Глава 9 Апрель 235 г. Верхняя Германия Хорошая память

…человек знатного происхождения, выдающейся физической силы и воинственного духа был варваром более по национальности, нежели по свойствам ума…

Веллей Патеркул. Римская история

Разбудив старика привратника, Рысь выскочил из усадьбы и опрометью бросился к лугу – ведь именно с той стороны и доносилась песня. Кажется… Нет, вот опять!

За рекою за быстрою

Леса стоят дремучие…

И скрип! Так скрипят колеса…

Да, судя по звукам, сюда явно приближалась повозка, которая вот-вот должна была показаться из-за рощицы. Рысь на всякий случай спрятался за кустами дрока – кто знает, как его воспримут ночные путники? Интересно, кто это? Местные крестьяне? Торговцы? Ни тем ни другим вовсе не надобно ездить ночью, тем более столь ненастной, когда сквозь разрывы черных облаков лишь иногда показываются звезды. Накрапывал дождик, так, еле-еле… вот перестал… снова усилился. Порыв ветра швырнул в лицо Юния холодные капли. Скрип колес приближался, вот только песню больше не пели. Ага – за деревьями вдруг возникло мерцающее оранжево-желтое зарево: кто-то шел впереди повозки, освещая путь факелом. Проводник? Что же – это не местные? Или просто не хотят лишних проблем, когда колесо попадет в какую-нибудь яму.

– Свети получше, Алагис, – крикнул возница, и Рысь наконец увидел выкатившуюся из леса повозку – обычную крестьянскую телегу с сооруженной на ней клеткой из крепких кольев. В клетке кто-то был.

Юний вытянул шею, силясь рассмотреть пленника. Один из шедших по бокам телеги воинов – да-да, повозка охранялась, – вооруженный коротким копьем и скрамасаксом, зажег еще один факел. Вспыхнувшее яркое пламя выхватило из темноты возницу – круглолицего вислоусого толстяка в плаще с капюшоном. Рядом с ним сидел крепкий чернобородый мужчина с жестоким скуластым лицом и пронзительным взглядом темных, глубоко запавших глаз, в которых отражался свет зажженного факела. А за ними, в клетке – Юний наконец разглядел, – обняв руками голые плечи, сидела девушка. Голова ее была низко опущена, пышные волосы падали на худую спину с кровавыми следами плети. Несмотря на промозглый ночной холод, пленница была полностью раздетой, на руках и ногах ее Рысь, присмотревшись, заметил синяки, а на запястьях… на запястьях поблескивали браслеты… Ха! Какие браслеты? Цепи! Девчонку сковали! Вот уроды, мало им клетки… Интересно, в чем она провинилась? Может быть, колдовала или украла что-нибудь? Если так, то ее искренне жаль – вполне могут отрубить руку, а то и голову.

– Не мало ли мы взяли с собой воинов, славный Фредегар? – повернулся к соседу возница.

– Не переживай, Эвдальд, – ухмыльнулся тот. – Вряд ли кто осмелится освободить ее. Хозяин поработал хорошо, постарался – ославил на совесть.

Человек с жестоким лицом засмеялся. Хохотнул и толстяк, но тем не менее опасливо оглянулся на шагавших позади воинов. Их было около десятка, с копьями и секирами, а кое-кто и с круглыми щитами, на которых был нарисован клыкастый вепрь.

– И все же я бы радовался лишь только тогда, когда впереди покажутся родные стены! – осторожно заметил возница.

– Они скоро покажутся! – громко заверил Фредегар.

О чем они говорили еще, Рысь не расслышал, но хорошенько запомнил имена. Повозка выехала на середину луга, и преследовать ее дальше сделалось весьма проблематичным, учитывая горящие факелы в руках вооруженных воинов. Да и нужно ли было? Из подслушанного разговора Юний не смог догадаться, куда везут пленницу, но хорошо понял – зачем. Конечно же, чтобы принести в жертву богам на тризне по всем павшим в схватке с коварными алеманами. Песню, понятно, она и пела. Наверное, девочка из венетов. Интересно было бы с ней поговорить. Тризна, скорее всего, будет завтра ночью, а может, и дня через три, как принято у римлян. Впрочем, кто их знает, этих местных германцев? Ну, по крайней мере, один-то день у Юния для разговора с пленницей был – осталось только выяснить, где именно будут поминки и похороны. Вероятно, в дубовой роще, на холме, что обрывом спускался к реке – именно эта роща, как упоминал когда-то Виниций, считалась у херусков Гретарка священной.

Свет факелов быстро удалялся, и вот уже только маленькие искорки маячили вдали. Судя по направлению, отряд двигался в деревню.

Вернувшись на виллу, Юний в задумчивости повалился на ложе, слушая, как хлещет вода с крыши. Кто же эта пленница? Неужели колдунья? Тогда ее точно казнят, сожгут или утопят. Впрочем, какая разница? Что за дело преуспевающему – нет, скажем так – намеренному преуспевать – молодому юристу до какой-то сельской колдуньи или воровки? Колдунов надо топить, а ворам и убийцам – отрубать руки и головы, чтоб неповадно было творить зло; с этим уж не поспоришь. Вот только почему-то жаль было девушку, больно уж несчастной и беззащитной та выглядела. Да еще и песню хорошую пела. Если это правда она… Да как не она? Толстый возница, что ли?

