Паутина

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Транспорт с Пятнистой сел в Космопорту-2 с опозданием. Пассажиры, раздраженные незапланированной задержкой, спешили, обгоняя друг друга, ко входу в терминал, чтобы поскорее пройти контроль. Джек Сибирцев сошел по трапу одним из первых, но заставил себя не торопиться, отойти в сторону, пропустить нетерпеливых попутчиков. Ему спешить было некуда.

Шагая по выветрившемуся альбетону, он с удовольствием всматривался в серое низкое небо Альфы. Последний раз на родной земле Джек был полтора цикла назад. В первые минуты ему стало не по себе без привычного скафандра, да и зябко от легкого ветерка. На Пятнистой так не выскочишь, а ветер там, хотя и сильнее, к тому же ядовитый, в скафандре его не чувствуешь. Зато дышалось легко, и не было в небе неприятного зеленоватого оттенка, который давно надоел ему на Бэте — так официально именовалась Пятнистая, вторая планета Системы. На ней поручик Сибирцев прослужил десяток циклов в качестве командира учебного взвода.

В обширном полутемном зале с низким потолком уже образовались короткие недовольные очереди. Табельный и медицинский контроль много времени не отнимал, но у стойки личного досмотра возникла задержка. Прислонившись к вытертому пластику барьера, Джек равнодушно следил за происходящим. Несколько пассажиров переругивались с контролером. Особенно горячилась тройка здоровенных парней, чем-то похожих друг на друга. Все они были широкоплечие, с громкими голосами, в одинаковых мятых куртках. По этим курткам, таким же, как у него, по отточенным и в то же время свободным движениям, по заметному сероватому загару Джек распознал суперов-отпускников. Из любопытства он подошел поближе.

Похоже было, что один из суперов отказывался предъявить свою сумку для выборочного досмотра. Контролер с привычной скукой слушал его сбивчивую речь, густо пересыпанную руганью, периодически нажимая кнопку вызова. Из неприметной двери к стойке уже спешил какой-то чиновник. Через минуту он, вежливо улыбаясь, увел нарушителя с собой. Двое оставшихся притихли, хотя по инерции продолжали ворчать, и послушно раскрыли свои сумки.

“Интересно, что он там везет? — лениво подумал Джек. — Уж не “паутинку” ли? Больше вроде бы нечего. А вообще-то, шумный народ суперы…”

Заметив, что у стойки табельного контроля остался всего один человек, он направился туда, на ходу вынимая из внутреннего кармана тощую пачку документов.

Пройдя контроль, Джек остановился. Здесь, в основной части терминала, освещение было поярче, вдоль стен стояли мягкие кресла, в углах приютились автокиоски, а у входа светились дисплеи справочников. Да и народу было больше. Космопорт-2 работал не только на Бэту, с него постоянно уходили скоростные “стрелы” в отдаленные районы Загорода.

Сибирцев ждал, оглядываясь по сторонам. Почему-то ни Полли, сестра, ни ее муж Джакопо не встречали его. Джек вытащил из кармана порядком измятое письмо, довольно пустое, но быть в Космопорту Полли обещала твердо. Джек в сердцах сплюнул и отправился к справочникам.

Дорогу ему пересекла группа пузырей. Джек, вздрогнув от неожиданности, пнул ногой одного из них. Пузырь откатился, недовольно потрескивая чешуйками.

Эти приплюснутые полусферы, завезенные с Пятнистой, расплодились в последнее время на Альфе в неимоверном количестве. Ценились они за свою защитную пленку, тонкую, полупрозрачную, покрытую мелкими чешуйками, совершенно не пропускавшую излучения и невероятно прочную. Глядя вслед пузырю, Джек невольно вспомнил то злополучное утро, когда он повел двух необстрелянных курсантов по учебной тропе к пятому блоку.

…Шли след в след. Первым поручик Сибирцев, за ним курсанты, замыкающим — помощник командира взвода капрал Динко. Учебная тропа виляла вдоль края Болота, под сапогами то клубилась сухая пыль, то хлюпала бурая жижа. Сибирцев держал лазер на изготовку, думая о своем. Курсанты тревожно поглядывали в сторону бескрайней трясины, то и дело натужно выдувающей из себя облака метана. Капрал насвистывал неприличную песенку. Поодаль беззвучно катились пузыри. Опасности они не представляли, разве что отвлекали внимание.

Тропа вновь свернула на Болото, огибая нависшую скалу. Внезапно из-за скалы появилось несколько пузырей, преградивших путь отряду. “Пришли на водопой”, — захохотал Динко, пытаясь сбросить с тропы ближайшего пузыря. Курсанты растерянно хихикали.

Сибирцев насторожился. Именно так погиб его первый командир, майор Шенн. Пузыри блокировали дорогу, и пока отряд расчищал себе путь, из Болота появились боевые пауки… На Базу вернулся лишь один курсант.

“Спалить бы их, тварей безмозглых”, — подумал Сибирцев, следя за Болотом. Да только ни лазер, ни автомат пузырей не брали. “Ладно, — успокаивал он себя, — просочимся как-нибудь. База рядом…” Он осторожно обошел пузыря, стараясь не выходить на Болото, необычно топкое в этом месте.

Паук всплыл неожиданно. Сначала Джек разглядел блеснувший в метановом тумане ствол лазера, а уж потом — семь суставчатых черных лап.

Два лазерных луча вспыхнули одновременно. С пронзительным визгом паук погрузился в Болото. Рядом с Сибирцевым оседал на тропу капрал, непослушной рукой пытаясь закрыть рваную дыру в скафандре.

— Ложись за пузырей, — крикнул Джек остолбеневшим курсантам, — сейчас такое начнется!..

Все трое ничком плюхнулись в грязь. И вовремя — Болото всхлипнуло, выбрасывая из себя все новых пауков. Автоматные очереди рвали воздух над головой, пули с визгом рикошетили от скалы. По спинам и гермошлемам застучали мелкие осколки.

Сибирцев стрелял короткими вспышками, тщательно прицеливаясь, а курсанты лепили в белый…, то есть бурый свет, как в динар. “Конец. Не пробьемся, — обреченно подумал поручик. — Вот если бы укрыться за скалой… Нет, пузыри не дадут”. И тут же он выругал себя: “Кретин! А “бич”?”

“Бичом” в экспедиционном Контингенте успели окрестить новое, совершенно секретное оружие ближнего боя, предназначенное для борьбы с пузырями. Сибирцев в числе прочих офицеров получил его лишь накануне и даже не успел опробовать.

Продолжая отстреливаться, он нащупал в набедренном кармане плоскую рукоять “бича”. “Ребята, осторожнее, не приближайтесь ко мне! — крикнул он. — Как только сделаю проход, сразу дуйте за скалу и капрала тащите”.

Перехватив лазер левой рукой, Сибирцев вскинул “бич” и нажал на спуск. Стремительная серебряная змейка, выскочив из рукоятки, хлестнула по преграждавшему ему путь пузырю. С громким шипением он выпустил облачко коричневого газа и исчез, на тропе осталась лишь сморщенная оболочка. “Работает! — радостно подумал Сибирцев, снова и снова вскидывая непривычное оружие. Курсанты тем временем прикрывали его огнем. Наконец тропа была свободна, два-три уцелевших пузыря поспешно откатились обратно в Болото. Где ползком, где низко пригнувшись, солдаты проскочили обстреливаемый участок, волоча под руки безжизненное тело капрала. Теперь Джек прикрывал их. Убедившись, что подчиненные в безопасности, он бросился следом. Неожиданно буквально под ноги ему выкатился отставший пузырь. Сибирцев отчаянно хлестнул его “бичом”, но не успел вовремя убрать палец со спуска. Тонкий конец “бича” обвил ему предплечье, разорвав двойную оболочку скафандра. Сибирцев разжал мгновенно онемевшие пальцы, из последних сил шагнул за спасительную скалу и потерял сознание. Еще час курсанты без особого успеха отстреливались из укрытия, пока не подоспела помощь с Базы…

В госпитале Базы Джек провалялся почти пол-цикла. Его соседом по палате оказался тоже поручик, супервэриор из патрульной роты. Джек и сейчас вспоминал о нем с неприязнью. Такой же самонадеянный верзила, как и троица в Космопорту. Сибирцев еще не очухался толком после операции, когда супер устроился у него в ногах и с насмешливой ухмылкой стал допытываться, где это “обозник” из “учебки” ухитрился получить ранение, уж не на кухне ли?

Конечно, что скрывать, офицерам-тыловикам, в том числе и ему, поручику Сибирцеву, до суперов далеко. И стать не та, и тренинг, да только все они, умницы и придурки, храбрецы и трусы, патрульные и топографы, все прошли через “учебку” и получили первые боевые навыки у таких, как Джек, тыловых поручиков. Только из взвода Сибирцева вышло более десятка супервэриоров. А остальные… Хотя бы уж выживать научились.

Утром в день выписки Джека навестил майор-кадровик. Сначала Сибирцев обрадовался его приходу. Обычно офицеры опасались кадровиков, ожидая от них всяческих подвохов, но сейчас Джек в глубине души чувствовал себя героем, тем более что и особых прегрешений по службе, вроде открытого казнокрадства или тайного правдоискательства, за ним не числилось.

— Вы проявили героизм, — неторопливо начал майор, и Джек вдруг забеспокоился, — и я бы первый ходатайствовал о награде, однако… — Тут кадровик выразительно вздохнул и продолжил:

— Вами утрачено оружие. Особое оружие. Вы понимаете, о чем я говорю. Командующий, скажу по секрету, требовал трибунала. Насилу удалось вас отстоять, благодарите члена Военного Совета. Но без последствий эту историю мы оставить не можем. Вы же, в конце концов, давали подписку, когда получали эту игрушку!

Он профессионально похлопал Сибирцева по плечу и вышел, оставив на тумбочке выписку из приказа командующего Экспедиционным Контингентом комкора Дорича. Растерянный Джек несколько раз перечитал две строчки: “Поручика Сибирцева уволить в запас по ранению. Офицерский контракт аннулировать”.

Взвод у Сибирцева принимал молодой подпоручик, только что прибывший с Альфы. Ставя замысловатую подпись под рапортом на имя Дорича, он сиял, как нашивки на его новеньком мундире.

Пока подпоручик старательно выводил свои вензеля, Джек отрешенно думал: “Сопляк… Романтика в заднице играет. Как это он вчера разорялся? “Когда срезаешь паука из лазера…” Ты бы посмотрел, парень, на боевого паука да на зеленых пацанов, когда он их срезает!.. Ничего, покрутишься здесь, поймешь, почем фунт лиха”.

Говоря по совести, Сибирцев понимал, что несправедлив к молодому офицеру. Разве он сам не был таким же десяток циклов назад? Разве не мечтал о походах в глубь Болота, о подвигах?..

Да только в учебных отсеках подвигов не совершают. Впрочем, кто его знает, что будет завтра. Когда началась колонизация Бэты, только пузыри, смирные и неповоротливые, паслись у края Болота. Первые пауки появились циклов семьдесят тому назад, и не было у них ни автоматов, ни тем более лазеров. Плюнет такой гад метров с двадцати, вот и все неприятности. Правда, одинарный скафандр слюной прожигало насквозь. А теперь все пошло под откос. Потери с каждым циклом растут, у пауков появилось современное оружие, и пришлось закрыть шахты третьего периметра. И Болото растет, неумолимо подползает к Базе. Это же надо — пауки на учебной тропе! “Так что неизвестно, кому теперь придется солонее, — мрачно подумал Джек, — суперам на Болоте или нам в “учебке”.

Впрочем, не нам. Уже не нам. Привыкайте, поручик Сибирцев, что вы теперь — бывший поручик, бывший командир взвода, и нет у вас ни денег, ни ремесла, ни друзей. Привыкайте и радуйтесь законным премиальным, которых, впрочем, и на прощальный банкет не хватит. А дальше будет видно…

Джек Сибирцев никогда не мечтал стать офицером. После обычных полу-цикловых сборов на Пятнистой собирался поступать в Университет. Но пока он осваивал воинский минимум, дома случилось несчастье — пригородный эр-бус, в котором находились его родители, слетел с магнитной подвески… Мать погибла сразу, а отец, говорят, жил еще часа два. Джек часто вспоминал его. И то, как он громко и фальшиво напевал, и как любил расхаживать по квартире без майки. Мать почему-то запомнилась хуже.

Он прилетел домой спустя день после кремации, а вернувшись на Пятнистую, неожиданно для себя самого написал заявление о приеме на офицерские курсы. И правильно сделал. На свое жалованье он смог поставить на ноги младшую сестренку. Теперь она была замужем и сама могла помочь Джеку на первых порах, Конечно, жить у сестры он не собирался. Просто погостит немного, а там как-нибудь устроится.

Раньше Джек был у нее два или три раза: молодые офицеры с Пятнистой свои отпуска проводили повеселее. И вот он снова на родной Альфе. Правда, началось все как-то неудачно: транспорт опоздал, Полли не встретила… Надо менять планы. Джек вздохнул и направился к свободному справочнику. Там он невольно помедлил несколько секунд, рассматривая свое отражение на потухшем дисплее, потом криво улыбнулся и подмигнул сам себе.

Вообще, к своей внешности Джек особых претензий не имел. Правильные черты лица, только нос чуть вздернут, рыжеватые волосы. Рост средний, тренинг тоже. Не супер, конечно, но девушкам на Альфе он нравился. Хотя и не настолько, чтобы ему надоели. В своей ярко-красной куртке, в модных брюках из натуральной ткани Джек сейчас ничем не выделялся в пестрой толпе.

Он набрал код поиска свободной квартиры. На дисплее высветилась схема Города, замигали зеленые звездочки. Выбрав подходящий вариант в седьмом секторе, Джек ввел индекс квартиры в личный блок и тут же дал команду об отправке туда своего контейнера, следовавшего в багажном отсеке. А сам взял эр-такси и поспешил к сестре.

Выйдя из лифта, Джек сразу же увидел над дверью красный точечный сигнал, означавший, что хозяев нет дома. “Может, они все же махнули в Космопорт и мы просто разминулись?” — подумал он, набирая входной код. Но, как только вошел в квартиру, понял, что ошибся. Вроде бы все как обычно, однако по каким-то неуловимым приметам сразу чувствовалось, что здесь никого не было уже несколько дней. Домашний компьютер работал в холостом режиме и на появление гостя никак не прореагировал.

Джек скинул куртку, прошел в ванную и, закатав рукава свитера, сунул руки под струю ледяной воды, затем плеснул несколько пригоршней на потное лицо. От холода заломило пальцы и потемнел двойной шрам — след “бича”, пересекавший правое предплечье.

Он повернулся, чтобы включить сушилку, и наткнулся на туалетный столик. Тут, он вспомнил, лежал обычно всякий хлам, с которым не спешил расстаться скаредный Джакопо. Но сейчас столик был пуст, все вещи Джакопо исчезли. Джек осмотрел квартиру и убедился, что нигде, по крайней мере на виду, мужских вещей нет. Квартира была невелика — четыре комнаты на двух уровнях — и обставлена стандартной мебелью. Джакопо Розетти тратить динары попусту не любил. Жене он часто обещал купить со временем дом в Загороде, и та, надеясь на лучшее, мирилась с мелкими неудобствами. Джек к этим разговорам относился скептически: очень уж городским человеком был его зять. Он никогда не мог понять, почему Полли его выбрала. Правда, деньги у Джакопо водились, он занимался каким-то посредническим бизнесом. Джек подозревал, что зять не брезгует и сомнительными операциями.

Сибирцеву никогда не нравился Джакопо. Верткий, чернявый, он громко разговаривал и смеялся, любил выпить, обычно за чужой счет; с Джеком он держался фамильярно, называл его тезкой, а с женой, напротив, был суховат и высокомерен. Словом, Джек не особенно огорчился бы, узнай он от сестры о разводе. Но к чему это делать столь поспешно, не сообщив родному брату? И куда, собственно, делась сама Полли?

Для начала он решил расспросить соседей. Дверь в квартире напротив ему открыла высокая, совершенно высохшая старуха. Она сообщила, что две декады тому назад Джакопо сорвался с верхнего яруса и разбился насмерть. Полиция, конечно, завела дело, но тут, судя по всему, был несчастный случай и расследование прекратили.

По словам соседки, потрясенная случившимся Полли уехала куда-то дней пятнадцать назад, обещала скоро вернуться. Больше старуха ничего не знала. Джек вежливо поблагодарил ее и, возвратившись в квартиру сестры, решительно направился к компьютеру.

Общая справочная откликнулась сразу. На дисплее появились строки: “Полина Розетти (Сибирцева). 29. Вдова. Служащая фирмы “Шайн”. Адрес… Домашний адрес… Дополнительных сведений не имеется”.

Джек присел в кресло, задумчиво потягивая прямо из горлышка чемергес, обнаруженный им в холодильнике. Однако напряжение было так велико, что спиртное на него почти не действовало. “Что же все-таки произошло?” — думал он. Судя по сообщению справочной, ничего страшного с сестрой не случилось, во всяком случае она жива, работает и не разыскивается полицией. Но почему она уехала, не предупредив его, не оставив хотя бы записки? И что это за странная история с Джакопо? Как можно упасть с верхнего яруса? Зачем его туда понесло? Не слишком ли быстро полиция закрыла дело? И наконец, что предпринять в данной ситуации ему, отставному поручику Сибирцеву?..

Поразмыслив, он решил заглянуть на фирму, где работала Полли. Может, в офисе знают, куда она уехала? Фирма располагалась неподалеку, в прошлый приезд Полли показывала ему, и Джек быстро отыскал нужный дом.

Начальник отдела, в котором работала сестра, был высок и болезненно худ. Судя по всему, он не очень-то жаловал Полли, иначе зачем было сообщать Джеку, что она не слишком квалифицированный работник? Далее начальник добавил, что в его компетенцию вовсе не входит выдача справок о сотрудниках посторонним лицам и что если Полина Розетти кого-то еще интересует, то для этого следует обратиться в полицию.

Джек с разозлившей его самого просительной интонацией спросил:

— Может, вы все-таки знаете, где она? Я ее брат, только что прилетел с Бэты.

— Брат?.. У Розетти брат, мне помнится, служит в полиции.

— Да нет же. Я поручик Сибирцев, брат Полли, — уже с откровенным раздражением повторил Джек и полез в карман за документами.

Лишь после этого начальник отдела сказал, что “упомянутая Полина Розетти” после трагической кончины мужа “под предлогом расстроенных нервов” (это язвительное “под предлогом” окончательно взбесило Джека, но он благоразумно промолчал) взяла отпуск и сейчас отдыхает или лечится, а возвратиться должна через восемь дней. Тут он сверился с какой-то записью в календаре и повторил:

— Да, через восемь.

Получив такую информацию, Джек поблагодарил собеседника с преувеличенной вежливостью и направился восвояси.

Из родственников Джакопо он никого не знал и искать их не собирался. Оставалось только сходить в полицию — разузнать подробнее о смерти зятя. По дороге он заглянул к банковскому автомату. Джек еще на Пятнистой слышал, что у жителей Города с недавних пор стало модным расплачиваться наличными. Да и не было смысла использовать кредит по мелочам. Он пока что получил только компенсацию за ранение и не знал размера будущей пенсии. Где-то в Главном штабе компьютеры пережевывают сейчас его личное дело, выясняя, на что он может рассчитывать. Собственные сбережения поручика были невелики. Цикла два или три назад по совету Джакопо (подложил пузыря покойничек, ничего не скажешь!) Джек купил пакет акций концерна “Астрой”, а дело оказалось дутым, и он капитально прогорел.

“Ну, на первое время хватит, пожалуй, — подумал он, пересчитывая деньги, — а там запрошу финансовое управление…”

Полицейский участок оказался на деле небольшой комнатушкой, разделенной надвое исцарапанным барьером, за которым скучал дежурный старшина, удобно откинувшись на спинку кресла. Увидев посетителя, старшина несколько оживился, но, когда Джек принялся рассказывать об исчезновении сестры, его и без того тусклые глаза стали совсем пустыми.

— По-моему, беспокоиться нечего. Во всяком случае, пока, — лениво протянул старшина. — Уехала лечиться, значит, лечится где-нибудь в тихом местечке. Я, конечно, проверю, но…

Он сделал запрос. Через минуту пошла информация, и полицейский стал монотонно считывать ее со своего компьютера.

— Так, среди погибших нет… В государственных госпиталях… нет… В зарегистрированных: частных лечебницах… нет. Среди неопознанных трупов… ничего похожего. Общая информация… Адрес… семейное положение — данные о муже… Джакопо Розетти? Ну как же, помню, лично вел расследование по факту гибели. Так, место работы… закрытая информация… Нет, ничего, сами видите. Лечится где-то без регистрации или отдыхает. Обычное дело…

— А что случилось с ее мужем? Соседи мне рассказывали, но все это, знаете, как-то странно…

— Что случилось? Да тоже ничего особенного. Умудрился свалиться с верхней площадки. Должно быть, сердце прихватило, да и был под хмельком. Минуту, сейчас…

Старшина наклонился и, скрывшись за барьером, стал проделывать какие-то сложные манипуляции. Что-то негромко щелкнуло, потом полицейский с усилием что-то повернул. Наконец он со вздохом облегчения выпрямился, держа в руках тонкую папку из красного пластика.

— А если… помог кто? — спросил Джек и со значением посмотрел на старшину.

Тот вяло усмехнулся.

— Вы, люди военные, полицейских, конечно, считаете кретинами. Это же азы! Молодой человек трагически погибает. Какие могут быть причины? Убийство, самоубийство, несчастный случай. Так? Убийство исключается — несколько человек видели, как он сам слетел оттуда. С площадки скрыться некуда, и если бы кто-нибудь его столкнул, заметили бы сразу. Да вы сами туда поднимитесь и посмотрите… Повреждений, помнится, никаких не было, кроме полученных при падении. Самоубийство? За полчаса до смерти его видели в баре “Сто пятьдесят” в прекрасном, кстати, настроении. Домой после этого он не заходил, ни с кем вроде бы не встречался, не ссорился. Остается несчастный случай. При осмотре в кармане у него нашли кардипин, это сердечное средство. Да вот он, список вещей, смотрите сами. Расческа, личный блок, носовой платок, банкнота в сто динаров, еще две — пять и три динара… Так что и покушение в целях ограбления тоже исключается…

— А у вас прекрасная память! — воскликнул Джек, заметив, что старшина, перечисляя все это, даже не взглянул в документы, которые держал в руке.

— Да ну, — отмахнулся тот, — какая память! Ко мне с двести пятого участка дважды заходили, все расспрашивали, что у покойника нашли. Особенно деньгами и бумагами интересовались. Решили, будто он обчистил кого-то. Но так, кажется, ничего и не выяснили.

Старшина принялся засовывать бумаги обратно в папку, при этом из нее выпало несколько цветных стереофото. Джек невольно наклонился, разглядывая, и полицейский, заметив это, передал ему все фотографии: прогулочная площадка, общий вид места, где лежало мертвое тело, потом оно же, только крупным планом.

— И все-таки вы слишком быстро закрыли дело, — сказал Джек, внимательно рассматривая стерео. — Мало ли что могло случиться… На сердце он никогда вроде не жаловался. Все на скорую руку, да? Лишь бы не возиться. Даже снимки вон с дефектами.

Тут флегматичный старшина немного обиделся.

— Я не знаю, что у кого с дефектами, — проворчал он, — но только не наши снимки. За это нас по головке не погладят.

— Как же, вот царапины, видите? На крупном плане?

— Какие там царапины, это у него на груди ссадина такая была, я сам видел. На площадке перила металлические, с заусенцами, вот он за них, видимо, и зацепился, когда падал.

— Ну-ка, ну-ка…

Джек с забившимся сердцем снова взял фотографию. Да, рубашка на груди Джакопо расстегнулась, и под ней хорошо была видна короткая двойная ссадина, судя по всему, довольно глубокая. Джек непроизвольно коснулся ладонью своего предплечья.

— Ну что, теперь рассмотрел? Тогда давай топай отсюда.

— Рассмотрел. Извини, старшина, — ответил Джек, все еще глядя на фотографию. Затем он положил ее на барьер и медленно направился к выходу. Странный след на теле Джакопо все не шел у него из головы.

Все-таки он отвык от Города. Серые многоярусные дома мрачно нависали над головой. Народу на улицах было много, и после малообжитой Бэты беспрестанное мельтешение утомляло. Шелест шагов, громкие голоса, яркая одежда, изобилие женщин, светящаяся реклама на нижних ярусах — ко всему этому приходилось привыкать заново.

Чета Розетти жила в старомодной сорокаярусной башне. Двор был ухожен, дорожки подметены, зато лифт скрипел так, словно готов был вот-вот развалиться, и еле доползал до нужного яруса.

Очутившись в квартире сестры, он устало рухнул в кресло, взял полупустую бутылку с чемергесом, стоявшую рядом на полу, и осушил ее одним глотком.

Конечно, он не мог ошибиться. У Джакопо был точно такой же шрам, как и на его руке. Сейчас он зарубцевался, а в первые дни, когда меняли повязку, Джек хорошо разглядел этот страшный след “бича”.

Так как же заявить в полицию? Но ведь он давал подписку, что ни при каких обстоятельствах — ни прямо, ни косвенно — не упомянет о существовании этого оружия. Ясно, что полицейские о таком и не слыхивали. Вещица, конечно, не дешевая и не очень-то вяжется с программой экономии, о которой столько шумит правительство. К тому же пару циклов назад какой-то ушлый сенатор, добиваясь известности, затеял шумную кампанию в защиту пузырей, упорно именуя их “квазиразумными аборигенами” и совсем запутав избирателей. Как правительство ни упиралось, как ни возражали фермеры, поля которых разоряли пузыри, а пришлось все же принять Закон об их защите… Хороший, однако, разразился бы скандал, если бы те же фермеры узнали, что, запрещая им гонять пузырей на собственных хуторах, правительство одновременно, не жалея денег, перевооружает Экспедиционный Контингент “бичами”, именно для уничтожения пузырей и предназначенными!

Но откуда такая штука появилась здесь, на Альфе? Джек мог только догадываться о реальной стоимости этого сложнейшего оружия с обратной биосвязью, даже прикосновение которого не выдерживал ни один известный материал, но и так было ясно — за углом его не купишь. Даже на Пятнистой его выдавали только командирам подразделений.

То ли начало действовать спиртное, то ли нервы не выдержали, но Джек почувствовал, что оставаться сейчас дома и спокойно обдумывать сложившуюся ситуацию он не в состоянии. Нервное возбуждение требовало какого-то действия. Он вскочил, по дороге швырнул в утилизатор опорожненную бутылку и поднялся на верхний ярус — посмотреть, откуда сорвался Джакопо.

Площадка была маленькой, шагов двадцать пять в ширину, и снизу отлично просматривалась. Да, тут и впрямь не спрячешься… Но “бич” достает метра на три — четыре, значит… В глубине площадки горбился выступ лифтовой шахты. Спрятаться за ним было невозможно, однако сбоку Джек приметил небольшое оконце, точнее, вентиляционное отверстие с выломанной решеткой.

У выхода на верхний ярус он отыскал маленькую дверцу. Она была плотно прикрыта, но не заперта. Джек вызвал снизу лифт, заглянув тем временем внутрь. Над его головой оказалось то самое вентиляционное отверстие. В это время со скрипом подползла кабина. Если сейчас встать на ее крышу, заблокировать автоматику и высунуться в отверстие… Да, ударить отсюда “бичом” стоящего около шахты не составляло труда. Джек ясно представил себе, как все это могло произойти.

Отпирая дверь в квартиру, он услышал негромкий сигнал компьютера. Джек включил принтер, и из машины поползла пластиковая лента. Это была долгожданная весточка от Полли.

“Дорогой Джек! Извини, что не встретила! Ты уже знаешь что случилось я совсем расклеилась. Лечусь в частной клинике, скоро буду! Располагайся у меня, подыскивай себе работу кажется в пятнадцатом секторе появились две новые фирмы, вряд ли они успели укомплектоваться попробуй там. Целую Джек! Полли”.

