по невысокой жесткой траве, иногда украдкой оглядываясь на Джека. По пологому склону спустились в ложбину. Вообще-то поверхность Альфы была совершенно плоской, но в парке его создатели постарались воспроизвести изрезанный рельеф далекой прародительницы. Через несколько шагов Ника решительно тряхнула рыжими волосами и полезла напрямик по довольно крутому склону. Джек следил за ней с одобрительным интересом: юбка у девушки была достаточно короткой.

Вскоре они вышли в совершенно незнакомую Джеку часть парка, сильно изрезанную неглубокими оврагами, склоны которых укрепляли корни массивных альфасов и сухой стелющийся кустарник. Ника в нарушение всех правил подошла к кустам и принялась обрывать с них фиолетовые пахучие цветы, а страж закона поручик Сибирцев следил, чтобы никто не застал их за этим невинным занятием.

Начинало темнеть, причем темнота наваливалась непривычно быстро. Джек недоуменно поднял голову, вглядываясь в небо. Над Городом плыла тяжелая туча. Почти сразу же брызнули первые капли.

— Дождь! — взвизгнула Ника. — Вот здорово! И спрятаться негде! Сегодня точно что-то случится.

На Альфе, лишенной открытых водоемов, за исключением нескольких заболоченных районов в южном полушарии, далеко от Города, дождь случался раз в несколько циклов. Горожане обычно не спешили прятаться, стояли, любовались редким явлением, ловили руками тяжелые блестящие капли.

Но то, что было развлечением на альбетоне Города, в мокром парке превратилось в настоящую проблему. Почва, не в состоянии поглотить такое количество влаги, мгновенно размокла. Спотыкаясь и оскальзываясь на мокрой траве, Джек и Ника подбежали к ложбине и остановились. Спуск по крутому склону казался невозможным. Пришлось идти в обход…

Когда они наконец-то добрались до выхода, оказалось, что он уже закрыт. Пришлось под дождем еще раз пересечь весь парк, чтобы выйти к лазу, памятному Джеку с лицейских лет.

Оба представляли собой уморительное зрелище, особенно Ника. Платье плотно облепило тело, волосы повисли мокрыми сосульками, потемнели от воды. Джек набросил ей на плечи свою куртку, оставшись в промокшем свитере. Один раз он шлепнулся-таки на землю, и теперь его форменные брюки с одной стороны были светло-серыми, как и положено, а с другой — бурыми. Прохожие смотрели на них с веселым удивлением. Вдобавок ко всему, как только кончился дождь, подул легкий ветерок, сразу превративший мокрую одежду в орудие пытки.

К счастью, квартира Джека была недалеко. Они ввалились в тесный холл, сбросили обувь и все, что можно, из верхней одежды. Нику знобило, она ежилась и вздрагивала, обхватив себя руками.

— Марш в ванну! — приказал Джек. — И воду погорячей. Я пока поищу что-нибудь сухое переодеться.

Вскоре из-за дверцы послышался плеск воды. Джек прислушался, убедился, что все в порядке, прошел в спальню и сменил брюки и рубашку. На долю Ники остался только парадный мундир. Какой-то фантазер из Главного Штаба украсил его витым золотым шнуром на левом плече. Впрочем, сейчас важнее всего было то, что мундир, доходящий хозяину до середины бедер, Нике вполне мог заменить домашнее платье. По крайней мере, на пару часов, необходимых для приведения в порядок ее собственной одежды.

Джек ждал, потягивая аршад. Наконец плеск воды прекратился, и в квартире установилась выжидательная тишина. Сибирцев чуть приоткрыл дверь, просунул в щель мундир, честно стараясь не смотреть. В ванной послышался сначала удивленный возглас, потом приглушенный смех. Наконец Ника появилась в комнате. Мешковатый мундир еле-еле прикрывал то, что надлежало скрыть. Джек беззастенчиво полюбовался покрасневшей Никой, поднял вверх большой палец и, передав ей аршад, отправился в ванную.

Потом они долго сидели на кухне, смакуя горячий кофе, болтали о чем-то неважном, бросая друг на друга быстрые взгляды. Джеку хотелось говорить, двигаться, энергия переполняла его. А Ника, напротив, притихла, затаилась, будто ожидая чего-то.

Вдруг она встала, подошла к креслу, в котором сидел Сибирцев, и уселась к нему на колени, обхватив шею обеими руками.

— Поручик, ты скоро станешь супером!

— Почему? — опешил Джек больше от поступка Ники, чем от ее заявления.

— Потому что ты абсолютно непробиваем. На тебе от природы бронежилет. Ты толстокожий, как пузырь!

И она не дала ему возразить, закрыв рот поцелуем.

Остаться на ночь Ника наотрез отказалась. Джек проводил ее до ближайшего перекрестка, посадил в эр-такси и долго глядел вслед. Он вдруг поймал себя на том, что последние полчаса с нетерпением дожидался ухода Ники — хотелось побыть одному. Впрочем, Джек был уверен, что через декаду он снова будет с Никой, и эта уверенность поднимала ему настроение.

Однако оперативник предполагает, а Федерком располагает. На следующее утро курсанты первого цикла обучения поручик Сибирцев и подпоручик Инглз были вызваны к начальнику оперативного отдела. Бригадир Новак, внимательно разглядывая курсантов, которые изо всех сил старались выглядеть спокойными и уверенными в себе, вручил им приказ об откомандировании на Бэту для выполнения специального задания. Старшим назначался поручик Сибирцев. До отправления оставались сутки, а нужно было еще пройти инструктаж, получить оружие и снаряжение, сделать комплексные прививки… Словом, Джек лишь на мгновение вспомнил о Нике, о несостоявшемся свидании и тут же забыл обо всем. «Боб своих предупредит», — подумал он. Сам Джек пытался позвонить на хутор Герману, но того не оказалось на месте. Пришлось передать новости через Микки.

Поздно вечером их вызвали для окончательного инструктажа. С первых же слов Джек понял, что речь идет об опасной вылазке в глубь Болота. Он невольно покосился на Инглза. Тот слушал молча, вопреки обыкновению не перебивал, оставался совершенно невозмутимым. «Кажется, мне все-таки повезло с напарником», — удовлетворенно подумал Джек.

Инструктаж проводил один из заместителей Новака. Сам бригадир сидел в стороне, молчал и только в конце, с непривычной для него смущенной интонацией, добавил:

— Я понимаю, что задание сложное, тем более для курсантов, но на всякий случай хочу попросить вот о чем. Ходят слухи, что в этих секторах встречали людей, — он хотел добавить «без скафандров», но удержался, не желая прослыть чудаком. — Людей, живущих на Болоте. Так что поглядите. И еще, посмотрите-ка эту кассету и подумайте, что бы это значило.

На кассете была все та же запись неудачной погони за Вайцулем. Курсанты дважды внимательно просмотрели ее, переглянулись и ничего не сказали.

— Дело Вайцуля пока закрыто, — слово «пока» Новак выделил интонацией, — но вы все же приглядитесь. Все непонятное, все, что хоть как-то может прояснить эту загадку, примечайте, запоминайте, потом доложите лично мне. Удачи!

И Новак встал, демонстрируя, что инструктаж закончен.

После разговора со старшим братом Вайцулю плохо спалось. Он, конечно, не поверил многому из того, что говорил ему болотный предводитель, пропустил мимо ушей намеки о будущей цивилизации и прочие глупости. И все же ему было о чем подумать…

Главное Вайцуль выяснил: он в Колонии на Болоте, в районе «белых пятен», в старой шахте. Если правда, что он может выйти на поверхность Болота без скафандра да при этом еще не будет нуждаться в пище, то никакие болотные жители его не остановят. О «паутинке», спрятанной под кислородным баллоном, никто не знает. Рано или поздно вахмистр доберется до нее, а потом прорвется и в Космопорт. Наверняка его давно уже перестали искать. Сколько времени он валялся тут без сознания?

Он вспомнил о «паутинке», которую вкатили ему, и вдруг подумал, что уходить отсюда пока не стоит. Еще чего! Если на случайного человека они не пожалели пяти тысяч доз, можно догадаться, какие у них тут запасы! И последним пузырем будет он, вахмистр Вайцуль, если до них не доберется. Он, в конце концов, не давал разрешения на все эти идиотские эксперименты над собой!

Наконец под потолком зажглась лампочка. Вайцуль встал с койки, на которой провел ночь, и немного размялся. Ни есть, ни пить, ни прочего, что полагается делать утром, ему не хотелось. Умыться? Вахмистр огляделся. Ничего похожего на умывальник в комнате не было. Только лампочка под потолком и койка у стены. Он подошел к двери, но та, как и следовало ожидать, была заперта. Все это очень смахивало на тюремную камеру. Вахмистр выругался вслух, но его голос в пустом помещении с альбетонными стенами прозвучал так неприятно, что Вайцуль поморщился, опустился на койку и стал ждать.

За дверью послышался шорох. Вайцуль вскочил, встал сбоку от входа. Дверь приоткрылась немного, потом вдруг невидимый гость помедлил и негромко постучал.

— Входите, — сказал Вайцуль, несколько успокоенный вежливостью гостя, означавшей, по-видимому, что статус его все-таки несколько отличается от статуса простого пленника.

Дверь раскрылась шире, и его вчерашний провожатый шагнул в отсек. Он внимательно и неторопливо оглядел напрягшегося Вайцуля, но промолчал. Лицо его оставалось неподвижным. Вахмистр не выдержал.

— Ну, все разглядел? Долго вы еще будете держать меня взаперти?

— Тебя ждет старший брат, — сказал вошедший, игнорируя слова Вайцуля. Он посторонился, чтобы пропустить вахмистра вперед, но тот неуловимым движением остановил болотного жителя, одновременно ударив его в солнечное сплетение. Человек мешком упал на пол, хватая воздух посиневшими губами. Вайцуль переступил через него и выскользнул в полутемный коридор. Дверь за ним захлопнулась. Он проверил, не открывается ли она, удовлетворенно хмыкнул и быстрым скользящим шагом двинулся вверх по спиральному коридору.

Тренированная память супера, привыкшего ориентироваться на Болоте, безошибочно подвела его к дверце, ведущей в отсек, где обитал старший брат. Вайцуль, однако, прошел мимо, сделал еще один круг и остановился перед металлическими воротами, перекрывавшими коридор. Судя по всему, за ними был шлюз, ведущий на Болото, но ворота были не только закрыты, но и заварены, и, видимо, загерметизированы. Здесь выхода не было. Удостоверившись в этом, Вайцуль повернулся и пошел вниз. Что ж, пока ему некуда спешить. Теперь, должно быть, с ним будут повежливее. А пока можно поговорить со старшим братом.

Как и в прошлый раз, Вайцуль без стука вошел в кабинет старшего брата. Там по-прежнему было полутемно, так же светился дисплей, и так же всматривался в него хозяин кабинета. Вайцулю на миг даже показалось, что он не выходил отсюда.

— Садись, — негромко произнес старший брат. — За что ты ударил моего помощника?