Немного поворочавшись, Юний заснул и проснулся как раз вовремя – за дальними лесами, за холмами, за рекой вставало солнце. Тускло-желтое, маленькое – с голову ребенка, – оно пряталось за плотной пеленой светло-серой облачности, смутным призраком отражаясь в холодных водах Рейна. Снаружи было довольно тепло, только сыро – хорошо хоть дождь кончился, а ведь барабанил всю ночь, достал всех, подлюка.

Юний и его люди в силу сложившихся обстоятельств обязательно должны были присутствовать на похоронах Кальвизия, а до тех оставалось еще три дня – нет, уже два или около того. Сорваться за реку прямо сейчас не получится – не хотелось обижать хозяев, невежливо это было бы, нехорошо по отношению к покойному. Еще вчера Рысь сильно огорчала эта задержка, а сегодня он уже и сам не против был подождать. Только вот хорошо бы сходить в деревню, проветриться, чего зря сиднями на вилле сидеть? Заодно и Октавия навестить – похоже, он пережил налет относительно благополучно, если не считать разбитых задних ворот, угнанного с пастбища скота да пары сожженных крыш.

– Что ж, съезди, – кивнул Феликс. – Я дам лошадей.

– Да, – вспомнил Юний. – Ты случайно не знаешь, кто из деревенских любит малевать на щитах изображение вепря?

– Да все они любят, – Феликс засмеялся. – Вепрь – священное животное херусков. Ну, может, не всех, но тех, кто здесь осел, точно.

– Спасибо за сведения, – поблагодарил Рысь. – Еще один вопрос. Колдуний, воров и прочую подобную публику здесь судят по римским законам?

– Римляне – да. А остальные… Здесь ведь не город.

– Понятно. А кто такие Эвдальд и Фредегар, ты не знаешь?

– Фредегар – крепкий, скуластый? – Феликс вскинул глаза.

– Да, именно так.

– Он служит Эрлоину, хозяину постоялого двора.

– Вот как? А такой Эвдальд, круглолицый, толстый, с вислыми такими усиками?

– Этот тоже на постоялом дворе крутится, неоднократно видал там его. Кажется, он доверенное лицо Эрлоина.

– Отлично. – Юний потер руки.

По крайней мере, теперь было ясно, куда ехать. Нет, не на постоялый двор – там Рысь недавно был, и слишком частое его появление выглядело бы весьма подозрительно. Где-нибудь рядом… Скажем, почему бы не навестить Гретиария, старого заслуженного ветерана, геройски сражавшегося с варварами на вилле Кальвизия? Боги сохранили старику жизнь, но, увы, отняли собственность – варвары сожгли и разграбили его поместье. Что ж, навестить, выказать сочувствие – вполне благое и не вызывающее никаких подозрений дело.

Взяв на хозяйской конюшне лошадей, Юний прихватил с собой Арминия и понемногу оправившегося от раны Эрнульфа. Мог бы, конечно, их и не брать, да только путешествовать одному, без слуг, считалось зазорным для любого мало-мальски приличного человека, а Рысь относил себя именно к таковым. Все ж таки юрист, а не пугало огородное!

Тусклый солнечный свет размазывал по мокрой траве скользящие тени всадников, под копытами коней хлюпала жирная грязь. Махнув рукой на бесполезную дорогу, Юний свернул, срезая часть пути лугом, приятно-зеленым, с желтыми солнышками мать-и-мачехи и сверкающими зеркалами проплешин-луж. В лужах отражалось низкое желто-серое небо и летящие клином птицы – журавли или аисты.

Когда впереди показалась деревня, Юний осадил коня на поскотине и, обернувшись к своим спутникам, предупредил:

– С деревенскими по пути не болтайте.

Эрнульф усмехнулся:

– Да мы и не думали, патрон. С чего ты взял? Вообще-то мы зря здесь встали – слишком уж открытое место. Привлекаем внимание.

– Тогда едем, – согласился Рысь. – Арминий, ты чего такой кислый?

– Да так. – Здоровяк отмахнулся и сконфуженно покраснел.

– Приставал вчера ночью к кухарке, – мстительно пояснил Эрнульф. – И так оглушительно, что мешал всем спать.

– Молодец! – Юний подмигнул Арминию, от чего тот еще больше сконфузился. – Ну и как успехи?

– Да так…

– Никаких, говоря по правде! – снова встрял в беседу Эрнульф.

Юний рассмеялся и, подогнав коня, выехал на широкую дорогу, ведущую мимо постоялого двора Эрлоина и дальше, за околицу деревни.