Да, это был ее стиль — мало запятых и много восклицательных знаков. И подписывалась она всегда именно так: “Целую Джек! Полли”.

Пятнадцатый сектор? Далековато… Почему же она не сообщила адрес клиники? Он мог бы ее навестить. Хотя она собирается скоро вернуться…

Компьютер вновь просигналил. На сей раз значок показал, что пришла официальная бумага. С некоторым удивлением Джек вторично нажал кнопку. Муниципальное извещение, адресованное Дж. Розетти, уведомляло, что “срок найма 100523-27 истек” и что “в случае неуплаты в трехдневный срок номер будет автоматически переведен в регистр свободных”.

“Ну и ну! — подумал Джек. — Похоже, покойничек любил порезвиться. Квартирку снял у паука на куличках — в двадцать седьмом секторе”.

Джек еще раз прочитал извещение, вспомнил, что, будучи курсантом, имел похожий личный номер — 100512, оторвал пластиковую полоску и, не думая больше об этом, отправил извещение вслед за бутылкой.

В тесной комнатке без окон с низким потолком сидел невысокий плотный человек в строгом костюме. Сидел он в удобном кресле, глядя прямо перед собой на мигающий разноцветными огоньками пульт. Звали его Рауль Мацуда, и был он владельцем процветающего похоронного бюро “Реквием”, которое получил в наследство от своего отца и за тридцать циклов сумел значительно расширить дело.

Мацуда считался исправным налогоплательщиком, примерным семьянином, законопослушным гражданином. Только несколько человек знали, что основной доход он получает не от своего бюро, а от небольшого предприятия по торговым операциям — во всяком случае, так его называл сам хозяин. Строго говоря, он мог бы поставить на “Реквиеме” крест, но два основных его профессиональных качества — добросовестность и осторожность — не позволяли ему это сделать.

На пульте зажегся красный огонек, пискнул сигнал вызова. Мацуда привычным движением отключил изображение, потом заблокировал сигнал связи и лишь после этого нажал кнопку “ответ”. Конечно, в открытую по общему каналу никто говорить не будет, а частное включение блокиратора подозрительно, но в щекотливых делах, которыми он занимался, утечка информации могла привести к серьезным, а то и катастрофическим последствиям.

— Приветствую, Мацуда-сан, — прозвучал негромкий голос. Это был Кич, его ближайший помощник, веселый малый, знаток дорогих ресторанов и дорогих женщин и мастер динамичных операций, где важнее не тонкий расчет, а быстрота реакции. Впрочем, последнюю такую операцию Кич, кажется, провалил…

— Слушаю, голубчик.

Шеф, есть осложнение. В квартире появился какой-то парень, но к Белому он не имеет никакого отношения.

— Ну так что?

— Очень уж уверенно действует. То ли кто-то свой, то ли из Федерального Комитета, больно на военного смахивает.

— Ничего страшного, голубчик. Мало ли какие дела у человека. Ты проследи, помоги, если нужно. Только мешать не вздумай, понял? Давай, голубчик, поаккуратнее.

— Понял, шеф. — Кич отключился.

Мацуда откинулся на спинку кресла. Федеральный Комитет? Непохоже. Если уж парни из этой конторы начнут копать, тут не только Кич, но и сам Мацуда ничего не заметит. Муниципальная полиция? Ну этих-то Кич за квартал разглядит… Значит, случайный человек, маленькая песчинка в механизме операции. Но ведь механизм-то остановился! Так, может, это не песчинка, а смазка, которая заставит колесики сдвинуться вновь? Ну и не надо мешать незнакомцу, не надо вмешиваться. Пока…

Мацуда был доволен собой: еще до осмысления ситуации он на ходу принял оптимальное решение. Впрочем, и это было профессиональным качеством; отнюдь не являясь суперменом, он, как правило, чуть-чуть четче других оценивал обстановку, иногда чуть-чуть быстрее действовал, а порой чуть-чуть дольше выжидал.

Нет, удачная карьера Мацуды не была случайностью. Подумать только, окружающие считали его простодушным человеком, который весь на виду. Да и скрывать-то почтенному гробовщику нечего, разве что интимную связь с собственной секретаршей. Мацуда долго лепил эту маску. А ведь когда-то в молодости он так старался выглядеть непроницаемым!

Тогда начинающий бизнесмен настойчиво вырабатывал в себе самое важное, пожалуй, из профессиональных качеств — умение вызвать доверие у клиента. Владелец похоронного бюро должен обладать безупречным тактом. И именно общепризнанная добропорядочность Мацуды привела к нему однажды пожилого человека с маленькими сонными глазками. Человек этот был слишком пестро одет и слишком много суетился. Но, когда он перешел к деловому разговору, Мацуда был приятно удивлен практичностью собеседника. Они быстро нашли общий язык, и на следующий день через похоронное бюро проследовал лишний, нигде не учтенный покойник. Все сошло удачно, и хозяин “Реквиема” стал время от времени получать подобные весьма выгодные заказы.

Новый клиент долго относился к Мацуде весьма скептически. Однако надежный человек, да еще с кристальной репутацией, всегда мог пригодиться, и Мацуде стали давать мелкие поручения. Как-то при выполнении одного из них его подстерегли два нервных конкурента. Подробностей Мацуда никому не рассказывал, но домой он в тот день вернулся поздно, слегка помятый, хотя внешне, как всегда, невозмутимый. А конкуренты исчезли без следа. Именно потому, что от него такого не ожидали, Мацуда сразу приобрел славу человека не только делового, но и решительного, умеющего постоять за свои интересы.

Впоследствии он редко посылал своих врагов в крематорий, наоборот, старался оставить им лазейки для спасения. И те обычно предпочитали воспользоваться ими, нежели идти на конфликт с Мацудой. Человек с сонными глазками, который стал потом его главным соперником, не только уцелел, но и до конца своих дней получал от бюро вполне приличную пенсию. Благодаря всему этому владелец “Реквиема” обзавелся со временем несколько странной для его профессии репутацией гуманиста, которой сам Мацуда-сан весьма дорожил.

Регулярно, с девяти утра до пяти вечера, с небольшим перерывом на обед и отдых, он просиживал за пультом. Всего час уходил у него на покойников, остальное время Мацуда занимался делами экспортно-импортного предприятия. В отличие от Кича он не любил светской жизни и шумных компаний и более всего ценил покой и размеренную жизнь.

Вот и сейчас пора было отдохнуть немного. Мацуда встал, открыл небольшую дверцу справа от пульта. За дверцей был оборудован ионный душ, хорошо освежавший уставшее от долгого сидения тело. Он аккуратно разделся и втиснулся в кабинку. Острые горячие иголки воды ударили из микроскопических отверстий. Через несколько секунд горячая вода сменилась ледяной, а затем из отверстий пошел ионизированный раскаленный воздух.

Мацуда слегка приоткрыл дверцу, дотянулся до пульта и нажал на крайнюю кнопку.

— Лиза, голубушка, кофе, пожалуйста.

Через несколько минут в комнату вошла миловидная секретарша и, ласково улыбнувшись обнаженному хозяину, поставила на низенький столик изящную чашечку с зеленоватым дымящимся напитком.

Мацуда не стеснялся своего тела. Оно могло бы принадлежать молодому человеку, а ведь ему было уже за пятьдесят. Он твердо рассчитывал дожить до возрастного максимума. Правда, после этого житель Альфы терял право на многие виды социального обеспечения, но Мацуде хватило бы и личных сбережений. Тем более если Кич все-таки спасет эту операцию…

Джек проснулся поздно и долго лежал в постели. Вчера у него просто не было времени как следует обдумать происшедшее. Все, что делал Джек, он делал почти механически, а к вечеру устал до такой степени, что не нашел в себе ни сил, ни желания отправиться в снятую накануне квартиру и решил переночевать у сестры.

Итак, Джакопо убит. Убит ударом “бича”, о чем полиция, конечно, не догадывается. История темная, но уже способ убийства говорит о многом. Невозможно, чтобы “бич”, стоящий уйму денег, оказался в руках какого-нибудь мелкого жучка. Тут поработали люди серьезные, и ясно, что убили Джакопо не из-за девочки.

Кстати, о девочках. Что еще за квартира такая? Двадцать седьмой сектор, самая окраина… Да Джакопо скорее заставил бы своих шлюх снимать квартиру в складчину, чем сам потратил бы на это хоть один динар! А для деловых встреч он обычно обходился собственными апартаментами, тем более что Полли целыми днями была на работе, или ближайшим баром.

Зачем же ему понадобилась эта квартира? Когда там истекает срок, через два дня? А что если…

Джек соскочил с кровати, подошел к компьютеру и от имени Джакопо перевел плату со своего счета за квартиру 100523-27 на следующую декаду. Потом отдал распоряжение о замене дверного кода и добавил небольшую сумму на охрану покоя. Это значило, что ни один компьютер, за исключением Большого Федерального, не выдаст никому индекса странной квартиры.

Закончив эту несложную операцию, Джек набрал номер своего счета. Красная полоска на дисплее показала, что у него осталось менее ста динаров. Джек удивленно присвистнул и вернулся в постель, весьма недовольный собой: “Какого пузыря я вздумал платить за третью квартиру? И так денег нет…” Но было уже поздно. А главное, Джек по опыту знал, что иногда вот такие труднообъяснимые, спонтанные решения оказываются самыми удачными, особенно в сложных ситуациях. У него на Пятнистой так, во всяком случае, бывало.

Он снова предался размышлениям.

Джакопо умер, то есть убит. Полли его делами не занималась. У полиции ничего нет. Пожалуй, лучше всего переждать, ничего не предпринимать. Через два-три дня Полли объявится, и что-то, возможно, прояснится.

Жаль, деньги кончаются. Поискать работу? Нет, пока не стоит связывать себя. Значит, первым делом надо заскочить в финансовое управление и выяснить, на что он может рассчитывать.

После того как Джек составил план действий на ближайшие полдня, настроение его улучшилось. Он быстро оделся, оставив постель неубранной, вскрыл пакет с “саморазогревающимся калорийным завтраком улучшенного вкуса” (гадость, понятно, но привычная — такие часто выдавали на Пятнистой), съел его содержимое, так и не почувствовав “улучшенного вкуса”, и отправился в путь, решив добраться до Главного Штаба пешком.

На улицах в жилых секторах, как всегда среди дня, народу было немного, однако по мере приближения к центру становилось все оживленнее. Постепенно уменьшалась ярусность зданий, над головой чаще мелькали эр-такси и тупорылые муниципальные эр-бусы.

Джеку снова стало не по себе на городской улице, а главное, его беспокоила мысль, появившаяся в тот момент, когда он закрывал квартиру и потом спускался в лифте. Если в деле замешаны серьезные люди, то, возможно, они на всякий случай убрали и Полли. Не исключено, что и за квартирой присматривают. А может, и за ним…

На офицерских курсах Джек проходил специальный курс по борьбе с уличными беспорядками и основы полицейского дела. Но обнаруживать слежку или отрываться от нее его не учили. Эх, если бы он был супервэриором!.. Джека так и подмывало оглянуться, и он едва удерживался от соблазна. Как только он подумал о слежке, вокруг сразу же оказалось множество подозрительных личностей. Вот мужчина в голубом парике — и что за идиотская мода! — идет за ним уже второй квартал. Впрочем, он слишком заметен… Ага, свернул в сторону. Эр-такси зависло почти над головой. Зачем? Молодая женщина выскочила из подъезда, как будто специально поджидала его…

Джек остановился. Может быть, все его страхи выглядят и нелепо, но меры предосторожности все же надо принять. К счастью, вход в Главный Штаб блокирован, и случайный человек туда не попадет. Не так это просто во всяком случае. А на выходе он что-нибудь придумает.

Несколько приободрившись, Джек двинулся дальше и вскоре увидел впереди приземистое здание Главного Штаба. Выстроенное много циклов назад, оно выходило фасадом на центральную площадь первого сектора. Напротив торчала круглая башня Совета, а между ними, в центре площади, горбился угрюмый альбетонный памятник Жертвам гегемонизма, воздвигнутый на скорую руку после случайной стычки с космофлотом метрополии.

Контрольный компьютер перекрыл вход. С офицерским жетоном Джек расстался еще на Пятнистой, поэтому он подключил к опознавателю личный блок. Загорелась надпись: “Цель посещения?” “Финансовое управление, вопрос о пенсии”, — набрал Джек ответ. Через несколько секунд появилась строка: “Контрольный срок — один час”. Это значило, что самое позднее через час он должен покинуть здание.

Сработала блокировка, и Джек прошел внутрь сквозь контрольную рамку.

Подходя к лифтовому залу — финансовое управление находилось на минус пятом этаже — Джек вспомнил, как он, свежеиспеченный офицер, впервые пришел сюда, с гордостью пройдя контроль по новенькому жетону. Здесь он подписывал свой контракт, который потом уже продлевался автоматически. Только сейчас Джек окончательно почувствовал, что на его военной службе поставлен крест. Впервые после возвращения на Альфу ему стало по-настоящему тошно, он даже приостановился на мгновение, но тут же почти бегом двинулся дальше. Скорее бы разделаться со всеми формальностями и в Город, в Город! Поджечь вечерок с четырех концов…

Пенсионный отдел оказался в самом дальнем коридоре, и посетителей в нем не было. Скучающий в небольшом холле дежурный подпоручик с желтым лицом, несмотря на штатский костюм, признал Джека за своего и с доброжелательной улыбкой направил его к ближайшему пульту. Джек, делая запрос, дружески подмигнул ему. Ответ оказался неожиданным. Поручику Сибирцеву назначалась половинная пенсия, а с любыми претензиями предлагалось обращаться к персоналу управления. Джек подошел к подпоручику и начал было объяснять свое дело, но тут же осекся. Улыбка дежурного исчезла, ее заменило дежурное служебное безразличие, и он, глядя прямо перед собой, четко скомандовал: “Бригадир Поль, кабинет два, налево”.

Бригадир Поль, невысокий, с одутловатым бледным лицом и мутными глазами, которые почти не отрывались от вороха бумаг, молча выслушал Джека, потом сделал запрос. Пока он ждал ответа, Джек рассматривал большое стереофото, висевшее над столом. Супервэриор, тоже в чине бригадира, с лазером на изготовку прыгал через катящегося пузыря. Контраст между могучим супером и каким-то мятым, расплывшимся хозяином кабинета был так очевиден, что Джек невольно хихикнул.

Бригадир, недовольно взглянув на посетителя, произнес:

— Ваша половинная пенсия назначена в соответствии со статьями 7 и 7-а положения о пенсионном обеспечении офицеров. Статья 7 — увольнение по служебному несоответствию, статья 7-а — по состоянию здоровья. По статье 7 пенсия вообще не полагается, только единовременное пособие, но Военный Совет принял во внимание, что в момент ранения вы находились в боевых условиях. Все, что я могу сказать. Если хотите, подайте рапорт Члену Верховного Совета, но дело это безнадежное. Не задерживаю.

Джек, не прощаясь, сделал четкий поворот, резко толкнул дверь, но в последний момент придержал ее. Пожалуй, бригадир был прав, жаловаться дальше не стоило. Половинная пенсия все же давала возможность продержаться какое-то время.

Он вызвал лифт и, дождавшись его, оглянулся. Из бокового коридора выскочил маленький, кругленький человечек. Он вертел головой, грозил кому-то кулаком, а оказавшись в лифтовом холле, крикнул: “Бездельники!”

Джек про себя охотно согласился с ним и стал вспоминать, где он мог слышать этот скрипучий голосок. Человечек повернулся к нему, всплеснул короткими толстыми ручками и снова воскликнул: “Джек!”

Когда-то Луи Кулаковски был его лучшим приятелем на Пятнистой. В “учебке” его любили все — и офицеры, и инструкторы, и курсанты, хотя охотно посмеивались над его чудачествами. Вечно Луи шариком катался по казармам — берет на боку, куртка расстегнута, какая-нибудь нашивка обязательно полуоторвана. Начальство терпело: Кулаковски был лучшим программистом на всю Пятнистую. С утра до вечера он составлял новые программы, а потом до поздней ночи играл с компьютерами в белот и бридж и всегда выигрывал, потому что мошенничал. К компьютерам Луи относился так же, как к приятелям офицерам, называя каждый из них по имени. “Мы с ребятами друг друга понимаем”, — говорил он обычно, получая очередную благодарность за какую-нибудь невероятную программу.

Два цикла тому назад Луи отказался от продления контракта и вернулся на Альфу. Начальству заявил, что устал, хочет отдохнуть, пожить на родительском хуторе, а Джеку и еще двоим по секрету признался, что поссорился с командиром “учебки”. Тот, несмотря на все просьбы Луи, приказал списать закапризничавший компьютер. Кулаковски звал его Альфредом и считал своим лучшим другом. И хотя потом офицеры вдоволь посмеялись над горем Кулаковски, при нем они всячески демонстрировали сочувствие — очень уж он был серьезен, даже мрачен, рассказывая о “своем покойном друге”.

В свое время Кулаковски получил орден “За заслуги”, что давало право на половинную пенсию без выслуги лет, поэтому Джек не удивился, встретив его в финансовом управлении. Зато удивился Луи.

— Джек, что ты здесь делаешь? В отпуск прилетел?

В этом был весь Луи, человек, если дело не касалось компьютеров, непробиваемо простодушный. Ему казалось вполне естественным, что офицер-отпускник отправляется развлекаться в Главный Штаб, да еще в пенсионный отдел.

— Да нет, списали по ранению, — нехотя ответил Джек.

— И ты в отставниках? Ну, на отдых лучше не надейся. Я вот все воюю. Представляешь, третий месяц на счет ни одного динара не поступило, а они говорят — “компьютер виноват”. Это они МНЕ говорят! Скорее бы их отсюда выставили. Без пенсии… А у тебя сколько?

— Половинка.

— Да что ты? Почему?

— Долго рассказывать… Все по инструкции, как убедил меня бригадир Поль. Слушай, да ну их всех к пузырям! Поехали в Город. Я только вчера вернулся, дома никого. Тебя-то не ждут? Ты все там же, на хуторе?

— Сейчас в Городе, у меня тут квартирка. А кому меня дома ждать? Разве Микки, так он волноваться не будет.

— Микки — это кто?

— Как это кто? Компьютер мой, конечно, кто же еще? Или ты думал, я у себя пузырей поселю? Ладно, уговорил. Тут неподалеку, в шестом секторе, есть уютное местечко. Минут пятнадцать на эр-такси. Угощаешь?

— Угощаю.

Шагая к выходу, Джек вспомнил о своих опасениях и на всякий случай решил принять меры предосторожности. Он повернул к боковому выходу, предназначенному для старших офицеров, на что Луи, занятый разговором, не обратил внимания. Друзья были в штатском, и требованиями этикета можно было пренебречь. У турникета Джек подтолкнул Кулаковски к выходу, а сам воскликнул:

— Слушай, чуть не забыл: мне надо тут еще к одному барбосу заглянуть. Я мигом, а ты пока поймай эр-такси.

Ничего не подозревавший Кулаковски отправился за машиной, и через несколько минут у подъезда опустилось эр-такси. Джек увидел машину из глубины коридора, быстро снял свою ярко-красную, издалека заметную куртку и, поеживаясь в тонком офицерском свитере, быстро выскользнул из здания, нырнул в такси и подмигнул драйверу: “Давай!”

Местечко, о котором говорил Луи, действительно оказалось симпатичным: небольшой полутемный зал, разделенный пластиковыми перегородками на крохотные закутки, тихая синтез-музыка. Здесь хорошо было начинать вечер, но через полчаса основательно хлебнувший Джек вдруг захотел в толпу, к людям — преимущественно женского пола. И приятели на эр-такси, которое кстати подвернулось им у самых дверей, отправились по большому кругу.

Сидя в машине, Джек немного протрезвел, и ему в голову пришла великолепная, как ему самому показалось, мысль.

— Слушай, Луи, — спросил он, — а нельзя ли по домашнему компьютеру выяснить, откуда пришло письмо без обратного адреса?

— Вообще-то нельзя, но попробовать можно, — туманно ответил Кулаковски. Он зашевелил толстыми губами, поинтересовался типом компьютера и глубоко задумался. Эр-такси тем временем остановилось у шумного ресторана “Болотный паук”. Здесь по традиции собирались курсанты перед отправкой на Пятнистую. Правда, вернувшись оттуда, они обычно выбирали места потише и с нейтральными названиями. Но Джеку сейчас было все равно — лишь бы поскорее.

Пока он делал заказ, Кулаковски что-то сосредоточенно писал на обороте меню. Закончил, перечитал и сунул Джеку.

— Вот, попробуй таким образом.

Джек, уже забывший о своей замечательной идее, машинально сунул листок в карман. Он смотрел на красотку за соседним столиком. Девочке было далеко за тридцать, а сидела она с зелеными курсантами. Вот и они после выпуска гуляли здесь, в “Болотном пауке”, и с ними была точно такая же… раза, в полтора их старше. Что же, курсанты все одинаковы, а эти красотки любят курсантские компании. Мальчишки, ошалевшие от непривычной свободы и предстоящего путешествия на другую планету, денег не жалеют.

Красоточка почувствовала его взгляд и профессионально улыбнулась. Джек улыбнулся в ответ, но на этом дело и кончилось. Работа есть работа, а захмелевшие курсанты требовали внимания. Сибирцев вздохнул и занялся появившейся на столе бутылкой чемергеса. Пояснения Кулаковски к записям на меню он, естественно, пропустил мимо ушей.

Новый день Джек встретил в незнакомой комнате, в измятой постели, с тяжелой головой. Правда, вечером, перед тем как заснуть, он выпил бокал нейтрализатора, но все же чувствовал себя совершенно разбитым. Рядом, отвернувшись к стене, спала какая-то женщина. “Интересно, — философски подумал Джек, — на что я вчера был способен? И где же я?”

Судя по голым стенам, обилию мусора в углах и компьютеру, которого почти не было видно из-за дополнительных блоков памяти, это была нора Кулаковски. И действительно, скрипнула дверь и в комнату вошел Луи. Он был в старых форменных шортах. Появившийся после службы животик уютно круглился сверху.

— Вставайте, ребята, а то мне пора, — хмуро сказал Кулаковски. Похоже было, что на него нейтрализатор вообще не подействовал.

Через несколько минут они были на улице и сразу же разделились. Женщина, имя которой так и осталось неизвестным, отправилась домой досыпать. Ее рабочий день начинается вечером. Луи, буркнув что-то на прощание, поплелся по своим делам. Джек с мрачным сочувствием поглядел вслед понурой фигуре приятеля и неторопливо пошел в сторону центра. Спешить ему было некуда.

Позавтракав в небольшом автокафе, Джек полез в карман, собираясь расплатиться остатками наличности. Пальцы наткнулись на что-то плотное. Он вытащил листок блестящего пластика с изображением паука. Это оказалось ресторанное меню, на обороте которого корявым почерком были начертаны какие-то формулы и пояснения к ним. Джек недоуменно взглянул на них и собирался уже отправить в утилизатор, как вдруг вспомнил о своей замечательной идее и снова, теперь уже внимательно, перечитал записи. Судя по программе, составленной Луи, с домашнего компьютера Полины можно было, если повезет, выйти на тот компьютер, откуда была отправлена ее записка. Для этого нужно было вернуться на квартиру Полины, рискуя снова оказаться под присмотром. Джек некоторое время колебался, а потом все же решил попытать счастья.

Перед входом в подъезд он как бы невзначай оглянулся. Никого. Потом, оказавшись в квартире, первым делом тщательно осмотрел все комнаты. Похоже, в его отсутствие никто тут не появлялся. Убедившись в этом, Джек подошел к компьютеру и, сверяясь с записями Луи, сделал запрос, обозначил начало и конец вчерашнего текста и только после этого отправился в длительное путешествие по компьютерным сетям. Несколько раз он ошибался, и все приходилось начинать сначала. Наконец Джек оторвался от клавишей и с облегчением откинулся в кресле, с надеждой глядя на дисплей. Довольно долго экран был матово бел. Затем началось хаотичное мигание бессмысленных символов, что-то ярко вспыхивало, бежали одна за другой диагональные полосы. Но вот экран осветился последний раз и с треском — как будто кто-то рассыпал по панели горсть зерен — погас совсем. Джеку даже почудился запах сгоревшей изоляции.

Сибирцев оторопело смотрел на дело рук своих. Он не был знатоком электроники, но и его знаний, полученных в лицее и на офицерских курсах, хватало, чтобы понять: машине с разблокированной памятью задали несложный вопрос, а она не знала ответа, более того, здесь оказалась запретная зона. Что же это за место, откуда написала ему Полина?.. Джек машинально выключил компьютер, хотя смысла в этом уже не было, покачал головой и вышел, осторожно притворив дверь. Теперь компьютер не мог даже принимать почту.

Джек не спеша брел по улице куда глаза глядят. Вдруг его глаза взглянули на ярко-красную вывеску “Сто пятьдесят”. “Это же бар, где в последний раз видели Джакопо! Надо бы зайти, — подумал Джек, — порасспросить. Хотя что тут узнаешь после полиции?”

Размышляя на ходу, Джек спустился по трем покатым ступенькам в полутемное помещение. Бар был пуст, лишь за стойкой спиной к Джеку стоял хозяин, расставляя бутылки.

— Двойной аршад, — громко сказал Джек, глядя в затылок хозяину. По опыту он знал, что эта форма приветствия для владельца бара самая предпочтительная. Хозяин неторопливо оглянулся, смерил посетителя взглядом с ног до головы и обратно и, не говоря ни слова, поставил на стойку начатую бутылку.

Сзади хлопнула дверь. Джек машинально, оглянулся. В бар вошли двое парней. Один был высокий худощавый брюнет с редким на Альфе темным цветом кожи, второй — пониже, пошире в плечах, с ярко-рыжей шевелюрой, “Ну и парочка”, — усмехнулся про себя Джек, снова поворачиваясь к стойке.

Все попытки завязать общий разговор о погоде или о политике ни к чему не привели: хозяин бара только бурчал изредка что-то в ответ, а его маленькие глазки становились все холоднее. Наконец Джек отбросил осторожность и спросил напрямую:

— Кстати, тут у вас мой приятель бывал, Джакопо. Тот, что с крыши недавно слетел. Говорят, он здесь набрался перед смертью…

— Вы из полиции? — спросил хозяин неожиданно тонким голосом.

Ни в коем случае, — дружески улыбнулся Сибирцев.

— А раз так, давай плати и вали отсюда! Сам выйдешь или помочь?

— Полегче, приятель, у меня к тебе серьезное дело.

— А у Меня к тебе дел нет. Плати и проваливай! Делать было нечего. Приходилось проваливать.

“Что это он так нервничает?” — подумал Сибирцев, направляясь к выходу. Парни, вошедшие в бар следом за ним, сидели за крайним столиком. Когда Джек проходил мимо, темнокожий резко вытянул ногу, Джек споткнулся и чуть не упал. Раздражение, накопившееся в нем после всех сегодняшних неудач, искало выхода. Сибирцев забыл об осторожности. Он резко хлестнул обидчика по глазам кончиками пальцев. Тот не успел закрыться, схватился за лицо руками. Зато его рыжий приятель был уже на ногах и принял боевую стойку.

“Влип, — подумал отрешенно, Джек. — Их двое, вырваться, может, и вырвусь, но будет тяжело…”

Темнокожий присел и, развернувшись, левой ударил Джека в лицо. Тот увернулся, успев подумать; “Почему он бьет левой?” И тут же заметил на правой руке Противника что-то блестящее, видимо, кастет. В это время сзади его ударил второй. Джек, еле удержавшись на ногах, отлетел к стене. Теперь парни оказались между ним и дверью. Сибирцев в отчаянии огляделся, но второго выхода не было. “Вот бы где “бичом” поработать”, — подумал он: Темнокожий неторопливо, нервно улыбаясь, приближался к нему.