— Я не преступник, которого нужно держать взаперти! — с вызовом ответил вахмистр. «Быстро узнал, — подумал он невольно, — похоже, это дело у них налажено…»

— Если ты не преступник, почему за тобой охотилась половина Экспедиционного Контингента? — насмешливо спросил старший брат. — Впрочем, нас это не касается. У нас тут свои правила, и если ты не будешь соблюдать их, мы избавимся от тебя.

Небольшая пауза перед словом «избавимся» встревожила даже несообразительного Вайцуля. «Как это они от меня избавятся, интересно? Выгонят на Болото? Но ведь сами же хотят сохранить тайну своей Колонии. Паук подери, надо пока притихнуть».

— Хорошо, — сказал он вслух, — вы перестанете меня запирать, а я подчинюсь вашим правилам. Если они не слишком обременительны.

— Не слишком. Но об этом потом. Сначала ты должен узнать историю нашей Колонии. Смотри!

Старший брат включил стереовизор. На экране появилось расплывчатое изображение человека в рабочем комбинезоне. Человек сидел за пультом телекомбайна, повернувшись лицом к объективу. В глаза бросались глубокие складки на лице, мешки под глазами, выражение тяжелой усталости во взгляде. Но руки, лежавшие на пульте, были сильными и уверенными.

— Это основатель нашей Колонии, Айк Гамильтон. Он был рядовым оператором на шахте. В этой разлагающейся Системе такие люди всегда оказываются внизу! — В голосе старшего брата прозвучала неподдельная горечь.

— А что он такого сделал? — осторожно спросил вахмистр.

— Все! Десятки операторов гнали свои телеки в глубь планеты, и ничто их не интересовало, лишь бы побольше руды! А ведь в здешних радиоактивных пластах зарождалась жизнь. И если бы не Айк, все это просто снесли бы и отправили на переработку. Он первым заметил участки породы — Айк называл их флюктуациями, — на которых телекомбайн выходил из строя. Однажды после смены он остался в забое и попытался вручную вскрыть крупную флюктуацию. И там нашел первопаука.

Старший брат щелкнул переключателем, и Вайцуль увидел изображение уродливо изломанного полупрозрачного существа, которое лишь отдаленно напоминало пауков, встречавшихся ему на Болоте.

— Это не настоящее стерео, — продолжал старший брат, — это компьютерное изображение, восстановленное по рисункам, которые оставил Айк. Он посылал эти зарисовки на Альфу, но идиоты из Шахтоуправления решили, что у него галлюцинации, и сняли с подземных работ. Потом, когда Айк вернулся на шахту, он уже ни с кем не делился своими находками и достижениями, ибо он стал создавать новую цивилизацию — цивилизацию хозяев Бэты, разумных пауков. Это продолжалось много циклов, он проделал сотни опытов и наконец понял, что пауки используют радиоактивные элементы в качестве источника энергии. При этом выделяется некая субстанция, которая разжижает плотную породу вокруг. Так возникают флюктуации. Потом паук делится, новая особь постепенно обособляется, уходит в сторону и создает собственный кокон. Ну, и так далее. И вот тут-то Айк провел свой великий эксперимент.

Старший брат выдержал многозначительную паузу.

Он, кажется, ждал, что вахмистр, заинтересованный рассказом, начнет задавать вопросы. Но Вайцуль недоуменно молчал. Все эти пауки его не интересовали, да и сам Айк, которого он успел мысленно окрестить «чокнутым», особой симпатии у него не вызывал.

— Айк заявил, что забой, в котором он работал, бесперспективен. Последние декады он осторожно уменьшал добычу руды, примешивая к ней побольше пустой породы, и ему поверили. Не станет же оператор сознательно снижать выработку! Забой законсервировали. Айк в свободное время приходил туда и вручную пробивал радиоактивную породу, стараясь искусственно соединить отдельные флюктуации. Конечно, он заболел лучевой болезнью, но скрывал это, чтобы его не сняли с шахты. Его усилия были вознаграждены другим великим открытием: несколько взрослых особей пауков, собранные вместе, не замыкались в коконе, а целенаправленно расплавляли окружающую породу, почти как разумные существа, при этом и сами менялись с необычайной быстротой. Вот они, пауки-бис.

Старший брат снова переключил изображение, демонстрируя огромного паука, облепленного коричневой грязью и приподнимавшего две лапы над маслянисто блестящей лужей. На втором плане виднелось несколько таких же тварей.

— Рассказывать можно целый день. Если хочешь, мы дадим тебе все материалы, оставшиеся после Айка. Мы сохранили в неприкосновенности его кабинет. Скажу только о последнем открытии. Пауки, объединившись, увеличились в размерах, причем все это произошло всего за несколько циклов. При этом их секреторная активность так усилилась, что в районе шахты образовался огромный участок жидкого грунта. Шахту эвакуировали, но Айк остался. Он умирал от лучевой болезни, знал это и хотел до конца быть со своими пауками. Он понимал, что ему удалось подтолкнуть какой-то естественный процесс, направив его в иную, не предусмотренную природой сторону. Сначала пауков было несколько десятков, потом несколько сотен, потом они исчислялись уже многими тысячами. Жидкие участки быстро разрастались, тем более что пауки теперь расселялись не в твердой породе, а в Болоте. У Айка не было почти никаких приборов, он все изучал чуть ли не на глазок. Однажды ему в руки попало серое вещество, которое выделяли пауки.

— «Паутинка»? — впервые заинтересовался Вайцуль.

— Да, вы так его называете. Айк провел самые простые анализы, но ничего интересного не обнаружил и хотел уже выбросить свою находку — у него осталось совсем немного времени, болезнь быстро прогрессировала. Случайно или повинуясь предчувствию, он однажды понюхал «паутинку» и вдруг почувствовал прилив сил. Айк решил, что ему показалось, повторил опыт, потом еще и еще… Через несколько дней состояние настолько улучшилось, что он нашел в себе силы собрать всю «паутинку», которая скопилась в забое, и попробовал сделать вытяжку. Это примерно то же самое, что на Альфе называется виталонгом. Но Айк дал чудесной жидкости свое, настоящее название — «А-эликсир». Короче говоря, после первой сотни доз он излечился от лучевой болезни. Но Айк боялся, что он может заболеть снова, и стал повторять инъекции каждую декаду. И он первым достиг того состояния, которое обрел теперь — с нашей помощью — и ты. Он стал бэтаменом!

Последние слова старший брат произнес с подъемом, торжествующе глядя на Вайцуля, как бы ожидая от него ответного энтузиазма. Но Вайцуль в это время прикидывал, сколько «паутинки» могло накопиться в шахте с тех пор, когда здесь жил Айк, и не обращал внимания на интонации собеседника.

— Да, ты все еще ничего не понял, — с сожалением произнес старший брат. — Айк надеялся создать расу пауков, разумных жителей Бэты. На самом деле он создал нечто большее. Он создал нас, бэтаменов, новую, высшую расу людей. Айк надеялся, что хозяевами Пятнистой станут пауки. А хозяевами Пятнистой станем мы. Я один из немногих, кто помнит Айка живым, я появился на этой шахте третьим. Сейчас нас уже больше семидесяти. Пока там, на Альфе, гниет эта проклятая Система, которая не видит ничего, кроме своей примитивной стабильности и животного благополучия, которая ради этого отказалась от стремления к недостижимому, здесь, в старой шахте, возникает новый мир. Пойми же, вахмистр, тебе невероятно повезло. Ты станешь одним из первых жителей этого мира. Конечно, впереди много трудностей, да и эти тупоумные пузыри с Альфы никогда не смирятся с нашим существованием. Но мы все равно победим. За нами великое преимущество: наши способности, наша энергия, наша уверенность в победе.

Старший брат замолчал. Вайцуль, привыкший уже к его равнодушному тону, с невольным вниманием слушал последние фразы, звучавшие почти патетически. «Он сумасшедший, — подумал вахмистр, — что он тут несет? Их семьдесят штук, а в Системе полтора миллиона жителей, Экспедиционный Контингент, Космофлот, наконец! Да один взвод суперов разнесет вдребезги всю эту компанию!» Но, помня о недавнем предупреждении старшего брата, он решил не возражать.

— Конечно, конечно, — пробормотал Вайцуль, — это здорово, но, наверное, это будет еще не скоро.

— Да, ты прав, — с сожалением сказал бэтамен. — Сейчас мы решаем две задачи — как добиться естественного размножения бэтаменов и как вывести новые клоны пауков, полностью подчиненные нам.

— А те пауки, что на Болоте, вам не подчиняются?

— Некоторые клоны, созданные в последнее время и живущие возле шахты, — наши верные союзники. Правда, они не слишком сообразительны, но исполнительны и нам преданны. А клоны, живущие ближе к вашей Базе, с которыми вы, собственно, и воюете, умнее и агрессивнее. Это потомки тех пауков, которых выпустил в Болото Айк. Нас они не трогают, но и в контакт вступают неохотно. Оружие ты поставлял им.

— Что же вы хотите от меня?

— Я уже говорил. Мне нужен военный советник, профессионал. Ты ведь, кажется, не испытывал желания стать исследователем, заниматься клонированием пауков, например?

— Нет, конечно, я обучен другому.

— Вот именно — другому. Нас пока очень мало, особенно военных, да и те — из низших чинов. Пока ты останешься вахмистром, потом получишь чин поручика. А когда-нибудь станешь главнокомандующим всеми вооруженными силами Бэты! Если, конечно, будешь верен нам, делу свободных исследователей, заветам великого Айка…

Старший брат неожиданно, на полуслове, замолчал и внимательно посмотрел в глаза Вайцулю. Через несколько минут молчания он вздохнул и закончил фразу:

— Заветам великого Айка и тем, кто им верно следует. Ты все понял, вахмистр Вайцуль?

— Пока все вроде бы.

— Тогда на сегодня достаточно. Запомни наши основные правила. Первое: ты должен подчиняться главе свободных исследователей, то есть мне. Подчиняться беспрекословно. Второе: ты не должен заходить в некоторые помещения, тебе скажут в какие. Вот и все. В остальном ты свободен. Единственное, что ты должен сделать в ближайшее время, это изучить дневник Айка. Тогда, может быть, ты поймешь, какому великому делу служишь. А пока иди к себе. Твой отсек — сорок седьмой.

Вайцуль встал, нерешительно подошел к двери, потом вдруг остановился.

— Прости, старший брат, ты говорил, что ваши не умирают. А что случилось с этим… с Айком?

Старший брат нахмурился. Очевидно, вопрос был ему неприятен.

— Он погиб. Когда-нибудь ты узнаешь об этом. Несчастный случай. Иди, мне надо работать.

Вайцуль вышел в спиральный коридор. На сей раз провожатого поблизости не было. Вахмистр осмотрелся и пошел вниз, в свой отсек, чувствуя, что голова у него разламывается от боли.

«Паутинки» бы сейчас. Пару доз», — машинально подумал он.