Когда проезжали, распоряжавшийся во дворе слугами корчмарь заметил их и даже помахал рукою, но разговаривать не стал, слишком уж далеко было, да и не выказывал он никакого интереса к беседе. Сейчас Эрлоина заботило куда более важное дело, нежели встреча гостей. Тризна! Вот о чем болели головы у всех жителей деревни. Казалось бы, не такое уж и сложное дело – Рысь читал у Тацита о том, что на похоронах германцы вовсе не стремятся к особой пышности, сжигая на погребальном костре одно лишь оружие покойного, иногда коня. Курганов не насыпают – берегут пашни, с таким трудом отвоеванные у леса, и довольствуются лишь небольшим холмиком из дерна. Также на могилах не ставят пышных памятников и надгробий, считая, что все это будет давить на погребенного. В общем, по мнению молодого юриста, похоронная церемония у местных жителей в тщательной подготовке не особенно-то нуждалась. Так, собрать лесин для костров – да мало ли поблизости сухостоя?

– Интересно, где захоронят убитых? – проехав корчму, задумчиво протянул Юний. – Наверное, близ священной рощи, где всегда.

– Может быть, – тронув поводья коня, Эрнульф подъехал ближе к патрону. – А могут и выбрать другое место – уж больно много погибших.

– Посмотрите-ка! – вдруг воскликнул Арминий. – Не там ли вилла бедняги Гретиария?

Он показал рукой на дымящиеся остатки ограды и срубов, маячившие впереди, за вырубленным орешником. И кому он помешал?

– Да, похоже, это так и есть, – присмотревшись, согласно кивнул Рысь. – Вот не повезло бедолаге! Гляди-ка – одно пепелище.

Подъехав ближе, всадники спешились, и Юний, передав поводья Арминию, подошел к высокому шалашу, наскоро устроенному из жердей и еловых веток. Внутри, у сложенного из круглых камней очага, на маленькой скамеечке кутался в старый плащ седой ветеран – сухощавый, но все еще крепенький, сильный.

– Аве, уважаемый Гретиарий.

Хозяин сожженной усадьбы поднял глаза и улыбнулся, узнав гостя:

– Рад, что заглянул ко мне, Юний. Как видишь, мне даже негде принять столь уважаемого посетителя.

– Ничего, – входя, усмехнулся Рысь. – Главное – жив ты сам и жива твоя супруга.

– Да, – Гретиарий горестно покивал. – Жаль, разбежались рабы… Правда, остались колоны и арендаторы. Так что еще не все потеряно, еще отстроюсь. Зять должен помочь. У меня дочь в Вангионах, замужем за Валерием Фусом, торговцем скотом, может, слыхали?

– Слыхали. – Юний уселся на предложенный пень. – Может, пока строишься, поживешь на постоялом дворе?

– Нет. – Гретиарий упрямо сжал губы. – Трактирщик Эрлоин – варвар, как и все в их деревне. А у нас тут, на границе, испокон веку так было: римляне и варвары – отдельно. Это в городах все перемешалось, так что уже и не поймешь, где варвар, а где римлянин. Здесь – наоборот.

– То есть отношения у тебя с Эрлоином плохие?

– Да их вообще нет, – усмехнулся ветеран. – Они, то есть деревня, сами по себе. Ну, римскому правлению, подчиняются, конечно, а так… – Гретиарий проследил, как вошедший с улицы слуга осторожно поставил на очаг медный закопченный котел.

– Сейчас поспеет похлебка, – кутаясь в плащ, поежился старый легионер. – Надеюсь, ты и твои люди не побрезгуете разделить со мной простую солдатскую пищу?

– Не побрезгуем, – кивнул Рысь. – У нас, кстати, найдется вино – Арминий захватил в дорогу баклажку. Эй, Арминий, а ну, тащи сюда вино!

– Славно! – Гретиарий от души улыбнулся, видно, старому вояке было приятно чужое внимание.

Вместо кружек нашлись березовые туеса, быстро скрученные старыми слугами Гретиария, рубиновая струйка вина полилась в импровизированные бокалы, в котелке вскоре забулькало аппетитное варево.

– Желаю тебе процветать, уважаемый Гретиарий! – от души пожелал Юний. – Слышал, вдова Кальвизия хочет поделиться с тобой семенным зерном?

– Да, обещала. Славный был человек Кальвизий… Жаль, мы раньше с ним не очень-то часто встречались.

– А что так?

– Мы ведь служили в разных легионах… Он – в «Примигении», я – в «Августе».

– А, – вспомнил Рысь, – тогда ты должен хорошо знать Октавия Лепида.

– Да знаю, правда, не так хорошо, – отмахнулся ветеран. – И Октавия, и моего соседа, Теренция, с которым хотел уж было судиться из-за спорной межи. Теперь уж и не знаю, кому достанется его участок?

– Наверное, наследникам…

– Если они остались в живых, ведь, похоже, варвары там перебили всех. Спасибо мальчишке, Виницию, если б не его предупреждение, и нас постигла бы та же судьба. А так… – Гретиарий неожиданно улыбнулся. – Пусть сожжен дом, зато осталось и угнанное в лес свиное стадо, и земля. А есть земля – найдутся и арендаторы. Тем более теперь уж мне с Теренцием не судиться.