— А что, здесь теперь всегда так развлекаются? — раздался вдруг спокойный, чуточку насмешливый голос. На верхней ступеньке стоял высокий худощавый мужчина с длинными Седеющими волосами, в модном полосатом пиджаке. В руке у него была тонкая тросточка.

— Иди своей дорогой, любезный” — проговорил из-за стойки хозяин. Рыжий загородил дорогу вновь пришедшему, но тот, ничуть не смутившись, двинулся прямо на него. Вытянув свою тросточку, он отодвинул ею рыжего в сторону и остановился перед брюнетом, который наблюдал за ним, словно завороженный.

— Может, не стоит так, а? — вежливо спросил полосатый щеголь.

С неожиданной резкостью он хлестнул своей тросточкой по руке Темнокожего. Тот, явно не ожидая нападения, взвыл, выронил кастет, и тот с глухим стуком ударился об пол. Незнакомец схватил Сибирцева за руку и потянул к двери. Тут решил вмешаться рыжий. Он больно ударил Джека по плечу, но неожиданный союзник взмахнул свободной рукой, и рыжий повалился как подкошенный, хрипя и хватаясь за горло.

— Спасибо, — сказал Джек, очутившись на улице, — выручили. Эти болваны могли меня покалечить.

— Пустяки, — улыбнулся полосатый щеголь. — Я здесь человек случайный, живу в другом секторе, почему бы не поразвлечься? Прошу, вот моя визитная карточка…

Визитки на Альфе заказывали лишь завзятые пижоны, остальные довольствовались личными блоками.

Джек взял визитку. На голубоватом пластике то появлялись, то исчезали золотые буквы: “Карло Ивар Чен… Финансист… 6-й сектор… Индекс”.

— А для финансиста вы неплохо деретесь! Что ж, будем знакомы. Джек Сибирцев, поручик. Бывший то есть поручик. Недавно с Пятнистой. Карточкой, как и работой, пока не обзавелся.

— Без работы? Знаете что, поручик, а вы позвоните-ка мне на днях. Встретимся, поговорим, в бар заглянем… Кстати, и насчет работы тоже. Обязательно позвоните, жду! А сейчас извините — дела…

Удивительный финансист, взмахнув на прощание тросточкой, остановил эр-такси и исчез.

За характерными плоскими крышами седьмого сектора небо принимало непривычный серо-розовый оттенок. “На Пятнистой закаты поярче”, — подумал Джек. Он сидел на невысоком бугорке в одном из самых странных уголков Города. Здесь сохранились редкие на Альфе высокие растения. Вообще-то они назывались альфа-сосны, но жители давно привыкли к сокращенному — альфасы.

Альфасы редко достигали человеческого роста, но их стволы, покрытые крупными красноватыми чешуйками, трудно было обхватить даже двумя руками. Чешуйки были размером с ладонь и легко отслаивались. Когда-то Джек притащил такую домой, рискуя получить трепку от смотрителя парка. Интересно, куда она подевалась? Скорее всего, выбросила сестра…

Днем в парке гуляли горожане, толпились лицеисты, которых приводили сюда для практических занятий по альфаграфии, но сейчас все решетки были плотно закрыты и вокруг — ни души. Джек еще с лицейских времен помнил одну лазейку между стеной дома и решеткой, а показала ее… как же ее звали? Кажется, Мадлен. Славная была девчонка. А вот лицо ее Джек как ни старался, так и не вспомнил. Они несколько раз пробирались сюда по вечерам и сидели, прижавшись друг к другу, на этом самом пригорке. Джек до сих пор помнил, как их обоих трясла крупная дрожь, словно от холода. Потом он встретил Мадлен с незнакомым студентом и больше сюда не приходил.

Сейчас он сидел, поглядывая на закат, и убеждал сам себя, что все в парке, и он в том числе, осталось прежним. Как тогда, к самому горизонту склонился Трезубец, и в его рукоятке по-старому подмигивала ему средняя звезда. Но теперь Трезубец напоминал своими очертаниями не космический корабль, как раньше, а прицел стационарного лазера.

Высоко в небе вспыхнула маленькая яркая звездочка. И опять — не лицеист Сибирцев, а поручик Сибирцев машинально отметил: “Шестой транспортный к нам”. К “нам” значило на Пятнистую.

Джек сидел в парке часа три. В душных казармах “учебки” он часто вспоминал это место и перед каждым отпуском давал себе зарок непременно побывать здесь. Но приходил отпуск, и проходил, как один день, а Джек все не находил времени для этого. А теперь вот, в самый, казалось бы, неподходящий момент, он все-таки выбрался в парк, и уходить отсюда ему не хотелось. Давно уже Джек не чувствовал себя так спокойно. Теперь он твердо решил, что не будет больше заниматься историей Джакопо.

“Пора домой, — спохватился он наконец, когда совсем стемнело. — Поздно уже”. Только сейчас Джек сообразил, что поступает неосторожно, сидя в этом пустынном месте. Если кто-то следит за ним, если он вообще мешает кому-то, — удобнее случая расправиться с ним трудно придумать. Правда, он ни разу за эти дни не почувствовал за собой слежки, но это ничего не значило. И парни в баре вряд ли случайно привязались к нему…

Джек был прав, С того момента, как он вошел в квартиру сестры, за ним следил и двое из Команды Кича и, кроме них, еще две незаметные личности. Эти следили осторожно, издалека:, но зафиксировали и драку в баре, и разговор с финансистом, и людей Кича, которые исчезли вскоре после этого. Сейчас они стояли в тени альфасов, время от времени поглядывая в инфракрасный искатель, в котором неясно вырисовывался силуэт их подопечного. Они не удивлялись столь долгому пребыванию Джека в пустом парке. Это были узкие специалисты, оценка полученных данных не входила в их функции. Кич предпочитал более самостоятельных сотрудников, но эти двое работали не на него. Их пластиковые индикаторы и личные блоки с фирменными наклейками свидетельствовали, что оба являются пайщиками производственно-транспортного кооператива “Прогресс”.

Когда Джек вышел из парка, наблюдатели автоматически зафиксировали точное время и неторопливо двинулись за ним. Именно в этот момент еще один, уже пятый по счету человек, следивший за Сибирцевым, решил выяснить, кто они такие. С утра ситуация напоминала слоеный пирог — ничего не подозревавший Джек, за ним люди Кича, за ними парочка с инфраискателем и, наконец, в качестве гарнира он сам, поручик из оперативного отдела Федерального Комитета.

Перебрав варианты, федеркомовец остановился на простейшем — завязать потасовку, чтобы всех забрала полиция. Он нащупал в кармане микропередатчик, по сигналу которого должна была подъехать патрульная машина, и нажал кнопку.

Изображая пьяного, он догнал двух “топтунов” и довольно неуклюже толкнул одного из них.

— Ну ты, пузырь, дорогу! Пьяный, что ли? — громко спросил он.

— Дай ему в ухо, и пошли, — довольно миролюбиво предложил второй “топтун”.

— Кто? Ты? Мне — в ухо?!

Кулак федеркомовца врезался в нос собеседника. Он был настолько уверен в своей подготовке, что, нанося удар второму противнику, даже не попробовал подстраховаться. Однако “топтун”, получивший сокрушительный удар, вовсе не свалился на тротуар, как ему полагалось. Резким движением он ударил поручика сзади под колено. Тот, скривившись от боли, присел на альбетон. Тут же острый локоть врезался под затылок федеркомовцу. С другой стороны, целясь в лицо, ударил ногой второй. Федеркомовец с трудом поставил блок. Противники оказались подготовленными не хуже, чем он, и их было двое. Теперь оставалось притвориться обычным прохожим и как-нибудь продержаться до появления полицейского патруля.

Но и это ему не удалось. Как по команде, “топтуны” подхватили его под руки и, не давая опомниться, с размаху ударили об столб. Федеркомовец осел на альбетон, теряя сознание. Брезгливо плюнув на него, оба “топтуна” заторопились на людный проспект. Вдалеке взвыла сирена полицейской машины.

Проводив Джека до дома в седьмом секторе, где он еще в Космопорту снял квартиру, и выждав контрольное время, наблюдатели отправились с докладом в кооператив. Там как раз начиналось Заседание, Как всегда, назначенное на поздний вечер — любимое время председателя “Прогресса”.

Стакан, стоявший на маленьком одноногом, столике в углу кабинета, привлекал внимание своей необычной формой. Это был восьмигранник из простого потускневшего стекла. Хозяин дома получил его в наследство от родителей.

Серебряная ложечка в стакане время от времени начинала тихо дребезжать. Достаточно было передвинуть стакан на другое место, и все прекратилось бы. Но хозяин вовсе не хотел этого, напротив, он с большим трудом нашел в своем кабинете ту единственную точку, где чувствовалась едва заметная вибрация, заставлявшая дребезжать маленькую ложечку.

Хозяина звали Айзек Мендлис. Всю свою жизнь, за исключением двух циклов, он провел в этом доме, в этом блоке, на первом ярусе. Но большую часть времени Мендлис проводил в своем кабинете или в маленькой комнате, примыкавшей к нему. И на то были свои причины.

Несчастный случай в раннем детстве привел к параличу ног. Конечно, Айзек мог поставить биотронные протезы, однако он предпочел сохранить собственные ноги, поэтому по дому передвигался в специальном кресле на колесиках. Лишь изредка, направляясь в Город, он надевал на ноги корсеты с сервомоторами, которые позволяли довольно сносно передвигаться по улице.

Он учился в специальном лицее для больных детей, и уже там прославился своей расчетливой наглостью, хитростью и патологической страстью к присвоению чужого. Лучшие психоаналитики Города несколько циклов подряд занимались Айзеком. Постепенно их усилия принесли свои плоды: никто больше ни разу не уличал Айзека Мендлиса в краже.

Мендлис начал свою карьеру плановиком-консультантом у Мацуды. Самые сложные операции разрабатывались на компьютере Мендлиса, и только потом их реализовывали квалифицированные специалисты вроде Кича, которого Айзек давно и открыто ненавидел. У Кича было все, что было у Мендлиса, — ум, влияние на хозяина, деньги. У Кича было все, чего у Мендлиса не было, — привлекательная внешность, разнообразная и подвижная жизнь, приключения, женщины, которые не интересовались его счетом.

Мацуда знал об их соперничестве, но не особенно тревожился. Если бы не болезнь Мендлиса, тот, конечно, стал бы компаньоном и наследником Мацуды. А так что ж… Здоровая конкуренция только на пользу делу.

Но Мацуда ошибся. Его, как и многих других, ввела в заблуждение простодушная внешность Айзека. Темно-шоколадная кожа, широкий, совершенно сплюснутый нос, полные вывернутые губы, короткие курчавые волосы, постоянное недоуменное выражение в агатовых глазах… Даже то, что Мендлис не сумел скрыть свое отношение к Кичу, на которое Кич отвечал презрением, бесившим Айзека, как бы подтверждало мнение Мацуды: да, умен, да, хитер, но до определенной степени.

И поэтому для хозяина “Реквиема” оказалось полной неожиданностью исчезновение лучшего сотрудника и еще нескольких человек вместе с выручкой от последней очень крупной операции.

Два цикла малочисленная группа Белого — так с легкой руки Кича звали Мендлиса недоброжелатели — скрывалась от бывших коллег. Мендлис и сейчас с содроганием вспомнил это ужасное время. Потом, через посредников, мир с Мацудой был заключен; заключен ценой полного возмещения материального ущерба, причем с высокими процентами, и выдачи трех перебежчиков. Появившись вновь в своей квартире — единственном месте во всей Вселенной, где он чувствовал себя спокойно и комфортно, — Мендлис торжественно зарегистрировался в качестве председателя производственно-транспортного кооператива и собственноручно привинтил на дверь сияющую табличку: “Йожеф Айзек Мендлис. Кооператив “Прогресс”.

…Серебряная ложечка в стакане вновь чуть слышно зазвенела. Мендлис замер, вытянув шею. Но тут же его взгляд скользнул на таймер, и он с досадой подумал: “Не успею”. И действительно, через несколько минут послышались шаги, и в кабинет стали входить члены правления кооператива. Все мужчины, разного возраста, телосложения, цвета кожи, но в чем-то все же похожие друг на друга. Должно быть, настороженным взглядом, которым каждый окидывал шефа. Не в пример либералу Мацуде Мендлис — подчиненные ласково звали его Батей — славился холодной и не всегда оправданной жестокостью.

Каждого входившего хозяин кабинета приветствовал ласковой улыбкой, и лицо того застывало. Улыбка у Мендлиса — это было уже совсем скверно! Она означала, что на следующем заседании кого-то могут и недосчитаться.

Лишь один из семерых членов правления помнил самое первое заседание. Тогда Мендлис ласково улыбался всем присутствующим, шутил, подмигивал, даже хохотал. В течение следующей декады трое членов правления, те самые, с которыми Мендлис ушел когда-то от Мацуды, погибли — один при аварий эр-буса, другой отравился чем-то в автокафе, третий умер от разрыва сердца… Теперь этот Старожил, звали его Олрайт, возглавлял, службу безопасности кооператива и прекрасно знал, как организовать совершенно естественную смерть в течение двух-трех часов. Это знание частенько мешало ему спать по ночам.

«Пол? Или Кросби? Или, может быть, Пустельга?» — напряженно размышлял тем временем Мендлис, дружески поглядывая на соратников. С некоторых пор он чувствовал, что кто-то из членов правления подрабатывает у его бывшего хозяина. Конечно, Айзек и сам содержал несколько сотрудников Мацуды, но сейчас речь шла о члене правления. Эго было плохо. Это было опасно, особенно сейчас, когда в делах наметилось некоторое оживление. И вот результат — срыв чрезвычайно важной операции, о которой в той или иной степени знали все семеро. В какой именно степени, вот что было важно. «Саар? Он технарь, отвечает за сборку, к передаче груза никакого отношения не имел. Пол и Денич занимались внешними контактами, на выходе и на входе. Пол занимался поставщиками, к тому же знал посредника по прошлым операциям, мог догадаться и об остальном. Значит, Пол? Вряд ли. Глуп.

Кросби? Кросби плановик, прокручивал всю операцию, Если бы утечка шла от него, люди Мацуды не действовали бы так грубо. Кич, должно быть, постарел — не нашел ничего лучше, чем сбросить каким-то образом посредника с верхнего яруса на глазах у людей Олрайта. И как он его туда заманил?

За транспортировку и передачу груза отвечал Фюрье. Выхода на другие звенья у него не было. Если это он, то операцию можно считать окончательно проваленной.

Теперь — Пустельга. Против него улик нет. Он подключился к операции в самом конце — то есть подключился бы, если бы все тело нормально. В правлении он недавно, контактов ни с кем наладить Не успел. (И все же Мендлис никак не мог избавиться от чувства неприязни к этому человеку. Не нравился ему Пустельга, и все тут!

Наконец, Олрайт. Как всегда, он обеспечивал безопасность всех звеньев. И, должно быть, плохо обеспечивал. Олрайт знал почти все: место первой передачи, адрес посредника, маршрут груза. С другой стороны, он явно засиделся в правлении. Пора бы ему и на покой… если он человек Мацуды — тогда плохо. Олрайт знает слишком много, в том числе и то, кто из людей Мацуды работает на Мендлиса. Это, безусловно, ошибка — Дать ему в руки столько нитей. Нет, у преемника Олрайта функций будут гораздо уже.

Итак, трое? Фюрье. Пустельга. Олрайт. Но следить, разумеется, придется и за остальными. Кстати, где Фюрье? Он должен объявить, что индекс квартиры наконец-то получен. Это заставит предателя рискнуть, попытаться выйти на контакт с Мацудой. Ладно, пора начинать».

— Друзья мои, — ласково сказал Айзек и улыбнулся Пустельге, от чего тот невольно заерзал на стуле, — наша операция находится под угрозой срыва. Обычная операция, но масштаб сделки очень велик, и это накладывает на нас как на членов правления особую ответственность перед пайщиками. Правильно? Вы, должно быть, все знаете, что посредник, имея на руках индекс склада, куда был отправлен товар, скоропостижно скончался и не успел передать индекс по назначению. Пока все наши поиски результатов не дали. Делом занимается Фюрье. «Но где же сам Фюрье, — начал нервничать Мендлис, — что могло его задержать?»

— Склад, как вы знаете, — продолжал он, — забронирован на три декады. Со дня на день муниципалитет потребует у посредника или его наследника продления брони. Пока нам приходится выжидать.

Воцарилось молчание, только несдержанный Пол зло выругался.

Послышались торопливые шаги, и в комнату влетел бледный растрепанный Фюрье.

— Батя, эта сука сожгла компьютер!

— Не понял… — лицо Мендлиса окаменело.

— Этот подонок, брат Полины Розетта, которого ты, — тут Фюрье невольно повысил голос, — ты сам приказал не трогать, сжег компьютер, у которого мы торчим две декады!

— Он? — спросил Олрайт, показывая моментальное стерео. Фюрье кивнул. Олрайт протянул карточку Мендлису.

— Полюбопытствуйте, шеф. Сняли утром, но мне передали только что.

Мендлис увидел на фото незнакомого парня, который разговаривал с кем-то на улице. Собеседник стоял спиной к объективу, но Мендлис сразу узнал его и почувствовал, как поплыли в глазах стены кабинета. Усилием воли он вернул на лицо благодушную улыбку и произнес:

— Уйдите. Все. Мне надо подумать.

Члены правления молча поднялись и один за другим вышли из кабинета. Последним шел Олрайт. Он нарочно замедлил шаг у двери, ожидая приказаний, но Мендлис молчал. Он не доверял этим семерым, больше всех — Олрайту. И Пустельге. И всем, всем!

Когда дверь захлопнулась, Мендлис откинулся на спинку кресла, закрыл глаза и попытался сосредоточиться, но никакой разумной версии не выстраивалось. «Брат вдовушки на Альфе всего два дня. Контактов с людьми Мацуды у него раньше не было. Почему он сжег компьютер? Случайно? Как говорится, компьютеры не горят. Он что-то знает, но откуда? Или чутье меня обмануло и эта стерва Розетти прекрасно осведомлена о делишках мужа? Но и она с братом не связывалась две декады как минимум и связываться не могла. А тогда операция только планировалась, и ни сам Розетти, ни его жена знать ничего не знали. Или все же знали? Может, только Джакопо работал на меня, а его жена — на Мацуду? Может, индекс склада ей все-таки известен?..»

Задумавшись, он по привычке наклонился к столу и начал рисовать на листочке пластика забавные рожицы. Под тремя из них почти детскими каракулями подписал: «Фюрье», «Пустельга», «Олрайт».

Время шло, но Мендлис так и не мог прийти к какому-нибудь решению. Возможны были три варианта. Брат вдовы — человек Мацуды и ведет игру. Но тогда он слишком неосторожен. Брат ведет свою собственную игру. Но как он мог узнать об операции? И наконец, брат ни при чем, и все это — цепочка случайностей. Нет! Цепочка слишком длинна. И опять все замыкается на предателе.

В этот момент снова тихо зазвенела серебряная ложечка. «Именно это мне сейчас и нужно», — с облегчением подумал Мендлис. Он нажал кнопку на ручке кресла, и оно с тихим жужжанием откатилось от стола. По широким пандусам Мендлис съехал на технический этаж. В дальнем углу коридора, за поворотом, в стене тускло отсвечивала массивная металлическая дверь с цифровым замком. За дверью открылась глубокая ниша. Мендлис включил подсветку.

Задняя стена ниши представляла собой сегмент горизонтального грузопровода. Часть изоляции была удалена, и металл трубы обнаженно сверкнул, отражая огни подсветки. Именно от этого оголенного участка и передавалась к столику в его кабинет легкая вибрация, предупреждая о подходе контейнеров.

Мендлис с усилием вцепился пальцами обеих рук в выпуклую поверхность. Кусок трубы с глухим стуком упал на дно ниши. Разрез был сделан много циклов назад и так искусно, что ни разу не был замечен при ремонте грузопровода. Крохотные магнитные держатели не давали куску трубы выпадать от обычной вибраций.

Прильнув к отверстию и выбрав удобный момент, Мендлис почти неуловимым движением выхватил из потока проносящихся контейнеров самый маленький и сорвал муниципальную печать. В конверте оказалась партия электронных справочников.

Мендлис осторожно приладил на место кусок трубы, погасил подсветку и запер нишу, набрав, как всегда, новую комбинацию цифр. Темное лицо его стало мягче, губы сами собой сложились в благодушную улыбку, глаза полузакрылись. Он не заметил, как раскрытый контейнер выскользнул у него из рук и его содержимое рассыпалось по полу.

Удовлетворив свою давнишнюю страсть, Айзек Мендлис и на этот раз почувствовал необычайный подъем, разрядившийся мозг действовал особенно четко. Теперь он мог предпринять некоторые срочные шаги.

Вернувшись в кабинет, он взял в руки разрисованный им листок. Продолжая улыбаться, он перечеркнул крест-накрест рожицы, под которыми стояли фамилии Фюрье и Олрайта и, после некоторого колебания, Пустельги. Затем энергично нажал кнопку вызова. В кабинет вошел невысокий, худощавый, очень бледный человек с большими ушами. Это был Сашенька, начальник личной охраны председателя кооператива.

— Уберите, — произнес Мендлис, показывая на листок. Сашенька неслышно приблизился, смешно склонив голову, внимательно рассмотрел листок, кивнул в знак понимания и вышел, так и не сказав ни слова. Даже Мендлис редко слышал его голос. Как специалист Сашенька превосходил и Олрайта, и, по мнению Мендлиса, самого Кича.

Мендлис снова остался один. Теперь, забыв на некоторое время о предателе, он мог заняться вдовушкой. «Как ее там? Ах да, Полина. Так называл ее Фюрье.

Все же покойник был человек незаурядный и, чего у него не отнять, умел проявлять внимание к людям. Очень ценное качество для члена правления нашего кооператива».

Полину взяли по инициативе Фюрье — просто так, на всякий случай, чтобы иметь свободный доступ к домашнему компьютеру покойного посредника, а кроме того, чтобы контролировать ее как возможную наследницу. Да и с конкурентами Мендлиса ей встречаться не стоило… Но, видимо, Не такая уж она невинная жертва, как казалось. Как же она подключила брата? Письмо ее тщательно проверили, выбросив пару сомнительных фраз, да и сочиняла она его под нейролептиками, а это средство фантазию не развивает.

«А не познакомиться ли мне с ней лично?» — подумал вдруг Мендлис.

Несколько комнат на нижнем ярусе было переоборудовано в больничный отсек. Полина, попав сюда, ни на минуту не усомнилась, что оказалась в клинике интенсивной психотерапии. Ее ежедневно осматривал врач, дважды заглядывал и ведущий специалист, доктор Фюрье, а медицинская сестра добросовестно выполняла все назначения. Полине пояснили, что лечат ее по новой методике, обеспечивая полный покой. Никаких свиданий, прогулок, переписки. Единственно, что позволили, да и то не сразу, — это отправить весточку брату.

Вот уже второй день, как ей перестали делать инъекций и сообщили, что скоро выпишут. Намекнули, что немаленький счет будет оплачен шефом Джакопо. Полина и в самом деле чувствовала себя значительно лучше: Исчезли апатия и головные боли, которые мучили ее с первого дня пребывания в клинике.

Когда среди ночи в палате зажегся свет и отворилась дверь, Полина, еще не проснувшись как следует, привстала на кровати, ожидая увидеть лечащего врача или веселую медсестру Розу. Однако в дверь на инвалидном кресле въехал толстощекий темнокожий человек, улыбавшийся во весь рот так, что ослепительно сверкали белые зубы. Полине он сразу понравился.

— Здравствуйте, — нерешительно проговорила она, соображая, кто бы это мог быть.

— Здравствуй, здравствуй! — весело ответил Мендлис. — Ну что же, давай знакомиться. Я хозяин твоего покойного мужа. Мои сотрудники, — тут он фамильярно подмигнул, — зовут меня Батей. Когда я не слышу, конечно…

— Полина Розетти. Простите, Джакопо никогда мне ничего не рассказывал о своих делах… Но я вам так благодарна за заботу, — с достоинством произнесла Полина. Ее немного смутило обращение на «ты», но она решила не обижаться.

— Пустяки, пустяки. Это был мой долг. Впрочем, ты можешь отблагодарить меня по-настоящему. Не пугайся, ничего особенного. Просто расскажи мне все, что слышала о нашей последней операции, об индексе склада, и при чем тут твой братец?

— Я вас не понимаю.

— Прекрасно понимаешь! Ну что же, дело твое. Я-то хотел как лучше. Может, ты считаешь, что можешь что-то выиграть? Я предлагаю свободу, здоровье и пять тысяч динаров. За любую информацию. Идет?

— Но я действительно ничего не понимаю, и у меня нет никакой информации. Я же говорю, Джакопо мне ничего не рассказывал. И брат мой тут ни при чем.

— Хорошо, хорошо. Не надо нервничать. Ну, не знаешь и не знаешь. И правильно. И никто ничего не знает. И не надо. Действительно, при чем тут твой брат? Назови только индекс квартиры, где лежит товар, и все. Десять тысяч, и никто ничего не знает. Все равно сама ты ничего с товаром не сделаешь.

— Я не знаю никакого индекса, я ничего не знаю, поймите вы это наконец! — воскликнула Полина и попыталась встать. Мендлис жестом остановил ее.

— Напрасно ты тянешь время. Или я тебя переоценил? Вроде умная женщина… Выбирай: или ты мне сейчас все скажешь, или тебе введут один, препарат, и уж после этого ты действительно скажешь все, вообще все, что знаешь, даже будешь умолять, чтобы я тебя выслушал. Хорошая штука, правда? Жаль, что нельзя часто использовать — делает человека идиотом.

— Да поверьте же, я ничего не знаю! — с этими словами перепуганная Полина вскочила с кровати. Не вставая с кресла, Мендлис точным ударом в лицо отшвырнул ее обратно. В дверях появился врач с инъектором в руках. Полина, оглушенная ударом, не сопротивлялась.

— Долго эта штука работает? — спросил Мендлис.

— Полчаса, — ответил врач, — а начнет действовать минуты через две.

Мендлис внимательно всматривался в бледное лицо Полины. Наконец оно порозовело, под опущенными веками задвигались глазные яблоки. Увидев, что препарат начал действовать, Мендлис придвинул кресло поближе, тряхнул женщину за плечо и начал допрос.

— Твое имя?

— Полина Розетти, — голос Полины звучал ровно, спокойно.

— Где твой брат?

— Я не знаю, он должен был прилететь с Бэты, но я не встретила его.

— Назови индекс квартиры!

— Пять, двести, восемь, ноль, ноль, семь…

— Проверить, — негромко приказал Мендлис, повернувшись к дверям. Тотчас послышались удаляющиеся торопливые шаги. Сашенька, как всегда, был на месте. Мендлис продолжал:

— Это ты сообщила Мацуде об операции? Или ты работаешь на Кича?

— Я не знаю, кто такие Мацуда и Кич. Я не знаю, какая операция…

Мендлис начинал терять терпение. Он прервал допрос на несколько минут, чтобы успокоиться. За дверью вновь послышался шорох шагов. Тихий голос произнес:

— Это ее постоянная квартира.

— Не то! — закричал Мендлис, — назови индекс квартиры, которую снял твой муж перед смертью!

— Я не знаю об этом…

— Твой брат знает этот индекс?

— Джек все может, спросите у него…

Взбешенный Мендлис позвал врача.

— Может ли человек выдержать это ваше зелье и не проболтаться?

— Она молчит? — не поверил врач.

— Она болтает, да не то. Все «не знаю» да «не знаю»…

— Ну, значит, действительно не знает.

Он подошел к Полине, задрал ей веко, удовлетворенно хмыкнув.

— Умножь 287 на 652!

— 187124, — без запинки ответила Полина.

Повернувшись к удивленному Мендлису, врач пояснил:

— Этот препарат заставляет нервные клетки работать в сотни раз интенсивнее обычного, а центры торможения при этом отключаются. Человек сам спешит выговориться, если ему есть что сказать. Но хватает его на полчаса, потом кора погибает, и человек превращается в животное.