Эр-такси мягко приземлилось на небольшой площади на окраине первого сектора. Широкоплечий человек в длинном, почти до земли, пальто, какие носят фермеры из дальнего Загорода, не торопясь выбрался из кабины. От площади налево отходил узкий темный переулок. Человек, поежившись от холода, свернул туда. Во всем квартале не было слышно ни голосов, ни шагов, только свист ветра.

Переулок заканчивался тупиком, и там в глухой стене чернела неприметная дверь. Она открылась от легкого нажима. Вспыхнул свет. Пустынный коридор заканчивался второй, заблокированной дверью. Вошедший подключил к опознавателю свой личный блок. Через несколько секунд, тихо щелкнув, опознаватель сработал, и дверь отворилась.

Это был закрытый карточный клуб, в котором числились среди прочих четыре министра, десяток сенаторов и даже комкор Дорич, командир Экспедиционного Контингента.

Фермер Герман Крофт был принят кандидатом в члены клуба три декады тому назад. Вряд ли он мог попасть сюда в своем настоящем качестве, в роли оперативника, даже по служебной необходимости. Ни полиции, ни Федеркому в клубе делать было нечего. Игра там шла по маленькой, профессиональные игроки безжалостно изгонялись. Превыше всего члены клуба ценили покой, безопасный азарт, возможность расслабиться в своем кругу. И попасть в этот круг было непросто, ни чин, ни богатство сами по себе не давали такого права.

Вообще-то карточная игра не была особенно популярна на Альфе. Многие считали ее подозрительным занятием, привычкой анахронистов. Жители окрестных домов поговаривали, что в клубе происходят возмутительные оргии, и только высокие покровители спасают его от закрытия. И хотя, как убедился теперь Герман, слухи эти были далеки от истины, члены клуба старались особенно не афишировать свою слабость.

Герман пришел последним, его партнеры расселись уже за широким столом в отдельном кабинете. Высокий седоватый бригадир из Космофлота нетерпеливо вертел в руках нераспечатанную колоду, укоризненно поглядывая на таймер. Рядом с ним невозмутимо потягивал аршад один из тёх, кто рекомендовал Германа, банкир, кредитовавший половину фермеров Системы. В полутемном углу дремал министр энергетики Нодия, изредка открывая глаза и оглядывая присутствующих. Герман поздоровался с партнерами и, не теряя времени, взялся за колоду.

Играли в «большой квадрат», расплачивались наличными. Герману пока не хватало опыта, но он быстро просчитывал возможные комбинации, а главное — внимательно следил за поведением игроков. Когда-то, изучая курс оперативной психологии, он недоумевал, зачем тратить драгоценное время на психологию игр, сначала компьютерных, а потом и карточных. А вот ведь — пригодилось.

Непросто было попасть в клуб. Стать партнером министра — для новичка почти невозможно. Но тут Герману повезло, а умение использовать открывшиеся возможности — главное качество оперативника. Внезапно умер один из членов-основателей, и немногословный рассудительный фермер, оказавшийся под рукой, занял его место за игровым столом на один вечер.

Он, что называется, пришелся ко двору, и через несколько дней с молчаливого согласия всех троих вновь занял место покойного. Третий вечер явился для него своеобразным экзаменом: не сговариваясь, партнеры решили проверить новичка на крупной игре с усложненными правилами. Герман, не сразу заметивший это, тем не менее оказался на высоте. Он был ровен, доброжелателен, легко проигрывал довольно крупную сумму, а потом удачно сблефовал и в конце концов не только отыгрался, но и основательно опустошил карманы бригадира. Нодия и банкир в один голос поздравили его, а бригадир, тоже пробормотав что-то, ушел раньше обычного.

Бригадир, наверное, чувствовал бы себя обиженным, если б знал, что предварительно Герман изучил его личное дело, в том числе психологическую характеристику, заложенную в Большой Федеральный. Федерком по возможности избегал официальных запросов, но Герману это и не требовалось: он вышел на досье бригадира, а также министра и банкира напрямую, через Микки. И теперь Герман четко представлял себе, как его партнеры будут играть в той или иной ситуации. Игра словно моделировала для него жизнь с ее сложностями и неожиданными комбинациями.

Совесть Крофта была чиста: он стремился не к выигрышу, ему нужно было закрепиться в качестве постоянного партнера для выполнения задания, которое, впрочем, ему не особенно нравилось. Но, как говаривал известный анахронист доктор Похья, назвался гвоздем — нечего на молоток пенять.

Игра началась. Карта сегодня шла плохо, поэтому Герман играл осторожно, не ввязываясь в серьезные комбинации, и мог позволить себе отвлечься.

Задание само по себе было несложным, с ним мог справиться любой мальчик из контрольного отдела. Единственное, что объясняло подключение Германа, был его статус закрытого агента. За исключением операции с кооперативом «Прогресс», в течение нескольких циклов он пребывал в резерве, ведя жизнь достопочтенного фермера. Его дело в единственном экземпляре хранилось не в Большом Федеральном, а в личном сейфе председателя ФК. И хотя весьма досточтимый сэр Карел Нодия отнюдь не отличался доверчивостью и сразу же навел справки по своим каналам о новом партнере, легенда Крофта оказалась прочной.

Задание ставил лично начальник оперотдела Новак. Когда Герман вошел в кабинет, он увидел там начальника контрольного отдела. Крофт насторожился. Оперативники к этому отделу относились несколько пренебрежительно и вместе с тем осторожно. Контрольный отдел организовал проверку лояльности, а также неназойливо инспектировал работу других отделов и в том числе осуществлял слежку за всем личным составом ФК. По неписаному закону сотрудники отдела звания получали раньше самых лучших оперативников. Появление начальника контрольного отдела могло означать, что к Герману имеются серьезные претензии.

— Вам поручается не совсем обычное задание. — Новак говорил негромко, веско, глядя мимо Германа. — Получены сведения, что анахронисты затеяли какую-то возню вокруг одного из членов Кабинета. Мы должны изучить ситуацию и, если понадобится, принять меры.

— Но ведь этим занимается контрольный отдел! — с удивлением заметил Герман.

— Да, конечно, но тут, как вам уже сказано, случай особый, — вмешался начальник контрольного отдела. — Во-первых, у меня нет зарезервированных оперативников, мои люди на виду. Во-вторых, у вас есть опыт работы на Бэте, а это может пригодиться. Кстати, правда ли, что вы недавно встречались с неким доктором Похья? Почему вы не доложили об этом?

— Это трудно назвать встречей, — спокойно ответил Герман. — Я приезжал в Город по делам. Мой друг, поручик Сибирцев, случайно встретил на улице доктора Похья. Он представил нас друг другу, но мы практически не разговаривали. Доктор Похья анахронист, поэтому о контакте с ним я немедленно доложил своему непосредственному начальнику, бригадиру Новаку. Он сказал, что письменный доклад посылать необязательно ввиду малозначительности эпизода. Поручик Сибирцев, насколько мне известно, также никогда не скрывал контактов с доктором Похья. Такие связи всегда могут оказаться полезными для работы.

Начальник контрольного отдела вопросительно посмотрел на Новака. Тот недовольно кивнул. «Мог бы заранее спросить у меня, — подумал Новак, — что за манера со своими говорить, словно с подследственными?»

— Ну, в данном случае это даже полезно. Если анахронисты ищут контактов с министрами, мы им подыграем — пусть они наконец-то раскроют свои намерения. Но все должно быть сделано с максимальной осторожностью. Никому даже в голову не должно прийти, что тут действует ФК! Никому и ни при каком повороте событий! — веско сказал начальник контрольного отдела.

— Вы все поняли? — спросил Новак. — Контакт с министром, проверка его окружения и по возможности вывод его на этого доктора. Особенно не разбрасывайтесь. Контрольный отдел, со своей стороны, тоже займется окружением министра. Необходимые материалы просмотрите немедленно, вот их коды.

— Да, но о ком из членов Кабинета идет речь?

Новак внимательно посмотрел на Германа, потом оглянулся на начальника контрольного отдела и, наконец, приподнял ладонь, прижатую к столу. Под ней было крохотное стерео. Герман вгляделся. Это был министр энергетики.

— В донесениях вы будете обозначать его Приятелем, — сказал начальник контрольного отдела. — Удачи!

«Ну что же, — подумал Герман, рассеянно перебирая карты, — первую часть задания я уже выполнил, быстро и успешно. Пока никаких анахронистов не попадалось. Да и есть ли они поблизости? Похоже, они должны появиться как раз в результате моих действий. Ох, не нравится мне все это…»

Он улыбнулся и сказал, обращаясь к партнерам:

— Шесть и шесть на вторых.

Бригадир раздраженно сбросил карты, банкир сокрушенно покачал головой, и только министр решительно сказал:

— Отвечаю.

Этот круг Герман проиграл. Нодия был счастлив.

Перелет на Пятнистую показался Джеку в меру коротким, а Инглзу — бесконечным. Сибирцев в сотый раз просматривал материалы, подготовленные для них оперативным отделом. Краткая, на три странички, информация о возможном поселении людей на Болоте. Личное дело Вайцуля, данные о его установленных контактах в Городке, описание загадочного исчезновения. И, наконец, легенда, в соответствии с которой два приятеля оказывались сотрудниками большой научной экспедиции, отправляющейся в район «белых пятен». О необходимости такой экспедиции уже несколько декад говорилось со всех дисплеев. Правительство утвердило программу, несколько частных фондов предложили финансировать исследования, и дело наконец-то сдвинулось с места.

А Инглз тем временем мучился космической холеркой. Лицо его покрылось неприятными серыми пятнами, желудок совершенно расстроился, его непрерывно мутило. Короче говоря, нестрашное, в общем-то, недомогание почти вывело из строя закаленного представителя Федеркома. Джек, который никогда не терял формы во время космических перелетов, поглядывал на Боба с сочувствием. Теперь ему было понятно, почему Инглза списали из Космофлота: склонность к космической холерке проявилась не сразу, но зато и лечению не поддавалась.

Места в отеле им были заказаны. Конечно, можно было поселиться в гостинице Экспедиционного Контингента, и никто бы не удивился, но плановики Федеркома, как всегда, скрупулезно придерживались легенды. В результате Джек с измученным Инглзом получили такой же маленький обшарпанный номер, как Сашенька с Лизой.

Сибирцев был рад возвращению на Пятнистую. Он не думал, что вновь окажется здесь, во всяком случае так скоро. По дороге из Космопорта внимательно разглядывал каждого встречного, надеясь увидеть кого-нибудь из бывших товарищей. На площадке у входа в отель ему встретился знакомый поручик из штаба Контингента. Джек устремился к нему навстречу, хотя раньше они особо никогда не дружили, но тот мимоходом кивнул Сибирцеву и даже не остановился. И действительно, что особенного было в том, отставной офицер приехал по делам на Бэту? Джек все это прекрасно понимал, и тем не менее ему было грустно. Планета, на которой он провел большую часть сознательной жизни, встречала его с обидным равнодушием.

Первые два дня федеркомовцы не проявляли чрезмерной активности. Инглз большую часть времени отлеживался в номере, а Джек устанавливал официальные контакты — побывал в Шахтоуправлении, в штабе, заскочил к топографам.