– Его что – всего пожгли?

Ветеран мотнул головой:

– Да уж, не то слово. От виллы одни головешки остались… впрочем, как и от моей. Словно бы кто специально вредил…

– Это как? – насторожился Юний. – Варвары – они и есть варвары, им бы жечь да грабить!

– Э, не скажи, уважаемый! – Старый легионер покачал головой. – Бывало и раньше, налетали из-за речки, не так сильно, конечно, как в этот раз, но все же… Однако чтобы все до последнего сарая спалить, да еще и кусты и орешник вырубить – это ж не жалко времени было! Словно бы кто очень бы хотел, чтоб и Теренций, и я поскорее отсюда убрались. Ну, Теренцию теперь ничем не поможешь… Там, на месте его виллы, легионеры разбили лагерь. Говорят, должны вот-вот подойти еще несколько когорт из Могонциака.

– Восьмой легион? «Августа»?

– Они… Вся жизнь отдана легиону!

– Ну да, – согласился Рысь. – Legio – patria nostra! Ты ведь получил этот участок земли пять лет назад, уважаемый Гретиарий?

– Нет, пяти еще, пожалуй, не будет, – ветеран зашевелил губами, – ровно четыре года и восемь месяцев.

– Четыре и восемь, – задумчиво повторил Юний. – Там, у вас в легионе, есть такая лысая канцелярская крыса с оттопыренными ушами…

– А, – старый легионер засмеялся. – Вон ты о ком… Папирий Мус – есть такой. Хитрый, как десять лис. Выделил мне этакую неудобь, хотя, как думается сейчас, нашлись бы места и получше.

– Что же этот Папирий не мог как следует провести межевание? Эвон, почти у всех ветеранов здесь проблемы, если не меж собой, так с деревней.

– А кто его знает? Может, не смог, а может, не захотел. Да наверняка этот хитрован сюда и не ездил, послал какого-нибудь раба…

– Говорят, Папирий приятельствует с трибуном Верулой, – немного помолчав, как бы между прочим промолвил Рысь.

В ответ ветеран лишь покачал головой:

– Не знаю. Верула ведь появился здесь лет пять назад, как раз когда я оставил службу. Говорят, он протеже самого Максимина Фракийца, а уж тот имеет большое влияние в Риме.

Юний кивнул – о Фракийце он слыхал и раньше, даже видел несколько раз, но лично знаком не был. Знал, что Максимин раньше был пастухом, выделяясь храбростью, красотой и статью, затем, еще при императоре Септимии Севере, начал военную службу, сначала – в коннице, потом – в личной охране цезаря. Всего добился сам – своим умом и силой. Александр Север тоже доверял ему и назначил трибуном четвертого легиона.

Что за человек Максимин? Юний не смог бы сказать наверняка. Не лизоблюд, это точно, однако довольно хитер и себе на уме. Просто так, за красивые глаза, должностей не получают.

Откушав с Гретиарием похлебки, Юний поблагодарил его за кров и пищу и долго прощался, дожидаясь, пока давно вышедший из шалаша Эрнульф договаривается с немногочисленными слугами ветерана. Просил он их об одном – по возможности приглядывать за постоялым двором и, если случится оказия, сойтись поближе с тамошними слугами. Договорившись, юноша заглянул в шалаш: попрощался с хозяином, а заодно кивнул Рыси – дело сделано.

– Да, – отъехав от шалаша, Юний грустно качнул головой. – Не много же мы здесь узнали.

– Может, слуги чего вызнают? – Эрнульф подъехал ближе. – Ну, конечно, не сразу…

– Вот то-то и оно, что не сразу. – Рысь закусил губу.

Необходимо было поторапливаться – незнакомку могли казнить, и очень даже скоро. Что привлекало Юния в этой девчонке, ведь он даже толком не рассмотрел ее лица? Только песня… Песня с далекой родины. Была в ней – и в песне, и в девушке – какая-то тайна, которую так хотелось разгадать. Очень хотелось. Ведь Ант Юний Рысь, юрист и гражданин великого Рима, все же где-то в глубине души оставался варваром из далекого северного края, где плещется окруженное сосновыми лесами Нево – огромное озеро-море, – где клубится по утрам густой серебристый туман и широкая река величаво несет свои воды меж поросших ольхой берегов.

Юний вдруг снова вспомнил свою мечту – основать новую провинцию далеко на севере и управлять ею, как умный и справедливый наместник. Надо же! Рысь чуть было не расхохотался. А принцепсом не желаете стать, уважаемый Юний? Ант Юний Рысь Юстус Цезарь Август! Чем не император? От подобных мыслей недалеко и до нарушения закона об оскорблении величия! В принципе, император Александр Север вполне устраивал Юния. Не говоря уже о том, что именно из его рук Рысь получил свободу, принцепс был неплохим правителем – умным, когда надо – решительным, и совсем не жестоким. Испохабившийся от безделья и подлости римский плебс, живущий лишь подачками государства, наверное, не был достоин такого правителя, явно нет, плебсу нужен новый Нерон, Калигула! Тот, кто не задумываясь сможет залить всю империю реками крови. Александр был не из таких, и Юний все чаще задумывался, что, наверное, именно поэтому принцепс плохо кончит. К тому же император зажимал армию – не давал своевольничать, поддерживая твердую дисциплину, а ветеранов лишил иммунитета – преимуществ по отношению к местным жителям. Да много всего набиралось по мелочам, что вовсе не устраивало легионеров. Тем не менее, судя по слухам, в Персии легионы воевали достойно. Если, конечно, можно верить слухам. Особенно – тем, что исходят из императорской канцелярии.