Некоторое время Мендлис молча переваривал услышанное. Значит, он опять ошибся и эта идиотка действительно ничего не знает? Но не случайно же ее братец оказался в центре событий! Да, надо браться за него. Будем считать, что их семейная черта — склонность к этому препарату. Он-то скажет все: и откуда знает Кича, и зачем сжег компьютер, и как звали их двоюродную бабушку!

— Как звали твою двоюродную бабушку? — спросил он Полину. Та молчала, глядя на него пустыми, остекленевшими глазами.

— Кончилось, — прошептал врач.

Мендлис вновь задумался. Индекс квартиры хранится в муниципальном компьютере, на который можно выйти лишь через Большой Федеральный. Туда доступа Мендлис не имел, по крайней мере сейчас, а время истекало. Если бы этот проклятый компьютер не сгорел перед самым окончанием срока брони!

Ему и в голову не могло прийти, что сгоревший компьютер уже выполнил свое предназначение, что Джакопо, маленький человек, который и слыхом не слыхивал, что такое гнев Белого, да и о самом Белом тоже, решил сэкономить на чужих деньгах. Он забронировал квартиру не на три декады, как полагалось, а на две с половиной, и положил в карман небольшую разницу.

Мендлис обычно доверял своим подчиненным, когда дело касалось пустяков, не веря никому по большому счету. Он привык к тому чувству ужаса, которое внушал окружающим, и даже не допускал мысли, что его могут обмануть так нагло всего на полсотни динаров. Именно поэтому подчиненные не упускали такой возможности и, отчитываясь в расходах, спокойно и преданно смотрели в глаза грозному шефу. Они слышат и, что Мацуда, старый конкурент Мендлиса, лично проверяет каждый цент, и посмеивались над его скупостью. Но ведь в брешь, пробитую полусотней динаров, могут вылететь и сотни тысяч…

Мендлис равнодушно, думая о другом, посмотрел на Полину:

— Этот мусор выбросить на улицу. Надеюсь, она ничего не вспомнит?

— Нет-нет, не беспокойтесь, — заверил врач с легким оттенком профессиональной обиды.

Мендлис еще раз, уже внимательнее, взглянул на застывшее лицо женщины. Ошибка раздражала его, но вместо раскаяния он чувствовал привычное удовольствие. Ещё одна… Урожайный денек… Ну, в конце концов, он мог себе это позволить.

Председатель преуспевающего кооператива повернул кресло к выходу и покатил в свой кабинет. У него было еще много работы, на весь остаток ночи. Предстояло, например, выбрать и пригласить к себе трех новых членов правления. Уже завтра они должны войти в курс дела. Время не ждет.

Узенькая улочка, выходившая на проспект Пятой Космороты, с другого конца заканчивалась тупиком. А в тупике, в полуподвале облезлого серого здания, размещалась крошечная кофейня, такая же запущенная, как и весь район.

Джек забрел сюда случайно — в двух кварталах отсюда находилась его новая квартира. Он искренне надеялся, что об этой квартире никто из его возможных преследователей не знал. На всякий случай он сразу же обеспечил охрану покоя и тут.

Сибирцев стоял у поцарапанной стойки, медленно потягивая темно-зеленый горячий напиток. Он давненько не пробовал настоящий кофе. На Пятнистой кофе считался деликатесом, и готовили его только для старших офицеров.

Дверь, взвизгнув, впустила в подслеповатый зальчик еще одного посетителя. Это был плосколицый детина с гладкими темными волосами. Привыкая к полутьме, он замешкался у двери. Джек никогда не видел его, но почему-то пить кофе ему сразу расхотелось. Он поставил чашку на стойку, положил первую попавшуюся купюру и быстро пошел, почти побежал к выходу. Когда он проходил мимо темноволосого, тот как-то слишком равнодушно отвернулся. Джек, не оглядываясь, захлопнул за собой дверь.

Очутившись на улице, он нарочито медленно, ругая себя за мнительность, свернул во двор, заваленный грузовыми контейнерами. Нет, все было тихо, дверь кофейни не скрипнула. И все же…

Подчиняясь необъяснимому, почти паническому импульсу, Джек огляделся. В углу двора штабель старых пластиковых контейнеров почти достигал края широкого отверстия, пропускавшего коммуникации через основание первого яруса. Сорвавшись с места, Джек с разгона, одним махом вскочил на шаткую опору и, прежде чем штабель с грохотом рассыпался, ухватился за край отверстия, подтянулся на руках и, уцепившись за колено какой-то трубы, перевалился на площадку следующего яруса. Этот трюк удался ему только потому, что сила тяжести на Альфе была чуть меньше, чем на Бэте.

Потом Джек быстро пробежал по грузовому туннелю и по винтовому эскалатору выскочил в соседний двор, оттуда на улицу, на проспект, и наконец, задыхаясь, буквально втиснулся в переполненный эр-бус, шедший в первый сектор.

Не доезжая до Главного Штаба, он вышел. Напротив остановки к стене прилепились кабины видеофонов. Сибирцев вошел в одну из них и, уже набрав номер сестры, вспомнил, что накануне сам сжег ее компьютер. Как и следовало ожидать, номер не ответил. Связываться с Луи? Его скорее всего нет дома. Просто так, на всякий случай, Джек набрал номер собственной квартиры и личный код. Домашний компьютер неожиданно сообщил ему, что кто-то пытался связаться с ним и оставил номер. Заинтригованный, Джек поспешил вызвать неизвестного абонента.

Абонент, впрочем, оказался известным — на экране он увидел знакомого старшину из муниципальной полиции пятого сектора. Флегматичный старшина на сей раз был таким мрачным, что Джек забеспокоился. Не отвечая на приветствие, старшина устало сказал:

— Слушай, поручик, поезжай немедленно в Центральный госпиталь, найдешь там четвертое отделение. Я тебя встречу у входа.

Экран погас. Джек стоял, собираясь с мыслями. Служба на Бэте приучила его настороженно относиться к неожиданным вызовам. Ничего хорошего, как правило, они не сулят. Что бы это могло быть на сей раз? Только одно: что-то случилось с Полиной.

Когда эр-такси со свистом опустилось у входа в четвертое отделение, старшина уже ждал Джека. Не говоря ни слова, он механически пожал ему руку и тут же повернулся, явно ожидая, что Джек последует за ним. Они прошли холл, несколько коридоров. По дороге им то и дело попадались женщины в розовых или зеленых халатах. Одна из них вроде бы хотела остановить посетителей, но воздержалась, выразительно посмотрев на форму старшины.

На дверях комнаты, к которой они подошли, висела табличка. Джек успел прочитать: «Доктор М. Б. Похья».

За огромным столом, покрытым, как с изумлением отметил Джек, толстенным бронепластиком, сидел человек совершенно необычной внешности. Во-первых, на голове у него не было ни волоска. В рассеянном утреннем свете отсвечивал абсолютно голый череп. Отсутствие волос на голове с лихвой компенсировалось густой растительностью в нижней части лица. «Видно, не проходил в молодости косметический курс», — подумал Джек. У него самого, как и у всех мужчин на Альфе, подобная растительность была быстро и безболезненно уничтожена еще во время учебы в колледже. Но еще более удивили Джека два круглых выпуклых стеклышка, закрывавших глаза доктора. Они соединялись между собой тоненькой черной перемычкой с зажимом, обхватывавшим переносицу.

Увидев вошедших, доктор вежливо приподнялся, при этом Джек заметил, что он довольно мал ростом, и, кивнув в знак приветствия, снял с переносицы загадочное стеклянное сооружение. При этом он как-то растерянно заморгал, словно только что проснулся.

— Доктор, — сказал старшина, имя которого Джек так и не удосужился узнать, — это поручик Сибирцев, брат гражданки Розетти.

— Я так и подумал, — отозвался доктор и снова чуть заметно кивнул.

Джек вежливо улыбнулся, но ответной улыбки не последовало. Со временем он узнал, что доктор Похья не улыбается никогда.

— Когда вы в последний раз видели свою сестру, коллега? — спросил доктор.

Джек не понял последнего слова, но поспешил ответить, что не видел ее почти два цикла, зато два дня назад получил от Полины письмо.

— Это любопытно. И что же она писала?

— У нее недавно погиб муж, вот она и уехала в какую-то местную клинику, подлечить нервы. Писала, что на днях будет дома. Я пробовал узнать адрес клиники, но ничего не вышло.

— Значит, выздоравливает и скоро будет дома? Скоро будет… — задумчиво протянул доктор. — Выздоравливает… Что ж, пойдемте.

— Куда? — удивленно спросил Джек, оглядываясь на старшину.

— В шестую палату второго яруса, — коротко отвечал доктор.

У дверей палаты он остановился, пропуская Джека вперед. Тот вошел в ярко освещенную комнату и замер. На кровати, забившись в угол, сидела женщина с лицом Полины, одетая в нелепую больничную одежду. Но это не могла быть Полина! Полина, которая вечно улыбалась, не переставая разговаривала с любым, кто ее слушал, и даже с теми, кто не слушал… Женщина, неподвижно сидящая на кровати, смотрела перед собой лишенными всяческого выражения глазами, Когда открылась дверь, она чуть повернула голову, равнодушно взглянув на Джека, и вновь уставилась в пространство.

И все же это была его сестра. Джек увидел на ее щеке знакомую родинку, которую Полли так и не захотела снять, несмотря на все уговоры подруг.

— Ее подобрал под утро наш патруль, — негромко сказал старшина, стоявший за спиной Сибирцева. — Послали ориентировку по секторам, стерео, описание примет… Я был на дежурстве, вспомнил твое заявление и решил проверить.

Джек, не слушай полицейского, повернулся к доктору. Тот понял его немой вопрос и заговорил:

— Случай необычный. Полная потеря ориентации, памяти, сознательной реакции… всего, что делает человека человеком. Функциональное обследование мозга показало, что кора разрушена в результате действия какого-то мощного препарата. Какого именно, пока неясно, да это и неважно. Все равно процесс необратим. Вам надо смириться с тем, что она останется такой навсегда. Есть соответствующая статья в федеральном законодательстве, этот случай подпадает под действие закона о принудительном соцобеспечении. Идемте, тут вам делать больше нечего.

— Подождите, — снова вмешался старшина. — Поручик Сибирцев, вы узнаете вашу сестру, гражданку Розетти?

— Узнаю, — хрипло произнес Джек. — Узнаю, это Полли…

Старшина вытащил из кармана полицейский блокнот и, не торопясь, тщательно выговаривая слова, составил протокол. Джеку пришлось повторить, что он узнает свою сестру. Сделал заявление и доктор Похья в качестве эксперта и свидетеля.

— Гражданин Сибирцев, — произнес торжественно полицейский, — официально объявляю вам, что муниципальная прокуратура пятого сектора начала расследование по делу вашей сестры. Вы будете еще раз допрошены как свидетель, поэтому не исчезайте из Города, не предупредив нас.

Тут он с тревогой взглянул на побледневшего Джека и обратился к доктору:

— Слушайте, док, может, ему укольчик какой?

— Укольчик? Не надо, — почти выкрикнул Джек.

Доктор Похья внимательно посмотрел на него и утвердительно кивнул — «не надо».

В состоянии, близком к прострации, выбрался Джек из госпиталя и медленно спустился в подземку. Муниципальная подземка днем была вечно переполнена, а ночью ездить в ней было просто опасно: молодежь невинно развлекалась, раздевая припозднившихся пассажиров, а особенно пассажирок. К тому же здесь было до неприличия грязно, что раздражало горожан, привыкших к чистоте. Но сейчас Джеку было на это наплевать.

В квартире Джека кроме небольшого холла была всего одна комната. Впрочем, он не собирался поселиться здесь надолго. Потом, когда решится вопрос с работой, можно будет подыскать что-нибудь более подходящее, а пока сойдет и так. Но сегодня это случайное неуютное пристанище показалось ему желанным и самым надежным в мире убежищем.

Вернувшись из госпиталя, Джек почувствовал, что его опять, как и утром, охватывает необъяснимый страх. После случившегося с Полиной у него не оставалось сомнений, что следующей жертвой станет он сам. Джек торопливо, но тщательно проверил сигнализацию, включил ее, заблокировал входную дверь, отключил компьютер и наконец рухнул в кресло в дальнем углу комнаты, подальше от окна.

Погиб Джакопо. Полли… то, что с ней сделали, не лучше смерти. Теперь его очередь. Каждый, с кем встречался он в эти дни: старуха-соседка, бригадир Поль, длинноносый начальник отдела, бравый финансист Чен и даже флегматичный старшина — могли оказаться его врагами… И хуже всего была полная беспомощность. Сейчас где-то, возможно, решается его судьба, жить ему или умереть. А что должен делать он в такой ситуации? Сидеть дома, взаперти? Продолжать поиски? Поиски чего? Или кого? Бежать, плюнув на предупреждение полиции? Но куда — на Бэту? В каком качестве?

Тут Джек поймал себя на странном ощущении: впервые в жизни он с симпатией подумал о встрече с болотными пауками. Конечно, они были опасностью! Но опасностью привычной, видимой, определенной, и Джек прекрасно знал, что надо делать, когда из Болота выскакивал паук.

А тут, на Альфе, опасность была повсюду и в то же время не имела определенного лица. Он не видел ее, но чувствовал каждой клеточкой тела.

Вдруг Джека как бы окатило волной холодной ярости, которая полностью заглушила страх. «Да что же это такое, — мысленно воскликнул он. — Кого я боюсь?! Они убили Джакопо, изувечили Полли, а у меня одно на уме — скрыться! Паук меня возьми, я же боевой офицер, у меня два ранения, «звездочка» за храбрость! Нет, ребята, будь Что будет, а это вам даром не пройдет. Людей убивать? Женщин калечить? Нет уж, будь что будет…»

Старшина сказал, что дело заведено. Но не муниципальной полиции в нем разбираться. Они уже показали, на что способны. Нет, надо идти к сенатору от пятого сектора, где жила Полина. Пусть выясняет, кто это калечит его избирателей, пусть подключает Федерком или кого угодно.

Сенатор пятого сектора, досточтимый сэр Анвар Гонди принимал своих, избирателей дважды в декаду, во второй половине дня. Как правило, требовалась предварительная запись. Но как раз сегодня у сенатора был приемный день. Его секретарша, внимательно посмотрев на посетителя и еще внимательнее на свой компьютер, сказала, что, кажется, у сенатора найдется для Джека несколько минут.

Сибирцев с отрешенным вниманием смотрел на сидевшую перед ним секретаршу. Сенаторы избегали пользоваться услугами электронных секретарей, тем более что штат им оплачивало правительство. Среди них, о чем все знали, существовало негласное соперничество — чья секретарша в лучшей пропорции соединит внешние данные с высоким профессионализмом. Судя по вырезу на груди и быстроте, с какой секретарша работала на компьютере, досточтимый сэр Гонди в этом состязании занимал одно из первых мест.

Секретарша привыкла к внимательным взглядам посетителей, особенно, конечно, мужчин. Но Джек, в отличие от прочих, ограничился чисто формальным осмотром. Ему было очень даже не по себе, и, убедившись в этом, секретарша самым деликатным образом напомнила сенатору о посетителе.

Джек никогда еще не встречался с сенаторами. В Экспедиционном Контингенте они выбирали только советника. Конечно, в Лицее он изучал курс государственного устройства, полномочия Совета и Сената, знал, что к сенатору надо обращаться «досточтимый сэр» и желательно в третьем лице. Но дело было не в сенаторе, а в том, что Джек понимал всю слабость своих аргументов. Возможно, Гонди не захочет слушать рассказы отставного поручика, да еще уволенного по служебному несоответствию.

Однако Джек ошибся. Досточтимый сэр Гонди был, как и его секретарша, профессионалом с большим опытом. В скором времени он надеялся стать «весьма досточтимым», то есть занять одно из двенадцати кресел в кабинете министров. А там, что ж, недалеко и до поста лидера. Но для достойного завершения политической карьеры необходимо было не только добиваться популярности, захаживая в бары и запросто болтая с избирателями. Требовалось и что-то более конкретное. А в первую очередь следовало избегать как сомнительных ситуаций, так и возможных обвинений в равнодушии к гражданам и их проблемам. Давно ли Сенат не рекомендован к переизбранию сенатора от четырнадцатого сектора, на которого пожаловались избиратели…

— Друг мой, — сказал сэр Гонди мягко и значительно, когда Джек вошел в кабинет, — садитесь и не волнуйтесь. Я вас внимательно слушаю и готов помочь, это мой Долг. Вы, конечно, живете в моем секторе?

— Не совсем так, — ответил Джек. — В вашем секторе живет моя сестра, а дело, собственно, ее и касается.

И он подробно рассказал, что с ним произошло, о предполагаемых обстоятельствах убийства Джакопо, тщательно избегая слова «бич» и говоря лишь о «неизвестном оружии», о драке в баре, о том, что несколько раз чувствовал за собой слежку и, наконец, об исчезновении и появлении Полины.

Сенатор слушал не перебивая. Когда Джек упомянул «неизвестное оружие», он многозначительно поднял левую бровь, а когда Джек закончил, подумал несколько минут, делая какие-то пометки на листе белого пластика с золотым сенаторским значком. Джек терпеливо ждал.

— Ну что ж, история действительно странная, и, возможно, вы правы в своих подозрениях, — неторопливо и внушительно начал сэр Гонди. — Но все-таки, согласитесь, пока все это звучит не очень убедительно. Смерть вашего зятя могла быть и несчастным случаем, правда? Неспроста же полиция закрыла дело. Непонятно, откуда вы взяли это «неизвестное оружие». Сестра ваша была потрясена смертью мужа, это так естественно, она лечилась, ей могли — по ошибке, конечно, — сделать не тот укол… Ну, а драка в питейном заведении… — Тут сенатор красноречиво пожал плечами. — Только не обижайтесь, поручик, возможно, вам просто не хватает масштабности взгляда. Вы же не политик, в конце концов! Посудите сами: уже много циклов тому назад Совет и Сенат единодушно провозгласили гуманизм ведущим компонентом политики стабильности. И это не просто слова, ведется, уверяю вас, большая и серьезная работа. Рекомендации разрабатывают наши лучшие психологи. И эта политика дает свои плоды. Стабильность укрепляется, это можно проверить по отчетам правительства, они есть в библиотеке Сената. Конечно, бывают срывы, даже криминального характера (сенатор поморщился), бывают и убийства. Не стоит идеализировать достигнутое!

Тут сенатор многозначительно посмотрел на Джека, как бы призывая его присоединиться к последней фразе.

— Мы, конечно, не всегда это афишируем, не стоит разжигать нездоровые страсти, но мы все это учитываем и принимаем вполне адекватные меры. В общем, друг мой, вам не о чем беспокоиться. Я лично прослежу за этим делом. Вашу сестру осмотрят самые компетентные специалисты, они и установят диагноз, ведь этот доктор… как его? Похья? Он ведь не эксперт, мог и ошибиться. Да и полиция ведет следствие. Опять-таки, я прослежу, чтобы все было проверено самым тщательным образом. В любом случае я рад, что вы обратились прямо ко мне. Если понадобится, я вновь к вашим услугам. Понимаете, нам, лицам, так сказать, облеченным доверием народа, просто необходимо чувствовать, что мы нужны, что мы можем помочь людям…

Сенатор вздохнул, как бы сдерживая нахлынувшие чувства, и замолчал.

Джек выслушал эту тираду, потом встал, коротко кивнул на прощание и вышел. Он решил, что время потеряно впустую. И снова ошибся. Как только за ним закрылась дверь, сенатор затребовал по федеральной сети личное дело поручика Сибирцева и внимательно просмотрел его, особенно результаты последнего психологического анализа. Потом он сделал новый запрос своим личным кодом.

— Что угодно досточтимому сэру сенатору? — осведомился невидимый собеседник.

— Друг мой, у меня к вам небольшое дело. Пока все это в частном порядке. Только что от меня ушел один бывший поручик. Он рассказал мне странную историю. Я пришлю запись. Что-то тут есть, по-моему. Надо бы вашему отделу присмотреться к нему.

— Это случайно не поручик Сибирцев?

— Так вы уже в курсе? — удивился сенатор.

— Досточтимый сэр сенатор должен понимать, что мой отдел занимается не ловлей пузырей, — ответил собеседник и почтительно распрощался.

Ночной эр-бус вез Джека через весь Город в окраинный двадцать седьмой сектор, где находилась квартира, снятая Джакопо перед смертью. После визита к сенатору это был единственный шаг, который еще оставалось предпринять. Возможно, разгадка происходящего находилась именно там.

По дороге Джек несколько раз неожиданно сворачивал в переулки и подворотни, но ничего не заметил. Наконец он перестал петлять и двинулся к нужному блоку.

Квартира была точно такая же, как и у него. Никаких вещей Джакомо он в ней не нашёл. Зато в холле стоял стандартный муниципальный контейнер, применявшийся для перевозки товаров. Джек, не долго думая, сорвал с него печать и откинул крышку. Под ней оказалась еще одна, закрытая на числовой замок. Джек помедлил минуту, а потом ударил каблуком по замку. Четвёртого удара замок не выдержал.

В контейнере было два отделения. В одном, побольше, лежали толстые блестящие трубки с многочисленными выступами на конце, переложенные пористыми прокладками. Джек присвистнул: стволы лазера! Рукоятки с зарядными устройствами лежали во втором отделении. Сибирцев взял одну из них, дивясь ее странной форме. Рукоятка представляла собой необычно толстый цилиндр с семью параллельными углублениями по периметру, одно над другим, слишком узкими для человеческих пальцев.

Джек закрыл глаза. Где-то он уже видел нечто подобное. На офицерских курсах? Нет, такое Оружие они не изучали. В «учебке»? В оружейном кабинете, среди новых образцов? Нет… Где же?

И вдруг он вспомнил: бурый туман на учебной тропе, предсмертный крик капрала и сверкнувший над Болотом, металл лазера, сжатого в черной семипалой лапе паука.

Там, на Пятнистой, он никогда не задумывался над тем, откуда берутся лазеры у пауков. Ни разу оружие врага не попадало им в руки: убитые пауки всегда исчезали вместе с ним в Болоте. Считалось, что они используют трофей. Рукоятки же, приспособленные специально для паучьей лапы, означали, что Болото получало лазеры прямо с Альфы! А в контейнере их было не меньше сотни…

«Ну, гады, это же надо додуматься — поставлять лазеры паукам! Конечно, что для них Полли или Джакопо, если они с нечистью связались. Интересно, что они получают от пауков взамен, не динары же? Должно быть, «паутинку», что же еще…»

Тут только Джек сообразил, что в таком случае Джакопо тоже был связан с невидимыми «гадами». Оружие оказалось в его квартире, и понятно теперь, что это за ним охотились убийцы. Неужели и Полли имела к этому какое-то отношение? Да нет, не может быть. Она, помнится, всегда жаловалась, что муж ничего не говорит ей о своих делах, и даже, кажется, чего-то опасалась. Или это только кажется — после всего, что случилось?

Похоже, что никто на свете, кроме Джека, не знал индекса этой квартиры, тем более что компьютер в квартире Полины сгорел, и ни сама Полина, ни ее покойный муж никому ничего не смогут сказать. Но кончится декада, квартира станет вновь свободной, рано или поздно кто-то снимет ее, и все откроется. Тогда по Большому Федеральному сразу же определят, что последний раз деньги на оплату квартиры были переведены со счета поручика Сибирцева, прибывшею, ко всему прочему, с Бэты! И давай Доказывай, что ты сам не паук!

«Кончится тем, — горько усмехнулся Сибирцев, — что меня же и возьмут. Придется утверждать чистую правду: что квартиру оплатил по глупости, ничего не зная, сотни динаров не пожалел… Вот когда присяжные посмеются».

Вывезти оружие? Куда? Снять еще одну квартиру на свое имя? И что это изменит? Лучше уж продлить срок найма этой квартиры на прежних условиях, по крайней мере тогда лазеры не попадут в руки случайному человеку. Главное пока — выиграть время. Если, конечно, тем временем его не пристрелят. Может, прямо тут, на выходе. Он и жив-то, наверное, только потому, что никто не знает индекса этой квартиры. А если за ним шли?

Вызвать полицию? Джек оглянулся на компьютер. Два слова, и он в безопасности. Оружие увезут. Он сумеет оправдаться. Полиция, наверное, отыщет изготовителей оружия и через них того, кто похитил и искалечил Полли. А если не отыщет?

Джек вспомнил разговор с сенатором, туповатого старшину и тихо выругался. Нет, он должен рискнуть сам. И хватит бояться, он свою норму за эти дни выполнил. Полина его сестра, и он должен узнать все о том, что с ней сделали, и, если сможет, отомстить. Но что он сделает один? Нужны помощники, верные ребята. На кого он может рассчитывать? На Пятнистой проблем не было бы, а тут? Разве Луи?..

Джек вызвал квартиру Кулаковски. Тот долго не отзывался, должно быть, спал. Наконец раздался недовольный голос;

— Кто это? Джек? Что случилось? Ночь, я сплю…

— Луи, ты помнишь, где мы с тобой сидели в последний раз? Приезжай немедленно туда, где я девку подцепил.

— Парень, у тебя крыша поехала или таймер отключился? Я тебе говорю — ночь, спать пора, а не за девками бегать.

— Девки ни при чем, Луи. Приезжай, нужно…

Луи посопел недовольно, пробурчал что-то неприличное и нехотя согласился.

Надо было спешить. Луи жил неподалеку от «Болотного паука», а вот Джеку предстоял путь через весь Город. Он приложил ухо к входной двери. Вроде все тихо. Вернувшись в холл, Джек прихватил с собой ствол лазера и пару рукояток.

Дверь он распахнул рывком. Никого. Выскочил на площадку, низко пригнувшись, как будто ожидая удара лазера. Огляделся. Все было тихо, дом спал. Сибирцев поднялся на три яруса на лифте, завернув детали оружия в собственную куртку, потом на эскалаторе спустился вниз и вышел на улицу.

Кое-где горели еще огни кофеен и ресторанчиков, но улица была почти пуста. Неожиданно для возможных преследователей он вскочил в эр-бус, идущий ему навстречу. Никто не попытался последовать за ним. Через две остановки, за поворотом, Джек соскочил и кинулся в подъезд ближайшего дома. На лифте поднялся на пятый ярус, спустился на эскалаторе…

Через полчаса он уже расплачивался с эр-драйвером у дверей «Болотного паука». Сонный Луи ожидал его, привалившись к стойке. Размалеванная женщина, прислонившись рядом, старательно теребила его за бедро, но Луи не реагировал. Трудно сказать, что он подумал о неожиданном вызове Джека, но на нем, впервые на памяти Сибирцева, был темный вечерний костюм.

— Луи, немедленно едем отсюда, — не здороваясь, шепотом проговорил Джек.

— Ну да, затем я сюда и спешил, — недовольно отозвался Луи и в знак протеста обнял оживившуюся красотку.

Джек повернулся к бармену с красными невыспавшимися глазами.

— Пару бутылок с собой, дружище, и упакуй получше.

Он взял сверток, расплатился и, не оглядываясь, пошел к выходу. Оторвавшись от рассерженной проститутки, за ним последовал Луи.

Джек решительно двинулся к ближайшей станции подземки. Через несколько минут пустой вагон уносил друзей на фамильный хутор Кулаковски.

Ежедневно в одно и то же время Рауль Мацуда выходил из дома пешком, не торопясь шел через весь сектор к своему офису. Там за пультом он проводил большую часть дня, а затем заглядывал на часок в Клуб предпринимателей. Дважды в декаду он вместе со всем своим семейством отправлялся по вечерам в Город. Иногда заходили в парк, иногда в ресторан. И, наконец, тоже дважды в декаду он появлялся в крематории третьего сектора. К его визитам старались приурочить кремацию наиболее важных клиентов. Если в другое время похоронное бюро представлял кто-нибудь из штатных распорядителей, то в эти дни сам хозяин в неизменном сером костюме стоял у изголовья и с приличествующей скорбью произносил несколько прощальных слов.