Официально экспедицию курировал один из товарищей министра энергетики. Сибирцев получил специальный мандат с его подписью, в котором предлагалось оказывать группе всевозможное содействие. В Шахтоуправлении бумагу прочитали внимательно, вежливо и терпеливо выслушали предъявителя документа и, преданно глядя — не на Джека, нет, на подпись товарища министра, объяснили, что рады бы помочь, но… Информации о районе «белых пятен» в Шахтоуправлении нет. Планы старых шахт нигде не сохраняются. Людей для подобной экспедиции, знакомых с «белыми пятнами» и старыми шахтами, выделить также не представляется возможным. Впрочем, на последнем Джек, учитывая подлинные цели своей миссии, и не настаивал. Максимум, на что можно было рассчитывать, это кое-какое снаряжение.

Затем Джек отправился в штаб Экспедиционного Контингента. Здесь и только здесь выдавались разовые разрешения на посещение Болота гражданским лицам. После недавних событий, связанных с таинственным исчезновением вахмистра Вайцуля, эта процедура была ужесточена. На чинов из штаба подпись товарища министра впечатления не произвела и служебного рвения не вызвала. Препятствовать открыто они тоже не пытались, как-никак речь шла о правительственной программе, но время тянули так искусно, как умеют только военные. Лишь благодаря сохранившимся связям Джек сумел получить необходимые подписи всего за четыре дня. Используя все те же связи, удалось раздобыть у топографов совсем новый болотоход, законсервированный тотчас после доставки на Пятнистую. Топографы такими машинами не пользовались, ибо привыкли таскать все на своем горбу и полагаться только на себя. Патрулям машина, способная тащить до двух тонн груза, тоже была ни к чему. Если когда и прибегали к ее помощи, то не чаще, чем случались ЧП, требующие экстренной переброски снаряжения. Никакого болотохода Сибирцеву не полагалось, и то, что он выпросил его, было результатом его собственных дипломатических усилий, батареи бутылок в честь встречи с бывшими сослуживцами и ручательства головой в сохранности боевой техники. Пока Джек совершал чудеса дипломатии, несколько оправившийся от болезни Инглз выполнял свою часть задачи. Сибирцев предложил ему обойти немногих старожилов Бэты, чтобы собрать у них всю возможную информацию о районе «белых пятен». Слухи, воспоминания, анекдоты… Раньше, до знакомства с доктором Похья, Джеку и в голову не пришло бы интересоваться всем этим, но общение с анахронистом сделало свое дело.

Но, когда полторы декады спустя все было Готово к походу, Джек неожиданно для себя понял, что ему вовсе не хочется уходить из неуютного отеля и тащиться в глубь Болота. И предстоящие опасности тут были ни при чем.

Замок на дверях комнаты Пинеску поддался легко. Сашенька осторожно притворил за собой дверь и огляделся. Пинеску спал на спине, повернув набок голову и коротко всхрапывая. Сашенька, не слышно ступая, подошел к кровати и уселся на стул, заваленный одеждой. Должно быть, Пинеску как-то почувствовал присутствие постороннего, заворочался, перестал храпеть, приоткрыл глаза.

В первую минуту стивидор явно ничего не соображал. Потом, тяжело сопя, спустил босые ноги на грязный пол, сел на кровати и уставился, изумленно и испуганно, на непрошеного посетителя.

— Доброе утро, — сказал Сашенька, внимательно следя за хозяином. Рука Пинеску непроизвольно дернулась в сторону стула, на котором валялась его одежда. На одежде сидел Сашенька. Сидеть было неудобно, потому что в кармане брюк у Пинеску был игольчатый излучатель — любимое оружие мелкого жулья. Но Сашенька терпел.

— Кто ты такой? — прохрипел Пинеску, на всякий случай отодвигаясь к стене и, как бы случайно, опершись о нее спиной.

— Я из «Прогресса». Мне нужен твой приятель в мундире.

Пинеску забеспокоился еще больше. Очевидно, упоминание о «Прогрессе» не доставило ему никакого удовольствия.

— «Прогресса» нет, — ответил он, — все сидят.

— Я на свободе. И ты тоже. Пока.

— Почему «пока»? У меня все в порядке. Я ничего такого не делал, все оформлено официально… Документы в порядке! — Пинеску беспомощно оглянулся, словно ожидал увидеть документы тут же, на кровати. — Я готов хоть сейчас дать показания…

— Да ну? — вежливо спросил Сашенька, усаживаясь поудобнее. — Это великолепно. Вот прямо сейчас ты их и дашь. Мне. А будешь молчать…

— Что тебе надо? — испуганно взвизгнул Пинеску, прижимаясь к стене.

«Да, хлопот с тобой не будет», — брезгливо подумал Сашенька. Он привстал и совсем несильно ударил ребром ладони по верхней панели компьютера, стоявшего у стены. Раздался треск, панель прогнулась, в комнате запахло горелой изоляцией.

— Так спокойнее, — объяснил Сашенька хозяину. Он был недоволен своим многословием.

— Что ты хочешь? — повторил Пинеску. Судя по всему, он проникся уважением к посетителю.

— Кому ты передавал груз?

— Одному парню из патруля. Его больше нет.

— Как это — нет?

— Я не знаю. Он… его, должно быть, раскрыли, и он удрал на Болото и там исчез. Мне несколько дней назад рассказал об этом один капрал.

— Его засосало Болото?

Пинеску утвердительно кивнул, но Сашенька, внимательно следящий на: ним, подметил странное выражение во взгляде стивидора. Он мгновенно вскочил, бесшумно прыгнул к кровати, схватил Пинеску за горло и притянул к себе. Тот посерел лицом и ошалело задергался, стараясь вырваться. Сашенька толкнул Пинеску обратно на кровать и влепил ему затрещину.

— Все говори, дрянь болотная!

— Я… я его видел вчера. За куполом…

— Что?!

— Я вчера видел вахмистра Вайцуля. Он подходил к куполу. Без скафандра. После этого я пошел и напился.

Сашенька оторопело смотрел на Пинеску.

Возвращаясь в отель, Сашенька в вестибюле столкнулся с молодым энергичным парнем, спешившим куда-то по своим делам. Тот случайно толкнул его, на ходу извинился и выскочил на площадку. Сашенька задумался. Он где-то видел этого малого. Как говаривал покойный Мендлис, а не глупый был человек, внимание к мелочам — залог здоровья. Не прошло и минуты, как Сашенька вспомнил. Это парень со стерео, которое Олрайт демонстрировал Мендлису, родственник Джакопо, брат той женщины… После его появления дела фирмы пошли кувырком. На снимке он был вместе с Кичем. Что же он делает на Бэте, в одном отеле с ним? Он человек Мацуды? Значит ли это, что Мацуда настолько не доверяет ему, что помимо Лизы тайно послал еще одного надзирателя?

Сашеньке требовалось еще три-четыре дня. Пинеску рассказал, что вечером, измученный отсутствием необходимой ему «паутинки», он бродил у внешнего обвода купола, там, где Болото подходило к нему чуть ли не вплотную, тоскливо вглядываясь в ночную темень. Внезапно к прозрачному пластику с той стороны припало чуть искаженное, но все же узнаваемое лицо Вайцуля. Пинеску отпрянул от неожиданности, но успел рассмотреть вахмистра. В стороне послышались чьи-то шаги, и Пинеску отчаянно замахал руками. Вайцуль понял, кивнул и исчез. И только после его исчезновения до Пинеску дошло, что вахмистр стоял за куполом без скафандра и, похоже, чувствовал себя отлично.

Сашенька не собирался ломать голову над загадками природы. Ему хватало своих проблем. Вайцуль жив, скрывается на Болоте и, судя по всему, ищет контакта в Городке, куда ему доступ, естественно, закрыт. Раз он уж встретил Пинеску, он снова придет на то же место. Надо только подождать. Все получалось как нельзя лучше. И тут этот тип… Хорошо, если это действительно человек Мацуды, хотя и в этом случае надо его проучить. А если нет? Как ни крути, но придется нейтрализовать его на эти дни. Да и вообще, к этому парню полезно присмотреться поближе. Но ни в коем случае не светиться самому.

Вечером Джек, немного одуревший от бюрократических изысков штаба ЭК, отправился в бар «продезинфицировать мозги», как он изящно объяснил Инглзу. Боб еще не настолько окреп, чтобы составить ему компанию. Потягивая слишком теплый чемергес, Джек стоял, опершись локтем на стойку, когда в бар вошла молодая женщина в прозрачной блузке. Она явно кого-то искала. Появление ее вызвало оживленную реакцию среди публики.

— Эй, красотка, выпей с нами! — позвал кто-то из угла.

Женщина смущенно улыбнулась. Джек с ленивым интересом следил за происходящим. Видно, пришедшая не понимала, что, оставаясь в баре, невольно провоцирует его завсегдатаев на дальнейшие действия. В углу зашевелились. На середину зала выбрался плотный крепыш с толстыми губами. Держался он хорошо, но Джек подумал, что последние две-три рюмки были для него лишними.

— Угощаю, крошка! — пьяный ухмыльнулся и шлепнул женщину ниже поясницы. Она вскрикнула и отскочила от него. Со всех сторон раздались смешки и поощрительные выкрики. Действие развивалось, как по сценарию.

Женщина испуганно огляделась, но, вместо того чтобы выскочить из бара, побежала к стойке, прямо к Джеку. Он уловил тонкий запах духов, развевающиеся волосы коснулись его щеки. В этот момент пьяный схватил женщину за руку и потянул к себе.

— Помогите! — крикнула она, умоляюще глядя на Джека.

Сибирцев не собирался ввязываться в ссору, но уж больно хороша была незнакомка. Ника при всех своих достоинствах явно проигрывала рядом с ней.

Джек вздохнул, нехотя повернулся к нахалу и несильно толкнул его. Два раза. Пьяный потерял равновесие, отступил на несколько шагов, а потом с удовлетворенным видом кинулся на Джека. Сибирцев аккуратно уклонился и помог ему врезаться в стойку. Зазвенела посуда. Резкий удар каблуком по голени, там, где кость ничем не защищена, — пьяный сел на пол, ничего не понимая и корчась от боли.

— Вставай, вставай, — негромко и беззлобно сказал Джек. — Ходить можешь? Ну-ну, не притворяйся, можешь. Вот и ходи отсюда. Вы не бойтесь, — он повернулся к незнакомке, смотревшей на него благодарными глазами, — я провожу вас. Как вас звать?

— Лиза. Лиза Ребане.

— Прекрасное имя. Вы живете в отеле?

— Да, с моим шефом. Он сказал, что будет ждать меня здесь.

— Ну и олух ваш шеф, извините, Лиза. Нашел, куда пригласить красивую девушку, да еще одну. Пойдемте, не стоит ждать его.

В номер Джек вернулся только под утро. Шеф Лизы за ночь так и не появился, да и дверь была надежно заперта изнутри…

Весьма досточтимый сэр Карел Нодия при близком знакомстве особой симпатии не вызывал. Или, может быть, Герман просто старался убедить себя в этом?