– Что там такое, Эрнульф? – Собиравшийся уже сворачивать к дому Кальвизия (вернее, теперь Феликса) Юний вдруг прислушался, уловив доносящийся откуда-то с юга шум. Очень знакомый шум – тяжелая ритмичная поступь тысяч обутых в солдатские калиги ног. Так шли легионы. Быть может, это те, что были посланы против германцев из Могонциака?

Ну да! Вот из-за холма на быстрых конях показалась разведка с круглыми щитами, дротиками-пилумами, в блестящих шлемах.

Юний развернул коня и, когда всадники подъехали ближе, приветствовал их взмахом руки:

– Аве, славные воины!

Всадники – молодые, очень молодые парни – придержали коней, не выказывая, впрочем, особого дружелюбия.

– Вы из Могонциака? – растянув губы в улыбке, спросил Рысь.

– Нет, – отозвался наконец один из всадников. – Из Рима!

– Из самого Рима?! – Юний и его спутники непритворно удивились. – Что же, цезарь Александр решил бросить против германцев новые силы?!

– Да, – кивнул легионер. – Только цезарь теперь не он!

– Не он?! А кто же?

– Гай Юлий Вер Максимин, бывший трибун четвертого легиона и префект!

– Максимин? – Юний не верил своим ушам. – Максимин Фракиец – принцепс?!

– Максимин – истинный цезарь! – важно изрек воин. – Вы ему еще не присягали?

– Мы только от тебя узнали… А что, старый принцепс, Александр, умер?

– Эта подлую свинью, унижавшую армию и ветеранов, наконец постигло возмездие, – разведчик нехорошо засмеялся, и Рысь краем глаза заметил, как всадники перекрыли дорогу.

Что ж… Если эти самоуверенные юнцы хотят боя – они его, несомненно, получат. Только вот стоит ли без особой нужды проливать кровь? Посмотрим…

– Александр со своей матерью, Юлией Маммеей, совершил предательство, пойдя на переговоры с варварами, вместо того чтобы громить их! – Юного воина прямо-таки распирало от сознания важности сообщаемого. – И на двенадцатый день перед апрельскими календами они оба были убиты взбунтовавшимся войском. Слава цезарю Максимину!

– Слава… Так вот оно что! Значит, никакого мира с германцами не будет?

– Не будет! – В звонком голосе юноши неожиданно прорезалась сталь. – Цезарь велел направить все легионы за реку, дабы разбить врага в его логове! Вы кто такие?

– Я?

– Ты и твои люди! – Молодой командир положил руку на рукоять меча.

О, как легко было сейчас сбросить с коня этого нахаленка! Еще проще – убить. Одно движение, и…

Впрочем, если можно обойтись без крови, нужно обходиться без нее. Лучшая битва – это та, которой не было.

– Ант Юний Рысь Юстус, – гордо подбоченился Рысь. – Юрист из Августы Треверов!

– Из Августы? Что же ты делаешь здесь?

– Видишь ли, юноша, у меня много частных деликтов и в Могонциаке, и здесь.

Ученые слова и надменный тон, как видно, произвели впечатление на воина. Он, немного подумав, резко сбавил тон и даже улыбнулся:

– И тем не менее я должен доставить вас к своему командиру для установления личности. Это приказ!

Рысь прямо-таки ощутил, как сзади напряглись его спутники. Одно его слово, и никого из римлян не останется в живых, что можно свалить на заезжих варваров… Только стоит ли обострять ситуацию? В конце концов, Эрнульф с Арминием хоть и умеют сражаться, но все же они отнюдь не профессиональные воины. Ладно, еще одна попытка…

– Приказы командира нужно выполнять, – подъезжая ближе, еще шире улыбнулся Юний, с удовлетворением подумав, что для нейтрализации легионера теперь достаточно просто вытянуть руку. – А кто командует легионом? Я многих здесь знаю.

– Да он из местных, – наивно нарушил военную тайну юнец. – Авл Домиций Верула, ты должен бы знать.

– О, конечно! – как можно радостнее воскликнул Юний. – Как же мне не знать Верулу? Ведь это же мой старинный друг. Едем же скорей к нему, славный воин.

– Да, едем… – Юнец опасливо потупился.

Видно было, что ему очень хочется на всякий случай разоружить этих странно, почти не по-римски одетых людей. Но один из них называл себя старинным другом командующего… А если эти трое – шпионы? А если нет? Верула крут на расправу, вломит плетей – мало никому не покажется.