Возвращаясь в офис, Мацуда непременно заглядывал в маленькую кофейню, где занимал один и тот же столик у окна. Бармен заботился о том, чтобы к приходу уважаемого гостя его место было свободно. Обычно Мацуда выпивал одну чашечку кофе и тут же уходил.

Если же он требовал, вопреки обыкновению, две чашечки, то, по странному совпадению, в его офисе по возвращении хозяина оказывался высокий сутулый человек с глазами навыкате. Входил он в кабинет через потайной вход, минуя охранников и секретаршу.

В этот день Мацуда был настроен на редкость благодушно. В делах похоронного бюро наметился некоторый застой, а вот экспортно-импортное предприятие процветало. На складах, координаты которых знал лишь сам хозяин, скопилось уже более двух тысяч шкурок пузырей, готовых к отправке. И Мацуда как никогда внимательно слушал жалобы гостя на утомительную суету, нервные перегрузки, невиданную дороговизну, а потом участливо сказал:

— Дэвид, голубчик, я не только понимаю ваши трудности, но и готов пойти вам навстречу. Насколько это в моих силах, разумеется. Что вы думаете об увеличении вашей доли на три… э-э… нет, на четыре процента?

Гость судорожно сглотнул. Жалуясь, он, в сущности, выполнял привычный ритуал и не рассчитывал на столь быструю реакцию. Мысленно он перевел проценты в динары. Прибавка получалась солидная.

— Что-то вы расщедрились, Рауль, — пробормотал он. — Поясните-ка свою мысль, а то я не уверен, что «четыре» — самая подходящая цифра.

Мацуда чуть заметно улыбнулся. За многие циклы взаимовыгодного партнерства он хорошо изучил Дэвида Сянцзы, пилота патрульной службы.

Когда-то, в детстве, он и сам мечтал стать патрульным. В младших классах лицея, где учился Мацуда, компьютерные комиксы о подвигах патрулей, боровшихся с агентами гегемонизма, были почти так же популярны, как и рассказы о приключениях супервэриоров на Бэте. Но в действительности вот уже многие десятки циклов никто не пытался проникнуть в систему Альфы, патрульная служба превратилась в формальность, что отразилось и на престиже, и, что гораздо важнее, на финансовом положении пилотов. Их, впрочем, остались считанные единицы..

Дэвид Сянцзы являлся самым ценным, хотя и нештатным, сотрудником экспортно-импортного предприятия Мацуды. Без него были бы просто невозможны те обменные операции, которыми занимался владелец похоронного бюро с космическими торговцами. И потому Мацуда никогда не жалел о восемнадцати процентах прибыли, приходящихся на долю Дэвида, в характере которого забавно переплетались простодушие и жадность.

Неожиданная щедрость Мацуды объяснялась просто. После того как ему удалось прикупить пару секретных устройств, которые в просторечии звались «бичами», произошла подлинная революция в охоте на пузырей. То, на что раньше требовались усилия полутора десятков высокооплачиваемых и капризных профессионалов, теперь могли быстро сделать один-два доверенных человека. И хотя одним из «бичей» тут же завладел Кич, мечтавший использовать новую игрушку в своих операциях, охотники Мацуды удвоили выход продукции. Мацуда тут же подсчитал, что за три-четыре цикла, даже с учетом баснословной суммы, уплаченной за оба «бича» некоему майору из Главного Штаба, доход его возрастет в несколько раз. Четыре процента, предложенные Сянцзы, были, в сущности, малой долей увеличивающейся прибыли. Но Белый на его месте постарался бы сэкономить и эти деньги. Нет, Мацуда недаром пользовался репутацией исключительно надежного партнера.

Дэвид пристально смотрел на Мацуду, ожидая ответа.

— Все очень просто, — доверительно пояснил тот. — Я увеличиваю партию товара примерно на четверть. И дальше будет то же самое. В принципе для вас, Дэвид, ничего не меняется, включая хлопоты и риск, но оборот увеличивается, увеличивается и прибыль. Так почему же должна расти только моя доля? Я считаю, что вы тоже должны получить свою часть. Речь, конечно, идет о процентах с увеличившейся суммы. Ваша доля, таким образом, достигнет двадцати двух процентов. Но, дорогой мой, если вам кажется, что я слишком скуп, прикиньте на моем компьютере. Ведь накладные расходы тоже растут.

И Мацуда сделал приглашающий жест, отходя в сторону.

— Нет-нет, что вы, Мацуда-сан, я верю вам, — поспешно пробормотал Дэвид. Он лихорадочно обдумывал новые условия. Предложение казалось логичным, прибавка в деньгах получалась существенная, а риск, тут Мацуда был прав, практически не увеличивался.

— Согласен, — хрипло сказал он и протянул руку компаньону. — Теперь детали. Вот мой график до конца цикла.

Мацуда бегло проглядел протянутый ему листок. Пилот ногтем отчеркнул на пластике две строчки.

— Эти колечки делаю на дальней орбите. Один.

— А кто будет от них?

— Здесь — Стив, а здесь — Руани.

— Хорошо, давайте по первому варианту. Передайте Стиву, что я согласен подождать с окончательной оплатой до следующего раза, но пусть будет готов оплачивать весь излишек. Не забудьте: мне нужны технические каталоги на следующий цикл. Остальное здесь. Считывать надо в пи-режиме и на зеленом лазере, а не по стандарту, иначе кристалл будет разрушен. Запомнили?

Дэвид открыл переданный ему пенальчик и с уважением посмотрел на прозрачный кристалл. Он что-то слышал о подобных вещах, но никогда с ними не сталкивался.

— Оттуда вещичка? — не рассчитывая на ответ, спросил он. — А что еще существенного заказываете?

— Смотря что считать существенным, — философски ответил Мацуда. — Я бы взял термоядерный реактор или бортовой дезинтегратор. Говорят, они уже управляют гравитацией… Вы что же, Дэвид, спрячете все это на патрульном катере? Представляю себе физиономию вашего инспектора, если он наткнется на все это…

Разговор закончился, Мацуда набрал на компьютере сложную комбинацию, потом скользнул по стене кончиками пальцев. Замок, рассчитанный на его отпечатки, еле слышно щелкнул. В стене рядом с душем открылась небольшая дверца. Рослый Дэвид мог пройти в нее только согнувшись, но с этим приходилось мириться.

Проводив гостя, Мацуда подошел к двери и разомкнул цепь, соединяющую миниатюрный магнитофон с еще более миниатюрным подслушивающим устройством, скрытым в дверной ручке. Пару циклов назад он уговорил Сянцзы записать несколько пленок. Диалоги составлял — и с немалым удовольствием — сам Мацуда. В них Дэвид выступал в роли налогового инспектора, который в обмен на мелкие сувениры якобы предоставлял Мацуде различные скидки. Такой сценарий хорошо мотивировал секретность визитов Сянцзы и вместе с тем не вызывал особого интереса у хозяев подслушивающего устройства.

Установила его Лиза, секретарша Мацуды, через пару декад после того, как поступила к нему на службу, причем сделала это так ловко, что Мацуда всерьез встревожился. Микрофон, скрытый в дверной ручке, включался тогда, когда дверь запирали изнутри. А с открытой дверью Мацуда деловых разговоров не вел.

Владельцу похоронного бюро не хотелось расставаться со своей секретаршей. Она успела изучить его привычки, прекрасно готовила кофе и даже освоила точечный массаж, особо ценимый пожилым хозяином. Впрочем, тщательная проверка успокоила Мацуду: Лиза работала всего лишь на его старого друга Мендлиса и в таком качестве могла даже иногда оказаться полезной.

Раздался сигнал вызова. Это был Кич.

— Добрый день, Мацуда-сан!

— Добрый, добрый… А почему, собственно, добрый? Что такое хорошее произошло?

— Да хорошего-то, в общем, ничего. Дело оказалось посложнее, чем мы думали, шеф. Мои ребята сегодня утром пасли нашего приятеля Солдата, так просто, на всякий случай. Нашли его, кстати, уже на новом месте. Я вчера сразу заинтересовался через Справочную, она дала мне его квартирку в седьмом секторе. А сегодня… Вы слушаете, шеф? Сегодня Справочная ответила отказом. Парень оплатил охрану покоя. К чему бы? Ну ладно, дело не в этом. Утром за ним шел Малыш, из людей Белого. Вместо головного мозга — только спинной, зато мускулов много. В общем, костолом. Следить его никто не пошлет. Значит, хотел брать Солдата.

— Ну и? — бесстрастно спросил Мацуда.

— Мои ребята вмешиваться не стали, да и к чему? Солдат как-то оторвался, а Малыша нашли на заднем дворе. Лежит в мусорном контейнере и пускает пузыри.

— Лихо! Никогда не думал, что поручиков на Пятнистой готовят так основательно.

— То-то и оно, шеф. Не мог Солдат свалить Малыша, я его в деле видел, да и с Малышом встречался. А мои ребята никого больше не засекли, хотя и смотрели во все глаза, как говорится.

Мацуда задумался. Действия Мендлиса были в общем понятны. Как всегда, тот пытался связать разорванную цепочку. Сначала убрал вдову посредника, теперь вышел на Солдата и решил взять его. Там, у Белого, найдутся специалисты, все сумеют вытянуть, что поручик знал и даже что не знал. Но кто-то еще вмешался в игру, причем неожиданно и весьма эффективно.

— Может, у Солдата есть приятели с опытом? — поинтересовался Мацуда.

— Трудно сказать, шеф. Все может быть. Он тут как-то ушел от нас в Главном Штабе… Возможно, какой-нибудь супер из сослуживцев?

— Если так, то еще ничего. А вы не засветились?

— Как можно, шеф!

— А комедия в баре?

— Там надежно, — отрезал Кич.

— Вот что, — медленно проговорил Мацуда, — наблюдение с Солдата ты пока сними. Пусть с ним возится Белый. Тем временем свяжись-ка с нашим человеком…

— Сожалею, шеф, — перебил его Кич, — но у меня есть новости. Мясник опять устроил сокращение штатов. Слетели три головы, в том числе и у нашего приятеля.

— Да-а-а? — протянул Мацуда. — Это некстати. Это, знаешь ли, очень некстати… Есть же на свете жестокие люди! Подумать только, у него руки по локоть в крови. Знаешь, голубчик, а ведь, пожалуй, хватит. Я уж не говорю о нравственной стороне дела, но так он весь Федерком на ноги поставит. Это в конце концов непрофессионально. Подумай-ка, что мы сможем предпринять. По-моему, пора с ним рассчитаться.

И Мацуда отключился. Во время переговоров по каналу связи он, как обычно, воспользовался блокиратором, к которому своевременно пристроил дополнительное устройство. В результате микрофончик Лизы так и не записал этот весьма неприятный для Мендлиса разговор.

Длительная работа в кооперативе «Прогресс» приучила Фюрье к осторожности. Слишком хорошо он знал председателя. Фюрье никогда не принял бы из рук коллег стакана воды или глотка аршада, даже налитого на его глазах из только что откупоренной бутылки. В его личный блок были встроены индикаторы радиоактивности и электронных импульсов. Флаттера у Фюрье не было, домой он добирался общественным транспортом, и всегда разными маршрутами. Обедал в кафе и ресторанах, выбранных случайно, а дома готовил себе сам. Единственное, что он не мог скрыть, это адрес и код — председатель кооператива должен был иметь возможность в любое время связываться с членами правления.

Заперев за собой бронированную дверь, Фюрье огляделся, прислушался и принюхался. Сжимая в руке излучатель, он обошел все комнаты, проверяя оставленные утром контрольные ниточки. Все выглядело нетронутым.

От этого занятия его отвлек сигнал компьютера. Фюрье внимательно осмотрел клавиатуру. Все было в порядке, даже почти невидимый порошок, которым Фюрье, как обычно, посыпал ее перед уходом. Он коснулся клавиши соединения. Резкая вспышка, щелчки перегоревших предохранителей, стук упавшего тела.

Через несколько минут кто-то, уверенно набрав шифр, вошел в темную квартиру. В воздухе стоял запах озона, смешанного с гарью. Бесшумно незваный гость вошел в кабинет, включил фонарик с направленным лучом и внимательно осмотрел лежащего хозяина. Фюрье был без сознания, но все еще слабо, прерывисто дышал. Полоска фильтровальной бумаги, закрывшая ноздри, быстро прекратила агонию.

Посетитель аккуратно, за краешек, приподнял сплавленную клавиатуру и резким движением вырвал подсоединенный к ней провод. Карманным микроаспиратором удалил с клавиш остатки металлографитовой смеси. Аккуратно прикрыл дверь кабинета.

Когда он отпирал входную дверь, на фоне освещенной лестничной площадки на мгновение мелькнул силуэте характерными оттопыренными ушами. Затем дверь закрылась, и в квартире, оставшейся без хозяина, снова стало темно.

Сашенька запер дверь, набрав код с помощью пластиковой указки, чтобы не стереть отпечатков Фюрье, и исчез.

Меры личной безопасности, придуманные Олрайтом, были куда надежнее. В частности, он скрывал свой адрес — все сообщения, адресованные ему, поступали на компьютер в пустой квартире, где сам Олрайт никогда не появлялся, и передавались дальше по цепочке.

В этот вечер, явившись к себе, на старый хутор в Загороде, он обнаружил короткое сообщение: «Пустельга. Й. А. М.» Олрайт цветисто выругался. Приходилось опять тащиться в Город. Но приказы Белого не обсуждаются…

Сначала он сел за компьютер. В свое время Мендлис передал ему коды, открывавшие доступ ко всей информации о вкладчиках кооператива. Через короткое время имя Пустельги исчезло из всех файлов. Ничто не должно было связывать подозрительного покойника с добропорядочным кооперативом. Кстати, члены правления, в отличие от рядовых сотрудников, не имели никаких индикаторов. Закончив с компьютером, Олрайт поспешил к вечерней «стреле».

Пустельгу он разыскал довольно легко. Самый молодой член правления был неравнодушен к прекрасному полу. Все из-за той же подозрительности, свойственной пайщикам «Прогресса», он менял женщин почти так же часто, как Фюрье рестораны. А находил он их обычно на бульваре с экзотическим названием Кассиопея.

Олрайт пристроился за темным автокиоском. Недлинный бульвар просматривался с этого места почти целиком. Наконец появился Пустельга. Он успел уже подцепить густо крашенную длинноногую блондинку. Олрайт быстро огляделся. Поблизости оказалась только одна скучающая дамочка неопределенного возраста. Делать было нечего. Олрайт выругался второй раз за вечер и подошел к ней. Две-три небрежные фразы, стереотипный комплимент, и взаимопонимание было достигнуто. Дамочка, сразу помолодевшая, охотно согласилась показать симпатичному незнакомцу ближайший ресторан. К счастью, Пустельга задержался у витрины бара, и Олрайту удалось, почти не выказывая торопливости, буквально наскочить на него. Компаньоны приветствовали друг друга подмигиваниями, дружескими тычками и сомнительными комплиментами, избегая называть друг друга по имени, и разошлись.

Олрайт пригласил дамочку на ужин, проявив несвойственную ему щедрость, а потом выразил желание проводить до дому. Когда он, приняв душ, вышел из квартиры новой знакомой, Пустельга был мертв-уже три часа. В самый патетический момент у него отказало сердце. «В конце концов, он умер прекрасной смертью», — философски подумал Олрайт, поглядывая на таймер. Мастера смертельных касаний в таких вещах не ошибались.

Сверхосторожного Олрайта можно было поймать только на приманку, и Олрайт приманку заглотил. Поручая ему убрать Пустельгу, Сашенька таким образом вопреки известной поговорке убивал двух пауков разом. Олрайт, как и следовало ожидать, встретился с Пустельгой, и проследить его потом было несложно. Озабоченный подкреплением собственного алиби, он ни на минуту не отходил от своей спутницы и, следовательно, не мог принять никаких мер предосторожности.

Поеживаясь от ночного ветерка, Сашенька ждал его на пустынной улице третьего яруса, не выказывая признаков нетерпения. Заранее угнанный флаттер ждал за углом. Барьер у подъезда и участок альбетона перед ним были обильно политы смазочным маслом. Наконец дверь подъезда открылась.

Вечная бдительность Олрайта напоследок сыграла с ним дурную шутку. Выйдя на улицу, он услышал, как за углом заурчал мотор, и насторожился. Флаттер с погашенными огнями на высокой скорости выскочил из-за угла и двинулся к нему. Олрайт резко отпрянул в сторону к барьеру и поскользнулся, ударившись головой о бетон. Флаттер остановился посредине улицы, и Сашенька, двигаясь с удвоенной скоростью, подскочил к оглушенному Олрайту и изо всех сил ударил его головой о барьер.

Уже садясь во флаттер, Сашенька позволил себе облегченно вздохнуть. Никаких следов наезда, никаких признаков насилия. Обычный несчастный случай — поскользнулся, упал, закрытый перелом основания черепа… Теперь можно было и отдохнуть.

Светало, когда Джек и Луи вышли на Семнадцатой станции. Небо вдали начинало сереть, поднялся легкий ветерок. Джек был угрюм, а заспанный Луи просто сердит. Разговаривать им не хотелось.

Узкая тропка, ведущая в сторону от станции, была почти неразличима. С обеих сторон надвигались черные заросли кустарника. Слабый утренний свет еще не проник сюда. Луи, шедший впереди, казался невидимкой в своем вечернем костюме. Он недовольно сопел, время от времени смачно сплевывая. Порою под ногой у кого-то из них хрустела ветка, и оба вздрагивали от неожиданности.

Из-за темного силуэта Луи вырвалось серебристое облачко. Влажная ветвь берьесы больно хлестнула Джека по лицу. Листочки, слабо флюоресцировавшие в темноте, довольно подрагивали перед глазами. Озлившийся Джек переломил ветку, и та, как обычно, чуть всхлипнула, умирая. Настроение Джека от этого не улучшилось.

Наконец заросли кончились и друзья остановились у высокой калитки.

— Микки! — негромко позвал Луи.

— Кто там? — раздался вкрадчивый голос за спиной, заставив Джека отскочить в сторону.

— Свои, — ответил Кулаковски. Незамысловатый розыгрыш заметно улучшил его настроение.

— Свои по ночам не шляются, — назидательно произнес невидимый Микки. Тем не менее калитка бесшумно отворилась, вспыхнула цепочка огней, освещая небольшой двухъярусный домик и дорожку к нему.

По высокому пандусу друзья под пошли к двери, предусмотрительно открытой Микки. Оглянувшись на пороге, Джек увидел, как один за другим, начиная от калитки, гасли вдоль дорожки огоньки.

В небольшой гостиной на первом ярусе Джек рухнул в глубокое и очень удобное кресло, закрыв глаза рукой, как закрываются от яркого света, хотя в комнате горел лишь слабый светильник, и стал ждать. Луи возился за стеной, бормоча что-то себе под нос, должно быть, разговаривал с Микки. Джек шевельнулся, меняя позу. Из свернутой куртки, лежавшей на его коленях, с приглушенным стуком выпала рукоятка лазера. В этот момент в комнату вошел Луи, прижимая к груди открытые бутылки. Он прищурился, всматриваясь в упавший предмет, а потом поднял ногу, намереваясь, очевидно, пинком отправить его в дальний угол. Джек опередил его, подхватив рукоятку, и вновь завернул ее в куртку.

— Это еще что? — равнодушно спросил Луи, ставя бутылки на стол. — Кассета?

— Нет, Луи, это не кассета, это гораздо хуже.

И Джек протянул Луи свою добычу. Тот покрутил в руках рукоятку, затем ствол лазера, явно не понимая, что в них особенного, и вопросительно уставился на Джека. Прежде чем начать рассказ, Джек взял бутылку и основательно приложился к ней. Луи тут же последовал его примеру. Поначалу он слушал внимательно, время от времени подкрепляясь глоточком-другим. Но, должно быть, Луи успел заправиться в «Болотном пауке». Во всяком случае, в самый трагический момент повествования, когда Джек рассказывал о случившемся с Полиной, Кулаковски громко икнул и растерянно ухмыльнулся. Джек мысленно наделил его самыми яркими эпитетами из бэтянского сленга, помолчал, гася раздражение, и монотонным, скучным голосом закончил свою историю так, словно рассказывал ее уже в тысячный раз.

К тому времени, когда Джек добрался до склада с оружием, Луи совсем осовел. Едва дослушав, он поднялся, несколько мгновений смотрел на Джека, беззвучно шевеля губами, потом, так и не сказав ни слова, вышел из комнаты. Джек, оторопев, смотрел ему вслед. Какого пузыря, спрашивается, распинался он перед этим пьянчужкой? Надеялся на помощь? Да понял ли тот хоть что-нибудь из его рассказа? Или на Альфе каждый день убивают? А уж эти паучьи лазеры…

— Здравствуйте, дружище! — услышал он вдруг знакомый голос. — Мастер желает вам доброй ночи… хотя я пожелал бы доброго утра. Вас, я слышал, зовут Джек? Я — Микки. Очень приятно, а то я поначалу подумал, что Мастер опять девку притащил.

В общем-то ничего сверхъестественного в переналадке компьютера на индивидуальность не было, и кто, как не Кулаковски, мог это сделать наилучшим образом. Но Джек, привыкший к серийным муниципальным устройствам, все же несколько растерялся, не зная, как разговаривать с одушевленным электронным устройством.

— Ты что, автономный? — наконец спросил он. — А память?

— Все в Космосе относительно, — философски заметил Микки, — и абсолютно автономным быть нельзя, но, конечно, питание у меня отдельное. И память на лазерной основе.

«Ну и ну! — подумал Джек. — Дополнительное питание, стало быть, сигнал повышенной мощности, речевой блок, лазерная память… Да, Луи свое дело знает».

— Не скучно торчать здесь одному целыми днями, Микки?

— Ну, так уж и одному… Во-первых, есть развлекательные программы для домохозяек. Я ведь тоже в своем роде домохозяйка. А во-вторых, можно и с друзьями поболтать.

— С друзьями? Откуда у тебя друзья, кто они?

Пауза в ответе была столь многозначительна, что Джек явственно представил себе, как собеседник скромно потупился. Наконец как бы нехотя Микки ответил:

— Чаще всего мы общаемся с Анной, из Транспортного. Есть парочка индивидуальностей в жилых блоках. Фред в Главном Штабе… Да вам, впрочем, это неинтересно.

Действительно, Джек зевнул. Болтовня с компьютером немного сняла напряжение, да и выпитое давало о себе знать. Наконец-то он почувствовал усталость, страшно хотелось спать. По подсказке Микки он отыскал в маленькой комнатушке с холлом диван, кое-как застелил его и, когда Микки выключил свет, поинтересовался сонным голосом:

— Что нужно для изготовления лазера?

Микки начал перечислять комплектующие, но Джек прервал его.

— Какие предприятия Системы могли бы, — он подчеркнул голосом последние слова, — могли бы изготовить партию боевых лазеров по особому заказу?

— Официальный производитель один — федеральный завод «Фловер-А».

— «А» — это что, безлюдная технология?

— Да. В принципе технически это наверняка доступно кому-нибудь еще. Подождите, я попробую выяснить…

От этих слов Джек, который уже засыпал, мгновенно проснулся. Похоже, Микки влез в федеральную сеть! Ну, Луи, ну, старый пройдоха! Кто мог бы подумать, что такое вообще возможно!

После недолгого молчания Микки заговорил вновь:

— По сумме технологий производство комплектующих, не говоря уже о сборке, практически в полном объеме возможно на федеральных заводах «Берилл», «Индуктор-А» и смешанном предприятии «Бетельгейзе».

— Смешанное предприятие? Что это такое? Впервые слышу.

— Объединение, состоит из девяти отдельных фирм, три из них федеральные, остальные кооперативные.

Суммарный капитал кооперативной части — один миллион двести пятьдесят тысяч динаров. Федеральные фирмы капитал не декларировали, ибо полностью гарантированы правительством.

— Занятно, — пробормотал Джек, засыпая. — Очень занятно…

Проснулся он поздно, точнее, не проснулся, а был бесцеремонно разбужен. Кто-то энергично тряс его за плечо, повторяя при этом громогласно: «Луи, лежебока, проснись!»

Джек, ничего не соображая спросонья, приподнял голову и посмотрел на нежданного гостя.

— Простите, — отшатнулся тот, увидев его лицо, — а где же Луи? — И, не дожидаясь ответа, крикнул на весь дом: — Луи, сколько можно ждать? Микки, разбуди своего Мастера, будь другом!

Потом гость повернулся к Сибирцеву и пояснил:

— Опять пузыри томаты потоптали. Уж как огородил — три ряда сетки! И что их, гадин, тянет туда? Не едят ведь, а только топчут и больше ничего не трогают.

Джек тем временем внимательно разглядывал незнакомца. Это был мужчина средних лет, среднего роста, коренастый и немного грузный. Клетчатая рубаха навыпуск, крепкие руки, запах свежевскопанной земли, исходивший от них, громкий голос и обветренное лицо — все выдавало в нем фермера.

В дверях показался Луи, заспанный и основательно помятый.

— Здорово, Герман! — буркнул он, протягивая гостю руку. — Это Джек. Знакомься, Джек, это Герман, сосед. Томаты выращивает…

Герман повторил Луи свой рассказ о проделках пузырей. Сибирцев лишь понаслышке знал о странной тяге бэтянских созданий к спелым томатам, которая делала их грозой фермеров. Сейчас он решил воспользоваться случаем и посмотреть на следы их нашествия.

Участок Германа примыкал к хутору Кулаковски. Он был обнесен прочной сеткой с крупными ячейками. В ней зияли две огромные дыры, в одну из которых и пролез Джек.

Сами кустики томатов стояли нетронутыми, сохранились на них и недозрелые плоды, зато спелые были буквально вдавлены в почву. На листьях застыли капли темно-красного сока, напоминающего человеческую кровь.

Джек огляделся. Ровные грядки томатов уходили под уклон, по краю участка росли берьесы и какой-то кустарник с широкими листьями. Воздух здесь был удивительно свежим. Джек, которому вот уже много циклов подряд не приходилось бывать в Загороде, остро позавидовал и Герману, и Луи и впервые пожалел о проданном когда-то дедовском хуторе.

Вернувшись в дом, он увидел, что Герман расположился в кресле и внимательно слушал Кулаковски, подкидывая при этом в руке какой-то предмет. Это была рукоятка паучьего лазера. Кулаковски перехватил укоризненный взгляд друга, виновато моргнул, но тут же сказал как ни в чем не бывало:

— Проходи, Джек, садись. А мы тут с Германом думаем, как тебе помочь. — И, заметив недовольную гримасу Сибирцева, рассудительно добавил: — Да не кипятись ты! Герман — мужик железный. Ты же сам вчера говорил, что нужна помощь. Или ты хочешь в одиночку против этих…

Он поискал словечко покрепче, не нашел, махнул рукой и продолжил:

— Не хочешь? Вот и я об этом же. Кстати, Герман из наших, восемь циклов на Пятнистой отмотал.

— Погодите, погодите… — медленно произнес Джек, вглядываясь в лицо фермера. — Я вас, кажется, припоминаю. Смит, супер из шестой роты?

— Ну, откровенно говоря, не совсем Смит и не совсем супер. А в шестой я был на стажировке. Но видеться мы виделись. Впрочем, когда я уходил, ты был еще совсем зеленый, только взвод принял.

— Кем же ты был и где?

— Герман Крофт. Старший топограф. Бывший, конечно.

Джек уважительно присвистнул. Топографы на Пятнистой составляли отдельную касту, о которой ходили легенды. За мирным названием, смысла которого никто уже не помнил, скрывалась самая опасная профессия в Системе. Выживали из топографов единицы, несмотря на тщательный отбор и особую психотехническую подготовку.