«Нет, — думал Герман, сдавая карты, — он действительно не подарочек — заносчивый, самоуверенный… А как не любит проигрывать! Да и не умеет. Неглуп, конечно, но почему же всех остальных за дураков держать? На этом и не такие, как он, прокалывались».

В этот вечер карта, как говорится, шла к Нодии. Он быстро набирал очки, становясь все более словоохотливым и самодовольным. Выигрывающий Нодия был Герману еще неприятнее, чем проигрывающий — раздраженный и мрачно насупившийся. Но для пользы дела приходилось терпеть.

Светильник под потолком нерешительно замигал и погас. На мгновение игроки застыли с картами в руках, потом заговорили все разом. Прошло несколько секунд, и светильник вспыхнул снова, но и этого маленького происшествия хватило для разговоров на весь оставшийся вечер.

— Однако даже присутствие министра энергетики не спасает от перебоев в энергоснабжении, — желчно заметил банкир. Во-первых, он не упускал случая прилюдно показать свою независимость по отношению к министру. А во-вторых, ему сегодня катастрофически не везло.

— Сеть перегружена, — коротко отозвался Нодия, обдумывая ход. — Нужна реконструкция, а ассигнований от Сената не дождешься. Принята большая программа по Бэте, все средства пойдут туда.

— Да, я слышал, — с удовольствием подтвердил банкир, — что на Бэте у Шахтоуправления тоже какие-то трудности.

Нодия молча проглотил намек. Бригадир, которому не понравилось обострение разговора, поспешил вмешаться:

— На Бэте всегда трудности. Я-то знаю, десяток циклов туда ходил.

— Нет-нет, — возразил банкир, — на этот раз нечто новенькое. Впрочем, если я возьмусь рассказывать, обязательно что-нибудь напутаю, я ведь там не бывал. А вот вы, Крофт, по-моему, служили на Бэте, так?

— Да, служил. Был топографом.

— И что, хорошо знаете ситуацию? — спросил Нодия.

Герман неопределенно пожал плечами.

— Я не был там довольно долго, моя информация устарела.

Бригадир, который впервые услышал, что Герман — отставной топограф, посмотрел на него с уважением.

— Вы, должно быть, насмотрелись за это время, — сказал он.

— Бывало… Болото есть Болото. Извините, мне не хотелось бы говорить об этом так вот, мимоходом… Поверьте на слово, это не кокетство с моей стороны.

— Да помилуйте, Крофт! — воскликнул банкир. — Никто не хочет, чтобы вы развлекали нас байками. Речь просто зашла о последних дебатах в Сенате. Вы разве не смотрели новости? Нет? Чем же вы тоща интересуетесь? Ну, я вам поясню. Сенатор Гонди, выступая, заявил, что на шахтах происходит чуть ли не саботаж. Половина шахт затоплена. Вы об этом знаете?

Герман негромко засмеялся.

— Заброшенных шахт много, но заливает их Болото. Вряд ли кто еще содействует этому. Разве что пауки…

— Мои чиновники жалуются, что никак не могут разобраться с этими заброшенными шахтами, — задумчиво произнес Нодия. — Информация, понятно, не сохранилась. Планов нет. Списков нет. Никто ничего не знает. А ведь скоро, это уже не секрет, придется многие из них восстанавливать. Добыча в районе Городка непрерывно снижается.

— Лично я находил два полузатопленных тамбура старых шахт, — сказал Герман, — слышал еще о трех-четырех. Если расспросить всех топографов, в том числе и отставных, их тоже можно отыскать.

— Этого мало, — ответил Нодия, — нужна подробная информация хотя бы по половине шахт.

— Никто этим никогда не занимался. Ни мы специально не интересовались, ни Шахтоуправление. Вот если только…

— Что вы имеете в виду?

— Да нет, ничего, просто глупость. Ваш ход, бригадир.

Игра закончилась. Нодия отошел в сторону, взял бокал аршада и кивком подозвал Германа.

— Вы что-то хотели мне сказать?

— Я подумал, что данные, вас интересующие, могли сохраниться только у анахронистов.

— Что вы о них знаете? Откуда? — насторожился Нодия.

— Кто ж о них не знает? — совершенно искренне удивился Крофт.

— И вы полагаете, что у них могла сохраниться информация о шахтах?

— Не знаю, но в другом месте она не могла сохраниться, это уж точно. Между нами, у меня есть знакомый, еще по Бэте, сейчас служит в Федеркоме и, должно быть, в курсе дела.

— Почему вы так думаете?

— А он однажды на улице познакомил меня с анахронистом. Какой-то доктор из Центрального. Ну и страшилище! — Герман засмеялся. — Хотите, я свяжусь с приятелем? Он вас тоже познакомит…

— Не стоит. Не хватало еще члену Кабинета искать помощи у анахронистов! — высокомерно ответил Нодия.

— Извините, сэр Карел, — смутился Герман, — я, собственно, сразу и сказал, что это просто глупость в голову пришла.

— Ничего, ничего. Я вам признателен, — покровительственно ответил министр.

«Ну что ж, — подумал Нодия, — все получилось неплохо. Конечно, только туповатый фермер мог предположить такое — связать его с анахронистами через сотрудника Федеркома! Тогда уж лучше сразу отправиться к сэру Гонди и при свидетелях сознаться… ну, скажем, в поставке лазеров болотным паукам. И все же у него теперь есть ниточка к материалам по Бэте».

Последнее время сэр Карел не доверял своему аппарату. Он догадывался, что происходит утечка информации в ведомство сэра Гонди. Конечно, в любом министерстве контрольный отдел Федеркома имеет своих людей, но похоже было, что удалось подобрать ключи к его личному офису. Нет, лучше сделать все самому — не осмелится же Микулич, в конце концов, выслеживать министра!

Доволен был разговором и Герман. Задание можно было считать выполненным. Окончательно он убедился в этом через несколько дней, когда в вечерних новостях сообщили, что министр энергетики посетил Центральный госпиталь.

Как вам удалось получить эту запись?

— Очень просто. Была проведена очередная плановая проверка движения анахронистов. В Центральном госпитале работает один из них, некто доктор Похья, который в числе прочих подлежал постоянному контролю в течение всей декады. Мои люди следили за каждым его шагом. Неожиданно с ним пожелал встретиться министр энергетики. У наших сотрудников было строжайшее указание — не пропускать ничего. Пришлось записать и разговор доктора с министром.

— Какое счастливое совпадение! — иронически воскликнул весьма досточтимый сэр Гонди. — А вдруг кто-то подумает, что это не просто удача?

Микулич не принял шутки.

— В курсе дела только мы с вами и начальник контрольного отдела. Для остальных это так и останется случайным совпадением.

— А как вы реализуете свой результат? Не показывать же это в Сенате! В любом случае Федерком здесь фигурировать не должен.

— Конечно. Я все продумал. Вот посмотрите, это пленка для КСН.

Микулич включил компьютер. На дисплее появилась знакомая заставка Компьютерной Службы Новостей. Потом голос за кадром произнес:

«Сегодня министр энергетики весьма досточтимый сэр Карел Нодия посетил Центральный госпиталь».

На дисплее сэр Карел, как всегда в высшей степени самоуверенно, выступал перед персоналом госпиталя, через каждые несколько фраз вставляя новое сочетание — «экономная энергетика». Министерство начинало очередную кампанию.

«Энергетика должна быть экономной, но на охране здоровья наших сограждан и на важнейших исследовательских программах в области медицины это не отразится, заверяю вас!» — закончил министр свое выступление.

Рассуждения известного обозревателя о необходимости самоограничения в потреблении энергии сэр Гонди пропустил мимо ушей. Наконец на дисплее снова появился Нодия, который беседовал с какими-то людьми, пожимал им руки, надев на себя первосортную министерскую улыбку. Потом — отдельно, крупным планом — разговор Нодии с невысоким плотным человеком. В глаза бросалась густая борода собеседника министра. Он передал Нодии пачку документов. Министр торжественно пожал ему руку. Голос диктора за кадром веско произнес: «В настоящее время министр энергетики проводит широкие консультации относительно ситуации на Бэте».

— Вот тут, на последних кадрах, — пояснил Микулич, — как раз и заснят разговор Нодии с этим доктором. Говорили они, кстати, без свидетелей. Никакого текста не нужно, при необходимости опознать этого типа будет несложно. Кто его видел хоть однажды, не перепутает ни с кем.

— Ну что ж, — удовлетворенно хмыкнул сэр Гонди, — в целом очень, очень неплохо. По-моему, вы отлично справились с этим делом. Жаль, что товарищ министра сегодня уехал в Загород, он тоже порадовался бы вашему успеху.

Микулич огорченно закивал головой, понимая, впрочем, что министр видит его насквозь. Ну и пусть! В самом деле, сколько можно делиться плодами своего труда с Директором? Вся идея от начала до конца была его собственной. Пусть сэр Гонди видит, кто реально помог ему получить пост лидера Сената.

— Но все же, как это использовать? Нодия опасный противник, нельзя, чтобы он почуял нашу руку.

— Я предлагаю включить этот сюжет только в ночной выпуск КСН. Мало кто обратит на него внимание. Это можно организовать через контрольный отдел, у него есть возможности. А потом, когда понадобится, кто-нибудь случайно вспомнит, в чьей компании появлялся недавно на дисплеях Системы министр энергетики.

— Ну что же, все, кажется, правильно. А пока надо готовить широкую кампанию против анахронистов. Удачи! — И сэр Гонди, в знак особой признательности, проводил председателя Федеркома до дверей кабинета. По молчаливому согласию Директора в подробности своего разговора они посвящать не стали.

Время в пустых отсеках заброшенной шахты тянулось медленно, как никогда. Вайцуль привык к активной жизни — к боевому патрулированию, когда на каждом шагу в тебя мог всадить заряд болотный паук, к кутежам с приятелями в Городке. К постоянной дозе «паутинки», наконец. А тут… Выходить на Болото ему было запрещено, спиртного у свободных исследователей не водилось, и накоротке ни с кем из них Вайцуль не сошелся.

Когда он вернулся в свой отсек после второго разговора со старшим братом, там никого не было, но на топчане лежала стопка листков. Вайцуль пододвинулся ближе к тусклой лампочке и принялся с напряжением разбирать бледный текст. Это, как он понял, была копия дневника «чокнутого Айка»: химические формулы, записи о поведении пауков, жалобы на постоянные головные боли. В общем, ничего интересного. Последний листок был исписан только наполовину:

«…осторожностью. Бэта станет родиной новой расы разумных арахноидов. Я замечаю, что с каждым днем их сообщество становится все более управляемым, хотя каждый арахноид в отдельности по-прежнему остается полуразумным животным с набором несложных инстинктов. Поразительно, как быстро происходит их эволюция! И чем больше сообщество, тем она быстрее. Скоро мой труд будет закончен, коллективный разум арахноидов войдет в контакт с индивидуальным разумом человека, и их молодая цивилизация откроет новые горизонты и нашей цивилизации, отрезанной от Ойкумены. Тогда Система станет системой не только по названию и получит необходимые импульсы для саморазвития. Если, конечно, человек сможет принять арахноидов как равных…»

На этом текст обрывался. «Кто такие арахноиды? А, должно быть, пауки? — смекнул Вайцуль. — Действительно чокнутый. С кем это мы должны быть на равных — со всякой болотной гадостью?»