Он так и не решился потребовать оружие от этой троицы, лишь пропустил всех вперед.

Стоял полдень, солнце уже растопило туман и сейчас игриво подмигивало, сияя в нежно-голубом небе. В росших по обеим сторонам дороги кустах жимолости и ивах по-весеннему радостно пели жаворонки и коростели; клубясь полупрозрачным паром, прямо на глазах исчезали лужи, становилось тепло, даже временами жарко, лишь ветер приносил прохладу с недалеких гор.


Они заметили лагерь еще издали, и у Рыси неожиданно защемило сердце. Он вдруг вспомнил Галлию, центурию, к которой они – гладиаторы из школы Ротомагуса – были приданы в качестве усиления, такой же в точности лагерь. Да они все были одинаковыми, всегда строились по единому плану, без разницы где: в Африке ли, в Германии, в Галлии… Широкий ров, частокол, ворота с подъемным мостом, стройные ряды палаток, форум…

Охранявшие вход часовые расступились, увидав всадников. Въехав в лагерь, спешились, и дальше, к форуму, пошли пешком. У шатра командира Юний заметил знакомый штандарт легиона – серебряный орел с раскрытыми крыльями, внизу сияли на солнце буквы: «Legio Augusta». Ясно…

Велев невольным гостям подождать на форуме под присмотром легионеров, командир разведки отправился с докладом к трибуну, но почти сразу вернулся и жестом пригласил за собой. Отдав оружие часовым, пленники – или гости? – по очереди вошли в шатер.

Трибун – кряжистый, с обветренным крестьянским лицом и хитроватым взглядом – легко поднялся с ложа и, покосившись на стоявших рядом центурионов, с холодным любопытством посмотрел на гостей.

– Ну? – с усмешкой спросил он, еще не узнавая Юния. – И кто тут напрашивается ко мне в друзья?

Рысь усмехнулся:

– Я никогда и ни к кому в друзья не набивался, если ты это еще помнишь, Домиций!

– Что? – Трибун подошел ближе, внимательно всматриваясь в лицо молодого юриста – обрамленное длинными светлыми волосами, с бородкой… Мудрено было узнать.

– Вспомни Британию, – улыбнулся Рысь. – Виндоланду и вал Адриана.

– Юний!!! – Верула хлопнул в ладоши и засмеялся. – Ну, что же ты стоишь? Иди же поближе, дай обнять тебя, друг мой!

Эти слова могли обмануть кого угодно, только не Юния. Ага, рад он, как же! После того слишком поспешно замятого скандала, в результате которого Верула вынужден был покинуть Британию гораздо раньше, нежели планировал.

– Ты прибыл с легионом? Из Рима? – с радостным видом Домиций хлопал Рысь по плечу.

– Нет, не из Рима, – Юний решил не хитрить – Верула, при его-то теперешних возможностях, все равно очень скоро будет знать всю правду, так зачем скрывать? – Я теперь, видишь ли, не солдат, а юрист.

– Юрист?! – Видно было, что трибун по-настоящему удивился. – Ты променял славу героя на жалкие гонорары стряпчего? Не поверю!

– Зато я свободен и не завишу ни от кого, – усмехнулся Рысь. – Теперь моя слава – это личные деликты, виндикационные иски, недвижимость. А мои гонорары не такие уж и жалкие – со временем хватит и на особнячок в Риме, где-нибудь на Тибуртинской улице или у Саллюстиевых садов.

– О, Рим, Рим. – Верула прошелся вдоль ложа. – А ты знаешь, я не слишком-то люблю бывать там. Мне больше нравится здесь, в провинции.

Чувствуешь себя молодым и горячим! Эти люди – твои друзья? – Он настороженно кивнул на Эрнульфа с Арминием.

– Клиенты.

– Вот как? Ты уже обзавелся клиентами?

– Я же говорил – мои гонорары не так уж малы.

– Вот так да! – Верула обернулся к центурионам. – А мы-то все по старинке прозябаем на жалованье да трофеях. Юрист! Вот кем надо было стать. Сейчас бы тоже имели и собственный хороший дом, и рабов, и клиентов…

«Ой, не прибеднялся бы!» – неприязненно подумал Юний. Очень уж ему не нравилась в людях эта черта, как, впрочем, и прямо противоположная – похвальба своим богатством, особенно свойственная сопленосым, ничего собой не представляющим юнцам, живущим за счет денег и связей папенек, маменек и прочих бабушек-дедушек.

Центурионы вежливо посмеялись и, повинуясь жесту трибуна, вышли.

– Я велю покормить твоих людей в трапезной. – Верула обнял гостя за плечи. – Ты же, надеюсь, не откажешь составить мне компанию. Хоть и не обеденное еще время, но… слегка перекусим. Ты уже знаешь о нашем новом цезаре?

– Максимин Фракиец, – Рысь кивнул. – Только что узнал от твоих воинов.

– Ай, болтуны, болтуны!