Они в одиночку уходили в глубь Болота, следя за его непрерывно меняющимися очертаниями, вносили поправки в боевые карты, определяли ареалы распространения пауков. С собой они брали только аварийный запас питательных таблеток, медицинский блок, лазер на биоприводе да еще видеофон. Все, что топограф успевал установить, он обязан был немедленно передать на Базу — на случай внезапной гибели. А гибли топографы часто. Точнее, пропадали без вести, что на Болоте было равносильно смерти.

Вслед за топографами шли супервэриоры, которых в просторечии звали просто «суперами», любимые герои компьютерных комиксов. Это были, в сущности, великолепные боевые машины, предназначенные для убийства всего враждебного, то есть всего живого на Болоте. В отличие от топографов, которые готовились строго индивидуально и совмещали в себе бойца с исследователем, в суперах было что-то, наводящее на мысль о серийном производстве — обязательный высокий рост, соответствующие физические данные, да и психологическое однообразие. На Базе это были компанейские, даже, пожалуй, развязные парни.

В отличие от суперов, с топографами Джек никогда раньше близко не сталкивался — те, зная себе цену, держались в стороне. И теперь он с некоторым сомнением поглядывал на Германа. Не очень-то грубоватый громкоголосый фермер смахивал на топографа, даже отставного.

Тот, видимо, понял Джека и виновато усмехнулся:

— Что, не похож? Обмяк, конечно. Здесь спокойно, тихо, воздух свежий… Там, — он ткнул пальцем в небо, имея в виду, очевидно, Бэту, — такое представить себе трудно. Многие наши отставники в фермеры бы подались. Хорошо! Грядки поливаю, пузырей вот гоняю… Живу, в общем.

— А назад не тянет?

— Ну, как не тянет… Топограф — до конца своих дней топограф.

— Давайте ближе к делу, — не выдержал молчавший до сих пор Кулаковски. — Сейчас пойдем, поможем Герману залатать ограду, заодно все обсудим.

Герман встал с кресла, подошел вплотную к Джеку и, дождавшись, пока Луи вышел из комнаты, тихо спросил:

— Слушай, а все-таки почему ты не пошел в полицию, в Федерком?

— В полицию? — невесело усмехнулся Джек. — Обращался, как же. Был я еще у сенатора, есть такой досточтимый сэр Гонди. Слушал меня очень внимательно, да так ничего и не услышал.

— Да? Вообще-то, сенатор, говорят, в Городе котируется. Может, ты не все ему рассказал? История-то забавная.

— Ничего себе забавная! — Джек задумался, покусывая губы. — А рассказал, конечно, не все. О лазерах я тогда не знал. Да, и еще одна деталь. У Джакопо, моего покойного зятя, на груди был шрам… Луи говорил тебе? Так вот, шрам был точно такой… — И Джек, испытующе глядя на Германа, закатал рукав свитера. — Что-нибудь понял?

Герман скользнул взглядом по руке Сибирцева и молча кивнул.

— Ладно, идем, — сказал Джек, — а то Луи уже, наверное, заждался.

Ремонт отрады занял немало времени. Очень скоро непривычная работа утомила Джека, к тому же оказалось, что требуется срочно оборвать недозрелые плоды, иначе и они погибнут. Луи и Герман работали споро, особенно бывший топограф, который с усмешкой, впрочем, доброжелательной, то и дело поглядывал на изнемогающего Джека. Тот поминутно включал таймер, но время обеда приближалось слишком медленно.

Инициативу в составлении плана боевых действий взял на себя Герман. Луи слушал его с умным видом, изредка поддакивая, а Джек все время пытался возражать, но без особого успеха. Герман рассуждал логично, и опыта в таких делах у него было побольше. Он заявил, что, по всей видимости, после гибели Джакопо его хозяева не получили индекса квартиры с лазерами. Иначе оружие не осталось бы там до истечения срока найма. Полина этого индекса, конечно, не знала… Теперь внимание владельцев оружия привлек Джек. Сейчас он сумел оторваться и может выйти из игры, отсиживаясь на хуторе у Луи или еще лучше — у Германа.

При этих словах Джек отрицательно покачал головой. Заметив это, Герман вдруг предложил:

— Хорошо, если ты хочешь рискнуть, надо рискнуть. Проще всего — вновь привлечь к себе внимание. Как? Невидимому врагу твоему не нужны ни Джакопо, ни Полина, ни ты. Ему нужен товар. Что если ты появишься в Городе с рукояткой лазера? Тем, кому эта штука знакома, станет ясно, что ты готов вступить в сделку. Убивать тебя в этой ситуации бессмысленно, значит, начнутся переговоры, а я и Луи тебя подстрахуем, чтобы эти переговоры не стали слишком интенсивными.

Тут Герман возразил сам себе — для такой операции двоих маловато, тем более что Луи не имеет особого боевого опыта. Надо поискать еще одного-двух надежных ребят. Он, забытый всеми фермер, никого предложить не может.

Обсуждение плана продолжили после работы, в тенистом уголке, сидя за столиком из настоящего дерева. Герман притащил из дома бутыль крепкого томатного сока. Под его воздействием план быстро приобрел реальные очертания. Было решено, что Герман съездит вечером в Город и отработает возможные маршруты отхода. Луи вызвался изготовить электронные «метки», которые позволят легко отыскать любого, с кем Джек ни соприкоснется. Сибирцеву же посоветовал хорошенько отдохнуть перед экспедицией и продумать все свои действия, все же главная задача выпадала на его долю.

Все трое были полны энтузиазма. Даже Герман увлекся, начал учить приятелей отрываться от преследования и напоследок показал Джеку пару хитрых приемов рукопашного боя, опрокинув при этом столик. Полупустую бутылку чудом спас Луи.

Когда встали из-за стола, Джек, чувствовавший некоторую неуверенность в движениях, хлопнул себя ладонью по лбу.

— Герман, ты говорил, что троих мало, нужны еще люди? Так я вспомнил одного. Лихой малый!

Он порылся в карманах, достал измятую карточку и с торжествующим видом швырнул ее на столик.

— Это тот самый финансист из бара. Помнишь, Луи, я вчера рассказывал тебе?

Кулаковски неуверенно кивнул. Герман тем временем взял карточку, внимательно прочитал надпись на ней, потом прищурился, словно что-то вспоминая.

— Карло Ивар Чен, финансист… Что-то очень знакомое. А ты в нем уверен?

Джек пожал плечами.

— Хорошо, — решительно сказал Герман и машинально сунул карточку в карман, — завтра будем в Городе, и ты сразу свяжешься с ним. А там посмотрим, что за финансист. Что ж, парни, готовность ноль один. Завтра в бой! С утра пораньше…

В двух кварталах от здания Сената стояло ничем не примечательное двухъярусное строение. Та часть его, которая выходила на проспект, была занята каким-то федеральным хозяйственным управлением. Это была как бы перекладина буквы Т, длинная же ее ножка уходила в глубь двора и никак не соединялась с помещениями управления. Но и отдельного входа сюда тоже не было.

В соседних домах два неприметных подъезда безо всяких вывесок вели в ярко освещенные туннели, которые заканчивались в доме без дверей. Впрочем, чтоб войти в эти туннели, надо было преодолеть систему блокировки более надежную, чем даже та, что действовала в Главном Штабе. Был третий туннель, соединявший здание с Сенатом, но им пользовались лишь несколько человек.

В торце второго яруса, в наиболее удаленной от уличного шума части здания, размещался большой кабинет, окна которого выходили в закрытый со всех сторон внутренний двор. В кабинете беседовали два человека. Вернее, один из них — высокий, сухощавый, уже немолодой — слушал, вытянув перед собой руки и глядя на пустую поверхность огромного стола, второй — пониже, поплотнее, вообще проще с виду — сидел напротив в непринужденной позе и говорил, изредка поглядывая в окно. Внешне это напоминало приятельскую беседу. Но все функционеры Федерального Комитета знали, что малейшая неточность в докладе председателю ФК может стоить им карьеры.

Сегодня докладывал начальник оперативного отдела. Когда он закончил, Директор — так по привычке почтительно именовали председателя ФК — задумчиво произнес, по-прежнему глядя на крышку стола:

— Вы говорите, что в этом деле фигурирует Кич. Но, насколько мне известно, лазеры — не его специальность. По-моему, в них скорее заинтересован кооператив «Прогресс». У вас там есть источник информации?

— Был, — лаконично ответил начальник оперотдела.

— Хорошо, — не стал уточнять Директор, — с этим вы сами разберетесь. Операция с лазерами понятна. Кто убил этого Розетти?

— Трудно сказать… За поручиком Сибирцевым шел боевик из группы Мендлиса.

— А что показала экспертиза?

— Тело кремировано, но на стерео, имеющихся в полиции, видно, что на груди у него остался след, похоже, от БХО-1. Это оружие имеет первую степень секретности.

— А кто это интересовался им из полиции? Ах, не числятся. Понятно. И что спрашивали? Номера купюр? Может, это какой-то пароль или опознавательный знак?

— Скорее, своеобразный шифр, — неуверенно сказал начальник оперотдела. — Достоинство купюр — сто, пять и три динара. Почти совпадает с индексом склада с оружием, не хватает лишь двойки. В вещах Розетти никаких записей не обнаружено, и убийцы его тоже, видимо, остались ни с чем.

— Все это как-то… натянуто. А связь Сибирцева с делами этого Розетти вы все же отрицаете? Ну-ну. Между прочим, коэффициент лояльности у него всего 0,7 с чем-то. Слишком вы полагаетесь на мнение вашего любимца. И вот еще что. В материалах дела мелькнуло имя доктора Похья. Не исключено, что к этой истории как-то причастны анахронисты.

Начальник оперотдела нетерпеливо повернулся в кресле, словно ему было неудобно сидеть. Директор впервые посмотрел ему в лицо и предложил:

— Да, я знаю, что вы не верите в нелегальную деятельность анахронистов. Типично профессиональная узость мышления. А вот Кабинет обеспокоен. Весьма досточтимый сэр, министр стабильности, неоднократно напоминал мне о них. Ну ладно, эту линию разработает контрольный отдел. А предложенную операцию поручим вашему воспитаннику. Начинайте. Удачи!

Когда за начальником оперотдела закрылась дверь, Директор слегка коснулся пальцем одного из углов стола, который, в сущности, представлял собой сложнейшее электронное устройство, состоящее из компьютера, нескольких каналов связи, охранной системы и личного сейфа Директора. Раздался еле слышный сигнал. Не меняя интонации, так же тихо и спокойно, как будто он продолжал разговор с прежним собеседником, Директор произнес:

— Срочно. Мой шифр. Склад оружия — 100523, сектор 27. Первое. Проверить отпечатки пальцев, сверить с отпечатками всех, повторяю, всех сотрудников заводов «Индуктор-А» и «Бетельгейзе». Особенное внимание — рукояткам. Второе. Усилить наблюдение за кооперативом «Прогресс». Деловые связи с потенциальными изготовителями оружия, личные контакты руководства. Максимум осторожности. Третье. Вызвать на прямую связь Новака. Конец.

Директор извлек из стола тонкую пластиковую папку с цифровым обозначением на обложке. Раскрыл. На ее титульном листе значилось: «Герман Крофт». Ниже в пластик было впаяно цветное стереофото. Директор перевернул лист и прочитал: «Родился в Городе 6.16 452. Истинный гермафродит. Оперирован 24.03.457 с последующей эндокринологической и психокоррекцией».

Дальше сведения о родителях и детских годах Крофта, которые Директор пропустил. На третьем листе помещался служебный формуляр: «1.25.474 поступил в Высшую космическую школу (псевдоним Джон Смит). Окончил 1.19.479. Общая специализация: планетарное патрулирование, боевая топография. Особое отделение: оперативный розыск. Тема дипломной работы: «Алгоритмы действия». Индекс успеваемости: 0, 97. Индекс лояльности: 0,93. Временная профориентация: топограф».

Затем пошло подробное описание службы Германа Крофта, а точнее, подпоручика и поручика Джона Смита, в качестве стажера, затем топографа и старшего топографа. Последняя запись гласила: «31.12.487 старший топограф майор Джон Смит уволен из состава Экспедиционного Контингента. Основание: решение Второго подкомитета Сената за номером 122-С от 1.10.487».

Следующие листы дела были розового цвета, что означало нулевую степень секретности. Даже в самом Федеральном Комитете только четыре человека имели право читать эти листы. В них рассказывалось об учебе Германа Крофта, к которому наконец-то вернулось его настоящее имя, в Центре спецподготовки, далее шли донесения руководителей групп, индексы лояльности, аналитическая характеристика. В ней внимание Директора привлекла заключительная строка: «Недостатки: скрытен, скептичен, порой сентиментален». Директор отчеркнул ее ногтем.

Последний лист был обозначен лаконично: «Легенда». Здесь вновь, но уже очень кратко, излагалась военная биография Крофта-Смита, а затем шла следующая запись: «Фермер. Одинок. Постоянно живет на хуторе 14/17, купленном в 487-м цикле. Официальный круг знакомых…» Список состоял всего из четырех фамилий, в том числе и Кулаковски.

Председатель Федерального Комитета убрал папку в стол и включил сигнализацию. Раздался мелодичный звук таймера. До заседания Кабинета министров, куда он был приглашен, оставалось несколько минут. Вполне достаточно, чтобы просмотреть сводку. Эти цифры определяли положение в сфере безопасности двух планет.

До города добирались все вместе. Джек молчал, стараясь не думать о предстоящем деле, Кулаковски подремывал, Герман тоже сидел с закрытыми глазами, расслабившись по старой армейской привычке.

Выйдя из подземки, Джек тут же попытался связаться с финансистом Ченом по уличному видеотелефону. На вызов никто не ответил. Такой вариант тоже был предусмотрен: теперь Сибирцеву приходилось действовать самостоятельно. Он отправился в пятый сектор, где когда-то жил Джакопо, и там, не торопясь, пошел по намеченному маршруту, заходя во все кофейни, ресторанчики, бары, начиная со знакомого бара «Сто пятьдесят». В руках у него была коробка с рукояткой лазера.

Усаживаясь за столик в очередном заведении, Джек будто невзначай чуть приоткрывал крышку. Через пару часов у него началась сильная изжога от бесконечных чашечек кофе. Никто не следил за ним, во всяком случае, Герман этого не заметил, никто не пытался вступить с ним в контакт — самому Джеку Герман рекомендовал ни с кем без особой нужды не разговаривать — никто, наконец, не заинтересовался содержимым коробки. Постоянное напряжение утомило Сибирцева, он стал сомневаться в успехе всей этой затеи и, как отметил про себя Герман, стал вести себя естественнее.

После десятой, наверное, попытки Джек наконец-то связался с Ченом. Стараясь убедить почти незнакомого ему человека в важности и срочности дела и в то же время ничего лишнего не сказать, он не следил за обстановкой в зале ресторанчика, откуда звонил. А Герман, вошедший туда вслед за Джеком, насторожился. Он быстро и незаметно оглядел зал, пытаясь понять, что его встревожило. Вроде все было как обычно, на Джека никто не обращал внимания, на Германа тем более, и все же фермер слегка пошевелил пальцами, подавая шедшему за ним Кулаковски сигнал опасности.

Тем временем Сибирцев закончил разговор с Ченом и вернулся к своему столику. Неожиданно лицо его вытянулось. Рядом с начатой чашечкой кофе лежало только что внимательно прочитанное им меню. Но теперь поперек его красовалась размашисто написанная кем-то цифра «10». Для большей выразительности меню было слегка придавлено приоткрытой коробкой с рукояткой лазера.

Джек огляделся вокруг, стараясь не замечать Германа и Луи, сидевших за столиком у входа, но все были заняты только собой. Видимо, человек, оставивший загадочный знак, ожидал, когда Джек направится в менее людное место. Но приходилось сидеть и ждать Чена.

Финансист возник на пороге, безмятежно улыбаясь, помахивая своей неизменной тросточкой, но Джек заметил, каким внимательным и настороженным взглядом окинул он ресторан. Увидев поднятую руку Сибирцева, Чен скользящей, бесшумной походкой приблизился и уселся напротив.

— Приятно встретить бывшего союзника. Как поживаете, поручик? Решили-таки поискать работу? Правильно сделали, что позвонили мне. Что закажем?

— Подождите, Карло, — остановил его Джек, — тут такая история…

Он невольно глянул на коробку, и Чен, перехватив его взгляд, подвинул ее к себе и заглянул внутрь. Улыбка сбежала с его лица, он тщательно закрыл крышку и протянул коробку Джеку.

— Здесь не место для делового разговора, пойдем-ка…

Финансист не закончил фразы. Два парня, только что беззаботно болтавшие за соседним столиком, вдруг, как по сигналу, вскочили с мест и, подойдя к Джеку, загородили его от Чена. Один держал руки в карманах, второй, с напряженным, бледным лицом, ткнул Чену в живот ствол боевого лазера.

— Что вам угодно? — с предельной вежливостью спросил Чен.

— Ничего особенного, вы оба и коробка, — ухмыльнулся тот, что держал руки в карманах. Его приятель с лазером одобрительно хмыкнул.

В этот миг раздался оглушительный женский визг. С неправдоподобной легкостью и жутким грохотом к ним прямо по столам бежал Герман Крофт! Оба парня испуганно оглянулись, и это секундное замешательство оказалось для них роковым. В отличие от Джека, не успевшего толком сориентироваться в ситуации, Чен действовал быстро и решительно. Резким движением он прижал руку парня с лазером к столу, а затем нанес ему молниеносный удар локтем по шее, вложив в него всю мощь своего жилистого тела. Однако парень успел нажать на спуск, и разряд лазера мгновенно испепелил пластик покрытия и обжег бедро второго нападавшего. Тот вскрикнул и согнулся от страшной боли, и в этот момент, перепрыгнув последний столик, Герман с разбегу врезался ему в голову обоими кулаками сразу.

Чен схватил одной рукой коробку, другой вцепился в рукав красной куртки Джека, увлекая его за собой к стойке бара. Джек безропотно подчинился. К ним присоединился Герман, успевший вскочить на ноги. Все трое почти скрылись в служебном проходе за стойкой, когда вслед за ними кинулся растерянный Кулаковски. Парень, которого свалил в своем фантастическом прыжке Герман, приподнялся, схватил валявшийся на полу лазер и, прицелившись в бегущего, нажал на спуск. Кулаковски упал ничком, разбил лицо о металлический порожек, но боли уже не почувствовал: он умер мгновенно.

Все произошло так быстро, что оперативная группа ФК, прикрывавшая троих приятелей, не успела вмешаться. Только сейчас оперативники включились в дело. Они установили, что парень, которого ударил Чен, был мертв. Второго, в полубессознательном состоянии, отправили в медицинскую часть следственного изолятора ФК. Была объявлена общая тревога, оперативники и подоспевшая полиция оцепили квартал, Осмотрели не только весь ресторанчик, но и соседние дома, однако все трое исчезли бесследно — и бывший поручик Сибирцев, и оперативник ФК первого класса Герман Крофт, и бравый финансист Чен.

Жакоб Полонский, для друзей — Пол, член правления кооператива «Прогресс», был одновременно совладельцем маленькой фирмы, поставляющей комплектующие детали для смешанного предприятия «Бетельгейзе». Поэтому никого не удивило его появление в центральном офисе предприятия — он бывал здесь часто.

Сегодня всегда жизнерадостный Пол казался чем-то озабоченным. Обычно он шел прямо к начальнику отдела планирования и сбыта, с которым вел дела, но в этот раз как бы в раздумье остановился на полпути, у рабочего места младшего клерка, уставившегося на свой дисплей. Клерк испуганно посмотрел на Пола снизу вверх.

— Добрый вечер, — отрывисто произнес Пол, — погода хорошая, а?

Клерк смотрел на него тем же недоумевающим взглядом и молчал.

— Отец у меня старый уже, — продолжал Полонский, — погоду чувствует, как барометр. Вот и сегодня батя говорит: сейчас погода ничего, но того и гляди испортится. Значит, надо сидеть дома и не высовываться. А? Прав батя, как вы думаете?

— Я? Да-да, испортится погода, — пролепетал клерк.

— Ну вот, батя, видно, прав. Приятно было побеседовать. — И Пол, кивнув клерку на прощание, скрылся в кабинете начальника отдела.

Клерк с облегчением вздохнул, настороженно оглянулся и вернулся было к своему дисплею, но тут его окликнул вошедший охранник:

— Эй, приятель, зайди-ка в спецотдел. Проверка.

Клерк выключил компьютер и поспешил в спецотдел, где у него взяли отпечатки пальцев. На свое место он уже не вернулся.

Эта часть операции принесла Федеркому первый успех. Клерк, а за ним несколько человек из руководства фирмы, были отправлены на глубокое энцефалозондирование. Прочная ниточка потянулась с предприятия в Город, к коммерсанту Жакобу Полонскому.

А вечером того же дня среди обычной муниципальной почты, адресованной председателю Федеркома, появился маленький плотный конверт. В конверте оказалась обычная дискета на пару миллионов байт — такую можно было купить на каждом углу. Когда же ее вставили в компьютер, оказалось, что дискета содержит в себе подробное документированное досье, отражающее многообразную деятельность кооператива «Прогресс» и его председателя Мендлиса — с датами, именами, адресами и живыми подробностями, касающимися в том числе дела Полины Розетти и внезапной смерти трех членов правления этого кооператива.

Приступая к широкомасштабной операции, Федерком через свой контрольный отдел попытался установить отправителя дискеты, но его имя так и осталось неизвестным.

Чен несся по каким-то закоулкам, неожиданно сворачивая, спускаясь все ниже. Джека он по-прежнему тащил за куртку. Сзади тяжело дышал Герман. Не прошло и минуты, как все трое оказались на техническом ярусе. Чен метнулся в сторону и всей тяжестью тела повис на огромном грузовом люке. «Помоги!» — крикнул он, и Джек, а за ним Герман тоже вцепились в тяжелую крышку, которая наконец-то стала медленно приоткрываться.

— Слушайте внимательно, повторять некогда, — сказал Чен. — А ошибка может дорого обойтись. Сейчас под нами пойдут контейнеры, среди них есть плоские ярко-синего цвета — муниципальная почта. Когда увидите такой, падайте на него, вцепляйтесь чем хотите — руками, зубами… Не удержитесь — размажет по трубе. Я прыгаю последним. Когда крикну, падайте вниз, там будет отстойник. До него минуты четыре, надо продержаться. Люк я захлопну. Ясно? Первый ты, — Чен показал на Германа. Тот молча кивнул.

Стены грузопровода завибрировали, вдали в темном туннеле мелькнул огонек. У люка контейнеры, как обычно, замедляли скорость.

— Третий твой! — крикнул Чен.

Когда ярко-синий контейнер на долю секунды замедлил ход, Герман прыгнул на его плоскую крышу и исчез во тьме. Джек последовал за ним через несколько секунд. Прижавшись к контейнеру, уносившему его за поворот туннеля, он еще успел услышать, как гулко хлопнула крышка люка. Стало совсем темно, лишь далеко впереди вспыхивал время от времени огонек на головном контейнере. Наконец сзади раздался крик Чена: «Прыгай!» Джек разжал пальцы, изогнулся и провалился на дно грузопровода, которое в этом месте резко опускалось. Он лежал, не поднимая головы, пока не пролетела вся партия контейнеров. Вдруг он услышал над ухом спокойный голос Чена:

— Направо, чуть впереди, будет отросток. По нему в ремонтную шахту и наверх. Поняли? Мы на границе третьего и четвертого секторов. Двигаться только ползком, а то голову снесет…

Впереди послышался шорох. Герман, оказывается, лежал в двух-трех метрах от них. Джек пополз следом и чуть не уткнулся лицом в подошвы его ботинок. Потом ботинки дернулись в сторону, и Джек увидел слабый свет, пробивающийся откуда-то сверху. Вслед за Германом он втиснулся в узкий лаз и вскоре оказался на дне ремонтной шахты. Герман быстро поднимался по отвесной лестнице. Вот он уже у люка, уперся в него плечами…

Когда крышка люка распахнулась, Джек поспешно закрыл отвыкшие от света глаза. Спустя минуту он тоже оказался на улице, все еще щурясь, с ужасом разглядывая свою куртку. Из люка показалась голова Чена. Одним гибким движением тот выбрался наружу и захлопнул люк ногой. Он единственный из них выглядел сносно.

В переулке, где они очутились, было пустынно и никто не обратил внимания на необычную троицу, появившуюся из-под земли.

Только теперь Джек сообразил, что с ними нет Луи.

— Мы неплохо повеселились, а? — сказал Чен в своей прежней ироничной манере, тщательно приглаживая чуть растрепавшиеся волосы. — Однако этот ваш приятель… он ведь ваш приятель, правда? — исключительно ловко включился в ситуацию. Рад познакомиться. Чен, финансист из шестого сектора. С кем имею честь?

Герман не успел ответить, как Джек схватил его за рукав.

— Герман, где Луи? Он участвовал в драке? Его что, скрутили? Герман, почему ты молчишь?

— Луи нет, он отстал и, кажется, навсегда… Прости, Джек, но я ничем не мог ему помочь. Похоже, что парню в спину всадили полный заряд.

Джек отвернулся. Всего ожидал он от этой экспедиции: и провала, и успеха, и своей гибели, и даже гибели Германа, который брал на себя прикрытие, но только не смерти Луи.

— Послушай, Джек, нам надо быть осторожными, не стоит болтаться на улице, — сказал Герман. — Возьми эту карточку, это квартира моего приятеля, поезжай туда и сиди, не высовывайся, пока я, я лично, не зайду за тобой.

Джек спрятал карточку, молча кивнул и, не прощаясь, побрел прочь.

— Так вы были втроем? — сочувственно спросил Чен. — Я не заметил третьего.

Герман молчал, глядя вслед удаляющемуся Джеку. Как только тот скрылся за углом, он повернулся к Чену, внимательно и тяжело посмотрел на него и достал из нагрудного кармана маленький квадратик из серебристого пластика.

— Карло Ивар Чен, я, старший оперативник Федерального Комитета Герман Крофт, именем Федерации объявляю вас арестованным. — Голос его звучал негромко, буднично и очень устало.

— Причина ареста? — спокойно и холодно осведомился Чен.

— Вы обвиняетесь в непредумышленном убийстве. Полагаю, что тот парень в ресторанчике уже не встанет. Следуйте за мной. Спокойнее, спокойнее, Кич, я уже и бегал сегодня, и дрался тоже. При попытке к бегству я просто застрелю вас.

Бригадир Новак — представитель Федеркома на Бэте — буквально сбился с ног. Поздно вечером ему доложили о пауке-перебежчике. Такое случалось редко, раз в пять-семь циклов. По какой-то таинственной причине один из пауков вдруг покидал Болото и шел к Базе. Несмотря на все старания людей, через несколько часов паук погибал. Но вернуться на Болото перебежчики ни разу не пожелали.

И теперь на случай появления паука на Базе были готовы к интенсивному допросу. По первому сигналу собирались представители штаба, топографической службы и, конечно, Новак. Информация, полученная от перебежчиков, часто бывала отрывочной, неполной, но всегда абсолютно достоверной. Ни спутниковая, ни компьютерная, ни топографическая разведка, ни постоянное сканирование Болота не давали таких результатов. И поэтому Новак, получив вызов на прямую связь с Директором, ответил отказом. На Альфе оценили обстановку и разрешили не прерывать допрос. Только к утру, когда у паука началась недолгая агония, измотанный Новак, приняв очередную порцию стимулятора, вернулся в свой кабинет и стал ждать повторного вызова.

Директор не часто лично связывался с ним. Должно быть, предстояло важное задание, однако Новаку было не до того. Сведения, которые сообщил паук, были в высшей степени тревожными.

В электронном сейфе Новака хранилась тоненькая папочка. В ней были собраны отрывочные слухи, легенды, ходившие среди старожилов Бэты, о каком-то человеческом поселении, якобы существующем в глубине Болота. Слухи совершенно неправдоподобные с точки зрения здравого смысла. Новак ходу этой информации не давал и в компьютер ее не вводил, резонно опасаясь насмешек коллег, но продолжал скрупулезно пополнять свое досье.