Вахмистр ухмыльнулся и вновь пробежал глазами отрывок. «Что ж это получается, чем больше пауков, тем они умнее? А ведь и правда, если подумать, одного-двух пауков пристрелить на Болоте ничего не стоит, прут прямо на тебя. А если их с десяток, начинают хитрить, окружают… Дело, значит, в их количестве? Учтем».

Вайцуль отбросил в сторону рассыпавшиеся листки и прилег на койку. Больше он к дневнику не возвращался.

Лишенный всех своих привычных развлечений и обязанностей, вахмистр впал в тупую апатию. Целыми днями он лежал на койке, бездумно глядя в сводчатый потолок. Его не тревожили. Иногда Вайцуль как бы просыпался и говорил себе, что надо обследовать шахту, поискать «паутинку» и выход на Болото, но тут же забывал об этом.

Однажды к нему в отсек зашел бэтамен, провожавший Вайцуля к старшему брату. Он, словно автомат, остановился у порога, ровным, бесцветным голосом произнес несколько фраз и ушел, не дожидаясь ответа. Может быть, именно полное равнодушие бэтамена заставило Вайцуля сосредоточиться и внимательно выслушать его. Вахмистру запрещалось заходить в лаборатории и тот отсек, в котором работал старший брат. Все остальные отсеки, в том числе жилые, были для него открыты.

Когда бэтамен ушел, Вайцуль сделал над собой усилие и вслед за ним вышел в спиральный коридор. Целый день он потратил на осмотр шахты. Впрочем, осматривать было нечего.

Центральный ствол шахты был давно затоплен, так же, как и нижние штольни, где шла когда-то добыча руды. Спиральный коридор некогда служил чем-то вроде аварийного выхода. От него уходили в сторону многочисленные отсеки, которые бэтамены соединили целым лабиринтом ходов и переходов. Они прекрасно ориентировались в сложном переплетении наклонных и горизонтальных коридоров, но Вайцуль пока не решался туда заходить.

Каждый бэтамен занимал отдельный отсек, такой же, как у вахмистра. Большую часть времени они проводили в лабораториях. Женщин, как узнал Вайцуль, в шахте было трое, и они со своими мужьями жили на нижних ярусах. Вайцуль, услышав об этом, сразу же подумал, что они-то и занимаются опытами по естественному воспроизводству бэтаменов, и решил при случае предложить свои услуги.

Был в шахте большой отсек, где при необходимости могло собраться все население Колонии, — он служил убежищем на случай какой-нибудь аварии, были мастерские, склады, небольшой спортзал. И было еще одно странное место, куда Вайцуль забрел в конце своей экскурсии.

В верхней части туннеля вахмистр обнаружил дверь, на которой вместо номера был условный знак — плоский параллелепипед с темной поверхностью и светлыми боковыми гранями. Вайцуль по своему обыкновению без стука вошел в отсек и очутился в просторном помещении. В отличие от остальных отсеков шахты, оно было ярко освещено, настолько ярко, что свет больно резанул по отвыкшим глазам вахмистра, и ему пришлось прикрыть их рукой. Когда же он наконец смог открыть глаза и оглядеться, то увидел, что почти все помещение занимали стеллажи, на которых были аккуратно разложены стопки листков.

Справа от входа за небольшим столом сидел перед дисплеем узколицый человек. Вайцуль узнал его. Это был тот самый врач, который приходил к нему в первые дни после пробуждения.

— Здравствуй, вахмистр, — приветливо сказал тот, — что привело тебя сюда? Ты прочитал дневник Айка?

— Прочитал, прочитал, — буркнул Вайцуль, продолжая озираться, — а у вас тут что — склад этих дневников?

— Ну что ты, зачем нам столько дневников, — ответил бэтамен, — это наша общая память.

— Что? — не понял Вайцуль. — Какая память?

— Видишь ли, информацию можно записывать различными способами, в том числе и таким, верно? Результаты наших научных исследований, все важнейшие документы мы, как обычно, вводим в компьютеры. А тут хранится информация особого рода. Каждый новый человек, попавший сюда, после того как привыкает к нашей жизни, по моей просьбе рассказывает о себе, о том, чем занимался на Альфе и как очутился здесь. Вообще, обо всем, о чем хочет. Потом я распечатываю эту информацию, и получается вот такая стопка листков. Когда-то это называлось «книга». У нас мало компьютеров, мы не можем ставить их в жилых отсеках, но каждый, кто хочет, приходит сюда и берет информацию, записанную его товарищами.

— Кто же придумал… все это? — спросил Вайцуль. Собственно, он хотел спросить: «Какому идиоту зашла в башку эта дурь?», но сдержался. И правильно сделал.

— Это моя идея. На Альфе в молодости я встречался с анахронистами, сам, правда, в их общество не вступал, но кое-чему научился. Скоро я и тебя попрошу прийти сюда и рассказать о себе.

— Это что, обязательно?

— Нет, но все это делают. Подготовься, вспомни, подумай, что именно ты будешь рассказывать. Я не стану тебе мешать. Если тебя мучают какие-то мысли, — тут бэтамен с некоторым сомнением взглянул на Вайцуля, — постарайся по-четче их сформулировать.

Вайцуль ничего не ответил и поспешил уйти, твердо решив, что ноги его здесь больше не будет. Ко всем его прегрешениям не хватало еще связаться с анахронистами. Он, несмотря ни на что, все еще надеялся вернуться на Альфу.

Как только дверь за Вайцулем закрылась, сидевший за дисплеем бэтамен вернулся к прерванному занятию. Но едва его пальцы коснулись клавиш компьютера, пискнул сигнал вызова.

— Арсен, зайди ко мне, — раздался голос старшего брата.

Бэтамен, которого звали Арсеном, поспешно встал и направился через все помещение к противоположной стене, где была дверь, почти незаметная даже при ярком освещении.

Арсен прошел по узкому переходу и очутился в небольшой комнате, примыкавшей к кабинету старшего брата. Хозяин кабинета ждал его, стоя у входа.

— Приветствую тебя, Арсен, — сказал он.

— Здравствуй, Лео, — ответил Арсен.

Старший брат посторонился, пропуская гостя вперед. Он был широкоплеч, с длинными сильными руками, но мал ростом. Может быть, поэтому он редко принимал бэтаменов вот так, стоя, предпочитая сидеть за рабочим столом. Но Арсена он всегда встречал у дверей.

— Я позвал тебя для того, чтобы поговорить о новичке. Он заходил к тебе?

— Да, только что вышел. И, по-моему, счел меня идиотом.

— Как ты думаешь, он прочитал дневник Айка?

— Вряд ли, хотя сказал, что прочитал.

Старший брат чуть заметно улыбнулся.

— Ты лечил его, говорил с ним. Как тебе кажется, он хочет остаться у нас?

— Не знаю, Лео. Ты говорил с ним больше, чем я.

— Может быть, но ты хорошо разбираешься в людях. Не так ли?

— Я думаю, он еще толком не понял, что произошло с ним. А может быть, это все еще сказываются последствия шока. Ты же знаешь, электромагнитная ловушка с каждым разом образует все меньшую и меньшую защитную сферу. Боюсь, что нам придется отказаться от этого устройства. Я сомневаюсь, да нет, я, просто уверен, что очередного прошедшего через нее человека нам не вернуть к жизни и не превратить в бэтамена и десятью тысячами доз А-эликсира.

— Да… — рассеянно сказал старший брат, несколько сбитый с мысли. — Вот тебе и простое устройство… Как глупо погиб механик… А теперь я даже не предположу, кто бы смог наладить ловушку. Ладно, об этом потом. Я намереваюсь обсудить с тобой, как нам лучше использовать этого парня. У меня есть один план. Он торговал с пауками, передавал им лазеры в обмен на «паутинку». В Городке его давно записали в покойники. Надо постараться через него наладить контакт с теми, кто поставлял лазеры на Бэту. Если они согласились торговать с пауками, согласятся и с нами. Нам многое нужно. Еще проще, послать Вайцуля как бы от пауков. Думаю, им нет особой разницы, поставлять лазеры, компьютеры или, скажем, пылесосы. Даже безопасней. Впрочем, лазеры нам тоже пригодились бы.

— А зачем нам пылесосы? Да и лазеры подождут. Не хватает компьютеров, блоков памяти, оборудования для лабораторий… Постой, а как же твой человек в Городке?

— Он куда-то пропал пол-цикла назад. То ли улетел на Альфу, то ли погиб. Я не хотел говорить тебе, надеялся, что он объявится.

— Лео, я знаю, что ты поступишь по-своему, но все же выслушай меня. Я попал сюда вторым, после Айка, а ты третьим. Тогда ты был — только не обижайся — не старшим, а младшим. Айк подобрал тебя, я вылечил, и вот уже скоро семьдесят циклов, как ты живешь здесь. После того, что произошло с Айком, ты стал старшим. Я не возражал, я не хочу руководить кем-то, мне спокойнее у себя, с моими книгами.

— Зачем ты все это говоришь? Считаешь себя обойденным?

— Нет, я не об этом. Ты помнишь, чего хотел Айк, спасший тебя? Создать цивилизацию арахноидов, разумных пауков Бэты. Да, он был обижен на жителей Альфы, но вовсе не собирался оставаться здесь навсегда. Я говорил тебе и снова скажу: давай попробуем связаться с Городком через этого парня. Мы знаем Болото, как никто. Мы поможем жителям Городка прекратить истребительную войну с пауками. От них мы получим все необходимое, Колония будет процветать, возможно, найдутся еще желающие добровольно поселиться у нас. А чем мы вынуждены заниматься сейчас? Выводим все новые клоны пауков-убийц? Айк искал, экспериментировал, а мы пользуемся его старыми методиками, толком не понимая их…

— Ты не прав, Арсен. Во-первых, нас просто могут объявить вне закона. Мы не такие, как они, мы, по их понятиям, выродки, хуже пауков. Вернуться на Альфу мы все равно не сможем, но и Бэту они нам не отдадут. Свои шахты им дороже. Во-вторых, Айк с его идеей о цивилизации пауков был мечтателем. Жители Альфы никогда не станут обращаться с ними, как с разумными существами. Да, нас пока слишком мало, но зато у нас есть боевые пауки. Рано или поздно наши клоны помогут подчинить остальных пауков, и тогда мы попробуем выжить поселенцев с Пятнистой. Только бы наладить воспроизводство бэтаменов! Сколько можно рассчитывать на заблудившихся шахтеров да на дезертиров вроде этого? Арсен, мы старейшие жители Колонии. Я очень рассчитываю на тебя. Когда мы вытесним альфиан с Бэты, мы сможем торговать с ними, обменивать все необходимое на нашу руду. Но сюда пусть они не суются! Тогда — хочешь? — я назначу тебя послом на Альфу. Построят тебе купол с метановой атмосферой, и будешь в скафандре ходить к лидеру Сената в гости. Кто там сейчас лидер?