– Я здесь был по делам – возвращался из Вангион, когда напали германцы…

– Ничего, скоро они не будут нападать! – жестко заявил Верула. – Цезарь вот-вот направит войска за Рейн. Собственно, мы того и ждем. Ну, располагайся же! – Он жестом показал на ложе. – Рад буду перемолвиться словечком со старым другом.

Ага, друг, как же! Там, в Нижней Британии, они вовсе не были столь уж дружны. Правда, и не враждовали, по крайней мере в открытую. Хотя кто его знает, как бы сложилось все, если б Верула не вынужден был так срочно уехать, можно даже сказать – бежать от последствий собственных афер, едва не оставивших без финансов весь шестой легион.

Слуги принесли кувшин с вином, белый, только что поджаренный хлеб, мед, маринованные оливки.

– Угощайся, – поднимая серебряный бокал, улыбнулся Домиций. – Я и в самом деле рад видеть тебя. Ну, рассказывай, как ты жил, чего добился?

Дальнейший разговор мало напоминал светскую беседу друзей, а больше походил на допрос, причем довольно жесткий. Юний тщательно взвешивал каждое свое слово, хорошо зная, что под маской улыбчивого простецкого мужика из народа таится острый подозрительный ум матерого преступника и негодяя. Верула, конечно же, расспрашивал неспроста – наверняка выгадывал, полезен ли будет ему Рысь хоть в чем-либо или, может быть, вреден? От ответа на этот вопрос зависела жизнь Юния и его друзей. Нет, сейчас, в данный момент, им вряд ли что грозило – Верула редко нарушал сложившийся в глазах других образ строгого, но справедливого отца-командира, выходца из «своих парней». Да, в общем-то, он и был таким выходцем, пас когда-то овец в горах Фракии… как, кстати, и новый принцепс – как его? Гай Юлий Вер… Короче – Максимин Фракиец.

А вот потом… потом Верула запросто может подослать убийц. Ну, это потом. А сейчас… А сейчас можно попытаться использовать его в собственных целях. Нет, не так. Не – «можно», а «нужно», и не «попытаться» – а просто «использовать». Хотя это, надо полагать, совсем не легко. Домиций вовсе не такой тупой солдафон, каким хочет казаться.

– Значит, ты говоришь, у тебя были дела с Кальвизием? Жаль его, говорят, славный был вояка. А больше никто из местных к тебе не обращался?

– Никто… Впрочем, нет, – Рысь улыбнулся, словно бы только что вспомнил. – Один из ветеранов, Октавий. Ну, там чистейший личный деликт об «обидах». Да я ведь тут, в Могонциаке, недавно, до этого учился в Риме, затем несколько лет провел в Августе Треверов, где меня очень хорошо знают.

– Чего ж подался сюда?

– Гонорары, – Рысь хищно ухмыльнулся. – Ты же сам когда-то говорил про слишком уж низкое жалованье.

Домиций вдруг встрепенулся:

– Теперь так не будет! Наступили славные времена. Жалованье, трофеи – все это скоро польется рекой. Думаю, ты зря оставил военную службу! Может, хочешь вернуться?

– Вряд ли, – ничуть не покривив душой, Юний покачал головой. – Уж слишком привык к свободе.

– К свободе? – Верула громко захохотал. – А что такое свобода, друг мой? Бездельный плебс в Риме – он ведь тоже свободен! По крайней мере, именно так твердят на всех площадях. Но стоит только принцепсу задержать раздачу зерна… или даже перестать устраивать гладиаторские игры…

– В таком случае принцепс будет играть с огнем!

– Вот именно это и делал Александр Север! Даже не так он сам, как его маменька. Вот за это их обоих и… Ладно, не будем о поверженном цезаре, в конце концов, лично мне он ничего плохого не сделал, как, наверное, и тебе. Хотя… – трибун вдруг с хитринкой взглянул на гостя, – я припоминаю, что именно от произвола цезаря ты укрывался в Британии.

Юний хохотнул:

– Может быть, может быть.

– Ага, видишь! Так вот, о свободе, – прищурившись, Домиций покачал в руке полный бокал. – Я думаю, свобода есть не что иное, как уверенность в завтрашнем дне. Да, любой солдат, даже я, может погибнуть в битве, но каждый легионер знает, что государство, в лице принцепса и командиров, всегда позаботится о том, чтобы он был сыт, имел деньги на старость и даже небольшой участок земли к пенсии. Лишь только служи и четко исполняй приказания.

– Это так, – согласился Юний. – А вот моя жизнь зависит только от меня самого, ну и немного от обстоятельств, которые во многом я же сам и формирую. Кстати, о последних… На территории обоих Германий, я надеюсь, все еще действуют римские законы?

– Ну да, – Домиций кивнул. – Не пойму только, к чему ты клонишь?

– А как бы ты, как представитель принцепса, отнесся к тому, что на твоей территории в какой-нибудь захудалой деревне будут решать – казнить или миловать – по законам варваров?

– Здесь, в дальних провинциях, так чаще всего и бывает. – Верула махом опрокинул бокал. – Какое нам дело до варваров?

– Но этим варварам еще Каракаллой даны все права римских граждан!