Сами по себе пауки Новака не интересовали. Ими занимались спецслужба Штаба Экспедиционного Контингента, топографическая служба, информационный отдел. Новака интересовали люди, которые наладили с пауками постоянный контакт, поселились среди них. Хотя примитивная «болотная речь» затрудняла общение, после долгого ночного допроса Новак убедился в том, что где-то на Болоте, предположительно в поясе «белых пятен» — так назывались районы активного выделения болотного газа, практически недоступные для наблюдения со спутников, — действительно много циклов жила группа «безногих». Так пауки обозначали людей из-за малого, по сравнению с ними, количества конечностей и неумения ходить по Болоту. Более того, «безногие», жившие на Болоте, имели какие-то контакты с «другими безногими». Этим знанием обладали все пауки, являвшиеся частью сообщества, в какой-то степени единого организма. Подробностей — откуда они взялись, чем занимаются и сколько их — паук не знал или, скорее, не смог передать. Новаку оставалось только предполагать, что именно они поставляли паукам боевые лазеры, количество которых давно уже, по его подсчетам, превысило число возможных трофеев. И самое неприятное: паук сообщил, что в самое последнее время (он обозначил его символом «сейчас и здесь») в контакт с пауками вступил кто-то из «безногих», регулярно бывавших на Болоте. Неизвестный контактер получал от пауков виталонг.

Среди немногочисленных федеральных тайн с нулевой степенью секретности эта стояла на одном из первых мест. Несколько циклов назад поступили первые сведения о загадочном сером веществе, которое иногда оставляли на поверхности Болота раненые пауки. Кому-то из легкомысленных суперов пришло в голову понюхать это вещество. Результатом явилось легкое, не дающее вредных последствий и очень приятное опьянение. Провели спектральный и биохимический анализ, ряд других опытов. Результат оказался ошеломляющим и был немедленно засекречен. Небольшое количество серого вещества, получившего название «виталонг», введенное в организм человека, резко повышало скорость нервной и мышечной реакции, прекращало любые воспалительные процессы, при этом без всякого побочного эффекта.

Дальнейшие опыты дали еще более потрясающие результаты: при достаточно высоких дозах виталонг вызывал регенерацию утраченных органов. Три крупнейших биохимика Системы, независимо друг от друга, предположили, что виталонг (откуда, собственно, и пошло это название) сулит человеку долголетие. Несколько добровольцев подверглись инъекции чудо-вещества в достаточно высоких дозах. Времени с начала эксперимента прошло слишком мало, и вопрос о долголетии оставался открытым, но, по крайней мере, ни один из добровольцев пока не заболел сколько-нибудь серьезно.

После всего этого последовал, естественно, строжайший секретный приказ — весь найденный виталонг немедленно переправлять в Центральный госпиталь. Но до сих пор некоторые супервэриоры, находя виталонг на Болоте, вдыхали его «для бодрости». Какое-то его количество контрабандой попадало на Альфу, где тоже нашлись любители бэтянской «паутинки». Но до поры до времени это носило спорадический характер. Теперь же, судя по всему, дело дошло до прямого обмена с пауками…

Раздался сигнал вызова. На маленьком экранчике появилось бледное изображение Директора, то и дело прерываемое космическими помехами. Сигнал между планетами проходил с небольшой задержкой, поэтому Новак, как было принято, не дожидаясь, пока до него дойдет звук, быстро пробормотал первые фразы формального приветствия, а дойдя до сути дела, остановился. Он рассчитал точно: в этот самый момент послышался негромкий монотонный голос председателя ФК.

— Здесь Первый. Здравствуй, Новак. Срочное задание. Похоже, что существует устойчивый контакт между группой антифедеральных элементов на Альфе и пауками на Бэте. Очевидно, контакт через Экспедиционный Контингент. Что ж ты так, бригадир? Проморгал? Теперь берись за дело, отрабатывай всех подряд. Контактер должен быть установлен как можно скорее. Что он дает паукам? Что получает взамен? Как держит связь с Альфой? За успех операции отвечаешь лично. Давай, что там у тебя…

Дождавшись паузы, Новак коротко изложил информацию, полученную от перебежчика, и стал ждать. Шеф внимательно выслушал, кивнул и против обыкновения вновь переключился на передачу.

— Что известно о контактере, о котором сообщил паук? Имеются ли случаи появления на. Болоте гражданских лиц? Организуй срочное тотальное тестирование всего личного состава, тест-программу высылаем. Результат — срочно на Альфу. Удачи.

— Контактер высокого роста, был без оружия, двигался из восьмого в девятый сектор, там и происходил контакт. Часть полученного от пауков виталонга сразу проглотил. Что ожидается от него взамен, паук, кажется, знал, но не смог передать. Очень сложный символ, ему было не под силу. Из гражданских на Болоте за последний цикл побывали двадцать два человека, все проверены. Сейчас начинаем отрабатывать вариант посредника в Космопорту. В сфере поиска экипажи постоянных рейсов, работники порта, представители Управления шахт и интендантской службы. Особо смотрим встречи и контакты, не мотивированные служебной необходимостью. Скрининг по версии «Повторный контакт». После третьего отсева осталось девяносто три человека, идет персональная отработка. Пока все. Конец связи. Удачи.

Когда экран потух, Новак задумался. Итак, паук, это примитивное создание, по неизвестной причине выходит к Базе на верную гибель. Что же, случай не первый и, наверное, не последний. Какая разница, что их на это толкает? Информацию, от него полученную, можно трактовать однозначно: в контакт вступил кто-то из постоянных посетителей Болота, скорее всего супер. Дат не выяснили, так как паукам исчисление времени неизвестно. Поэтому место контакта, номера секторов особого значения не имеют. Зато если контактер принимает виталонг, возможен биохимический анализ…

Бригадир Новак много циклов просидел на невысоких должностях в Федеркоме. Ему не хватало воображения, и он знал об этом, зато он умел работать сам и мог заставить работать других, что еще важнее. И никогда не забывал о мелочах. Новак отдавал себе отчет в том, что нынешняя должность является пределом его карьеры. Даже в случае удачи повышения он не ждал. Но неудача могла значить и для Системы, и для него самого слишком многое. Под угрозой его пенсия, почетная отставка. А ведь со своим административным опытом Новак мог надеяться занять впоследствии пост, скажем, советника…

Ну что ж, он поднимет на ноги всех своих сотрудников, установит круглосуточное дежурство, сам, лично, прокрутит всех возможных фигурантов, перероет грязное белье, в том числе и в буквальном смысле, но найдет контактера. И выдавит из него информацию. Любой ценой. Лю-бой.

Новак еще раз придирчиво пересмотрел уже собранные материалы. Все население Бэты достигало пятидесяти тысяч человек, из них треть — военные. В одиночку на Болоте бывают лишь топографы и суперы. У них наилучшие условия для контакта. Сколько же их? Тоже немало: 623. Последний призыв, 87 человек, можно не учитывать, но все равно остается много.

Первым делом он подготовил приказ по Экспедиционному Контингенту, который гласил: «В связи с увольнением в запас старшего врача-психолога Кл. Оу, командиру медицинской роты Шелье в срок до 22.07 организовать досрочное тестирование всего личного состава. Тест-программа прилагается. Командующий ЭК комкор Дорич».

Приказ и по сути, и по манере изложения был вполне в духе комкора, и Новак нисколько не сомневался, что тот поставит свою подпись. Старший врач Оу действительно собирался на Альфу, досыта надышавшись метаном Пятнистой. Правда, спешка была ни к чему, коллеги Оу и после его отставки прекрасно справились бы с тестированием, но эта чисто бюрократическая поспешность как раз и вносила в приказ дух правдоподобия.

Теперь оставалось только обнародовать приказ и ждать результатов обследования, не прекращая, конечно, поиска по другим направлениям.

Как и все федеральные служащие, доктор М. Б. Похья каждый цикл проходил проверку на лояльность. Проходил он ее с завидной стабильностью: индекс лояльности у доктора всегда оставался на одном и том же уровне — 0,95. Такой индекс имели лишь сотрудники Федеркома, так что доктор мог не опасаться за свою карьеру, несмотря на причастность к движению анахронистов.

Среди трехмиллионного населения Системы не было более странных людей, чем анахронисты. Они всячески подчеркивали свою генетическую связь с метрополией, что на Альфе, мягко говоря, не поощрялось. В быту они возрождали нелепые обычаи и привычки прошлого. Выглядело это порой забавно, порой неприятно, но в целом подобный антураж особой опасности для общества не представлял. Но сама идея исторического развития, на которой основывалось движение анахронистов, откровенно противоречила политике стабильности, вот уже более ста циклов проводимой правительством Системы. Именно поэтому анахронисты рассматривались как потенциальные антифедеральные элементы, что означало, естественно, особый контроль за ними.

И тем не менее, получив вызов на внеочередную проверку лояльности, доктор Похья был порядком удивлен. Такие вещи практиковались весьма редко и, как правило, по серьезным на то основаниям. Насколько он мог судить, в данном случае таких оснований у властей быть не могло. Поэтому доктор шел на проверку с некоторым недоумением.

Его ждали. Вице-директор госпиталя невнятно произнес несколько слов и с вежливым поклоном вышел, оставив доктора один на один с молодым человеком с невыразительным голосом и таким же лицом.

— Я представитель Сената, уважаемый доктор, точнее, служащий его Второго подкомитета, — сказал он. — Мы обращаемся к вам как к одному из крупнейших специалистов Системы. Нет, нет, не спорьте, ваша квалификация нам известна. Дело не совсем обычное, конфиденциальное, я бы даже сказал, щекотливое. Вам, доктор, предстоит серьезная работа. Консультация, разумеется, будет оплачена.

— Благодарю. Не думал, что в Федеркоме столь высокого мнения о скромном докторе. Ведь Второй подкомитет курирует Федерком и, собственно говоря, совпадает с ним, не так ли? Впрочем, это неважно. Что конкретно от меня требуется?

— Доктор, вы неправильно меня поняли. Речь идет о задании Второго подкомитета Сената, отнюдь не Федеркома, к которому я, к слову сказать, питаю глубочайшее уважение, но никакого отношения не имею. Это — чтобы не было недоразумений, — серьезно ответил молодой человек, не обращая внимания на иронию, прозвучавшую в ответе Похьи. — А суть дела в следующем. Сейчас мы проводим срочное тестирование. Необходим анализ психограмм, оценка результатов… ну, а при необходимости и глубокое энцефалозондирование. Но это уже наше дело.

— А внеочередная проверка на лояльность вызвана как раз конфиденциальностью этого дела, не так ли, дорогой товарищ?

Молодой человек поморщился:

— Ну, разумеется, вы же понимаете…

— Понимаю, понимаю, а как же? А что, у вас в Федеркоме это сделать некому?

— Доктор, мы ведь договорились! Вообще это наши проблемы. Но, если вы категорически против…

— Что вы, что вы! Это ведь мой долг как лояльного гражданина.

— Я рад, что мы не ошиблись. Я был уверен в вашем согласии. Присядьте в это кресло…

С этими словами молодой человек, а точнее — поручик из контрольного отдела ФК и одновременно третий секретарь Второго подкомитета Сената, привычно застегнул манжеты на запястьях доктора и протянул ему шлем-маску. «Это еще зачем? — успел подумать Похья, и тут же перед его глазами поплыли радужные кольца. — Стационарный зонд!»

Очнулся он внезапно, ощущая сильную боль в висках, которая, впрочем, почти сразу прошла. Молодой человек терпеливо дожидался его пробуждения.

— Ваш коэффициент 0,95. Завидное постоянство, — одобрительно произнес он. — Сколько циклов, сколько проверок, и всегда 0,95…

— Вы что же, сомневаетесь в результатах тестирования?

— Что вы! Ни в коем случае! Тестирование не дает ошибок, а сегодня вас к тому же подключили к стационарному зонду. Сами понимаете, это продиктовано особенностями задания.

Он так и произнес — «задания», что вызвало иронический взгляд доктора. Но молодой человек вновь ничуть не смутился.

— Ладно, можно приступать. Вот, смотрите, — он протянул доктору карточку, — по этому коду на ваш дисплей будут поступать развернутые психограммы, много психограмм, возможно, несколько тысяч. Ваша задача — выяснить, и как можно скорее, отсутствие аффективной реакции на бэтянских пауков или же скрываемое знание их языка, или «болотной речи». Методика вам, надеюсь, знакома?

— Разумеется.

— Вот и прекрасно. Мешать вам не будут. Когда отберете подозрительные психограммы, вызовите меня, вот номер. Подключатся наши специалисты. Мы рассчитываем на вас, доктор Похья. Удачи.

Никогда еще Мендлис не чувствовал себя в такой опасности, как сейчас. Только вчера он узнал об аресте Пола и нескольких человек на «Бетельгейзе», поставлявших ему лазеры. Вечером новый руководитель службы безопасности Иштван, занявший место внезапно скончавшегося Олрайта, растерянно сообщил ему об аресте еще одного члена правления кооператива — Денича, а также нескольких боевиков и доверенных лиц.

А началось все с того, что три дня назад загадочно исчез Малыш, отправленный за поручиком Сибирцевым. Мендлис требовал от Иштвана каких-нибудь решительных мер, но тот лишь разводил руками, ссылаясь на то, что еще не успел освоиться в новой должности. «Олрайта бы сюда, — злобно думал Мендлис. — Тот хоть и предатель был, а все-таки профессионал».

И вот новый удар! Сегодня утром Иштван сообщил, что за ночь арестованы все члены правления, кроме Саара, отсиживающегося у себя на хуторе где-то в Загороде. Ликвидированы обе группы боевиков. Все известные Иштвану квартиры, снятые кооперативом, проверяются полицией. Наложен арест не только на банковский счет кооператива, но и на все личные счета его членов. В офисе, где работал сам Иштван, произведен обыск. Дело ведет Федерком, располагая, очевидно, исчерпывающей информацией. Функционеры ФК должны быть здесь с минуты на минуту.

Сказав это, Иштван умолк, ожидая распоряжений. Мендлис некоторое время молча переваривал услышанное, потом тихо сказал:

— Подождите меня внизу. Несколько минут, не больше, — и, заметив невольное движение Иштвана, поспешно добавил: — Я тебя не держу, но ты не спеши. Поможешь мне уйти. У меня не все на счетах, кое-что есть и в наличности. Не здесь, разумеется…

Иштван мрачно кивнул и спустился вниз. Кроме него и двух охранников в здании оставался только Мендлис. И, конечно, Сашенька.

Дождавшись, когда за Иштваном закроется дверь, Мендлис вцепился в рукоятки кресла так, что побелели пальцы, и злобно прошипел:

— Предатели! Все предатели! Я же знал, чувствовал это, почему же я не убрал остальных?

Он понимал, что все рухнуло, кооператив «Прогресс» обречен. А главное, провалилось то дело, в которое он вложил всю свою энергию и такие надежды. Виталонг, большая партия виталонга! Двести доз «паутинки» — и он бы выкинул за ненадобностью это проклятое кресло. А теперь? Теперь надо бросить все и бежать из родного дома, как когда-то в молодости, — тогда он скрывался от Мацуды. Жаль только, наличности, о которой он говорил Иштвану, у него почти не было… Затаиться где-нибудь в Городе. Переждать. Пусть дураки вроде Саара отсиживаются на хуторе. Мендлис знает, что камень прячут в горах. Иштван поможет ему уйти, а там видно будет. Уходить надо втроем, оставив охранников прикрывать их. Он, Иштван и Сашенька.

Мендлис торопливо нажал кнопку вызова. Начальник охраны вошел неслышно и, как всегда, не сказав ни слова, встал у кресла.

«Почему он все время молчит? — подумал внезапно Мендлис. — Кто мало говорит, тот много помнит. Сашенька помнит слишком много, он помнит почти все. Ему выгодно предать меня сейчас, возможно, он уже предал. Он такой же, как все они. Никому нельзя верить. Сашенька был очень полезен, но теперь он станет очень опасен. Эти молчальники часто мечтают о власти. Не хочет ли Сашенька занять мое место?»

Мендлис, не поднимая глаз, чуть заметно улыбнулся, но тут же погасил улыбку и посмотрел на Сашеньку.

— Позови Иштвана немедленно, — приказал он. — Пусть Иштван придет, а ты пока свободен.

Сашенька, как обычно, молча кивнул, но не двинулся с места. Мендлис, глубоко задумавшись, не обратил на это внимания.

Начальник охраны бросил на хозяина короткий взгляд. Он заметил мелькнувшую улыбку, как замечал все и всегда. Это был приговор.

Сашенька никогда не претендовал на место председателя кооператива или члена правления. Он был профессионалом, довольным своей участью. И он хотел жить. У него оставалось лишь несколько секунд, иначе Белый почувствует опасность. Сашенька неловко повернулся и сбил с невысокого столика лампу. Мендлис, вздрогнув от неожиданности, громко выругался. Сашенька с виноватой поспешностью наклонился, поднял левой рукой лампу, а правой схватил конец шнура и вдруг сделал резкое движение. Шнур впился в горло Мендлиса. Тело его конвульсивно дернулось. Безуспешно пытаясь просунуть пальцы под душившую его петлю, он хотел привстать с кресла, но искалеченные ноги не слушались, а Сашенька затягивал шнур все туже и туже. Тело Мендлиса выгнулось последний раз и обмякло.

Сашенька аккуратно оторвал шнур, вытер платком отпечатки пальцев и, встав на стол, привязал конец шнура к светильнику так, что труп Мендлиса застыл в полуподвешенном состоянии. Еще раз внимательно осмотревшись, он вытер и стол, а затем быстро вышел из кабинета.

На нижнем ярусе Иштвана уже не было. Два охранника, последние члены кооператива «Прогресс», проводили Сашеньку растерянными взглядами, но не посмели оставить свой пост. Едва Сашенька успел свернуть за угол, как у подъезда одновременно сели две полицейские машины. Третья — обычное с виду эр-такси — замерла напротив. Агенты ФК немного запоздали, но не по своей вине: прокурор пятого сектора неожиданно заартачился, не желая подписывать ордер на арест уважаемого гражданина, коим, по его мнению, не мог не быть глава преуспевающего кооператива.

Сашенька спустился в подземку. У него оставался один-единственный путь — на хутор, к Саару.

Весь день Джек провалялся на диване. После всего, что произошло, ему уже не хотелось куда-то идти, что-то выяснять, кому-то мстить.

Все началось со смерти Джакопо. Хотя нет, для него все началось с того рокового удара «бича», который привел к отставке. Вот он, след на его руке. И не только на руке, на всей жизни! Он вернулся на Альфу — и произошло несчастье с Полиной. Вдруг это связано с его попыткой установить адрес клиники? Трудно сказать… Но вот Луи, несомненно, погиб по его вине. Что теперь будет с Микки? Может, забрать его к себе? Потом, когда все устроится… А пока хватит с него приключений, надо попроситься к Герману на хутор, переждать там какое-то время, прийти в себя.

Квартира, куда его направил фермер, была полностью обставлена, уютна на вид, но все равно казалась нежилой. Джек, помня указания Германа, никуда не выходил и даже не приближался к компьютеру. Вечером он был так измучен, что сразу заснул, несмотря ни на что. Теперь он отдохнул, отоспался, но заставить себя встать не мог. Даже голода не чувствовал.

Герман появился только к вечеру. Он принес с собой кое-что из съестного. Джек, несколько оживший с его приходом, сначала неохотно, а затем все более и более энергично двигал челюстями, запивая концентраты чемергесом, также захваченным предусмотрительным фермером. Наконец он оторвался от еды и спросил:

— Что нового? Вы договорились встретиться с Карло? Парень опять влип из-за меня в историю.

Герман не торопясь положил в рот кусок концентрата, тщательно прожевал его и только тогда ответил:

— Ну, кто из-за кого влип, это еще надо посмотреть. Похоже, что именно Кич, это кличка твоего приятеля, убрал Джакопо Розетти.

— С чего ты это взял? — опешил Джек. — Познакомился он со мной случайно, а в ресторанчик я его сам вызвал, еще уговаривал, чтобы он приехал.

— Да-а, брат, ты действительно человек редкостный, — усмехнулся Герман. — В таких делах случайностей не бывает. А откуда я знаю?.. Что ж, давай в открытую.

С этими словами он достал из нагрудного кармана серебристый квадратик, который накануне показывал Чену, и положил его на ладонь. Под воздействием тепла квадратик потемнел, и на нем проявилось довольно четкое изображение лица Германа, а по краю возникли крупные буквы: «Федеральный Комитет».

— Вот оно что… — пробормотал Джек. — А я-то думал, что впустую ходил к сенатору.

— Не впустую, но на тебя мы вышли еще раньше.

— Как это раньше? Когда? А-а, через Луи… Неужели он тоже работал на вас?

— Опять мимо. Мы, правда, приглашали его пару раз как программиста-консультанта, но и только. Он даже не знал, кого консультирует, хотя потом каким-то образом догадался.

«Какже, догадался, — подумал Джек, — просто подключил своего Микки к федеральной сети и все, что хотел, выяснил». Он не стал убеждать Германа и спросил:

— Но ведь он знал, кто ты, когда знакомил нас?

— Знать он этого не мог, соседями мы оказались действительно по воле случая. Может, что-то и подозревал, кто его знает…

«Ничего Луи не подозревал, — усмехнулся про себя Джек, — просто шепнул Микки, и тот ему всю твою биографию выдал на экран. Потому-то он и свел нас. На свою голову…»

— Я вообще не занимался твоим делом, — продолжал Герман, — пока позавчера утром не зашел к Луи. Ну а вечером, как ты помнишь, отправился в Город, заглянул, естественно, в отдел, доложил обо всем и получил официальное разрешение подключиться. Вот так!

— Герман, поскольку ты оттуда… объясни, что же все-таки произошло? Я так до конца и не понял.

— Что произошло? Ну, слушай, поручик… Твой зять работал на одного деятеля, назовем его, скажем… Черный. Все равно это не имя, а кличка. А Кич, он же Чен, — на его конкурента. Джакопо снял квартиру, чтобы передать товар, то есть лазеры, которые ты там обнаружил. Их надо было потом где-то собрать и переправить на Бэту, каким образом — пока неизвестно. Розетти был простым посредником, так, на всякий случай, чтобы следы замести, и, скорее всего, понятия не имел, о каком товаре шла речь. Раньше он в наше поле зрения не попадал, хотя, конечно, такие поручения для этого самого Черного выполнял, видимо, не однажды. Кич каким-то образом пронюхал о товаре, затащил Джакопо в бар «Сто пятьдесят» — ты ведь был там? Это его собственность. Угостил Джакопо, а потом ухитрился заманить его на верхний ярус. Там Джакопо и был убит — то ли сопротивлялся, то ли Черным грозил…

Мы об этом толком ничего не знали и насчет «бича» сразу не догадались, поверили полиции, что никаких следов нет, тем более что оружие это секретное, выпускается поштучно, на Альфе о нем мало кто слышал. Смерть Джакопо казалась несчастным случаем, никакого значения его фигуре мы с самого начала расследования не придавали.

По-настоящему мы занялись этим делом вскоре после твоего возвращения. Ты тоже попал к нам на заметку. Стали за тобой присматривать, даже нейтрализовали боевика, которого послал по твою душу Черный. Иначе ты мог получить дозу той же гадости, что и твоя сестра. Но допускаю, что сделано это было грубовато, потому что Черный встревожился и убрал нескольких приближенных. Теперь дело раскручено. Тех, кто изготовлял лазеры для пауков, посредников, людей Черного — словом, всех взяли. В том числе, кстати, и врача, который сделал укол твоей сестре. Пытались таким образом выяснить, где хранится оружие…

— А сам этот… Черный? Его взяли?

— Его прикончил кто-то из своих.

— Погоди, а кто же напал на нас в ресторанчике?

— Не на нас, а на Кича. Они его знали и никак не ожидали встретить в твоей компании. На приманку в виде оружия клюнули и решили, что за десять тысяч смогут с тобой договориться, но сразу в контакт входить поостереглись. Связались с самим Черным, решили посмотреть, нет ли хвоста за тобой… А когда появился Кич, запаниковали, подумали, что он перехватил товар.

— Спасибо, Герман, и прости меня за любопытство. Наверное, ты и так рассказал больше, чем положено. Да, кстати, а с чего это ты выдаешь мне служебные тайны?

— Ну, во-первых, многое ты знаешь сам. Во-вторых, Джек, это не такая уж страшная тайна: дело-то почти закончено. А в-третьих, вот какая штука… До сих пор ты выступал как частное лицо, так? И даже втянул в свои весьма сомнительные, надо сказать, дела добропорядочного финансиста и простодушного фермера. — Крофт улыбнулся. — Но раз я перед тобой раскрылся, ты уже не можешь участвовать в этом деле в прежнем качестве. Дело теперь в наших руках, и это мы можем тебя привлечь, если понадобится. Я вот что думаю в связи с этим. Ты ведь, поручик, безработный сейчас, так? Почему бы тебе не пойти в нашу контору?

— Да ты что, издеваешься? — обиделся Джек. — Я не топограф и даже не супер. С моими данными только учителем спорта в лицей. Подготовки у меня нет никакой…

— При чем тут спорт? Спортом ты сможешь заниматься в свободное от службы время. Думаешь, для нас мускулы важнее, чем мозги? Немного бы мы тогда наработали… Кстати, о мускулах: Фредерик Род — слышал о таком?

— Ну как же — герой ФК. Я все боевики о нем пересмотрел.

— Герой… Попал он к нам, поработал, и списали его за полной профессиональной непригодностью. Ну а для рекламы, чтоб добро не пропадало, дали ему под конец пару простеньких дел, помогли раскрутить, как положено, и раскрыли. Теперь он уже в шестой серии галактических шпионов ловит… А шеф мой, умнейший человек, талантливый опер, твоего знакомого Кича, например, в драке, наверное, не одолел бы. А все-таки Кич у нас. Дело не в мускулах. Ты парень честный, с боевым опытом, не трус. Знаешь обстановку на Бэте, а как раз там намечается у нас большая работа. А главное — ты… как бы это сказать? Ну, счастливчик, что ли. Я не шучу. На Альфе ты всего несколько дней, и все время тебе отчаянно везет. Попал меж двух огней — и хоть бы хны! На бандитов вышел без нас и без полиции в кратчайший срок. В убийстве Розетти разобрался. Из-под наблюдения ловко уходил — один раз даже от нас. А уж история с компьютером, который тебе склад отдал… Клянусь, не участвуй я сам в этом деле, ни за что бы не поверил! Не бывает так, и все. Так что подготовка тебе, конечно, не помешает, но это дело наживное, а вот везение… это талант. Разовьешь его — станешь мастером, а если его нет, так и останешься середнячком, как один мой приятель с Бэты. Так что решайся, дружище! И пойми, я тебя не просто так зову, я за тебя поручиться должен. Ну ладно, над душой висеть не буду. Думай сам. До завтра тебе все же лучше побыть здесь, а там можешь ехать к себе. Я тебя найду. Только из Города не исчезай, договорились?

И Герман Крофт, попрощавшись с озадаченным Джеком, исчез.

Второй день доктор М. Б. Похья просматривал психограммы. По его подсчетам, общее число их уже перевалило за тысячу. В глазах рябило от графиков, нескончаемых зеленых таблиц, тест-вопросов. Друг за другом появлялись на дисплее сводные психоэмоциональные портреты неизвестных лиц, которые для него были просто номерами. Он сверял графики с аналогами, просчитывал варианты и аномалии, и результаты были самыми различными, но всякий раз, когда красная стрелка тест-вопроса вонзалась в ломаный график психограммы, та резко изгибалась вверх, эмоциональным всплеском демонстрируя неприязнь, а порой и ненависть к аборигенам Пятнистой. Позитивную реакцию на символы «болотной речи» дали четверо. Похья набирал номер, оставленный ему поручиком из ФК, но после короткого промежутка времени, необходимого, видимо, для проверки, шла команда на продолжение исследования.