— Двенадцать циклов назад был некто Тардье. Сейчас он, наверное, умер, а может, ушел в отставку.

— Арсен, я когда-то просил тебя собирать все что можно о положении на Альфе. Не забывай об этом и поверь, это не пустой интерес. Люди, с которыми был связан вахмистр… они не смогут стать нашими союзниками? В обмен на «паутинку», конечно. Как ты думаешь?

— Не знаю. Значит, ты не согласен со мной?

— Нет, Арсен. Все остается по-прежнему. Занимайся Альфой. А я все-таки попробую установить связь с Городком.

— Знаешь, Лео, мне как-то пришла в голову одна мысль. Я понимаю твои опасения насчет жителей Альфы, хотя они такие же люди, как и мы, а мы уживаемся с пауками. Но ведь остается еще Ойкумена, от которой отгородились альфиане! Мы тоже часть человечества, мы можем рассчитывать на их помощь. Неужели у Альфы нет никаких скрытых контактов с метрополией?

— Не знаю. Я думал об этом. Идея хорошая, но вряд ли осуществимая. Нет уж, я буду готовиться к тому дню, когда мы очистим Бэту. Тогда наша планета может попытаться установить связь с метрополией, но не раньше. А ты по-прежнему хорошо соображаешь! Не зря Айк тебя, а не меня считал своим лучшим учеником. Характер у тебя неподходящий, а то бы ты мог занять мое место.

— Нет, старший брат, все правильно. Ты на своем месте, а я на своем. Я сказал, ты выслушал, и поступай как знаешь. Не возражаешь, если я пойду к себе?

— Иди, Арсен, иди работай.

Старший брат проводил собеседника до двери. Когда шаги Арсена затихли в коридоре, он все еще стоял, глядя вслед ушедшему. Лицо его, как обычно, было бесстрастным, но в прищуренных глазах чувствовалась напряженность.

«Иди, Арсен, иди», — шепотом повторил старший брат, медленно вернулся в кабинет и плотно притворил за собой дверь.

Прошло еще несколько дней, и жизнь Вайцуля резко изменилась. Утром к нему зашел Хоскинг, бывший капрал, отбившийся от своих во время облавы на пауков и подобранный свободными исследователями на Болоте с пустыми кислородными баллонами. Теперь он был кем-то вроде порученца и телохранителя у старшего брата.

Вайцуль несколько раз пытался вызвать его на разговор, но Хоскинг, и так-то несловоохотливый, должно быть, не мог простить вахмистру нападения на себя. Не считая Арсена и старшего брата, Хоскинг был третьим, с кем Вайцуль смог свести хотя бы формальное знакомство. Если бы не эта стычка, двое бывших военных наверняка нашли бы общий язык. Теперь Вайцуль частенько поругивал себя за поспешность. «Сначала думай, потом делай, а не наоборот, — говорил он себе, — который раз уж так. И на Болото драпанул, не подумав, и с этим пузырем откормленным, Пинеску, связался, не подумав, и «паутинку» переправлял, не подумав…»

В этот день Хоскинг был, кажется, чуть приветливее, чем обычно.

— Собирайся. Старший брат распорядился вывести тебя на Болото. Потом будешь выходить сам, — сказал он.

Они неторопливо поднялись по спиральному туннелю. Не доходя нескольких шагов до загерметизированных ворот, которые вахмистр уже видел, Хоскинг свернул в узкий проход за дверью без обозначений. Вскоре коридорчик перешел в крутую лестницу, ведущую в тесную камеру. В отличие от всех помещений Колонии, здесь стены были металлическими, а не альбетонными. Остатки ярко-оранжевой краски на стенах подсказывали Вайцулю, что они попали в выходной тамбур шахты. От старожилов патруля он слышал, что кое-где на Болоте еще торчат эти яркие кубики. В крыше тамбура виднелся квадратный люк, к которому вел вертикальный металлический трап. Возле трапа под защитной крышкой находился цифровой замок. Хоскинг шагнул к нему и набрал код. Раздался еле слышный щелчок.

— Код сейчас 721, запомни, — сказал Хоскинг, — снаружи люк открывается радиосигналом, но только тогда, когда код здесь уже набран. Сначала вышел, потом вошел, наоборот не получится. Иногда старший брат меняет код, он делает это сам. Ты теперь имеешь право свободного выхода на Болото и будешь знать об этом.

Хоскинг легко поднялся к люку в потолке и резким движением распахнул его. Вайцуль, внимательно следивший за его действиями, инстинктивно кинулся обратно в шахту, зажимая руками нос — в приоткрытом люке он увидел зеленоватое небо Бэты. Хоскинг открыл люк прямо в метановую, атмосферу, а скафандров на них не было. Но ничего не произошло — ни спазма дыхания, ни рези в горле. Только теперь до Вайцуля дошло, что в Колонии он дышал все той же метановой смесью с самого своего пробуждения. Выходит, старший брат говорил всерьез.

Вслед за Хоскингом Вайцуль выбрался из люка. Верхняя крышка тамбура возвышалась над рыхлой полужидкой почвой всего на два-три сантиметра и была не ярко-оранжевой, как внутренняя ее поверхность, а темно-бурой, под цвет Болота. Вокруг поднимались бледные стебли болотной травы, видимость была ограниченна.

«Это же «белое пятно», — вспомнил Вацуль. Вокруг затопленного тамбура колыхались светло-зеленые испарения Болота.

Пока Вайцуль осматривался, Хоскинг хозяйским движением поправил несколько стеблей, выросших вплотную к тамбуру, так, чтобы они прикрывали его, Вайцулю эта Маскировка показалась излишней: и так тамбур, на котором они стояли, можно было различить, только вплотную натолкнувшись на него.

В зеленоватом тумане чувствовалось какое-то движение. Неожиданный порыв ветра рассеял на миг испарения, и пораженный Вайцуль увидел несколько пауков, круживших на одном месте. У ближайшего в суставчатых лапах был зажат автомат.

— Не бойся, — сказал Хоскинг, заметивший невольное движение вахмистра к люку, — это свои. Охрана. Они никогда не тронут человека без скафандра. Осмотрелся? Пойдем.

Возвратившись в шахту, Хоскинг вручил Вайцулю микропередатчик, сигнал которого отпирал замок входного люка, и показал, как открывается сейф с оружием, встроенный в стену спирального туннеля у входа в тамбур.

С этого дня вахмистр постоянно пропадал на Болоте. Сначала он выходил на поверхность только днем, но постепенно, изучив окрестности, стал бродить и по ночам.

Только оказавшись на Болоте без скафандра, Вайцуль, после долгих часов боевого патрулирования, считавший себя знатоком здешних мест, понял, что на самом деле не знает о них почти ничего. Малейшие изменения в атмосфере, оттенки, которые трудно было различить через защитное стекло, звуки, искажавшиеся микрофонами, — все это обрело для него новый смысл. Движения вахмистра теперь не сковывались скафандром, да и некого было опасаться: «свои» пауки не трогали, а другие просто не осмеливались показываться здесь. «Своих» пауков Вайцуль быстро научился отличать по аспидно-черному цвету грудной пластины.

А на Болоте кипела странная жизнь, существовавшая здесь и до появления пауков, и до появления человека. Вайцуль присмотрелся к некоторым животным, на которых раньше просто не обращал внимания. Ему не хватало фантазии, чтобы придумать для них названия, но в повадках их он разобрался быстро.

Одни, плоские и темно-бурые, под цвет Болота, по форме напоминающие длинные тонкие ленты, с невероятной скоростью скользили по поверхности, охотясь на крупных насекомых, чем-то напоминающих водомерок, и вдруг неожиданно застывали, грациозно приподняв переднюю часть, словно вглядываясь вдаль. Наверное, они были слепы: несколько раз плоские ленты в своем движении натыкались на Вайцуля и, вместо того чтобы обойти его, поспешно уползали в обратную сторону.

Другие, больше похожие на растения, катились по Болоту, как бы подгоняемые ветром, но, когда Вайцуль поймал одно из них, он обнаружил множество мелких ножек с крепкими коготками. Была и другая мелочь, но ни одно животное на Болоте не достигало размера паука. Пузырей здесь, вдали от края Болота, не было.

В растительности Вайцуль разбирался хуже. Он, правда, заметил, что бледные стебли, торчащие над поверхностью, чем-то отличаются друг от друга, но вдумываться в эти различия не стал. В первую очередь он искал «паутинку».

В одном из подсобных отсеков Вайцуль вырубил небольшой тайничок. По его подсчетам, там уже хранилось три сотни доз. Но здесь, в Колонии, это богатство не значило практически ничего. Когда вахмистр нашел первую порцию «паутинки», он, не колеблясь, принял двойную дозу. Никакого эффекта. Видимо, его организм был перенасыщен «паутинкой». Вайцуль стоически перенес это разочарование. Все прочие удовольствия мира были теперь к его услугам — с таким-то богатством! Оставалось лишь переправить добычу на Альфу…

Как-то, возвращаясь из очередного похода, Вайцуль столкнулся в коридоре с Арсеном. Бэтамен вежливо кивнул ему, но ничего не сказал. Вахмистр решил, что Арсен не заметил «паутинку».

Вайцуль ошибся. Добравшись до своего отсека, Арсен незамедлительно вызвал старшего брата.

— Лео, это ты? Здравствуй. Я только что встретил новичка. Кажется, он совершенно одурел от жадности — тащит в шахту всю «паутинку», которая есть на Болоте. Ты, как всегда, был прав.

— Конечно! Вот увидишь, в ближайшее время он двинет в Городок, искать каналы сбыта. Спасибо, Арсен, я прикажу Хоскингу присмотреть за ним.

— Думаю, что он отправится под вечер, — самое удобное время.

— Согласен. Спасибо, Арсен.

Арсен оказался прав. Через два дня, едва начало смеркаться, Вайцуль двинулся в сторону Городка. Он был полностью предоставлен самому себе, не зависел от бэтаменов, так как не нуждался ни в пище, ни в питье, ни в воздухе для дыхания. Только привычка и неосознанное ощущение тревоги заставляли его каждый раз возвращаться в Колонию. Но теперь он решил пробыть у Городка столько, сколько потребуется для того, чтобы найти Пинеску.

Путь к Городку был неблизким, не обошлось и без неприятностей. Вайцуль уходил все дальше от Колонии, и вскоре ему стали встречаться одиночные пауки из независимых клонов. Не обращая на вахмистра никакого внимания, они быстро проплывали в стороне. Вайцуль знал, что людей без скафандров пауки не трогали, к тому же он немного владел «болотной речью» и мог подать знак мира. И все же лазер приходилось держать наготове.

Передохнув несколько минут в девятом секторе, на полпути к краю Болота, Вайцуль двинулся дальше. Почва становилась все податливее, в какой-то момент вахмистр почувствовал, что проваливается. Он рванулся вперед и в несколько прыжков преодолел опасный участок.