– Ну, не смеши меня, Юний. Ты же умный человек и хорошо понимаешь, зачем их признали гражданами – чтоб платили налоги.

– И все же… Я бы для примера наказал некоторых злостных нарушителей законов.

– Ах, вот оно что? – Верула расхохотался и, поднявшись на ноги, хлопнул собеседника по плечу. – Признайся, тебя здесь явно кто-то мешает? Ну, говори, говори, не темни. Я, со своей стороны, постараюсь тебе помочь.

– Эрлоин, хозяин постоялого двора в здешней деревушке, – наконец решился Рысь. В конце концов, почему бы не позагребать жар чужими руками?

– Эрлоин, – Домиций потянулся к кувшину, – хозяин постоялого двора? Наверняка человек в здешних местах не последний. Мы предпочитаем на таких опираться.

– Что ж, я просто спросил.

– Э, не отчаивайся. Я вовсе не отказываюсь помочь. И что такого сделал этот Эрлоин? Чем он тебе мешает?

– Видишь ли, он захватил одну мою знакомую, обвиняет ее в каких-то жутких вещах и даже хочет устроить самосуд.

– Эге, так и знал, что опять будет девка! – подмигнул гостю Верула. – Не доведут они тебя до добра, помяни мое слово. Впрочем, рад буду помочь. Как ее зовут?

– Дело не в имени, – выкрутился Рысь. – Дело в принципе. Совсем скоро – может быть, дня через два – в деревне устроят тризну по всем павшим при отражении недавнего налета алеманов. Думаю, что девчонку захотят принести в жертву.

– А ты, я вижу, этого не хочешь?

– Нет. Иначе бы и не просил тебя помочь.

– Что ж, придется помочь, куда деваться? – хохотнул трибун.

Неслышно подошедший слуга принес еще один кувшин вина – прекраснейшего, разбавленного подсоленной водой фалерна – и ловко наполнил бокалы.

– У меня много знакомых юристов и здесь, в Германиях, и Галлии, и в Риме, – улыбнулся Рысь. – Уверяю, если будет нужно, я всегда смогу оказать тебе услугу.

– Значит, говоришь, девица у Эрлоина на постоялом дворе? – задумчиво переспросил Верула.

– Да, у него.

– Что ж… – Домиций наморщил лоб. – Сегодня у меня еще дела – встречаюсь с префектом. А вот завтра с утра… Кстати, ты где остановился? Неужто на этом же постоялом дворе?

– Нет, на вилле бедняги Кальвизия.

– Горе для вдовы и детей… Да. Ну что ж, всяко бывает. Я дам тебе воинов – они проводят тебя и твоих клиентов.

– Да я бы и сам добрался, – Рысь махнул рукой.

– Не спорь, – усмехнулся Домиций. – Думаешь, это я о твоей безопасности так беспокоюсь? А вот ничуть, я же помню, какой ты умелый воин. Просто я вчера еще собирался послать отряд по здешним виллам – разведать да расспросить что к чему? Вот ты и покажешь дорогу.

– Но что с девчонкой?

– Завтра с утра я заставлю этого… как его? Ну, твоего трактирщика…

– Эрлоина.

– Ну да, его… Заставлю отдать девчонку под охрану легиона.

– А если он не захочет?

Верула ухмыльнулся:

– Глупый вопрос. Да не переживай, завтра к обеду уже заберешь свою девку, раз уж так она тебе сдалась.

– Благодарю! – встав, чинно поклонился Рысь.

– После будешь благодарить. – Домиций тоже поднялся с ложа и, прощаясь, крепко обнял Юния.

У шатра дожидались давешние юнцы-разведчики.

– Марк Эмилий, десятник, поедет с тобой со своим отрядом, – несколько запоздало представил его трибун. – Ну, до завтра, мой друг!

– До завтра, – улыбнулся Юний. – Да помогут тебе боги.

Они выехали из лагеря, едва не столкнувшись с двумя колясками, едущими навстречу в окружении вооруженного эскорта всадников. Префект? Нет, слишком уж скромна свита. Наверное, кто-нибудь из штабных. Все в глухих плащах с капюшонами – небо вновь нахмурилось, и стал накрапывать дождик. Пропустив кавалькаду, небольшой отряд Марка Эмилия, подогнав коней, неспешно поскакал дальше. Место во главе отряда почтительно уступили Юнию и его друзьям. Ехали, не оглядываясь… наверное, зря.

Зато оглянулся один из сидевших в одноколке – небольшого росточка, лысый, с редкими усиками и смешными оттопыренными ушами. Трибун встретил его лично, провел за собой в шатер, велел принести вина и оливок – отсутствием аппетита Верула никогда не страдал, а уж про то, сколько он мог выпить вина, ходили легенды еще в Британии.

– Нет… – донеслось вдруг из шатра, и стоявший перед ним часовой напрягся, готовясь отогнать любого – мало ли, подслушают военную тайну?

– Нет, не может быть, Папирий, нет! – Часовой узнал хриплый голос трибуна. – Впрочем, ты точно его узнал?

– У меня очень хорошая память.

Загрузка...