В середине дня после окончания очередной серии доктор решил немного отдохнуть. И тут-то на предпоследней психограмме он внезапно остановился, наткнувшись на то, что так долго искал. Не торопясь, Похья повторил тест-вопрос. Все правильно, кривая оставалась прежней, показывая полную индифферентность, абсолютное отсутствие эмоциональной реакции. Так, а что дальше? Ну конечно, вот оно: запись беседы респондента с машиной, которая незаметно для него строится по законам «болотной речи». Впервые сошлись оба параметра! Теперь надо было сделать выбор.

Доктор откинулся на спинку неудобного кресла, снял пенсне. Вот сейчас он вызовет бледного молодого человека и передаст в руки Сената… да какого там Сената — ФК!.. Совершенно незнакомого ему человека. И кто знает, сделает ли он доброе дело или наоборот? Кто же он, подозреваемый, очевидно, в контактах с пауками? Тривиальный преступник или личность, из гуманных побуждений преступившая законы своего мира? Что-то подобное бывало на Земле…

«Попробуем рассуждать логично, — Похья устало прикрыл глаза. — Итак, я называю номер психограммы. Человек, пошедший на такой риск ради достижения неизвестной мне цели, будет изолирован, и первая, слабая, но все же реальная возможность контакта с пауками будет прервана. Допустим, я не назову номер, что тогда? Поверят ли они, что я никого не нашел? Очевидно, у них есть данные о контакте, поэтому и проводится столь широкомасштабная проверка. На моей памяти — впервые. Я в Системе не единственный специалист, и любой, кто имел дело с психограммами, рано или поздно решит эту задачу…»

Доктор положил пенсне перед собой, сомкнул руки за головой и с хрустом потянулся. Он по-прежнему чувствовал себя неуверенно. Несмотря на всю иллюзорность выбора, собственные аргументы пока не казались ему достаточно убедительными.

Стоп, да как же он не сообразил! Если бы речь шла о гуманных побуждениях, то проверяемый дал бы позитивную, а не нулевую реакцию на тест-вопрос! Значит, речь идет об интересах, не основанных на моральных императивах. Резонанса в психограмме нет. В чем же дело? Надо смоделировать ситуацию.

Итак, некто контактирует с пауками, при этом готов в любых обстоятельствах скрывать эти контакты и знание «болотной речи». Цель? Похоже, личные интересы. Возможно, продажа оружия. Вооружены ведь пауки нашими автоматами, а теперь, говорят, у них и лазеры появились. Откуда? С Альфы, конечно. Или, может быть, со складов Экспедиционного Контингента. В любом случае кто-то передает его паукам, и вряд ли задаром. При таком допущении неудивительно, что ФК — нелепое, кстати, название, при чем тут федерация? — затеял такую проверку. Трудно придется министру стабильности в случае запроса оппозиции! Конечно, проверка психограмм допускается, но лишь в исключительных случаях, а тут — полторы тысячи сразу…

«Что ж, подтвердим в очередной раз свой индекс лояльности», — подумал доктор Похья, решительно набирая номер.

На Бэте бригадир Новак с нетерпением ждал результатов проверки. Все его дальнейшие действия целиком зависели от того ответа, который придет с Альфы. Тем временем бригада военных психологов, проклиная нелепый приказ комкора, проводила проверку своими методами.

Топографы пошли на очередное тестирование совершенно спокойно, впрочем, их трудно было вывести из себя. Зато, как и следовало ожидать, разворчались супервэриоры, а один взвод, только что прошедший плановую проверку, отказался повторить ее. Пришлось вмешиваться командующему.

Дорич, коренастый, плотный, стареющий человек, начавший службу на Пятнистой в чине подпоручика, как всегда, оказался на высоте. Он рассказал пару подходящих к случаю, хотя и совершенно неприличных анекдотов и под здоровый хохот бунтующего взвода лишил отпуска двоих солдат, которых почему-то счел зачинщиками. На этом все успокоились.

Через несколько часов старший психолог с недовольным и преувеличенно утомленным видом положил на стол Новака дискету с психограммами подозреваемых. Новак очень вежливо, мысленно проклиная не вовремя занесшегося врача, спросил:

— Доктор, кто именно? Я же не специалист, да и некогда мне смотреть ваши психограммы.

Старший психолог выдержал должную паузу, затем с тем же недовольным видом извлек из внутреннего кармана вчетверо сложенный лист пластика. На нем в столбик было выписано несколько фамилий. Новак с трудом удержался, чтобы не просмотреть его тут же, но проявил характер до конца: аккуратно сложил список и убрал его вместе с дискетой в свой сейф, еще более вежливо поблагодарив психолога.

К тому времени он уже успел просмотреть всю информацию о случаях незаконного вывоза виталонга, изучил дела всех уличенных в контрабанде, а также их контакты, особенно в составе Экспедиционного Контингента. Список подозреваемых покоился в том же сейфе, и дело оставалось за Альфой.

Наконец взвыл зуммер экстренной связи. Дешифратор выдал на экран самую лаконичную из всех когда-либо полученных Новаком шифровок: «Вайцуль».

Новак, стараясь не суетиться, открыл сейф и достал первый список. Никакого Вайцуля в нем не оказалось. Бригадир вздохнул и развернул список, составленный психологами. В нем вахмистр патрульной службы Вайцуль значился под номером третьим.

Задача была решена. Оставалось только подвергнуть Вайцуля глубокому энцефалозондированию. Новак перевел дух и по личному каналу вызвал общий отдел штаба. Получив ответ на свой запрос, он вслух выругался: два часа назад Вайцуль заступил на боевое дежурство по патрулированию четвертого сектора Болота.

Пока техники срочно рассчитывали новую орбиту для сторожевого спутника, переводя его на крупномасштабное сканирование шести секторов, Новак изучал личное дело вахмистра. Он долго и внимательно рассматривал стерео. Красивое открытое лицо, черные, глубоко посаженные глаза, волосы короткие, торчком. «Приятный парень, — подумал Новак, — только вот в глазах что-то…» Он обманывал себя, никакого особого выражения в глазах Вайцуля на этом официальном стерео не было. Но ведь Новак знал уже почти наверняка, что Вайцуль — преступник.

Тут ему в голову пришла еще одна мысль. Он вызвал майора Донателли, командира патрульной роты.

— Дон, здесь Новак. Срочное дело. Ты имеешь доступ к вещам вахмистра Вайцуля?

— Ну, если нужно… А в чем дело?

— Дон, надо сейчас же изъять что-то из его белья. Он ведь, наверное, переодевался перед выходом на Болото. Лучше нестираное… Ну, майку, там, полотенце… Что угодно. И — ко мне. Спешно, Дон!

— Хорошо, — хмыкнул майор, не поинтересовавшись смыслом столь странного задания.

Донателли в отличие от большинства офицеров охотно оказывал Новаку мелкие услуги. Правда, ничего значительного он ни разу не сообщил, и люди его раньше не вызывали никаких сомнений. Да и понятно — патрульную роту подбирали с особой тщательностью.

Техника сообщила о готовности спутника к работе. Новак перешел в соседнюю комнату, где был установлен большой стационарный экран, задал нужный режим и стал внимательно следить за открывшейся перед ним панорамой Болота. Наконец на экране появился патрульный.

…Тяжелый лазер болтался на боку, как детская игрушка, до того супер был высок и широкоплеч. Он огромными прыжками несся через Болото, успевая зорко поглядывать по сторонам. Остановился, сверился с электронным планшетом, еще раз посмотрел вокруг и даже вверх в тот самый момент, когда Новак повернул рукоятку увеличения до предела. Бригадир сразу же узнал знакомое лицо — Вайцуль.

Идущий по Болоту, сняв с плеча лазер, сунул его в пластиковый мешок и аккуратно положил на кочку. Потом медленно выпрямился, отыскивая взглядом одному ему известные приметы, и двинулся дальше.

Новак вывел на экран координатную сетку. Девятый сектор! Что же, Вайцуль уже совершил преступление — покинул охраняемый сектор во время боевого дежурства. Что дальше?

Вахмистр внезапно остановился, соединил перед грудью странно согнутые руки, вывернув ладони наружу. «Мир вам», — понял Новак.

Пауки всплыли тихо, три крупных экземпляра одновременно. Вайцуль напряженно застыл. Наконец последовал ответный жест. Следить за ходом переговоров Новаку было трудно, особенно за жестами супервэриора, находившегося прямо в центре экрана. Легче угадывались движения и статические позы пауков, которые по очереди шевелили своими суставчатыми лапами. Общий смысл все же бригадир уловил: пауки выговаривали Вайцулю за нарушение какого-то соглашения, а тот пытался оправдаться. Пауки методично повторяли одни и те же знаки, а супер постоянно менял позы, переплетая руки и ноги, извиваясь всем туловищем.

Пока шло наблюдение и съемка на Болоте, лаборатория усердно трудилась над вещами вахмистра. Наконец на стол Новака легло заключение. В поту, эпидермисе и волосах, оставшихся на белье, были обнаружены следы недавно принятого виталонга. Контактер, таким образом, был не только выявлен, Новаку удалось собрать против него и добротные улики. Жаль, что сдох паук-перебежчик. Новак, впрочем, утешался мыслью, что материалы его допроса вряд ли были бы приняты судом.

В этот день после посещения крематория Мацуда заглянул, как обычно, в кофейню и выпил две чашечки отменного кофе. Когда он вошел в кабинет, Сянцзы уже ждал его. Пилот был несколько встревожен неожиданным вызовом, однако, взглянув на хозяина кабинета, успокоился. Вид Мацуды свидетельствовал о полном довольстве и безмятежности духа. Сянцзы отметил про себя, что в этот раз владелец похоронного бюро не стал принимать никаких предосторожностей, связанных с подслушивающим устройством.

— Рад видеть вас, Дэвид, — с порога произнес Мацуда, — что нового?

— Нового? Это у вас, Мацуда-сан, должны бьггь новости, — ворчливо ответил Сянцзы.

— Новости, конечно, есть… Знаете, дела наши в целом обстоят неплохо, но вот новости есть и хорошие, и плохие. С каких начать?

— С плохих, — не раздумывая ответил пилот.

— Что ж, вы правы, как всегда. Знаете, Дэвид, я всегда поражаюсь вашему разумному подходу к жизни. Так вот, один мой сотрудник допустил несколько ошибок… э-э-э… чисто технического плана. Пришлось уволить. А началось все с того, что он, как ребенок, не мог удержаться, чтоб не поиграть с новой игрушкой. Впрочем, его уже устроили на новое место. Но из-за его пагубной страсти к новой технике нам на некоторое время, скажем, до конца этого цикла, придется приостановить все операции. Так что выходите без груза, а Стиву передайте мой привет и наилучшие пожелания. Все, что касается наших с вами финансовых взаимоотношений, остается в силе. Нет-нет, не беспокойтесь, Дэвид, никакой опасности для дела не существует. Это совершенно другая история. Но осторожность никогда не помешает.

— Понятно, — нахмурился Сянцзы. — А в чем же тогда хорошие новости?

— Хорошие? Изменилась, причем в лучшую сторону, деловая конъюнктура. Один наш конкурент, в высшей степени почтенный бизнесмен, к своему несчастью, запутался в делах и выбыл из игры. За ним водились, знаете ли, кое-какие сомнительные поступки… И, надо полагать, кто-то из благонамеренных граждан выполнил свой долг. Вы же помните, Дэвид, я всегда повторял: «Честность — лучшая политика». Так что подумайте-ка на досуге, есть ли у вас знакомые среди пилотов-транспортников — из тех, кто регулярно ходит на Бэту. Нужны парни честные, порядочные и вместе с тем здравомыслящие. Такие, как вы, дорогой Дэвид. Подумайте, не спешите, времени у нас достаточно.

Когда скрытая дверь закрылась за гостем, Мацуда вызвал секретаршу и попросил заварить кофе. Последние день-два Лиза явно нервничала, казалась растерянной.

— Голубушка, — ласково обратился к ней хозяин, — я вижу, у вас какие-то неприятности? Нет-нет, не рассказывайте ни о чем, я не любопытен. Мало ли у кого что бывает! Просто жаль смотреть, как мучается такое очаровательное существо. Я вот думаю, не пора ли прибавить вам жалованье? Давно, знаете ли, собирался, да как-то все руки не доходили. Ну а сейчас дела идут неплохо, так пусть благополучие фирмы отражается и на ее сотрудниках, правильно? В общем, со следующей декады будете получать на тридцать процентов больше. И не благодарите меня, вы это заслужили. Вы, Лиза, верный и надежный сотрудник. Кстати, я приглашаю вас по этому поводу поужинать сегодня со мной где-нибудь в тихом, уютном местечке. Так что сообщите домашним, что придете поздно. Еще лучше — что очень поздно. Да, чуть не забыл… Что-то замок в двери стал заедать, проследите, чтобы его заменили.

Лиза, слушавшая Мацуду с понятным вниманием, при последних его словах слегка смешалась, но тут же овладела собой и понимающе кивнула. Отправляясь варить кофе, она оглянулась и уже игриво стрельнула глазами на симпатичного хозяина. Мацуда удовлетворенно вздохнул и направился в кабинет с ионным душем. Его ожидал приятный вечерок…

Новак ругался на чем свет стоит. Сначала он мысленно высказал все, что думал о своих подчиненных, потом о начальстве, потом о себе самом. Особенно досталось майору Донателли, которому он поручил нехитрую в общем-то задачу: без лишнего шума выяснить, где, когда и с кем встречается вахмистр Вайцуль после возвращения с дежурства. И надо же было исхитриться, чтобы сделать все шиворот-навыворот и спугнуть преступника!

Да, операция бездарно провалена, и спросят с Новака за конкретные ошибки: как расставил подчиненных ему людей, кому доверил решение наиболее деликатных задач. Результат — хуже некуда. Насмерть перепуганный Вайцуль мчится в глубь Болота, не разбирая дороги. А есть там дорога? Тьфу ты, выругался снова бригадир, лезет же подобная чепуха в голову!

Главного так и не выяснили — с кем должен встретиться Вайцуль в Космопорту. А может, еще где? Пузырь их знает, сколько там посредников. Можно было этого Вайцуля на аппарат посадить, раскололся бы как миленький, не такие кололись, да пойди поймай его теперь. Супер есть супер: брать его надо либо спящим, либо мертвым. Ладно, успокоил себя Новак, окружим голубчика, жрать захочет — придет.

Бригадир с унылым видом сидел у экрана, следя за передвижением беглеца и изредка корректируя действия оцепления. Несмотря на явный выигрыш вахмистра в скорости, кольцо постепенно сжималось. Неожиданно экран заволокла крупная рябь, что окончательно вывело Новака из себя. С несвойственной ему грубостью он крикнул по селектору дежурному технику:

— Заснул, что ли?

— Никак нет, — ответил растерянный голос, — внешние помехи.

— Плевать я хотел — внешние или внутренние! Изображение давай!

— Виноват, — раздалось через несколько секунд, которые показались Новаку бесконечными, — помехи исходят с поверхности планеты, устранить их невозможно.

— Что за..? — по инерции Новак произнес неприличное слово и отключился.

Рябь на экране держалась еще с полминуты, потом изображение восстановилось. Сектор был пуст. Новак с методичностью маньяка осмотрел сектор за сектором всю зону. Тем временем стянулось кольцо окружения. Но ни наблюдение с орбиты, ни активный поиск на Болоте ничего не дали: вахмистр исчез, будто провалился в трясину.

Прозвучал сигнал электронной связи, и на экране появилось лицо Директора. Новак обреченно вздохнул и начал свой доклад, всячески избегая оправданий. Он знал, что Директор этого не любит.

Облокотись на ободранную стойку, Джек пил кофе в той самой кофейне, где несколько дней назад его отыскал боевик, посланный Мендлисом. Он не торопился, ожидая, когда придет легкое опьянение, свойственное этому напитку. Впервые за все время пребывания на Альфе он мог никого не опасаться, никуда не спешить. Все, или почти все, загадки разгаданы. Оставалось сделать одно дело — пристроить Полину и принять одно важное решение — что ответить Герману на его предложение, которое и льстило Джеку, и одновременно пугало его.

Когда эр-такси мягко спустилось у Центрального госпиталя, Сибирцев решительно двинулся в кабинет доктора М.Б.Похья. Тот был на месте.

— Чем обязан? — спросил он вежливо и неторопливо.

— Здравствуйте, доктор. Я вот по какому делу: Полина Розетти, моя сестра, все еще у вас? Я поручик Сибирцев, был у вас недавно вместе с полицейским.

— Да-да, помню. Вашей сестры, поручик, у нас нет. Мы закончили обследование, она совершенно здорова, если не считать… Ну, вы понимаете. Я слышал, что преступники пойманы? Но ей, к сожалению, это не поможет. Сейчас она находится в небольшом санатории в Загороде, вот адрес. И, по-видимому, останется там навсегда. Я вам, кажется, уже говорил, что в таких случаях все издержки берет на себя федеральное правительство. Можете навестить ее в любое время.

— Спасибо, доктор. — Джек не спешил уходить, хотя все, что можно было, он выяснил. И доктор Похья не торопил его, глядя на посетителя по-прежнему приветливо, без тени нетерпения.

— Значит, без надежды? — тихо спросил Сибирцев, глядя собеседнику в глаза. Тот сочувственно кивнул.

— Извините, доктор, — неожиданно спросил Джек, — никакие могу понять, что это у вас за устройство?

— Это? — Похья снял пенсне и тотчас водрузил его обратно. — Вы интересуетесь такими вещами? Ну что ж… Это называется пенсне. Оно принадлежало еще моему прадеду… то есть отцу моего деда, и уже тогда считалось старинным. Это устройство для коррекции зрения, сюда оно попало с Земли. Видите ли, коллега, я анахронист, человек, которого интересует история. Вы знаете, что такое история?

— История? Доктор, вы меня, видимо, принимаете за идиота? История — это… ну, скажем, комикс о приключениях Рода из Федеркома… или серия о Черном пауке. Я все это смотрел в лицее.

— Вы глубоко заблуждаетесь, дружище, — покачал головой Похья. — История — эта наука, изучающая, как наш мир, наше общество и мы сами меняемся с течением времени. Она у нас не то чтобы запрещена, но сознательно и старательно забыта. У нас нет книг, а компьютеры хранят только ту информацию, которую считает нужным сохранять правительство. Действительно, скажете вы, зачем нужна история нам, жителям нового мира, живущим по законам стабильности, мира, где ничего не происходит и не меняется? Тогда я спрошу: как вы думаете, люди всегда жили именно так? Компьютеры, эр-такси, утилизаторы, война на Бэте…

— Не знаю… Наверное, нет. Но при мне действительно мало что изменилось.

— Да, у нас меняется мало что, но все же меняется. Ну ладно, это долгий разговор. Возьмите мой индекс, если вам действительно все это интересно, свяжитесь со мной. Я познакомлю вас с моими друзьями, расскажу хотя бы об истории освоения Альфы. У нас все-таки есть история, коллега!

— Хорошо, доктор, я подумаю. Я, правда, не очень вас понял… Но я подумаю. Прощайте.

И Джек вышел из кабинета, унося с собой две карточки: новый и, видимо, последний адрес Полины и индекс загородного дома доктора М. Б. Похья.

Он будет ждать вызова Германа и, наверное, ответит ему согласием. Потом навестит Полину. А как-нибудь свяжется и с доктором Похья. Кажется, в его словах что-то есть…

Председатель Федеркома, по обыкновению, не смотрел в глаза собеседнику. Говорил тихо, как бы рассуждая вслух, поэтому Герман чувствовал себя спокойно.

— Вы, Крофт, прекрасный тактик. Вы хорошо включились в это дело, что помогло успешно завершить операцию. И отчет о вербовке мне понравился, по-моему, вы нашли верный тон. Но пока вам не хватает широты взгляда, умения подняться над обыденными категориями. Законы, мораль… Да, это все важно, но интересы Системы важнее. Вы поняли, зачем я говорю вам об этом? Предположим, подчеркиваю, предположив, вы доказали, что во главе некой преступной организации стоит Мацуда, уважаемый бизнесмен, член общества. Дело, впрочем, не в этом. Что конкретно вы можете ему инкриминировать? В убийствах он не участвовал, так? Даже, кажется, не знал о них?

— На допросах Кич заявил, что знаком с Раулем Мацудой, но о его незаконных акциях тот ничего не знал. Энцефалозондирование, однако, показало, что Кич постоянно держал его в курсе всех дел.

— Все это прекрасно, но ведь суд не считает доказательством данные энцефалозондирования. Единственное, в чем можно обвинить Мацуду, — это в контрабандной торговле с метрополией. Велико ли преступление?

— Конечно, нарушается куча законов. В конце концов контрабанда подрывает стабильность Системы, — твердо ответил Герман.

Директор согласно кивнул.

— Да, официальной политике стабильности это, конечно, противоречит, тут вы правы. Но стабильность как таковую не подрывает, а укрепляет. Вы же умный человек, Крофт, и должны понять меня. В чем основа и суть стабильности?

— Наверное, в неизменности существующего положения…

— Но ведь это абстракция, это совершенно невозможно? Жизнь — всегда процесс. Даже если мы исключим все изменения в пределах Системы, а мы не сможем это сделать… Но допустим — и где гарантия, что завтра не произойдет что-то непредвиденное и не зависящее от нас? Да, мы хотим сохранить положение, существующее в обществе, это, кстати, наш профессиональный долг. У нас нет нищеты, избыток жилья, рабочих мест, высокий уровень соцобеспечения. На Альфе ровный климат, нет ядовитых растений или опасных животных, а также государств, партий, угнетения одного человека другим. Конечно, эта идиллия не так уж редко нарушается, как, например, в законченном нами деле, но в принципе Совет и Сенат со своими задачами справляются. А что будет, если… ну, скажем, метеорит занесет к нам какую-то космическую чуму? Или вспыхнет сверхновая и мы подвергнемся мутации?

Или что-то неожиданное произойдет на Бэте? Кстати, эта война — тоже инструмент поддержания стабильности. Да-да, не удивляйтесь, Крофт. При желании мы могли бы просто ликвидировать всю эту паучью популяцию… Но пока Пятнистая нам нужна именно как зона конфликта, а не только как источник энергоресурсов. Она влечет к себе авантюристов, людей, которые по каким-то чисто личным причинам не нашли себя в стабильном обществе и стали бы помаленьку разваливать его изнутри. А мы сумели дать им дело, дело, поглощающее их избыточную энергию. Ну, и какой же из всего этого вывод?

Директор помолчал и, видя, что Герман не отвечает, ответил сам:

— Чтобы стоять на месте, надо чуть-чуть идти вперед! В результате торговых операций Мацуды, конечно же, противозаконных, мы без всякой затраты денег или времени, не вмешивая сюда правительство, получаем новые технологии. Кстати, то оружие, которое вы называете «бичом», создано на основе их технологии. Да, его уже использовали для убийства человека, но вместе с тем оно помогло резко снизить наши потери на Бэте, которые два цикла назад стали заметно расти. Ведь это ваш поручик тоже, кажется, спасся благодаря «бичу»? Вот вам пример настоящего поддержания стабильности!

— Да, но эти технологии попадают в руки преступников! Я говорю не только о «бичах», это случайность.

— Ну и что? Серьезные последствия мы предупредим, наладить промышленное производство не позволим. Мацуда, кстати, и сам до сих пор воздерживался от рискованных шагов. Вот если он когда-нибудь зарвется, скажем, начнет торговать с пауками, тогда уже…

— Хорошо, а виталонг? Он мешает стабильности?

— Теоретической стабильности — нет. Реальной — да. — Лицо Директора чуть заметно потемнело, тонкие губы сжались. — Я понимаю вас, Крофт, вы хотите полной откровенности. Ну что ж… Виталонг, если он попадет на Альфу, по крайней мере в ближайшее время и в достаточно большом количестве, — это конец стабильности. Никакими законами не запретишь людям жить дольше, даже под страхом той же смерти. Благая перспектива — побежденные болезни, активная старость, так? А где все эти долговечные здоровяки будут жить, что есть? Прокормят их наши фермы? Отвечайте, фермер Крофт! Прокормят наши фермеры вдвое, втрое большее, чем сейчас, население?

Герман молчал.

— Я скажу вам больше. Не верю я, что эти пауки, безмозглые твари, насекомые, в сущности, что именно они подбросили нам виталонг. Откуда он у них? Мне кажется, нет, я почти уверен, что это диверсия со стороны метрополии. И не смотрите на меня, как супер на пузыря, это их почерк! Мессианство, сладкая отрава под видом гуманитарной помощи. А ведь наше общество и так стареет, Крофт. В общем, мы должны пресечь эти поползновения. Это долг Федеркома, для такой цели он и был создан. Вы все поняли, Герман Крофт?

— Да, я понимаю…

— Теперь об этом поручике. — Директор заговорил спокойнее. — Я не в восторге от его кандидатуры. Ну, возраст, физические данные, подготовка… Это все, сами понимаете, не блеск, хотя ваша мысль о таланте везения мне нравится. Но у него низок индекс лояльности, для сотрудника Федеркома, конечно. Да еще контакты с анахронистами… И сестра его оказалась связанной с этим преступным кооперативом.

— Нет, с кооперативом был связан ее муж, сестра поручика ровным счетом ничего не знала.

— Вы уверены?

— Абсолютно. Впрочем, суд подтвердит.

— Суд? Да вы с ума сошли! Никакого суда не будет. Будет закрытое разбирательство во Втором подкомитете. Тем более что главный виновник покончил с собой.

— Кто покончил с собой? — удивился Герман.

— Как кто? Этот… председатель кооператива.

— Но ведь он был убит! Причем кем-то из своих. Я читал донесение.

— Вы усложняете дело, Крофт. Кто, по вашему мнению, мог его убить? Мы взяли всех, повторяю, всех членов кооператива. Опасаясь расплаты, председатель повесился. И все. Точка. Дело закрыто. И не надо больше об этом, в Городе и так полно нелепых слухов. Незачем создавать ненужный ажиотаж. Ну а насчет вашего поручика… В конце концов, не мне решать. Пусть им займется контрольный отдел. Что, опять я вас удивил? А знаете, почему я так с вами откровенен сегодня?

Директор встал, прошелся по кабинету, внимательно разглядывая, словно был здесь впервые.

— Так вот, Крофт, начальник оперотдела уходит в отставку. Он рекомендовал вас на его место. Но я не согласился с ним. Вы талантливый и хорошо подготовленный работник, но пока вы не созрели для этого поста. Вы, как и ваш прежний начальник, чистый профессионал и многого не понимаете. Стараетесь разобраться во всем самостоятельно, и не всегда это у вас получается. Потому я и затеял весь этот разговор, и он укрепил меня в моем решении. А начальником отдела, и вашим тоже, станет бригадир Новак с Бэты. Он, как говорится, звезд с неба не хватает, но трудолюбив, исполнителен, самокритичен и, кстати, выше вас по званию. Большой опыт, стаж и отсутствие всяких колебаний при исполнении долга.

Директор минуту молчал, оценивающе глядя на Крофта.

— Я не хочу, чтобы вы считали себя незаслуженно обойденным, и буду следить за вашим дальнейшим продвижением, хотя теперь издалека. Вы опять удивлены? Дело в том, что вторая причина нашего с вами откровенного разговора — мой предстоящий уход. Министр стабильности подал в отставку из-за всей этой истории. Его место займет весьма досточтимый сэр Гонди, а я становлюсь товарищем министра. Буду курировать и полицию, и ФК. Кстати, в отношении вас у меня, кажется, есть некоторые планы.

— И кто же придет к нам?

— Советник Микулич. Он, конечно, не профессионал, зато у него неплохой политический опыт. Именно этого не хватает нашему ФК. Прощайте, Крофт, и помните, о чем я говорил вам. Все же мне было приятно работать с вами. Удачи.

Он подошел к Герману и впервые за много лет протянул ему руку. Герман почтительно пожал ее и произнес:

— Я глубоко тронут вашим вниманием, досточтимый сэр. Я желаю вам того же — удачи.