Может быть, самым удивительным на Болоте была его почва. Она выдерживала вес человека в скафандре и со снаряжением, лишь кое-где встречались полужидкие участки. Но пауки каким-то чудом ухитрялись легко погружаться в Болото, выныривая из него, и даже плыть с приличной скоростью. При этом на Болоте не оставалось никаких следов. Впрочем, Вайцуль не задумывался над этими тонкостями, которые могли бы надолго озадачить человека с иным складом ума.

Вахмистр уже проделал три четверти пути, когда старые боевые навыки сыграли с ним дурную шутку. Какой-то легкомысленный паук решил всплыть прямо у него под ногами. Когда почва впереди неожиданно вспучилась, Вайцуль автоматически отскочил в сторону, одновременно нажимая спуск лазера. Он стрелял навскидку, практически не целясь. Подобной стрельбе обучали всех супервэриоров — только так и можно было выжить на Болоте… Вайцуль выстрелил, а уж потом сообразил, что делать этого не следовало. Но было поздно, оставалось только надеяться, что он промахнулся.

Но он не промахнулся. На поверхности показалось тело на редкость крупного паука, почти рассеченного пополам. Надо было как можно скорее уходить с этого места.

Не успел Вайцуль пробежать и полусотни метров, как вокруг него раздались характерные всхлипы трясины — это всплывали вооруженные автоматами пауки.

На Болото стремительно накатывалась ночь. Еще несколько минут — и можно было попытаться уйти, скрывшись в зеленоватых сумерках. Гулко застучали автоматные очереди. Вайцуль ласточкой прыгнул вперед, перекатился несколько раз и укрылся за кочкой. Пауки, потерявшие цель, прекратили огонь.

Вахмистр, неподвижно лежа за кочкой, криво усмехнулся. Все-таки мирная жизнь в Колонии изрядно поднадоела ему, и супервэриор был не прочь тряхнуть стариной. С удовольствием он отметил, что, несмотря на болезнь, сил у нею не убавилось, а быстрота реакции намного увеличилась. Раньше он, пожалуй, не успел бы увернуться от этих пауков — сколько их была, трое, четверо? — на таком расстоянии.

Внезапно Вайцуль вспомнил, что пауки, словно инфракрасные искатели, чувствуют тепло человеческого тела. Об этом говорили им еще в «учебке»… Вайцуль плотнее вжался в холодную почву. Какая досада, что он не может, подобно пауку, погрузиться в нее, исчезнуть, слиться с ней, стать таким же холодным… Он взглянул на свои ладони, сжимающие лазер, и с изумлением увидел вместо них два оранжевых пятна, бледнеющих и исчезающих на глазах.

Вайцуль перевел взгляд вперед, где в темноте скрывались пауки, все еще не понимая, что произошло с его зрением, и увидел несколько ярких оранжевых пятен. И тут словно кто-то подсказал ему: это тепловое излучение. Но откуда, ведь пауки — холодные существа? Вайцуль не сразу догадался, что видит раскаленные от стрельбы стволы автоматов.

«Ну, красавчики, тут-то вы мне и попались», — удовлетворенно прошептал он. Лазер, в отличие от автоматов, не нагревался при стрельбе и, значит, не мог выдать вахмистра.

Раз! Еще раз! Еще! Спокойно, как в тире, тремя короткими вспышками Вайцуль накрыл три оранжевых пятнышка. Трое их было или все же четверо? Неважно! Он вскочил и, низко пригнувшись, зигзагами кинулся в темноту.

Пауков все-таки было четверо. Как ни бесшумно двигался вахмистр, слабый шорох и содрогание почвы почувствовал четвертый, не замеченный им паук. Вслед Вайцулю ударила длинная, во весь магазин, автоматная очередь. Левое плечо вахмистра обожгло, от сильного толчка он потерял равновесие и упал лицом в Болото.

Последние пули, повизгивая, ушли куда-то вверх. Вайцуль выждал с минуту, потом с трудом поднялся и уже гораздо медленнее, но все так же пригибаясь и лавируя, двинулся дальше.

Эти места были хорошо ему знакомы. Где-то здесь он бежал, уходя от преследования. Там, справа, припрятан баллон. Надо, кстати, раздобыть миноискатель и забрать «паутинку». Но это потом, позже.

Впереди показался мерцающий купол Городка. Вайцуль остановился. Можно было заняться рукой. Вахмистр разодрал рукав и осторожно потрогал рану. Она саднила, но на удивление слабо. Входное отверстие уже почти затянулось, и Вайцуль с трудом нащупал его, вспомнив при этом опыт, проделанный на его глазах старшим братом. Выходит, он теперь не нуждается в перевязке? Что же, получается неплохо — он чувствует тепловое излучение, может, кажется, менять температуру тела, раны заживают за несколько минут… Похоже, он на самом деле стал СУПЕРвэриором!

Сегодняшние приключения порядком вымотали его. Вахмистр встал и, пригибаясь, побрёл к куполу. Только выйдя на учебную тропу, он спохватился. Как же попасть внутрь? Через центральный тамбур? Там стоит вахтенный, он может узнать дезертира. Да ведь он без скафандра! Нет, в центральный тамбур соваться не стоит. Придется обойти купол. Там, подальше от Болота, есть запасные выходы, которые обычно не охранялись. Да и то, пауки под купол не полезут…

Вайцулю казалось, что, как только он попадет внутрь, все трудности останутся позади. Он совсем забыл о своем нелепом комбинезоне и окровавленном рваном рукаве, которые бросились бы в глаза любому встречному.

Крадучись, шел он вдоль купола, пока впереди не появились очертания шлюза. Люк был заперт, но вахмистр, не особенно церемонясь, прожег замок лазером.

Поплотнее прикрыв люк за собой, вахмистр привычно взглянул на приборы. Так, герметичность полная. Он нажал кнопку подачи воздуха. Рядом на стене висело несколько гермошлемов, предназначенных для аварийных ситуаций. Такой гермошлем можно было надеть прямо на плечи, воздуха в маленьком баллончике хватало минут на семь, достаточно, чтобы добраться в безопасное место. Вайцуль усмехнулся и потянул один из гермошлемов. Тот с мягким хлопком отделился от стены. «Пригодится», — подумал вахмистр, сунув гермошлем под мышку.

Загудели насосы, откачивая метан. Секундная пауза, щелчок переключателя, и в шлюз пошел кислород. «Как все гладко получается», — подумал Вайцуль, и вдруг почувствовал сильное сердцебиение, жжение в носоглотке, слабость в ногах…

Вахмистр, теряя сознание, ухватился обеими руками за рукоятку входного люка. Под тяжестью его тела незапертый люк открылся. Раздался тревожный сигнал — «разгерметизация» — и насосы остановились. Вайцуль выкатился наружу, несколько минут лежал неподвижно, приходя в себя, а потом, опомнившись, вскочил и юркнул в темноту, прихватив с собой гермошлем. К шлюзу уже спешила аварийная команда.

Остаток ночи вахмистр просидел на краю Болота, бессмысленно глядя в темноту. Значит, он не сможет жить под куполом и не вернется на Альфу? Зачем тогда ему «паутинка», зачем Пинеску, зачем все, чем он занимался последние дни?..

Но Вайцуль не был бы Вайцулем, если бы долго предавался отчаянию. Нет, он — первый настоящий супер на этой планете — так легко не сдастся. «Паутинка» сделала его таким — значит, есть какое-нибудь средство, чтобы научиться дышать воздухом, как и прежде. И он это средство раздобудет.

После этого Вайцуль три ночи подряд бродил вокруг купола, уходя утром в глубь Болота, опасаясь случайных встреч. Он надеялся перехватить Пинеску в переходе, связывавшем Космопорт с основным куполом. Но встретил он стивидора совсем в другом месте, в той части купола, где размещались жилые помещения. После того как Пинеску увидел и узнал его, Вайцуль успокоился.

Главное сделано, Пинеску на свободе и, конечно, не против восстановить старые деловые связи, тем более что вахмистр недосягаем для Федеркома. Раз уж они увиделись в этом месте, Пинеску придет сюда снова в тот же час, достаточно подождать еще день-другой. На всякий случай теперь, подходя к куполу, Вайцуль надевал гермошлем, от которого он предусмотрительно оторвал баллончик с кислородом. Ему не хотелось пугать компаньона без особой необходимости.

Пинеску появился на вторую ночь. Вайцуль ждал его уже несколько часов. Стивидор осторожно огляделся, потом, подойдя вплотную к двойной стенке купола, призывно махнул рукой. Пластик купола не пропускал звуков, да и видно было сквозь него неважно, но делать было нечего. Вайцуль придвинулся вплотную. Показав жестами, что все вокруг спокойно, Пинеску вдруг обернулся и кивнул кому-то, до той поры скрывавшемуся в густой тени.

Лица этого человека Вайцуль не рассмотрел, заметил только большие оттопыренные уши. Пинеску за спиной незнакомца отчаянно махал руками, показывая, что все в порядке.

Через полчаса они разошлись, уверившись, что поняли друг друга правильно. Было решено, что завтра встреча состоится уже за куполом, на том же самом месте.

Вайцуль смотрел вслед своим собеседникам. Вдруг ему послышались чьи-то шаги. Прислушиваясь, Вайцуль сдернул мешающий ему гермошлем. Шло несколько человек, тяжело, уверенно. Метнулся лучик света. «Патруль!» — понял вахмистр. Раньше патрули не ходили вокруг купола по ночам…

Вайцуль не сообразил, что дело в его недавней попытке проникнуть внутрь. Аварийщики доложили, что люк был взломан снаружи. На пропажу гермошлема не обратили внимания. Командование встревожилось, сочтя происшествие попыткой диверсии со стороны пауков. Теперь патрули постоянно обходили все купола, и только счастливая случайность позволила вахмистру пока не встречаться с ними.

Он метнулся было в сторону Болота, но луч фонаря перекрыл ему дорогу. Тогда Вайцуль бросился к куполу и прижался всем телом к холодному пластику, чувствуя, как дрожат его мокрые от пота ладони. «Так все хорошо шло, и на тебе! — озлобленно подумал он. — Кто же его знал, что теперь патрули вокруг купола ходят! Повезло еще, что здесь тень…»

Патруль шел по часовой стрелке, Вайцуль осторожно, не отрываясь от купола, понемногу передвигался в противоположном направлении. Вот они поравнялись, вот патруль прошел мимо… Вот и свет пропал. Пронесло!

Вахмистр позволил себе расслабиться. Он все еще прижимался к куполу, когда пальцы его нащупали в гладком пластике какую-то вмятину. «Не может быть, — изумился он, — это же сверхстойкий материал».

Вайцуль повернулся к куполу лицом и наклонился ниже. На уровне его поясницы на стене остался отпечаток ладони. С чувством неосознанной тревоги вахмистр приложил свою ладонь к отпечатку. Они совпали.

«Что бы это значило?» — растерянно подумал Вайцуль, но, опасаясь возвращения патруля, не стал задерживаться, осторожно пересек учебную тропу и широкими прыжками помчался через погруженное во тьму Болото.